Глава первая.

Подготовка операции

Охватывающий или рассекающий?

Войска 11-й гвардейской армии закрепились непосредственно на гумбинненском направлении на фронте протяженностью 56 км. Оборонительный рубеж проходил по линии Дарженики — Шилоболе — Любавас. До границы Восточной Пруссии оставалось не более 16–18 км.

На фронте наступила оперативная пауза, хотя огневой бой не прекращался ни днем, ни ночью. Войска обеих сторон усиленно готовились к новым боям.

В «свободное время», если можно так выразиться, думалось о прошлом Восточной Пруссии, впрочем, не особенно далеком. Здесь, на гумбинненском направлении, в первую мировую войну наступала 1-я Неманская русская армия генерала Ранненкампфа. Она имела большие возможности, но не использовала их. Вместо того чтобы успех, достигнутый у Шталлупенена, развивать дальше, Ранненкампф остановился перед Гумбинненом и тем самым дал возможность немецкому командованию сосредоточить усилия против 2-й русской армии и погубить ее.

Припоминалась и «линия Маннергейма» в советско-финляндской войне 1939–1940 гг., французская «линия Мажино» на границе с Германией. Все эти укрепления сравнивались мысленно с теми, что предстояло прорывать нашим войскам на территории Восточной Пруссии. Обойти их было нельзя: укрепления опоясывали всю территорию полукольцом. И этот немаловажный факт следовало учитывать при планировании наступления, особенно когда оно должно было развиваться в глубине обороны, на территории врага.

Мне и члену Военного совета армии генерал-майору танковых войск П. Н. Куликову не раз приходилось обсуждать создавшееся положение. С Петром Николаевичем мы познакомились в конце ноября 1943 г. в районе Невеля, в период подготовки Городокской [17] операции. Сдав тогда по решению Ставки Верховного Главнокомандования командование 3-й ударной армией, я принял у генерал-полковника И. X. Баграмяна 11-ю гвардейскую армию. Петр Николаевич сразу произвел на меня хорошее впечатление. Вместе с ним мы прошли с боями не одну сотню километров. Опытный политработник, он умел верно разобраться в людях, оценить обстановку, дать дельный совет, а когда нужно и проявить характер.

Выход советских войск на центральном направлении к рекам Нарев и Висла к середине сентября создал предпосылки для последующего наступления по кратчайшему направлению к важнейшим центрам Германии, в том числе и к Берлину. Однако на этом направлении находилось значительное количество войск противника, имевших довольно большие плотности в пехоте, танках и артиллерии. Кроме того, над советскими войсками, действовавшими на варшавско-берлинском направлении, нависала с севера восточно-прусская группировка врага. Все это могло сковать развитие боевых действий, ограничить свободу маневра и создать дополнительные трудности при наступлении на центральном стратегическом направлении.

Стремясь обеспечить выгодные условия для будущих наступательных операций на Берлин и другие важнейшие жизненные центры Германии, Ставка Верховного Главнокомандования решила осуществить вторжение в Восточную Пруссию, чтобы ослабить группировку немецко-фашистских войск на центральном участке фронта, оттянув оттуда резервы на кенигсбергское направление.

3 октября 1944 г. Ставка Верховного Главнокомандования исходя из общего стратегического замысла приказала командующему 3-м Белорусским фронтом подготовить и провести силами трех общевойсковых армий (5, 11-й гвардейской и 28-й) наступательную операцию и во взаимодействии с 1-м Прибалтийским фронтом разгромить тильзитско-инстербургскую группировку немцев, а в последующем, продвинувшись на запад на 170–180 км, овладеть Кенигсбергом.

Главный удар Ставка приказала нанести смежными флангами 5-й и 11-й гвардейской армий из района Вилкавишкис в общем направлении на Гумбиннен и далее вдоль южного берега р. Прегель. Ближайшей задачей войск фронта являлось овладение не позднее 8–10 дня операции рубежом Инстербург — Даркемен — Гольдап. Наступая в дальнейшем в направлении Алленбург, Прейс-Эйлау, имелось в виду выделить часть сил для атаки Кенигсберга с юга. 28-ю армию рекомендовалось иметь во втором эшелоне за главной группировкой для наращивания силы удара при развитии наступления. Одновременно предлагалось использовать 39-ю армию после ее выхода на Неман для усиления ударной группировки фронта на заданном направлении. Разграничительной линией с 1-м Прибалтийским фронтом Ставка определила Юрбаркас — Инстербург. [18]

Это была по существу операция вспомогательная, но Военный совет 3-го Белорусского фронта, как впоследствии я узнал от члена Военного совета генерал-лейтенанта В. Е. Макарова, присутствовавшего при докладе И. В. Сталину плана операции, о данном обстоятельстве ничего не знал. Ставка не раскрывала своего замысла до выполнения войсками фронта поставленных им задач. Во второй половине сентября, еще до получения директивы Ставки Верховного Главнокомандования, командующий фронтом генерал армии И. Д. Черняховский имел устное указание о разработке плана наступательной операции в Восточной Пруссии. 27 сентября он докладывал этот план Ставке, которая потребовала внесения в него уточнений и некоторой доработки. На следующий день уточненный [19] вариант графического плана наступательной операции был утвержден{13}.

29 сентября, возвратившись из Москвы, командующий фронтом вызвал на свой командный пункт, расположенный в 5 км юго-восточнее Козлова Руда в лесу, меня, члена Военного совета генерала П. Н. Куликова и начальника штаба армии генерала И. И. Семенова и информировал о предстоящей фронтовой наступательной операции, вошедшей в историю Великой Отечественной войны под названием Гумбинненской.

Гумбинненская операция пока мало исследована и очень слабо освещена в военно-исторической литературе, поэтому придется остановиться на ней несколько подробнее.

На этом совещании был довольно детально обсужден замысел операции, разработанной штабом фронта в соответствии с указаниями Ставки Верховного Главнокомандования. Замысел в изложении генерала И. Д. Черняховского предусматривал глубокий фронтальный рассекающий удар на гумбинненско-инстербургском направлении силами двух армий, расчленение в результате наращивания удара из глубины за счет второго эшелона (28-й армии) противостоящей группировки противника, а затем уничтожение ее по частям. На 39-ю армию (справа) и 31-ю (слева) возлагалось нанесение вспомогательных ударов, имеющих целью вынудить противника свернуть оборону. Присутствовавший на совещании генерал-лейтенант В. Е. Макаров напомнил командующему фронтом:

— Помните, Иван Данилович, когда мы поздно ночью докладывали план операции Сталину, он детально уточнял направления главных ударов 5-й и 11-й гвардейской армий, силы и средства фронта, привлекаемые на участок прорыва.

Василий Емельянович тут же рассказал о том, как выпросил у Верховного Главнокомандующего тяжелую минометную (160-мм) бригаду. «Нам предстоит прорывать сильно укрепленные пограничные рубежи Восточной Пруссии, — доложил он Сталину. — У командующего артиллерией Главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова есть тяжелая минометная бригада, которая не была еще испытана в боевых условиях. Просим придать ее нашему фронту для усиления огневой мощи». Сталин позвонил Воронову и, убедившись, что бригада действительно не испытывалась на фронте, тут же приказал передать ее нам.

По решению командующего 3-м Белорусским фронтом поддержанная авиацией ударная группировка из 5, 11-й гвардейской и 28-й армий (27 дивизий), создав плотность артиллерии 200–220 стволов и не менее 25–30 танков на 1 км фронта, должна была прорвать заранее подготовленную и глубоко эшелонированную оборону врага на гумбинненском направлении, на участке фронта шириной 22–24 км, а затем, уничтожив основные силы левого [21] фланга 4-й немецкой армии, во взаимодействии с 39-й и 31-й армиями овладеть крупным узлом железных и шоссейных дорог г. Инстербургом. После разгрома тильзитско-инстербургской группировки противника войскам фронта предстояло в дальнейшем, наступая вдоль южного берега р. Прегель, выйти в район Прейс-Эйлау и далее совместно с 1-м Прибалтийским фронтом овладеть районом Кенигсберга.

28-я армия (командующий генерал-лейтенант А. А. Лучинский) должна была наступать, как уже отмечалось, во втором эшелоне, в стыке 5-й и 11-й гвардейской армий. Развертывалась она по особому приказу, действуя в общем направлении на Гумбиннен, Гердауэн. Развитие успеха войск главной группировки возлагалось на 2-й отдельный гвардейский танковый Тацинский корпус (командир генерал-майор танковых войск А. С. Бурдейный).

В соответствии с решением командующего фронтом задачей 11-й гвардейской армии являлся прорыв обороны противника южнее Вилкавишкиса на фронте шириной не более 10–11 км и наступление на даркеменском направлении, южнее железнодорожной магистрали Эйдткунен — Гумбиннен — Инстербург. Генерал И. Д. Черняховский обратил внимание Военного совета армии на необходимость сохранять при бое в глубине высокий темп наступления, чтобы не позволить противнику отойти на заранее подготовленные рубежи. Для этого командующий фронтом рекомендовал не ввязываться в затяжные бои за такие опорные пункты и узлы сопротивления, как Вирбалис, Кибартай, Эйдткунен и другие, а, применяя обходный маневр, блокировать их небольшими силами, оставляя для ликвидации гарнизонов вторые эшелоны корпусов и дивизий.

14 октября наша армия должна была находиться в готовности к наступлению. Командующий фронтом приказал представить на утверждение план армейской операции — графический, на карте, со всеми расчетами плотностей, темпа наступления и соотношения сил к 5 октября, полный план в текстуальном изложении к 12 октября.

Некоторые отправные данные для составления плана армейской [22] операции и ее материально-технического обеспечения дал нам начальник штаба фронта генерал-полковник А. П. Покровский.

Мы познакомились с Александром Петровичем еще в 20-х годах, в Военной академии им. М. В. Фрунзе, где учились после окончания гражданской войны. Блестящий оператор, тонкий знаток штабной службы, широкообразованный генерал, он во время войны, да и после нее отличался завидным трудолюбием. К делу Александр Петрович подходил всегда серьезно и вдумчиво. Его предложения основывались только на фактах, поэтому любой вопрос, относящийся к плану операции, никогда не заставал его врасплох. Расчеты и предложения А. П. Покровский готовил со всей тщательностью и скрупулезностью. К подчиненным, да и к нам, командармам, всегда относился внимательно. С офицерами и генералами держался строго, но по-товарищески: когда надо поможет и посоветует, а кого надо и пожурит.

План операции, пояснил генерал Покровский, предусматривает выход войск фронта на пятый день на линию Шмайлен — Гумбиннен — Гольдап — Филипув и овладение силами передовых частей переправами через р. Ангерапп. Намечаемая глубина прорыва — 50–60 км, темп наступления — 9–12 км в сутки. На первом этапе войска фронта должны прорвать основную полосу обороны противника, на втором — вести бой в его оперативной глубине и в результате ввода подвижных войск и второго эшелона фронта выйти в глубокий тыл вражеской группировки. Глубина операции полностью отвечает требованиям Ставки, определившей ближайшую задачу фронта на глубину 65–70 км. Более глубокие задачи в условиях Восточной Пруссии ставить, безусловно, было нецелесообразно. К тому же действия фронта в дальнейшем, после выполнения ближайшей задачи, будут зависеть от хода наступления 1-го Прибалтийского фронта и той обстановки, которая сложится перед левым крылом фронта. Таким образом, последующие задачи войскам будут уточняться в зависимости от развития операции{14}.

— Согласно плану, — продолжал генерал Покровский, — 11-я гвардейская армия прорывает оборону противника на участке Кумец 1-й — Крулево-Кшесло (фронт 10–11 км) и наносит удар в общем направлении на Кайри — Платен — Вальтеркемен. К исходу первого дня операции войска армии должны продвинуться на 10–13 км и овладеть рубежом Вирбалис — Кунигишки — Войткоболе; к исходу третьего дня — на 30–35 км и овладеть рубежом Гросс Тракенен — Мелькемен — Крагиннен, на пятый день — выйти на западный берег р. Роминте и, продвинувшись на 50–55 км, овладеть на левом фланге крупным узлом обороны противника г. Гольдап. В дальнейшем — развивать наступление в направлении Даркемен. Действия армии с воздуха будут обеспечивать [23] соединения 1-й воздушной армии (командующий генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин).

Затем генерал Покровский обратил наше внимание на организацию взаимодействия с соседом справа — 5-й армией (командующий генерал-полковник Н. И. Крылов, с 17 октября генерал-лейтенант П. Г. Шафранов), которой надлежало наступать в направлении Станайце — Каттенау — Гервишкемен, к исходу пятого дня достигнуть рубежа Шмайлен — Куттен и ударом с севера и северо-запада овладеть Гумбинненом, после чего развивать наступление в направлении Инстербурга. Мы должны были содействовать этой армии в овладении узлами обороны Шталлупенен и Гумбиннен.

