Бой при Асане и потопление парохода «Коушинг» 25 июля 1894 г.
25 июля японский летучий отряд под командой контрадмирала Цубоя, состоявший из быстроходных крейсеров «Иосино», «Нанива», «Такатихо» и «Акицусима»{287}, находился около Асана, порта в Корейском заливе, бывшего в то время во власти китайцев. В Асане стояли на якоре три китайских военных корабля. Один из них назывался «Тси-Юань», а два других, как сообщают, «Гуан-Ши» и «Тсао-Дзян». Последние два корабля мистер Лэрд Клоусс называет «Гуан-Юи» и посыльным судном «Тсан-Чжан». «Тсан-Чжан», бывший ранее простым коммерческим пароходом и купленный незадолго до описываемых событий, имел легкое вооружение.
Китайские корабли снялись с якоря и вышли в море, вероятно для того, чтобы прикрыть транспорт, шедший туда из Таку, из опасения как бы он не встретился в заливе с «Иосино», «Нанивой» и «Акицусимой». По японской версии, китайцы не отсалютовали флагу адмирала Цубоя, как того требует международный этикет, но изготовились к бою и имели такой вид, будто намеревались начать враждебные действия. Наблюдая это, как повествуют японцы, они вышли в открытое море, чтобы выбраться из узкости, в которой им приходилось маневрировать. При этом «Тси-Юань» так близко шел за «Нанивой», что она повернула и направилась к китайскому кораблю. Им командовал капитан Фонг, один из вожаков партии, интриговавшей и стремившейся удалить капитана Ланга из китайского [460] флота. «Тси-Юань», теперь, в свою очередь, теснимый «Нанивой», поднял белый флаг над китайским военным; при этом ни один из противников еще не сделал ни одного выстрела. Под прикрытием белого флага китаец приблизился к японскому кораблю и, находясь в 300 ярдах от кормы «Нанивы», вероломно выпустил в нее торпеду, которая прошла мимо. «Нанива» сразу открыла огонь по всем трем китайским кораблям и была поддержана своими двумя сотоварищами. Произошло это около девяти часов утра.
Китайская версия звучит совсем иначе, и на этот раз более правдоподобно. Три японских корабля бросились на китайцев и безо всякого предупреждения начали по ним стрелять. Китайцы были захвачены врасплох, они не были готовы к бою, и прежде, чем они смогли ответить, произошло некоторое замешательство. Сначала японцы выпустили несколько снарядов, которые попали в боевую рубку «Тси-Юаня», пробили ее и разорвали на части первого лейтенанта и мичмана. Голова лейтенанта повисла на одной из переговорных труб; рулевой прибор, машинный телеграф и переговорные трубы были полностью разрушены. Находившийся в рубке капитан Фонг не пострадал; он немедленно отдал приказание подготовить корабль к бою и сошел вниз. На корабле еще ничего не успели сделать, как в него попал второй бортовой залп японца, причинивший большие повреждения. Один из снарядов, отскочив от броневой палубы, ударил вверх, в нижнюю часть передней башни, и прошел сквозь ее броневую обшивку. Он пробил насквозь палубу, повредил механизмы подачи снарядов и привел в негодность одну из 8-дюймовых пушек. Через несколько минут башню пробил второй снаряд; разорвавшись внутри, он убил артиллерийского офицера и шесть человек прислуги{288}, но не повредил орудий. Огонь был так силен и смертоносен, что ни одного человека не осталось на палубе. Те из команды, кто не был убит, разбежались, спрятавшись под броневую палубу. [461]
До тех пор пока офицеры не вытащили свои револьверы и не пригрозили пустить их в дело, людей невозможно было согнать к пушкам. Большое количество попаданий пришлось в пространство между палубами; один снаряд разнес каюты офицеров и сделал огромную пробоину в борту; другой ударил в кожух дымовой трубы и, разорвавшись там, убил несколько кочегаров. Снаряды неоднократно попадали в шлюпки, причем те загорались, а боевая мачта была пробита в нескольких местах. В корпусе корабля были сделаны огромные пробоины. На броневой палубе лежало шесть торпед, которые вследствие внезапности атаки не были спущены вниз. Одну из них, не целясь, выпустил минный офицер: он заботился только об одном — поскорее отделаться от торпеды, которая легко могла взорвать его собственный корабль. Удивительное дело: ни в одну из остальных торпед снаряды не попали, хотя они рвались рядом, что, конечно, было очень опасно.
