Третья генеральная атака
В половине ноября маршал Ойяма, главнокомандующий японскими армиями, послал своего генерал-квартирмейстера, генерала Фукусима и начальника своего штаба генерала Кодама к осадной порт-артурской армии для представления донесения о причинах столь неудовлетворительного положения дел на этом театре военных действий. Как я указывал в предыдущей главе, прибытие Балтийской эскадры, как нового фактора в войне, вызывало настоятельную необходимость немедленного овладения крепостью или, по крайней мере, взятия позиций, с которых возможно было бы уничтожить русский флот в Порт-Артуре или вынудить корабли покинуть гавань. Надо полагать, что эти лучшие офицеры были командированы с поручением продвинуть дело вперед и озаботиться принятием всех мер осуществления этой цели. При следующей атаке войска получили приказание продолжать штурмы без остановки и отдыха, даже если бы бой длился несколько часов, пока не будет достигнута цель или пока последний солдат не погибнет при выполнении задачи.
Октябрьские атаки показали, что осадная армия была недостаточно сильна, чтобы выполнить возложенную на нее задачу или быть может моральное состояние солдат пострадало от продолжительной борьбы настолько, что они утратили свою неукротимую, почти сверхчеловеческую храбрость, которой они так отличались в течение первого периода кампании.
По этому поводу имелось много указаний на то, что последнее предположение правильно. После безуспешных атак на «Трагическую траншею» 23 ноября 12-й полк, который выдержал всю тяжесть сражений, был отозван и заменен другим. Во время атаки 18 декабря на форте Северный Кикван 22-й полк, который прокладывал себе дорогу оружием против этой твердыни с самого начала и который был назначен для совершения окончательного приступа, получил в самый последний момент приказание начальника дивизии отступить назад и вместо него был послан новый полк, ввиду того, что генерал «прочел страх на их лицах», как он сам выразился.
Офицеры, принимавшие участие в атаках на форты Суншу, Эрлунг и Северный Кикван 26 ноября рассказывали мне об этом страшном бое и сообщали, как была устроена внутренность фортов, представлявшая [164] из себя лабиринт блиндажей из земляных мешков и как в узких проходах и искусно сделанной западне они потерялись и ужасно пострадали от огня ружей и пулеметов их невидимых врагов; далее они говорили, что русский отряд, который укрылся в одном темном, узком боковом проходе, атаковал их штыками и ручными гранатами. Этот рассказ, хотя я его слышал от нескольких лиц, сразу показался мне совершенно неправдоподобным. Я не мог понять, каким образом такой лабиринт брустверов из земляных мешков и блиндажей, если бы даже он существовал, мог остаться целым после ужасной бомбардировки фортов, которая продолжалась в течение многих часов перед самими атаками. Я думал, что такие импровизированные приспособления будут совершенно разбиты и окажутся бесполезными для указанных целей. Впоследствии исследования на месте и беседы со многими русскими офицерами, которые принимали участие в этих сражениях, убедили меня, что никаких внутренних укреплений не существовало. Имелись брустверы из земляных мешков на валах и блиндажи под банкетами. На форте Северный Кикван имелась траншея, защищенная земляными мешками в тылу фортов, а на Эрлунге — крытое сообщение между верхней и нижней батареями; все же рассказы о «лабиринте» вызваны были сильно возбужденным воображением людей, участвовавших в сражении.
Примеры эти, показывают, что японцы под Порт-Артуром начали страдать нервным расстройством от страшного напряжения, случаи которого были многочисленны, но я ограничусь рассказом лишь еще об одном. После взятия форта Северный Кикван находившийся здесь японский гарнизон и саперы, ведшие работы по направлению к форту «Q», сильно страдали от ружейного и пулеметного огня и не могли догадаться, откуда он был направлен. Они знали, что частью огонь велся с форта «Q», частью с Китайской стены, но расположение этих укреплений не было таким, чтобы оттуда можно было сосредоточить такой сильный обстрел, которому они подверглись. Они вообразили, что здесь где-нибудь между фортами Северный Кикван и «Q» должна находиться отлично замаскированная позиция, а так как они не могли определить место ее нахождения и она начала наводить на них некоторого рода сверхестественный ужас, то они и дали воображаемой позиции имя «Траншея приведений». В этом, конечно, нет ничего необыкновенного, но обстоятельство это представляется в высшей степени характерным.
Немедленно после взятия форта японцы начертили план, на котором были нанесены форт «Q» и «Траншея приведений» и даже несколько дней спустя нам говорили, что эта траншея теперь была взята.
