Еще быстрее вперед!
На рубеже Узловая, Богородицк, Товарково
После форсирования Дона войскам 10-й армии предстояло в первую очередь овладеть каменноугольным районом Узловая, Богородицк, Товарково. В Богородицке у гитлеровцев находилась база снабжения 2-й танковой армии с большими запасами горючего, боеприпасов, вещевого и другого имущества. Но для решения гитлеровского командования упорно оборонять этот район важнейшим обстоятельством являлось опасение того, что 10-я армия и действующий бок о бок с нею 1-й гвардейский кавалерийский корпус{43} выйдет в тыл главным силам Гудериана, скованным боями против 50-й армии И. В. Болдина восточнее и южнее Тулы. Для того чтобы предотвратить эту опасность на рубеже Узловая, Богородицк, Товарково гитлеровцы поставили в оборону более шести дивизий{44}. [78]
Достигнуть полного успеха 10-я армия могла лишь стремительностью действий. Но как это сделать?
Опыт первых дней боевых действий показал, что надо непрерывно наступать, всемерно используя долгие декабрьские ночи, а днем — непогоду, пургу и бураны.
Вместе с членом Военного совета армии Т. Л. Николаевым и небольшой группой работников из состава штаба я обогнал идущие на Богородицк части 324-й дивизии. Под прикрытием ее разведывательных отрядов и авангарда мы прибыли в полностью разрушенное село Колодези (10 км восточнее Богородицка). Мост через Дон в г. Епифань гитлеровцы взорвали, и нам пришлось переходить реку южнее. Остановились в малюсенькой комнатушке полуразрушенного саманного домика. В ней не было ничего, кроме полуистлевшей соломы. Сюда к нам прибыл писатель К. Симонов.
Выгоды этого передового командного пункта состояли в том, что мимо проходил путь движения на Богородицк 324-й дивизии, чуть вправо должна была наступать главными силами на Притоны и небольшой частью сил на Узловую 328-я стрелковая дивизия, а километрах в 8 к югу от Колодезей в направлении станции Товарково и Ломовка вводилась в бой 323-я дивизия. Еще южнее наступала 326-я дивизия.
После трудных боев на Дону и ускоренных маршей при повороте армии на юг, юго-запад продвижение наших дивизий сначала шло замедленно.
В известной мере это объяснялось отставанием командных пунктов командиров дивизий от двигающихся вперед частей. Появление впереди их Военного совета с оперативной группой командарма возымело определенное действие на ход сражения под Богородицком, тем более, что отстававшие командиры нами стали вызываться для получения необходимых указаний.
На город наступала 324-я стрелковая дивизия{45}, которую здесь возглавил по моему приказанию начальник отдела боевой подготовки армии полковник Г. М. Немудров, так как командир дивизии отстал в пути.
Тем временем разыгрался буран. Снежные вихри затянули сплошной пеленой землю и небо. Опустилась ночь. Под прикрытием вьюги части дивизии вплотную подошли к городу. Глубокий снег затруднял развертывание артиллерии, но расчеты выкатывали орудия на руках и действовали смело. Они вели огонь прямой наводкой. Подразделения 1093-го полка, внезапно появляясь из метели, атаковали вражескую пехоту и смяли ее. Небольшими [79] группами наши доблестные воины проникли в совхоз, расположенный в предместье города, и на северо-восточную окраину города. Несколько раньше в юго-восточную окраину ворвался 1-й батальон 1091-го полка под командованием лейтенанта Н. А. Королькова. Бойцы батальона захватили 12 пленных, артиллерийскую батарею, несколько автомашин и оружие.
На своем передовом командном пункте мы не столько видели, сколько слышали ход ночного боя за Богородицк. Чувствовалось, что войска действуют успешно. Часам к пяти утра ружейно-пулеметный огонь стих, а отблески огня стреляющих орудий и звуки рвущихся артиллерийских снарядов отдалялись все дальше. Лишь изредка вели стрельбу некоторые располагавшиеся неподалеку батареи. Вскоре не стало слышно и их. Однако ни от кого донесений о результатах боя все не поступало.
Не могло быть сомнения: Богородицк взят. С рассветом из Колодезей мы двинулись вперед, так и не дождавшись донесения. Обогнав артиллерийские подразделения 324-й стрелковой дивизии, встретили полковника Немудрова. Он доложил: город в наших руках. Мы вместе быстро достигли Богородицка. Нам [80] представилась тяжелая картина: дома горели, на улицах лежали трупы расстрелянных жителей, по городу, разыскивая родных, метались женщины и дети. В центре Богородицка стояла виселица с трупами двенадцати замученных гитлеровцами местных жителей и советских работников.
Пленные показали, что гитлеровское командование приказало удерживать Богородицк во что бы то ни стало. Они сообщили также, что были предприняты попытки эвакуировать из расположенной в городе базы большие запасы вооружения, горючего, продуктов и пр., но осуществить это удалось в слабой степени.
В городе и в окрестных селах при оккупантах укрывалось немало наших военнослужащих, которым в свое время не удалось выйти из окружения. Кроме того, здесь были и бежавшие из окрестного лагеря советские военнопленные. Побегу помогла сумятица, возникшая в подразделениях лагерной охраны при приближении советских войск. Действительно, на дорогах наступления, по которым на запад двигались дивизии 10-й армии, навстречу им вереницами шли «окруженцы». Это были оборванные, заросшие, изнуренные люди. Среди них было много раненых, обмороженных, больных. Но никто не помышлял об отдыхе. Наоборот, все просили наших бойцов указать часть, где им можно было бы «сформироваться» и снова стать в ряды Красной Армии.
Штаб армии собрал всех находившихся в немецко-фашистском плену или в окружении. Из них предполагалось сформировать армейский запасной полк.
Перед отступлением из Богородицка враг пытался угнать на запад гражданское население. Оккупационные власти отдали об этом приказы и указали сборные пункты. Но ничего не вышло. Наступление наших войск сорвало планы вражеского командования.
Пленные гитлеровцы в один голос говорили, что наша ночная атака города, да еще в такую метель, явилась для них полной неожиданностью. Опасаясь окружения, враг бежал в сторону Плавска. При своем отступлении противник вынужден был бросить в Богородицке более 170 грузовых и специальных машин, 53 мотоцикла, 57 легковых машин, 9 зенитно-пулеметных установок, 3 исправные противотанковые пушки, одно тяжелое орудие калибра 210 мм, десятки ящиков патронов и много военного имущества.
Наши потери при освобождении Богородицка были незначительны.
Не легко доставалось освобождение угольного района нашим 323 и 326-й дивизиям. Разгромив гитлеровцев под Епифанью и преследуя их в западном направлении, 323-я дивизия подошла к Товарково. Гитлеровцы намеревались здесь обосноваться надолго. [81] Они приступили к восстановлению угольных шахт и хотели максимально использовать их для своих целей.
К исходу 13 декабря части 323-й стрелковой дивизии сосредоточились в 10–12 км восточнее Товарково.
Ночью в буран разведчики дивизии все же сумели обнаружить противника. Воспользовавшись плохой погодой, они атаковали его и выбили из д. Суходол. Враг укрепился на рубеже Ждановка, Павловка. Метель продолжалась и утром. Дороги замело. С трудом удалось разыскать свои полки, чтобы поставить им задачи. Части двинулись в наступление. Путь преграждали овраги. Их переходили по пояс в снегу. Артиллерия передвигалась с большим трудом, только при помощи пехоты.
Благодаря совместным усилиям артиллерия шла в ногу с пехотой и огнем содействовала ее продвижению. Противник делал все, чтобы удержаться. Бой длился с 11 часов до поздней ночи. Упорство и героизм наших бойцов решили его исход. Успешные действия двух полков (1086 и 1088-го) во фланг противнику решили исход боя. Оставив большое количество убитых и материальную часть, гитлеровцы поспешно отошли из района Товарково. Из показаний пленных явствовало, что противник в боях за рубеж р. Дон. Епифань, Богородицк и угольный район понес большие потери: в ротах осталось по 30–40 солдат.
В угольном бассейне враги произвели огромные разрушения и полностью сожгли ряд населенных пунктов. Лишь в Товарково уцелела часть домов благодаря партизанам, которые атаковали [82] готовившихся к отступлению гитлеровцев и не дали им довершить уничтожение города.
