На ближних подступах: Иводзима и Окинава

Вторжение на Филиппины удовлетворило честолюбие Макартура, но создало новые проблемы в ведении войны. С 24 ноября 1944 года бомбардировщики Б-29 систематически бомбят с Сайпана Японские острова. В небе Японии они пытались проверить доктрину о решающей роли воздушной мощи в вооруженной борьбе. Японские города, застроенные в основном деревянными домами, были очень уязвимы. Зажигательные бомбы вызывали колоссальные пожары, миллионы людей оставались без крыши над головой. Американские авиаторы полагали, что бомбардировка мирных городов подорвет волю населения к сопротивлению.

Мнение стратегов воздушной войны разделяли в Вашингтоне. Высшее командование американских вооруженных сил стремилось создать максимально благоприятные возможности для действий авиации. Между тем командующие ВВС указывали, и с этим соглашался Вашингтон, что против Японии обращена далеко не вся мощь стратегических бомбардировщиков. От Сайпана до Японии 1500 миль, следовательно, за счет горючего приходилось снижать бомбовую нагрузку: Б-29 несли вместо десяти три тонны бомб. Дальность расстояния исключала сопровождение истребителями, бомбить приходилось с высоты 6–7 тысяч метров, что снижало точность поражения целей. Наконец, поврежденные машины не всегда дотягивали до Сайпана. Овладение островом Иводзима, находящимся в 660 милях к югу от Токио, могло разрешить все эти трудности.

На Иводзиме располагались радиолокационные установки, предупреждавшие ПВО метрополии о подходе бомбардировщиков. Они были и на других близлежащих островах — Хахадзиме и Титидзиме. Самолеты с авианосцев ударного оперативного соединения адмирала Митчера уже с конца лета 1944 года громили эти и другие военные объекты на этих островах.

В этих боях принимал участие молодой летчик Дж. Буш, вылетавший с авианосца «Сан-Джасинто». 2 сентября на своем торпедоносце-бомбардировщике Буш участвовал в подавлении позиции зенитной артиллерии на Титидзиме. «Заградительный огонь был самым плотным из всех, с какими мне только приходилось встречаться. [599] Японцы были готовы и ждали: свои зенитные орудия они пристреляли так, чтобы прошить нас насквозь, когда мы входили в пике. К моменту, когда наша эскадрилья была готова вступить в бой, небо густо покрылось злыми черными облачками разрывов зенитных снарядов». Самолет Буша был подбит. Он выбросился с парашютом, двое других членов экипажа погибли.

Буш провел полтора часа на спасательном плоту в море, опасаясь худшего — появления японского катера. К счастью, писал Буш, «мои молитвы были услышаны», всплыла американская подводная лодка, взявшая на борт пилота, терпящего бедствие. Он подвергался страшной опасности — японцы обычно убивали пленных, а именно на островах Бонин озверевшие японские офицеры даже занимались каннибализмом.

Бои у островов Бонин приобретали все больший накал. Со своей стороны японские самолеты, базировавшиеся на Иводзиме, совершали полеты на Сайпан. Решение о штурме острова было логичным и отвечавшим задачам воздушного наступления на Японию. Осенью 1944 года взять остров, вероятно, было бы нетрудно — японское командование серьезно не готовило его к обороне. Филиппинская эскапада Макартура привела к потере времени.

Пока комитет начальников штабов занимался спорами, на Иводзиму посадили двадцатитысячный с небольшим гарнизон во главе с энергичным генерал-лейтенантом Т. Курибаяси. Вулканический остров был основательно укреплен, прорыто тридцать километров туннелей, где укрывался гарнизон, устроены бесчисленные огневые точки, амбразуры многих из них находились в нескольких сантиметрах от поверхности земли и были практически незаметными. Гора Сурибати превратилась в неприступную цитадель. Гарнизон вооружился до зубов, включая чудовищные 320-миллиметровые минометы.

Курибаяси, проанализировав ошибки при обороне островов в войне на Тихом океане, всецело согласился с новой тактикой: открытие огня по десанту у кромки воды демаскировало защитников, навлекая быстрое возмездие корабельной артиллерии. Он приказал выждать высадки американцев и только тогда обрушить на них все огневые средства. Каждый солдат гарнизона дал торжественную клятву — убить не меньше десяти врагов. Прежде всего и больше всего генерал требовал от вверенных ему войск тщательной маскировки. Американская разведка так и не сумела ни определить численность вражеского гарнизона, ни вскрыть системы укрепления. С воздуха Иводзима [600] выглядел безлюдным островком, не было замечено ни одной казармы. Все под землей.

Вторжение на Иводзиму не могло быть секретом для Курибаяси — 72 дня американская авиация бомбила остров. Длительная подготовка объяснялась не столько осторожностью американского командования (генерал Шмидт, руководивший операцией, считал, что для взятия острова потребуется не более 10 дней), сколько неразберихой в штабах. Филиппинская кампания сковывала ресурсы, и вторжение на Иводзиму несколько раз откладывалось. Наконец после заключительного трехдневного обстрела с моря утром 19 февраля 1945 года американская армада, насчитывавшая около 1000 судов, вышла на видимость острова. Для штурма Иводзимы предназначался 5-й десантный корпус в составе трех дивизий морской пехоты.

Ветераны сразу отметили необычное обстоятельство: над островом висело исполинское облако дыма и пыли, поднятое разрывами снарядов и бомб, — в районе высадки было сброшено 6800 тонн бомб и выпущено 22 тысячи снарядов крупных калибров, но не было видно пожаров. Для опытного солдатского глаза картина была ясна — вражеские укрепления не поражены. Десантники готовились к высадке, вздыхая и поругиваясь, — их томили тяжкие предчувствия. Некоторые вполголоса напевали популярную песню морской пехоты, написанную на мотив траурного марша Шопена. Иные вертели в руках последнее достижение политико-воспитательной работы. Капелланы раздали солдатам карточки с текстом короткой молитвы: «О боже! Ты знаешь, как занят я буду сегодня, и, если я забуду тебя, не забудь меня!» В 9 с небольшим утра первые плавающие танки подошли к берегу и с трудом выбрались из воды. За ними волна за волной последовали десантные транспорты. Очень скоро неглубокий пляж был до отказа забит людьми, и боевой техникой. Солдаты встретились с невиданной почвой — ноги почти по колено тонули в вулканическом пепле, человек оставлял следы, как будто прошел слон. А сразу за пляжем возвышалась шестиметровая вулканическая терраса. Сутолока усиливалась, и в этот момент, едва прошел час после высадки, японцы дали о себе знать: стреляло все — от крупнокалиберных минометов до винтовок.

Такого избиения ветераны не видели со времен Таравы.

