102-я Дальневосточная

В конце октября 1942 года я был вызван в Москву, где получил неожиданное, но весьма лестное для меня предложение — возглавить формируемое на Дальнем Востоке соединение из воинов-пограничников. Пограничные войска, в которые я был направлен по комсомольской путевке в 1924 году, навсегда остались близкими и дорогими. Свою воинскую службу я начинал в Смоленском полку ОГПУ. Отсюда был направлен на границу, прошел в фуражке с зеленым околышем по ступенькам разных должностей на заставах, в войсках НКВД. Окончил в 1939 году Военную академию имени М. В. Фрунзе и, как уже известно читателю, получил назначение начальником 5-го пограничного Сестрорецкого Краснознаменного отряда.

С нетерпением я ждал новой встречи с пограничниками, веря, что найду среди них надежных боевых товарищей, которые не подведут во время самых тяжелых испытаний. Казалось, поезд нестерпимо долго стоит на забитых эшелонами станциях: непрерывным потоком шли к фронту платформы с прикрытыми брезентом пушками, танками, другой техникой. Из теплушек выглядывали сосредоточенные лица бойцов и командиров.

По воле партии вся наша страна превратилась в единый гигантский военный лагерь, суровая уверенная жизнь которого свидетельствовала о скором переломе.

В Хабаровске меня встретил начальник погранвойск Дальневосточного округа генерал-майор Анатолий Александрович Никифоров. Он рассказал о подборе командных и политических кадров для нового соединения, о многих еще не решенных вопросах. Пока не хватало в полках артиллеристов, связистов, специалистов инженерно-саперной службы. Их по распоряжению Генерального штаба должны выделить нам из состава войск Дальневосточного фронта.

Командующий фронтом генерал армии И. Р. Апанасенко, которому я представился сразу после встречи с Никифоровым, принял меня не очень приветливо. Узнав, с какой целью [68] я прибыл и где раньше воевал, Иосиф Родионович с нескрываемой горечью высказался по поводу неудач наших войск под Ленинградом.

— За что только награждают вас там, — скользнув взглядом по трем орденам Красного Знамени на моей гимнастерке, недовольно произнес он.

Я хорошо знал, что прославленный герой гражданской войны, бывший начдив Первой Конной рвется на фронт, все его помыслы там, где идут ожесточенные бои с гитлеровцами. Понятно и его раздражение. И все же посчитал необходимым возразить, сказать, что на фронте случается, что у некоторых ордена за старые заслуги отбирают...

— Ладно, не обижайся, генерал, — вставая из-за резного массивного стола, сказал Апанасенко. Поведя могучими плечами, он неторопливо прошелся по ковровой дорожке к двери кабинета. Приоткрыв ее, приказал адъютанту, чтобы подали нам чаю.

Затем, усевшись напротив меня на жалобно скрипнувший стул, Иосиф Родионович долго расспрашивал о положении на Ленинградском фронте, и чувствовалось: искал ответы на давно не дававшие ему покоя вопросы.

Наконец, отодвинув пустой стакан, сказал:

— Знаю, зачем ты пришел. Проси для своей пограничной дивизии что хочешь. Лучших людей дадим. Для фронта ничего не жалко...

Жизнь нового соединения захватила меня всего, без остатка. Дальневосточная стрелковая дивизия войск НКВД комплектовалась из воинов и командиров Хабаровского и частично Приморского пограничных округов. От добровольцев попасть на фронт, как говорится, отбоя не было. К нам поступали сотни писем от воинов-пограничников с одной только просьбой: «Хочу на передовую, хочу бить врага!»

Соединение формировалось по штатам Наркомата обороны военного времени и получило наименование «Дальневосточная стрелковая дивизия войск НКВД».

Во главе дивизии и ее полков были поставлены опытные командиры и политработники. Начальником политотдела стал полковник Константин Васильевич Овчинников, заместителем командира дивизии был назначен полковник Кузьма Евдокимович Гребенник, а начальником штаба — полковник Даниил Васильевич Казакевич. Оба командира — участники боев с японскими самураями. На таких соратников можно было во всем положиться.

Для новой дивизии никто ничего не жалел. С дальневосточных складов бойцы и командиры получили добротные [69] белые полушубки, валенки, полный комплект легкого стрелкового оружия. Тяжелое вооружение мы должны были получить позже, когда перебазировались в Пермскую область, где подразделения и полки усиленно занялись боевой учебой.

На заключительных тактических учениях с боевой стрельбой присутствовала авторитетная комиссия из Наркомата внутренних дел и Генерального штаба.

— Дивизия боеспособная, готова влиться в состав действующей армии, — сказал возглавлявший ее генерал. — Нам остается только подписать соответствующий акт.

— Нет, не готова! — вынужден был я возразить председателю комиссии. — У нас совершенно нет транспорта, ни автомобильного, ни гужевого. Как же без него могут обойтись артиллерийские полки, медсанбат, общевойсковые командиры?

— Замечание резонное, — согласился председатель комиссии, делая пометку в блокноте. — Часть транспортных средств получите до отправки, а остальную обеспечим на станциях следования эшелонов.

Действительно, через несколько дней к нам стали прибывать табуны низкорослых лошадей, которых в то время называли «монголками». Потребности дивизии в транспортных средствах они обеспечили процентов на десять — пятнадцать. Ни обещанных автомобилей, ни артиллерийских тягачей мы так и не получили. Мы понимали, что на фронтах складывалась сложная обстановка. Был получен приказ срочно грузиться в поданные эшелоны и отправляться в путь.

В эти дни под Сталинградом началось наступление наших войск, в результате которого 330-тысячная группировка гитлеровских войск попала в кольцо окружения. Гигантская битва на Волге продолжалась до 2 февраля 1943 года.

5 февраля 1943 года приказом Ставки Верховного Главнокомандования наша дивизия была включена в состав Красной Армии, получив окончательное наименование «102-я Дальневосточная стрелковая дивизия».

Дивизия прибыла в Елец и приказом командующего Центральным фронтом генерал-полковника К. К. Рокоссовского с 15 февраля включена в состав 70-й армии, сформированной из войск НКВД СССР. Отсюда, от старинного русского города Елец, наше соединение начало свой боевой путь на Запад.

Мы получили боевое распоряжение о немедленном выступлении и сосредоточении юго-восточнее города Дмитровск-Орловский. [70] Предстояло совершить форсированный марш более 200 километров.

Вспоминаются непрерывная пурга, бездорожье. Снежные заносы были так велики, что передвигаться могли только стрелковые подразделения. Бойцы и командиры тащили на себе боеприпасы, минометы, снаряды, полковые пушки и даже отдельные орудия дивизионной артиллерии. К тому же марш совершался по территории, лишь недавно освобожденной от противника, сожженной и разграбленной. Это создавало дополнительные трудности.

Местные жители охотно отдавали нам сани и часто сами вместе с нашими бойцами впрягались в них, помогали перевозить боеприпасы от деревни к деревне.

Население освобожденных сел с любовью встречало части дивизии, размещало их на отдых в своих землянках, оказывало помощь больным и обмороженным. Эта душевная забота и пограничная закалка воинов оказались сильнее невзгод природы. 102-я Дальневосточная стрелковая дивизия, совершив в труднейших условиях форсированный марш, вышла к Дмитровск-Орловскому.

Вновь созданному Центральному фронту, в состав которого вошла 70-я армия, была поставлена задача развернуться северо-западнее Курска в готовности 15 февраля начать наступление на Севск, Унечу. Однако к этому времени войска фронта полностью выйти в районы сосредоточения не сумели. Наступление началось лишь 25 февраля. 70-я армия обеспечивала наступление 65-й и 2-й танковых армий со стороны Орла, развернувшись фронтом на север.

К исходу дня 7 марта вместе с передовыми подразделениями 30-го стрелкового полка я вошел в Брянцево, где располагался штаб 69-й стрелковой дивизии, части которой нам предстояло сменить. Меня провели в занесенную снегом хату к командиру этого соединения. Навстречу поднялся стройный, среднего роста полковник, лицо которого мне показалось знакомым. Зачесанные на пробор светлые волосы, крупные черты лица, голубые глаза, озорная улыбка... Ба! Да это же мой старый знакомый — Иван Александрович Кузовков, с которым вместе учились в Высшей пограничной школе, а затем и в академии имени Фрунзе. Мы обнялись.

— Андрей Матвеевич, жду тебя как бога. Сменяй скорей мое поредевшее войско в Плоском и Кучерлевне!

— Иван Александрович, у меня войско-то есть, да вот люди сутки не ели. Тылы отстали! Если можешь, помоги!

Полковник Кузовков приказал накормить личный состав 102-й дивизии из своих запасов. [71]

После ужина Кузовков разложил на грубо сколоченном столе карту с нанесенной обстановкой. Завтра утром нам предстояло наступать, а противника, его оборону мы изучили пока только по карте. Через несколько часов подразделения 30-го и 16-го полков сменили 120-й и 303-й полки 69-й стрелковой дивизии.

Первые эшелоны 30-го стрелкового Хасанского полка полковника Василия Ивановича Матронина и 16-го стрелкового Уссурийского полка полковника Ивана Михайловича Павловича в ночь с 7 на 8 марта 1943 года, не имея авиационной и артиллерийской поддержки, получили приказ с ходу атаковать обороняющегося на заранее подготовленном рубеже противника.

Подступы к линии обороны врага пересекал ручей с глубокой болотистой поймой. Гитлеровцы успели хорошо оборудовать свои позиции. Они имели широко разветвленную сеть траншей с пулеметными точками и дзотами, проволочные заграждения и минные поля.

Но удар наших подразделений был стремительным и для фашистов неожиданным. Противник открыл сильный заградительный минометный и артиллерийский огонь, провел несколько контратак. Их также удалось отразить.

Несмотря на отчаянное сопротивление гитлеровцев, воины 30-го стрелкового Хасанского полка уверенно развивали наступление на плечах отброшенных подразделений фашистов, продвигались вперед и занимали наиболее выгодные позиции.

Успех был достигнут, требовалось его развить, закрепить. Между тем враг подтянул резервы, усилил огонь, его авиация наносила бомбовые удары, и на протяжении нескольких дней фашисты контратаковали подразделения Хасанского и Уссурийского полков. Однако там, где стояли пограничники-дальневосточники, гитлеровцы не прошли. Хасанцы и уссурийцы стойко удерживали захваченные рубежи.

К этому времени стало очевидным: элемент внезапности утрачен. Противник продолжал подтягивать свои резервы. Следовательно, без обеспечения дивизий боеприпасами, артиллерией, танками, авиацией и без взаимодействия с соседями продолжать наступление нельзя. Командование приняло решение прекратить наступление, поставило задачу прочно удерживать занятые рубежи, укреплять оборону в глубине, превратить занятые позиции в непреодолимую крепость.