Утром 15 декабря Военный совет армии уже приступил к работе в Богородицке. Мы разместились в юго-восточной части города. За день предстояло сделать очень многое с тем, чтобы лучше и быстрее выполнить дальнейшую задачу армии по директивам Военного совета фронта от 11 и 13 декабря. Узловая, станция Притоны, Богородицк и Товарково были взяты{46}, настроение наше было приподнятым и боевым. Но вот через час-два к нам прибыл офицер с телеграммой командующего фронтом от 14 декабря. Командующий писал, что 10-я армия вместо быстрого продвижения вперед и, несмотря на неоднократные указания о необходимости более быстрых темпов наступления, «продолжает топтаться перед обороной противника... не обходит оборону противника и тем дает возможность врагу безнаказанно уходить». Далее приказывалось «оставить против организованной обороны противника слабый заслон, а частями обходить оборону, стремительно и смело продвигаться вперед, не оглядываясь назад. Ликвидацию обороны противника поручить армейским резервам». В заключение же предписывалось: «Дать объяснение, почему до сих пор не выполнен приказ о занятии Богородицка и перехвате путей отхода противника».
Следует отметить, что командование фронтом с первых дней наступления серьезно тревожилось о положении наших дел. Так, уже 7 декабря начальник штаба фронта прислал в мой адрес телеграмму: «Усильте темпы наступления»{47}. В 4 часа утра 8 декабря он вновь мне телеграфировал: «Противник бежит на Сталиногорск под ударами Белова и Болдина. Ускорьте занятие передовыми отрядами Сталиногорска, Узловая. Форсировать наступление главных сил армии»{48}. 13 декабря поступила телеграмма командующего фронтом с указанием на то, что «10-я армия своей пассивностью и систематическим невыполнением приказов о занятии впередилежащих рубежей и объектов срывает план операций фронта и дает возможность врагу отводить свои части и технику». А как раз в эту ночь, т. е. с 12 на 13 декабря, войска армии завершили выполнение трудной задачи по прорыву обороны противника на р. Дон, к вечеру взяли г. Епифань.
Из сказанного мною раньше уже можно было видеть, какой ценой давались успехи не только 10-й армии, но и ее соседей — кавалерийского корпуса генерал-майора П. А. Белова а войск 50-й армии генерал-лейтенанта И. В. Болдина. [83]
Командование фронта прислало в армию специальную комиссию для проверки данных, представленных Военным советом армии насчет сильных укреплений противника на р. Дон. Комиссия проверила и подтвердила эти данные{49}.
Мы решили дать подробное объяснение.
Доклад Военного совета армии на имя Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина и командующего фронтом Г. К. Жукова был послан в этот же день из Богородицка. В своем объяснении, не желая скрывать недостатки и замалчивать трудности, мы сообщали о следующих причинах недостаточно высоких темпов наступления.
Во-первых, действовавший против войск армии противник оказал армии значительно более сильное сопротивление, нежели это могло представляться. Армия за истекшие дни наступления с 6 декабря, т. е. на протяжении девяти суток, вела бои на четырех оборонительных рубежах{50}.
Далее говорилось о том, что 10-я армия во всех этих боях разбила противника и взяла много трофеев. Упоминалось, что в ходе боев противник 4–5 раз применял против частей армии танковые силы.
Во-вторых, указывалось, что причины опоздания кроются и в недостатке организованности, обеспеченности, выучки, управления и связи в самой 10-й армии, не говоря уж об усталости войск после 250-километровых маршей и непрерывных боевых действий. Отмечалось, что были чрезвычайно слабо подобраны, выучены и сколочены штабы всех степеней, в том числе и штаб армии. Все это, конечно, отрицательно сказывалось на управлении войсками, на своевременности и точности выполнения приказа.
Слабая тактическая выучка войск приводила ко многим ошибкам в бою: лобовым атакам, медлительности действий, необеспеченности наступления огнем, к недочетам во взаимодействии, а также к излишним потерям. Армия действовала без подготовленного тыла, без регулярного подвоза боеприпасов, горючего и [84] питания. Дивизионные и армейские гужевые транспорты отставали.
Для обеспечения управления ходом операции Военный совет армии после боев на рубеже Михайлов систематически выдвигался к войскам по главному направлению, находясь от линии фронта на расстоянии 5–10 км, а иногда и меньше.
И, в-третьих, было затрачено не менее полутора суток на перегруппировку и рокировку армии с новомосковского направления на богородицкое. Перегруппировка и смена главного направления действия армии застала войска в боях и на подходе к рубежу р. Дон. Она потребовала крутого их поворота на юг и юго-запад, вывода из боя целых соединений с перемещением некоторых дивизий на 25–30 км к югу{51}. На все это потребовалось время.
Далее мы докладывали Ставке и командующему фронтом, что в условиях действий на заходящем крыле всего фронта против подвижной армии противника 10-я армия не имела своих подвижных средств — танков и автомобильных батальонов для маневра в глубину врага. Тут же говорилось о наших кавалерийских дивизиях. 41-я кавалерийская дивизия действовала недостаточно эффективно. 57 и 75-я кавалерийские дивизии прибыли на фронт невооруженными, без седел. Только сейчас, говорилось в объяснении, они выдвигаются на фронт, получив винтовки, клинки, часть седел и немного минометов.
Военный совет далее отмечал хорошее боевое и моральное состояние войск и подчеркивал, что успехи наступления подняли дух всего личного состава.
Этот тезис можно было бы легко и широко конкретизировать данными о высоком политическом подъеме, об огромном старании бойцов и командиров при выполнении боевых приказов, о неистребимой ненависти к врагу, массовом героизме; исключительной выносливости и упорстве, так же как и многократных проявлениях хорошей боевой инициативы, и особенно фактами широкого применения ночных действий всеми дивизиями 10-й армии.
Свое объяснение Военный совет закончил указанием на то, что наша армия нуждается в быстрой помощи боеприпасами, горючим, транспортом, а также в кадрах для пополнения вышедшего из строя командного и начальствующего состава{52}.
Представление Военного совета армии о силах противостоящего противника в те дни не вполне отвечало действительности.
В силу недостаточной осведомленности мы преуменьшили силы врага. На самом деле против 10-й армии на линии Узловая — Богородицк — Товарково дрались не арьергарды четырех дивизий, [85] а целиком все они в полном составе. Кроме того, на правом фланге армии появились части 167-й немецкой пехотной дивизии.
Доклад был отправлен из Богородицка 16 декабря с офицером штаба армии. Ответа мы не получили.
В эти дни, 11–14 декабря, в армии находился заместитель Г. К. Жукова по Западному фронту генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Со дня прибытия армии в состав Западного фронта он являлся пока первым представителем фронтового командования. По ходу своей работы он вынужден был включаться в наши дела, докладывать о положении дел в армии и в меру своих возможностей помогать ей. И делал это с пользой.
В своих двух телеграммах от 12 и 14 декабря в адрес командующего фронтом Ф. И. Кузнецов доносил, что после объезда шести дивизий нашел состояние войск армии в целом хорошим, что снабжение ее налаживается, работа тыла организована, средства поступают, продовольствие армия имеет и на три дня обеспечена горючим. Он не мог, конечно, присоединиться к мнению, что «противник бежит», 10-я армия «топчется». Он докладывал так: противник оказывает армии сопротивление и армия «продвигается вперед», хотя и добавлял, что «медленно». При этом он обоснованно критиковал работу штаба армии в организации связи, информации и взаимодействия. Генерал Кузнецов высказал, на мой взгляд, правильное мнение, что для трех кавалерийских дивизий армии необходимо дать корпусное управление и что целесообразно передислоцировать кавалерийский корпус Белова на левое крыло фронта. Мне думается, что это предложение замкомфронта заслуживало серьезного внимания. Тогда бы на левом крыле Западного фронта была создана группировка конницы в составе как минимум пяти дивизий. Говорю «как минимум», так как соседняя 61-я армия Юго-Западного фронта тоже имела в своем составе две кавалерийские дивизии. Они могли быть включены в эту же группировку. Кроме того, в составе других армий Западного фронта было очень много кавдивизий еще. Тогда на стыке двух фронтов — Западного и Юго-Западного — вместо распыленной конницы мы имели бы сильное кавалерийское объединение. Даже при минимальном усилении его танками, противотанковой артиллерией, минометными, зенитными, саперными и огнеметными частями, а также, конечно, при поддержке авиации оно могло с гораздо большим успехом выполнить задачи по перехвату путей отхода противника из района Тулы на юго-запад, затем действовать на заходящем левом крыле Западного фронта на Вязьму и обойти ее с запада.
Оценивая обстановку на фронте армии, генерал-полковник Кузнецов докладывал командованию фронта, что 12 декабря армия должна перейти Дон и овладеть Новомосковском. Говоря с В. Д. Соколовским о том, что на нашем направлении главным [86] является быстрота движения, он признавал, что в 10-й армии для этого принимаются все меры.
