Глава 9.

Тернистый путь к миру

Четырнадцатого февраля пришла телеграмма от Хольма, нашего посла в Париже, с сообщением о том, что определенные круги на Западе полагают, что Финляндия не решается принять западную военную помощь, поскольку от нее до сих пор не поступила такая просьба. От него стало известно, что Швеция ведет работу в Париже против посылки западных войск. Еще он информировал нас о предстоящем приезде полковника Ганеваля в Финляндию для обсуждения вопроса о направлении такой помощи. Мы ответили Хольма, что сомневаемся в эффективности этой помощи.

Лига Наций, в декабре призвавшая оказать гуманитарную и экономическую помощь Финляндии, теперь снова проявила признаки активности. От ее имени в Хельсинки прибыл господин Бертиль Ренборг, под руководством которого была создана организация для оказания помощи Финляндии. Он обрисовал нам планы генерального секретаря Лиги Авенола по реализации этой программы. Из них мы вынесли убеждение, что деятельность Лиги Наций стала совершенно бессодержательной.

Но по другим каналам «гуманитарная помощь» поступала в изобилии. Наш ближайший сосед, Швеция весьма быстро развернула эту деятельность. С самого начала войны известный промышленник Торстен Хернод организовал сбор средств среди делового истеблишмента. [210]

Сборы дали неожиданно обильные плоды. В течение февраля было собрано около 60 миллионов крон. Планировалось использовать 50 миллионов из этой суммы для приобретения снаряжения добровольцев, которые должны были отправиться в Финляндию, а остальные деньги предоставить в распоряжение финского правительства. Был организован также сбор средств среди сельского населения, который принес примерно такую же сумму. Щедрая помощь поступала из Швеции и по другим каналам: так, сахарный трест направил нам миллион килограммов сахара. Энергично работали наши соотечественники в Соединенных Штатах и Канаде, которые, располагая ограниченными средствами, добились значительных результатов.

Переговоры с иностранными державами

Томас Сноу, посол Великобритании в Хельсинки, покидая Финляндию, явился с прощальным визитом к президенту. По долгу службы я присутствовал при этом визите. Естественно, большую часть времени мы говорили о войне. Мы просили его взять на себя миссию донести до его правительства нашу надежду на то, что Англия заявит советскому правительству о своей симпатии к Финляндии. Она также могла бы заявить, что, если мир не будет заключен на справедливых условиях, то ей придется вмешаться в эту войну. Сноу воспринял эту идею с заметным энтузиазмом. Но я не знаю, было ли сделано какое-то представление Советскому Союзу.

Посол Германии Блюхер в течение нескольких дней добивался встречи со мной, но, будучи загружен другими делами, я не мог встретиться с ним. Наконец, [211] 17 февраля между нами состоялась довольно продолжительная беседа.

Он решил опровергнуть слухи о том, что Германия помогает Советскому Союзу в войне против Финляндии. Он утверждал, что Германия не предоставляет Советскому Союзу помощи специалистами, вооружением или любым другим образом. Затем он стал рассуждать о наших шансах в этой войне. По его точке зрения, не следовало питать особых надежд на западную помощь. После этого он перешел к основной теме: шансам на мир. Он сказал, что Германия не считает настоящий момент подходящим «для урегулирования конфликта», поэтому не может быть посредником. Наконец, он выдвинул предложение, которое представил в качестве своей личной идеи. Существует, по его мнению, путь к миру, который следует опробовать. Если Финляндия согласна, он предложит, чтобы министр иностранных дел Риббентроп пригласил в Берлин представителей воюющих сторон, где они смогут обсудить ситуацию. В качестве кандидата с финской стороны он назвал имя Ю.К. Паасикиви, который мог бы, чтобы избежать внимания, прибыть в Берлин кружным путем, например через Италию. В этом плане было два неясных момента: согласится ли германский министр иностранных дел участвовать в этом урегулировании и согласится ли Москва на такое предложение?

Я поблагодарил его за проявленное беспокойство. Мы договорились, что я дам ему знать, если мы согласимся воспользоваться его предложением. Но я считал, что у нас нет причин хвататься за него, потому что мы уже знали советские требования после стокгольмских переговоров.

Когда я обсуждал этот вопрос с несколькими членами кабинета министров, они высказали заинтересованность в предложении Блюхера. Но они хотели знать подробности, поэтому 20 февраля я пригласил его на новую встречу. [212]

Фон Блюхер вновь сказал, что германское правительство не считает возможным быть посредником. Поэтому он подумал о механизме для установления контактов. Он снова обратил внимание на то, что есть два неизвестных: отношение Риббентропа и отношение Москвы.

Т а н н е р. Таким образом, вы не можете дать гарантии, как встретят ваше предложение. Мы не хотим втягиваться в сомнительное предприятие.

Б л ю х е р. Я не могу предоставить какие-либо гарантии.

Т а н н е р. Обсуждалось ли предварительно ваше предложение в правительстве?

Б л ю х е р. Я не могу ответить на этот вопрос.

Т а н н е р. В таком случае вам ничего не известно об условиях, которые может выдвинуть Москва?

Б л ю х е р. Абсолютно ничего.

Т а н н е р. Благодарю вас за информацию.

Б л ю х е р. Тогда это все.

Т а н н е р. Так и есть.

Б л ю х е р. Могу ли я в свою очередь задать вам вопрос? Ходят слухи, что Финляндия обратилась за помощью к странам, которые находятся в состоянии войны с Германией. Есть ли почва для таких слухов? Т а н н е р. Я не могу ничего вам ответить на этот вопрос.

Б л ю х е р. Должен ли я понимать вас так, что вы не хотите на него отвечать?

Т а н н е р. Именно так.

После этого последовало продолжительное молчание, а затем Блюхер откланялся.

Когда я рассказал о моей беседе с Блюхером Рюти и Вальдену, мы решили, что в его предложении нет ничего стоящего. Поэтому стоит просить Швецию выступить в качестве мирного посредника: [213] при необходимости будем обещать уступку полуострова Ханко.

Тем же вечером Вальден убыл в ставку главнокомандования с заданием выяснить мнение военных о таком повороте дел.

Не только Германия проявила интерес к последнему этапу финской войны. Рюти нанес визит граф Бех, который прибыл в Финляндию по специальному поручению министра иностранных дел Италии графа Чиано. Рюти снабдил его всей необходимой информацией, высказав в конце встречи предложение, чтобы две державы, не участвующие в войне, предприняли мирные инициативы, направленные на прекращение конфликта. Рюти заверил его, что с финской стороны такие инициативы будут охотно приняты. Бех предположил, что Италия может оказать давление на Германию; но какие-то реальные шаги не были сделаны.

У меня также побывал норвежский посол Мишле. Он посетовал на инцидент с «Альмарком» (захват германского судна Британией в одном из норвежских фьордов для освобождения британских военнопленных). С его точки зрения, Англия этим актом нарушила норвежский нейтралитет. Но больше всего ему хотелось узнать, что Блюхер сказал во время своего визита в министерство иностранных дел. (Таким образом, его визит стал широко известен.) Не сделал ли Блюхер предложение о мирном посредничестве? Я сказал, что никаких мирных предложений мы не получали.

Тем временем в Париже планировали отправку вспомогательных войск. Наш посол Хольма постоянно получал запросы об аэродромах, где могли бы совершать посадку самолеты, зимнем рационе наших солдат и прочем. Он сообщил, что французский премьер Даладье издал указ, которым предписывалось, чтобы вспомогательные войска были готовы к [214] отправке на десять дней раньше, чем предусматривалось планом. Через несколько дней стало известно, что экспедиционные силы Запада смогут выступить в конце февраля или начале марта.

Двигаясь к решению

Поскольку ситуация вступила в решающую фазу, что было видно по событиям на фронте, ужесточению советских требований, отношениям со Швецией, предложениям Запада, требовался диалог с комиссией по внешнеполитическим вопросам парламента, чтобы знать мнения парламентских кругов. Теперь это было не так трудно: парламент счел нужным быть ближе к центру событий и в середине февраля перебрался в Хельсинки. Я попросил председателя комиссии Войонмаа назначить заседание комиссии на 21 февраля. Из-за возможности воздушной тревоги комиссия собралась очень рано, в половине девятого утра. Но едва мы начали, как объявили тревогу; еще дважды во время работы нам пришлось спускаться в бомбоубежище.

Я напомнил членам комиссии о моем обзоре событий, который сделал в Каухайоки три недели назад. Но с тех пор ситуация изменилась и с середины февраля, из-за прорыва советских войск, продолжала ухудшаться. Мы должны отдавать себе отчет, что закончить войну только своими силами мы не сможем. Нам будут нужны дополнительные войска, а также вооружение и деньги. Я сообщил членам комиссии, что мы заручились помощью от Скандинавских стран и от Запада.

Затем я информировал членов комиссии, что в кабинете министров преобладает мнение, что усилия следует направить на заключение мира. Несколько стран предложили свои услуги в качестве мирных посредников. Известно, что Советский Союз также желает мира, поэтому правительство Куусинена более [215] не является препятствием. Но уступка полуострова Ханко является одним из основных условий для заключения мира. Другие условия также будут более жесткие, чем те, которые мы обсуждали во время наших переговоров в Москве. Я сказал, что хочу знать мнение членов комиссии: готовы ли они заключить мир, если придется уступить полуостров Ханко и принять другие, более тяжелые условия?

Члены комиссии высказали разные мнения.

И к о л а. О мирных переговорах не следует даже и думать, если предпосылкой для них является уступка полуострова Ханко.

Р е й н и к а й н е н. Надо приложить все усилия для заключения мира, поскольку помощь поступает в совершенно недостаточных объемах.

С а л м е н о й я присоединился к мнению Рейникайнена. Он высказал надежду, что, может быть, удастся обойтись без уступки полуострова Ханко. До сих пор мы успешно сражались, но в дальнейшем у нас не будет сил. Когда речь идет о будущем нашей нации, можно пойти и на жертвы.

К у к к о н е н. Сейчас, когда Швеция отвергла нашу просьбу об увеличении помощи, наш народ обращает свои взоры к Западной Европе. Если она поможет нам, мы должны принять участие даже в большой войне. Если Финляндия заключит унизительный мир, неизбежно разразится тяжелый кризис. Когда в ставке главнокомандования закончатся переговоры с представителями западных стран, комиссия должна собраться снова. Тогда она сможет лучше обсудить этот вопрос.

Председатель Войонмаа сказал, что мы подошли к поворотному пункту. Вопрос в том, быть ли Финляндии марионеткой в руках Запада? Нет никакой уверенности, что эта помощь будет иметь существенный характер. Мы должны начать переговоры о мире. [216]

И к о л а. Имеется ли какая-нибудь надежда на помощь Германии?

Этот вопрос побудил меня рассказать о переговорах с германским представителем в Финляндии.

В е с т е р и н е н. Сейчас, когда отрицательное отношение Швеции стало очевидным, настало время взглянуть на вопрос с другой точки зрения. Война станет для нас слишком тяжким грузом, если мы не получим помощи. Помощь, предложенная Францией и Англией, слишком неопределенна. Войска не могут получить транзит через Скандинавские страны. Следует отдать приоритет курсу на мирные переговоры.

К е к к о н е н. Когда война разразилась, из-за рубежа не раздалось ни одного слова о помощи. Но мы стойко отстаивали жизненные интересы Финляндии. Теперь ситуация в корне изменилась. Если придется отдать полуостров Ханко, это будет значить, что мы напрасно принесли в жертву людей и деньги. Не должно быть даже разговоров о мире на предъявленных условиях. Мы должны убедиться в стремлении противоположной стороны к миру.

Лишь двое из членов комиссии высказали свое отрицательное отношение к проведению переговоров о мире. Это стало существенным ориентиром для членов кабинета министров.

Таким образом, работу по заключению мира следовало энергично продвигать вперед. В разговорах и колебаниях мы потеряли три недели, которые могли дорого нам стоить, поскольку оказывать сопротивление Красной армии становилось все труднее. Этим же вечером я позвонил Эркко в Стокгольм и попросил его обратиться к Гюнтеру с предложением, чтобы Швеция предприняла шаги с целью заключения мира. В качестве практической меры я предложил, чтобы представители собрались в Стокгольме для обсуждения принципов заключения мира. Чтобы убедить Гюнтера, ему нужно сказать, что Финляндия находится [217] на перепутье. Если Финляндия обратится к западным государствам с просьбой о помощи, война может охватить весь Северный регион, поэтому в интересах Швеции проявить инициативу.

По словам Эркко, Гюнтер считал, что момент выбран благоприятный. Он обещал передать информацию в Москву через шведского посла Ассарссона и в среду известить мадам Коллонтай о нашем предложении. Гюнтер выразил удовлетворение, что мы воспользовались услугами Швеции.

