Глава седьмая.

Кампания 1917 г.

1. Положение воюющих держав и планы сторон

Антанта и Германский блок к началу кампании

Подготовка кампании 1917 г. проходила в очень сложной обстановке. Обе противоборствующие коалиции стояли перед огромными трудностями. Особенно тяжелым было положение Центральных держав. В Германии производство вооружения и предметов военного снабжения неуклонно снижалось. Недоставало рабочих рук. Морская блокада сократила до минимума возможность подвоза извне стратегического сырья и продовольствия. В 1916 г. страну постиг неурожай. Население голодало. Армия требовала пополнений, но их не было. Людские ресурсы оказались полностью истощенными. Все годные к военной службе мужчины были уже призваны под ружье. Моральный дух солдат и офицеров падал. Людендорф отмечал, что положение Германии являлось «чрезвычайно затруднительным и почти безвыходным»{1}. Ближайший союзник Германии — Австро-Венгрия находилась в состоянии почти полного развала. Ее армии держались на фронтах в основном с помощью германских войск. Министр иностранных дел граф О. Чернин в своем докладе императору Карлу обращал внимание «на сокращение сырья, необходимого для производства военного снаряжения, на то, что запас живой силы совершенно исчерпан, а главное — на тупое отчаяние, овладевшее всеми слоями населения и отнимающее всякую возможность дальнейшего продолжения войны»{2}. Не меньшие трудности испытывали и другие союзники Германии — Турция и Болгария. [285]

Германские империалисты не хотели, однако, признавать себя побежденными. Они прилагали большие усилия, чтобы выдержать борьбу против держав Антанты. Прежде всего необходимо было обеспечить армию достаточным количеством вооружения и других предметов снабжения. Осенью 1916 г. была принята так называемая «программа Гинденбурга», по которой военное производство в 1917 г. по сравнению с 1916 г. увеличивалось в 2, а по отдельным видам вооружения (артиллерийские орудия, минометы, самолеты) — в 3-3,5 раза. Ради этого пришлось вернуть из армии на производство 125 тыс. квалифицированных рабочих{3}. Была введена всеобщая обязательная трудовая повинность граждан в возрасте от 16 до 60 лет. «Программа Гинденбурга» по производству почти всех видов вооружения была выполнена и даже перевыполнена{4}. И все же промышленность Германии не достигла того уровня, который в полной мере обеспечивал бы потребности вооруженных сил.

Державам Антанты также приходилось преодолевать немалые трудности. Усиление подводной войны, ведущейся германским флотом, отрицательно сказалось на экономике союзных стран, особенно Англии. Значительно сокращался тоннаж торгового флота, а с ним крайне осложнялась доставка необходимого для военного производства сырья и продовольствия. Например, ввоз железа и стали из США в феврале 1917 г. был на 59% ниже, чем в феврале 1916 г. Это грозило нарушить снабжение армии вооружением и боеприпасами. Обострился вопрос с обеспечением населения продовольствием. Ллойд Джордж, выступая в палате общин, заявил: «Я хотел бы, чтобы теперь вся страна знала, что наши продовольственные запасы весьма незначительны, угрожающе незначительны, что они меньше, чем когда бы то ни было»{5-6}.

Наиболее напряженно обстановка складывалась в России. Хозяйственная разруха и голод охватили всю страну. Промышленность, транспорт и сельское хозяйство пришли в упадок. Делались попытки ликвидировать продовольственный кризис путем правительственных заготовок, реквизиций и, наконец, принудительной хлебной разверстки. Но это привело лишь к расширению черного рынка, росту спекуляции, обогащению помещиков, купцов, кулаков и царских чиновников, ведавших продовольственным снабжением.

Правительство не справлялось с обеспечением самыми необходимыми продуктами не только гражданского населения, но даже находящихся на фронте войск. [286]

Однако в целом Антанта находилась в лучшем положении по сравнению с Центральными державами. Она обладала над ними значительным превосходством в материальных и людских ресурсах. В январе 1917 г. у нее имелось 425 дивизий против 331 дивизии германского блока, т. е. на 94 дивизии больше. Общая численность ее вооруженных сил составляла 27 млн. человек, тогда как у противника — 10 млн. человек{7}.

Война до крайности обострила социальные противоречия. Она тяжелым бременем легла на плечи трудящихся, принеся им неслыханные бедствия и страдания. Только империалисты получили выгоду, наживая на ней баснословные прибыли. Во всех странах росло недовольство и возмущение масс. Против войны выступали широкие слои населения. Серьезные волнения происходили в армии и на флоте. В авангарде революционной борьбы шел рабочий класс России, возглавляемый партией большевиков.

Правящие круги воюющих держав сознавали необходимость скорейшего окончания войны. Дальнейшее ее продолжение угрожало революцией. На рубеже 1916 — 1917 гг. в мировой политике, как отмечал В. И. Ленин, отчетливо обозначился поворот, а именно «поворот от империалистской войны к империалистскому миру»{8}. Но руководители обеих воюющих коалиций по-разному искали выхода из войны. Центральные державы хотели средствами дипломатии добиться подписания выгодного для себя общего или хотя бы сепаратного мира. «Если монархи Центральных держав, — писал граф О. Чернин, — не в состоянии заключить мир в ближайшие месяцы, то народы сделают это сами через их головы, и революционные волны затопят тогда все»{9}. Антанта, наоборот, стремилась решить задачу путем быстрейшего военного разгрома германского блока. Премьер-министр Франции Бриан в ноябре 1916 г. призвал союзников «сплотить свои ряды, чтобы привести войну к скорому концу: к окончательной победе над неприятелем, так как народное терпение не может подвергаться такому длительному испытанию»{10}.

В декабре 1916 г. Германия через нейтральные страны обратилась к державам Антанты с мирными предложениями. Она добивалась не только сохранения своих прежних границ, но рассчитывала приобрести новые территории и даже требовала уплаты контрибуции за понесенные ею военные расходы{11}. Такие условия были неприемлемы для союзных государств и они отклонили их. Почти одновременно Австро-Венгрия тайно от Германии вступила в переговоры с Францией и Англией. Она пыталась [287] заключить сепаратный мир, надеясь лишь на сохранение своих довоенных границ. Английские и французские дипломаты отнеслись сочувственно к этому шагу Австро-Венгрии. Но против выступила Италия, которая не хотела, чтобы Триест, Далмация и Трентино вновь вошли в состав Австро-Венгрии. Переговоры прекратились{12}. 31 января 1917 г. германское правительство послало президенту США Вильсону ноту, в которой наряду с уведомлением о возобновлении с 1 февраля неограниченной подводной войны содержались мирные предложения. Как и в декабре 1916 г., Германия предъявила такие требования к Антанте, какие могли исходить лишь от победителя{13}. Новой мирной инициативой Германия хотела прежде всего оправдать перед общественным мнением всех стран свое решение о возобновлении беспощадной подводной войны.

Попытка Вудро Вильсона выступить в роли посредника в заключении мира «во имя человеколюбия и интересов нейтральных стран» ни к чему не привела. Союзные державы ответили, что час мира еще не настал и что нет возможности путем прекращения войны достигнуть тех удовлетворений, на которые они имели право в силу того, что сделались жертвой агрессора. «Начала права и справедливости, провозглашенные президентом Вильсоном, и в частности гарантии для слабых государств и для экономической свободы, — говорилось в их ответе, — не могут быть обеспечены иначе, как в зависимости от исхода войны и путем освобождения Европы от прусского милитаризма»{14}. Страны Антанты, хорошо осведомленные о положении в коалиции Центральных держав, надеялись в 1917 г. одержать над ней победу. Им нужно было военное поражение Германии, чтобы устранить с дороги опасного конкурента и добиться осуществления своих империалистических замыслов.

Стратегические решения сторон

Основные положения плана кампании 1917 г. впервые были изложены Жоффром в телеграмме представителю французского командования при русской Ставке генералу Жанену от 6 (19) октября 1916 г. Затем они были повторены в его письмах Алексееву от 21 октября (3 ноября) и 28 октября (10 ноября){15}. Русская Ставка сообщила свои соображения в ответном послании Алексеева Жоффру от 1 (14) ноября. Особое внимание обращалось на необходимость развертывания операций на Балканах. Алексеев [288] писал, что «военные и политические соображения заставляют нас сжать кольцо вокруг противника именно на Балканах, и русские готовы будут выставить сильную армию на этом важнейшем для данного фазиса великой борьбы театре»{16}.

В начале ноября 1916 г. по установившейся традиции в Шантильи, где располагалась французская главная квартира, собрались представители союзных армий. Принятые ими решения сводились к следующему: 1) союзные армии должны подготовить к весне 1917 г. совместные и согласованные операции, которые имели бы целью придать кампании этого года решающий характер; 2) чтобы воспрепятствовать противнику вернуть себе инициативу, в течение зимы должны продолжаться уже начатые наступательные операции в том размере, который допускается климатическими условиями отдельных фронтов; 3) к первой половине февраля должны быть подготовлены совместные наступательные действия теми силами и средствами, которыми к тому времени будут располагать союзные армии{17}; 4) если обстоятельства позволят, то общие наступательные операции с наиболее полным использованием, тех средств, которые каждая армия будет иметь возможность ввести в дело, будут начаты на всех фронтах, как только окажется возможность их согласовать{18}.

На конференции союзники стремились диктовать свою волю русским, не допускать широкого обсуждения своих предложений. Соображения русского представителя Дассино должным образом не учитывались. «Все возражения и поправки, — доносил он в Ставку, — принимались Жоффром крайне неохотно, и он тотчас переходил к следующим вопросам... Мое впечатление такое, что англичане и французы ведут свою отдельную линию, направленную на оборону своих государств с наименьшей потерей войск и наибольшим комфортом, стараясь все остальное свалить на наши плечи и считая, что наши войска могут драться даже без всего необходимого. Они для нас не жертвуют ничем, а для себя требуют наших жертв и притом считают себя хозяевами положения»{19}.

Предложение Алексеева относительно проведения операции на Балканах было фактически отвергнуто. В постановлении конференции говорилось: «Члены совещания приняли к сведению [289] ясно выраженную волю верховного русского командования и вместе с ним признают, что союзники должны вывести из строя Болгарию. Такой цели следует достигнуть путем тесно связанных операций Восточной (Салоникской) армии совместно с армиями русской и румынской»{20}. Но это была общая формулировка. Реальных мер но усилению Салоникской армии не было принято, хотя на конференции союзники дали обещание довести ее до 23 дивизий.

В январе — феврале 1917 г. была проведена очередная встреча представителей союзных армий. На этот раз она состоялась в Петрограде. Участники конференции ставили своей задачей уточнить те решения, которые они приняли в Шантильи. Прежде всего ими была подтверждена выраженная ранее непоколебимая уверенность довести войну до победного конца именно в предстоящую кампанию. В постановлении конференции говорилось: «Кампания 1917 г. должна вестись с наивысшим напряжением и с применением всех наличных средств, дабы создать такое положение, при котором решающий успех союзников был бы вне всякого сомнения»{21}.

Был обсужден вопрос о сроке начала общих операций. Генерал Гурко (и. д. начальника штаба Ставки) сказал, что «русские армии могут начать крупные наступления лишь к 1 мая (нового стиля)»{22}. Французская сторона выразила недовольство. Она настаивала на том, чтобы «русский план операций, каков бы он ни был, включал наступление, развертываемое как можно скорее и с максимальными средствами»{23}, что операции русских должны начаться не позднее 15 марта (нового стиля). После долгой дискуссии участники конференции согласились с тем, чтобы провести наступление на всех фронтах между 1 апреля и 1 мая, причем последняя дата признавалась предельной всеми союзниками{24}.

Особое место в работе конференции заняли вопросы, связанные с оказанием России помощи оружием и военными материалами. Русские представители накануне произвели тщательный подсчет всего боевого имущества, которое находилось на фронте и на складах. Ставка просила союзников удовлетворить потребности русской армии в важнейших предметах боевого снабжения{25}. Однако, как отмечал А. А. Маниковский, союзники направляли свои усилия главным образом к сокращению заявок русских. В то же [290] время они «были крайне бесцеремонны в своих требованиях, предъявляемых к нам в отношении оказания им помощи путем боевых действий против австро-германцев»{26}. Союзники согласились поставить России 3,4 млн. т различных военных материалов. Это было в три раза меньше того, что просили русские (10,5 млн. т){27}.

В отличие от стратегов Антанты, которые довольно оптимистично смотрели в будущее, германское верховное командование было серьезно озабочено перспективой предстоящей кампании. Общее положение страны и состояние вооруженных сил не позволяли даже думать о каких-либо наступательных действиях, да еще с решительными целями. Нужно было выработать такой план, выполнение которого если и не обеспечивало достижения скорого и победоносного окончания войны, то хотя бы ликвидировало преимущества Антанты. Не оставалось ничего другого, как перейти на всех сухопутных театрах к стратегической обороне. Одновременно с 1 февраля, как об этом был осведомлен американский президент, развертывалась неограниченная подводная война с задачей создания полной морской изоляции противника и подрыва тем самым его экономической мощи.

Февральская революция и вопрос о войне

В то время как стратеги союзных держав готовились к военной кампании, которая, по их замыслам, должна была увенчаться решающей победой над противником, в России неуклонно нарастало революционное движение. Царское правительство предполагало заключить с Германией сепаратный мир, чтобы потом обрушить репрессии на рабочих и крестьян. Власть намечалось передать в руки специально назначенного диктатора. Герцог Лейхтенбергский, флигель-адъютант Николая II, писал о тех днях: «Был момент, когда показалось, что положение может быть в значительной степени спасено, если послать в Петроград популярного генерала с фронта, хотя бы Брусилова снабдив его диктаторскими полномочиями и дав вместе с тем возможность объявить народу, что государь согласен на образование ответственного министерства»{28}.

Перспектива заключения Россией сепаратного мира с Германией тревожила империалистов Антанты. Они опасались потерять важного союзника. В не меньшей степени беспокоила она и русскую буржуазию. С прекращением войны рушились ее [291] захватнические планы и исчезал крупный источник наживы. Капиталисты России были недовольны царизмом потому, что он оказался неспособным успешно вести войну и показал свое бессилие в борьбе с революционным движением. Русская буржуазия при поддержке империалистов Англии, Франции и США готовилась совершить дворцовый переворот. Планировалось заставить Николая II отречься от престола в пользу малолетнего сына, а регентом поставить брата царя — великого князя Михаила.

Очень важно было заручиться поддержкой высшего командования армии. Выражая волю империалистических кругов русской буржуазии, председатель Временного комитета Государственной думы М. В. Родзянко обратился 26 февраля (11 марта) 1917 г. с телеграммой к главнокомандующим фронтами, в которой излагался план передачи власти «лицу, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения»{29}. Родзянко просил главнокомандующих поддержать его.

Руководители русской армии не стали защищать самодержавие. Им пришлось наглядно убедиться в полной неспособности царского правительства руководить вооруженной борьбой и обеспечить победу России. Предложение Родзянко встретило сих стороны горячее одобрение. В своем ответе на телеграмму главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта А. А. Брусилов писал: «Считаю себя обязанным доложить, что при наступившем грозном часе другого выхода не вижу. Смутное время совершенно необходимо закончить, чтобы не сыграть на руку внешним врагам. Это столь же необходимо и для сохранения армии в полном порядке и боеспособности. Не забудьте, что проигрыш войны повлечет за собой гибель России, а проигрыш неминуем, если но будет водворен быстро полный порядок и усиленная плодотворная работа в государстве»{30}. Аналогичное мнение высказали главнокомандующие остальных фронтов.

Телеграмма Родзянко с ответами на нее главнокомандующих фронтами была направлена в Ставку Николаю II. Одновременно разные лица, в том числе и Брусилов, непосредственно обращались к царю с просьбой отречься от престола. Император Николай II вынужден был отказаться от власти в пользу Михаила Романова. Верховным главнокомандующим вновь назначили вел. кн. Николая Николаевича.

Однако никакие меры русской буржуазии не смогли задержать развития революционных событий. В стране налицо был политический кризис. Борьба нарастала. Особенно остро она протекала в столице. Утром 26 февраля (11 марта) по призыву большевиков началось вооруженное восстание. 27 февраля (12 марта) оно охватило весь город. На сторону рабочих стали переходить [292] войска. Самодержавие было свергнуто. Победила буржуазно-демократическая революция. «В несколько дней, — писал В. И. Ленин» — Россия превратилась в демократическую буржуазную республику, более свободную — в обстановке войны, — чем любая страна в мире»{31}.

Свержение самодержавия было осуществлено героической борьбой рабочих и крестьян, руководимых большевиками. В ходе Февральской революции творчеством народа были созданы Советы рабочих и солдатских депутатов, которые олицетворяли революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства. Преобладающее влияние в них получили меньшевики и эсеры. Это произошло в силу того, что большая часть кадровых рабочих, прошедших школу революционной борьбы, оказалась на фронтах войны, ряды рабочих пополнились выходцами из деревни и мелкобуржуазных слоев города, что революция пробудила к активной политической деятельности широкие слои населения, главную массу которого составляла мелкая буржуазия. «Гигантская мелкобуржуазная волна, — писал В. И. Ленин, — захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно, т. е. заразила, захватила очень широкие крути рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику»{32}. [293]

Меньшевики и эсеры не хотели дальнейшего развития революции. Ее целью они считали установление в стране буржуазно-парламентарного строя. В результате сговора эсеро-меньшевистских лидеров Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов с членами Временного комитета Государственной думы 2 (15) марта 1917 г. было образовано Временное правительство во главе с князем Г. Е. Львовым. Возникло двоевластие, т. е. своеобразное переплетение двух диктатур: диктатуры буржуазии и помещиков в лице Временного правительства и революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства в лице Советов рабочих и солдатских депутатов. Несмотря на стремление меньшевиков и эсеров передать управление страной в руки буржуазного Временного правительства, народные массы рассматривали Советы как единственно законные органы власти и оказывали им всяческую поддержку

Временное правительство не собиралось отказываться от внешнеполитического курса царизма в вопросах войны, ибо оно являлось выразителем аннексионистских стремлений буржуазно-помещичьих кругов России. В. И. Ленин отмечал, что министры Временного правительства не случайные люди, а «представители и вожди всего класса помещиков и капиталистов»{33}, что к власти они пришли «в интересах продолжения империалистской войны, в интересах еще более ярого и упорного ведения ее»{34}. Не случайно в новом правительстве портфель министра иностранных дел был доверен лидеру партии кадетов П. Н. Милюкову, стороннику продолжения захватнической политики царизма. 7 (20) марта Временное правительство обратилось к населению России с воззванием, в котором заявляло, что оно «приложит все силы к обеспечению нашей армии всем необходимым для того, чтобы довести войну до победного конца», «будет свято хранить связывающие нас с другими державами союзы и неуклонно исполнит заключенные союзниками соглашения»{35}.

Крупная буржуазия, добившись власти, стремилась сохранить за собой вооруженные силы. Они были ей необходимы для упрочения своего господства внутри страны и продолжения войны. Важным шагом в этом направлении являлось выдвижение к руководству армией и флотом преданных новому правительству людей. Наиболее ответственные посты военного и морского министров были переданы в руки октябриста А. И. Гучкова. А. М. Зайончковский характеризовал его как человека, который, отличаясь «большим самомнением и решительностью», проявил «полное непонимание сути военного дела»{36}. Вряд ли такая оценка точна. [294] Бесспорно лишь одно, что Гучков был верным слугой своего класса, одним из убежденных проводников реакционного курса внутренней и внешней политики Временного правительства.

Значительным мероприятием Гучкова как главы военного и морского ведомств России явилось увольнение и смещение со своих постов до 60% лиц высшего командного состава действующей армии, названных им поименно. Среди них были главнокомандующие фронтами и армиями, начальники штабов фронтов и армий, командиры корпусов. Было снято с должностей много начальников дивизий и других лиц{37}. Все это имело главной целью обеспечить более надежное руководство армией со стороны Временного правительства.

Особое внимание было обращено на укрепление верховного главнокомандования. О замыслах буржуазных кругов в этом вопросе мы узнаем из письма М. В. Родзянко, возглавлявшего Временный комитет Государственной думы, к министру-председателю Временного правительства князю Г. Е. Львову от 18 (31) марта 1917 г. Напоминая о том, как действующая армия приняла наступившие события, автор сообщал: «... для меня совершенно ясно, что только Юго-Западный фронт оказался на высоте положения. Там очевидно царит дисциплина, чувствуется голова широкого полета мысли и ясного понимания дела, которая руководит всем этим движением. Я имею в виду генерала Брусилова, и я делаю из наблюдений моих при многочисленных своих поездках по фронту тот вывод, что единственный генерал, совмещающий в себе как блестящие стратегические дарования, так и широкое понимание политических задач России и способный быстро оценивать создавшееся положение, это именно генерал Брусилов»{38}. После Брусилова наиболее способным военным деятелем Родзянко считал генерала Поливанова. «Эти два выдающиеся государственные умы, — писал он, — поставленные во главе нашей доблестной армии, с придачей им тех помощников, которые ныне существуют, — умные, знающие и уважаемые генералы Клембовский и Лукомский, — и составили бы то ядро военного Верховного командования, которое единственно, с моей точки зрения, способно вывести страну и армию из бедственного положения. Если при такой комбинации учредить обязательные еженедельные военные советы из начальников фронтов совместно с вышеупомянутыми лицами штаба, то надежда на благоприятный исход кампании не должна считаться потерянной. Сообщаю вам это на тот предмет, что, быть может, еще не поздно изменить принятое решение и не оставлять армию в руках командующего, который несомненно со своей задачею не справится»{39}. [295]

Однако к этому времени уже состоялось назначение на пост верховного главнокомандующего вместо вел. кн. Николая Николаевича М. В. Алексеева. Возглавляемый Родзянко Временный комитет Государственной думы заявил протест. 19 марта (1 апреля) 1917 г. на своем заседании он специально рассмотрел вопрос об изменениях в высшем военном руководстве. Членами комитета было отмечено, что предыдущая деятельность генерал-адъютанта Алексеева в роли начальника штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, затем главнокомандующего армиями Западного фронта и, наконец, начальника штаба верховного главнокомандующего, а равно и отношение к вопросам внутренней политики, свидетельствующее о непонимании им настоящего момента, не давали уверенности в успешном осуществлении им задач верховного командования армиями. Постановление комитета гласило: «Признать: 1) что в интересах успешного ведения войны представляется мерою неотложной освобождение генерала Алексеева от обязанностей верховного главнокомандующего; 2) что желательным кандидатом на должность Верховного главнокомандующего является генерал Брусилов; 3) что назначения на должности начальника штаба Верховного главнокомандующего и генерал-квартирмейстера должны быть производимы Временным правительством по соглашению с Верховным главнокомандующим и 4) общее руководство ведением войны, за исключением стратегии, управления и командования всеми сухопутными и морскими силами, должны быть сосредоточены в руках Временного правительства»{40}.

При такой позиции Временного комитета Государственной думы положение М. В. Алексеева не могло быть прочным. Требовался лишь повод для снятия его с должности. Вскоре он был найден. 7 (20) мая 1917 г. открылся Всероссийский съезд офицеров армии и флота. Он высказался за поддержку Временного правительства, за продолжение войны, за наступление на фронте, за ограничение деятельности войсковых комитетов. На съезде выступил М. В. Алексеев, который назвал «утопической фразой» программу мира без аннексий и контрибуций, выдвинутую большевиками, и требовал установления сильной власти{41}. Его речь вызвала возмущение рабочих и солдат. 22 мая (5 июня) Временное правительство сняло Алексеева с поста верховного главнокомандующего и назначило вместо него А. А. Брусилова{42}. Эта мера была продиктована стремлением реакционных кругов буржуазии поставить у руководства разлагавшейся армии популярного и способного генерала. Немаловажную роль сыграла также решительная поддержка Брусиловым внешней политики Временного правительства. В лице выдающегося полководца русская буржуазия [296] надеялась иметь послушное орудие для осуществления своих империалистических замыслов, а заодно и для расправы с революционным движением внутри страны.

Если решение вопроса об укреплении руководящего звена русской армии не представляло для Временного правительства сколько-нибудь серьезных трудностей, то удержание в своих руках основной солдатской массы было делом более сложным. Революционные события оказали огромное влияние на армию. Начался процесс ее демократизации. Важную роль в этом сыграл приказ № l от 1 (14) марта 1917 г., изданный Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов по гарнизону Петроградского военного округа. Он предписывал во всех воинских частях немедленно выбрать комитеты из представителей от нижних чинов, а также избрать, где это еще не было сделано, по одному представителю от рот в Совет рабочих депутатов. В политическом-отношении воинская часть подчинялась Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам. Распоряжения, исходившие от Государственной думы, подлежали исполнению только в том случае, если они не противоречили приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов. Приказ устанавливал демократический порядок во взаимоотношениях солдат и офицеров{43}.

Приказ № 1 оказал огромное революционизирующее влияние на солдат действующей армии и тыловых воинских формирований. 4 (17) марта в своем донесении вел. кн. Николаю Николаевичу М. В. Алексеев писал: «Главкосев телеграфирует, что Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов издан приказ № 1 Петроградскому гарнизону о выборах комитетов из представителей от нижних чинов, о главенствующем значении самого Совета и взаимоотношениях между офицерами и нижними чинами. Приказ этот распространяется в воинских частях и вносит смущение в умы»{44}. Под влиянием приказа усилилось движение солдат и матросов за демократизацию армии и флота. Повсеместно в воинских частях и учреждениях стали создаваться комитеты, которые были органами самоуправления солдатских масс. В своей деятельности комитеты зачастую шли дальше требований приказа.

Положение в вооруженных силах России беспокоило высшее военное руководство. В апреле 1917 г. Алексеев писал военному министру: «В армиях развивается пацифистское настроение. В солдатской массе зачастую не допускается мысли не только о наступательных действиях, но даже о подготовке к ним, на каковой почве происходят крупные нарушения дисциплины, выражающиеся в отказе солдат от работ по сооружению [297] наступательных плацдармов»{45}. В другом письме, адресованном главе Временного правительства, Алексеев предлагал: «Правительству крайне необходимо срочно вполне определенно и твердо сказать, что армии никто не смеет касаться и что все распоряжения должны производиться через верховного главнокомандующего»{46}.

Стремление народных масс к миру отчетливо проявилось в дни апрельского кризиса. 18 апреля (1 мая) Временное правительство послало союзникам так называемую «ноту Милюкова», в которой говорилось о том, что Россия будет строго соблюдать свои обязательства до решительной победы. Опубликование ноты в печати вызвало возмущение народных масс против внешней политики правительства. 20-21 апреля (3-4 мая) в Петрограде, Москве и других крупных промышленных центрах прошли массовые демонстрации. Милюков и Гучков были вынуждены уйти в отставку. В состав Временного правительства буржуазия согласилась ввести 6 министров-социалистов от соглашательских партий меньшевиков и эсеров. Раскрывая смысл этой меры, В. И. Ленин писал: «... 6-го мая «коалиционное» министерство с участием Чернова, Церетели и К° стало фактом... Капиталисты потирали руки от удовольствия, получив себе помощников против народа в лице «вождей Советов», получив обещание от них поддерживать «наступательные действия на фронте», т. е. возобновление приостановившейся было империалистической, грабительской войны»{47}.

Вступление в войну США

Важным обстоятельством, оказавшим большое влияние на военно-политическую обстановку и дальнейший ход событий, явилось вступление в войну США на стороне Антанты 6 апреля 1917 г. В 1914-1916 гг. Соединенные Штаты оставались нейтральной державой. Однако они указывали большую материальную помощь Антанте, что приносило им огромные барыши. Только 48 крупнейших корпораций США в своих отчетах за 1916 г. показали прибыль в сумме 965 млн. долларов{48}. Политика нейтралитета оказалась весьма выгодной для американских монополий. Империалисты США не прочь были бы продавать свои товары и Германии. Однако морская блокада Германии делала эту торговлю невыгодной, а порой и невозможной. Поэтому Германия получила от США до апреля 1917 г. кредитов лишь на 20 млн. долларов, в то время как страны Антанты — на 2 млрд. долларов{49}. К началу 1917 г. Соединенные Штаты оказались уже экономически сильно связанными со странами Антанты, которые [298] являлись их должниками. Поражение этих стран в войне нанесло бы США большой экономический ущерб. Соединенные Штаты не могли допустить этого также и потому, что Германия являлась их опасным конкурентом на мировом рынке.

«Американские миллиардеры и их младшие братья в Голландии, Швейцарии, Дании и прочих нейтральных странах, — писал В. И. Ленин в 1917 г., — начинают замечать, что золотой родник оскудевает»{50}. Воюющие страны подорвали свою экономику. Их народы устали от войны. Несмотря на трудности, испытываемые союзниками, правящие круги Соединенных Штатов не сомневались в их победе и не хотели опоздать к дележу добычи. Они намеревались прийти к нему во всеоружии и наравне со странами Антанты диктовать свою волю побежденным. В их планы входило также ослабить своего соперника на Дальнем Востоке — Японию{51}.