Из текста разговора генерала Кузнецова с начальником штаба фронта выяснилось, что у командования фронта уже тогда было намерение дать кавалерийскому корпусу Белова пополнение в коннице за счет 10-й армии. Генерал Кузнецов высказался против этого намерения и указал на то, чтобы штаб фронта сам пополнил кавкорпус не менее чем 10 эскадронами.
Наконец, генерал Кузнецов в своих телеграммах просил подать армии в район Михайлово, Гагарино 10 тыс. пар лыж, 1500 саней, 100 автомашин, полтора боекомплекта огнеприпасов, 60 т сухарей и 60 тыс. банок консервов.
Может быть в связи с этим его докладом или в результате наших заявок по вопросам снабжения начальник тыла фронта генерал Виноградов, не имея связи с тылом 10-й армии, 16 декабря послал телеграфное распоряжение начальнику тыла соседней с нами 50-й армии:
«Немедленно свяжитесь с 10-й армией, установите ее потребность в продфураже, боеприпасах, горючем. Всемерно обеспечить 10-ю армию из своих запасов. Одновременно присылайте заявку фронту на подачу в Тулу, учитывая потребность 10-й армии»{53}.
К Плавску!
Что же в эти дни было самым важным в действиях и заботах гитлеровского верховного командования и командования группы армий «Центр»?
Можно сказать, что все их внимание было сосредоточено на том, как бы найти возможность встать и удержаться в обороне против наступающих на московско-смоленском направлении советских войск. Приказ о переходе к стратегической обороне Гитлер, как было сказано, вынужден был отдать уже через два дня после начала декабрьского контрнаступления Западного, Калининского и правого крыла Юго-Западного фронтов. Однако провести его в жизнь для врага было не так-то просто и легко. До сих пор все попытки устоять на намечавшихся им оборонительных рубежах оканчивались провалом. Это вынудило Гитлера 16 декабря издать новый приказ. В 8-м пункте этого приказа имеются примечательные строки:
«...Группе армий «Центр». Недопустимо никакое значительное отступление, так как оно приведет к полной потере тяжелого оружия и материальной части. Командующие армиями, командиры соединений и все офицеры своим личным примером должны заставить войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые [87] позиции, не обращая внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл наших войск...
Лишь после того как на тыловые отсечные позиции прибудут резервы, можно будет подумать об отходе на эти позиции»{54}.
Очень показательны в этом отношении записи в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск Гальдера за декабрь 1941 г. Они говорят о том, какое смятение и страх царили в кругах высшего военного руководства фашистской Германии в дни контрнаступления советских войск в связи с нашими успехами под Москвой и Калинином, в районе Ельца и Тихвина. Гальдер свидетельствует, что главнокомандующий сухопутными войсками фельдмаршал Браухич вернулся из поездки на Восточный фронт в крайне удрученном состоянии, что «он не видел больше никаких путей, которые могли бы вывести армию из тяжелого положения». Гальдер пишет о наличии в войсках группы армий «Центр», особенно во 2-й танковой армии Гудериана, «кризиса доверия» и о трениях у командования группы армий «Центр» с командующими армиями. Почти на каждой странице дневника имеются записи об опасных продвижениях советских войск то на одном, то на другом направлении: у Ельца, Тулы, Тихвина, Таганрога, Клина, Истры, у Калинина, Волховстроя, Рузы, на волоколамском направлении, под Калугой, в районе Малой Вишеры, у Алексина и Серпухова, в районе Ленинграда, в районе Тарусы, у Тима, Верховья, у Одоева. Сообщается о снятии с должности Браухича и фельдмаршала Бока.
Начиная с 9 декабря целый ряд мест в дневнике касается и 10-й армии. Указывается на то, что «противник усиливает нажим... и на восточный участок фронта 2-й танковой армии». Подчеркивается, что, без сомнения, советская сторона подбросила на этот участок свежие силы. Гальдер записывает: «Гудериан доложил, что состояние его войск внушает большие опасения, и он не знает, справится ли с задачей отражения наступления противника». 11 декабря Гальдер фиксирует: «На фронте 2-й танковой армии действует 10-я армия противника в составе шести пехотных и одной кавалерийской дивизий. Армия ведет наступление из района Михайлова в направлении на Тулу. Пять дивизий этой армии являются вновь сформированными соединениями». 16 декабря: «Гудериан отходит...» 17 декабря: «В полосе 2-й танковой армии противник оказывает усиленное давление на фронте 112-й дивизии».
Очень много рассуждений имеется о выборе очередных оборонительных рубежей. 12 декабря говорится о том, что группа армий «Центр» распорядилась отойти на линию Тула — Новосиль — Тим, используя промежуточные рубежи. При этом в целях единого руководства 2-я армия будет передана в подчинение [88] 2-й танковой армии, а последняя должна отойти на рубеж р. Упа, сохраняя примыкание ко 2-й армии. В конце записей за это число уже говорится другое: «Положение у Тулы тяжелое. Отвести фронт 2-й армии и 2-й танковой армии таким образом, как это намечено командованием группы армий, невозможно...» Новый главнокомандующий группой армий «Центр» фельдмаршал Клюге сразу же стал настойчиво просить об отводе войск группы на запад. В связи с этим Гальдер сообщает 15 декабря: «Отход войск группы армий «Центр» должен быть произведен в крайнем случае таким образом, чтобы они к 20 декабря вышли на рубеж у Старицы... Тыловой рубеж подготовлен. Он проходит по линии Курск — Орел — Калуга — Гжатск». 16 декабря Гальдер записывает существо последнего приказа Гитлера от 16 декабря:
«В полночь главнокомандующий сухопутными войсками, я и начальник оперативного отдела были вызваны к фюреру.
а) Приказ: об отходе не может быть и речи. Отход может быть произведен только с отдельных участков (подчеркнуто мною. — Ф. Г.), только там, где противник осуществил глубокий прорыв. Создание тыловых рубежей — это фантазия...
б) Отход на промежуточные позиции производить только в том случае, когда имеется достаточное количество горючего и когда есть свежие части для занятия этих позиций».
Наконец еще одна важная запись за эти же дни:
«Группа армий «Центр»... настроение войск явно подавленное. Имеются потери в материальной части. Ощущается нехватка горючего... продовольствия».
Овладев районом Богородицка, войска 10-й армии без всякой задержки двинулись вперед по направлению Плавска. Из записей Гальдера за 12 декабря теперь ясно, что 2-я танковая армия должна была отойти на рубеж р. Упа. Но тогда об этом нам, конечно, не было известно.
Свое наступление от Богородицка к Плавску армия развивала уже в новом оперативном построении, в новых разграничительных линиях и в иных условиях взаимодействия как с кавалерийским корпусом генерала Белова, так и с 50-й армией. Новым в оперативном построении было то, что на левый фланг армия выводила свою кавалерийскую группу в составе всех трех кавдивизий. Ей была поставлена задача быстрейшего выхода к Плавску с юга за пределами левой разграничительной линии 10-й армии, т. е. частично в полосе 61-й армии. Действия этой группы должен был возглавить генерал-лейтенант танковых войск В. А. Мишулин. Ширина полосы наступления армии теперь от линии Богородицк составляла всего 35 км и в дальнейшем сужалась еще больше. На подходе к р. Ока она составляла лишь 25 км, причем в ней отсутствовала хотя бы одна подходящая сквозная дорога. Сосед справа — кавалерийский корпус генерала [89] Белова — на данном этапе операции должен был действовать на стыке 50-й и 10-й армий, входя своими силами в узкую полосу 10-й армии. Все это создавало крайне трудные условия для маневра войск и для быстрейшего продвижения по дорогам, переуплотняло полосу действий армии живой силой при отсутствии у нас танков, зенитной артиллерии и авиации. Исключительно важным становилось оперативное взаимодействие с 50-й армией, особенно с той ее частью сил, которая к югу от Тулы должна была нанести удар на Щекино как бы навстречу 10-й армии.
Не менее важным было достигнуть тактического и оперативного взаимодействия с 61-й армией Юго-Западного фронта. Для того чтобы не допустить отхода главных сил танковой армии Гудериана из района Тулы в юго-западном направлении по шоссе Тула — Орел, 61-я армия должна была бы вместе с 10-й возможно скорее выйти на рубеж Плавск, Горбачево, Мценск. Между тем даже своим наиболее продвинувшимся правым флангом она от 10-й армии продолжала серьезно отставать.
