Что ни день, то бой кровавый
Боевые распоряжения поступали одно за другим: вечером 17 апреля нашему полку поставили задачу к 23 часам сосредоточиться в районе Локутки, Пепелов в готовности перейти в наступление в направлении Барташув, высота с отметкой 354,4. Только мы вышли в указанный район, как все изменилось: нам приказали занять исходное положение для действий на другом направлении. Обстановка на нашем участке фронта обострилась. Противник крупными силами форсировал Днестр в районе Нижнюва. Ослабленные в минувших боях, части 70-й стрелковой дивизии не могли сдержать его напор. Нас бросили на помощь, хотя и у самих-то в подразделениях едва ли половина штатного состава осталась. Все-таки сорок дней и ночей не выходили из боя. Но враг не спрашивал об этом! Он наступал! И был единственный выход — дать ему отпор.
Иные считают, что командиру не следует мотивировать свои приказы. Приказал — выполняй! Но ведь люди нуждаются в участливом, теплом слове, моральной поддержке, особенно когда нервы напряжены до предела.
— Времени на отдых не остается, товарищи. Разрешаю вздремнуть девяносто минут. Ни одной больше! Завтра с утра — бой. А надо еще окопаться, — сказал я и подробно разъяснил, что нас ждет утром.
Люди уснули мгновенно, повалившись тут же, где стояли. А на зорьке уже стучали лопаты, кирки и ломы. Пункты управления пришлось размещать в наспех отрытых щелях — большего сделать не сумели.
Вскоре после того, как определили место КП, наш постоянный спутник лейтенант П. И. Величковский доложил: [151]
— Есть телефонная связь с комдивом!
У меня сразу же состоялся разговор с генералом П. В. Тертышным. Он заслушал доклад, дал подробные указания, сообщил о сосредоточении крупных сил врага.
Как только я отдал приказ на оборону, офицеры штаба, начальники служб, политработники разошлись по подразделениям, чтобы организовать его выполнение, проверить готовность к предстоящему бою, обеспеченность всем необходимым и оказать помощь командирам на местах. Личное общение не заменят никакие бумаги, никакие телефонные разговоры. Все это мы, командиры, политработники, активисты, хорошо понимали и всегда охотно шли в подразделения, чувствуя, что реальная сила, способная противостоять врагу, именно здесь, на переднем крае.
Начальник артиллерии полка капитан В. Закарьян направился в полковую батарею. Он совсем недавно еще командовал ею, пока не был выдвинут на новую должность, и, естественно, поспешил в первую очередь к своим. Правда, старший лейтенант Я. П. Семенов хотя и командовал батареей недавно, но на фронте не новичок, офицер бывалый, надежный. И все-таки Закарьяну хотелось убедиться, что там все в порядке. Из полковой батареи он, как доложил мне, собирался пройти в батарею 45-миллиметровых пушек. Командир батареи старший лейтенант А. В. Колесов был участником боев за Днепр, где не раз схватывался с вражескими танками. В расчетах подобрались физически крепкие ребята, а главное — сильные духом.
В противотанковой батарее не надо было напоминать людям об отрывке окопов и маскировке: законы переднего края суровы — то, что не укрыто от врага, будет немедленно уничтожено. Начальник артиллерии остался доволен своим обходом. По пути в штаб он завернул к полковым минометчикам батареи капитана А. Г. Пшеничного. И тут ни к чему не мог придраться. Хорошо потрудились минометчики, во всем чувствовалась железная рука их командира. Закарьян доложил, что на коммуниста Пшеничного можно положиться. Да и я был в этом уверен.
Ночь прошла спокойно, спокойным выдалось и утро.
До семи часов будто кто объявил перерыв в боях. И противник, и мы, словно сговорившись, не мешая друг другу, занимались своими неотложными делами. [152]
И вдруг тишину утра разорвал гул «юнкерсов».
Сначала они приближались в строгом строю, затем рассыпались и стали пикировать, каждый на свою цель.
По цепи передали команду «Воздух». Вздрогнула земля, все заволокло пылью и дымом, даже в стереотрубу ничего не видно.
Обычно «юнкерсы» делали по три захода, но на этот раз появились наши истребители. Пикировщики пустились наутек. И все же урон даже от одного захода оказался ощутимым. Многих товарищей недосчитались мы в ротах и батареях.
А вскоре началась артиллерийская подготовка.
Враг перешел в наступление, стремясь развить успех, достигнутый накануне. Он атаковал фланги дивизии. В трудном положении оказался 575-й стрелковый полк. Его авангардный батальон на подступах к Тлумачу попал в окружение. До трех вражеских батальонов с танками угрожали оголенному левому флангу полка...
Крупные силы гитлеровцев обрушились из района села Боски на нашего соседа справа. До полудня шел упорный бой с превосходящими силами. Ценой больших потерь врагу все же удалось потеснить части на левом фланге дивизии и вплотную подойти к нашим позициям. Теперь мы оказались в первом эшелоне. Первым в бой вступил батальон майора Цимбалюка. Враг не добился успеха. Только одна рота лейтенанта И. С. Моржакова истребила более 30 гитлеровцев...
И все-таки силы были неравны. После нескольких атак фашистам удалось потеснить батальон и выйти к Яцкувке. Дальше их не пустили.
В журнале боевых действий 161-й дивизии за 18 апреля 1944 г. отмечено: «Части дивизии дрались с исключительной стойкостью, хотя и были малочисленными. На поле боя пылали вражеские танки. Но лавина танков, поддерживаемая авиацией, беспрерывно атаковала наши части, медленно продвигаясь вперед, и обошла открытые фланги дивизии (соседи отошли). Части понесли большие потери в живой силе и боевой технике. К исходу дня с боем отошли на рубеж Олеша, Якубовка, высота 336,5»{7}. [153]
К вечеру бой затих. За ночь надо было успеть улучшить позиции, подвезти боеприпасы, накормить бойцов, организовать их поочередный отдых и подготовиться к отражению новых возможных атак врага. Их не избежать — гитлеровцам надо что-то делать, ведь петля захлестывается на их шее...
Снова пришлось перераспределять офицерский состав. Во время бомбежки был контужен адъютант старший батальона старший лейтенант В. П. Славгородский, его заменил старший лейтенант В. Деденев. В пятый раз был ранен комбат Я. М. Панишев, в командование батальоном вступил майор В. Д. Казаковцев...
Закончив неотложные дела, мы с начальником штаба засели над картой. Прежде всего предстояло определить, где и какими силами завтра будет наступать противник, чтобы надежнее прикрыть угрожаемое направление. По крохам собирали силы для резерва. Нас особенно беспокоили сейчас фланги — уж очень велики разрывы в боевых порядках с соседями. Штаб разрабатывал приказ, боевое донесение, готовил наградные материалы.
Заместитель командира полка по политчасти майор В. П. Савченко вслух прочитал указание политотдела армии: «Донесите о проделанной работе по поощрению героев, отличившихся в боях».
Командиру полка было предоставлено право награждать личный состав, отличившийся в боях, медалями от имени Президиума Верховного Совета СССР. Мы гордились таким доверием и радовались: теперь можно сразу же, без промедления, отмечать отличившихся воинов заслуженными наградами. Никакая ссылка на занятость, даже в дни напряженных боев, не могла служить оправданием задержек в важном этом деле.
Мы привыкли к массовому героизму наших воинов. Он стал многим казаться обычным явлением. Тогда нам представлялось: санитар, рискуя жизнью, вынес с поля боя раненого и спас ему жизнь — ну и что тут такого, это его повседневная обязанность; связист исправил повреждение на линии под огнем противника и тем самым обеспечил командиру управление боем; сапер снял мины в непосредственной близости от переднего края противника; разведчик в труднейших обстоятельствах добыл «языка»; автоматчик первым [154] поднялся в атаку или, раненный, оставался в строю, пока не отразил натиск врага; боец сбил из винтовки самолет... Что же тут героического? Такая была у нас работа. А в сущности, каждый такой случай — геройский, и он должен быть замечен и поощрен или даже вознагражден.
Вот почему после получения директивы политотдела армии наши политработники стали чаще докладывать о количестве представленных к наградам.
И мы старались зорче следить за героикой нашей боевой жизни. Только за четыре месяца после получения директивы награждено было воинов в полку больше, чем за весь 1943 год. Подчеркну: награждено по заслугам! Каждую кандидатуру мы обсудили всесторонне и тщательно. Вот и в ночь после этого боя я с удовольствием перечитывал и подписывал наградной материал.