Серьезное препятствие для монополистических кругов США представляли многочисленные пацифистские организации (Американская лига по ограничению вооружений, Американский союз антиимпериалистов, Американское мирное общество, Союз американской независимости, Женская партия мира, Лига американского нейтралитета и др.). В их состав входили представители самых различных классов и профессий. Эти организации активно выступали за нейтралитет страны. Резкую антивоенную позицию занимал союз «Индустриальные рабочие мира», руководимый левыми социалистами Ю. Дебсом, У. Хейвудом и Д. Де-Леоном. Он объединял в основном неквалифицированных рабочих и являлся боевым авангардом американского пролетариата в его борьбе против империализма и милитаризма{52}.

По признанию американского историка Ф. Пэксона, правительству В. Вильсона приходилось всерьез считаться с такой политической обстановкой внутри страны и с большой осторожностью вести подготовку к вступлению в войну{53}. Прикрываясь пацифистскими фразами, правительство Вильсона неуклонно проводило политику монополистических кругов США.

Подобная ситуация помогла монополистам США извлечь максимальную выгоду и обогатиться за счет воюющих стран. Но когда Германия объявила «подводную войну», что в корне подрывало интересы США, правительство Вильсона сумело использовать это обстоятельство в своих интересах. После потопления «Лузитании», «Арабика» и «Сэссекса» оно усилило милитаристскую пропаганду внутри страны. Учитывая пацифистские настроения американской общественности, многочисленные газеты и журналы изображали дело так, что страна втягивается в войну якобы помимо своей воли. 6 апреля Соединенные Штаты вступили в войну, а вслед за Соединенными Штатами и под экономическим [299] и политическим нажимом их и держав Антанты войну германо-австрийскому блоку объявили другие американские государства. «...Или воюйте за политиканов Антанты, или подыхайте с голоду!» — так характеризовал Ромен Роллан политику правящих кругов западных держав в отношении нейтральных стран{54}.

«Война за последнее время, — говорилось в резолюции VI съезда РСДРП (б) по вопросу «Текущий момент и война», — приобретает размах всеобъемлющего мирового столкновения. На сцене появился новый гигант империализма и претендент на мировую гегемонию — Америка... Борьба империалистических держав переносится на все решительно страны»{55}. В 1917 г. в войну было вовлечено 27 государств, из них 23 на стороне Антанты и 4 на стороне Центральных держав. Правда, многие государства, вступившие в войну, не участвовали непосредственно в военных действиях, но народы этих стран так или иначе страдали от чуждой им войны.

Объявление Германией беспощадной подводной войны с 1 февраля явилось лишь поводом для вступления в войну. Однако более важным толчком для принятия правительством США такого решения были свержение царизма и угроза социалистической революции в России. Приход к власти буржуазии, связанной тесными узами с американскими империалистами, США надеялись максимально использовать в своих корыстных интересах. Под флагом союзнических отношений они получили теперь еще большую возможность вмешательства во внутренние дела России, установления своего контроля над ее экономикой и политикой. В Россию хлынули многочисленные комиссии американских специалистов, чтобы опутать ее различными соглашениями, помочь буржуазному Временному правительству в борьбе с нараставшим революционным движением{56}. «Американские миллиардеры, наполнившие свои погреба золотом, перечеканенным из крови умирающих на полях опустошенной Европы, — говорилось в «Манифесте» VI съезда РСДРП (б), — присоединили свое оружие, свои финансы, свою контрразведку и своих дипломатов для того, чтобы не только разгромить своих немецких коллег по международному грабежу, но и затянуть потуже петлю на шее русской революции»{57}.

Правительство США прилагало большие усилия, чтобы возможно быстрее перевести экономику на военные рельсы. Вся страна была разделена на 21 военно-промышленный район. [300] Принимались меры по максимальному использованию имеющихся производственных мощностей для ускоренного выпуска военной продукции. Началась постройка 20 тыс. самолетов (из них 5 тыс. строилось за границей), 35 тыс. большегрузных автомобилей{58}. Производственной программой на 1918 г. предусматривалась постройка 16 крупных артиллерийских заводов, в 1919 г. намечалось выпустить 19 тыс. танков{59}.

Сухопутная армия США была немногочисленной. К 6 апреля 1917 г. она насчитывала в своих рядах всего 127 305 солдат и 7239 офицеров. В рядах национальной гвардии (территориальные части отдельных штатов) состояло 123 605 человек{60}. Сильное антимилитаристское движение в стране не позволяло правящей верхушке и военному министерству в мирное время увеличивать военные расходы, а вместе с тем и сухопутную армию. Русский военный атташе в США отмечал, что «на долю военного министерства относятся... многие ассигнования совсем не военного характера. Все это делается с целью отвлечь внимание народных представителей от действительных расходов на военное ведомство»{61}.

Подобное положение вещей еще до начала войны вызывало раздражение в правящих и военных кругах США. Так, У. Тафт в 1909 г. проводил мысль о том, что при современных условиях всеобщего вооружения нечего ослеплять себя идеалистическими мечтаниями, а лучше следовать примеру соседей и быть всегда готовым к защите своих интересов{62}. Еще более откровенно высказывался конгрессмен Р. Гобсон. Он писал: «Любая европейская держава может захватить себе базу на нашем побережье, но мы не можем захватить себе базы в Европе. Для этого потребуется целая армия... У нас нет армии, но даже если бы она у нас была, мы все-таки не могли бы ею воспользоваться, так как нам не на чем было бы ее переправить через океан. Мы единственная великая держава без торгового флота и поэтому без средств перевозки больших сил через океан»{63}. Он призывал американцев выйти из состояния всеобщей спячки и обратить самое пристальное внимание на обеспечение «национальной обороны» и «всеобщего мира», а именно создать мощные армию и флот с целью вмешательства в политику мирового масштаба.

Для популяризации военного дела и привлечения внимания народа к армии создавались различные милитаристские общества, подобно Американской лиге мира и Третейскому суду, в [301] задачу которых входила пропаганда идеи усиления армии и флота страны до размеров, позволяющих вести борьбу с любой из великих держав{64}. С той же целью устраивались военные марши и учения армии{65}. Эти мероприятия были своеобразным актом борьбы представителей капитала с антимилитаристскими позициями рабочего класса.

Небольшая по численности армия США благодаря стараниям правящих кругов была вооружена первоклассным стрелковым оружием и постоянно упражнялась в испытании новинок военной техники. В 1908 — 1909 гг. производились опыты по внедрению нового артиллерийского снаряда, пробивающего с расстояния 8 км крупповскую броню толщиной свыше 300 мм{66}. На маневрах в 1911 г. для ведения разведки применялись мотоциклы, а для перевозки грузов — автомобили, уже тогда признанные эффективным средством транспортировки{67}. Пристальное внимание руководства армии США привлекало использование самолетов для военных целей. В июне 1910 г. на озере Кеук проводились опыты по сбрасыванию бомб с самолета по макету корабля{68}. В конце 1910 — начале 1911 г. удачно прошли опыты авиатора Ю. Эли по взлету и посадке самолета с палуб крейсеров «Бирмингам» и «Пенсильвания»{69}. В 1913 г. 28 самолетов американского производства имели бронированные кабины и приборы для корректировки стрельбы. В 1914 г. испытывалась 3-дюймовая пушка, предназначенная для вооружения самолетов{70}.

Большая работа проводилась военным министерством и генеральным штабом в 1910-1912 гг. по подготовке реорганизации армии. Проект реорганизации был составлен комиссией из офицеров генерального штаба во главе с его начальником генералом Л. Вудом, который считал необходимым комплектовать армию регулярными кадрами, увеличивать число офицеров в мирное время, создавать объединения регулярной армии и национальной гвардии под единым командованием{71}. В июне 1912 г. особое совещание начальников отдела военного министерства во главе с военным министром Г. Стимсоном и офицеров генерального штаба во главе с генералом Л. Вудом обсудило проект реорганизации армии, предусматривавший создание армии, способной противостоять армии любой европейской державы. В случае войны предполагалась мобилизация армии численностью не менее 460 тыс. солдат, 43 тыс. солдат береговой артиллерии (охраны) [302] и 300 тыс. резервистов. Для облегчения создания армии и обеспечения ее резервами рекомендовалось разделить страну на 16 территориальных округов{72}.

Основные положения этого проекта были использованы Вудом в 1915 — 1916 гг., когда военная машина США была нацелена на создание огромной армии{73}. В июле-августе 1916 г. были приняты закон об увеличении армии, по которому предполагалось создание 65 полков вместо 31, и закон об ассигнованиях на армию. Для обучения новобранцев на территории США было построено 32 лагеря (16 лагерей для регулярной армии, 16 — для национальной гвардии). Каждый лагерь был рассчитан на 41 тыс. солдат, которых с осени 1917 г. стали обучать английские и французские офицеры{74}.

После вступления в войну конгресс США, учитывая сильное антивоенное движение и неудачную вербовку добровольцев в армию, принял 18 мая 1917 г. закон о всеобщей воинской обязанности. На основании его все мужчины от 18 до 30 лет (впоследствии до 45 лет) подлежали регистрации для прохождения военной службы{75}. Закон вызвал новую волну протестов американской общественности. Около 330 тыс. человек отказались явиться на призывные пункты{76}. За все время войны, согласно официальным данным военного министерства, из каждых 100 человек, призванных в армию США, дезертировало 11{77}. Приняв в 1917 — 1918 гг. ряд законов против антивоенного движения и стачечной борьбы американского пролетариата (закон о шпионаже и против подстрекательства к беспорядкам и др.{78}), правительство США сумело добиться известных успехов в создании сильной сухопутной армии.

Исключительно большое внимание уделялось строительству военно-морского флота. В 1913 г. флот США в количественном отношении уступал лишь флотам Англии и Германии{79}. В 1916 г. была утверждена военно-морская программа, предусматривавшая создание крупнейшего флота в мире. По этому поводу В. Вильсон говорил своему советнику полковнику Э. Хаузу: «Давайте построим флот сильнее, чем у нее (Англии. — Авт.), и будем делать, что захотим»{80}. [303]

Однако, несмотря на принятые меры, программа строительства военно-морского флота не была полностью выполнена. К моменту вступления в войну военно-морской флот США насчитывал 197 кораблей (с учетом торговых судов, переоборудованных в военные, — 303 корабля). К ноябрю 1918 г. количество кораблей военно-морского флота США составило 2000{81}. Соответственно возрастала и численность личного состава военно-морского флота: в апреле 1917 г. — 67 тыс. человек, а к началу 1918 г. — уже свыше 500 тыс. человек{82}.

Летом 1917 г. США приступили к переброске своих войск на Европейский континент. Их высадка шла главным образом через южные порты Франции Сен-Назер, Ла-Рошель, Рошфор, Бордо и Марсель. Сначала прибыли части службы дорог и инженерно-технический персонал, на которых была возложена задача по подготовке к приему основных контингентов войск{83}. Вспомогательные части проложили около 1600 км новых железных дорог, 160 000 км линий телефонной связи, построили большое количество [304] бараков, госпиталей, складов{84}. Первые боевые части начали высадку в Сен-Назере в конце июня 1917 г.{85} Одновременно во Францию прибыл и командующий американскими войсками в Европе генерал Д. Першинг с группой офицеров.

Вступление США в войну серьезно улучшало положение Антанты. Однако на скорую помощь американской армии рассчитывать не приходилось. Перевозка ее в Европу шла очень медленно. Только к началу 1918 г. численность американских войск во Франции достигла 200 тыс. человек. Союзное командование не предполагало использовать их в кампании 1917 г. для самостоятельных действий.

И. И. Ростунов

2. Операции на Восточном фронте

Митавская операция

В конце 1916 — начале 1917 г. русское командование решило провести в районе Риги наступательную операцию, получившую название Митавской. Операция носила частный характер «в смысле боевой практики для войск». Выполнение операции было возложено на 12-ю армию Северного фронта (командующий — генерал Радко-Дмитриев). Ей противостояла 8-я германская армия. У немцев насчитывалось 99 батальонов при 567 орудиях (из них 275 тяжелых){86}, а у русских — 184 батальона при 886 орудиях (из них 245 тяжелых){87}. Такое соотношение в силах и средствах позволяло русскому командованию добиться известных оперативных результатов.

Район, выбранный русским командованием для проведения Митавской операции, представлял собой лесисто-болотистую местность с песчаными дюнами. Высокий уровень грунтовых вод не позволял оборудовать развитую систему траншей. Германская оборона передовой позиции опиралась на сильные узлы сопротивления, созданные на дюнах. Каждый из них состоял из блокгаузов, защищенных засеками и завалами из оплетенных проволокой деревьев. В промежутках между дюнами были сооружены окопы из бревен, укладываемых на поверхность земли. Окопы прикрывались тремя рядами колючей проволоки в 4-6 кольев. В глубине располагалась еще не достроенная вторая полоса обороны противника{88}. Германское командование считало возможным [305] обойтись на этом участке фронта сравнительно небольшими силами.

Командующий 12-й армией генерал Радко-Дмитриев решил воспользоваться слабостью обороны 8-й германской армии и нанести удар на широком фронте. Цель операции состояла в том, чтобы прорвать германские позиции на участке болото Туриль, мыза Олай (ок. 30 км) и «маневром в открытом поле» отбросить противника за реки Эккау и Аа. В дальнейшем предполагалось овладеть Митавой и перерезать железную дорогу Митава — Крейцбург{89}. Основное внимание обращалось на достижение внезапности первоначальной атаки. Было решено отказаться от артиллерийской подготовки, провести ее только, на открытом участке Нейн — Пулеметная горка{90}.

Войска, предназначенные для наступления, прошли тщательную подготовку. В тылу были построены учебные городки, где проводились занятия по отработке способов ведения боевых действий ночью (сближение с противником, построение боевого порядка, преодоление проволочных заграждений, поддержание связи и т. д.){91}. Все работы по созданию исходного положения для наступления были сведены до минимума. О предстоящей операции знал строго ограниченный круг лиц. Кроме того, была имитирована переброска 6-го Сибирского корпуса в Румынию. В результате этих мероприятий германское командование оказалось введенным в заблуждение относительно намерений русских. Накануне русского наступления командующий «митавской группой» германских войск, противостоящей 12-й армии, следующим образом оценивал обстановку: «Противник держится совершенно пассивно и усиленно ведет фортификационные работы. Единственный вполне боеспособный 6-й Сибирский корпус снят с фронта»{92}.

Войска 12-й армии были сведены в три оперативные группы: Одингскую, Бабитскую и Олайскую. Главный удар наносила Бабитская группа в составе 6-го Сибирского корпуса и сводной латышской дивизии. На Одингскую и Олайскую группы возлагалась задача по обеспечению действий главных сил с флангов. Остальные соединения 12-й армии (43-й и 21-й армейские корпуса) должны были прочно удерживать свои позиции и активными действиями не давать противнику возможности свободно маневрировать резервами. [306]

В ночь на 23 декабря 1916 г. (5 января 1917 г.) внезапно, без артиллерийской подготовки, русские войска атаковали противника. В первые же часы на участке Бабитской группы обозначился успех. Ее части прорвали фронт противника в трех местах и к исходу дня заняли район Скудр, Граббе, Скангель. Особенно удачно действовали латышские части. Атаки частей Одингской и Олайской групп оказались безуспешными. Встреченные сильным огнем противника, они вынуждены были отойти [307] в исходное положение. На остальном фронте 12-й армии, на участках 43-го и 21-го корпусов, велись бои местного значения.

Тактический прорыв, осуществленный Бабитской группой, не был, однако, развит в оперативный. Элемент внезапности был утерян. Дальнейшие боевые действия вылились в затяжную и кровопролитную борьбу за овладение отдельными пунктами. 29 декабря 1916 г. (11 января 1917 г.) по приказу Радко-Дмитриева наступление было прекращено. Войска получили приказ «прочно утвердиться на занятых новых позициях»{93}.

Удар на Митаву оказался полной неожиданностью для германской главной квартиры{94}. Резервов у немцев на этом участке не оказалось. Предоставлялась реальная возможность, развивая наступление, выйти к железной дороге Крейцбург, Митава и, угрожая флангу и тылу якобштадтской и двинской группировок противника, заставить его оттянуть свой фронт от Западной Двины. Но этого не было сделано. В результате наступление свелось только к некоторому улучшению расположения русских войск. «Выиграв пространство, — говорилось в приказе командующего 12-й армией, — мы сократили наш фронт на 5 верст, выдвинувшись вперед до 2-5 верст»{95}. Столь малый успех стоил русским до 23 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными{96}.

10 (23) января германцы, подтянув резервы, предприняли ряд контратак. Боевые действия с переменным успехом продолжались до 21 января (3 февраля). Противнику удалось несколько потеснить русских.

Митавская операция оказалась безрезультатной. Намеченная цель достигнута не была. Причиной этого явился ряд серьезных упущений русского командования при ее подготовке и ведении. Между командованием 12-й армии, Северного фронта и Ставкой не было единого мнения относительно дальнейшего ведения операции после прорыва германской обороны. Он оказался для русских такой же неожиданностью, как и для противника. Обстановка требовала усиления 12-й армии значительными подкреплениями. Но все просьбы об этом главнокомандующего Северным фронтом генерала Н. В. Рузского отклонялись Ставкой. В свою очередь сам Рузский запоздал с высылкой в 12-ю армию фронтовых резервов{97}. Командование армии также оказалось не на высоте. Сосредоточив все свое внимание на подготовке к прорыву неприятельской обороны, оно не продумало мероприятий по его развитию. [308] Следствием этого была плохая организация управления войсками после прорыва. Резервы вводились в бой разрозненно, небольшими подразделениями. Войска оказались не обученными вести бой в глубине расположения противника. Успех соседа для обхода укрепленных узлов сопротивления не использовался. Должного взаимодействия артиллерии с пехотой организовано не было.

В ходе операции вскрылось истинное состояние царской армии. Давно назревавшее среди солдатских масс недовольство войной вылилось в открытые революционные выступления. Наиболее широкий размах они получили в сибирских частях, считавшихся самыми дисциплинированными и боеспособными. На настроение соединений Северного фронта, в частности 12-й, армии, существенное влияние оказывала близость к Петрограду и таким центрам революционного движения, как Рига и Двинск. Генерал Рузский отмечал, что «Рига и Двинск — несчастье Северного фронта, особенно Рига. Это два распропагандированных гнезда»{98}. Это подтверждал и генерал Брусилов, главнокомандующий [309] Юго-Западным фронтом. Он говорил, что направленный в его распоряжение 7-й Сибирский корпус «прибыл из Рижского района совершенно распропагандированным, люди отказывались идти в атаку; были случаи возмущения, одного ротного командира подняли на штыки...»{99}. Армия не хотела больше воевать. Из главного оплота царизма она превращалась в революционную силу.

Июньское наступление

Вопрос об организации крупного наступления на русском фронте, предусмотренного общим планом союзников, встал перед Временным правительством и верховным главнокомандованием уже в первые дни после Февральской революции. 9 (22) и 12 (25) марта М. В. Алексеев представил военному министру два доклада, в которых изложил тяжелое положение армий и высказал мысль о невозможности в ближайшее время вести наступательные действия, предусмотренные решениями конференций в Шантильи и Петрограде. «Мы приняли на этих конференциях известные обязательства, — писал он, — и теперь дело сводится к тому, чтобы с меньшей потерей нашего достоинства перед союзниками или отсрочить принятые обязательства, или совсем уклониться от исполнения их... Сила обстоятельств приводит нас к выводу, что в ближайшие 4 месяца наши армии должны бы сидеть спокойно, не предпринимая решительной, широкого масштаба операции...»{100}

18 (31) марта в Ставке было проведено совещание представителей центральных управлений Военного министерства. Его участники пришли к выводу, что русская армия не сможет начать наступление в намеченный срок, т. е. во второй половине апреля. Они отмечали упадок дисциплины в войсках, расстройство железнодорожного транспорта и связанные с этим нарушения снабжения армии всем необходимым, нехватку продовольствия, невозможность отправки на фронт пополнений в ближайшее время вследствие неблагонадежности запасных частей. Было высказано мнение об отказе от весеннего наступления и переходе к обороне. В постановлении совещания было сказано: «Приводить ныне в исполнение намеченные весной активные операции недопустимо... Надо, чтобы правительство все это совершенно определенно и ясно сообщило нашим союзникам, указав на то, что мы теперь не можем выполнить обязательства, принятые на конференциях в Шантильи и Петрограде»{101}.

Ставка решила запросить мнение главнокомандующих фронтами по данному вопросу. Главнокомандующие Западным и Юго-Западным фронтами были сторонниками скорейшего перехода [310] в наступление, ибо чем быстрее войска будут втянуты в боевую работу, «тем они скорее отвлекутся от политических увлечений»{102}. В ответе главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта А. А. Брусилова говорилось: «... На военном совете всех командиров фронта под моим председательством единогласно решено: 1) армии желают и могут наступать, 2) наступление вполне возможно. Это наша обязанность перед союзниками, перед Россией и перед всем миром»{103}. Только главнокомандующий Северным фронтом Н. В. Рузский считал необходимым «отказаться в ближайшие месяцы от выполнения наступательных операций и сосредоточить все усилия на подготовке к упорной обороне»{104}.

Под влиянием соображений большинства главнокомандующих фронтами пересмотрел свои взгляды и Алексеев. 30 марта (12 апреля) он подписал директиву № 2647 о подготовке наступления на русском фронте. «Учитывая настоящую обстановку и наши обязательства перед союзниками, принимая во внимание общее состояние армии и ее снабжений, я решил сохранить общую идею плана и при благоприятных условиях, по возможности, в первых числах мая произвести ряд наступательных действий»{105}. Направления главных ударов назначались: для Юго-Западного фронта — примерно прежние, для Западного фронта — на Вильно и для Северного фронта, если обстоятельства позволят ему перейти в наступление, — на Митаву. Кавказскому фронту ставилась задача удерживать свое положение. Черноморский флот должен был быть готовым оказать полное содействие возможным операциям Румынского фронта на Нижнем Дунае и в Добрудже, а Балтийский флот — скорее восстановить свою боеспособность. Директива особо подчеркивала, что при выполнении задач главнокомандующие обязаны были рассчитывать только на те силы, которыми они располагали{106}.

В письме Гучкову, мотивируя принятое решение, Алексеев отмечал: «Как бы ни были мы бедны в настоящее время средствами, все же выгоднее наступать, даже без полной уверенности в успехе, чем перейти к опасной обороне и обречь себя на необходимость подчиняться решениям противника. Расстройство армии и ее снабжений окажет свое вредное влияние нисколько не [312] в меньшей, мере при обороне, чем при активной операции»{107}. Он утверждал, что рассчитывать на успех обороны нельзя, ибо растянутый на 1650 верст русский стратегический фронт не допускал везде иметь сильные резервы. Противник всегда мог собрать более крупную ударную группировку и добиться победы раньше, чем подоспели бы резервы для оказания ему сопротивления. «Отсюда вывод: как ни тяжело наше положение, нам нужно начать весеннюю кампанию наступлением, что отвечает и настойчивым желаниям союзников»{108}.

Принимая в марте решение о переходе в наступление на русском фронте, Ставка еще руководствовалась стратегическими соображениями. В апреле — мае положение круто изменилось. На первое место стали выдвигаться мотивы политического порядка, задачи борьбы с нараставшим в стране революционным движением. Об этом красноречиво говорят материалы совещания главнокомандующих фронтами, которое состоялось 1 (14) мая в Ставке верховного главнокомандующего{109}. На нем было подробно обсуждено положение в армии. Участники совещания отмечали падение дисциплины, рост революционных настроений, стремление солдатских масс к миру во что бы то ни стало. Они пришли к выводу о необходимости перехода в наступление на русском фронте, видя в этом единственное средство «спасения армии и России», восстановления пошатнувшегося авторитета у союзников{110}. Считалось, что наступление лучше всего провести в июне, поскольку в мае, как было намечено ранее, его осуществить нельзя ввиду неготовности армии.

Смысл намеченного наступления глубоко раскрыл В. И. Ленин. «Вопрос о наступлении, — писал он, — вовсе не как стратегический вопрос поставлен жизнью сейчас, а как политический, как вопрос перелома всей русской революции»{111}. И далее: «Наступление, при всех возможных исходах его с военной точки зрения, означает политически укрепление духа империализма, настроений империализма, увлечения империализмом, укрепление старого, не смененного, командного состава армии... укрепление основных позиций контрреволюции»{112}.

Началась усиленная подготовка к наступлению. Важно было морально подготовить к нему войска. Агитаторы Временного правительства разъезжали по фронтам, призывая солдат идти в наступление. Но солдаты отказывались воевать{113}. Верховный [313] главнокомандующий А. А. Брусилов получал с фронтов информацию о тревожном положении в войсках{114}. Это не давало возможности рассчитывать на успех операции. 25 июня (8 июля) Брусилов телеграфировал Керенскому о перенесении сроков наступления: на Северном фронте — на 5 (18) июля, на Западном фронте — не позднее 3 (16) июля. Причиной отсрочки наступления, как говорилось в телеграмме, «является нежелание войск наступать»{115}.

Временное правительство сумело путем обмана солдатских масс начать наступление. Меньшевики и эсеры помогли буржуазии внушить войскам, будто это наступление диктовалось интересами революции. В. И. Ленин писал, что «свою задачу правительство могло выполнить лишь потому, что ему поверила, за ним пошла армия. Пошла на смерть, веря, что жертвы ее приносятся во имя свободы, во имя революции, во имя скорейшего мира»{116}.

16 (29) июня артиллерия Юго-Западного фронта открыла огонь по позициям австро-венгерских войск. 18 июня (1 июля) и атаку были брошены 11-я и 7-я армии. Большой успех выпал на долю войск 8-й русской армии, которая 23 июня (6 июля) прорвала оборону противника южнее Станислава{117}. 27 июня [314] (10 июля) она заняла Галич, 28 июня (11 июля) — Калуш. Ставка и штаб Юго-Западного фронта предприняли попытку использовать успех 8-й армии путем ее усиления за счет 7-й армии. Однако достаточно боеспособных частей для продолжения наступления не было. Из-за отказов войск выходить на позиции перегруппировка задерживалась. 6 (19) июля германское командование нанесло контрудар. Русские войска почти не оказывали противнику сопротивления. Они массами снимались с позиций и уходили в тыл. Отход прекратился 15 (28) июля на линии Броды, Збараж, Гржималов, Кимполунг.

На Северном, фронте 10 (23) июля перешла в наступление 5-я армия. Заняв первую линию окопов противника, солдаты отказались продвигаться дальше и вернулись на исходные позиции. Не лучше обстояло дело на Западном фронте, где 9 (22) июля развернула боевые действия 10-я армия. После исключительно эффективной артиллерийской подготовки ее войска двинулись в атаку, прошли церемониальным маршем две-три линии окопов противника, побывали на батареях его, принесли прицелы с орудий противника и... вернулись в свои окопы{118}.

Наступление Румынского фронта, начатое 7 (20) июля на фокшанском направлении силами 4-й и 6-й русских, 1-й и 2-й румынских армий, протекало успешно. Однако уже 12 (25) июля ввиду неблагоприятной обстановки на Юго-Западном фронте оно было прекращено по приказу Керенского{119}. В свою очередь 24 июля (6 августа) армии фельдмаршала Макензена контратаковали русские и румынские войска. Ожесточенные бои, стоившие германцам 47 тыс. убитыми и ранеными, закончились 30 июля (13 августа) их незначительным продвижением{120}.

Июньское наступление потерпело неудачу. Известия о поражениях на фронте усилили возмущение народа. Утром 3 (16) июля солдаты 1-го пулеметного полка в Петрограде выступили с требованием свержения Временного правительства вооруженным путем. 4 (17) июля в Петрограде состоялась грандиозная антивоенная демонстрация. От имени ее участников Центральному Исполнительному Комитету Советов, который заседал в Таврическом дворце, было передано требование о взятии власти в руки Советов.

Однако меньшевики и эсеры вступили в сговор с Временным правительством. Заблаговременно стянув в город верные себе войска, контрреволюция расстреляла демонстрантов и перешла к репрессиям. Главный удар она обрушила против большевиков.

После 4 (17) июля политическое положение в России переменилось [315] коренным образом. Как и предвидела партия большевиков, буржуазия использовала неудачу июньского наступления на русском фронте для расправы с революционным движением. Окончилось двоевластие. Вся полнота власти перешла в руки Временного правительства. Огромное влияние приобрели командные верхи армии. Ставка сотрудничала с правительством в деле борьбы с революцией. А. А. Брусилов как верховный главнокомандующий единолично, а иногда совместно с новым главой Временного правительства и военным министром А. Ф. Керенским [316] издавал приказы, направленные на ограничение демократических свобод в армии и на флоте{121}.