До того как перейти к изложению действий армии от Богородицка в направлении реки Упа и далее на Плавск, нужно сообщить, что 16 декабря от командования фронта последовала новая оперативная директива (№ 0112/ОП). Она была адресована всем армиям Западного фронта и гласила: «Противник под натиском армий правого и левого крыльев фронта продолжает отход. В центре продолжает обороняться на прежних позициях». Ближайшая задача армий фронта определялась как продолжение [90] безостановочного преследования противника{55}. Директива была ценной для Военного совета 10-й армии в том отношении, что мы получили возможность ясно ориентироваться в группировке армий фронта и в возложенных на каждую из них задачах на ближайшие несколько дней. Из анализа этой директивы и поставленных в ней задач можно было прийти к следующим выводам.
Во-первых, войска Западного фронта за время контрнаступления с 6 декабря как на правом, так и на левом крыльях добились существенных результатов. Армии правого крыла за истекшие 10 суток продвинулись от 15 до 55 км. Армии левого крыла за эти же дни продвинулись: 50-я на 27 км, кавалерийский корпус генерала Белова — на 90 км. 10-я армия с 6 по 15 декабря продвинулась на 100 км.
Во-вторых, согласно директиве от 16 декабря войска фронта будут развивать наступление своим правым и левым крыльями и перейдут в наступление центральными армиями. Это наступление представляет собою сочетание усилий отдельных армий, которые, взаимодействуя друг с другом, к исходу 21 декабря должны добиться значительных результатов на основных направлениях.
В-третьих, уже в ходе этой первой десятидневки контрнаступления советских войск на московском стратегическом направлении для противника создалось кризисное положение во многих районах советско-германского фронта, в том числе на направлениях наступления Юго-Западного фронта в районе Ельца, на Волховском фронте в районе Тихвина, на Калининском фронте в районе г. Калинина, в полосе наступления Западного фронта в районах Клина, Солнечногорска, Тулы и на направлении Богородицк, Плавск.
Упорно сопротивляясь, противник до сих пор не мог «зацепиться» ни за один из избиравшихся им оборонительных рубежей и вынужден был отступать дальше. В войсках противника резко упало моральное состояние, понесены большие потери в людях и технике, создалось очень сложное, почти кризисное положение с пополнением, автотранспортом, танками и рядом видов тяжелого оружия.
Преследование противника войсками 10-й армии в направлении Плавска продолжалось 15–17 декабря. За это время они [91] продвинулись с боями на 35–50 км{56}. При этом надо заметить, что перед ними действовали сильные части прикрытия противника, принадлежащие к 112, 167-й пехотным и 10-й моторизованной дивизиям.
Во второй половине дня 17 декабря войска армии стали выходить к оборонительному рубежу противника по р. Упа{57}. Наша полоса наступления пересекалась этой рекой почти строго с юга на север, на полпути от Богородицка до р. Плавы. Сама по себе эта река неширока — всего лишь 25–50 м. Однако она имеет крутые, высокие берега. Очень извилистое течение весьма облегчало противнику ведение фланкирующего огня. По берегам расположена почти сплошная цепь селений, имеющих каменные здания и церкви, легко приспосабливаемые врагом к обороне. Еще большее значение имели высоты, расположенные непосредственно к западу от реки. Реку Упу в первые дни наступления 10-й армии командование противника рассматривало в качестве основного рубежа для отвода своих войск с линии Серебряные Пруды — Кремлево, а также из районов Каширы и Ревякино. Это давало противнику сокращение фронта более чем вдвое. Однако ход [92] контрнаступления войск левого крыла Западного фронта заставил противника рассматривать оборонительный рубеж по р. Упа лишь как промежуточный рубеж обороны.
На рубеже Упы противник в оборону против 10-й армии поставил 112 и 167-ю пехотные дивизии, часть 3-й танковой дивизии и 71-й полк выводимой с фронта 29-й моторизованной дивизии. Эти войска были усилены батареями тяжелой артиллерии, бронетанковыми и минометными частями.
К данному времени с фронта 10-й армии, кавалерийского корпуса Белова и 50-й армии уже ушла большая часть сил моторизованных и танковых дивизий 2-й танковой армии. Командование противника, пользуясь почти двойным сокращением полосы своей обороны, постепенно выводило эти дивизии из боевых порядков и отводило их на юго-запад от Тулы.
В первом оперативном эшелоне 10-й армии действовало пять дивизий — 328, 324, 323 и 326-я стрелковые, 41-я кавалерийская дивизии. На левый фланг армии с 15 декабря выводились 57 и 75-я кавалерийские, 239-я стрелковая дивизии. В резерве армии находились 330 и 325-я стрелковые дивизии.
41-я кавалерийская дивизия от Богородицка очень успешно действовала в качестве передового отряда армии в общем направлении на Плавск. Но 15 декабря, при подходе к реке Упа, противник ее встретил сильным огнем. Отсюда, не теряя времени, она была направлена на левый фланг армии для включения с 57 и 75-й кавалерийскими дивизиями в кавалерийскую группу армии с целью наступления на Плавск с юга.
Стрелковые дивизии первого эшелона армии, не задерживаясь, по мере подхода, атаковали противника на Упе. Вечером и ночью 17 декабря, днем 18 декабря здесь шли упорные бои. Благодаря настойчивости войск, применению обходов обороны противника и смелому вклинению в его боевые порядки сопротивление противника во всей полосе наступления 10-й армии к 15 часам 18 декабря было сломлено. Почти все наши соединения захватили трофеи: 31 орудие, в том числе несколько тяжелых и два дальнобойных большой мощности, 20 минометов, 41 пулемет и пять подбитых танков.
В боях 323-й дивизии отличился 1090-й стрелковый полк. Он наступал во втором эшелоне дивизии за 1088-м полком. Последний наступал на Львово, но его атака успеха не имела. Район этого села оборонялся двумя батальонами пехоты с двумя дивизионами артиллерии противника. Наступила темнота. Началась метель. В дело был введен 1090-й полк под командованием майора П. М. Доценко. Он быстро перешел реку, скрытно подошел к опорному пункту Пушкино и с ходу атаковал. Его удар был настолько неожиданным и сильным, что вражеские части бросились бежать, оставляя технику. Очищено было и Львово. На поле боя у Львово и Пушкино осталось много трупов вражеских [93] солдат и офицеров. Среди них был найден убитый генерал фон Липпе.
Нашим войскам приходилось все труднее. Значительная часть солдат старших возрастов с трудом выдерживала напряженные марши по обледенелым, занесенным снегом дорогам. Увеличилось количество заболевших и обессилевших. Но воины упорно шли вперед и вперед, невзирая на трудности суровой борьбы, с единой целью — разгромить врага.
Прорыв обороны врага на реке Плава
Преодолев рубеж на Упе, войска 10-й армии продолжали наступать к р. Плава.
Гудериан пишет, что 14 декабря он был вызван в Рославль к новому главнокомандующему группой армий «Центр» фельдмаршалу Клюге. Гудериан и прежде усиленно добивался от высшего командования разрешения на быстрейший отвод 2-й танковой армии на оборонительный рубеж на Оке. Обсуждение вопроса принесло компромиссное решение. «В результате совещания в Рославле, — пишет Гудериан, — последовал следующий приказ: 2-я армия переходит в подчинение командующего 2-й танковой армией. Обе армии должны удержать рубеж перед Курском, Орлом, Плавском, Алексиным, а в крайнем случае по р. Оке»{58}.
Таким образом, оборонительный рубеж по р. Плава становился теперь частью оборонительного рубежа группы армий «Центр».
Река Плава имеет ширину 50–75 м. В зимних условиях она, естественно, не являлась водным препятствием для наступающего. Зато большое значение как для обороняющихся, так и наступающих войск имели пересеченная холмистая местность по обоим берегам реки и расположенная на них густая сеть населенных пунктов. Извилистое русло давало противнику большие возможности для ведения кинжального огня пулеметов и орудий на любом участке нашего наступления. Крутые, обрывистые склоны берегов были забиты глубоким рыхлым снегом, по которому нелегко было спуститься без лыж и тем более подняться на противоположный берег. Обороняющийся противник этими обстоятельствами постарался воспользоваться.