На следующий день после капитуляции Порт-Артура я бродил по всем фортам и траншеям восточного сектора крепости. Я подходил к форту «Q» и прошел вдоль открытого поля вниз к форту Северный Кикван, но никакой траншеи здесь или где-либо по близости не было. Таким образом, «Траншея приведений» была создана расстроенным воображением людей с сильно издерганными нервами.
Неудовлетворительное положение дел стало очевидным и для самих японцев. Они поняли, что для достижения столь желанного конца [165] необходимо вдохнуть новую жизнь, вызвать соревнование, подействовать на врожденное самолюбие, переменить совершенно полки, чтобы они не могли постоянно действовать против одних и тех же позиций, где они терпели неудачи и бывали неоднократно отбиты и которые вследствие этого представлялись их воображению чем-то внушающим необъяснимый ужас.
Еще 20 октября прибыла из Японии 10-я бригада из солдат второго призыва и была назначена в подкрепление 11-й дивизии. 17 ноября в Дальний прибыла 7-я армейская дивизия и расположилась у Шуантайку, в 8 милях от тыла японских линий.
Эта дивизия состояла из молодых, свежих войск, прибывших прямо с родины, набранных из округов Хоккайдо и всегда считалась одной из лучших и храбрейших во всей японской армии. Это была единственная дивизия, которая не принимала пока участия в войне, оставаясь дома в то время, когда товарищи ее сражались и покрывали себя славой. Легко себе представить, с какими чувствами эти войска читали и слушали рассказы о подвигах других дивизий, в то время как они оставались в бездействии, снедаемые самолюбием. Но, наконец, пришел и их черед. Император поручил им славную задачу взятия Порт-Артура — единственного места, где их товарищи потерпели неудачу. Наконец-то им представился удобный случай.
Войска дивизии не были допущены прямо к фронту, а стояли сзади у Шуантайку, пока в них отсутствовала надобность. Им не разрешали общаться с другими войсками, которые могли скверно повлиять на них рассказами о грозной крепости, страшных сражениях, тяжелой работе, страданиях и ужасных картинах — нет, они должны были без всяких предвзятых идей, полные пыла и энтузиазма, подойти к фронту и их молодая, долго сдерживавшаяся сила должна была возродить усталую в борьбе армию и вдохнуть в нее новую энергию.
С этими подкреплениями численность осаждающей армии дошла почти до 100 000 человек и заключала в себе 20 пехотных полков; с такой грозной силой японцы возобновили атаки на крепость.
Японский план, как уже было изложено, заключался в совершении одновременных атак на позиции вдоль северной цепи восточного сектора: на форты Суншу, Эрлунг, Северный Кикван, «Q» и Восточный Кикван, а также против некоторых частей прикрытого пути{68}. Таким образом, площадь операций к 6 ноября была та же самая, как и во время второй генеральной атаки в октябре. Полки, которые приступили к штурму различных позиций, были, за одним исключением, те же, и весь бой сначала до конца велся в большинстве случаев тем же способом, распадаясь на ряд отдельных, независимых штурмов.
Как и при предыдущих атаках японцы открыли действия продолжительной и сильной бомбардировкой. Хотя многие испытания казалось должны были убедить их в очень незначительном эффекте этой предварительной бомбардировки на русских укреплениях, в действительности служившей для неприятеля как бы извещением о необходимости [166] стать наготове, тем не менее, они не изменили своей тактики. В военном деле японцы очень упрямы.
Предварительная бомбардировка была очень сильной, хотя и слабее октябрьской, и продолжалась с рассвета до 13 ч, после чего пехота перешла в наступление. В течение последних 2 ч огонь был исключительно шрапнельный; большие орудия играли очень незначительную роль, сравнительно с действием их во время второй генеральной атаки.
Третья генеральная атака началась 26 ноября с попытки овладеть цепью фортов восточного сектора, и была отражена после пятнадцатичасового боя, с очень жестокими потерями, такими, каких еще никогда японцы не несли под Порт-Артуром. Во время предшествовавших двух атак, несмотря на то, что они были отражены, японцы достигли некоторых результатов: при первой они взяли два форта Панлунга, при второй овладели фортами «Р» и Кобу, но при третьей генеральной атаке они были отброшены назад повсюду, не продвинувшись ни на шаг вперед в каком-нибудь направлении. Однако, стратегическое положение было таково, что, ввиду угрожающего приближения Балтийского флота, японцы вынуждены были продолжить штурм. Взятие крепости, при таком положении вещей, стало делом второстепенной важности; надо было во что бы то ни стало уничтожить флот и так как в восточном секторе их постигла неудача, они были вынуждены попытать счастья в другом направлении. Ввиду этого с 27 ноября атака свелась к страшному усилию овладеть чрезвычайно важной позицией — высотой 203 м, где произошло знаменитое девятидневное сражение.