Под ураганным огнем десантные суда показали тыл и отошли в море. Судьба вторжения повисла на волоске. Только громадный перевес в артиллерии и абсолютное господство [601] в воздухе дали возможность американцам удержаться на плацдарме. Пошла битва за Иводзиму — тяжкое, круглосуточное сражение на острове, имеющем всего 10 километров в длину и 4 в ширину. В конечном счете Иводзиму затопили американские войска общей численностью 111 тысяч человек, из них примерно половина — строевые части. Продвижение исчислялось обычно в несколько десятков метров в день. Американцы несли громадные потери — японцы не бросались в бессмысленные атаки, потрясая мечами и с воплями «банзай!», а упорно и умело оборонялись. Курибаяси считал, что может удержать остров, но только если ему окажут поддержку авиация и флот. Господство американцев на море и в воздухе уничтожило самый проблеск надежды на выручку извне. Единственное, что оставалось гарнизону, — по примеру уже павших товарищей на бесчисленных островах Тихого океана подороже продать свою жизнь.

С этой ограниченной задачей воины под водительством рассудительного Курибаяси справились. Пятая дивизия американской морской пехоты, например, потеряла на Иводзиме 8935 человек убитыми и ранеными, потери в ряде батальонов превышали 100 процентов первоначального личного состава (включая пополнения). На заключительном этапе сражения, когда оно переместилось в северную часть острова, сотрясавшуюся подземными толчками, где из расселин в земле выбивался горячий пар, в этой адской местности действовали роты по пять-шесть человек вместо двухсот. Переполненные госпитальные суда не успевали вывозить с Иводзимы раненых и больных, среди них — множество лишившихся рассудка. Овладение Иводзимой, завершившееся 16 марта 1945 года, обошлось десантному корпусу в 25 851 человека, в том числе убитых — 5931. Японский гарнизон пал почти до последнего человека, свыше 20 тысяч было убито, только около 200 израненных солдат захвачено в плен. Труп генерала Курибаяси так и не был найден.

Победители, не мешкая, стремились покинуть унылый остров, превращенный в пустыню, — за время боев американцы выпустили на его восемь квадратных миль свыше 15 тысяч тонн одних снарядов. Последняя обязанность — проститься с мертвыми. На острове оставалось три дивизионных кладбища. Командир одной из дивизий на траурной церемонии утешил оставшихся в живых: «Пусть мир пересчитает наши кресты! Пусть их считают еще и еще! Тогда поймут значение битвы за Иводзиму, тогда удивятся, почему их так мало!» [602]

На Филиппинах генерал Макартур придерживался иного мнения. В дни, когда морские пехотинцы, обливаясь кровью, в отчаянии штурмовали доты Иводзимы, Макартур регулярно выпускал спокойные реляции о собственных победах, подчеркивая, что он воюет малой кровью. 1 марта штаб Макартура оповестил о взятии острова Коррехидора:

«3038 наших солдат одолели вражеские части, насчитывавшие приблизительно 6000 человек. Сильно укрепленный остров-крепость, хорошо вооруженные фанатичные защитники которого стояли насмерть, был взят за двенадцать дней. Наши войска сочетали внезапность, искусную стратегию и тактику, отлично взаимодействовали с приданными морскими и воздушными силами. Уже подсчитано 4215 вражеских трупов, многие сотни японцев замурованы в туннелях или пещерах, где они сожжены заживо или разнесены в клочки, несколько сот убиты при попытке бежать морем, 18 взяты в плен. Наши потери: 136 убиты, 531 ранен, 8 пропало без вести — всего 675 человек».

10 марта, когда на Иводзиме ежедневно десятки американских солдат падали, сраженные предательскими выстрелами из пещер, штаб Макартура передал пространное коммюнике — своего рода инструкцию по ведению боевых действий. На Лусоне, писали штабные литераторы Макартура, «наш метод наступления состоит в том, чтобы предварительно обработать соответствующий район бомбардировкой с воздуха, артогнем и пехотным оружием, загнав врага в туннели. После этого выдвигаются небольшие штурмовые группы с фосфорными гранатами и огнеметами. Они устанавливают и взрывают заряды у входов в пещеры. Закупорив четыре-пять таких входов, производят подрыв вертикальной шахты. В каждой пещере прячется человек двадцать пять. Враги гибнут от недостатка воздуха, а наши войска совершенно не несут потерь. Один только пример. В происходящем сейчас наступлении бригада 1-й кавалерийской дивизии в течение 48 часов нейтрализовала 137 пещер, взорвав 446 входов. Бригада практически не понесла потерь, погибло несколько тысяч вражеских солдат. Аналогичные приемы применялись в боях на Новой Гвинее и отличают нынешнюю кампанию на Филиппинах. Наступление, конечно, развивается медленно, но тем самым обеспечивается громадная экономия жизней солдат и материальных ресурсов». Так и только так нужно укрощать врага.

Читателям необычных коммюнике было легко сделать вывод, которого, собственно, добивался Макартур. Его солдаты и солдаты Нимица одинаково вооружены и обеспечены, [603] но на Филиппинах потери незначительны, а у адмирала — взгляните на Иводзиму! Сетования Макартура, продиктованные личными мотивами, конечно, крепко отдавали лицемерием. Но факт оставался фактом — на руководимом им фронте американские потери действительно были меньшими. Это постепенно мирило солдат с высокомерным полководцем, а адмирал Р. Тернер, неизменный командующий десантными операциями от Таравы до Иводзимы, приобретал мрачную известность по обе линии фронта.

Как вещало токийское радио спустя несколько дней после падения Иводзимы, «на нем лежит ответственность за гибель бессчетных ваших младших и старших братьев на различных островах в центральной части Тихого океана. Этот человек — Тернер — не вернется и не должен вернуться домой живым. Это лишь одно из многих дел, которые мы обязаны сделать, чтобы успокоить души тех, кто принес высшую жертву». Но война — очень сложный и противоречивый процесс. Иводзима, стоивший американцам большой крови, уже 4 марта 1945 года принял первый бомбардировщик Б-29, совершивший вынужденную посадку. До конца войны на острове приземлился 2251 Б-29 с экипажами, насчитывавшими 24 761 человека. Среди них было немало поврежденных машин, которые едва ли дотянули бы до Сайпана. Для морских пехотинцев Иводзима был плацдармом в ад, а для летчиков — путевкой в жизнь.