К утру штаб разослал в батальоны и батареи распоряжения о закреплении подразделений на занятых рубежах. Вся артиллерия полка выставлялась на прямую наводку в боевых порядках пехоты. Саперы Б. Казанского немедленно приступили к установке противотанковых минных полей на танкоопасных направлениях. Накануне мы переместили командный пункт полка поближе к переднему краю, так как собирались наступать. Теперь же терялась всякая целесообразность. Но переносить КП назад — значит показать дурной пример подчиненным. Решили оставить все как есть.
Замполит полка со своими помощниками отправился в подразделения. Предстоял тяжелый бой, и место политработников там, где будет решаться его исход.
С неприятельской стороны доносился шум моторов, лязг гусениц. Гитлеровцы готовились, подтягивали танки.
В 3 часа 45 минут я получил из штаба дивизии боевое распоряжение: «С утра 19.4.44 г. возможно наступление противника частью сил 17 тд, 316 пд. Занять жесткую оборону на рубеже высоты западнее Якубовки, роща юго-западнее Олеши, Эйзежаны. Прикрыть правый фланг дивизии». «Тд» и «пд» — это ни много ни мало танковая дивизия и пехотная дивизия. — Да, жарковато будет... А тут еще сосед справа частично отошел и оголил наш фланг, — сказал я начальнику [155] штаба. — Быть может, противник именно там и сосредоточивал крупные силы для удара.
Мы доложили свое мнение в штаб дивизии.
Еще до рассвета небо раскололось от артиллерийской грозы. Противник несколько раз атаковал нас в темное время, но все его атаки мы отбили.
Сложная обстановка складывалась и на левом фланге дивизии. Части соседней, 121-й стрелковой, дивизии днем пытались занять село Грушка, но без хорошего прикрытия с воздуха сами подверглись сильным ударам авиации противника и занять село не смогли.
Враг крупными силами навис над нашими флангами. Это означало, что с переходом в наступление он мог выйти нам в тыл. Надежно же прикрыть фланги было просто нечем. Командир дивизии поставил задачу своему противотанковому резерву: в случае необходимости действовать на нашем участке. Нам можно было только порадоваться. Но хватит ли его? Остаток ночи мы готовились к бою, зарываясь в землю и прикрываясь минами.
Чтобы укрепить правый фланг, необходимо было срочно подготовить рубеж обороны для батальона, который размещался там, развернуть его фронтом на север, поставить дополнительные задачи артиллерии и минометам. Помощник начальника штаба по тылу старший лейтенант Г. Трошин, отвечавший за подвоз боеприпасов, проявил завидную настойчивость и распорядительность. Он мобилизовал весь транспорт для работы под покровом ночи, так как днем разъезжать по позициям просто невозможно. Мой заместитель майор С. А. Хачатурян и полковой инженер Б. Н. Казанский лично руководили работами на правом фланге, где все силы были брошены на оборудование новой позиции с двумя «передними краями», обращенными на запад и север.
В 7 часов до нас донесся грохот артиллерийской канонады с левого фланга дивизии. Подразделения полка сразу же приготовились к отражению атаки. Послышался гул самолетов. К нашим позициям приближалось до полусотни бомбардировщиков противника. Заработали зенитки, покрывая розовую синеву белым пухом разрывов. Но боевой строй «юнкерсов» не нарушился. Бомбовый удар пришелся по позициям первого батальона — капитана В. Д. Казаковцева. Появились [156] убитые и раненые. Большие потери понесли и минометчики старшего лейтенанта А. П. Хохлова.
Еще не улетели бомбовозы, а уже открыли огонь артиллерия и шестиствольные минометы. Несколько снарядов разорвалось в районе нашего НП. Телефонная связь нарушилась, приборы наблюдения засыпало землей. Видимо, гитлеровцы нас засекли, но менять командиру свое местоположение в начале боя рискованно — можно вообще потерять управление.
Сквозь оседающую пыль и редеющий на ветру дым мы увидели цепи гитлеровцев, атакующие вслед за танками. Зазуммерил полевой телефон. Майор В. Цимбалюк сдержанно доложил об атаке.
— Вижу, Володя! — ответил я. — Держись до последнего, комбат, подсобить особенно нечем — сами на голодном пайке.
Наблюдатель уже насчитал два десятка танков. Много. Только бы уцелели наши противотанковые орудия. Артиллеристы замерли у прицелов, затаились в ожидании. У них золотое, проверенное боями правило: бить только наверняка, бить, пока враг не выявил тебя и не взял на прицел. Тут — кто кого! По теории, каждое замаскированное и укрытое орудие уничтожает три танка. На практике — больше, и меньше, и совсем ничего... Как поведут себя люди?
Над головами прошипели снаряды нашей дивизионной артиллерийской группы. Я мысленно благодарил артиллеристов за поддержку. Взрывы разметали вражеские цепи. Однако танки пострадали мало и продолжали идти вперед. Залп нашей артиллерии был очень кстати: у солдат прибавилось уверенности — о нами бог войны! Теперь не 41-й! Есть достаточно средств против танков врага, не занимать и опыта боев. Но врага больно уж много.
Море огня обрушилось на наши позиции. Все траншеи осыпались. Особенно досаждали шестиствольные минометы. Но надо было выдюжить!
Все НП командиров размещены были в непосредственной близости от переднего края. Это позволяло хорошо видеть свои подразделения и наступающего противника. Бойцы привыкли к тому, что командиры рот и взводов всегда рядом. Но особенно большое психологическое влияние оказывает на бойцов то, что рядом комбат. Частенько НП попадают под обстрел: уж очень трудно их замаскировать. Чуть засыпало — боец спешит [157] помочь командиру освободиться от груза обрушенной земли...
Гитлеровцы, не считаясь с потерями, продолжали атаку. Уже были слышны автоматная стрельба, хлесткие разрывы ручных гранат. Наступал ответственный момент боя. Именно теперь важно не дрогнуть, остановить врага во что бы то ни стало! Командиры тонко чувствовали это; ободренные их присутствием, воины сосредоточенно посылали в фашистов очередь за очередью...
Все же гитлеровцам удалось просочиться на фланге и зайти в тыл первому батальону. Минометчики Хохлова ударили по врагу на ближнем пределе прицелов — менять огневые позиции было некогда. Командир батальона, увидев, как туго приходится ротам, ввел в бой свой резерв. Роты поднялись в рукопашную. Общими усилиями с большим трудом удалось остановить продвижение врага.
Я огляделся и поразился: вся земля вокруг нашего НП оказалась перепаханной снарядами и минами — хоть пшеницу сей. Телефонная связь все время прерывалась из-за постоянных повреждений кабеля.
Телефонист Григорий Головченко, весь черный от копоти, перемешанной с потом, надрываясь, кричал в трубку:
— Первый, Первый!.. Где вы там? Отвечайте!
Потом бросал трубку на деревянный ящик верного ТАИ и выползал из своей норы в ад кромешный. С катушкой провода за плечами полз вперед, не выпуская из левой руки нитку связи. Проходило какое-то время, и я снова имел возможность связаться с комбатами. Но чем мог помочь? Только тем, что давал знать: командир полка все видит и знает, поддерживает их... Когда взмыленный Головченко в очередной раз вернулся на НП, спросил у него:
— Ну как там, Гриша?
— Какая там связь, — махнул он обреченно рукой, — одни узлы связи...
Я улыбнулся в ответ. Григорий порадовался — горькая его шутка понята и оценена командиром. А через несколько минут ему вновь пришлось выползать на линию... «Какой же ты молодец, Гриша Головченко! Ты мне позволяешь держать руку на пульсе боя. И не только мне...» — подумал я, глядя на бойца.
Вызвал к аппарату командир дивизии. [158]
— Слушаю вас, товарищ Первый! — сказал я.
— Держишься?
— Держусь...
Комдива успокоило уже то, что я не переместил своего НП в течение всего дня. Это означало, что полк удерживает позиции. Иногда казалось, что не противник вклинился, а мы оказались в его расположении. Но потом серо-зеленая волна откатывалась и все становилось на свои места.
Тяжелое положение сложилось на левом фланге дивизии. Полк, оборонявшийся там, не смог сдержать натиск крупных сил гитлеровцев и отошел. Враг усилил натиск. Атака его пехотного батальона с танками из Олеши на Эйзежаны грозила нам окружением. Хорошо, что мы предусмотрели такой вариант и успели заранее перекрыть угрожаемое направление. К исходу дня дивизия все же вынуждена была отойти с боями к Эйзежанам.