Располагавшаяся на правом крыле фронта 39-я армия (командующий генерал-лейтенант И. И. Людников) должна была, согласно плану, начать наступление после прорыва 5-й армией обороны противника и своим левым флангом (пять дивизий) нанести удар в северо-западном направлении на Лазденен, отрезав гитлеровцам пути отхода на запад.

Левее нас действовала 31-я армия (командующий генерал-лейтенант В. В. Глаголев). Ей предстояло, перейдя в наступление на второй день операции, ударом с рубежа Шулы — Раудондвары в юго-западном направлении, на Вижайны расширить общий фронт прорыва в сторону левого фланга, а затем, овладев рубежом Шитткемен — оз. Шельмент, развивать наступление на Филипув.

В заключение начальник штаба фронта сообщил, что 2-му гвардейскому Тацинскому танковому корпусу приказано с утра второго дня операции, т. е. с выходом войск 5-й и 11-й гвардейской армий на государственную границу, быть готовым войти в прорыв в полосе наступления этих армий.

В конце совещания член Военного совета фронта генерал-лейтенант В. Е. Макаров обратил наше внимание на особенности партийно-политической работы в условиях боевых действий на территории врага.

Василия Емельяновича Макарова очень уважали все, кто сталкивался с ним по работе и службе. Человек он был общительный, сердечный, хотя с виду суровый. Его партийность и принципиальность были хорошо известны многим командирам и политработникам, особенно тем, кто знал его в предвоенные годы как одного из секретарей Московского городского комитета партии, а затем заместителя народного комиссара Госконтроля СССР.

Таким образом, план Гумбинненской наступательной операции сводился к прорыву глубоко эшелонированной и укрепленной в инженерном отношении обороны противника в центре ее, на инстербургско-гумбинненском направлении, где находились основные оборонительные укрепления, располагавшиеся к северу от Мазурских озер. Слушая начальника штаба, я старался проанализировать план и сопоставить его с проведенными ранее операциями, вникнуть, так сказать, в причинность и вытекавшие из нее последствия. [24] Прежде всего бросалось в глаза, что штаб фронта планировал один главный удар. Намечаемое количество войск для вспомогательных ударов как на севере, так и на юге казалось излишне большим. Конечно, на вражеской территории можно было встретить непредвиденные обстоятельства. Но штабу фронта в данном случае виднее — он больше осведомлен о противнике и своих возможностях. Видимо, командующий фронтом стремился надежно обеспечить фланги ударной группировки наступлением 39-й армии, в основном в северо-западном направлении, и 31-й армии — в юго-западном. Правда, сил и средств в этих фланговых армиях было меньше, чем в 5-й и 11-й гвардейской.

Мы считали, что удар смежными флангами 5-й и 11-й гвардейской армий из района Вилкавишкиса в общем направлении на Гумбиннен, т. е. по основным укреплениям гитлеровцев, расположенным в районе Шталлупенена, может привести не только к излишним потерям в людях и технике, но и к снижению темпов наступления. Последнее обстоятельство дало бы возможность немецко-фашистскому командованию подтянуть резервы из глубины или с других, неатакованных участков фронта, остановить наше наступление и сорвать выполнение фронтовой задачи. Поэтому мы склонялись к мысли о большей целесообразности обойти укрепления врага с севера и юга. Последовавшее затем наступление 11-й гвардейской армии, в частности южнее линии Эйдткунен — Шталлупенен — Гумбиннен, полностью подтвердило наши предположения о несомненных преимуществах охватывающего удара, кстати, не обсуждавшегося нами с командованием фронта.

Отсутствие в начале наступления фронта концентрических ударов с целью окружения противника в его оперативной зоне, как потом выяснилось, объяснялось тем, что, по мнению командования фронта, на правом крыле не имелось достаточного оперативного размаха, так как действия войск ограничивались разграничительной линией с 1-м Прибалтийским фронтом, а на левом крыле не позволяла местность, которая выводила войска при наступлении в лесисто-озерный район Ангербург — Летцен — Растенбург{15}. Именно поэтому там наносились не основные, а только вспомогательные удары.

Нам не было известно, когда и где будет введен в сражение второй эшелон фронта, что, безусловно, не позволяло штабу армии в достаточной степени продумать перспективу развития операции в глубине обороны и спланировать оперативное взаимодействие с 28-й армией. В этом смысле все было ясно со 2-м гвардейским Тацинским танковым корпусом. Он должен был с утра второго дня операции быть готовым войти в прорыв в полосе 5-й или 11-й гвардейской армии (в зависимости от успеха) и на третий день овладеть Гумбинненом. [25]

Все наши соображения и нерешенные вопросы мы доложили командующему фронтом и попросили его согласия нанести главный удар несколько южнее, т. е. не центром, а левым флангом 11-й гвардейской армии. Однако генерал И. Д. Черняховский оставил свое решение в силе. Видимо, в штабе фронта имелась на сей счет вполне определенная точка зрения, основанная на анализе более конкретной обстановки, чем располагало командование 11-й гвардейской армии.

Таким образом, суммируя данные, содержащиеся во многих архивных материалах, в том числе и в трофейных документах, мнения участников операции и руководящих работников Генерального штаба, можно составить ныне ясную картину планирования Гумбинненской операции.

Планировалась эта операция в Генеральном штабе в конце сентября 1944 г. Как это следует из директивы Ставки от 3 октября и как засвидетельствовал впоследствии генерал армии С. М. Штеменко, который во время войны был начальником оперативного управления Генерального штаба, «первоначально предполагалось выделить для наступления силы 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов». При этом разгром прибалтийской группировки противника планировалось осуществить ударами Ленинградского и 2-го Прибалтийского фронтов, поскольку в то время считалось, что особой опасности для войск генерала армии И. X. Баграмяна немецкая группа армий «Север» не представляла. Обстоятельства, однако, внесли в это мнение поправку. Но, как выяснилось позднее, эта точка зрения на проведение всей операции, которая имелась в Ставке, была изменена. Вскоре Ставка небезосновательно предположила, что курляндская группировка противника, стремясь избежать катастрофы, может нанести удар с севера на юг, по флангу 1-го Прибалтийского фронта, чтобы соединиться с группой армий «Центр». Впоследствии из трофейных документов мы узнали, что немцы готовили именно такой удар. 14 октября командующий 3-й танковой армией генерал-полковник Раус, информируя командующего 4-й армией об обстановке перед фронтом его армии, сообщал: «...группа армий «Север» намерена нанести удар в южном направлении; наступление же 3-й танковой армии в северном направлении при имеющихся у нее силах совершенно исключается»{16}. Через два дня начальник штаба этой танковой армии полковник Мюллер-Гиллебранд сказал по телефону начальнику штаба 40-го танкового корпуса: «Так как группа армий «Север» завтра намерена начать прорыв на юг, 3-й танковой армии при всех обстоятельствах надо удержаться севернее р. Мемель, несмотря на ослабление ее фронта»{17}. [26]

В связи с тем, что Ставка Верховного Главнокомандования стремилась быстрее уничтожить курляндскую группировку противника, 1-му Прибалтийскому фронту была поставлена задача — главными силами нанести удар из района Илакяя в северном направлении, а остальными овладеть Мемелем и очистить от противника северный берег Немана в районе Тильзита{18}.

Все это не было нам достаточно ясно осенью 1944 г. при подготовке Гумбинненской наступательной операции. Поэтому в своих расчетах как штаб фронта, так и штаб 11-й гвардейской армия исходили из тех предпосылок, которые были определены в директиве Ставки от 3 октября 1944 г.

Итак, решение принято. Теперь оно не подлежало ни сомнению, ни обсуждению. Твердость командующего фронтом генерала армии Черняховского была нам хорошо известна, хотя работали мы с ним еще не так много. Это был энергичный и волевой полководец. Иван Данилович прошел большую практическую школу, командуя сначала танковой дивизией, а с июля 1942 г. общевойсковой армией. Особенно успешно под его командованием действовали войска на курском направлении и при освобождении Левобережной Украины в 1943 г.

В апреле 1944 г. 38-летний генерал-полковник Черняховский был назначен командующим войсками 3-го Белорусского фронта. К этому моменту его грудь украшали звезда Героя Советского Союза и многие боевые ордена. 29 июля 1944 г. за успешное проведение Белорусской операции Иван Данилович был удостоен второй Золотой Звезды Героя Советского Союза, а несколько позже получил звание генерала армии.

Конечно, на первых порах работы на посту командующего фронтом Черняховский не имел достаточного опыта в организация и подготовке операций большого размаха. Но он много учился, старался познать все «секреты» и тонкости полководческого искусства. Особенно много перенимал И. Д. Черняховский у Маршала Советского Союза А. М. Василевского, который летом 1944 г. был представителем Ставки Верховного Главнокомандования на 1-м Прибалтийском и 3-м Белорусском фронтах.

Черняховский обладал неутомимой энергией и завидной работоспособностью. Разговаривая ночью 10 июня с И. В. Сталиным, маршал А. М. Василевский с похвалой отозвался об Иване Даниловиче. «Первое впечатление о Чернове{19}, — доложил он Верховному, — хорошее. Работает много, умело и уверенно»{20}. Авторитет генерала Черняховского в войсках был большим и вполне заслуженным. [27]

В соответствии с решением командующего одновременно с выходом правого крыла 3-го Белорусского фронта к границе производилась и перегруппировка войск. Окончательно они занимали следующее положение:

1) на пилькалленском направлении, на фронте Сударги — Ширвиндт (35 км) располагалась 39-я армия, сосредоточившая свои главные силы (пять дивизий из девяти) на левом фланге;

2) на шталлупененском направлении от Михнайце до северного берега оз. Поезиоры (16 км) силами девяти стрелковых дивизий оборонялись войска 5-й армии;

3) на даркеменском направлении от оз. Поезиоры (западнее Вилкавишкиса) на линии Кумец — Россь (28 км) занимала оборону 11-я гвардейская армия (девять стрелковых дивизий).

На левом крыле фронта на растенбургском направлении на рубеже (иск.) Россь — Горчицы (20 км северо-восточнее Августова), т. е. на фронте протяжением 70 км, располагались войска 31-й армии (семь дивизий).

28-я армия и 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус, находившиеся во втором эшелоне фронта, дислоцировались в районе южнее и северо-восточнее Пильвишки{21}.

Противник, как уже отмечалось, имел в первой линии перед войсками 3-го Белорусского фронта девять пехотных дивизий и одну танковую бригаду. Свободными оперативными резервами в полосе предстоящего наступления фронта немецко-фашистское командование не располагало. Они, видимо, были израсходованы в предыдущих боях на территории Белоруссии и Литвы, а создать новые резервы вражеское командование не могло. Наличные силы и средства командование 4-й немецкой армии распределило неодинаково. Две дивизии с тактической плотностью один батальон на 2 км и 13 орудий и минометов на 1 км фронта оборонялись перед 39-й армией, которая занимала рубеж от Сударги до Ширвиндта. Перед фронтом 5-й армии оборонялось в общей сложности не более одной пехотной дивизии, имевшей плотность один батальон на 1,7 км и 15 орудий и минометов на 1 км фронта. В полосе предстоящего наступления 11-й гвардейской армии располагалось свыше двух пехотных дивизий с тактической плотностью один батальон на 1,4 км и 23 орудия и миномета на 1 км фронта. Более трех пехотных дивизий с плотностью один пехотный батальон на 2,2 км и 9 орудий и минометов на 1 км фронта стояло перед войсками 31-й армии{22}.

Кроме пехотных соединений перед фронтом этих армий располагались артиллерийские, минометные и танковые части как средства усиления командования сухопутных войск и Резерва Главнокомандования. [28]

Приведенные выше данные говорят о том, что большой тактической плотностью противник располагал в полосе предстоящего наступления 11-й гвардейской армии. Следовательно, нам нужно было действовать против уплотненных боевых порядков врага. Это обстоятельство приходилось учитывать при планировании боя и операции в целом, тем более при продвижении наших соединений и частей в глубине немецкой обороны.

В штабах и войсках армии (план операции)

После возвращения из штаба фронта перед командованием армии встал вопрос о подготовке решения на операцию. Времени для этого оставалось мало — 10–12 суток. Кто знаком с процессом планирования операции по документам или, еще лучше, занимался этим сам, поймет, что время было очень ограниченным, а работа предстояла огромная. Однако то обстоятельство, что 11-я гвардейская армия получила для прорыва участок в пределах своей оборонительной полосы, исключало необходимость дополнительного изучения обстановки. К тому же, поскольку с подходом к границе Восточной Пруссии общий ход предстоящих действий был в основном ясен, я имел примерное решение, которое нуждалось в некоторых уточнениях в зависимости от конкретной задачи и придаваемых средств усиления. Все это намного сокращало сроки изучения и анализа обстановки, а соответственно и принятия решения.