Со взятием Иводзимы воздушные налеты на Японию наконец стали массированными. Раньше бомбардировщики, появлявшиеся над японскими городами, становились жертвами не только зенитного огня, но и решительных атак истребителей, зачастую таранивших их. Теперь оказалось возможным посылать бомбардировщики под сильным прикрытием истребителей, отгонявших отчаянных летчиков японской ПВО. 10 марта 130 бомбардировщиков Б-29 сбросили груз зажигательных бомб на Токио. Столица оправдала старую поговорку, восходившую ко временам токугавской Японии, — «пожары — цветы Токио», порожденную частыми пожарами в городе, тесно застроенном деревянными домами. На этот раз огонь пожрал 250 тысяч домов, миллион токийцев остались без крова, а 84 тысячи человек сгорели заживо. Пожар войны, зажженный милитаристами, теперь лизал собственную страну. Накал и ожесточение борьбы росли. [604]

* * *

Война на Тихом океане, вне всяких сомнений, доказала решающее значение авиации для успеха морских сражений. На исходе 1944 года командующие японской морской авиацией трезво оценили сложившуюся обстановку. Плохи были у них дела. Японцы неизменно проигрывали все бои в воздухе, неся катастрофические потери. Американский флот, в первую голову ударные авианосные соединения, оказывался неуязвимым. Превосходство в технике и боевой выучке сводило на нет неоспоримую доблесть, помноженную на боевую ярость, японских авиаторов. Нельзя было допустить дальнейшего развития уже обозначившейся тенденции: за спиной — родные острова.

Выход из прискорбного положения предложил начальник общего отдела управления авиации министерства вооружений адмирал Т. Ониси. Адмирал знал, что отечественная авиационная промышленность не в состоянии выпускать самолеты, хотя бы равные по тактико-техническим данным американским. Если так, тогда каждая встреча в воздухе с противником — неизбежное новое поражение. Единственный путь компенсировать технические недостатки — противопоставить совершенной машине стальную волю к победе, готовность ради нее идти на смерть. Ониси предложил, чтобы летчики поражали вражеские корабли, врезаясь в них на своих самолетах.

Сама по себе идея не блистала новизной — японские пилоты уже не раз направляли свои подбитые самолеты на врага. Предложение Ониси отличалось тем, что он полагал необходимым принять этот образ действия в качестве обычной тактики боевого применения морской авиации. Ониси получил поддержку в Токио и в октябре 1944 года явился на фронт. Он был назначен начальником штаба соединений морской авиации, оборонявших Филиппины. Сразу же по прибытии, 19 октября 1944 года, Ониси собрал офицеров 201-й авиагруппы и произнес речь, в которой совершенно правильно, то есть пессимистически, рассказал об обстановке на фронтах, как она складывалась для Японии.

Закончив обзор, Ониси заявил: «По моему мнению, есть только один путь использования наших скудных ресурсов с максимальной эффективностью — организовать соединение летчиков-самоубийц, использующих истребители «зеро», вооруженные 250-килограммовой бомбой. Каждый самолет врежется во вражеский авианосец...» Предложение не вызвало возражений, и 20 октября был [605] сформирован «специальный ударный корпус». Название взяли из поэмы поэта времен Японии Токугава — Мотоори, где была такая строчка: «Японский дух подобен цветению горной вишни, сверкающей под лучами утреннего солнца». В корпус зачислили 24 летчика.

В тот же день Ониси обратился к ним с первыми и последними напутственными словами: «Серьезная угроза нависла над Японией. Спасение родины теперь не под силу министрам, генеральному штабу и подчиненным командирам, таким, как я. Ее могут спасти только одухотворенные молодые люди вашего типа. От имени ста миллионов наших соотечественников я прошу вас пойти на самопожертвование и молюсь за ваш успех. Вы уже боги и не имеете земных желаний. Но вы хотите знать одно — не окажется ли ваше фатальное пикирование напрасным. К сожалению, мы не сможем сообщить вам о результатах. Но я буду следить за вашей работой до конца и доложу о ее результатах императору. Вы можете быть в этом уверены». Голос Ониси прервался от волнения, и со слезами на глазах он выдавил из себя последнюю фразу: «Прошу вас сделать все возможное».

Почти сразу летчиков-самоубийц окрестили «камикадзе», буквально «ветер с небес». По преданию, такой ветер в 1570 году разметал громадный флот, направленный императором Китая для завоевания Японии. Вызвавшиеся по собственному желанию пилоты отнеслись к предстоящему делу спокойно и деловито. Они упаковали немногие пожитки в мешки, написав на них: «Личные вещи такого-то покойного лейтенанта» и т. д. Они именовали себя на ранг выше — по традиции погибший воин повышался на одну ступень в чине. Затем приступили к обсуждению тактики. Сошлись на том, что бомба в 250 килограммов не может потопить авианосец, поэтому нужно целить в лифты для подъема самолетов на палубу; тогда в случае удачного попадания можно нанести серьезный ущерб врагу. Главное — не закрывать глаза в последний миг, иначе можно промахнуться.

Ониси, произносивший высокие слова перед пилотами, вызвавшимися стать самоубийцами, в те же дни говорил совершенно иным языком со штабными офицерами. Вызвав их к себе, он свирепо заявил: «Мы не потерпим любой критики предстоящих операций. Мы знаем, что молодые люди не жалуются и не ворчат, но люди постарше часто занимаются критикой решений вышестоящих. Против критиканов или лиц, не выполняющих приказы, будут применены самые суровые дисциплинарные меры. В вопиющих [606] случаях они без колебаний будут преданы смертной казни». Вообще, расфилософствовался Ониси, «если Японии суждено быть спасенной, то это зависит от молодых людей до 30 лет».

Первый шквал «божественного ветра» омрачил боевую работу американского флота 25 октября 1944 года. На ближних подступах к Филиппинам пять камикадзе потопили американский авианосец и повредили три других военных корабля. Ониси торжествовал. Ценой жизней всего пяти пилотов врагу нанесены потери, которых давно не удавалось добиться, хотя в дело иной раз вводились сотни японских самолетов. Так, только накануне, 24 октября, практически оказалась безуспешной атака 250 самолетов. Адмирал Ониси приказал огласить по быстро формировавшимся новым отрядам камикадзе мнение императора, высказанное начальнику главного морского штаба по поводу атаки 25 октября: «Когда императору доложили об этой особой атаке, его величество произнес: «Было ли необходимо идти на такую крайность? Они, конечно, сделали великое дело!» Из слов его величества следует, что его величество очень озабочен. Мы должны удвоить наши усилия, чтобы избавить его величество от заботы». Моральное стимулирование по тогдашним японским критериям...

Уже к концу 1944 года в рядах камикадзе насчитывались многие сотни летчиков, рост корпуса ограничивала только нехватка самолетов. Опытных пилотов, асов японской авиации, в корпус не зачисляли, хотя они обращались с отчаянными просьбами. Их использовали для сопровождения камикадзе, шедших в боевой вылет. Малоопытные камикадзе неизбежно гибли, если американские истребители навязывали им бой. Постепенно начала вырабатываться тактика: для выполнения задания выделялась группа из пяти истребителей — три камикадзе, а два для прикрытия и сообщения о результатах атаки. Предполагалось, что, действуя небольшими группами, камикадзе вернее добьются успеха, избежав перехвата вражескими истребителями. Всю операцию предписывалось выполнять с величайшей скрытностью и максимальной быстротой.