Мартовские бои послужили нам суровой школой, в которой бойцы и командиры приобрели первые крупицы бесценного опыта войны. Эти бои показали недостаточность нашего [72] мастерства при ведении боевых действий в сложных условиях. Командиры подразделений и частей не всегда оказывались на высоте при организации взаимодействия по задачам, рубежам и времени со штатными и приданными средствами усиления. Командиры только-только учились размещению, движению, вводу в бой и огневому обеспечению вторых эшелонов, батальонов и полков.

Кто знает противника — тот побеждает. Говорить об этой истине пограничникам нужды не было, они все это отлично знали. Бойцы, сержанты, командиры взводов и рот показали великолепные наблюдательность, глазомер, быстроту и точность ориентировки, особенно в ночном бою. Одним словом, они продемонстрировали высокую боевую школу пограничной службы.

Но этого нельзя было сказать в отношении штабов, частей и соединений. Разведывательные данные обрабатывались медленно, анализы и выводы делались поверхностные. Взаимная информация и взаимодействие между частями и штабами родов войск и соседями были организованы слабо, штабы нуждались в большей сколоченности. Командиры полков еще слабо опирались на свои штабы, мало работали с ними.

Как важно хорошо начать первый полевой бой: первая победа окрыляет, создает стимул для дальнейшего наступления. Для нас февральско-мартовские бои дивизии были тяжелыми. Передовые подразделения 102-й Дальневосточной стрелковой дивизии сделали все, что могли. Личный состав соединения не потерял присутствия духа, показал исключительную выдержку, а это главное.

Так началась боевая история 102-й Дальневосточной стрелковой дивизии. Историю творят люди. История нашей дивизии — это история мужества, самоотверженности, высокой политической зрелости, проявленных пограничниками Дальнего Востока в боях с немецко-фашистскими захватчиками.

В ходе боев на подступах к городу Дмитровск-Орловский группа бойцов 40-го стрелкового Амурского полка продвинулась далеко вперед и была окружена фашистами.

Позже, когда дивизия заняла эту местность, выяснилось: пограничники сражались со значительно превосходящими силами гитлеровцев буквально до последнего, уничтожили более 30 фашистов. Вся группа погибла. В кармане гимнастерки рядового Елисеева нашли записку, написанную химическим карандашом. Буквы кое-где подплыли, но прочитать ее нам удалось. Вот что он писал: [73]

«Дорогие товарищи. Иду в бой коммунистом. И клянусь, не посрамлю этого высокого звания. И если я погибну в бою, то считайте меня коммунистом.

Дорогие товарищи. Если я погибну за Родину, то сообщите моим родителям, что их сын честно сражался с врагом. По адресу: Курская область, Б.-Дворский р-н, с. Коняево, Елисееву Стефану (или Серафиму, разобрать было трудно) Никифоровичу».

А вот другая сторона листочка: «Смерть немецким оккупантам! Верьте, товарищи, победа будет за нами. Да здравствует наша героическая Красная Армия!

До свидания.

С пламенным приветом Елисеев».

Записка была передана в политотдел дивизии, она и ныне хранится в архиве.

В соответствии с боевым распоряжением штаба 70-й армии наша дивизия перешла к обороне на подступах к городу Дмитровск-Орловский по рубежу (иск.) Брянцево, Ферезево, Хальзеево, (иск.) Муравчик, на левом фланге 70-й армии — северного фаса Курской дуги. Левее оборонялись соединения 65-й армии.

Боевой порядок дивизии — два эшелона. В первом эшелоне на правом фланге оборону занял 40-й стрелковый Амурский полк, которым командовал полковник Маркиян Петрович Погребняк. До прибытия в соединение он был заместителем начальника 63-го пограничного отряда. На левом фланге — 30-й стрелковый Хасанский полк, которым командовал полковник Матронин. Во втором эшелоне занял оборону 16-й стрелковый Уссурийский полк под командованием полковника Павловича.

Ширина участков обороны полков, их глубина и средства усиления определялись особенностями каждого направления, танкоопасностью и оперативной целесообразностью армейской обороны.

Основные силы дивизии были сосредоточены на участке 40-го стрелкового Амурского полка.

Одной из характерных особенностей построения обороны участков полков и в целом полосы обороны дивизии являлось глубокое эшелонирование, создание противотанковых опорных пунктов и узлов, широко разветвленной и глубоко врезанной в землю траншейной системы, наличие отсечных позиций и ходов сообщения по фронту и глубине. Участки полков и вся полоса обороны дивизии создавались прежде всего как противотанковые, с расчетом на отражение ударов крупных танковых частей противника. [74]

Взвод, рота, батальон в любых условиях могли даже при полной изоляции вести длительный, напряженный бой. Все позиции надежно защищались с фронта, флангов и тыла, поддерживались огнем дивизионной и армейской артиллерии, которые маневром траектории огня способны были обеспечить массированное поражение целей на любом участке перед рубежом полосы обороны и в ее глубине.

В то же время части дивизии неоднократно вели бои за улучшение начертания переднего края, довольно часто отражали сильные атаки противника.

Бойцы, командиры, расчеты, подразделения, штабы, не теряя времени, выполняя задачи обороны, учились непосредственно на переднем крае, оттачивали боевую, личную полевую выучку, выучку расчета, отделения, взвода и роты. Вторые эшелоны батальонов, полков и дивизий непосредственно на своих рубежах отшлифовывали боевые действия в составе подразделения со средствами усиления.

Позже, в период наступления, наши бойцы и командиры на собственном опыте убедились, что тому, кто получил хорошую полевую выучку в обороне, мастерски владеет своим оружием, законами полевого боя, никакой враг не страшен.

Во время обороны мы уделяли должное внимание расстановке, воспитанию и пополнению кадров командиров и политработников. Помнится, вернувшись из поездки в 30-й стрелковый Хасанский полк, начальник политотдела полковник Овчинников сказал мне:

— Матронин делает доброе дело: лично заботится о быстрой замене вышедших из строя командиров, политработников, парторгов и комсоргов. — Полистав блокнот, он добавил: — Только за последнее время назначены на должности 26 младших командиров, 17 специалистов, 5 командиров взвода, 2 командира роты. Надо подсказать другим командирам полков, чтобы не ждали кадры со стороны, растили их сами...

Я вспомнил этот разговор позднее, когда подписывал представление на присвоение звания Героя Советского Союза капитану А. Ф. Соловьеву. Он был одним из тех двух командиров рот, которых полковник Матронин выдвинул на вышестоящие должности. Анатолий Федорович Соловьев умело и грамотно командовал стрелковой ротой в боях за Дмитровск-Орловский, Новгород-Северский, Гомель, а затем вырос в прекрасного, известного боевым мастерством всей дивизии командира стрелкового батальона.

В период обороны мы хорошо научились вести разведывательные поиски, активизировали действия снайперов. Безусловно, [75] в успехе этих видов боевых действий в дивизии сыграла большую положительную роль та выучка, какую наши бойцы и командиры получили за время прохождения службы на границе. Именно особенности пограничной службы: бесшумно ходить, маскироваться, чутко вслушиваться в звуки, идущие от противника, понимать, расшифровывать их характер и т. д. — помогли нам в обороне. Пограничники в массе своей умели метко стрелять, это послужило основой развития движения снайперов. Мастера меткого выстрела нашей дивизии держали гитлеровцев в постоянном напряжении.

Вероятно, именно потому первым Героем Советского Союза в соединении стал снайпер Иван Васильевич Важеркин.

Боевая биография Важеркина типична для бойцов 102-й стрелковой дивизии. Уроженец Рязанской области, он в 1938 году был призван в армию и до ноября 1942 года стоял на страже дальневосточных границ нашей Родины. В конце 1942 года сержант Важеркин стал командиром отделения одного из подразделений 30-го Хасанского полка.

Снайпером он стал в самый начальный период боев, когда части дивизии старались стабилизировать линию обороны, выбирали с этой целью наиболее выгодные рубежи, отбивая их у немцев. За спиной у командира отделения сержанта Важеркина тогда была обыкновенная русская винтовка образца 1891/30 года. Но еще на заставе Важеркин научился отлично стрелять, знал трехлинейку до последнего винтика.

Однажды, продвигаясь вперед, его отделение было остановлено огнем противника. Важеркин укрыл своих бойцов в воронке. Немцы взяли пограничников под прицельный огонь.

Тогда командир отделения Важеркин скрытно выполз из воронки, стал наблюдать. Сержант быстро разобрался в обстановке, обнаружил снежный завал, из-за которого вели огонь из автоматов два гитлеровских солдата. Важеркин дослал патрон в патронник. Кто-то из наших красноармейцев завозился в воронке, и фашист тотчас высунулся из-за укрытия, открыл огонь. Важеркин сразу уничтожил его, а вскоре — и второго автоматчика.

Поздравив знаменитого снайпера с очередным успехом, я посоветовал ему выступить в дивизионной газете с рассказом о своем опыте уничтожения гитлеровцев с первого выстрела.

Вскоре такой материал был напечатан. «У меня появилась страсть к меткому выстрелу, — писал Важеркин. — Стал [76] я более наблюдательным, выискивал и убивал фашистов там, где они применяли самую хитрую маскировку».

Снайперское движение в период обороны стало в частях дивизии массовым. В этом немалая заслуга и сержанта Важеркина. Он много сделал, воспитывая молодых снайперов. Старшина И. Кудряшов, открывший боевой счет в качестве напарника Важеркина, стал известным снайпером полка. В дивизии хорошо знали и таких снайперов, как Паушкин, Ширин, Пачин. Все они были тоже учениками Важеркина.

В период длительной обороны под Дмитровск-Орловским Важеркин трудился неустанно. Свои позиции он выбирал и готовил обычно по ночам. И не ограничивался одной, а делал, как правило, три позиции: одну, основную, отрывал в рост и тщательно маскировал, вторую делал запасной и третью — ложной. Одна из основных позиций служила ему довольно долго, он ее все время совершенствовал, а однажды нашел на поле боя щит от станкового пулемета, врыл его в бруствер окопа, замаскировал, сделал небольшую амбразуру и стрелял только через нее.

Не следует думать, что на переднем крае действовали только наши снайперы. В армии гитлеровской Германии было тоже немало снайперов, которые наносили нам потери. Сержант Важеркин не раз вел опасные поединки с вражескими снайперами, а его однополчане всегда с волнением ждали исхода этой борьбы. Иван Важеркин так насолил немцам, что они уже знали о его существовании и поставили задачу своему снайперу, вызванному из специальной школы, уничтожить пограничника.

Сержант Важеркин быстро понял это, стал действовать осторожнее.

