Сражения на островах и на море

1943 год вошел в историю как год коренного перелома в ходе второй мировой войны в результате исполинских побед Красной Армии под Сталинградом и Курском. Сражения на советско-германском фронте по своему размаху не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило в войне на Тихом океане. За 1943 год Советская Армия разгромила 218 вражеских дивизий, 56 из которых перестали существовать, уничтожила 14,3 тысячи самолетов, 7 тысяч танков, 50 тысяч орудий, было потоплено 296 неприятельских кораблей всех классов. Так громилась основная ударная сила держав фашистской «оси». Успехи на главном театре войны — советско-германском фронте — изменили стратегическую обстановку во всем мире.

Руководителям Японии пришлось распроститься с надеждой на победу гитлеровской Германии. Коль скоро Красная Армия нанесла крупнейшие поражения европейским державам «оси», США и Англия, реалистически рассудили в Токио, смогут направить больше сил на Тихий океан. Японии, чтобы выстоять, предстоит полагаться только на себя.

С марта по сентябрь 1943 года японские штабы разрабатывали новую стратегию.

Был определен периметр «абсолютной сферы национальной обороны» (или внутренний обвод японской обороны захваченных территорий), проходивший от Курильских к Маршалловым и Каролинским островам, оттуда на запад, к западной части Новой Гвинеи, Зондским островам в Индонезии, и на север, в Бирму. Внешний обвод — территории вне этой линии: часть Новой Гвинеи, Соломоновы острова и острова Гилберта удержать нельзя, однако следует заставить противника дорого заплатить за овладение ими.

Из крутого изменения стратегической обстановки в мире в Японии сделали вывод, что нужно всячески укреплять Квантунскую группу войск. Призрак совместного советско-американского выступления стал преследовать Токио. На Тихий океан отправлялись ничтожные подкрепления, главные силы японской армии стояли у границ СССР, в Китае и на островах метрополии.

Чтобы вбить клин между СССР и западными союзниками, японские руководители в сентябре 1943 года обратились [561] к Советскому правительству с предложением для «улучшения отношений... послать в Москву высокопоставленное лицо». Провокационный характер предлагаемой миссии был очевиден. Советское правительство отклонило японские предложения.

По ту сторону фронта, в союзническом лагере, почти весь 1943 год прошел под знаком разработки дальнейшей стратегии войны на Тихом океане. Вскрылись острые разногласия между англичанами и американцами, между Макартуром и Нимицем. Властолюбивый Макартур хотел стать хозяином в войне на Тихом океане. Он очень независимо вел себя в отношении Вашингтона. Ссылаясь на необходимость единства командования, Макартур требовал подчинить ему и морские соединения. Его план предусматривал начать наступление через Индонезию к Филиппинам. Эти предложения сводили на нет складывавшееся в 1943 году превосходство США на море; борьба развернулась бы в лабиринте бесчисленных островов, где американский флот стал бы мишенью для японской авиации, базировавшейся на суше, и неизбежно понес бы тяжелые потери.

В серии штабных совещаний в Вашингтоне Макартур не участвовал: он не желал выезжать из Австралии, его взгляды отстаивали высокомерные представители. Штаб Нимица выдвинул другой план — продвигаться в центральной части Тихого океана через острова Гилберта, Маршалловы, Каролинские, Марианские, Бонин. Надлежало занимать не все, а лишь ключевые острова, где есть или можно соорудить аэродромы. Так Нимиц надеялся извлечь максимальную выгоду из складывавшегося превосходства американской морской пехоты и воздушной мощи и избежать больших жертв.

После длительных споров был одобрен план Нимица, но и предложения Макартура не были полностью отвергнуты. Наступление предполагалось и на его театре, оно должно было помочь основным операциям в центральной части Тихого океана. Конечной целью этих действий были Филиппины. Одновременно предполагалось взять Гонконг и освободить Бирму, что требовало широкого участия Англии. Черчилль с восторгом ухватился за прожект Макартура — с американской помощью будут отвоеваны британские владения на Дальнем Востоке. Отрезав таким образом Японию от стран Южных морей, правительство США надеялось затем с Филиппин и из Китая разбомбить Японские острова. Вторжение в Японию союзники намечали после разгрома [562] гитлеровской Германии. Окончание войны на Тихом океане планировалось на 1948 год.

В конце ноября — начале декабря 1943 года в Тегеране (Иран) проходило совещание глав правительств Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Англии. Ему предшествовала встреча президента США и премьер-министра Англии, а за Тегеранской конференцией прошли американо-английско-китайские переговоры на высшем уровне в Каире.

Перед встречей с советской делегацией Рузвельт договорился с Черчиллем, что США примут участие в широких операциях в Юго-Восточной Азии для отвоевания Бирмы. Это дало бы возможность вновь открыть сухопутный путь в Китай и подготовить там базы для последующих бомбардировок Японии. Американские начальники штабов, предложившие президенту это решение, надеялись, что так удастся использовать китайские армии и войска Британской империи и облегчить тем самым действия Нимица и Макартура.

В Тегеране Сталин сообщил, что СССР по окончании боевых действий в Европе вступит в войну с Японией. Черчилль расценил это заявление как самое важное на конференции. Перспектива участия Советского Союза в войне на Тихом океане привела к коренному изменению стратегии союзников, в частности побудила правительство США пересмотреть свои планы относительно операций в Юго-Восточной Азии.

Спустя десять дней после заявления представителей Советского Союза на конференции Рузвельт отменил уже утвержденные решения. То был первый и единственный случай за всю вторую мировую войну, когда президент использовал свои конституционные прерогативы главнокомандующего и выступил против профессионального мнения начальников штабов. Американское командование печально взирало на кипу тщательно разработанных планов, перечеркнутых президентом.

Далеко не сразу американские генералы и адмиралы поняли тактику Рузвельта — беречь силы США. Вступление СССР в войну будет означать удар в центр Японской империи и ее капитуляцию. Удастся избежать освобождения части Индонезии английскими войсками, а к таким планам в Вашингтоне относились с величайшим подозрением. Начальник штаба президента адмирал Леги писал: «Точные намерения англичан не были известны, однако прошлый опыт указывал, что, если бы они взяли под контроль какие-нибудь голландские территории, было бы [563] очень трудно заставить их убраться оттуда».

Соединенные Штаты, сами имевшие виды на Индонезию, полагали, что общая капитуляция Японии даст им возможность предотвратить возвращение колониальных владений прежним хозяевам.

Споры между англичанами и американцами по стратегическим вопросам заходили далеко. На Квебекской конференции в 1943 году начальники штабов США и Англии, обсуждавшие роль английских вооруженных сил в войне на Тихом океане, перессорились.

В зале заседаний присутствовали советники — несколько десятков высокопоставленных офицеров. Наконец председательствующий сообразил удалить их из зала, чтобы не было многочисленных свидетелей отвратительной склоки. Они вышли. Начальники штабов кое-как договорились.

Чтобы разрядить обстановку, английский генерал Маунтбэттен предложил продемонстрировать специальный лед «пайкрит», изобретенный для строительства искусственных гаваней. В зал внесли два куска льда — обычного и пайкрита. Критически оглядев присутствующих, Маунтбэттен предложил самому сильному из них, главнокомандующему ВВС США генералу Арнольду, расколоть глыбы. Арнольд снял мундир и одним ударом топора разрубил обычный лед. Он, довольный, занес топор над пайкритом, ударил и вскрикнул от боли — топор отскочил от шедевра английской технической мысли. Вся сила удара пришлась на руки Арнольда.

Тогда Маунтбэттен завершил опыт: вынув пистолет, он выстрелил сначала в лед, разлетевшийся на куски, а затем в пайкрит, оставшийся невредимым. А в соседней комнате, переполненной офицерами, нарастало смятение: сначала они услышали удары топора, потом возглас Арнольда. Наконец они пришли в ужас — револьверные выстрелы. Один из офицеров воскликнул: «О боже, они уже начали стрельбу!»

Учитывая это, вряд ли можно говорить о железном единстве США и Англии в ведении войны на Тихом океане и Дальнем Востоке.

На исходе 1943 года США сосредоточили на Тихом океане значительные вооруженные силы, насчитывавшие 1 791 тысячу человек (на европейском театре было 1 849 тысяч человек). Силы японской армии к этому времени распределялись так: свыше миллиона — Квантунская армия, [564] 800 тысяч человек в Китае, 450 тысяч в Бирме и на Тихом океане, остальная армия в Метрополии.

На рубеже 1943–1944 годов окончательно сложилась структура флота адмирала Нимица, не претерпевшая сколько-нибудь существенных изменений до конца войны, хотя количество кораблей непрерывно возрастало. Боевым оперативным соединениям были приданы специальные ремонтные суда и разнообразные транспорты, не говоря уже о танкерах. Среди вспомогательных судов были такие, которые имели на борту литейные цехи. Это позволяло производить сложный ремонт либо в открытом море, либо в лагунах любого атолла и месяцами действовать в отдалении от баз.

Японский флот все еще несколько превосходил американский, но США имели 12 авианосцев против 11 японских, то есть 900 авианосных самолетов против 600 японских.

В конце ноября 1943 года в соответствии с планом Нимица — наступление через центральную часть Тихого океана — американцы решили взять атолл Тарава — центр японской обороны островов Гилберта. Ценность Таравы и соседнего острова Макин для США была в том, что с имевшихся на них аэродромов можно было обеспечить воздушное прикрытие во время операций на Маршалловых островах. Основной остров атолла Тарава — Бетио имеет четыре километра в длину и немногим более полукилометра в ширину. Он был хорошо укреплен, на нем размещался трехтысячный гарнизон плюс 2 тысячи рабочих, около 50 орудий, включая четыре восьмидюймовых английских орудия, привезенных из Сингапура, и несколько легких танков. Коралловые рифы, окружавшие островок, были усеяны противолодочными препятствиями.

В штабе Нимица хорошо знали об этом и соответственно подготовили высадку. Около недели Бетио подвергался непрерывным бомбардировкам. На рассвете 20 ноября американский флот подошел к атоллу, его орудия выпустили по Бетио 3 тысячи тонн снарядов. Адмирал Кингмен, ответственный за артподготовку, глядя на клубы дыма и пыли, совершенно закрывшие остров, самодовольно заметил: «Почти невозможно, чтобы на Бетио кто-нибудь уцелел «.

В 8.25 утра десантные суда шестью волнами двинулись к берегу. Первые три волны состояли из «аллигаторов» — самоходных барж, имевших гусеницы, которые позволяли им преодолевать рифы и выползать на берег. В 8.45 флот, боясь в дыму поразить десантников, прекратил огонь. [565]

«Аллигаторам» требовалось еще пятнадцать минут, чтобы достичь побережья.