Пришлось и нам оставить только что захваченную в контратаке высоту — полк перенацеливался на другой участок, где обстановка была еще опаснее. До позднего вечера мы вели бой в полукольце. Личный состав полка и дивизии сражался до последней возможности. Бойцы воистину не жалели сил и самой жизни, чтобы остановить продвижение врага. И были, как это и положено, вознаграждены — задачу свою мы совместно с другими частями выполнили! Когда завершился пятый налет авиации противника, на поле боя постепенно все стихло. От догоравших танков тянулся к небу черный дым. Только изредка слышны были взрывы снарядов в подбитых вражеских машинах.
К полуночи враг угомонился. Но мы знали — ненадолго. Продолжались самым спешным образом инженерные работы. К утру надо было многое сделать. Зорко стояли на страже часовые, дежурные у пулеметов, наблюдатели. Не до сна и разведчикам. Ночной поиск, проведенный взводом пешей разведки, увенчался успехом. Удалось добыть данные о появлении новых вражеских частей. Ими заинтересовались в штабе дивизии и даже в штабе армии: значит, предполагалось, что накал боев будет нарастать и надо заранее принимать все меры, чтобы отразить натиск гитлеровцев. [159]
«Держаться до последней крайности» — это требование М. И. Кутузова напомнила дивизионная газета. А как определить ее, эту последнюю крайность? Бойцы понимали все просто: стоять насмерть. Как, например, воины истребительно-противотанкового дивизиона. В боях под Яцкувкой они потеряли половину своих товарищей, но путь вражеским танкам преградили! В некоторых стрелковых ротах потери оказались еще выше, но бойцы не дрогнули. Вот так на деле потомки великого русского полководца выполняли приказ командования и стояли до «последней крайности».
Политработники писали письма семьям воинов, отличившихся в боях, совершивших подвиги. Теплые строки, по возможности, зачитывались в подразделениях. Это уже традиция! Воины гордились своими боевыми друзьями, да и самим хотелось, чтобы о них написали. Многие на следующий день сражались еще более самоотверженно. Велика и могуча сила боевого примера!
Противник, видно, и в эту ночь стягивал силы для очередного удара. Снова мы слышали рев моторов. А у пехоты не так уж много средств для борьбы с танками. В батальонах пушки-сорокапятки. Они против танков стали слабоваты. Ручные противотанковые гранаты, конечно, грозное оружие, но радиус его применения ограничен 10–12 метрами. А какое напряжение нужно пережить истребителю, пока танк подойдет на бросок гранаты! Какие надо иметь недюжинные выдержку, хладнокровие, самообладание, чтобы бросить гранату точно под гусеницу, не промахнуться!
Нужно хорошо развить траншеи и ходы сообщения для маневра. Поэтому в ночь перед боем мы усиленно занимались инженерными работами...
Первые лучи солнца упали на опаленную огнем землю. После ночной прохлады бойцов на солнышке клонило ко сну. Кругом стояла непривычная тишина. Она настораживала. Все понимали: обманчиво затишье перед бурей.
Земляные работы были закончены, и все замаскировано на случай появления в небе «рамы». Фашистский разведчик не только в четыре глаза вел наблюдение и фотографировал наши позиции — он мог немедленно [160] вызвать бомбардировочную авиацию или огонь наземной артиллерии. Оперативность завидная. Недаром же наши солдаты прозвали «раму» «старшиной»: появится, мол, проверит, везде ли образцовый порядок. Все ненавидели «раму» люто, непримиримо.
Как-то проходили мы по аэродрому, где припала набок подбитая «рама». Строй рассыпался сам собой. Солдаты побежали к ней, любопытства ради заглядывали внутрь. Кто-то со злобой пнул ее ногой: «Отлеталась, подлюга». Да, много неприятностей причинила нам эта «рама», немало мин и снарядов вызвала на наши головы... Но опять же случалось это лишь тогда, когда мы пренебрегали правилами маскировки.
Обходя позиции, я заглянул к нашим неутомимым медикам. Санитар Иван Васильевич Ковальчук уже успел проверить запасы перевязочного материала. Сумку свою и на этот раз он набил до отказа. Раненому бойцу не скажешь: извини, не успел получить йод и бинты; или: получил, но все уже израсходовал. Пока стояла тишина, Иван вспоминал свою родную Устиновку, что на Житомирщине. Говорил вполголоса:
— Как-то там идут дела в хозяйстве? В колхозе, почитай, одни бабы остались, а мы вот, здоровые мужики, на войне. Жена пишет, что устает на работе. Да, нелегко...
Я посоветовал ему написать о том, что получил орден Красной Звезды, ведь за последние две недели боев он вынес пятьдесят раненых.
— Неловко как-то о себе писать такое, — ответил Иван.
Тишину нарушил свист снаряда.
— Никак самоходка бьет по нашему пулемету, — встревожился Ковальчук и прислушался.
Донесся негромкий крик о помощи. Иван Васильевич короткими перебежками поспешил к раненому. Сумка все время сползала, мешала бежать — он так и не успел приторочить ее как следует. Осколком снаряда был ранен пулеметчик. Только успел перевязать его и отнести в укрытие, как поблизости разорвалась мина. На гимнастерке Ивана Васильевича расплылось кровавое пятно. Теперь пулеметчик стал перевязывать санитара.
А из-за пригорка уже появились танки с пехотой. [161]
Вражеские машины шли скученно. От гусениц поднималась такая пыль, что трудно определить, сколько танков атакует. А их вместе с самоходками было пятьдесят три! Приданный артдивизион капитана Б. Красова открыл заградительный огонь. Как по сигналу, сразу же ожила вся система противотанковой обороны. Танки врага то и дело попадали в огневые сети: одни вертелись с перебитыми гусеницами, другие вспыхивали, но остальные шли вперед...
Командир орудия И. И. Кобелев, не отрывая глаз от бинокля, наблюдал за движением ближайшего к расчету танка. Огонь он пока не открывал. Позиция хорошо замаскирована, враг не сразу ее обнаружит, можно подпустить поближе. Наконец подал знак рукой. Наводчик Н. А. Карпишин приник к прицелу, навел орудие в головной танк. Первый его удачный выстрел поубавил прыти у гитлеровцев. Вся батарея, воспользовавшись заминкой в боевых порядках врага, расстреливала их в упор...
Старший лейтенант П. Н. Балабин едва успевал командовать:
— Огонь! Огонь! Огонь!..
Расчеты работали слаженно, сосредоточенно. Все знали, что еще выстрел-другой — и позиция будет обнаружена врагом. Тогда жди ответного огня. Поэтому надо успеть сделать как можно больше. Уже три танка горели чадящими кострами. Несколько машин уткнулись пушками в землю и замерли. Появившиеся цепи гитлеровцев были точно накрыты огнем полковой артиллерийской группы. Артиллеристы капитана Б. Красова знали свое дело!
Первая атака захлебнулась. Я уже знал, что теперь жди авиацию, потом артналет. И все пойдет сначала.
Не часто нам приходилось встречаться с такой массой вражеских танков. Отразили мы пока лишь первый натиск.
До полудня полк стойко удерживал свой рубеж, отражая атаки крупных сил врага. А что будет дальше? И тут в воздухе появились наши штурмовики. Они ударили своими эрэсами по танкам, умножая число костров. С плеч свалилась гора: нам помогало командование армии — мы были не одни!
Вновь заговорили орудия и минометы противника. Особенно частыми были разрывы мин и снарядов в [162] районе восьмой стрелковой роты. Стало ясно, что именно на этом участке враг предпримет попытку прорваться.
Я видел, как заместитель командира 3-го батальона по политчасти капитан П. С. Марчук, поправив снаряжение, бросился к ходу сообщения.
— Куда? — спросил я его.
— Надо подбодрить ребят восьмой роты. К ним!
Его можно было понять. В борьбе с танками от бойцов требовались высокая моральная и физическая стойкость, выдержка. Марчук решил, что в этот критический момент его место там, где жарче всего. Делая короткие перебежки, он быстро достиг расположения роты. Первым встретил замполита рядовой И. Кулинич. Он помнил, как несколько дней назад капитан Марчук рассказывал новому пополнению о славных боевых традициях нашего полка, о ратных делах третьего батальона, о том, как ветераны свято соблюдали военную присягу, о предстоящих боях за полное освобождение Советской Украины от немецко-фашистских захватчиков, боях, которые от всех потребуют высокого морального духа и боевого мастерства...