Три дня сержант Важеркин охотился за немецким снайпером и не мог его засечь. На четвертый день шел проливной дождь, погода была неснайперская. Однако Важеркин ушел на огневую, а его товарищи сидели в землянке и ждали: неужели в такую погоду он сможет что-либо сделать? Не верилось. Уже после обеда за плащ-палаткой, которой был завешен вход в землянку, началась какая-то возня. Наконец появился Важеркин. Был весь мокрый и так перепачкан грязью, что его с трудом узнали.

— Ну как? — в один голос спросили бойцы.

Снайпер шагнул к печке, снял с плеча немецкий автомат и бросил на пол.

— Вот, — только и сказал он. — Автоматчика прикончил.

— А снайпера? — спросили бойцы. [77]

— Сначала его, а через час автоматчика. Он прикрывал своего снайпера, потом... остался один. Я ему не дал уйти.

Одному Важеркину трудно было выполнить эту задачу. Тогда он оставил на основной позиции своего напарника старшину Кудряшова, а сам перебрался на запасную, которая была значительно левее. Кудряшов вел себя осторожно, но все же дал знать немцу о себе. Тот долго выжидал, видимо, решил убедиться в присутствии нашего снайпера и действовать только наверняка. Наконец он произвел выстрел. Тут-то и заметил его Важеркин. Гитлеровец, оказывается, оборудовал свою позицию на абсолютно ровном месте, там, где о ней и не подумаешь. Правее нее вросли в землю обломки лафета легкой пушки. И это сильно сбивало с толку Важеркина: ему казалось, что именно там, за этими обломками, устроился немецкий снайпер. Но оказалось, он зарылся в землю левее, а перед ним ничего не было, кроме помятой немецкой каски, вдавленной в землю. Дна в ней не было, и немец стрелял через дыру в каске, как через амбразуру. Огонь или дымок после выстрела заметить было почти невозможно. Но вот когда Важеркин стал следить за ним с запасной позиции, с фланга, он увидел этот предательский дымок и замер.

Ждать пришлось долго, но не напрасно. Фашист слегка приподнялся и осторожно, еле заметным движением приподняв свою винтовку, стал целиться. Каска его, закамуфлированная, по цвету сливалась с землей. Только слегка желтела часть лица, которое Важеркин видел почти в профиль. Выстрел сержанта был безукоризненным. Автоматчик, прикрывавший своего снайпера, видимо, не разобрался, откуда была послана пуля, сидел долго в укрытии, не осмеливаясь показаться. Важеркин уж решил, что он будет лежать до темноты, но вражеский солдат оказался нетерпеливым. Он решил ползком убраться восвояси. Тут его и уничтожил Важеркин. А потом подполз к укрытию и забрал его автомат. Хотел еще доползти до позиции немецкого снайпера, чтобы забрать и его винтовку, но решил не рисковать: очень трудно было к нему подобраться через открытую местность. А в траншеях гитлеровцев уже поняли смысл молчания своего снайпера и держали его позицию под прицелом.

Большую помощь оказывали снайперы во время наступлений. Часто бывало так. Командир роты лейтенант Рябов вызывал к себе Важеркина, развертывал карту и показывал нужное место:

— Подготовь свою позицию и на рассвете, по сигналу атаки, уничтожь здесь расчет немецкого пулемета. [78]

В обороне простояли долго, вся местность была изучена снайпером Важеркиным самым тщательным образом. Так что он быстро ориентировался и четко выполнял задачу.

Много раз Важеркину приходилось вести борьбу с наступавшими на наши позиции танками и самоходками врага. Он бил по смотровым щелям, а если удавалось, выбивал с брони боевых машин автоматчиков врага, очень эффективно помогал продвижению нашей пехоты вперед. Не один раз приходилось Важеркину заранее просачиваться с небольшой группой бойцов в тыл немцев и с началом боя специально охотиться за фашистскими офицерами, обезглавливать вражеские подразделения.

Сколько всего гитлеровцев уничтожил отважный снайпер Важеркин, сейчас сказать трудно, но в дивизионной газете я нашел цифру 148.

Постепенно в дивизии сложилась своеобразная важеркинская школа снайперов. О многих снайперах, его последователях, я уже рассказывал, хотелось бы назвать еще Ивана Гусева, Николая Бояркина, о которых не раз писали и в дивизионной, и в армейских газетах.

Впоследствии при управлении дивизии был создан снайперский взвод, командовал которым Важеркин.

Иван Важеркин отличился не только на чисто снайперском поприще. Он был известен и как отважный разведчик, инициативный командир.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1944 года сержанту Важеркину И. В. было первому среди бойцов и командиров 102-й стрелковой дивизии присвоено звание Героя Советского Союза.

Имя героя-пограничника, сына рязанских колхозников — старого русского солдата, участника первой мировой и гражданской войн Василия Панфиловича Важеркина и труженицы, неоднократно избиравшейся депутатом сельского Совета, Пелагеи Алексеевны Важеркиной — Ивана Важеркина украшает первые страницы боевой истории 102-й стрелковой дивизии.

Уже где-то перед концом войны сержант Важеркин был командирован на офицерские курсы.

Разведку принято называть «глаза и уши командира». Фраза эта примелькалась, может быть, кое-кому и надоела, но мы вновь пользуемся ею: уж очень точно она выражает сущность цели, ради которой разведчики ведут свои поиски. Когда нет хороших, точных данных о противнике, командир, его штаб, естественно, становятся если не окончательно слепыми, то, во всяком случае, плохо видящими. [79]

Младший сержант Петр Флорович Петров, прослуживший в пограничных войсках более трех лет, был выдающимся разведчиком. Понятно, мастерами поиска становятся не сразу. Вначале бывало и так: группа шла без достаточной подготовки, без изучения той местности, на которой предполагалось взять «языка», без знания системы обороны противника и проваливалась.

Вспоминается такой случай. Поисковая группа из разведроты дивизии ночью вышла в поиск. Бойцы на переднем крае поговорили с командиром стрелкового подразделения, кое-что узнали у него и двинулись вперед. Все шло благополучно: группа захвата наметила цель, поднялась, стремительно бросилась к окопу, в котором сидел гитлеровец. До окопа оставалось метров 30, и вдруг бежавшие разведчики наскакивают на что-то упругое, какая-то невидимая сила отбрасывает их назад, на землю, они падают, раздается звон, шум, ничего никто не понимает, гитлеровцы открывают беспорядочную стрельбу, группа отходит, и не без потерь.

В чем же дело? Ничего таинственного в этой неудаче не было. Пошли без должной подготовки, и хотя разминировали местность, подползли близко к окопу и бросились вперед дружно, но из-за темноты не видели туго, как струна, натянутой проволоки, наскочили на нее и попадали. На проволоке были навешаны консервные банки, всякие железки, они зазвенели, немцы открыли огонь — вот и весь секрет неуспеха.

А если бы понаблюдали, предварительно поползали бы перед передним краем гитлеровцев, увидели бы проволоку, а сделать необходимые проходы в ней совсем не сложно.

Младший сержант Петров много раз ходил в поиск старшим группы, и ни разу с ним не случалось казуса, похожего на тот, о котором рассказано выше. Только в обороне под Дмитровск-Орловским он охотился за «языком» не менее 30 раз.

О захвате своего первого «языка», которого группа взяла в начале марта, он рассказал мне после возвращения:

— Мы тщательно изучали противника на участке поиска, сделали проходы в минных полях, подняли, где нужно, проволоку. У немцев в том месте сплошной обороны не было, и ночью вдоль проволоки ходил, подпрыгивая от холода, часовой. Его и решили захватить. Поиск прошел без особых приключений, немца схватили сзади, заткнули ему рот, быстро связали «трофей» веревкой.

Трудновато было тащить гитлеровца, он оказался настоящим тяжеловесом. Положили его на плащ-палатку, под [80] связанные руки пропустили веревку и потащили, как на санях, по снегу. Вначале пленный вел себя относительно спокойно, но, когда его подтянули под поднятую проволоку, он вдруг начал биться и зацепил за проволоку. Немцы обнаружили группу, открыли стрельбу, ранили «языка». Хорошо, что легко, а то бы пропал поиск.

Как известно, значение разведки резко усиливается перед наступлением: командиру надо точно знать силы и средства противника, построение обороны, его резервы и т. д.

Когда в конце июля 102-я стрелковая готовилась наступать на Курской дуге, по моему приказу Петров вышел на поиск с небольшой группой. Он уже знал передний край врага как свои пять пальцев.

Первую и вторую линии немецких окопов разведчики прошли незамеченными. Продвинулись в тыл, тщательно замаскировались в кустарничке.

Из своего укрытия разведчики видели траншеи и блиндажи немцев. Один из этих блиндажей привлек их внимание: в него входили в основном офицеры. «Наверно, там штаб какого-то подразделения», — предположил Петров. Когда уже стало темнеть, из блиндажа вышли несколько офицеров в сопровождении солдат и ушли. Около блиндажа все затихло. Два гитлеровца — один, судя по погонам, офицер, второй солдат — остались у блиндажа. Солдат вынес несколько аккуратных ящиков и поставил их около тропинки, что вела в тыл. Потом гитлеровцы о чем-то говорили, сложилось впечатление — вроде они куда-то собирались. «А что, если фашисты готовятся к эвакуации?»

Сумерки еще не сгустились, когда разведчики решили действовать. Они тревожились, что немцы вот-вот могут уйти из этого блиндажа. Ведь не напрасно же они сложили какие-то ящики около тропинки.

Когда фашисты вошли в блиндаж, Петров тихо, как тень, двинулся к нему. Товарищи остались на месте в составе группы обеспечения. Разведчик вошел в блиндаж: там оказалось трое немцев. Солдат возился у двери и сначала, не поняв в чем дело, с недоумением посмотрел на Петрова, даже о чем-то спросил его. Разведчик молниеносно кинжалом убрал гитлеровца, второго пристрелил из автомата. С оставшимся разговор был коротким. Старший сержант засунул ему в рот кляп, связал руки и осмотрелся. Тут была явно штабная землянка, на столе лежал портфель и стояла пишущая машинка. Разведчик заглянул в портфель — там были какие-то документы. Он взял их вместе с машинкой. В это время начал зуммерить телефон. Петров обрезал провод, а [81] аппарат прихватил с собой. Гитлеровцу дулом автомата приглашающе показал на выход. Тот без сопротивления пошел. Может, еще надеялся на встречу со своими. Но где там: его сразу подхватили товарищи Петрова. Разведчики вернулись без потерь. «Язык» оказался очень ценным: он был штабным офицером.

Петр Флорович Петров имел немало наград, но первому из разведчиков дивизии я вручил ему орден Красного Знамени.

Забегая вперед, хочу рассказать, как мне довелось встретиться уже со старшим сержантом Петровым еще раз глубокой осенью 1943 года на правом берегу реки Сож, южнее Гомеля. Разведчики только что вернулись из поиска, который нельзя было назвать удачным.