Оглушенные и контуженные защитники атолла за эти считанные минуты выбрались из своих убежищ и открыли меткий огонь. Строй десантных судов смешался, многие из них были подбиты, остальные повернули назад. Солдаты с поврежденных «аллигаторов» прыгали в воду и тонули под тяжестью снаряжения, другие под плотным пулеметным огнем ковыляли около полукилометра по отмели, добираясь к Бетио. К вечеру из 5 тысяч десантников свыше трети были убиты или ранены. Последовали еще два дня напряженных боев, прежде чем удалось занять остров. В живых от гарнизона осталось 17 японцев, которых захватили в плен.

Одновременно американцы овладели соседними островами. Серьезный бой произошел только за атолл Макин, где 6500 десантников в течение двух суток сражались с гарнизоном, насчитывавшим менее 300 человек.

За три дня на Тараве — атолле, обозначенном только на подробных картах, сложили головы 1711 американцев. А впереди, на длинном пути к Японии, еще было множество островов и островков. Советский исследователь адмирал И. С. Исаков справедливо отметил: «В морской пехоте США слово «Тарава» до сего времени являлось синонимом разгрома».

Нужно ли было штурмовать Тараву в лоб?

Командир дивизии генерал X. Смит, принимавший участие в боях за острова Гилберта, категорически заявил: «С самого начала решение комитета начальников штабов взять Тараву было ошибкой, и из этой основной ошибки проистекают промахи скорее по халатности, а не сознательные, что привело к ненужным потерям... Атолл Тарава не имел особой стратегической ценности, его следовало обойти».

Американское командование извлекло уроки из опыта Таравы. На уязвимых «аллигаторах» поставили броню и вооружение. Для ликвидации препятствий на рифах и у побережья сформировали отряды подводных пловцов, которые перед высадкой обследовали район подхода десанта к берегу и взрывчаткой уничтожали разнообразные заграждения. Были созданы также инженерно-строительные батальоны, прозванные «сиби» (морские пчелы), которые по горячим следам, вслед за высадкой войск, сооружали причалы, ремонтировали и строили аэродромы и т. д.

Наиболее логичным для американцев было бы нанести следующий удар прямо на запад — по Каролинским островам. [566]

В результате они бы нависли с севера над Рабаулом, выйдя в тыл японской группировке, сражавшейся против войск Макартура. Была бы ликвидирована загадочная японская база на острове Трук, считавшаяся «Гибралтаром Тихого океана». Еще с двадцатых годов циркулировали слухи о том, что Трук превращен в сверхкрепость. Эта репутация Трука — как позднее выяснилось, совершенно необоснованная, — а также то, что японское командование ожидало американцев именно на Каролинских островах, побудили Нимица избрать объектом следующей операции Маршалловы острова, лежащие в 800 километрах к северу от островов Гилберта, примерно на полпути между Гавайями и Филиппинами.

Сердце Маршалловых островов — самый большой в мире атолл Кваджелейн, состоящий из сотни мелких островков, окружающих лагуну длиной около 100 километров и шириной до 35 километров. Там расположился штаб оборонительного района.

Атолл не был основательно укреплен, считалось, что он надежно защищен аванпостами — атоллами Мили, Вотье, Малоэлап и Джалуит. Но эти атоллы Нимиц брать не собирался. Адмиралы Спрюэнс и Тернер, генерал Смит, командовавшие вверенными им соединениями флота и армии, разработали подробные планы овладения, разумеется с боем, этими японскими форпостами. Когда они собрались на совещание, Нимиц выслушал их доклады и спокойно произнес:

— Нет, господа, мы не атакуем предложенные вами острова. Мы решили высаживаться на Кваджелейне. Это будет такой же неожиданностью для японцев, как сейчас для вас.

Участники совещания посмотрели на Нимица как на умалишенного. Они было уперлись — Нимиц приказал изменить уже составленные планы. Что до укрепленных атоллов, то, заметил Нимиц, «мы обойдем их, пусть себе сгниют, как на иссохшей лозе». Командиры штурмовых соединений негодовали, но ни они, ни Спрюэнс, Тернер и Смит не ведали, что Нимиц прекрасно знал дислокацию японских войск. Он даже перед самыми высокопоставленными подчиненными не открыл источник — радиоразведка, дешифровка японских кодов.

1 февраля 1944 года американские войска высадились на Кваджелейне, предварительно подвергнутом многочисленным бомбардировкам с воздуха и артобстрелам с моря. Десантники были поражены картиной, открывшейся им, — груды камней и щебня, везде воронки. Ни одного целого [567] здания или дерева. Как заметил очевидец, «весь остров выглядел так, как будто его подняли километров на шесть в воздух, а затем бросили на землю». И неудивительно: линкоры обстреливали атолл прямой наводкой из четырнадцатидюймовых орудий с расстояния около километра. На Кваджелейн было сброшено бомб и выпущено снарядов в четыре раза больше, чем на Тараву. К моменту высадки более половины японцев, находившихся на атолле, были убиты, оставшиеся ранены или оглушены.

Тем не менее уцелевшие японцы дрались упорно, в плен удалось захватить лишь несколько сот раненых. Американские войска потеряли 372 человека убитыми.

Название расположенного рядом атолла Эниветок в переводе означает «земля, лежащая между западом и востоком». Он был нужен американцам как промежуточная база. Пришлось штурмовать и его. Потеряв 339 человек убитыми (японский гарнизон, насчитывавший свыше 2,5 тысячи человек, был поголовно истреблен), Нимиц решил не брать больше ни одного атолла и захватывать только крупные острова.

Сильно укрепленные атоллы Мили, Вотье, Малоэлап и Джалуит американцы так и не тронули. Более 20 тысяч японцев оставались там до конца войны. Они каждодневно были готовы отдать жизнь за императора, но, увы, возможности не представилось. Только время от времени их беспокоили бомбардировками с воздуха — атоллы избрали в качестве полигонов для обучения молодых летчиков. Небольшие отряды японцев находились еще на пятидесяти других островах, входящих в группу Маршалловых островов. Их также не трогали, за редким исключением. Так, взвод морской пехоты занял атолл Бикини, после того как пять защитников его покончили с собой. Впоследствии Бикини приобрел мрачную известность, как место испытаний ядерного оружия Соединенными Штатами.

С занятием Маршалловых островов американцы прорвали линию, прикрывавшую основные японские рубежи.

Наступление флота Нимица с запада совпало с действиями войск Макартура на юге. Тактика Макартура заключалась в том, чтобы занимать слабозащищенные пункты и острова в обход тех районов, где японцами была создана прочная оборона. Достигнутое к этому времени превосходство США на море и в воздухе давало им возможность совершать смелые обходные маневры. [568]

Центром японского сопротивления на юге был Рабаул на острове Новая Британия, входящем в архипелаг Бисмарка. Этот остров лежит между Новой Гвинеей и Соломоновыми островами. Штурм его в лоб означал бы значительно больший по масштабам новый Гуадалканал. Закопавшийся в землю гарнизон насчитывал свыше 100 тысяч человек. Наступление американцев пошло западнее его — рядом комбинированных операций были захвачены ключевые пункты на Новой Гвинее и восточнее ее. К марту 1944 года американские войска вышли в тыл Рабаулу, оккупировав острова Адмиралтейства. Японская база оказалась фактически изолированной.

В бесконечных боях американцы перемололи авиацию японского Объединенного флота, потерявшего 2,5 тысячи самолетов. Весной 1944 года Объединенный флот, у которого осталось лишь 50 процентов истребителей, 15 процентов пикирующих бомбардировщиков и 10 процентов торпедоносцев, был отозван в воды метрополии для пополнения. Тогда американская авиация устроила охоту за каждой баржей, катером или самолетом противника, оставшимися в районе архипелага Бисмарка. Японцы, таким образом, практически лишились возможности передвигаться здесь по морю и воздуху. Их войска общей численностью 125 тысяч человек были прикованы к занятым ими островам или загнаны в джунгли Новой Гвинеи. Здесь они и остались до окончания войны бессильными и озлобленными зрителями наступления на их страну. Меньше чем за год соединения Макартура продвинулись более чем на 2 тысячи километров и стали вгрызаться во внутренний обвод японской обороны.

В начале лета 1944 года Нимиц завершил подготовку к прорыву его с востока. С февраля 1944 года рядом налетов палубной авиации был окончательно нейтрализован Трук. За два с половиной дня действий против Трука авианосного оперативного соединения адмирала Митчера были уничтожены почти 300 японских самолетов, а также суда водоизмещением почти в четверть миллиона тонн. После войны японские адмиралы горестно признавали: флот кое-как «пережил» Мидуэй, но потери вспомогательных судов у Трука оказались невосполнимыми. Ведение операций катастрофически осложнилось.

Обезопасив свой левый фланг, Нимиц приступил к подготовке вторжения на Марианские острова, протянувшиеся почти на 700 километров с севера на юг и лежащие более чем в 2,5 тысячи километров от Маршалловых островов. Первоочередным объектом для штурма Нимиц избрал [569] крупнейший остров Сайпан, имеющий в длину 26 и в ширину 8 километров.

Остров кораллово-вулканического происхождения, изобилует горными кряжами, над которыми господствует гора Тапотгау. Рельеф местности облегчал действия оборонявшихся, однако японское командование так и не сумело создать на Сайпане прочных укреплений. Частично это объяснялось тем, что вплоть до лета 1944 года японское командование ожидало наступления на Трук или Рабаул, а кроме того, американские подводные лодки успешно пресекли пути подвоза к нему. Не удалось эвакуировать и гражданское население с острова: когда на глазах у жителей подводная лодка потопила корабль с репатриантами сразу же при выходе из гавани, уезжать никому больше не захотелось.

Гарнизон острова насчитывал 30 тысяч человек, из них около 7 тысяч моряков, служивших под командованием адмирала Нагумо. После катастрофы у Мидуэя ему был доверен небольшой отряд легких судов. Номинально остров обороняли две дивизии, но транспорты одной из них были потоплены на подходе к Сайпану, и она лишилась тяжелого вооружения. Не хватало даже винтовок. Артиллерии и танков было мало. Командиры возлагали все надежды на помощь Объединенного флота.

Как оказалось, они были напрасными. Хотя к этому времени удалось пополнить флот авианосцами, с подготовкой летчиков дело обстояло из рук вон плохо. Японцы не успевали возмещать потери. На боевые задания выпускали молодежь, имевшую менее 100 часов летной практики. А без опытных летчиков что проку в авианосцах! К тому же весной 1944 года в результате авиационной катастрофы погиб вместе со штабом командующий Объединенным флотом адмирал Кога. Новый штаб во главе с адмиралом Тойода, приступивший к работе в начале мая, не успел еще войти в курс дела.

