Наш читатель — боец

В марте 1942 года на далекий Север к воинам Заполярья приехали представители солнечного Дагестана. Вручая бойцам подарки, они от имени своего народа давали наказ: «Бейте сильнее ненавистного врага, дорогие бойцы! Мы верим в нашу силу, надеемся на вас». И бойцы заполярных гор отвечали на это: «Мы выполним ваш наказ, дорогие друзья. Мы отстоим советское Заполярье. Враг будет разбит!» Заметки об этих встречах регулярно появлялись в газете.

Перед отъездом на родину 2 апреля 1942 года делегация Дагестана посетила редакцию «Часового Севера». Секретарь Махачкалинского городского комитета партии и другие гости поделились своими впечатлениями о пребывании на фронте, рассказали о том, как трудящиеся Дагестана помогают Красной Армии громить фашистов.

Эта встреча хорошо запомнилась всем как пример нерушимой дружбы народов СССР, единства фронта и тыла. Газета дала подробный отчет о пребывании делегации на фронте, поместила снимок на первой полосе.

Ответственный редактор старший батальонный комиссар Михаил Иванович Сергеев был энергичным и остроумным человеком. Он умел шуткой ободрить уставшего, [40] поднять настроение, вызвать улыбку. А на фронте это значило немало. Враг рвался вперед. И важно было, чтобы сотрудники редакции и типографии не предавались унынию, все силы отдавали газете, с особым старанием выполняли свои обязанности.

Многие товарищи стремились на фронт, чтобы с оружием в руках отомстить врагу. Сергеев умел наставлять их на верный путь, направлять их усилия на решение тех задач, которые им доверили. «Наш фронт здесь, у наборных касс и верстальных столиков», — говорил он. Наставлял без нажима, как бы между прочим, порой с доброй шуткой.

С первых же дней войны коллектив редакции начал думать над тем, как лучше делать четвертую полосу, чтобы едкой сатирой воспитывать у воинов ненависть к врагу. По этому вопросу сотрудники не раз собирались у редактора. В таких обсуждениях участвовали и полиграфисты. Ведь речь шла и о том, как технически оформить полосу, чтобы она выглядела привлекательней. А у нас тогда не хватало даже заголовочных шрифтов.

Наиболее приемлемым оказалось предложение писателя Михаила Ефимовича Левитина: из номера в номер давать юмористические письма умелого, бывалого солдата. Цель — простым, доходчивым языком высмеивать гитлеровцев, показывать их слабые стороны, воодушевлять наших бойцов. Предполагалось, что наш герой мог пройтись иногда и по кому-либо из товарищей, если тот допустил промах. Михаил Левитин предложил назвать своего мудреца Костей Перцевым. После небольшой дискуссии его предложение было принято. Одобрили и заявку нашего поэта Бронислава Кежуна — помещать на четвертой газетной полосе сатирические стихи и давать карикатуры со стихотворными подписями.

— Теперь, — заключил редактор, — давайте делать [41] пробную полосу. Посмотрим, что у нас получится, хватит ли силенок.

Для подготовки ее было решено создать специальную группу. В нее вошли: Михаил Левитин, Иван Михайлович Чистяков, художник Сергей Осауленко и я. Через несколько дней весь материал был подготовлен, набран и сверстан. После обсуждения в коллективе редактор одобрил его. И вот 4 июля 1941 года четвертая полоса «Часового Севера» вышла под рисованной шапкой «Бей без промаха», ставшей постоянной. Открылась она письмом Кости Перцева, подготовленным Михаилом Левитиным. Рядом был помещен плакат Сергея Осауленко «Маннергейм в поход собрался». Далее шли сатирические материалы: «Его судьба» (о гадании Гитлера), «Торговая хроника», «Новый романс», «Происшествия», «Новости литературы», объявления.

Полоса понравилась нашим читателям. Редакция получила немало писем, адресованных Косте Перцеву.

Приближалась 24-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Этот праздник нам предстояло отметить в суровой военной обстановке. На совещании, созванном редактором, мы обговорили, как лучше сделать праздничный номер.

— Обязательно надо дать хороший плакат, — сказа.. Сергеев. А затем спросил у меня, сможем ли отпечатать его в две краски. Я заверил редактора, что полиграфисты не подведут.

Сергей Осауленко нарисовал отличный по тому времени плакат. Константин Симонов написал стихи «Суровая годовщина». На второй полосе были помещены стихотворения Владимира Заводчикова «Товарищ комиссар» и Григория Будашевского «Крепче стали».