От разрывов мин и снарядов траншея была сильно разрушена. Людей в роте почти не осталось. Как ни держались бойцы во главе с замполитом Марчуком, враг, используя численное превосходство, все же вытеснил их из первой траншеи. Рота заняла новый рубеж.
Я потом узнал подробности боя.
Иван Кулинич отходил, прикрывая огнем из автомата политработника. Очередь, еще очередь по фашистам. У куста боец плашмя упал на землю и стал бить по наседающим гитлеровцам прицельными очередями. Вдруг в воронке от авиабомбы он заметил раненого капитана Марчука. Раздумывать было некогда. В два прыжка под роем пуль он достиг воронки. Быстро подхватив капитана, Кулинич ползком стал продвигаться к своим. Сделал еще одну остановку и выпустил остатки диска по врагу. До своих оставалось не более ста метров. На помощь бросился санитар роты. Вдвоем они вынесли капитана.
В политдонесении за этот день сообщалось: «Молодой воин восьмой стрелковой роты Иван Петрович Кулинич, родом из села Рословка, Киевской области, [163] под огнем противника вынес с поля боя тяжелораненого офицера и спас ему жизнь». Коротко и ясно. Но сколько мужества, воли, физического напряжения скрыто за холодными словами боевого документа!
В этот же день рядовой К. Андреев под огнем противника, рискуя жизнью, вынес с поля боя тяжелораненого командира батареи младшего лейтенанта В. К. Стародубцева и тем спас ему жизнь.
Отмечен был командованием и орудийный расчет старшего сержанта И. И. Кобелева в составе сержанта Ш. Алиева, рядовых Ш. Бикмухамедова, Н. А. Карпишина. В журнале боевых действий говорилось: «Противотанковая артиллерия понесла большие потери. Полковая батарея 76-мм пушек вела огонь до последнего снаряда. Одно орудие подбило три танка противника и один уничтожило»{8}. За мужество и отвагу, проявленные в бою, артиллеристы удостоились ордена Славы III степени.
Да, ничего не скажешь, победа добывалась нелегко. Выбыли из строя командир минометной батареи капитан А. Г. Пшеничный, командир орудия сержант Е. П. Щербак, командир отделения боепитания старшина П. С. Путренко. Коммунисты А. И. Конебевский, А. В. Шарабан, В. С. Никульшин, С. П. Собко, П. И. Молочко, будучи раненными, оставались в строю до окончания боя, показывая пример стойкости и мужества остальным воинам.
Дивизионная газета «Защитник Родины» в номере за 24 апреля 1944 года писала о подразделениях Вершкова, Бурыхина и Башева, по собственной инициативе атаковавших противника во фланг и выбивших его с ключевой высоты. Крепко бил врага, как отмечала газета, пулеметчик Чудин. Он выпустил по врагу восемь пулеметных лент, уничтожив до шестидесяти гитлеровцев. Рядовой Дробницкий, по личному свидетельству корреспондентов, под огнем противника подносил боеприпасы прямо на передний край. Благодаря его мужеству и самоотверженности не было простоев у обслуживаемых им пулеметов. На страницах газеты подробно рассказывалось об отличившихся автоматчиках Барышникове, Гришлове, Кочетове и многих других. [164]
Эти скромные свидетельства объясняли, почему враг отступил, оставив на поле боя до ста трупов только перед позициями первого батальона.
И на сей раз врагу не удалось сломить стойкость наших воинов.
В последующие дни в бои с обеих сторон втягивалось все больше сил и средств. На нашем участке заняли огневые позиции части истребительно-противотанковой артиллерии, тяжелые самоходки. В небе не прекращались воздушные бои. Штурмовая авиация уничтожала вражеские танки. Иногда мы просто «отдыхали», чувствовали себя как бы сторонними зрителями невообразимой воздушной акробатики. Кругом разрывы, взметывались огненные фонтаны, с грохотом летели сорванные танковые башни, объятые пламенем самолеты, оставляя шлейфы черного дыма, врезались в землю, полыхали зарницами ракеты, а мы, задрав головы, наблюдали за действиями авиации. Стрекота автоматов уже не было слышно. Казалось, что не пехота, прозванная царицей полей, решала исход боя, а летчики...
Все время вспоминается далекий сорок первый, когда мы вступали в бой почти без средств усиления. Как же нам трудно было противостоять натиску танков, ударам авиации! Тогда у гитлеровцев было все: и новейшая техника, и опыт боев, и фактор внезапности, и инициатива... Потребовалось время и громадное напряжение сил всего советского народа, чтобы превзойти врага и склонить чашу весов на свою сторону.
...К вечеру, когда бой уже затихал, два «тигра» медленно, словно крадучись, выползли из-за высотки, хищно поводя стволами. На довольно большой дистанции по ним сразу же открыла огонь наша ИСУ-152. Первый выстрел — прямое попадание! «Тигр» задымил. Второй «зверь» не стал испытывать судьбу и попятился в укрытие.
— Ура, самоходчики! Усмирили гадов! — кричали наши бойцы. — Давайте дрессируйте этих «тигров» и «пантер»! Так их!
Спустя тридцать лет Маршал Советского Союза К. С. Москаленко об апрельских боях на Днестре писал: «Из информации штаба фронта мне было известно, что нигде в его полосе в то время не велось боев, равных по масштабам и ожесточенности тем, которые происходили у нас на левом фланге». [165]
Сказано скупо, но точно. Действительно, населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки. Пять дней шли, например, бои за село Жабокруки. Казалось бы, ну что это за невидаль такая — Жабокруки, а сколько полегло за него наших бойцов! Несмотря на большие потери в живой силе и боевой технике, враг все еще пытался наступать. Мы тоже несли ощутимый урон. Первый и второй батальоны пришлось временно вывести во второй эшелон для пополнения личным составом. Третий батальон, пополненный за счет полковых тылов, пока оставался на переднем крае. Командир дивизии свой последний резерв — учебную роту — передал нам.
Это были бои на дальних подступах к Станиславу. Советское информбюро в оперативной сводке сообщало: «В течение 21 апреля юго-восточнее города Станислава наши войска отбивали атаки крупных сил пехоты и танков противника». Областной центр и важный узел коммуникаций фашисты не собирались уступать нам малой ценой.
Подтянув свежие силы, с утра 29 апреля, после сильной артподготовки, противник, поддержанный 20–25 танками, перешел в наступление. Но все его атаки наши части отразили. Только к 14 часам на участке соседа слева гитлеровцам удалось продвинуться вперед и занять село Хоцимеж. Это сразу создало угрозу флангу и тылу нашего полка. Используя первоначальный успех, а также превосходство в силах и средствах, враг начал развивать наступление, зашел в тыл соседнему полку и вынудил его вести бой в полукольце.
Командир дивизии бросил на выручку попавшему в беду полку спецподразделения. Почти все офицеры управления заняли окопы на опасном участке прорыва. Мне комдив приказал начать выдвижение подразделений для контратаки и оказать максимальную помощь соседу. Однако противник упредил нас. Последовали новые его атаки одновременно с трех сторон. Только с направления Хоцимежа нас атаковали два пехотных батальона с 26 танками. Имея многократный перевес в силах, гитлеровцы потеснили левый фланг и заняли Жабокруки. В ожесточенных боях противник окончательно выдохся, измотанные его силы оказались неспособными наступать и к исходу [166] дня попытались закрепиться на достигнутых рубежах. Наступило затишье.
Силы были на пределе, когда поступила радостная весть: мы получили долгожданное пополнение. Подержать бы его сейчас в тылу, изучить людей, позаниматься с ними боевой и политической подготовкой, дать хорошую индивидуальную выучку, сколотить подразделения. Но обстановка, увы, не способствовала этому, требовала активных действий.
Второй батальон капитана С. И. Самойлова, едва распределив новичков по ротам, спешно вступил в бой с целью восстановить положение в районе Икжиска. Атаку батальон провел стремительно и в ночь на 1 мая занял оборону на северо-западной окраине Икжиска. Это была такая заноза, что противник, подтянув свежие подразделения, поспешил отделаться от нее как можно скорее. В 7 часов 30 минут перешел в наступление на Икжиск силой до пехотного полка с 40 танками. Огневую поддержку оказали ему артиллерия, минометы и авиация.
