Взгляд на прошлое
Генеральный штурм Порт-Артура потерпел неудачу. Японцы, естественно, должны были решить: следует ли продолжать штурмовать крепость и в утвердительном случае выяснить причины неудачи их планов. Разрешить первую часть вопроса очень трудно. Так как штурм оказался безуспешным, невозможно было предугадать, что должно или могло-бы случиться, если известные обстоятельства сложились бы иначе и если японцы заняли бы выгодное положение, которого они несомненно добились бы при небольшом счастье и немного лучших стратегических приемах. Мое личное убеждение состоит в том, что был момент, когда японцы могли воспользоваться обстоятельствами и обеспечить себе успех, и что границы победы и поражения были в течение одного небольшого промежутка времени очень неопределенные.
Мое мнение, подтверждавшееся и русскими офицерами, лично участвовавшими в этих боях: если бы японцы своевременно двинули больше сил вперед, именно 22 августа, когда они выбили русских с фортов Панлунга, и воспользовались бы своим выгодным положением в этом месте, не обращая внимания на потери, которые причиняли им соседние форты, если бы они бросили через брешь в укреплениях все войска, годные для дела, отрядив три или четыре полка для операций против Вантая и ближайших батарейных позиций, которые преграждали путь к городу, а другие части для наступления вниз к гавани — их усилия могли бы увенчаться успехом.
Русские войска были более или менее деморализованы. Русские солдаты — дети минуты, очень впечатлительные, с изменчивым, сообразно с обстоятельствами, настроением. От полного уныния до самых радужных надежд у них один шаг. Если дела идут хорошо, нельзя найти более храбрых и лучших солдат в мире, но, после продолжительных неудач, они способны потерять бодрость духа и сдаться. В этой кампании они потеряли веру в самих себя, так как терпели частые поражения, знали также, что одинаковая участь постигла их товарищей на севере. Офицеры говорили им, что Порт-Артур неприступен, что он сильнее всех тех позиций, которые они защищали до сего времени, что крепость вознаградит за все понесенные ранее потери и в ней можно обороняться, пока не прибудут на выручку с севера полки А. Н. Куропаткина, и что Балтийский флот, появившись в здешних водах, откроет [73] путь к победе и свободе. А между тем оказалось, что те самые войска, которые с успехом выбили их с таких сильных позиций как Наншан, Ойкесан и Дагушан, сразу пробили брешь в линии этой «неприступной» крепости. Если бы японцы тогда рискнули всем, двинулись бы вперед всей силой, проникли в город и разрушили все склады, я думаю, что гарнизон растерялся бы и Порт-Артур должен был пасть. Я сознаю всю трудность такого дела и понимаю, какой массой жизней надо было пожертвовать, но в такой отчаянной игре или все, или ничего. Японцы, как я пытался доказать, этого не сделали и в результате все ими предпринятое окончилось неудачей.
Бесполезно исследовать вопрос о том, что могло быть. Рассмотрим лучше другой вопрос: что именно было причиной неудач японцев?
Насколько я понимаю, причины эти были двух различных родов: с одной стороны мощь крепости, превосходная тактика командующего русскими войсками и, наконец, мужество этих войск, с другой стороны ошибки, сделанные японцами — не только отсутствие оценки затруднений, которые надо было преодолеть, но и тактика их и способы устранения этих затруднений. Последнего вопроса я касался уже в настоящей и предыдущих главах, но по отношению к русским вопрос этот заслуживает более детального рассмотрения.
Прежде всего крепость была гораздо сильнее, чем предполагали. В особенности опасным японцы считали расположение и устройство фортов таким образом, что они поддерживали и защищали один другого. Главный удар они направили на слабейший, как они думали, пункт неприятельских линий, на временно укрепленный редут Панлунг, но события доказали, что ограничиться борьбой только за эту позицию нельзя. Пришлось в действительности иметь дело одновременно с другими шестью фортами, принимавшими активное участие в обороне. После огромных потерь японцам удалось взять форты Панлунга, но огонь соседних фортов и батарейных позиций не позволял воспользоваться захваченным укреплением для наступательного движения, так как ежедневный список убитых, которыми они платили за удержание этих позиций, был слишком велик.
К долговременным фортам Порт-Артура японцы, за исключением немногих солдат, которые не отступают ни при каких обстоятельствах, никогда не подходили близко; лишь несколько месяцев спустя они попытались взять их штурмом и тогда вполне ознакомились с их силой. Если бы они знали в августе то, чему научились только в октябре, я сомневаюсь, чтобы штурм был бы когда-либо предпринят.