Запад и СССР объявляют свои позиции

Вальден возвратился из ставки главнокомандования 23 февраля и сразу поделился новостями с Рюти, Ньюкканеном и мной. Он доложил о встречах с генералом Лингом из Великобритании и с полковником Ганевалем из Франции. Он представил нам меморандум об этих встречах, из которого становилось ясно, что целью Запада в Северном регионе было перекрыть поставки шведской железной руды в Германию, а на юге — лишить Германию доступа к бакинской нефти. Поскольку получить в свое распоряжение Баку было достаточно трудно, его могли бы просто разбомбить, а на севере готовилась военная экспедиция в Финляндию. Экспедиционный корпус предполагался из трех с половиной дивизий. Эти войска направились бы в Финляндию транзитом через Норвегию и Швецию. Финляндия должна была сделать все возможное в Стокгольме, чтобы содействовать развитию событий. Прежде всего мы должны были обратиться за военной помощью к Швеции, дав ей понять, что если наша просьба останется без удовлетворения, то мы вынуждены будем просить о помощи Англию и Францию. В этой связи мы должны были просить о праве на транзит для западных сил. На втором этапе мы [218] должны были поставить Швецию в известность о том, что уже обратились за помощью к западным странам, и снова просить о разрешении на транзит для их вспомогательных сил. К этому времени союзные войска уже будут находиться поблизости от побережья Норвегии, готовые к высадке. Англия и Франция рассчитывали, что при таких обстоятельствах Норвегия и Швеция будут вынуждены дать свое согласие на их проход по своей территории. Были сомнения только относительно недостаточной пропускной способности норвежских и шведских железных дорог, которая могла осложнить переброску войск и транспортировку боеприпасов и снаряжения.

У нас сложилось сложное отношение к этой помощи. Она была чересчур ограниченной, чтобы покрыть наши потребности, к тому же существовало много препятствий на дороге к месту ее назначения. Мы узнали, что вражеские войска находятся уже поблизости от Виипури (Выборга). Линия обороны была там весьма слабой, и ее прорыв был вопросом нескольких дней.

Когда Ньюкканен спросил, каковы планы министерства иностранных дел и премьер-министра, я указал ему на необходимость мира. Западная помощь была весьма ненадежным инструментом обороны и могла остановиться на побережье Норвегии. Она могла втянуть нас в большую войну, невыгодную Финляндии.

Рюти говорил осторожно, не занимая какую-то определенную позицию. Мы должны стараться получить как шведскую, так и западную помощь, но в то же время действовать в интересах мира.

Я заметил, что у нас есть в распоряжении каналы для организации переговоров, но мы не получили поддержки от комиссии по внешнеполитическим вопросам кабинета министров. Что касается западных государств, они всегда опаздывали со своими действиями. [219] Пока их помощь придет к нам, вся Южная Финляндия может быть оккупирована.

Ньюкканен покинул нас, а мы, оставшись втроем, решили приложить самые активные усилия для достижения мира, даже если придется уступить какие-то территории. Мне было поручено узнать, получил ли министр иностранных дел Швеции Гюнтер ответ из Москвы.

Во второй половине дня 23 февраля из Стокгольма мне позвонил Эркко и сообщил, что около полудня он получил сведения о точных требованиях Москвы. Молотов связался со шведским послом в Москве Ассарссоном, который передал информацию в министерство иностранных дел Швеции.

В качестве минимальных условий для начала переговоров русские требовали: 1) уступки Ханко; 2) передачи Карельского перешейка, включая Виипури (Выборг); 3) передачи северо-восточного побережья Ладожского озера, включая Сортавалу — приблизительно до границы, на которую вышел в 1721 году Петр Великий. С другой стороны, Советский Союз был готов вывести свои войска с других территорий, включая Петсамо. В число требований входило также заключение соглашения об обороне Финского залива, в котором должны были участвовать Советский Союз, Эстония и Финляндия.

Кроме того, Советский Союз дал понять, что не придает никакого значения помощи, предложенной Западной Европой. Если предъявленные требования не будут теперь приняты, то позднее будут выдвинуты другие. Москва еще раз намекала на возможность заключения соглашения по Аландским островам в союзе со Швецией, которой Гюнтер пренебрег.

Снова была созвана комиссия по внешнеполитическим вопросам кабинета министров. Заседание состоялось [220] стоялось в 18.00, на нем присутствовали все члены комиссии и президент Каллио.

Открыв заседание, я представил подробный обзор ситуации и альтернатив, имеющихся в нашем распоряжении. Затем прошло оживленное обсуждение, во время которого члены комиссии сочли советские условия чудовищными, поскольку они разрушали географическое единство Финляндии.

Вальден доложил о переговорах с представителями Англии и Франции, сказал, что положение на фронте очень непрочно. Мнения разделились, как и во время заседания 12 февраля. Комиссия решила, что должны быть получены ответы на следующие вопросы:

1. Будут ли получены вспомогательные силы из Швеции? Если да, то когда и сколько?

2. Согласится ли Швеция предоставить западным вспомогательным силам право прохода на основании статьи 16 устава Лиги Наций?

3. Когда западные вспомогательные силы могли бы прибыть к пункту своего назначения?

Далее было предложено дождаться возвращения профессора Т.М. Кивимяки из Германии. Он должен был встретиться с германскими лидерами, в том числе с Германом Герингом.

После завершения заседания я позвонил по телефону Эркко и попросил его довести вопросы 1 и 2 до сведения шведского правительства.

На следующий день, 24 февраля, Эркко доложил, что передал эти вопросы Гюнтеру, попросив ответить побыстрее. Гюнтер собирался отправиться на встречу министров иностранных дел Скандинавских государств в Копенгаген; он даже отложил свою поездку на двадцать четыре часа. Во второй половине этого дня Эркко был приглашен к Гюнтеру, чтобы получить письменный ответ на поставленные вопросы. Шведский ответ был предварительно одобрен комиссией [221] по внешнеполитическим вопросам риксдага. Швеция обещала ускорить отправку добровольцев, но что касается транзита западных вспомогательных сил, то по этому поводу шведский кабинет министров занял твердую отрицательную позицию.

Поскольку в этом ответе точно описана занятая Швецией позиция, привожу его здесь полностью:

«Господин поверенный в делах!

В ответ на вопросы, содержащиеся в вашем письме от 23 февраля, о возможности шведского правительства оказать помощь Финляндии, сообщаю вам следующее.

Прекрасно зная о солидарности между шведским и финским народами, шведское правительство старалось, с самого начала финско-советского конфликта, оказывать помощь Финляндии. При этом оказалось необходимо учитывать различные точки зрения. С одной стороны, правительство ясно понимало чрезвычайное значение помощи, которую могла получить Финляндия. С другой стороны, такая помощь могла обернуться расширением конфликта. Шведское правительство считает, что существует опасность втягивания Швеции в войну между великими державами и превращения ее в театр военных действий из-за ее усилий в помощи Финляндии. По этой причине правительство считает своим долгом избегать шагов, которые повлекли бы за собой опасность такого рода.

Шведское правительство подтверждает свою готовность предоставить всю гуманитарную помощь, которую Швеция может осуществить. В высшей степени необходимо получить конкретный перечень требуемых предметов потребления с указаниями количества.

В отношении подразделений, сформированных из добровольцев, можно ожидать, что их увеличение произойдет в самое ближайшее время. Для этого предпринимаются самые серьезные усилия. [222]

В настоящий момент не следует рассчитывать на подразделения, сформированные не на добровольной основе, как и на право прохода подразделений стран, находящихся сейчас в состоянии войны.

Христиан Гюнтер».

Шведский посол в Хельсинки Стиг Сахлин побывал у меня с визитом. Я рассказал ему об условиях мира, предложенных Советским Союзом, о моем запросе в Стокгольм и об ответе. Он пока еще не получил эту информацию от своего правительства.

Мне нанес визит Пол Дюкс из британской разведки. Я знал его как весьма разумного и проницательного человека. Он весьма обстоятельно поделился со мной своими наблюдениями, сделанными в Финляндии, и выдвинул предложение об организации пропагандистской кампании как в Советском Союзе, так и на Западе.

Паасикиви посетил меня, чтобы поговорить о своих предложениях:

1. При договоре с западными государствами мы должны получить от них определенные обязательства. Они должны стоять насмерть вместе с нами на фронте, поддерживать нас в мирных переговорах после окончания войны.

2. В ходе переговоров с Советским Союзом мы должны занять следующую позицию: уступить полуостров Ханко и провести линию границы на Карельском перешейке между Суванто и Сейвястё.

3. Следует воздействовать на отечественную прессу. Газеты слишком уверены в победе и не дают реального положения на фронте.

В тот же день, 24 февраля, члены кабинета министров встретились с генералом Лингом и узнали от него о планах, разрабатывавшихся в Англии. У нас [223] создалось впечатление, что эти планы весьма неопределенные. Затем мы побывали у президента и доложили ему об этой встрече.

Вечером я еще раз переговорил с генералом Лингом. На встрече присутствовал новый британский посол в Финляндии Гордон Веркер. Но прежде чем описать эту встречу, я хотел бы рассказать о моей первой встрече с Веркером.

Он был назначен британским послом в Хельсинки, сменив Сноу, который, по мнению своего правительства, проводил недостаточно твердую линию. После его прибытия было назначено время вручения верительных грамот президенту. К назначенному сроку я прибыл в резиденцию президента, поскольку по долгу службы должен был присутствовать на церемонии. Но незадолго до приема посла завыла сирена воздушной тревоги, предупреждая о налете бомбардировщиков на город, и мы принялись гадать, появится ли наш гость. Довольно долго мы ждали нашего гостя в зале для приемов. Но звук сирены становился все более сильным, и мы сочли за лучшее спуститься в бомбоубежище, построенное во дворе резиденции. За просторным помещением, предназначенным для служащих, находился небольшой отсек для президента площадью около четырех квадратных метров. Мы устроились там, ожидая отбоя тревоги. Но через несколько минут кто-то из служащих доложил, что новый британский посол просит принять его. Президент Каллио решил, что примет его здесь, и Веркер присоединился к нам. Он рассказал, что ехал в резиденцию, когда началась тревога. Добросовестные финские полицейские настояли, чтобы он укрылся в одном из общественных бомбоубежищ, несмотря на его протесты и утверждения, что он является представителем иностранного государства и выполняет важную миссию. Когда наступило короткое затишье, он продолжил свой путь и встретился с нами, снова оказавшись в бомбоубежище. Он сделал краткое [224] заявление и вручил свои верительные грамоты. Президент принял грамоты и произнес ответную речь, которую я перевел на английский. После этого наш разговор продолжился, поскольку налет оказался довольно продолжительным. Веркер был в восторге от этого «государственного приема» и заявил, что будет помнить о нем всю свою жизнь.

Новый британский посол попросил меня о первой встрече вечером 24 февраля, сказав, что у него есть важные новости. Было уже довольно поздно, я только что пришел домой, но обещал принять его у себя. Он прибыл вместе с генералом Лингом и секретарем посольства Кеннетом Гарни. Их сопровождал государственный советник Хаккарайнен.

Веркер хотел поговорить со мной наедине, и мы оставили других гостей в соседней комнате. Затем к нам присоединился генерал Линг, и речь пошла об отправке вспомогательных сил, планируемой Англией и Францией. План уже вырисовывался куда детальнее, чем раньше.

Веркер сказал, что в его стране многие хотят оказать помощь Финляндии. Общественное мнение побуждает правительство делать все возможное, и само правительство действует достаточно энергично. Войска, вооружение и суда уже практически готовы к отправке. Они могли бы отправиться в путь 15 марта и прибыть к нам 15 апреля. Предполагалось, что британские вспомогательные силы займут оборону на северном участке фронта, на широте Кеми; но по предложению маршала Маннергейма было решено использовать их для обороны южных районов, поэтому финские войска получат значительную свободу действий на Карельском перешейке. Единственным препятствием для прибытия этих сил будет транзит через Скандинавию. Финляндия должна сама добиться права прохода. Лучше всего сначала неофициально известить об этом шведское и норвежское [225] правительства, чтобы они обсудили этот вопрос. После направления Финляндией официальной просьбы о западной помощи следует официально запросить у правительств Норвегии и Швеции право на транзит, сообщив об этом в прессе. Таким образом, эти страны будут вынуждены дать положительный ответ.

После этого произошел следующий диалог.

Т а н н е р. Я сомневаюсь, что Норвегия и Швеция предоставят право транзита. Они уже предупредили нас, что не пойдут на это.

В е р к е р. Чего они боятся? Германии? Т а н н е р. Отчасти Германии; кроме того, хотят остаться нейтральными. Они не хотят быть втянутыми в большую войну. Мы просили их о помощи и выяснили, что их нейтралитет — способ избежать участия в войне. Мы совсем недавно просили их о транзите официально, а раньше выясняли этот вопрос неофициально.

В е р к е р. Думаю, это будет обсуждаться на конференции министров иностранных дел Скандинавских стран в Копенгагене. Направлялись ли просьбы о помощи Дании и Норвегии?

Т а н н е р. Дании — нет. Норвегия же еще осторожнее, чем Швеция. Дания целиком находится под влиянием Германии.

В е р к е р. Вопрос, вероятно, будет трудно уладить. А если Англия пообещает вмешаться в случае германского давления на них?

Т а н н е р. Не думаю, что это поможет.

В е р к е р. В любом случае дело нужно уладить конфиденциально. Финляндия должна как можно быстрее принять решение и направить официальную просьбу о западной помощи. Следует принять решение не позже следующей недели.