Праздничный номер понравился всем читателям.

До апреля 1942 года газета «Часовой Севера», как и до войны, выходила на четырех полосах. Но вот пришел [42] приказ приравнять ее по объему к другим армейским газетам. Это опечалило как сотрудников редакции, так и полиграфистов, хотя каждый из нас хорошо понимал справедливость такого решения.

Но в ноябре 1942 года политотдел разрешил нам выпустить номер, посвященный 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции не на двух, а на четырех полосах. Опять мы трудились с особым вдохновением. Большой группе полиграфистов редактор объявил тогда благодарность.

Сергеев нередко сам выезжал в войска. Однажды — это было в июле 1941 года — он побывал в районе реки Западная Лица, где шли особенно жаркие бои. Узнав, что находившиеся здесь части уже несколько дней не получают газет, в том числе и «Часового Севера», он вернулся сердитым. Немедленно вызвал начальника издательства. Поговорил он с ним, видимо, круто. Старший политрук Румбин приказал мне немедленно отправиться за залив и выяснить, где задерживается газета.

Добраться в передовые части можно только морем. Иду в порт. Там, как всегда, царит суета. Транспорта нет, а желающих перебраться через залив набралось немало. Потолкавшись среди людей, узнаю, что вскоре в нужный мне пункт должен отправиться бот с боеприпасами и продовольствием. Правда, он перегружен, уже никого не берут. Но когда я сказал капитану, что по заданию редактора хочу выяснить причину плохой доставки газеты, он распорядился пропустить меня на палубу.

Через залив перебрались без приключений. Сойдя с бота, я поспешил на контрольно-пропускной пункт. Только там можно было сесть на попутную машину. Мне повезло. У шлагбаума оказалась полуторка.

— Куда? — спросил лейтенант, дежуривший на КПП.

— В хозяйство Никишина, — ответил водитель. [43]

Мне как раз и нужно было попасть в 52-ю стрелковую дивизию.

На командном пункте дивизии не оказалось ни ее командира генерал-майора Н. Никишина, ни комиссара — старшего батальонного комиссара Г. Косьяренко. А начальнику штаба было не до меня: он разговаривал по телефону. Оторвался от трубки лишь для того, чтобы сказать:

— Идите в двести пятый полк. Комиссар, кажется, там.

В 205-м полку я тоже не застал Косьяренко. Зато на месте оказался старый друг нашей газеты комиссар этой части Анатолий Капитонович Иванников. Он и рассказал мне о положении на данном участке фронта.

С самого начала войны гитлеровцы рвались в район Западной Лицы. Они намеревались в течение трех дней разгромить сосредоточенные здесь советские войска и захватить Мурманск. Однако выполнить свои планы не смогли. Правда, одной из вражеских частей удалось переправиться на восточный берег Западной Лицы и зайти в тыл 205-го полка. В этом таилась большая опасность. Необходимо было отбросить противника. Воины тыловых подразделений не растерялись и при поддержке артиллеристов ринулись в контратаку. Дело дошло до рукопашной схватки. Фашисты дрогнули и побежали. К утру восточный берег Западной Лицы был полностью очищен от врага.

Рассказывая об этом бое, Иванников ничего не говорил о себе. Но я был уже наслышан о его храбрости и воинском мастерстве. Заменив выбывшего из строя командира, он умело управлял действиями подразделений, личным примером поднимал дух бойцов, организовал четкое взаимодействие пехоты с артиллерией.

В критическую минуту комиссар Иванников первым выскочил из окопа и повел людей в контратаку. Гитлеровцы [44] не ожидали такого сильного удара и отступили. Опасность окружения миновала. Бойцы отстояли и дорогу, ведущую к Мурманску. Более четырех дней длился неравный бой. Полк выстоял и нанес врагу большие потери.

Вот каким героем показал себя в бою комиссар Иванников, А держался он всегда скромно, никогда не выпячивал своих заслуг. Вот и теперь о делах его рассказал не сам он, а бойцы.

— У вас ко мне какое-либо дело? — спросил Иванников. Узнав, что редакция обеспокоена несвоевременной доставкой газет на передний край, он озабоченно сказал: — Что верно, то верно. Иногда руки не доходят до всего. Давайте вместе займемся этим вопросом, пока позволяет затишье. Дело-то важное.