Несмотря на то что уже похолодало и ртутный столбик опустился до нуля, а может, и ниже, Петров был одет легко. Вернее, так аккуратно, что казалось, что легко. Голова его была повязана куском маскировочной трофейной плащ-палатки, и он, высокий, стройный, походил не то на бедуина, не то на кавказского горца.

— Ну как, — обратился я к нему, — все в порядке?

Петров попросил разрешения закурить. Получив разрешение, жадно затянувшись, неопределенно бросил:

— Всяко бывает, товарищ генерал.

Подошли его разведчики, тихо заговорили о только что закончившемся поиске. Оказывается, группа привела «языка», но потеряла двух бойцов. Потому так и ответил Петров. Правда, он и вообще-то не отличался большой разговорчивостью.

Но больше увидеться нам не удалось. Дивизия вела тогда тяжелые и безуспешные бои за поселок с громким названием Стенька Разин. И даже не столько за поселок — его почти не было, — а за нашу землю. Группа разведчиков во главе со старшим сержантом Петровым вскоре опять ушла на поиск. На этот раз коммунист Петров был тяжело ранен в живот. Скончался он в медсанбате, куда доставили его товарищи, похоронен недалеко от села Куты, на левом берегу реки Сож...

Рассказывая о разведчиках дивизии, не могу не вспомнить о коммунисте старшине Данииле Федоровиче Натоптанном из 30-го Хасанского полка. До службы в 102-й дивизии он находился на границе с 1939 года. Под стать ему были и его товарищи по разведке комсомолец сержант Иван Николаевич Оборин, сержант Николай Федотович Лазарев и комсомолец сержант Вениамин Филиппович Рожнев. Все они [82] в свое время служили на границе в одном и том же 75-м погранотряде. Дружба, начавшаяся на границе, еще больше окрепла в жарких схватках с гитлеровцами. И в каких только переделках не побывали разведчики, но всегда из них выходили с честью.

В ночь на 2 июня 1943 года командир полка выслал в засаду группу под командованием старшины Натоптанного. Около часу ночи разведчики неожиданно увидели нескольких пехотинцев противника. Немцы шли тихо справа от засады Натоптанного. Разведчики внимательно следили за ними. Гитлеровские солдаты подошли к нашему минному полю в лощине, сели там и просидели почти до рассвета. Что они делали, понять было трудно, но впечатление у разведчиков осталось такое: просто отсиживались, ничего не предпринимая.

После ухода гитлеровцев Натоптанный добрался до того места, где они находились, подозрительного там ничего не обнаружил, кроме забытого миноискателя.

Возвратившись в расположение части, Натоптанный доложил командованию о своих наблюдениях. Решили ночью опять направить группу на ту же позицию, а миноискатель заминировать.

Так и сделали.

Когда стемнело, бойцы из группы Натоптанного скрытно вышли на вчерашнее место, расположились по обе стороны от немецкого миноискателя, стали ожидать.

Ночью все повторилось: гитлеровцы вышли за линию своих окопов и опять направились вдоль лощины к миноискателю. Они подошли, уселись здесь и долго сидели, тихо болтая. Потом кто-то из них решил взять миноискатель. Раздался взрыв. Одновременно с флангов открыли огонь автоматчики из группы Натоптанного. Гитлеровцы в панике бросились наутек. Оборин и Рожнов двоих из убегавших взяли в плен. Кроме того, фашисты оставили около миноискателя несколько трупов и тяжелораненого офицера. Его тоже забрали разведчики.

Когда началось наступление, группа Натоптанного действовала в конном строю. Однажды уже за Новгород-Северским конные разведчики прошли километров 15, противника не обнаружили. По дороге вдоль леса выдвинулись к ближайшему селу, крыши домов которого виднелись из-за деревьев. Конники спешились, укрыли коней в стороне от дороги, оставив с ними рядового Валько. К селу пробирались лощиной, двигались по ее краю, заросшему мелким кустарником. [83] Достигнув огородов, по-пластунски поползли между гряд к сараю крайнего дома.

Добравшись до сарая, Натоптанный выглянул на улицу и увидел такую картину. Напротив через улицу у дома расположилась небольшая группа фашистов. Один из них сидел на скамейке около калитки и вязал пучок соломы, потом насадил его на шест. Готовились к поджогу села. Двое или трое вражеских солдат стояли и балагурили. Им предстояла «веселая» работа, они беспечно смеялись. Неожиданно один из немцев быстро пошел к дому, за сараем которого лежали разведчики. Гитлеровец по-хозяйски вбежал во двор, вошел в дом.

— Быстро к крыльцу, — приказал старшина Лежачеву и Оборину, — захватим немца.

Лежачев и Оборин подошли к дому вплотную, стали за углами.

Гитлеровец вышел, и они бросились к нему, но фашист успел упасть за крыльцо и открыл огонь. Началась пальба. Тут в село ворвались остальные разведчики. Того фашиста, что упал за крыльцо и поднял шум, прижал к земле сержант Лежачев. Гитлеровца взяли живым.

Так конные разведчики спасли от уничтожения большое село, взяли «языка».

Во время обороны под Дмитровск-Орловским мне не раз доводилось быть свидетелем славных боевых дел девушек, которые в нашей дивизии служили на разных должностях. Трудно им приходилось на войне. Но вот что примечательно: как правило, все они искали любую возможность, чтобы попасть на передовую, принять личное участие в схватках с врагом. И когда им это удавалось, проявляли в боях мужество и отвагу.

Вспоминается, как однажды я невольно стал свидетелем разговора санинструктора Тамары Зыряновой с командиром разведроты.

— Товарищ капитан, возьмите меня в разведку, — упрашивала она.

— Никуда вы, Тамара, не пойдете, — с досадой отрезал капитан.

Девушка продолжала доказывать, что ей необходимо быть там, оказывать помощь раненым. Но капитан был неумолим...

И все же Тамара добилась разрешения командира идти с разведчиками. Девушка в заброшенной ячейке недалеко от проволочных заграждений организовала санитарный пост. [84]

Жестокой была схватка наших разведчиков с гитлеровцами. Из фашистской траншеи доносились взрывы гранат, крики фашистов. Более 20 гитлеровцев нашли себе могилу в этой стычке.

Преграждая пути отхода нашей разведке, фашисты открыли артиллерийско-минометный огонь, и огневые султаны разрывов взметнулись там, где укрылась Зырянова. Но девушка не ушла со своего поста. Она до боли в глазах смотрела в ту сторону, откуда должны были приползти разведчики.

Первым появился раненый красноармеец Андреев. Тамара крепко схватила его за плечи и оттащила в ячейку. На раны бойца легли повязки. Под огнем врага Тамара оказала помощь также сержанту Красенкову и младшему лейтенанту Немцову.

Зырянова заметила, как медленно ползет под огнем врага тяжелораненый старший сержант Тюпин, и бросилась ему навстречу, хотя, казалось, не было возможности поднять головы под градом осколков. Девушка остановила кровотечение, перевязала раны. Жизнь разведчика была спасена. Так действовала в бою верная дочь Родины Тамара Зырянова, вскоре награжденная медалью «За отвагу».

А вот еще один эпизод из жизни военных медиков. На командном пункте стрелкового батальона, которым командовал капитан Николай Михалев, давно привыкли к однообразному диалогу между комбатом и военфельдшером Машей.

Командир стрелкового батальона капитан Николай Михалев приказал военфельдшеру Марии Левыкиной немедленно оставить боевые порядки наступающего подразделения и вернуться на передовой пункт медицинской помощи. Военфельдшер пыталась возражать:

— Почему возвращаться? Я хочу здесь оказывать помощь раненым...

— В следующий раз появитесь здесь — получите взыскание.

Левыкина с досадой махнула рукой и пошла обратно, к опустевшим окопам.

Вдруг военфельдшер услышала протяжный стон. Девушка остановилась, осмотрелась.

Раненый! Забравшись на бруствер, она оглядела недавнее поле боя. На почерневшем снегу, за клочьями колючей проволоки, лежал раненый боец. Недалеко от него еще рвались вражеские снаряды. Военфельдшер поползла вперед.

— Смотри-ка, медсестра на минное полю ползет, — заволновались проходившие по траншее бойцы. [85]

— Назад! Назад! — кричали ей из окопа.

Но девушка продолжала ползти. Вдруг рука, увязшая в раскисшем снегу, наткнулась на что-то металлическое. Мина! Оглядевшись, она увидела поле, сплошь покрытое снежными бугорками. Их было очень много.

Раненый заметил на спине девушки сумку с красным крестом и слабым голосом позвал:

— Сестра, сестра...

— Сейчас, товарищ, потерпи! — крикнула ему Левыкина и, стараясь не думать о минах, поползла вперед. Раненый лежал как раз посредине минного поля. Во время атаки он, видимо, ступил в сторону от проделанного прохода и подорвался на мине. У бойца была раздроблена нога. Маша ловкими, привычными движениями разрезала ему штанину, перевязала ногу.

— Берись за шею, только не дави, — сказала она раненому и осторожно поползла обратно.

Девушка часто останавливалась, чтобы отдохнуть. А когда она уже недалеко от траншеи остановилась в последний раз, боец вздохнул с облегчением и тихо сказал:

— Спасибо, сестра. Рахман тебе.

Это был молодой плечистый боец-казах из соседней части.

Мужество и отвага военфельдшера Маши Левыкиной были отмечены высокой правительственной наградой — орденом Красной Звезды.

После войны бывший командир батальона и отважная военфельдшер вместе сели на студенческую скамью. Ныне Мария Васильевна и Николай Алексеевич Михалевы работают в Москве, в Министерстве сельского хозяйства СССР.

Большую работу в те дни выполняли военные переводчицы Ольга Грабарь и Галина Рожкова. Выбираясь на нейтральную полосу, они часто под вражеским огнем вели радиопередачи для немецких солдат. Ольга Грабарь участвовала в двух поисках разведчиков 40-го стрелкового Амурского полка по захвату «языков», была ранена. Сейчас мужественная фронтовичка живет в Москве, работает в Институте молекулярной биологии Академии наук СССР. Ольга Игоревна — доктор биологических наук.

* * *

Курская битва началась 5 июля 1943 года в 5 часов 30 минут. Гитлеровские войска наносили свой удар из района южнее Орла в направлении на Ольховатку и Поныри на фронте до 40 километров против соединений 13-й армии [86] и примыкавших к ней флангов 48-й и 70-й армий, то есть в основание северного фаса Курской дуги.

Наша 70-я армия занимала западную часть северного фаса дуги. Одновременно гитлеровцы наносили удар из района Белгорода в основание южного фаса дуги в направлении Обоянь и Корочи. Гитлеровские военачальники намеревались отрезать Курский выступ, а нам по их планам предстояло быть окруженными.

