Поход на Сталинград

К весне 1942 года блоку фашистских агрессоров противостояли 26 государств — Объединенные Нации. Война охватила и Азию. Основным театром военных действий оставался советско-германский фронт, на котором на карту было поставлено будущее человечества. Судьбы всей антифашистской коалиции, включая Соединенные Штаты, зависели от единоборства Красной Армии с Германией и ее европейскими сателлитами.

В то время Англия и США объявили себя советскими союзниками. Из Лондона и Вашингтона звучали горячие слова в адрес героического русского народа. На глазах происходила эскалация эпитетов, и превосходных степеней в риторике в отношении СССР, и соответственно расширялся разрыв между словами и делами. Практической помощи не поступало, Англия и США экономили силы, готовились для будущего. Их руководители ожидали ослабления фашистских агрессоров руками советских людей.

Один из лучших биографов Ф. Рузвельта, американский профессор Варне, в книге, вышедшей в 1970 году, живо описал общее настроение руководителей западных союзников на рубеже 1941/42 года:

«В первый день нового года президент сидел с Черчиллем и группой лиц за обеденным столом. Заговорили о России. В то время немцы и русские сцепились в критической борьбе к западу от Москвы. Рузвельт не мог переговорить по военным делам Черчилля, бывшего военным министром в правительстве Ллойд Джорджа еще в первую мировую войну. Сообщения с русского фронта напомнили Черчиллю времена, когда он руководил английскими интервенционистскими войсками, сражавшимися против молодого большевистского режима. Тогда его армии продвинулись до Тулы, непосредственно южнее Москвы. Но теперь, заявил Черчилль, он прощает русских прямо пропорционально количеству гуннов, которых они убивают.

— А простили ли они вас? — спросил резкий Гопкинс.

— Пропорционально количеству танков, которые я им посылаю, — сказал Черчилль.

Рузвельт не согласился, заметив, что не думает, чтобы русские простили. Вероятно, он был прав».

Американский президент был недалек от истины: вооружения Советский Союз получал от союзников ничтожно мало. Как размеры помощи, так и методы ее предоставления в 1942 году [349] никак не соответствовали внушительным заявлениям, которые разносились радиостанциями Би-би-си.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков вспоминает, как в 1942 году на заседании в Кремле Сталин возмущенно сказал: «Десятки, сотни тысяч советских людей отдают свою жизнь в борьбе с фашистами, а Черчилль торгуется из-за двух десятков «харрикейнов». А их «харрикейны» — дрянь, наши летчики не любят эту машину...»

То, что Советский Союз несет основное бремя войны, не вызывало ни у кого сомнений. Простые люди на Западе делали отсюда вывод — необходимо помочь советскому народу, сражающемуся за свободу всего мира. Эту самоочевидную истину помнили и. в правительственных ведомствах западных союзников. В начале апреля 1942 года Рузвельт писал Черчиллю:

«Ваш и мой народы требуют создания фронта, чтобы ослабить давление на русских. Наши народы достаточно мудры, чтобы усмотреть — сегодня русские убивают больше немцев и уничтожают больше немецкого снаряжения, чем наши страны, вместе взятые».

Выводы? 6 мая 1942 года Рузвельт пишет американскому командующему в Австралии генералу Д. Макартуру:

«С точки зрения большой стратегии в наступающую весну и лето ясен простой факт: русские армии убивают больше нацистов и уничтожают больше вражеского снаряжения, чем все остальные 25 Объединенных Наций, вместе взятые».

Установив самоочевидную закономерность, западные союзники доверили Красной Армии защищать мировую цивилизацию в одиночестве.

Советскому Союзу предстояло в 1942 году принять на себя таранный удар гитлеровской Германии. В этом году нацистское руководство, расставшись с надеждами на политический крах противника, обратило против СССР всю свою военную мощь.

В Берлине сделали выводы из провала плана «Барбаросса» — недооценили силу и организованность СССР. В тяжких раздумьях зимой 1941 года Гитлер решил, что не все его приказы точно исполнялись. Следовательно, необходимо закрутить гайки до отказа в «третьем рейхе».

26 апреля 1942 года он выступил со свирепой речью в рейхстаге: «Я ожидаю только одного — нация предоставляет мне право принимать немедленные действия, которые я сочту необходимыми в случае, если обнаружится неповиновение на службе великому делу. Сейчас речь идет о нашей жизни и смерти (громкие аплодисменты). На фронте и в тылу, на транспорте и в учреждениях, в судах [350] все должно быть подчинено одному — борьбе за победу (шквал аплодисментов). Никто не имеет права ссылаться на свои заслуги. Пусть каждый знает — отныне есть только обязанности».

Таким языком заговорил Гитлер в преддверии решительного сражения с Советским Союзом. Рейхстаг, одобрив чрезвычайные полномочия фюрера, был распущен навсегда. Мосты были сожжены, нацисты были готовы загубить Германию до последнего человека ради достижения военной победы.

Теперь дело шло не об отражении «блицкрига», а о том, кто выйдет победителем в гигантской схватке на полях сражений, чьи вооруженные силы окажутся сильнее. Если применительно к кампании 1941 года можно было говорить о банкротстве военно-политической стратегии Гитлера, то в 1942 году решающему испытанию огнем подверглась военная стратегия германского милитаризма.

В советской Ставке шла напряженная подготовка к летней кампании 1942 года. Победитель в Московской битве Г. К. Жуков стоял за то, чтобы встретить неизбежный немецкий натиск на заранее укрепленных позициях, в оборонительных боях измотать и обескровить врага, а только потом думать о наступлении. Единственное исключение он делал для западного направления, где были возможности для успешных наступательных действий. Сталин придерживался иного мнения. Окрыленный разгромом немцев под Москвой, он уже в начале 1942 года поставил фронтам задачи, превышавшие их возможности, — наступать от Ладожского озера до Азовского моря.

Несмотря на возражения Жукова, план был принят и, несмотря на все усилия, не был выполнен. Но Сталина это ничему не научило. Поздней весной он согласился с доводами командования Юго-Западного фронта провести крупное наступление на юге. Несмотря на возражения Генерального штаба и Г. К. Жукова, началась усиленная подготовка к наступлению как раз там, где враг готовился нанести сильнейший удар.

Враг изготовился

Для нового наступления на Восточном фронте Германия мобилизовала все свои ресурсы и потребовала максимума от сателлитов. С февраля 1942 года министром вооружений рейха стал Шпеер, который поставил целью резко увеличить эффективность германской военной экономики. За первые полгода «эры Шпеера» военное производство [351] Германии возросло на 55 процентов, с особым упором на наступательные виды вооружения. В 1942 году было выпущено 9300 танков по сравнению с 5200 в 1941 году, самолетов — соответственно 14 700 и 11 030, орудий калибром 75 миллиметров и свыше — 12 тысяч и 7 тысяч и т. д.

Начальник военно-экономического управления штаба верховного главнокомандования генерал Томас, выступая на совещании представителей военной промышленности в начале 1942 года, подчеркнул: «Мы использовали минувшую зиму, чтобы обеспечить громадный удар по Советской России. Для этого основные мощности военной промышленности мы предоставили в распоряжение сухопутных войск для подготовки наступления... Мы должны осознать необходимость проведения новой кампании против России, чтобы до конца разбить и окончательно ликвидировать большевистские вооруженные силы». Шпеер, однако, был недоволен степенью мобилизации германской экономики для военных целей. Когда он пришел в министерство вооружения, производство товаров широкого потребления в Германии только на 3 процента было ниже довоенного; в 1942 году ему удалось снизить его на 12 процентов, переключив соответствующие промышленные мощности на войну.

Большего он сделать не мог, ибо Гитлер, опасаясь за прочность тыла, требовал поддержания достаточного жизненного уровня населения. Тяготы войны нацистские главари оставляли для пригнанных в рейх иностранных рабочих. Если на июнь 1942 года в Германии работали 5,1 миллиона рабов из других государств, то спустя каких-нибудь пять месяцев их стало 7 миллионов человек. В это число не входят люди, погибшие на фашистской каторге.

Прочесывание густым гребнем Германии дало возможность призвать новые контингенты, и к апрелю 1942 года численность вермахта была доведена до 8,7 миллиона человек. Это больше, чем в момент нападения на Советский Союз. Гитлер потребовал пушечного мяса от сателлитов. Весной 1942 года Кейтель по приказу фюрера объехал их столицы и получил согласие Италии и Венгрии направить на советско-германский фронт по армии, а Румыния обязалась предоставить две армии. Эти войска выделялись дополнительно к силам сателлитов, уже воевавшим против СССР.

В марте 1942 года Гитлер провозгласил в речи в Берлине: «Предстоящим летом Советы будут полностью уничтожены. [352] Для них нет больше спасения. Поэтому грядущее лето будет решающим этапом войны. Большевизм будет отброшен и никогда больше не сможет коснуться культурной Европы». Нацистские фанатики верили.

К началу лета 1942 года на советско-германском фронте было сосредоточено 76,3 процента германской армии. В общей сложности враг сумел выставить вооруженные силы, насчитывавшие более 6 миллионов человек (из них 800 тысяч с небольшим — войска сателлитов). Они имели 3270 танков, 3400 боевых самолетов и 43 тысячи орудий.

5 апреля Гитлер отдал директиву № 41 о задачах вермахта на лето 1942 года. Главная цель обозначалась так:

«Окончательно уничтожить оставшиеся еще в распоряжении Советов силы и лишить их по мере возможности важнейших военно-экономических центров».

Для этого планировались взятие Сталинграда, Астрахани и глубокий прорыв на Кавказ. По завершении операций на юге предстоял захват Ленинграда.

Определенно памятуя о прошлой зиме, Гитлер приказал на Московском направлении пока ограничиться «сохранением положения на центральном участке фронта». Хотя наступление на юге, зашифрованное под названием операция «Блау» (первоначально намеченная на 22 июня 1942 года), не было столь честолюбиво по размаху, как план «Барбаросса», в Берлине верили, что его успешное выполнение создаст условия для уничтожения Советского Союза. Готовя наступление на советско-германском фронте, Гитлер и его окружение считали, что оно пройдет без помех с Запада — от Англии и США серьезных действий летом 1942 года не ожидалось. В этом нацисты не ошиблись.

Для удара на юге Германия сосредоточила лучшие войска, лучшее вооружение и лучших военачальников. Основная задача возлагалась на 6-ю армию, неизменно шедшую во главе во время завоевательных походов Германии с 1939 года. Эта армия вихрем пронеслась через Польшу, на следующий год у Дюнкерка во Франции била английские войска, весной 1941 года подвергла разгрому Югославию. 6-я армия принесла смерть и разрушения на Украину.

В первые месяцы войны против СССР армией командовал генерал-фельдмаршал фон Рейхенау, убежденный нацист, горячий поклонник Гитлера. В полосе ее наступления Рейхенау сделал все, чтобы геноцид осуществлялся во всем объеме, быстро и эффективно. Людей убивали прежде всего по политическим, а затем расовым основаниям. [353] Генерал-фельдмаршал заинтересованно вникал во все детали массового истребления, проводившегося в тылу армии «эйнзацгруппой» — убийцами СС. Он рекомендовал экономить боеприпасы, не тратить на расстрел одного человека более двух патронов. Вошел Рейхенау и в «тяжелое положение» эсэсовских убийц, у которых не всегда хватало сил для конкретных массовых казней, он поощрял участие в них солдат и офицеров армии.

Американский историк У. Крейг в большой книге «Враг у ворот. Битва за Сталинград» (1972) обобщил результаты бесед с некоторыми из тех, кто пережил 6-ю армию:

«Массовые убийства оказали воздействие на многих солдат 6-й армии, видевших эсэсовцев в действии. Получив полную свободу от своих командиров, они с энтузиазмом помогали истреблять еврейское население. Иногда солдаты в купальных трусах или кое-как одетые на отдыхе снимали сцены расстрелов и посылали фото своим семьям и друзьям. Вокруг рвов, наполненных трупами, царила атмосфера пикника. Немцев, протестовавших против убийств, игнорировали. Ничто не мешало кампании массового истребления. Почти миллион людей было убито до вступления Фридриха фон Паулюса в командование армией. Он прекратил геноцид, по крайней мере в своем секторе, отменив «приказ о комиссарах» и «суровых мерах».

Генерал-полковник Паулюс принял командование 6-й армией в январе 1942 года, после скоропостижной смерти Рейхенау, не пережившего поражений вермахта в зимней кампании. Ф. Паулюс занимал до этого пост заместителя начальника генерального штаба сухопутных войск. Этот человек прошел, не минуя ни одной ступени, всю службу в вермахте. Среди своих коллег он слыл аристократом уже по той причине, что был женат на богатой женщине из королевской семьи в Румынии. Его пристрастие к снежно-белым воротничкам, начищенным сапогам и методической штабной работе было общеизвестно. В служебной характеристике Паулюса в бытность его офицером рейхсвера указывалось: «Типичный офицер генерального штаба старой школы... прекрасно воспитанный, скромный (иногда излишне)... превосходный солдат, любящий свое дело... почтителен, но очень методичен... отличается выдающимися способностями как тактик, хотя склонен тратить чрезмерно много времени на обдумывание обстановки... любит детально исследовать каждую ситуацию».

Профессиональный военный, Паулюс отдал свои знания [354] и умение нацистскому режиму, что обеспечило ему завидное положение среди командующих вермахта. Приняв 6-ю армию, он сделал все от него зависящее, чтобы подготовить это одно из лучших соединений сухопутных сил для предстоящей кампании. Гитлер, довольный Паулюсом, заявил ему: «С вашей армией вы можете штурмовать небо». Как и следовало ожидать, новый командующий видел свою задачу в том, чтобы добиться победы в порученной операции в рамках традиционной военной доктрины — силой оружия. Поэтому он заранее стремился ограничить то, что, по убеждению военных типа Паулюса, лишь способствовало увеличению силы сопротивления противника.

