Глава XII.

Анализ поражения

1. Общие выводы

Такова японская трактовка сражения за о. Мидуэй. В заключение авторы намерены сделать попытку установить основные причины поражения Японии, затронув некоторые другие вопросы, которым не было уделено достаточного внимания в предыдущих главах.

Известный американский профессор С. Морисон, занимающийся историей военно-морского флота, характеризует победу Соединенных Штатов в сражении у о. Мидуэй, как «победу разведывательной службы». Авторы вполне согласны с такой точкой зрения, поскольку осведомленность американцев о нашем намерении нанести удар по о. Мидуэй, без всякого сомнения, явилась главной причиной поражения японской стороны. По нашему мнению, этот успех разведки противника объясняется исключительно тем, что мы не сумели принять соответствующих мер для сохранения в тайне наших планов. Если бы операция против о. Мидуэй была сохранена в такой же строжайшей тайне, как и пирл-харборская операция, исход сражения мог бы оказаться иным.

Но победу американской разведки следует рассматривать гораздо в более широком смысле. В данном случае одинаково важную роль сыграли как успешные действия разведывательной службы противника, так и плохая, малоэффективная работа японской разведки. А о том, что наша разведка работала действительно плохо, красноречиво свидетельствует тот факт, что морской генеральный штаб вплоть до самого начала сражения не имел ни малейшего представления о действительном местонахождении [247] флота противника и лишь дезориентировал командование Объединенного флота, сообщая, что американское оперативное соединение действует в районе Соломоновых островов, и, всячески подчеркивая, что противник ничего не подозревает о предстоящем нападении на о. Мидуэй. Не лучше работала и разведка Объединенного флота. Несмотря на необычную активность противника, которая отмечалась в районе Гавайских островов с 30 мая по 1 июня, штаб Объединенного флота не счел это достаточно серьезным признаком того, что противник готовится к отражению нападения, и даже не предупредил о такой возможности Нагумо.

Другой не менее важной причиной поражения японцев у о. Мидуэй явилось неправильное планирование операции. В этом отношении самой большой и очевидной ошибкой было принятое командованием оперативное построение наших военно-морских сил. Офицеры, разрабатывавшие план операции, прибегли к рассредоточению сил — одному из своих излюбленных тактических приемов, который на этот раз оказался роковым. Вместо сосредоточения, которое позволило бы создать самое грозное и невиданное до сих пор единое оперативное соединение, штаб Объединенного флота предпочел распылить свои силы и тем самым значительно ослабил их. Со стратегической точки зрения, алеутский кулак не имел важного значения, поскольку в задачу Северного соединения входило лишь уничтожение американских сооружений и временная оккупация Алеутских островов с последующим отходом. С тактической — диверсия с целью отвлечения внимания противника от объекта главного удара, — он также имел небольшую ценность, так как решение пожертвовать явными преимуществами концентрации сил ради сомнительных премуществ отвлекающей диверсии, которая могла не удаться и в действительности потерпела неудачу, вне всякого сомнения, не может быть оправдано.

Но рассредоточение не ограничивалось разделением сил на две группы — для удара против Алеутских островов и против о. Мидуэй. Распыление сил существовало внутри каждой из этих групп. На севере 2-е ударное авианосное соединение должно было действовать самостоятельно в 300 милях впереди от линейных кораблей Соединения прикрытия. Силы, брошенные против о. Мидуэй, были еще более распылены: авианосцы Нагумо действовали на [248] северо-западе от острова, линейные корабли Главных сил Ямамото — в 300 милях сзади, главные силы Соединения вторжения находились южнее или юго-западнее о. Мидуэй, а Группа непосредственной поддержки шла с Транспортной группой с юго-запада.