Немецко-фашистские войска наступали правее полосы обороны нашей дивизии. В течение первых дней Курской битвы гитлеровцы нанесли по позициям 102-й стрелковой дивизии несколько огневых ударов и провели разведку боем.

Но для всех нас было ясно, что приближается день активных боевых действий и нашего соединения.

Как известно, наступление гитлеровцев провалилось, наши войска перешли в контрнаступление и оно развивалось успешно. В эти дни мы находились в томительном ожидании приказа командующего 70-й армией генерал-лейтенанта И. В. Галанина о наступлении.

27 июля приказ наконец был получен, дивизия, обороняя 30-м стрелковым Хасанским полком полосу Брянцево, Хальзеево, двумя полками — 16-м стрелковым Уссурийским и 40-м стрелковым Амурским — нанесла удар на села Ржавчик и Муравчик в общем направлении на Игнатеево, почти строго на север. За три дня боев полки, преодолевая сильное огневое сопротивление врага и его многочисленные контратаки, полностью разгромили укрепленный узел сопротивления и овладели важными в тактическом отношении тремя высотами и населенными пунктами Муравчик, Красная Стрелица, Средний Лог, Мартыновский лес.

Полоса обороны гитлеровцев тянулась с запада на восток. Мы же начали наступать строго на север. Выйдя к селу Игнатеево, дивизия прорвала оборону немцев на всю ее глубину и, повернув на запад, стала с боями как бы сматывать ее с востока на запад, продвигаясь к северо-восточной окраине города Дмитровск-Орловский.

Впереди наших подразделений, прорывающих долговременную оборону врага, были коммунисты и комсомольцы.

Запомнилось донесение заместителя командира по политической части 40-го Амурского полка, датированное 5 августа 1943 года, о том, как парторг батальона старший лейтенант Иван Потапкин во время боя находился в боевых порядках среди бойцов, личным примером увлекая их вперед, помогал парторгам рот оформлять документы вступающим [87] в партию, организовать партийно-политическую работу в бою.

За этими скупыми и, казалось бы, обыденными строчками — глубокий смысл. Политработник сумел найти свое место в бою. Он не только активно проводил партийно-организаторскую работу на поле боя, но личным примером увлекал бойцов на выполнение боевой задачи. А это очень важно: в нужный момент быть впереди, стать душой воинского коллектива.

Шел бой за Красную Стрелицу. Взвод комсомольца лейтенанта Стадниченко был остановлен сильным огнем с южной окраины села. Наступать дальше — потерять людей. Юный лейтенант немного растерялся. Но вот в боевых порядках взвода рядом с лейтенантом появился парторг батальона старший лейтенант Потапкин. Само появление парторга, вожака батальонных коммунистов, приободрило и командира взвода, и его бойцов.

Оценив обстановку и поняв состояние лейтенанта Стадниченко, парторг между прочим, как бы раздумывая вслух, говорит:

— А если попробовать справа... Обойти? Перебежками к саду?

Лейтенанту и самому приходила в голову такая мысль, но он отказался от нее: в саду, подумал он, как раз много немцев, так как за деревьями можно надежно укрыться. Но сад был расположен с северо-восточной стороны села, а не по фронту обороны на юг, вот чего не учел лейтенант.

Стадниченко посылает двух бойцов, те ползком пробираются к саду, выясняют все. В саду только огневые позиции минометов. В минометных расчетах по пять-шесть гитлеровцев. Взвод лейтенанта Стадниченко, используя складки местности, скрытно сосредоточивается около сада. Потом бросок — расчеты уничтожены или пленены, минометы становятся трофеями.

Парторг Потапкин посоветовал побыстрее ударить из трофейных минометов по позициям гитлеровцев, расположенным в южной части села Красная Стрелица. Лейтенант Стадниченко так и поступил, ошарашенные немцы моментально убрались из села. Красная Стрелица была очищена от врага.

Когда батальон вел бой за село Игнатеево, бывшее последним узлом сопротивления врага в глубине его обороны, то первым на окраину населенного пункта просочилось отделение сержанта Краюшкина. Парторг на листке из блокнота написал об этом и передал по цепи. Бойцы других отделений [88] стали смелее просачиваться вслед за сержантом. Гитлеровцы поднялись в контратаку. Ручной пулеметчик коммунист Пантюхов подпустил их метров на 30–25 и открыл губительный огонь, уничтожив более 20 солдат противника. Потапкин и об этом написал на листке, передал по цепи. Другие пулеметчики тоже стали проявлять больше выдержки, подпускали немцев и уничтожали их с коротких дистанций. Сообщения по цепи о подвигах лучших воинов придавали новые силы наступающим бойцам, помогли им разгромить врага и занять Игнатеево.

Во время боев за высоту 259,4, прикрывавшую село Афанасьевское, продвижению батальона мешали пулеметчик и автоматчик врага, засевшие в подбитом танке. Командир батальона коммунист майор Мухачев остановил батальон. Надо было подавить огневые точки, избежать лишних потерь. Кого послать? «Сержанта Комиссаренко и красноармейца Вышина», — подсказал заместитель комбата по политической части старший лейтенант Гришин.

Боевого комсорга Комиссаренко в батальоне все любовно звали просто Костей. Большинство бойцов уважали его за веселый нрав, молодость и отчаянную комсомольскую лихость. Знали его еще и по погранотряду. Он и там, на Дальнем Востоке, в одном из подразделений был комсоргом.

Вместе с Комиссаренко и Вышиным пополз и парторг Потапкин. Мухачев и Гришин переглянулись: вроде и без него обошлось бы. Но раз пошел, значит, так будет надежнее. Мучительно потянулись минуты ожидания. Но вот один за другим раздались несколько разрывов гранат. Батальон пошел вперед, из подбитого танка уже не было слышно ни одного выстрела.

Я хорошо помню старшего лейтенанта Ивана Потапкина, невысокого, худощавого, на вид хрупкого офицера. Но он был настоящим парторгом, коммунистом с большой буквы. Необычайно скромный, никогда ни на кого не повышавший голоса, он пользовался глубочайшим уважением всего личного состава не только батальона, но и всего полка. Чего там полка! Его многие знали и любили в дивизии. Он был удивительно обаятельным человеком и даже поэтом. Опровергая тезис о том, что, «когда грохочут пушки, молчат музы», Иван Потапкин в минуты затишья успевал писать в дивизионную газету не только статьи, в которых щедро делился со всеми опытом партийно-политической работы своим и подчиненных, но и стихи.

Конечно, он не был профессиональным поэтом. Но в своих [89] искренних стихах стремился передать боевым товарищам огромное чувство любви к Родине, радость победы.

В первые же дни наступления мы еще раз убедились, насколько коварен, беспощаден враг, убедились в том, что он готов воздействовать на наших бойцов любыми средствами, лишь бы получить необходимые ему сведения.

3 августа 1943 года комсомолец младший лейтенант Борис Симонов, возглавлявший стрелковый взвод 16-го Уссурийского полка, получил задачу занять высоту 254,8, прикрывавшую подступы к селу Александровское, и удерживать ее до подхода основных сил. Со взводом Симонова пошел в бой за высоту и комсорг батальона лейтенант Затюпа.

Искусным маневром взвод выбил из траншеи врага, занял высоту.

Гитлеровцы, понимая важность ее, решили во что бы то ни стало восстановить положение, на горстку бойцов обрушили шквальный артиллерийско-минометный огонь. За ночь фашисты семь раз контратаковали высоту. Вся земля здесь была перепахана артогнем. Взвод держался. К рассвету 4 августа в живых остались только лейтенант Затюпа, младший лейтенант Борис Симонов и сержант комсомолец Константин Егоров. Но и они были изранены.

Когда рассвело, гитлеровцы предприняли восьмую контратаку. Защитники высоты продолжали бой, но вскоре на высоте стало тихо. Когда на следующий день батальон выбил с высоты фашистов, там нашли три обожженных трупа. Опознать младшего лейтенанта Симонова, лейтенанта Затюпу и сержанта Егорова удалось с трудом. Специальной комиссией было установлено: всех троих, тяжело раненных, в бессознательном состоянии, гитлеровцы захватили в плен. Они привели их в чувство и пытались получить сведения о наших войсках. Советские воины молчали. Тогда рассвирепевшие фашистские выродки стали их пытать. Симонову и Затюпе гитлеровцы отрезали уши, потом выкололи глаза. Герои молчали.

Фашисты принялись за Егорова. Тот отказался говорить. Они надели ему на шею ременную петлю и, протащив по траншее, задушили.

После этого палачи вновь взялись за Симонова и Затюпу. Те молчали. Гитлеровцы облили всех троих бензином и сожгли.

В любой обстановке, как бы ни была она сложна и тяжела, коммунисты и комсомольцы оставались верными воинскому долгу, присяге.

В полосе наступления дивизии было немало населенных [90] пунктов и много всяких высоток и высот. Гитлеровцы каждое село заблаговременно превратили в узлы обороны, используя дома и сараи. Каждая высотка — это один или иногда и два дота и многочисленные огневые точки. И вот за надолго оставшимся в памяти всех бойцов, командиров и политработников дивизии селом Муравчик появилась печально известная нам высота 260,2.

Перед высотой когда-то росла рожь, она кое-где уцелела. Но полоса этой полувыбитой ржи кончалась метров за 200 до высоты. Не пройдешь, не проползешь незамеченным. Гитлеровцы пристреляли здесь буквально каждый сантиметр. А день уже был на исходе. К комбату Мухачеву подошел комсорг Костя Комиссаренко:

— Товарищ майор, разрешите мне с комсомольцами выбить с высоты немцев.

— Как же ты это сделаешь? Местность перед высотой чиста, как стол, с наступлением темноты они все время освещают ее ракетами. Ничего не выйдет.

— Комсомольцы сделают, товарищ майор, — убеждал Комиссаренко.

План был таким: комсорг с небольшой группой бойцов через Мартыновский лес ночью выйдет в тыл гитлеровцам, неожиданно атакует. Воспользовавшись атакой с тыла, батальон должен ворваться на высоту. Договорились о сигналах.

Смельчаки под командой старшего сержанта Константина Комиссаренко прошли за ночь километров восемь по лесу да с километр проползли к высоте. К рассвету они были в тылу у немцев, у подножия высотки. Стремительно ворвались комсомольцы в траншею гитлеровцев, уничтожили расчеты трех тяжелых пулеметов, у фашистов началась страшная паника. А тут пошли в атаку с фронта бойцы батальона. Высота была взята.

Во время боев под Дмитровск-Орловским старший сержант Комиссаренко несколько раз собирал на поле боя бойцов, оставшихся без командиров, сколачивал из них группы и водил в бой. Он заменял, когда было нужно, погибших командиров взвода и даже роты.