Разгадав замысел врага, командир дивизии генерал-майор П. В. Тертышный приказал выдвинуть истребительно-противотанковый резерв на угрожаемое направление. Танки врага обнаружили выдвижение нашей артиллерии и огнем своих пушек крепко потрепали ее. Артиллеристы, оправившись от удара, открыли ответный огонь. Семь часов шел ожесточенный бой, атаки следовали одна за другой. Не умолкал гром орудий. Авиация непрерывно бомбила наши боевые порядки. Только к полудню неимоверные усилия врага дали некоторый успех — ему удалось потеснить нашего соседа слева и выйти в тыл второму батальону.
Противотанковая артиллерия сражалась до последнего. Танки врага проутюжили позиции батальона, но его пехота залегла под нашим сосредоточенным ружейно-пулеметным огнем. В ход пошли ручные гранаты. Пришлось части танков врага возвратиться, чтобы выручить пехоту. Перегруппировавшись, противник снова ринулся на позиции батальона. Не имея приказа на отход, наши воины оставались на занимаемом рубеже и продолжали вести бой в полукольце. Потери росли. Вот пал смертью героя коммунист [167] капитан С. И. Самойлов. В полк он прибыл на Днепре, а с декабря 1943 года командовал батальоном, прослыл храбрым, закаленным в боях командиром. Вот получили ранение командир четвертой роты старший лейтенант В. Ф. Сыкало, командир батареи старший лейтенант Я. П. Семенов и командир взвода противотанковых ружей младший лейтенант Н. Гончаров... Превозмогая боль, слабея от потери крови, они продолжали руководить боем.
Первыми поднимались в контратаки и увлекали за собой остальных воинов коммунисты Н. Г. Сатдаров, Ф. П. Щелконогов, Г. Л. Шер, комсомольцы Б. Н. Донской, П. В. Шестаков... Их воле, желанию победить можно было только позавидовать. Откуда только брались силы у простых смертных людей?!
Сила наших контратак была столь велика, что враг, обескровленный и опустошенный, прекратил свои атаки. Части дивизии заняли жесткую оборону на рубеже восточнее Жабокруки, Икжиск, Гавриляк.
Так закончились бои на дальних подступах к Станиславу.
Наступила пауза. Мы залечивали свои раны, пополняли подразделения, готовились к последующим наступательным боям. Вставали новые задачи. Их надо было решать быстро и качественно. А успех решали люди.
В середине мая в дивизии собрался партийный актив. Коммунисты разместились на лесной поляне неподалеку от штаба дивизии. На всякий случай отрыли щели и выставили наблюдателей за воздухом.
Подробно и тщательно подводились и обсуждались итоги боев, намечались задачи парторганизации. Люди находились под свежим впечатлением только что отгремевших апрельских боев. В докладе и выступлениях всесторонне освещалась роль коммунистов и парторганизаций частей и подразделений в борьбе за сплочение солдатских масс вокруг командиров и начальников, за повышение авторитета командирского приказа и исполнительность в бою. Среди героев с особым почетом произносились имена коммунистов нашего полка наводчика Б. Павлюченко, связиста Ф. Щелконогова, старшины Д. Устюгова, командиров подразделений И. Молочко, А. Шарабана, [168] С. Никульшина, А. Конебевского. Это люди слова и дела. Их влияние на воинов неотразимо, потому что они всегда искали наиболее эффективные способы выполнения боевой задачи, приказа командира. Коммунисты не ожидали подсказки — они всегда были в творческом поиске, не боялись взять на себя инициативу, чтобы добиться победы над врагом. В бой они шли первыми и выходили из него последними.
Командир корпуса генерал И. Афонин высоко оценил боевые действия нашей дивизии.
— Последние бои были чрезвычайно трудными, — отметил комкор, — однако враг сколько-нибудь серьезных успехов так и не добился. Фронт немецко-фашистских войск расколот. Противник всеми мерами пытался ликвидировать клин, бросал в бой свежие силы, стянутые с других участков, но все его попытки потерпели крах. Сейчас готовится новое наступление. Испытания нам предстоят трудные. Путь один — создать непреодолимую оборону, измотать силы врага в боях, выиграть время и снова гнать его взашей с нашей земли.
Главнейшая из задач партийных организаций, говорилось на активе, заключается в том, чтобы организовать занятия по боевой и политической подготовке в соответствии с новой тактикой врага — изучать его приемы и способы ведения боя, чтобы активно противостоять им. В решении актива подчеркивалось, что надо воспитывать у личного состава стойкость, высокий наступательный порыв и ненависть к врагу, особенно у пополнения, не прошедшего боевой закалки. Выступившие все как один заверили командование, что и в предстоящих оборонительных и наступательных боях коммунисты, как всегда, будут впереди.
Нашу дивизию вывели во второй эшелон. Около месяца личный состав оборудовал вторую полосу обороны, усиленно занимался боевой и политической подготовкой. Принимали пополнение. При распределении людей по подразделениям мы стремились восстановить поредевший в боях партийно-комсомольский актив, особенно в подразделениях разведки и истребительно-противотанковой артиллерии. На этот участок мы по-прежнему обращали самое серьезное внимание. [169]
Не каждый стрелок может быть снайпером. Человек, который не переносит вида крови, никогда не станет санитаром, не очень стойкий по характеру не будет истребителем танков... Вновь и вновь упор делали на специализацию. О качествах, необходимых воинам той или иной специальности, хорошо рассказывали новичкам сами же разведчики, артиллеристы, саперы, испытанные в боях. Они говорили ярко, доходчиво и убедительно.
Кто-то метко назвал роту автоматчиков гвардией полка. В эту роту мы отбирали молодых, энергичных, способных выполнить самые трудные, опасные и не всегда обычные задачи. Рота в результате стремительного маневра наносила короткий, но неотразимый удар, преследовала врага, вела разведку, ночные бои. Автоматчики, в совершенстве владеющие этим искусством, — надежный резерв командира полка.
Прибывшее в полк пополнение мы готовили сами. 15-дневная программа боевой и политической подготовки, разработанная штабом, включала в себя все необходимое и давала хорошие результаты, не единожды оправдавшие себя. К участию в обучении привлекались командиры всех степеней, политработники, штабы. Занятия, как правило, начинались со знакомства новичков с частью, ее боевыми традициями, в подразделениях устраивали встречи с Героями Советского Союза, героями боев, в которых полк участвовал в последние месяцы. Все это создавало нужный морально-психологический настрой. После сборов мы были уверены, что бойцы пополнения умеют хорошо владеть оружием. Иногда на участках, где оборона противника была не очень сильной, мы даже проводили своеобразную «боевую стажировку» — атаку с ограниченными целями.
Так постепенно, планомерно и целеустремленно новое пополнение втягивалось в армейскую фронтовую жизнь. Известно, что успех боя во многом зависел от искусства командира, мощи и совершенства оружия. В не меньшей степени его обусловливали люди, хорошо подготовленные, закаленные и обученные.
Пока полк готовился к оборонительным боям, наше внимание, естественно, было нацелено на инженерные работы и боевую подготовку по темам активной [170] обороны. Проводили учебные сборы, боевые стрельбы, тактические учения. В полку и дивизии учебу офицеров строили по категориям комсостава: с комбатами — трехдневные учения по 12 часов в день, с командирами рот и взводов и начальниками штабов батальонов — занятия по 11 часов в день. Так что скучать некогда было!
В начале июня комиссия, назначенная командиром корпуса, проверила состояние обороны дивизии. В лучшую сторону по инженерному оборудованию участка она отметила наш 569-й полк. Это была высокая оценка напряженного труда личного состава, партийных и комсомольских организаций подразделений.
Однажды командир корпуса генерал-майор И. М. Афонин вызвал меня и заместителя командира дивизии полковника В. И. Новожилова к себе и сказал:
— Вам поручается важное задание — подготовить показное учение по теме «Прорыв подготовленной обороны противника усиленным стрелковым батальоном». Отнеситесь к задаче со всей серьезностью. Теперь у нас есть возможность учиться воевать по-настоящему. Как в полевой академии...
В ходе учений мы показали некоторые новинки. В частности, отработали постановку дымовой завесы на ложном направлении.
Наши химики немного оплошали: не рассчитали силу ветра. Клубящаяся волна дыма потянулась к батальону и накрыла его плотным покрывалом. Командир корпуса что-то сердито крикнул начхиму. Стали тушить дымовую шашку. Но это не так-то просто! Химики едва справились с этой задачей. Когда батальон начал атаку, дым уже рассеялся.