12 июня громадные силы американцев — 535 боевых и транспортных кораблей со 130-тысячным десантом на борту появились у Марианских островов. Последовали трехдневный обстрел Сайпана и массированные бомбардировки с воздуха, а с утра 15 июня началась высадка десанта.

Злые шутники в японской армии давно поговаривали, что на свете есть три совершенно ненужные вещи: египетские пирамиды, Великая Китайская стена и линкор «Ямато», проведший большую часть войны на якорной стоянке. Но на этот раз императорская ставка впервые со времен [570] сражения у Мидуэя приказала ввести в действие все главные морские силы. 14 июня корабли Объединенного флота под флагом адмирала Одзавы вышли к Марианским островам: 9 авианосцев. 5 линкоров, 11 тяжелых крейсеров, 2 легких крейсера и 28 эсминцев. В распоряжении американского адмирала Спрюэнса, командовавшего силами вторжения на Сайпан, имелось 15 авианосцев, 7 линкоров, 8 тяжелых крейсеров, 13 легких крейсеров и 69 эсминцев. Но японцы располагали только 473 самолетами против 956 американских.

План Одзавы состоял в том, чтобы поднять свои самолеты с авианосцев вне радиуса действия американской авиации, нанести удар по флоту США, затем японские самолеты должны были приземлиться на Гуаме и других базах. Там им следовало заправиться, перевооружиться, вновь атаковать американские корабли и вернуться на свои авианосцы. Этими челночными операциями Одзава думал полностью обезопасить свой флот.

Приказ по Объединенному флоту гласил: разгромить силы вторжения в районе Марианских островов. Японские эскадрильи на Сайпане получили приказ: «уничтожить по крайней мере треть авианосцев до начала решающего сражения». Они вступили в действие в ночь с 15 июня на 16-е, одновременно в район высадки подошли японские подводные лодки.

В сумерках радары армады Спрюэнса оповестили о подходе японских торпедоносцев. Корабли быстро перестроились — в центре авианосцы, вокруг линкоры и крейсеры, а по периметру оборонительного порядка эсминцы. Первыми открыли огонь линкоры, в темноте казалось, что они взорвались. Дым от тысяч стволов орудий почти скрыл корабли, наводчики с трудом различали цели, ослепляемые к тому же вспышками выстрелов и мельканием трассирующих снарядов. На удивление всему флоту, семерка японских торпедоносцев прорвалась через густую сеть огня и стали и вышла к авианосцам. Только в центре американской эскадры они были сбиты. В эту ночь было уничтожено 42 японских самолета. Атаки не причинили никакого ущерба американским кораблям.

Последующие три дня соединение Спрюэнса не столько было занято поддержкой десанта на Сайпане, сколько готовилось к генеральному сражению на море. Десятки самолетов искали противника, бомбили и обстреливали Гуам. Ранним утром 19 июня обстановка прояснилась, на экранах американских радаров были отмечены сотни целей — с запада шли самолеты Одзавы. Привычная суматоха, [571] с палуб авианосцев взлетают американские истребители. Напутствуя пилотов на ветеране-авианосце «Энтерпрайз», офицер, ведающий информацией, передает по сети боевой трансляции: «Мы предоставили японцам их половину Тихого океана, подводную!» 450 американских истребителей вышли навстречу 320 японским самолетам.

Полетные палубы американских авианосцев опустели, эскадра приготовилась отразить возможный удар. Он не последовал. Исход боя решился в небе, к кораблям Спрюэнса прорвались только отдельные японские самолеты, которые причинили ничтожный ущерб. Не помогло и подкрепление с Гуама, откуда также стартовали несколько десятков бомбардировщиков противника. Японский летчик, координировавший высоко в воздухе действия своих эскадрилий, подробно растолковывал их командирам, как действовать. Станция подслушивания в штабе адмирала Спрюэнса перехватывала его разговоры, и немедленно давались соответствующие указания американским самолетам. Когда японский летчик доложил, что горючее на исходе и он возвращается к себе, кто-то на американском авианосце предложил послать истребитель и сбить его. «Ни в коем случае, — сказал начальник штаба Спрюэнса капитан А. Верке. — Он сегодня принес нам так много пользы!»

В этот день выявилось разительное превосходство материальной части американцев, их самолеты были лучше вооружены. Японские летчики, хотя и атаковали с безумным мужеством, уступали в мастерстве пилотирования американским, в результате произошло массовое избиение — Одзава потерял за день 346 самолетов, Спрюэнс — 30. Все еще переживая бой, молодой американский летчик по возвращении на свой авианосец бросился к офицеру, перед вылетом предупредившему пилотов о трудном бое. «Черт возьми, это походило на старинную охоту на фазанов!» — кричал летчик. Фраза обрела крылья, и воздушное сражение у Марианских островов тут же окрестили «великой охотой на фазанов».

Американские летчики так и не разыскали флот Одзавы 19 июня. Повезло американским подводным лодкам — они потопили два японских авианосца. С утра 20 июня был организован новый тщательный поиск, который увенчался успехом только к 16 часам. Немедленно для разгрома противника была снаряжена боевая группа — 216 машин. Когда после двухчасового полета американцы нашли авианосцы Одзавы, на море уже смеркалось, с ярко освещенных заходящим солнцем самолетов почти не были видны корабли врага, затянутые предвечерней дымкой. Атака не [572] принесла большого успеха — был потоплен еще один авианосец, отмечены попадания в другие, а в воздушном бою сбито 65 японских самолетов против 20, потерянных американцами.

Теперь предстояло самое трудное — найти свое соединение и в темноте совершить посадку. Спрюэнс, узнав, что самолеты вернутся с пустыми баками, приказал идти навстречу ударной группе. Это не слишком помогло — самолеты не могли сесть все сразу и должны были в воздухе ожидать своей очереди. Около 9 вечера темное небо над американскими авианосцами гремело моторами почти 200 машин. Летчики тщетно пытались разглядеть полетные палубы авианосцев. Первые смельчаки попытались сесть. Неудача. Самолеты разбивались, блокируя путь другим. В отчаянии флагман отдал приказ — зажечь огни и отдавать инструкции открытым текстом. Великолепное зрелище, напоминавшее праздничную иллюминацию в полузабытые мирные дни: над авианосцами встали вертикальные столбы прожекторов, вспыхнули огни на клотиках мачт, замигали разноцветные посадочные огни, а эсминцы начали стрелять осветительными снарядами. Если бы поблизости оказались японские подводные лодки, дело кончилось бы плохо. Но и без воздействия врага разразилась катастрофа, неслыханная в истории военной авиации.

Смертельно усталые летчики совершали грубые ошибки, некоторые из них садились на линкоры и крейсеры. Другие промахивались, бились о полетные палубы или сталкивались в воздухе. Ибо все они страшно спешили — моторы сжигали последние капли горючего. Сумятица усилилась, когда на одном из авианосцев увидели самолет, плохо выполнявший посадочные сигналы. Он трижды безуспешно заходил на посадку, и наконец в свете прожектора разглядели красные круги на крыльях — заблудившийся японский летчик думал, что вернулся к своим. Затем он исчез. Самые предусмотрительные американские пилоты утратили надежду сесть и плюхались в море. Они выбирались на спасательные плоты, устраивались удобнее в ожидании рассвета, когда их подберут спасательные корабли. В общей сложности при посадке погибло 80 самолетов.

Так закончилось громадное сражение, в котором силы сторон в три-четыре раза превышали те, что были введены в дело у Мидуэя. Судьба Сайпана была решена. Но как же происходило овладение им? Последуем за корреспондентом журнала «Тайм» Робертом Шерродом.

5.30 утра 15 июня. Остров Сайпан вырисовывается темной [573] массой на фоне розовеющего горизонта. Обычная суматоха перед вторжением — скрипят тали, в воду шлепаются «аллигаторы», неровный стук запущенных и прогреваемых двигателей. Транспорты похожи на растревоженный муравейник, по грузовым сетям, натянутым по бортам, спускаются толпами солдаты — в первом эшелоне высаживаются 2-я и 4-я дивизии морской пехоты. В 5.45 раздался рев орудий — линкоры, крейсеры и эсминцы приступили к непосредственной огневой подготовке высадки.

Перекрывая орудийные выстрелы, на транспортах надрываются включенные на полную мощность динамики. Капелланы напутствуют десантников: «С помощью бога вы возобладаете... большинство из вас вернется, но некоторые встретятся с богом, давшим вам жизнь... Кайтесь в грехах... евреи, повторяйте за мной... теперь христиане — протестанты и католики — повторяйте за мной...» Кое-кто, вероятно, возносит молитву всевышнему. Пока производится бесконечное перестроение десантных судов, в 7.00 появляется авиация, засыпающая бомбами берег. Простым глазом видно, что бомбардировка неприцельная — совершенно невозможно различить что-либо в дыму.

Шеррод, наблюдая триумф огня и стали, торопливо нацарапал в своей записной книжке: «Боюсь, что весь дым и шум не означают, что убито много японцев». В 8.45 первые десантники ступили на остров, через несколько часов корреспондент вместе со штабом дивизии высадился на Сайпане. Пляж являл страшное зрелище — бешеный ответный огонь японских орудий и минометов, у уреза воды догорающие десантные суда. Шеррод — опытный военный корреспондент, он был на Тараве и может сравнивать. Да, многое изменилось с тех пор, больше стало техники, артиллерийская подготовка невероятной плотности. Но потери... На маленьком участке пляжа он насчитал около 100 убитых морских пехотинцев и менее 20 трупов японцев. Защитники укрывались в скалах, на холмах.

Ночь с 15 на 16 июня прошла неспокойно, темнота, собственно, не наступила — как американцы, так и японцы непрерывно освещали линию фронта ракетами. На рассвете на торопливо окопавшихся морских пехотинцев ринулись японские танки. Безумно смелая и плохо организованная атака. Американский солдат так описывал ее Шерроду: пехоту отсекли пулеметным огнем от танков. Время от времени «японские танки останавливались, экипаж выскакивал из них, звучали песни, размахивали мечами. Затем один из них трубил в горн, и они занимали место в машинах». Танки возобновляли движение и становились легкой [574] добычей американских артиллеристов. На поле боя остались 29 японских танков.