Пока подготавливали карту полосы предстоящих действий, я еще раз продумал директиву командования фронта. В ней четко было указано все: направление удара, участок прорыва, ближайшая и дальнейшая задачи, рубежи выхода войск армии по дням наступления, задачи армии в интересах обеспечения взаимодействия с соседними армиями и другие данные. Все это фронт заключил в жесткие рамки названий населенных пунктов, высот, координат и ограничил сроками исполнения. Решение командующего фронтом, определившее лишь в общих чертах роль и место армии в наступательной операции, требовало детальной проработки, а сама операция — тщательной и всесторонней подготовки. Следовало рассчитать и расставить силы и средства так, чтобы группировка войск наиболее соответствовала замыслу операции. При этом надо было учесть численность, сколоченность, оснащение боевой техникой, моральное и физическое состояние личного состава и — что очень важно — организаторские способности и волевые качества руководящего офицерского состава корпусов и дивизий. Требовалось определить направления действий и задачи соединений, а в отдельных случаях, на главном направлении, даже частей.

Чтобы всю операцию тщательно спланировать, надо было предусмотреть перегруппировку войск и их боевую подготовку, организацию [29] разведки, подготовку плацдарма и инженерное оборудование исходного положения для наступления, спланировать материально-техническое и медицинское обеспечение войск, организацию смены и вывода войск в исходное положение для наступления, командирскую рекогносцировку и организацию взаимодействия всех родов войск, действующих в операции.

Особенностью задач 11-й гвардейской и 5-й армий являлось то, что они должны были находиться на острие «клина», который генерал Черняховский намеревался вбить в расположение войск 4-й немецкой армии. Иными словами, действия армий теснейшим образом были связаны с выполнением задач фронта. Это накладывало на нас большую ответственность.

Уясняя задачу, поставленную перед армией, особенно важно глубоко понять ее смысл, перспективу развития наступления, вероятные трудности и препятствия. В эти дни я буквально жил Гумбинненской операцией. Ложился и вставал с думой о задаче, поставленной перед армией. Ведь правильное решение приходит не сразу. Оно зреет в процессе глубокого мышления, осмысливания мельчайших деталей, в ходе непрерывной оценки обстановки. Здесь, пожалуй, нет мелочей, которые прямо или косвенно не влияли бы на выработку решения.

Итак, армия наступает на главном направлении. Готовы ли войска к выполнению этой задачи? И все ли из них в одинаковой степени? Чего не хватает войскам и как пополнить недостающее в оставшееся до начала наступления время?

А соседи? Они рассматривались нами не просто как войска, наступавшие правее или левее нашей армии, а под углом зрения выполнения поставленной нам боевой задачи, в какой степени они могли повлиять на успех нашего наступления.

Из директивы фронта, а также из личных указаний командующего и начальника штаба мы понимали, что с соседом справа, т. е. с 5-й армией, нам следует установить более тесное взаимодействие, поскольку именно с ней предстояло решать главную задачу фронта в этой операции. Успех или неуспех 5-й армии в ходе наступления мог непосредственно повлиять на выполнение задач 11-й гвардейской армии, и, наоборот, задержка в продвижении последней могла отрицательно сказаться на продвижении соединений 5-й армии. Успешные действия правофланговых соединений нашего левого соседа — 31-й армии — значительно облегчали наступление главной группировки фронта, особенно в глубине оперативной зоны обороны противника.

Сопоставляя глубину укрепленных позиций и силу сопротивления противника в полосе армии, мы должны были определить возможный темп своего наступления. Именно он давал нам ключ к определению времени, потребного для прорыва всей глубины обороны. Задача заключалась в том, чтобы темп нашего наступления опережал возможности противника переходить в глубине к [30] обороне и подтягивать резервы для контратак. В данном случае только темп наступления мог определить успех всей операции. Требовалось одним ударом прорвать всю тактическую глубину обороны противника, овладеть пограничным укрепленным рубежом, развить тактический прорыв в оперативный и выйти на оперативный простор. Только это позволило бы избежать «прогрызания» рубежей, т. е. последовательного их прорыва. Поэтому прорыв надо было осуществить более мощно и организованно и, главное, в высоком темпе. Обеспечить успех могли мощная артиллерийская и авиационная подготовка атаки, стремительное наступление пехоты и танков, непременное соблюдение тактической внезапности и в результате всего этого разгром первого эшелона противника.

Большая и напряженная работа при подготовке операции ложилась на штаб армии, который был обязан продумать организацию четкого взаимодействия всех родов войск на всю глубину наступления, в сравнительно короткий срок собрать и обобщить значительное число оперативно-тактических данных обстановки и особенно изучить группировку противника перед фронтом армии.

Проанализировав все имевшиеся в штабе армии данные, предварительные доклады командующих родами войск, начальника штаба генерала И. И. Семенова и начальника разведки полковника И. Я. Сухацкого, я принял решение, хотя, впрочем, еще не окончательное. Но уже к 1 октября идея решения на наступательную операцию армии была в основном определена.

В тот же день было проведено совещание с командирами стрелковых корпусов, командующими родами войск, начальниками служб и командирами приданных и поддерживающих соединений и частей, которым были даны необходимые указания о подготовке войск к наступлению и проведении связанной с этим организационной работы{23}.

В течение сентября и первых чисел октября было проведено 104 разведывательных поиска и 85 засад. 76 поисков осуществила инженерная разведка, обнаружившая 53 тыс. кв. м площади, заминированной противотанковыми минами, и 26 тыс. кв. м — противопехотными {24}. В период с 7 по 12 октября в тыл противника было заслано 6 радиофицированных групп разведки{25}. В полосе армии, особенно после получения устных распоряжений командования фронта о подготовке к наступлению, были развернуты сотни наблюдательных пунктов стрелковых и специальных родов войск, в том числе 4 армейских, 7 корпусных, 11 дивизионных и ряд других {26}. [31]

Общевойсковую, артиллерийскую и саперную разведки дополняла авиационная, которая велась систематически. Результаты аэрофотосъемки оборонительных рубежей и сооружений противника как на переднем крае, так и в глубине Восточной Пруссии были отпечатаны на топографических картах масштаба 1 : 25 000 и разосланы во все общевойсковые, артиллерийские и другие специальные штабы для изучения. Доведены были до них и другие данные разведки.

В результате разведки и наблюдения были уточнены сведения, которыми мы располагали, и получены новые данные о группировке противника и его оборонительных сооружениях.

Были выявлены также тактические резервы и дислокация штабов соединений и частей. Однако район Вирбалиса и роща южнее не были разведаны в достаточной степени, а именно здесь была сосредоточена 103-я танковая бригада противника, о которой стало известно только в день боя.

Всеми видами артиллерийской разведки и главным образом звуко-, фото — и оптической разведкой были установлены 52 действующие артиллерийские и 22 минометные батареи. Огневые позиции 18 артиллерийских батарей требовали дополнительного уточнения{27}.

Спешно завершая работы на оборонительных рубежах, противник готовился к отражению наступления советских войск. Гитлеровцы, боясь расплаты за свои чудовищные злодеяния на советской земле, идеологически и морально подготавливали немецких солдат и офицеров стоять до последнего человека, но не допустить наши войска на территорию Германии. Соединения и части, прикрывавшие границы Восточной Пруссии, были значительно пополнены людьми (главным образом из числа жителей Восточной Пруссии) и боевой техникой. Полностью обеспеченные вооружением и боеприпасами, дивизии имели по 8–9 тыс. человек боевого состава.

Всего в полосе предстоящего наступления нашей армии было [32] выявлено два полка 549-й, полностью 561-я и четыре батальона 547-й пехотных дивизий (всего 19 пехотных батальонов). С учетом ближайших резервов противник имел 22 пехотных батальона, танковый батальон, танковую бригаду и 18 артиллерийских дивизионов. Общая численность составляла 30–35 тыс. солдат и офицеров, 165 станковых и 792 ручных пулемета, 409 орудий разных калибров, 570 минометов, 60 танков и 44 штурмовых орудия{28}. 70% всех этих боевых средств находилось в войсках первой линии.

Как выяснилось несколько позднее, нам было известно, к сожалению, далеко не все. Поэтому некоторые действия врага в ходе операции оказались для нас непредвиденными и создали значительные затруднения.

Чтобы принять окончательное решение, необходимо было иметь дополнительные данные не только о силах и средствах врага, но и о переднем крае его обороны, о местности, определенной для исходного положения войск перед наступлением. С этой целью была проведена рекогносцировка местности, в результате которой были определены основные и наиболее важные направления для наступления войск первого эшелона, а также задачи авиации, артиллерии, танкам и различным службам.

На рассвете 2 октября перед выездом на рекогносцировку я продиктовал начальнику оперативного отдела штаба армии генерал-майору И. И. Ледневу замысел операции, основные положения намечаемого решения и некоторые отправные данные для составления как графической, так и текстовой части плана операции. Так как срок для разработки был очень ограниченным, оперативный отдел немедленно приступил к работе.

Рекогносцировка{29} была начата с правого фланга намечаемого участка прорыва — с района Кумец 1-й — Подворышки. Изучив здесь передний край противника и наметив район исходного положения войск, группа перешла на наблюдательный пункт командира 5-й гвардейской стрелковой дивизии, расположенный на высоте в 1 км севернее Бояры. Уточнив вторую позицию противника, проходившую по линии южнее Ольвита — Мисвеце, и определив участок прорыва 8-го гвардейского стрелкового корпуса, мы двинулись дальше. В центре полосы прорыва армии на участке Кунигишки-Ланкен — Ивановка группа наметила исходное положение и участок прорыва для частей 1-го гвардейского стрелкового корпуса, а на, левом фланге армии, в расположении 11-й гвардейской стрелковой дивизии (район Погернево, Саусеники) — для частей 36-го гвардейского стрелкового корпуса. Из района Моленишки, [33] точный рубеж обороны противника по линии Вирбалис — Кайри — Кунигишки, являвшийся задачей первого дня наступления главных сил армии.

В результате рекогносцировки направление главного удара было намечено на Кайри — Платен и далее на Вальтеркемен, т. е. в центре полосы прорыва армии. Это направление соответствовало общему замыслу операции, оно обеспечивало не только успешное решение задачи армии как части ударной группировки фронта, но и позволяло объединить усилия и осуществить взаимодействие с войсками соседа справа (5-й армией) как при прорыве неприятельской обороны, так и при бое в ее глубине.

В итоге изучения характера обороны и группировки войск противника мы пришли к выводу, что его оборона будет предельно жесткой и высокоманевренной.

По возвращении группы из рекогносцировки в штаб армии были вызваны начальники штабов стрелковых корпусов и артиллерии корпусов, командиры приданных и поддерживающих артиллерийских и танковых соединений. Генерал И. И. Семенов информировал присутствующих (отдельно по корпусам) о составе группировки войск для прорыва, предварительно указал полосы и направления главных ударов и изложил план организации и проведения рекогносцировки на завтра — 3 октября{30}. Затем командующие артиллерией и бронетанковыми и механизированными войсками дали ряд специальных указаний по работе артиллерийских штабов и командиров танковых частей и соединений. Начальники штабов корпусов в целях сохранения секретности каждый в отдельности и без права делать какие-либо выписки были ознакомлены с планом подготовки операции. На следующий день каждому командиру корпуса на местности мной были показаны участок прорыва в полосе наступления корпуса и направление главного удара, определен боевой порядок и уточнена ближайшая задача, командиры корпусов получили также указания по использованию танков, артиллерии, истребительно-противотанковой и зенитной артиллерии. Затем в ходе этой рекогносцировки были намечены районы огневых позиций артиллерии, выжидательные и исходные позиции для танков, установлен состав артиллерийских групп и число орудий, выделяемых для стрельбы прямой наводкой, определены порядок артиллерийского и инженерного обеспечения атаки пехоты и танков, рубежи огневого сопровождения их в глубине обороны противника, вероятные направления его контратак и в соответствии с этим распределены противотанковые средства.

Особо тщательно было отработано на местности взаимодействие стрелковых частей с авиацией, распределены цели между артиллерией и авиацией, а также намечены районы в глубине обороны для ударов бомбардировщиков и рубежи для штурмовиков, начиная с переднего края и до выполнения армией ближайшей задачи. [34]

Утром 4 октября я принял окончательное решение. Сущность его сводилась к следующему.

Обороняясь частью сил на флангах, армия своей ударной группировкой (шесть стрелковых дивизий со средствами усиления) прорывает оборону противника на участке Кумец 1-й — Крулево-Кшесло (по фронту 10 км), наносит главный удар в направлении Кайри — Платен — Вальтеркемен и во взаимодействии с соседом справа (5-й армией) уничтожает сначала шталлупененскую группировку противника, а затем, выйдя на рубеж р. Роминте, овладевает городами Даркемен, Гольдап. Для наращивания удара и развития успеха создается армейская подвижная группа (стрелковая дивизия и танковая бригада). В армейский резерв выделяется одна стрелковая дивизия. Если командование фронта, сообразуясь с обстановкой, введет в полосе армии 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус, задачей армии станет овладение и Гумбинненом.

Исходя из поставленной задачи и характера обороны противника было решено оперативное построение армии иметь в один эшелон, чтобы первым сильным ударом обеспечить прорыв всей тактической зоны обороны врага, а боевой порядок стрелковых корпусов — в два эшелона, чтобы иметь возможность наращивать удары в глубине обороны и обеспечить фланги соединений от контрударов резервов противника.