Другим фактором в деле являлась превосходная тактика русских, Не имея возможности без воздушного шара{29} определить расположение отлично замаскированных японских батарей и наблюдать за результатами [74] своей стрельбы по ним, русские благоразумно удерживались от артиллерийского боя, сберегая свои боевые запасы, пока неприятельская пехота не начинала наступления. Они оставались в своих блиндажах, хорошо зная, что даже самая жестокая бомбардировка, доведенная до высшей напряженности, не будет иметь большого результата для их сильных фортов и они молчали, пока японцы не приступали к атаке.
Генерал А. М. Стессель в этом случае снова выказал, как и в течение прежнего периода кампании, отличные способности. Контратаки вообще и в особенности ночью 23 августа доказали, как я старался разъяснить в предшествующей главе, что он вполне сумел выйти из трудного положения и своевременным, хорошо обдуманным и энергичным переходом в наступление обратить его в свою пользу. Кроме того он обладал даром полководца понимать настроение своих солдат{30}. В критический момент, когда после поражения они теряли бодрость, он. умел возбудить в них новую надежду и уверенность, а переходом в наступление будил в них врожденную храбрость и мужественный дух. Он знал, что батальон, который японцы послали к подошве высоты Вантай, находится в его власти. Здесь-то и надо начать нападение. Солдаты должны разбить его в этом месте, при удаче уничтожить совершенно и [75] этот первый успех, он уверен, отлично подействует на впечатлительных и легко воодушевляющихся солдат; их почти фаталистическое ожидание неизбежного несчастья изменится и они жизнерадостно уверуют в свои силы и возможность разбить в конце концов японцев. Как я заметил ранее, события доказали, что он превосходно изучил своих солдат.
Отличные тактические приемы генерала A. M. Стесселя выразились также в том, что превосходные средства обороны, имевшиеся в его распоряжении, как пассивные, так и активные, были всесторонне использованы и я думаю было бы интересно в этом отношении изучить немного детальнее эти средства обороны, с которыми встретились японцы при первом же нападении. По мере хода осадных операций обнаруживались все новые и новые приемы, о которых я и поведу речь.
Форты, на которые японцы произвели атаку, были все, за исключением Северного Киквана, временного типа. Это были земляные укрепления с блиндажами, устроенными из досок и земляных мешков. Перед редутом Люнгвэн находился большой и глубокий ров, такой же ров имелся перед шуйшиинскими люнетами, но не было каменных или бетонных эскарпов и контрэскарпов, рвы же не были вовсе снабжены капонирами.
Наиболее сильными пассивными средствами обороны этих фортов являлись один или два ряда проволочных заграждений. Так как проволока оказалась слишком крепкой, то японцы вначале старались повалить на землю все заграждение, подрезая колья, и в одном случае (при взятии высоты 174 м) им удалось это сделать. Но опыта этого, [76] насколько мне известно, не повторяли. Солдатам приходилось совершенно открыто стоять под неприятельскими пулями и благо, что они придумали другой способ уничтожения заграждений без особых потерь в людях.
Некоторое время этот способ применяли с успехом. Солдат подкрадывался к проволочным заграждениям ночью и привязывал веревки к концам некоторых кольев и затем с концами веревок скрывался в ближайших траншеях. Его товарищи должны были тянуть к себе концы и стараться свалить все приспособление. Русские скоро разгадали в чем дело и в следующий раз, когда японцы затеяли эту же самую игру, последние увидели, что колья были связаны проволокой и все их усилия оказались бесплодными.
Другой способ заключался в следующем: длинные бамбуковые шесты, наполненные черным, сильным, дымным порохом помещались под заграждением, зажигалась трубка и, таким образом, часть проволоки взрывалась. Такие шесты, между прочим, употреблялись иногда при нападениях на блиндажи и капониры на фортах — они вталкивались через амбразуры или входы, где и взрывались; сильный черный дым душил и ел глаза защитников, поднимая густое, темное облако перед атакующими, и скрывая их от неприятельского взора.