Вторым батальоном командовал старший лейтенант Г. Ф. Бочковский, возглавивший его всего неделю назад. Естественно, вначале он очень волновался. Но батальон наступал уверенно и сноровисто. Тренировки не прошли даром. Полковник В. И. Новожилов следил за темпом выдвижения к рубежу перехода в атаку и атакой, поглядывая на часы. У него, как у хорошего тренера, все этапы были рассчитаны по минутам. По радио минимум разговоров и ни одного [171] лишнего слова. Вот открыли огонь минометчики, подавляя огневые точки «противника» на переднем крае. Они вели стрельбу боевыми минами, и это налагало на всех серьезнейшую ответственность — пехота, вплотную прижимаясь к разрывам, стремительно начала атаку...
После окончания учения командир корпуса провел разбор. Он дал высокую оценку батальону Бочковского и приказал провести подобные учения со всеми батальонами в соединениях с тем расчетом, чтобы в каждом полку один батальон был тщательно подготовлен как штурмовой. Этот дальновидный шаг в тактике оправдал себя в последующем.
В то же время утвердилась и еще одна важная тактическая новинка. Наш полк занимал оборону в первом эшелоне дивизии. Стали замечать: гитлеровцы ведут себя так, будто перед фронтом полка проводят смену войск. Потихоньку свертывали связь, провели рекогносцировку, изменили режим огня. С какой целью все это делалось? Обычная ли смена одних частей другими или враг готовился к активным действиям? Ответ на этот немаловажный для нас вопрос мог дать только пленный. Значит, нужно было организовать поиск.
Разведчики за «языком» ходили обычно ночью. Темнота давала им большие преимущества: укрывала от наблюдения, не позволяла противнику вести прицельный огонь, способствовала маневру. С другой стороны, ночью противник усиливал контроль за всей своей службой на переднем крае, доводил до предела бдительность. Особенно сейчас, во время смены. Как же быть? «Язык» необходим!
Я вспомнил, что читал в «Красной звезде» об удачно проведенном поиске днем. Подумалось: почему бы и нам не использовать этот опыт? Мы же сами постоянно отмечали в журнале наблюдений за противником, что днем на переднем крае войск у него гораздо меньше. Значительная часть личного состава отдыхала, если мы не вели активных действий. Почему бы нам этим не воспользоваться? Правда, есть одно «но»... Гитлеровцы установили противопехотные мины очень близко к своим траншеям. Снять их нашим саперам даже ночью было бы очень трудно, почти невозможно. После тщательного анализа мы решили во время огневого налета своей артиллерии наделать [172] побольше воронок и по ним преодолеть минное поле. Забегая вперед, скажу, что расчет наш полностью оправдался — ни один разведчик на минах не пострадал. В немалой степени помогла нам и местность. По нейтральной полосе проходила лощина, поросшая густой высокой травой, это позволило разведчикам скрытно выдвинуться почти вплотную к минным полям врага и после огневого налета пройти по еще дымящимся воронкам. Но об этом после.
Прежде чем провести поиск, я доложил командиру корпуса такое свое решение: разведгруппа скрытно выдвигается в лощину и подает сигнал о готовности к атаке, минометы и артиллерия полка подавляют противника на узком участке переднего края, орудия, выделенные для стрельбы прямой наводкой, ведут огонь по первой траншее, обеспечивая фланги действующей группы, а с началом же атаки — переносят огонь в глубину, тем самым ослепляя и отсекая гитлеровцев, находящихся во второй траншее, а затем и обеспечивая отход группы.
Командир корпуса, который в этот момент находился в полку, не сразу утвердил наш план, понимая, на какой риск мы идем. Он долго щурился, как бы силясь разглядеть воочию то, что скрывается за этим простым, но смелым планом.
— Все у тебя как по нотам расписано, Федотов, — с недоверием сказал комкор. — Ну прямо ни одного уязвимого места в плане. Признаться, не люблю я такого явного внешнего благополучия. Лучше поспорить хорошенько, опровергая, доказывая! А у тебя прямо-таки не к чему придраться... Не провалишь? Не пошлешь людей на пулеметы?
— Все будет в порядке, товарищ генерал, — убеждал я. — Дневной поиск на нашем участке — новинка. Противник не ждет его, значит, не готов к организованному противодействию. На нашей стороне инициатива и хорошее знание расположения вражеских огневых средств. Да и на минные поля свои надеется немец...
— Ладно! Добро. Действуй, Федотов. Но будь осмотрительным, — разрешил комкор.
В детали подготовки он особенно не вмешивался. Однако внимательно следил за нашими действиями.
Для проведения поиска мы назначили взвод младшего лейтенанта Б. Тавадзе. Выбор отнюдь не случайный [173] — взвод успел завоевать в боях добрую славу, его командир отличался высокой тактической грамотностью, исполнительностью, смелостью и решительностью. Такому и карты в руки! Утром я поставил задачу командиру взвода, показал тщательно изученный заранее объект.
Задача конечно же сложная и необычная. Взвод днем атаковал подготовленную оборону врага. Шансов на успех на первый взгляд немного. Риск? Да. Риск. Но вполне оправданный. Это хорошо понимал командир взвода и взялся за дело с огоньком. Тавадзе лично определил группы захвата, обеспечения и прикрытия. Проинструктировал людей и в тылу потренировал, особенно оттачивая их взаимодействие.
18 июля в 15.50 разведчики начали бесшумно, ползком выдвигаться, маскируясь высокой травой. Сколько мы ни вглядывались в местность, на которой они действовали, ни малейших признаков передвижения не обнаружили — столь искусно они маскировались и расчетливо ползли по-пластунски, применяясь к рельефу.
Наконец группа подала сигнал: «К атаке готовы». Начальник артиллерии скомандовал: «Буря!» Почти в ту же секунду дневную тишину разорвал грохот. Перед вражескими позициями взметнулись фонтаны земли, полетели щепки от перекрытий вражеских блиндажей. После огневого налета разведчики устремились в атаку. Бросок натренированных, крепких ребят был настолько неожиданным, что гитлеровцы не успели даже открыть огонь. Короткая рукопашная схватка — и четыре фашиста захвачены в плен. Теперь поскорее назад! Отход в свое расположение тоже прошел организованно и благополучно.
Пленные дали ценные показания. Задача была выполнена виртуозно. Командир корпуса распорядился всех разведчиков представить к наградам. А командир взвода младший лейтенант Б. Д. Тавадзе лично комкором был награжден орденом Отечественной войны II степени. В последующем опыт дневного поиска взводом Тавадзе был обобщен и распространен во всех частях корпуса.
На следующий день гитлеровцы решили наказать нас за дерзкий налет. Часов в одиннадцать утра они открыли ураганный артиллерийско-минометный огонь по району обороны полка. Выглянуть из блиндажа [174] было совершенно невозможно. Телефонный кабель, проложенный по траншее, во многих местах перебило. В землянку командного пункта попало три снаряда. Хорошо, что мой предшественник постарался — сделал шесть накатов. Не доберешься! Всего фашисты выпустили около 5000 снарядов и мин! Но это была ярость бессилия. Потерь у нас почти не было.
Канонада внезапно стихла. «Занять боевые позиции!» — последовал приказ. Мы изготовились к бою, но никаких дальнейших действий со стороны противника не последовало. Вероятно, части его сменялись и не хотели везти с собой боезапас, решив разгрузить его на наши головы.
Перед наступательными действиями состоялся комсомольский актив дивизии. В докладе подчеркивалось, что за последние пять месяцев принято в комсомол 645 человек, за этот же период 413 комсомольцев награждены орденами и медалями. Комсорг нашего полка лейтенант А. М. Тимохин рассказал активистам о героизме, проявленном расчетом старшего сержанта П. Новгородцева. Только в одном бою воины расчета, отражая атаку, подбили семь вражеских танков. П. Новгородцев подал заявление о приеме его в ряды ВЛКСМ и заверил, что он и впредь не пожалеет сил для полного разгрома врага.
Комсомолец А. Горелов в тяжелую минуту боя заменил погибшего командира, взял на себя командование взводом и повел воинов в решительную атаку.
В других выступлениях воздавалась хвала замечательной работе девушек-военнослужащих. С ответственной комсомольской работой хорошо справлялись М. Конов, А. Федорова, Е. Лушенко и многие другие. Все они награждены орденами и медалями.
Комсомольские организации в боях и между боями воспитывали у комсомольцев и всех молодых воинов идейную убежденность, любовь к Родине и ненависть к врагу, которые помогали им с честью выполнять свой воинский долг.