16 (29) июля в Ставке состоялось совещание с участием Керенского, Савинкова, Брусилова, Алексеева, Деникина, Клембовского, Рузского и др. В целях борьбы с революцией совещание потребовало полноты власти для командования, отмены «Декларации прав солдата», упразднения комиссаров и комитетов, создания карательных частей, введения смертной казни и военных судов в тылу, «изъятия политики из армии», «восстановления дисциплины». Обсуждался также план вывода революционных войск из Петрограда в количестве до 80-90 тыс. солдат{122}.

Революционные события все более и более нарастали. Временное правительство намеревалось установить в стране режим открытой военной диктатуры. Предполагалось выдвинуть на пост диктатора популярного генерала Брусилова, чтобы с его помощью подавить надвигавшуюся социалистическую революцию. Однако хотя кандидат и отрицательно относился к пролетарской революции, но был решительным противником каких-либо авантюр, которые могли бы привести к ненужным жертвам. Генерал с такими настроениями не мог больше отвечать требованиям реакционных кругов буржуазии. Временное правительство поспешило избавиться от него. Телеграммой Керенского от 18 (31) июля 1917 г. А. А. Брусилов освобождался от должности верховного главнокомандующего и отзывался в Петербург. На его место был назначен реакционный генерал Корнилов{123}.

Рижская операция

Задачи борьбы с революционным движением Временное правительство и Верховное главнокомандование преследовали и в Рижской операции — последней операции первой мировой войны на русском фронте. В районе Риги оборонялась 12-я армия Северного фронта, в которой влияние большевиков было особенно велико. В середине августа штаб армии при содействии эсеров и меньшевиков армейского комитета предпринял попытку вооруженной расправы с большевистски настроенными полками. Но она провалилась{124}. Учитывая рост влияния большевиков в армии, контрреволюция форсировала свое решение о сдаче немцам рижского плацдарма и Риги, готовясь свалить вину за это на большевиков и революционных солдат. Однако именно большевики решительно выступали против оставления Риги и рижских позиций. Они принимали все возможные меры к предотвращению прорыва фронта [317] на дальних подступах к революционному Петрограду{125}. В тревожной обстановке лета 1917 г. поражение русской армии на фронте было бы и поражением революции, поражением Советов. В. И. Ленин разоблачил замыслы буржуазии, вскрыл классовую сущность этой провокации. «...Помещики и буржуазия, с партией к.д. во главе, и стоящие на их стороне генералы и офицеры, — писал он, — сорганизовались, они готовы совершить и совершают самые неслыханные преступления, отдать Ригу (а затем и Петроград) немцам, открыть им фронт, отдать под расстрел большевистские полки... — все это ради того, чтобы захватить всю власть в руки буржуазии, чтобы укрепить власть помещиков в деревне, чтобы залить страну кровью рабочих и крестьян»{126}.

В состав 12-й армии входили 13-й, 43-й и 21-й армейские, 6-й, 2-й Сибирские корпуса и две латышские стрелковые бригады. Численность этих войск достигала 161 тыс. солдат и офицеров при 1149 орудиях{127}. Этих сил было вполне достаточно для успешного ведения оборонительной операции, тем более что подготовка германского наступления не являлась секретом для русского командования. Тем не менее для отражения наступления противника ничего существенного сделано не было. Наоборот, реакционный генералитет сделал все, чтобы облегчить немцам захват Риги. Еще 14 (27) июля по приказу главнокомандующего Северным фронтом В. Н. Клембовского на левом берегу Западной Двины без боя был сдан удерживавшийся в течение двух лет Икскюльский плацдарм. В Приморском районе в начале августа части 6-го Сибирского корпуса были отведены на 12-15 км и расположились на так называемой франкендорфской позиции{128-129}.

Русскому командованию было известно заранее не только место, но и время немецкой атаки. По свидетельству комиссара Северного фронта В. Б. Станкевича, накануне германского наступления от перебежчика (эльзасца) стало известно о приготовлениях противника «с такими подробностями, что штаб армии еще накануне послал предупреждение войскам быть готовыми к тому, что ночью противник начнет артиллерийский обстрел для того, чтобы утром перейти в наступление»{130}. Войска предупреждались о возможности химического нападения. Однако, как показал весь последующий ход событий, столь благоприятные возможности для отражения германского наступления не были использованы.

Идея проведения операции с целью овладения Ригой — важным политическим и административным центром Прибалтики — [318] уже давно созревала у германского командования. «Мы уже в 1915 и 1916 гг., — признавался Гинденбург, — строили планы о том, как мы прорвем эту позицию»{131}. Выбор направления удара у Риги диктовался не столько военными, сколько политическими соображениями. По мнению Гинденбурга, наступление на этом участке Восточного фронта вызвало бы «в России большое беспокойство за участь Петербурга...»{132}.

Для проведения Рижской наступательной операции привлекалась 8-я германская армия генерала Гутьера в составе трех корпусов, в которых насчитывались 11 пехотных и 2 кавалерийские дивизии. Прорыв русского фронта предполагалось осуществить на узком участке севернее ст. Икскюль с форсированием Западной Двины. В дальнейшем имелось в виду, прорвав оборону русских на восточном берегу, развивать наступление в направлении Икскюль, Реденпойс, Хинценберг с задачей окружить и уничтожить в районе Риги основные силы 12-й русской армии. Главный удар наносился тремя дивизиями: 19-й резервной, 14-й баварской и 2-й гвардейской{133}. Огневую поддержку наступающим соединениям должна была оказывать артиллерийская группа под командованием одного из лучших германских артиллеристов — подполковника Г. Брухмюллера. В составе этой группы насчитывалось 170 батарей (свыше 600 орудий) и 230 минометов. Наступлению предшествовала тщательная предварительная подготовка. Был выпущен ряд приказов, обобщавших опыт прорыва обороны противника в условиях позиционной войны. Артподготовку предусматривалось провести путем организации внезапного массированного огневого удара, осуществляемого по заранее подготовленным данным на всю тактическую глубину обороны. В первые часы артподготовки стрельба должна была вестись химическими снарядами, имея своей целью не уничтожение, а лишь нейтрализацию русской артиллерии{134}.

После оставления икскюльского предмостного укрепления и отхода 6-го Сибирского корпуса на франкендорфские позиции войска 12-й армии располагались в следующей группировке: на побережье Рижского залива оборону занимали части 13-го армейского корпуса; Рижский плацдарм обороняли 6-й и 2-й Сибирские корпуса; на восточном берегу Западной Двины оборону занимали 43-й и 21-й армейские корпуса.

На наиболее угрожаемом участке находился 43-й корпус генерала В. Г. Болдырева в составе трех дивизий и Латышской стрелковой бригады. Икскюльский участок — от острова Дален до устья р. Огер (19 км) — обороняла 186-я пехотная дивизия. В свой резерв командующий 12-й армией генерал Д. П. Парский [319] выделил четыре пехотные дивизии, две латышские бригады и одну кавалерийскую дивизию{135}. Эти войска располагались в основном в тылу 43-го корпуса. В резерве главнокомандующего фронтом в полосе 12-й армии находились две пехотные дивизии и одна бригада.

Русские оборонительные позиции на участке германского наступления состояли из двух укрепленных полос. Первая полоса пролегала вдоль берега Западной Двины, а вторая — по р. Малый Егель на удалении 3-4 км от первой. В тылу, по р. Большой Егель, подготавливалась третья оборонительная полоса.

В 4 часа утра 19 августа (1 сентября) германская артиллерия открыла массированный огонь химическими снарядами по русским оборонительным позициям в районе Икскюля. В 6 часов началась стрельба по первой укрепленной полосе. Ураганный огонь германской артиллерии дал свои результаты: оборона 186-й пехотной дивизии была расстроена, а русские батареи подавлены. В 9 часов началась атака германцев{136}. Вторая гвардейская дивизия, быстро форсировав Западную Двину, вклинилась в оборону 186-й пехотной дивизии, однако сразу расширить захваченный плацдарм ей не удалось. Попытка 14-й баварской дивизии переправиться в полосе 21-го армейского корпуса у Огера окончилась неудачей. Русские полки оказывали достаточно упорное сопротивление и неоднократно переходили в контратаки. Но сбросить противника в реку им не удалось. Причиной являлся неодновременный ввод в бой частей и соединений. Начальник штаба 5-й армии генерал А. А. Свечин, анализируя причины неудачи 12-й армии, пришел к такому заключению: «...введение резервов в бой по полкам и бригадам... Отсутствие плана, решимости, разброска и растяжка сил — вот главные черты стратегии Северного фронта»{137}. Сказывались и преступные действия отдельных начальников. Так, командир 33-й пехотной дивизии генерал Скалон в критическую минуту боя не выполнил своевременно приказа командира 43-го корпуса генерала В. Г. Болдырева о наступлении против переправившихся немцев.

20 августа (2 сентября) германцы неожиданно атаковали 6-й Сибирский корпус и вынудили его отойти на тыловую позицию, где продвижение немцев было приостановлено. Наступление 2-й гвардейской дивизии встретило стойкое сопротивление латышских полков. В упорных боях в районе Рекетынь на р. Малый Егель, где пролегала вторая русская оборонительная позиция, немцы были остановлены 2-й латышской стрелковой бригадой{138-139}. [320] Стойкость латышских стрелков позволила избежать окружения правофланговым 6-му и 2-му Сибирским корпусам. Замысел германского командования окружить и уничтожить 12-ю армию потерпел крах. Ригу еще можно было удержать. Но русское командование, не исчерпав полностью всех своих возможностей, приказало оставить рубеж обороны по р. Малый Егель и отходить на третью позицию. Во исполнение директивы Корнилова командующий 12-й армией отдал приказ об отступлении к Вендену{140}. В ночь на 21 августа (3 сентября) русские войска оставили Ригу и Усть-Двинск.

В течение 21-24 августа (3-6 сентября) 12-я армия отходила к Вендену, теряя артиллерию и военное имущество. Однако [321] немцы держались пассивно. Их кавалерия и пехота преследовали довольно слабо. Это объяснялось тем, что после занятия Риги германское командование вынуждено было перебросить часть дивизий 8-й армии на Западный фронт и в Италию{141}. В противном случае ничто бы не заставило его отказаться от похода на Петроград{142}.

К 24 августа (6 сентября) соединения 12-й армии достигли Венденской позиции, где остановились на линии устья р. Петерупе, Ратнек, Юргенсбург, Конкенгузен. Русские войска оторвались от противника, потеряв с ним всякое соприкосновение 27 августа (9 сентября). Высланные от 12-й армии авангарды, продвинувшись на 10-15 км, выдвинулись на рубеж устье р. Лиелупе, Хинценберг, Лембург, Сунцель, Лейскали{143}.

Рижская операция 1917 г. окончилась неудачей русских войск. Потери 12-й армии составили 25 тыс. человек, из них до 15 тыс. пленными и пропавшими без вести. Противник захватил 273 орудия, 256 пулеметов, 185 бомбометов, 48 минометов и много другого военного имущества{144}. Хотя потери русских войск и были значительны, но гораздо меньше, чем того ожидали немцы{145}. Однако и замысел германского командования по окружению и уничтожению основных сил 12-й армии был сорван. Главную роль в этом сыграла стойкость русских войск в оборонительных боях. Немалое значение имело то обстоятельство, что русское командование было заранее хорошо осведомлено о намерениях противника и сумело провести необходимую подготовку к отражению наступления. Как писал Зайончковский, это была «редкая в летописях военной истории операция, в которой мы могли по полученным сведениям почти с математической точностью определить не только место нанесения ударов, но и время»{146}.

В стратегическом отношении наступление у Риги не оказало существенного влияния на ход войны. Единственным его результатом было распыление германских сил{147}. Зато политическое значение Рижской операции в России было велико. Наступление германцев у Риги верховный главнокомандующий Корнилов использовал для открытого выступления против революции. Немедленно вслед за падением Риги он двинул с фронта 3-й конный корпус на Петроград. По призыву большевистской партии революционные массы рабочих и солдат поднялись на борьбу с мятежом [322] Корнилова. В считанные дни мятеж был подавлен. Влияние партии большевиков резко возросло. Наоборот, доверие в армии к командным верхам и правительству упало. «Восстание Корнилова вполне вскрыло тот факт, — отмечал В. И. Ленин, — что армия, вся армия ненавидит ставку»{148}. Теперь процесс большевизации армии чрезвычайно усилился и продолжался вплоть до Октябрьского вооруженного восстания.

Великая Октябрьская Социалистическая революция и выход России из войны

25 октября (7 ноября) 1917 г. в результате вооруженного восстания рабочих и крестьян, солдат и матросов в России победила Великая Октябрьская социалистическая революция. Организатором и вдохновителем Октябрьской революции была большевистская партия и ее гениальный вождь Владимир Ильич Ленин. Впервые в истории трудящиеся, свергнув власть помещиков и капиталистов, установили диктатуру пролетариата, создали государство нового типа — социалистическую Республику Советов. Октябрьская революция оказала глубочайшее воздействие на весь последующий ход мировой истории, открыла эпоху всеобщего революционного обновления мира — эпоху перехода от капитализма к социализму.

Победа Великой Октябрьской социалистической революции вырвала Россию из пучины мировой войны. «...Первым декретом Советской власти был Декрет о мире; страна была спасена от национальной катастрофы, на которую ее обрекли правящие классы. Народы России были избавлены от угрозы порабощения иностранным капиталом»{149}.

Декрет о мире явился первым внешнеполитическим актом социалистического государства. Его строки гласили: «Рабочее и Крестьянское правительство... предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире». Декрет подчеркивал, что «справедливым или демократическим миром... правительство считает немедленный мир без аннексий (т. е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций». Он перед всем миром разоблачал истинный характер империалистической войны. Заклеймив ее «величайшим преступлением против человечества», Советское правительство декларировало «решимость немедленно подписать условия мира, прекращающего эту войну на указанных, равно справедливых для всех без изъятия народностей условиях»{150}. Однако Советское [323] правительство не отказывалось от рассмотрения всяких других условий мира, если бы они были предложены одной из воюющих держав.

Одной из особенностей Декрета о мире было то, что он был обращен не только к правительствам, но и к народам воюющих стран. Через головы империалистических правительств Советское правительство особо обратилось к сознательным рабочим Англии, Франции и Германии с призывом помочь «успешно довести до конца дело мира»{151}.

Декрет предлагал немедленно заключить трехмесячное перемирие, чтобы за это время завершить переговоры о мире. Одновременно Советское правительство обратилось с нотой к правительствам Англии, Франции, США, Италии, Сербии и Бельгии, в которой предлагало рассматривать Декрет о мире как формальное предложение заключить перемирие на всех фронтах и немедленно приступить к мирным переговорам. 28 октября (10 ноября) ноты аналогичного содержания через нейтральные страны были направлены державам Четверного союза{152}.

Однако правительства Антанты оказались глухи к призывам Советской России. Надеясь на скорое падение большевиков, правящие круги США, Англии, Франции и Италии решили саботировать советские предложения. Наиболее дальновидные из представителей этих кругов не могли не понимать, что заключение мира в огромной степени будет способствовать сохранению и упрочению завоеваний русской революции. Наиболее четко эту мысль выразил британский премьер Д. Ллойд Джордж.

«Вопрос о том, окажет ли русская революция такое же влияние, как французская, или ее влияние на судьбы всего человечества будет еще больше, зависит от одного. Это будет зависеть от того, сумеют ли вожди революции продолжить свое движение на путях мирного развития или же энергия революции не будет израсходована, и она будет отклонена от своей цели войной. Если Россия не будет вовлечена в войну, то революция станет одним из величайших факторов, определяющих судьбы народных масс во всех странах, которые когда-либо пришлось наблюдать или испытывать человечеству»{153}. Именно поэтому Антанта всеми возможными средствами, вплоть до откровенного вмешательства во внутренние дела Советской Республики, поддерживала силы внутренней контрреволюции, всецело стоявшей за продолжение войны.

Антанта была заинтересована в продолжении войны Россией и с чисто военной точки зрения, поскольку русский фронт отвлекал значительные германские силы с Запада. Чем была для союзников Россия, красноречиво свидетельствует признание У. [324] Черчилля, английского министра военного снабжения: «... несмотря на страшные поражения и невероятное количество убитых, Россия оставалась верным и могущественным союзником. В течение почти трех лет она задерживала на своих фронтах больше половины всех неприятельских дивизий и в этой борьбе потеряла убитыми больше, чем все прочие союзники, взятые вместе»{154}. Даже к 1 декабря 1917 г. русский фронт все еще привлекал к себе 74 германские дивизии, составлявшие 31% всех германских сил{155}. Естественно, выход России из войны повлек бы немедленную переброску этих дивизий против союзников. Последнее ставило исход войны под сомнение.

В силу вышеназванных причин держаны Антанты на протяжении всего периода борьбы Советского правительства за мир придерживались политики замалчивания советских мирных предложений. В своей борьбе за предотвращение выхода России из войны союзники поддержали Ставку во главе с верховным главнокомандующим H. Н. Духониным{156}. Ставка русской армии, находившаяся в Могилеве, стала в те дни центром, куда стекались различные контрреволюционные элементы — от кадетов до меньшевиков. Лидеры эсеро-меньшевистских партий под защитой Ставки попытались даже образовать «общесоциалистическое» правительство во главе с эсером В. М. Черновым. Вся эта контрреволюционная возня вдохновлялась и активно поддерживалась официальными дипломатическими представителями США, Англии и Франции.

Так как мирная инициатива Советского правительства не была принята державами Антанты, оно вынуждено было пойти на мирные переговоры с Четверным союзом. 7 (20) ноября 1917 г. Совнарком специальной телеграммой поручил генералу Духонину «обратиться к военным властям неприятельских армий с предложением немедленного приостановления военных действий в целях открытия мирных переговоров». Далее указывалось: «Возлагая на вас ведение этих предварительных переговоров, Совет Народных Комиссаров приказывает вам: 1) непрерывно докладывать Совету по прямому проводу о ходе ваших переговоров с представителями неприятельских армий; 2) подписать акт перемирия только с предварительного согласия Совета Народных Комиссаров»{157}. Однако Духонин саботировал выполнение этого приказа Совнаркома. В течение суток он не предпринял ничего для его исполнения. Не получив ответа от Духонина, В. И. Ленин, [325] И. В. Сталин и Н. В. Крыленко в ночь на 9 (22) ноября вызвали его к прямому проводу.

В ходе телеграфных переговоров Духонин попытался уклониться от ответа по существу содержания телеграммы народных комиссаров. Когда же от него ультимативно потребовали дать точный ответ, намерен ли он исполнить предписание Советского правительства, главковерх ответил отрицательно{158}.

Ввиду отказа верховного главнокомандующего подчиниться Советскому правительству В. И. Ленин и находившиеся вместе с ним у прямого провода народные комиссары И. В. Сталин и Н. В. Крыленко немедленно передали в Ставку приказ: «Именем правительства Российской республики, по поручению Совета Народных Комиссаров, мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неповиновение предписаниям правительства и за поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся массам всех стран и в особенности армиям»{159}. Этим же приказом верховным главнокомандующим назначался народный комиссар по военным делам прапорщик Крыленко. Впредь до его прибытия в Ставку Духонину предписывалось «продолжать ведение дела»{160}.

В связи с отказом Духонина вступить в переговоры о перемирии с австро-германским блоком В. И. Ленин через головы контрреволюционного генералитета обратился непосредственно к солдатам с призывом взять в свои руки дело мира. Днем 9 (22) ноября по радио было передано обращение за подписью Ленина и Крыленко ко «всем полковым, дивизионным, корпусным, армейским и другим комитетам, всем солдатам революционной армии и матросам революционного флота»{161}. Обращение информировало армию и флот об отказе Духонина приступить к переговорам о перемирии и о смещении его с поста верховного главнокомандующего. В обращении говорилось: «Солдаты! Дело мира в ваших руках. Вы не дадите контрреволюционным генералам сорвать великое дело мира... Пусть полки, стоящие на позициях, выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем. Совет Народных Комиссаров дает вам права на это»{162}. Подписание окончательного договора о перемирии Совнарком оставлял за собой.

Обращение В. И. Ленина к солдатам сыграло выдающуюся роль в борьбе за дело мира. Повсюду солдатские массы активно включались в борьбу за немедленное прекращение войны. Вслед за ленинским обращением началось заключение так называемых солдатских миров. На всем протяжении огромного Восточного фронта отдельные дивизии, корпуса, армии и даже фронты посылали парламентеров за разделяющую воюющие стороны колючую [326] проволоку с целью заключить перемирие с противостоящей частью противника. В течение нескольких дней заключение локальных перемирий приняло широкий размах{163}. Фактически военные действия были прекращены до заключения общего перемирия в начале декабря 1917 г.

Представители Антанты выступили против ведения Россией мирных переговоров. 10 (23) ноября начальники союзных военных миссий, аккредитованные при русской Ставке, по указанию своих правительств направили на имя уже смещенного Духонина протест против нарушения договора от 23 августа (5 сентября) 1914 г. Согласно этому договору «союзники, включая Россию, торжественно согласились не заключать сепаратного перемирия и не прекращать военных действий». Представители Антанты требовали от России соблюдения взятых на себя царским и Временным правительствами обязательств. В заключение они угрожали, «что всякое нарушение этого договора Россией повлечет за собою самые серьезные последствия»{164}. Это было грубым вмешательством во внутренние дела Советской России. Одновременно империалисты Антанты попытались этим демаршем поддержать Духонина в его противодействии мирным переговорам. Но Духонин уже никого не представлял. Советское правительство объявило его вне закона. Для занятия Ставки в Петрограде был сформирован специальный отряд из моряков-балтийцев, солдат Литовского полка и рабочих-красногвардейцев{165}. 20 ноября (3 декабря) Ставка была занята прибывшим из Петрограда революционным отрядом во главе с Н. В. Крыленко. Духонин был арестован, однако возмущение его антисоветскими акциями было столь велико, что он стал жертвой самосуда солдатских масс.

Так оказалась битой последняя карта внутренней и международной контрреволюции. Переход в руки Советского правительства верховной военной власти устранил последнее препятствие к достижению перемирия с австро-германским блоком.

В то время как державы Антанты замалчивали мирную инициативу Советского правительства и открыто встали на путь борьбы с мирной политикой Советской России, по-иному вел себя Четверной союз. И Германия, и Австро-Венгрия, не говоря уже о Болгарии и Турции, были в значительной степени истощены войной. Война в сильнейшей степени подорвала экономику Германии. В стране не хватало стратегического сырья. Промышленность работала с максимальным перенапряжением сил. Наконец, англо-французская блокада поставила страну на грань голода. В этой обстановке все более и более ширилось недовольство войной. [327] Измученные войной народные массы жаждали мира. С каждым днем в Германии усиливалось революционное движение. Волнения проникали в армию и на флот. Под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции в стране прокатилась волна стачек и демонстраций, участники которых требовали мира. В Германии явно назревал революционный кризис.

Еще хуже было экономическое и внутриполитическое положение в Австро-Венгрии. Она испытывала громадные продовольственные затруднения. Доведенное до разрухи в результате трех лет империалистической войны народное хозяйство страны оказалось на пороге экономического краха. Все это вместе взятое небывало усилило революционное брожение среди трудящихся масс. В стране развернулось широкое движение солидарности с русской революцией. В Вене, Будапеште и других городах Габсбургской империи проходили массовые собрания и демонстрации рабочих под лозунгом признания Советского правительства, немедленного заключения перемирия и начала переговоров о всеобщем мире{166}. Двуединая монархия держалась теперь только армией. Все это хорошо понимали правящие круги Австро-Венгрии. Было ясно, что четвертой военной зимы армия может уже не выдержать.

Конечно, империалисты Германии и Австро-Венгрии не менее империалистов Антанты ненавидели Советскую власть и революцию, но тяжелое экономическое и военно-политическое положение вынудило их согласиться на переговоры с Советской республикой. Заключив мир с Россией, Германия и Австро-Венгрия избавлялись от ведения войны на два фронта. Они смогли бы перебросить свои силы с Востока на Запад и сосредоточить там армию, превосходящую силы англо-французов, еще до сосредоточения крупных американских сил{167}.

Выражая царившие тогда в правящих кругах Германии и Австро-Венгрии настроения, О. Чернин, министр иностранных дел Австро-Венгрии, в ноябре 1917 г. прямо писал в одном из своих писем: «Для нашего спасения необходимо возможно скорее достигнуть мира; он немыслим без взятия Парижа, а для этого опять-таки необходимо очистить весь Восточный фронт»{168}.

Немаловажную роль имел и моральный эффект согласия Четверного союза на мирные переговоры. Он позволил бы, по мнению австро-германских империалистов, представить себя поборником мира и тем самым замедлить нараставшее революционное движение. Кроме того, для них заключение мира было очень важно и в экономическом отношении, так как позволяло разорвать блокаду Антанты. [328]

13 (26) ноября из Двинска верховный главнокомандующий Н. В. Крыленко направил парламентеров к немецкому командованию с поручением выяснить, согласно ли оно начать переговоры о перемирии. Русским парламентерам был вручен ответ главнокомандующего немецким Восточным фронтом принца Леопольда Баварского, в котором изъявлялось согласие вступить в переговоры с русским главковерхом Крыленко{169}. Двумя днями позднее рейхсканцлер Г. Гертлинг заявил в рейхстаге, что «в известных предложениях русского правительства могут быть усмотрены такие основы, которые дают возможность приступить к переговорам»{170}. «Я готов, — продолжал далее Гертлинг, — приступить к таким переговорам, как только русское правительство пришлет уполномоченных на то представителей»{171}.

Получив согласие Германии на ведение переговоров о перемирии, Советское правительство еще раз обратилось к правительствам и народам воюющих стран с предложением присоединиться к переговорам. «Русская армия и русский народ, — говорилось в обращении, переданном по радио 15 (28) ноября, — не могут и не хотят дальше ждать. 1 декабря мы приступаем к мирным переговорам. Если союзные народы не пришлют своих представителей, мы будем вести переговоры с немцами одни. Но если буржуазия союзных стран вынудит нас заключить сепаратный мир, ответственность падет целиком на нее»{172}. 17 (30) ноября Наркоминдел вновь обратился к дипломатическим представителям союзных стран с нотой, в которой доводил до их сведения о предстоящем открытии мирных переговоров и предлагал принять в них участие{173}. Но и эти обращения остались без ответа. В сложившихся условиях Советское правительство вынуждено было пойти на сепаратные переговоры с австро-германским блоком.

19 ноября (2 декабря) в Брест-Литовск, назначенный местом ведения переговоров, прибыла советская мирная делегация под председательством А. А. Иоффе. В ее состав входили Г. Я. Сокольников, А. А. Биценко, С. Д. Масловский-Мстиславский, Л. М. Карахан. Кроме того, членами делегации являлись представители трудящихся: рабочий Н. А. Обухов, крестьянин Р. Н. Сташков, солдат Н. К. Беляков, матрос Ф. В. Олич. В качестве военных консультантов в делегацию была включена группа офицеров и генералов, сочувственно относившихся к Советской власти{174}. Со стороны германо-австрийского блока в переговорах участвовали исключительно военные. Немецкую делегацию возглавлял [329] начальник штаба Восточного фронта генерал Гофман, австро-венгерскую — подполковник Покорный, болгарскую — полковник Ганчев, турецкую — генерал Зекки{175}.

20 ноября (3 декабря) в Брест-Литовске начались переговоры о перемирии с Германией и ее союзниками. На первом же заседании советская делегация предложила представителям германского блока обратиться к державам Антанты с предложением принять участие в переговорах о всеобщем перемирии. Однако генерал Гофман, сославшись на отсутствие полномочий на такое приглашение, отверг предложение советской делегации.

На заседании 21 ноября (4 декабря) советская делегация огласила свой проект перемирия. В основных пунктах он сводился к следующему: военные действия должны быть прекращены по всему фронту; демаркационная линия будет проходить вдоль существующих позиций; перемирие заключается сроком на шесть месяцев; германские войска должны очистить Моонзундский архипелаг; запрещаются всякие переброски германских войск с Восточного на Западный фронт. Особенно настойчиво советская делегация добивалась принятия пункта о запрещении перебрасывать войска с Восточного фронта на Западный. Встретив противодействие Германии в этом вопросе, советская делегация предложила прервать переговоры. Пока было подписано временное соглашение о прекращении военных действий сроком на 10 дней{176}. Переговоры возобновились 2 (15) декабря и в тот же день закончились заключением договора о перемирии между Россией, с одной стороны, и Четверным союзом — с другой. Оно устанавливалось с 4 (17) декабря 1917 г. по 1 (14) января 1918 г. Договаривающиеся стороны могли прервать перемирие, сделав об этом предупреждение за 7 дней, в противном случае перемирие автоматически продолжается, «пока одна из сторон не откажется от него с предупреждением за 7 дней»{177}. На огромном русском фронте впервые за три года кровопролитной войны смолкли орудийные залпы. Только что родившееся государство рабочих и крестьян сумело добиться крупного успеха в борьбе за мир и указало всем народам революционный путь выхода из империалистической бойни.