Вскоре мы с ним оказались в землянке, именуемой «Полевой почтой». Вокруг топившейся железной печки сидели на скамейках люди. Это были письмоносцы, пришедшие из подразделений за газетами и письмами. Некоторые из них помогали обрабатывать свежую корреспонденцию.

— Коллектив наш небольшой, — начал разговор начальник полевой почты Дерягин, — но у нас много добровольных помощников. Со своей задачей справляемся. А перебой в доставке газет случился потому, что некоторые подразделения непрерывно вели тяжелые бои. Почтальоны попытались пройти туда, но не смогли. Два из них погибли. Одного снарядом накрыло, другого вражеский пулемет срезал, когда он открытый участок перебегал. Слышал, будто товарищи уговаривали его подождать, пока стемнеет, но не послушался хлопец. Ответил, что он несет почту, своего рода духовный боеприпас, а потому ждать не может, так и погиб с полной сумкой газет и писем. А больше перебоев у нас не было.

Иванников внимательно слушал начальника почты. [45]

Когда Дерягин кончил, комиссар повернулся ко мне и сказал:

— Тут есть и наша вина. Надо было распорядиться, чтобы быстро назначили новых почтальонов. Я спрошу с кого следует.

Дерягин ознакомил нас с работой полевой почты. Он сказал, что на обработку поступающей корреспонденции отводится полчаса. Они справляются с делом за двадцать минут. Как правило, утром все письмоносцы расходятся по подразделениям. В три-четыре часа дня газеты и письма уже поступают на места.

Потом мы поговорили с письмоносцами.

— Большое дело они делают, — сказал комиссар. — И риск у них не меньше, чем у тех, кто в атаки ходит. А у нас есть такие участки, где каждый вершок земли простреливается. Враг бьет, а идти надо, в окопе не отсидишься. Правильно я говорю? — спросил комиссар почтальонов.

Те согласно кивнули головой: мол, всякое бывает. А Дерягин стал ближе знакомить с ними:

— Вот на скамье сидят красноармейцы Карпов, Баркин, Халявин и Терехов. Все ребята смелые. Им не раз приходилось рисковать жизнью при доставке почты в подразделения.

Услышав похвалу в свой адрес, бойцы заулыбались. Но рассказывать о себе, о передрягах, в которые приходилось попадать, отказались.

— Да что там, — отмахнулся один из них. — Обычное дело. Надо расспрашивать тех, кто лицом к лицу сталкивается с противником. Им куда труднее.

Зато о своем товарище красноармейце Григории Петрове они говорили с восторгом. Этот письмоносец — действительно герой. Однажды он пошел с группой бойцов в разведку. Словно ужи, воины скрытно проползли мимо немецкого боевого охранения. Подкравшись к вражескому [46] дзоту, Григорий забросал его гранатами. В расположении противника поднялась паника. Разведчики захватили «языка» и двинулись назад. Вернулись они без потерь.

В одном из боев Григорий получил серьезное ранение. Когда выздоровел, его назначили почтальоном. Он частенько попадал под обстрел артиллерии и минометов противника, но ни разу не опоздал с доставкой почты.

Однажды в подразделении не оказалось тех бойцов, которым он принес письма. Их отправили в санчасть. Тогда Григорий решил сходить туда, надеясь, что их еще не успели увезти в госпиталь. И он не ошибся: застал раненых товарищей и вручил им долгожданные послания.

Вернувшись в Мурманск, я доложил редактору о своих впечатлениях, рассказал о работе полевой почты. Редактор тут же предупредил корреспондентов, чтобы они, бывая в частях, проверяли доставку газет, чаще писали о лучших военных почтальонах. На это указание быстрее других среагировал фотокорреспондент Николай Черных. Он напечатал в «Часовом Севера» несколько снимков, показывающих работу военных почтовиков.

Для армейской газеты очень важно было полнее и оперативнее освещать ход боевых действий, быстро улавливать и пропагандировать все новое, особенно в вопросах тактики. Редактор требовал этого от всех сотрудников. Но нам, полиграфистам, ближе всего была работа художника. Ведь именно от него мы получали рисованные заголовки, заставки, карикатуры, которые нужно было перевести на цинк. Наш художник Сергей Осауленко трудился много. Иногда он засиживался в своем уголке далеко за полночь. Его плакаты публиковались почти в каждом номере. А рисунки «Учись воевать» появлялись ежедневно. Тематика их была разнообразной. Они рассказывали о хранении и боевом применении винтовки, [47] о лыжах и лыжниках, о действиях разведчиков, об оборудовании окопов и траншей. Особенно плодотворным было сотрудничество художника с поэтом. Плакаты и карикатуры Сергея Осауленко со стихотворными подписями Бронислава Кежуна часто украшали полосы «Часового Севера».