Некоторые германские генералы, к которым относился и Паулюс, с начала войны поговаривали, что применение «приказа о комиссарах» ведет к разложению войск. А в 6-й армии еще был приказ Рейхенау, известный как приказ о «суровых мерах», в изобилии напичканный дремучими нацистскими изречениями вроде: «На войска возлагаются задачи, выходящие за рамки воинского долга. На восточном театре солдат не только человек, сражающийся в соответствии с законами и обычаями войны, но также беспощадный знаменосец концепции нацизма». Отменяя в рамках своей компетенции — 6-й армии — этот приказ, Паулюс не опасался за последствия — Рейхенау не было в живых.

Отношение Паулюса к приказу Рейхенау отнюдь не означало, что 6-я армия в мгновение ока превратилась в цивилизованную армию. В полосе ее действий, как и на всем советско-германском фронте, чинились чудовищные военные преступления, а на захваченной ею территории свирепствовал немецко-фашистский оккупационный режим. Дело свелось к тому, что убийцы стали заметать следы, о чем точно рассказал адъютант Паулюса полковник В. Адам.

Дело было в начале 1942 года в Белгороде, куда приехал Паулюс. «И тут в центре города перед нами внезапно открылась страшная картина. Меня охватил ужас. Посреди большой площади стояла виселица. На ней раскачивались трупы людей в штатской одежде. Паулюс побледнел. Глаза этого обычно спокойного человека выражали возмущение. Он гневно воскликнул:

— Да как они смеют делать свое преступление публичным зрелищем? Я же отменил приказ Рейхенау, как только приступил к своим обязанностям!..

Командир корпуса фон Обстфельдер и полковник генерального [355] штаба фон Бехтольсгейм ждали нас у входа в свою штаб-квартиру. Паулюс спросил Обстфельдера:

— За что повесили мирных жителей? Обстфельдер вскинул глаза на своего начальника:

— Комендант гарнизона арестовал их как заложников, потому что многие наши солдаты были найдены в городе убитыми. Заложников повесили на главной улице для примера и устрашения.

Паулюс стоял перед офицерами, чуть сгорбившись, лицо его нервно подергивалось. Он сказал:

— И по-вашему, этим можно приостановить действия партизан? А я полагаю, что такими методами достигается как раз обратное. Я отменил приказ Рейхенау о поведении войск на Востоке. Распорядитесь, чтобы это позорище немедленно исчезло». Эта виселица исчезла, но тысячи и тысячи воздвигались в других местах...

Отвлекаясь от возможных личных мотивов Паулюса, следует иметь в виду, что отмена приказа Рейхенау отражала глубокую тревогу более или менее дальновидных германских военных за исход войны. Немногим из них, не потерявшим окончательно человеческий облик, определенно не улыбалась перспектива оказаться на скамье подсудимых в случае поражения рейха, другие видели, что звериная нацистская идеология ослабляет силу ударов вермахта, ибо против фашизма на марше возможна только одна позиция — победа или смерть.

В предвидении летней кампании 1942 года немецкие профессиональные военные расстались с прошлогодними надеждами, внушенными в свое время нацистами, на крах Советского Союза по политическим причинам. Свое прозрение они не скрыли от политического руководства рейха. Наверное, по той причине, чтобы набить себе цену — Германии отныне предстоит полагаться только и исключительно на мощь вермахта.

Разведывательный отдел штаба сухопутных сил, со служебным педантизмом взвесив все «за» и «против», доложил: «В течение лета 1942 года в Советском Союзе не наступит политического и экономического поворота, который будет иметь решающее значение для победы». Оценив боевые возможности вермахта, составители докладной записки указали, что немецкие войска не смогут подорвать мощь Советской Армии настолько, чтобы наступил ее «военный крах».

Документ был представлен Гитлеру и К° в момент, когда карты легли на стол, — 28 июня 1942 года. В этот день начиналось германское наступление на юге. [356]

Паулюс и Гот выступили

Несмотря на возражения Генерального штаба, члена Ставки, командующего Западным фронтом Г. К. Жукова, Сталин санкционировал наступление на южном крыле советско-германского фронта. В те недели, пока войска нашего Юго-Западного фронта готовились ударить на запад и отбить Харьков, мы потерпели тяжелое поражение в Крыму. Находившийся на Керченском полуострове представитель Ставки Мехлис, не компетентный в военных делах, навязал командованию Крымского фронта абсурдные решения. Коль скоро Мехлис во многом обеспечил широкий размах репрессий в армии в 1937–1938 годах, он оказывал цепенеющее воздействие на командный состав фронта, парализовав его. Результат — противник без большого труда овладел Керченским полуостровом, а затем довершил осаду Севастополя и штурмом взял город после 250-дневной героической обороны.

12 мая советские войска перешли в наступление, имея в виду освобождение Харькова. Они двинулись на запад как раз в том районе, где изготавливались к действиям ударные группировки врага, в первую очередь 6-я немецкая армия.

Хотя уже к исходу 17 мая Генеральный штаб усмотрел истинное положение вещей и просил Сталина дать разрешение немедленно прекратить наступление и, напротив, перейти к жесткой обороне, наши командующие юго-западного направления в эйфории успеха — войска местами продвинулись до 50 километров — убедили Ставку продолжить операцию. Итоги оказались прискорбными. Гитлеровцы нанесли контрудар и к 23 мая окружили значительную группировку наших войск, пробивавшихся на Запад. Снова мы потерпели крупное поражение. Стратегический фронт обороны оказался ослабленным. Это усугублялось крупнейшим промахом лично Сталина — он допускал возможность вражеского наступления летом 1942 года на двух направлениях — на Москву и на юге. Резервы Ставка разместила главным образом на центральном направлении, на юге врагу противостояли войска, сильно ослабленные в майских боях.

Между тем в полосе от Курска до Таганрога силы противника насчитывали свыше 900 тысяч человек. Более половины всех танковых и мотомеханизированных соединений, имевшихся у гитлеровцев на советско-германском фронте, были задействованы здесь. Немецкое наступление, начавшееся 28 июня, сразу [357] привело к прорыву обороны на протяжении 300 километров и очень скоро в глубину на 150–170 километров. Немецкие дивизии достигли Дона и начали его форсирование западнее Воронежа. Стремительно продвигавшимся немецким войскам на какое-то время могло представиться, что повторяется 1941 год. Однако различие очень быстро почувствовали немецкие мотомеханизированные дивизии, устремившиеся к Воронежу. Соотношение сил было совершенно иным. Так, 30 июня 1942 года Сталин указал командованию Брянского фронта: «Запомните хорошенько. У вас теперь на фронте более 1000 танков, а у противника нет и 500 танков. Это первое. И второе — на фронте действия трех танковых дивизий противника у нас собралось более 500 танков, а у противника — 300–350 танков самое большее. Все зависит теперь от вашего умения использовать эти силы и управлять ими».

Указание Ставки выполнить во всем объеме не удалось, немецкие войска пробились к Воронежу и, хотя овладели частью города, 6 июля были остановлены. Дивизии 4-й танковой армии генерала Гота, втянувшиеся в уличные бои, понесли сокрушительные потери. Скоро немецкие танкисты стали называть Воронеж «проклятым городом», но брань не помогала — вместо стремительного марша бои на улицах. Танковые дивизии врага были скованы. Опасность дальнейшего продвижения на этом участке была ликвидирована, что опрокинуло расписание всей операции «Блау». Гитлер остро прореагировал на события под Воронежем, он был склонен винить во всем Бока, который был снят с поста командующего группой армий «Юг». Фюрер никак не мог взять в толк, что шел год 1942-й, а не 1941-й. Гитлер взял на себя командование войсками на южном крыле фронта.

16 июля 1942 года на полевом аэродроме под Винницей приземлились 16 самолетов, из которых высадились Гитлер с генералами, врачами и охранниками. Фюрер явился собственной персоной командовать наступлением на юге. В лесу, в 15 километрах от города, был подготовлен пункт управления «Вервольф» («Оборотень»). Гитлер со свитой разместился в легких деревянных домах, вокруг абсурдная по численности охрана, мощные оборонительные сооружения.

Завоевателям, явившимся на нашу землю, претило решительно все. Прелестный климат юга Украины они сочли для себя убийственным. Кретины, носившие высокие звания медиков, без труда убедили высшие чины рейха в том, что в «страшной России» они подвергаются опасности [358] погибнуть от смертоносных болезней. Взгляд вокруг — под вечер комары. Значит, малярия (о которой в этих местах не слышали!). Окна домишек заделали мелкой сеткой, каждый день прием до рвоты отвратительного на вкус противомалярийного препарата атабрина. Под лучами солнца от стен недавно сколоченных домиков, залитых креозотом, исходил резкий запах. Фюрер стал жаловаться на нестерпимые головные боли, он возненавидел летний лагерь и верховное командование.

Но долг превыше всего! Фюрер стал лично руководить операциями на юге, иной раз ставя даже тактические задачи. Он повелел разделить войска на группы армий «А» и «Б», не забыв произнести проклятия в адрес Бока, нанесшего «катастрофический» вред.

Группа армий «А» должна была идти на Кавказ, а группа армий «Б», основную ударную силу которой составляла 6-я армия, на Сталинград, то есть продолжить наступление по двум расходящимся стратегическим направлениям. Вдруг Гитлера осенило — нужно усилить удар на юг, 4-й танковой армии, первоначально назначенной идти на Сталинград, вместе с 6-й приказали повернуть на Кавказское направление. В то время как солдатня армии Паулюса в клубах пыли двигалась на восток, через ее тылы с севера на юг прошли тысячи машин армии Гота, внесшие невероятный хаос. Больше того, Гитлер, уверовав, что Сталинград взять несложно, забрал ряд частей у Паулюса. В результате к 17 июля в 6-й армии, насчитывавшей в день начала операции «Блау» 20 дивизий, осталось 13. А геббельсовская пропаганда с упоением расписывала, как танковые дивизии вермахта катятся по донским степям. Такие дивизии действительно катились, но в основном от Дона на юг, в 6-й армии была только одна мотомеханизированная дивизия. И до 25 тысяч лошадей, тянувших интендантские повозки.

В отличие от минувшего лета советские войска отходили, в целом сохраняя свои силы. Многие недели легендарная советская 62-я армия с тяжелыми боями отступала на восток. «В то время, — пишет Г. К. Жуков, — 62-й армией командовал генерал-лейтенант Антон Иванович Лопатин. Он сделал все, что от него требовал воинский долг, и даже больше, поскольку хорошо известно, что враг действовал в численном превосходстве против войск армии А. И. Лопатина. И все же А. И. Лопатин предусмотрительно сохранил 62-ю армию для борьбы с противником в условиях города, где впоследствии враг был истощен, а затем уничтожен». Гитлеровским генералам нигде не удалось [359] окружить советские войска, которые, нанося чувствительные удары врагу, сдавали пространство, но сохраняли свои силы.

Положение на южном направлении все более осложнялось, враг овладевал богатейшими областями Донбасса и Дона. С глубочайшей скорбью советские солдаты оставляли города и села, уничтожая при отступлении то, что было создано многолетним напряженным трудом советского народа, что было построено в годы предвоенных пятилеток. Это были тяжелейшие потери, враг занимал крупные города: 20 июля пал Ворошиловград, 25 июля немецкие войска вступили в Ростов. Бои завязались в большой излучине Дона, определенно выявилось стремление немецкого командования идти на Сталинград. 6-я немецкая армия продвигалась по донским степям среднесуточными темпами в 30 километров. Было необходимо поставить преграду на пути врага к Волге.

Приказ № 227!

Уже 12 июля был создан Сталинградский фронт, в который вошли войска бывшего Юго-Западного фронта. Фронту была поставлена задача — прочно оборонять рубеж по Дону от Павловска до Клетской и дальше к югу, от Клетской на Суровикино, Суворовский, Верхне-Курмоярскую.

Наступавшая в этом районе 6-я немецкая армия во второй половине июля насчитывала около 270 тысяч человек личного состава, 3000 орудий и минометов, около 500 танков. Армию поддерживали 1200 самолетов 4-го воздушного флота — лучшего соединения ВВС Германии. В него входил 8-й авиационный корпус пикирующих бомбардировщиков, подготовленных для взаимодействия с танками. В истребительных эскадрах — асы ВВС Германии.

Советские войска имели около 160 тысяч солдат и офицеров, 2200 орудий и минометов, 400 танков и около 700 самолетов. Большинство советских частей еще не стали прочно в оборону, а совершали марш в указанные им районы. И это при господстве противника в воздухе, в разгар безоблачного лета, в безлесной местности! Кое-где из-за действий вражеской авиации передвижение днем по дорогам стало невозможным.

17 июля 1942 года войска Сталинградского фронта на дальних подступах к городу вступили в бой с авангардами 6-й немецкой армии. Этот день и считается началом Сталинградской битвы. [360]

Советские войска развернулись на фронте протяженностью свыше 500 километров. Наше командование применило тактику построения войск в два эшелона, оставляя сильные резервы.

Первые схватки на Сталинградском фронте не вызвали серьезной тревоги у гитлеровских генералов, они и не думали, что ввязываются в серьезное сражение. Быстрое продвижение вскружило им головы, в германских штабах ожидали, что удастся без труда сбить советские войска с оборонительных рубежей и через считанные дни увидеть долгожданную Волгу.