Американские войска втянулись в обычное изнурительное сражение, к морской пехоте прибавилась 27-я пехотная дивизия. План операции — разрезать остров с запада на восток — выполнялся мучительно медленно. Противник оказывал упорнейшее сопротивление, предпринимая бесконечные контратаки. На четвертый день операции японское командование попыталось высадить морской десант в тылу американских войск. Но 35 самоходных барж, использованных для этого, — нынешний флот Нагумо — были потоплены, стоило им показаться из бухты Танапаг. Привычные происшествия: американская авиация часто бомбила свои войска, а 105-мм снаряды американских батарей поражали собственных солдат.

Тяжелые, беспросветные бои уже на пятый день вызвали надежду — среди американских солдат, дравшихся и умиравших на тропическом острове, распространился слух — СССР вступил в войну с Японией. 19 июня Шеррод пометил в дневнике: «Везде, где бы я ни побывал сегодня, только и говорят об этом. Насколько я могу судить, слух возник в четвертой дивизии. Полковник X. подтверждает это. Штабной офицер во второй дивизии прямо заявил мне, что ему рассказал об этом другой офицер, слушавший соответствующую радиопередачу. «Утка» распространилась по всему острову, и даже я уверовал в нее... На всем протяжении сражения на Сайпане ей верили».

С двадцатых чисел июня, когда американцы создали сплошной фронт, обращенный на север, операция приобрела упорядоченный характер. Под постоянным прикрытием артиллерийского огня началось продвижение черепашьими шагами в общем направлении к горе Тапотгау. Японское командование, утратившее после поражения своего флота все надежды на выручку извне, отныне стремилось лишь затянуть боевые действия и нанести врагу максимальные потери. В местности, изрезанной оврагами, изобиловавшей кораллово-известняковыми пещерами и густо поросшей тропическим лесом и колючими кустарниками, сражение вылилось в изолированные схватки мелких подразделений. Приходилось постоянно быть начеку, блокировать пещеры. С японскими солдатами, укрывавшимися в них, расправлялись огнеметчики, входы в пещеры подрывались саперами или заваливались бульдозерами.

Типичные сцены. Американский взвод блокирует пещеру, командир громко вызывает подразделение огнеметчиков. Услышав это, шесть японских солдат, спрятавшихся [575] в пещере, подрывают себя гранатами. У входа в другую пещеру изобретательный морской пехотинец пытается выманить японцев — прижавшись к склону, он водит винтовкой, надеясь, что на него бросится японец с мечом. Никакого результата. Тогда в пещеру бросают несколько гранат, но никто из американцев не входит внутрь. Они дожидаются бульдозера, заваливающего черное отверстие громадными пластами земли.

Американские войска шаг за шагом продвигались вперед, дивизии морской пехоты занимали фланги, а в центре наступала 27-я пехотная дивизия. На Сайпане был проведен, собственно, первый опыт взаимодействия армии и морской пехоты. Очень скоро между ними возникли острые разногласия. Штаб 27-й дивизии настаивал, что хваленая «агрессивность» морской пехоты ведет к неоправданным потерям, и задерживал собственное продвижение, обнажив внутренние фланги дивизий морской пехоты. Разногласия переросли в склоку, нетерпимую в боевой обстановке. Недолго думая, командующий 5-м десантным корпусом, генерал морской пехоты X. Смит, руководивший операцией на Сайпане, отстранил командующего 27-й дивизией генерала Р. Смита. Дело «Смита против Смита» получило большой резонанс и основательно отравило отношения между армейцами и морской пехотой. Скандал приобрел национальную известность, в которую подлило масла в огонь генеральное наступление японцев 7 июля.

Японский командующий на Сайпане престарелый генерал И. Сайто видел, что конец близок. Опытнейший военный, он понимал, что в считанные дни превосходящие силы врага перемелют оставшиеся у него части, и битва на острове тихо угаснет. Он задумал грандиозную психическую атаку — ценой жизней оставшихся солдат и офицеров продемонстрировать американцам, с чем они столкнутся в будущем. Престарелый генерал учел, что на острове было значительное количество мирных жителей японского происхождения. Массовое самопожертвование их всех — военных и штатских — покажет, на что способна Япония.

Приказ по войскам, отданный Сайто, красноречив. Он писал:

«Вот уже более двадцати дней с момента нападения американских дьяволов офицеры, рядовые и служащие императорской армии и флота хорошо и мужественно сражаются на этом острове... Варварское наступление врага продолжается. Хотя враг занял только уголок острова{3}, мы без пользы умираем под градом снарядов и бомб. Перейдем ли мы в атаку или нет — конец один. Однако в самой смерти и [576] есть жизнь. Мы должны использовать представившуюся возможность показать, на что способны японцы. Я буду с теми, кто перейдет в наступление, чтобы нанести удар американским дьяволам, и оставлю свои кости на Сайпане — бастионе Тихого океана».

Подписав приказ дрожащей рукой и приказав войскам занять исходный рубеж, генерал Сайто понял, что старческая немощь не позволяет ему встать во главе солдат. Он попытался совершить харакири, но неудачно. Адъютант пристрелил его, и атаку возглавил командир 135-го пехотного полка полковник Судзуки. Так и не удалось установить, сколько японцев приняло участие в этой самой массовой атаке самоубийц за все время войны на Тихом океане. Если исходить из количества обнаруженных трупов, атакующих было свыше 3 тысяч человек.

На рассвете 7 июля компактной массой они бросились на позиции двух передовых батальонов злосчастной 27-й пехотной дивизии, наголову разбили их и стали продвигаться к артиллерийским позициям. Американский автор Ф. Хаф пишет:

«Находившиеся на высотах наблюдатели морской пехоты увидели необычную картину. За боевыми порядками атакующих двигалась жуткая процессия: хромые, кривые и буквально слепые. Это шли больные и раненые из госпиталей, которые поднялись с коек, чтобы умереть в бою. Безногие двигались на костылях, легкораненые помогали идти более слабым. Кое-кто был вооружен, некоторые шли только со штыками, прикрепленными к длинным шестам, или с несколькими гранатами, у многих вообще ничего не было. Их задача состояла в том, чтобы убить хотя бы несколько американцев. Но даже и это не являлось главной движущей силой: им не полагалось рассуждать, от них требовалось только одно — умереть в бою. Позже мы узнали, что японцы убили в госпитале около трехсот своих соотечественников, слишком слабых, чтобы встать с коек».

Ревущая, жалкая толпа пробежала и проковыляла около двух километров. Атакующих не остановили три батареи 105-миллиметровых орудий, стрелявших по ним прямой наводкой, они смяли и артиллеристов, которые, сняв замки, разбежались. К месту боя поспешили все находившиеся поблизости американские части. Атака захлебнулась. Рассвирепевшие американские солдаты не брали в плен, да японцы и не сдавались. Они предпочитали либо смерть с оружием в руках, либо самоубийство. По некоторым подсчетам, до четверти атаковавших покончили с собой. Морская пехота, естественно, объявила, что она спасла неумелых армейцев. Последние в свою очередь язвительно [577] указали, что батареи, взятые японцами, принадлежали перехваленной морской пехоте, и т. д.

Генеральное наступление 7 июля окончательно подорвало силы защитников острова. 9 июля, на двадцать пятый день операции, американское командование объявило об овладении Сайпаном, но очистка острова от разрозненных групп противника продолжалась еще много недель, а отдельные японские солдаты объявились после окончания войны на Тихом океане.

Первые дни после 9 июля ознаменовались жуткими сценами — только 10 июля в ходе очистки острова было убито четыре тысячи японских солдат и около тысячи мирных жителей. Подавляющая часть из них и не помышляла о сопротивлении. Самые страшные события разыгрались на скалах у высокого мыса Марпи, крайней северной точки острова, куда отошли последние защитники и, вероятно, более тысячи мирных жителей. Здесь свирепствовала подлинная оргия самоубийств.

Группа примерно из ста японцев выстроилась на камнях у мыса Марпи и церемонно раскланялась перед появившимися солдатами морской пехоты. Затем они разделись, окунулись в море, переоделись в чистую одежду и вновь выстроились. Был развернут гигантский японский флаг и розданы гранаты. В строжайшем порядке один за другим японцы выдергивали кольцо и взрывались... Рядом около пятидесяти мирных жителей с маленькими детьми замешкались. Из соседней пещеры выскочили шестеро японских солдат. С нескрываемым презрением они встали перед колеблющимися и взорвали себя гранатами. Пристыженные последовали их примеру. В других местах происходило проще: японские солдаты штыками понуждали стариков, женщин и детей бросаться со скал в море, а затем с хриплыми воплями «банзай!» бросались в атаку и гибли.

Лейтенант К. Хансли из 6-го полка морской пехоты увидел, как часть японцев забралась на риф в нескольких сотнях метров от берега. Ему страстно захотелось взять их в плен. Кликнув солдат, лейтенант на «аллигаторе» отправился к рифу. Приблизились. Шестеро японцев встали на колени, а седьмой — офицер педантично рубил им головы. Он успел обезглавить четверых, когда «аллигатор» подошел вплотную к рифу. Офицер с окровавленным мечом бросился на американцев, автоматная очередь скосила всех троих... Лейтенант Э. Кливз с тральщика «Чиф», проходившего у мыса Марпи, рассказал: «Часть этого района была так забита плававшими трупами, что нам пришлось идти по ним. В глаза бросилась девушка в брюках цвета хаки и [578] блузке горошком, черные волосы расплелись в воде. Боюсь, что при виде такой блузки я всегда буду вспоминать ее. Мертвый маленький мальчик четырех-пяти лет крепко сжимал шею утонувшего солдата. Их там были сотни».

Примерный подсчет показал: на Сайпане было убито около 24 тысяч японских солдат и офицеров, 1800 взято в плен. Число жертв среди гражданского населения никогда не было установлено, в лагерях было интернировано около 15 тысяч гражданских лиц. Американские потери составили: 3143 убитых, 13 208 раненых и 335 пропали без вести.

Сдача Сайпана имела и чисто символическое значение — отныне США получали базу для бомбардировщиков Б-29, которые наконец могли достичь Японии. Среди японских командующих, покончивших с собой на Сайпане, был адмирал Ч. Нагумо. Стоя на мостике флагманского авианосца «Акаги», Нагумо 7 декабря 1941 года привел ударное соединение к Гавайям, чтобы обезопасить Японские острова от ответного удара. Теперь он совершил харакири в момент, когда родина становилась доступной для воздушного наступления США...

В июле американцы с тяжелыми боями овладели Тинианом, где впервые были применены новейшие по тем временам напалмовые бомбы. 21 июля американские войска приступили к отвоеванию первой собственной территории — острова Гуам, который относится к группе Марианских островов. Последовала двадцатидневная довольно бестолковая кампания. Японские войска имели скверное руководство и были в изобилии обеспечены спиртным: на Гуаме находились склады алкогольных напитков, откуда снабжались гарнизоны и на других островах. Приходилось отбивать частые атаки вдребезги пьяных солдат. Иной раз ночью было трудно определить, начинается ли очередная атака или еще продолжается попойка — с японских позиций доносились дикие крики, вопли, смех и звон разбиваемых бутылок.