В соответствии с этим решением на правом фланге армии должен был наступать 8-й гвардейский стрелковый корпус в составе 5, 26-й и 83-й гвардейских стрелковых дивизий (командир корпуса генерал-лейтенант М. Н. Завадовский). При поддержке танков и артиллерии он прорывал оборону противника на участке Кумец 1-й — Кунигишки-Ланкен (5 км) и наносил главный удар в направлении Клайпуце — Мажуце{31}. Во взаимодействии с левофланговыми [35] соединениями 5-й армии и частями 16-го гвардейского стрелкового корпуса корпусу предстояло уничтожить части 549-й и 561-й пехотных дивизий и овладеть рубежом Ольвита — Васильево. В дальнейшем, при наступлении в общем направлении на Кибейки, 8-му гвардейскому стрелковому корпусу надлежало к исходу дня главными силами выйти на фронт Вирбалис — Карклупяны, а передовыми отрядами овладеть укрепленным рубежом противника на участке государственной границы Шлойвен — Маттлаукен. Во втором эшелоне в районе Пилютышки — Вижайды — Меркшишки корпусу приказано было иметь 83-ю гвардейскую стрелковую дивизию (без одного полка).

16-й гвардейский стрелковый корпус в составе 31-й и 1-й гвардейских стрелковых дивизий (командир корпуса генерал-майор С. С. Гурьев) с приданными и поддерживающими средствами усиления {32} прорывал вражескую оборону в центре на участке (иск.) Кунигишки-Ланкен — Сталавка (2,5 км), нанося главный удар в направлении Будвеце — Поевонь. После разгрома частей и подразделений 561-й пехотной дивизии корпус сначала овладевал рубежом Васильеве — Будвеце, а затем, к исходу дня выходил главными силами на линию Карклупяны — Кунигишки.

1-я гвардейская стрелковая дивизия (командир полковник П. Ф. Толстиков), 213-я танковая бригада и 1057-й самоходный артиллерийский полк, находясь во втором эшелоне 16-го гвардейского корпуса, составляли подвижную группу армии. С выходом 31-й гвардейской стрелковой дивизии на рубеж Васильево — Будвеце эта группа вводилась в бой в направлении Поевонь — Пиллюпенен с задачей выхода на государственную границу и захвата рубежа на фронте Гериттен — Пиллюпенен.

36-й гвардейский стрелковый корпус в составе 84, 11-й и 18-й гвардейских стрелковых дивизий (врид командира корпуса генерал-майор Е. В. Рыжиков) со своими средствами усиления {33}, обороняясь на левом фланге и в центре частями 11-й гвардейской [37] стрелковой дивизии (на фронте 11 км), переходил в наступление силами 84-й гвардейской стрелковой дивизии на участке Сталавка — Крулево-Кшесло (2,5 км), нанося главный удар в направлении Кунигишки.

При благоприятных условиях должна была перейти в наступление своими правофланговыми частями в направлении Якишки — Крегздзе и 11-я гвардейская стрелковая дивизия. Развивая успех, корпусу предстояло к исходу дня главными силами двух стрелковых дивизий прорвать первый промежуточный рубеж противника на участке Кунигишки — Скордупяны и выйти на фронт Кунигишки — Войткоболе, а подвижными и передовыми отрядами овладеть к этому времени укрепленным рубежом на участке государственной границы Венцловишкен — Виштынец.

Что касается 18-й гвардейской стрелковой дивизии, то командиру корпуса было предложено иметь ее во втором эшелоне (район Новиники) в готовности развить успех 84-й гвардейской дивизии, равно как и отразить возможные контратаки пехоты и танков Противника с юга.

Составлявшая резерв армии 16-я гвардейская стрелковая дивизия (командир генерал-майор М. А. Пронин) должна была сосредоточиться в полосе наступления 16-го гвардейского стрелкового корпуса западнее Бержины и находиться в готовности к развитию успеха корпуса и отражению возможных контратак немецкой пехоты и танков со стороны Виштынец, Скордупяны, Гражишки.

Артиллерия должна была подавить мощными массированными ударами огневую систему врага на переднем крае и в глубине обороны, а также не допустить контратаки противника. Решение обеих этих задач обеспечило бы ввод подвижной группы развития успеха и создало бы условия для выхода частей армии на государственную границу.

Основной задачей поддерживающей авиации являлось прикрытие наступающих сухопутных войск непосредственно на поле боя. Кроме того, своими штурмовыми и бомбардировочными ударами она должна была не допустить подхода и развертывания резервов противника в полосе наступления армии, прежде всего перед 16-м гвардейским корпусом.

Перед танковыми частями была поставлена задача — действиями в составе групп непосредственной поддержки пехоты (НПП) обеспечить пехоте выполнение ее задач на всю глубину операции, особенно в период выхода на государственную границу с Восточной Пруссией; перед инженерными войсками — обеспечение действий всех родов войск сначала на исходных и выжидательных позициях, а в процессе наступления — в глубине обороны противника. Особое внимание инженерные войска должны были обратить на минно-взрывные заграждения, а также на поддержание в проезжем состоянии грунтовых и шоссейных дорог.

Таким образом, в основу решения, принятого с учетом характера [38] и глубины обороны противника, наличия его сил и средств, боевых возможностей корпусов и средств их усиления, была положена идея сильного удара превосходящими силами армии в стыке 549-й и 561-й пехотных дивизий противника с нанесением главного удара центром оперативного построения войск.

Боевые задачи войск предусматривали захват таких рубежей обороны противника, которые обеспечивали решающие условия для дальнейшего наступления армии. Все это требовало смелых решений, большой оперативности в работе командования и штабов всех степеней, умелого использования всех современных средств борьбы, особенно артиллерии.

В первом эшелоне армии должны были наступать наиболее боеспособные и укомплектованные дивизии, после летних боев находившиеся все время во втором эшелоне армии и регулярно проходившие боевую подготовку. Эти семь гвардейских дивизий были заблаговременно выведены в ближайший тыл для доукомплектования, обучения и подготовки к наступлению в новых условиях. Во втором эшелоне армии оставались лишь две гвардейские дивизии — 83-я и 11-я.

Создание подвижной группы армии не было новшеством. Такая группа создавалась в ходе Невельской операции осенью 1943 г. в 3-й ударной армии, войсками которой в ту пору мне довелось командовать. Особенностью этой группы являлось то, что она формировалась из частей и соединений, входивших в состав корпуса, наступавшего на главном направлении армии. Стрелковая дивизия вводилась в сражение на автомашинах, усиливалась танками, самоходно-артиллерийскими установками, противотанковыми и зенитными средствами, инженерно-саперными и огнеметными частями. Но если в Невельской операции подвижная группа аналогичного состава себя полностью оправдала, то в иной обстановке, в обстановке Гумбинненской операции, как мне представляется теперь, она не могла бы достичь тех же успешных результатов.

Но военное искусство потому и является искусством, что оно не терпит никакого шаблона. То, что дает положительные результаты в одной обстановке, повторенное в том же варианте, но в других условиях, может привести не только к неуспеху, но и к провалу. Это я, к сожалению, упустил из виду. Правда, к провалу это не привело, но создало нам значительные трудности, для устранения которых пришлось принимать в ходе операции срочные меры. Но об этом позже.

Приступая к непосредственной разработке плана наступательной операции, штаб армии обязан был учесть не только сложившуюся на фронте обстановку, рассчитать силы, необходимые для прорыва переднего края, но и определить возможное соотношение сил своих и противника при действиях в глубине его обороны. Производя такие расчеты, офицеры оперативного отдела стремились рассматривать противника в динамике, т. е. предвидеть заранее [39] весь ход боевых действий. Изучая элементы обороны врага, анализируя его силы и средства, было очень важно учесть районы расположения тактических и оперативных резервов, а также возможности их маневра на угрожаемые направления.

Одновременно штаб армии произвел расчет группировки своих сил и средств во времени и пространстве, чтобы обеспечить на всех этапах операции выгодное соотношение сил, особенно на направлении главного удара. С этой целью штаб и командующие родами войск определили возможный маневр войсками в ходе операции за счет вторых эшелонов и резервов, а также частей, перебрасываемых с второстепенных участков фронта.

План операции предусматривал выполнение армией задач в два этапа: первый продолжительностью двое суток, второй — трое суток. Цель первого этапа — разгром первого оперативного эшелона противника до подхода его резервов. За эти двое суток армия должна была прорвать главную оборонительную полосу противника на участке Кумец 1-й — Крулево-Кшесло, разгромить главные силы 549, 561-й и 547-й пехотных дивизий, преодолеть всю тактическую глубину его обороны, овладеть укрепленным оборонительным рубежом на государственной границе и, продвинувшись на глубину 20–25 км, выйти на фронт Бруххефен — Руджен — Ташитен — Виштынец — Повиштайце. Средний темп наступления планировался 10–12 км в сутки.

Цель второго этапа операции — развитие тактического прорыва в оперативный, чтобы в течение трех суток, продвинувшись на 28–30 км, выйти на р. Роминте на участке Гумбиннен — Гольдап. Средний темп наступления планировался 10 км в сутки. Особое внимание обращалось на обеспечение левого фланга армии от возможных контратак пехоты и танков противника с юга.

План определял по дням действия каждого корпуса и дивизии, их конкретные задачи, основы взаимодействия.

На втором этапе предусматривалось нарастить силу удара из глубины за счет ввода в бой вторых эшелонов корпусов и резерва армии. Правофланговый — 8-й гвардейский стрелковый корпус должен был обойти шталлупененский узел обороны с юга и запада и во взаимодействии с 5-й армией окружить и уничтожить оборонявшуюся здесь вражескую группировку. Центральный — 16-й гвардейский стрелковый корпус — нанести стремительный удар в западном направлении на Вальтеркемен, обеспечив тем самым ввод в бой фронтовой подвижной группы (если она будет вводиться в полосе армии). В дальнейшем, после выхода на р. Роминте, обоим корпусам предстояло наступать на северо-запад и совместно с войсками 5-й армии овладеть Гумбинненом. Левофланговому — 36-му гвардейскому стрелковому корпусу на этом этапе операции надлежало сначала очистить от противника Роминтеновскую пущу, а затем, овладев г. Гольдап, прочно обеспечить левый фланг армии от контрударов противника с юга. [40]

Поскольку главная роль в выполнении задачи армии отводилась 16-му гвардейскому корпусу, он получал больше средств усиления, чем другие соединения, и для поддержки его наступления выделялась большая часть авиации.

План предусматривал также перегруппировки дивизий на каждый день, начиная с третьего. Так, на третий день операции 11-я гвардейская стрелковая дивизия передавалась из 36-го гвардейского стрелкового корпуса в 16-й для создания в последнем второго эшелона, а 18-я гвардейская стрелковая дивизия 36-го корпуса вводилась в бой вместо 11-й. На четвертый день в 8-м гвардейском стрелковом корпусе 83-я гвардейская стрелковая дивизия заменяла в бою 26-ю, а 16-я гвардейская стрелковая дивизия, составлявшая резерв армии, передавалась 36-му корпусу для ввода в бой с утра пятого дня; 11-я дивизия в этот день вводилась в бой вместо 31-й, которая выводилась во второй эшелон 16-го корпуса.

Значительная глубина вражеской обороны требовала непрерывного наращивания сил, особенно в первые два-три дня операции. При этом необходимо было добиться изоляции первого эшелона противника от его резервов, чтобы разбить их по частям. Поэтому были разработаны необходимые мероприятия по авиационному обеспечению наступления, чтобы затруднить вражескому командованию возможную переброску и сосредоточение резервов из глубины к участку прорыва, обеспечив тем самым более успешное выполнение задач, стоящих перед войсками армии.

К началу наступления на участке прорыва сосредоточивалось 8 стрелковых дивизий из 9, около 2 тыс. орудий и минометов, до 300 танков и самоходно-артиллерийских установок, что обеспечивало решающее превосходство над противником в силах и средствах: по пехоте в 3,5 раза, по полевым орудиям и минометам в 4,5–5 раз, по противотанковой артиллерии в 1,7 раза, по танкам и самоходным орудиям в 3,2 раза{34}.

5 октября графический план операции был утвержден Военным советом фронта{35} и положен в основу дальнейшей работы штаба армии и штабов родов войск по подготовке операции и разработке необходимой документации.

Через два дня мы получили оперативную директиву фронта, которая подтверждала в основном указания, полученные на совещании у командующего фронтом и в отдельных распоряжениях штаба фронта. После этого я провел в штабе армии последнее совещание с командирами корпусов, начальниками родов войск и служб, командирами приданных и поддерживающих частей и соединений. Начальник штаба армии генерал-лейтенант И. И. Семенов подробно, до мельчайших деталей изложил план операции, [41] указал место и задачу каждого корпуса, каждой дивизии, доложил о расчете сил и средств, выделенных для прорыва обороны противника. Командующий артиллерией генерал-лейтенант артиллерии П. С. Семенов и командующий бронетанковыми и механизированными войсками полковник А. Р. Бурлыга дали указания по подготовке к наступлению танкистов, самоходчиков, артиллеристов. Командующий 1-й воздушной армией генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин, специально прибывший к нам на это совещание, изложил план действий авиации в полосе нашей армии.