Задыхаясь в пыли, в палящий зной солдаты Паулюса упрямо лезли вперед, оставляя позади трупы. Ранеными набивали санитарные машины. Танки, машины, мотоциклисты жались к обочинам, пропуская в тыл эти «мясные фургоны», как их прозвали в войсках. За палаточными городками госпиталей негромкий шум, копают могилы, опускают гробы, бормотание капеллана, резкий залп, в землю вбиваются деревянные кресты. Кладбища в степи умножались.

Темпы продвижения гитлеровцев стали резко падать. Если 12–17 июля они проходили до 30 километров в сутки, то 18–22 июля не более 12–15 километров. За шесть-семь дней им едва удалось оттеснить передовые отряды наших войск на 70 километров — до главной полосы обороны на дальних подступах к городу. А по немецким планам город должен был быть взят 25 июля.

С каждым новым километром ожесточенность боев нарастала. 23 июля беспримерный подвиг совершили четверо бронебойщиков 84-го гвардейского стрелкового полка Петр Болото, Григорий Самойлов, Александр Беликов, Иван Алейников. После прорыва вражескими танками обороны полка они остались одни с двумя противотанковыми ружьями на высоте у Клетской. В атаку на высоту пошли 30 немецких танков, герои уничтожили 15. С наступлением темноты гвардейцы отошли. В этот день только в бою против 84-го гвардейского полка немцы потеряли 45 танков.

Командование 6-й германской армии, встретив упорное сопротивление в большой излучине Дона, решило прибегнуть к излюбленному маневру — нанести охватывающий удар, окружив советские войска. В штабе Паулюса наметили город Калач как место, где должны сомкнуться клешни германских дивизий. Затем, овладев переправами через Дон, устремиться на восток и с ходу ворваться в Сталинград. [361]

То был решающий шаг к выполнению всей операции группой армий «Б» «Фишрейер» («Серая цапля») — после овладения Сталинградом повернуть на юг и дойти до Астрахани, полностью парализовав движение по главному руслу Волги. Одновременно по Дону должны были быть созданы оборонительные позиции, с тем чтобы обеспечить развитие немецкого наступления на Кавказе. Стратегически группа армий «Б» (30 дивизий) в тот момент содействовала выполнению группой армий «А» (41 дивизия) основной задачи — захвата Кавказа. Но Советское Главнокомандование навязало свою волю врагу, заставив его дать решающее сражение под Сталинградом, что привело к срыву германского плана всей кампании 1942 года.

Честолюбивый замысел Паулюса устроить советским войскам «котел» западнее Калача был сорван в исключительно тяжелых боях.

Атаки, контратаки в полыхающих зноем июльских степях... Танковые сражения... Свирепые бомбардировки гитлеровской авиации. К 26 июля врагу удалось прорвать фронт 62-й армии. В кровопролитных боях советские солдаты сумели задержать продвижение противника. Очень тяжелые бои развернулись и южнее, где дальние подступы к Сталинграду прикрывала 64-я армия.

Серьезность обстановки потребовала от командования Сталинградского фронта принятия незамедлительных мер — советские 1-я и 4-я танковые армии были введены в бой на стадии формирования. Они понесли тяжелые потери, но дивизии Паулюса приостановились, у самой 6-й армии не было больше сил.

В ставке Гитлера замешательство. Гальдер записывает в дневнике 30 июля:

«На докладе у фюрера слово было дано генералу Йодлю, который высокопарно объявил, что судьба Кавказа решится под Сталинградом. Поэтому необходима передача сил из группы армий «А» в группу армий «Б».

Начался лавинообразный процесс перекачки сил на Сталинградское направление. В группу армий «Б» пришли два армейских корпуса. Для усиления ударной группировки против Сталинграда Гитлер вернул в ее состав 4-ю танковую армию, уже переброшенную из-под Воронежа южнее и продвигавшуюся на Кавказ. Эта армия нанесла удар вдоль железной дороги Тихорецк — Сталинград, намереваясь ворваться в город с юго-запада.

Сражение вступало в критический этап. В эти дни по частям и соединениям Красной Армии был оглашен приказ № 227 народного комиссара обороны от 28 июля 1942 года, в котором была сказана суровая правда о положении на [362] советско-германском фронте:

«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает все новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге, у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге... У нас стало намного меньше территории, стало быть, меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину...

Пора кончать отступление, ни шагу назад. Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности...

Можем ли мы выдержать удар, а затем отбросить врага на запад? Да, можем, ибо наши фабрики и заводы в тылу работают теперь прекрасно, наш фронт получает все больше и больше самолетов, танков, артиллерии, минометов. Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины...

В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину...

Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно явиться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования!»

Приказ № 227 сыграл исключительную роль в усилении сопротивления Красной Армии. Он был немедленно разъяснен войскам и встречен с полным пониманием. Лишний раз подтвердилось громадное значение морального фактора для хода вооруженной борьбы. Гитлеровцы довольно быстро узнали об этом приказе и связали с ним возросшую стойкость советских солдат в оборонительных боях. Германский генерал Дерр, участник сражения под Сталинградом, писал:

«Примерно с 10 августа на всех участках фронта было отмечено усиление сопротивления [363] противника».

Советские войска перешли к жесткой обороне.

Командующий 64-й армией генерал М. С. Шумилов подчеркивает, что после получения приказа № 227 «части армии ни одного раза не оставили без приказа ни одного метра советской земли, и, например, 126-я дивизия во главе с командиром дивизии легла костьми на оборонительном рубеже, но без приказа не отошла».

Приказ № 227 вошел в летопись Великой Отечественной войны. В тех условиях не было иного выхода: лишь сказав «ни шагу назад», можно было сдержать натиск смертельного врага, угрожавшего самому существованию нашей Родины.

Сталинград...

Еще когда Сталинградская битва только разгоралась, Берлин прокричал на весь мир, что вермахт штурмует неприятельскую крепость. Если говорить о духе защитников города-героя, то так оно и было, но с точки зрения чисто военной Сталинград, конечно, не был крепостью. Речь шла об обороне крупного города.

Сталинград, в прошлом Царицын, за годы Советской власти превратился в промышленный центр. В растянувшемся на несколько десятков километров вдоль Волги городе накануне войны насчитывалось 445 тысяч жителей. Здесь было 126 промышленных предприятий, в том числе 29 союзного значения. Гордость страны — Сталинградский тракторный завод выпустил свыше 50 процентов тракторов, имевшихся тогда в Советском Союзе. В городе работали другие крупные заводы: «Баррикады», сталелитейный завод «Красный Октябрь», были судоверфи и большая электростанция СталГРЭС.

Стратегическое значение города было очевидно, и уже с осени 1941 года на подступах к Сталинграду началось сооружение оборонительных полос. Решение об этом было принято Государственным Комитетом Обороны 13 октября 1941 года, а через десять дней, 23 октября, в Сталинграде был создан городской комитет обороны, сосредоточивший в своих руках всю полноту военной и гражданской власти. В лютую зиму 1941/42 года на работах по строительству укреплений на подступах к городу было занято 195 тысяч человек. Внешний обвод обороны был вынесен за десятки километров западнее города, включая в себя укрепления полевого типа по левому берегу Дона. За ним ближе к Сталинграду сооружались внутренний и средний обводы. [364]

Весной 1942 года выяснилась необходимость переделки и ремонта многих оборонительных сооружений, в июле 1942 года было принято решение о срочном строительстве четвертого оборонительного обвода непосредственно на окраинах.

Во всех этих работах помимо специальных частей активнейшее участие принимали жители города и области. Многие учреждения Сталинграда, не работавшие непосредственно на нужды фронта, закрылись, и их сотрудники в полном составе вышли на строительство оборонительных рубежей. А с июля 1942 года налеты вражеской авиации перестали быть редкостью. На подступах к Сталинграду в общей сложности было отрыто 2750 километров окопов и ходов сообщения, 1860 километров противотанковых рвов, оборудовано около 85 тысяч площадок и позиций для огневых средств. Однако по состоянию на 17 июля готовность рубежей по огневой системе составляла пять процентов. Доделки производились в непосредственной близости от врага, часто под обстрелом германской авиации и артиллерии.

Хотя только в июле 1942 года Сталинград стал прифронтовым городом, жители начали испытывать тяготы воздушных налетов уже с октября 1941 года. Зимой 1941/42 года бомбы на Сталинград сбрасывали одиночные самолеты, первый массированный налет (около 50 самолетов) был произведен в ночь с 22 на 23 апреля 1942 года. Летом 1942 года бомбардировки участились. Противник стремился парализовать Сталинград как транспортный узел — удары с воздуха наносились по железнодорожным станциям, подъездным путям, атаковывались суда на Волге, минировался фарватер. Одновременно гитлеровские воздушные пираты пытались разбить промышленные предприятия и терроризировать население, проводя беспорядочные бомбардировки жилых кварталов.

Нараставшая угроза с воздуха потребовала решительного укрепления противовоздушной обороны. В Сталинграде был развернут корпусный район ПВО, в состав которого помимо мощной зенитной артиллерии входила истребительная авиация. Были созданы многочисленные группы самозащиты. Задолго до начала боев в черте города были подготовлены бомбоубежища. Укрытий от вражеской авиации хватало в общей сложности на 220 тысяч человек.

Фронт приближался к Сталинграду, который становился его непосредственным тылом. 14 июля Указом Президиума Верховного Совета СССР Сталинградская область [365] была объявлена на военном положении. 20 июля собрался городской партийный актив — ЦК ВКП(б) потребовал от Сталинградского обкома партии повысить темпы работы промышленности и укрепить оборону города. Было необходимо обеспечить потребности войск, сражавшихся у ворот Сталинграда. Все промышленные предприятия прилагали громадные усилия к наращиванию выпуска военной продукции. В июле тракторный завод получил переходящее Красное знамя ГКО за перевыполнение плана выпуска танков. На судоремонтном заводе в Красноармейском районе стали строиться бронекатера. На предприятиях Сталинграда производились орудия, минометы, стрелковое вооружение, боеприпасы. И это в тяжелейших условиях прифронтового города, под бомбардировкой с воздуха, при нехватке сырья!

В июле были приняты меры эвакуации в Заволжье населения города. Хотя в конечном счете было эвакуировано почти 400 тысяч человек, до начала борьбы непосредственно в городе очень немногие жители покинули Сталинград. Сталинградцы не допускали мысли, что враг захватит город, и стремились сделать все, чтобы помочь его защите.

Из Сталинградской областной партийной организации, насчитывавшей в канун войны 58 тысяч коммунистов, более 33 тысяч ушло на фронт. Оставшиеся трудились не покладая рук на производстве, вступили в народное ополчение, созданное по инициативе рабочих тракторного завода. В народное ополчение добровольно вступило 13 600 человек. Было сформировано 83 истребительных батальона. Всем им пришлось вступить в бой, когда враг прорвался к городу.

Враг не прошел

С начала августа на дальних подступах к Сталинграду шло кровопролитное сражение — несмотря на непрерывное наращивание сил, немецкие войска не могли прорвать оборону советских армий. Тем не менее враг, хотя и медленно, наползал на город. Сталинградский фронт растянулся на 700 километров, и 5 августа в интересах удобства управления он был разделен на два — Сталинградский и Юго-Восточный. Для координации действий фронтов в Сталинград был направлен начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский. 9 августа Ставка Верховного Главнокомандования приказала командующим фронтами генерал-полковнику А. И. Еременко и генерал-лейтенанту [366] В. Н. Гордову:

«Иметь в виду как тов. Еременко, так и тов. Гордову, что оборона Сталинграда и разгром врага, идущего с запада и юга на Сталинград, имеют решающее значение для всего нашего советского фронта. Верховный Главнокомандующий обязывает как генерал-полковника Еременко, так и генерал-лейтенанта Гордова не щадить сил и не останавливаться ни перед какими жертвами для того, чтобы отстоять Сталинград и разбить врага».

Под Сталинградом складывалась исключительно острая обстановка — две армии, 6-я и 4-я танковая, соперничая друг с другом, остервенело рвались к городу. День и ночь не затихали бои, советские войска предпринимали частые контратаки в районах, где обозначалась угроза прорыва. Так, 9 августа был нанесен сильный контрудар в южном секторе внешнего сталинградского обвода, где противнику удалось выйти на расстояние 30 километров от города. В этих боях приняли участие три курсантских полка: Красногвардейский, 1-й и 3-й Орджоникидзевские. Противник был отброшен с большими потерями, и угроза Сталинграду с юго-запада временно ликвидирована.

Однако гитлеровцы усилили свое давление с запада, и советские войска к середине августа были вынуждены отойти на левый берег Дона, на внешний обвод обороны. Позади месяц напряженного сражения — хотя враг все еще удерживал инициативу, за это время германские дивизии продвинулись всего на 60–80 километров. 13 августа командование двух советских фронтов было снова объединено. Командующим фронтом стал генерал А. И. Еременко. Он решил сосредоточить основные усилия против 6-й немецкой армии, организовав контрудар с форсированием Дона, а против 4-й немецкой танковой армии, пытавшейся пробиться с юго-запада, ограничиться упорной обороной. Силы Сталинградского фронта были перегруппированы.

В труде «Великая победа на Волге», вышедшем в 1965 году под редакцией и при жизни Маршала Советского Союза К. Рокоссовского, сказано:

«Такое решение в целом могло отвечать только требованиям Ставки ВГК, но в сложившейся обстановке оно было невыполнимым, заранее обреченным на неудачу. И в этом заключается грубая ошибка, допущенная генерал-полковником А. И. Еременко».

20–21 августа почти одновременно открылись наступательные действия фронта и немецкой 6-й армии. На одном участке советские войска форсировали Дон и начали продвигаться вперед, а на другом — реку форсировали немецкие [367] дивизии и стали сосредоточиваться в районах Вертячий, Песковатка и севернее. К исходу 22 августа враг создал здесь, на левом берегу Дона, плацдарм протяжением по фронту в 45 километров и стал быстро накапливать силы по наведенным через реку мостам.

