Ноябрь
Уроки, полученные японцами во время безуспешной атаки 30 октября и долгого, ожесточенного боя за обладание рвом, усиливавшим Северный Кикван, сильно подействовали на них, но и принесли пользу. Еще при обсуждении решений, принятых японцами после первого тяжелого поражения в августе, я отметил, как после первых нескольких дней уныния они затем дружно собрались с духом и снова весело принялись за дело, основывая свои новые планы на опыте, приобретенном дорогой ценой. Тоже самое случилось и после неудачи, постигшей их в октябре. Не было и теперь колебаний. Они увидели свои ошибки, осознали, что их надо исправить и соответственно с этим стали действовать. Четыре недели, прошедшие между второй и третьей генеральными атаками, были использованы для всякого рода приготовлений, основанных на опыте последнего времени, с надеждой на успех предстоящей новой атаки. Прежде всего японцы убедились, благодаря октябрьской атаке, в необходимости доводить сапы до самых укреплений. В этом отношении работы должны быть закончены. Даже небольшое открытое пространство в 30–40 ярдов, которое они считали возможным быстро пробежать, оказалось фатальным. Оно стоило им многих сотен жизней, свело к нулю атаку и благодаря этому энергия солдат ослабела и уверенность в себе была поколеблена. Японцы пришли также к заключению, что атаковать оборонительные постройки во рву таким способом, как это имело место у форта Северный Кикван — предприятие слишком медленное и сомнительное и что необходимо придумать другие средства, чтобы операции против этих сооружений пришли к быстрому и успешному концу.
Далее они решили, что как бы ни были достоверны донесения многих шпионов относительно состояния и активной силы гарнизона, исчислявшейся в это время в 10 000 человек{59}, Порт-Артур, очевидно, был все-таки еще достаточно силен, чтобы оказать сопротивление решительной атаке, если бы даже в нем остался только один сектор укреплений. Поэтому, для того, чтобы новая атака имела какой-либо [154] шанс на успех, ее следовало вести в широких размерах и распространить на западный сектор укреплений, с целью помешать русским сосредоточить значительную силу в каком-либо из атакуемых пунктов.
Наконец, они убедились, что сделали слишком высокую оценку результата своей бомбардировки фортов и траншей и сочли за лучшее расходовать боевые запасы для потопления кораблей в гавани и разрушения города с его складами, арсеналами и магазинами, вместо того, чтобы разбивать земляные валы и бетонные своды фортов.
Поэтому в течение ноября сапы велись в широких размерах и сильно продвинулись вперед, одновременно с этим было удвоено число апрошей между параллелями во многих местах, с целью облегчить доставку подкреплений, а также боевых запасов, провианта и прочее.
Перед фортом Эрлунг, в особенности, была проведена целая сеть сап, издали похожая на паутину. Сапы повсюду делались глубже и прочнее, чтобы лучше защищать их от разрушения неприятельским орудийным огнем и шрапнелью.
У форта Суншу была сооружена последняя параллель, в тридцати ярдах от рва, и отсюда были проведены две апроши прямо к гребню контрэскарпа. Артиллерия продвинулась ближе к форту, чтобы лучше наблюдать за эффектом своей стрельбы и чтобы орудия могли быть направлены прямо на амбразуры и другие части укреплений. Близ деревни Шуйшиин была установлена батарея из шести 12-фунтовых{60} морских пушек, у самой деревни Шикоу две 3,6-дюймовых{61} мортиры [155] и еще ближе к форту, на расстоянии всего лишь 1200 ярдов помещены батареи полевых пушек.
Апроши были проведены от фортов Хакимака-яма, Восточный и Западный Панлунг и Ишинобе («Р») к различным частям Китайской стены, чтобы подготовить атаку на всю цепь укреплений, отвлекать внимание неприятеля и вынудить его разбросать сравнительно небольшие силы на огромной площади.
Сапы у форта Восточный Кикван были доведены до наружного ската по направлению к «Трагической траншее», а также были проведены апроши и параллели по направлению к высотам 203 м и ее «сестре» Аказака-яме.