Т а н н е р. Сколько подразделений могут быть направлены к нам? [226]

Веркер перечислил несколько подразделений.

Т а н н е р. Сколько общим числом?

В е р к е р. От двадцати до двадцати пяти тысяч человек. Но не надо оценивать только численность личного состава. Эти подразделения хорошо оснащены автоматическим оружием. И по своей огневой мощи превышают обыкновенные части по крайней мере вдвое.

Т а н н е р. Я обещаю немедленно довести этот вопрос до сведения кабинета министров. Но его предстоит обсудить также и в парламенте, сначала на заседании комиссии по внешнеполитическим вопросам.

Л и н г. Может быть, стоит использовать некоторую хитрость: отправить вспомогательные войска через Скандинавию как группы частных лиц? Возможно, в этом случае им разрешат транзит.

Т а н н е р. Не окажемся ли мы втянутыми в большую войну? И придется ли нам участвовать в ней до конца?

Л и н г. Но официально Финляндия не находится в состоянии войны с Россией. Англия также не будет в состоянии войны с Россией. Британские воинские части на фронте будут решать ограниченные задачи.

Т а н н е р. Может ли Финляндия получить гарантии, что ее независимость и границы останутся в неприкосновенности? Можем ли мы быть уверены, что эти вопросы будут решены на мирной конференции?

Веркер сделал несколько заметок в своем блокноте. Он сказал, что представит эти вопросы на рассмотрение правительства.

Здесь Линг добавил, что этот аспект проблемы представляется ему чрезвычайно важным.

Т а н н е р. А как насчет финансового обеспечения продолжительной войны? Могла бы Англия позаботиться об этом? Если война затянется надолго, мы не сможем нести ее бремя. [227]

Л и н г. Разумеется, я обговорю это с моим правительством.

Я обещал ускорить процесс принятия Финляндией решения и сразу сообщить о результате.

В заключение оба гостя еще раз подчеркнули важность скорейшего решения этого вопроса. Время идет, и Финляндия не сможет долго обороняться в одиночку.

Я попросил Веркера сделать копию заявления британского правительства. Он обещал мне прислать ее на следующий день.

Профессор Т.М. Кивимяки, который по поручению кабинета министров посетил Берлин, известил нас телеграммой, что Германия не станет возражать против активного участия Швеции в финской войне, если западные государства не вмешаются в нее. Она не будет возражать против транзита западных добровольцев. Но люди, с которыми Кивимяки встречался, советовали заключить мир.

Утром пришла телеграмма от Эркко с сообщением о том, что мадам Коллонтай оказывает нажим на Финляндию, чтобы та приняла советские условия без промедления.

На 15.00 было назначено заседание Государственного совета для обсуждения обстановки. Участвовали также президент Каллио и генерал Вальден. Первым выступил премьер-министр, сделав обзор положения на фронте. Я доложил о переговорах, которые состоялись со Швецией и представителями Запада, а также о наших мирных инициативах. Как ни странно, но в пользу мирных переговоров выступили только Паасикиви, Мауно Пеккала и я. В ходе дискуссии я пожалел, что не заручился поддержкой комиссии по внешнеполитическим вопросам. Решительными противниками заключения мира на предложенных нам условиях были [228] Борн, Ханнула, Хейккинен, Саловаара и Сёдерхельм — шесть членов Государственного совета. Президент, который несколько дней тому назад был склонен к переговорам, теперь испытывал колебания. Это доказывало, что активность западных посланцев сыграла свою роль.

Но решение опять не было принято. Все согласились только в том, что я должен еще раз отправиться в Стокгольм для выяснения ряда вопросов со шведским кабинетом министров и советским послом.

Утром следующего дня, 26 февраля, я позвонил в Стокгольм Эркко и попросил его узнать, сможет ли премьер-министр Ханссон принять меня завтра. Я сказал ему, что хотел бы встретиться и с мадам Коллонтай. Эркко перезвонил мне через два часа и сообщил, что премьер-министр Ханссон будет ждать меня завтра в десять часов утра.

Днем я пригласил к себе Веркера и французского посла Магни и передал им информацию о советских условиях мира. Эта информация была также передана по телеграфу послу Грипенбергу в Лондон и послу Хольма в Париж.

Вечером того же дня состоялось заседание правления социал-демократической партии, на котором было зачитано послание Карла Августа Фагерхольма, содержащее серьезные опасения относительно заключения мира на предложенных условиях. Тем не менее совет партии был един в том, что заключение мира является насущным требованием. По крайней мере, здесь я обрел поддержку моих чаяний.

Вечером, после заседания, я отправился в свою третью поездку в Стокгольм.

Рюти снабдил меня двумя директивами для обсуждения ситуации со шведским правительством и мадам Коллонтай. [229]

Моя третья поездка в Стокгольм

Я прибыл в Стокгольм 26 февраля в полночь по стокгольмскому времени. Хотя было уже поздно, Эркко, профессор Т.М. Кивимяки и я проговорили два часа в моем гостиничном номере.

Кивимяки, который только что вернулся из Германии, сообщил нам, что все, с кем он встречался, советовали нам заключить мир, даже на жестких условиях. При любом повороте событий, считали они, как только закончится большая война, будет шанс вернуть все отданные территории. Финляндия может сказать, что она сражалась до предела своих возможностей и теперь выходит из войны.

Из рассказа Кивимяки стало ясно, что граф Гольц, после получения от Паасикиви письма, был принят Гитлером и обсуждал с ним финский вопрос. Затем германское правительство предложило свою помощь в мирном урегулировании, но Москва отвергла это предложение.

Мы решили, что Кивимяки должен доложить комиссии по внешнеполитическим вопросам кабинета министров о результатах этой поездки.

На следующее утро 27 февраля ко мне в гостиницу заехал генерал Раппе, командующий шведским Генеральным штабом. Он начал с разъяснения шведской позиции. С его точки зрения, отправка добровольцев в Швецию не принесет никаких результатов, а Швеции придется официально участвовать в войне. Он также считал, что, если Финляндия обратится за помощью к Западу, Швеция окажется втянутой в большую войну.

Я согласился с его мнением относительно отправки добровольцев, но сказал, что мы никогда не просили Швецию официально участвовать в финской войне. Я также рассказал ему о планах западной помощи.

Эта беседа длилась около часа. [230]

В десять часов я уже был в кабинете премьер-министра Ханссона. Я сказал, что хочу поговорить наедине с ним, поскольку наш предыдущий разговор носил чересчур официальный характер из-за присутствия министров Скёльда и Гюнтера. Ханссон ответил, что рад возможности встретиться «без протокола».

Я начал с того, что нам предстоит принять окончательное решение. Поэтому нам очень важно тщательно проанализировать ситуацию и возможные последствия. Поэтому мне нужно задать ему ряд вопросов, на которые прошу дать откровенные ответы.

1. Характер помощи Швеции. Я спросил, какой объем может составить помощь, предложенная Швецией. Ответ, который мы получили от шведского правительства 24 февраля, весьма расплывчат. Что понимать под словами «при существующих обстоятельствах»? Какой смысл скрывается за этой оговоркой?

Ханссон ответил, что шведское участие в войне совершенно исключено, как и отправка в Финляндию регулярных армейских соединений. Любая из этих акций автоматически втянула бы Швецию в большую войну. Тем не менее Швеция готова отправлять в Финляндию добровольцев. Насколько эта мера будет эффективной, сколько добровольцев можно отправить, когда они могут появиться в Финляндии — на все эти вопросы нельзя сказать ничего определенного. Личный состав вооруженных сил Швеции получил разрешение отправиться в Финляндию в качестве добровольцев. Установленный первоначально лимит в 8 тысяч человек был вскоре увеличен до 12 тысяч; когда Швеции было заявлено, что даже этого слишком мало, лимит был увеличен на 4 тысячи человек. Таким образом, в общей сложности 16 тысяч человек могли покинуть свои части в качестве добровольцев. Силы местной самообороны получили разрешение [231] откомандировать до 10 процентов своего личного состава, если найдется столько претендентов. Но правительство не может никого обязывать. Из армии поступают весьма различные сведения об отношении личного состава. Из одних частей докладывают о наличии добровольцев, а в других их нет. Добровольцев, которые будут отправлены, надо полностью экипировать. Вопрос о добровольцах был рассмотрен комиссией по внешнеполитическим вопросам риксдага. Лишь один человек (Рикард Сандлер) высказался в пользу оказания более широкой помощи.

Затем обсудили утечку информации о моем предыдущем визите. Ханссон выразил сожаление, что этот вопрос стал достоянием общественности. Вероятно, утечка информации в прессу произошла из-за городского советника Сундберга. Сундберг предложил эту информацию газете «Stockholms Tidningen». Она не стала публиковать ее сама, но посвятила во все детали газету «Folkets Dagblad Politiken».

Я заметил, что коммюнике Ханссона и последовавшее за ним заявление короля выбили почву из-под всей шведской деятельности по оказанию помощи Финляндии и произвели очень плохое впечатление в самой Финляндии. Эти официальные заявления стоили Финляндии городов Виипури (Выборг) и Сортавала, поскольку раньше условия заключения мира были значительно скромнее.

Х а н с с о н. Какой у меня был другой выход, кроме заявления? Мог ли я все отрицать или промолчать?

Т а н н е р. Лучше было промолчать.

2. Транзит западных войск. Я поделился информацией о планах Запада, не называя никаких чисел. Если Швеция откажется направить вспомогательные силы, Финляндия будет вынуждена переориентироваться на помощь Англии и Франции. Но единственно возможный маршрут их войск — через Скандинавию, [232] используя порты Нарвик и Тронхейм. В этих условиях Швеция становится обладательницей ключевой стратегической позиции; разрешит ли она транзитный проход войск?

Х а н с с о н. Шведское правительство желает соблюдать нейтралитет и в этом вопросе. Транзит войск по нашей территории не может быть разрешен. Возможен транзит только добровольцев и небольших групп.

Т а н н е р. Как велики они могут быть?

Х а н с с о н. Трудно сейчас сказать. Не очень большие.

Т а н н е р. Могут ли они иметь при себе оружие?

Х а н с с о н. Нет.

Т а н н е р. То есть транзит невозможен; вопрос решен. На Западе, предполагаю, не захотят настаивать на этом варианте.

Х а н с с о н. Если бы западные государства решились пройти по территории наших стран против нашей воли, Швеция оказалась бы втянутой в войну на стороне России и сражалась бы против Финляндии.

3. Мирные переговоры. Я отметил, что мы больше не в состоянии вести войну собственными силами. Советские условия мира теперь куда жестче, чем ранее. Коммюнике Ханссона и заявление шведского короля выбили у Финляндии почву из-под ног. По крайней мере, Виипури (Выборг) и Сортавала теперь потеряны для нас. Будущая линия границы пройдет теперь глубже по нашей территории. Мир на таких условиях станет для нас горькой пилюлей, и народ Финляндии едва ли одобрит его. Вся структура национальной независимости, которая была возведена на общественном согласии, может быть потрясена до основания.

Ханссон ответил, что ситуация очень серьезна, но ее надо рассматривать с реалистических позиций. [233] Можно принять решение о продолжении войны, но чем она закончится? Исход может быть еще хуже. Куда больше мужества требуется, чтобы заключить мир, чем бить в барабаны войны. Он считает, что мир нужно заключить даже на таких жестких условиях.

4. Поддержка Швеции.

Т а н н е р. Если мы начнем мирные переговоры, готова ли Швеция поддержать их, сделав заявление, что Швеция вступит в войну, если Финляндии будут предъявлены очень тяжелые условия мира?

Х а н с с о н. Исключено. Это означало бы наше участие в войне.

Т а н н е р. А дипломатическая поддержка?

Х а н с с о н. В пределах наших возможностей.

5. Оборонительный пакт.

Т а н н е р. В Финляндии распространено мнение, что, если мир будет заключен в ближайшее время, советская сторона позже может предъявить новые требования и начнется новая война. Единственным способом избежать такого варианта является заключение оборонительного пакта со Швецией и, мы надеемся, с Норвегией. Как относится шведское правительство к такому варианту?

Х а н с с о н. С этой идеей шведское правительство уже знакомо. Этот пакт обязательно должен быть заключен и с Норвегией. На заседании Комитета по сотрудничеству стран Севера я уже касался этого вопроса. Если бы такой пакт существовал между нашими странами, Советский Союз ни за что не посмел бы напасть на Финляндию.

Т а н н е р. Я такого же мнения по этому вопросу.

Х а н с с о н. Но вопрос достаточно сложен, затрагивает многие аспекты и требует тщательной проработки. Необходимо скоординировать армейские круги, [234] промышленность, внешнюю политику и т.д. Потребуется активная подготовительная работа.

Т а н н е р. Разумеется. Но кто-то должен выступить в его поддержку.

Х а н с с о н. Мы подумаем, как лучше поднять этот вопрос.

6. Экономическая поддержка.

Т а н н е р. Теперь я перехожу к вопросу, ответить на который шведскому правительству будет куда проще. После заключения мира в Финляндии начнутся восстановительные работы; это весьма трудная для нас задача. Мы потеряли очень много. Можем ли мы рассчитывать на помощь Швеции, по крайней мере в виде займов?