Иногда солдаты, имея каждый перед собой большой щит для защиты, могли среди бела дня спокойно приступать к разрезанию проволоки на глазах неприятеля. Вес каждого щита, сделанного из двух железных пластин толщиной в ¼ дюйма{31}, соединенных вместе, составлял около 80 английских фунтов{32}. Небольшое отверстие вверху давало возможность щитоносцу видеть дорогу. Действовать для этой цели надо было через выемку, сделанную в конце щита. Щит спускался ниже колен и прикреплялся к плечам. Двигаться можно было очень медленно, но быстрее черепахи. Первый солдат, посланный со щитом, был встречен сильным ружейным огнем, [77] пули попадали прямо против груди, не пробивая щит, но толчки от пуль, ударивших с силой большого молота, свалили его на землю. Солдат не был ранен, поднялся и, хотя ему непрестанно наносились удары, заставлявшие его останавливаться и шататься, все-таки достиг заграждения.
Иногда привязывались сзади две бамбуковые палки, верхние концы которых были прикреплены к веревке вокруг талии, а нижние — свешивались и волочились по земле. Когда удары пуль о щит заставляли солдата терять равновесие, он упирался бамбуковыми палками в землю, они и удерживали его от падения. Способ этот не был надежным и к нему прибегали редко.
Наиболее часто применялся следующий способ: пехота или саперы, с наступлением темноты, подкрадывались с величайшими предосторожностями к заграждениям и, лежа на спинах, солдаты старались перерезать проволоку большими ножницами. Способ этот, однако, как я говорил, приносил мало пользы и мне рассказывали, что солдаты приходили в такую ярость, что бросали свои ножницы, хватали проволоку руками и зубами, скручивали, тащили и раскусывали ее, заменяя с успехом ножницы своими зубами. Я не ручаюсь за достоверность, но слышал об этом от японских офицеров; во всяком случае известно, что у большинства японских солдат великолепные зубы. Позднее были доставлены более крепкие ножницы с длинными ручками, которые при энергичном применении успешно выполняли свое назначение.
Когда лучи прожектора останавливались на работавших над уничтожением заграждения, они притворялись мертвыми или ранеными, но, как только прожектор поворачивали, они снова принимались за свою работу. Русские, конечно, раскусили этот маневр и постоянно опасались того, что кто-то да находится около проволочных заграждений и расстреливали всех, не исключая и санитаров с носилками и флагами Красного Креста, не признавая ничего святого.
Из активных средств обороны на первом плане несомненно надо поставить прожекторы и пулеметы. Я старался в предыдущей главе дать понятие о том, какое действие оказывали прожекторы на осаждающих. Русские пользовались этим средством с величайшим искусством и ловкостью. Способ совместного действия ракет со звездами и прожекторов для обнаружения неприятеля и управление прожекторами с целью одновременно освещать местность, по которой следует неприятель и ослеплять его светом, приводя в расстройство, были превосходны. Русские изучили это средство лучше, чем кто-либо, что и выказали в ловком маневре, когда, благодаря прожектору, были завлечены в смертельную западню войска 1-й дивизии, вообразившие, что свет шел от японских ракет.
Как я уже говорил ранее японцы уклонялись от обсуждения событий ночи 23 августа и не считали это дело серьезным. Они также не желали сознаться, какой вред был причинен им русскими прожекторами, тем не менее заслуживает внимания тот факт, что после 23 августа японцы никогда более не предпринимали ночного нападения там, где лучи света могли обнаружить их, тогда как вылазки и контратаки [78] русских производились ночью, когда они могли извлечь наибольшую пользу из сильных источников света.
Хотя японцы не любили говорить об этом, но были согласны, что пулеметы русских имели огромное значение для обороны. Прожекторы неподвижны, говорили они, и местность вокруг Порт-Артура так неровна, что избежать их свет возможно, но пулеметы можно поставить почти повсюду и легко переносить с места на место двумя людьми; обнаружить их и вывести из строя почти невозможно, действие их для японцев было самое гибельное и благодаря этому русские отбивали атаку за атакой, причиняя им жестокие потери. Никто не мог устоять против их огня и неудивительно, что японцы боялись их и даже самые храбрые трусливо отступали, когда неприятельские пулеметы начинали отбивать свою дьявольскую трескотню. Русские стреляли из них с изумительной точностью, даже с большого расстояния и вообще владели ими блестяще.
Пулеметы русских имели калибр 8 мм{33}, японцев — 6,5 мм. Последние, системы Гочкиса, были большей частью изготовлены в Токийском арсенале; первые, интересно отметить — поставлены лондонской фирмой Виккерса с сыновьями и фирмой Максима. [79]