Американский очевидец событий писал:

«Можно привести такой пример абсолютной бесполезности всего того, что делали японцы. Одна из групп противника захватила почти все минометы 21-го полка морской пехоты. Однако японцы не повернули их против нас, хотя имели под рукой большое количество боеприпасов. Больше того, им даже не пришло в голову уничтожить это оружие. Они просто окопались на достигнутом рубеже. Несколько наиболее темпераментных японцев прибегли к тому странному ритуалу, положительной стороны которого американцы так [579] никогда и не поняли, — речь идет о спасении престижа путем вспарывания своего живота. Остальные, скорчившись в окопах, малодушно ждали приближения рассвета, а вместе с ним смерти, к которой они так упорно стремились в часы ночного боя. В этом им оказал содействие наш отряд из поваров, писарей, военных полицейских и корреспондентов военных газет.

С точки зрения господствовавших в Японии представлений этот отчаянный рейд, тщетность которого была очевидной с самого начала, содержал в себе определенные, извращенно понимаемые элементы героизма».

Еще восемь месяцев после официального сообщения о взятии Гуама пришлось вылавливать в джунглях прятавшихся японских солдат и офицеров. В этом отношении Гуам был правилом, а не исключением.

При овладении Марианскими островами американцы потеряли свыше 5 тысяч убитыми, японские гарнизоны легли костьми практически целиком — 60 тысяч человек.

* * *

И все же как это происходило? Что чувствовали, знали и к чему стремились рядовой американский солдат и генерал? Как они выполняли свой воинский долг, сражаясь с врагом на островах и островках, затерянных в Тихом океане? Последуем за обычной американской дивизией в обычной кампании — овладении проклятым богом и людьми тропическим островком Анопопей.

...В 4.00 утра ужасающий грохот разбудил солдат, беспокойно спавших на трехъярусных койках в трюмах транспорта. Началось. Главные калибры кораблей поддержки громили укрепления противника, если вообще они были на этом островке. Потягиваясь и чертыхаясь, солдаты сползали с коек. Изощренная ругань командира взвода сержанта Крофта. Нереальная картина — в тусклом свете ламп гигантские тени метались по стенам кубриков, позвякивало оружие, амуниция. С отвращением проглотили завтрак, многих била нервная дрожь — впереди неизвестность.

Около шести утра с палубы прокричали:

— Взвод, к пятнадцатой лодке!

Спотыкаясь на крутом трапе, солдаты цепочкой карабкались наверх. Мутный рассвет, над островком тучи дыма. На скользкой палубе суета, солдаты торопливо занимают места в «аллигаторах». Визг тросов, и очередной катер плюхается в воду и отходит в район построения. [580]

Солдаты взвода сгрудились в тесном катере.

— Дьявол, как только генералы помещаются в этой штуке!

— Ну, каждого несут двое рядовых!

Общий смех заглушил шум мотора, «аллигатор» двинулся к далекому берегу. Перестроения, крутые повороты, все промокли, иных тошнило. Высадка прошла почти без сопротивления, только изредка потрескивали выстрелы японских снайперов из джунглей, зеленой стеной возвышавшихся за пляжем.

Взвод продвинулся на положенных полкилометра и расположился под пальмами. Недавние страхи рассеялись, солдаты покуривали, наблюдая за праздником военной техники. Между транспортами и берегом сновали сотни десантно-высадочных судов. Прибывали войска, натужно ревя, тягачи вытаскивали орудия. Подъемные краны, смонтированные на грузовиках, загромождали берег горами ящиков. Все шло по плану. Все, как уже много раз видели ветераны.

Один из солдат лениво бил саперной лопаткой по собственной каске, брошенной на песок. Как бы продолжая давно начатый спор, он заметил:

— Смотрите, какая скверная сталь, остаются зазубрины.

Сообщение никого не взволновало. Кто-то буркнул:

— В проклятой армии все так! Нас набили в транспорт, как сардины в консервную банку!

— Разве? — изумился сержант. — Но ведь другого выхода не было, сделали все возможное.

— Не думаю. А как обращаются с офицерами? Их разместили в королевских покоях, а мы спали, сгрудившись, как свиньи. Это специально, чтобы они чувствовали себя избранными. Именно так поступает Гитлер, убеждая немцев в их превосходстве...

Вскоре взвод подняли, и началось осторожное продвижение в джунгли. К вечеру прошли пару километров, за спиной раздавался неистовый визг пил и стук топоров, саперы приступили к прокладке дороги. Остановились на ночлег. К биваку подкатил «джип». Командир дивизии генерал Каммингс молодецки поздоровался, широко улыбнулся и предупредил, чтобы были настороже — где-то впереди основная линия обороны противника. С тем и уехал.

— Прекрасный парень наш генерал, — начал сержант.

— Все генералы сволочи, — сплюнул солдат. [581]

— Позволь, но ведь он с нами говорил, кучкой «джи ай»{4}?

— Просто он ищет популярности, и какое мне дело до его забот, у меня своих по горло.

Пошли боевые будни, недели, похожие друг на друга. В глубине острова в непроходимых джунглях у болотистой речки нащупали оборонительный рубеж врага. Обозначился фронт, дивизия с приданными частями усиления медленно разворачивалась. Короткие стычки, постоянный артиллерийский огонь в сущности по невидимым позициям противника. Американцы не торопились переходить в наступление, флот плотно блокировал островок, и японцы рано или поздно вплотную встанут перед перспективой голодной смерти.

А пока налаживалась привычная фронтовая жизнь. Солдаты взвода Крофта отсиживали положенный срок в лисьих норах у берега вонючей речки, стреляли наугад и укрывались от огня. В одну из ночей, вероятно, отбили безумную атаку, в неверном свете ракет они, кажется, видели японских солдат. На отдыхе сквернословили, разговор обычно вращался вокруг женщин, которых наделяли самыми скверными качествами. О войне почти не говорили. Зачем? Они и были на войне.

Как-то Крофт с несколькими солдатами наткнулся на четверых японцев, пробравшихся в американский тыл. Японцы, укрывшиеся в кустах, отдыхали. Ловко брошенная граната убила троих, четвертый поднял руки. Американцы внимательно осмотрели пленного, дали ему сигарету-другую. Угостили шоколадом. Успокоившийся японец присел под деревом, жалко улыбаясь, со слезами на глазах, он что-то пытался растолковать. Крофт благожелательно слушал, затем медленно поднял винтовку и в упор выстрелил японцу в лоб. Тот опрокинулся на спину, улыбка так и не сошла с лица.

Прошло больше месяца с момента, когда американские войска вплотную подошли к японской линии обороны, теперь привычно именовавшейся линией Тойаки. Генерал Каммингс отчетливо понимал, что медлить с наступлением больше нельзя — приближались сроки, установленные штабом Макартура для овладения Анопопей. Он физически ощущал, что даже в Пентагоне начались разговоры: что там, на этом Анопопей, почему Каммингс держит целую дивизию? Нужно подыскать другого, энергичного командира. Генерал стал бросать войска в атаку. Ожесточенные схватки, иногда рукопашные. Танковые бои. Успех измерялся продвижением на сотню-другую метров, которые при [582] первом удобном случае японцы отбивали назад. Ничего не выходило.

Унизительное чувство бессилия охватывало генерала: великолепно подготовленные войска, в изобилии снабженные всем, просто не желали идти вперед. Каммингс с отвращением наблюдал, как благоустраивались окопы, артиллерийские позиции. Солдаты и офицеры, очевидно, собирались долго воевать. В военном фольклоре были страшные истории, когда войска не подчинялись воле командиров. Каммингс, почитавший себя одним из энергичнейших генералов, каким он был в действительности, никак не думал, что это может случиться с ним. Он метался, отдавал приказы. Все тщетно. Издерганный генерал затеял склоку с собственным адъютантом лейтенантом Херном. В бессмысленной ссоре проявилось два подхода к войне.

Херн считал, что США ведут священную войну за демократию, против фашизма, но только в Европе. Здесь, на Тихом океане, идет обычная империалистическая грызня: либо США, либо Япония захватят добычу. В колледже он начитался прогрессивной литературы, даже просматривал труды Маркса и Ленина. Его, образованного человека, возмущали порядки в американской армии, тупая муштра, бессмысленные требования к солдатам. Лейтенант смутно ощущал, что все должно обстоять как-то по-иному, но как — он точно не знал. Генерал в общих чертах знал о душевных терзаниях лейтенанта и как-то, зазвав его в свою палатку, завел с ним серьезный политический разговор. О будущем их и страны.

Лейтенант наивно изложил свое кредо, а на настойчивые вопросы генерала о том, что случится после войны, наконец выжал из себя:

— Как бы вам сказать, победители в войнах обычно попадают в ловушку, оставленную побежденными. Наша страна с величайшей легкостью может превратиться в фашистскую.

Генерал был удовлетворен. Представилась возможность просветить лейтенанта-либерала о подлинных целях войны. Он зажег сигарету и начал:

— С исторической точки зрения цель этой войны — превратить потенциал Америки в кинетическую энергию. Концепция фашизма куда более здрава, чем теории коммунизма. Беда только в том, что фашизм возник не в той стране, где нужно. Германия не располагает достаточными ресурсами. Но сама фашистская идея великолепна. Ведь если созданы соответствующие ресурсы, они не могут исчезнуть сами по себе. Наш национальный вакуум не заполняет [583] высвобожденная энергия, и я тебе должен сказать, что мы наконец выходим с задворок истории.

— В этом и будет наша судьба?

— Именно так. На протяжении последних ста лет происходила все большая консолидация власти. Я тебе скажу, что люди, стоящие у власти в Америке, впервые начинают осознавать, в чем наша истинная цель. Повремени. После войны наша внешняя политика будет более откровенной, менее ханжеской. Мы больше не будем прикрывать глаза левой рукой, проводя правой империалистические захваты.

Херн пожал плечами.

— И вы думаете, что такой курс не встретит сопротивления?

— Намного меньше, чем ты думаешь. Как ты полагаешь, что больше всего привлекает в жизни мужчину?

— Наверное, женский зад!

Каммингс поперхнулся. Развивая свои давно установившиеся взгляды, он забыл о собеседнике. Обдуманно непристойный ответ лейтенанта вызвал в нем чувство холодного гнева. Воцарившееся молчание было красноречивее слов. Генерал затянулся несколько раз и бесстрастным тоном продолжал:

— Люди относятся друг к другу лишь в категориях «кто выше» и «кто ниже». Вопрос о женщинах к этому не имеет ни малейшего отношения, они лишь критерий среди многих других, какими оценивается превосходство мужчины.