С этого момента все внимание Военного совета и штаба армии было приковано к точному и своевременному выполнению полученной директивы.

10 октября в армию прибыли представитель Ставки Верховного Главного Командования Маршал Советского Союза А. М. Василевский и командующий фронтом генерал армии И. Д. Черняховский. Их приезд меня обрадовал. Появилась возможность в полуофициальной обстановке разрешить многие вопросы, связанные с подготовкой и проведением операции. К тому же, когда старший начальник находится не у себя в кабинете и не на своем командном пункте, а непосредственно в войсках, к нему легче обращаться с просьбами, так как он может сразу проверить обоснованность их и пойти навстречу.

Иван Данилович Черняховский предложил посмотреть, как подготовились к прорыву войска. Решили отправиться в 16-й гвардейский стрелковый корпус к генерал-майору С. С. Гурьеву. Передний край полосы наступления этого корпуса находился южнее Вилкавишкиса (7–8 км). В 3–5 км от переднего края пересели с легковой машины на «виллисы». Но и на них продвигаться было рискованно: местность открытая, почти все дороги просматривались и простреливались противником. Тогда, оставив «виллисы» за укрытием, перебежками добрались до первого хода сообщения, где нас встретил Гурьев.

Выслушав его короткий доклад, Александр Михайлович Василевский предложил отправиться по траншеям на передний край. Здесь, на направлении главного удара армии, на участке Подворышки — Кунигишки-Ланкен — Крулево-Кшесло мы почти половину дня уточняли вопросы организации прорыва, задачи и участки атаки частей. Беседуя с офицерами и солдатами, маршал Василевский и генерал Черняховский интересовались, как они понимают свои задачи, находясь в обороне, какое у них настроение в связи с возможными боями на вражеской земле, обеспечены ли всем, что положено по фронтовым нормам. Настроение и боевой дух гвардейцев понравились представителю Ставки и командующему фронтом.

Перед возвращением в штаб армии Иван Данилович решил еще раз уточнить на местности направление наступления 8-го и 16-го гвардейских корпусов в районе Кунигишки-Ланкен. Опершись [42] обеими руками о края траншеи, он легко поднялся и уселся на ее задней стенке. Был он одет в светлую генеральскую гимнастерку, которая резко выделялась на окружающем темном фоне. Гитлеровцы моментально открыли сильный минометный огонь. Мне и сейчас трудно понять, как нам удалось невредимыми выбраться из района обстрела. Мины рвались буквально вокруг нас. То тут, то там образовывались завалы и воронки. Оказавшись в безопасном месте, мы в сердцах пожурили Ивана Даниловича, а маршал Василевский полушутя, полусерьезно заметил:

— Все, что случилось, совсем ни к чему...

Смущенный, но с задорной искоркой в глазах, Черняховский сказал мне:

— Кажется, я нарушил требования маскировки. Виноват.

Прощаясь на командном пункте армии, маршал Василевский отметил, что подготовку к операции, которую он видел в войсках и о которой слышал из докладов командиров частей и соединений, армия ведет правильно и что в этом отношении сделано немало. Затем, пожелав большого успеха в предстоящем наступлении, он уехал.

В 12 час. 30 мин. 11 октября был отдан боевой приказ по армии, в котором с достаточной подробностью излагались решение на прорыв и задачи войскам. В соответствии с этим приказом и отданными в разное время устными указаниями, командиры корпусов разработали и приняли свои решения на наступление.

Как уже отмечалось выше, боевой порядок корпуса состоял из двух эшелонов, дивизии — из одного, полка — из двух. Таким образом, каждая дивизия имела пять стрелковых батальонов в первой линии, три стрелковых батальона во втором эшелоне и по одному батальону в резерве командира дивизии. Такое построение боевых порядков корпусов и дивизий полностью отвечало тем задачам, которые им предстояло решать в предстоящем наступлении. Боевой порядок, с одной стороны, был достаточно гибким и хорошо управляемым, с другой — позволял наращивать силу удара на главном направлении, из глубины.

В соответствии с планом наступление корпусов поддерживали, кроме корпусных артиллерийских групп, армейская артиллерийская группа дальнего действия, подгруппы которой располагались за боевыми порядками пехоты и танков в полосах поддерживаемых ими частей и соединений.

Огромную работу по планированию и подготовке к операции требовалось вести скрытно. Надо было перекрыть все каналы, по которым к врагу могли просочиться сведения о готовящемся наступлении. Специальный план предусматривал мероприятия по дезинформации противника{36}. Как правило, в штабах всех степеней документы писались от руки и в одном экземпляре. Всякая [43] переписка, телефонные и радиопереговоры о подготовительных мероприятиях были запрещены. Непосредственные исполнители получали указания, касающиеся только их и не раскрывающие замысла и содержания всего комплекса подготовки. Войска передвигались только ночью. Стоявшая на огневых позициях артиллерия не изменяла режима огня, а вновь выводимые части и подразделения тщательно маскировались. На переднем крае обороны в глубине батальонных и полковых районов открыто велись различные земляные работы. По каналам связи передавались фиктивные приказы и распоряжения об укреплении оборонительных позиций.

Строгие указания по маскировке были отданы нами и тыловым частям, особенно в районах сосредоточения различных складов и баз снабжения. Днем автотранспорт мог передвигаться только по специальным пропускам, выдаваемым начальником тыла армии. Легковые автомашины к переднему краю ближе, чем на 6–7 км, не допускались. За порядком в прифронтовой полосе наблюдали организованные для этого армейские, корпусные, дивизионные и тыловые комендатуры.

Для дезинформации противника относительно истинного положения войск армии широко применялась оперативная маскировка. Имитировалось, например, ложное сосредоточение войск на второстепенных участках фронта, создавалась видимость перегруппировки частей в полосу 31-й армии. Проводились ротные и батальонные тактические учения с движением в светлое время суток колонн войск с обозами в южном направлении — на Калвария, в сторону Мариямполя и т. д. На левом фланге армии, в полосе 11-й гвардейской стрелковой дивизии, на стыке ее с 31-й армией была значительно усилена активность разведывательных групп и сгруппирована большая часть зенитной артиллерии. Политработники проводили с личным составом беседы о стойкости в обороне, о мужественном отражении немецко-фашистских войск в случае их наступления с линии границы Восточной Пруссии. Содержание бесед через некоторое время могло стать известно гитлеровцам и убедить их в мысли, что советские войска на этом участке фронта собираются длительное время находиться в обороне.

Как показали дальнейшие события, меры по дезинформации в основном себя оправдали. Хотя нам и не удалось полностью скрыть подготовку армии к наступлению, немецко-фашистскому командованию осталось неизвестным главное — сроки начала наступления, состав группировки наших войск и направление главного удара. Следовательно, в какой-то степени противник был введен в заблуждение, хотя и не в том объеме, как нам этого хотелось. [44]

В штабах родов войск

Одновременно с разработкой операции в штабе армии, стрелковых корпусах, в войсках и штабах родов войск шла интенсивная подготовка к ней. Огромную работу проделал штаб артиллерии армии.

Для обеспечения успеха требовалось в самое короткое время нанести артиллерийским огнем решительное поражение основным группировкам врага, которые, как этого следовало ожидать, будут стянуты к участку прорыва. С этой целью командующий артиллерией генерал П. С. Семенов решил, во-первых, создать высокие артиллерийские плотности — 200–220 орудий и минометов на 1 км фронта и, во-вторых, использовать в период артиллерийской подготовки большую часть отпущенного на день боя лимита боеприпасов.

На время Гумбинненской операции нашей армии были приданы 2-я и 10-я артиллерийские дивизии прорыва, 11-я и 24-я гвардейские минометные бригады, 8-я тяжелая минометная бригада, 16-я и 21-я истребительно-противотанковые бригады Резерва Главного Командования, 316-й отдельный артиллерийский дивизион особой мощности, две зенитно-артиллерийские дивизии и другие части. Кроме того, для артиллерийской подготовки и поддержки атаки с основных огневых позиций было выделено из состава 28-й армии пять артиллерийских полков и из 31-й армии сводная минометная группа. Чтобы усилить огневую мощь стрелковых дивизий первого эшелона, наступавших на направлении главного удара, в них были созданы сильные полковые и дивизионные артгруппы из шести — восьми, а иногда и больше артиллерийских полков. Так, в полосе 31-й гвардейской стрелковой дивизии действовало шесть артиллерийских и три минометных, а в полосе 26-й гвардейской стрелковой дивизии — десять артиллерийских и минометных полков. Артиллерийские группы в стрелковых дивизиях создавались с таким расчетом, чтобы каждый стрелковый батальон первого эшелона получил по одному артиллерийскому дивизиону, а каждый стрелковый полк — артиллерийский или минометный полк.

В стрелковых корпусах также были созданы артиллерийские группы в составе 15–20 и более артиллерийско-минометных дивизионов.

Артиллерия дивизий вторых эшелонов корпусов и резерва армии на время артиллерийской подготовки была передана дивизиям первого эшелона.

Армейскую артиллерийскую группу мы разделили на три самостоятельные подгруппы (по одной-две артиллерийские бригады в каждой), которые поддерживали один из стрелковых корпусов [45] {37}. Таким образом, корпуса и дивизии первого эшелона имели мощную артиллерийскую поддержку, особенно 16-й гвардейский стрелковый корпус{38}.

На основе принятого решения штаб артиллерии армии, возглавляемый полковником Б. И. Беляевым, разработал план артиллерийского обеспечения наступления, в котором были изложены задачи и группировка артиллерии, схемы огня по периодам операции, схемы и таблицы огня на период сопровождения атаки пехоты и танков, графики пристрелки целей, ведомости расхода боеприпасов по дням операции и план перегруппировки артиллерии.

Плотность артиллерии в полосах прорыва корпусов армии

Дополнительный план (использование артиллерии с началом наступления) отражал вопросы взаимодействия и организации маневра артиллерийскими средствами в динамике боя, а также порядок развертывания артиллерийско-противотанковых резервов в ходе операции.

Предусматривалась двухчасовая артиллерийская подготовка атаки. Планировалась поддержка атаки пехоты и танков огневым валом в сочетании с последовательным сосредоточением огня по наиболее важным объектам атаки на глубину до 3 км, т. е. до преодоления второй позиции главной полосы. Предусматривалось сопровождение войск сосредоточением огня по требованию пехоты и танков на глубину 5–6 км, т. е. до преодоления всей глубины главной полосы обороны противника.

С началом атаки часть артиллерийских и минометных полков переподчинялась подивизионно командирам стрелковых батальонов, а с выходом пехоты на рубеж Мисвеце — Щуки — Васильев [46] — Будвеце каждый стрелковый полк получал в свое распоряжение еще три артиллерийских или минометных дивизиона (т. е. один полк в полном составе).

Во время артиллерийской поддержки атаки для уничтожения отдельных огневых точек противника в каждой стрелковой дивизии выделялось по 40–45 орудий для стрельбы прямой наводкой, в том числе не менее двенадцати 76-мм пушек и четырех 122-мм гаубиц. К решению этой же задачи привлекалась вся полковая и батальонная артиллерия. Плотность орудий, поставленных для стрельбы прямой наводкой, составляла в среднем 20–22 орудия на 1 км фронта.

Для отражения контратак танков противника и закрепления достигнутых рубежей в стрелковых полках и дивизиях были созданы артиллерийско-противотанковые резервы, состоявшие из одной артиллерийской батареи или дивизиона, а иногда и артиллерийского полка. В противотанковый резерв армии были выделены 10-й гвардейский штурмовой инженерно-саперный батальон и артиллерийский истребительно-противотанковый полк 21-й бригады.

Противовоздушная оборона войск армии возлагалась на армейскую группу в составе 34-й и 66-й зенитно-артиллерийских дивизий (по четыре полка в каждой) и 1280-й отдельный зенитно-артиллерийский полк. Во время операции 66-я зенитно-артиллерийская дивизия прикрывала боевые действия 8-го гвардейского стрелкового корпуса, а 34-я — 16-го гвардейского стрелкового корпуса{39}. Всего армейская группа насчитывала 32 пушки 76-мм и 85-мм и 168 орудий 37-мм и 20-мм калибра{40}.

Не менее напряженная работа проводилась и в штабе бронетанковых и механизированных войск армии. Для обеспечения успешного наступления, особенно в глубине обороны противника, в современных условиях одной артиллерии, каким бы сильным и разрушительным ни был ее огонь, явно не достаточно. В условиях долговременной укрепленной обороны танки и самоходно-артиллерийские установки имеют возможность довольно успешно бороться с противотанковой артиллерией и танками противника, а также подавлять огневые точки, содействуя пехоте в выполнении возложенных на нее задач.