Х а н с с о н. Несомненно. Это наш прямой долг, и мы сделаем все, что в наших силах. Вы можете рассчитывать на нас.

Покончив с этими вопросами, мы перешли к обсуждению совещания министров иностранных дел, состоявшегося 24 февраля в Копенгагене. Я пожаловался, что Финляндия не получила приглашения участвовать в этой встрече, хотя финский вопрос был основным. Я спросил, не было ли это проявлением политики нейтралитета. Если так, нейтралитет обернулся своей дурной стороной. Когда большая держава нападает на маленькую страну, «малышка» становится подобна прокаженному, которого все стараются избегать.

Ханссон очень удивился: он понятия не имел о том, как это совещание было организовано. В любом случае, заверил он меня, тот факт, что Финляндия не была приглашена на него, не говорит о мудрости его организаторов.

Наш разговор продолжался около полутора часов, затем я откланялся. [235]

В полдень состоялась моя третья встреча с мадам Коллонтай. Она произошла в доме баронессы Стёль фон Хольштайн в Валхаллавегене. Прислуга была отпущена, мы были в доме одни.

Мы говорили о новых условиях мира. Мадам Коллонтай была весьма расстроена и едва сдерживала слезы. Она упрекнула нас за то, что мы не начали переговоров раньше, когда в качестве основного требования выступал полуостров Ханко. Теперь Красная армия добилась значительных успехов и требования возросли. Я спросил ее, не являются ли эти требования пробным шаром, сможем ли мы обсуждать их.

Мадам Коллонтай ответила отрицательно. Возможно, в ходе переговоров могут быть сделаны незначительные изменения.

Я постарался объяснить ей, какие трудности для Финляндии принесет такой мир, затем изложил основные моменты меморандума Рюти и обещал передать их в письменном виде. Я высказал надежду, что ей удастся довести их до сведения Сталина. Я также сказал, что Финляндия не могла в короткий срок дать ответ на советские условия мира. В демократических странах требуется больший срок для принятия решений, чем в диктатурах. Необходимо было заручиться поддержкой парламента. Я попросил ее передать в Москву, что мы ответим в ближайшее время. Мадам Коллонтай обещала сделать это.

Не успел я войти в свой гостиничный номер, как мне позвонил Эркко и сказал, что Гюнтер просил меня зайти к нему. Эркко обещал разыскать меня.

Мы вошли в кабинет Гюнтера в 15.00. По дороге я сказал Эркко, что знаю, о чем Гюнтер хочет сказать: почему Финляндия не была приглашена на конференцию в Копенгаген. [236]

Так оно и было. Гюнтер сразу заговорил об этом и пересказал нам программу конференции.

Я изложил ему свое мнение в тех же выражениях, что и в разговоре с премьер-министром Ханссоном.

Гюнтер не мог скрыть своего огорчения оттого, что ему пришлось услышать от меня: он был поэтом и тонкой чувствительной натурой. Он сказал, что организатором конференции был премьер-министр Дании Мунч, который даже не оповестил приглашенных о повестке дня. У него не было намерения оставить Финляндию за рамками встречи.

В Финляндии происшедшее вызвало сильное раздражение. Чем, в конце концов, обернулась хваленая скандинавская солидарность?

Справедливости ради я должен заметить, что о нас не совсем забыли в ходе копенгагенской встречи министров иностранных дел. Двадцать пятого февраля я получил телеграмму следующего содержания: «Выражая искреннее сочувствие сражающемуся братскому народу, мы шлем вам свои самые сердечные пожелания и надежды на то, что финский народ обретет мир и независимость. Кохт. Гюнтер. Мунч ».

После этого разговор коснулся тех трудностей, которые испытывает Финляндия при выборе направления дальнейшего движения. Должны ли мы заключать мир или рассчитывать на помощь Запада?

Я выразил сожаление, что после решения Швеции мы остались в одиночестве. Если бы нам пришлось обратиться к Англии и Франции, Швеция оказалась бы в трудной ситуации. Могла бы она запретить транзит? В противном случае ей пришлось бы воевать на стороне СССР против Финляндии.

Гюнтер тоже опасался такой возможности. Он попросил меня поставить в известность Швецию до того, как мы обратимся за западной помощью.

Я обещал сделать это, хотя не понимал цели Гюнтера. Позиция Швеции уже определена, сегодня я получил [237] еще один отрицательный ответ от премьер-министра.

В 16.00 я вылетел в обратный путь. Из Турку я возвратился домой на автомобиле, захватив с собой профессора Т.М. Кивимяки. По дороге он убежденно выступал в пользу достижения мира. Он считал, что у нас нет другого пути, если мы не хотим привести страну к полному уничтожению.

Правительственные дебаты

Утром 28 февраля я уже снова сидел в своем кабинете. Несколько представителей иностранных держав пришли ко мне с визитами; им не терпелось узнать последние новости. Среди них были американский и британский послы; англичанин сказал, что у него есть важное сообщение. Форин Офис {55} попросил его передать финскому правительству следующую информацию:

«1. В соответствии с данными Генерального штаба войска будут прибывать в Финляндию между пятнадцатым и тридцатым апреля, и к концу месяца Англия и Франция будут иметь в Финляндии от двенадцати до тринадцати тысяч полностью экипированных солдат и офицеров. В дополнение к этому в Швеции будут сосредоточены значительные силы для поддержки операции.

2. На мой вопрос о том, как этот контингент сможет пройти через Скандинавию, Форин Офис ответил, что они не видят особой разницы в том, проследуют ли войска как подразделения или как добровольцы. Они считают важным только численность войск, а не их статус. Существовали различные обстоятельства, которые [238] побуждали отправить армейские силы под видом добровольцев.

3. На мой вопрос о том, какая помощь будет оказана Швеции, если Германия станет оказывать на нее давление, был дан ответ, что это согласуют со Швецией. В любом случае союзники окажут всю необходимую помощь».

Я задал Веркеру несколько вопросов, на основании которых развернулась целая дискуссия.

Я снова спросил, может ли Англия дать гарантии сохранения нашей независимости и неизменности наших границ, будем ли мы участниками окончательного мирного урегулирования.

В е р к е р. Я просто не могу ответить положительно. Но если Англия примет участие в войне на стороне Финляндии, то она сделает все, чтобы гарантировать независимость вашей страны.

Т а н н е р. Как долго Англия рассчитывает держать свои войска на территории Финляндии? В е р к е р. Англия будет держать здесь свои войска до заключения мира, если только не возникнет насущной необходимости их присутствия в другом месте. Эти войска будут защищать интересы Финляндии до самого конца. Я заверяю вас, что Англия поддержит Финляндию на все сто процентов. Я уже отправил в Лондон советские требования, но еще не получил ответ по этому поводу.

В 14.00 я вошел в здание Банка Финляндии, чтобы встретиться с Рюти. Именно в этот момент из Стокгольма позвонил Эркко. Он сообщил, что сегодня в одиннадцать часов утра мадам Коллонтай передала через министра иностранных дел Гюнтера, что Финляндия должна в течение двух дней дать свой ответ на советские условия. Эркко спросил Гюнтера, должны ли мы считать это заявление ультиматумом, [239] поскольку в нем был точно обозначен временной предел. Понтер ответил, что он так не считает. Мадам Коллонтай также сообщила, что она передала меморандум Рюти в Москву по телеграфу.

В 15.00 собрался Государственный совет, чтобы узнать о результатах моей поездки. Присутствовали также президент Каллио, профессор Т.М. Кивимяки и генерал Вальден.

Я сделал подробный обзор всей информации и завершил свой доклад словами о том, что ситуация требует принятия решения. Мы долго ждали помощи, но в настоящий момент совершенно одиноки. Вспомогательные силы Запада не смогут оказать решающего эффекта в ходе войны, они только затянут конфликт и вовлекут нас в большую войну. По моему мнению, решающее значение имела позиция Швеции, которая не разрешила транзит войск. Теперь у нас нет выбора: мы должны принять выдвинутые условия, какими бы тяжкими они ни были. Россия добилась того, к чему она стремилась; но мы добились отречения России от правительства Куусинена.

Кивимяки рассказал о своей поездке. Он побывал в Стокгольме, Осло и Копенгагене, пытаясь понять настроения в этих странах и склонить их к отправке помощи. Нет никакой надежды, что Швеция окажет нам помощь своими вооруженными силами. Она также не дала согласия на транзит западных войск.

В ходе своей поездки в Берлин Кивимяки выяснил, что финская война была нежелательна для Третьего рейха, поскольку нарушала поставки из СССР в Германию. Германский народ благожелательно относился к Финляндии, и вступление Швеции в войну не противоречило бы интересам Германии. Тем не менее в Германии считали, что немногочисленные вооруженные силы Швеции были совершенно недостаточны для обеспечения перелома в войне. [240]

Вальден доложил о положении на фронте, сказав, что ситуация там весьма серьезная. Возникла оживленная дискуссия, показывающая мне, что острота вопроса достигла решающей фазы.

Премьер-министр Рюти безоговорочно присоединился к моему мнению. С его точки зрения, легкомысленно ждать чуда в сфере международной политики, поэтому мы должны заключить мир даже на самых жестких условиях.

К этой позиции присоединились Котилайнен, Паасикиви и Хейккинен.

Ньюкканен и Ханнула жестко возражали против заключения мира на продиктованных нам условиях.

Президент Каллио в своем заявлении сказал, что положение трагическое. Лига Наций единогласно обещала помощь. Швеция и Норвегия тоже проголосовали за это решение, но теперь они не хотят позволить другим странам помочь нам. Ужаснее всего то, что правительство, заключив мир на этих условиях, не будет иметь за собой единой нации. По мнению президента, следовало узнать точку зрения маршала Маннергейма. Это отнюдь не значит, что правительство прячется за спину маршала; но следовало выяснить его мнение, чтобы сохранить дух единства.

Я напомнил, что на следующее утро нужно представить согласованную позицию кабинета министров на комиссии по внешнеполитическим вопросам парламента. В тот же день вечером вопрос должен быть передан на рассмотрение парламентских фракций, а утром 1 марта — на рассмотрение всего парламента.

Решили, что премьер-министр Рюти, министры Борн, Фагерхольм, Хейккинен, Сёдерхельм и генерал Вальден должны срочно выехать в ставку для консультаций с главнокомандующим, чтобы вернуться в Хельсинки утром.

Когда мы рассматривали вопрос о заключении мира, появился посол Франции, выразивший надежду [241] французского правительства на то, что официальный призыв о помощи будет сделан немедленно. В то же время посол в Лондоне Грипенберг в своей телеграмме докладывал, что, по мнению британского правительства, отправка вспомогательных сил будет зависеть исключительно от позиции шведского правительства. Он был проинформирован лордом Галифаксом, британским министром иностранных дел, о том, что 26 февраля советский посол Майский просил его передать нам условия мира (которые были позже доведены до нас через Швецию), но Галифакс отказался это сделать. Такова была противоречивая ситуация.

Дальше события стали развиваться все быстрее. Следующий день, 29 февраля, оказался весьма насыщенным и важным.

Я попросил комиссию по внешнеполитическим вопросам парламента собраться на заседание в девять часов утра. В своем выступлении я изложил всю информацию о том, что произошло после последнего заседания 21 февраля. Ставка главнокомандования продолжала переговоры с представителями Англии и Франции по вопросу оказания помощи. 23 февраля мы получили советское уведомление об условиях для мирных переговоров. Переговоры со шведским правительством о вспомогательных силах дали отрицательный результат. Последняя новость — требование Советского Союза о принятии решения в течение двух дней. Кабинет министров еще не смог определить своего отношения к ним, но, тем не менее, хочет ознакомить комиссию по внешнеполитическим вопросам парламента с положением дел. Важно, чтобы парламентские фракции могли собраться этим же вечером и определить отношение парламентского большинства. Члены комиссии заявили, что, даже при нынешнем положении дел, они полностью поддерживают заключение [242] мира на предложенных условиях. Резко отрицательную позицию занял только депутат Кекконен.

Поскольку не было возможности огласить перед Комиссией позицию кабинета министров, комиссия решила снова собраться в 18.00. Было решено, что парламентские фракции соберутся на свои заседания в 19.00.

Я едва успел вернуться в свой кабинет, когда вошел британский посол Веркер. Он получил телеграмму от своего правительства, получившего сведения о намерении финского правительства обратиться к правительству Германии с просьбой о посредничестве для начала мирных переговоров. Британское правительство просило Веркера узнать, есть ли за этим что-то конкретное.

Я заверил его, что это только слухи. Я зачитал Веркеру телеграмму от Грипенберга, в которой высказывалась мысль, что слухи могли исходить из Рима.

В е р к е р. Как такое возможно?

Т а н н е р. Думаю, я знаю, что произошло. Нам нанес визит граф Бех в качестве посланника итальянского министра иностранных дел Чиано. Он говорил с Рюти о том, что Италия может попытаться склонить Германию стать инициатором мирных переговоров. Рюти предоставил ему свободу действий в этом плане.

В е р к е р. Это объясняет возникновение слухов.