В пять утра 23 августа ударная группировка врага — пять дивизий — выступила с плацдарма, прорвала оборону советских войск и рванулась к Волге. Немецкие танки и мотопехота быстро приблизились к внутреннему обводу обороны, который только-только заняла советская 35-я гвардейская дивизия. Южнее станции Котлубань передовой отряд дивизии попал под удар многократно превосходивших его сил противника. Советские воины отбили пять атак, сумев задержать немецкую мотопехоту. Но остановить немецкие танки дивизии оказалось не по силам.

Свыше 100 танков 16-й танковой дивизии 14-го танкового корпуса к четырем часам дня достигли берега Волги северо-западнее Сталинграда, в районе Рынок. Они оказались примерно в километре от цехов тракторного завода, но в пробитый танками коридор пока не смогли вступить немецкие мотомеханизированные и пехотные дивизии. Тем не менее над городом нависла смертельная опасность — советский фронт был разрезан, в самом городе не было достаточно войск для организации мощного контрудара.

То, что немцы наконец увидели великую русскую реку, вызвало у врага неописуемый восторг, докатившийся до ставки. Там наверняка припоминали — совсем недавно Гитлер, предвкушая германскую колонизацию, плотоядно ухмыляясь, разглагольствовал: «Волга станет нашей Миссисипи!» На марше через степь среди немецких солдат не умолкали разговоры о красоте и плодородии «русских прерий», хозяевами которых отныне становились они. «Раса господ» тут же показала зубы.

Во второй половине дня 23 августа 4-й воздушный флот совершил террористический налет на Сталинград. Небо над городом буквально потемнело от вражеских самолетов — в этот день было отмечено свыше 2 тысяч самолето-вылетов противника. Беспорядочно сбрасываемые фугасные и зажигательные бомбы вызвали в густо застроенном городе большие разрушения и грандиозные пожары. Два месяца до того стояла жаркая погода без дождей, очаги пожаров слились в громадный костер. Тушить пожары было трудно — разбит водопровод, повсеместно нарушена связь. Улицы превращались в адово месиво, женщины и дети метались среди горящих зданий, [368] тщетно ища укрытия. Жители погибали под обломками зданий, заживо сгорали, задыхались в убежищах, погребенных под тоннами земли и развалин.

«Многое пришлось пережить в минувшую войну, — писал генерал Еременко, — но то, что мы увидели в Сталинграде 23 августа, поразило нас как тяжелый кошмар. Беспрерывно то там, то здесь взметались вверх огненно-дымные султаны бомбовых разрывов. Из района нефтехранилищ огромные столбы пламени взмывали к небу и обрушивали вниз море огня и горького, едкого дыма. Потоки горящей нефти и бензина устремлялись к Волге, горела поверхность реки, горели пароходы на сталинградском рейде, смрадно чадил асфальт улиц и тротуаров, мгновенно, как спички, вспыхивали телеграфные столбы... Стоял невообразимый шум, надрывавший слух адской дисгармонией самых разнообразных звуков. Визг летящих с высоты бомб смешивался с гулом взрывов, скрежетом и лязгом рушащихся построек, потрескиванием бушевавшего огня. В этом хаосе звуков отчетливо выделялись стоны и проклятия гибнущих, плач и призывы о помощи детей, рыдания женщин».

Городу был нанесен катастрофический ущерб. Злодеяния 4-го воздушного флота не прошли для него даром — 23 августа над Сталинградом было сбито 120 гитлеровских стервятников.

Одного из сбитых воздушных бандитов доставили на командный пункт фронта. «Вводят немецкого летчика, довольно молодого, с холеным, надменным лицом, — вспоминал генерал Еременко. — Приказываю переводчику спросить воинское звание и фамилию пленного. Раздаются громкие лающие звуки: лейтенант имперских военно-воздушных сил, барон такой-то.

— Спросите, что он имеет сказать командующему фронтом? — снова говорю я переводчику.

Снова звучит резкий голос военнопленного. Заявив о том, что он служит в подразделении, которым командует внук канцлера Германской империи князя Отто фон Бисмарка, вражеский летчик просит сохранить ему жизнь...

— Почему вы сожгли Сталинград? — спросил я в упор, с ненавистью глядя на этого молокососа. Ведь это он и ему подобные в течение сегодняшнего дня превратили город в руины. Он побледнел, как-то сжался и растерянно произнес: «Таков был приказ фюрера...» О планах фашистов на будущее этот недоросль ничего не знал. Приказал отправить пленного в тыл. Предположив, что его поведут на расстрел, барон вдруг мертвенно побледнел и, круто повернувшись [369] ко мне, со слезами на глазах вновь попросил пощадить его. Пошатываясь, он вышел».

В тот день, 23 августа, враг, ворвавшись в северную часть города, встретил не только немногочисленные части, срочно выдвинутые на угрожаемый участок, но и истребительные батальоны, и отряды народного ополчения, сформированные из рабочих тракторного завода, заводов «Красный Октябрь» и «Баррикады». По поручению горкома партии тракторный завод направил прямо из цехов 60 танков, другие заводы дали около 40 орудий. Танковые экипажи и орудийные расчеты состояли главным образом из рабочих.

Начальник 1-го истребительного батальона К. А. Костюченко впоследствии рассказывал: «Наступил момент решительных действий. Штаб 1-го истребительного батальона объявил боевую тревогу. Буквально через 30 минут батальон был в сборе. Многие явились прямо с работы, из заводских цехов, не успев снять спецовки и смыть машинное масло с рук. Все с волнением спешили узнать, почему объявлена тревога. Узнав об опасности, сурово хмурили брови и молча брали оружие. Батальон вскоре выступил на позицию — к Мокрой Мечетке.

Шли не на учебное занятие, как это было вчера, а в сражение. За спиной оставался родной город, любимый завод». Участник тех героических событий генерал-майор А. А. Сараев писал: «В районе завода первыми приняли бой сводный отряд двух учебных танковых батальонов, находившихся на территории танкодрома тракторного завода, и рабочий истребительный батальон заводов СТЗ, «Красный Октябрь» и «Баррикады», собранный по тревоге и вооруженный танковыми пулеметами и винтовками. На танки, сходившие с конвейера завода, сели рабочие и также двинулись в бой». 25 августа Сталинград был объявлен на осадном положении.

Попытка врага с ходу ворваться на территорию тракторного завода была отбита. С подходом стрелковых частей 28 августа вооруженные отряды рабочих сдали им свои участки. Позиции советских войск на северо-западной окраине города стабилизировались. Советское командование приложило громадные усилия, чтобы ликвидировать коридор длиной 60 километров и шириной 8 километров, который немецкий 14-й корпус проложил к Волге. Упорными контратаками удалось сузить его до 4 километров, однако противник лихорадочно укреплял «стенки» коридора, подбрасывая одновременно через него подкрепления 14-му танковому корпусу. До 30 августа немецкие танки, [370] прорвавшиеся к Волге, были практически отрезаны от главных сил. Они получали снабжение по воздуху или проталкивая через коридор колонны грузовиков в сопровождении танков.

Выдающийся советский военачальник генерал армии А. В. Горбатов в своих мемуарах рассказал, как он в это критическое время по поручению штаба фронта налаживал оборону на северной окраине Сталинграда. Ему, старому военному с громадным опытом, вступившему в бой с немцами в июле 1941 года, и летом 1942 года многое было непонятно и непривычно. Прежде всего почему немцы так далеко прошли по нашей земле. В мемуарах он написал:

«Стойкость наших войск на Волге вошла в историю. Они отразили бесчисленные атаки. Фашисты не вышли к Волге, хотя она находилась от них всего лишь на дальности пистолетного выстрела. Почему же мы не смогли организовать оборону, когда враг был от города на расстоянии артиллерийского выстрела?

Ведь тогда вести оборону было куда легче.

В эти тревожные дни я много думал о том, как же это случилось, что мы оказались на Волге. Можно ли объяснить это только тем, что нападение противника было внезапным? Нет, дело не только в этом, думал я и все больше склонялся к тому, что одной из причин наших неудач на фронте является недостаток квалифицированных кадров командного состава: сколько опытнейших командиров дивизий сидит на Колыме, в то время как на фронте подчас приходится доверять командование частями и соединениями людям хотя и честным, и преданным, и способным умереть за Родину, но не умеющим воевать».

Сам А. В. Горбатов только в марте 1941 года вернулся в армию после трех с половиной лет мытарств по тюрьмам и лагерям, куда он был брошен по ложному обвинению. Перед глазами Горбатова стоял его друг, прекрасный командир 9-й кавалерийской дивизии К. Ушаков. Раненный 18 раз в боях за Родину, четырежды награжденный орденами, Ушаков томился в заключении. «Перед отъездом из бухты Находка, — писал Горбатов, — я нашел Костю Ушакова в канаве, которую он копал. Небольшого роста, худенький, он, обессиленный, сидел, склонив голову на лопату. Узнав, что я завтра уезжаю, он просил сказать там в Москве, что он ни в чем не виноват и никогда не был «врагом народа». Горбатов все передал, но Ушаков вскоре умер в лагере...

Теперь, даже у берегов Волги, на втором году войны, все приходилось пожинать горькую жатву 1937 года в армии. [371]

Нередко неумение организовать бой компенсировалось сверхчеловеческими усилиями бойцов и командиров.

В эти дни беспримерный подвиг совершили 33 бойца 1379-го стрелкового полка 87-й стрелковой дивизии под командованием младшего лейтенанта А. Г. Евтифеева, младшего лейтенанта Г. А. Стрелкова, политрука Л. И. Ковалева и старшины Д. И. Пуказова. Они были окружены 24 августа в районе Малой Россошки. Положение отчаянное — на группу советских воинов наступало до батальона пехоты и 70 танков. Бойцы, имевшие на вооружении только винтовки, автоматы, гранаты, бутылки с горючей смесью и одно противотанковое ружье, не дрогнули. Политрук Ковалев просто сказал: «Товарищи! Дело обстоит так: или враг нас, или мы его. Я думаю, что мы его». В многочасовом бою герои подбили 27 танков, истребили 150 гитлеровцев, а с наступлением ночи сумели отойти к своим войскам. А сколько подвигов остались неизвестными! Каждый красноармеец и командир до конца выполнял свой долг, не щадя жизни, внося посильную лепту в конечную победу.

Мужество и героизм защитников Сталинграда поражали врага. В. Адам писал о боях 14-го танкового корпуса на окраине завода:

«Советские войска сражались за каждую пядь земли. Почти неправдоподобным показалось нам донесение генерала танковых войск фон Виттерсгейма, командира 14-го танкового корпуса. Пока его корпус вынужден был драться в окружении, оттуда поступали скудные известия. Теперь же генерал сообщил, что соединения Красной Армии контратакуют, опираясь на поддержку всего населения Сталинграда, проявляющего исключительное мужество. Это выражается не только в строительстве оборонительных укреплений и не только в том, что заводы и большие здания были превращены в крепости. Население взялось за оружие. На поле битвы лежат убитые рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рычагами разбитого танка. Ничего подобного мы никогда не видели. Генерал фон Виттерсгейм предложил командующему 6-й армией отойти от Волги. Он не верил, что удастся взять этот гигантский город. Паулюс отверг его предложение».

За проявленные колебания командир 14-го танкового корпуса тут же поплатился своим постом. [372]

«Я убит подо Ржевом»

Отзвуки сражения у Сталинграда слышал весь мир. Туда были оттянуты лучшие германские войска, но они не могли ничего поделать — город стоял. Война против СССР и в 1942 году шла не так, как рассчитывал фюрер. В начале августа немецкая разведка доложила: Советский Союз наращивает свой военный потенциал, показатель чего — все новые и новые танковые части, которые вводятся в дело на решающем участке — Сталинградском направлении.

Гитлер разбушевался. «Я вождь величайшей промышленной державы! — орал он, потрясая тонкие стены штабного барака под Винницей. — Я, опирающийся на величайшего гения всех времен (Шпеера), я, заставляющий трепетать весь мир одним движением, я в поте лица произвожу 600 танков в месяц. А вы осмелились сказать мне, что Сталин производит в месяц 1000!» Он отшвырнул разведывательные сводки, которые были, конечно, ошибочными — в СССР тогда выпускалось ежемесячно свыше 2000 танков.

У Сталинграда рассеивались надежды на успехи, а в ставке Гитлера нарастала напряженность. С середины июля с каждым днем усиливалось давление войск Западного и Калининского фронтов на немецкую группу армий «Центр» в районе Ржева. Масштаб сражения, которым руководил Г. К. Жуков, быстро расширялся — советские войска связывали все больше вражеских дивизий. В результате германское командование не могло не только изъять отсюда войска для подкрепления действовавших у Сталинграда, но и направило против Г. К. Жукова дивизии, уже назначенные на юг, к Паулюсу.

9–10 августа у небольших рек Вазуза и Гжать разыгралось встречное танковое сражение, в котором с обеих сторон приняло участие до 1500 танков. Немцы понесли тяжелые потери, поле боя осталось за нами. Хотя продвижение наших войск в этой Ржевско-Сычевской операции было сравнительно невелико — до 30–45 километров, ее значение огромно — у врага было разбито 16 дивизий, а на подкрепление группы армий «Центр» гитлеровцам пришлось направить 12 дивизий. То было первое успешное летнее наступление наших войск. Г. К. Жуков в который раз продемонстрировал свой полководческий дар. Но наши потери в этой операции были исключительно велики.