Константину Игнатьевичу Комиссаренко не удалось дойти до города Дмитровск-Орловский, он пал смертью героя на его подступах...

Личный состав 1-го батальона вдохновлял и увлекал в бой сам командир — коммунист майор Мухачев.

Это был человек исключительной храбрости, неутомимый организатор, волевой офицер. Награжденный орденом [91] Красного Знамени еще за бои в обороне, в наступлении оа дрался самоотверженно, проявляя большое тактическое мастерство.

40-й стрелковый Амурский полк наступал на правом фланге дивизии. Батальон под командованием майора Мухачева первым вошел в село Игнатеево. Его соседи — справа третий батальон, а слева второй — не отставали. Но их роты, продвигавшиеся локоть в локоть с батальоном Мухачева, остались без командиров. Мухачев подчинил их себе, направлял в бой эти подразделения там, где можно было достичь наибольшего успеха. Сломив сопротивление врага у какой-либо высоты или населенного пункта, он быстро выходил к немцам на фланги, заставлял их откатываться: враг боялся охватов с флангов, а почуяв возможность окружения, поспешно отходил.

За бои по освобождению Дмитровск-Орловского майору Мухачеву первым среди комбатов вручили от имени Президиума Верховного Совета СССР орден Ленина.

Много теплых слов можно было бы сказать в адрес начальника политотдела дивизии полковника Константина Васильевича Овчинникова.

Невысокого роста, с крупной головой, увенчанной копной вьющихся черных волос, прорезанных прядью седины, с простым русским лицом, освещенным живыми глазами, Константин Васильевич умел располагать людей к себе, быть их настоящим товарищем. А во время боев он всегда был на передовой, там, где труднее.

Начальника политотдела отличало всегда великолепное знание обстановки, умение разобраться в ней, найти наиболее правильное решение на бой. Стиль его работы — воспитание конкретного человека — командира взвода или отделения, наблюдателя, наводчика, сапера, пулеметчика, санитара, повара.

Таким был и стиль работы всех работников политотдела: офицеров Коробова, Селиванова, Рукавишникова, Элькина и других.

Константин Васильевич Овчинников пришел к нам в дивизию в первые дни ее формирования, имея за плечами огромный жизненный опыт. Начав службу в пограничных войсках красноармейцем, он выдвинулся до политработника крупного масштаба.

Овчинников требовал от каждого работника политических органов и партийных организаций в каждом рядовом, сержанте, офицере искать зерно доброго, положительного и развивать его, все ставить на службу нашей главной цели [92] тех дней — разгрому врага. Эта кропотливая, Постоянная работа способствовала формированию у личного состава дивизии настойчивости, упорства в обеспечении выполнения поставленных боевых задач, давала свои плоды.

* * *

После освобождения села Игнатеево, оценив обстановку, 5 августа я ввел в бой 30-й стрелковый Хасанский полк с задачей из Хальзеево двумя батальонами нанести удар в направлении высоты 267,7 и поселков Успенский и Воздвиженский. В течение дня приказ был выполнен. Противник неоднократно переходил в контратаки, но все его усилия разбивались об упорную, стойкую оборону выдвинутого вперед батальона майора Горева, умело и грамотно руководившего боем.

Находясь на НП полка, я стал свидетелем такого боевого эпизода. При очередном огневом налете противника вышла из строя телефонная связь одного из батальонов с полком. На устранение обрыва кабеля вышел связист красноармеец Иван Шапторов. Он был ранен в ногу и спину, но нашел и исправил повреждение. В медсанбат связист не ушел, попросил оказать ему медицинскую помощь на месте. Вскоре опять нарушилась связь. Шапторов пополз вдоль линии, нашел порыв и восстановил связь. Лишь после этого отважного связиста отправили в медсанбат, где через несколько дней за совершенный подвиг был вручен ему орден Красного Знамени.

12 августа 1943 года в 2 часа ночи внезапным и одновременным ударом с востока и северо-востока части дивизии, взаимодействуя с частями 18-го стрелкового корпуса, штурмовавшего город с южной и юго-западной окраин, ворвались в Дмитровск-Орловский и к рассвету полностью очистили его от гитлеровских захватчиков.

Это был первый город, в освобождении которого принимала участие наша дивизия. Понятно, сам по себе такой факт много значил для всего личного состава дивизии. Но тяжелые бои за освобождение города по-особому памятны мне не только поэтому. Они памятны неукротимым наступательным порывом бойцов, командиров и политработников.

Эти бои для всех нас, начиная от офицеров штаба и политотдела, кончая каждым красноармейцем, были серьезной школой полевого боя. Взламывая оборону врага, густо насыщенную огневыми средствами и долговременными укреплениями, наши части и подразделения научились тактическому искусству обходить их, блокировать, а когда того [93] требовала обстановка, то и штурмовать с тыла мелкими группами. Действуя непосредственно в боевых порядках, артиллеристы овладели трудным искусством поддерживать пехоту огнем и колесами. Офицеры штабов научились быстро доводить боевые задачи до части, подразделения и самое главное — общевойсковые и артиллерийские начальники стали лучше решать вопросы взаимодействия.

* * *

Вскоре после освобождения города Дмитровск-Орловский 102-я Дальневосточная стрелковая дивизия распоряжением командующего Центральным фронтом была выведена из состава 70-й армии и переподчинена 48-й армии. 22 августа 1943 года она перебрасывается в район Починок Олешок Орловской области.

В последних числах августа 1943 года войска Центрального фронта продолжали успешно наступать в юго-западном направлении. Впереди были реки Десна, Сож, Днепр, которые предстояло форсировать.

Наша дивизия получала новую боевую задачу. Мне было приказано получить ее в штабе армии.

Отдав предварительное распоряжение частям дивизии в соответствии с полученными указаниями штаба Центрального фронта о продолжении наступления в юго-западном направлении, я с начальником политотдела дивизии полковником Овчинниковым выехал ночью в отмеченный на карте населенный пункт.

Почти всю ночь пришлось искать штаб армии. Нашли на рассвете. Нас сразу принял член Военного совета армии генерал Николай Александрович Истомин.

Среднего роста, лет сорока пяти, круглолицый, Николай Александрович принял нас радушно, беседа проходила в непринужденной обстановке за стаканом чая. Генерал очень подробно расспросил о нуждах дивизии, о приобретенном в боях опыте, о кадрах. Мы доложили, что взводами, ротами командуют кадровые командиры с пятилетним стажем службы в офицерских должностях, окончившие военные училища и имеющие боевой опыт.

Во время беседы член Военного совета рассказал, что Ставка Верховного Главнокомандования придает особое значение форсированию Десны с ходу в короткие сроки. Командующий 48-й армией генерал-лейтенант П. Л. Романенко возложил выполнение этой задачи в первую очередь на 102-ю Дальневосточную стрелковую дивизию. Надо после принятия решения поставить задачу частям на форсирование, [94] спланировать форсирование, изготовить переправочные средства и решить многие другие вопросы. В заключение беседы член Военного совета пообещал в ближайшие дни побывать в дивизии, познакомиться с бойцами, командирами и политработниками.

Более конкретные указания были получены нами в штабе армии.

С хорошим настроением уезжали мы оттуда, думали о том, как лучше выполнить главную задачу — форсировать Десну с ходу.

* * *

С 26 по 31 августа 1943 года дивизия вела здесь бои по прорыву гитлеровской обороны, глубина которой составляла около десяти километров. В этих боях пограничникам пришлось иметь дело с многочисленными танками и самоходно-артиллерийскими установками противника.

Первые встречи наших бойцов с танками врага произошли еще на подступах к Дмитровск-Орловскому. После того как 16-й стрелковый Уссурийский полк занял село Александровское, гитлеровцы пошли в контратаку, поддерживаемые танками. Наши бойцы были вооружены гранатами и противотанковыми ружьями.

Один из немецких танков шел прямо на окопы отделения сержанта Ильи Перцова. Бойцы замерли: им еще не приходилось встречаться с танками. Сержант Илья Перцов не растерялся, подал команду приготовиться открыть огонь по пехоте врага, бегущей вслед за танком. Сам же он лег за противотанковое ружье и ждал, когда танк подставит борт. Перцов знал: бить по лобовой броне — успеха не добьешься.

Когда танк стал разворачиваться влево, сержант открыл огонь, целясь по ведомым и опорным колесам танка. Перцов знал, что за ними находятся бензобаки. Одновременно с Перцовым открыли огонь и стрелки отделения, целясь по смотровым и подбашенным щелям, надеясь ослепить танк или заклинить башню.

Танк повернул башню и открыл огонь по окопу Перцова. Первый снаряд пролетел мимо, разорвался за окопом. Илья Перцов был точнее, он успел сделать три выстрела, и трудно сказать, какой из них был наиболее точным. Да это и не важно. Важнее другое: танк вдруг вспыхнул, башенный люк его открылся и гитлеровцы начали спрыгивать на землю. Тут же они попали под пули наших стрелков. [95]

Успех Перцова стал известен всему личному составу дивизии. Вслед за ним с таким же успехом из ПТР сожгли несколько танков бронебойщики подразделения лейтенанта Мельника, причем и сам лейтенант подбил из ПТР один танк.

Большую роль в борьбе с танками сыграла и наша артиллерия. Так, расчет старшего сержанта Павла Синицына в первых числах августа прямой наводкой подбил самоходное орудие врага типа «фердинанд».

В боях на подступах к Десне у гитлеровцев было много танков, борьба с ними нередко носила драматический характер. Так, в конце августа, когда прорыв обороны гитлеровцев близился к концу, подразделения 16-го стрелкового полка подошли к большому селу. Разведданные, имевшиеся у командования части, свидетельствовали о сильной обороне вокруг этого населенного пункта. С ходу взять село было невозможно, наши подразделения стали быстро окапываться, артиллеристы энергично принялись за оборудование огневых позиций. На другой день батарея, в которую входил расчет Павла Синицына, была атакована немецкими танками. Всего их надвигалось на батарею восемь штук. Батарея приготовилась к бою. Артиллеристы терпеливо ждали подхода танков, решив бить наверняка.

Гитлеровцы тоже из пушек не стреляли, а только изредка били из пулеметов по местам, казавшимся им подозрительными. Наконец они подошли на 350–400 метров. Раздалась долгожданная команда:

— По фашистским танкам, огонь!

Загремели выстрелы. В свою очередь танки, продолжая медленно идти вперед, открыли прицельный пушечно-пулеметный огонь по огневым позициям наших артиллеристов. Из дыма разрывов и облаков подымавшейся пыли вынырнули две машины, которые явно намеревались проутюжить огневую позицию расчета старшего сержанта Синицына.

