В Тамбове

Ко времени прибытия в Тамбов отряд Киквидзе представлял собой хотя и поредевшее, но закаленное и сплоченное в непрерывных четырехмесячных боях соединение. Большинство бойцов знали друг друга еще по империалистической войне и революционным событиям 1917 года. Командующий Киквидзе и другие командиры проявили себя как талантливые, смелые военачальники и пользовались у бойцов доверием и любовью. В армии существовал своеобразный военно-политический совет, образовавшийся на основе бывшего Военно-революционного комитета Юго-Западного фронта. В него входили товарищи Разживин, Медведовский, Чайковский, Клименко, Верховский и другие. Совет по существу был коллективным руководителем армии.

Обстановка в Тамбове была сложная. Чуть не половина членов губисполкома, встретивших нас неприветливо, состояла из меньшевиков и эсеров. В окрестных селах было множество антисоветски настроенного кулачья. Город наводнен бывшими царскими офицерами, которые вели контрреволюционную пропаганду и плели паутину заговоров и мятежей. Пропаганда эта находила благодатную почву в среде многочисленной городской буржуазии и зажиточных обывателей. В Тамбове о нас распространялись самые дикие слухи: что, дескать, Красная Армия состоит из бывших каторжников и дезертиров, что следует ждать грабежей и погромов, что сопротивления немцам она оказать не сможет, и тому подобное. Недавно организованный 1-й Тамбовский социалистический полк был сильно засорен кулацкими элементами. Все командные посты в нем занимали бывшие офицеры. [112]

В городе и окрестностях орудовали банды. Дело дошло до того, что бандиты остановили и обстреляли поезд, в котором следовал в Москву председатель Саратовского губисполкома тов. Антонов-Саратовский.

Прибытие нашей армии всем явным и скрытым контрреволюционерам было, конечно, не по душе. Зато с какой радостью нас приветствовали трудящиеся Тамбова, рабочие пороховых заводов на станции Кандауровка, солдаты преданного Советской власти 1-го Тамбовского артиллерийского дивизиона!

Учитывая обстановку, Василий Исидорович на совещании командного состава сказал:

— Каждый хозяин принимает гостей по своему желанию, а не по желанию гостей, а мы здесь гости. Так покажем себя на деле хорошими гостями.

Для того чтобы поднять авторитет Красной Армии в глазах населения, Киквидзе потребовал от всех бойцов и командиров соблюдения строжайшей дисциплины.

Каждый день красноармейцы по десять часов занимались боевой и политической учебой с обязательным выходом в поле. Политработники регулярно читали газеты и проводили беседы. Из казарм и эшелонов выходить в город разрешалось только по увольнительным запискам.

В Орденском кавалерийском полку у нас был хороший духовой оркестр. По городу войска всегда проходили с музыкой. Стройные ряды наших бойцов, четко печатающих шаг под звуки бравурных маршей, производили на тамбовцев, отвыкших за последний год от подобных зрелищ, огромное впечатление. Еще бы! Наши подтянутые, дисциплинированные бойцы, обладающие отличной строевой выправкой, совсем не походили на «бывших каторжников и дезертиров», какими изображала их белогвардейская пропаганда. По вечерам духовой оркестр с большим успехом выступал в городском саду. Иногда он выезжал с концертами и в Кандауровку.

Но основное внимание во время нашего пребывания в Тамбове командование уделяло занятиям в поле. В ожидании новых боев личный состав обучался и днем и,: на что особенно упирал Киквидзе, ночью.

Руководство политической работой осуществлялось своеобразно. Дело в том, что у нас не было ни комиссаров, ни политотделов. Их заменяли комитеты — отрядный и армейский, избираемые всеми бойцами и командирами. [113]

В какой-то степени комитеты имели право контролировать действия командиров, давать им характеристики, а в крайних случаях требовать их смещения. До организации военно-революционных трибуналов их функции также выполняли комитеты.

О решениях комитетов оповещалось приказом, что делало их обязательными к исполнению всеми бойцами и командирами.

В каждом комитете имелся культурно-просветительный отдел, который снабжал подразделения газетами и литературой, приглашал лекторов, организовывал собрания и митинги, устраивал спектакли.

Председателем армейского комитета был Медведовский. Киквидзе входил в состав армейского комитета и не принимал ни одного важного решения, не обсудив предварительно его на заседании комитета.

Киквидзе обладал одной примечательной особенностью: он любил и умел советоваться с людьми. Меня часто поражало, что Василий Исидорович мог часами, не прерывая ни одним словом, слушать рассказы бывалых солдат и командиров, участников мировой войны. Только позднее я понял, что в этих воспоминаниях Киквидзе черпал драгоценный опыт. Впоследствии он не раз удивлял некоторых командиров из числа бывших офицеров зрелостью принимаемых им решений. Одна из причин этого заключалась в умении Киквидзе усваивать опыт прошлого и применять его в нужный момент.