11-я гвардейская армия была усилена 153-й и 213-й танковыми бригадами, 76-м и 77-м гвардейскими тяжелыми танковыми, 343, 345-м и 348-м тяжелыми, 1057-м и 1435-м легкими самоходно-артиллерийскими и 148-м инженерно-танковым полками.

В плане боевого использования и технического обеспечения танковых и самоходно-артиллерийских частей предусматривались задачи танковых войск по этапам операции, взаимодействие их с пехотой и артиллерией, особенно в глубине вражеской обороны. [47]

Подробно был разработан и ввод в прорыв танковых частей, входивших в армейскую подвижную группу. Значительное место в плане отводилось вопросам связи и управления.

Бронетанковые войска были распределены следующим образом. 8-й гвардейский стрелковый корпус для своих двух дивизий, наступавших в первом эшелоне, получил один тяжелый танковый и два тяжелых самоходно-артиллерийских полка, а также 153-ю танковую бригаду (без одного батальона) и три роты 148-го инженерно-танкового полка; 16-й гвардейский стрелковый корпус для поддержки 31-й гвардейской стрелковой дивизии — батальон 153-й танковой бригады и 1435-й самоходно-артиллерийский полк; 36-й гвардейский стрелковый корпус для действия с 84-й гвардейской стрелковой дивизией был усилен одним тяжелым танковым и одним тяжелым самоходно-артиллерийский полками. В армейскую группу развития успеха армии, как уже отмечалось, выделялись 213-я танковая бригада и 1057-й самоходно-артиллерийский полк{41}.

После усиления корпусов танками и самоходно-артиллерийскими установками были достигнуты следующие плотности их на фронте армии:

Плотность танков и самоходно-артиллерийских установок в полосах прорыва корпусов армии

Как видно из данных таблицы, свыше 40% имевшихся танков и самоходно-артиллерийских установок предусматривалось использовать в полосе 8-го гвардейского стрелкового корпуса. В полосе [48] 16-го гвардейского корпуса планировалась плотность 17 бронеединиц на 1 км фронта. Однако если учесть использование армейской подвижной группы в полосе наступления этого корпуса, то плотность на направлении его главного удара возрастает до 51 единицы на 1 км фронта. Создание такой плотности танков и самоходных орудий на участке Кунигишки-Ланкен — Сталавка должно было обеспечить сокрушение оборонительных укреплений противника и выход в этот же день на государственную границу.

Выжидательные позиции для танков были выбраны в 7–13 км от переднего края. Во время рекогносцировки местности и переднего края в полосе действий танков (10–15 октября) были установлены рубежи прохода танков через боевые порядки пехоты, сигналы целеуказаний от пехоты к танкам и обратно, закреплены танки за пехотой, а самоходные орудия за танками (с этой целью на боевых машинах крупными цифрами были написаны номера, чтобы подразделения могли лучше видеть свои поддерживающие танки и самоходные орудия), отработано артиллерийское сопровождение атаки и уточнены детали плана инженерного обеспечения при преодолении р. Шервинты и минных заграждений.

Несколько совместных тактических учений пехоты, усиленной артиллерией и танковыми частями, завершили подготовку к операции.

Авиационное обеспечение действий наземных войск в Гумбинненской операции, как уже отмечалось, возлагалось на 1-ю воздушную армию, штаб которой разработал план боевого использования авиации на первые три дня операции. 12 октября этот план был утвержден Военным советом 3-го Белорусского фронта{42}.

План предусматривал действия в интересах 11-й гвардейской армии половины 6-й гвардейской бомбардировочной и полностью 277-й и 311-й штурмовых авиадивизий.

Взаимодействуя с артиллерией, эти дивизии должны были штурмовыми и бомбардировочными ударами уничтожить огневую систему и живую силу противника на его переднем крае в полосе армии, подавить главную группировку артиллерии противника на глубине 4–6 км в районах Мисвеце, Будвеце, Трилавка, Крегздзе и др. Важной задачей авиации являлось воспрещение противнику накапливать пехоту и танки на флангах нашего наступления, не дать возможности его резервам подойти из глубины в район прорыва. Бомбардировщикам и штурмовикам ставилась задача не допустить занятия отходящими с первой линии обороны войсками противника промежуточных оборонительных рубежей, обеспечить успешное продвижение войск нашей армии и выполнение ею задач, поставленных командующим фронтом.

В специальной плановой таблице, разработанной 9 октября [49] штабами 11-й гвардейской и 1-й воздушной армий{43}, излагались все вопросы боевого взаимодействия авиации с наземными войсками. В ней предусматривались напряженность боевой работы авиации и очередность выполнения задач бомбардировщиками и штурмовиками. Боевые действия последних были разделены на два эшелона: эшелон содействия прорыву и эшелон подавления артиллерии и узлов обороны противника в глубине. Во втором случае одновременно с действиями штурмовиков должны были наносить массированные удары по вражеским укреплениям бомбардировщики.

Согласно плановой таблице в первый день операции намечалось 944 самолето-вылета, из них бомбардировщиков — 80, штурмовиков — 514 и истребителей — 340. Во второй день для разрушения опорных пунктов и подавления огневых средств врага в глубине планировалось 310 самолето-вылетов штурмовиков и бомбардировщиков, для непосредственного сопровождения пехоты и танков 260 самолето-вылетов штурмовиков. На третий день — 470 самолето-вылетов штурмовиков и бомбардировщиков, не считая действий истребителей по их прикрытию.

Истребительная авиация фронта не действовала непосредственно в интересах 11-й гвардейской армии, однако особое внимание обращалось на прикрытие ею штурмовых авиадивизий (в том числе 277-й и 311-й) и ударных группировок наступавших армий.

Для наиболее тесного взаимодействия авиации с наземными войсками, а также для управления самолетами над полем боя предусматривалось постоянное нахождение на наблюдательном пункте командующего 11-й гвардейской армией оперативной группы во главе с заместителем командующего 1-й воздушной армией генерал-майором авиации Е. М. Николаенко, а при командирах стрелковых корпусов и 1-й гвардейской стрелковой дивизии — представителей авиации с рациями наведения.

Местность и характер обороны противника в полосе предстоявшего наступления 11-й гвардейской армии предъявляли исключительно высокие требования к ее инженерным войскам, которыми с успехом руководил генерал-майор В. И. Зверев.

Штаб инженерных войск (начальник штаба полковник М. Г. Григоренко) с учетом задач армии составил подробный план инженерного обеспечения войск как в период подготовки к наступлению, так и особенно в ходе его{44}. Некоторые инженерные средства были приданы непосредственно войскам. Стрелковым корпусам, например, кроме штатных инженерно-саперных подразделений придавалось по одному инженерно-саперному батальону. Соответственно выделялись средства для дорожного обеспечения и [50] строительства переправ (три батальона), для ведения разведки (разведывательные роты двух бригад), для проделывания новых проходов в противотанковых и противопехотных препятствиях (один батальон), для устройства армейских командных и наблюдательных пунктов (один батальон). Дополнительные силы и средства выделялись и для постройки блиндажей и укрытий для войск и различных материально-технических грузов.

Для стрелковых полков и дивизий создавались подвижные отряды заграждений, состоявшие из взвода-роты саперов с запасом противотанковых и противопехотных мин и взрывчатых веществ. Быстрота передвижения этих отрядов обеспечивалась конным или механическим транспортом.

График переправы войск армии при форсировании рек всеми родами войск, составленный штабом инженерных войск, обеспечивал четкую организацию переправ, так как учитывал наличие всех видов переправочных средств, предусматривал маневр ими в зависимости от обстановки, ориентировочные сроки действия десантных и мостовых переправ и время, потребное на постройку мостов на жестких опорах.

В подготовительный период главное внимание уделялось подготовке района прорыва. К оборудованию исходного района для наступления привлекались все рода войск. Стрелковые подразделения дооборудовали наличные и отрывали новые траншеи и ходы сообщений, артиллеристы сооружали основные и запасные огневые позиции, танкисты — исходные районы для танков и самоходно-артиллерийских установок.

Важной задачей являлось проделывание проходов в своих и неприятельских инженерных заграждениях. Специальные группы, созданные за 10 дней до начала наступления во всех дивизиях, провели тренировки на учебных полях, оборудованных по типу немецкой обороны.

Уже давно стала классической фраза: «Сапер ошибается только один раз!» Действительно, неосторожность сапера, недобросовестность его может привести к тяжелым последствиям и для него, и для многих людей, которые устремятся в проделанные им проходы. Инженерные войска армии справились со своей сложной боевой задачей. В ночь на 13 октября в полосе армии начали действовать 178 групп разграждения. К утру 15 октября они сняли 19 тыс. мин в исходном районе армии и более 20 тыс. перед передним краем, сделали 164 прохода, из них 42 — для танков{45}. Ни один человек не был потерян при проделывании проходов! И в этом немалая заслуга начальника штаба инженерных войск полковника М. Г. Григоренко, руководившего не только подготовкой личного состава, но и разминированием.

Поскольку наличного состава минеров не хватало для выполнения [51] большого объема работ, особенно по разминированию и преодолению инженерных заграждений в глубине обороны противника, в армии было дополнительно подготовлено 1075 нештатных минеров, из которых 733 приходилось на стрелковые войска, 218 — на артиллерию, 42 — на войска связи и 82 — на танковые части{46}. К началу наступления инженерное оборудование исходного положения для первых и последующих эшелонов войск было полностью завершено: построено 22 командных и наблюдательных пункта, 188 блиндажей и землянок, отрыто 90 минометных и 60 артиллерийских позиций емкостью на батарею-дивизион, 21 км траншей и ходов сообщения, оборудовано 220 открытых пулеметных площадок{47}. Для танков были отрыты аппарели. Отремонтированы многие старые дороги, а на ряде участков построены новые, общим протяжением 114 км. На переднем крае для выхода в исходное положение танков и артиллерии через р. Шервинта были построены переправы.

Работа тыла

Учитывая опыт предыдущих операций, командование 11-й гвардейской армии придавало большое значение работе как тыловых органов, так и службе тыла в целом. Они должны были обеспечить войска материально-техническими средствами к началу операции и в ходе ее, своевременно организовать эвакуацию и лечение раненых, ремонт старых, а при необходимости и постройку новых дорог.

Начальник тыла армии полковник Ю. Б. Ибатулин и его штаб, располагавшийся в Ошкосвиде (5 км западнее Мариямполя), проделали значительную работу. Достаточно сказать, что только боеприпасов было подано 196 железнодорожных вагонов и 1047 т горючего{48}.

Армия базировалась на железнодорожный участок Вильнюс — Олькеники, со станциями снабжения Олькеники и Козлова Руда. Основная база снабжения была организована на ст. Мариямполь. В этих же районах находились управление армейской базы и основные армейские склады.

До выхода армии на рубеж Грюнвайтшен (10 км юго-восточнее Гумбиннена) — Гольдап планировалось снабжать ее войска с основных складов, опираясь на ст. Мариямполь. С выходом войск на рубеж р. Ангерапп грузы предусматривалось подавать на выгрузочную станцию Шталлупенен.

Для снабжения войск боеприпасами всех видов армия располагала двумя артиллерийскими складами (№ 2680 и 1407). Кроме [52] того, по приказу фронта к началу операции нам был подчинен резервный склад на ст. Юре, который можно было быстро перебросить в требуемом направлении. Планировалось с развитием наступления склад № 2680 приблизить к линии фронта на 15–25 км.

К 16 октября запасы всех видов горюче-смазочных материалов в частях составляли около четырех заправок. Исходя из боевых задач, каждому соединению и части определялся суточный лимит расхода горючего.

Что касается продовольствия и фуража, то армия была обеспечена им по всем видам до 15 сутодач, из которых не менее семи находилось в войсках. До 19 октября доставку продовольствия на дивизионные обменные пункты намечалось производить непосредственно с армейского склада, с 20 октября — со станции выгрузки в головное отделение склада.

С целью своевременного обслуживания дорог в армейском тылу тыловой район был разделен на участки, в пределах которых каждый дорожно-строительный батальон получил отдельный маршрут, протяженностью 34 км (129-й батальон) и 48 км (127-й батальон).

Успех операции в немалой степени зависел и от состояния автотранспорта армии. Поэтому весь автомобильный парк был осмотрен и осуществлен текущий ремонт. В результате из 4952 автомашин, имевшихся в армии, 4716 находились в строю и могли обслуживать войска в ходе операции.

11-я гвардейская армия располагала 30 санитарными учреждениями, в том числе 28 госпиталями различного назначения. В подготовительный период раненые и больные из всех лечебных учреждений были в основном эвакуированы в тыл. В первой линии, в районе медсанбатов дивизий, развернулось пять хирургических полевых подвижных госпиталей емкостью на 3 тыс. коек, а в районе Мариямполя — армейская госпитальная база на 5 тыс. коек.

Особое внимание было обращено на подготовку батальонного и ротного звена санитарной службы. В каждом взводе были подобраны и обучены санитары. Для быстроты эвакуации весь автомобильный и конно-санитарный транспорт частей и соединений сосредоточивался в районе медико-санитарных батальонов.