Хотя бой велся в действительности беспрерывно с 26 ноября по 6 декабря, но штурм первых дней, составляя совершенно независимую часть всей операции, должен быть исследован отдельно.
Атаки пехоты были встречены вначале сильным огнем ружей и пулеметов. Сражение вскоре развернулось в ряде рукопашных схваток. На таком близком расстоянии от неприятеля защитникам было очень трудно сохранять спокойствие и вести меткую стрельбу. Трудно было оставаться хладнокровными и не потерять самообладания, слишком было приподнято настроение. Невозможно было удержаться, чтобы не ринуться в рукопашный бой с неприятелем, хотя каждый знал, что ружье — оружие гораздо более губительное, чем штык.
Рано утром войска, действовавшие против форта Суншу, были значительно увеличены. Около 14 ч был совершен первый приступ. Через непробиваемый снарядами проход японцы перешли через ров и достигли бруствера, который в одно мгновение был покрыт двигавшимися солдатами. На эту бушующую массу людей пулеметы на фортах и батареях Инцзешана направили такой ужасный огонь, что атакующие оказались разбиты, рассеяны и кубарем полетели обратно по рву в одно мгновение, прежде чем хоть один человек проник во внутреннюю часть форта. Та же самая участь постигла и атаку, предпринятую снова в 17 ч. По наступлении темноты некоторому числу солдат удалось перейти обстреливаемую пулями зону и достигнуть валганга форта. Русские вступили с ними в рукопашный бой, произошла страшная схватка, продолжавшаяся почти 2 ч, причем борьба велась с дикой яростью. [168]
С обеих сторон было выказано много решительности и мужества. Одним желанием были наполнены мысли людей:
Убить! Убить! Убить!
Хриплые, страшные крики, как будто диких зверей, звон стальных орудий, дробь ружейных выстрелов и немилосердный треск разрывающихся снарядов; стоны раненых, корчащихся в муках, дым, кровь, едкий запах испарений возбужденных людей, сладковатый, удушливый чад динамита и пироксилина и запах пороха, которые, как шпоры лошадь, раздражали людей до смерти.
Убить! Убить! Убить!
Бросай свою ручную гранату в самую середину твоих врагов! Ничего нет равного ей для искалечивания, изуродования, растерзания частей тела; головы и куски мяса разлетаются во все стороны и горячая кровь брызжет в твое лицо.
Убить! Убить! Убить!
Бей своим штыком, вонзай его лезвие глубоко в трепещущее тело, схвати за ствол твое ружье сильными руками, занеси его высоко и размозжи голову твоего врага страшным ударом. Терзай его ногтями, кусай его зубами и души его цепкими пальцами.
Убить! Убить! Убить!
Борьба длилась 2 ч; затем смертельно усталые противники молчаливо разошлись, точно по взаимному уговору, и отступили, русские — к горже форта, японцы — к траншеям, которые их саперы тем временем вырыли на банкете. С этих позиций продолжалась стрельба, но дальнейшей попытки с обеих сторон выбить неприятеля не последовало. На следующую ночь японцы, найдя, что удержаться во внутренней части форта было невозможно, снова отступили ко рву.
У форта Эрлунг сражение было еще более ожесточенного характера и продолжалось с небольшими перерывами целый день и так до 3 ч утра. Внутренность форта состояла из нижней и верхней батарей, нижняя была вооружена полевыми орудиями, внутренняя — 15-см{69} пушками и пулеметами. План японцев состоял в том, чтобы направить главную атаку от рва на валы нижней батареи и в это же самое время отрядить часть войск через глубокое ущелье между Эрлунгом и Хакимаки-яма, чтобы проникнуть отчасти через сапы, которые были здесь проведены, к горже форта и попытаться произвести другую атаку с этой стороны. Долгое время отряд задерживался непрерывной стрельбой с Китайской стены и когда, наконец, его поредевшим рядам удалось пробиться и достигнуть дороги, которая ведет от Суншу вдоль тыла линии форта, они были встречены таким бешеным огнем с батарейных позиций на Новом Панлунге и с так называемого Суншунского вспомогательного форта, что весь отряд был буквально стерт с лица земли.