И. И. Ростунов

3. Операции на Западном фронте

Апрельское наступление

Подготовка к наступлению войск Антанты велась в соответствии с решением Петроградской конференции 1917 г. Переход в наступление определялся в срок с 1 апреля до 1 мая. Последняя [330] дата признавалась предельной всеми союзниками при условии, что «метеорологические условия не создадут непреодолимых обстоятельств»{178}. План наступления был составлен в соответствии с указаниями нового главнокомандующего французскими армиями генерала Нивеля. Он намечал отвлекающими атаками английских и французских армий на участках Аррас — Бапом и между Соммой и Уазой сковать германские силы, а на р. Эне между Реймсом и Суассоном осуществить прорыв германского фронта. При развитии прорыва предусматривалось окружить германские войска, находящиеся в нуайонском выступе. Замкнуть кольцо окружения предполагалось в районе Сен-Кантен, Гиз{179}.

Германское командование сознавало возможность перехода Антанты весной 1917 г. в наступление. Людендорф писал: «Таким путем Антанта, напирая на оба фланга нашего фронта, выдвинувшегося дугой внутрь Франции, оказывалась в выгодном положении для стратегического использования результатов своих атак»{180}.

Не имея сил для отражения наступления, а также учитывая трудность удержания разрушенных артиллерией позиций на р. Сомме, германское командование сочло за лучшее отвести свои войска на заранее подготовленную и хорошо укрепленную позицию Зигфрида, строительство которой началось еще в сентябре 1916 г.{181} Позиция, проходя по линии Аррас, Сен-Кантен, Ла-Фер на р. Эну, срезала Нуайонский выступ и выпрямляла фронт германской обороны. Это давало возможность высвободившимися войсками усилить важный центральный участок фронта и пополнить его резервы{182}.

4 февраля Вильгельм II отдал приказ об отходе германских войск на позицию Зигфрида. Отход имел кодовое название «Альберих» (имя хитрого гнома из «Саги о Нибелунгах»). С 9 февраля 1917 г. начали осуществляться мероприятия, предусмотренные планом: из района ухода германских войск предварительно вывозили произведения искусства, сокровища; большая часть населения, особенно работоспособного, эвакуировалась; местность опустошалась, сжигались мосты, деревни и сады, портились железные дороги. Людендорф не без основания заметил: «Нам пришлось примириться с тем, что Антанта опять стала нас называть «гуннами» за произведенные нами разрушения»{183}. После основательного опустошения района германская армия 16 марта [332] начала отход на позицию Зигфрида. Авиация германцев прикрывала отход, не давая противнику наблюдать за передвижениями войск{184}.

Позиция Зигфрида представляла собой солидную оборонительную систему. Она располагалась на удобной местности, изобилующей многочисленными высотами. На высотах были оборудованы хорошие наблюдательные пункты, прикрытые небольшими речками. Долины речек были удобны для организации перекрестного огня{185}. Германцы создали оборону глубиной до 15 км. Впереди главной полосы обороны находилась позиция охранения, прикрытая прочной сетью проволочного заграждения. Между ней и главной полосой на пространстве глубиной около 1 км были устроены многочисленные гнезда сопротивления — пулеметные точки, обнесенные колючей проволокой. Главная полоса обороны состояла из двух-трех линий траншей, отстоящих друг от друга на расстоянии 200-300 метров. На траншеях были оборудованы долговременные огневые точки и бетонированные блиндажи для укрытия живой силы. Многочисленные крытые ходы сообщения гарантировали безопасность движения из одной траншеи в другую{186}. Перед каждой линией траншей во всю длину были установлены проволочные заграждения шириной до 30 м. За главной полосой находилась промежуточная (вторая) полоса, состоящая также из двух-трех линий траншей, местами усиленных проволочными заграждениями{187}. Позади нее располагалась тыловая (третья) полоса, в некоторых местах еще не законченная. Для усиления обороны германцы использовали несколько неразрушенных французских фортов, занятых ими еще в 1914 г. и превращенных в мощные узлы сопротивления{188}.

Отход германской армии на эти позиции оставил перед союзниками полосу разрушенного, труднопроходимого для техники пространства. Он лишил их также возможности нанести удар с флангов по германским армиям, бывшим до отхода в Нуайонском выступе{189}.

В начале апреля 1917 г. на Западном фронте войска обеих воюющих сторон располагались следующим образом. Участок от Ньюпора до Ипра занимали 36-й французский корпус и бельгийская армия в составе 6 пехотных и 2 кавалерийских дивизий{190}. От Ипра до Руа оборонялись 5 английских армий (2-я, 1-я, 3-я, 5-я и 4-я), которые насчитывали 62 пехотные дивизии, 2 португальские пехотные дивизии и 5 английских кавалерийских [333] дивизий{191}. Французские силы состояли из трех групп армий: Северной (командующий Фош), группы армий Центра (командующий Петэн), Восточной (командующий Франше д'Эсперэ). Они включали девять армий: 3-ю, 1-ю, 5-ю, 6-ю, 10-ю, 4-ю, 2-ю, 7-ю и 8-ю, располагавшихся на линии Руа, Суассон, Реймс, Сен-Миель и далее до швейцарской границы. Всего во французских армиях насчитывалось 109 пехотных и 7 кавалерийских дивизий{192}. Таким образом, союзники имели 179 пехотных дивизий, общая численность которых определялась в 4 500 тыс. человек{193}.

Германские силы располагались так: от моря до Суассона находилась группа армий (4-я, 6-я, 2-я) кронпринца баварского Руппрехта; от Суассона до Вердена — группа армий (7-я, 1-я, 3-я) кронпринца германского; от Вердена до швейцарской границы — группа армий герцога Вюртембергского Альбрехта. Кроме того, в резерве верховного командования находилось 28 пехотных дивизий; 3 пехотные дивизии прибывали с Восточного фронта. Со стороны Центральных держав силы исчислялись в 151,5 пехотных дивизий{194}, а общая численность войск определялась в 2 700 тыс. человек{195}.

В техническом оснащении войск союзники также имели преимущество перед Центральными державами. Так, на вооружении французской армии в апреле 1917 г. было 6623 орудия легкой артиллерии, 4151 орудие большой и 333 орудия особой мощности. Английская армия имела 3150 орудий легкой артиллерии, 2500 большой и особой мощности; армия Бельгии — 400 орудий легкой артиллерии и 150 орудий большой и особой мощности; португальские дивизии — 36 орудий легкой артиллерии. Германская армия располагала 6185 орудиями легкой артиллерии, 4820 орудиями большой и особой мощности{196}.

В результате отхода германцев на позицию Зигфрида изменилась обстановка. Намеченный союзниками план окружения противника в Нуайонском выступе был нарушен. Это вызвало перегруппировку англо-французских войск и перемену плана операции.

По новому плану главный удар наносился на сорокакилометровом участке между Суассоном и Реймсом в направлении на Ирсон силами вновь образованной резервной группы армий. В первом эшелоне находились 5-я и 6-я французские армии, во втором — 10-я армия, за ней готовилась 1-я армия, переброшенная из состава Северной группы. Справа, между Реймсом и рекой [334] Сюипп, намечалось наступление 4-й французской армий в направлении на Аттиньи. Слева, к югу от Сен-Кантена до Эрмиса в направлении к Ирсону, главный удар обеспечивался действиями 4-й английской и 3-й французской армий{197}.

На фронте южнее Живанши, в направлении на Дуэ и Камбре, 1-я, 3-я и 5-я английские армии наносили вспомогательный удар, который должен был предшествовать главному на 3-4 дня. По плану Нивеля они были предназначены для сковывания германских резервов, однако в случае прорыва должны были продвигаться в сторону Валансьена и Монса{198}.

Промежуток по времени между вспомогательным и главным ударом устанавливался для того, чтобы при успехе наступления англичан можно было отвлечь резервы противника от направления главного удара. Таким образом, планировались две как бы параллельные операции. Взаимодействие между двумя наступающими группировками по охвату противника, оборонявшегося на позиции Зигфрида, могло быть осуществлено только после выполнения первого этапа операций — прорыва главной полосы обороны противника.

Выбор Нивелем участка прорыва на главном направлении был не особенно удачен. Помимо очень сильных германских укреплений, местность представляла собой три ряда плоскогорий, расположенных параллельно один за другим, между которыми находились болота и долины. Французское командование понимало трудность осуществления прорыва на намеченном участке фронта. Однако генерал Нивель, делая ставку на неожиданность наступления, решил прорвать германскую оборону в ее наиболее укрепленных пунктах. При успешном развитии операции он рассчитывал легко сокрушить и остальные, по его мнению наиболее «уязвимые пункты»{199}. Уверенность Нивеля базировалась на привлечении к операции огромных сил и средств. Так, в наступающих в первом эшелоне на направлении главного удара 5-й и 6-й армиях насчитывалось свыше 30 пехотных дивизий, 1 кавалерийская дивизия и 2 русские бригады, поддерживаемые 3464 артиллерийскими орудиями разных калибров{200}. С учетом ввода второго эшелона, состоявшего из 1-й и 10-й французских армий, силы французов на этом направлении составили 59 пехотных, 7 кавалерийских дивизий, свыше 5000 орудий всех типов, 1000 самолетов и 200 танков{201}. Всего для проведения операции намечалось привлечь более 100 пехотных дивизий союзников и свыше 11 тыс. орудий всех типов и калибров. Германское командование на направлении главного удара французов [335] располагало 1-й и 7-й армиями в 27 пехотных дивизий, 2431 орудием и 640 самолетами{202}.

Ставка Нивеля на достижение внезапности не оправдалась. Германскому командованию удалось добыть сведения о направлении главного удара союзников. 4 апреля был взят в плен французский унтер-офицер, имевший при себе приказ, раскрывающий план операции{203}. Поэтому вспомогательный удар англичан не мог отвлечь внимание германцев от направления главного удара.

Операция по плану Нивеля началась 9 апреля в 5 часов 30 минут с нанесения вспомогательного удара, проводимого англичанами у Арраса на 20-километровом фронте южнее Живанши. Германцы на этом направлении имели 16 пехотных дивизий 6-й армии и 4 пехотные дивизии 2-й армии, поддерживаемых свыше 1000 орудий разных калибров{204}.

3-я английская армия имела 10 пехотных дивизий в первом эшелоне и 3 — во втором. Свыше 2800 орудий разного калибра (в том числе 989 тяжелых) и 300 самолетов поддерживали пехоту. 1-я и 5-я английские армии обеспечивали 3-ю армию с флангов. Всего в операции у Арраса со стороны англичан участвовало около 30 пехотных и 3 кавалерийские дивизий, 60 танков{205}. Танки были распределены по армиям: 1-я английская армия Хорна имела 8, 3-я армия Алленби — 40 и 5-я армия Гафа — 12 машин{206}.

Наступление английской пехоты поддерживалось огневым валом. Попытки германской пехоты контратаковать успеха не имели. В первый день наступления англичанам удалось овладеть первой оборонительной позицией, вклиниться в немецкую оборону и продвинуться до артиллерийских позиций на всем 20-километровом фронте, но развить успех они не смогли. Остановка наступления произошла из-за нарушения взаимодействия пехоты с артиллерией и танками. Артиллерия не поспевала за пехотой по изрытой воронками от снарядов местности. Пехота, оказавшись без поддержки артиллерии, становилась жертвой немецких пулеметов. Успех сопутствовал только канадским дивизиям, которые, умело взаимодействуя с артиллерией, 12 апреля захватили район Вимми{207}.

Танки и пехота, не имея опыта совместных действий, не оказали друг другу достаточной поддержки. 9 апреля английские [336] танки завязли у хребтов Вимми и оказались беспомощными на вязком грунте{208}. Однако необходимо отметить частичный успех трех экипажей английских танков из шести, действовавших у деревни Монши 11 апреля. Три танка (остальные потерпели аварию) заняли деревню без предварительной артиллерийской подготовки. Впервые на практике был сделан шаг к прорыву обороны противника новым видом оружия — танками{209}.

В последующие дни обстановка для англичан осложнилась начавшейся непогодой — дождями, метелями, наступившим похолоданием{210}. Они, медленно продвигаясь вперед, несли огромные потери. Не решило дела и наступление 4-й английской и 3-й французской армий в районе Сен-Кантена и Эрмиса. Бои приняли затяжной характер. Германские войска контратаками сдерживали натиск англичан, утрачивая лишь незначительные, по выражению Людендорфа, «клочки местности»{211}.

Наступлению основных сил французских армий на направлении главного удара предшествовала артиллерийская подготовка, проведенная с 7 по 12 апреля. Она имела целью разрушить неприятельскую оборону на всю глубину. Однако ненастная погода помешала авиации корректировать огонь артиллерии. Слаборазвитая сеть наблюдательных пунктов ограничивала возможность эффективного использования артиллерии. Это привело к тому, что артиллерийская подготовка не дала положительных результатов. Поэтому атаку германских позиций отложили до 16 апреля. Артиллерийская подготовка продолжалась, но снова неудачно. Огромное сосредоточение артиллерии, ее разнокалиберность привели к путанице в подвозе боеприпасов. Артиллерия стала получать снаряды не своего калибра{212}. Но наступление не было отменено.

16 апреля в 6 часов утра французская пехота 5-й и 6-й армий при поддержке огневого вала, двигавшегося со скоростью 100 м в 3 минуты{213}, пошла в атаку. Германские войска, предупрежденные длительной артиллерийской подготовкой противника, оставили первую позицию и отошли в зону недосягаемости артиллерийского огня, оставив впереди себя пулеметные огневые точки с расчетами в бетонных колпаках. Густые волны французов попали под убийственный заградительный огонь неподавленных пулеметов и артиллерии. Пехота 5-й французской армии, неся огромные потери, мужественно продолжала атаку. На высотах Краон 1-й армейский корпус даже овладел участком второй полосы, но был с большими потерями отброшен назад{214}. [337]

6-я армия оказалась в аналогичной ситуации. Сенегальская дивизия, попав под пулеметный огонь, непривычная к холоду, имея обмороженных, откатилась в тыл, ища спасения от пуль и непогоды{215}.

В бой ввели танки французов модели «Шнейдер». Они были предназначены для атаки тыловой (третьей) полосы германской обороты. 128 танков были сведены в два отряда: один отряд в составе 80 танков начинал свое продвижение к позициям германцев от Краона, другой отряд в составе 48 танков — западнее Краона{216}. Чтобы увеличить запас хода, снаружи на машинах дополнительно поместили бидоны с горючим. Отряд в 80 машин был встречен германской артиллерией. Бидоны с горючим [338] взрывались и превращали танки в двигающиеся факелы. 39 машин было уничтожено, командир отряда убит. Подобная участь постигла и второй отряд, обнаруженный германской авиацией. Германская артиллерия остановила его продвижение. Из 128 танков с поля боя благополучно вернулось с десяток{217}.

17 апреля атака была продолжена. 4-я французская армия в этот день сумела захватить возвышенность к югу от Моронвиллера. 5-й французской армии при поддержке вступившей в бой 10-й армии удалось 18 — 20 апреля овладеть склонами гребня Шмен-де-Дам. На этом кончился успех атакующих{218}, хотя англичане продолжали безрезультатные атаки германских позиций и в мае.

По настоянию правительства, извещенного об огромных потерях, операция Нивеля была прекращена. В «бойне Нивеля» французы потеряли только убитыми и ранеными 180 тыс. человек, англичане — 160 тыс.{219} Потери германской армии составили 163 тыс. человек, из них 29 тыс. пленными{220}.

Надежды Нивеля на прорыв германского фронта не оправдались. Союзникам не удалось организовать взаимодействие двух своих наступательных группировок. Несмотря на первоначальный успех английских армий на направлении вспомогательного удара, поставивший в критическое положение противника 9 — 12 апреля у Арраса{221}, германское командование, будучи осведомленным о замысле операции, с большим напряжением сдержало натиск англичан имеющимися в том районе силами. Оно умело использовало резервы. К 16 апреля из 52 дивизий резерва только 8 были направлены в район Арраса. 22 апреля в разгар боев на главном направлении германцы из резерва ввели 22 дивизии и в дальнейшем постепенно вводили остальные{222}. Это способствовало срыву наступления французских армий.

В тактическом отношении необходимо отметить отсутствие у союзников взаимодействия пехоты с артиллерией и танками. Артиллерия оказывала поддержку пехоте лишь в начале атаки, но не сопровождала ее во время боя в глубине обороны. Это вело к огромным потерям в живой силе. Танки действовали в отрыве от пехоты. Они не смогли успешно продвигаться через препятствия, будь то воронки от снарядов или траншеи. Низкие тактико-технические данные машин не позволяли им преодолевать вязкий, размокший грунт. Пехота не имела еще опыта ведения совместного боя с танками, которые к тому же были разбросаны по фронту. [339]

Последствием неудачной апрельской операции было открытое возмущение во французской армии. Генерал Нивель был смещен со своего поста и заменен Петэном. На последнего возлагалась задача усмирения французских солдат и восстановления боеспособности армии. Волна забастовок прошла на военных заводах Франции, в швейной промышленности, на стройках. В мае и июне бастовали рабочие металлургической промышленности. Рост движения выразился в организованном 1 мая митинге, самом большом с 1914 г.{223}

Во второй половине мая усилилось революционное движение в армии. Оно развивалось под лозунгами: «Да здравствует мир!», «Долой бойню!». Отдельные части отказывались идти в окопы, другие захватывали грузовики и поезда, чтобы отправиться в Париж. По примеру России создавались Советы. 30 мая солдаты [340] 36-го и 129-го полков двинулись на помощь рабочим, бастовавшим в Париже, но были встречены артиллерийским огнем{224}. Петэн с большой жестокостью подавлял волнения в армии. В июле был отдан приказ о введении смертной казни за отказ повиноваться.

Революционное движение охватило русские части. По договоренности с французским правительством Россия в 1916 г. направила на Западный фронт свои войска в составе 1-й и 3-й бригад. Русские солдаты зарекомендовали себя умелыми воинами. Попытки германцев сломить их морально-боевой дух не удались Частые атаки германской пехоты на позиции, занятые русскими, пресекались решительными штыковыми контратаками. Русские бригады участвовали в апрельском наступлении 1917 г. и проявили большое мужество.

Французский военный министр Пенлеве отмечал, что русские «храбро рубились под Бримоном»{225}. При штурме этого форта погибло 70% русских солдат. Всего в апрельской операции потери составили 5183 человека из 20 тыс. русских солдат, находившихся во Франции{226}. Провал наступления, огромные жертвы вызвали возмущение в среде русских солдат. Зная о революции в России, они потребовали возвращения на Родину: «Россия нуждается в нас. Хватит, дайте нам уехать».

16 июля военный министр Франции приказал навести железную дисциплину в русских частях. Девять пехотных рот, четыре пулеметных взвода, три артиллерийских взвода 75-мм пушек и три кавалерийских взвода были направлены против русских, которые в мае были отведены с фронта в лагерь Ля-Куртин{227}. Особенно революционно была настроена 1-я бригада, в которой вели работу члены РСДРП (б) и беспартийные, но политически развитые солдаты. Лагерь был окружен солдатами 3-й русской бригады, находившимися в первой линии. Во второй линии располагались французские войска, которым было приказано стрелять по восставшим, если первая линия откажется драться со своими русскими братьями{228}.

16 сентября в 10 часов был дан первый артиллерийский залп. В ответ восставшие запели «Марсельезу»{229}. Революционно настроенные солдаты 1-й бригады начали отстреливаться. 17 сентября они продолжали сопротивление, хотя две трети лагеря было занято. К 19 сентября французскому правительству удалось подавить восстание русских солдат. 110 человек было предано суду, остальные отправлены на Салоникский фронт{230}. Во время [341] усмирения отмечался факт «развращающего влияния мятежных солдат» на усмирителей{231}.

Только по настоянию Советского правительства русские солдаты впоследствии были возвращены на Родину{232}.

Операции англо-французов с ограниченными целями

После неудачи апрельского наступления союзники больше не предпринимали совместных крупных операций на Западном фронте. Английское командование решило действовать самостоятельно, поскольку генерал Петэн 2 июня ответил Хейгу, что ввиду плохого морального состояния французской армии она не сможет предпринять атак до конца июля{233}.

Главнокомандующий английской армии Хейг наметил силами английской армии произвести операцию у Мессии. Ее цель — срезать пятнадцатикилометровый выступ германцев, который вдавался дугой в участок фронта англичан, и тем самым улучшить свои позиции. Весьма важным для англичан было также захватить господствующие высоты в этом районе. У германцев на данном участке фронта было всего пять пехотных дивизий.

Местность была трудной для открытых атак. Болотистая почва, изрезанная сетью каналов, соединенных с реками, затрудняла снабжение армии англичан боеприпасами, пищей и водой, пригодной для питья{234}.

Англичане тщательно готовились к операции. В районе, избранном для нанесения удара, была создана почти заново сеть железных и грунтовых дорог, деревянных пешеходных мостков. Однако внезапность атаки позиций противника затруднялась, поскольку германцы с высот вели постоянное наблюдение за позициями англичан{235}.

Задачей 2-й английской армии было овладеть возвышенностью Мессин — Витсхае, захватить линии окопов Оставерн, тянувшихся с севера на юг. Три корпуса предназначались для атаки: 10-й, 9-й и 2-й Анзакский. Каждый из них имел три дивизии в первом эшелоне и одну в резерве. В полосе наступления было сосредоточено свыше 2200 орудий всех видов (в том числе 756 тяжелых), 300 аэропланов{236}, 76 танков новой марки «IV», 12 танков марки «I» и два грузовых танка{237}. [342]

Большие осложнения германскому командованию доставила прокладка англичанами туннелей, начиненных взрывчаткой, под мессинский гребень. Характер почвы, насыщенной водой, исключал у германцев мысль о минировании. Британские геологи, тщательно изучив структуру почвы атакуемого сектора, еще в 1916 г. начали подготовительные работы и за 15 месяцев заложили свыше 20 гигантских туннелей под вторым уровнем грунтовых вод в пласте голубой глины. Работы велись при помощи механизмов, применяемых при прокладке метрополитена. Вынутый грунт (голубая глина) тщательно маскировался, чтобы германские самолеты не обнаружили его. Галереи начинались в 300-400 ярдах (около 400 м) позади обороны англичан. Поскольку германские позиции находились на высотах, то галереи проходили под обороной германцев на глубине, доходящей до 25 — 36 м, а в некоторых местах — до 50 м. Галереи имели общую протяженность до 8 тыс. ярдов (7312 м). В них было заложено 600 т взрывчатки{238}.

Германцы все же смогли раскрыть намерения англичан. Но они ошибочно считали, что галереи проходили на глубине 60 футов (18,3 м){239}. Они сумели разрушить всего две минные галереи, а 22 остались нетронутыми.

28 мая началась артиллерийская подготовка, которая не прекращалась ни днем, ни ночью; иногда делались паузы, чтобы ввести германцев в заблуждение относительно начала атаки. 7 июня в 3 часа 10 минут утра был произведен взрыв 19 минных галерей (три минных заряда не сработали). Первая и частично вторая линии окопов германцев были разрушены. От взрыва гигантских мин (каждая весом в 23 т){240} образовались воронки диаметром около 140 ярдов (127,96 м){241}. Деморализованный противник не смог оказать сопротивления 2-й английской армии{242}, которая захватила в плен 7200 солдат и 145 офицеров, а также 294 пулемета и 94 окопные мортиры{243}.

Удачная операция у Мессин позволила англичанам улучшить тактическое положение в районе Ипра и обеспечить свой фланг для проведения следующей операции. Англичане одержали [343] победу с наименьшим количеством своих потерь. Людендорф писал: «7 июля дорого нам обошлось. Ввиду удачи неприятельской атаки наши потери были очень велики»{244}.

Как бы в ответ на «минный эффект» англичан германское командование в свою очередь приготовило сюрприз для союзников под Ипром. 13 июля 1917 г. они впервые применили новое отравляющее вещество — иприт (снаряды «желтый крест»). Это вещество представляло собой жидкость, которая, попадая на кожу человека, причиняла серьезный вред. Иприт, испаряясь, поражал легкие, глаза. Заболевания часто оканчивались смертельным исходом. Вот как описывал действия иприта английский офицер, подвергшийся газовой атаке: «Пелена газа была ясно видима и имела запах хрена. Не замечалось никакого немедленного действия на глаза или горло. Так как газ, казалось, не производил никакого действия на глаза, я приказал людям надеть только загубники и носовые зажимы респиратора, чтобы избежать вдыхания газа, и мы продолжали свою работу. На следующее утро я совершенно ослеп, так же как и те 80 человек, которые меня сопровождали. Один или двое из нашего отряда совершенно ослепли и умерли»{245}. В ночь на 13 июля в результате применения иприта англичане потеряли 2143 человека, из них 66 человек умерло{246}.

Германцы применяли иприт до сентября 1917 г. Потери союзников от нового отравляющего вещества в восемь раз превосходили потери, причиненные всеми другими газами{247}.

Впоследствии, 20 ноября 1917 г., англичане, используя германские трофеи, обстреляли германские позиции под Камбре снарядами с ипритом. Первооткрыватели иприта на себе убедились в действенности нового вещества.

Целью второй операции под Ипром, проведенной англичанами, был захват хребта Пашендейль и прибрежных дюн. Английские войска решили уничтожить базы германских подводных лодок на фландрском побережье{248}. По плану главный удар наносила 5-я английская армия в составе четырех корпусов (девять дивизий) в направлении Ипр, Пелькапель, Пашендейль. Участок прорыва был около 4 км. 5-ю армию поддерживала 2-я английская армия (три корпуса из 5 дивизий) и 1-я французская армия (один корпус из двух дивизий). Союзники на этом участке фронта имели огромное количество техники: 5-я армия — 2299 орудий (из них 752 тяжелых), 2-я — 1295 орудий (из них 575 тяжелых). Англичане имели 508 самолетов (из них 230 истребителей), французы — 200 самолетов (из них 100 истребителей), бельгийцы — [344] 40 самолетов{249}. Для операции предназначалось 216 танков. Но они небольшими группами были распределены между атакующими дивизиями 5-й армии. Из них не создали мощного тарана{250}.

Германская 4-я армия значительно уступала в силах союзникам на этом участке фронта, но ее дивизии были расположены с учетом действий союзных войск. Против 5-й английской армии в первом эшелоне находились два корпуса из 8 дивизий и 5 дивизий в резерве, в то время как против французского корпуса — одна дивизия в первом эшелоне и одна в резерве. Артиллерия также была сосредоточена против наступающей 5-й армии: 737 орудий (в том числе 345 тяжелых) из общего числа 1556 орудий всех видов. Авиация германцев насчитывала 600 самолетов, одну треть которых составляли истребители{251}.

Операция началась 31 июля после шестнадцатидневной артиллерийской подготовки союзников. В первый день успех сопутствовал английской армии. Она продвинулась на две мили (3,2 км). Германское командование учло опыт предыдущих артиллерийских бомбардировок и переместило позиции своей артиллерии в глубь обороны. Это сделало ее недосягаемой для артиллерии англичан, которой весьма трудно было продвигаться вслед за пехотой по [345] изрытой снарядами местности. Несмотря на огромные потери, германцам удалось сдержать натиск англичан. На болотистых равнинах Фландрии под проливным дождем разыгралось одно из самых изнурительных сражений 1917 г.

Ввиду тяжелых метеорологических условий авиация не оказала действенной помощи английской пехоте. Многие танки завязли в болотах. Попытки использовать для их движения дороги пресекались огнем германских батарей{252}. Особенно упорные бои развернулись в августе. Результаты боев были незначительны. Однако главнокомандующий английскими войсками Хейг продолжал настаивать на завершении операции и в своих рапортах в военный кабинет Великобритании отмечал, что все идет хорошо{253}.

С новой силой бои разгорелись в октябре и ноябре, но опять не принесли решающего успеха англичанам. 10 ноября операция была закончена. Англичане потеряли 244 897 человек, французы — 50 тыс., германские войска — 270 тыс. У противника удалось захватить территорию на 6 км в глубину, включая гористую возвышенность Пашендейль. Подводя итоги операции, Хейг писал: «Плохая погода более, чем сопротивление противника, ограничила наш успех и предотвратила полный захват района»{254}.

Недоучет природных условий сыграл немалую роль в данной операции. Танки, как новый вид оружия, разочаровали английскую пехоту. Хотя отдельные машины весьма успешно вели бои, но большинство их не смогло преодолеть естественных препятствий и завязло в болотах, став мишенью для германской артиллерии. Болота стали таким образом «танковыми кладбищами». Главная же причина неудачного действия танков состояла в том, что они были разбросаны, разделены между атакующими частями английской армии. Этим воспользовались германцы. Они пропускали танки и вели борьбу только с пехотой наступающих войск{255}.

Урок Пашендейля заставил английское командование быть более осмотрительным в подготовке и проведении военных операций.

В августе французское командование решило предпринять операцию под Верденом. Цель ее состояла в том, чтобы отобрать у германцев ряд высот и тем лишить их удобных наблюдательных пунктов, с которых хорошо просматривались французские позиции.