Как-то в конце августа или в начале сентября 1942 года редактор пригласил к себе всех наших полиграфистов, представителей наборного цеха и печатников, а также цинкографа. В его кабинете уже сидели ответственный секретарь Чистяков и художник Осауленко.

— Вот что, товарищи, — сказал редактор. — Хотим мы посоветоваться с вами. На фронте успешно действуют снайперы. Артиллеристы и другие наши воины тоже метко бьют врага. Надо подумать, как лучше, нагляднее освещать их боевые дела. Враг развернул наступление на юге, рвется к Кавказу и к Волге. Необходимо так подавать материалы в газете, чтобы читатели видели, что и здесь, на севере, мы не даем фашистам покоя. Это поможет воинам повышать боевую активность. Мы идем к 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Важно, чтобы каждый боец переднего края пришел к этой дате, имея личный счет уничтоженных гитлеровцев.

Рядом с ответственным секретарем редакции сидел художник Осауленко. Пока редактор говорил, объясняя цель совещания, он делал карандашом наброски заголовка нового раздела в газете. С интересным предложением выступил старший наборщик Тихон Седых: давать в каждом номере своеобразный календарь боевых действий. Постепенно выдвинутая редактором идея получила конкретное воплощение. На полосе давался клишированный заголовок «Итоги боевого дня». Под ним слева указывались число и месяц. Справа сообщалось, сколько уничтожено солдат противника на участке армии. Ниже [48] печатались заметки о наиболее отличившихся воинах и их командирах.

Этот план редактор утвердил. Одобрили его и в политотделе армии. Первая же подборка получилась удачной. Материалы ее сразу же привлекли внимание фронтовиков. В редакцию звонили офицеры штаба, командиры подразделений и частей. Они говорили, что подборки «Итоги боевого дня» читаются с интересом, помогают поднимать боевую активность воинов. Так новая форма информации о повседневных боевых делах воинов обрела жизнь на газетной полосе.

* * *

Все чаще и чаще налетала на Мурманск вражеская авиация. Несколько бомб разорвались поблизости от гостиницы «Арктика», одна даже угодила в ее крыло. Но гостиница продолжала действовать. Там еще останавливались прибывавшие в Мурманск в командировку гражданские и военные лица.

Как раз в это время нам в редакцию сообщили, что в Мурманск приезжают Евгений Петров и Константин Симонов. Для Симонова этот визит в Заполярье был, как мы знаем, вторым, для Петрова — в то время редактора «Огонька» — первым.

В скором времени действительно на поезде, в котором ехал член Военного совета Карельского фронта корпусной комиссар А. Желтов, в Мурманск прибыли Константин Симонов, Евгений Петров и фотокорреспондент газеты «Красная звезда» О. Кноринг. Мы с нетерпением ждали их в редакции «Часового Севера». Наиболее нетерпеливые даже заходили в гостиницу «Арктика», чтобы разузнать, где поселились приезжие. Но московских писателей там не оказалось. Как выяснилось, у них имелись срочные задания и поэтому они очень торопились. Лишь на несколько минут заехали в восьмиэтажный [49] дом межрейсового отдыха моряков, где им отвели комнату. Оставили здесь свои вещи и поспешили к пристани, чтобы переправиться через залив, куда недавно перебрался штаб армии.

Потом мы узнали, что Симонов и Петров направились в действующие части. Сначала они побывали на полуострове Рыбачий, затем в Полярном у подводников.

Мы уже не надеялись их увидеть, как из политотдела армии сообщили, что московские писатели хотели бы заглянуть в редакцию.

— Поезжайте и привезите их сюда, — сказал мне старший батальонный комиссар Сергеев.

Политотдел находился неподалеку от редакции. На обратном пути сразу же завязался разговор. Евгений Петров интересовался, как мы размещены, не часто ли беспокоят бомбежки, как доставляется газета в войска.