Организация управления

Без твердого и бесперебойного управления даже самое хорошее решение может остаться невыполненным. Именно поэтому организации управления придавалось в армии особенно большое значение.

Чтобы своевременно воздействовать на ход боевых действий в процессе развития операции, управление войсками должно опираться [53] на развернутую сеть командных и наблюдательных пунктов, от правильной организации которых в большой степени зависела бесперебойность управления.

Создавая сеть командных и наблюдательных пунктов, командующий и штаб армии стремились приблизить все звенья командования непосредственно к боевым порядкам войск. Наблюдательные пункты были построены на командных высотах в 1–1,5 км от переднего края противника для командиров дивизий и в 2 км — для командиров корпусов. Командующие родами войск и начальники служб управляли подчиненными соединениями и частями с НП соответствующих общевойсковых соединений. Предусматривалось перемещать наблюдательный пункт командующего армией к исходу каждого дня операции до 3–5 км от передовых частей, а его командный пункт — через каждые два дня операции на 8–12 км; наблюдательные пункты корпусов к исходу каждого дня операции — на 2–3 км от передовых частей, командные пункты — на 3–4 км от них; для дивизий — два раза в течение каждого дня операции соответственно на 1–2 и на 3 км{49}.

Немало усилий в подготовительный период было приложено для создания сети связи. Прежде всего была построена связь по линии штаба и командующего армией. Наблюдательный пункт последнего имел прямую телефонную связь с наблюдательными пунктами всех командиров корпусов, а также дивизий на направлении главного удара. Такая же связь была организована по линии командных пунктов, в том числе приданных и поддерживающих частей и соединений, и с соседями (с командными и наблюдательными пунктами). По этому же принципу строилась связь и штаба фронта. Командующий армией мог получать указания непосредственно от командующего фронтом по телефону или телеграфу.

Одновременно с телефонной и телеграфной связью управление войсками осуществлялось и по радио. Со штабами корпусов и дивизий радиосвязь поддерживалась путем организации маломощных сетей командования.

До начала боевых действий основным видом связи являлась проводная (телефонная и телеграфная), с началом наступления — радиосвязь.

Перед сражением

Все понимали, что наша остановка перед границей не может продолжаться долго. Каждую паузу в боях мы использовали для дальнейшего совершенствования боевой выучки солдат и офицеров, для усиления их воинского мастерства.

Боевой подготовке войск мы уделяли самое серьезное внимание. [54]

Еще в начале сентября, подготавливая исходные районы и рубежи, мы начали готовить и личный состав для решительного наступления в новых условиях. Части и соединения учились штурмовать укрепленный бастион немцев, каким являлась Восточная Пруссия. Новые условия боевых действий требовали, несомненно, лучшей выучки офицерского состава и подразделений всех родов войск, более тщательного сколачивания частей и четкой организации взаимодействия между пехотой, артиллерией, танками и авиацией, требовали применения новых тактических приемов ведения наступательного боя.

В предшествовавших боях при прорыве обороны полевого типа, построенной по системе открытых траншей, действия частей армии сводились преимущественно к стремительному броску вперед и последующему решительному продвижению от одной траншеи к другой при поддержке массированным огнем всех огневых средств. Стрелковые подразделения, не задерживаясь, безостановочно преодолевали всю тактическую глубину обороны противника. В новых условиях требовался планомерный, тщательно подготовленный и организованный прорыв обороны противника штурмовыми действиями пехоты во взаимодействии с артиллерией, танками и саперами. Следовательно, на первое место выдвигались ближний бой во всех его многообразных формах, умение преодолевать многочисленные заграждения на переднем крае и в глубине, блокировать и уничтожать доты и дзоты, обходить многочисленные очаги сопротивления врага, созданные в каждом хуторе, в каждом населенном пункте, умение отражать контратаки мелких подразделений пехоты и танков, не задерживая темпа наступления.

И еще одно обстоятельство. Прежние бои армия вела относительно устоявшимся кадровым составом. Конечно, потери в людях мы несли, и для восполнения их нам присылали сотню-другую бойцов на дивизию, ввести которых в строй не составляло особого труда. Теперь же, перед большим наступлением, армия получила пополнение более 10 тыс. человек. В армию прибывали новые артиллерийские и танковые части. Их надо было подготовить к боевым действиям в самые сжатые сроки и так, чтобы по своим боевым и моральным качествам они не уступали бывалым гвардейцам, прошедшим суровую боевую школу на Курской дуге и в Белорусской операции. В составе армии находились три московские дивизии, из которых одна была кадровая (бывшая Московская пролетарская стрелковая дивизия) и две (4-я и 18-я) бывшие ополченские.

Для боевой подготовки были выведены во второй эшелон армии вначале три дивизии (26, 31-я и 84-я), а затем, когда полоса обороны сократилась с 56 до 30 км, еще четыре дивизии (1, 5, 16-я и 18-я).

Разработанный штабом армии календарный план боевой подготовки на период с 16 сентября по 10 октября определял виды [55] подготовки, темы занятий, очередность отработки задач, распределение часов, сроки исполнения и лиц, ответственных за проведение тренировок и учений. Аналогичные планы были разработаны в каждой дивизии с учетом обстановки, в которой они находились. Согласно этим планам проводились взводные, ротные и батальонные тактические учения, которые завершались учениями с боевой стрельбой. Особое внимание уделялось совместным занятиям пехоты с танками и артиллерией, на которых отрабатывалось взаимодействие между ними в ходе наступления.

В основу подготовки всех родов войск было положено обучение их прорыву глубоко эшелонированной обороны противника на глубину 5–6 км при наличии большого количества инженерных противопехотных и противотанковых заграждений и минных полей.

Занятия проводились на учебных полях, оборудованных сообразно характеру немецкой обороны, которую войскам предстояло прорывать. Стрелковые части и подразделения учились быстро и правильно занимать исходное положение для атаки, преодолевать вражеские заграждения, стремительно штурмовать позиции противника, блокировать доты и уничтожать их гарнизоны; наступая мелкими подразделениями, захватывать опорные пункты как ночью, так и днем. Пехота училась вести рукопашный бой в траншеях и ходах сообщений, а также бороться с контратакующими мелкими подразделениями пехоты и танков противника.

Особое внимание обращалось на умение вести бой ночью, на высокие темпы наступления, охваты и обходы опорных пунктов и узлов сопротивления. Сначала занятия проводились во взводах, затем в ротах, батальонах и полках, начиная с «атаки усиленной ротой долговременных и деревоземляных огневых точек» и кончая «атакой усиленным стрелковым батальоном сильно укрепленной позиции противника и боя в глубине».

Наиболее полно отрабатывался бой стрелковых подразделений во взаимодействии с другими родами войск, а главное с танками и артиллерией.

Учитывая, что новое наступление в отличие от всех предыдущих предстояло начать прорывом глубоко эшелонированной обороны немецкого предполья, следовало научить войска армии штурму оборонительной полосы противника. Подготовку штурмовых групп решили начать с корпусного звена. В армейском штурмовом городке в районе оз. Ория (3 км южнее Калвария) было проведено для командиров корпусов и дивизий, командующих артиллерией и начальников инженерных войск дивизий и корпусов показное учение по действию штурмовой группы с боевой стрельбой. Затем аналогичные учения прошли в стрелковых дивизиях для командиров полков и батальонов, начальников артиллерии полков и полковых инженеров.

В каждом стрелковом батальоне создавались и готовились по две-три штурмовые группы. Состав их был различным, однако в [56] основном они состояли из усиленного стрелкового взвода, вооруженного автоматами, отделения или взвода станковых пулеметов, одного-двух отделений саперов, отделения огнеметчиков и двух-трех бойцов-химиков. Каждая группа усиливалась двумя 45-мм орудиями, взводом 82-мм минометов, одним-двумя танками или самоходными орудиями, оснащалась миноискателями, щупами, ножницами для резки проволоки, кошками с веревками, удлиненным и кумулятивными зарядами, земленосными мешками, волокушами и малыми лопатами.

Штурмовые группы обучались централизованно в масштабе каждой дивизии в специально созданных учебных городках. Оборудование последних отвечало условиям боевой обстановки. Преодоление противотанковых и противопехотных препятствий проводилось без всяких условностей, ибо препятствия были реальными.

Основной принцип действия штурмовых групп — стремительность и дерзость атаки, сопровождаемые массированным огнем с ходу. Расстояние с исходного положения до первой траншеи противника штурмовая группа должна преодолеть не более чем в 1–2 мин. Это требовало четкого обучения и хорошей организации боя, а также соответствующего оснащения и специальной тренировки всего состава группы.

Артиллеристы учились вести непрерывную разведку противника, его пулеметных точек и огневых позиций артиллерии, во всех условиях обстановки быстро отыскивать цели и организовывать немедленное их подавление.

Орудийные расчеты тренировались в ведении меткого огня по отдельным точкам, амбразурам и бронеколпакам дотов. У артиллеристов вырабатывались навыки непрерывного сопровождения пехоты и танков огнем и колесами в процессе наступления. Артиллерийские подразделения учились быстро развертываться в боевой порядок и немедленно открывать огонь. Большое внимание уделялось действию артиллерии совместно с другими родами войск, главным образом с пехотой и танками.

Серьезно готовились к предстоящей операции и бронетанковые войска. Они учились маневрировать на поле боя, атаковать и обходить опорные пункты и узлы сопротивления противника. Ввиду того что танковые экипажи должны были уметь вести огонь по амбразурам и бронеколпакам долговременных сооружений врага с ходу и с коротких остановок, танкисты ежедневно проводили стрельбы по специально построенным макетам дотов.

Танкисты обучались также атаке позиций противника в составе групп непосредственной поддержки пехоты во взаимодействии с ней при поддержке артиллерии. Все подразделения отрабатывали действия танков при отражении контратак пехоты и танков врага, особенно в глубине его обороны.

Инженерные части в процессе подготовки операции отрабатывали инженерную разведку долговременных сооружений, обороны [57] и заграждений противника, комендантскую службу у проходов в минных полях и при пропуске танков по колонным путям, действия саперов в составе подвижных отрядов заграждений при закреплении захваченных рубежей, при форсировании рек и оборудовании переправ (в том числе постройку деревянных мостов с применением средств механизации). Поскольку инженерные части выполняли в этот период боевые задания, для обучения они поочередно выводились в резерв на 7–10 суток.

Практика войны показала, что во всех видах боя успех достигается не только благодаря мужеству и боевой выучке личного состава подразделений, но и в результате тактического мастерства офицеров, их умения четко управлять действиями подчиненных в сложной обстановке современного боя, особенно во время прорыва и в глубине обороны противника. Поэтому, готовясь к Гумбинненской операции, штаб 11-й гвардейской армии обратил особое внимание на подготовку офицеров, поставив задачу научить командиров управлять подразделениями и частями в сложных условиях наступательного боя с прорывом заранее подготовленной, глубоко эшелонированной обороны противника, усиленной дотами, а также организации взаимодействия.

В Гумбинненской операции, как никогда раньше, требовались опытные офицеры, особенно в звене полк — батальон. Но таких офицеров, к сожалению, было мало. Многие батальоны и полки возглавляли молодые офицеры. Хотя они и прошли суровую боевую школу, однако теперь к прорыву обороны противника особой прочности требовалось готовиться по-иному, не так, как раньше. А новое давалось трудно. Нужно было учиться брать доты, а это далеко не просто.

Вот почему командование армии придавало столь большое значение контролю за ходом боевой подготовки. В ходе проверки соединений, куда выезжали член Военного совета, начальник штаба армии и пишущий эти строки, был обнаружен ряд недостатков, требовавших немедленного устранения. Несмотря на солидный боевой опыт, даже такие командиры дивизий, как полковник Н. Л. Волков и другие, недооценивали организацию боевой подготовки и обучения войск. Подчас им не хватало и методических навыков. Пришлось направить в войска опытных организаторов и методистов.

Огромную работу в этом направлении провел начальник отдела боевой подготовки армии полковник С. И. Портнов. Участник советско-финляндской войны 1939–1940 гг., он хорошо себе представлял организацию борьбы с железобетонными инженерными сооружениями. Портнов помог штабам в планировании боевой подготовки, сам проводил с командирами батальонов и дивизионов показные занятия на местности, отрабатывая методику организации тактического учения роты с боевой стрельбой. В полках такую работу вели офицеры оперативного отдела армии подполковник А. А. Данилевич, майор Ф. Д. Свердлов и др. [58]

Боевая учеба охватила штабы всех степеней. Чтобы достичь единообразия, поучительности и целеустремленности в обучении штабов, мной вначале было проведено учение со штабом армии по теме «Работа штаба армии при подготовке и проведении операции прорыва сильно укрепленной полосы обороны противника»{50}. Общевойсковые штабы и штабы родов войск обучались организации и планированию боя в соответствии с возложенными на них задачами, умению руководить боем днем и ночью, быстро и точно собирать данные обстановки на поле боя, правильно анализировать их и докладывать, своевременно и грамотно отрабатывать боевую документацию и доводить ее до войск. Отрабатывалась ими и организация взаимодействия между родами войск и с соседями, особенно при действиях в глубине вражеской обороны. Все штабы изучали сигналы и документы скрытого управления войсками.

