Признание Советов

Я связываю со своей мирной политикой проявленную мною под градом тяжких оскорблений инициативу по восстановлению дипломатических отношений между Францией и Советским правительством. Это было последствием моего исследовательского путешествия в 1922 году.

Отсутствие каких-либо официальных отношений с правительством, фактически в течение семи лет сохранявшим власть в России, создавало ненормальное положение, идущее во вред нашим подданным, поскольку оно не позволяло французскому правительству действенно выполнять по отношению к ним свой долг защиты. Я вполне убедился в этом во время своего пребывания в Москве, когда я поставил себе задачей спасти молодого французского офицера, арестованного и приговоренного к смерти по обвинению в шпионаже. 19 июля 1924 года Чичерин телеграфировал мне:

«Советское правительство принимает к сведению с глубоким удовлетворением ваши дружественные заявления относительно предстоящего в скором времени разрешения вопроса о возобновлении нормальных отношений между нашими странами. Наше правительство приветствует также с удовлетворением ваше решение предоставлять в возможно широкой мере визы советским гражданам, желающим посетить Францию, и оно займется с той же дружественностью и благожелательностью этим вопросом, равно как и другими, могущими возникнуть вопросами, причем будет рассматривать отдельные частные случаи с теми же дружественными намерениями. Французские граждане будут поставлены в этом отношении в такое же положение, в каком находятся граждане других стран, которые, впрочем, обычно ведут переговоры экономического характера с нашими [254] торговыми представителями за границей перед тем, как прибыть в Москву для их завершения. Замедления и затруднения в делах подобного рода в отношении к Франции являются лишь неизбежным результатом отсутствия сношений между нашими правительствами, за что советское правительство ни в какой мере не является ответственным»{100}.

Необходимость установления отношений с Россией была настолько настоятельной, что даже державы, не признавшие московского правительства, были вынуждены, например, допустить уполномоченных Советского Союза в качестве единственных правомочных представителей России при разрешении вопроса о проливах{101}. Предыдущие французские правительства ставили признание де-юре Советского правительства в зависимость от следующих условий: 1) возобновление уплаты процентов по русским займам и погашение задолженности по ним; 2) взаимный отказ от каких-либо претензий в связи с понесенными убытками; 3) справедливая компенсация французских граждан, лишившихся своего имущества вследствие революции; 4) отказ от всякого вмешательства во внутреннюю политику Франции.

Однако, когда я пришел к власти, Италия и Англия уже признали Советское правительство. После консультации 20 и 30 июня с заинтересованными группами относительно необходимых мер предосторожности я учредил комиссию под председательством г-на де Монзи для изучения условий возможного признания; она предложила признание де-юре с рядом оговорок; над собственностью прежних русских правительств учреждалась администрация по секвестру.

28 октября 1924 года я направил следующую телеграмму Рыкову, председателю Совета Народных Комиссаров, и Чичерину, комиссару иностранных дел:

«В развитие министерской декларации 17 июня 1924 года и Вашего сообщения 19 июля правительство республики, верное дружбе, соединяющей русский и французский народы, признает де-юре, [255] начиная с настоящего дня, правительство СССР, как правительство территории бывшей Российской империи, где его власть признана жителями, и как преемника в этих территориях предшествующих российских правительств.

Оно готово поэтому завязать теперь же регулярные дипломатические сношения с правительством Союза путем взаимного обмена послами.

Нотифицируя это признание, которое не может нарушить ни одного из обязательств и договоров, принятых и подписанных Францией, правительство республики хочет верить в возможность общего соглашения между двумя нашими странами, вступлением к которому является восстановление дипломатических сношений. Ввиду этого оно особо оговаривает права французских граждан, основанные на обязательствах, принятых Россией или ее подданными при предшествующих правительствах, соблюдение которых гарантировано общими принципами права, остающимися для нас основами международных взаимоотношений. Те же самые оговорки относятся к той материальной ответственности, которую Россия взяла на себя начиная с 1914 года по отношению к французскому государству и его подданным.

Руководствуясь этим и желая еще раз служить интересам мира и будущего Европы, правительство республики преследует цель найти совместно с Союзом справедливый и практический выход, который позволил бы восстановить между двумя нациями нормальные дипломатические и торговые взаимоотношения в случае, если французское доверие найдет справедливое удовлетворение. Как только Вы заявите о Вашем согласии начать переговоры общего характера и более специальные экономического характера, мы готовы принять в Париже Ваших делегатов, снабженных полномочиями с тем, чтобы они встретились для переговоров с нашими уполномоченными.

До благополучного исхода этих переговоров договоры, конвенции и соглашения, существовавшие между Францией или французскими гражданами и Россией, не должны иметь силы; правовые взаимоотношения между французами и русскими, возникшие до установления власти Советов, продолжают регулироваться прежними нормами; также будет отсрочена ликвидация всяких расчетов между двумя государствами, причем все меры для ограждения интересов России во Франции или уже приняты или будут приняты. [256]

Наконец, следует считать, что отныне невмешательство во внутренние дела является правилом, регулирующим взаимоотношения между двумя странами.

Эррио».

* * *

29 октября 1924 года я получил следующий ответ:

«Всемерно приветствуя предложение Французского правительства о полном восстановлении нормальных дипломатических сношений между Союзом ССР и Францией с немедленным обменом послами и о безотлагательном открытии переговоров, имеющих целью установление дружественных отношений между народами Союза ССР и Франции, Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР выражает уверенность в том, что по всем вопросам, упомянутым в телеграмме председателя совета министров Французской республики от сегодняшнего дня, может быть достигнуто соглашение между обоими государствами к величайшей выгоде для народов Союза ССР и Франции при наличии доброй воли с обеих сторон и безусловного уважения к их взаимным интересам. Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР приписывает серьезнейшее значение устранению всяких недоразумений между Союзом ССР и Францией и заключению между ними общего соглашения с целью создания прочной основы для дружественных отношений между ними, руководствуясь при этом постоянным стремлением Союза ССР к действительному обеспечению всеобщего мира в интересах трудящихся масс всех стран и к дружбе со всеми народами. В частности, Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР подчеркивает значительную выгоду для обеих сторон от создания между ними тесных и прочных экономических отношений, содействующих развитию их производительных сил и торговле между ними и сближению их в хозяйственной области. Подобно французскому правительству, Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР точно так же считает взаимное невмешательство во внутренние дела обеих сторон необходимым требованием отношений с другими государствами вообще и, в частности, с Францией и приветствует заявление Французского правительства по этому вопросу. Соглашаясь на ведение переговоров между Союзом ССР и Францией в Париже, Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР доводит до сведения Французского [257] правительства, что он поручил Совнаркому и Наркоминделу Союза ССР принятие всех мер для незамедлительного открытия этих переговоров и ведение их с целью дружественного разрешения стоящих перед обоими государствами вопросов, выражая твердую надежду на их полное урегулирование в интересах обоих государств и всеобщего мира».

Председатель Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР М. И. Калинин»{102}. [258]