23 августа немцы вышли к Волге, а 24 августа командование группы армий «Центр» обратилось с просьбой к фюреру прекратить любые поползновения контратак на [373] фронте. Войска не могли больше нести такие потери. Гитлер был вне себя. Начальник генерального штаба Гальдер в ответ на заявление Гитлера потребовать от войск большей твердости потерял присутствие духа и огрызнулся, пробормотав что-то в том духе, что под Ржевом «тысячами гибнут наши прекрасные пехотинцы и лейтенанты». В припадке неудержимой ярости Гитлер бросил: «Вы, герр Гальдер, протиравший штаны на стуле в Великую Войну (1914–1918 гг.), как и в эту, вы осмеливаетесь говорить мне о солдатах! Вы, не имеющий даже нашивки о ранении на мундире!» — И Гитлер ткнул пальцем в собственную черную нашивку на груди. Преступники, единодушно развязавшие войну против СССР, теперь начали грызться. Коль скоро с войсками под командованием Г. К. Жукова ничего нельзя было поделать, Гитлер нашел выход: на совещании в ставке 31 августа он распорядился: «Сталинград: мужскую часть населения уничтожить, женскую — вывезти». Для исполнения очередного злодейского плана оставалось малое — взять город, который, однако, стоял, как скала.

Сталинград не сходил с уст нацистского руководства. Гитлер был склонен усматривать в неминуемом, как ему представлялось, падении города некое счастливое предзнаменование для рейха. 6 сентября он заверил собравшихся у него на узком совещании: «Сосредоточив усилия на защите Сталинграда, русские совершают серьезную ошибку... Если бы русские не решили стоять в Сталинграде, они бы сделали это в другом месте, это лишь доказывает, что название может придать данному месту значение, не соответствующее его истинной ценности. Ибо для большевиков было бы зловещим предзнаменованием потерять Сталинград, поэтому-то они до сих пор удерживают и Ленинград! Уже по той причине я, отказывался, чтобы мое имя или имена моих коллег присваивались чему-нибудь, что может подвергнуться опасностям войны, — городу или линкору».

Германские войска получали непрерывные приказы, один свирепее другого, — во что бы то ни стало взять штурмом город. Понукаемые командованием, гитлеровские дивизии, не обращая внимания на потери, на отдельных участках сумели вклиниться в советский фронт. Утром 29 августа 4-я танковая армия, сосредоточив массу войск и техники, прорвала центр обороны 64-й советской армии, создав угрозу с тыла советским войскам. Поскольку локализовать прорыв не удалось, 31 августа 62-я и 64-я армии отошли на средний оборонительный обвод. До 12 сентября советские войска удерживали здесь [374] свои позиции. Противнику удавалось продвинуться вперед только в тех случаях, когда держать оборону было буквально некому. На западной окраине пригорода Минина легли до последнего человека солдаты двух батальонов 244-й стрелковой дивизии, только тогда враг мог ступить дальше. Несмотря на громадное превосходство в силах на главных направлениях, гитлеровцы не смогли добиться своих целей. Тем не менее к концу 12 сентября на фронте 64-й армии враг сумел выйти на подступы к Волге, изолировав 62-ю армию. Советские войска были вынуждены закрепиться на городском оборонительном обводе.

В боях с середины августа по 12 сентября советские солдаты сорвали намерение гитлеровцев захватить Сталинград силами 6-й и 4-й танковой армий. Враг был остановлен в основном у городских окраин. Продвижение к ним обошлось немцам дорого: только за первые десять дней сентября вражеская группировка потеряла 24 тысячи убитыми, на подступах к городу было уничтожено свыше 500 танков.

Огонь и сталь против захватчиков Советское командование подкрепляло словами правды. В листовке, обращенной к немецким «солдатам-фронтовикам в районе Сталинграда», в сентябре 1942 года говорилось: «Обильно льется ваша кровь под Сталинградом и стекает на пыльную степную землю. За любую попытку продвинуться вперед вы платите тысячами трупов... Солдаты-фронтовики! Вы набьете под Сталинградом — красным Верденом — себе кровавых шишек. А эсэсовцы и вся нацистская банда шумят в тылу. А что, вы и дальше хотите жертвовать своей жизнью ради них? Сдавайтесь в плен русским. Пусть дохнут толстобрюхие гитлеровские крысы».

Листовка к солдатам 513-го полка 295-й пехотной дивизии:

«Кровью ваших товарищей обозначен ваш путь в Сталинград... За время с 10 по 20 сентября ваша дивизия понесла тяжелые потери: 1600 солдат убитыми и больше чем в два раза раненными. Вспомните вашего товарища Грисхаммера! Этот умный парень выбрался из сталинградского ада: он сдался в плен... Он советует вам последовать его примеру, солдаты! Поторапливайтесь! Ибо все, кто продолжает преступную войну, будут беспощадно уничтожаться. Русские резервы уже прибыли».

К сожалению, в то время можно было ссылаться только на отдельных немецких солдат, предпочитавших плен смерти... Сражение, бушевавшее у Сталинграда, засасывало все новые германские дивизии, подрывая группу армий «А», действовавшую на Кавказе. Если в июле группа армий «Б», наступавшая на Сталинградском направлении, [375] насчитывала 30 дивизий, то к исходу августа здесь было 69 дивизий, а через месяц — 81 дивизия. Соответственно группа армий «А» к сентябрю 1942 года уменьшилась до 29 дивизий.

Центр тяжести борьбы на советско-германском фронте переместился под Сталинград.

В ставке Гитлера грызня

То, что это произойдет, было неожиданностью для высшего немецкого генералитета, известного шаблонностью своего стратегического мышления. Коль скоро их планы рассыпались, тевтонские тугодумы в лучшем случае подбирали обломки прежних замыслов, но не были в состоянии коренным образом пересматривать стратегию. Главное — они, вышколенные в традициях презрения к России, высокомерного «европейского» склада ума, так и не могли взять в толк, что в интеллектуальном отношении высшее наше командование — наследники русского военного гения — было неизмеримо выше немецкого. Тупик германского наступления объясняется прежде всего тем, что советские командующие навязывали свою волю противнику.

Под прессом неудач назревал генеральный кризис немецкого военного руководства. Гальдер, очевидно попавший в немилость, удвоил рвение в своем привычном образе действия в отношении фюрера. Один из германских офицеров, присутствовавший на совещаниях у Гитлера, пометил в дневнике: «Начальник генерального штаба всеми силами стремится сгладить обстановку... (штабные офицеры) разъярены тем, как он не упускает ни малейшей возможности полить грязью бывшего главнокомандующего (Браухича) и иногда очень хитро пытается возложить ответственность (за неблагоприятное развитие событий) на решения и идеи, не соответствующие взглядам Гитлера. Сегодня, например, Гальдер сказал: «Мой фюрер! Если бы фельдмаршал чаще прислушивался к вам и ко мне, мы уже были бы там-то и там-то».

Лесть больше не помогала, Гитлер подыскивал преемника Гальдеру, не упуская случая обрушить гнев на высшее командование. Ослабленная группа «А» завязла на Кавказе. 9 сентября Гитлер снимает ее командующего фельдмаршала Листа, взяв на себя командование ею. Фюрер заметил: «У моих фельдмаршалов кругозор не больше отверстия в унитазе». Культурные «европейцы» с генеральскими погонами, кичившиеся честью мундира, безмолвно выслушивали брань из уст ефрейтора первой мировой [376] войны. Он перестал приглашать их к обеду. Смолчали.

Безропотная покорность господ военных окончательно взбесила Гитлера, с начала сентября он перестал подавать руку Кейтелю и Йодлю, служившим ему с собачьей преданностью. Последний в ужасе комментировал: «Ну где фюреру найти генерала, подобного мне, и более убежденного национал-социалиста!» Честь касаться руки Гитлера им была возвращена в конце января 1943 года, когда немцы в Сталинграде находились при последнем издыхании.

Во время перепалок в ставке Гитлеру, пусть почтительно, несколько раз напоминали, что та или иная неудача — следствие его личных приказов. В ответ он злобно огрызался: «Все генералы лгут» — и поручил с 12 сентября посадить на совещаниях в ставке трех стенографистов, чтобы генералам не было повадно задним числом попрекать его, главнокомандующего, решения которого всегда безупречны — смотри стенограмму! Ежедневно записывалось до 500 страниц, которые педантично складывались в сейфы. «Когда мы побеждаем в бою, — наставительно заявил Гитлер, — мои фельдмаршалы расхватывают лавры, а когда мы терпим неудачу, они указывают на меня». Эсэсовского адъютанта Шульце Гитлер возвел в ранг личного адъютанта, и отныне пугающе громадный капитан СС торчал на всех совещаниях.

Человеческая дрянь, собравшаяся под главенством фюрера, погружалась в бездонное болото склок. С Кавказа Гитлеру имели неосторожность прислать кинохронику — с превеликими трудностями вермахт водрузил флаг на Эльбрусе. Альпинисты вермахта ожидали похвал, а получили разнос — нужно думать о «покорении не вершин, а русских». Гитлер, рассматривая на карте клин, протянувшийся до Сталинграда, северный фланг которого держали венгерские и итальянские войска, потребовал подкрепить их оборону немецкими частями, а для этого вывести из Сталинграда хотя бы танковую дивизию: «Сталин может повторить хитрость 1920 года, использованную против белогвардейцев, — ударить через Дон у Серафимовича на Ростов». Генералы тупо смотрели на карту, слова фюрера падали в пустоту — из Сталинграда нельзя было взять ни одного солдата, ни один танк. Больше месяца Гитлер повторял приказ. Никаких результатов. После войны Гальдер и К° сочинят версию: фланги остались без подкреплений по вине Гитлера.

Все они изнывали там, в ставке фюрера под Винницей, в последние дни необычайно жаркого лета 1942 года. Историограф ставки записывал: «Как мы ни мечтаем о [377] дожде и прохладной погоде, мы страшимся и их. Хлынут потоками дожди, и в считанные минуты все здесь превратится в болото, а влажная жара, как говорят, в этих местах пагубна. В этом лесном лагере мы кое-как выносим жару, но мы и не помышляем выйти из тени деревьев». Прошлой зимой эта нечисть сокрушалась по поводу русских морозов, теперь плакала от жары.

Крепко разладилось в голове вермахта — верховном главнокомандовании — к осени 1942 года, но гремящий безмозглый динозавр германской военной мощи делал свое дело. Война продолжалась, миллионы немецких солдат, видевшие перед собой только непосредственные цели — руины дома в Сталинграде или горную вершину на Кавказе, пытались лезть вперед, рассчитывая на наживу. В речи на всю Германию 21 октября 1942 года Геббельс обозначил их идеалы: «Однако никто не думает, что мы, немцы, вдруг оказались охваченными новой моралью. Нет, мы боремся за владение землей, за нефть и железо, за поля с колыхающейся пшеницей. Это возбуждает наших солдат, и за это они погибают».

Этих роботизированных автоматов без души, запрограммированных на убийство, можно было остановить только силой.

Под Сталинградом Жуков!

К оборонительному сражению на Волге было приковано внимание Ставки Советского Верховного Главнокомандования. Она отдавала директивы.

Сразу после 23 августа, дня выхода немецких танков к Волге, находившимся у Сталинграда представителю ГКО Г. М. Маленкову, представителю Ставки А. М. Василевскому и командующему войсками фронта А. И. Еременко предписывалось: «Первое — обязательно и прочно закрыть нашими войсками дыру, через которую прорвался противник к Сталинграду, окружить прорвавшегося противника и истребить. У вас есть силы для этого, вы это можете и должны сделать.

Второе — на фронте западнее и южнее Сталинграда безусловно удерживать свои позиции, частей с фронта не снимать для ликвидации прорвавшегося противника и безусловно продолжать контратаки и наступление наших войск с целью отбросить противника за пределы внешнего сталинградского обвода».

В директиве объяснялось и как именно сделать это:

«Противник прорвал ваш фронт небольшими силами. У вас [378] имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами в изобилии, чтобы запугать врага. Деритесь с прорвавшимся противником не только днем, но и ночью. Используйте вовсю артиллерийские и эрэсовские силы{7}... Самое главное — не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе. И. Сталин».

Военачальники и политический деятель Маленков постарались выполнить указание Сталина. Они отдали соответствующие приказы войскам, бои вспыхнули с новой силой, но к исходу августа обе армии, защищавшие Сталинград, — 62-я и 64-я — отошли на средний, а затем ко 2 сентября на внутренний оборонительный обвод...

26 августа генерал армии Г. К. Жуков был назначен заместителем Верховного Главнокомандующего. На следующий день Жуков у Сталина в Кремле. Генерал армии был порядком раздосадован — его оторвали от руководства крупной операцией, перспективы которой были многообещающими. С одним условием — нужно было бы иметь еще одну-две армии. Их Сталин не дал. Сталин приказал отправиться под Сталинград и уже 2 сентября нанести удар с севера, «чтобы не допустить потери Сталинграда». 29 августа Жуков прилетел в район Сталинграда для организации контрнаступления против группировки противника, вышедшей к Волге, чтобы соединиться с 62-й армией. Для этого стягивались 1-я гвардейская, 66-я и 24-я армии.

Они еще далеко не изготовились, как Г. К. Жуков получил телеграмму за подписью Сталина:

«Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленной помощи. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и к северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду».

Жуков связался по телефону со Сталиным и доложил, что войска смогут перейти в наступление 5 сентября. «Думаете, — ответил И. В. Сталин, — что противник будет ждать, пока вы раскачаетесь?.. Еременко утверждает, что противник может взять Сталинград при первом же нажиме, [379] если вы немедленно не ударите с севера». Жуков сообщил, что он не разделяет эту точку зрения.