Распыление сил — одна из основных тактических слабостей в войне на земле, на море или в воздухе. В сражении у о. Мидуэй это обстоятельство облегчило противнику задачу разгрома соединения Нагумо, так как другие японские силы находились слишком далеко, чтобы помочь ему. И как только авианосцы Нагумо были уничтожены, эта слабость японского флота превратилась в почти полное бессилие. Следует также обратить внимание на высокую степень концентрации сил противника, благодаря чему американцы достигли максимума наступательной и оборонительной мощи.

Более разумное расположение сил могло бы привести к другому исходу сражения. Чтобы убедиться в этом, достаточно представить себе, насколько возросла бы мощь японского флота, если бы линейные корабли адмирала Ямамото действовали совместно с соединением Нагумо в качестве прикрытия. Огромная огневая мощь линкоров и кораблей их сопровождения позволила бы отразить нападение большей части самолетов противника. Вместе с тем эти силы отвлекли бы некоторое количество американских самолетов от наших несчастных авианосцев. Такое расположение сил позволило бы адмиралу Ямамото непосредственно руководить боевыми действиями, а этой возможности он был лишен, так как находился далеко от места сражения. При правильном использовании линейные корабли выступили бы в своей настоящей роли и принесли бы большую пользу.

Следующая ошибка состояла в том, что в плане операции не делалось упора на достижение главной цели — уничтожить флот противника. По первоначальному замыслу предполагалось путем захвата о. Мидуэй вовлечь флот противника в решающее сражение. Но это намерение было сведено на нет уже в тот момент, когда штаб Объединенного флота в соответствии со своим тактическим планом сковал действия авианосцев необходимостью придерживаться жесткого боевого расписания и поставил перед ними задачу поддержать вторжение на о. Мидуэй. В результате авианосцы не могли уже действовать в зависимости от требований обстановки, а свобода действий [249] — важный фактор достижения успеха в морском бою. Вероятно, штаб Объединенного флота не видел в этом никакой опасности в силу твердого убеждения, что противник выйдет из своей базы лишь после нашей атаки о. Мидуэй. Но нужно было быть готовым и к другой возможности. Уничтожение флота противника следовало рассматривать как главнейшую цель операции, и все остальное необходимо было подчинить этой цели. В связи с этим проведение операции требовалось отложить до момента введения в строй авианосцев «Дзуйкаку» и «Сёкаку», которые значительно усилили бы наши ударные силы. Но командование Объединенного флота отказалось от этого из-за неоправданного стремления провести высадку десанта на о. Мидуэй при наиболее благоприятных метеорологических условиях.

В равной степени не отвечали требованиям обстановки и разведывательные мероприятия, проведенные перед вторжением на остров. Уже двухдневная задержка подводных лодок с выходом из Японии исключала всякую возможность прибытия их на назначенные позиции достаточно своевременно, чтобы обнаружить подход сил противника и предупредить об этом командование. Но даже если бы подводные лодки вышли согласно плану, представляется сомнительным, что им удалось бы обнаружить американские силы, так как лодки должны были довольно строго придерживаться своих позиций. Они должны были не только точно соблюдать расписание, но и патрулировать лишь вдоль линии Гавайских островов, начиная с вод к северо-востоку от о. Мидуэй. План «операции К», предусматривавший воздушную разведку Пирл-Харбора, был составлен слишком небрежно и не предусматривал никаких дополнительных вариантов на случай провала основного замысла.

В результате этих грубых ошибок, допущенных в плане операции, уже с самого начала два фактора действовали явно не в нашу пользу. Но даже и в этом случае, если бы не тактические ошибки, допущенные командующими соединений во время операции, исход ее, по всей вероятности, не был бы таким печальным. Говорят, что сражение — это непрерывный ряд ошибок с обеих сторон и что победу одерживает та сторона, которая совершает их меньше. Вопрос о том, кто в сражении у о. Мидуэй совершил больше ошибок, не вызывает сомнений. В самом деле, изучая действия американских и японских сил, трудно не [250] признать, что все ошибки в этом сражении были совершены только нашей стороной.