В ходе филиппинской кампании каждую неделю вылетали десятки камикадзе. Они философски, без надрыва относились к порученному делу. Капитан Р. Иногучи, непосредственно руководивший действиями летчиков-смертников, примерно так описывал логику мышления своих подчиненных: «Когда мы стали солдатами, то предложили свои жизни императору. Мы идем в бой в твердом [607] убеждении, что выполняем свое обещание и тем помогаем сокрушить врага. Мы были бы бесчестны, если бы поступили иначе. Поэтому сам термин «особая атака» — только название. Наша тактика, пусть необычная по форме, просто иной способ выполнения воинского долга». Жизнь на базах камикадзе после первых восторгов и волнений вошла в обычную колею военного быта.

Деловые обсуждения. Не удастся ли угодить в трубу американского авианосца? Нет, они обычно закругленные, попасть трудно. Какой из лифтов более уязвим? Носовой или кормовой? и т. д. Приказ на вылет. И очень часто жалкое зрелище: скверный мотор самолета отказывает, летчик выбирается из кабины, сотрясаясь от рыданий. Товарищи уже скрылись за горизонтом, а исправных самолетов нет. Необычная чистота в кабинах самолетов камикадзе. Техники справедливо считают их гробами и тщательно прибирают, надраивают все, что может блестеть. Что касается подготовки летчика-смертника, то она не требовала особых хлопот и занимала обычно семь дней: два — на отработку взлета, два — тренировку в полете и три дня — на изучение подхода к цели. Рекомендовалось подлетать к вражеским кораблям на высоте 6–7 тысяч метров, а затем круто пикировать на цель.

Иногучи, писавший о летчиках-смертниках в конце пятидесятых годов, вспоминал:

«Вся упорядоченная рутина как живая встает передо мной. Пилоты забираются в кабины загруженных бомбами самолетов... Прощальный взмах рукой... Рев моторов... И они исчезают, поднимаясь вверх, на восток, над океаном цвета индиго, пока остаются только небе и вода.

Летя в море, пилот в последний раз видит землю, сочную зелень лесов кокосовых пальм, резко обрезанных сверкающей полосой пляжа, перед тем как земля уступает безграничной синеве океана. Мысли обо всей этой красоте, однако, уступают мыслям о предстоящей работе. Самолеты круто карабкаются вверх, где меньше вероятности встретить вражеские перехватчики. Воздух становится разреженным, и пилоты надевают кислородные маски.

Внезапно далеко в океане появляются черточки. Ведущий самолет прямо направляется на вражеские корабли, которые идут полным ходом на восток. Время от времени их скрывают облака. Камикадзе увеличивают скорость при подходе к цели, а немногочисленные истребители сопровождения готовятся отбить атаки вражеских перехватчиков. Камикадзе освобождают бомбы от предохранителей.

Навстречу быстро поднимаются истребители противника, [608] но наше соединение неуклонно идет к цели. Ведущий самолет слегка покачивает крыльями и дает сигнал — все самолеты в атаку! Ясно видна поднятая рука ведущего пилота, и почти можно различить его широкую улыбку. Каждый пилот выбирает цель, предпочтительно авианосец, и пикирует к самому уязвимому месту — лифту на полетной палубе. Через барраж заградительного огня, через стену летящей стали идут самолеты и поражают цели. Каждый взрыв вызывает столб огня, а затем взметаются вверх клубы густого черного дыма.

А я на командном пункте после вылета камикадзе с надеждой ожидаю успеха. Обычно успеха нет, но надежда никогда не покидает меня».

Большого успеха и быть не могло. Стряхнув с себя тягостное изумление, вызванное первыми ударами камикадзе, американцы решительно укрепили противовоздушную оборону флота и наложили строжайшее табу на сообщения о существовании у противника летчиков-самоубийц. Отныне едва в поле зрения корабельных радаров оказывались японские самолеты, как навстречу им за десятки километров вылетали перехватчики. Малоподвижные машины, ведомые неопытными руками камикадзе, расстреливались как на полигоне. Лишь немногие камикадзе прорывались к кораблям, где натыкались на плотный заградительный огонь, и только самые счастливые обретали желанную смерть в адском пламени взрыва на вражеской палубе. Опыт атак камикадзе подтвердил и то, что было ясно с самого начала, — бомба в 250 килограммов не могла пустить ко дну крупный корабль.

Но все же американский флот нес ощутимый урон. За время филиппинской кампании 424 камикадзе атаковали противника, потопив 16 кораблей и повредив 87. Американцы же полагали, что против них было использовано 722 камикадзе. Но выдающаяся доблесть этих пилотов не могла изменить соотношения потерь в воздухе: на 7000 сбитых японских самолетов (включая камикадзе) пришлось менее 1000 американских.

Атаки камикадзе усиливались. Они действовали не только у Филиппин, были отмечены их боевые вылеты у Иводзимы и против американского флота в открытом море. Отражение атак летчиков-самоубийц вызывало большое нервное напряжение у экипажей кораблей. Хотя военная цензура не пропускала ни одного сообщения с театра войны, в котором говорилось о камикадзе, они являлись постоянной темой толков и пересудов на действующем флоте. Пилоты-смертники наделялись сверхчеловеческими [609] качествами, утверждали, что они носили специальное одеяние (мнения расходились — белый саван или черный капюшон), были прикованы к самолетам и т. д. Наговорили много вздора, но единогласие царило только в одном — абсолютно обязательно уничтожать 100 процентов атакующих самолетов.

Типичная атака. 21 января 1945 года авианосец «Тикондерога» в составе оперативного соединения шел у Тайваня. Около двенадцати дня колокола боевой тревоги возвестили о приближении японских самолетов. Одни американские истребители ушли за горизонт отбить врага, другие высоко кружили над кораблями, обеспечивая непосредственное прикрытие. Томительное ожидание — и вот они! Семь японских самолетов с бешеной решимостью рвутся к американцам. Захлебываются огнем зенитные орудия, сверху, не обращая внимания на разрывы снарядов, ринулись, свои истребители. Шесть машин сбито, но седьмая взрывается на палубе «Тикондероги». Авианосец загорелся. Не проходит и двадцати минут, как новая волна паники охватывает американских моряков. Еще шесть японских самолетов! Пять поражены, некоторые — в упор у самых кораблей, а шестой, горящий в нескольких местах, ныряет прямо в пламя пожара на «Тикондероге». Новый взрыв. Итог: на корабле убито 143 человека, 202 ранено. Авианосец надолго выведен из строя. Моряки, участники и свидетели боя, никак не могут унять нервную дрожь.