Контрнаступление советских армий началось 5 сентября и продолжалось около десяти дней. Сколько-нибудь значительного продвижения, не говоря уже о соединении с 62-й армией, достигнуто не было. Советские войска вводились в бой иногда прямо с марша, атаковывали в лоб, не имея достаточной артиллерийской поддержки и прикрытия с воздуха. Однако ввиду обозначившейся угрозы штаб Паулюса перебросил в этот район некоторые части из Сталинграда, что ослабило натиск врага в городе.

12 сентября Жуков, вернувшийся в Москву, доложил Сталину, что с наличными силами прорвать боевые порядки врага нельзя. Для достижения успеха необходимо ввести в дело стратегические резервы, а они были неприкосновенны. Нельзя было по примеру немцев вводить в дело все. «Верховный, — писал Г. К. Жуков, — достал свою карту с расположением резервов Ставки, долго и пристально ее рассматривал. Мы с Александром Михайловичем{8} отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение.

— А какое «иное» решение? — вдруг, подняв голову, спросил И. В. Сталин.

Я никогда не думал, что у И. В. Сталина такой острый слух. Мы подошли к столу.

— Вот что, — продолжал он, — поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки...»

Замысел дальнейших действий, обсужденный Жуковым и Василевским, сводился к тому, чтобы активной обороной, без чрезмерного расточения сил измотать противника, а тем временем подготовить в районе Сталинграда мощный удар, который привел бы к изменению стратегической обстановки на юге. Уже на той стадии было очевидно, что основные усилия следует употребить против флангов сталинградской группировки, на которых находились румынские войска. Начать контрнаступление можно было к середине ноября — в октябре завершалось формирование стратегических резервов. Видимо, к этому времени германские войска будут обескровлены непрерывным штурмом города.

«Не вызывало сомнений, — писал А. М. Василевский, — что, несмотря на наши неудачи, намеченный врагом на [380] лето 1942 года стратегический план оказался им не только не выполненным, но и сорванным героической обороной наших войск... 6-я и 4-я танковая армии втянуты в затяжные и уже фактически безрезультатные для них бои на узком участке фронта непосредственно под Сталинградом, а фланги этой ударной группировки прикрыты более слабыми во всех отношениях и тяготившимися войной румынскими войсками. Большая протяженность обороны румынских войск и отсутствие за ними немецких резервов еще более усугубляли уязвимость здесь вражеской обороны».

В сентябре наметки плана, предусматривавшего удар по оперативному тылу группировки противника, действовавшей против Сталинграда, были доложены И. В. Сталину. Предусматривался глубокий охват западнее Дона, что предотвращало опасность быстрого маневрирования врага своими резервами и противодействия советскому наступлению. Осуществление этого плана дало бы возможность окружить и уничтожить сталинградскую группировку врага и сорвать попытки деблокировать ее с запада. И. В. Сталин предложил «еще подумать и подсчитать наши ресурсы».

Как раз в тот день, 12 сентября 1942 года, когда в Кремле решались долгосрочные стратегические проблемы Сталинградского сражения и намечался разгром врага, в ставке Гитлера под Винницей состоялось совещание фюрера с командующим группой армий «Б» Вейхсом и командующим 6-й немецкой армией Паулюсом. Гитлер заверил обоих генерал-полковников: «силы русских находятся на грани истощения» и сопротивление под Сталинградом имеет местное значение. Контрманевра советских войск опасаться не приходится. Сталинград нужно взять в кратчайший срок, чтобы не допустить «превращения города во всепожирающий фокус на длительное время».

Начало решающего штурма наметили на 14 сентября, взятие Сталинграда — к 26 сентября.

Генеральный штурм отбит

13 сентября немецкие войска бросились на приступ советских позиций в центральной части города, намереваясь выйти к Волге. Ударные группировки врага имели по 100–250 танков.

Перед ними оборонялись советские 62-я армия, в командование которой вступил генерал В. И. Чуйков, и 64-я армия генерала М. С. Шумилова, занимавшие фронт [381] общей протяженностью 65 километров. Соотношение сил на 40-километровом участке обороны 62-й армии выглядело следующим образом: у противника — 100 тысяч человек, у нашей армии — 54 тысячи человек, орудий и минометов — соответственно 2 тысячи и 900, танков — 500 и 110.

Натиск врага достиг невиданной силы, день 14 сентября оказался одним из самых тяжелых в Сталинградской эпопее. Как обычно бывало в Сталинграде, советские солдаты не дожидались, пока на них навалятся немецкие танки, а в предрассветном сумраке упредили врага дерзкой контратакой. По суворовскому принципу «удивить — значит победить». Поднимавшиеся из развалин, пробиравшиеся в лабиринты руин, конечно, понимали под победой очень скромные свершения — расстроить планы врага на этот день. И победили! Только к двенадцати часам дня немцы оправились и двинулись в наступление.

Шедших в атаку подпирали несметные резервы. «Наши бойцы, — писал Чуйков, — снайперы, бронебойщики, артиллеристы, притаившиеся в домах, в подвалах, в дзотах, за углами улиц, видели, как пьяные гитлеровцы соскакивали с машин, играли на губных гармошках, бешено орали и плясали на тротуарах. Захватчики гибли сотнями, но свежие волны резервов все больше наводняли улицы... Историки утверждают, что в великих сражениях у выдающихся полководцев нередко не хватало только одного батальона, чтобы добиться решающей победы. Я думаю, что у Паулюса в эти дни было много лишних батальонов, чтобы разрезать 62-ю армию пополам и выйти к Волге. Но мужество наших бойцов сводило на нет все усилия врага».

Тем не менее к концу дня вражеские танки и автоматчики прорвались к вокзалу Сталинград-I. Положение 62-й армии становилось критическим. Перелом в ходе боя произошел в результате переброски в город в ночь с 14 на 15 сентября гвардейской дивизии под командованием генерал-майора А. И. Родимцева.

Ветеран дивизии полковник И. А. Самчук писал о переправе головного отряда:

«В сумерки батальон подошел к переправе. Отсюда отчетливо виден горящий город, содрогающийся от разрывов бомб. На фоне огромного зарева четко вырисовываются силуэты разбитых зданий... Вот к причалу подходят два катера. Противник заметил их и открыл ураганный огонь. Посадка невозможна, и катера уходят чуть ниже по течению. Однако [382] это не меняет положения, обстрел не прекращается. Тогда командир батальона принимает решение произвести посадку личного состава под огнем. И вот уже первый катер идет к правому берегу. Вокруг рвутся снаряды и мины, поднимая огромные водяные столбы. Кажется, что в Волге кипит вода... При подходе к причалу центральной переправы к катеру потянулись длинные очереди трассирующих пуль. Открыли огонь вражеские автоматчики и пулеметчики... Катер замедляет ход и начинает разворачиваться. Гвардейцы, не дожидаясь швартовки, прыгают в воду, быстро преодолевают мелководье и завязывают бой на берегу. В результате ожесточенного боя, часто переходившего в рукопашную схватку, бойцы передового отряда выбили противника с береговой полосы».

Гвардейцы отбили захваченный немцами вокзал, многие кварталы и пресекли попытки врага выйти к реке в центре города. 16 сентября дивизия А. И. Родимцева очистила от гитлеровцев Мамаев курган — высоту, господствующую над городом и великой рекой. Отныне вплоть до середины января 1943 года Мамаев курган и его подступы превратились в место неслыханных, ожесточенных схваток.

Однако южнее гитлеровцам удалось прорвать нашу оборону, они захватили район Купоросное и зацепились за берег Волги. Острие вражеского клина вышло к реке на стыке с 64-й армией. Несмотря на все усилия, восстановить положение не удалось, и 62-я армия оказалась изолированной от других частей фронта.

В полусотне километров западнее, в Голубинке, где находился штаб 6-й армии, толпы корреспондентов немецких газет осаждали Паулюса, допытываясь, когда город будет взят. «Теперь в любой момент», — бодро заверял он, а скрывшись от газетчиков, жадно курил, пытался унять боли в животе на нервной почве. В Германии ряд газет отпечатали специальные выпуски с кричащим заголовком на первой странице «Сталинград пал!». В последний момент министерство Геббельса задержало тираж, запросив подтверждения у Паулюса. Его не последовало.

А в Сталинграде на изуродованной бомбами и снарядами земле, в дымящихся руинах ни на минуту не остывало сражение. Советские войска несли большие потери, но не отступали. Попадавшие в окружение умирали в бою, но не сдавались. В этой борьбе оборона советских войск никогда не была пассивной, все время предпринимались контратаки. Многие ключевые позиции по многу раз переходили [383] из рук в руки. Немецкая авиация постоянно висела над полем боя, группами, по 50–60 самолетов, нанося бомбовые удары. Она не оставалась безнаказанной — мужественные летчики советской 8-й воздушной армии оказывали поддержку наземным войскам, совершив за первые тринадцать дней штурма города более 4 тысяч боевых самолето-вылетов.

К 15 сентября все переправы через Волгу в черте города были уничтожены врагом. Для эвакуации раненых, доставки подкреплений, боеприпасов и снаряжения использовались бронекатера. Чудеса героизма проявили моряки Волжской военной флотилии. Гибли корабли, падали сраженные снарядами и пулями моряки, но флотилия жила, продолжая боевую работу. Ежедневно под огнем совершались сотни рейсов — между правым и левым берегом. Снабжение 62-й армии всецело зависело от стойкости волжских моряков. Они перевезли десятки тысяч человек, многие тысячи тонн грузов. Военные корабли флотилии взаимодействовали с наземными войсками, уничтожая живую силу и технику врага.

Мрачные немецкие солдаты с величайшим озлоблением продолжали штурм. «Гитлеровцы поняли, — замечает Чуйков, — что город нахрапом не возьмешь, что кусается он очень больно. В дальнейшем они стали действовать осмотрительнее: атаки подготовляли тщательно и в бой шли уже без гармошек, без песен, плясок... Прямо скажем: шли на верную смерть.

— Земля у Волги стала скользкая от крови, и гитлеровцы скользили по ней, как по наклонной, к своей гибели, — говорили защитники города».

Дело было не только в том, что немцы по-прежнему слепо выполняли приказы, требовавшие во что бы то ни стало взять город. Лишала душевного равновесия простая мысль — пройдены тысячи километров, а ныне вермахт застрял в километре-другом, а иной раз в сотне метров от цели наступления — Волги. Сверкающая полоса воды манила к себе, казалось, она была совсем рядом. Каждое утро над рекой вставало слепящее солнце, навстречу ему бросались германские войска, но каждый вечер все меньше ветеранов видели закат. Их поглощал Сталинград. Ночью над мертвым городом стояло зловещее зарево, видное за десятки километров.

Подобранный в Сталинграде дневник рядового 94-й немецкой дивизии Гофмана отчетливо показывает, как менялось настроение гитлеровских вояк. В записях, относящихся к лету 1942 года, наивный оптимизм. «Выйти [384] на Волгу и взять Сталинград для наших армий не такое уж сложное дело. Фюрер знает, где у русских слабое место, победа близка» (29 июля); «Какие большие просторы занимают Советы, какие богатые поля можно иметь здесь после войны! Лишь бы скорее ее закончить. Верно, фюрер доведет дело до конца» (2 августа); «Уже виден дымящийся город (Сталинград). Радостно на душе — приближается конец войны. Так говорят все» (4 сентября).

Вот часть Гофмана втянулась в город.

11 сентября. «Куда ни посмотришь — огонь, пожары. Русские пушки и пулеметы стреляют из горящего города. Фаталисты-фанатики».

13 сентября. «Русские дерутся с отчаянием диких зверей, в плен не идут, а подпускают близко и потом забрасывают гранатами».

16 сентября. «Наш батальон с танками наступает на элеватор, из которого валит дым, — там горит хлеб, его, кажется, подожгли сами русские: варварство. Батальон несет большие потери. В ротах осталось не более 60 человек. В элеваторе засели не люди, а черти, которых не берут ни огонь, ни пули».

18 сентября. «Идет бой в элеваторе. Там русские смертники, командир батальона говорит: «Этим смертникам комиссары приказали умереть в элеваторе». Если все дома в Сталинграде будут так обороняться, то из наших солдат никто не вернется в Германию».

22 сентября. «Сопротивление русских в здании элеватора сломлено. Наши вышли к Волге. В здании элеватора найдено около 40 трупов русских. Среди них половина в морской форме — морские дьяволы. Захвачен один пленный, тяжело раненный, который не может говорить или притворяется. Весь наш батальон по численности меньше штабной роты».

40 героев перебили почти целый немецкий батальон!

26 сентября. «После взятия элеватора русские сопротивляются с таким же упорством. Их совсем не видно, они засели в домах и подвалах и бьют со всех сторон, в том числе и с тыла — варвары, пользуются бандитскими приемами. В кварталах, занятых два дня тому назад, откуда-то появились русские солдаты, и бой разгорелся с новой силой. Наши люди гибнут не только на передовой линии, но и в тыловых, уже занятых кварталах... Сталинград — это ад!»

Втянувшись в уличные бои, германское командование стало менять тактику. В атаку на избранный объект [385] шел батальон или полк при поддержке танков. Сталинградское сражение складывалось из бесчисленных схваток. 62-я армия в специфических условиях боя в городе стала создавать в ротах и батальонах штурмовые группы. Это дало возможность придать еще большую активность обороне.