Для наступления был избран участок шириной 17 км (по 8 — 9 км по обеим берегам р. Маас). Проведение операции возлагалось на 2-ю армию под командованием Гильома. Ее 32-й и 15-й [346] корпуса располагались на восточном берегу Мааса, а 16-й и 13-й корпуса — на западном берегу. Общий состав армии — 14 пехотных дивизий. Каждый корпус выдвигал по две дивизии в первый эшелон, две дивизии оставались в резерве командующего 2-й армией{256}. Армия имела 948 пушек 75-мм калибра, 1318 орудий тяжелых калибров, 66 орудий артиллерии большой мощности и 247 орудий траншейной артиллерии, а всего 2579 орудий, или 1 орудие на 6,6 м фронта{257} (151 орудие на 1 км фронта). Германцы на этом участке фронта имели 7-й армейский корпус из 6 пехотных дивизий (4 дивизии в первом эшелоне) и 5-й резервный корпус из 6 дивизий (4 дивизии в первом эшелоне), поддерживаемых 1100 орудиями разных калибров{258}.

С 13-го по 20 августа проводилась артиллерийская подготовка. Сразу по ее окончании пехота атаковала позиции противника. Операция развивалась успешно. 21 августа французы захватили высоты 344, Реньевин, Уа, лес Корбо и высоту Морт-Омм. 24 августа они овладели высотой 304, удачно отразив все контратаки германских войск мощным артиллерийским огнем. В результате операции французы возвратили себе пространство, отнятое немцами в 1916 г., взяли в плен 10 тыс. вражеских солдат, 30 орудий и 250 пулеметов{259}.

В бою под Верденом удачно действовала артиллерия французов. Она разрушила немецкие позиции и подавила артиллерию германцев. Тесное взаимодействие пехоты и артиллерии помогло успешно отражать контратаки германцев и добиться успеха.

Следующая наступательная операция, проведенная французами у Мальмезона, имела своей целью срезать выступ, занятый германцами. Выступ представлял собой группу высот в треугольнике Ля-Руайер, Воксейон, Шавиньон с опорными пунктами у Мальмезона. Отсюда германцы контролировали долину р. Эллет. Таким образом, цель французской атаки была ограниченной — завладеть выступом Мальмезона.

Для атаки на 10 км фронта от пункта Ля-Руайер до высоты Пинон было предназначено 12 дивизий 11-го, 21-го и 14-го корпусов 6-й армии Метра. На правом фланге атаку поддерживал 39-й корпус, который выделял для этой цели одну дивизию. Каждый корпус имел две дивизии в первом эшелоне и две во втором. Атаке содействовали 300 самолетов и 63 танка. Артиллерия насчитывала 1878 орудий разного калибра, в том числе около 1 тыс. тяжелых{260}.

На этом участке фронта германцы имели 12 пехотных дивизий 7-й армии, около 200 самолетов и 580 орудий (из них 225 [347] тяжелых){261}. Они знали о намерениях французов и готовились к отражению их атаки, расположив свои дивизии следующим образом: в первом эшелоне — 6, во втором эшелоне — 3, в резерве — 3{262}.

Французы строили свои боевые порядки несколько иначе, чем в предыдущих сражениях. Дивизии первого эшелона располагали полки рядом, но каждый полк эшелонировал батальоны в глубину. Каждый батальон имел свою задачу: 1-й захватывал первую линию обороны противника, 2-й — вторую, 3-й — третью. Это обеспечивало лучшее управление боем, помогало избежать смешивания боевых порядков.

Артиллерия при атаке действовала согласованно с пехотой: по достижении пехотой первой линии окопов германской обороны огневой вал задерживался на 20 минут, потом вновь начинал продвигаться вперед со скоростью 100 м в 3 минуты до следующего рубежа, которым было намечено овладеть. Здесь огневой вал задерживался вновь, превращаясь на срок около 2 часов в неподвижный заградительный огонь. Пехота закрепляла захваченный рубеж и затем под прикрытием огневого вала двигалась вторым эшелоном к следующей цели{263}. Подавленные массовым артиллерийским обстрелом, германцы не смогли оказать сопротивление. Узел высот Ля-Руайер, Шавиньон, Аллеман был взят к вечеру 23 октября. К 26 октября «Мальмезонокий выступ» был срезан. 1 и 2 ноября германцы отвели свои войска за р. Эллет на всем фронте от Краона до Воксейона. В результате французы захватили около 11 тыс. германских солдат пленными, 220 минометов, 200 орудий, 700 пулеметов{264}.

В бою под Мальмезоном победа французских войск была обеспечена главным образом хорошо организованным артиллерийским огнем{265}. Танки действовали также удачно, хотя из 58 до конца операции участвовало лишь 24 танка{266}. Этот успех, по мысли французского командования, содействовал поднятию настроения у армии.

Операция у Камбре

Операция у Камбре была тщательно продумана английским командованием. Она, по их замыслу, должна была облегчить положение итальянцев, разгромленных под Капоретто. Англичане, рассчитывая на успех, хотели сгладить тяжелое впечатление от неудачных боев во Фландрии и заодно еще раз проверить танки как [348] средство достижения цели при атаке неприятельских позиций. Для этого впервые был создан танковый корпус под командованием генерала Эллиса. В беседе с полковником Фуллером он поинтересовался, какое впечатление произвели танки на пехоту в боях под Ипром. Ответ был неутешителен: «Плохое. Пехота думает, что танки себя не оправдали. Даже команды танков обескуражены»{267}. Вследствие этого было обращено пристальное внимание на отработку взаимодействия пехоты с танками в учебном лагере. Используя старые укрепления, имитирующие германскую позицию Зигфрида (англичане называли ее позицией Гинденбурга), английская пехота за восемь дней до наступления у Камбре провела совместные учения с танками по специальной инструкции. Танки на глазах изумленной пехоты брали рвы шириной до 3 метров и вертикальные препятствия высотой до 1,2 метра, сметали проволочные заграждения, растаскивая их четырехлапными якорями. Якоря крепились стальным тросом к корме танка и сбрасывались перед подходом его к заграждениям{268}.

Срок обучения в 8 дней был явно мал, но английская пехота поверила в танки и психологически настроилась к совместным действиям с ними в бою. Во время учений танкисты применяли танковую фашину (75 связок хвороста, скрепленных цепями){269}, при помощи которой танк мог преодолевать широкие германские окопы. Фашины крепились наверху танка и при подходе к окопу сбрасывались в него. Оценив новшество по достоинству, английское командование заказало в октябре 1917 г. 400 танковых фашин{270}.

Для осуществления операции привлекались 3-я английская армия генерала Бинга в составе 8 пехотных дивизий, 3 танковых бригад и 3 кавалерийских дивизий. Общая численность сил составила 72 тыс. штыков и 20 тыс. сабель. Техническая оснащенность войск была также на высоте: 1536 пулеметов, 1009 орудий, 378 боевых и 98 вспомогательных танков, 1000 самолетов{271}.

Германцы имели 4 дивизии, которые насчитывали 36 тыс. штыков, 900 пулеметов, 224 орудия и 272 миномета{272}. Их позиции были хорошо укреплены. Глубина обороны составляла 7 — 9 км{273}.

В основу английского плана был положен принцип внезапного удара танками без предварительной многодневной артиллерийской подготовки. Впервые танки должны были самостоятельно [349] прорвать укрепленные позиции германцев. Для развития успеха намечалось ввести три кавалерийские дивизии, чтобы захватить Камбре, лес Бурлон, переправы через р. Сансэ. Планом предусматривался выход в тыл противника к югу от Сансэ и к западу от Северного канала с дальнейшим развитием успеха в сторону Валансьена{274}. Участок прорыва был выбран англичанами между [350] каналами Леско и Северным к юго-западу от Камбре шириной в 12 км. Местность имела равнинный характер, весьма удобный для продвижения танков. Но она была ограничена каналами, шедшими перпендикулярно фронту.

Германцы не ожидали наступления под Камбре. Англичане сделали все, чтобы противник ничего не знал об их приготовлениях. Танки подвозились на железнодорожных платформах в вечернее время. Со станции выгрузки они двигались собственным ходом на исходные позиции, которые находились за 1000 м от неприятельского переднего края. При помощи огня минометов и пулеметов маскировался шум танковых двигателей. Внезапность была соблюдена, и германцы, несмотря на показания двух пленных ирландцев, назвавших накануне дату атаки — 20 ноября{275}, не подготовились к ней.

20 ноября ранним, утром под покровом тумана английские войска заняли свои места на исходных позициях. Впереди них, в 900-1000 м от германских сторожевых постов, в готовности стояли эшелоны танков, вытянувшихся в линию на фронте до 10 км{276}. В 6 часов 10 минут танки в сопровождении пехоты, построенной рядами, пошли на штурм позиции Зигфрида, а через 10 минут английская артиллерия открыла огонь. В 200 м впереди танков возникли взрывы, образовав огневой вал. Английская авиация, несмотря на плохую видимость, поднялась в воздух, но ее действия были не особенно удачны. Самолеты потеряли ориентировку. Два самолета англичан разбились о деревья при налете на аэродром германцев.

Двенадцать германских самолетов, поднявшихся с аэродрома, также не выполнили своих задач. Они не достигли линии фронта, затерявшись в тумане{277}.

Германские посты с тревогой вглядывались в сплошную стену серого тумана, прислушиваясь к сильному грохоту, надвигавшемуся на них. Вышедшие из тумана стальные колоссы весом в 28 т обрушились на германские окопы. При атаке танками англичане применили следующий боевой порядок; один танк шел впереди, за ним на дистанции 180-250 шагов следовали два танка с интервалом в 225 — 350 шагов. Все три танка имели фашины. Головной танк разворачивался вдоль неприятельского окопа и открывал огонь, второй танк подходил к окопу противника и сбрасывал фашину, по которой третий танк переходил окоп и в свою очередь сбрасывал фашину во второй окоп. Головной танк беспрепятственно проходил по фашинам два окопа и сбрасывал свою фашину в третий окоп. Пехота, которая шла за двумя танками второй линии по колее гусениц, разделялась на три группы. Первая группа была чистильщиками окопов, вторая блокировала [351] окопы и третья была группой поддержки{278}. Внезапная атака танков и пехоты произвела панику в рядах германских солдат. Одну за другой они теряли свои позиции и опорные пункты. 20 ноября к 11 часам 30 минутам англичане продвинулись на глубину 6 — 8 км, захватив первую и вторую линии позиции Зигфрида, кроме пункта Флескьера, где они встретили сильное сопротивление. У Флескьера английские танки попали под сосредоточенный артиллерийский огонь с короткой дистанции.

Германские артиллеристы использовали удобную позицию. По выходе на гребень горы у деревни танки хорошо просматривались и служили отличной мишенью для артиллеристов{279}. В этом бою 27-й резервный пехотный полк германцев уничтожил 18 танков из 20 принимавших участие в деле{280}. К 13 часам германский фронт был прорван по ширине в 12 км, и англичане готовились ввести в брешь кавалерию. Но она выступила только в 14 часов 30 минут. Время было потеряно. 3-й кавалерийский корпус, предназначенный для развития прорыва, действовал разрозненно, по частям. Головной эскадрон канадской конницы перешел канал, но у самых предместий Камбре был рассеян германской пехотой. Попытка нескольких других эскадронов выступить севернее Маркуэна также была отбита. Продвижение основных сил 3-го кавалерийского корпуса было приостановлено сильным огнем пулеметов [352] и артиллерии германцев. Кавалерийский корпус остановился, укрывшись в складках местности. Германская пехота, воспользовавшись этим, организовала закрытие прорыва.

В первый день наступления англичане захватили около 8 тыс. германских солдат и 160 офицеров пленными, 100 орудий и большое количество пулеметов. Их собственные потери были незначительными{281}.

Для того чтобы привести в порядок свои войска, англичане приостановили наступление. Только в полдень 21 ноября они возобновили его. Боевые действия в этот день не принесли им большого успеха. Германцы начали приходить в себя. Спешно подтягивались резервы. Их контратаки стали приносить свои плоды.

В борьбе с танками 22 и 23 ноября германцы применяли полевые пушки, установленные на грузовиках. Это помогало им маневрировать и встречать английские танки на направлениях их движения. Хорошо зарекомендовали себя зенитные батареи германцев в борьбе с танками{282}. Германские летчики также участвовали в этой борьбе, пикируя, обстреливали танки сверху фосфорными пулями{283}. Разрозненные атаки англичан все меньше достигали цели из-за нарушения взаимодействия пехоты и танков. 29 ноября германцы окончательно остановили продвижение английских войск.

К этому моменту со стороны англичан действовало 10 дивизий. Германцы подтянули 16 дивизий, которые имели 160 тыс. штыков, 3600 пулеметов, 1700 орудий, 1088 минометов, свыше 1000 самолетов{284}. Нацелив против правого крыла англичан 7 пехотных дивизий и против левого 4 дивизии, они после короткой артиллерийской подготовки по методу уточненной стрельбы нанесли контрудар, рассчитывая окружить противника. Огневой вал прикрывал атаку германской пехоты, авиация подавляла сопротивление пехоты англичан{285}. В результате контрудара германцев англичане потеряли 9 тыс. пленными, 716 пулеметов, 148 орудий, 100 танков.

Англичане, используя 73 оставшихся боеспособными танка, отразили контрудар германцев и 5 декабря отошли назад, оставив Маркуэн, Кантен и Бурлонский лес. Германцы не смогли окружить англичан, как это было предусмотрено планом контрудара.

Операция у Камбре не оказала какого-либо заметного влияния на ход войны. Не получила она и оперативного развития. Но ее влияние на искусство ведения войны существенно. Со [353] сражением у Камбре связано появление новых способов и форм ведения вооруженной борьбы, вызванных массированным применением танков. Получила дальнейшее развитие тактика общевойскового боя, основанного на взаимодействии пехоты, артиллерии, танков и авиации. У Камбре зарождается противотанковая оборона.

Ю. Ф. Соколов

4. Операции на других фронтах

Военные действия на Итальянском фронте

Первые месяцы 1917 г., когда по условиям погоды ведение крупных операций было невозможно, итальянское командование занималось усилением армии. Было сформировано 8 новых дивизий, 55 батальонов технической, тыловой и транспортной служб, 262 батареи легкой артиллерии и средних калибров. Число орудий средних и тяжелых калибров достигло 2100{286}.

Оперативные задачи итальянской армии определялись решениями межсоюзнической конференции в Шантильи 15 — 16 ноября 1916 г. Вследствие отсутствия достаточных материальных средств командование организацию решительного наступления ставило в зависимость от помощи союзников. Но генеральные штабы английской и французской армий, считая Западный фронт главным, ограничились только присылкой итальянцам небольшого количества артиллерии (64 английских и 35 французских орудий).

Очередное наступление на р. Изонцо Кадорна решился предпринять, лишь убедившись, что австрийцы не собираются действовать из Трентино. Для выполнения операции предназначалась созданная ранее Горицкая группа и 3-я армия, которые имели в своем составе 28 дивизий, 330 легких, 130 минометных батарей и 1058 тяжелых орудий. Противостоявшая итальянцам австрийская 5-я армия Бороевича имела в своем составе 18 дивизий (215 батальонов), 915 легких и 410 тяжелых орудий{287}.

Итальянское наступление (10-е сражение на Изонцо) началось 14 мая после двухдневной артиллерийской подготовки на участке от Плавы до Горицы. В течение недели упорных боев, во время которых австрийцы неоднократно переходили в контратаки, итальянцы несколько улучшили свои позиции, продвинувшись на 2-3 км. Было захвачено 7 тыс. пленных и большое количество трофеев. С 23 мая направление итальянского удара было перенесено южнее, в полосу 3-й армии, на участок от р. Виппакко до моря. Из-за недостатка снарядов артиллерия средних [354] калибров и тяжелая не применялась. В операции приняли участие около 130 итальянских самолетов, бомбивших австрийские позиции и обстреливавших их пулеметным огнем. В результате стремительной атаки итальянцы овладели первой линией обороны противника и захватили ряд господствовавших высот. Несмотря на частые контратаки, австрийцам не удалось вернуть потерянные позиции. Продолжение наступления в последующие дни принесло итальянцам дальнейшие успехи. Они овладели новыми пунктами местности, продвинувшись за 6 дней наступления на 2-4 км. 29 мая их наступательный порыв пошел на убыль и войска приступили к организации обороны на вновь захваченных рубежах.

Наступление итальянской армии создавало значительную угрозу Триесту и вызвало беспокойство австрийского командования. Армия Бороевича была спешно усилена тремя свежими дивизиями и 4 июня перешла в контрнаступление. Но это не принесло австрийцам крупных успехов. Лишь у морского побережья они немного потеснили своего противника.

В ходе майских боев итальянцы потеряли 36 тыс. убитыми, 96 тыс. ранеными и 25 тыс. пленными. Потери австрийцев составили около 100 тыс. убитыми и ранеными и 24 тыс. пленными{288}.

Одновременно с 10 июня было осуществлено наступление силами четырех корпусов 6-й армии южнее Вальсутана с целью улучшения позиций и на этом участке австро-итальянского фронта. Здесь атаки продолжались до 25 июня, но также были безуспешны и сопровождались тяжелыми потерями.

18 августа на Изонцо от Тольмино до устья р. Тимаво началось новое наступление итальянцев. Его иногда называют «11-е сражение на Изонцо», но оно более известно под названием «Сражение на Байнзицца» — по названию плато, где происходили самые ожесточенные бои. Наступление проводилось с целью захвата естественных горных рубежей, овладение которыми должно было обеспечить прочность фронта. К тому же на совещании командующих союзными армиями в июле 1917 г. было выражено пожелание, чтобы Италия до зимы провела еще хотя бы одно крупное наступление.

Осуществление новой операции возлагалось на 2-ю и 3-ю армии, занимавшие фронт от Плеццо на севере до Венецианского залива на юге. Обе армии были сильного состава. 2-я армия (генерал Капелло) имела шесть корпусов (26,5 дивизий), 2366 орудий и 960 минометов; 3-я армия (герцог Аоста) — пять корпусов (18 дивизий), 1200 орудий и около 800 минометов{289}. В особом резерве главное командование имело 6,5 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизий. Всего на фронте в 60 км (по прямой) итальянцы [355] сосредоточили 51 дивизию (600 батальонов из общего количества 887, или почти 68% всех сил) и 5326 орудий и минометов. Было заготовлено 3,5 млн. снарядов{290}. Главный удар на плато Байнзицца наносили два корпуса 2-й армии (24-й и 27-й). Правее и левее этого направления намечались демонстративные действия для сковывания противника. 3-я армия наступала во всей своей полосе от р. Виппакко до моря.

Итальянцам противостояла все та же 5-я австрийская армия Бороевича в составе пяти корпусов. Австрийское командование перебрасывало сюда еще 14 дивизий, из которых шесть уже находились в пути.

В ночь на 19 августа на участках 27-го и 24-го корпусов стали наводить мосты через Изонцо. Противник оказывал сильное огневое воздействие. Из намеченных 14 мостов смогли навести лишь 6. К утру 19 августа итальянцы форсировали реку и атаковали трехъярусные австрийские позиции. Наступление на плато Байнзицца развивалось довольно успешно. Удалось продвинуться на 10 км, захватить 20 тыс. пленных, 125 орудий и другие трофеи. Однако вследствие больших потерь, отсутствия резервов, утомленности войск, отставания тылов и артиллерии [356] верховное итальянское командование 29 августа приказало прекратить наступление.

В полосе 3-й армии операция началась 19 августа. Несмотря на поддержку на крайнем правом фланге с моря английских и итальянских мониторов, успехи 3-й армии были весьма незначительны и сопровождались тяжелыми потерями. Вследствие этого операция в полосе 3-й армии была прекращена 23 августа. Контрударом 4 сентября австрийцы восстановили положение.

В последующие дни велись бои местного значения. Сражение на плато Байнзицца считается оконченным 5 октября. За время операции итальянцы потеряли 40 тыс. убитыми, 108 тыс. ранеными и 18 тыс. пленными. Потери австрийцев также были очень велики: лишь пленными они потеряли свыше 30 тыс.{291} Наступление итальянской армии поставило австрийцев в трудное положение. Они стали делать попытки заключить сепаратный мир. Людендорф в своих воспоминаниях писал, что большие потери австрийских войск и падение их морального состояния вызвали в руководящих военных и политических кругах Австро-Венгрии убеждение в невозможности для австро-венгерской армии устоять в случае нового итальянского наступления. «Австро-венгерская армия на итальянском фронте, — писал он, — нуждалась в подкреплении германскими войсками»{292}.

По мнению австрийского командования, спасти положение, можно было, лишь перейдя в наступление. Но для этого нужна была помощь Германии, за которой Австро-Венгрия обратилась уже 25 августа, еще в ходе сражения на Байнзицца. Германское командование предоставило в распоряжение Австро-Венгрии штаб армии, семь своих дивизий и 776 орудий. В районе Плеццо, Тольмино была создана ударная группировка. Она состояла из восьми австрийских и семи германских дивизий, объединенных в 14-ю армию под командованием немецкого генерала Белова. Дивизии по 2-4 были сведены в три группы и один корпус. Армия имела значительное количество артиллерии: 1621 орудие, 301 миномет и 1000 газометов{293}. Оперативное построение было одноэшелонное — все группы и корпус в линию. Четыре дивизии оставались в резерве.

Главный удар 14-я армия наносила у Тольмино, на своем левом фланге, где на дивизию приходилось 1,2-1,8 км. От 207,7 до 259 орудий и минометов располагалось на 1 км фронта{294}. Такая плотность артиллерии была самой высокой в истории первой мировой войны. Вспомогательный удар был запланирован у Плеццо. Действия 14-й армии поддерживала справа 10-я армия, а слева — 2-я Изонцкая армия. [357]

Итальянцам было известно о готовящемся наступлении. Разведка установила передвижение неприятельских частей и опознала некоторые германские части. Перебежчики сообщили приблизительную дату начала австрийского наступления. Однако итальянское командование не приняло эффективных мер для отражения австрийского наступления. Строительство оборонительных сооружений производилось медленно, перегруппировка войск задерживалась.

В 2 часа темной и дождливой ночи на 24 октября австрийская артиллерия начала методический обстрел итальянских позиций химическими снарядами. Огонь велся главным образом по окопам второй линии, командным пунктам, артиллерийским позициям и путям сообщения. Затем начался разрушительный артиллерийский огонь невиданной силы. В очень короткое время окопы, убежища и блиндажи были разрушены и вся связь между командными пунктами и передовыми позициями прервана. Химическая атака полностью удалась, поскольку средства противохимической защиты были несовершенны. Итальянская артиллерия не могла оказать поддержку своим частям вследствие тумана и нарушения связи.

В 8 часов утра пехота 14-й австро-германской армии перешла в наступление. Через полтора часа итальянские позиции были прорваны на двух участках. Австрийцы продвинулись у Плеццо на 6 км. На тольминском направлении они захватили Капоретто, именем которого впоследствии была названа вся операция. Итальянские части вынуждены были отходить. 26 октября прорыв достиг ширины 28 — 30 км и 10-15 км в глубину. Кадорна приказал войскам отступить на р. Тальяменто (60 км западнее Изонцо). Австро-германские войска впервые за всю войну вторглись на итальянскую землю. Их противник отходил, оставляя тяжелую артиллерию, склады с имуществом. Местность в долине Изонцо была затоплена.

Во многих итальянских частях царила паника. Большой беспорядок в колонны отступающих войск вносили беженцы, число которых доходило до 400 тыс.{295} В войсках росло возмущение, раздавались голоса с требованием мира.

Крупный успех первых дней австро-германского наступления встревожил итальянских союзников. Англия и Франция заявили о предоставлении помощи Италии. 30 октября генералы Фош и Робертсон прибыли в Тревизо, куда перешло итальянское верховное командование. В Италию стали направляться французские и английские дивизии. Всего до конца года прибыло 5 английских и 6 французских дивизий{296}. Хотя они долгое время находились в резерве в районе Вероны и Мантуи, но уже само их присутствие оказывало ободряющее действие на итальянцев. [359]

Поражение под Капоретто ускорило падение итальянского кабинета, положение которого и без того было непрочным вследствие роста в стране недовольства войной. 26 октября правительство Бозелли ушло в отставку. Пост премьер-министра занял Орландо. Новое правительство активно принялось за осуществление мероприятий по укреплению положения на фронте. 8 ноября Кадорна был освобожден от должности (чего требовали также и союзники) и заменен генералом Армандо Диац.

Итальянским частям не удалось задержать противника на р. Тальяменто. В ночь на 3 ноября австрийцы переправились в двух местах верхнего течения реки, и итальянские части вынуждены были продолжать отход на р. Пьяве. Но австро-германское наступление стало замедляться. Австрийская армия не имела достаточного количества подвижных частей для стремительного продвижения вперед. Не было необходимых материалов для восстановления взорванных мостов. Нарушилась связь между различными частями. Итальянская армия получила некоторое облегчение и могла отход осуществлять планомерно. К 7 ноября итальянские войска достигли р. Пьяве, отойдя со своих первоначальных позиций на 70-110 км. 9 ноября последние итальянские части переправились через Пьяве.

В ходе отступления итальянская армия понесла большие потери: 10 тыс. убитыми, 30 тыс. ранеными, 265 тыс. пленными. 300 тыс. военнослужащих отбились от своих частей или просто дезертировали. Итальянцы потеряли 3152 орудия (это составляло почти половину всей их артиллерии), 1732 миномета, 3000 пулеметов, 22 авиационных парка, огромное количество различного военного имущества и запасов всех видов{297}.

Итальянское командование имело надежду удержаться на р. Пьяве. Оборона на этой широкой реке давала определенные выгоды. Фронт сокращался на 200 км. Частично он был прикрыт горными кряжами, уже укрепленными и оборудованными. На новом рубеже итальянская армия насчитывала в своих рядах 700 тыс. бойцов. Кроме того, имелось еще 300 тыс. человек из остатков 2-й армии и 12-го корпуса, небоеспособных, без оружия и служб{298}.

10 ноября возобновилось австро-германское наступление. Перешла из Трентино в наступление и 11-я австрийская армия. Итальянцы сумели в основном удержать свои позиции. Правда, им приходилось бросать, в бой части и соединения, не закончившие переформирования, и 18-летних новобранцев (1899 г. рождения) прямо с поездов и грузовиков.

19 ноября нажим австро-германцев стал ослабевать, хотя их атаки продолжались то на одном, то на другом участке фронта. [360]

Австрийцы овладевали отдельными пунктами местности, но теряли их в результате итальянских контратак. К 29 ноября новая оборонительная полоса итальянцев на р. Пьяве была оборудована. Удалось достигнуть соглашения о том, что шесть английских и французских дивизий, находившихся в резерве, займут участок в районе Монтелло, в среднем течении Пьяве. В конце декабря наступление австро-германских войск окончательно прекратилось, а итальянцы и их союзники захватили на отдельных участках инициативу в свои руки.

Операция у Капоретто является одной из самых значительных в истории первой мировой войны. В ней с обеих сторон приняли участие свыше 2,5 млн. человек. Она заслуживает тщательного изучения как крупнейшая операция на горном театре. Австро-германское командование осуществило один из немногих за всю войну оперативных прорывов фронта. Это стало возможно благодаря созданию превосходства сил на участке прорыва. Важную роль играла внезапность. Она обеспечивалась соблюдением строгой секретности, маскировкой сосредоточения войск, короткой артиллерийской подготовкой (6 часов).

Поражение Италии под Капоретто ускорило создание объединенного союзного командования Антанты. На совещании в Рапалло 5 — 7 ноября было решено создать Высший военный совет. В него вошли главы союзных правительств, а также представители генеральных штабов Франции, Англии, Италии и Соединенных Штатов Америки. [361]

Военные действия на Салоникском фронте

План кампании 1917 г. на Балканах, намеченный Антантой 15 ноября 1916 г. на конференции в Шантильи, предусматривал решительное наступление с целью разгрома Болгарии при содействии русско-румынских армий. Для этого «восточные армии» союзников усиливались свежими войсками и уже в феврале 1917 г. имели в своем составе 23 пехотные дивизии. В марте к ним должны были присоединиться две греческие пехотные дивизии. Однако неудачный исход кампании 1916 г. для союзников на Румынском фронте привел к изменению задач Салоникского фронта, которые свелись к тому, чтобы наступлением лишь сковать силы противостоящего противника. Германское командование решило перейти на Балканском театре к обороне, улучшая свои позиции и тыловые пути сообщения{299}.

Наступление союзников, силы которых составляли 660 тыс. человек (240 тыс. англичан, 200 тыс. французов, 130 тыс. сербов, 50 тыс. итальянцев, 17 тыс. русских и 23 тыс. греков){300}, намечалось на 25 апреля. Однако атаки англичан 25 апреля и 8 мая и французов 5 мая не дали ожидаемых результатов. В связи с общей неблагоприятной обстановкой на других фронтах операции на Салоникском фронте были 23 мая приостановлены. За время боев союзники потеряли до 20 тыс. человек. Неудача наступления Антанты на Балканах объясняется отчасти недостаточным снабжением восточных армий техникой и особенно тяжелой артиллерией. Имели значение, и вспышки революционных выступлений в некоторых французских частях Салоникского фронта{301}. До конца 1917 г. фронт союзников на Балканах оставался почти без изменений. Лишь в начале сентября французами была осуществлена удачная операция в Албании, в результате которой был захвачен район Поградца.