В этот период штаб армии провел методом односторонней военной игры на картах штабное учение с каждым штабом корпуса по теме «Прорыв усиленным стрелковым корпусом позиционной, глубоко эшелонированной обороны противника». В свою очередь командиры корпусов и дивизий провели такие же занятия со своими штабами и со штабами полков. Одновременно с этим все штабы один-два раза в неделю проводили штабные тренировки, на которых отрабатывали оформление боевой документации, организацию взаимодействия и скрытого управления в бою, особенно в глубине вражеской обороны.

7 октября мной было проведено еще одно занятие. На этот раз с командирами корпусов и дивизий, артиллерийских и танковых частей и соединений на большом рельефном плане, оборудованном в соответствии с местностью, занятой противником, по теме предстоявшей наступательной операции. В ходе занятия были уточнены задачи, поставленные войскам, порядок занятия исходного положения, размещения и использования вторых эшелонов и резервов, построения боевых порядков полков и дивизий и многие другие вопросы. Затем были отработаны все этапы операции по дням и задачам: прорыв тактической зоны обороны и укрепленного рубежа на государственной границе, ведение боя в глубине оперативной зоны.

Особое внимание и на этом занятии уделялось взаимодействию войск, организации и проведению маневра при бое в глубине вражеской обороны в масштабе дивизии и корпуса, наращиванию удара на главных направлениях и вводу в бой вторых эшелонов. Мы стремились, чтобы командиры корпусов и дивизий хорошо уяснили то положение, что вводимые в бой вторые эшелоны должны определять успех наступления, а потому действовать решительно, а не «вползать» в боевой порядок первых эшелонов, что в [59] лучшем случае могло лишь привести к заполнению незанятых промежутков между частями, т. е. к уплотнению боевых порядков частей первого эшелона.

Подготовка к наступательной операции — напряженный, многодневный труд. Это — упорная работа командиров, штабов и управлений. Это — настойчивая учеба солдат и сержантов, офицеров и генералов. Учеба днем и ночью, в мороз и зной, в дождь и пургу. Это — большая партийно-политическая работа по воспитанию боевых качеств для выполнения задач, поставленных Родиной. Учеба и воспитание требуют много сил, но они необходимы, если хочешь достичь победы малой кровью.

Мы уже отмечали, что войскам впервые за всю войну предстояло действовать на вражеской земле, на территории Восточной Пруссии. Моральная подготовка, идейная вооруженность наших солдат и офицеров имели в этот период исключительно важное значение. Партийно-политическая работа приобретала особое значение.

Политотдел армии во главе с его начальником полковником Д. Ф. Романовым разработал подробный план работы политорганов и партийных организаций как на период подготовки операции, так и на время ее проведения{51}. План предусматривал решение вопросов, обусловленных главным образом новыми условиями обстановки и требовавших особого подхода к расстановке партийных и комсомольских сил для укрепления ротных партийных и комсомольских организаций.

«Добить раненого фашистского зверя в его собственной берлоге» — вот основное направление массово-политической работы с личным составом, развернувшейся в армии. На всех совещаниях, проходивших в те дни в армии и корпусах, особое внимание обращалось на повышение бдительности бойцов и командиров при действиях на вражеской территории.

О размахе партийно-политической работы среди офицеров, чему [60] Военный совет армии придавал особое значение, свидетельствует тот факт, что только в сентябре для них было прочитано свыше 350 докладов и лекций на темы: «Военно-политическое и международное положение СССР», «Великая освободительная миссия Красной Армии», «Военно-политический и экономический обзоры Восточной Пруссии», «В. И. Ленин — организатор и вождь большевистской партии» и др.{52}

Большой вклад в ответственное дело патриотического воспитания воинов армии, несомненно, внесли работники армейской и дивизионных газет. Публикуемые ими материалы звали к подвигам во имя Родины.

Политорганы, готовя личный состав к предстоящим боям на вражеской территории, стремились прежде всего воспитывать его в духе ненависти к немецко-фашистским захватчикам. Пример мужества и бесстрашия, проявленный бойцом 77-го полка 26-й гвардейской стрелковой дивизии Юрием Смирновым в Белоруссии летом 1944 г., явился выражением исключительной стойкости гвардейцев в выполнении воинского долга.

В районе дер. Шалашино Юрий Смирнов был тяжело ранен и упал с брони танка во время атаки деревни. Раненого воина фашистские изверги захватили в плен. Они стали его допрашивать, зверски пытая, но Юрий ничего им не сказал. Тогда палачи распяли избитого гвардейца на стене блиндажа. В ладони и ступни ног вбили гвозди. Смирнов погиб, свято выполняя воинскую присягу. Так и нашли его наступавшие гвардейцы прибитым к стене штабного блиндажа.

7 октября после объявления по радио Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Смирнову звания Героя Советского Союза во всех комсомольских организациях по указанию политотдела армии были проведены открытые комсомольские собрания с одним вопросом: «Герой Советского Союза Ю. Смирнов — образ подлинного члена Ленинского комсомола».

Страшный акт о зверствах был напечатан во всех газетах армии и фронта, вызвав волну гнева и ненависти к подлым фашистским захватчикам. Гвардейцы давали священную клятву отомстить врагам за все их злодеяния, содеянные на советской земле.

Собрания, митинги, беседы о героическом подвиге Юрия Смирнова вызвали неудержимое стремление быстрее начать наступление, ворваться в логово фашистов и громить их до полного уничтожения. Образ Смирнова стал символом мужества, стойкости, верности воинскому долгу и своей любимой Родине. Воины клялись быть такими же стойкими и мужественными, как Смирнов, клялись жестоко мстить за его муки, за муки и страдания советских людей, которые причинили им фашисты{53}. [61]

Во всех соединениях армии накануне наступления прошли партийные собрания и партийные активы, на которых шла речь о роли коммунистов в бою, повышении их ответственности за выполнение боевой задачи подразделениями. Так, на партийном собрании 1-го стрелкового батальона 95-го полка коммунист Шерстобитов сказал:

— Я знаю, что нас ждут нелегкие бои, что наша дорога к победе будет усеяна не розами, а минами, что многие так и не пройдут ее, отдав жизнь за правое дело. Но мы, коммунисты, не дрогнем перед врагом, не спасуем перед трудностями. Ворвавшись в Восточную Пруссию, мы будем вести за собой бойцов, покажем пример мужества, отваги, образцового выполнения воинского долга.

Так думали все коммунисты 11-й гвардейской армии.

Учитывая важную организующую роль ротных партийных организаций, политорганы провели большую работу по созданию полнокровных партийных организаций в каждой стрелковой и пулеметной роте. Сюда была направлена значительная часть коммунистов из тыловых и спецподразделений.

В результате принятых мер почти каждая рота, каждая батарея имела свою партийную организацию. Всего таких партийных организаций было более 400{54}. Парторганизации насчитывали от 4 до 8 членов партии, от 2 до 10 кандидатов {55}, комсомольские организации — от 14 до 25 членов ВЛКСМ{56}. Всего партийная организация армии имела в своих рядах более 22 тыс. коммунистов, в том числе около 7 тыс. кандидатов в члены партии{57}. Это была огромная сила, способная возглавить весь личный состав армии и повести вперед, на разгром врага.

Многие солдаты, сержанты и офицеры перед боями в Восточной Пруссии решили вступить в ряды Ленинской партии. Только [62] в сентябре был принят в партию 2381 человек{58} и более 1500 человек в члены ВЛКСМ {59}.

Серьезное внимание уделялось правильной расстановке коммунистов, которых ставили на решающие участки внутри подразделений. Так, например, в 84-й гвардейской стрелковой дивизии в составе 81 расчета станковых пулеметов находилось 73 коммуниста и 103 комсомольца{60}.

Мы уже отмечали, что четкая организация взаимодействия между наступающими соединениями, частями и подразделениями, особенно различных родов войск, — одно из важных условий достижения успеха в операции. В свою очередь успех организации взаимодействия, как мы это понимали, зависел от боевого содружества воинов. Поэтому в период подготовки к операции политорганы нашей армии, ее коммунисты устраивали совместные партийные [63] и комсомольские собрания и встречи танкистов с пехотинцами, пехотинцев с артиллеристами и т. д., чтобы они ближе познакомились друг с другом, лучше поняли свою задачу и задачу товарища. Так, в 1-м стрелковом батальоне 171-го гвардейского стрелкового полка, бойцы которого должны были наступать на главном направлении в танковом десанте, 14 октября была организована встреча с танкистами и экипажами самоходных орудий. Подобные встречи и собрания помогли командирам в дальнейшем организовать взаимодействие различных родов войск в бою.

Командиры и политработники организовывали встречи бывалых гвардейцев с молодыми солдатами. Прибытие в часть нового пополнения обязательно сопровождалось митингом. На одном из них в 1-й гвардейской стрелковой дивизии, находившейся в резерве в 10–12 км от переднего края нашей обороны, мне довелось побывать. Все ее полки в полном составе с развернутыми боевыми знаменами выстроились на окруженной мелколесьем поляне. На кителях и гимнастерках гвардейцев — ордена и медали, которыми отмечены их ратные подвиги. На лицах — сосредоточенность и суровость, естественно выражающие состояние людей накануне предстоящего наступления.

Митинг открыл начальник политотдела дивизии полковник В. Д. Акимов. Он поздравил молодых бойцов с прибытием в прославленную 1-ю гвардейскую стрелковую Московскую пролетарскую дивизию, с вступлением в гвардейскую семью. Затем выступил командир дивизии полковник П. Ф. Толстиков, пользовавшийся большим авторитетом у гвардейцев. Его любили и уважали за справедливость и ровный характер, за высокую требовательность к подчиненным, сочетавшуюся с отеческой заботой о них, за личную храбрость.

Павел Федорович взволнованно рассказал о традициях дивизии и ее боевом пути от Подмосковья до границ Восточной Пруссии.

— Теперь этот путь нам предстоит продолжать, — сказал он, — да так продолжать, чтобы наши знамена покрылись новой славой, [64] чтобы враг почувствовал, что он имеет дело с гвардейцами — смелыми и умелыми сынами советского народа, народа-победителя. Готовьтесь же, мои боевые друзья, к трудным боям и славным подвигам во имя свободы и независимости Родины, во имя окончательного разгрома трижды проклятого и ненавистного врага.

После выступления нескольких бывалых гвардейцев и молодых воинов полковник Акимов предоставил слово мне.

Многое мне хотелось сказать воинам 1-й гвардейской стрелковой дивизии, которую я считал родной и к которой не скрывал своей привязанности. Именно в этой дивизии прошло мое командирское становление. Здесь в 30-х годах я командовал 3-м стрелковым полком. В этом полку в те времена служили впоследствии крупные военачальники Маршал Советского Союза С. С. Бирюзов — командиром роты, генерал армии П. И. Батов — начальником штаба полка, генерал армии Я. Г. Крейзер — командиром учебного батальона, генерал армии П. Н. Лащенко — командиром роты, генерал-полковник Г. Б. Бакланов — курсантом учебного батальона. В этом полку мне довелось в предвоенные годы не раз встречать руководителей Коммунистической партии и Советского правительства, приезжавших на учения и маневры, проводившиеся в Подмосковье.

Почетным красноармейцем нашего полка был великий пролетарский писатель А. М. Горький. Алексей Максимович часто бывал в полку. Он не любил выступать на больших собраниях. Зайдет, бывало, в Ленинскую комнату одной из рот, сядет на табурет и в тихой, уютной обстановке беседует с красноармейцами. Не раз я присутствовал при таких беседах.

Вспоминаю, с каким интересом, любовью и, я бы сказал, благоговением слушали бойцы Алексея Максимовича. А как он читал им «Песню о Соколе», легенду о Данко, «Песню о Буревестнике»! Алексея Максимовича всегда ждали в полку как самого дорогого и желанного гостя.

Обо всем этом и хотелось мне рассказать, но митинг — не подходящее для личных воспоминаний место. Решил сделать это в другое более удобное время. А сейчас изложил предстоящие задачи и призвал гвардейцев тщательно готовиться к боям на вражеской земле, готовиться к окончательному разгрому и уничтожению гитлеровцев в их собственной берлоге.

Митинг завершился торжественным вручением прибывшим воинам оружия. Особенно волнующей была передача оружия героев, погибших в боях или выбывших из строя в связи с тяжелым ранением. Принимая его, молодые солдаты клялись не посрамить славы и памяти героев и бить фашистов так же решительно, мужественно и умело, как били их в минувших боях однополчане.

К 18 час. 14 октября, как это и предусматривала директива 3-го Белорусского фронта, 11-я гвардейская армия была готова к Гумбинненской операции. Ее войскам осталось лишь занять исходное положение. [65]