Затем он рассказал мне интересную историю. Когда Галифакс отказался передать Финляндии советские условия мира, советский посол Майский рассердился и принялся угрожать тем, что эта позиция может иметь непредсказуемые последствия для отношений между Советским Союзом и Англией. Галифакс ответил, что будет трудно предотвратить такой конфликт, если Советский Союз намерен продолжать войну с Финляндией и выдвигает условия, которые ей трудно принять. [243]

Веркер сказал, что эта самая последняя информация может помочь нам в принятии решения. Он спросил, принято ли уже решение об обращении к Англии и Франции с просьбой о помощи. Т а н н е р. Решения еще нет. Мы как раз сейчас обсуждаем этот вопрос. В то же время мы обдумываем и требования, предъявленные Советским Союзом. Нам ультимативно отвели два дня для представления ответа.

В е р к е р. Это весьма важное известие.

Т а н н е р. Если мы были бы уверены в эффективности предложенной помощи, принять решение было бы просто. Но поскольку уверенности нет, решить вопрос очень трудно.

Члены кабинета министров, ездившие в ставку для встречи с главнокомандующим, вернулись в столицу поздним утром, поэтому новое заседание кабинета министров состоялось в 16.00. Министры доложили о ситуации на фронте и мнении главнокомандующего. По его мнению, ситуация была «не просто критической, а вызывающей крайнее беспокойство». Теперь все ездившие в ставку были готовы принять советские условия. Остальные члены кабинета министров согласились с их позицией, за исключением Ханнула и Ньюкканена.

На заседании комиссии по внешнеполитическим вопросам парламента, которое состоялось в 18.00, споров почти не было. Когда члены комиссии узнали, что кабинет министров решил поддержать отправку положительного ответа Советскому Союзу, все члены комиссии, за исключением депутата Кекконена, присоединились к этому решению.

Собрания парламентских фракций, которые планировалось провести несколько раньше, состоялись в 19.00. Я изложил состояние дел на самый последний [244] момент перед членами социал-демократической фракции, которая единогласно одобрила позицию кабинета министров. «Буржуазные» (то есть несоциалистические) фракции сначала собрались на совместное заседание, и на нем премьер-министр Рюти доложил всю необходимую информацию. За этим последовало сумбурное обсуждение, в ходе которого Рюти дал дополнительные разъяснения. Когда совместное заседание закончилось, «буржуазные» фракции разделились, чтобы провести отдельные заседания, после чего совместное заседание возобновилось в 21.00. К этому времени на нем появился и я. В конце концов, почти все присутствующие одобрили позицию кабинета министров.

Несмотря на все предосторожности, известие об этом заседании проникло в дипломатические круги. Возможно, именно поэтому французский посол Магни попросил принять его в 21.30. Я принял его в одной из комнат здания парламента, где еще продолжались заседания отдельных фракций. От имени своего правительства он сообщил мне, что готовятся к отправке дополнительные подразделения численностью до 20 тысяч человек, сформированные из британцев, французов и поляков. Если финские войска на фронте продержатся еще несколько недель, вспомогательные войска подоспеют в решающий момент. Однако если Финляндия решила заключить мир, это означает полную капитуляцию, и финскому правительству придется нести ответственность за расчленение страны.

Когда я напомнил ему о поступившей от Хольма информации о том, что прибытие помощи в марте невозможно, Магни заверил меня, что войска будут у нас своевременно.

Я спросил его мнение о том, сможет ли Франция поддержать Финляндию на мирных переговорах с Советским Союзом, что способствовало бы достижению [245] более выгодных для нас условий мира. И если на этих переговорах мы не сможем прийти к удовлетворительному решению, возможно ли впоследствии вернуться к вопросу о помощи Запада? Посол Магни выразил сомнения относительно такой возможности. Симпатии Запада к Финляндии неизбежно остынут за это время. С момента начала переговоров Финляндия, скорее всего, начнет дрейфовать к Германии, и это станет большой удачей для нацистов.

Когда заседания парламентских фракций закончились, кабинет министров снова собрался в 23.15 для принятия решения о форме ответа для Советского Союза. В окончательном виде он гласил:

«Финское правительство, которое выражает надежду на прекращение военных действий и заключение мира, полагает, что полученные им условия пригодны для начала переговоров, и в принципе принимает их. Финское правительство ожидает предложений советского правительства о времени и месте начала переговоров. Финское правительство полагает Москву удобным местом для этой цели».

Текст ответа был сразу отправлен Эркко с указанием не передавать ответ до получения инструкции на этот счет.

Государства запада проявляют активность

Редко кто бывает в таком искреннем заблуждении насчет того, что все уже решено, как случилось с кабинетом министров. За принятием решения последовала еще неделя, в течение которой пришлось «сражаться» [246] с множеством проблем, взвешивать все «за» и «против».

Едва только кабинет министров принял решение, как немедленно подвергся сильнейшему давлению извне. Франция и Англия вышли из своего оцепенения и поняли, что необходимо предпринять конкретные действия для образования нового фронта в Финляндии. Сначала они считали, что Финляндия в своем безвыходном положении ухватится за их предложение. Но этого не произошло, и теперь они пытались удержать Финляндию от мирных переговоров с Советским Союзом. Посол в Лондоне Грипенберг и посол в Париже Хольма звонили ночью премьер-министру, чтобы передать ему самую свежую информацию, а Рюти позвонил мне в половине второго ночи, чтобы сообщить о сути этих разговоров. Нам становилось все яснее и яснее, что Финляндия занимает важное место в стратегии Запада. Сказать по правде, мы никогда не считали, что помощь была предложена ради наших прекрасных голубых глаз.

Этой же ночью поступили и другие важные телеграммы. Хольма докладывал, что премьер Даладье обещал обеспечить прибытие вспомогательных сил до конца марта. Время прибытия зависело, по его словам, от Лондона, который не мог отправить свои части раньше 12 марта. Франция могла бы подготовить своих людей раньше. Чуть позже той же ночью пришла еще одна телеграмма от Хольма с докладом о том что Даладье еще раз обещал скорейшую отправку вспомогательных войск в нужном количестве. Информация, поступившая в течение этой ночи, дала много новых поводов для размышлений.

Когда забрезжил рассвет утра 1 марта, стало ясно что наступающий день будет одним из решающих. В одиннадцать часов Советский Союз потребует ответ, [247] в котором должно быть сказано, принимаем мы условия мира или отвергаем их. Нужно было успеть проанализировать последние заявления Запада. Поэтому я решил как можно раньше собрать кабинет министров.

Заседание кабинета министров началось в 10.30, за полтора часа до срока передачи ответа Советскому Союзу. (Стокгольмское время отстает на один час от финского.) В заседании принял участие также президент Каллио. Я изложил все, что узнал с прошлого вечера. В соответствии с последними официальными заявлениями Франции западная помощь может достичь 50 тысяч человек, которые должны прибыть в Финляндию к концу марта. Франция и Англия примут меры для обеспечения транзита этих сил через Норвегию и Швецию. Франция дополнительно просила не продолжать обсуждение условий мира с Советским Союзом. Аналогичное известие пришло к нам из Лондона от нашего посла Грипенберга, который докладывал о срочных приготовлениях к отправке этих сил. Но если переговоры с Советским Союзом будут продолжены, все приготовления будут свернуты, а поставки вооружения и экономическая помощь будут приостановлены. При таких обстоятельствах Финляндия окажется бессильной противостоять новым требованиям со стороны Советского Союза. Англия не считает позицию Швеции по праву на транзит окончательной.

Я пожаловался, что в самый последний момент нам нужно решать, в какую сторону правильнее повернуться. Советское предложение, возможно, не будет повторено, если мы не примем его сейчас. С другой стороны, оставалось неясным, могут ли Англия и Франция осуществить свои намерения. Советский Союз знал об этих намерениях Запада, поэтому требовал дать срочный ответ. Если была бы возможность спокойно оценить дальнейшие намерения советской [248] стороны, желание избежать преждевременного втягивания в мировую войну, то можно было бы ответить Советскому Союзу ни положительно, ни отрицательно, а поставив новые вопросы. Так мы могли бы выиграть несколько дней, в течение которых прояснилась бы ситуация на Западе. Мы обратились бы с просьбой дать официальное подтверждение немедленной отправки обещанных 50 тысяч человек, срочной поставки сотни бомбардировщиков с обученными экипажами. Я также доложил, что накануне вечером ответ, одобренный нами, был отправлен Эркко, который не мог передать его дальше без указаний на этот счет из Хельсинки.

На этот раз обсуждение проходило совсем иначе, чем накануне вечером, всего несколько часов тому назад. Размер обещанной помощи, время ее поступления стали факторами, которые необходимо было тщательно рассмотреть. Поэтому министры искали возможность выиграть время, чтобы не принимать сейчас советские условия. Президент Каллио был доволен новым поворотом дела.

Трудность заключалась в том, чтобы дать неопределенный, но мотивированный ответ Советскому Союзу. Во время заседания мне позвонил из Стокгольма Эркко, требуя сказать, должен ли он передавать наш ответ по назначению. Я обещал ответить ему в самое ближайшее время. Когда заседание закончилось в 11.45, я позвонил ему и сообщил последнее решение кабинета министров. Он должен передать:

«Финское правительство желает прекращения кровопролития и заключения мира, но поскольку в полученных предложениях ничего не сказано о новой линии границы, то оно желало бы получить уточнение по этому вопросу. Желательна информация о компенсации, которую получит Финляндия». [249]

Я попросил Эркко передать Гюнтеру:

«В соответствии со своим обещанием информируй вас, что в связи с жесткими условиями мира, предложенными Советским Союзом, финское правительств» рассматривает условия получения западной помощи».

Мы послали телеграммы в Лондон и Париж с запросами о том, могут ли государства Запада немедленно отправить 50 000 человек. Они должны прибыть в Финляндию до конца марта. Эти силы будут направлены в бой на всех фронтах по приказам главнокомандующего. Мы также запросили немедленную поставку 100 бомбардировщиков с экипажами. Мы снова поставили вопрос о транзите через Скандинавские страны.

В 14.30 я узнал от Рюти, что ему позвонил из Стокгольма Эркко и передал привет от Гюнтера. Гюнтер недоумевал, зачем сейчас уточнять линию границы: без сомнения, это худший вариант начала переговоров. Он считал, что лучше дать сейчас положительный ответ; если мы впоследствии захотели бы прервать переговоры, то предлог для этого всегда нашелся бы.

Гюнтер также твердо заявил Эркко, что Швеция не допустит прохода западных сил по своей территории.

Спустя полтора часа Эркко перезвонил мне и от имени мадам Коллонтай передал, что начало мирных переговоров целиком зависит от того, примет ли Финляндия условия, выдвинутые в качестве «базы для обсуждения». Эркко также сообщил, что Гюнтер считает, что говорить о частностях лучше во время самих переговоров, когда у Сталина будет возможность сделать «широкий жест». Поэтому Гюнтер предложил дополнить наш ответ тем, что «Финляндия готова в принципе принять советские предложения». [250]

Я сказал Эркко, что решение по поводу дополнения Гюнтера будет принято завтра.

Эркко также передал, что шведский посол в Хельсинки Сахлин скоро посетит меня, чтобы сделать заявление по тому же вопросу. Сахлин появился ближе к концу рабочего дня и передал заявление в письменном виде:

«Заявление министра иностранных дел Гюнтера послу Сахлину, сделанное по телефону 1 марта 1940 года в 16.15, для срочной передачи министру иностранных дел Таннеру:

Если финское правительство намерено дать ответ Советскому Союзу в положительном смысле, я считаю своим долгом просить добавить к этому ответу Предложение, звучащее следующим образом: «Финское правительство, таким образом, готово в принципе принять советское предложение». (Слова «в принципе» могут быть опущены.)

После досконального обсуждения вопроса с советским послом в Швеции я пришел к убеждению, что в противном случае ответ будет воспринят в Москве как отказ, со всеми далеко идущими последствиями.

Я буду благодарен вам за возможно быстрый ответ. Полагаю, что весьма неблагоразумно запрашивать, как будет установлена линия границы, но намерен передать это предложение, если Финляндия по-прежнему настаивает на этом».

Затем меня посетил британский посол Веркер, которого я информировал о самых последних событиях: мы еще не передали Советскому Союзу ответ в установленное им время; вместо этого просим дать дополнительную информацию о западной помощи. Веркер говорил о ней с энтузиазмом и советовал направить запрос о помощи без промедления. Если [251] Скандинавские страны не дадут разрешения войскам Запада на транзит, тем хуже будет для них.

По этому поводу я заметил, что такое прискорбное для Швеции и Норвегии обстоятельство не спасет Финляндию. В конце встречи я обещал держать его в курсе событий.

Теперь мы видели, что Англия и Франция стали очень активны; во второй половине дня Хольма позвонил из Парижа Рюти и сообщил, что там наблюдается большая активность по подготовке помощи. Генерал Айронсайд (британский главнокомандующий) сказал финскому военному атташе в Париже полковнику Паасонену, что в Финляндию сначала прибудут 50 тысяч человек, а затем контингент будет увеличен. Премьер Даладье сказал Хольма, что финский вопрос — самый важный политический вопрос текущего момента, и Франция делает все возможное, чтобы помочь Финляндии. Даладье обещал отправить немедленно 50 бомбардировщиков. К моменту этого разговора Хольма еще не получил нашей телеграммы с запросом 100 бомбардировщиков. Он на свой страх и риск попросил еще 50.