Хотя вся линия фортов еще обстреливалась сильным артиллерийским огнем, но японцы в течение этого периода сосредоточили огонь больших гаубиц и 4,7-дюймовых морских пушек, главным образом, на городе и гавани. Бомбардировка эта скоро дала о себе знать. Снаряды попадали во многие склады боевых запасов, причиняя взрывы и частые пожары в городе, последние, главным образом, от морских пушек, так как снаряды, которыми они стреляли, были снабжены более чувствительными трубками, чем у гаубиц и разрывались при ударе о крыши и стены домов, тогда как снаряды гаубиц пробивали их легко и разрывались, встречая лишь солидное сопротивление.
Почти каждый день виден был густой дым от пожаров, покрывавший злополучный город. В особенности в один день, когда был зажжен склад масла близ арсенала, черная масса дыма распространилась над городом до вершин высот и казалось, что вся крепость была объята пламенем. [156]
Сильный артиллерийский огонь был направлен также против кораблей, находившихся в гавани, благодаря чему малые суда должны были менять стоянку, а броненосцы и крейсеры переместились под высоту Паличжуан, где они вполне были скрыты от неприятельского взора, поэтому японцы не имели возможности корректировать свою стрельбу. Единственно, что могло им помочь — это огромные фонтаны воды, поднимавшиеся от падения снарядов в море. По этому признаку они узнавали, что снаряд не попал в корабль, но, во всяком случае, это было слабым утешением и руководствоваться им исключительно было невозможно.
Вопрос истребления русского флота стал вскоре очень серьезным. Балтийская эскадра{62} была в пути. Первые корабли уже прошли Суэцкий канал, другие находились около мыса Доброй Надежды на пути к месту их общей встречи у Мадагаскара. Если бы флот, находившийся в порт-артурской гавани и состоявший из пяти броненосцев и двух крейсеров, мог продержаться, пока Балтийская эскадра прибудет в японские воды, русские, конечно, могли бы, располагая соединенными Балтийской, Порт-Артурской и Владивостокской{63} эскадрами, стать грозной силой для японцев. Они могли бы даже вступить в бой с японским флотом или просто, следуя тактике Владивостокской эскадры в июне и июле, угрожать сообщению Японии с армиями и расстроить также ее торговые отношения. Неудивительно, что Морское министерство в Токио усиленно настаивало на том, чтобы осаждающая армия приняла все меры для овладения позициями, с которых русский флот мог быть уничтожен или выгнан из гавани в море. Настояния эти немного позже стали настолько энергичными, что армия у Порт-Артура получила решительное приказание приступить к атаке даже до полного окончания всех приготовлений. Но об этом дальше.
Первой задачей, предстоявшей японцам, был переход через рвы фортов Суншу и Эрлунга. Прежний опыт и уроки, полученные во время боя в «кроличьих садках» у форта Северный Кикван, заставили японцев признать, что наиболее безопасным и легким путем будет применение способов, к которым они прибегали в этом месте, а именно провести траншею к концу тыльной стены капониров, выдолбить отверстия в этой скале, наполнить их динамитом и взорвать. Этим можно не только разрушить капониры, но и заполнить ров массой земли от взрыва и облегчить переход через него.
Японцы обнаружили, что у форта Суншу ров снабжен контрэскарповой галереей, но была ли она растянута по всему фронту, как на Северном Кикване, или имелась только на углах, они не знали, так как в центральной части не было обнаружено амбразур и бойниц в каменной стене. Конечно, им было также неизвестно, как далеко галереи тянутся под контрэскарпом. В действительности галерея была проведена перед всеми фронтами и снабжена амбразурами только на углах [157] для правильного обстрела рвов перед флангами. Галерея соединилась с внутренностью форта через проход, построенный из бетона; последний поднимается только на несколько футов над дном рва и снабжен бойницами, из которых ров мог обстреливаться продольно.
Все это, как я сказал, не было известно японцам и, чтобы установить размеры и устройство построек во рву, они решили устроить колодцы вдоль фронта контрэскарпа. Два из них удалось довести как раз до конца валов капонира в то время как по двум центральным саперы, опустившись приблизительно на 8 футов, дошли до кровли.
Чтобы дойти до задней стенки капонира необходимо было проложить горизонтальные галереи вдоль кровли и затем снова вести работы вниз до оснований.