Гудериан уже успел вывести большую часть своих подвижных дивизий из первого оперативного эшелона и поставить их во второй эшелон или в резерв армии на глубину вплоть до Мценска. Направление отступления 2-й танковой армии продолжало оставаться юго-западным. Она отходила, останавливалась, упорно обороняясь и сокращая свой фронт. [94]
При таком направлении отхода противника перед 10-й армией все чаще и чаще стали появляться новые вражеские соединения и части. Плотность войск противника в полосе наступления 10-й армии не уменьшалась, а даже увеличивалась. Ведь для него было очень важно затормозить темпы наступления левого крыла Западного фронта, особенно 10-й армии, с тем чтобы сохранить за собой пути отхода из района Тулы на Горбачеве, Чернь, Мценск по шоссейной и железнодорожной магистралям Тула — Орел. Только при условии выдвижения вполне достаточных сил в оборону против наступающей 10-й армии противник мог сохранять перед ней организованный фронт. Вместе с тем гитлеровцы стремились восстановить разбитые части. Гудериан пишет:
«Я решил... 24-й танковый корпус сосредоточить в качестве резерва армии в районе Орла с тем, чтобы дать ему небольшой отдых, а затем использовать в качестве оперативного подвижного резерва»{59}.
К рубежу по р. Плава 10-я армия шла в следующей группировке: в первом эшелоне наступали 328, 323, 326, 239-я стрелковые дивизии и кавалерийская группа генерала Мишулина. Между 328 и 323-й дивизиями находилась вклинившаяся в боевые порядки армии 322-я дивизия, подчиненная от Новомосковска генералу Белову. Кроме того, 136-й кавалерийский полк 2-й гвардейской кавалерийской дивизии находился в боевых порядках 328-й дивизии. В армейском резерве по-прежнему находились 330 и 325-я дивизии, а также выведенная из первого эшелона из-за чрезмерной тесноты полосы наступления 324-я стрелковая дивизия.
Решающую роль в удержании обороны по р. Плава для противника играл г. Плавск и примыкающие к нему почти вплотную селения. Его обороне очень благоприятствовала местность. Левый берег, занятый противником, господствовал над восточным, к которому подходили наши войска. Город противником был приспособлен к жесткой обороне, а в нем — прежде всего многочисленные каменные здания. Главными из них были две церкви, школы, районные учреждения и особенно бывший дворец графини Гагариной, высившийся над всем городом. На высотах перед городом и к западу от него была расположена изрядная группировка артиллерии. Дороги, ведущие к станции Паточная и в Плавск с востока, а также на всех подступах к городу, были минированы. Площади и основные улицы простреливались орудиями и пулеметами.
Для захвата города мною были нацелены 326 и 323-я дивизии. В первой из них к тому времени насчитывалось 6238 человек, 24 орудия дивизионной артиллерии, 88 минометов, около [95] 300 пулеметов (из них станковых было только пять) и всего 10 автоматов. Содействовать 326-й стрелковой дивизии ударом с севера должна была 323-я стрелковая дивизия, которая к тому времени имела 7613 человек, 24 орудия в артполку, 65 минометов и 185 пулеметов. Противотанковые дивизионы и зенитные батареи дивизий материальной части не имели.
Важная роль в операции армии на Плаве отводилась фланговым соединениям армии. И кавалерийская группа, действующая вместе с 239-й стрелковой дивизией слева, и правофланговая дивизия армии — 328-я — должны были своим более быстрым продвижением на запад создать условия для охвата и окружения всей группировки противника, действующей против 10-й армии на оборонительном рубеже Плавы.
Выше было отмечено, что главные силы 323-й дивизии были повернуты для удара на Плавск с севера. Это было сделано не случайно. Дело в том, что первоначально задачу освобождения Плавска было намечено возложить на одну 326-ю дивизию. Однако в сроках своего подхода для непосредственного удара по противнику, занимавшему город, она задерживалась упорными боями. К большому сожалению, стремительный и смелый командир дивизии полковник В. С. Андреев только что был ранен непосредственно в бою.
Около 15 часов 19 декабря совместно с членом Военного совета армии Николаевым я со своего командного пункта в Скородумово прибыл на командный пункт 326-й дивизии, занимавший помещения «живконторы» в 2 км северо-восточнее железнодорожной станции Паточная. На месте находился начальник штаба дивизии майор А. П. Пенчевский. Срочно были вызваны сюда же командир 323-й дивизии полковник Гарцев и командир 41-й кавалерийской дивизии полковник М. И. Глинский. В командование 326-й дивизией тут же было приказано вступить уже известному читателям полковнику Гавриилу Марковичу Немудрову. Это был хорошо подготовленный, настойчивый, инициативный и находчивый командир, отличавшийся высокой исполнительностью. С ходу он вступил в командование и тут же, ознакомившись с обстановкой, принял четкое решение. Суть его состояла в том, чтобы непосредственное наступление на Плавск вести двумя полками, а третьим полком совместно с 41-й кавалерийской дивизией обойти город с юга через Камынино, Синявино на Каменский и преградить противнику путь отхода на юго-запад.
Командир 323-й стрелковой дивизии принял решение двумя полками охватить и атаковать город с северо-востока, а одним обойти его еще глубже с севера.
Решения обоих командиров тут же были мною рассмотрены и между дивизиями организовано взаимодействие. Командир 41-й кавалерийской дивизии Глинский и полковник Немудров здесь же условились о совместных действиях с 1099-м стрелковым [96] полком (326-й стрелковой дивизии), обходившим Плавск с юга.
Вечером 19-го начались действия всех трех дивизий.
Под покровом темноты полковник Гарцев направил сильную разведку на северную окраину Плавска. Разведчики проникли туда быстро и неожиданно для противника. Вслед за ними на северную и северо-западную окраины города с боем начали наступать и прочно заняли их 1088 и 1090-й стрелковые полки. В это же время 1086-й стрелковый полк стал обходить город еще севернее.
Гитлеровцы, прийдя в себя от внезапного удара, принимали меры, чтобы восстановить утраченное положение. Используя дома, сараи и сады, они отчаянно сопротивлялись. Введенные в бой из второго эшелона части 4-й танковой дивизии противника не раз переходили в контратаки. Нашим полкам пришлось вести уличные бои. Большую роль играли гранаты, минометы и пулеметы. Противник поджег город. Сгорела железнодорожная станция, а также все дома на северной окраине и в центре города. Бой шел ночью. Мост через Плаву в центре города был взорван. Полки дивизии успешно продвигались.
326-я стрелковая дивизия с вечера завязала двумя полками бой за восточную и юго-восточную окраины города. 1101-й стрелковый полк под командованием Г. Н. Позднякова овладел станцией Паточная и продвинулся до р. Плава. Один [97] из батальонов этого полка захватил у противника шесть 105 мм орудий и открыл из них огонь по гитлеровцам. 1097-й стрелковый полк обошел станцию Паточную с юга и овладел восточной частью города до железной дороги. 1099-й стрелковый полк вышел в район кирпичного завода и элеватора.
В районе Плавска гитлеровцы имели до полка артиллерии, расположенной на закрытых позициях на западной окраине. В самом городе действовало большое число орудий, которые вели огонь прямой наводкой. Противник неоднократно сосредоточивал огонь всей артиллерии по боевым порядкам частей 323-й и 326-й стрелковых дивизий. Их артиллерийские полки подивизионно на период боя за город были приданы стрелковым полкам. Полковая артиллерия — стрелковым батальонам. С нашей стороны особенно эффективным был огонь орудий прямой наводкой. Они очень успешно уничтожали огневые точки и наблюдательные пункты противника в каменных зданиях.
Так, на колокольне одной из церквей города противник расположил артиллерийский наблюдательный пункт. Уничтожение его возложили на расчет 120 мм миномета. Третьей миной он перебил всех наблюдателей. В итоге вражеская батарея, которая все время вела сильный огонь, замолчала.
Уличные бои были ожесточенными и нередко доходили до рукопашных схваток. Организованное сопротивление противника было сломлено, и к исходу 19 декабря Плавск был взят. Опасаясь окружения, противник оставил город. [98]
Среди отличившихся в боях за Плавск был комиссар артполка 326-й дивизии И. С. Старостин. Он находился с батальоном 1101-го полка и быстро помог ему открыть огонь по врагу из захваченных шести 105 мм орудий, причем из одного стрелял сам. Военный совет армии представил его к награждению орденом Красной Звезды.
В городе наши части освободили 840 пленных красноармейцев. От них мы узнали, что в Плавске находился лагерь советских военнопленных. Сначала их насчитывалось несколько тысяч. К моменту освобождения города уцелели только эти. Выживших в плену красноармейцев бойцы 10-й армии обнаружили в сараях и в большой неотапливавшейся церкви у дворца. Около месяца томились они здесь голодные, больные, полузамерзшие, раздетые вместе со своими умершими товарищами.