В большинстве из них повинен вице-адмирал Нагумо. Но это вовсе не объясняется его меньшей компетентностью по сравнению с командующими других соединений. Дело в том, что в борьбу с противником вступило фактически лишь 1-е ударное авианосное соединение, и Нагумо пришлось принять большую часть тех решений, которые оказали непосредственное влияние на исход сражения. Остальные командующие, включая даже адмирала Ямамото, который должен был руководить действиями всех японских соединений, оказались в роли беспомощных наблюдателей. Они не могли совершить ошибок уже потому, что им не пришлось принимать каких-либо серьезных решений.

Перейдем, однако, к анализу тех трех крупных ошибок, которые допустил вице-адмирал Нагумо.

Первая ошибка состояла в том, что в день нападения на о. Мидуэй Нагумо не сумел надлежащим образом организовать поиск противника. Командующий должен был предпринять двухфазную разведку, причем начать ее следовало несколько раньше. Тогда оперативное соединение противника, появления которого никто не ожидал, удалось бы обнаружить достаточно своевременно, чтобы первыми нанести удар. Как только стало известно, что поплавковые гидросамолеты с «Тикума» и «Тонэ» не смогут вылететь в назначенное время, Нагумо следовало немедленно приказать другим самолетам вылететь вместо них. Но, конечно, нельзя ставить в вину ему то, что самолет № 5 с «Тикума» не сумел обнаружить авианосцы противника, хотя, по-видимому, пролетел как раз над ними.

Вторая ошибка заключалась в неправильном распределении самолетов на первую и вторую атакующие волны. Каждая атакующая волна состояла из пропорционального количества самолетов со всех четырех авианосцев. Вместо этого Нагумо следовало составить одну волну из самолетов с первых двух авианосцев, а вторую — из самолетов с двух других. При одновременном использовании самолетов с четырех авианосцев требовалось меньше времени на взлет и посадку, но зато неизбежно возрастала уязвимость авианосцев в случае атаки противника во время и сразу же после приема самолетов, так как авианосцы, занятые посадкой, не могли быстро поднять в воздух самолеты для отражения нападения. Больше того, в эти промежутки времени соединение не могло атаковать [251] противника даже в случае крайней необходимости. Если бы Нагумо бросил на о. Мидуэй самолеты с двух авианосцев, а два других держал бы в резерве, у него не были бы связаны руки в самый критический момент.

Третья и, возможно, самая серьезная ошибка Нагумо состояла в том, что он, как только выяснилось, что в состав американского оперативного соединения входит авианосец, не атаковал противника всеми имеющимися в его распоряжении самолетами, пусть даже не имевшими истребительного прикрытия и вооруженными бомбами вместо торпед. По общему признанию это было чрезвычайно рискованно, но разве не больший риск подвергнуться атаке авиации противника, когда все самолеты, находясь на борту, заправляются горючим и пополняют боезапас? Имел ли Нагумо право думать, что противник не нападет на него именно в этот момент, когда его авианосцы наиболее уязвимы? Чего же стоит его осторожность, если отказ от атаки противника пусть не имевшими прикрытия и не вооруженными соответствующим образом бомбардировщиками привел к их уничтожению, причем без единого ответного удара, который в какой-то мере мог компенсироровать эту потерю. В этом критическом положении единственно правильным было мнение Ямагути. Нагумо принял решение, которое показалось ему наиболее верным и самым надежным, и с этого момента его авианосцы были обречены.

Ошибки Нагумо предрешили судьбу 1-го ударного авианосного соединения прежде, чем адмирал Ямамото смог что-нибудь сделать. Другими словами, японские силы потерпели полное поражение еще до того, как главнокомандующий Объединенным флотом успел прийти к определенному решению. Но самое ли разумное решение выбрал адмирал Ямамото, оказавшись в этом трудном положении? Не виноват ли он, так же как и Нагумо, в нерешительности и колебаниях? Составленный его штабом и одобренный им самим план ночного боя, посредством которого он намеревался изменить ход сражения, был просто планом отчаяния, заранее обреченным на провал.