Как только получилась возможность управлять штурвалом вручную, «Тси-Юань» повернул от своего врага и направился в Вей-ха-Вей. Корабль был в ужасном состоянии и, имея за кормой японца, не мог рассчитывать спастись, ведя бой на ходу, так как его единственная пушка, которая могла стрелять на корму, была 5,9-дюймовка Круппа и стояла в слабо забронированной кормовой башне. Позади его шел «Иосино», ходивший по крайней мере на 4 узла быстрее и могущий действовать по неприятелю из трех 6-дюймовых скорострельных пушек, которые по скорости своего огня равнялись по меньшей мере шести орудиям «Тси-Юаня». Ютовый тент вместе с поддерживающими его стойками в суматохе не был убран и затруднял действия единственной китайской пушки. К счастью для «Тси-Юаня», один снаряд из этой пушки попал в мостик «Иосино», а второй снаряд ударил в боевую рубку японца и разрушил его штурманскую рубку. Китайцы утверждают также, что они сбили за борт одно из неприятельских орудий. Во всяком случае, вследствие ли повреждения мостика и штурманской рубки, отчего могло произойти некоторое повреждение рулевого привода, или вследствие поломки в критический [462] момент его машины (точно сказать невозможно{289}), но «Иосино» прекратил погоню. «Тси-Юань» продолжал идти своим курсом и прибыл в Вей-ха-Вей без всяких дальнейших приключений. Корпус весь кругом был жестоко избит, и корабль потерял шестнадцать человек убитыми, в том числе трех офицеров; двадцать пять человек было ранено. В него попало большое число снарядов из 6-дюймовок и пушек меньшего калибра, но повреждения оказались совсем не так серьезны, как следовало ожидать. Объясняется это тем обстоятельством, что большая часть японских снарядов не разрывалась.
Европейский офицер, осматривавший «Тси-Юань» по прибытии, следующим образом описывал его внешний вид: «Корабль имел вид старого, потерпевшего крушение судна. Мачта была прострелена на половине своей вышины, рулевой привод был изорван на куски, и снасти висели в беспорядке. Вид палубы был ужасен... Деревянные вещи, такелаж, обломки железа и мертвые тела — все валялось в общей куче. Между палубами тоже было не лучше». Один английский офицер рассказывает{290}: «Кровопролитие было ужасное: кровь и куски человеческого мяса были беспорядочно разбросаны по палубе и на орудиях. Трое из пяти человек прислуги у 4-тонного орудия в задней башне были разорваны на куски шестидюймовым снарядом одного из скорострельных орудий «Нанивы». Четвертый был убит в то время, как он пытался уйти из башни. У орудия оставался последний, пятый человек, который и умудрился сделать три выстрела по «Наниве»; при этом один его снаряд попал в неприятельскую машину, а другой снес передний мостик, после чего «Нанива» стала отставать. Китайский адмирал присудил выдать счастливому комендору 1000 таэлей. Один снаряд [463] прошел через стальную палубу «Чжень-Юаня» и, отрикошетировав наверх, пробил насквозь боевую рубку, причем, разорвавшись там, разнес на куски артиллерийского офицера, голова которого повисла на одной из переговорных труб. Огромные осколки брони и деревянной подкладки были сорваны со своих мест и прошли внутрь корабля, давя в безобразную массу множество бедняг, так что даже верхушки дымовых труб были забрызганы кровью. Было послано за одним офицером, инженером-механиком (из европейцев), чтобы он исправил паровой привод к штурвалу, и ему пришлось идти ощупью сквозь дым лопающихся снарядов и груды убитых и раненых, лежавших на палубе. В это время снаряд попал в провожавшего его помощника и вырвал ему внутренности, которые забрызгали всего инженера кровью. Он тем не менее сумел добраться до штурвала и исправил паровой привод, за что и получил достаточно приличную награду от адмирала. Сражение длилось около часа с четвертью, когда японцы начали отставать, и «Чжень-Юань» беспрепятственно продолжил путь в Вей-ха-Вей, к своей якорной стоянке. Он прибыл туда на следующий день в том же совершенно состоянии, в котором оставил поле сражения, и не попытался даже отмыть кровь или убрать мертвые тела».