В течение дня пришло еще несколько телеграмм по этому вопросу. Заявления, полученные из Лондона, были более осторожными, чем из Парижа.

Конец войны

Второго марта я счел необходимым еще раз проконсультироваться со всем кабинетом министров. Заседание состоялось в одиннадцать часов в бомбоубежище Банка Финляндии. На нем присутствовал и президент.

Я доложил о событиях вчерашнего дня, особо отметив, что контакт с Москвой не прерван, хотя мы не [252] дали ответа к отведенному сроку. Швеция предпринимает попытки добиться для нас лучших условий мира. Мы стараемся оценить добросовестность предложений о помощи, исходящих от Запада, Но в парламентских кругах есть беспокойство в связи с тем, что мы не дали Советскому Союзу ответ в назначенный срок; по этой причине на вчерашний вечер было назначено заседание парламентской комиссии по внешнеполитическим вопросам. Я предложил перенести его на сегодня.

Члены кабинета министров были удовлетворены тем, что у нас сохраняются шансы на продолжение переговоров с Москвой. Мне было разрешено доложить парламентской комиссии о самых последних событиях, что я выполнил в шесть часов вечера того же дня. После моего доклада выступили несколько членов комиссии и выразили мнение, что, действуя в обоих направлениях, мы можем смягчить условия мира. Только депутат Карее жестко противился мирным переговорам на предложенной основе.

Весь день мы ждали ответ из Москвы на наше заявление, но оттуда не доносилось ни звука. Это могло означать, что Москва считает отношения прерванными. Гюнтер все больше беспокоился.

Вопрос о западной помощи также не выпадал из поля нашего зрения в течение всего дня. Посол Хольма слал срочные телеграммы из Парижа. Премьер-министр Даладье обещал немедленно отправить бомбардировщики. Из Лондона пришло известие от посла Грипенберга о том, что правительства Англии и Франции сегодня обратились в Осло и Стокгольм с запросом на разрешение транзита войск. Галифакс также сказал, что союзники намереваются направить в Финляндию столько дополнительных сил, сколько смогут пропустить порты и железная дорога. Военная операция могла начаться 15 марта. Несмотря на отрицательные ответы Норвегии и Швеции, приготовления [253] к операции продолжались, и 15 марта было определено как начало отправки союзных сил. Тогда планировалось осуществить самый сильный нажим на правительства Швеции и Норвегии для получения разрешения на транзит войск. Даже отказ не должен был стать препятствием для оказания помощи.

Известие о запросе транзита у шведского правительства дошло до нас и от Эркко из Стокгольма. Гюнтер сообщил ему, что на запрос был дан, в предварительном порядке, отрицательный ответ. Он просил Эркко проинформировать финское правительство, что, если окончательный ответ будет тоже отрицательным, Осло поступит таким же образом.

В 23.45 шведский посол Сахлин позвонил мне домой. У него было указание передать следующее заявление:

«1. Правительства Великобритании и Франции сегодня предприняли демарш по просьбе финского правительства. (Здесь я должен сказать, что на данный момент мы с такой просьбой еще не обращались.) Шведское правительство ответило, что разрешение на транзитный проход войск не может быть предоставлено. Если вопрос будет снова поднят, ответ будет таким же.

2. До сих пор нами не получено ответа по поводу нашего предложения для начала переговоров. Хотел бы знать, можем ли мы получить ответ финского правительства о нашем предложении. Буду благодарен за ответ».

День закончился, не принеся ясности, которой мы так ждали.

Третьего марта на заседании Государственного совета в 11.30 я докладывал о реакции шведского и норвежского правительств на давление Англии и Франции. По информации Эркко, министр иностранных [254] дел Гюнтер разговаривал с ним в очень жесткой манере. Гюнтер также сообщил, что несколько раз встречался с германскими представителями; они надеялись на прекращение конфликта между Финляндией и Советским Союзом, но содействия скрыть не могли.

Говоря о транзите, Гюнтер заметил, что, если на Швецию будет оказан нажим, она может превратиться в театр военных действий, поскольку Германия в этом случае нападет на Швецию. Свой высший долг, сказал Гюнтер Эркко, он видит в том, чтобы предотвратить такое развитие событий. Попробуйте представить себе, сказал Гюнтер, какой будет реакция шведов, если они узнают, что Финляндия готова ввергнуть Швецию в войну ради спасения своих городов Виипури (Выборга) и Сортавала. Эти города не являются жизненно важными для Финляндии; их утрата не приведет к распаду страны.

Позиция Гюнтера свидетельствовала, что при осуществлении посреднической миссии Швеция уделяла большое внимание своему собственному положению и безопасности.

Я доложил Государственному совету, что незадолго до начала совещания мне нанесли визиты послы Великобритании и Франции в Хельсинки. Британский посол сообщил, что в Лондоне и Париже ожидают нашего обращения об оказании помощи не позднее 5 марта. Когда они его получат, то 11 марта снова обратятся к Норвегии и Швеции с просьбой о разрешении транзита войск. 15 марта первые войсковые подразделения будут готовы к отправке. В течение первых двух недель апреля около 6 тысяч человек могут прибыть к месту своего назначения. На вопрос о том, намерены ли их страны предпринять какие-либо действия против Скандинавских стран, послы ответили обещанием самого энергичного давления. Когда я заметил, что это основная проблема, [255] французский посол Магни возразил, что транзит не проблема, а лишь вопрос стратегии.

В конце своего доклада я сказал, что мы прошли свой путь до конца. Мы уже вышли за границы срока, определенного Советским Союзом; а теперь и Запад определил для нас предельный срок — 5 марта. Но я не верю, что Англия и Франция прибегнут к прямым силовым действиям против нейтральных стран. Мы не можем дальше следовать курсом войны; нужно вернуться к переговорам для заключения мира. Мы еще не получили ответ из Москвы. Нам не остается ничего другого, как отправить первый вариант ответа, который мы одобрили раньше. Единственная корректива, которую я бы хотел сделать, — опустить предложение о том, что Москва может быть местом проведения переговоров: сейчас все отступления от главной темы излишни. Таким образом, я рекомендовал собравшимся испить горькую чашу.

Эту рекомендацию поддержали три члена кабинета министров — Фианд, Котилайнен и Пеккала. По мнению остальных, не было необходимости принимать окончательное решение; Ханнула, верный своей первоначальной позиции, считал, что мы должны обратиться за западной помощью.

Члены Совета отложили обсуждение до следующего заседания, которое назначили на 18.00. До этого времени я должен установить, был ли наш ответ передан в Москву.

После заседания премьер-министр Рюти, Паасикиви, генерал Вальден и я задержались, чтобы обсудить дальнейшие шаги. Мы решили, что можно вести переговоры, если Виипури (Выборг) и Сортавала будут исключены из состава требований.

В присутствии Рюти в 13.45 я позвонил в Стокгольм министру иностранных дел Понтеру и сообщил, что мы не передали Англии и Франции просьбу о помощи. Далее произошел следующий обмен мнениями. [256]

Г ю н т е р. Интересные известия. Благодарю.

Т а н н е р. Хочу узнать, что вы от нашего имени сообщили Москве. Был ли передан по назначению ответ, который мы подготовили?

Г ю н т е р. Не был. Мадам Коллонтай и я спорим о том, не будет ли он воспринят как отрицательный.

Т а н н е р. В таком случае ответ на какой запрос вы ждете?

Г ю н т е р. На телеграмму с просьбой о более мягких условиях.

Т а н н е р. Есть ли причины сомневаться в том, что ответ будет получен?

Г ю н т е р. Мадам Коллонтай настроена весьма пессимистично. Она не верит, что ответ будет дан.

Т а н н е р. Дополнительная фраза, которую предлагает мадам Коллонтай, означает для нас целый шлейф последствий.

Г ю н т е р. Это действительно так.

Т а н н е р. В своем письме Эркко ссылается на вашу мысль: «Если бы Россия смягчила свои условия, Финляндия дала бы ответ немедленно». Откуда исходит эта идея? На чем она основана?

Г ю н т е р. Я высказал эту мысль по предложению мадам Коллонтай. Она не особенно в нее верит, но, тем не менее, предлагает попробовать.

Т а н н е р. Я могу обещать, что Финляндия немедленно начнет переговоры, если Виипури (Выборг) и Сортавала будут исключены из состава условий. В этом случае мы немедленно заключим сделку.

Г ю н т е р. Обещаю вам попытаться что-то сделать в этом направлении.

Т а н н е р. Продолжится ли диалог с Москвой, или он считается прерванным, поскольку назначенный срок, 1 марта, уже прошел?

Г ю н т е р. Полагаю, что возможность диалога сохраняется, в особенности если ответ будет дан сегодня. [257]

Т а н н е р. Есть ли какой-нибудь совет, который вы могли бы дать нам в качестве третьей стороны-участника?

Г ю н т е р. Самое лучшее — стремиться к переговорам.

Т а н н е р. Что мы должны предпринять для этого?

Г ю н т е р. Возможно, лучше всего начать обсуждать вопрос, о котором мы говорили, — оставление Виипури и Сортавалы в составе Финляндии.

Т а н н е р. Каковы, по мнению шведской стороны, шансы на заключение оборонительного союза со Швецией? Во время моего последнего визита мы говорили об этом с Ханссоном.

Г ю н т е р. Подготовительная работа займет месяцы. В нынешней критической ситуации это неосуществимо. Но существует большой интерес к этой идее, в особенности к ее экономическим аспектам.

В течение дня послы Англии и Франции были приглашены в Банк Финляндии, где их приняли Рюти и я.

Первым прибыл Веркер в сопровождении своего военного атташе. У него было поручение своего правительства официально проинформировать нас о демарше в Стокгольме, предпринятом с целью обеспечить право прохода союзных сил. Если британское правительство до 5 марта получило бы просьбу Финляндии о помощи, войска могли бы отправиться 11 марта, прибыть в Нарвик к 20 марта и достичь Финляндии на первой или второй неделе апреля. Намеченное количество войск снова оказалось меньше того, которое недавно было названо: около 6 тысяч человек. Англия намеревалась 11 марта снова обратиться к Скандинавским странам, так как войска могли попасть в Финляндию только при содействии Скандинавских стран. Им надо было прибыть в нашу страну до того, как Ботнический залив вскроется ото льда; в противном случае германский [258] флот мог бы воспрепятствовать переброске и мог бы даже разрушить железную дорогу на Хаапаранту. Веркер сказал, что численность сил определена так, чтобы ее могли пропустить порты и пути сообщения Скандинавии, чтобы с ней справилась инфраструктура самой Финляндии. Затем Англия намерена наращивать эту группировку до такой степени, которая может потребоваться. Британские и французские войска совместными усилиями обеспечат успех этой операции.

Рюти спросил, что будет, если Норвегия и Швеция не согласятся на транзит войск.

Веркер не смог ответить на этот вопрос. Он лишь выразил надежду, что внутренняя напряженность обстановки в этих странах вынудит их правительства дать такое разрешение. Возможно, произойдет даже смена правительств.

Тогда я спросил, станут ли войска продвигаться к месту своего назначения против воли шведского правительства.

Веркер ничего не мог ответить. Если просьба о помощи последует не позднее 5 марта, то будет неделя, чтобы сформировать благоприятное отношение к этой проблеме в Скандинавских странах до 11 марта.

После Веркера появился Магни. Он хотел подтвердить все то, что сообщил Веркер о демарше, сделанном в Стокгольме. У него не было ничего нового о количестве войск или времени их прибытия. Он лишь заверил нас, что Франция готова послать войска сразу после того, как Финляндия направит такую просьбу. Скандинавским странам будут даны заверения, что им нечего бояться. Теперь же он хотел узнать, готова ли Финляндия направить Франции призыв о помощи на основании статьи 16 устава Лиги Наций. Он заявил, что Франция и Англия готовы следовать до конца своим курсом на оказание помощи. Если такая просьба не [259] поступит в самое ближайшее время, существует вероятность того, что Германия предпримет шаги, направленные на противодействие отправке вспомогательных войск.

После этого Рюти задал тот же самый вопрос, который он задавал Веркеру: каким образом войска пройдут через Скандинавию?

М а г н и. Это зависит от ответа Финляндии.

Т а н н е р. Вопрос транзита является основным для всего предприятия.

М а г н и. Это не проблема, а вопрос стратегии.

Р ю т и. Может ли быть отправка войск осуществлена прямо сейчас, в марте?

М а г н и. Чем дольше мы медлим, тем дальше отодвигается отправка войск. Численность сил будет зависеть от необходимости.

Шведский посол Сахлин позвонил мне домой в 16.00.

Я сообщил ему, что мы не можем дать ответ сегодня, упомянув, что недавно разговаривал с министром Гюнтером.

С а х л и н. Я знаю; только что пришло от него следующее сообщение для вас: «Министр Гюнтер подтверждает, что предложение было передано адресату, который сразу отправил телеграмму в Москву. В телеграмме содержится просьба немедленно проинформировать народного комиссара о том, что полуостров Ханко будет передан; условия приняты, за исключением двух городов».