В ходе кампании союзники продолжали оказывать давление на греческое правительство, понуждая его выступить против Германии. По требованию Антанты король Константин 12 июня отрекся от престола, назначив своим преемником второго сына Александра. Новый греческий король призвал к власти сторонника Антанты Венизелоса, и 29 июня Греция вступила в войну на стороне Антанты.

22 декабря 1917 г. генерал Саррайль был отстранен от командования группой восточных армий и вместо него назначен генерал Гильома. Салоникский фронт имел в своем составе 23 пехотные дивизии (8 французских, 6 сербских, 4 английские, 3 греческие, [362] 1 итальянская, 1 русская) общей численностью более 600 тыс. человек{302}. По решению Высшего военного совета Антанты Салоникскому фронту предписывалось направить усилия на укрепление обороны, не прекращая, однако, подготовки к возможному наступлению. Были приняты меры по повышению дисциплины и боевой готовности войск, реорганизована тыловая служба, создан общесоюзный штаб главнокомандующего.

В целом Салоникский фронт в кампании 1917 г. играл пассивную роль. Противники, занятые борьбой на западноевропейском театре, не могли выделить сюда достаточные силы для решительных действий. Выступление Греции на стороне Антанты увеличило силы Салоникского фронта, а главное — вполне обеспечило его тыл.

Важное значение имела борьба сербского народа против оккупантов. Самым значительным выступлением народных масс было Топлицкое восстание крестьян в Южной и Юго-Восточной Сербии в феврале 1917 г., продолжавшееся 20 дней{303}. В боях вместе с крестьянами участвовали и городские жители. Общая численность повстанцев составляла свыше 13 тыс. человек. Однако их нерешительные действия позволили оккупационным властям собраться с силами. На подавление восстания были направлены две дивизии и два германских пехотных полка. Плохо вооруженные отряды сербов не смогли оказать серьезного сопротивления регулярным войскам оккупантов. Каратели жестоко расправились с повстанцами. Но освободительное движение в Сербии продолжало развиваться и после подавления Топлицкого восстания. Февральская революция в России вызвала подъем среди передовых элементов сербского общества, выступления за республику и прекращение империалистической войны.

Ввиду очевидного развала Австро-Венгерской монархии перед сербами встал вопрос о судьбе их государства. Сербское правительство, находившееся на о. Корфу, приняло совместно с лондонским Югославянским комитетом в июне 1917 г. Корфскую декларацию, в которой заявлялось о создании единого государства юго-славян — сербов, хорватов и словенцев, включавшего в себя территории Сербии, Черногории и югославянских земель Австро-Венгрии{304}. Декларация провозглашала важные демократические принципы государственного и общественного устройства будущей Югославии. Корфская декларация была поддержана сербскими буржуазно-демократическими кругами и некоторыми общественными организациями. [363]

Военные действия на Ближнем Востоке

В кампанию 1917 г. на Кавказском фронте стояло позиционное затишье. Небывало снежная и суровая зима чрезвычайно затрудняла боевые действия. На всех участках от Черного моря до озера Ван производились лишь небольшие столкновения, не внесшие существенного изменения в начертание линии фронта, да редкие поиски разведчиков на лыжах. Подвоз продовольствия и фуража был сильно затруднен. Войска голодали. Начались болезни и эпидемии. К началу 1917 г. из Кавказской армии убыло заболевшими и умершими от ран свыше 100 тыс. человек{305}. На 1 (14) января 1917 г. в ней состояло 247 батальонов, 236 сотен и эскадронов, 546 орудий, 33 инженерные роты, 3 дружины ополчения, 2 добровольческие сотни, 2 броневых отделения, 1 этапный батальон{306}. Армия была не в состоянии вести активные операции на Кавказском фронте. Лишь на мосульском направлении в Месопотамии планировались наступательные действия из Персии 1-го Кавказского кавалерийского корпуса генерала Баратова во взаимодействии с англичанами, наступавшими на Багдад.

В течение второй половины 1916 г. англичане в Месопотамии сумели создать армию численностью около 25 тыс. солдат в составе четырех дивизий, сведенных в два корпуса, трех бригад и одной кавалерийской дивизии{307}. 6-я турецкая армия силами 18-го корпуса занимала оборонительные позиции по обоим берегам Тигра от Кут-эль-Амара и на северо-восток на протяжении 35 км. Ее 13-й корпус находился в районе Хамадана, имея против себя русский корпус Баратова.

Англичане начали наступление 10 декабря 1916 г. и к январю 1917 г. подошли к позициям турок в районе Кут-эль-Амара. В результате ожесточенных боев, продолжавшихся 45 дней, 24 февраля турки были сбиты с занимаемых позиций и отброшены к Багдаду. Их численность едва достигала 62 тыс. штыков, 80 пулеметов, 55 орудий; оставалось мало боеприпасов. После упорных боев 9 и 10 марта турецкие войска были вынуждены отходить далее, на Мосул. 10-11 марта англичане заняли Багдад.

17 февраля (2 марта) корпус Баратова перешел в наступление. В его составе имелось 13 батальонов и дружин, 66 эскадронов и сотен, 39 пулеметов, 50 орудий, 1 инженерная рота (10 673 штыка, 7357 сабель){308}. Овладев Хамаданом и на правом фланге Сенне, корпус 25 февраля (10 марта) занял весь район Керманшаха. Турецкий 13-й корпус отходил с боями. Севернее [364] корпуса Баратова наступал от Сакиз отряд генерала Назарова в составе двух армянских стрелковых батальонов и 18 эскадронов и сотен. Он имел задачу овладеть районом Пенджвина. Однако вследствие трудных климатических условий (занесенные снегом дороги, метели) отряд 10 (23) марта остановился у Вана, не оказав существенного содействия англичанам.

Корпус Баратова продолжал преследовать турок. 22 марта (4 апреля) он занял Ханекин. В направлении Кизыл-Рабат была выслана казачья сотня, соединившаяся там с английскими войсками. Помимо этого связь со штабом английского командующего в Месопотамии Моода была установлена по радио. Периодически туда направлялись штабные офицеры.

Баратов счел целесообразным приостановить продвижение своих частей в Месопотамии. Нездоровый тропический климат Месопотамии, когда заболеваемость малярией в некоторых частях достигала 80% личного состава, вынудил отвести в мае части корпуса в более благоприятные по климатическим условиям горные районы Персии. Для наблюдения за турками и для связи с англичанами были оставлены только две сотни.

В конце марта (начале апреля) русские и английские войска, выйдя на р. Дияла, приостановили преследование турок. Соотношение сил к этому времени на Кавказском фронте и в Месопотамии было не в пользу Турции. Во 2-й, 3-й и 6-й турецких армиях насчитывалось 91 тыс. штыков, 3800 сабель, 356 пулеметов и 408 орудий. Вместе с турками действовало 2,5 тыс. курдов. Войска Кавказского фронта насчитывали 183 775 штыков, 31 834 сабли, 8009 офицеров, они имели 1057 пулеметов, 591 орудие. Английская экспедиционная армия состояла из одной английской и пяти индийских пехотных дивизий и индийской кавалерийской бригады общей численностью 55,5 тыс. штыков, 5,1 тыс. сабель, 205 орудий. Кроме того, на охране тыла находилось 16 300 штыков, 1400 сабель, 39 орудий{309}.

План дальнейших совместных действий составил начальник английского генерального штаба генерал Робертсон. Он предлагал, чтобы русские нанесли удар на Мосул, а англичане сосредоточили свои усилия в зоне р. Тигр. Во исполнение этого плана войска 7-го Кавказского корпуса сосредоточивались у Сакиз и должны были наступать на Мосул, а части 1-го Кавказского кавалерийского корпуса получили направление наступления от Сенне на Киркук. Командование Кавказской армии надеялось, что это наступление привлечет на себя крупные силы турок и таким образом англичанам будет оказано существенное содействие. Наступление было начато отдельными отрядами на участке 7-го корпуса 10 (23) июня, а 1-го кавалерийского — 13 (26) июня. Однако 22 июня (5 июля) турки перешли в контрнаступление и вынудили [365] русских вернуться в исходное положение. Англичане не оказали никакого содействия этому русскому наступлению.

Новое наступление англичане начали только в сентябре 1917 г. 6-я турецкая армия к этому времени значительно поредела. Она имела на довольствии 80 тыс. человек, боевой состав должен был бы составлять 40 тыс., фактически же имелось только 20 тыс. Пользуясь тяжелым положением турок, англичане в сентябре заняли ряд населенных пунктов и достигли границ Мосульского вилайета, выйдя на фронт Кара-Тепе, Текрит.

Осенью 1917 г., ожидая контрнаступления турок, англичане снова предложили русским нанести удар на мосульском направлении. Они обещали снабжать русские части за счет английской экспедиционной армии. Были обещаны также грузовые автомобили. Однако командование Кавказского фронта, учитывая большие трудности с организацией снабжения войск, признало, что Мосульскую операцию следует отложить до весны 1918 г.

События в Палестине также не отличались особой активностью. Наступление английских войск в конце 1916 г., приведшее к разгрому германо-турецкого отряда Кресса, побудило британское командование продолжить наступление на этом направлении, и в 1917 г. имелось намерение захватить как можно большую территорию, которая после войны осталась бы за Англией.

Подступы к Палестине прикрывали города Газа на побережье Средиземного моря и Беершеба 40 км юго-восточнее. Англичане дважды (26 марта и 19 апреля 1917 г.) предпринимали атаки на сильно укрепленные позиции турок в районе Газы, но упорное сопротивление противника вынуждало их отходить в исходное положение, неся значительные потери. После этого военные действия в Палестине по климатическим условиям прекратились и возобновились лишь в октябре.

Обе стороны значительно увеличили свои силы. Турецкое командование образовало две армии под общим командованием Фалькенгайна (всего восемь дивизий общей численностью 45 тыс. штыков, 2180 сабель, 308 орудий и 526 пулеметов). Англичане довели свои силы до семи дивизий пехоты и конного корпуса (70-80 тыс. штыков, 15 тыс. сабель, 350 орудий) под командованием Алленби, который сменил на этом посту Моррея. В палестинскую армию включались подразделения французов{310}.

Не добившись весной успеха у Газы, англичане решили перенести свои усилия в район Беершебы. Подготовка к новому наступлению проводилась в условиях строгой секретности и тщательной оперативной маскировки. В ночь на 31 октября 1917 г. началась сильная артиллерийская подготовка с участием артиллерии кораблей англо-французского флота. Вспомогательный удар наносился в районе Газы. 1 ноября позиции турок у Беершебы [366] были захвачены англичанами, а их конница обошла левый фланг противника и перерезала дорогу на Хеврон. 6 ноября фронт турок был прорван, и они были вынуждены отступать. Однако развить успех англичанам не удалось вследствие недостатка воды для людей и лошадей, обеспечение которой в условиях пустыни являлось одним из важных условий успеха боевых действий.

Произведя перегруппировку сил, Алленби перенес 9 ноября направление удара на побережье в район Газы. 17 ноября англичане заняли Яффу. Затем они повернули свои силы на Иерусалим, который заняли 9 декабря 1917 г. Дальнейшее наступление развивалось чрезвычайно медленно. К концу года утомленность войск и особенно начавшиеся дожди и бездорожье заставили англичан прекратить операцию.

События на Ближнем Востоке в 1917 г. не оказали какого-либо заметного влияния на ход войны. Правда, в Месопотамии англичане при содействии русского корпуса Баратова нанесли поражение 6-й турецкой армии, заняли Багдад и Мосул. В Палестине они продвинулись до линии Иерусалим, Яффа. Но, как отмечает Лиддел Гарт, хотя победа англичан в Палестине и имела большое моральное значение, со стратегической точки зрения она являлась «кружным путем к цели»{311}.

Д. В. Вержховский

5. Военные действия на морских театрах

Северное море

Ютландское сражение опрокинуло надежды и расчеты обеих противоборствующих сторон. Германское командование пришло окончательно к выводу о невозможности уравнять силы своего флота с противником. Оно делало теперь ставку на беспощадную подводную войну. 22 декабря Морской генеральный штаб представил верховному командованию Германии доклад, в котором приводились расчеты, согласно которым через 5 — 7 месяцев беспощадной подводной войны Англия потерпит экономический крах и капитулирует{312}. Эти соображения были одобрены Коронным [367] советом, собравшимся в Плессе 9 января 1917 г. под председательством кайзера. В тот же день на имя начальника Морского генерального штаба адмирала Гольцендорфа последовала телеграмма Вильгельма II: «Приказываю начать с 1 февраля со всей энергией неограниченную подводную войну. Вам надлежит немедленно сделать все необходимые приготовления, однако так, чтобы это намерение не стлало раньше времени известно неприятелю и нейтральным странам»{313}.

Все внимание германского морского командования было обращено на максимальное использование подводных лодок, а английского — на истребление их. Линейные силы обоих флотов, на строительство которых были затрачены огромные суммы, стояли в базах и лишь изредка выходили в море. Германия имела 142 подводные лодки, из них 105 составляли боевой состав, а остальные 37 находились в капитальном ремонте, на испытаниях, в учебных отрядах{314}. Действовавшие лодки были сведены в 10 флотилий и 1 полуфлотилию. 5 флотилий базировались на германские порты Северного моря, 2 флотилии — на фландрские базы Зеебрюгге и Остенде, 2 флотилии — на австрийские порты Пола и Котор (Адриатическое море), флотилия «Курляндия» находилась на Балтике и полуфлотилия в Константинополе для действий в Черном море{315}. В марте было приступлено к формированию флотилии крейсерских лодок{316}.

31 января в ноте США, а 4 февраля в специальном заявлении германское правительство объявило опасными для всех видов судоходства зоны, включавшие весь Английский канал, Северное море (за исключением прибрежной полосы до 30 миль вдоль голландского и норвежского побережий), воды Атлантики до 400 миль на запад от Ирландии, все Средиземное море (кроме небольшого района к югу и востоку от Испании и узкого коридора у берегов Греции){317}. Однако объявление опасных зон было формальным актом, так как немецкие лодки действовали и за их пределами.

Тактика действий подводных лодок в основном была та же, что и в период ограниченной войны: в открытых районах театров — одиночное и групповое крейсерство, у портов и баз — позиционный способ. Только теперь лодки беспощадно расправлялись со всеми судами, какой бы флаг они ни несли. В инструкции командирам лодок указывалось: «Обеспечение безопасности для подводной лодки стоит на первом месте. Ради этой безопасности [368] следует избегать всплытия лодки для осмотра судов... Само по себе ношение нейтрального флага и отличительных нейтральных знаков еще не является бесспорным доказательством того, что пароход является нейтральным. Поэтому его уничтожение вполне оправдывается...»{318} На море остались только враги, и старые положения международного права потеряли свое значение. «Ничто плавающее в море не должно было ускользнуть от потопления...» — замечает адмирал А. В. Шталь в своем исследовании о действиях подводных лодок в первую мировую войну{319}.

Для потопления крупных судов лодки использовали торпеды, а небольших — артиллерию. Они широко применяли также мины, выставив в кампанию 1917 г. в Северном море и Атлантике 5951 штуку{320}. Неограниченные действия германских лодок в первые месяцы беспощадной войны, пока противолодочная оборона союзных стран находилась в стадии организации, привели к угрожающим потерям в торговом тоннаже. За февраль — апрель было потоплено в Северном море и в Атлантическом океане 844 английских, союзных и нейтральных судна общим водоизмещением свыше 1 млн. 450 тыс. тонн{321}.

6 апреля США объявили войну Германии. Через три дня прибыл в Англию посланец президента Вильсона адмирал Симс, чтобы на месте ознакомиться с положением своего союзника. В беседе с первым морским лордом адмиралом Джеллико он, узнав о тяжелых потерях в торговом тоннаже, спросил:

— Похоже, что Германия выигрывает войну?

— Она ее выиграет, если мы не остановим роста этих потерь, и притом как можно скорее, — ответил Джеллико{322}.

Американское правительство не спешило с оказанием помощи. В апреле — мае оно ограничилось направлением в Англию трех дивизионов эскадренных миноносцев. Лишь во второй половине 1917 г., когда США стали сами нести ощутимые потери торговых судов, они более активно включились в борьбу с подводной опасностью. Англичане были недовольны поведением своего союзника. Они открыто говорили, что американцы вступили в войну не для победы над Германией, а для того, чтобы диктовать условия мира. И в этом, как показало будущее, они были правы. Считается, что запоздание помощи США стоило союзникам жизни 500 тыс. человек и 3 млрд. долларов{323}. [369]

27 апреля Джеллико представил на имя первого лорда Адмиралтейства (морского министра) Э. Карсона доклад, который официальный историк английского флота Г. Ньюболт назвал документом «величайшей исторической важности»{324}. В нем говорилось: «... В настоящее время мы ведем войну так, как будто абсолютное господство на море в наших руках, фактически же мы не только не обладаем абсолютным господством, но даже и ничем похожим на такое господство... История ... показывает, какие получаются фатальные результаты, когда стратегия базируется на необеспеченных коммуникациях. В этих случаях катастрофа неизбежна, а наша теперешняя политика ведет прямо к катастрофе... Если с этим не захотят считаться, я твердо убежден, что война будет проиграна. Английский народ погибнет от голода»{325}. Автор доклада предложил провести немедленно ряд конкретных мероприятий, которые могли, по его мнению, привести к разрядке создавшегося катастрофического положения. К ним относились: отозвание войск из Салоник (Греция); организация перевозки войск из колоний и США на грузовых судах, следующих в Англию с продовольствием; прекращение ввоза рабочей силы из колоний; запрещение импорта товаров, не имевших жизненного значения{326}.

Не все предложения адмирала Джеллико были приняты и осуществлены. Но его доклад в целом произвел сильное впечатление и заставил английское правительство взглянуть прямо в глаза нависшей опасности. Для борьбы с германскими лодками были мобилизованы все легкие силы флота, подводные лодки и спешно приступлено к переоборудованию под тральщики и сторожевые корабли дополнительно большого количества малых торговых и рыболовных судов, усилено строительство новых кораблей противолодочной обороны.

Еще в феврале — марте между портами Англии и Франции, Англии и Норвегии было организовано конвоирование судов («Угольный» и «Скандинавский» конвои), а 1 апреля — принято решение о введении системы конвоев на всех сообщениях. Для управления конвоями при Адмиралтействе был создан специальный отдел. Однако из-за недостатка конвоирующих кораблей проведение в жизнь этого решения затянулось. В Атлантическом океане система конвоев была полностью введена только в августе, в Средиземном море — в октябре. Конвойная система оказалась наиболее действенным способом в борьбе за сбережение торгового тоннажа.

В ходе кампании 1917 г. в Атлантике применялись три вида конвоев: односторонние, двусторонние и сквозные. В первом виде конвоев эскорт сопровождал суда до внешней границы опасной зоны, затем он ждал здесь суда из США, а конвой тем временем [370] следовал в Америку под защитой 1-2 крейсеров. В двусторонних конвоях эскортные силы состояли из двух отрядов — английского и американского, которые охраняли конвой каждый в своей зоне. Сквозные же конвои ходили в охранении либо английских, либо американских эскортов на протяжении всего пути от Англии до США или в обратном направлении.

С введением системы конвоев и увеличением сил и средств противолодочной обороны потери в торговом тоннаже стали сокращаться. В ноябре и декабре они составляли соответственно 103 и 107 судов водоизмещением 245,8 и 231,6 тыс. тонн{327}. В это время для борьбы против германских лодок англичане использовали 227 эскадренных миноносцев, 74 сторожевых и дозорных корабля, 65 подводных лодок, 406 моторных катеров, 49 яхт, 849 траулеров, 867 дрифтеров, 24 колесных тральщика, 77 судов-ловушек, 50 дирижаблей, 194 самолета{328}. Однако кривая потерь тоннажа не шла все время вниз. В течение нескольких месяцев следующего года она то падала, то снова подымалась.

Наряду с конвоированием судов были приняты и другие меры по борьбе с германскими лодками. К началу 1917 г. около 1500 торговых судов Англии имели артиллерийское вооружение (обычно по одному кормовому орудию). В течение 1917 г. орудия были установлены еще на 3000 английских судов. К началу 1918 г. вооружение имели до 90% всех крупнотоннажных британских торговых судов. 900 судов было снабжено тралами-охранителями (параванами) и до 4000 судов — техническими средствами для постановки дымовых завес. Для поиска лодок англичане сформировали так называемые гидрофонные флотилии из траулеров и моторных катеров, оснащенных гидрофонами, а для обнаружения лодок на путях движения конвоев в опасных зонах использовались также привязные змейковые аэростаты. Эскорты конвоев и патрульные силы помимо артиллерийского и торпедного оружия широко применяли против лодок глубинные бомбы{329}.

Особенно больших усилий потребовало траление мин, поставленных германскими лодками. Осенью 1917 г. тралением их занималось до 3200 кораблей и судов с личным составом около 250 тыс. человек{330}.

Во второй половине кампании англичане приступили к массовой постановке противолодочных минных заграждений. Всего за 1917 г. они выставили в Северном море и Атлантике 33 660 мин, из них 22 148 — в Гельголандской бухте, 8512 — у своих берегов [371] и в Ла-Манше, 3000 — у бельгийского побережья{331}. Некоторые рейды и стоянки судов защищались противолодочными сетями. Массовоe применение минного оружия в активных заграждениях усилило в целом морскую блокаду германского побережья, а также затруднило выход немецких лодок на сообщения, но сократить их действия в существенных размерах не смогло. Немецкие тральщики систематически очищали от мин проходы, которыми пользовались лодки.

В начале сентября в Лондоне состоялась морская конференция союзников, которая по предложению англичан приняла решение о постановке огромного минного заграждения между Шетландскими островами и Норвегией с тем, чтобы перекрыть всю северную часть Северного моря. Предполагалось выставить здесь свыше 100 тыс. мин. Однако постановки мин на этом заграждении (оно вошло в историю под названием «Великого заграждения Северного моря») начались только в мае 1918 г.{332}.

Несмотря на использование громадных боевых сил и средств для борьбы с германскими лодками, Англия оказалась в тяжелом положении. За 11 месяцев неограниченной подводной войны она потеряла только в Северном море и Атлантическом океане 1037 судов общим тоннажем 2 млн. 600 тыс. тонн. Кроме того, союзники и нейтральные страны лишились 1085 судов вместимостью 1 млн. 647 тыс. тонн{333}. Потери союзных держав и нейтральных стран в Средиземном море — 651 судно водоизмещением 1 млн. 647 тыс. тонн. От мин, поставленных немецкими лодками, погибло судов водоизмещением около 330 тыс. тонн. Итоговая цифра потерь в тоннаже составляла более 6 млн. тонн{334}. В 1917 г. Англия построила новых судов общим водоизмещением 1 млн. 160 тыс. тонн{335}, что составляло примерно 1/3 от потерянного ею тоннажа. На выручку Англии пришли США, развернув во второй половине 1917 г. крупное судостроение. Но помощь США стала сказываться только в 1918 г.

В течение 1917 г. Германия построила 103 новые лодки, а потери составляли 72 лодки, из них 61 погибла в Северном море и Атлантическом океане{336}. Помимо подводных лодок немцы использовали [372] в борьбе на морских сообщениях и легкие силы своего флота. 16 — 18 октября и 11-12 декабря германские легкие крейсера и эскадренные миноносцы совершили нападения на «Скандинавские» конвои и достигли крупных успехов — пустили ко дну 3 английских конвойных эсминца, 3 траулера, 15 пароходов и повредили 1 миноносец{337}.

Англичане пытались в обоих случаях перехватить неприятельские эсминцы. В район движения конвоев были высланы крейсера и миноносцы, но они опоздали со своим развертыванием. Было решено посылать конвой не ежедневно, а через три дня, значительно увеличить количество эскортирующих кораблей и направить эскадру крейсеров в дозор к югу от трассы движения конвоев Лервик (Шетландские острова) — Берген (Норвегия). Для прикрытия наиболее крупных конвоев использовались также линейные силы.

Германские эскадренные миноносцы предпринимали время от времени набеги против Дуврского патруля. На океанских и морских сообщениях действовали немецкие вспомогательные крейсера «Меве», «Вольф» и «Зеадлер».

Вырос гидросамолетный парк английского флота. В ходе кампании был оборудован под авианосец крейсер «Фюриес», принимавший 4 разведчика и 6 истребителей, и построен авианосец «Аргус», который мог брать на борт 6 истребителей, 6 разведчиков и 6 бомбардировщиков. Были усилены береговые авиабазы и станции{338}. Неудачи английского флота в кампанию 1917 г. привели к новым переменам в командовании. В конце декабря Джеллико был освобожден от должности первого морского лорда и начальника морского генерального штаба и заменен Р. Уимзом. Заместителем начальника штаба стал Фримента. Командующим силами Дуврского патруля вместо Бэкона был назначен Кийз.

Средиземное море

Боевые действия на Средиземном море сводились в основном к неограниченным действиям германских лодок на морских сообщениях противника и противолодочной обороне союзников. Средиземноморские коммуникации имели для последних исключительно важную роль. Они связывали Англию, Францию и Италию с их колониальными владениями в Африке, Азии, Австралии. В Греции (Салоники) и Египте находилось свыше 500 тыс. английских и французских войск, которые нуждались в снабжении.

К началу кампании на австрийские порты Пола и Котор базировались 25 германских подводных лодок. Австро-Венгрия имела 13 лодок. Однако слабая ремонтная база ограничивала число [373] лодок, одновременно действовавших на сообщениях противника. Так, в первые два месяца неограниченной подводной войны (февраль и март) смогли выходить в море не более 5 — 6 лодок. Только в июне число их увеличилось до 15{339}.

На средиземноморских коммуникациях действовали главным образом немецкие лодки. Задачей австрийских лодок была борьба на сообщениях в Адриатике и действия против сил Отрантского барража. Несмотря на незначительное число действовавших лодок, союзники стали нести серьезные потери в тоннаже. В апреле германские лодки потопили 94 судна тоннажем 234,2 тыс. тонн{340}.

Защита сообщений на Средиземном море была нелегким делом. В море находилось одновременно до 300 торговых судов, следовавших в разных направлениях. Особенно остро стоял вопрос о защите прибрежных коммуникаций, протяженность которых составляла в общей сложности свыше 2000 миль. 28 апреля — 1 мая на Корфу состоялась конференция союзных адмиралов, которая выработала ряд мероприятий по усилению борьбы с подводной опасностью. Было принято решение сосредоточить руководство по защите сообщений в одних руках, предложив командующему морскими силами на Мальте адмиралу Балларду взять на себя эти обязанности. Ввиду недостатка кораблей для конвоирования торговых судов на всем протяжении Средиземного моря конференция воздержалась от введения системы конвоев.

На конференции были приняты рекомендации по усилению Отрантского барража: расширению минных и сетевых заграждений, увеличению количества дозорных кораблей, использованию подводных лодок и авиации против лодок и их баз в Пола и Которе. Союзные адмиралы высказались за более широкое использование минного оружия в борьбе с германскими и австрийскими лодками на всем Средиземноморском театре, а не только на линии Отрантского барража{341}. Основные мероприятия, намеченные конференцией, были осуществлены, хотя некоторые из них, например усиление Отрантского барража, с большим запозданием{342}.

Пока не была введена система конвоев, а это произошло только в октябре — ноябре, союзники продолжали нести крупные потери в торговом тоннаже. Летом и осенью германское командование направило в Средиземное море дополнительно несколько лодок, доведя общее число их к концу года до 34{343}. За 11 месяцев неограниченной подводной войны на Средиземном море германские и [374] австрийские лодки потопили 651 судно союзников и нейтральных стран общим тоннажем 1 млн. 647 тыс. тонн{344}. Кроме того, на минах, поставленных лодками-заградителями, подорвалось и погибло свыше сотни судов суммарным водоизмещением в 61 тыс. тонн{345}. Крупные потери от лодок в 1917 г. понесли военно-морские силы союзников на Средиземном море: 2 линейных корабля (английский — «Корнуоллис», французский — «Дантон»), 1 крейсер (французский — «Шаторенно»), 1 заградитель, 1 монитор, 2 эсминца, 1 подводная лодка{346}. Немцы потеряли 3 лодки, австрийцы — 1{347}.

Надводные силы австрийского и итальянского флотов вели боевые действия только в Адриатике. В феврале 1917 г. командующий австрийским флотом адмирал Гаусс умер, на его место был назначен адмирал Ньегован. Почти в то же время произошла смена командующего итальянским флотом: герцог Абруццкий был заменен адмиралом ди-Ривелем. Новые командующие старались поддержать свою репутацию более активными действиями вверенных им флотов.