А в Японии расцветает творческая мысль — конструируется управляемая планирующая бомба, несущая боевой заряд 1800 килограммов. Идея проста: бомба подвешивается под бомбардировщиком, который на высоте 6000 метров и в 20 километрах от неприятельского флота отпускает ее. В кабине бомбы пилот-самоубийца, который со страшной скоростью планирует на цель. Поразить ее на подходе очень трудно. Конструкторы назвали новое оружие любовно — «ока» (цветок вишни), американцы прозвали бомбу «бака» (дурак). Командиром первого отряда, вооруженного бомбами «ока», был назначен опытнейший летчик капитан Окамура. Японскому командованию не терпелось провести боевое испытание нового оружия. И вот 21 марта получено сообщение: примерно в 500 километрах от острова Кюсю обнаружена большая группа авианосцев. Командующий 5-м воздушным флотом адмирал Угаки приказал бросить против них соединение Окамуры. Для прикрытия было обещано 55 истребителей.

Окамура бросился к адмиралу, прося увеличить [610] прикрытие. Он забыл, что истребителей осталось плачевно мало. Угаки пристально взглянул в глаза капитану, встал, потрепал его по плечу и ласково произнес: «Если «ока» нельзя использовать в нынешней обстановке, тогда едва ли нам удастся когда-нибудь применить их». — «Будет выполнено!» — браво отрапортовал Окамура и отправился на аэродром, где к полету снаряжались 18 бомбардировщиков, 16 из них несли бомбы «ока». Клятвы в том, что долг будет выполнен. Патриотически-патетические возгласы. Взлетели, огляделись — сопровождают только 30 истребителей, остальные из-за технических неполадок остались на земле.

На командном пункте Угаки с высшими офицерами застыли у приемников. Растущее напряжение разорвали слова Окамуры, он кричал: «Что случилось?» И снова тишина. Через несколько часов на базу вернулись считанные уцелевшие истребители прикрытия. Они поведали душераздирающую историю. Примерно в 100 километрах от американского флота на группу тихоходных бомбардировщиков набросилось 50 американских истребителей. Они разметали прикрытие и занялись неповоротливыми бомбардировщиками. Чтобы избежать гибели, повысив маневренность, пилоты сбросили «ока» в море. Не помогло. В быстрой последовательности все бомбардировщики до одного были сбиты. С ними погибли 16 камикадзе, которые так и не заняли мест в драгоценных «ока», с которыми связывали такие надежды.

Тяжкая очередная неудача не обескуражила руководителей корпуса камикадзе. Они лихорадочно расширяли его ряды — подлинные добровольцы уже погибли, в японских вооруженных силах стало поощряться «добровольное» вступление тысяч в ряды самоубийц. Люди, связанные военной дисциплиной, приходили, но шли на выполнение предписанного долга иной раз в тяжких сомнениях. Предсмертные письма, отосланные родным, отражают настроение вновь завербованных. Выпускник Токийского университета X. Окаба, родившийся в 1923 году, писал в последнем письме родным 22 февраля 1945 года: «Я просто человек, надеюсь, не святой и не негодяй, не герой и не дурак — просто человеческое существо... Мы с радостью послужим нации в нынешней тяжкой борьбе. Мы разобьемся о вражеские корабли, будучи убежденными, что Япония была и будет страной, где позволено существовать красивым домам, смелым женщинам и прекрасной дружбе. В чем долг сегодня? В борьбе. В чем долг завтра? Победить. В чем повседневный долг? Умереть... Если [611] Япония каким-то чудом выиграет эту войну, это будет страшным несчастьем для будущего нации. Для нас лучше пройти через горнило испытаний, что послужит укреплению нации».

Осенью 1944 года и японский флот стал использовать самоубийц. Уже с начала войны на Тихом океане началась разработка специальной торпеды, управляемой человеком. Водитель торпеды, если удавалось поразить вражеский корабль, разумеется, погибал при взрыве. Торпеда имела ход свыше 30 узлов, при движении к цели водитель наблюдал за ней через перископ. Теоретически шансы корабля, атакованного таким образом, уйти были невелики, независимо от того, какие маневры предпринимал капитан. Спасал в подавляющем большинстве случаев отказ механизмов человеко-торпед.

Начиная с 20 ноября 1944 года японские подводные лодки систематически применяли эти торпеды, получившие цветистое название «кайтенс» (путь в рай). На корабли нападали как на базах, так и в открытом море. Организация атаки не содержала в себе ничего драматического: водители занимали места в торпедах, перед выпуском кричали в телефон «Да здравствует император!» и уходили в неизвестность. Иногда в погрузившейся подводной лодке с радостью отмечали далекие взрывы, иногда уныло слушали тишину — по тем или иным причинам человеко-торпеды, не достигнув цели, тонули.

Один из немногих уцелевших японских подводников, М. Хасимото, в записках о войне так припоминал о некоторых из этих людей:

«Во время долгих периодов пребывания под водой в лодке нечего было делать. Оба офицера, водители торпед, кроме подготовки своих торпед и тренировок наблюдения в перископ, не имели никаких других обязанностей, поэтому они играли в шахматы. Один из них присутствовал при атаке человеко-торпед в районе островов Улити, однако самому ему не удалось выйти в атаку из-за неисправности торпеды. Он был очень хорошим шахматистом. Другой — приятель командира артиллерийской боевой части нашей подводной лодки — был толстым и спокойным человеком».

Они с двумя другими водителями были выпущены в январе 1945 года около острова Гуам. Результаты атаки, по всей вероятности, были ничтожны. За ужином подводники помолились о душах погибших, затем привели в порядок их вещи. Один из них в предсмертном письме писал: «Всего 21 год жизни, прожитый как во сне. Но весь смысл этой жизни будет раскрыт лишь сегодня. В [612] период решительного сражения между Японией и Америкой мы должны одним ударом поправить наше пошатнувшееся положение и тем самым укрепить навсегда прославленную великую Японию, существующую три тысячи лет. Великая Япония — страна богов. Страна богов вечна и не может быть уничтожена. Нет, не страшна смерть, в будущем родятся тысячи, десятки тысяч юношей, и мы сейчас спокойно жертвуем своими жизнями за свою родину». Другой водитель в предсмертном письме размышлял куда менее возвышенно. Он написал: «Я хотел знать все детали воздушной фоторазведки. Разве не является безответственным посылать нас в атаку, не дав нам никакого представления об обороне противника или обстановке внутри гавани?»

По большому счету, с точки зрения стратегии, камикадзе не могли серьезно повлиять на ход боевых действий. Это ясно при ретроспективном взгляде спустя несколько десятилетий. Современникам, жившим под тяжким прессом войны, дело представлялось по-иному. В январе 1945 года английский посол сообщал из Вашингтона Черчиллю, что президента США Рузвельта «тревожили атаки летчиков-смертников на Тихом океане, из-за которых на одного японца постоянно погибали 40–50 американцев». Президент не очень надеялся на скорое окончание войны против Японии. Конечно, президент учитывал и другие факторы, камикадзе в его глазах лишь зримо олицетворяли фанатизм японского сопротивления. Во всяком случае, чтобы не подрывать морального духа американцев, цензура на сообщения о действиях самоубийц, воевавших под знаменами японского флота, сохранялась очень долго. По случайному совпадению население Соединенных Штатов впервые узнало о них на следующий день после смерти Рузвельта — Нимиц снял запрещение 12 апреля 1945 года.