Непосредственно в Плавске враг потерял только убитыми более 200 человек. Взято много автоматического оружия, 12 орудий и 21 миномет. На подступах к городу и в самом городе наши войска захватили 16 танков, 23 орудия, 7 арттягачей, 116 грузовых машин, 30 мотоциклов, богатые склады с продовольствием, с инженерным, химическим и другим военным имуществом.
Важную роль сыграло успешное наступление в этот же день нашей 328-й дивизии в районе Крапивны. Непосредственно на этот город наступали ее главные силы с юга и юго-востока во взаимодействии с 1-й гвардейской кавалерийской дивизией генерала В. К. Баранова из корпуса П. А. Белова. Она наступала с северо-востока в обход города справа. Перед восточной окраиной города командир 328-й стрелковой дивизии полковник П. А. Еремин имел встречу с генералом Барановым. Их удар как раз пришелся в стык полка «Великая Германия» и 167-й пехотной дивизии.
В ходе наступления 10-й армии на р. Плава 328-я дивизия сыграла большую роль. В предшествовавшие дни она энергично преследовала противника от Узловой на запад. Серьезное сопротивление ей противник оказал при выходе на Тульское шоссе в районе крупного населенного пункта Карамышево.
Командир дивизии полковник П. А. Еремин, получив данные разведки и показания пленных, решил нанести главный удар двумя полками в обход Карамышево с юга и юго-запада, а вспомогательный — одним полком со стороны Выглядовки.
После 20-минутного артиллерийского налета части дивизии перешли в атаку. На подступах к Карамышеву и на южной окраине Прудов завязался упорный бой. Его исход был решен инициативой командира батальона 1103-го стрелкового полка лейтенанта Рождественского.
Выйдя на шоссе южнее Карамышево, Рождественский повернул свой батальон на север и ударом с юга атаковал село. В это же время с севера на него наступали кавалерийские части [99] генерала Белова. Вместе с ними Карамышево и Пруды были освобождены 18 декабря.
В бою за Крапивну 328-я стрелковая дивизия имела против себя обороняющийся полк 167-й пехотной дивизии противника. Ограничившись с фронта активными действиями разведки, два стрелковых полка первого эшелона дивизии применили обходный маневр с юга и юго-востока. Город был взят 1107-й стрелковым полком нашей дивизии и 1-й гвардейской кавалерийской дивизией генерала Баранова. За оставшееся время суток 20 декабря 328-я дивизия продвинулась дальше на запад. По сравнению с другими соединениями армии эта наша дивизия, как и кавалерийский корпус, выдвинулась вперед на 10–12 км.
В боях на рубеже рек Упа и Плава 10-я армия в составе 10–11 дивизий ощущала большие трудности, связанные с наступлением в крайне узкой полосе — 20–35 км. В этой же полосе действовала и большая часть сил кавалерийского корпуса. Причем обогнать в своем наступлении стрелковые дивизии 10-й и 50-й армий он пока не мог. В итоге сужения полосы наступления армии и перенасыщения ее войсками уменьшились возможности маневра и усилилась опасность лобовых действий. Сквозных дорог, идущих более или менее параллельно разграничительным линиям армии, в этой полосе не имелось. Уже тогда нашей коннице пришлось дать такое направление, которое выходило за пределы 10-й армии и шло в полосе соседа слева, т. е. в границах 61-й армии, в обход Плавска с юга. [100]
Между Плавой и Окой
Ко времени завершения прорыва обороны противника на р. Плаве были получены указания фронта на дальнейшее наступление{60}.
От 10-й армии требовалось к исходу 23 декабря овладеть рубежом Одоево, Нивны, т. е. продвинуться на 45 км.
К исходу 22 декабря, т. е. на сутки раньше назначенного фронтом срока, задача была выполнена, хотя на протяжении всего периода авиация противника вела усиленные штурмовые и бомбардировочные действия по наступающим войскам армии.
Вряд ли есть необходимость подробно излагать ход боевых действий за этот отрезок времени. Ограничусь лишь краткой характеристикой действий кавалерийской группы и отдельными штрихами относительно некоторых стрелковых дивизий.
Прежде всего о кавалерийской группе. К 15 декабря 57-я и 75-я кавалерийские дивизии в основном закончили свое снаряжение. Им пришлось часть необходимого оружия разыскивать в районах осенних боев на территории Рязанской и Тульской областей и брать на вооружение трофейное немецкое оружие. Больным местом была плохая ковка лошадей и недостаточное их питание из-за нехватки фуража.
Выдвижение кавалерийской группы началось с 15 декабря из района Богородицка. Группа шла в основном в полосе действий 61-й армии Юго-Западного фронта с тем, чтобы выйти к Плавску с юга и отрезать пути отступления противника от Тулы по шоссе в сторону Орла.
Объединение этих двух кавалерийских дивизий с 41-й произошло в районе станции Теплое{61}.
За период с 15 по 22 декабря кавалерийская группа продвинулась на 120–130 км по плохим проселочным дорогам, в гололедицу, порой в сильные снежные бураны и главным образом ночью. Наступать по заснеженным просторам днем, особенно в ясную погоду, коннице было очень трудно. Однажды при такой попытке наступления вражеская авиация атаковала штаб 75-й кавалерийской дивизии; в результате налета был серьезно ранен командир дивизии полковник В. А. Канинский, пострадали комиссар дивизии Н. И. Привалов и начальник политотдела А. И. Юхов, а также целый ряд работников штаба дивизии. В командование дивизией вступил начальник штаба полковник М. Э. Москалик. [101]
Выйдя на рубеж р. Упа, группа вступила в боевые действия. Они были хотя и небольшими, но почти непрерывными. 75-я кавалерийская дивизия 19 декабря захватила свои первые трофеи: пять орудий, три миномета, один пулемет.
Ничтожное количество собственной артиллерии и минометов в кавалерийских дивизиях, полная невозможность для командования армии усилить кавалерийскую группу танками, артиллерией, минометами, зенитными средствами, саперными и дорожными частями, так же как и поддержать ее авиацией или хотя бы прикрыть с воздуха истребителями, вынуждали нас вести ее вперед главным образом в темное время и в компактной группировке.
Дивизии кавалерийской группы с трудом нагоняли идущие вперед стрелковые соединения первого эшелона армии и почти все эти дни находились к ним на небольшом уступе к юго-востоку. Выдвижение какого-либо передового отряда из кавалерийской группы даже в составе целой кавалерийской дивизии при отсутствии танков не могло дать эффективных результатов. В этом уже неоднократно приходилось убеждаться в предыдущие дни наступления армии. Так, из района Богородицка 41-я кавалерийская дивизия была выброшена как передовой отряд армии на Плавск. В первый же день — 15 декабря — она продвинулась на 20 км и заняла район Алексеевки. Потом же, подойдя к р. Упа [102] в районе Пирогово, Змеево, она была остановлена сильным огнем противника.
Несколько отставая от боевых порядков первого эшелона 10-й армии, кавалерийская группа все же шла впереди дивизий правого фланга 61-й армии. Она, несмотря на сопротивление противника, перехватила железнодорожную и шоссейную магистраль Тула — Орел между Плавском и Горбачево, а 41-я кавалерийская дивизия к исходу 21 декабря уже овладела районом Троицкое, 25 км западнее Плавска{62}. [103]
21 декабря командующий Западным фронтом приказал все наши кавалерийские дивизии отдать генералу Белову. 22 декабря произошла моя последняя встреча с армейской конницей. Тогда я и член Военного совета Николаев с колонной командования и штаба 41-й кавалерийской дивизии от Плавска выехали на левый фланг 10-й армии в сторону Горбачево. Местность была открытой и повышалась в сторону этого железнодорожното узла. Впереди в удалении двух-трех и на фронте до четырех километров двигались по проселкам и местами прямо по целине расчлененные поэскадронно наши конники. Это были части [104] 41-й кавалерийской дивизии. Мы ехали с командиром дивизии полковником М. И. Глинским. Разговор шел о том, как быстрее прорваться конницей в район Арсеньево. От Плавска до этого города было около 45 км, а на путях наступления кавалерийской группы находились 112-я и полк 56-й пехотных дивизий противника. В это время мы еще не знали, что через сутки получим приказ фронта о передаче всех кавалерийских дивизий армии в состав 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. Примерно в двух километрах к югу от Плавска мы попрощались, сказав друг другу: «До скорой встречи!» Однако она не состоялась...