В редакции нас уже ждали. Навстречу вышел старший батальонный комиссар Сергеев. Вскоре появились поэты Александр Коваленков, Бронислав Кежун, Владимир Харыозов. Пришли журналисты из областной газеты «Полярная правда». Разговор начался с вопросов о Москве. На большинство из них отвечал Петров. Говорил о положении в городе, о жизни москвичей, о работе заводов, о писателях. Встреча, разумеется, не обошлась без стихов. Читали их не только Симонов, но и наши поэты.

— А часто ли вы печатаете стихи? — спросил Петров. — Даем иногда, — уклончиво ответил Сергеев. — Поэзию у нас в армии любят. И в частях немало поэтов.

Разговор закончился все-таки выводом, что стихов газета печатает пока мало. Особенно если учесть, что в редакции работает группа профессиональных поэтов. Стихи о героизме воинов, о том, как надо бить врага, очень нужны сейчас. [50]

Коваленков высказал затаенную мысль:

— Надо бы больше издавать сборников стихов фронтовых поэтов.

— Верно, — поддержал его Петров. — А почему бы вам самим не показать пример? Стихи у вас есть, и неплохие. Типография имеется. Что еще надо? Тут вот сидит начальник типографии. Мы у него спросим.

Сначала я растерялся от неожиданного вопроса, но, подумав, ответил, что полиграфические возможности позволяют выпускать книги.

Посчитав вопрос решенным, Петров стал собираться, сославшись на то, что им нужно еще зайти к командующему.

Прощаясь, Петров сказал Коваленкову:

— Не откладывая, пришлите свои стихи мне. Я их сам отредактирую, и мы издадим книжку в библиотечке «Огонька».

Я так и не узнал, успел ли Евгений Петров получить от Коваленкова рукопись. Вскоре после возвращения из Заполярья он по командировке газеты «Красная звезда» улетел в осажденный гитлеровцами Севастополь. При возвращении в Москву самолет, на котором летел писатель, разбился между Ростовом и Миллерово. Работники нашей редакции и типографии очень переживали эту утрату. Ведь не прошло и месяца с тех пор, как мы виделись с Петровым, разговаривали, отвечали на его вопросы.

Политический отдел армии поддержал наше предложение выпустить книгу стихов о героях Заполярья. Но задача эта оказалась нелегкой. Ведь раньше армейская типография никогда не издавала книг. Прежде всего возникла трудность с набором. Штат наборщиков у нас был рассчитан только на выпуск газеты. Кроме того, мы печатали листовки, памятки, различные бланки для штаба и политотдела армии. [51]

Но, несмотря на все трудности, сборник мы выпустили. Правда, небольшой, всего три с половиной печатных листа. В него вошли стихи красноармейцев И. Шамякина, А. Бордюговского, Н. Новикова, С. Грекова, Анны Гончар, В. Волгина, В. Балашова, политрука Н. Букина, М. Гуриненко и наших редакционных поэтов К. Бельхина, Б. Кежуна, Вл. Заводчикова, Г. Орловского. В выпуске сборника участвовали почти все работники типографии. Книжка получилась нарядной и сразу стала популярной. Сейчас она уже библиографическая редкость.

До весны 1942 года вражеская авиация, налетавшая на Мурманск, бомбила в основном порт и железнодорожный узел. Но с июня 1942 года гитлеровцы приступили буквально к разрушению города. Бывали недели, когда время воздушных тревог доходило до 16–18 часов в сутки.

Один из налетов оказался особенно сильным. Помнится, незадолго до него в Мурманский порт прибыл с запада большой караван судов. К счастью для нас, стояла ненастная погода. Нашим транспортникам удалось не только разгрузить корабли, но и перебросить все грузы к железной дороге, а затем отправить эшелоны. Видимо узнав об этом, озлобленные гитлеровцы обрушили удары с воздуха на жилые кварталы города. 18 июня 1942 года вражеские самолеты сбросили на город около 12 тысяч зажигательных и тысячи фугасных бомб. Надо иметь в виду, что Мурманск в то время был в основном деревянным. Пожары вспыхнули во всех его концах. Пламя охватило целые кварталы. Горел и военный городок. Вскоре мне сообщили, что загорелось хранилище с газетной бумагой и краской. Только благодаря стойкости, мужеству и героическим усилиям личного состава воинских частей, бойцов местной противовоздушной обороны и населения этот гигантский пожар удалось к вечеру ликвидировать. [52] В тот день враг сжег и разрушил около 800 жилых домов и десятки общественных зданий.