О политико-просветительной работе в армии в те дни можно судить по такому, например, документу, как приказ № 15 от 9 апреля 1918 года. Вот выдержка из этого приказа:

«...§ 9. Объявляю товарищам всей армии, что местный партийный комитет Коммунистической партии большевиков помещается в здании «Колизея», где имеется бесплатная читальня и партийный клуб, где происходят заседания партии, читаются лекции и делаются доклады. Предлагаю товарищам записаться в члены клуба, вступить в партию.

§ 10. Армейскому комитету предписываю взять в свои руки культурно-просветительное дело в армии, для чего связаться с редакцией газеты «Известия рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» (помещение Советов), где можно получить бесплатно петроградские, московские [114] и другие газеты и в каком угодно количестве. Литературу можно получить за деньги в партийном комитете Коммунистической партий большевиков и левых социал-революционеров (помещение «Колизея»). Там же можно пригласить лекторов и докладчиков по различным вопросам. Обращаться за справками к т. Рогожинскому{6}.

§ 11. Предлагаю армейскому комитету в праздники «воскресенья» устраивать в нашем саду гулянья, для чего ротам, эскадронам и батареям приготовить на таковые гулянья по своей инициативе номера выступлений, за каковые будут выдаваться артистам призы. Комитету предлагаю устроить различный спорт, как-то: бег, скачки, борьбу и т. п., за что также будут выдаваться призы.

Командиру чехословацкой роты собрать хор певчих и изучить интернациональный гимн, кроме того, для разнообразия приготовить несколько чешских песен. Командиру 1-го кавалерийского эскадрона предлагаю по своей инициативе устроить скачки с препятствиями.

Все это желательно устроить на 1 Мая. На гулянье будет допущена городская публика...»

Имелась у нас и еще одна своеобразная организация — хозяйственная комиссия. Она следила за правильностью выдачи продуктов, избиралась только из красноармейцев и подчинялась командующему армией и армейскому комитету.

В армии существовал отдел снабжения, во главе которого стоял большой знаток своего дела бывший генерал-интендант 13-й кавалерийской дивизии Курятников. Благодаря его заботам армия имела значительные запасы продовольствия, оружия, обмундирования.

Приказом командарма всем командирам частей строго запрещалось доставать продовольствие и фураж на стороне, помимо нашего отдела снабжения. Надо отдать должное Курятникову: наша дивизия при своем формировании не испытывала нужды ни в чем.

Денежные средства бывшего ВРК Юго-Западного фронта были своевременно эвакуированы, поэтому все бойцы и командиры всегда без задержек получали положенное жалованье. Так же аккуратно, наличными, производились [115] все расчеты и с тамбовскими властями. С деньгами Киквидзе обращался чрезвычайно бережливо, зря не разрешал тратить ни копейки, за что и заслужил у снабженцев шутливое прозвище «Калита» — денежный мешок. Такой же строгостью к расходованию государственных средств отличался и наш казначей — старый большевик, член ВРК фронта, председатель солдатского комитета 13-й кавдивизии Верховский.

Норма выдачи пайка на каждый день обязательно объявлялась приказом по армии. Закладка продуктов в котел производилась в присутствии членов хозяйственной комиссии.

Приказы времен гражданской войны, при всей их некоторой, с теперешней точки зрения, наивности, отличает удивительная непосредственность, поистине революционная романтичность. Они очень выразительны и человечны. Не могу удержаться, чтобы не привести здесь еще один — о подготовке к празднованию великого пролетарского праздника — 1 Мая. Вот он:

«ПРИКАЗ № 3 СОВЕТСКИМ ВОЙСКАМ 4-й АРМИИ

27 апреля 1918 года.

Город Тамбов.

В виду предстоящей демонстрации в честь общего пролетарского праздника 1 Мая приказываю командирам частей и отрядов производить ежедневные строевые занятия, дабы показать, что и Красная Армия может дать строевые ряды бойцов за идею. Музыкантской команде изучить «Интернационал», а драгунскому эскадрону выделить песенников и изучить народно-революционные песни.

30-го сего апреля в 14 часов командирам частей выстроить свои части для репетиции на казарменном плацу у деревянных конюшен. Пехоте иметь на правом фланге музыкантов, артиллеристы должны быть в пешем строю, эскадрон — в конном. Пехота должна быть без шпор, шашек и револьверов. [116]

Предписываю командирам частей смотреть за тем, чтобы солдаты, увольняемые в город и на станцию, были без оружия.