Поздней весной и летом 1945 года развернулась крупнейшая кампания, проведенная американскими вооруженными силами в войне на Тихом океане, — овладение островом Окинава. Этот остров, лежащий примерно в 500 километрах южнее Японии, был жизненно необходим для подготовки вторжения в метрополию. На Окинаве, имеющем в длину 110 километров и в ширину до 30 километров, можно было разместить значительные контингенты войск для предстоящего штурма Японии. Гарнизон острова, состоявший из разношерстных частей, был явно [613] недостаточен для обороны острова площадью 1140 квадратных километров — 77 тысяч человек в 32-й армии, личный состав базы флота до 10 тысяч человек и еще 10 тысяч во вспомогательных частях. Мало того, японское командование просчиталось: ожидая вторжения на Тайвань, оно осенью 1944 года перебросило туда с Окинавы боеспособную дивизию.

Генерал-лейтенант Усидзима, командовавший 32-й армией, реалистически оценил обстановку. У него перед глазами был печальный опыт оборонительных боев против американских вооруженных сил на протяжении более двух лет. Он знал, что американцы далеко превосходят японцев в боевой технике. Отсюда напутствие генерала вверенным ему войскам: «Не считайте, что вы равны врагу. Поймите, что в нынешней войне материальная мощь обычно превосходила духовную мощь. Враг, очевидно, превосходит нас в технике. Поэтому не думайте, что одним духом вы возобладаете над врагом. Сначала математически точно рассчитайте ваши методы боя, а только потом занимайтесь размышлениями, как проявить свою духовную мощь».

Усидзима счел разумным дать возможность врагу высадиться, а затем сковать его затяжными боями в укреплениях, сооруженных в южной, гористой части Окинавы. Он, вероятно, надеялся, что в результате американское командование будет вынуждено сосредоточить у острова крупные силы, которые попадут под удар авиации с близкой родины. Он располагал 250 самолетами на острове и надеялся получить поддержку более чем 400 самолетов с Тайваня, 550 с аэродромов метрополии, нескольких сот самолетов морской авиации. Основной ударной силой японской авиации были отряды камикадзе. Во всяком случае Усидзима твердо надеялся нанести тяжелые потери наступающим.

Что же знало американское командование об Окинаве? Вероятно, не очень много. Архипелаг Рюкю принадлежал Японии с 1879 года. Естественно, в распоряжении европейских и американских географов не было достаточных данных о природных условиях, населении этих островов. Еще меньше могли знать соответствующие ведомства в США о том, что проделали японцы на Окинаве в месяцы, предшествовавшие вторжению. Американская авиация проводила регулярные налеты на остров, производила тщательную аэрофотосъемку. Уже на этой предварительной стадии пришлось заплатить за абсолютно необходимое любопытство порядочную цену — американцы потеряли [614] свыше 100 самолетов, 3 авианосца были повреждены камикадзе.

Американская разведка в начале 1945 года забросила на остров офицера морской авиации, пробывшего там примерно месяц. Он собрал кое-какую информацию, частично почерпнув ее у француза-миссионера, укрывшего его в своем доме. Разведчику удалось вернуться к своим. Вероятно, его подобрала в назначенном месте американская подводная лодка. Во всей этой истории много таинственного, не совсем ясно, как мог действовать разведчик на острове, где кишели вражеские солдаты и была налажена полицейская служба. Несомненно одно — едва ли информация, добытая этим и другими путями, в конечном счете представляла большую ценность: на овладение Окинавой (операция «Айсберг») по плану отводилось 30 дней, в действительности же потребовалось 82 дня, чтобы сломить сопротивление японских войск.

В ходе предшествующих кампаний на Тихом океане для американского командования стала аксиомой необходимость полной изоляции объекта атаки от поддержки извне. Раньше это достигалось без особого труда — противник обычно не располагал поблизости крупными силами. В случае с Окинавой положение осложнялось — до японских баз в метрополии рукой подать. Поэтому 18–19 марта 1945 года соединение быстроходных авианосцев провело рейд против аэродромов на острове Кюсю. Было уничтожено около 700 японских самолетов. Этот набег вместе с операциями против Тайваня, а также ряда районов Внутреннего Японского моря подорвали силы японской авиации. Грозную опасность со стороны камикадзе устранить было нельзя. Японское командование рассредоточило самолеты летчиков-смертников на сотнях аэродромов, и они только ожидали сигнала, чтобы славными подвигами завершить свою жизнь. На этот раз готовились массированные атаки камикадзе. Адмирал Ониси решил, что действия небольшими группами самолетов не приносят осязаемых успехов.

Против Окинавы были сосредоточены вооруженные силы США, насчитывавшие 550 тысяч человек, 318 боевых и 1139 вспомогательных кораблей. Экспедиционные силы генерала Бакнера, предназначенные для действий на острове, имели 287 тысяч человек. Накопив громадный опыт, отработав тактические приемы и имея колоссальное превосходство в силах, американцы уверенно провели высадку.

Рано утром 1 апреля взошедшее солнце осветило [615] союзнический флот, сосредоточившийся у западного побережья острова. Стояла идеальная для высадки погода — абсолютно спокойное море, умеренный ветер. Куда доставал взор, везде стояли транспорты и боевые корабли. Большинство окрашено серой краской — цвет, принятый в войне на Тихом океане; среди них резко выделялись камуфлированные корпуса кораблей, пришедших с Атлантики. Командовать вторжением поручили адмиралу Тернеру. Американские газеты уже несколько недель резко критиковали его действия у Иводзимы — по их мнению, он загубил там понапрасну множество американских солдат. На флоте знают другое: Тернер — самый опытный командир для десантных операций.

По его приказу с громадных транспортов, стоявших в десяти километрах от берега, спускаются на воду десантные суда. Своим ходом они следуют к месту сбора в четырех километрах от берега, где формируются штурмовые волны. Здесь они ориентируются по контрольным десантным судам — на каждом из них условный флаг, цвет которого означает район высадки данного подразделения, — желтый, розовый, белый и т. д. А когда войска достигнут берега, солдаты первой волны установят по разграничительным линиям трехметровые, ясно видимые с моря флаги тех же цветов.

Построение десантных судов происходит под грохот канонады — с 6.40 флот ведет огонь по берегу, дополняя предшествующую семидневную огневую подготовку. В 7.35 грохот прекращается, в воздухе рев моторов сотен самолетов: они штурмуют побережье, буквально заливая его напалмом. Едва возвращается последний самолет, артиллерийский огонь возобновляется.