Но таким ли безвыходным было наше положение? Противнику удалось потопить авианосцы Нагумо, зато адмирал Ямамото имел основания считать, что самолетам с «Хирю» удалось вывести из строя по крайней мере два авианосца противника. А это означало, что у американцев остался только один неповрежденный авианосец, в то [252] время как Ямамото имел два боеспособных авианосца в составе 2-го ударного авианосного соединения, находившегося на севере, и еще два — «Дзуйхо» и «Хосё» — в составе своих сил и сил Кондо. Почему главнокомандующий Объединенным флотом вместо возобновления приостановленной операции против Алеутских островов не оставил в силе своего приказа контр-адмиралу Какута присоединиться к силам, действовавшим против о. Мидуэй, и не придал Какута авианосцы «Дзуйхо» и «Хосё», создав тем самым новое мощное соединение с четырьмя авианосцами в качестве ударной силы? Это тем более трудно понять в свете составленного им двумя днями раньше плана вовлечь оперативное соединение противника в решающий бой, имея в качестве поддержки с воздуха лишь самолеты с «Дзуйхо» и «Хосё» и гидросамолеты с линейных кораблей и крейсеров, если не считать базовую авиацию с о. Уэйк, помощь которой представлялась довольно сомнительной.

Трудно установить причину, которая заставила адмирала Ямамото отказаться от этого плана. Можно предположить, что он стремился добиться успеха в боевых действиях против Алеутских островов, чтобы несколько оправдаться за поражение у о. Мидуэй, но не в характере Ямамото увиливать от ответственности за неудачи.

Серьезная ошибка была допущена также в вопросе о местонахождении главнокомандующего. Здесь сказалось традиционное для японского флота мнение, что во время операции главнокомандующий должен находиться в районе боевых действий. Следуя этой установившейся традиции, Ямамото держал свой флаг на «Ямато» и вышел в море, чтобы вдохновлять личный состав Объединенного флота. Совершенно ясно, что в современной войне на море моральный фактор далеко не самое главное. Важно, чтобы главнокомандующий имел возможность знать обо всем происходящем, мог руководить боевыми действиями соединений, находящихся под его командованием, и своевременно информировать их об изменениях обстановки. Американцы учли это, и штаб адмирала Нимица в течение всей войны располагался на берегу, сначала в Пирл-Харборе, а позднее на о. Гуам. Находясь на «Ямато», адмирал Ямамото был лишен возможности поддерживать связь с другими кораблями своего флота, вследствие приказа о соблюдении радиомолчания. По той же причине он не мог передать Нагумо чрезвычайно важные сведения, полученные из Токио, и своевременно взять в свои руки руководство [253] операцией. Когда же он получил эту возможность, было уже слишком поздно. Если бы штаб Объединенного флота находился на берегу, лучше всего в Токио, где сходились все нити разведывательной службы и службы связи и где не было ограничений в использовании радио, Ямамото мог бы и информировать свои соединения о последних событиях и поступающих сведениях, и непосредственно руководить операцией на всем ее протяжении.

2. Миф о всемогуществе линейного корабля

Мы уже много говорили об анахронических взглядах морских офицеров «старой школы» и об их убеждении в превосходстве линейных кораблей. Сторонникам авианосной авиации было тяжело видеть, какие колоссальные усилия и средства затрачивались на постройку сверхмощных линкоров «Ямато», «Мусаси» и «Синано». Правда, последний в процессе строительства благоразумно переоборудовали в авианосец, но 28 ноября 1944 года «Синано» был потоплен в Токийском заливе подводной лодкой противника — всего лишь через 17 дней после спуска на воду и через 24 часа после того, как он снялся с якоря, чтобы совершить первое плавание. По-видимому, это был самый недолговечный боевой корабль.