Подлинно подписал:

Командующий 4-й армией Киквидзе».

Первомайский праздник прошел замечательно. Военный парад вызвал всеобщее восхищение горожан отличной выправкой бойцов. С участием трудящихся Тамбова состоялся торжественный митинг, были проведены праздничные концерты.

С каждым днем в городе у нас становилось все больше и больше друзей. В штаб дивизии то и дело приходили рабочие — просили записать их в Красную Армию. Их принимали.

Рабочие часто приглашали нас в гости — на фабрики, а то и просто домой. Однажды Василий Исидорович с большой делегацией бойцов — один командир и два красноармейца от каждого подразделения — и с духовым оркестром побывал на вечере у рабочих пороховых заводов Кандауровки.

Встретили нас как родных братьев, усадили на лучшие места. Было очень весело и непринужденно. Все пели, танцевали. Киквидзе долго крепился, но в конце концов не выдержал, одним прыжком вскочил на сцену, гикнул и пошел танцевать лезгинку. Танцевал Василий Исидорович великолепно. Отделившись от стайки подруг, на сцену поднялась молоденькая девушка с длинной светлорусой косой, румяная, синеглазая — настоящая русская красавица, задорно выкрикнула что-то озорное и пустилась в перепляс с командармом. Публика дружно отбивала такт в ладоши, скандировала «асса! асса!». Когда танцоры уже чуть не падали в изнеможении, зрители аплодисментами от души наградили обоих. Киквидзе в восторге расцеловал в щеки зардевшуюся девушку, сказал весело:

— На Кавказе такого противника в танцах, как эта красавица, мне встречать не приходилось. Кончится война — приеду свататься. Отдадите?

Подружки девушки со смехом отвечали: «А это мы еще посмотрим, как воевать будешь, командир!»

Киквидзе стал серьезным. Притихли и все остальные.

— Когда потребует Советская власть, — громко сказал [117] Василий Исидорович, — будем воевать до последней капли крови, пока не разгромим всех врагов трудового народа.

Его лицо снова осветилось широкой улыбкой:

— Ну, а пока будем танцевать! — и он махнул рукой оркестру.

В результате кропотливой, повседневной воспитательной работы партийной организации и комсостава в армии установилась крепкая дисциплина. Я не помню ни одного случая, чтобы нашему трибуналу пришлось разбирать дело о мародерстве, грабеже или другом серьезном преступлении.

9 мая Киквидзе срочно выехал в Москву для доклада в Совнаркоме о положении в войсках. К сожалению, мы не знаем всех обстоятельств этой короткой (в Москве он пробыл всего одни сутки) поездки нашего командира. Известно только из его собственного рассказа, что ему посчастливилось встретиться с Лениным. После этой встречи Владимир Ильич послал в Тамбов ответственного работника с заданием проинспектировать вверенные Киквидзе войска и решить на месте вопрос: достаточно ли они подготовлены к тому, чтобы преобразовать их в соединение регулярной Красной Армии.

Во время отсутствия Василия Исидоровича учеба в частях армии не прекращалась ни на один час. Штабы и хозяйственные органы вели усиленную подготовку к переформированию в соединение регулярной Красной Армии, хотя никто точно не знал, в какое именно. Неоценимую помощь оказывали нам тамбовские большевики, одним из руководителей которых стал Разживин.

11 мая в поле, по обеим сторонам дороги, соединяющей город со станцией, как всегда, шли тактические учения. Стоял жаркий летний день. На небе — ни облачка.

Неожиданно кто-то обратил внимание на приближающийся со стороны станции окутанный клубами пыли легковой автомобиль. Подпрыгнув на ухабе, машина достигла ближней цепи бойцов и резко остановилась.

В открытом кузове сзади шофера мы увидели нашего командующего, а рядом с ним незнакомого человека средних лет в полувоенном костюме и фуражке. Продолговатое, худощавое лицо, небольшая бородка клинышком, внимательные, добрые глаза. Это был только что прибывший [118] из Москвы председатель Высшей военной инспекции Николай Ильич Подвойский.

Киквидзе вышел из машины, громко скомандовал: «Отряд, смирно!» Цепь замерла.

Повернувшись к Н. И. Подвойскому, Киквидзе доложил, что бойцы отряда ведут тактические занятия. Николай Ильич поздоровался с бойцами и, велев продолжать учение, поехал с Киквидзе в город.

Вечером состоялся митинг, на котором Киквидзе сообщил, что принято решение о создании на основе бывшей 4-й армии регулярного воинского соединения — 1-й дивизии внеочередного формирования.