В целом можно сказать, что за неделю своей боевой работы кавалерийская группа, из состава которой две недовооруженные дивизии впервые вступили в бой, показала себя хорошо и продвигалась, несмотря на трудные условия, со средним темпом свыше 15–17 км. Но она, конечно, еще не набрала полной силы и не успела проявить себя наилучшим образом. Для этого необходимо было время, хотя бы самое элементарное усиление и минимальная поддержка с воздуха.
Верховное командование противника в эти дни уделяло особое внимание событиям к юго-западу и западу от Тулы, проявляя при этом большое беспокойство и нервозность. Дело в том, что еще с 12 декабря стал обозначаться все нараставший прорыв фронта между 2-й танковой и 4-й полевой армиями группы армий «Центр». При этом 43-й, левофланговый корпус армии Гудериана, под ударами правофланговых дивизий 10-й армии, кавалерийского корпуса Белова и левого фланга 50-й армии все больше и больше отрывался от главных сил танковой армии, непомерно растягиваясь по фронту. Все это хорошо прослеживается по записям в дневнике Гальдера.
12 декабря. «Не удается ликвидировать разрыв между 296-й и 31-й пехотными дивизиями...»
13 декабря. «В районе западнее Тулы глубокий прорыв небольших сил противника, который вынуждает нас отвести наш фронт...»
14 декабря. «Крайне неприятен разрыв фронта, образовавшийся в районе юго-западнее Тулы».
16 декабря. «В районе западнее Тулы противник оказывает давление в полосе 31-й дивизии. По-прежнему вызывает опасение разрыв фронта у Дубны».
19 декабря. «4-й армии грозит опасность быть окруженной с калужского направления... Блюментрит{63} очень мрачно расценивает обстановку... Войска апатичны...»
21 декабря говорится об очень критическом положении в районе Калуги, Одоево. [105]
Блюментрит в книге «Роковые решения» пишет: «Русские медленно расширяли брешь между 2-й танковой армией и 4-й полевой».
О потере 2-й танковой армией связи с 4-й и о крайней опасности бреши между ними пишет и автор «Истории второй мировой войны» К. Типпельскирх{64}.
Мною уже было отмечено, что к исходу 19 декабря 328-я дивизия 10-й армии и корпус генерала Белова оторвались от главных сил 10-й армии на 10–12 км к западу в направлении Одоево. Еще дальше к этому времени были левофланговые дивизии 50-й армии — 413, 217 и 290-я. К исходу 21 декабря они овладели районом Ханино, Суворово и подошли к Одоево. Сильная войсковая группа 50-й армии в составе трех дивизий во главе с генералов В. С. Поповым в те же дни быстро продвигалась от Тулы к Калуге и 21 декабря прорвалась к ее восточным окраинам.
Гудериан не мог оказать помощи своему 43-му армейскому корпусу, не мог ликвидировать и образовавшийся прорыв в стыке с 4-й армией. Под ударами 10-й армии, 1-го гвардейского кавалерийского корпуса и 61-й армии 2-я танковая армия все время должна была отступать в невыгодных для себя условиях. В связи с этим Гудериан стал настойчиво требовать разрешения отвести свою армию на оборонительный рубеж по рекам Зуша и Ока. По этому вопросу его вызвал к себе Гитлер. Гальдер записал [106] 20 декабря в дневнике:
«Многократные переговоры с фон Клюге. В его неоднократных ходатайствах об отходе отказано. Гудериан, имевший намерение планомерно отходить, получает контрприказ. Разговор фюрера с Гудерианом после моего доклада фюреру»{65}.
Сам Гудериан по поводу вызова к Гитлеру 20 декабря говорит, что беседа продолжалась 5 часов и что за эти часы он, Гудериан, отстаивал перед Гитлером свое намерение отвести 2-ю танковую и 2-ю полевую армии на рубеж рек Зуша и Ока.
«Я доложил ему, — пишет Гудериан в своих воспоминаниях, — что отход уже начат и что впереди указанной линии вдоль рек Зуша и Ока отсутствуют какие-либо рубежи, которые были бы пригодны для организации длительной обороны. Если он (Гитлер. — Ф. Г.) считает необходимым сохранить войска и перейти на зиму к обороне, то другого выбора у нас быть не может.
Гитлер: В таком случае вам придется зарыться в землю и защищать каждый квадратный метр территории!
Я: Зарыться в землю мы уже не можем, так как земля промерзла на глубину 1–1,5 м, и мы со своим жалким шанцевым инструментом ничего не сможем сделать.
Гитлер: Тогда вам придется своими тяжелыми полевыми гаубицами создать воронки и оборудовать их как оборонительные позиции. Мы уже так поступали во Фландрии во время первой мировой воины»{66}.
Все же Гудериану пришлось отводить свою армию на рубеж этих двух рек. Причем отводить, не получив на то разрешения сверху! За это Гудериан был обвинен в самовольстве и неподчинении приказам высших командных инстанций. К тому же его обвинили в том, что он слишком сильно эшелонировал в глубину оборону своей армии{67}. Действительно, он уже отвел: в район г. Орел управление 24-го танкового корпуса и 4-ю танковую дивизию, к Мценску — 3-ю танковую дивизию, к Черни — 29-ю моторизованную дивизию. А ведь от Плавска до Орла — 115 км, до Мценска — 65 км и до Черни — 48 км. И это в дни, когда фронт его армии трещал на всех направлениях и отступал к западу! В минус ему ставилось также и то, что он «не предпринял серьезных мер, чтобы обеспечить себя с направлений Верховье (южнее Мценска 70 км) и Дубны (между Тулой и Калугой)»{68}.
Вероятно, в связи со всем этим Гальдер записывает 21 декабря:
«Гудериан, по-видимому, совершенно потерял нервы. Я подготавливаю приказ за подписью фюрера, согласно которому Гудериан отвечает за удержание рубежа Оки до устья Жиздры»{69}. [107]
Из этих слов можно заключить, что гитлеровское верховное главнокомандование хотело закрыть разрыв, образовавшийся между 2-й танковой армией и 4-й полевой армией (в состав которой в последние дни был переподчинен 43-й армейский корпус). Однако, как увидим дальше, из этого мероприятия у противника ничего не вышло, а тревога за образовавшийся прорыв фронта все больше нарастала. Записи по этому вопросу мы находим у Гальдера почти каждый день с 22 декабря до конца месяца. В этих записях мы встречаем упреки не только в адрес Гудериана, но уже и в адрес нового главнокомандующего группой армий «Центр» Клюге: «Он уделяет больше внимания 4-й армии, чем ликвидации прорыва на фронте 2-й танковой армии»{70}. Что касается Гудериана, то записи Гальдера о нем заканчиваются 25 декабря: «Очень тяжелый день... У группы армий «Центр» этот день был чрезвычайно критическим... Гудериан, не считая нужным посоветоваться с командованием группы армий, отходит на рубеж Ока, Зуша. Командование группы армий в связи с этим требует сменить Гудериана. Это требование удовлетворяется фюрером. Шмидт принимает командование 2-й армией и 2-й танковой армией...»{71}
В своей книге я неоднократно говорил о командующем 2-й танковой армией группы армий «Центр» Гудериане. Говорил, как правило, в отрицательном плане. В дальнейшем ходе войны мне больше никогда не пришлось иметь с ним дела, и вот что хочется сказать еще.
Это был сильный противник. Жестокий. Умелый. Настойчивый. В отношениях с начальством Гудериан всегда имел собственное мнение и находил в себе силы решительно его отстаивать, так же как и брать на себя в трудных обстоятельствах ответственность за свои действия. Конечно, все это — в рамках преданного и верного слуги Гитлера, как и всего фашистского режима.
Он и его 2-я танковая армия в дни контрнаступления советских войск под Москвой, в частности в районе Тулы, находились в трудном положении. Наши советские войска крепко и каждодневно били гудериановскую армию. Однако он смог, несмотря на огромные жертвы в людях и технике, сохранить основу всех своих соединений, основу всей своей армии, довольно своевременно унося ноги от наших охватов и попыток окружения. Конечно, спасало танковую армию Гудериана полное отсутствие танков у 10-й армии и их весьма ограниченное число у соседей, а также господство гитлеровской авиации, особенно в светлое время. Это сильно помогало нашим врагам и очень серьезно тормозило наши боевые действия. [108]
На второй же день после получения директивы фронта от 20 декабря о нашем дальнейшем наступлении Военный совет армии получил телеграфное приказание командования фронта о передаче в подчинение командира 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Белова еще четырех дивизий, кроме 322-й, уже переданной ему. Теперь речь шла о всех трех кавалерийских дивизиях и 328-й стрелковой дивизии. Белов получил задачу, действуя в общем направлении Одоево, Лихвин, Бобынино, Зубово, захватить Юхнов, Мосальск, Сухиничи. Передачу было приказано произвести немедленно. При этом нам сообщалось, что от успешных действий Белова зависит успех 10-й армии.