Как только размеры капонира стали известны, были вырыты три других колодца перпендикулярно вдоль задней части вала и когда они были доведены вниз до основания, то все были связаны подземным ходом. Задняя стена капонира была выстроена из бетона около 6 футов толщиной, но любопытно, что основание было каменное, так что было сравнительно легко выдолбить отверстие диаметром около 2 футов и глубиной 3 фута, в них и заложили заряды динамита. Остальная часть работы оказалась очень тяжелой. Колодцы и, в особенности, галереи были очень узки. В большинстве случаев два человека, иногда только один, могли работать в них в одно и то же время, так как скала была очень твердая. Только колодец «f» был сделан несколько больших [158] размеров, в нем имелся род витой лестницы, выбитой в скале, так что люди могли подниматься и опускаться с инструментами и динамитными зарядами, но другие колодцы, в которых я побывал, дали мне живое представление об опасностях и неприятностях профессии горнорабочих старого времени, а в галереи, проведенные вдоль крыши капонира, я бы предпочел послать вместо себя моего такса, хотя я сам не из трусливого десятка.
У форта Эрлунг скала оказалась еще тверже, чем у Суншу, так как состояла из очень твердого конгломерата известняка, кварца и кремния. Японцы обнаружили, что ров был снабжен капонирами только по углам, почему и решили, что достаточно вырыть три шахты такой же глубины, как и в нижней части рва: две на восточной стороне и одну — на западной. Эта работа продвигалась медленно и люди работали как негры{64}, хотя и сменялись каждый час. Здесь был применен алмазный бурав, но он плохо действовал и все 35 футов глубины шахты пришлось выдолбить. Русские, конечно, мешали, насколько возможно, успеху работ. Не было ночи, чтобы они не появлялись, совершая отважные нападения на головы сап. Вначале им удалось бросить несколько ручных гранат в колодцы, чем они причинили много вреда работам и убили всех находившихся в галереях людей. Позднее японцы соорудили солидные брустверы вокруг этих мест, которые дали им возможность держать русских в отдалении, но, несмотря на это, потери были все-таки тяжелые. Мне сообщили в главной квартире, что, в течение этого периода, японцы израсходовали свыше 10 000 патронов по русским ночным вылазочным отрядам и я уверен, что всю ночь можно было слышать звуки долбления и ружейной стрельбы, причем то раздавались одиночные выстрелы, то барабанили из ружей, подобно дождю, падающему на крыши. Орудийные выстрелы звонко гремели с промежутками в несколько минут, иногда каждую минуту и днем и ночью.
17 ноября были заложены и взорваны динамитные заряды в задней стенке Суншунской галереи. Эти взрывы оказались только отчасти успешными. В восточной части мины взорвались в бетонной стене, разрушили галерею и завалили большую часть рва, в западной же части взрыв по галереям не причинил особого вреда. Тем не менее японцы овладели передней частью рва и сразу приступили к проведению через него непробиваемого снарядами прохода, защищенного срубом из тяжелых брусьев, так что во время ближайшей атаки люди могли безопасно подняться к самым валам форта.
20 ноября были взорваны мины в контрэскарпе форта Эрлунг, две восточных удачно, завалив глубокий ров доверху, но западные взорвались здесь безрезультатно. Ввиду этого японцы решили построить в этом месте мост на крепких деревянных сваях, а на восточной стороне приступили к сооружению защищенного прохода, как на форт Суншу. Мост был закончен к 21 ноября, но русские в этот день разбили его вдребезги 6-дюймовым снарядом с батарейной позиции за [159] Суншу{65}. Защищенный проход, в который артиллерия не могла попасть, остался невредимым.
20 ноября военные корреспонденты возвратились из поездки для наблюдения за взрывами у форта Эрлунг, которые как картины, да и во всех других отношениях, не представляли особого интереса.
Когда мы возвратились, нас неожиданно посетил генерал Ноги.
У входа в лощину, где были разбиты наши палатки, мы вывесили объявление с приглашением солдат армии, которые озябли или чувствуют жажду, войти, выпить чашку чая и согреться; этим охотно пользовались солдаты, проходившие мимо нас, так как в это время часто бывали холодные дни. Генерал Ноги, проезжая верхом, прочел наше объявление и вошел к нам в сопровождении адьютанта, сказав:
«Я прочел, господа, ваше приглашение и собираюсь поймать вас на слове. Я солдат, пожалуйста, дайте мне чаю».