Казалось, ни прогресс в технике, ни изменения, вызванные им в способах и методах ведения войны, не оказывали никакого влияния на «линкорных адмиралов». Уже в тридцатых годах стало очевидным, что авиацию необходимо признать серьезной силой в современной войне на море. Правильность такой точки зрения подтвердилась в первые же месяцы войны на Тихом океане, когда японские военно-воздушные силы добились серьезных успехов. Но упрямцы продолжали умалять значение авиации в морском бою и утверждали, что первые победы объясняются исключительно удачей. Авианосцы слишком уязвимы по самой своей природе, заявляли они, а береговая авиация не обладает достаточным радиусом действия, чтобы играть какую-то роль на огромных просторах Тихого океана, поэтому последнее слово в войне на море остается, как и раньше, за линейными кораблями. Сторонники линкоров полагали, что огневая мощь этих кораблей вполне достаточна, чтобы обеспечить их безопасность в случае воздушного нападения.

Другая группа лиц придерживалась совершенно противоположных [254] взглядов. Эти люди считали, что самолеты и авианосцы могут самостоятельно выигрывать сражения и даже войны, и рассматривали первые успехи авиации, как неопровержимое тому доказательство. Эта точка зрения также неверна, потому что отвергает ту важную роль, которая отводилась линейным кораблям во второй мировой войне. В результате сторонники авиации стали вообще сбрасывать со счета линейные корабли, считая их совершенно бесполезными, и сделали «хасирский флот» мишенью для презрительных насмешек.

Морская авиация по праву заняла место линейных кораблей и стала решающей ударной силой на море. Это было продемонстрировано уже в первые два дня войны, когда японская морская авиация — авианосная и базовая — уничтожила линейные силы как американского Тихоокеанского флота в Пирл-Харборе, так и британского Дальневосточного флота у берегов п-ва Малакка. Интересно отметить, что в наступательных операциях против собственно Японии, которые привели ее на грань поражения, американцы также широко использовали авианосную и базовую авиацию. И в течение всей войны можно было наблюдать следующую картину: японцы радовались своим первоначальным победам над американцами, а последние учились на своем горьком опыте первых месяцев войны, стремясь поднять свои силы до такого уровня, который позволил бы им выиграть войну на Тихом океане.

Использование линейных кораблей во флоте США — наглядный пример находчивости американцев. Военно-воздушные силы и авианосный флот стали играть в войне на море большую роль. Однако, по мнению американцев, это не означало, что линейные корабли с их мощным артиллерийским вооружением должны оставаться в бездействии до тех пор, пока им не представится маловероятный случай проявить свои боевые качества в решающем сражении. Наоборот, линкоры ВМС США умело использовались для артиллерийского обстрела аванпостов на оккупированных японцами островах в ходе подготовки к захвату их, причем действовали они достаточно успешно, что могут подтвердить оставшиеся в живых японские военнослужащие из состава гарнизонов этих островов. Линейные корабли применялись также для прикрытия авианосцев. Их сильный заградительный зенитный огонь был настолько эффективен, что не позволял нашим самолетам даже приблизиться к авианосцам противника. [255]

Руководители японского военно-морского флота знали об этих изменениях, произошедших в характере ведения войны на море, но они, по-видимому, не хотели смотреть действительности прямо в глаза. Например, 1 марта 1942 года контр-адмирал Ониси был отозван в Токио с поста начальника штаба 11-го воздушного флота, дислоцировавшегося на Южном театре военных действий. Направляясь к месту своей новой службы, Ониси побывал в штабе Объединенного флота и доложил командованию о боевой обстановке в районе Филиппинских островов и Голландской Восточной Индии. Он подчеркнул, что в современных условиях корабельная артиллерия отошла на второй план по сравнению с авианосной и базовой авиацией. Однако его сообщение не произвело должного впечатления. Это видно из ответа начальника штаба Объединенного флота контр-адмирала Угаки, который заявил, что столь категорический вывод, основанный исключительно на опыте ограниченных по своим масштабам операций, является преждевременным. Запись,. которую Угаки сделал в тот день в своем дневнике, отражает точку зрения высших морских кругов на этот вопрос:

«На бескрайних просторах океана базовая авиация может использоваться очень ограниченно, и я сомневаюсь, что одни авианосцы обеспечат достаточное количество самолетов для ведения активных боевых действий. Фукудомэ [начальник первого отделения Морского генерального штаба] сказал мне, что он отложил решение вопроса о прекращении постройки «Мусаси», на чем настаивает Симада [морской министр] . Общепризнано, что линейный корабль является важнейшей боевой единицей флота, поэтому мы должны сохранять мощь своего линейного флота до тех пор, пока у нас не появятся другие средства для противодействия линейным кораблям противника».

Такова была точка зрения тех, кто верил в главенствующую роль линкоров.

3. Неправильное использование кадров морской авиации

Другой важной причиной поражения Японии была так называемая «политика использования лучших экипажей», согласно которой все наши лучшие летчики несли боевую службу в действующей авианосной авиации. Многие считали эту политику чрезвычайно недальновидной. По их [256] мнению, лучших и наиболее опытных летчиков следовало посылать в авиационные военно-морские училища в качестве инструкторов, чтобы они могли поделиться своими знаниями и боевым опытом с неоперившимися юнцами.

В самом начале войны (в Пирл-Харборе и в Индийском океане) «политика использования лучших экипажей» оправдала себя, и поэтому с авианосцев для работы в качестве инструкторов было отозвано очень небольшое количество летчиков.

Зато после сражения в Коралловом море резерв опытных летчиков оказался исчерпанным. А пилотам, которыми мы располагали уже после боя в Коралловом море, даже лучшим из них, требовались недели практического обучения только взлету и посадке на авианосцы, да плюс еще недели для изучения боевой техники. Единственной причиной того, что «Дзуйкаку» не принял участия в сражении у о. Мидуэй, и явилась нехватка готовых к боевым действиям летчиков. А если бы нам удалось своевременно отремонтировать «Сёкаку», то он опять-таки смог бы участвовать в операции лишь в том случае, если бы у нас в резерве было достаточное число кадровых летчиков.

Таким образом, в сражении у о. Мидуэй мы могли бы иметь по крайней мере на один авианосец больше (а ведь он мог сыграть и решающую роль), если бы не близорукость наших руководителей, не сумевших понять, что война в воздухе — есть война на истощение и что с ограниченным количеством блестяще подготовленных воздушных асов нельзя одержать верх над противником, обладающим неисчерпаемым резервом летчиков, которые могут управлять самолетом и пользоваться его вооружением.

4. Техническая отсталость

В области техники Япония также отставала от американцев с самого начала и на протяжении всей войны на Тихом океане. Наиболее ярким и убедительным примером этому явилось отсутствие в японском флоте радиолокационных установок. За два дня до выхода наших сил к о. Мидуэй радиолокационные станции удалось установить на линкорах «Исэ» и «Хюга» — первых японских боевых кораблях из числа тех, которые должны были получить радиолокационную технику. Авторитетные представители военно-морского флота давно уже настаивали на оборудовании радиолокационными станциями всех наших авианосцев, [257] но мы настолько отстали в этой области электроники, что две установки, полученные нами буквально в последнюю минуту, представляли собой всего лишь экспериментальные модели и для авианосцев даже не предназначались. Успешное развитие радиолокационной техники самым положительным образом повлияло бы на исход этого решающего сражения. Радиолокационные установки сумели бы справиться с туманом, который сильно мешал соединению Нагумо во время перехода и на подходах к району боевых действий. И, что еще более важно, радиолокаторы помогли бы вовремя обнаружить разведывательные самолеты противника, и наши истребители уничтожили бы их прежде, чем они сообщили о нашем местонахождении. Радиолокационные установки предупредили бы нас о самолетах, атаковавших авианосцы Нагумо, а если бы они имелись на наших разведывательных самолетах, мы обнаружили бы оперативное — соединение противника намного раньше, чем это было сделано визуально.