— Вы сами дошли до этого, сэр? Анализ весьма внушительный.

Каммингс пропустил язвительное замечание мимо ушей. Он продолжал. Рассказал о значении силы в жизни и политике, заключив:

— И вот сила, однако, может применяться только сверху вниз. Когда встречаются небольшие очаги сопротивления, употребляется больше силы, и их выжигают. Так было и так будет.

— Но пока мы до этого не дожили.

— Считай армию с ее порядками предвестником будущего.

Херн встал, его душил гнев. Он откланялся. Но генерал остановил его.

— Послушай, когда я зашел сегодня в палатку, я увидел окурок на полу. Это ты бросил его, чтобы досадить мне?

Херн с ненавистью утвердительно кивнул. Генерал помахал в воздухе своей почти докуренной сигаретой:

— Тебе не нравится армия, и ты отвечаешь детскими [584] выходками. А если я брошу этот окурок на пол и прикажу тебе поднять его, что ты сделаешь?

— Пошлю вас ко всем чертям!

— Прекрасно, за отказ поднять окурок, то есть выполнить мое распоряжение, ты предстанешь перед военно-полевым судом и получишь пять лет тюрьмы.

— И у вас хватит власти для этого?

— Не беспокойся, хватит. Уважение к силе можно воспитать только непропорционально большим применением власти. Теперь, зная об этом, как ты поступишь?

— Это несправедливо... — смешался Херн.

— Поднять! — Каммингс швырнул окурок на пол. Херн застыл. Генералу казалось, что он слышит биение сердца Херна. Лейтенант бросил на него ненавидящий взгляд, нагнулся, поднял окурок и положил в пепельницу.

— Разрешите идти, сэр?

— Вы свободны.

Херн вернулся в палатку, там его ждало письмо из США, от старого приятеля по колледжу. Лейтенант с трудом заставил себя читать. Ну конечно, все старо и известно. Парень писал: «Здесь, в Вашингтоне, отчетливо видны все тенденции развития. Реакционеры перепуганы. Вопреки всему, чему им хочется верить, война превращается в народную, в воздухе носится мировая революция. Идет народная война, и они попытаются использовать старые инструменты насилия, чтобы изменить все это. После войны развернется охота за ведьмами, но она провалится, и общая воля народа к свободе получит выражение. Ты даже не представляешь, как перепуганы реакционеры. Для них наступает последняя битва».

Лейтенант скомкал письмо. Приятель — оптимист, ничего не понимает. Как там сказал Каммингс? «Энергия Америки будет высвобождена...» И он вовсе не выглядит напуганным, ужасает его тон спокойной уверенности. Правые уже готовы к борьбе, один удар — и наступит их век. Век всемогущества, век фашизма. Херн без сил повалился на койку и закрыл глаза.

Каммингс также предавался размышлениям. Сегодняшние неудачи на фронте дивизии обострили его мысли о будущем. Он генерал, пусть только война продлится, будет повышение по служебной лестнице. Генерал-лейтенант? Полный генерал? А после войны важнее всего политика. Война с Россией неизбежна. Но конечный, вернейший путь к власти в Америке — антикоммунизм.

Да, спохватился генерал, но прежде всего нужно взять, и взять быстро, этот проклятый островок. Все ли продумано? [585]

А если высадить десант в тылу линии Тойаки? Конечно, нужны эсминцы, тактическая поддержка с воздуха. Придется унижаться перед моряками и летчиками. Ладно, игра стоит свеч. А сам он что может сделать? В памяти всплыл бравый сержант Крофт. Отличный, дисциплинированный вояка! Прекрасно! Пустим-ка еще его взвод в обход через джунгли, придется идти неделю, может быть, больше. Прекрасная диверсия. Проклятый Херн! Есть выход — назначу его командиром взвода. Крофт и Херн! Посмотрим, как вывернется этот вшивый либерал. В глубине души генерал знал — Херн не вернется назад. Тем лучше.

А в это время солдаты взвода Крофта перепились и предприняли необычную операцию. Кто-то из них вспомнил слухи о том, что японцы будто бы имели в ближайшем тылу передвижные публичные дома. Возникла идея встать в очередь и получить соответствующее удовольствие вместе с японскими солдатами. Они тронулись в путь, но скоро забыли о первоначальной цели — попали на поле недавнего боя с японцами. Сожженные танки и бронетранспортеры, неубранные трупы японских солдат, мусор, везде разбросано оружие и снаряжение. Новая идея — найти сувениры.

Пошатываясь, они бродили среди полуразложившихся в тропической жаре трупов, подбирали «сувениры», каждый по своему вкусу. Один из солдат заметил, что во рту трупа блестит золото. Наверное, долларов на тридцать. Воровато оглядываясь, он выбил золотые зубы прикладом, собрал и спрятал, тупо размышляя, кому и когда их удастся продать...

Личная судьба Херна сложилась так, как задумал генерал. Он был назначен командиром взвода и вместе с Крофтом заброшен в глубокий тыл противника. Крофт сразу возненавидел интеллигентного офицера. Но делать было нечего — дисциплина превыше всего. В тягостных раздумьях Херн вел взвод через тропические джунгли. Он все думал, как предотвратить после войны наступление фашизма в США, и постепенно стал понимать, что похож на Дон Кихота. Мысли Крофта были куда более прозаическими — он мечтал избавиться от лейтенанта, чего вскоре и добился, расчетливо подставив его под выстрел японского снайпера. Затем Крофт попытался выполнить боевую задачу — добраться до цели, поставленной командованием, но не преуспел — люди физически больше не были в состоянии продвигаться вперед. Пришлось вернуться.

Пока взвод Крофта бесцельно блуждал по джунглям, успешно выполнив только одну задачу — потерю командира, на фронте случился коренной перелом. Генерал Каммингс [586] отбыл на сутки в вышестоящий штаб переговорить о переброске на остров резервов, а подчиненный офицер, известный тупица и трус, испугавшись очередной стычки на фронте, ввел в этом районе в действие главные силы. И свершилось невероятное — японцы дрогнули, их фронт рассыпался за какой-нибудь день. Когда утром на следующий день Каммингс вернулся в дивизию, все было кончено — противник больше не оказывал сопротивления.

Генерал ужаснулся — все произошло без него. Месяцами его грамотная тактика не давала результата, а безграмотные распоряжения бездарного офицера решили дело. Но как ни было уязвлено его самолюбие, Каммингс быстро утешился — опрос немногих пленных и просмотр захваченных считанных документов раскрыли глаза на истинное положение противника. С пугающей ясностью вырисовывалось бедствие, давно обрушившееся на японские войска. Уже больше месяца рацион японских солдат был сокращен вдвое, а в последние дни им просто нечего было есть. Боеприпасы иссякли, медикаментов не было. Генерал Тойаки вместе со штабом был убит случайным снарядом.

Официальные американские коммюнике звучали внушительно:

«Сегодня генерал Макартур объявил, что сражение за Анопопей завершилось. Продолжается очистка местности от противника».

«Американские войска под командованием генерал-майора Эдварда Каммингса сегодня овладели пятью опорными пунктами, захватили большие запасы продовольствия и боеприпасов. Очистка местности от противника продолжается».

Пресловутую «очистку» генерал Каммингс провел с подлинно американской деловитостью. Войска противника как организованные части и подразделения перестали существовать. Тысячи голодных и по большей части больных японских солдат прятались в джунглях. Победители с энтузиазмом разыскивали и уничтожали их. Преследование превратилось в спорт и даже забаву, почти безопасную. Давно миновали те дни, когда американские солдаты вздрагивали от каждого звука, продвигались через зеленый ад джунглей, ожидая получить пулю. Теперь перед ними был вконец деморализованный враг.

В конце кампании японцы создали множество небольших госпиталей в укромных местах. Отступая, они обычно убивали своих раненых, оставшихся в живых добивали американцы, разбивая прикладами головы или расстреливая в упор. На пятый день операции по «очистке» было убито 347 японцев, погиб 1 американец, на восьмой (самый [587] продуктивный день за всю кампанию) — 821 японец и 3 американца, на девятый — 502 японца и 4 американца.

Солдаты дивизии Каммингса, устав от монотонного убийства, стремились разнообразить процедуру. Американский патруль на рассвете натолкнулся на нескольких японских солдат, спавших, завернувшись в одеяла. Командир патруля бросил камешки на спавших. Они проснулись, стали подниматься. Дождавшись, когда японцы увидели патруль, американцы аккуратно прострочили из автоматов шевелившиеся под одеялами фигуры. Пленных почти не брали, а немногих взятых неизменно уничтожали, если они как-то связывали патрули. Однажды под вечер американский патруль торопился в лагерь, конвоируя трех полубезумных, шатавшихся от истощения японцев. Смеркалось. Командир патруля, быстро прикинув, что ковыляющие японцы задержат приход в лагерь, приказал пристрелить пленных. Они упали, сраженные пулями, так и не поняв, что произошло.

Генерал Каммингс внимательно изучал ежедневные сводки о ходе операции по «очистке», но думал о другом. На занятие Анопопей потребовалось на неделю больше, чем отводилось по первоначальному плану. Конечно, сопротивление противника рухнуло неожиданно, но без десанта и его тщательной подготовительной работы победа не была бы одержана. Впереди кампания на Филиппинах. Дивизию нужно подтянуть, усилить дисциплину. Нельзя, чтобы там, бок о бок с другими частями, его дивизия впала в такую же летаргию, как на Анопопей. И успеет ли он получить еще одну звезду до начала вторжения на Филиппины?

Время идет, а вместе с ним ускользают возможности: он стареет, после войны его могут обойти другие. Самое досадное — когда придет война с Россией, он все еще не займет достаточно высокого поста, с которого до власти один шаг, пусть большой. Быть может, после войны попробовать силы на работе в государственном департаменте? Только немногие в Америке понимают противоречия предстоящего периода. Дорогу к власти лучше замаскировать консервативным либерализмом, отъявленные реакционеры и изоляционисты не преуспевают. Он так много знает и в сущности так мало может. Мелькнула мысль о Херне, только она вызвала слабое удовлетворение...

Так прошла кампания на Анопопей, острове, который не значился ни на одной карте. Как остров, так и бои за овладение им описаны в романе Нормана Майлера «Нагие и мертвые». Н. Майлер, участник войны на Тихом океане, написал этот роман и 1948 году. Он хотел создать лучшее [588] повествование о войне. Американская критика признала успех писателя.