У генерала всегда находилось ласковое слово кстати.
Он просидел, разговаривая с нами, около получаса и затем уехал. Во время его визита ружейная перестрелка становилась все сильнее и очень скоро, после его отъезда, достигла высшей степени напряжения. Пулеметы присоединились к хору и сотни орудий открыли такой сильный огонь, который бывает только при отражении серьезных атак.
Мы вышли из палаток, но уже становилось темно и невозможно было определить, что в действительности происходило. Казалось русские производили большую контратаку по направлению к Эрлунгу; стрельба из ружей и пулеметов слышалась в этом направлении. Артиллерийский огонь слышен был, главным образом, со стороны русских. Снаряды и шрапнель разрывались сотнями над японскими параллелями и апрошами, ведущими к фортам Эрлунг и Суншу. Бой продолжался около полутора часов и затем сразу прекратился. Только на следующее утро на главной квартире мы узнали что произошло и каков был исход сражения.
После взрывов у Эрлунга японцы около трех часов ночи послали патруль, состоявший из одного унтер-офицера и двух солдат вдоль рва, чтобы произвести разведку постройки и состояния укреплений. Они успешно перешли незамеченными ров, залегли под бруствером из земляных мешков на гребне парапета и притаились. Затем они заметили, что находятся против наружного фаса форта и что в этой части сосредоточен очень небольшой гарнизон. Далее сзади, через открытое пространство, на расстоянии около 50 ярдов, находилось внутреннее, более сильное и высокое укрепление, где, казалось, находилась большая часть гарнизона. Через некоторое время патруль обнаружили и обстреляли, но он успел быстро отойти обратно ко рву.
В 5 ч утра один офицер и 25 солдат были посланы снова попытаться разведать фланги и тыл форта и донести об оборонительной системе этих частей. Но русские оказались наготове и как только небольшой отряд стал переходить ров, они немедленно открыли огонь по ним и в то же время командир форта, предполагая, что японцы собираются [160] атаковать, телефонировал о присылке подкреплений. Последние в количестве около 100 солдат из города и около 50 с Вантая скоро прибыли, но не приняли предосторожности, чтобы пройти незамеченными, а спешили во весь дух, в надежде своевременно оказать помощь при отражении атаки. Понятно, что они были замечены с японских западных батарей, которые сразу открыли огонь, а бомбардировка со стороны неприятеля укрепила русских в предположении, что атака приближается. Поэтому батареи на Паличжуане, Ицзешане и Анцзешане открыли ужасный огонь по всем японским апрошам, откуда могли подойти подкрепления. Ввиду этих обстоятельств небольшой разведочный отряд, конечно, ничего не мог выполнить и вынужден был искать укрытия, а с наступлением ночи отступил. Дело это, таким образом, оказалось более или менее ложной тревогой.
Японцы были скорее довольны этим делом. Потери их не превысили 50 человек, зато они получили возможность ознакомиться со способами, которые русские будут применять во время отражения атаки, так что это небольшое дело явилось как бы репетицией настоящего штурма. Наконец, русские истратили огромное количество боевых запасов, а японцы знали, что неприятель вынужден был беречь их, так как было очевидно, что они начали терпеть нужду в них, в особенности для тяжелых орудий. Недавно они уменьшили стрельбу шрапнелью и снаряды, которые посылались в японцев, имели плохое качество: главным образом это были старые китайские, приспособленные к новым пушкам и снабженные трубками, которые из пяти случаев в четырех не действовали. Некоторые из этих снарядов были исследованы, причем обнаружилось, что они содержат лишь часть заряда, который они должны иметь, остальная же часть камеры наполнена деревом. К некоторым снарядам имелось тщательно сделанное и остроумное приспособление: небольшой заряд, весом не более унции{66}, помещался в мешочке из шелка-сырца (а) и затем заключался в хорошо пригнанный, лакированный деревянный ящик в нижней части которого помещалась грубо выделанная трубка (с), прикрепленная пружиной (b).