Артиллеристы сработали отлично: один из танков окутало облако дыма, он загорелся, вслед за ним и второй танк вздрогнул, остановился. Расчет подбил затем и третий.

Гитлеровцы откатились.

Наступила пауза, можно передохнуть. Но фашисты по лесу обошли огневые позиции артиллеристов и попытались окружить их. Они появились и с флангов и с тыла.

Артиллеристы заняли круговую оборону. Вражеские солдаты, несмотря на сильный огонь наших бойцов из автоматов и винтовок, приближались все ближе к огневым позициям. Тогда старший сержант Синицын приказал выкатить [96] орудие на прямую наводку, наводчик сержант Малышев припал к прицелу, и они открыли огонь. Снаряд за снарядом посылал по врагу Синицын, ряды атакующих редели, но они упорно продолжали наступать. Были ранены Малышев и второй номер Каштанов, ранило самого Синицына. Но артиллеристы продолжали вести огонь.

Наконец немцы откатились. Но скоро вновь появились танки. Сейчас они шли еще осторожнее. Но был предельно осмотрителен и Синицын. Он решил бить только наверняка, и, как только немецкий танк появился в прицеле, прогремел выстрел. Боевая машина остановилась.

Был в тот день один такой момент, когда гитлеровцы очутились в нескольких метрах от орудия Синицына, готовясь захватить его. Но старший сержант Синицын, комбат лейтенант Сетниченко, сержант Леонид Пушкин успели откатить орудие из-под носа у фашистов и, неожиданно ударив по ним, уничтожили нападавших. А потом снова вернулись на свою огневую позицию и продолжали бой...

Дружно ударили и другие расчеты — враг был остановлен.

В тот день с 4.00 до 21.00 гитлеровцы шесть раз предпринимали атаки, два раза пытались окружить наши подразделения, но у них ничего из этой затеи не вышло. Наши воины уже многому научились, они перестали бояться окружения, за плечами был опыт боев под Дмитровск-Орловским. В середине дня к артиллеристам подошло подкрепление. Воевать стало веселей.

* * *

И вот, преследуя противника, части нашей дивизии в первых числах сентября 1943 года передовыми отрядами подошли к правому берегу реки Десна. Мы наступали тогда на левом фланге оперативного построения войск 48-й армии, имея боевую задачу во взаимодействии с правофланговыми соединениями 65-й армии форсировать Десну и овладеть городом Новгород-Северским. Бой начался без паузы.

Город расположен на возвышенности крутого правого берега Десны. Противник заранее подготовил этот рубеж, используя господствующее положение своего берега, развернув густую сеть траншей, дзотов, наблюдательных пунктов и хорошо организовав минометный и артиллерийский огонь. Все это делало оборонительный рубеж труднодоступным. К тому же он прикрывался рекой, ширина которой доходила до 160–170 метров.

Наша дивизия получила боевую задачу северо-западнее населенных пунктов Островушка и Погребки с ходу форсировать [97] Десну и, наступая в направлении монастыря с северо-востока, во взаимодействии с другими соединениями овладеть городом.

Как известно читателю, 102-я дивизия с марта 1943 года беспрерывно находилась в первом эшелоне оперативного построения войск 70-й армии, а затем — 48-й армии, вела напряженные оборонительные и наступательные бои. Несмотря на это, моральное состояние дивизии было хорошим, оно подкреплялось приобретенным боевым опытом. Но у нас почти не было опыта форсирования водных преград с ходу. Необходимо было преодолеть трудности с переправочными средствами. Бойцы-пограничники успешно вышли из положения. В подразделениях еще до подхода к реке готовили переправочное имущество (лодки-плоскодонки, паромы, собирали бочки, канаты и проволоку). Вторые эшелоны батальонов, полков, наступая за боевыми порядками первого эшелона, тренировались в преодолении встреченных на пути отдельных речушек, озер. Возводили переправы, отрабатывали подход к урезу реки, погрузку, действия во время переправы, бой на противоположном берегу, огневое взаимодействие с артиллерией, захват противоположного берега и укрепление флангов.

Тем временем приближение водной преграды чувствовалось уже по тому, что сопротивление противника усиливалось. Более дерзкими и настойчивыми стали контратаки врага, с исключительным упорством, даже располагая ограниченными силами, гитлеровцы цеплялись за каждый населенный пункт и узел дорог. Южнее все сильнее и сильнее доносился шум боя. Там соединения 65-й армии, нашего соседа слева, громили противника. Они вырвались несколько вперед.

С наступлением темноты противник нанес несколько сильных огневых ударов по наступающим подразделениям нашей дивизии. Мы понимали, что это один из признаков подготовки врага к ночному отводу своих главных сил на новый рубеж. Этим новым рубежом мог стать только правый берег Десны. Наши разведывательные группы радировали о движении противника к переправам.

Вторые эшелоны 30-го стрелкового Хасанского и 40-го стрелкового Амурского полков получили задачу, действуя в качестве передовых отрядов, не ввязываясь в бой и обходя противника, к утру выйти к реке северо-восточнее города Новгород-Северский, использовать подручные средства и с ходу форсировать реку, овладеть районом монастыря. [98]

Я получил информацию из штаба армии, что 18-й стрелковый корпус вел ожесточенный бой на подступах к вражеской переправе у поселка Свердловск, что южнее Новгород-Северского.

К утру 8 сентября 1943 года передовые отряды 40-го и 30-го стрелковых полков, упреждая отходящего противника, вышли к реке северо-восточнее города. Головная рота 40-го стрелкового полка, использовав подручные средства, форсировала Десну и закрепилась на противоположном крутом берегу напротив монастыря.

Переправа остальных эшелонов передового отряда была затруднена сильнейшим пулеметным и минометным огнем противника. Подразделения передового отряда 30-го стрелкового полка овладели небольшим островом посреди реки. Мостовые переправы противник уничтожил.

К тому времени к реке подходили главные силы дивизии.

30-й стрелковый полк начал демонстративно днем и ночью готовить переправу на правый берег, отвлекая на себя огонь и внимание гитлеровцев. 16-й стрелковый полк левым флангом, используя успех соседа слева, зацепился за кирпичный завод на правом берегу. Командир полка по ночам с присущей пограничникам скрытностью усиливал свои подразделения, сосредоточенные напротив монастыря.

В ночь с 11 на 12 сентября 1943 года одновременно сильным огневым налетом все три полка дивизии на широком фронте форсировали реку. Наиболее удачно действовали амурцы. Накопленные под обрывом крутого берега стрелковые подразделения, усиленные расчетами полковых орудий, штурмом овладели монастырем. В захвате этого опорного узла велика роль хасанцев и уссурийцев, которые своими активными действиями — первые с острова, вторые от кирпичного завода — приняли на себя весь огневой удар противника и, несмотря на ожесточенное его сопротивление, вышли к южным и юго-западным стенам монастыря.

Более трех суток продолжался бой на правом берегу Десны и на окраинах Новгород-Северского.

Части дивизии, несмотря на ожесточенные атаки врага, не только удержали кирпичный завод и монастырь, но и вели боевые действия на улицах города. В это время в короткие сроки инженерно-саперные подразделения подготовили и ввели в действие переправу, по которой были переброшены главные силы дивизии. Южнее и юго-западнее города успешно развивали наступление соединения 65-й армии. Их выход во фланг и тыл противника заставил его поспешно отойти. 16 сентября 1943 года город был освобожден. [99]

В этих боях вновь отличился батальон майора Мухачева. Первыми на правый берег переправились несколько автоматчиков и бойцов с ручными пулеметами. Они бесшумно выгрузились и заняли небольшой плацдарм, готовые прикрыть огнем переправу основных сил батальона, которые устремились к правому берегу. Гитлеровцы заметили бойцов батальона. Но, вероятно, предполагали, что высадилась небольшая группа. И смело, густыми цепями, пошли в атаку. Их остановили огнем из автоматов и ручных пулеметов.

Через некоторое время до двух рот гитлеровцев возобновили атаку. Майор Мухачев улыбаясь сказал пулеметчикам:

— Ребята, на вас сейчас смотрит вся Европа. Поняли? Те уже давно все поняли.

Гитлеровцы подошли близко, и батальон открыл по ним огонь из пулеметов и автоматов. Немцы откатились недалеко в лощину и залегли. Комбату было ясно: сейчас они опомнятся, подойдет еще подкрепление — и вновь контратака.

К майору Мухачеву был вызван корректировщик минометчиков старший сержант Петрик.

— Видишь, Петрик, в лощине немцы копошатся? Дай огоньку.

И Петрик дал. А майор поднял всех переправившихся и повел в атаку. Батальон проскочил лощину, пробился к месту сосредоточения под обрывистым берегом напротив монастыря.

Отличился во время форсирования Десны и штурма Новгород-Северского снайпер Иван Важеркин. Он первым из воинов 30-го стрелкового полка со своим отделением форсировал реку. Имеющиеся подручные средства его отделение тихо спустило на воду и направилось к правому берегу. Когда была преодолена большая половина реки, немцы заметили бойцов старшего сержанта Важеркина. Открыли огонь. Но все же отделение успело вовремя высадиться на берег и закрепиться там.

Между тем на правый берег быстро переправился весь батальон.

Контратаки немцев нарастали, они вели их превосходящими силами. Скоро был ранен командир взвода, и старший сержант Важеркин заменил его. На рассвете выбыл из строя и командир роты. Важеркин принял командование ротой на себя, поднял роту в атаку и первым ворвался на одну из улиц города.

Уличный бой требует особых навыков, умения разобраться в обстановке. К чести Ивана Васильевича Важеркина надо сказать: он умело руководил боем подразделения в городе, [100] его рота успешно продвигалась вперед, причем и в этой ситуации старший сержант, не забывая о своей снайперской специальности, уничтожил трех фашистских офицеров.

В шестом часу утра рота под командованием старшего сержанта Важеркина вышла к железнодорожной станции. В седьмом часу утра город был освобожден окончательно, а рота Важеркина, продолжая свой путь на запад, с боями прошла под его командованием еще 170 километров, освободила от немецких оккупантов 16 населенных пунктов, 6 из которых были взяты после ожесточенных боев.

На другой день у личного состава всех частей и подразделений дивизии было праздничное настроение: приказом Верховного Главнокомандующего от 16 сентября 1943 года 102-й Дальневосточной стрелковой дивизии было присвоено наименование Новгород-Северской. С того дня она стала именоваться 102-й стрелковой Дальневосточной, Новгород-Северской дивизией.

Весть об этом успехе очень быстро достигла и Дальнего Востока. Трудящиеся Хабаровского края горячо поздравляли всех красноармейцев, сержантов и офицеров с победой над врагом под стенами древнего русского города Новгород-Северский.