Началось быстрое сосредоточение советских войск на направлении наступления. Наш полк занял оборону по рубежу Жуков, Богородычин. Справа от нас действовала [175] учебная рота дивизии. В батальонах мы создали сильные резервы. Вскоре главные силы дивизии перешли в наступление вместе с частями всего корпуса.
Фронт ударил по врагу как могучая пружина, которую долго закручивали, аккумулируя энергию. Я заметил, что людям надоело обороняться. Хочется еще раз подчеркнуть это слово: надоело! Они не просто почувствовали вкус к активным наступательным действиям. Они были психологически и физически готовы наступать, понимая, что только этот вид боевых действий ведет к победе над врагом. А окончательная победа виделась зримо: до границы рукой подать! Там — Польша, а за нею — Германия! Руки сами тянулись к горлу врага.
Этот неудержимый наступательный порыв явился одним из факторов того, что уже в первые дни наметился успех в полосе нашего соседа — 18-й армии. Использовать бы его и в своих интересах: ввести полк в прорыв там, где оборона врага сейчас прорвана... Весьма заманчивая идея. Но тогда останется оголенным фланг дивизии, а противник может наказать нас за нерасчетливый риск. Правда, разведка доносила, что немцы оголяют наш участок, спешно перебрасывая войска, чтобы противостоять рвущимся вперед частям и соединениям нашего соседа. Однако эти разведданные требовали подтверждения. Нужен был срочный поиск с целью добыть «языка».
Вот тут нам крупно повезло: «язык» припожаловал к нам по своей собственной доброй воле — на нашу сторону перешел немецкий солдат. Он довольно сносно говорил по-русски, с польским акцентом.
— Кто вы? — задал я ему вопрос. — Почему перешли к нам?
— Немцы думают, что я поляк, — отвечал он с ударением на первый слог: «пóляк». — Забрали меня на Восточный фронт. А я польский еврей. И если хотите, то многие мои родственники живут в Одессе... Жили в Одессе, — поправился он. — Перебежал потому, что не хочу погибать за Гитлера, нужен он мне...
Пленный подтвердил, что частей на этом участке поубавилось почти наполовину. Мы переглянулись с начальником штаба. Удача сама просилась в руки.
— Ну а если вы сказали неправду? — строго спросил я. [176]
— Матка бозка! Да где вы видели, чтобы добровольно сдавшийся врал! — обиделся пленный. — Я в ваших руках...
Мы доложили комдиву, и он тут же одобрил наш план. Оставив боевое охранение и две роты на позициях, мы основными силами выступили через полосу левого соседа. К вечеру, почти не встречая сопротивления, полк значительно углубился в расположение противника и в ночь перешел к преследованию. Для этой цели выделили батальон В. Цимбалюка в передовой отряд. Остальные батальоны отдыхали.
За ночь батальон прошел километров двадцать. Часов в пять утра я выехал туда. Со мной были помощник начальника штаба по разведке капитан Д. Д. Кабисский и командир радиовзвода лейтенант П. Гарькин. Дорога проселочная, но сохранилась в хорошем состоянии. Оставалось минут десять езды, как вдруг наш водитель крикнул: «Немцы!» Вдоль дороги шла группа из пяти офицеров, один из них — венгр. Я приказал водителю:
— Скорость не снижать! Когда поравняемся — резко тормози.
У Гарькина автомат наготове.
Машина остановилась как вкопанная, взвизгнув тормозами. Капитан Кабисский выскочил из нее и с пистолетом в руке смело подошел к гитлеровцам. Гарькин вскинул автомат и взял их на мушку. Кабисский выпалил весь свой немецкий словарь: «Руки вверх! Бросай оружие!» Офицеры поколебались, но сдались в плен. Первым бросил свой парабеллум венгр.
Вскоре мы были у Цимбалюка. Гарькин развернул радиостанцию, но связаться с комдивом ему никак не удавалось. Меня вызвал по рации командир корпуса. Я доложил обстановку. Сообщение о нашем глубоком вклинении в оборону противника для него было приятной неожиданностью. Последовала новая задача: развернуться на девяносто градусов, стремительным ударом овладеть Красилувом, форсировать реку Ворона, захватить плацдарм и удерживать его до подхода главных сил дивизии. Продвижение на направлении главного удара, как видно, замедлилось, поэтому наш успех оказался кстати — было решено перебросить силы на направление вклинения нашего полка. [177]
25 июля наш полк возобновил наступление. Взламывая оборону врага, опрокидывая его группы прикрытия, к 14 часам мы овладели селом Красилув и с боем форсировали реку Ворона. Противник напряг все силы, чтобы сбросить нас с плацдарма, контратаковал непрерывно, но успеха не добился. Задачу, поставленную комкором, полк выполнил.
Так закончились бои на дальних подступах к Станиславу. Теперь предстояло освободить этот крупный узел коммуникаций и областной центр Украины, город с богатой историей и традициями. Бои с начала до конца носили упорный, кровопролитный характер. Их ожесточение возрастало по мере нашего продвижения вперед.
Противник, еще ведя бои на дальних подступах к Станиславу, спешно укреплял его окрестности, используя водные рубежи, пересеченную местность, возводил искусно увязанные с ними инженерные сооружения. Оказывая упорное сопротивление наступавшим частям, он бросал в бой свежие силы, стремясь во что бы то ни стало удержать важнейший в предгорьях Карпат для себя опорный узел. При отходе гитлеровцы беспощадно взрывали мосты, густо минировали дороги. Вот характерный пример: саперы одного только отделения сержанта П. Бахирева, разминировав два километра дороги, обезвредили 207 мин! Сто с лишним мин на километр пути! Показатель говорил сам за себя. Нам было известно, что враг готовится к полному уничтожению города, в случае если ему придется отступать.
Надо было спешить. Сбивая заслоны на своем пути, полк форсировал реку Быстрица-Надворнянская и освободил село Радча. Полки нашей дивизии заняли под Станиславом выгодное по отношению к противнику, обороняющему город, положение. Оно было использовано для нанесения согласованного удара по городу одновременно с разных сторон.
Наш полк получил задачу атаковать с юга, для чего выдвинуться на новый рубеж.
Изменение задачи оказалось неожиданным, но необходимым — разведка донесла, что враг не успел укрепить южную окраину. Надо было срочно воспользоваться этим. Ставил задачу головному батальону капитана Я. Паншнева лично командир дивизии полковник В. И. Новожилов, всего пять дней назад [178] сменивший генерала Тертышного. Мне он приказал всеми силами развивать малейший успех своего передового батальона.
Мы с небольшой группой офицеров и бойцов продвигались по высоким хлебам. Нашей пехоты не было видно. Неожиданно натолкнулись на телефониста передового поста немецкой артиллерии. Насмерть перепуганный гитлеровец сопротивления не оказал. В телефонной коробке надрывался зуммер. Наш связист не спеша снял трубку и, не поняв, что там говорят, сказал:
— Та чи вам не понятно, господа фрицы? Я ж вам на чистом немецком кажу: Гитлер капут!
Так была установлена первая телефонная связь с городом.
Заместитель командира авангардного батальона по политчасти капитан П. Дадугин с головным подразделением первым вышел к окраине города. Но рота вынуждена была залечь под пулеметным огнем гитлеровцев.
— За Родину — вперед! За мной! — крикнул капитан Дадугин и бросился на врага, увлекая в атаку остальных.
Бойцы, обгоняя капитана, стремительным броском ворвались в город. Завязались схватки за каждый дом, за каждую улицу. Автоматная очередь из-за угла сразила героя-коммуниста П. Дадугина... Ныне одна из центральных улиц города названа его именем — именем героя-освободителя, мужественного воина и замечательного человека.
Из сада в упор ударили по роте орудия противника. Их огонь задерживал продвижение. Тогда младший лейтенант А. П. Зеленин со своим взводом с фланга атаковал батарею врага и уничтожил расчеты.
Отделение младшего сержанта Н. М. Томчука в числе первых ворвалось в крайний дом города. Противник засел на втором этаже здания и открыл губительный огонь. Отважные воины не кинулись напролом, а обошли дом через соседний двор и смело атаковали врага с тыла. Вскоре они выбили гарнизон из дома и тем самым дали роте возможность продвигаться вперед. Но тут противник перешел в контратаку и отрезал от роты два отделения. Комсомолец Томчук со своим отделением обрушился на врага с тыла и помог товарищам обратить его в бегство. Сам он лично уничтожил [179] в ближнем бою четырех фашистов, а троих взял в плен. За этот подвиг младший сержант Н. Томчук был награжден орденом Славы III степени.