Результат артиллерийского огня русских в течение этого периода, естественно, был очень небольшой, но ошибочно было со стороны всегда оптимистически настроенных японцев предполагать, что боевые запасы русских действительно исчерпаны. Тяжелые потери, которые причиняла японцам русская артиллерия во время жестоких боев конца ноября и начала декабря, в особенности на высоте 203 м, скоро заставила их почувствовать, что в [161] критический момент неприятель находит достаточно боевых запасов и притом очень хорошего качества. Стрельба по японским батареям производилась иногда не столько с целью причинить значительный вред, сколько для поднятия духа собственных солдат.
В то время как операции против фортов Суншу и Эрлунг продолжались, как было упомянуто, саперы 11-й дивизии медленно вели сапы по направлению к высокому форту Восточный Кикван. Работа эта была очень тяжелая. Чем дальше продвигались они вперед, тем труднее оказывалось предохранять людей от снарядов и динамитных бомб, выпускавшихся из небольших мортир. Работая вдоль двух апрошей, на расстоянии около 30 ярдов от «Трагической траншеи», они должны были в этом месте соединить их с короткой и прочно построенной параллелью, снабженной очень солидными блиндажами. От центра этой параллели они начали вести вперед одну сапу, но под дождем снарядов с «Трагической траншеи» дальнейшая работа здесь оказалась действительно невозможной. После значительных потерь попытка была оставлена; очень узкая и неглубокая траншея в 2 ярда длины — вот все, чем можно здесь отметить успех бравых саперов.
После этого японцы решили попытаться овладеть «Трагической траншеей» посредством штурма. Они знали, что попытка весьма вероятно будет стоить им многих жизней и что атака не задумана легкомысленно, как многие предыдущие, тем не менее это было единственным выходом; проведение же подземного хода через скалу представлялось, сообразно с обстоятельствами, делом слишком медленным, тем более, что в скором времени предстояло приступить к третьей{67} генеральной атаке.
Штурм начался около 18 ч 23 ноября и был совершен 12-м полком. Последняя параллель и апроши, ближайшие к ней, были наполнены солдатами, а в других параллелях находились наготове большие подкрепления.
После очень жестокой бомбардировки и обстрела шрапнелью началась атака. Мрачно пустынная часть высоты внезапно оживилась двигающимися солдатами, которые карабкались вверх с лихорадочной поспешностью, каждый из них был вооружен только ружьем и парой ручных гранат. Едва они вышли из траншей, как над ними разразилась буря с градом свинца, осколков стали и разрывающейся шрапнели и в несколько секунд небольшое открытое пространство между противоположными траншеями превратилось в ужасный ад страданий и было усеяно искалеченными телами и раненными людьми, корчившимися в муках. Несмотря на это осаждающие успешно овладели «Трагической траншеей» и выбили оттуда защитников.
Траншея была очень прочно сооружена и снабжена блиндажами и траверзами, представляющимися великолепным прикрытием против атак с севера со стороны японцев, но против ужасного огня, открывавшегося с русских позиций, эти укрепления были мало эффективны [162] и японцы жестоко страдали. Сосредоточить здесь значительную силу было невозможно. Поэтому, когда русские снова пошли приступом на них со штыками и ручными гранатами, они не могли противостоять стремительному нападению и были оттеснены обратно к параллели.
Позже вечером было совершено много нападений, и хотя японцам всякий раз удавалось овладевать траншеей, русские их все-таки выбивали решительными контратаками. В 1 ч ночи командир 12-го полка решил прекратить всякую попытку в этом направлении и отложить дальнейшие операции до дня предстоящей генеральной атаки, когда русские будут заняты сражением по всему фронту и поэтому лишены возможности сосредоточить внимание на каком-либо отдельном пункте.
Таким образом, русские остались хозяевами поля сражения. После ожесточенного боя за траншеи тела русских и японцев лежали целыми кучами, а открытое пространство траншеи было сплошь усеяно телами убитых и тяжело раненных солдат. В течение двух дней последние все умерли. Не могло быть и речи об уборке раненых, которые так и погибли. Во второй, но еще не последний раз, «Трагическая траншея» вполне оправдала свое название. [163]