Атаки, окончившиеся в полдень, были отбиты и возобновились снова в тот же день около 22 ч. Здесь, как и повсюду, большая часть боя происходила врукопашную, хотя трескотня ружей и пулеметов в [169] этом направлении была по временам ужасной. После двухчасового жестокого боя русские были выбиты из форта. В полночь японцы сделали отчаянное усилие взять приступом верхнюю батарею, но нападавшие были отброшены вниз пулеметами, едва только они показались на парапете, а ручные гранаты и снаряды немилосердно уничтожали их ряды. Подкрепления за подкреплениями посылались кверху только для того, чтобы в свою очередь быть отброшенными вниз и когда, наконец, бой начал утихать рано утром, японцы были вынуждены отступить назад к своим импровизированным траншеям на передней части укреплений, оставив весь валганг между верхней и нижней батареями усеянными мертвыми телами, наваленными в некоторых местах на 6–8 футов в высоту. У Эрлунга, как и у Суншу, японцы [170] на следующую ночь отошли снова ко рву. Позже ночью артиллерия с обеих сторон приняла деятельное участие в сражении: японские батареи бомбардировали верхнюю, а русские — нижнюю часть форта. Здесь, как и по всей линии атак, японцы корректировали стрельбу своих батарей небольшими белыми огнями, указывавшими как далеко вверх против различных позиций они должны действовать. Специальные сигналы производились красными бенгальскими огнями. Большая часть русских сигналов производилась посредством их прожекторов.
Кроме атак на Китайскую стену к тылу Хакимаки-ямы, о которых я уже упоминал, японцы пытались прорваться через линию обороны в двух других местах, именно за фортом «Р» и Восточным Панлунгом. На первое укрепление было сделано два приступа, но оба были отбиты ужасным огнем с близкого расстояния. На Восточный Панлунг было сделано не менее четырех приступов, три из них были отбиты убийственным огнем; во время четвертого нападающим удалось прорваться и отряд в 200 человек был послан вперед на склоны высоты Вантай. Они достигли перешейка. Но здесь, как и повсюду, русские приготовились оказать им горячий прием. С форта «Н» и с Вантая на них внезапно накинулись подкрепления и с обеих сторон был открыт беглый огонь из пулеметов. Из небольшого отряда никого не осталось и никто не мог поведать товарищам о характере местности по ту сторону вершины. После этого все дальнейшие попытки прорыва были оставлены и японцы утвердились в траншеях, всего в нескольких ярдах от Китайской стены, в местах, где были произведены атаки; с обеих сторон непрерывно продолжалось метание ручных гранат.
Атака на форт Северный Кикван была произведена тем же самым способом, как и на Суншу и Эрлунг. Здесь сражение было также жесточайшего характера и преимущественно велось штыками и ручными гранатами. Пять приступов было сделано на валы. В узком пространстве внутренности форта ряды сражающихся солдат ежеминутно подвигались то вперед, то назад, смотря по тому какой отряд брал перевес, но в конце концов результат оказался тем же самым. Русские отстаивали укрепление с удивительным мужеством и сражались, пока все не были перебиты; подкрепления держались наготове в узком проходе форта, чтобы пополнить ряды выбывших из строя и, несмотря на всю храбрость, японцы всякий раз бывали отбиты, оставляя сотни людей на месте боя; но среди убитых и умиравших, заполнивших небольшое пространство, было очень небольшое количество русских. Из трупов храбрых солдат образовалась целая стена, которая и остановила натиск японцев.
У Восточного Киквана днем произошло несколько кровопролитных схваток в борьбе за «Трагическую траншею». Как я упомянул, 12-й полк, производивший атаки 23 ноября и отбитый с большим уроном, был выведен из боевой линии и оставлен в резерве, а вместо него был назначен 27-й полк вновь прибывшей 7-й дивизии. Траншея трижды находилась в руках японцев и столько же раз оказывалась отбита обратно штыками; промежуточное пространство между траншеей и последней японской параллелью, которое уже было усеяно трупами во время прежних атак в октябре и ноябре, еще раз дало обильную жатву. [171]
На следующий день эта часть местности казалась с расстояния как бы покрытой черным ковром мертвых тел. Вероятно ни одно место на земле не было так пропитано кровью храбрых солдат, как эта небольшая часть склона высоты Восточный Кикван.
