Накануне мирового пожара
21 апреля 1913 г. разведывательное бюро переехало в только что выстроенное здание военного министерства в Штубенринге. С важнейшими документами в руках мы, офицеры, переехали в тщательно оборудованный новый дом, снабженный фотографическим ателье и приемной комнатой, [61] устроенной с соблюдением всех правил предосторожности. {21}
Бюро было совершенно изолированно и имело один официальный и один неофициальный выход.
Новое помещение дало, наконец, возможность предоставить приличные условия для работы нашему сильно увеличивавшемуся количественно личному составу. Чрезвычайно выросли не только моя агентурная группа, но и секторы, занимавшиеся изучением иностранных армий. Руководство предъявляло теперь совершенно иные требования в отношении получения материалов военного и военно-политического характера, касавшихся наших вероятных друзей и противников. Кроме того, занялись распространением полученных сведений и в своей армии. В 1914 г. я использовал совещание офицеров разведывательной службы для обсуждения мероприятий на случай войны и извлек из этого ценные указания для будущего. В следующем году должно было состояться подобное же обсуждение мероприятий в отношении России.
В первое время дешифровка трудных шифров не удавалась, и. это послужило стимулом для улучшения методов работы. Мы выпустили пособие и добились, что дешифровка сербских телеграмм больше не представляла для нас затруднений. После этого мы замялись раскрытием русского шифра, да работа эта оказалась трудной и оставалась малоуспешной до начала войны.
Благодаря ежегодным совещаниям и моим частым поездкам, я добился сотрудничества моей группы с местными разведывательными органами и с германской разведывательной службой. Я очень часто встречался с майором Николаи или [62] с его представителем, причем мы устраивались таким образом, что выбирали для наших встреч всегда какой-нибудь другой город.
Сфера влияния моей контрразведывательной группы распространялась на все государство и даже на «нейтральные» иностранные государства. Уже в 1912 г. половина наших дел относилась к контрразведке. Это несоответствие между разведкой и контрразведкой заставило меня (поставить (вопрос о концентрации контрразведки в венском полицейском управлении. 18 мая 1914 г. мои усилия привели, наконец, к созыву совещания, на котором были представлены министры внутренних дел Австрии и Венгрии, военное министерство, местные правительства Хорватии — Славонии и Боснии и Герцеговины, венское полицейское управление и все центральные органы военной разведки. С 1 июня 1914 г. почти во всех главных провинциальных городах Австрии были созданы контрразведывательные пункты для борьбы с иностранным шпионажем. Однако добиться централизации контрразведывательной службы в венском полицейском управлении на этом совещании не удалось.
Но все же и достигнутый результат означал значительное облегчение работы разведывательной группы. Необходимость планомерного материального снабжения армии в военное время заставила разведывательную службу заняться экономической разведкой. Здесь ценные услуги нам оказал руководитель торгового музея Карминский. Слабым местом разведывательной службы продолжала оставаться Россия.
Новый закон о шпионаже, разрешавший газетам печатать лишь совершенно маловажные сведения, положил конец умелому использованию этого источника, дававшего многие отправные данные. Я помню сообщение одного генерального консула министерству иностранных дел об уходе из некоего города артиллерийской бригады. Это сообщение казалось столь неправдоподобным, что нужно было его проверить. Однако мы не смели спросить об этом генерального консула, так как его нельзя было «впутывать в шпионские дела», хотя в данном случае речь могла идти о простой прогулке в районе казарм. Нам пришлось пустить в ход наш аппарат, и через несколько недель мы с большим трудом узнали, что злополучная русская артиллерийская бригада не двинулась с места.
Ощущавшийся у нас недостаток в офицерах, говоривших по-русски, с начала 1913 г. был несколько смягчен возобновлением изучения языка в России двумя офицерами генштаба. [63]
Трудности разведки в России побудили меня организовать с 1 марта 1914 г. секретную школу для особенно одаренных и предназначенных для крупных задач людей. Мелкие разведчики должны были сами приучаться к работе. Я имел в виду также организацию курсов для офицеров, предназначавшихся для разведывательных поездок, но это не было проведено в жизнь. Точно так же не хватало времени и для практической и теоретической подготовки офицеров, три разведывательных центрах, предназначавшихся для разведывательной службы в штабах корпусов во время войны. В этих разведывательных центрах едва хватало опытных руководителей для занятия руководящих должностей в армии и в тылу.
В попытках создать кадры недостатка не было. Незадолго до начала войны я употребил все усилия для сохранения важной информационной (обрабатывающей) группы, которую предполагалось принести в жертву экономии.
Кажущийся излишек личного состава разведывательной службы объяснялся тем, что у нас войсковая разведка и информационная (обрабатывающая) служба были, по крайней мере номинально, объединены в одном бюро, тогда как в других государствах имелось для этого два разных учреждения. Незадолго до своей отставки полк. Урбанский внес, на основе своего пятилетнего опыта, предложение произвести это разделение. Но этот вопрос остался неразрешенным до вступления в должность нового начальника бюро, полк. фон Граниловича. Он был отозван с должности военного атташе в Бухаресте, участвовал после этого в большой полевой поездке генштаба и в должность начальника разведывательного бюро вступил лишь во второй половине июня 1914 г. Ближайшие же дни принесли ему совсем другие заботы, не имевшие ничего общего с организационными изменениями разведывательного бюро.
Разведывательная служба не могла не видеть происходившей повсюду подготовки к войне. Италия, имевшая в 1903 г. между Штильфрез Иох и Адриатикой лишь 55 укреплений, в том числе одно бронированное, в 1913 г. имела уже 158 укреплений, в том числе 66 бронированных, и 145 оснований для установки орудий; рост этого строительства наблюдался как раз за последние два года. Начиная с 1909 г., сильно возросло стратегическое железнодорожное строительство. Отставка министерства Джиолитти, являвшегося [64] сторонником тройственного союза, привела к управлению армией генерал-лейтенанта Поллио. Он настойчиво требовал увеличения ассигнований на армию и увеличения ее численности мирного времени.
Румыния, являвшаяся вторым вероятным союзником, в 1914 г. сочла нужным разработать план наступления против Австро-Венгрии.
Россия лихорадочно вооружалась. В марте 1914 г. «Кельнише Цейтунг» обратила внимание на русскую пробную мобилизацию. Наш поверенный в делах в Петербурге был возмущен этим известием, которое тотчас же было опровергнуто русским телеграфным агентством. Он находил наивной мысль, что Россия выберет именно этот момент для нападения на центральные державы. В конце марта он услышал также и от турецкого поверенного в делах, что Россия хочет непременно сохранить мирные отношения со всеми своими соседями в течение двух-трех лет, пока ее военная мощь не позволит ей говорить более энергичным языком. Царь должен был через несколько недель уехать в Крым, министр иностранных дел Сазонов должен был отправиться для прохождения курса лечения в Сальзо, так что вообще не могло быть и речи о войне. Однако в конце апреля весь русский балтийский флот получил приказ быть готовим к выходу в море. Это находилось в связи с пробной мобилизацией 800000 человек 10 мая. Наш военный атташе в Стокгольме полагал, что Россия достигнет необходимой боеспособности лишь через несколько лет.
Сербия, так же как и другие страны, работала над усилением своей армии.