14 мая австрийский отряд в составе легких крейсеров «Новара», «Сайда», «Гельголанд» и 2 эскадренных миноносцев под командованием капитана 1-го ранга Хорти{348} вышел из Котора в южную часть Адриатического моря, имея целью напасть на дозорные силы Отрантското барража и итальянские транспорты, ходившие по ночам из портов Италии в Валону (Албания). Для обеспечения набега были высланы в море 3 подводные лодки.

Итальянскому командованию было известно о подготовке противника к каким-то действиям, но ни о цели их, ни о направлении сведений оно не имело. В 21 час 14 мая были высланы из Бриндизи в море лидер «Мирабелло» и 3 эсминца под общей командой капитана 1-го ранга Викуна. Они должны были произвести поиск между итальянским и албанским побережьями, севернее Отрантского барража. Несколько позже вышел в Валону очередной итальянский конвой из 3 пароходов под охраной одного эсминца. Находясь уже в 20 милях от порта назначения, конвой подвергся нападению двух эскадренных миноносцев противника, которые потопили конвойный миноносец и один транспорт. Почти в то же время австрийские крейсера уничтожили 14 дрифтеров на Отрантском барраже.

Итальянское командование, получив радиограмму о случившемся, направило в море под командованием адмирала Актона более сильный отряд кораблей: 2 английских крейсера («Дартмут» [375] и «Бристол») и итальянские лидер и 4 эсминца. Произошло несколько боевых столкновений, закончившихся поражением итало-английских сил. Был потоплен еще один миноносец, повреждены крейсер «Дартмут», лидеры «Мирабелло» и «Аквила», миноносец. Австрийский отряд потерь не понес, но крейсер «Новара» получил тяжелые повреждения.

На разных этапах боя приняло участие несколько групп самолетов с той и другой стороны, которые пытались бомбить корабли своих противников, но безуспешно. Австрийские самолеты сбили один итальянский бомбардировщик{349}. В боевых столкновениях 15 мая итальянское командование не сумело организовать управление силами. Отряды кораблей, высланные им в море, действовали разрозненно.

В результате набега австрийского отряда на Отрантский барраж и уничтожения одновременно 14 дрифтеров союзное командование не стало оставлять дрифтеры на ночь на барраже. С наступлением темноты часть их отходила к Отранто, а другая часть — к о. Фано под защиту находившихся там кораблей. Это облегчило прорыв германских подводных лодок через барраж. Так продолжалось до 1 июля, пока не были направлены в Бриндизи дополнительные силы крейсеров и эсминцев для поддержки дрифтеров.

Военно-морские силы обеих сторон оказывали поддержку приморским флангам своих сухопутных войск. Союзное командование использовало для этого английские мониторы, вооруженные 305-мм орудиями, итальянские плавучие батареи с орудиями калибром 381 мм и понтоны, на которых были установлены 305-мм орудия, а также авиацию. Австро-венгерский флот, не имея специальных кораблей для огневого содействия войскам, использовал для этой цели старые линкоры и броненосцы береговой обороны.

Кампания 1917 г. на Средиземноморском театре закончилась неблагоприятно для союзников. Германские подводные лодки нанесли большой урон торговому судоходству и военно-морским силам Антанты. Справиться с подводной опасностью союзникам не удалось из-за медленного и запоздалого осуществления мероприятий по противолодочной обороне.

Балтийское море

После победы в России Февральской революции буржуазия, захватившая власть в стране, предпринимала большие усилия, чтобы удержать флот на своей стороне, изолировать его от партии большевиков. Моряки Балтики распознали контрреволюционную [376] сущность Временного правительства и его империалистическую политику. Они стали непременными участниками всех крупных революционных событий, происходивших в Петрограде с февраля по октябрь 1917 г. В конце апреля был создан Центральный исполнительный комитет Балтийского флота (Центробалт) под председательством матроса-большевика П. Е. Дыбенко. Центробалт к сентябрю стал фактически «главкомом» Балтийского флота. 19 сентября (2 октября) пленарное заседание Центробалта совместно с представителями 80 судовых и береговых комитетов приняло резолюцию, в которой говорилось, что Балтийский флот «... больше распоряжений Временного правительства не исполняет и власти его не признает...»{350}.

25 сентября — 5 октября (8 — 18 октября) в Гельсингфорсе на бывшей царской яхте «Полярная звезда» состоялся II съезд моряков Балтийского флота. Большинство делегатов его были большевиками. Съезд предложил Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов взять на себя инициативу созыва II Всероссийского съезда Советов, который должен был лишить власти буржуазное Временное правительство. Он принял решение о назначении на корабли, в части и учреждения флота комиссаров Центробалта для контроля над оперативной деятельностью командования и штабов. Съезд происходил в разгар героической обороны Моонзундских островов от немецких захватчиков. Он полностью одобрил меры, принятые Центробалтом по обороне архипелага, и в своем воззвании заявил: «...Ни одно из наших судов не уклоняется от боя, ни один моряк не сойдет побежденным на сушу... Флот исполнит свой долг перед великой революцией…»{351} II съезд моряков Балтийского флота сыграл большую роль в мобилизации вооруженных сил пролетарской революции. Матросы Балтики явились одним из ударных отрядов Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде и социалистической революции в стране...

В кампанию 1917 г. Балтийский флот не вел крупных наступательных действий. Ставка верховного главнокомандующего поставила флоту в качестве главной задачи на кампанию — «всеми силами не допускать проникновения противника к востоку от главной Нарген-Порккалауддской позиции»{352}. Начались работы по дооборудованию минно-артиллерийских позиций на театре. Они не были завершены. Буржуазное Временное правительство было готово скорее пропустить немцев к революционному Петрограду, чем защитить его.

После занятия Риги германское командование приступило [377] к подготовке операции по захвату Моонзундских островов{353}, чтобы затем нанести комбинированный (с суши и моря) удар по Петрограду. В первых числах сентября противник начал стягивать в Либаву свои силы. В течение 20 дней десантные войска тренировались в посадке на транспорты и высадке на необорудованное побережье. Все мероприятия проводились с соблюдением максимальной скрытности. Для разведки состояния обороны на Моонзундских островах немцы ежедневно высылали самолеты, а в бухту Тагалахт, где должны были высадиться главные силы десанта, направили подводную лодку.

План захвата островов был основан на принципе преодоления противодесантной обороны путем создания подавляющего перевеса в силах. Германское командование назначило для проведения операции свыше 300 кораблей и судов, что составляло более двух третей всего флота, 6 дирижаблей и 102 самолета, до 25 тыс. десантных войск{354}. Общее руководство операцией возлагалось на командующего 8-й немецкой армией генерала Гутьера, штаб которого находился в Риге. Ему непосредственно подчинялись командующий морскими силами (Морской отряд особого назначения) вице-адмирал Шмидт, возглавлявший до этого 1-ю эскадру линкоров флота Открытого моря, и командующий десантным корпусом генерал Катен.

Впервые за всю войну германское командование пошло на столь большое ослабление флота Открытого моря, главной задачей которого была борьба с британским флотом. Но оно знало, что риска в этом нет: англо-американские империалисты были не меньшими врагами русской революции, чем их германские собратья. Немецкому флоту была предоставлена полная свобода действий на Балтийском море. Адмирал Шеер, командовавший в то время флотом Открытого моря, в своих воспоминаниях писал: «Факт посылки столь значительной части флота далеко на восток и его пребывание там в течение целой недели должен был со всей ясностью показать нам, намерен ли был английский флот помешать этой операции или же он воспользуется отсутствием кораблей для энергичного нападения в Северном море... Если же английский флот попытался бы, со своей стороны, предпринять демонстрацию в Балтийском море и выделил для этого крупные силы, то мы были бы поставлены перед дилеммой — либо прервать нашу операцию на востоке, либо выйти навстречу английскому флоту в западную часть Балтийского моря, но лишь со слабыми силами. Однако английский флот не выказал склонности предпринять ни ту, ни другую операцию и отвлечь нас от захвата островов»{355}. Такая позиция союзников России [379] по Антанте была на руку не только германским захватчикам, но и Временному правительству, стремившемуся любой ценой, даже ценой национальной измены, предотвратить грядущую социалистическую революцию.

В. И. Ленин, зорко следивший за происками международной контрреволюции накануне Великого Октября, говорил: «Не доказывает ли полное бездействие английского флота вообще, а также английских подводных лодок{356} при взятии Эзеля немцами... Что между русскими и английскими империалистами, между Керенским и англо-французскими капиталистами заключен заговор об отдаче Питера немцам и об удушении русской революции таким путем?

Я думаю, что доказывает»{357}.

Огромным силам противника противостояли сравнительно слабые Морские силы Рижского залива — всего 123 корабля и вспомогательных судна, в том числе 2 устаревших линкора — «Слава» и «Гражданин». Гарнизон островов состоял из одной дивизии неполного состава, насчитывавшей около 13 400 человек{358}. Войска ранее в военных действиях не участвовали и боевого опыта не имели. Сухопутная оборона побережья, за исключением береговых батарей, находилась по существу в зачаточном состоянии. Даже окопы на прибрежных участках, где была угроза высадки вражеских десантов, не имели полного профиля. Солдаты могли вести огонь из них только с колена. Русские располагали несколькими отрядами морской авиации, в составе которых было до 30 самолетов с изношенной материальной частью.

Основу противодесантной обороны составляли береговая артиллерия и оборонительные минные заграждения. На островах и на побережье материка (у Виртсу) к октябрю 1917 г. имелось 13 батарей береговой и до 10 батарей зенитной артиллерии. Но батареи береговой артиллерии входили в Передовую минно-артиллерийскую позицию, защищавшую вход в Финский залив, и не могли быть практически использованы в отражении противника, который наступал с южного направления. На вооружении батарей состояло всего 37 орудий калибром от 120 до 305 мм. Наиболее мощными являлись: батарея из четырех 305-мм орудий на м. Церель, перекрывшая своим огнем весь Ирбенский пролив, и батарея из пяти 254-мм орудий на о. Моон{359}. Почти на всех береговых батареях инженерные работы не были завершены: нуждались в доделке артиллерийские погреба, брустверы, бетонные [380] основания и т. д. На некоторых батареях отсутствовали дальномеры. Огневые позиции не имели должной маскировки от морского, воздушного и наземного противника.

Минная оборона островов находилась в лучшем состоянии. За годы войны в этом районе{360} было выставлено свыше 11 тыс. мин. Самыми мощными заграждениями являлись ирбенское, защищавшееся церельской 305-мм батареей, и заграждение у южного входа в Моонзунд. Небольшие заграждения имелись на подходах к бухте Тагалахт и Соэлозунду. В ходе обороны были поставлены мины на Кассарском плесе, в Моонзунде, восточнее о. Вормс (всего 508 мин){361}. Минные заграждения вместе с береговыми батареями образовали минно-артиллерийские позиции, на которых русские корабли могли вести оборонительные бои даже с превосходящими силами неприятельского флота.

Состояние обороны как по составу сил и средств, так и по их подготовленности далеко не отвечали требованиям, которые предъявляла борьба с сильным врагом. Защитникам островов предстояли тяжелые испытания. Трудности усугублялись еще и тем, что многие адмиралы и старшие офицеры были ярыми корниловцами и не хотели оборонять острова. 21 сентября, за неделю до начала операции, командующий Морскими силами Рижского залива вице-адмирал Бахирев и начальник минной дивизии контр-адмирал Старк подали рапорты об отставке, мотивируя свою просьбу якобы разложением команд и вмешательством судовых комитетов в оперативные дела. Отставка не была принята. Они остались на своих постах, но оборона островов от этого не выигрывала. Командующий сухопутными силами на островах контр-адмирал Свешников в начале решающих боев за о. Эзель сбежал со своим штабом из Аренсбурга на материк (в Гапсаль), а начальник дивизии подводных лодок контр-адмирал Владиславлев скрылся в неизвестном направлении. В. И. Ленин писал: «Воюют геройские матросы, но это не помешало двум адмиралам скрыться перед взятием Эзеля!!

Это факт. Факты — упрямая вещь. Факты доказывают, что адмиралы способны предавать не хуже Корнилова»{362}.

Центральный Комитет большевистской партии уделял огромное внимание обороне морских подступов к Петрограду. Он направил в Кронштадт, Ревель и Гельсингфорс, своих представителей. В Гельсингфорсе был создан Военно-революционный комитет, который фактически осуществлял командование Балтийским флотом. Комиссары Центробалта и Военно-революционного комитета, прибывшие на Моонзундские острова и в Морские силы Рижского залива, возглавили оборону архипелага. [381]

Оперативный план немцев по захвату Моонзундских островов предусматривал занятие в первую очередь о. Эзель, а затем уже островов Моон и Даго. Главные силы десанта намечалось высадить в бухте Тагалахт, вспомогательные — у полуострова Памерорт. Для отвлечения внимания русских от мест высадки предполагалось произвести демонстративный обстрел корабельной артиллерией базы морской авиации в Кильконде и береговых батарей на полуострове Сворбе. В случае успеха высадки десантные войска должна были начать наступление одновременно в трех направлениях: на полуостров Сворбе, на Аренсбург и Ориссар. Морским силам ставилась задача обеспечить переход десантных судов и высадку войск в назначенных пунктах, подавить там береговые батареи, а затем оказывать огневое содействие десантным войскам при захвате ключевых позиций на островах.

Одной из главных задач германского флота было уничтожение русских Морских сил Рижского залива.

28 сентября (11 октября) главные силы германского флота и транспорты с десантными войсками вышли из Либавы и направились в районы высадки. Впереди шли тральщики и охотники за подводными лодками. С воздуха флот прикрывался дирижаблем и самолетами. На переходе морем противник не был обнаружен русскими.

В 4 часа 29 сентября (12 октября) германские боевые корабли подошли к пунктам высадки и начали занимать огневые позиции для уничтожения русских береговых батарей. При этом 2 вражеских линейных корабля у Памерорта подорвались на минах и получили повреждения, но смогли продолжать участие в операции. В 5 часов 30 минут семь немецких линкоров, имевших на вооружении 70 305-мм орудий, открыли огонь по двум русским батареям, защищавшим вход в бухту Тагалахт. Береговые батареи начали ответную стрельбу. Одна из них сосредоточила огонь по флагманскому кораблю противника — линейному крейсеру «Мольтке», приблизившемуся к бухте, и с третьего залпа накрыла его. Крейсер отошел в море. Однако батареи не могли долго продержаться и одна за другой вышли из строя, а затем были захвачены десантными войсками. К 8 часам немцы высадили большую часть первого эшелона десанта. Во время высадки 1 транспорт подорвался на мине и выбросился на отмель.

Личный состав русских береговых и полевых батарей (последних было также две) и пулеметной команды героически сражался с вражеским десантом. Но силы были слишком неравны. Оставшиеся в живых русские воины отступили в глубь острова. Одновременно с высадкой десанта в бухте Тагалахт немецкие миноносцы обстреляли авиабазу в Кильконде. Когда выяснилось, что десантные войска начали движение к базе, самолеты перелетели в Аренсбург, а сооружения базы были уничтожены. 2 германских [382] линкора обстреляли батареи береговой обороны на полуострове Сворбе.

Примерно через час после высадки десанта на главном направлении началась высадка на вспомогательном — у полуострова Памерорт. В районе высадки оказались только посты и конные разъезды пограничников. Поэтому противник почти не встретил противодействия. Высаженные части самокатчиков развернули наступление на Аренсбург и Ориссар (Оррисар).

В тот же день германские корабли (1 линкор, 1 крейсер и 15 миноносцев) обрушили свои снаряды на 120-мм батарею у Серро (о. Даго), защищавшую Соэлозунд. Немцы стремились как можно скорее проникнуть на Кассарский плес и в Малый Зунд, чтобы оказать артиллерийскую поддержку своим войскам при штурме Ориссарской дамбы, соединявшей о. Эзель с о. Моон. Однако русская маломощная батарея оказала неожиданное для противника стойкое сопротивление. Она состязалась с 17 вражескими кораблями до тех пор, пока не израсходовала весь боезапас. После этого личный состав взорвал батарею и отошел. 2 немецких эсминца получили повреждения.

Германские миноносцы под прикрытием легкого крейсера за тральщиками вошли на Кассарский плес, но здесь встретились с русскими миноносцами и канонерской лодкой «Грозящий». Завязался бой. Были повреждены еще 3 неприятельских эсминца. Не желая больше рисковать, корабли противника, прикрывшись дымовыми завесами, отошли к Соэлозунду. На следующий день немецкое командование не делало попыток прорваться на Кассарский плес. А между тем в это время германские войска у Ориссарской дамбы попали в тяжелое положение и нуждались в срочной поддержке кораблей. Малочисленные защитники ориссарской позиции, прикрывавшей дамбу, получили подкрепления: отряд моряков, сформированный Комитетом морских сил Рижского залива, и Ревельский ударный батальон. Немецкие части были отброшены на запад. Однако с прибытием пополнений они вновь перешли в наступление. Ожесточенные бои за Ориссарскую дамбу продолжались до ночи 4 (17) октября. Особенно мужественно и стойко сражались в этих боях моряки, возглавляемые членами Центробалта А. И. Тупиковым и П. П. Сурковым.

Получив сообщение о тяжелых боях в районе Ориссара, германское командование приступило к подготовке нового прорыва кораблей на Кассарский плес и в Малый Зунд для поддержки своих войск. 1 (14) октября 17 немецких эскадренных миноносцев под прикрытием крейсера «Эмден» и линейного корабля «Кайзер» вошли в Соэлозунд. В узкой части пролива 4 эсминца выскочили на камни, остальные продолжали движение.

Русские, предвидя возможность прорыва, постоянно держали на Кассарском плесе дозорные корабли. С утра в этот день дозор несли 4 эскадренных миноносца. Несколько позднее к ним присоединилась канонерская лодка «Храбрый». В 13 часов 45 минут, [383] когда дозорные корабли приблизились к Соэлозунду, германский линкор «Кайзер» открыл по ним огонь и одним из залпов поразил эсминец «Гром». 305-мм снаряд угодил в машинное отделение и вывел из строя обе турбины. «Гром» накренился на левый борт и потерял ход. Находившаяся поблизости канонерская лодка «Храбрый» взяла его на буксир и повела в Моонзунд. В это время на Кассарском плесе появились 13 вражеских миноносцев. Обнаружив русские дозорные корабли, они пошли на сближение. С дистанции 65 кабельтовых по ним был открыт огонь. Завязался неравный бой. В начале его русские комендоры своими меткими залпами вывели из строя 2 корабля противника. Немецкие эсминцы разделились на две группы и начали охватывать дозорные миноносцы. Чтобы не попасть в окружение превосходящих сил неприятеля, русские миноносцы взяли курс на отход.

В бою приняли участие также канонерская лодка «Храбрый» и поврежденный эсминец «Гром». Последний получил несколько новых повреждений. На нем возник пожар, корабль наполовину погрузился в воду. Убедившись в невозможности спасти эсминец, канлодка сняла с него личный состав и начала отходить. В последний момент на палубу «Грома» перепрыгнул минный старшина Федор Самончук. Отважный моряк решил торпедировать подходивший к «Грому» миноносец противника, а затем взорвать свой корабль, чтобы он не достался врагу. Когда немецкий миноносец оказался на небольшой дистанции в секторе обстрела торпедного аппарата, Самончук выпустил торпеду. Раздался взрыв, и неприятельский миноносец пошел ко дну. Затем Самончук бросил горящий факел из мазута в артиллерийский погреб «Грома». Произошел сильный взрыв, и корабль стал медленно погружаться в воду{363}. При отходе канонерская лодка «Храбрый» потопила еще один германский миноносец и нанесла повреждения другому. Действия экипажа полностью соответствовали названию своего корабля.

На помощь отходившим из района боя русским кораблям поспешили из Куйваста 8 эскадренных миноносцев и канонерская лодка «Хивинец». Бой возобновился. Немецкие миноносцы, не выдержав огня русских кораблей, повернули к Соэлозунду, так и не выполнив поставленную перед ними задачу{364}. В ночь на 2 (15) октября минный заградитель «Припять» поставил на [384] Кассарском плесе заграждение из 135 мин. Через несколько часов на нем подорвался вражеский миноносец. Два других, пытаясь обойти заграждение, сели на мель{365}.

Одновременно с попытками прорыва на Каосарский плес и в Малый Зунд противник начал готовиться к вводу своих сил в Рижский залив. Но пока существовала 305-мм береговая батарея на м. Церель, прорыв кораблей в залив был невозможен. Нужно было либо подавить, либо захватить батарею. С l октября немецкие линкоры приступили к обстрелу батареи. Однако прямых попаданий добиться не могли. Батарея оставалась невредимой и отвечала интенсивным огнем, от которого начали страдать вражеские корабли. Не прекращая совсем обстрела батареи с моря, противник повел наступление на нее с суши. В это время осложнилось положение на самой батарее.

Немецкой агентуре и офицерам-корниловцам удалось уговорить большую часть личного состава батареи прекратить сопротивление и отойти к Менто, чтобы переправиться на материк. Нависла непосредственная угроза захвата батареи врагом. Небольшая группа революционных моряков, оставшаяся на батарее, 2 (15) октября взорвала орудия и погреба. Но полной уверенности в том, что батарея совсем вышла из строя, не было. Поэтому линейный корабль «Гражданин», находившийся у полуострова Сворбе, обстрелял батарею из всех орудий главного калибра. Моряки-артиллеристы и солдаты, защищавшие Сворбе, были взяты на транспорта и миноносцы и доставлены в Куйваст.

3 (16) октября в Рижский залив вошла германская эскадра под командованием вице-адмирала Бенке, состоявшая из 2 линейных кораблей («Кениг», «Кронпринц»), 2 легких крейсеров («Кольберг», «Страсбург»), 17 эскадренных миноносцев, 2 прорывателей заграждений, 20 тральщиков, 16 искателей мин и нескольких вспомогательных судов{366}. Эскадра имела задачу обеспечить высадку 2-го эшелона десантных войск в Аренсбурге, занятом к этому времени немцами. Но по пути в Аренсбург Бенке получил приказ: атаковать русские военно-морские силы в Моонзунде и Рижском заливе{367}. Командующий эскадрой, отрядив часть кораблей на выполнение первоначальной задачи, с главными силами направился к Моонзунду.

Утром 4 (17) октября русские дозорные миноносцы, развернутые у минного заграждения, прикрывавшего южный вход в Моонзунд, обнаружили подходившую германскую эскадру. Командование Морскими силами Рижского залива решило дать бой противнику на минно-артиллерийских позициях. Оно сосредоточило на рейде Куйваста линейные корабли «Слава» и «Гражданин», крейсер «Баян» и 8 эскадренных миноносцев. Остальным силам было [385] приказано охранять Кассарский плес и фарватер в Моонзунде, а также обеспечить своевременную закупорку последнего затоплением судов и постановкой минного заграждения, если главным силам придется отойти в северную часть Моонзунда.

Тем временем германская эскадра подошла к русскому минному заграждению. Ее командующий решил прорываться в Моонзунд западнее минного заграждения. Тральщики под охраной миноносцев вошли в пролив и приступили к тралению. Но вскоре были обнаружены русскими дозорными кораблями. Около 10 часов крейсер «Баян» и линкор «Слава» открыли по ним огонь. Третьим залпом «Слава» накрыла тральщики, и они отошли к югу, прикрывшись дымовой завесой. Один из германских миноносцев подорвался на мине и затонул, другой — получил повреждения от попадания снаряда. В 11 часов, когда дымовая завеса рассеялась, немецкие тральщики были вновь обнаружены и обстреляны «Славой» и береговой батареей с о. Моон. После этого они прекратили траление. «Слава» перенесла огонь на линейные корабли противника. Германские линкоры, пользуясь большой дальностью стрельбы своих орудий, еще раньше начали обстреливать русские корабли, но попаданий не достигли.

Германская эскадра временно отошла на юг. Бой прекратился. Вице-адмирал Бенке отказался от своего первоначального плана и решил теперь попытаться проникнуть в пролив восточнее минного заграждения. Около 12 часов неприятельская эскадра возобновила движение на север. Разгадав новый маневр противника, русские корабли спустились несколько южнее, чтобы занять более выгодную дистанцию для боя. Вскоре они заметили группу немецких тральщиков и нанесли по ней удар. Тральщики отошли к эскадре. Германские линейные корабли продолжали идти большим ходом на север и, когда расстояние до русских кораблей сократилось до 90 кабельтовых, открыли огонь. Он был сосредоточен главным образом на «Славе» и «Гражданине». Наступил решающий момент боя. Старым русским линкорам пришлось сражаться с новыми линейными кораблями типа «дредноут», обладавшими несравненно более мощной артиллерией и маневренными качествами. Первые имели на вооружении всего 8 305-мм и 24 152-мм орудия, а вторые — 20 305-мм и 28 150-мм орудий.

Навязав русским кораблям бой на выгодных для себя дистанциях, противник быстро пристрелялся и добился значительных результатов. За 37 минут боя «Слава» получила 7 попаданий, «Гражданин» — 2, «Баян» — 1. Линкор «Слава», имея 3 подводные пробоины, принял много воды и вышел из строя. Русские корабли начали отход в северную часть Моонзунда, за о. Шильдау. Линейные корабли противника продолжали вести огонь, пока позволяла дальность стрельбы их орудий, но преследовать отходившие корабли из-за минной опасности не решились. В районе Шильдау русские корабли были безрезультатно атакованы шестью немецкими самолетами-бомбардировщиками, сбросившими до [386] 40 бомб. Два самолета были сбиты огнем зенитной артиллерии кораблей.

Главным итогом боя у Куйваста было то, что германская эскадра не решила поставленной перед ней задачи по уничтожению русских Морских сил Рижского залива. Она не смогла преодолеть минно-артиллерийскую позицию у южного входа в Моонзунд. Русские корабли, опираясь на эту позицию, отбили двукратную попытку прорваться в Моонзунд. Бой у Куйваста по существу явился первым оборонительным боем на минно-артиллерийской позиции. Опыт его был использован при дальнейшей разработке способов ведения такого боя, а также способов наступления на минно-артиллерийскую позицию. Экипажи русских кораблей показали высокую боевую выучку, стойкость и мужество. Не считаясь с превосходством сил врага, они сражались до полного использования боевых возможностей своих кораблей. Особенно отличился экипаж линейного корабля «Слава». Командир линкора капитан 1-го ранга Антонов в своем донесении отметил «исключительное мужество, спокойствие, преданность до конца всего личного состава»{368}. «Слава» нанесла повреждения германскому линейному кораблю «Кениг», потопила тральщик и повредила еще один, сбила самолет-бомбардировщик. Крейсер «Адмирал Макаров», канонерские лодки «Храбрый» и «Хивинец» и эскадренные миноносцы отражали попытки легких сил противника нанести удар по русским кораблям со стороны Кассарского плеса (с тыла){369}.

После отхода линейных кораблей «Слава» и «Гражданин» и крейсера «Баян» за о. Шильдау береговые батареи на о. Моон были взорваны своими командами. В ночь на 5 (18) октября германские войска прорвались на Моон по Ориссарской дамбе. Остров был оставлен русскими. В тот же день противник переправился с Эзеля на Даго и устремился к полуострову Дагерорт и м. Тахкона, чтобы внезапно захватить расположенные там береговые батареи. Но защитники острова не допустили этого. Они взорвали батареи до подхода вражеских войск. Гарнизон острова эвакуировался.

4 (17) октября командование Балтийского флота с согласия Центробалта приняло решение эвакуировать Моонзундский архипелаг и вывести оттуда все наличные силы. Во второй половине дня 6 (19) октября корабли и суда Морских сил Рижского залива, имея на борту часть войск гарнизона островов, покинули Моонзунд и направились в базы Финского залива. Линейный корабль «Славу» вывести не удалось. Поступившая через подводные пробоины вода значительно увеличила его осадку, и корабль не мог пройти Моонзундским каналом (фарватером), имевшим ограниченную глубину. «Слава» была подорвана и затоплена [387] у южного входа в канал. Для закупорки канала были затоплены в нем 3 транспорта и лоцманское судно. Минные заградители выставили в разных местах пролива, в том числе в канале около 400 мин. Моонзундский канал стал недоступным для противника. Вечером 6 (19) октября германский морской генеральный штаб принял решение отказаться от намечавшегося ранее прорыва флота в Финский залив после захвата Моонзундских островов. Основным силам флота, участвовавшим в операции, было приказано возвратиться в Северное море.

В обороне Моонзундских островов революционные матросы и солдаты Балтийского флота проявили высокое боевое искусство, мужество и героизм. И только подавляющее превосходство противника в силах, слабость противодесантной обороны, дезертирство и прямая измена контрреволюционно настроенных адмиралов, генералов и офицеров, внесших дезорганизацию в оборону, помешали им удержать Моонзундские острова. Германский флот потерял 26 боевых кораблей, в том числе 15 миноносцев, 25 кораблей (5 линкоров, 1 легкий крейсер, 14 миноносцев и 5 других кораблей) получили повреждения{370}. Встретив столь решительное сопротивление и понеся такие большие потери, противник вынужден был прекратить дальнейшие наступательные действия.