Около 21 ч, когда мы сидели, наблюдая за сражением и прислушиваясь к звукам стрельбы из ружей и пулеметов, стараясь создать себе представление об успехе атаки, наше внимание привлек один из русских прожекторов в низменной части Шуйшиинской долины, который начал действовать весьма странным и эксцентричным образом. Свет его то потухал, то снова блистал с бесконечно малыми промежутками каким-то дрожащим сиянием, точно в бреду, затем внезапно конус света остановился неподвижно в направлении к шуйшиинским люнетам; вскоре свет опять начал двигаться по всем направлениям и затем вдруг совершенно исчез.
Немедленно после этого мы услышали сильную стрельбу, раздававшуюся в направлении к форту Суншу и быстро увеличивавшуюся в силе, пока она не достигла высшего напряжения. Мы предполагали, что усиленная сигнализация и сверкание прожектора имели целью обратить внимание русских на какое-то неожиданное движение японских войск. Наше предположение действительно оправдалось. Генерал Ноги, в связи с фронтальными атаками на восточный сектор, задумал произвести обходное движение для овладения сильной батарейной позицией за фортом Суншу, которую японцы называли Суншунским вспомогательным фортом, посредством атаки с западной стороны. Если бы это предприятие удалось, японцы могли бы таким образом утвердиться в тылу русских линий и обстреливать прямым огнем форты Суншу и Эрлунг, которые было бы трудно удержать; никакое другое движение не могло бы способствовать скорейшему падению крепости, чем задуманное.
Чтобы выполнить этот план генерал Ноги сформировал отряд из 2000 охотников, лучших солдат, набранных из разных полков, составлявших правый фланг японцев, а командование этим войском поручил храброму начальнику 2-й бригады генерал-майору Накамуре. Войска были направлены на два южных шуйшиинских люнета и соединительные траншеи; отсюда они должны были спуститься по крутому склону к низменной части шуйшиинской долины, затем пройти ее и проникнуть в узкий проход между Суншу и вспомогательным фортом.
Я привожу ниже инструкцию генерала Накамура его отряду, так как она даст ясное указание на ту важность, которую японцы придавали этому движению. Кроме того замечательные слова генерала подтверждают изложенное мной в начале настоящей главы.
«Цель нашего отряда разбить Порт-Артурскую крепость на две части. Ни один не должен надеяться вернуться живым. Если меня не станет, полковник Ватанабе заменит меня, если и его постигнет та же участь, командование примет подполковник Окуно. Всякий офицер, какого бы то ни было чина, должен назначить себе приемника. Атака будет вестись, главным образом, в штыки. Как бы ни был жесток неприятельский огонь, наши солдаты не должны отвечать ни единым выстрелом, пока мы не укрепимся. Офицерам разрешается убивать тех [172] солдат, которые без надлежащего основания будут отставать, самовольно покинут строй или отступят».
В 21 ч, как раз при восходе луны, отряд пустился в свое отважное предприятие по направлению к неприятельским позициям. Русские форты и батареи высились окутанные как будто туманом; огромные, черные и грозные, освещенные бледным фантастическим светом виднелись они прямо напротив и на обоих флангах. Слева шла бешеная битва и над головами отряда жужжали снаряды и шрапнель. Колонна продвигалась вперед при гробовом молчании и подошла вниз к долине незамеченной; затем на нее вдруг наткнулись лучи прожектора, медленно двигавшиеся взад и вперед, исследуя поле. На несколько мгновений свет остановился неподвижно, освещая войско, точно парализованный, затем, когда блеск штыков обнаружил большую неприятельскую силу недалеко от их собственных линий, свет стал неистово прыгать, испуская как бы безмолвный крик бедствия короткими, быстрыми вспышками по всему горизонту. Его призыв заметили и поняли. Начался страшный артиллерийский огонь со всех сторон по отряду, и когда он пытался проникнуть в узкий проход и стал карабкаться вверх по крутым склонам к вспомогательному форту Суншу, сильные резервы русских, собранные здесь, обдавали его жарким огнем, затем бросились на него и вступили в отчаянную рукопашную борьбу. Обе стороны сражались безумно, в особенности русские, которые в этот день нападали с беспримерной храбростью. Никто не мог устоять против их яростного приступа. Генерал Накамура был тяжело ранен, подполковник Окуба убит и свыше тысячи солдат выбыло из строя. После почти трехчасового жесточайшего боя, когда всякая надежда на успех исчезла, генерал Ноги в 1 ч отозвал отряд. [173]