Тем временем беспорядочное движение в районах сбора кораблей заканчивается, и ровными волнами — их восемь — десантные суда направляются к берегу. Сосредоточенные, молчаливые солдаты привстают, вглядываются вперед; впрочем, пока ничего не видно: в двух километрах от берега стоят линкоры и крейсеры, громящие побережье с дистанции прямого выстрела. В 8.00 первая волна проходит в интервалах между кораблями артиллерийской поддержки, направляясь к берегу. Трехдюймовые орудия, установленные на десантных судах, включаются в артиллерийскую подготовку. Звук их выстрелов не громче пистолетного — над головой проносятся снаряды с линкоров.

В 8.28 приходит сообщение: первая волна в 75 метрах от берега. Обстрел прекращается, на борту линкоров и [616] крейсеров артиллерийские офицеры внимательно следят за побережьем, готовые немедленно подавить огнем очаги сопротивления. Но берег молчит. В 8.32 солдаты первой волны достигли берега. Доставившие их десантные суда торопливо отходят, освобождая место для следующих волн. К девяти часам на берегу выгружаются танки, артиллерия. Снуют бульдозеры, устанавливаются краны. Войска зацепились за побережье. Американский корреспондент Э. Пайл торжествующе доносит: «Мы на Окинаве, без единого выстрела и даже не замочив ног». Через три недели он был убит.

В течение первого дня наступления на Окинаву, прошедшего без сопротивления, 50 тысяч солдат заняли значительный плацдарм. Противника нет и в помине. Особенно удивило американское командование, что в районе высадки удалось захватить неповрежденный аэродром. Впоследствии выяснилось, что охранное подразделение, презрительно именовавшееся самими японцами за свой жалкий вид «бимбо бутай» — «нищий отряд», просто разбежалось. Впрочем, его бегство никак не расстроило планов японского командования, оно ожидало врага в южной части острова. Идея обороны состояла в том, чтобы заманить американцев в район, где они не могли бы пользоваться поддержкой морской артиллерии, и там уничтожить их. Поэтому до десятых чисел апреля, пока солдаты Бакнера оккупировали равнинную, северную часть острова, боев на Окинаве почти не было.

По-иному сложилась обстановка в воздухе. Уже с утра 6 апреля 355 камикадзе атаковали американский флот. Летчики-смертники не имели навыка самолетовождения и на своих старых самолетах добирались до Окинавы вдоль цепочки островов, использовавшихся в качестве ориентиров. Часть из них сбили уже в пути, некоторые погибли при подходе к целям, другие промахивались и падали в воду, и лишь немногие успешно выполнили свою миссию. 6 апреля только 22 самолета, управляемые камикадзе, поразили цели. Их жертвами обычно становились эсминцы и вспомогательные суда.

В отчаянии командование флота решило бросить в качестве камикадзе практически последние исправные корабли. Был разработан план прорыва к Окинаве крупнейшего японского линкора «Ямато», который огнем своих 18-дюймовых орудий должен был рассеять американский флот у острова. Адмиралы не тешили себя иллюзиями относительно конечного исхода боя. Они знали, что линкору и его эскорту не суждено вернуться. Поэтому, чтобы [617] не тратить дефицитного топлива, корабли получили горючее только в один конец — до Окинавы. Операции, начатые 6 апреля, обозначили элегантным термином «Парящие хризантемы».

Командующий флотом, воздавая должное духовному потенциалу воинов, отдал приличествующий случаю приказ: «От этой операции зависит судьба родины. Наши корабли организованы в корпус особой атаки. Силы, выходящие сегодня в море, сделают надлежащие усилия в назревающей битве. Тем самым мы окажемся на уровне славных традиций императорского флота и передадим эти традиции потомкам. Каждое соединение, принимающее участие в операции, независимо от того, выделено оно для специальной атаки или нет, сражается до смерти. Тем самым должно уничтожить врага и сохранить вечные устои нашей родины». С кораблей сняли ненужные вещи, и во второй половине дня 6 апреля «Ямато» водоизмещением в 72 тысячи тонн под эскортом восьми эсминцев и легкого крейсера вышел в море. Эскадре надлежало достичь района Окинавы на рассвете 8 апреля и вступить в последний бой. Жертвенность тысяч моряков до слез растрогала несметные толпы провожающих, горячо молившихся за успех.

Уже утром 7 апреля пилот американского разведывательного самолета осмотрел эскадру и сообщил по команде о замеченном. Донесение об обнаружении «Ямато» вызвало необычайный подъем настроения в американских штабах: наконец пришло время расправиться с крупнейшим оставшимся кораблем японского флота. Вероятно, всеобщее ликование было причиной того, что на авианосцах перестарались — против японской эскадры бросили 386 самолетов. Около 12 часов дня они нашли «Ямато» и устремились в атаку. На месте боя, исторического для японцев и обыденного для американцев, небо буквально потемнело от бомбардировщиков и торпедоносцев, которые дожидались своей очереди сбросить бомбы и торпеды. Результаты боя предвидеть было нетрудно: «Ямато» и 5 из сопровождавших его кораблей пошли ко дну с развернутыми флагами, имея на мостиках уцелевших капитанов. 4 изрядно потрепанных эсминца спаслись бегством. Американцы потеряли 10 самолетов, сбитых зенитчиками. Японская авиация к месту схватки так и не подоспела.

Гибель «Ямато» означала конец японского военного флота. У островов метрополии остались немногие военные корабли. Командование американского флота было порядком раздосадовано: летчики не допустили морского боя. [618]

От эскадры линкоров у Окинавы в адрес авианосного соединения пришла шутливая телеграмма с укоризной, что линейные корабли лишились возможности провести небольшую стрельбу по мишеням. 2500 погибших на «Ямато» моряков и 1200 — на эскортных кораблях так и не внесли свой вклад в войну.

На протяжении последующих месяцев, до конца июня, когда американцы завершили бои на Окинаве, их флот подвергался непрерывным ударам камикадзе, действовавших иногда большими группами — до 200 самолетов, но большей частью все же индивидуально. Всего в боях за Окинаву было отмечено свыше 1700 боевых вылетов летчиков-самоубийц. Они нанесли довольно серьезный ущерб американскому флоту. На их счет отнесено 80 процентов его потерь. В водах у Окинавы флот США потерял 12 эсминцев, множество тральщиков, больших охотников и десантных судов. Повреждения получили около 200 кораблей, включая 10 линкоров и 13 авианосцев, большинство из этих кораблей так и не вернулись в строй до конца войны.

В этих боях был выведен из строя авианосец «Энтерпрайз», прошедший всю войну с 7 декабря 1941 года. В официальной истории корабля, написанной командором Стаффордом, рассказано, как около 7 часов утра 14 мая юркий японский истребитель, чудом миновав американские перехватчики, появился вблизи «Энтерпрайза». Его отогнали зенитным огнем. В 6.56 оперативное соединение повернуло к северо-западу и пошло вблизи облака, куда ушел «зеро».