Конечно, тогда мы не располагали точными данными о количестве самолетов противника, участвовавших, в налете, и о размерах ущерба, нанесенного нам летом 1942 года. Все это было подсчитано и опубликовано позже.

В нашей типографии работало несколько коренных мурманчан. Хотя они, как и все мы, находились на казарменном положении, им иногда разрешали проведать родных. С грустными вестями возвращались они из дома.

Как-то мы отпустили домой Алексея Чаурова, опытного, знающего свое дело шофера. Явиться на службу он должен был утром, к началу отправки свежих газет на полевую почту. К удивлению всех, Алексей опоздал почти на два часа. Вернулся хмурый, удрученный.

— Что стряслось? — спросил у него начальник. — Почему в срок не вернулся?

Вот что рассказал Чауров. Пришел он на свою улицу, а она в развалинах и головешках. На том месте, где стоял родной дом, — одни кирпичи от фундамента да кучи золы. К счастью, родители оказались живы. Добрые люди сказали, что они переселились в какую-то землянку. Но разыскать их и навестить Алексей Иванович не успел.

Впоследствии стали известны окончательные данные о том чудовищном ущербе, который нанесли гитлеровцы городу. Они напечатаны во многих книгах, приводились в газетных статьях. За время войны фашистские самолеты появлялись над Мурманском 792 раза. Они сбросили 4100 фугасных и более 180000 зажигательных бомб. Если разложить эти цифры на число жителей, то на каждого из них приходилось четыре-пять бомб. В результате [53] варварских бомбардировок в городе было разрушено и сожжено 1840 зданий из имевшихся 2830.

Провал плана молниеносного захвата Мурманска гитлеровцы старались компенсировать массированными ударами по городу с воздуха.

Но им не удалось сломить боевой дух его жителей и защитников.

В первые же месяцы войны на фронт ушли более 2000 мурманских коммунистов из общего числа 3500. 16 500 горожан вступили в народное ополчение. Более 3000 женщин и девушек стали медсестрами и сандружинницами. Трудящиеся города отремонтировали за годы войны 645 боевых кораблей, 544 транспортных, рыболовных и вспомогательных судна, изготовили для фронта 1260 минометов и почти 100000 мин к ним, 190000 гранат.

Жители Мурманска совершали настоящие подвиги. Например, бригадир пиротехников ПВО Василий Салтыков вместе со своими товарищами Паниным, Левченко и Трофимовым разрядили 300 бомб замедленного действия. Весовщик порта комсомолец Николай Куликов, рискуя жизнью, залез в горящий вагон с боеприпасами и, скинув с себя полушубок, погасил им пожар, грозивший мощным взрывом.

Хочется привести воспоминания сторонних свидетелей героизма жителей Мурманска, Американский капитан Аксель Пирсон, например, писал:

«На нас сбрасывали бомбы утром, днем и вечером, мы переживали по 14 бомбежек в день. Здесь вошло в привычку работать до последнего сигнала тревоги, а многие продолжали работать и во время тревоги. Что это за люди! Мне нравятся русские! Они знают, за что борются».

Не менее показательны и слова американского посла в СССР Гарримана, посетившего Мурманск: [54]

«Мэру г. Мурманска г-ну Кольцову. Я уехал обратно преисполненный величайшим восторгом по отношению к гражданам города, которые мужественно переносят вражеские бомбардировки и в то же самое время успешно выполняют свои работы, столь важные для ведения войны».

Мужественно вели себя во время бомбежек все работники редакции и типографии нашей газеты. Иногда от взрывов упавших рядом бомб сотрясалось все здание, осыпалась со стен штукатурка, на потолке появлялись трещины, помещения наполнялись гарью и пылью, а люди, как ни в чем не бывало, продолжали работать. А те, кто были свободны от выпуска газеты, дежурили на крыше, тушили пожары, спасая общественное имущество.

Однажды в наш восьмиэтажный дом угодила крупная бомба. Взрывом выбило соседнюю секцию с восьмого до третьего этажа. Нижние же этажи завалило. Мы стали быстро растаскивать обломки, понимая, что под ними могут оказаться люди. В соседнем с нами подвале находилось бомбоубежище. Вход в него тоже завалило. Устраняя завалы, мы работали до изнеможения. Заживо погребенные люди были спасены. А часть наших полиграфистов оставалась в это время у талеров и печатных машин и продолжала трудиться на своем посту. Газета должна была выйти вовремя. [55]