В глубоком отчаянии немецкий участник боев записывал: «Упорно, невероятно упорно сопротивление сталинградцев. Бой идет даже не за улицы, не за кварталы. Отстаивается каждый подвал, каждая ступенька. Целый день ведется сражение за одну-единственную лестничную клетку. Ручные гранаты летят из комнаты в комнату. Вот мы уже, кажется, захватили этот этаж, он твердо в наших руках, но нет, противник получил по горящим крышам подкрепление, и снова разыгрывается ближний бой. Артиллерия и эскадры бомбардировщиков превращают город в груду камня, на жилые дома и заводы непрерывно обрушивается ураганный огонь. Пятьдесят немецких солдат штурмуют ближайший дом. Через несколько часов он взят, но двадцать из них убиты. Еще два дома — и последний уцелевший солдат, хрипя, зовет на помощь. Да, Сталинград пожирает немецких солдат. Каждый метр стоит жизней. В бой бросают все новые и новые батальоны, а уже на следующий день от них остается какой-нибудь взвод».

С 13 по 26 сентября враг атаковал в центре города. Итог? Гитлеровцам удалось несколько потеснить войска 62-й армии и, в первый раз разрубив ее, выползти к Волге. Цена: 6 тысяч убитых, уничтожено 170 танков и 200 самолетов. Несли потери и наши войска, непрерывно требовались пополнения. С 12 по 28 сентября только 62-я армия получила из резерва Ставки более пяти стрелковых дивизий.

В боях за каждый дом

Очередной срок взятия Сталинграда, установленный Гитлером, истекал, а город-герой стоял. Разъяренный фюрер 24 сентября прогнал с поста начальника генерального штаба сухопутных войск генерала Гальдера. Гальдер ревел белугой в штабе, некий генерал откомментировал: обидно, выброшен, как собачка, напачкавшая на ковер. 58-летний Гальдер в конечном счете был избран козлом отпущения за совместные промахи с фюрером и некоторое время спустя посажен за колючую проволоку концентрационного лагеря Дахау, где до конца войны [386] имел возможность размышлять о минувших операциях.

Место Гальдера занял фанатически преданный нацистам генерал К. Цейтцлер. То было начало новой перетряски верховного командования, пришли молодые гении. Цейтцлеру было 47 лет. Его приступ к деятельности на новом поприще был многообещающим. «Я присутствовал при том, — писал Адам, — как раздался телефонный звонок из генерального штаба. Начальник генерального штаба генерал пехоты Цейтцлер был лично у аппарата и по приказу Гитлера передал следующую директиву: «Красная Армия разбита, она уже не располагает сколько-нибудь значительными резервами и, следовательно, не в состоянии предпринять серьезные наступательные действия. Из этого основополагающего тезиса надо исходить каждый раз при оценке противника». Паулюс был потрясен столь ошибочной оценкой противника».

Потрясение потрясением, но Паулюс продолжал верно служить фюреру, а генеральный штаб, списывая на словах со счетов Красную Армию, стягивал к Волге все, что удавалось собрать, что не было сковано активными действиями наших войск на других фронтах. В октябре в состав ударной группировки Паулюса прибыло около 200 тысяч человек обученного пополнения. Учитывая, что защитники Сталинграда прочно укрепились в развалинах города, из резерва главного командования к Волге привезли 90 артиллерийских дивизионов (свыше 1000 орудий калибром более 75 миллиметров). Еще 50 тысяч человек. Для штурма позиций советских войск поспешно доставили в основном воздухом примерно 40 саперных батальонов, то есть помимо перечисленных частей еще 30 тысяч человек.

Германские войска, потерпев неудачу в центре города, с 27 сентября по 8 октября сконцентрировали усилия на других направлениях. Они бросились на штурм заводских поселков и нанесли удар в районе Орловки. Двинулись очертя голову, за что были жестоко наказаны. Среди атаковавших была рота, состоявшая из немолодых ветеранов, многие из них воевали еще в первую мировую войну. 43-летний лейтенант возглавил бросок, прямо под удар наших штурмовиков. Он успел укрыться в воронке, где продрожал остаток дня. Ночью лейтенант облазил окрестности, тщетно ища своих солдат. Из 120 поднявшихся за ним утром вернулось 30.

Не спасало положения и то, что каждой атаке предшествовали сумасшедший артобстрел и массированная бомбардировка с воздуха. Гитлеровцы пытались буквально [387] вбить в землю все живое. Особые надежды штаб Паулюса возлагал на 71-ю пехотную дивизию, прозванную в вермахте «везучей». В свое время в битве под Верденом в первую мировую войну эта дивизия взяла главные форты французской сверхкрепости. Ее командир генерал-лейтенант Гартман видел смысл жизни в служении нацизму. Теперь дивизия наступала на поселок Красный Октябрь.

Куда бы ни совались немцы, везде отпор был сокрушительным. В боях в эти дни особенно отличались прославленные гвардейцы 37-й дивизии генерала В. Г. Жолудева. Они на деле показывали, что означал лозунг, родившийся в войсках: «За Волгой для нас земли нет!» — никогда не отступали, а если приходилось умирать, писал Чуйков, то «с песней и возгласами: «За Родину!», «Не уйдем и не сдадимся!»

Из протокола заседания комсомольской организации в гвардейской дивизии Гурьева.

«Слушали: О поведении комсомольцев в бою.

Постановили: В окопе лучше умереть, но не уйти с позором. И не только самому не уйти, но сделать так, чтобы и сосед не ушел.

Вопрос к докладчику: Существуют ли уважительные причины ухода с огневой позиции?

Ответ: Из всех оправдательных причин только одна будет приниматься во внимание — смерть».

Собрание прервала двенадцатая за день немецкая атака.

Буквально устилая землю трупами, вражеские войска лезли к Волге. Севернее и южнее устья реки Царицы враг вышел к Волге на участке шириной до 10 километров. Немцы бросились было «сматывать» фланги советских войск — ударили вдоль берега. Не удалось! Тогда, пытаясь добиться успеха, гитлеровцы попытались просочиться через советскую оборону, чтобы нанести удар с тыла. Так, в ночь на 1 октября до 300 немецких солдат через водосточную трубу пробрались на берег Волги в тыл 13-й гвардейской дивизии и намеревались одновременно с наступлением с фронта опрокинуть советские войска. Хитроумный план провалился — гитлеровцы, выползшие к Волге через водосточную трубу, были уничтожены.

В начале октября 62-я армия обороняла фронт незначительной глубины протяженностью 25 километров. Практически вся дивизионная артиллерия была оставлена на левом берегу. За Волгой также была сосредоточена [388] мощная фронтовая артиллерийская группа, насчитывавшая 250 орудий и минометов. Артиллеристы поддерживали огнем войска, сражавшиеся в городе, а также стали проводить сильные контрподготовки. Как только поступали сообщения о скоплении противника на исходном рубеже для атаки, на сосредоточенные немецкие войска обрушивался ливень снарядов советской артиллерии. Части врага несли большие потери, и его атаки расстраивались.

Гитлеровская авиация, как и раньше, действовала над городом. Однако в период 27 сентября — 8 октября количество самолето-вылетов врага стало постепенно падать. В то же время советская авиация наращивала усилия, и ежедневно действовало уже больше советских, чем немецких, самолетов. С особой тревогой штаб 6-й армии отмечает: «Русское господство в воздухе по ночам достигло невыносимой степени. Солдаты не могут отдохнуть, их силы на пределе. Мы несем чрезмерные потери в технике и живой силе. Армия просит командование группы армий «Б» нанести дополнительные дневные и ночные удары по вражеским аэродромам, чтобы поддержать солдат на линии фронта». Но в воздухе к нашей 8-й воздушной армии в сентябре 1942 года присоединилась 16-я воздушная армия под командованием генерала С. И. Руденко.

Постепенно и с возрастающей быстротой накапливались признаки того, что мощь германской группы армий «Б» ослабевает. Враг мог вести наступление лишь в черте города. Советское Верховное Главнокомандование, внимательно прощупывая пульс сражения, не только заботилось об укреплении обороны в Сталинграде, но и исподволь создавало ударные группировки фронтов для последующих действий против флангов гитлеровских войск, вгрызшихся в Сталинград.

28 сентября 1942 года Ставка Верховного Главнокомандования переименовала Сталинградский фронт, основные силы которого оказались вне города, в Донской. Командующим фронтом был назначен генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский. Войска, сражавшиеся в Сталинграде, входившие раньше в Юго-Восточный фронт, отныне стали называться Сталинградским фронтом. Его командующим остался генерал-полковник А. И. Еременко.

Положение оставалось опасным, советские войска были прижаты к Волге, в ряде мест их оборона была разобщена. Сражение не стихало ни на час, противники сошлись вплотную, вступая в рукопашную схватку. [389]

В ужасающей мельнице смерти, в которую превратился Сталинград, от прежнего состава 62-й армии практически никого не осталось. А впереди предстоял новый штурм, который гитлеровцы именовали «генеральным». За октябрь в город по решению Ставки было направлено более шести доукомплектованных дивизий. В свою очередь германское командование, готовясь уничтожить последних защитников и взять наконец Сталинград, стянуло в город части с флангов группировки, полностью заменив их румынскими войсками.

С воздуха вместе с бомбами летели немецкие листовки, в которых расписывалась неминуемая гибель защитников Сталинграда. Все возможности полиграфии были использованы, чтобы подчеркнуть безнадежность их положения перед лицом немецкой техники. Вероятно, немецкие пропагандисты сочли своим шедевром заявление, включенное в листовки: «Гитлер будет считать дезертиром каждого красноармейца и командира, который уйдет на левый берег Волги». В редкие промежутки между выстрелами из вражеских укрытий, иной раз в нескольких метрах, неслись вопли: «Рус, скоро буль-буль у Вольга». Думали запугать, но истерические нотки в голосах выдавали страх...

Что-то готовится

С середины сентября в штабах и войсках под Сталинградом находились представители Ставки Г. К. Жуков и А. М. Василевский. Они, естественно, оказывали помощь советом и делом командованию фронтов, но ни словом не обмолвились о своей основной задаче — подготовке грандиозного контрнаступления. Заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков и начальник Генерального штаба А. М. Василевский в эти недели часто летали в Москву и, не задерживаясь там, возвращались на фронт. В конце сентября Еременко встретился с Жуковым и затеял обстоятельный разговор об общей обстановке. Жуков свел беседу к текущим фронтовым делам, а «на вопрос А. И. Еременко о плане более мощного контрудара, — вспоминал Жуков, — не уклоняясь от ответа, я сказал, что Ставка в будущем проведет контрудары большой силы, но пока для такого плана нет ни сил, ни средств».

5 октября И. В. Сталин предупредил командующего Сталинградским фронтом о том, что противник готовится захватить Сталинград, «Противник может осуществить [390] свое намерение, — писал И. В. Сталин, — так как он занимает районы переправ через Волгу как на севере, так и в центре и на юге от Сталинграда. Чтобы предотвратить эту опасность, надо оттеснить противника от Волги и вновь захватить те улицы и дома Сталинграда, которые противник отобрал у Вас. Для этого необходимо превратить каждый дом и каждую улицу Сталинграда в крепость... Требую, чтобы Вы приняли все меры для защиты Сталинграда. Сталинград не должен быть сдан противнику».

А. И. Еременко вместе с членом Военного совета Н. С. Хрущевым 6 октября докладывают Сталину свое мнение, как поразить врага. Сначала они объяснили прошлое: «Благодаря тому, что мы возлагали большие надежды на помощь с севера, в которой, безусловно, были уверены и рассчитывали, что она придет через 3–5 дней, а поэтому не усилили своевременно войск, дерущихся за Сталинград; в результате — помощь с севера не пришла, а войска, защищающие Сталинград, понесли большие потери, помощь же по их усилению запоздала. Это и привело к тому, что противник подошел к стенам Сталинграда, а на отдельных участках вклинился в город».

Далее указывалось: «Решение задачи по уничтожению противника в районе Сталинграда нужно искать в ударе сильными группами с севера в направлении Калач и в ударе с юга с фронта 57-й и 51-й армий в направлении Абганерово... Если эти соображения будут Вами утверждены, план операции немедленно будет Вам представлен».

9 октября в Ставку отправляется обещанный план: «Я уже в течение месяца обдумываю этот вопрос... Как мыслится сам план проведения операции?

В этой операции должны сыграть решающую роль 3-й гвардейский кавалерийский корпус и две-три мехбригады, которые должны, невзирая ни на какие трудности марша, выйти в район Калач, где взорвать все переправы от Вертячий до Калач и занять оборону фронтом на восток. Этим закупорить противника на восточном берегу Дона одной кавдивизией, а мехбригадой прикрыться на реке Лисичка фронтом на Запад, порвать все переправы на этой реке... Я считаю, что нужно, наконец, потребовать от конницы решать задачи по ее характеру по глубокому вторжению рейдом. Эта задача легко выполнима за сутки, так как расстояние всего 60–80 километров... Операцию нужно начать 20–22.10.42, так как в [391] этот период появляется полнолуние и ночь становится светлой. Этим нужно воспользоваться, и большую часть пространства преодолевать ночью... Нужно войск — 100 истребителей, танков KB — 10, Т-34–48, Т-70–40, обученных бойцов — 15 тысяч.

Прошу утвердить план операции. Еременко. Хрущев».

Разумеется, никаких мер во исполнение предложенного командованием Сталинградского фронта не последовало. Подготовка контрнаступления у Сталинграда в интересах сохранения тайны пока шла исключительно через Г. К. Жукова и А. М. Василевского. Бессмертные герои — бойцы и командиры 62-й и 64-й армий честно и до конца выполняли выпавший на их долю воинский долг. А штаб Сталинградского фронта постоянно повышал их боевой дух надлежащими обращениями. Так, например, во всех частях и соединениях фронта было прочитано обращение, написанное Еременко вместе с Хрущевым, датированное 18 октября:

«Наша общая ближайшая задача: отстоять Сталинград! Это наш священный долг перед Родиной, и мы его выполним — отстоим славный город, уничтожим врага под Сталинградом!