Невольно вспоминается один случай, относящийся к развитию радиолокации в период второй мировой войны. Одной из важных частей радиолокатора является направленная антенна. Японскому профессору Яги первому удалось усовершенствовать антенну применительно к радиолокатору. Он опубликовал свое открытие еще в 1932 году. Вскоре Яги посетил Соединенные Штаты, где сообщение о его работах было помещено в нескольких научных журналах. Когда японцы вторглись в Шанхай, они испытали чувство мимолетной гордости, узнав, что там на электронных установках использовалась «антенна Яги». Англия и Соединенные Штаты сумели найти применение новому открытию, в то время как Япония не сочла нужным сделать это.

Следует помнить, что японцы по своей природе мало пригодны для работы в условиях массового производства. Они скорее склонны к труду, требующему высокой квалификации, чем к работе на конвейере. То же самое, что было с подготовкой летчиков, с ремонтом или постройкой боевых кораблей и всеми другими мероприятиями по подготовке к войне, случилось и с техническим развитием: с самого начала войны Япония оказалась технически отсталой страной, и чем дальше, тем она отставала все больше и больше. Были, конечно, исключения, как, например, наши парогазовые торпеды с кислородным питанием, превосходившие американские. Наш истребитель типа «0» [258] был гораздо лучше истребителей союзников, которыми они располагали в начале войны на Тихом океане. Но вскоре американцы получили новые истребители, которые по своим боевым качествам превосходили наши. Японские оптические приборы всегда считались лучшими. Очевидно, что прекрасные ночные бинокли, которыми пользовались на наших боевых кораблях, в немалой степени способствовали успеху в ночных боях. Но ночные бинокли не могли заменить радиолокационных станций.

5. Самоуверенность

Начиная с маньчжурского инцидента и вплоть до декабря 1941 года, Япония имела дело лишь со слабым противником и одерживала легкие победы. Поэтому она с некоторыми опасениями начинала войну на Тихом океане. Япония, как и все другие страны, была удивлена рядом крупных побед, одержанных в первые месяцы войны, и ее первоначальные опасения скоро рассеялись. Население в тылу и солдаты на фронте упивались успехами, следовавшими один за другим и скоро все стали весьма скептически рассматривать способность противника бороться или сопротивляться. В обстановке всеобщего ликования и развилась самоуверенность. Эту болезнь удачно назвали «недугом победы». Вирус самоуверенности распространился очень широко, и его влияние можно проследить на каждом этапе планирования и проведения операции против о. Мидуэй.

Вплоть до весны 1942 года война для Японии проходила столь успешно, что составители плана операции по захвату о. Мидуэй исходили, по-видимому, исключительно из того, что противник должен предпринять, не учитывая всех его возможностей. Нашей целью было вступить в бой с флотом противника, и самый верный способ достичь ее состоял в том, чтобы нанести удар по наиболее важному объекту противника. Если американцы не бросят свой флот на защиту о. Мидуэй, тем хуже для них — мы захватим этот остров, и он станет еще одним нашим опорным пунктом, так же как алеутские базы на севере. Тем самым наш оборонительный периметр увеличится, и мы сможем осуществить еще один бросок вдоль цепи Гавайских островов. Каждый новый бросок будет служить подготовкой для последующего. В конце концов мы заставим флот противника принять бой. Рассуждая таким образом, мы, [259] однако, не допускали мысли, что противник может действовать не так, как мы предполагаем. В этой близорукости виноват не только штаб Объединенного флота. На совместном совещании, посвященном обсуждению плана операции по захвату о. Мидуэй, представитель морского генерального штаба заявил: «Больше всего в этой операции нас беспокоит то, что противник не захочет встретиться с нашим флотом и не выйдет из своей базы».