* * *

Падение Марианских островов открыло зияющую брешь во внутреннем обводе японской обороны. В Токио разразился давно назревавший министерский кризис. Режим Тодзио, продержавшийся 33 месяца — самый длительный срок существования кабинета за двадцать лет с небольшим, был скомпрометирован. Оппозиция громко обвиняла правительство в неспособности вести войну, достичь должной координации усилий армии и флота. Тодзио пообещал реорганизовать кабинет, упорядочить руководство боевыми действиями на высшем уровне. Его не слушали, ему не верили. Жадные до власти политиканы-соперники твердили — нужен «кабинет единого фронта».

Таковой был создан 18 июля 1944 года во главе с Койсо. Новое правительство поклялось довести до успешного завершения войну. Бывший премьер, ставший объектом насмешек, заперся в своем доме. Ему часто звонили по телефону. Жена снимала трубку, вежливые голоса осведомлялись, не совершил ли Тодзио уже обряд харакири.

Приход к власти кабинета Койсо, однако, не изменил давно заведенного порядка — командование армии оставалось независимым от правительства, практически не посвящало его в свои планы. Что касается командования флота, то, потерпев серию сокрушительных поражений на море, адмиралы стали более сговорчивыми. Ожидая нового натиска врага, они попытались усилить оборонительные рубежи, прибегнув к ресурсам армии. Адмиралы занялись необычным делом — военно-исторической работой, исследовав кампанию на Марианских островах. Документ, озаглавленный «Впечатления и уроки боев (авиации) в операциях «А»{5}, был составлен очень быстро и уже 1 ноября 1944 года представлен правительству.

Адмиралы настаивали:

«В начале операции весь личный состав горел желанием уничтожить противника и обеспечить безопасность империи. Более того, 15 июня этим частям был вручен императорский рескрипт, увеличивший их желание уничтожить мощного противника. Однако они не смогли уничтожить противника и, таким образом, оказались в нынешнем тяжелом положении. Это вызывает огромное сожаление. Теперь мы должны исследовать причины этого бедственного положения и извлечь уроки для будущих операций». [589]

Перечислив причины оперативно-тактического порядка, признав очевидные промахи в подготовке и проведении операции, составители документа лукаво доказали свою объективность. А затем они перешли к главному — самоустранению армии от решающего участия в войне. Соответствующий вывод был изложен так:

«В этом кризисе сражений, от которых зависела судьба Японии, армейские воздушные силы, составлявшие одну «руку» армии, совершенно не участвовали, а авиация военно-морского флота была распылена на огромном пространстве Великой Восточной Азии, так что, повидимому, «не было пункта, оставшегося незащищенным, но и не было защищенного достаточно». Общепризнано, что это проблема, требующая серьезного обсуждения. Сейчас, когда начались бои за Филиппины, удовлетвориться сглаживанием наших грубых промахов не время; действуя по инерции старых традиций, значило бы сознательно повторять те же ошибки. Мы настоятельно надеемся, что будет сформулирована прямая радикальная политика».

Страстные призывы не возымели действия. Командование армии не желало изменять сложившегося положения: 15 процентов сил армии и ее авиации участвуют в войне на Тихом океане. А теперь, когда выявилась слабость флота, генералы тем более не хотели посылать войска на верную гибель на далекие острова. Они решили укрепиться в метрополии, в Азии, и встретить врага лицом к лицу на суше.

Летом 1944 года и американская стратегия оказалась на распутье. Командование флота США требовало сосредоточить все силы против Тайваня и, взяв его, «вставить пробку в горловину» Южно-Китайского моря, но не ввязываться в продолжительную кампанию в лабиринте островов Филиппинского архипелага, где американское превосходство на море не давало решающего преимущества. Макартур же сумрачно твердил свое: нужно захватить Филиппины. Наступление на них должно идти по одному направлению, по которому уже продвигались войска под его командованием. Для обеспечения успеха Макартур требовал подчинить ему крупные силы флота. Он сулил адмиралу Хелси, иногда попадавшему в оперативное подчинение генерала: «Я сделаю тебя таким великим, каким никогда не снилось Нельсону!» Хелси, однако, не поддавался искушению. Да и не мог он пойти к Макартуру: на Гавайях прямое начальство — Нимиц и его штаб ревностно следили, чтобы ни один корабль не переподчинили генералу-сопернику. [590]

Отношения между Макартуром и Нимицем окончательно испортились.

В конце июля 1944 года президент Рузвельт выехал на Гавайские острова, чтобы разобраться со стратегией в войне против Японии. Когда крейсер с президентом на борту подошел к Пёрл-Харбору, его ожидал пышный прием. Не было только Макартура. Президент осведомился, где генерал. Воцарилось неловкое молчание. А Макартур, прилетевший на Гавайи за час до прибытия президента, сумел опоздать на встречу с ним. Подождали. Вдруг «раздался пронзительный вой сирены, — рассказывал С. Розенман, один из ближайших помощников президента, — и на причале, визжа тормозами, остановился эскорт мотоциклистов, за ними — самый длинный открытый автомобиль, который мне когда-либо приходилось видеть. На переднем сиденье шофер в хаки, на заднем одинокая фигура — Макартур... Когда стихли аплодисменты толпы, он быстро подошел к трапу, начал подниматься, остановился на полпути — переждал новый взрыв аплодисментов — и наконец взошел на палубу, приветствуя президента.

Конечно, он умел выглядеть значительным в значительных случаях.

— Привет, Дуг, — сказал главнокомандующий. — Почему на вас кожаная куртка, сегодня страшно жарко?

Я тут же понял, что Макартур был одет не по форме.

— Я только что прилетел из Австралии, — ответил он, — и там довольно холодно».

Всем поведением Макартур подчеркивал свою самостоятельность. Было известно, что очень влиятельные противники Рузвельта в США стояли за то, чтобы он баллотировался кандидатом от республиканской партии на пост президента США на выборах в ноябре 1944 года. Участие в них блистательного генерала, одержавшего победы малой кровью — на его театре американские войска с начала наступления весной 1943 года потеряли всего 1648 человек убитыми, — серьезно беспокоило Ф. Рузвельта. Перед президентом стояла дилемма — согласиться с Нимицем и собственными руками сделать Макартура соперником на выборах или принять план генерала идти на Филиппины.

На трехдневном совещании в Гонолулу президент одобрил предложение Макартура. Вторжение на Филиппины наметили на декабрь. Оно должно было начаться с высадки десантов на острове Лейте, прикрывающем проходы из Тихого океана в Южно-Китайское море. Штабу Нимица удалось добиться только одного: после овладения [591] Лейте вернуться к определению следующей цели — Тайвань или Лусон. Макартур был убежден, и, как оказалось, справедливо, что сама жизнь заставит выполнить его лозунг «Вслед за Лейте — Лусон!». В его штабе прекрасно усвоили опыт войны — ступив на первую ступеньку лестницы операций, почти невозможно не взобраться на следующую.

А пока обезопасить будущие американские коммуникации к Филиппинам, которые неизбежно подверглись бы опасности с востока, со стороны японских баз в архипелаге Палау, находящемся в самой западной оконечности Каролинских островов. Овладение Палау давало возможность США устроить базы всего в 530 милях от Филиппин, то есть в пределах радиуса действия средних бомбардировщиков. 15 сентября морская пехота высадилась на укрепленный остров Пелелиу, центр архипелага Палау. На его крошечной территории — 10 километров в длину и 3 в ширину — завязались тяжелые бои, затянувшиеся на два месяца. Они обошлись почти в две тысячи жизней американцам и более чем в десять тысяч жизней японцам. Взят в плен 301 японец.

Впервые за войну на Тихом океане японцы не бросались в психические атаки, отказались от принципа умирать только ради смерти. Японские войска оборонялись умно, спокойно и очень эффективно. Когда островом наконец овладели, он вошел в американскую военную историю как «кровавый Пелелиу», воскресив почти во всем объеме Тараву и оставив позади Гуадалканал. Самое прискорбное заключалось в том, что Пелелиу оказался практически ненужным для филиппинской кампании. Как заметил один из подчиненных Хелси адмиралов, «если бы полководцы были наделены таким же точным предвидением будущего, как они четко оценивают прошлое, нет никаких сомнений в том, что вторжение на Пелелиу никогда бы не состоялось».

Тем временем командовать флотом в районе Филиппин был назначен адмирал Хелси. Как раз в то время, когда шли бои на Пелелиу, в сентябре — октябре самолеты флота Хелси громили авиацию противника на аэродромах Филиппин, Тайваня, Окинавы. Слабое противодействие японцев привело адмирала к заключению, что надо не откладывая начать наступление на Филиппины. Японская оборона в центральной части Филиппин (то есть в районе Лейте), сообщил он в штаб Нимицу, — «пустой, тонкостенный орех», и рекомендовал передвинуть сроки высадки с декабря на октябрь. На том и порешили. [592]

* * *

20 октября, в день высадки на Лейте, Макартур напыщенно обратился по радио к филиппинскому народу. Взгромоздившись на грузовик с радиоустановкой, увязший в песке пляжа, он кричал в микрофон: «Слушайте голос свободы, говорит генерал Макартур. Народ Филиппин, я вернулся! По воле всемогущего бога наши войска вновь стоят на земле Филиппин. Ко мне!» Явился собственной персоной, помимо прочего, владелец крупной недвижимой собственности, капиталовложений в горнодобывающей и иных отраслях промышленности Филиппин.

В первые дни американские войска почти не встречали сопротивления: серия неудач на Тихом океане заставила японское командование прибегнуть к новой тактике, уже продемонстрированной на Пелелиу. Чтобы избежать сокрушительного огня корабельной артиллерии, отныне десант предписывалось встречать не у кромки воды, а в глубине островов, где и сооружались оборонительные укрепления. Войскам запрещалось бросаться в бессмысленные контратаки с криками «банзай!», размахиванием флагами и саблями. Они должны умело применяться к местности и вести бой так, чтобы подороже продать свою жизнь.

Составители этих подробных наставлений в японских штабах не учли одного важнейшего обстоятельства: на Филиппинах с 1942 года была сильная народная антияпонская армия (сокращенно по-тагалогски — хукбалахап). Она действовала в рамках Национального единого фронта, созданного коммунистами, в который наряду с компартией входили Национальный крестьянский союз и другие прогрессивные организации. Политическая программа Единого фронта гласила: «1. Мы должны сбросить японцев в море. 2. Мы будем сотрудничать с Объединенными Нациями. 3. Наша цель — полная независимость, не стесненная американским господством». К октябрю 1944 года Хукбалахап насчитывала до 50 тысяч бойцов, ее поддерживало не менее 500 тысяч человек.