К нашему упорству в борьбе с фашистами нужно добавить всю мощь пехотного оружия. Каждый боец должен гордиться и считать за честь — как можно больше истребить фашистов огнем из винтовки, пулемета и автомата...

Помните, товарищи, в ближнем бою огонь пехоты больше всего наносит потерь противнику. Поэтому всем бойцам, находящимся в бою, надо вести огонь частый, залповый, смотря по обстановке.

Частый огонь — при наступлении противника, при отражении его атак, при своем наступлении.

Редкий огонь — для беспокойства врага и по одиночным целям, для контроля местности, чтобы не давать продвигаться по ней врагу.

Залповый огонь вести по скоплению конницы, по скоплению пехоты, по колоннам и машинам, по самолетам и т.д.

Мощный огонь пехоты уложит всех фашистов в могилу.

Туда им и дорога!

Обращаемся ко всем командирам и бойцам с требованием и призывом: больше организованности, больше упорства в бою, проявляйте широкую активную инициативу в бою. [392] Больше нажим на врага. Залезай в каждую щель боевого порядка противника! Проникай в его глубину, уничтожай врага беспощадно всюду!

Призываем вас, товарищи, к тому, чтобы к 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции поднести подарок нашей Родине — очистить от врага занятые районы Сталинграда.

В бой, товарищи! Никакой пощады врагу!»

Это обращение читалось в войсках тогда, когда они не выходили из тяжелейших боев.

Еще один штурм отбит

На 14 октября было намечено взятие Сталинграда, в этот день германские войска пошли на «генеральный штурм». При глубине советских боевых порядков не более 3 километров ее можно было бы пройти за каких-нибудь два часа... На участок фронта в 4 километра — район тракторного завода и завода «Баррикады» — ринулись три пехотные и две танковые дивизии врага. Такой бомбардировки с воздуха, которую испытали сталинградцы, раньше не было — за день было отмечено три тысячи самолето-вылетов вражеской авиации. На советские войска обрушился ураганный артиллерийский огонь. Отдельных разрывов снарядов и бомб не было слышно, все слилось в чудовищный грохот. Гарь, дым и пыль снизили видимость в солнечный день до 100 метров.

Противник ворвался на территорию тракторного завода. То, что по сталинградским критериям находилось в «тылу», — командные пункты частей и соединений — стало ареной боя. «Командные пункты полков, — писал Чуйков, — остались на месте. Борьба велась до последнего патрона. Командир 37-й дивизии генерал Жолудев авиабомбой был засыпан в своем блиндаже. Его откопали бойцы из охраны штаба армии и привели ко мне в блиндаж. Управление частями его дивизии взял на себя штаб армии. Сведения от войск поступали противоречивые, уточнять их становилось все труднее и труднее. Командные и наблюдательные пункты полков и дивизий разбивались снарядами и бомбами. Многие командиры погибли. На командном пункте армии погибло 30 человек. Охрана штаба армии не успевала откапывать людей из разбитых блиндажей. Управление войсками осуществлялось главным образом по радио... Окруженные и отрезанные гарнизоны продолжали драться».

В эти страшные дни «генерального штурма», 14–18 [393] октября, враг, хотя и вторично разрезал 62-ю армию, не смог сломить сталинградцев. Чудеса доблести и героизма, умения вести бой показали 95-я дивизия В. А. Горишного, 37-я гвардейская дивизия В. Г. Жолудева, 112-я дивизия И. Е. Ермолкина, группа С. Ф. Горохова, 138-я дивизия И. И. Людникова, 84-я танковая бригада Д. Н. Белого. Советские войска понесли большие потери и были оттеснены на небольшие «островки» у берега реки. Но враг не мог взять Сталинград, хотя в его руках оказалась большая часть города.

Историограф 14-й немецкой танковой дивизии, участвовавшей во взятии тракторного завода, писал:

«Это была жуткая, изнуряющая борьба на земле и под землей, в развалинах и подвалах большого города, его индустриальных кварталах... Танки карабкались через горы мусора и обломков, скрежеща, пробирались через чудовищно разрушенные заводские цехи, стреляли с ближних дистанций вдоль заваленных улиц и тесных заводских дворов. Иной бронированный колосс вдруг сотрясался и разрывался на части под грохот детонирующей вражеской мины. Но это еще можно было вынести. Дальше же был глубокий, как бездонное ущелье, круто обрывающийся к реке волжский берег, здесь разгорелись самые ожесточенные схватки».

Но стоило гитлеровцам продвинуться, как советские солдаты контратаковали:

«И все, что было завоевано вечером в жаркой борьбе, к утру оказывалось снова потерянным... все начиналось сначала: ураганный огонь, пикирующие бомбардировщики, дым и чад, часами заслонявшие солнце. Но положение почти не изменялось, а боеспособность наших войск таяла, как масло на солнце».

Город выстоял, советские войска с флангов поддерживали защитников. 19 октября Донской фронт провел наступление, заставившее Паулюса вывести из города значительную часть танков и артиллерии, а также оттянуть авиацию против продвигавшихся вперед советских частей.

Примерно в это же время нанесла фланговый удар и 64-я армия. Это облегчило положение сталинградцев.

С величайшим реализмом Чуйков в своих мемуарах подводит итоги отражению «генерального штурма»:

«Мы были так обессилены, что сомневались, сумеем ли отразить новые атаки свежих резервов противника, однако все по-прежнему были готовы драться до последнего человека и патрона. Как никогда, окреп наш боевой дух. Если бы нам приказали почему-либо оставить город, мы, солдаты, офицеры и генералы, поняли бы этот приказ как [394] ложный, как измену Родине и за Волгу не ушли бы».

Точку немецкому натиску в последний день октября поставили сталинградцы — измученные, поредевшие войска 62-й армии сами перешли в наступление! Итоги его по масштабам уличных боев были внушительны — кое-где удалось отбить у врага до 100 метров земли.

В ходе «генерального штурма» немецкие дивизии были измотаны и обескровлены. С начала ноября противник в Сталинграде приступил к оборудованию обороны — устанавливались проволочные заграждения, минировались отдельные участки, строились блиндажи и укрытия. Но это не означало, что гитлеровцы отказались от намерений ликвидировать советские войска, державшиеся в Сталинграде. Солдатам 62-й армии пришлось пережить еще немало тяжелых моментов. Время от времени штаб Паулюса затевал операции для ликвидации очагов обороны расчлененных советских войск. Эти операции обычно терпели неудачу, враг откатывался на исходные позиции, неся тяжелые потери.

Воины 62-й армии к этому времени стали непревзойденными мастерами тяжелейшей борьбы в условиях города. Разбитые бомбами и снарядами каменные дома превратились в неприступные крепости. В историю вошел Дом Павлова, который обороняли солдаты 7-й стрелковой роты 42-го гвардейского полка 13-й гвардейской дивизии во главе с сержантом Я. Ф. Павловым. Два месяца держали дом отважные защитники, превратив его в важный опорный пункт. Несмотря на десятки атак, гитлеровцам так и не удалось захватить его. За проявленное геройство сержанту Я. Ф. Павлову было присвоено звание Героя Советского Союза.

«По Волге пошел лед»

Командующий 4-м немецким воздушным флотом генерал Рихтгофен был любимчиком фюрера и немецкой пропаганды. Его самолеты поддерживали армию Паулюса с лета 1942 года. Теперь генерал-авиатор бушевал и затеял склоку с Паулюсом — сухопутные войска-де не желают идти туда, куда им прокладывают путь пикирующие бомбардировщики. Усталые возражения Паулюса — не хватает солдат и средств — Рихтгофен решил обойти интригой. Он узнал, что в вермахте есть пять отборных саперных батальонов, специально обученных для ближнего боя в условиях большого города и имевших для этого и необходимые средства — огнеметы, подрывные заряды [395] и прочее. Рихтгофен попросил фюрера использовать их в Сталинграде, чтобы добить защитников и проучить Паулюса. Гитлер с готовностью согласился.

В начале ноября батальоны (около 3 тысяч человек) прибыли в Сталинград. На инструктажах саперы нетерпеливо ерзали, они уже побывали в таких местах, как Воронеж, в Сталинграде не может быть труднее! После полуночи боевые группы саперов скопились в развалинах завода «Баррикады». Вдруг оглушительный взрыв — около двух десятков разорваны в клочья фугасом. Искусственную бодрость как рукой сняло.

Немецкий офицер Г. Вельц так описал один из эпизодов последующего боя. После сокрушительной бомбардировки с воздуха (действиями авиации в этот день руководил начальник штаба ВВС Германии) гитлеровцы рванулись в атаку. С командного пункта было видно, что они как будто прорвались через оборонительные позиции советских войск.

«В невероятном напряжении ждем. Ведь сейчас должен решиться исход боя. Проходят минуты, четверть часа, полчаса, время кажется вечностью, а внизу все еще кипит невидимый бой. Но вот наконец становится заметно движение. Через край балки перепрыгивает солдат. Он бежит назад! Ага, наверное, связной с донесением! Но нет, за ним другой, третий, четвертый. Все несутся назад. За ними несколько саперов. Итак, наши отступают! Самое время вводить в бой основную массу батальонов, но ничего похожего не происходит. Еще две-три минуты, и уже видны первые каски русских солдат. Русские постепенно накапливаются, формируются в группы, преследуют беспорядочно отступающих саперов. Где же остальные силы пяти батальонов? Все, что осталось?.. Линии закрепляются, застывают. Все опять, как прежде. Как перед атакой, как вчера, как неделю назад! Что за наваждение, уж не приснился ли мне весь этот бой? Пять свежих батальонов пошли в наступление, пять батальонов вели бой, как дома на учебном плацу. А результат? Большинство убито, часть ранена, остальные разбиты, разбиты наголову. Заколдованное место! Как ни пытаются взять его, натыкаешься на гранит».

Доставленные на медпункт раненые саперы, недавно здоровяки, стонут. Многим из этих «геркулесов» больше не видеть Германии. Полковник, командовавший пятью батальонами, сводит их в одну боевую группу, а семье пишет: «В Германии многие прольют слезы... Счастлив тот, кто не несет ответственности за эти напрасные жертвы». [396]

Последнюю попытку наступать в Сталинграде крупными силами Паулюс предпринял 11 ноября. Девять немецких дивизий выступили почти по всему фронту 62-й армии. Им удалось в третий раз разрезать 62-ю армию, захватить южную часть завода «Баррикады» и прорваться к Волге еще на одном участке. Большего враг сделать не мог, наступление захлебнулось на второй день.

В середине ноября по Волге пошел лед. Гитлер, которому доложили об этом, тут же отправляет телеграмму штабу 6-й армии:

«Я знаю о трудностях в боях за Сталинград, знаю о потерях наших войск. Но теперь, с появлением льда на Волге, русские попали в еще более трудное положение. Использовав ледостав, мы сможем избежать кровавой бани позднее. Я ожидаю, что командование со своей многократно доказанной энергией и солдаты, так часто демонстрировавшие свою смелость, сделают все, чтобы прорваться к Волге на участках металлургического и артиллерийских заводов, и овладеют этими районами города».

Да, ледостав почти прервал связь 62-й армии с восточным берегом. Снабжение взяла на себя авиация, на узкие участки сбрасывались на парашютах грузы. Раненых и больных, пока не станет лед, эвакуировать было нельзя. Но это отнюдь не означало, что наши бойцы и командиры утратили упорство в бою.

Воины 62-й армии, имевшие за плечами бесценный опыт более чем трехмесячных боев, были твердо убеждены в своей победе. Они боролись за правое дело, отстаивали свою страну. Тысячи и тысячи храбрецов навсегда полегли в сталинградской земле. В армии насчитывалось лишь около 47 тысяч человек. Самой укомплектованной была 13-я гвардейская дивизия — 1,5 тысячи человек. В остальных — по 500–700 человек.

Эти герои продолжали удерживать Сталинград. Их позиции были крепче стали, лучшая крупповская сталь оказалась бессильной против них. По ориентировочным подсчетам, за оборонительный период Сталинградской битвы только на направлении главного удара гитлеровцы израсходовали около 1 400 тысяч снарядов и мин, в среднем по 55 тысяч снарядов и мин на каждый километр фронта.

Вражеская авиация совершила около 100 тысяч самолето-атак, сбросив до 1 миллиона бомб разных калибров (общим весом около 100 тысяч тонн), примерно 40 тысяч бомб на каждый километр.

В общей сложности на каждый километр бессмертной [397] земли Сталинграда приходилось около 100 тысяч снарядов, мин и бомб!

Вермахт подвергся страшному избиению в ходе оборонительного периода Сталинградской битвы. С июля до ноября было потеряно свыше тысячи танков, до двух тысяч орудий и минометов, 1400 самолетов. Людские потери противника за время боев на Дону, Волге и в Сталинграде составили до 700 тысяч человек, что почти в три раза превышало первоначальную численность группировки, действовавшей на Сталинградском направлении.

В Германии в газете «Дас Райх» 15 ноября появилась статья Геббельса. Изворотливый гитлеровский министр пропаганды, видимо, звериным чутьем сообразил — не за горами беда для Германии. И поэтому поразил немцев неожиданным тоном статьи: «Мы поставили на кон наше национальное существование. Теперь пути назад нет». Генерал Рихтгофен, однако, рассуждал по-иному. Загубив отборные саперные части, он 16 ноября позвонил в генштаб Цейтцлеру и прокричал: «Давайте либо сражаться, либо бросим все это дело. Если мы не можем овладеть положением, когда Волга блокирована ледоставом и русские действительно попали в тяжелое положение, мы никогда не сможем этого сделать. Дни становятся короче, а погода ухудшается».

Цейтцлер согласился. Перед немецким генералитетом вставала перспектива того, чего они боялись с почти суеверным ужасом, — зимней кампании. [398]