Что могло быть хуже такой недооценки противника! Американцы не только не отказывались от боя, но с нетерпением ждали его и были готовы дать отпор. Наше оптимистическое предположение, что противник будет захвачен врасплох, основывалось опять-таки на убеждении, что американцы ничего не подозревают о наших намерениях. Но в действительности это было не так.

Решение рассредоточить силы — еще одно доказательство самоуверенности. Принимая это решение наши руководители не сомневались, что боевые силы можно будет легко объединить, если противник примет бой. Ошибочность принятого оперативного построения сил подтвердилась тем, что наши соединения, находившиеся на большом удалении друг от друга с началом сражения, не смогли соединиться для ведения эффективных боевых действий.

Младшие офицеры, сержантский и рядовой состав были заражены «недугом победы» в неменьшей степени, чем наши командующие. Эта болезнь распространилась здесь не так широко и не имела столь далеко идущих последствий, но симптомы были те же. Когда 4 июня нашим авианосцам был нанесен смертельный удар, большинство потерь было вызвано не взрывами и осколками снарядов, а ожогами. В большинстве случаев этих ожогов можно было бы избежать, если бы матросы были одеты соответствующим образом. Но на них были лишь рубашки с короткими рукавами и трусы. Да и почему бы им не одеться так? Лето в тропиках теплое, а опасаться атак противника нечего. Так зачем же обременять себя тяжелой одеждой, чтобы уберечься от ожогов! Так же небрежно обращались и с бомбами, которые сняли с самолетов, чтобы заменить торпедами. Зачем принимать меры предосторожности и убирать их в защищенные места? Сложим их прямо на палубе! Противник никогда не нанесет удара по нашему кораблю. Но он сделал это.

Заслуживает внимания оперативная игра в период подготовки к операции по захвату о. Мидуэй. При проигрывании [260] сражения согласно установленным правилам было зафиксировано девять попаданий, в результате которых два японских авианосца оказались потопленными. Однако число попаданий и потопленных кораблей произвольно уменьшили: попаданий — три, потопленных авианосцев — один, поврежден — один. Затем и эти потери были пересмотрены, и в результате потопленных авианосцев не оказалось вовсе. Такая же «гибкая» система подсчета применялась и при установлении потерь самолетов — принималось то количество, которое устраивало японскую сторону.

В заключение следует сказать, что главная причина поражения Японии не только в сражении у о. Мидуэй, но и во всей войне заключается в особенностях национального характера японцев. Для нашего народа характерна нелогичность в поступках. Японец часто принимает решение под влиянием порыва, а это приводит к действиям случайным и часто противоречивым. Традиционный провинциализм — вот источник нашей ограниченности и догматизма. Мы неохотно расстаемся с предрассудками и медленно принимаем даже необходимые улучшения, если они несут с собой новые идеи. Из-за своей нерешительности мы легко становимся чванливыми, что в свою очередь порождает в нас презрение к другим народам. Мы соглашатели, но из-за отсутствия смелости и чувства независимости привыкли полагаться на других и раболепно подчиняться старшим начальникам. Отсутствие трезвого подхода к действительности часто приводит к тому, что мы принимаем желаемое за действительное и поэтому действуем без тщательно разработанного плана. Только тогда, когда наши поспешные действия оканчиваются неудачей, мы начинаем анализировать их обычно для того, чтобы оправдать свои неудачи. Короче говоря, нам, как нации, недостает зрелости ума и собранности, благодаря которой мы знали бы, когда и чем жертвовать во имя главной цели.

Таковы отрицательные черты японского национального характера. Они и привели к поражению, которое мы потерпели в сражении у о. Мидуэй и которое зачеркнуло все смелые подвиги и драгоценные жертвы тех, кто принимал в нем участие. В этих отрицательных чертах лежит причина и всех несчастий Японии. [261]