«Как будто дождавшись этого момента, маленький зловещий самолет выскочил из облака и стал полого пикировать на «Энтерпрайз». Бортовые 40– и 20-мм зенитки открыли стрельбу, а корабль круто повернул влево. Камикадзе продолжал пикировать, не уклоняясь от огня, крылья самолета слегка перемещались, пилот корректировал направление полета с учетом поворота корабля. «Энтерпрайз» весь сотрясался от изменения курса на полном ходу, а 35 автоматов калибром 20 миллиметров, 16 — калибром 40 миллиметров и 4 пятидюймовых орудия поливали истребитель сталью, пока весь левый борт корабля не пожелтел от дыма. С мостика казалось, что красивый смертоносный коричнево-зеленый истребитель с подвешенной к нему крупной бомбой промахнется и врежется в море. Вражеский пилот, вероятно, сообразил это, ибо на подходе к кораблю он перевернулся и так спикировал прямо в люк носового лифта. Доли секунды слышался треск ломавшихся переборок, а затем пятью этажами ниже грянул [619] взрыв. Потрясенные зрители на соседних кораблях увидели, как из люка носового лифта на высоту полутораста метров взметнулось облако густого черного дыма».

Корабль тяжко пострадал, через пробоины хлынула вода. Было убито и ранено около 100 человек. Автор заключает:

«Старший пилот Томи Зай (его останки и документы были найдены на дне колодца лифта) добился того, чего не могло достичь самыми напряженными усилиями командование императорского флота на протяжении трех с половиной лет, — он вывел «Энтерпрайз» из войны».

В ходе овладения Окинавой японский гарнизон был почти целиком перебит, захваченные несколько тысяч пленных не меняли картины — то были в основном ополченцы из местных формирований. Погибло свыше 42 тысяч мирных жителей, или почти 10 процентов населения Окинавы. Они, объяснил Нимиц, «имели несчастье находиться поблизости от японских войск и сооружений», а американцы обстреливали без разбору все. Потери вооруженных сил США достигли 13 тысяч убитыми, из них 5 тысяч на флоте. Был убит и американский командующий генерал Бакнер.

Макартур, войска которого в это время завершали отвоевание Филиппин, был самым усердным критиком ведения боев на Окинаве. Указывая на значительные потери у Нимица на Окинаве, Макартур разъяснял своим штабным: «Это ужасно. Американское командование пожертвовало тысячами американских солдат ради изгнания японцев с острова. Но ведь в первые три-четыре дня после высадки американские войска заняли район, необходимый для устройства военно-воздушных баз. Нужно было поставить войска в оборону, и пусть японцы гибнут в попытках взять укрепления. Осуществить это было бы легко и обошлось бы много дешевле в жизнях».

22 июня 1945 года командующий японским гарнизоном острова и его начальник штаба признали поражение. На рассвете оба генерал-лейтенанта — Усидзима и Те — вместе с группой офицеров штаба вышли на уступ перед выходом из пещеры, обращенным к морю. Присели на чистой простыне, отбили поклоны в сторону Японии. Расстегнув мундиры, специальными ножами для харакири они вспороли обнаженные животы, затем склонили головы, и адъютант мечом отсек их. Американские солдаты, находившиеся в 30 метрах за гребнем скалы, пропустили зрелище самурайской доблести. Через два дня они разыскали могилы генералов. Один из них успел сочинить себе скромную, но педантичную эпитафию: «Умираю без сожаления, страха [620] и стыда. Настоящим удостоверяю вышеизложенное».

После войны на местах, где прошел «стальной тайфун» (так местные жители вспоминают о боях на острове), было поставлено множество памятников. Поблизости от памятника генералу Бакнеру возвышаются еще два. Один из них — в память о школьницах 1-й женской школы Окинавы. Японцы мобилизовали их работать санитарками. При приближении неприятельских войск 125 девушек спрятались в большой пещере, где были заживо сожжены американскими огнеметчиками. Другой памятник отмечает место гибели нескольких десятков девушек из 2-й женской школы Окинавы, убитых при аналогичных обстоятельствах.

Общие потери японцев американское командование исчислило в 131 303 человека убитых, 7401 взятых в плен. Методика подсчетов вызывает обоснованное сомнение. Как заметил адмирал И. С. Исаков, «многомесячные бомбардировки «сверхкрепостей» и самолетов с авианосцев, затем последующие обстрелы острова артиллерией линейных кораблей уничтожали почти все живое, включая и гражданское население острова. Американцы по мере занятия его территории подсчитывали число японских могил и заносили похороненных в списки убитых. Так, местные рыбаки и крестьяне, привлекавшиеся к фортификационным работам, после своей смерти попадали в численный состав японской армии во славу американского оружия». Что до пленных, то они были вывезены на Гавайские острова, где полтора года терпели порядочные мытарства под сверхбдительной американской охраной, развернувшейся вовсю уже в мирное время.

Опыт боев на Окинаве показал союзникам, что сопротивление противника не ослабевает, а возрастает по мере приближения к Японии. Американский военный историк Ф. Хаф, анализировавший кампанию на Окинаве, заключил:

«Участники боевых действий и военные специалисты рассматривали эту операцию как генеральную репетицию того великого финала, который должен разыграться севернее, на островах собственно Японии».

При таком подходе к вопросу перспектива дальнейшего развития событий выглядела мрачной. Измотанные и измученные американские войска с глубоким опасением думали о предстоявшем вторжении на Японские острова.

В первую неделю высадки на Окинаве, сообщает американский ученый С. Морисон, выпустивший в 1963 году официальную историю участия флота США в войне, солдат, пораженных отсутствием сопротивления врага, облетела шутка: «Морская пехота продвигается так быстро, [621] что она уже встретилась с русскими, наступающими с другого конца острова». В шутке этой, возникшей среди ветеранов 1-й дивизии морской пехоты, был глубокий смысл: Красная Армия разгромила державы «оси» в Европе. В те дни, когда американские войска с трудом продвигались на Окинаве, Советские Вооруженные Силы проводили гигантские операции в Европе. Была освобождена Вена, взят Берлин, взвилось знамя Победы над Прагой. Рядовые в американских вооруженных силах неизбежно связывали свои надежды на победу над Японией с участием Советского Союза.

Захват Окинавы был последней операцией американских вооруженных сил в бассейне Тихого океана. Хотя на острове был водружен американский флаг и он считался завоеванным, немало японских солдат и офицеров прятались в пещерах, труднодоступных местах. Генерал Усидзима перед смертью призвал своих подчиненных пойти в партизаны. Конечно, немногие последовали отеческому совету. Большинство предпочло пассивно ожидать возвращения «непобедимой» императорской армии, ибо в капитуляцию Японии они не верили. До начала пятидесятых годов во всяком случае одиночным американцам появляться в редко заселенной северной части острова бывало небезопасно. [622]