Таким образом, из одиннадцати дивизий, с которыми 10-я армия вступила в сражение, пять были отданы кавалерийскому корпусу в дополнение к его двум кавалерийским дивизиям. Что касается решения командующего фронтом о передаче Белову трех наших кавалерийских дивизий, то оно вызывалось сложившимися на тот момент на левом крыле Западного фронта оперативными условиями. Наступление же на Сухиничи, конечно, должно было являться основной задачей 10-й армии с ее стрелковыми дивизиями. Нецелесообразно было раздваивать силы и внимание Белова как командира кавалерийского корпуса одновременно на Юхнов (к северу) и на Сухиничи (к западу).
Для передачи дивизий Военный совет 10-й армии 24 декабря командировал к П. А. Белову генерала К. С. Колганова. Ему следовало также договориться с генералом Беловым о дальнейшем взаимодействии армии с кавалерийским корпусом и обменяться данными относительно обстановки. Генерал Колганов исчерпывающим образом проинформировал командование корпусом о состоянии каждой передаваемой дивизии и о месте их нахождения к утру 24 декабря.
Передача этих дивизий в подчинение П. А. Белова началась еще раньше. Так, 328-я дивизия была передана 22 декабря в районе Одоево. Кавалерийские дивизии включились в группировку корпуса 24–25 декабря, успев к этому сроку перейти за 30–40 км из района Арсеньево на правый фланг армии. Командиры всех стрелковых и кавалерийских дивизий с офицерами шифровальной службы своевременно явились к генералу П. А. Белову на его командный пункт в Жемчужниково.
322-я и 328-я стрелковые дивизии из районов своего расположения на правом фланге 10-й армии генералом Беловым неожиданно для командования 10-й армии были направлены на г. Белев.
41, 57 и 75-я кавалерийские дивизии, находившиеся в районе Арсеньево, получили приказы двинуться в направлении Николо-Гастунь.
Движение началось 22–23 декабря. В это же время по [109] дорогам узкой армейской полосы началось выдвижение на запад кавалерийских дивизий корпуса — 1-й и 2-й гвардейских, а с ними отдельной танковой бригады, двух отдельных танковых батальонов, корпусных частей и управления корпуса, за которыми следовали дивизионные и корпусные тылы. Все это привело к тому, что полоса наступления 10-й армии была перекрещена от Одоево на Белев, т. е. с северо-востока на юго-запад, и от Арсеньево на Николо-Гастунь, т. е. с юго-востока на северо-запад, а сам кавалерийский корпус со своими дивизиями и тылами забил все дороги в полосе армии с востока на запад. Чтобы пропустить все эти войска быстрее вперед, Военный совет 10-й армии решил задержать на месте все свои войска на той линии и в тех районах, которых они достигли на 23 и к утру 24 декабря. Это был рубеж, лежащий западнее линии Одоево, Арсеньево в 7–10 км. Группировка армии к этому времени была такой: три дивизии в первом оперативном эшелоне (239, 324, 330-я) и три дивизии во втором оперативном эшелоне (326, 323, 325-я).
Для ясности следует сказать, что изъятие из 10-й армии отмеченных выше четырех дивизий потребовало быстрого создания новой ее группировки. В связи с этим 239-я стрелковая дивизия за 25 декабря, пользуясь сильным снежным бураном, была из Арсеньево передвинута на правый фланг армии в район Одоево, а 324-я дивизия в ночь с 23 на 24 декабря выдвинута в район Красноколье, Большое Сонино (10–15 км юго-западнее Одоево). [110]
330-я дивизия еще раньше — утром 24 декабря — вышла на рубеж Касимово, Садовый, Рахлеево.
Таким образом 10-я армия нежданно-негаданно получила двухсуточную дневку: 24 и 25 декабря. Она была вынужденной и первой за все время боевых действий войск армии. Конечно, мы ее использовали в полной мере. Всем командирам дивизий было приказано привести части в порядок, основательнее вычистить оружие, подтянуть тылы, дать отдых личному составу и коням. Специальным распоряжением указывалось:
Первое — в течение 48 часов укомплектовать все стрелковые батальоны так, чтобы из всех стрелковых рот каждой дивизии девять имели в своем составе не менее чем 1200 штыков. Людей найти в своих же дивизиях. Второе — в течение того же срока восстановить во всех полках роты автоматчиков до необходимой численности, отобрав у всех, кому не положено, не считаясь при этом с рангами и должностью, имеющиеся автоматы, в том числе и трофейные. Третье — поставить на лыжи все взводы пеших разведчиков и все роты автоматчиков. Всех их одеть в белые халаты{72}.
Кроме того, состоялась смена начальника штаба армии.
На должность начальника штаба 10-й армии к нам 21 декабря прибыл генерал-майор С. И. Любарский. За свою службу в Красной Армии, начиная с 1918 г., он последовательно прошел хорошую школу штабного командира. В ходе Великой Отечественной войны уже приобрел опыт оперативной работы в армейском звене. В 10-ю армию Степан Иванович прибыл с должности заместителя начальника штаба 43-й армии. Ценнейшим его качеством являлась способность сплотить коллектив и организовать его работу. Повел он дело спокойно, без рывков, не прибегая к штурму, дерганию, грубости и шумихе. С этого времени штаб армии занял свое надлежащее место в руководстве боевой деятельностью войск.
Большую роль играли трудолюбие С. И. Любарского, его общительность, неутомимость, способность быстро выполнить задание и детальное знание всех вопросов штабной службы, включая организацию связи. Способность работать быстро, грамотно и спокойно было особенно важным достоинством Любарского. Хорошо, деловито, просто и в товарищеском духе строил он свои отношения с начальниками служб и родов войск армии, а также с моими заместителями и с членами Военного совета армии.
Слабее обстояло у С. И. Любарского дело с требовательностью к командирам дивизий. Тут оказывались его большая скромность, стеснительность и мягкость. Однако при помощи и поддержке Военного совета армии генерал Любарский работал все более [111] уверенно. Вместе с тем повышалась его смелость и требовательность во взаимоотношениях. Он рос на наших глазах.
Нет сомнения, что в лице Степана Ивановича мы имели перспективного штабного командира крупного масштаба. К великому сожалению, незадолго до окончания войны он погиб.
Хорошо ему помогали знающие свое дело, весьма трудолюбивые и скромные работники штаба: военком Н. Т. Гусаков, сменивший комиссара В. И. Штырляева, начальник оперативного отдела полковник Л. Б. Соседов, его заместитель майор Ф. Ф. Шишов, начальник разведывательного отдела майор А. Г. Колесов и заместитель начальника связи полковник Д. Т. Кулюпин. Они и многие другие товарищи полностью отдавали себя напряженной работе и прилагали максимум усилий к тому, чтобы органы армейского управления работали безотказно, не отставая от жизни войск.
Достижению слаженности в работе войск и органов управления хорошо помогали командующий артиллерией полковник А. И. Снегуров, начальник бронетанковых войск генерал-майор К. А. Семенченко, начальник инженерной службы полковник Г. И. Тупичев, военком ВВС армии полковой комиссар [112] А. И Вихорев, начальник особого отдела А. А. Вяземский. Все они были знатоками своего дела, любили бывать в частях. При выполнении заданий командования ими всегда проявлялась высокая активность, мужество. Они не страдали элементами показного и стремлением желаемое выдавать за действительное. Не было у них и налетов карьеризма, так же как и чванливого тона во взаимоотношениях с командными и политическими кадрами соединений армии. Короче говоря, все они были хорошими партийцами.
24 декабря Военный совет армии послал свое очередное боевое донесение командованию фронта по состоянию на 22 часа 10 минут. Донесение заканчивалось фразой: «Прошу указаний о дальнейших действиях армии». Эта просьба была вызвана отсутствием ориентировки со стороны командования фронта о дальнейших задачах 10-й армии. Необходимая нам директива была после этого получена примерно через сутки — в 19 часов 30 минут 25 декабря под № 0125. По датам было видно, что Военный совет фронта подписал ее более суток назад — в 15.00 24 декабря. Ввиду различных неувязок при доставке, директива где-то слишком долго «ходила». Генерал-майор С. И. Любарский просил начальника штаба фронта впредь оперативные директивы направлять непосредственно в штаб армии во избежание таких казусов и несвоевременного исполнения. [113]