Черное море

Свержение царизма было воспринято на Черноморском флоте как величайшее историческое завоевание народа. В Севастополе и других базах флота, на кораблях и в частях прошли бурные митинги, на которых матросы и солдаты выражали глубокую радость по поводу долгожданной победы над кровавым режимом самодержавия. Однако революционный процесс на Черном море шел медленнее, чем на Балтике. Здесь влияние меньшевиков и эсеров сказывалось сильнее. Неискушенные в политике массы моряков, поддавшись агитации соглашателей, выразили на первых порах доверие буржуазному Временному правительству и поддержали его призыв к продолжению «войны до победного конца». Командование флота заверяло правительство, что Черноморский флот есть и будет его верной опорой. Но так продолжалось недолго. В апреле большевики создали первую свою самостоятельную{371} организацию на флоте — Севастопольский комитет РСДРП (б), который развернул широкую работу на кораблях и в частях и добился серьезных успехов уже в первые месяцы своей деятельности. В базах флота и на больших кораблях стали возникать одна за другой партийные организации и группы. Видя рост влияния большевиков на матросские массы, командование пыталось приостановить его усилением боевой деятельности [388] флота. Однако и эта мера не дала результатов. На митингах, прошедших на кораблях и в частях 18 — 19 июня, матросы и солдаты потребовали смещения адмирала Колчака с поста командующего флотом и капитана 1-го ранга Смирнова с должности начальника штаба флота. 19 июня делегатское собрание представителей флота и Севастопольского гарнизона избрало командующим флотом начальника 2-й бригады линейных кораблей контр-адмирала Лукина. Были смещены с командных постов и другие реакционные офицеры. Изгнание Колчака с флота разрушило надежды Временного правительства удержать Черноморский флот на положении безропотного исполнителя его воли. Боевая деятельность флота все больше и больше подпадала под контроль матросских и солдатских комитетов.

Черноморский флот по-прежнему имел превосходство над морскими силами противника, но значительное число кораблей нуждалось в ремонте и часто выбывало из строя. В ходе кампании в капитальном и текущем ремонте находились легкие крейсера «Кагул» и «Прут», подводный заградитель «Краб»{372}, 9 эскадренных миноносцев, 2 канонерские лодки, 2 подводные лодки и другие корабли. Правда, флот пополнился новыми кораблями — линкором «Воля» (бывший «Император Александр III»), 4 эсминцами («Гаджибей», «Калиакрия», «Керчь», «Фидониси»), 3 подводными лодками, 2 тральщиками, 2 сетевыми заградителями и 31 сторожевым катером{373}. Но корабли вступали в строй на протяжении всей кампании и многие из них приняли ограниченное участие в боевых действиях.

Увеличение роли авиации в боевых действиях на море заставило командование флота принять меры к пополнению самолетного парка. В январе началось формирование воздушной дивизии двухбригадного состава. Одновременно усиливались средства ПВО кораблей и баз.

Германо-турецкий флот не меньше страдал изношенностью кораблей. «Гебен» и «Бреслау» до лета находились в ремонте. «Бреслау» сделал за кампанию всего три выхода в море (первый 23-26 июня), а «Гебен» из-за минной опасности совсем не выходил из Босфора{373а}. Нового пополнения флот противника не имел.

Действия на морских сообщениях Турции составляли главную задачу флота и в кампанию 1917 г., поскольку они существенно обостряли экономические трудности противника, снижали боевую активность его флота и сухопутных сил. В январе командование [389] Черноморского флота утвердило новую схему блокадных действий. Анатолийское побережье Турции было разделено на три района: Восточный (Тиреболу — Самсун), Средний (Самсун — Зонгулдак) и Западный (Зонгулдак — Босфор). В Восточном районе действовали корабли Батумского отряда, главным образом эскадренные миноносцы, которые выходили на коммуникации попарно. В течение трех дней они крейсировали вдоль побережья, а затем возвращались в базу. На смену им через некоторый промежуток времени выходили другие. Блокаду Среднего района осуществляли в основном также миноносцы, выходившие парами из Севастополя. Действия на сообщениях в Западном районе возлагались на подводные лодки. Они выходили к Босфору на 5 — 10 дней и действовали методом крейсерства в ограниченном районе. Поиски судов противника лодки производили днем в надводном положении, а на ночь отходили в море. Когда у Босфора находились одновременно две лодки, одна крейсировала восточнее, а другая западнее пролива. Лодки применяли также и позиционный метод действий, но реже.

В блокаде Западного района большая роль отводилась минным заграждениям. В дополнение к ранее поставленным заграждениям в ходе кампании 1917 г. было выставлено 2220 мин у Босфора и 40 мин у входа в порт Зонгулдак{374}. Минные заграждения действительно явились одним из наиболее эффективных средств блокады Босфора и Угольного района. Кроме указанных трех блокадных районов позднее был намечен еще один — у побережья Румынии, между м. Тузла и м. Калиакрия, куда из Сулины раз в неделю высылались 2 эскадренных миноносца.

Наиболее активно флот действовал на морских сообщениях в первой половине кампании. Противник вынужден был полностью отказаться от использования крупных грузовых судов, которых осталось у него очень мало. Плавание небольших судов резко сократилось. Во вторую половину кампании блокадные действия стали менее интенсивными вследствие ремонта значительного числа миноносцев и подводных лодок. Однако потери противника в транспортных средствах продолжались. За кампанию 1917 г. турки потеряли в общей сложности десятки пароходов и сотни парусников. Только подводные лодки уничтожили 10 пароходов и более 80 парусных и моторных шхун{375}. Нарушение морских сообщений привело к новому обострению топливного и продовольственного кризиса в столице Турции, сократило до минимума снабжение морем, как наиболее удобным путем, сухопутных войск, действовавших в Анатолии и Румынии.

В кампании 1917 г. на приморском участке Кавказского фронта крупных боевых действий не велось. Поэтому содействие [390] Черноморского флота флангу сухопутных войск носило ограниченный характер. На протяжении всей кампании флот занимался обеспечением воинских перевозок (войск и грузов) для Кавказского фронта. С этой целью в конце 1916 г. был создан Отряд кораблей и судов восточной части Черного моря, в состав которого входили 8 эскадренных миноносцев, 4 тральщика и значительное количество разных вспомогательных судов, а также 5-й воздушный дивизион (14 гидросамолетов). С 13 декабря 1916 г. по 13 апреля 1917 г. суда транспортной флотилии перевезли в юго-восточные порты Кавказа и Лазистана около 62 тыс. человек, более 9 тыс. лошадей и голов скота и 145 тыс. тонн грузов{376}.

В 1917 г. Черноморский флот продолжал вести оборону устья Дуная и содействовать войскам Румынского фронта. Весной в связи с подготовкой войск фронта к наступлению и активизацией австро-венгерской флотилии на Дунае была сформирована Дунайская речная флотилия. Она оказывала артиллерийскую поддержку приречным флангам своих и румынских войск, высаживала разведывательно-диверсионные группы в тыл противника, обеспечивала перевозку и переправы войск на Дунае и т. д.

Крупных размеров достигли морские перевозки войск и грузов для Румынского и Юго-Западного фронтов из русских черноморских портов — Одессы, Николаева и др. С 13 декабря 1916 г. по 13 апреля 1917 г. было перевезено 195 тыс. человек, 18 тыс. лошадей и голов скота, около 50 тыс. тонн грузов{377}. Перевозки производились и в последующее время. Флот обеспечивал также перевозки народнохозяйственных грузов в Черном и Азовском морях.

Германо-турецкие морские силы в 1917 г. редко выходили в море. Некоторую активность проявили лишь легкий крейсер «Бреслау» и две подводные лодки. Крейсер «Бреслау» совершил три выхода — к устью Дуная, Румелийскому побережью и Синопу. Результативным был только один из них — поход к устью Дуная 23-26 июня. Немецкий крейсер выставил здесь и у о. Фидониси небольшими банками 80 мин, артиллерийским огнем разрушил на острове радиостанцию и маяк, а затем высадил диверсионную партию, которая подорвала два 76-мм орудия, захватила пулемет и взяла 11 человек в плен. На обратном пути крейсер был обнаружен отрядом русских кораблей, вышедшим на выполнение заградительной операции у Босфора. Линейный корабль «Свободная Россия» (бывш. «Императрица Екатерина II») и эскадренный миноносец «Гневный» обстреляли «Бреслау», но попаданий не добились. Крейсер, прикрывшись дымовой завесой, оторвался от них и затем благополучно достиг Босфорского пролива. На минах, поставленных вражеским крейсером у о. Фидониси, [391] 30 июня подорвался и погиб эскадренный миноносец «Лейтенант Зацаренный»{378}.

Германские подводные лодки («UB-14» и «UB-12») трижды (в июне, октябре и ноябре) выходили к берегам Кавказа для нападения на прибрежные коммуникации и высадки диверсантов. Лодки потопили 2 парохода и 4 парусника, высадили 3 диверсионные группы, но 2 из них были обезврежены вскоре после высадки. 12 октября «UB-42» обстреляла порт и город Туапсе{379}.

В течение всей кампании 1917 г. Черноморский флот вел подготовку к крупной десантной операции на Босфор. Предполагалось высадить 3-4 стрелковых корпуса и другие части. Однако тяжелое положение на Румынском и Юго-Западном фронтах, еще больше обострившееся летом 1917 г., не позволяло снять с них войска. После провала июньского наступления антивоенное движение приняло огромный размах. Солдатские массы и слышать больше не хотели о наступательных операциях. Сроки десантной операции неоднократно откладывались. В октябре Ставка приняла решение перенести операцию на Босфор на следующую кампанию, ограничившись в 1917 г. высадкой десанта в районе Синопа. Десант должен был помимо захвата Синопа углубиться на территорию Турции и дезорганизовать тыл неприятельской армии. Для этого предполагалось использовать часть войск Кавказского фронта. Но десант не был высажен. Великая Октябрьская социалистическая революция, свергнувшая буржуазное Временное правительство, похоронила и все его военные планы.

Военные действия на Черном море в кампанию 1917 г. не получили большого размаха. Разработанные планы не были полностью реализованы. Главной причиной этого было стремление широких масс моряков к миру, нежелание их воевать за интересы империалистов, На масштабах и активности боевых действий обеих сторон сильно сказывалось неудовлетворительное состояние материальной части флотов, плохое обеспечение их всеми видами снабжения, вызванное экономической разрухой.

Северный русский морской театр

В планах России военные действия на Северном морском театре первоначально не предусматривались. Никакого военно-инженерного оборудования не производилось. Оборонительных сооружений не было. Наблюдение за побережьем осуществлялось посыльным судном «Бакан». Только с началом войны, когда Россия лишилась связей со своими союзниками через Балтийское и Черное моря, правящие круги обратили взор на Северный [392] морской театр с его коммуникациями. Началось спешное развитие существующих портов на Белом море и создание новых на Баренцевом, реконструкция железной дороги Архангельск — Вологда, постройка Мурманской железной дороги, строительство оборонительных сооружений и организация защиты морских сообщений.

Эти мероприятия требовали затраты больших материальных и людских ресурсов, вследствие чего их реализация затянулась. Реконструкция железной дороги Архангельск — Вологда была закончена в январе 1916 г., строительство Мурманской дороги велось отдельными участками и завершилось в 1917 г. Несколько лучше обстояло дело с реконструкцией Архангельского порта, который являлся главным на всем русском Севере. В 1914-1915 гг. здесь были проведены крупные работы: углублены фарватеры (до 7,4 м), увеличено количество причалов (с 7 до 50), построена военная пристань в Бакарице, развернулось строительство складов и т. д. Для обеспечения навигации в зимний период были приобретены в Канаде 2 ледокола («Канада» и «Линтроз», переименованные впоследствии в «Литке» и «Садко») и заказано 7 ледоколов, из которых 2 предназначались для нужд военного флота. Ледоколы позволили продлить первую навигацию военного времени до конца января 1915 г., проведя за собой в Архангельск и обратно 146 судов{380}.

Первые меры по обороне Архангельского порта с началом войны принял командир посыльного судна «Бакан» капитан 2-го ранга Поливанов. На маяках горла Белого моря, связанных телефоном с Архангельском, были установлены наблюдательные посты, подготовлены плавсредства для заграждения фарватеров в устье реки Северная Двина, на о. Мудьюг установлена батарея из четырех 47-мм орудий, снятых с «Бакана»{381}. Вышестоящее командование продолжало беспечно относиться к обороне беломорских сообщений. Оно забеспокоилось лишь тогда, когда в горле Белого моря стали подрываться и тонуть суда. Оказалось, что еще в конце 1914 г. противник начал скрытно ставить здесь мины. К началу навигации 1915 г. германское командование направило в горло Белого моря вспомогательный крейсер «Метеор», который поставил отдельными банками 285 мин. На вражеских минах погибло несколько торговых судов и подорвался английский вспомогательный крейсер «Арланц»{382}.

В июне 1915 г. создается должность главноначальствующего г. Архангельска и района Белого моря. С этого времени оборона [393] Архангельского порта и защиты морских сообщений на театре приобретают более организованный и действенный характер. Была образована партия траления, которая в сентябре 1915 г. имела в своем составе 18 тральщиков и 9 вспомогательных судов. Англичане по соглашению с русским командованием создали свою партию траления{383}. У входа в горло Белого моря на линии мысов Святой Нос и Канин Нос был развернут дозор из вооруженных судов. Количество береговых наблюдательных постов в этом районе увеличили до 6. Были установлены радиостанции на о. Моржовец и на мысах Святой Нос и Канин Нос. Бар Северной Двины стали охранять гидрографические суда «Мурман» и «Лейтенант Овцын». 1 сентября поперек бара было выставлено заграждение из 130 инженерных мин. На о. Мудьюг дополнительно сооружена батарея из двух 152-мм орудий. На берегах рукавов Северной Двины установили 4 наблюдательных поста{384}.

Была введена новая организация перехода транспортных судов: у м. Святой Нос собирались группы из 15 — 17 судов и проходили горло Белого моря за тральщиками. От о. Сосновец до Архангельска шли самостоятельно. До декабря 1915 г. в конвоях было проведено 198 судов. Подорвалось на минах 12 судов. Всего в 1915 г. прошло в обоих направлениях 1184 паровых и парусных судна{385}.

Одновременно принимались меры по обороне Кольского залива с его портами Александровск (Полярный) и Кола. В январе 1916 г. был сформирован отряд кораблей в составе минного заградителя «Уссури», двух вспомогательных крейсеров, одного тральщика и одного военного транспорта. Корабли базировались на Александровск. Началось сооружение береговых батарей. Были организованы корабельные дозоры у м. Летинский и на линии о. Кильдин — м. Цып-Наволок{386}. Однако образование отряда обороны Кольского залива еще не решало проблему защиты морских сообщений на Севере. Для этого необходимо было создание более крупного соединения морских сил. Но Россия не имела на Североморском театре кораблей для такого соединения. Союзники же ее — Англия и Франция — под разными предлогами уклонялись от реальной помощи. Только когда они сами стали нести потери в кораблях и судах, ими были посланы на русский Север несколько старых крейсеров и траулеров{387}. Однако английское [394] Адмиралтейство упорно не соглашалось на передачу своих кораблей в подчинение русскому командованию. На формирование совместных соединений оно шло только при условии распространения власти английских командиров и на русские корабли.

Надеяться на серьезную и бескорыстную помощь союзников не приходилось. Правители Англии и Франции настойчиво добивались скорейшей доставки из России войск экспедиционного корпуса — «пушечного мяса» для империалистов Антанты. Что касается своего вклада в союзническое дело, то они не спешили. Выход представлялся один: для защиты морских сообщений на театре нужно было создавать свои собственные силы. Но где взять для этого корабли? Балтика дать не могла. Черноморский флот — тем более. Оставался Дальний Восток — Сибирская флотилия, которая не вела военных действий. Но там были старые корабли времен русско-японской войны. Часть из них была уже направлена на Балтийское и Черное моря. Решили взять с Дальнего Востока все, что могло принести хотя бы какую-нибудь пользу. Кроме того, были куплены у Японии за 15 млн. рублей золотом погибшие в войну 1904-1905 гг., но поднятые и отремонтированные японцами линейный корабль «Чесма» (бывш. эскадренный броненосец «Полтава»), крейсера «Пересвет» и «Варяг». В Италии заказали одну подводную лодку, в Англии — 20 тральщиков, в США — 3 тральщика. Многие из этих кораблей прибыли на русский Север с большим запозданием — в конце 1916 г. и в 1917 г., а крейсер «Пересвет» вообще не дошел до места назначения. Он погиб на немецких минах у Суэцкого канала{388}.

19 июля 1916 г. последовал приказ о сформировании флотилии{389} Северного Ледовитого океана. Она первоначально должна была иметь в своем составе отряд крейсеров, дивизию траления, отряд судов обороны Кольского залива, охрану водного района Архангельского порта, службу наблюдения и связи{390}. На корабельные соединения флотилии возлагалась проводка судов на миноопасных участках, охрана их в местах сосредоточения в ожидании проводки (Иокангский рейд, Печенга) и в портах во время разгрузки и погрузки, несение дозорной службы на подходах к Кольскому заливу и горлу Белого моря, а также оборона своего побережья совместно с береговыми частями. В октябре была введена должность командующего флотилией, который одновременно являлся главноначальствующим г. Архангельска и района Белого [395] моря. На нее был назначен вице-адмирал Коровин (Кербер){391}. Развертывание флотилии затянулось из-за разновременного прибытия кораблей на театр.

Формирование флотилии и увеличение объема межсоюзнических перевозок потребовали дальнейшего развития существующих на театре баз и портов и создания новых. В 1916 г. началось строительство Иокангской базы, а также новой базы в глубине Кольского залива у Семеновых островов. Одновременно было приступлено к сооружению торгового порта в Кольском заливе у с. Романово ( будущий Мурманск). Расширялась на театре также сеть береговых батарей и наблюдательных постов. Совершенствовалась дозорная служба. Выполнение этих мероприятий затягивалось. Основной причиной была нехватка материалов, вооружения, рабочей силы. В ноябре 1916 г. строительство Иокангской базы было прекращено с тем, чтобы ускорить сооружение порта Романово и новой базы в Кольском заливе.

Германское командование, учитывая важность северных коммуникаций, связывавших Россию с Англией, Францией и нейтральными странами, распространило во второй половине 1916 г. активные действия подводных лодок и на эти морские пути. 4 августа и 2 октября немецкие подводные заградители выставили при входе в горло Белого моря 72 мины, на которых вскоре подорвалось и погибло несколько судов{392}. С сентября неприятельские лодки стали появляться на подходах к Кольскому заливу. Одновременно действовало не менее 5 — 6 лодок{393}. Создалась серьезная угроза северным морским коммуникациям.

Русским морским командованием были приняты меры по противолодочной обороне: усилены дозоры на подходах к Кольскому заливу и к горлу Белого моря, на участке от норвежской границы до Иоканьги введено конвоирование судов с наиболее ценными грузами, объявлена запретная зона для плавания судов, дополнительно сооружено несколько береговых батарей, усилено наблюдение за вражескими лодками. Это имело положительное значение. Потери в судах уже в октябре почти прекратились. Однако недостаток в боевых кораблях, особенно в миноносцах, создавал исключительные трудности в борьбе с подводными лодками противника.

Противник не ограничился действиями непосредственно на коммуникациях, чтобы сорвать доставку военных грузов в Россию из-за рубежа. Он прибегнул также к организации диверсий. 6 (19) июля 1916 г. в городской черте Архангельска по [396] «неизвестным причинам» вспыхнул большой пожар, который уничтожил крупные запасы товаров. 26 октября (8 ноября) у причалов военной гавани в Бакарице взорвался прибывший из США пароход «Барон Дризен», на борту которого находилось помимо других грузов 2300 тонн пороха. В результате взрыва было убито и ранено около тысячи рабочих, затонули пароход, плавучий кран и буксир, стоявшие поблизости, разрушены причалы. 13 (26) января 1917 г. взорвался второй пароход («Челюскин») со взрывчатыми веществами, ждавший разгрузки в Экономии — аванпорту Архангельска. Разрушения и жертвы от этого взрыва были также велики{394}. Борьба с немецкими шпионами и диверсантами не была организована должным образом даже в таком важном порту, как Архангельск. На разных портовых работах широко использовались немецкие военнопленные. Это облегчало диверсионную работу вражеской агентуры.

Кампания 1917 г. на Североморском театре проходила в особо сложных военно-политических условиях. После Февральской революции, несмотря на ярко выраженную империалистическую политику буржуазного Временного правительства, страны Антанты встали на путь отказа от своих обязательств по отношению к России, резко сократили военные и хозяйственные поставки, задерживали купленные у них корабли. Английское Адмиралтейство все более настойчиво вмешивалось в деятельность командования флотилии Северного Ледовитого океана. Оно стремилось через своих представителей установить над ней свой полный контроль. Весной 1917 г. Морской генеральный штаб признавал, что на Севере «хозяева положения в настоящий момент англичане, а не мы»{395}.

В 1917 г. в составе флотилии Северного Ледовитого океана имелось: 1 линкор («Чесма»), 2 крейсера («Варяг» и «Аскольд»), 4 эскадренных миноносца, 2 миноносца, 3 подводные лодки, 1 минный заградитель, 40 тральщиков и катеров-тральщиков, 2 морских ледокола и до 20 вспомогательных судов{396}.

По содержанию и характеру боевых действий кампания 1917 г. в целом не отличалась от предыдущей. Главной задачей флотилии Северного Ледовитого океана по-прежнему являлось обеспечение межсоюзнических перевозок. Силы флотилии пополнились за счет кораблей, прибывших с Дальнего Востока. Были сформированы новые соединения: сводный отряд кораблей для охраны морских путей в пределах Кольского оборонительного района, дивизион миноносцев и особый дивизион посыльных судов для борьбы с подводными лодками противника{397}. В 1917 г. [397] из состава флотилии выбыл крейсер «Варяг». Его отправили на ремонт в Англию, откуда он больше не возвратился{398}.

Дальнейшее развитие в кампанию 1917 г. получила береговая оборона Кольского залива. Число батарей здесь увеличилось до 6 (всего 13 орудий калибром от 57 до 120 мм){399}. В начале 1917 г. было завершено в основном строительство Мурманского порта, который имел 8 пристаней и мог принимать и отправлять значительное количество грузов. Открылось сквозное движение по Мурманской железной дороге. Значительные работы были выполнены также по оборудованию новой военно-морской базы в Кольском заливе.

23 марта германское командование объявило о включении Баренцева и Белого морей в зону неограниченной подводной войны. Однако подводные лодки противника достигли в 1917 г. меньших результатов, чем в предыдущую кампанию. На снижение эффективности их действий сказалось усиление противолодочной обороны на театре.

Недооценка царским правительством, его военным и военно-морским ведомствами роли и значения Северного морского театра явилась большим просчетом. Он не повлек за собой серьезных последствий только потому, что и противник — Германия — совершил аналогичную ошибку и заранее не подготовился к ведению военных действий на этом театре. Обе стороны, исходя из пресловутой теории скоротечной войны, полагали, что военные действия не успеют распространиться на Североморский театр. Действительный ход событий опрокинул эти предположения. Северные морские и океанские коммуникации оказались единственно удобной и экономически выгодной артерией, связывавшей Россию с ее союзниками и нейтральными странами. В обеспечении их безопасности были заинтересованы в равной степени все ведущие державы Антанты. Тем не менее главную тяжесть в преодолении трудностей по защите сообщений союзники переложили на Россию. Англия, имевшая реальную возможность помочь последней в охране коммуникаций силами своего флота, ограничилась посылкой на русский Север нескольких устаревших кораблей и вспомогательных судов. Английские офицеры, находившиеся на русском Севере, усиленно занимались изучением театра, сбором сведений о природных богатствах и экономическом состоянии края, не говоря уже о сведениях военного характера. Все это пригодилось им потом при организации интервенции на Советском Севере. Одним из вдохновителей и главарей ее явился бывший [398] старший морской начальник англичан на Североморском театре контр-адмирал Томас Кэмп.

Только благодаря энергии и трудолюбию русских моряков удалось создать хотя и небольшую, но боеспособную флотилию. 18 кораблей и вспомогательных судов было переведено с Дальнего Востока по морям и океанам, на которых бушевала ожесточенная война. По неосвоенному еще Северному морскому пути совершил переход из Владивостока в Архангельск отряд гидрографических судов. Все это могли сделать лишь мужественные и бесстрашные люди. Значительную работу североморские моряки проделали по оборудованию театра — созданию баз, береговой обороны, службы наблюдения и связи.

Флотилия Северного Ледовитого океана в целом справилась с возложенными на нее задачами в той своеобразной обстановке, которая сложилась на театре в годы первой мировой войны. При весьма скромной помощи английского и французского флотов она обеспечила перевозку 4 млн. 47 тыс. тонн экспортных грузов (зерно и другие продовольственные товары, лес, промышленное сырье) и 5 млн. 475 тыс. тонн импортных грузов (вооружение, боеприпасы, автомашины, промышленное оборудование, уголь, кокс и др.){400}. При содействии флотилии была осуществлена в 1916 — 1917 гг. перевозка во Францию русского экспедиционного корпуса, пополнений для него, военнопленных и беженцев — всего 45 848 человек{401}. Потери союзников и нейтралов на Североморском театре за время войны от всех видов оружия противника составляли всего лишь 61 транспортное судно, или 1,6%, от общего количества судов (свыше 3800), прошедших по северным морским коммуникациям. Немцы потеряли на этом театре три подводные лодки{402}.

В годы иностранной военной интервенции на Севере враги Советского государства уничтожили флотилию. Корабли ее были либо потоплены, либо захвачены и уведены, имущество разграблено. Однако труд русских моряков не пропал даром. Опыт создания и боевых действий флотилии Северного Ледовитого океана был использован советским командованием при организации Северного флота и в его боевой деятельности.

* * *

Великая Октябрьская социалистическая революция является главнейшим политическим итогом кампании 1917 г. Она нанесла смертельный удар по империализму и открыла новую эру в истории [399] человечества — эру крушения капитализма и утверждения коммунизма. Октябрьская революция обеспечила России выход из империалистической войны, спасла ее от неминуемой национальной катастрофы.

Революционные события в России нашли живейший отклик во всех странах мира. Особенно они отразились на внутреннем положении воевавших государств. «... Мы, создав Советскую власть, вызвали к жизни такие же попытки и в других странах»{403}, — писал В. И. Ленин. Изнуренные войной народные массы, вдохновленные примером трудящихся России, покончивших с эксплуататорами и войной, усилили свою освободительную борьбу. Росло забастовочное движение. Недовольство охватило и личный состав вооруженных сил.

В кампании 1917 г. не были достигнуты поставленные стратегические цели. Война не была окончена, на что рассчитывали воюющие державы. Усилия стран Антанты согласовать свои действия, как и прежде, не дали результатов. Удары на различных фронтах наносились через большие промежутки времени. Германия имела возможность перебрасывать свои силы не только с одного участка фронта на другой, но и на другие театры военных действий.

Большие изменения произошли в организации и вооружении армий. Увеличилось количество автоматического оружия и артиллерии в пехотных подразделениях и частях. Пехотные дивизии армий Антанты и германского блока перешли на девятибатальонный состав, имели до 108 станковых пулеметов. Появились газометы, применявшиеся для внезапного и массированного обстрела химическими минами, зенитная и противотанковая артиллерия. Были сформированы части артиллерии резерва главного командования (АРГК). В России они были известны под названием «тяжелая артиллерия особого назначения» (ТАОН). Усовершенствовались танки и авиация. Появилась истребительная авиация. Все шире стала применяться бомбардировка противника с воздуха.

В операциях 1917 г. получил общее признание новый способ их ведения — нанесение одновременных ударов на нескольких участках фронта. Правда, фронтальные удары с целью его прорыва ни разу не достигали этой цели, за исключением прорыва на р. Изонцо. Было выявлено огромное значение оперативной и тактической внезапности. Наступление носило последовательный, методический характер.

Результаты боевых действий на море также не оправдали надежд борющихся сторон. Неограниченная подводная война, которую развернул германский флот на морских сообщениях, не поставила на колени Англию. Кризис торгового тоннажа, остро ощущавшийся весной и летом, к концу года заметно спал. [400] Первоначальные расчеты германского морского командования по уничтожению торгового тоннажа противника и нейтральных стран оказались нереальными. Германское командование недооценивало также возможностей противника в наращивании сил и средств противолодочной обороны, значения помощи Англии со стороны США, обладавшими огромными производственными ресурсами, в том числе развитой судостроительной промышленностью, способной в короткие сроки развернуть строительство транспортного флота. Англия хотя и выдержала подводную блокаду, но подводная опасность продолжала оставаться, и неизвестно было, что принесет ей неограниченная война в будущей кампании. [401]

Ф. С. Криницын