К моменту высадки американских войск на Лейте Хукбалахап контролировала большие освобожденные районы, где жизнь строилась на демократических основах. В общей сложности армия провела более 1200 боев с оккупантами, уничтожив не менее 25 тысяч японцев и солдат марионеточных войск. Ее руководители считали необходимым вести борьбу против Японии рука об руку с силами Объединенных Наций. Поэтому, когда американцы объявились на Филиппинах, Хукбалахап оказала им значительную поддержку. [593]

Как японское командование, так и войска на островах были преисполнены боевого задора. Накануне, всего за десять дней до американского вторжения, во главе их был назначен генерал Ямасита. В 1941–1942 годах он прославил себя взятием Сингапура и отмечен прозвищем Малайский Тигр. Высокая военная репутация Ямаситы имела понятные последствия: премьер — генерал Тодзио держал его на второстепенных постах. С падением кабинета Тодзио Ямасита был возвышен. Другой способный генерал, Муто, которого по этой причине Тодзио также загнал в неизвестность, стал начальником штаба у Ямаситы. Он прибыл в Манилу к своему начальнику уже после американской высадки на Лейте. Ямасита сердечно встретил Муто в штабе и озабоченно объявил ему на пороге о случившемся. «Очень интересно, — отозвался Муто, — но где находится Лейте?»

Пока войска 6-й американской армии генерала Крюгера закреплялись на плацдарме, императорская ставка ввела в действие «план победы» — к Филиппинам вышли три сильных японских флота. Операцией руководил лично адмирал Тойода. Он намеревался внезапным ударом нанести решительное поражение американцам, осмелившимся вторгнуться на Филиппины. В распоряжении Тойоды были 4 авианосца, 9 линкоров, 19 крейсеров и 33 эсминца, имевших поддержку свыше 700 самолетов. Американцы имели 30 авианосцев, на борту которых находилось почти 1300 самолетов, 12 линкоров, 23 крейсера и 100 эсминцев. Подавляющее превосходство флота США, а также ошибки японских адмиралов предопределили исход битвы.

24–25 октября развернулось гигантское морское сражение, которое охватило район, простиравшийся с севера на юг почти на тысячу километров и с запада на восток на несколько сот километров.

Крупнейшим японским соединением была эскадра адмирала Куриты, имевшая задачу подойти с запада через залив Сан-Бернардино к Лейте и уничтожить американские корабли. В отряд Куриты входили оба сверхмощных японских линкора: «Ямато» и «Мисаси». Своевременно разгадав замысел противника, американские подводные лодки и самолеты атаковали его, потопили «Мисаси», несколько других кораблей и торжествующе донесли адмиралу Хелси, что японский флот понес тяжкие потери и уходит назад. Тут ему доложили — с севера к Филиппинам идет японская эскадра. Хелси не знал, что Тойода специально направил 4 старых авианосца и 2 переделанных в авианосцы линкора, чтобы отвлечь американские силы [594] прикрытия подальше от залива Лейте. Памятуя о критике адмирала Спрюэнса за то, что он во время сражения за Сайпан не уничтожил японские эскадры, Хелси почти со всем своим флотом с максимальной скоростью устремился за лаврами победителя, добившего японский флот. Между тем потрепанный флот Куриты беспрепятственно миновал пролив Сан-Бернардино и вышел севернее Лейте.

У залива Лейте находилось 6 американских эскортных авианосцев, занятых привычной операцией — оказанием поддержки сухопутным силам. На берег уже было высажено свыше 200 тысяч войск. Когда командующему этим отрядом адмиралу Спрэгу доложили о приближении большого японского флота, он не поверил. Однако появление на горизонте характерных пагодообразных мачт японских линкоров — у Куриты оставалось 4 линкора, 8 крейсеров и 10 эсминцев — рассеяло все сомнения. Подойдя к заливу, «Ямато» открыл огонь из своих восемнадцатидюймовых орудий. Спрэг отдал приказ отходить, посылая в эфир непрерывные сигналы бедствия. Хелси не мог оказать помощи — его флот был почти в 500 километрах севернее. Корабли Куриты неотвратимо нагоняли тихоходные, практически не вооруженные эскортные авианосцы, уже потопив 2 из них и 3 эсминца. Казалось, катастрофа неминуема — за разгромом авианосцев Спрэга последует быстрое уничтожение сотен кораблей, сгрудившихся в заливе Лейте.

Однако случилось чудо: флот Куриты внезапно прекратил преследование, лег на обратный курс и исчез. Адмирал Спрэг в официальном донесении о бое отнес случившееся за счет «несомненной благосклонности всемогущего бога» и на радостях даже забыл подобрать моряков со своих потопленных кораблей — они провели два страшных дня в водах, кишащих акулами. Поразительный маневр Куриты объяснялся, по всей вероятности, тем, что он не имел сведений о местонахождении американского флота. Он нервничал, ожидая с минуты на минуту появления главных сил врага, и упустил редкий шанс — нанести крупное поражение вооруженным силам США.

Бой, вошедший в историю войны на море как сражение в заливе Лейте, дорого обошелся японцам — они потеряли 3 линкора, 4 авианосца, 10 крейсеров и 9 эсминцев общим водоизмещением 306 тысяч тонн. Потери американцев составили 3 небольших авианосца и 3 эсминца водоизмещением 37 тысяч тонн. После поражения у Филиппин японский флот больше не представлял сколько-нибудь серьезной угрозы. [595]

6-я американская армия планомерно овладевала Лейте. Японцы имели на острове до 90 тысяч человек. Подбросить новые подкрепления не удалось, флот и авиация США не допустили пуска «токийского экспресса» по типу Гуадалканала. Партизаны оказали эффективную помощь наступавшим американцам. Макартур наращивал силы, введя в дело помимо 6-й 8-ю армию генерала Эйхелберга. Изобилие войск у Макартура на Лейте невольно заставляло журналистов задаваться вопросом: почему генерал медлит с окончательным овладением островом и продвижение идет медленно?

Они побудили К. Ромуло, виднейшего филиппинского руководителя, поставить тот же вопрос перед Макартуром. Генерал погрозил пальцем перед носом филиппинца и сказал: «Вот что, скажи им, что я могу покончить с Лейте в две недели. Но я не сделаю этого, ибо отвечаю перед матерями и женами в Америке за их мужчин. Я возьму Лейте не жертвами, а стратегией». Только в конце декабря 1944 года американское командование объявило о занятии острова, добавив, что осталось провести «мелкие операции по очистке». Они были завершены лишь в мае 1945 года.

Эта кампания для Соединенных Штатов была не слишком трудной. Вот что рассказал Крюгер о ее тяготах:

«На протяжении большей части операции воздушные налеты серьезно мешали работе штаба 6-й армии. Они препятствовали также сборам личного состава на отправление религиозного культа. Но по воскресеньям регулярно служили мессу, и всякий раз при этом присутствовало большое количество офицеров и рядовых. Торжественная служба, которую должен был служить полковник Лютер Д. Миллер (впоследствии главный капеллан армии США) в рождественский сочельник, второй наш сочельник вдали от дома, была прервана воздушным налетом в тот самый момент, когда он выступил вперед. Ее пришлось совсем прекратить из-за последующих воздушных налетов».

К началу 1945 года американские вооруженные силы овладели частью Филиппин и записали в свой актив решающее поражение японскому флоту.

9 января 1945 года американцы высадились на западном побережье острова Лусон. Почти 250-тысячная армия японского генерала Ямаситы была сосредоточена в глубине острова, и вторжение, как свидетельствует официальный отчет, проводилось «в идеальных с военной точки зрения условиях. Не встречая сопротивления в пунктах высадки, американские войска высаживались на сушу, чтобы по собственному выбору вести борьбу с дезорганизованным и [596] деморализованным, плохо снаряженным и плохо снабженным противником, лишенным всякой надежды на помощь; это была операция, в которой каждый самолет в воздухе был свой».

Больших потерь вооруженные силы США от противодействия противника не понесли. Куда более эффективно потрепал американский флот у берегов Филиппин тайфун 18 декабря: он перевернул и отправил на дно 3 эсминца, пропало 186 самолетов, погибло 800 человек личного состава.

На Лусоне американцы обнаружили, что многие районы острова уже освобождены партизанами, и прежде всего отрядами Хукбалахап. Они оказали неоценимое содействие продвижению американских армий. Начальник штаба 6-й армии генерал Декер признал: «Хукбалахап — одно из лучших боевых соединений, которые я когда-либо знал».

Крюгер приложил немало усилий, чтобы взять столицу Филиппин Манилу к 26 января — дню рождения Макартура. Однако упорное сопротивление противника помешало преподнести генералу «памятный подарок». Бои за город и в городе продолжались больше месяца, и только 4 марта с помощью партизан были подавлены последние очаги сопротивления. Когда самая тяжелая фаза боев осталась позади, американская контрразведка арестовала лидеров Хукбалахап. Массовые протесты населения заставили ее отступить, арестованных освободили. Попытка использовать американских солдат для карательных функций также не удалась: они устроили демонстрацию. Тогда власти США стали срочно восстанавливать и вооружать филиппинскую армию, надеясь со временем ее руками разгромить освободительное движение.

Американские войска освободили оставшихся в живых соотечественников, взятых японцами в плен в 1942 году и томившихся в тюрьмах. Тысячи оборванных, истощенных солдат, в лохмотьях и часто босые, пытались поддержать воинский порядок — они выстроились и тянулись по стойке «смирно» перед генералом. Макартур подтвердил репутацию человека, способного производить драматическое впечатление. Он медленно шел вдоль строя, провожаемый шепотом: «вы вернулись», «вы сделали это». Генерал с чувством отвечал: «Я немного опоздал, но мы наконец пришли». Зримые доказательства японских зверств в отношении военнопленных и мирного населения (за годы оккупации было убито свыше 100 тысяч филиппинцев) придали особое ожесточение американским войскам.

Бои на Лусоне затянулись до конца июня. Однако [597] свыше 50 тысяч японских солдат во главе с генералом Ямаситой укрылись в труднодоступных районах и сложили оружие лишь после капитуляции Японии. На Лусоне американские войска потеряли свыше 8 тысяч убитыми, в боях погибло почти 174 тысячи японских солдат и офицеров.

На завершающей стадии боев на Лусоне и после них войска Макартура приступили к захвату некоторых других островов Филиппин и возобновили бои в Индонезии. Стратегически эти действия в то время, когда вооруженные силы США стояли у порога Японии, были бессмысленной растратой ресурсов, неизбежно затягивавшей войну. Но США преследовали определенную цель — не допустить подъема национально-освободительного движения. Американские солдаты отдавали свои жизни в этих боях ради приближения дня победы над Японией. [598]