В другой телеграмме из Москвы с этой победой поздравили нас красноармейцы, сержанты, офицеры и генералы войск НКВД. Приказ Верховного Главнокомандующего и поздравительные телеграммы зачитывались на всех митингах, которые были проведены по частям и подразделениям.

В те памятные дни я получил от Всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина высокую награду Родины и письмо, которое до сих пор бережно храню в своем архиве.

«Генерал-майору Андрееву Андрею Матвеевичу.

Не имея возможности лично вручить Вам орден Суворова II степени, которым Вы награждены Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 сентября 1943 года, посылаю Вам его с настоящим письмом.

Поздравляю Вас с заслуженной высокой наградой и шлю пожелание дальнейших успехов в Вашей боевой деятельности».

Получая свой первый полководческий орден, я с благодарностью думал о своих боевых соратниках, ибо эта награда в равной степени оценивала и их воинское мастерство.

Успешно руководить дивизией в боях нельзя без слаженных действий штаба, надежных заместителей. И в обороне и в наступлении я постоянно опирался на помощь своего заместителя полковника Кузьмы Евдокимовича Гребенника, [101] ветерана пограничных войск. Волевой офицер, умелый организатор, он много сделал для 102-й стрелковой Дальневосточной, Новгород-Северской дивизии.

Но та мысль о необходимости выдвижения офицеров дивизии на более высокие должности, которую высказал член Военного совета 48-й армии генерал Истомин в беседе со мной и начальником политотдела полковником Овчинниковым, после боя за Новгород-Северский стала воплощаться в соответствующие приказы, и полковник Гребенник был назначен командиром одной из дивизий нашей армии.

Забегая вперед, скажу, что гвардейская дивизия под командованием Кузьмы Евдокимовича Гребенника отлично воевала, особенно отличилась при форсировании реки Вест-Одер. Генералу Гребеннику в мае 1945 года было присвоено звание Героя Советского Союза.

Прекрасную жизнь прожил мой боевой товарищ Кузьма Евдокимович Гребенник — сын донецкого шахтера-подрывника. В годы гражданской войны он получил винтовку и направление в Красную Армию вместе с партийным билетом. После разгрома Врангеля молодой коммунист на долгие годы связал свою судьбу с пограничными войсками. В 1938 году японская военщина предприняла военную авантюру у озера Хасан на участке Посьетского пограничного отряда, которым командовал полковник Гребенник. Там, в Уссурийской тайге, у сопок Безымянной и Заозерной, где советские пограничники стойко и мужественно отразили натиск врага, среди бойцов в зеленых фуражках родились Герои Советского Союза: старший лейтенант Г. Батаршин, лейтенанты А. Махалин, В. Виневитин, П. Терешкин, И. Чернопятко. Полковник К. Е. Гребенник за умелое руководство боевыми действиями был удостоен ордена Красного Знамени. Такая же награда украсила и Боевое Знамя пограничного отряда.

Завершив войну командиром 37-й гвардейской стрелковой Речицкой дважды Краснознаменной, орденов Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого дивизии, генерал Гребенник вернулся на службу в пограничные войска и долгое время командовал войсками пограничных округов. Уйдя на пенсию, до последних дней своей замечательной жизни генерал-лейтенант Гребенник трудился в Украинском республиканском Комитете народного контроля.

Кузьма Евдокимович стал родоначальником династии воинов-пограничников. Его сын Владимир, младшим лейтенантом воевавший с отцом на Одере, ныне генерал-майор, начальник штаба пограничного округа. Внуки — Сергей и [102] Игорь — офицеры пограничных войск, достойно продолжают и приумножают боевую славу деда-фронтовика.

Повышения по службе ждали и других моих сослуживцев. Начальник штаба дивизии полковник Даниил Васильевич Казакевич также стал командиром дивизии, которая отличилась в боях под Бобруйском. Даниилу Васильевичу присвоено звание Героя Советского Союза.

40-м стрелковым Амурским полком умело руководил полковник Маркиян Петрович Погребняк. В январе 1944 года командование назначило полковника Погребняка командиром его родной 102-й стрелковой Дальневосточной, Новгород-Северской дивизии. Маркиян Петрович успешно командовал ею до конца войны.

16-й стрелковый Уссурийский полк возглавлял замечательный человек, отличный воин полковник Иван Михайлович Павлович. Он всегда находился на самых трудных участках, в самой гуще боя. Во время, наступления на бобруйском направлении, будучи заместителем командира дивизии, он погиб в бою. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Вспоминается форсированный марш от Ельца до района под Дмитровск-Орловским. Бездорожье, метель. То мороз, то оттепель. Автомобильного транспорта нет, конный в очень ограниченном количестве. Но дивизия шла вперед. В авангарде — 30-й стрелковый Хасанский полк. Вел его и на марше, и в первый бой один из старейших пограничников-дальневосточников, бывший начальник окружной школы младшего состава пограничного округа полковник Василий Иванович Матронин.

Под командованием полковника Матронина бойцы проявляли исключительную стойкость в оборонительных боях на Курской дуге, быстроту и натиск в наступлении. Особенно успешно сражались хасанцы в ожесточенных боях во время форсирования Десны и штурма города Новгород-Северский.

Между тем наша армия продолжала наступление на гомельском направлении и вскоре подошла к реке Сож. Форсирование Десны многому нас научило, части 102-й на реке Сож действовали стремительно и четко и в ночь с 7 на 8 октября форсировали ее, захватив плацдарм на подступах к Гомелю, немного южнее его. До 24 ноября дивизия держала активную оборону на широком фронте, закрепляясь на плацдарме, все время продолжала бои за его расширение.

С 10 по 30 ноября 1943 года 102-я стрелковая дивизия участвовала в Гомельско-Речицкой операции войск Белорусского [103] фронта. Противник, создав на этом участке фронта мощную оборону, удачно используя лесисто-болотистую местность, упорно сопротивлялся. К 20 ноября соединение с тяжелыми боями продвинулось на глубину до 70 километров, а в ночь с 24 на 25 ноября 1943 года двумя полками завязало бои на ближних подступах к Гомелю. Днем 25 ноября 30-й стрелковый полк ворвался на западную окраину Гомеля, занял железнодорожную станцию. 26 ноября части дивизии во взаимодействии с другими соединениями освободили город.

В приказе Верховного Главнокомандующего в числе особо отличившихся была названа и 102-я стрелковая Дальневосточная, Новгород-Северская дивизия. Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 26 ноября 1943 года наше соединение было награждено орденом Красного Знамени.

В эти праздничные для родной дивизии дни мне пришлось прощаться с боевыми товарищами. В начале декабря я был назначен командиром 29-го стрелкового корпуса 48-й армии. Новое назначение, безусловно, было приятным, радовало и то, что 102-я стрелковая входила в состав корпуса, и мне еще не раз довелось встречаться с ее бойцами и командирами, вписавшими в последующих боях новые яркие страницы в ее героическую историю.

После взятия Гомеля дивизия получила приказ совершить марш, выйти в междуречье Днепра и Березины в район населенного пункта Мормаль. До 9 марта 1944 года дивизия провела здесь ряд успешных боев, которые в этом районе отличались большим напряжением, красноармейцы и офицеры совершили немало героических подвигов. Особенно памятен мне подвиг младшего сержанта Андрея Короткова.

Во время наступления в глубине обороны гитлеровцев одна из батарей заняла огневые позиции на очень выгодной высоте. Наводчик орудия младший сержант Коротков, расчищая дорогу пехотинцам, во время боя за эту высоту подбил два тяжелых танка, уничтожил три ручных пулемета врага, прямым попаданием в амбразуру заставил замолчать дзот.

Но высота имела большое тактическое значение, и немцы не хотели ее терять. На следующий день утром они решили восстановить положение и пошли в контратаку, поддерживаемую танками. Впереди шел тяжелый танк «тигр», а вслед за ним несколько средних танков. [104]

Первым открыл огонь по танкам орудийный расчет старшего сержанта Коробаева. На него шли три немецких танка, в том числе «тигр».

Танки шли на позицию Коробаева, подставив свои борта орудию Короткова. Тот понимал, что расчет Коробаева вот-вот очутится в тяжелом положении, но нужно было выиграть время, чтобы ударить наверняка. Когда первый танк был от него не дальше 300 метров, Коротков открыл огонь. Первый же снаряд угодил в цель, и «тигр» вспыхнул. Но второй танк продолжал двигаться к орудию Короткова, ведя огонь с ходу. Казалось, что пройдет еще мгновение, и огневая позиция Коробаева будет проутюжена его гусеницами, но Коротков сумел метким выстрелом подбить и второй танк, а третий поспешно ретировался.

Гитлеровские танкисты разобрались в обстановке и, видимо, решили окружить орудие Короткова. Они открыли сильный огонь по огневой позиции Короткова и атаковали его высоту с разных направлений.

Первый поднявшийся на высотку немецкий танк Коротков расстрелял в упор. В это время отважного артиллериста контузило. Товарищи его были уже ранены или погибли. Младший сержант остался один. Он нашел в себе силы для продолжения боя. Сам разворачивал орудие, наводил и стрелял. Уничтожил еще два танка. А всего в том памятном бою он уничтожил пять гитлеровских бронированных машин.

Хотелось бы сказать несколько слов о дальнейшем боевом пути 102-й стрелковой дивизии. До середины июня 1944 года она успешно держала оборону в междуречье Днепра и Березины. После перегруппировки и тщательной подготовки с 24 по 29 июня она участвовала в Бобруйской наступательной операции правого крыла 1-го Белорусского фронта, в ходе которой вместе с другими соединениями форсировала реку Друть, западнее города Рогачев, прорвала сильную, глубоко эшелонированную оборону врага и стала успешно развивать наступление.

За отвагу и мужество при форсировании Друти и прорыве сильно укрепленной долговременной обороны на бобруйском направлении высокого звания Героя Советского Союза были удостоены старший лейтенант Василий Гильямович Булатов, старший лейтенант Иван Васильевич Гермашев, капитан Анатолий Федорович Соловьев, гвардии младший лейтенант Виктор Андреевич Трубин, рядовой Сергей Петрович Анищенко.

Успешные действия 102-й стрелковой Дальневосточной, Новгород-Северской Краснознаменной дивизии в ходе Бобруйской [105] наступательной операции Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 8 июля 1944 года были отмечены орденом Суворова II степени.

Воины-пограничники Дальнего Востока, начав свой боевой путь в Великой Отечественной войне на подступах к городу Дмитровск-Орловский, закончили его на берегах залива Фришес-Хафф в Восточной Пруссии, западнее Кенигсберга.

За участие в боях по ликвидации восточно-прусской группировки гитлеровцев 102-я дивизия Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 26 апреля 1945 года награждена орденом Ленина и стала именоваться 102-й стрелковой Дальневосточной, Новгород-Северской ордена Ленина, Краснознаменной, ордена Суворова дивизией. [106]