Я поблагодарил его за информацию.

Когда заседание Государственного совета было возобновлено в 18.00, я поделился с его членами дополнительной информацией, полученной в течение дня. [260]

Генерал Энкель пытался получить в Лондоне дополнительные данные помощи Запада. На основании того, что ему удалось узнать, он направил маршалу Маннергейму телеграмму:

«Ответ получен. Официальные лица подтверждают, что не будет никаких корректив в данных, названных Веркером финскому правительству 27 февраля, а именно: хорошо вооруженные силы численностью от двенадцати до тринадцати тысяч человек. Подтверждается, что они могут прибыть в скандинавские порты 20 марта, после чего будут переброшены в Финляндию; сроки переброски зависят от местных условий».

Генерал Вальден предположил, что общая численность войск составит от 12 до 13 тысяч человек, но часть из них останется в Швеции. Подразделения численностью около 6 тысяч человек будут переброшены в Финляндию.

Поскольку информация о количестве войск изо дня в день называлась различной, Ханнула попросил меня еще раз запросить более точную информацию, но я отказался сделать это.

Позиция Паасикиви претерпела некоторые изменения в свете последней информации. Поскольку помощь, предложенная Западом, была недостаточна и не могла прибыть вовремя, Паасикиви предлагал обратиться к Германии с просьбой попытаться скорректировать условия мира так, чтобы они могли удовлетворить Россию и не стать чересчур тяжким бременем для Финляндии. Это обращение к Германии следовало сделать параллельно нашим отношениям со Стокгольмом. Это предложение было поддержано Борном и Пеккалой.

Маршал Маннергейм, как стало известно через премьер-министра, склонялся к мысли, что мы должны [261] иметь в качестве мирного посредника какую-нибудь другую страну, а не Швецию, которая более всего была обеспокоена своим спасением. Он видел в качестве такого незаинтересованного посредника Соединенные Штаты. Он также считал, что для оказания давления на Скандинавские страны с целью оказания нам более эффективной помощи мы должны предложить советской стороне в обмен территории, через которые она могла бы получить пути сообщения в Северной Финляндии, а также Аландские острова.

Я возражал против обращения к Германии. Мы уже дважды пытались использовать этот вариант и потерпели неудачу. Совершенно ясно, что Москва не хотела позволить Германии действовать от имени Финляндии. Кроме того, наша двойная игра будет выглядеть отвратительно: вести переговоры с Западом о помощи и в то же время обратиться за содействием к их врагу. Споры затягивались, и я упрекнул кабинет министров в нерешительности. В нынешней ситуации мы должны были действовать энергично.

Закрывая обсуждение, президент заявил, что предложение об обращении к Германии отвергается, мы решили ждать ответ из Москвы.

Вечером я позвонил по телефону Эркко, чтобы сообщить ему, как прошли переговоры с Гюнтером и Сахлином; попросил его добыть текст телеграммы из Москвы.

От Эркко я узнал, что шведский генеральный консул в Париже Нордлинг приехал накануне в Стокгольм со специальным поручением от Даладье. В присутствии кронпринца и министра иностранных дел Гюнтера он передал королю послание, в котором сообщалось, что Англия и Франция решили направить военную помощь Финляндии через территорию Норвегии и Швеции. В послании содержалась просьба высказать отношение Швеции к этому шагу. Король, [262] и кронпринц были готовы разрешить транзит без возражений, но Гюнтер выразил определенные сомнения. Ответ короля на послание премьера Даладье еще не был отправлен адресату.

День 4 марта был напряженным и беспокойным: мы не знали, открыта ли еще дорога к мирным переговорам; не знали, какой ответ дать Западу относительно помощи. Я почти не сомкнул глаз, размышляя о решении; но и утро не принесло ясности в этом вопросе.

Поскольку ответа из Москвы все не было, заседание кабинета министров не проводилось. Вечером я направился в парламент: депутаты беспокоились о том, как могут повернуться события. Министр Ньюкканен ратовал за обращение к Западу за помощью.

Поздно вечером французский военный атташе полковник Ганеваль снова нанес визит премьер-министру Рюти. Он сообщил, что если Финляндия попросит помощи и будет продолжать сражаться, то первые подразделения западных сил выступят из Англии через неделю. Французские силы также будут отправлены через Англию. В этом случае Запад будет рассматривать финский фронт как часть своего большого фронта. Транспортировка войск пойдет через три норвежских порта. Сначала прибудут 15 тысяч французских солдат с огневой мощью вооружения, равной полутора дивизиям. За ними последуют 18 тысяч британских солдат; затем численность войск будет наращиваться по мере необходимости. По указанию Гамелина, главнокомандующего французских вооруженных сил, 50 британских и 12 французских бомбардировщиков должны быть отправлены нам в течение нескольких ближайших дней. По причине плохого состояния финских аэродромов пока невозможно направить больше. Англия и Франция также [263] планируют провести военно-морскую операцию в районе Петсамо, что приведет к полномасштабной войне. Помощь, которая будет направлена Финляндии, предполагается организовывать особо, вне зависимости от других операций. Если появится необходимость оказать помощь Швеции и Норвегии, это не уменьшит масштабы помощи Финляндии. Войска прибудут полностью вооруженными и экипированными под видом добровольцев. Весь контингент поступит под командование маршала Маннергейма. Французские части готовы воевать на любом участке фронта по указанию маршала Маннергейма, но хотели бы занять позиции на восточной границе. Пожеланий от британских подразделений пока нет. Войска могут прибыть в Финляндию между 10 и 15 апреля. Англия и Франция будут считать Советский Союз своим противником с того момента, как их войска отправятся в путь, но не будут объявлять войну. Полковник Ганеваль посетовал на то, что мы напрасно тратим время. Если бы мы обратились за помощью месяцем раньше, то помощь уже была бы оказана. Далее он сказал, что Швеция не будет препятствовать транзиту силой оружия.

В течение дня представители иностранных государств появлялись в нашем министерстве в надежде получить свежую информацию. Когда ко мне зашел американский посол Шёнфельд, я спросил его, смогут ли Соединенные Штаты поддержать Финляндию, если переговоры с Москвой начнутся.

Шёнфельд ответил, что Соединенные Штаты намерены оказать Финляндии всю возможную поддержку. Финляндия должна определить свою программу, но, конечно, основным вопросом на переговорах должны стать поиски мира. Возможно, мир станет ближе, когда советские войска возьмут Виипури (Выборг). [264]

Румынский посол Лекка также интересовался последней информацией. Он ссылался на опыт в Первой мировой войне, когда Румыния, оставшись в одиночестве, смогла добиться мира, веря, что утраченные ею территории вернутся впоследствии, как это и произошло. Он считал, что Советы будут готовы заключить мир, когда возьмут Виипури (Выборг) и тем спасут свое лицо.

В течение дня было отправлено несколько телеграмм в Париж и Лондон. В них выражалось недоумение в связи с расхождением в информации, касающейся численности вспомогательных сил.

Пятого марта необходимо было принять окончательное решение о западной помощи, я составил себе следующую программу на этот день.

Сделать рано утром звонок Эркко в Стокгольм и спросить, поступил ли ответ из Москвы. Если нет, то попросить его отправить через Гюнтера наше новое заявление, в котором принимались условия СССР. Затем он должен был проинформировать шведское правительство, что мы идем на такое жертвоприношение во имя разрешения ситуации, имея в виду также интересы Швеции.

Если эти действия не принесут результатов в течение двух суток, тогда: 1) мы должны переориентироваться на западную помощь; 2) мы должны просить согласия Скандинавских стран на транзит войск; 3) мы должны направить всему миру сигнал SOS и просить помощи.

Я сообщил эти мысли по телефону премьер-министру Рюти рано утром. Он тоже плохо спал ночью и был не в настроении. Он принялся анализировать эту программу с учетом новой информации от полковника Ганеваля. Эта информация заставила его колебаться. Тем не менее я попросил его созвать заседание [265] кабинета министров в 10.00, обещая к этому времени созвониться с Гюнтером в Стокгольме и узнать у него, получен ли ответ.

В 9.00 я позвонил Гюнтеру.

Т а н н е р. Есть ли у вас ответ из Москвы?

Г ю н т е р. Нет. Я ожидаю его с минуты на минуту. Боюсь, он будет неблагоприятным. По крайней мере, должна поступить какая-нибудь информация от Ассарссона (шведского посла в Москве).

Т а н н е р. Мы должны сегодня принять решение о западной помощи.

Г ю н т е р. Я знаю.

Т а н н е р. Если будет поднят вопрос об обращении Швеции к Германии для поддержки шведских миротворческих усилий, у Финляндии не будет оснований вмешиваться, если это будет сделано от имени Швеции без упоминания Финляндии.

Г ю н т е р. Мы изучали возможность такого обращения, но Германия не согласна, потому что Москва противится этому. Разумеется, всегда остается шанс на то, что может появиться более благоприятный момент.

Т а н н е р. Сейчас мне больше нечего сказать. Эркко позвонит вам сегодня в десять часов.

Заседание Государственного совета состоялось в десять часов утра. На нем присутствовали президент и генерал Вальден.

В начале его работы я ознакомил членов совета с последними новостями: честно говоря, их было не так уж много. Ответ из Москвы так и не был получен, а с Запада приходили любопытные новости. Стало известно, что Даладье напрямую обратился к королю Швеции с запросом о праве на транзит через шведскую территорию. Король высказал надежду на то, что Франция не подвергнет риску положение Швеции. [266]

Чиновник шведского министерства иностранных дел Сёдерблом заявил, что Швеция не применит силу, если войска пройдут через ее территорию. В телеграмме Эркко содержалась информация, что британцы просили Норвегию назвать четыре порта для высадки войск. Швеция пока не предполагает действовать силой, но если Германия окажет на нее нажим, она начнет воевать. Еще там говорилось, что Швеция намеревается препятствовать движению войск, отказывая в подвижном составе своих железных дорог. Хольма сообщил телеграммой из Парижа, что норвежский министр иностранных дел Кохт собирается передать вопрос о транзите западных сил на решение стортинга и что негативное отношение Швеции не означает вооруженного сопротивления. В Париже оба ответа расцениваются как относительно благоприятные. Все ожидают официального обращения Финляндии.

Затем я попросил Вальдена, который разговаривал с полковником Ганевалем, доложить о военной стороне дела. По его мнению, предложенная помощь была недостаточной и не могла прибыть вовремя. Вальден также сообщил самые последние данные о положении на фронте. Позвонив по телефону в ставку, он узнал, что маршал болен (у него была высокая температура) и переутомлен. Он переговорил с генералом Айро, который сказал, что ситуация критическая. Противник занял несколько населенных пунктов на побережье Выборгского залива. В ставке надеялись, что прошлой ночью их удастся отбить, но операция потерпела неудачу. Вражеских войск на побережье пока не так много, но их численность может увеличиться. Линия фронта на Карельском перешейке не изменилась. Обстановка на фронте пока почти спокойная, за исключением района Пёллёккёлё. Действия противника здесь трудно понять. Это может быть ложной атакой, предпринятой с целью отвлечь наши силы от главного направления, но может быть [267] и серьезным наступлением. Возможно, наши подразделения смогут удержать позиции, но нельзя утверждать это наверняка.

Затем трубку взял маршал и кратко сказал: «Любой может понять значение Выборгского залива и еще большее значение его западного побережья. Мы должны быть готовы к неприятным сюрпризам. Положение на льду Выборгского залива безвыходное, поскольку у нас не осталось никаких людских резервов». Относительно вспомогательных сил Запада маршал сразу заявил, что их слишком мало и прибудут они чересчур поздно.

Взяв слово после этого доклада, я сказал, что ситуация дает все основания для беспокойства. Положение на фронте критическое, весь выборгский сектор находится под угрозой. Следовательно, решение надо принимать сейчас. Мы совершили ошибку в прошлую пятницу, не отправив наш ответ в Москву. Теперь нам дают понять, что время истекло. Тем не менее я предложил утвердить принятие советских условий и поручить Эркко передать министру иностранных дел Швеции Гюнтеру наше заявление, которое было подготовлено в прошлую пятницу. Заявление следует передать, если из Москвы не будет ответа или он будет отрицательным. Тогда Эркко должен сказать Гюнтеру, что нас вынуждают принять решение, и на этом основании просить дать ответ в тот же день. Если Москва не согласится, нам придется призвать западную помощь. Она, скорее всего, будет запоздалой и недостаточной, и нашу армию могут сбросить в Ботнический залив, прежде чем эта помощь достигнет нас. Нам еще придется приложить усилия, чтобы обеспечить транзит по территории Скандинавии. Я выразил надежду, что мы больше не будем спорить по существу и примем, наконец, решение.

Это предложение поддержал премьер-министр Рюти. Он только хотел дополнить наш ответ формулировкой [268] о прекращении военных действий. В то же время он поручил мне поддерживать контакт с французским и британским послами в Хельсинки и запросить через них подтверждение всех данных на случай военного вмешательства. Следует сообщить им, что мы ищем путей к миру, ждем ответа из Москвы на наше предложение. Если ответ будет неудовлетворительным, мы обратимся с формальной просьбой о помощи.

Ханнула настаивал на немедленном принятии западной помощи.