Тем временем «Гуан-Ши», или «Гуан-Юи», хотя и был маленьким, очень слабо вооруженным корабликом, первым доблестно вступил в бой сперва с «Нанивой», а затем с «Нанивой» и «Акицусимой» вместе. Корпус его был весь избит, и, когда на нем начали заканчиваться снаряды, он имел не менее тридцати семи человек убитыми. Вследствие полученной течи он начал тонуть; командир его, взяв курс к берегу, выкинулся на камни и высадил там остатки своей команды. Сначала японцы оставили его на некоторое время в покое, но затем, возвратившись, сделали по нему тридцать выстрелов и одним из них взорвали торпеду, находившуюся в кормовом торпедном отделении, причем совершенно разнесли его кормовую часть. Храбрость командира и экипажа доказывается тем обстоятельством, что спаслось только восемнадцать человек, причем большинство из них была тяжело ранены. [464]
За посыльным судном «Тсан-Чжан» погнались уже после того, как утопили «Коушинг», причем быстро заставили судно прекратить огонь и сдаться. Командир «Тси-Юаня» Фонг за то, что бросил эти два корабля, после прибытия в Вей-ха-Вей был приговорен к смертной казни, но потом ему дана была возможность восстановить свою репутацию в бою при Ялу. Трудно понять, что он мог бы сделать, оставшись драться с японцами; все шансы были против него, и его корабль мог либо оказаться призом адмирала Цсубоя, или же был бы совершенно выведен из строя. В бою при Ялу Фонг показал себя очень плохо, и за это после сражения был казнен, на этот раз, кажется, кара эта постигла его за дело{291}.
Теперь нам придется возвратиться на день или на два назад, чтобы проследить за судьбой «Коушинга». В конце июля Китай решил отправить в Корею войска морем. В соответствии с этим были зафрахтованы три английских парохода. В их числе оказался и «Коушинг», построенное в Англии железное винтовое судно водоизмещением 1355 т. Оно являлось собственностью господ Джердине и Матесона, плавало под британским флагом, командиром и помощниками на нем служили его англичане. 23 июля пароход вышел из Таку, имея на борту 1100 человек китайской пехоты, двух китайских генералов, майора фон Геннекена и двенадцать полевых орудий, не считая большого количества боевых запасов. Рано утром 25 июля с него увидели острова Корейского залива и около того же времени обратили внимание на большой военный корабль, похожий на «Чжень-Юань». Казалось, что этот корабль только что вышел из боя, шел к западу и находился по левую сторону от парохода. Это, вероятно, и был «Тси-Юань», бежавший от японцев. «Тси-Юань» мог сообщить «Коушингу» о случившемся и таким образом предотвратить последовавшую вскоре катастрофу. [465]
Но оттого ли, что Фонгу не было известно о нахождении «Коушинга» на китайской службе, или потому, что его заботило только спасение своего собственного корабля, только никакого сигнала сделано не было. Спустя несколько минут увидели судно, идущее под парусами на пересечку курса «Коушинга»; это был «Тсао-Чжан».