Политработник С. К. Рогов, еще ранее в критический момент вступивший в командование взводом, умело маневрируя в городе, продвинулся с бойцами на несколько кварталов. Когда в цепи противника появился бронетранспортер, Рогов отвел взвод в укрытие и устроил засаду. Как только бронетранспортер подошел к взводу, Рогов двумя противотанковыми гранатами подбил его. Огнем из автоматов поднявшиеся в атаку бойцы взвода нанесли врагу большие потери.
Примеров боевой сметки, мужества, инициативы было предостаточно. В бойцах клокотала ярость мщения врагу за поруганную честь украинского народа, они горели желанием поскорее покончить с врагом.
Капитан Я. Панишев уже в 18 часов 45 минут прислал первое донесение: «Батальон достиг южной окраины Станислава в районе сада. Соседей нет. Справа большими силами гитлеровцы идут на наш фланг». Но активность батальона не снижалась.
Бой шел за каждую улицу, каждый дом, подразделения медленно продвигались к центру города. Тон задавал взвод лейтенанта X. Миникаева. Коммунист Миникаев еще накануне провел беседу с бойцами, рассказал им об особенностях уличного боя, и это, конечно, пригодилось воинам: они действовали не только смело, но и умело, мастерски.
Отважно дрались с врагом бойцы взвода младшего лейтенанта И. Акишина. Они, продвигаясь к центру города, уничтожили до двух десятков гитлеровцев, очистили всю улицу от врага.
Противник бросал в бой все новые резервы. Один из жителей пробился к нашим бойцам и сообщил, что факельщики поджигают здания. Наши подразделения усилили натиск. Одно из них было остановлено огнем фашистов, засевших в двухэтажном доме на перекрестке улиц, как раз на пути наступавшего батальона Я. Панишева.
Подавить огонь противника вызвался сержант С. Пазов. С несколькими автоматчиками он незаметно подобрался к зданию, ворвался в него и в короткой рукопашной схватке уничтожил гитлеровцев. Смельчаки укрепились в отбитом доме и меткими автоматными очередями сокрушали наседавших гитлеровцев. [180]
В ходе боя дом был окружен. Тогда автоматчики поднялись на второй этаж, но фашистов так и не подпустили. Сержант приказал беречь патроны, бить короткими очередями и подготовить гранаты.
Командир взвода лейтенант X. Миникаев заметил, что огонь из осажденного дома стал слабее, и выслал на помощь отделение сержанта В. Данилюка. Смелой атакой бойцы захватили миномет и открыли из него огонь по врагу. Воспользовавшись переполохом, Пазов со своими бойцами забросал гранатами фашистов и решительно сошелся с ними в рукопашной схватке. Ошеломленные такой дерзостью, враги прекратили сопротивление. Свыше десятка гитлеровцев было уничтожено, а пятеро захвачены в плен.
Так дрались храбрецы во главе с сержантом С. Пазовым. Султан не дожил до светлых дней Победы. Он погиб несколькими месяцами позже, при освобождении Чехословакии. Но память о нем свято хранят в сегодняшнем Ивано-Франковске: одна из улиц города носит имя абхазца Султана Пазова из далекого кавказского аула Кубина. И таких храбрецов были десятки, сотни. Не забудется подвиг лейтенанта И. Д. Шумакова. Во главе небольшой группы бойцов он с фланга обошел противника, засевшего в группе домов, и забросал гранатами орудие. Уничтожив до отделения солдат врага, Шумаков и его товарищи захватили орудие и автомашину с боеприпасами, освободив путь всей роте.
Но как ни рвались вперед наши воины, какие чудеса героизма ни проявляли, враг наращивал силу сопротивления. Продвижение полка к центру города было остановлено, так как, оголив правый фланг его, далеко отстали соседи... Пришлось срочно вводить в бой второй, эшелон — батальон майора В. Цимбалюка.
Батальон наступал вдоль железной дороги. В тяжелых уличных боях бойцы роты лейтенанта Л. С. Архипова стремительной атакой овладели вокзалом, истребив при этом до сотни фашистов и полсотни захватив в плен.
Рота лейтенанта И. С. Спивака попала под сильный огонь вражеского пулемета из проема окна каменного дома. Лейтенант И. Спивак отобрал несколько смельчаков и под прикрытием огня роты дворами подобрался к дому. Там они забросали огневую точку гранатами, уничтожив при этом дюжину фашистов, Рота сама для себя освободила путь вперед... [181]
С каждой минутой напряжение боя нарастало. Врага приходилось выбивать из каменных домов, с чердаков, где он установил пулеметы. Дважды был ранен в рукопашной командир роты лейтенант В. А. Попов. Но он не ушел в тыл, а продолжал руководить боем, пока не выполнил поставленную задачу.
Наконец противник стал отходить на юго-запад. Мы обрадовались этому, но не сразу поняли, что произошло. Обстановку прояснил командир дивизии: он сообщил, что командир батальона 575-го полка старший лейтенант В. М. Чебриков со своими бойцами прорвался в тыл врага на юго-западной окраине Станислава. Создалась угроза окружения. Гитлеровцы обрушились на батальон Чебрикова в надежде смять его и пробиться из города, вырваться из ловушки.
— Не отрывайтесь от противника! — приказал командир дивизии. — Сковывайте его, пока ваши соседи замкнут кольцо и закрепятся.
Мы были рады успеху нашего бывшего комбата и благодарны Виктору Михайловичу за неоценимую боевую услугу! Отдали должное мы и комдиву, который хорошо помнил те времена, когда мы с Виктором Михайловичем Чебриковым сражались под одним Боевым Знаменем.
Приказ комдива мы выполняли точно. Приняв на себя натиск гитлеровцев, отходящих с восточной окраины, наш 1-й батальон более часа сражался в окружении. Капитан Я. Панишев уверенно управлял боем. Он решил не прорывать кольцо, зная, что на подходе батальон старшего лейтенанта Г. Ф. Бочковского. Главная задача батальона Панишева состояла в том, чтобы истребить как можно больше гитлеровцев, оттянуть их силы на себя, помочь тем самым успеху батальона 575-го полка.
В условиях ожесточенного противодействия врага пробиться к окруженному батальону было непросто. На прорыв со взводом старшего лейтенанта И. Сивухина пошел парторг батальона гвардии лейтенант М. Каримов. Первая атака захлебнулась, но скоро подоспели пулеметчики лейтенанта И. Сипача. Они своим огнем прижали к земле пехоту врага, и парторг смело поднял взвод в атаку. Его ранило, но он не вышел из боя, пока подразделения, прорвавшие кольцо, не соединились с 1-м батальоном. [182]
Когда противник попытался расчленить батальон, его встретил губительный огонь братьев Андрея и Василия Дьяковских. Пулеметчики сорвали замысел врага. Гитлеровцы решили выкатить орудие для стрельбы прямой наводкой, но метким выстрелом из противотанкового ружья В. Ковальчук подбил тягач, а снайпер П. Мокогонюк истребил расчет. Храбро сражались в окружении братья Иван и Степан Гуменюки. Они вдвоем уничтожили до десяти вражеских солдат.
161-я стрелковая дивизия во взаимодействии с частями, наступавшими с северо-востока, с малыми потерями в живой силе и технике одержала крупную победу — освободила город Станислав, нанеся при этом противнику серьезный урон. Враг только на южной окраине оставил убитыми и ранеными до 400 солдат и офицеров, 132 гитлеровца были захвачены в плен.
Оккупанты взорвали мосты, разрушили железнодорожные пути, сожгли многие здания. Только стремительное наступление наших войск не позволило врагу осуществить свой варварский замысел — стереть с лица земли город.
Военный совет 1-й гвардейской армии в приветствии, адресованном воинам частей и соединений, освободивших город, писал: «В боях за Станислав вы показали образцы отваги, воинского умения и высокий наступательный порыв... Славными боевыми делами умножайте традиции своих частей!»
Москва от имени Родины салютовала доблестным освободителям Станислава. 161-й стрелковой дивизии в числе других соединений было присвоено почетное наименование Станиславской. Более 200 воинов нашего 569-го полка получили боевые награды.
Выходом к предгорьям Карпат завершился очередной этап боевой биографии полка. Воины рвались к границе, за которой начиналась Западная Европа. Там нас ждала победа, но путь к ней был еще неблизок и тяжел. Еще стонали под игом фашистского рабства народы Польши, Чехословакии, Болгарии и других стран.