Ньюкканен высказал мнение, что советские условия можно принять только в случае поражения армии. Поэтому нужно продолжать войну и просить помощь Запада, даже если мы намерены начать переговоры о мире. В конце концов он присоединился к моей позиции, но с дополнением, предложенным премьер-министром.

Итог обсуждения подвел президент. Все члены кабинета министров, кроме Ханнула, считали, что мы должны избрать курс на заключение мира: если он потерпит неудачу, мы направим наш призыв о помощи Западу. Я очень сожалел, что наш запрос не ушел в Москву в предыдущую пятницу.

В 11.30 я позвонил в Стокгольм министру иностранных дел Гюнтеру, который пытался связаться со мной в ходе заседания кабинета министров. Вместе с министром был и Эркко.

Г ю н т е р. Только что поступил ответ из Москвы. Ассарссон позвонил Молотову. Молотов настаивает на передаче Советскому Союзу Виипури (Выборга) и Сортавалы. Советское правительство согласно ждать ответ Финляндии еще несколько дней. Но Молотов высказал мысль, что, возможно, для них будет выгоднее вести переговоры и подписать соглашение с Куусиненом. [269]

Если условия советского правительства не будут немедленно приняты, то требования будут увеличены и Советский Союз заключит окончательное соглашение с Куусиненом.

Гюнтер также сообщил, что Англия и Франция запросили у шведского правительства право на транзит через его территорию и получили окончательный отрицательный ответ.

Т а н н е р. Нам дали понять противоположное. Отказ якобы будет сделан исключительно как проформа.

Г ю н т е р. Откуда у вас такие сведения? Кабинет министров единогласно выступил против транзита.

Т а н н е р. Из различных источников сообщают, что образ мыслей в Скандинавии начинает меняться и у членов кабинета министров есть различные мнения.

Гюнтер подверг жесткой критике активность Запада: «Весь план совершенно несерьезен. Мы не оставим им ни одного рельса в наших портах и на наших путях».

Т а н н е р. Мне не хочется углубляться в эту тему. Разобраться в плане и оценить его — дело наших военных.

Г ю н т е р. Приняло ли финское правительство решение в отношении предложения Москвы?

Т а н н е р. Приняло. Могу вам сказать, что мы принимаем условия Москвы. Многие детали еще неясны, но их можно уточнить во время переговоров. Мы предлагаем на время переговоров прекратить военные действия. Эркко передаст вам мой ответ в письменном виде. Не могли бы вы передать Эркко текст ответа Москвы, чтобы у нас была полная ясность на будущее? Гюнтер обещал мне сделать это, после чего трубку взял Эркко.

Я попросил его внести в наш ответ некоторые изменения, из которых предложение о прекращении военных [270] действий было самым важным. При передаче ответа он должен сделать следующее заявление Гюнтеру: «В эту последнюю минуту мы делаем все от нас зависящее, чтобы спасти положение ценой великой жертвы. Я буду признателен вам, если вы сегодня же сообщите мне, является ли это решением вопроса».

Эркко записал эту формулировку и сразу направился в посольство, чтобы составить документ.

В течение дня от него поступило несколько телеграмм. Финский ответ был передан советскому послу в 11.55 по шведскому времени. Советский Союз согласился подождать несколько дней до окончательного принятия условий, но Красная армия будет двигаться вперед. Требования ужесточатся, если мы промедлим с ответом. Если они не будут приняты в ближайшие дни, то Советский Союз заключит соглашение с Куусиненом.

Вечером позвонил президент Каллио и поинтересовался последними новостями. Я сказал, что Москва дала нам несколько дней на размышление, и зачитал полученный ответ. Вместо того чтобы поблагодарить за известия, президент пробурчал: «Вот негодяи, требуют Сортавалу, хотя еще не подошли к ней!» В четыре часа дня в министерстве появился Магни, покидающий страну, чтобы представить своего преемника — Карра де Во. Я объяснил им, что мы надеемся прежде всего на заключение мира и ожидаем решающего ответа из Москвы. Если он будет отрицательным, то мы обратимся к Западу за помощью. Магни был не слишком доволен этим заявлением. Он надеялся, что решение вопроса будет достигнуто до его отъезда.

В 16.30 позвонил Веркер. Он сказал, что доложил Галифаксу о том, что решение в Хельсинки будет принято 5 марта. В этой связи Галифакс направил ему телеграмму: «Время истекает; постарайтесь уговорить их принять решение». [271]

Я изложил ему наше понимание ситуации, как сделал это для французских дипломатов. Веркер понял наше положение и все последствия нашего решения.

В 17.45 у меня появился шведский посол Сахлин, который сообщил о следующей информации из Стокгольма: «Мы известили Москву, что Финляндия принимает условия; в этой связи шведское правительство предложило прекратить военные действия начиная со вторника 6 марта с 11.00 по московскому времени. Если это предложение будет принято, мы надеемся на его принятие финской стороной».

Сахлин также оставил мне текст телеграммы Ассарссона от 4 марта.

В 19.00 Сахлин сообщил по телефону, что ответ из Москвы еще не получен. Возможно, он поступит ночью.

В 23.00 у меня состоялся еще один разговор с Гюнтером. Он сказал, что ответа из Москвы еще нет. Такие телеграммы приходят, как правило, очень поздно. Мы договорились, что он будет звонить мне в любое время ночи, если потребуется предпринять до утра какие-либо действия: например в связи с прекращением военных действий.

Последнее трудное решение

Еще до рассвета 6 марта события словно пустились вскачь. В 4.45 из Стокгольма позвонил Эркко, которому министерство иностранных дел Швеции передало следующее заявление: «В 10.30 вечера финский ответ был получен в Москве. Молотов заметил, что он не вполне определенен. Советское правительство не согласится на перемирие до тех пор, пока войска из Виипури и Выборгского залива не будут эвакуированы. Он обещал доложить вопрос своему правительству и вернуться к нему вечером». [272]

В 7.00 раздался телефонный звонок от Сахлина, и он повторил мне то, что уже сообщил Эркко; в 8.45 добавил новые подробности: «Прошлой ночью Молотов передал через Ассарссона следующее: «Учитывая тот факт, что финское правительство приняло условия, выдвинутые Советским Союзом, правительство Советского Союза согласно начать с финским правительством переговоры с целью заключения мира и прекращения военных действий. Местом проведения переговоров предлагается Москва, где ожидают финскую делегацию».

Ассарссон спросил, почему не получено согласие на прекращение военных действий. Молотов ответил, что положение на фронте очень неопределенное и Советский Союз определит свое отношение к прекращению военных действий в ходе переговоров. Когда Ассарссон обратил внимание на опасность, которую влечет такое промедление, на возможность вмешательства других государств, Молотов сказал, что не следует опасаться подобного поворота событий, если Финляндия сама не желает его. Финская делегация может отправляться немедленно. Безопасность Ленинграда не должна быть предметом обсуждения. Выдвинутые условия мира являются минимальными требованиями советской стороны.

Гюнтер говорит, что он ожидает немедленного ответа.

Сразу после Сахлина позвонил из Стокгольма Эркко. Он сообщил то же, что и Сахлин, добавив, что Швеция может организовать прямое самолетное сообщение из Стокгольма в Москву. Советский Союз не верит в западную помощь. Он сказал, что в Швеции рады подтверждению дружеского отношения Советского Союза к Швеции.

В 10.30 я позвонил Понтеру в Стокгольм. «Ответ Молотова, — сказал я ему, — наглядно демонстрирует всю сущность политики советского руководства. [273]

Они согласны на переговоры, но не хотят прекратить военные действия на это время. Ситуация становится очень запутанной. Если мы примем приглашение Москвы к переговорам, то на Западе махнут на нас рукой, предложенная помощь будет сразу забыта; нам не будут поставлять даже оружие. Тем временем Красная армия может перейти в наступление, и мы окажемся в ее руках. Может ли Швеция обещать, что она придет нам на помощь, если мир не будет заключен?» Гюнтер всячески побуждал нас ехать в Москву. Его правительство в любой момент было готово организовать нашу поездку из Стокгольма.

В одиннадцать часов кабинет министров снова собрался на заседание. Присутствовали также президент Каллио и генерал Вальден. На этом заседании я подробно доложил о событиях последних часов. Я сообщил, что Москва согласна на переговоры, но советское правительство не собирается прекращать военные действия. Тем не менее я пришел к заключению, что мы ничего не потеряем, если отправим делегацию в Москву. Внешнеполитический курс Запада остается для нас опасным: если мы пойдем по этому курсу, нас может ожидать судьба Польши. Запад сможет прийти нам на помощь в будущем, если захочет открыть новый фронт против Германии. Завершая свой доклад, я предложил, если мы решим начать переговоры, отправить делегацию в Москву в этот же день.

Премьер-министр Рюти поддержал мое предложение. Он также сказал, что на Западе могут ждать наш ответ до 12 марта.

Ханнула снова требовал, чтобы мы немедленно обратились к Англии и Франции за помощью. Он категорически возражал против принятия советских предложений в качестве основы для переговоров. [274]

С точки зрения Ньюкканена, вопрос прекращения военных действий являлся второстепенным. Он считал, что русским придется принести в жертву по меньшей мере 100 тысяч человек, прежде чем они смогут занять Виипури (Выборг). Так что, если мы сможем в Москве добиться приемлемого соглашения, он готов поддержать это решение. Он считал, что новая линия границы должна пройти южнее Виипури (Выборга) и к востоку от Сортавалы.

Все члены кабинета министров единогласно поддержали предложение об отправке делегации.

Затем мы обсудили состав делегации для переговоров в Москве. Но единства мнений не было, поэтому решение отложили на более позднее время того же дня.

На заседании комиссии по внешнеполитическим вопросам парламента я сообщил о том, что кабинет министров решил послать делегацию на переговоры в Москву и в то же время просил Англию и Францию продлить время для обращения к ним за помощью до 12 марта. Я сказал, что просил комиссию собраться для того, чтобы узнать, готова ли она принять условия мира, представленные нам Советским Союзом.

Все выступившие члены комиссии поддержали принятие этих условий, за исключением депутата Кареса. Он не одобрил позиции кабинета министров.

В 13.30 мне позвонил Гюнтер и сообщил, что он разговаривал с мадам Коллонтай, высказав ей сожаление по поводу отрицательного ответа относительно прекращения военных действий. Она ответила, что прекращения военных действий, возможно, удастся достичь, когда финская делегация отправится в путь; в Москву ушло соответствующее предложение.

Кабинет министров в 15.00 снова собрался, чтобы решить, кто поедет в Москву. Присутствовал президент Каллио. Основные споры разгорелись [275] вокруг того, должен ли ехать на переговоры премьер-министр. Паасикиви подчеркивал важность того, чтобы в составе делегации был премьер. В Москве надо будет улаживать сложные вопросы, которые будут влиять на судьбу наших людей длительное время. Премьер-министр пользуется доверием своих сограждан; его участие в переговорах произведет впечатление и на советскую сторону: это будет показывать, что мы подходим к переговорам со всей серьезностью.

Сам Рюти полагал, что его присутствие в Хельсинки будет более важным, но он готов был отправиться в Москву, поскольку большинство этого желало.

Участие в переговорах генерала Вальдена также сочли важным благодаря его военному опыту и прекрасному владению русским языком. Маршал Маннергейм возражал против отъезда генерала, но его возражения не приняли во внимание.

Наконец было решено, что в делегацию войдут Рюти, Паасикиви, Вальден и Войонмаа. Члены делегации должны были отбыть в тот же день в 19.00 автомобилем в Турку, затем самолетом до Стокгольма. В шведской столице их должен был ждать прямой самолет до Москвы. Вся поездка держалась в полной тайне.

В 18.00 я позвонил Эркко в Стокгольм, попросив его сообщить Гюнтеру о поездке и персональном составе делегации. В Стокгольме членам делегации должны были вручить паспорта, выписанные на вымышленные имена, визы следовало получить там же. Шведское правительство брало на себя все хлопоты по организации прямого рейса до Москвы.

Теперь, когда решение было принято, я отдал распоряжение послам Грипенбергу и Хольма известить власти в Лондоне и Париже о начале мирных переговоров. [276]

Кабинет министров Финляндии принял решение, чрезвычайно важное для судеб всего мира, и нес бремя ответственности, тяжесть которой вряд ли кто мог представить. Если бы Финляндия обратилась к Англии и Франции с призывом о помощи, война между крупнейшими державами мира приняла бы совсем другой поворот.

Тогда Запад вступил бы в войну с Советским Союзом весной 1940 года, который мог обратиться за помощью к тогдашнему союзнику — Германии. Фронты мировой войны выстроились бы по-другому. Скандинавские страны, вероятно, стали бы театром военных действий. Какой оказалась бы судьба Норвегии?! Удалось бы Англии и Франции обеспечить себе там столь прочный плацдарм, что германское нападение на Норвегию потерпело бы неудачу? Остается только гадать! А смог бы Запад нанести поражение Германии, поддержанной Советским Союзом? Все это только спекуляции, но под ними лежит основа из фактов. Вполне вероятно, что мировая история была бы написана иначе, если бы в этот судьбоносный момент Финляндия избрала другой курс.