В течение трех дней товарищ Подвойский проводил инспекционные тактические занятия с выходом в поле при участии всех родов войск. Требовательный инспектор не сделал нашим командирам ни одного замечания, дал хороший отзыв армии, высоко оценил боевое настроение, моральный дух и физическое состояние бойцов. Его приятно удивило, в частности, что все красногвардейцы по утрам организованно делали физзарядку. Действительно, в то время это явление было редким.

К 16 мая завершилось переформирование частей и отрядов бывшей 4-й армии в регулярную дивизию. Начальником дивизии стал Киквидзе, помощником (так тогда называли заместителя) — Медведовский, начальником штаба — Зелинский, бывший офицер, исполнительный, хладнокровный и знающий командир.

16 мая выдался теплый, безоблачный день. С утра бойцы дежурного взвода тщательно подмели лужайки и дорожки полкового парка, украсили зеленые кроны деревьев красными лентами и флажками, привели в порядок манеж. После торжественной церемонии должны были состояться конные соревнования. Подготовили и сцену для выступления артистов самодеятельности.

В половине десятого Киквидзе пришел в парк, все осмотрел, остался доволен и приказал трубачу играть сигнал общего построения.

Тысячи бойцов, торжественно настроенных, подтянутых, тщательно выбритых, заполнили парк.

Киквидзе обошел полки, поздоровался с красноармейцами. Ровно в 10 часов утра в воротах показался [119] Н. И. Подвойский. Прозвучала команда: «Смирно!» Киквидзе вышел навстречу наркому, отдал рапорт.

Н. И. Подвойский поздоровался с войсками.

В ответ разнеслось дружное «ура!». Оркестр грянул «Интернационал». Н. И. Подвойский обратился к бойцам с речью.

— Если раньше, — говорил он, — принимали присягу царю, на угнетение рабочего класса, то эта красная присяга принимается на верность рабочему классу, на верность его правительству для защиты пролетарской революции, для раскрепощения рабочего класса, на уничтожение врагов революции!

Закончив речь, нарком приступил к зачтению текста торжественного обещания. Рядом с ним, в неизменной кожанке, замер, обнажив голову, Киквидзе. Вместе с тысячами бойцов он повторил слова великой клятвы.

На всю жизнь запомнился мне этот торжественный день принятия красной присяги, день рождения нашей дивизии, прославившейся в боях и получившей впоследствии имя своего замечательного командира В. И. Киквидзе. [120]

Расскажу вкратце о частях и подразделениях, входивших в состав дивизии в первый период ее существования.

1-й Рабоче-крестьянский полк состоял почти сплошь из пехотинцев, которые пришли в Ровенский отряд еще с Юго-Западного фронта. Это были старые окопники, обстрелянные, дружные. Командовал полком большевик, бывший поручик старой армии Чайковский, обладавший большим военным опытом. Возглавляемый им отряд красногвардейцев отличился еще при захвате Бердичева. У бойцов своего полка Чайковский пользовался большой любовью и уважением. В 1917 году его избирали делегатом на все три фронтовых съезда.

На базе Интернационального социалистического отряда был создан 2-й Интернациональный полк. Его образовали добровольцы — бывшие военнопленные чехи, венгры, австрийцы, поляки и китайцы. Боевое крещение интернационалисты приняли под Киевом. Не раз отличались они и в последующих боях.

Из кавалеристов бывшего Ровенского отряда был образован Орденский кавалерийский полк под командованием Эрбса. [121]

Во время формирования дивизии в Тамбовскую губернию прибыл с трудом пробившийся с Румынского фронта 6-й Заамурский кавалерийский полк. Демобилизовываться заамурцы не собирались. Они имели исправный конский состав и полное вооружение. Руководили полком выборный комитет и выборный же командир — большевик Рогликов. По просьбе заамурцев они целым полком были приняты в дивизию.

Кроме этих четырех полков, в дивизии были две легкие батареи (командиры Карпухин и Эрбо), одна конная батарея (командир Волосатов), одна тяжелая батарея на железнодорожных платформах (командир Поддубный). Помимо этого, имел свою батарею и Заамурский полк.

Кроме перечисленной артиллерии, дивизия имела два бронепоезда и автобронеотряд. Последним командовал товарищ Ермоленко — старый кадровый рабочий, большевик.

Начальником снабжения по-прежнему оставался Курятников. Во главе санчасти стал военный фельдшер Иван Иванович Артемьев. В дивизию он пришел вместе со своей женой Александрой Павловной, которая служила у нас в штабе на протяжении всей гражданской войны.

Были также созданы и укомплектованы и все прочие специальные команды и службы.

1-я дивизия внеочередного формирования готовилась к новым боям. [122]