Еще через час, в 8 часов, из-за острова Изутан показался большое военный корабль, за которым следовали другие. Все они, как казалось офицерам «Коушинга», были броненосцами. В 9 часов уже можно было видеть, что ближайший корабль нес японский флаг. Он быстро приблизился, отсалютовал флагом «Коушингу» и прошел мимо него. Четыре японских корабля шли теперь в линии фронта и имели курс W. Казалось, что они гнались за «Тсао-Чжаном» и не намеревались делать «Коушингу» ничего плохого. Однако тотчас же корабль, который салютовал «Коушингу», сделал сигнал английскому пароходу — стать на якорь, и в то же время с него было произведено два холостых выстрела. Приказание было исполнено, и за ними последовало другое: «Оставайтесь на месте, как стоите, или отвечаете за последствия», после чего японский корабль повернул и начал обмениваться сигналами со своими сотоварищами. Вскоре после этого корабль еще раз направился к «Коушингу», и так как он проходил близко, то можно было видеть, что там все находились на местах по боевой тревоге, а орудия были направлены на «Коушинг». С него спустили шлюпку с отрядом матросов, которая пристала к английскому пароходу. Теперь майор фон Геннекен и английские офицеры узнали, что корабль, который следил за ними, был эльсвикский крейсер «Нанива», под командой капитана Того. Китайские солдаты и генералы были в сильном волнении, и, когда фон Геннекен и английские офицеры пытались уговорить их сдаться, они заявили, что скорее предпочтут умереть, а если англичане попытаются покинуть пароход, то их всех перебьют. Положение европейцев, оказавшихся между японцами и китайцами, было незавидно!
Тем временем несколько японских офицеров поднялись на пароход и освидетельствовали судовые документы. [466] Капитан Гельсвортэ поставил их в известность, что «Коушинг» был британским судном, со свидетельством британского консула, что оно плавает под британским флагом и вышло в море в мирное время. После некоторых колебания и рассуждений японцы отдали пароходу приказ следовать за «Нанивой». Пока продолжались эти короткие переговоры, возбуждение в жилой палубе увеличилось и китайцы начали караулить якорь, а после удаления японцев они категорически отказались подчиниться требованиям «Нанивы». Так как все доводы оказались тщетными, то фон Геннекен вызвал шлюпку с «Нанивы». Он объяснил японцам, что при существующем на «Коушинге» положении дел невозможно заставить китайцев исполнять их приказания, и просил, чтобы пароходу позволили вернуться в Таку, поскольку он вышел в море в мирное время. Японские офицеры выслушали его и обещали доложить об этом своему командиру.
Шлюпка еще раз отвалила от транспорта, и несколько минут прошло в неизвестности. Она достигла «Нанивы» и вслед за тем с крейсера был подан повелительный сигнал: «Как можно скорее оставьте судно». Сигнал этот касался европейцев, но они ничего не могли сделать. Затем взвился следующий сигнал: «Немедленно снимайтесь с якоря или расклепайте канат!» Попробовать повиноваться, имея против себя тысячу вооруженных китайцев, было безнадежно. Капитан Гельсвортэ ответил: «Мы не можем»; его сигнал был понят. Тотчас же «Нанива» дала ход, очень громко засвистела сиреной и подняла красный флаг. Затем, подойдя на траверз «Коушинга» и став к нему лагом, она с расстояния от 500 до 300 ярдов выпустила в него торпеду. В этот момент все европейцы на обреченном судне, согласно приказанию капитана Гельсвортэ, собрались на верхней палубе. Попала ли торпеда в судно или нет — точно неизвестно. Почти в тот же момент, когда она была выпущена, «Нанива» со страшным грохотом дала залп из своих пяти орудий: двух 28-тонных и трех 6-дюймовых. По рассказу фон Геннекена, торпеда ударила в середину судна, в угольную яму: «День обратился в ночь; куски угля, обломки и вода наполнили [467] воздух, и тогда все мы бросились за борт и поплыли». Согласно показаниям других оставшихся в живых, торпеда прошла мимо и повреждение вызвало попадание 500-фунтового снаряда одной из 28-тонных пушек, взорвавшего котел. Транспорт тяжело накренился на правый борт, между тем как японцы продолжали безжалостно стрелять по всем жизненным частям судна. Из орудий Гочкиса, поставленных на марсах «Нанивы», из пушек Норденфельда и мелких скорострельных орудий сыпался град мелких снарядов и врезывался в плотную массу китайцев, находившихся на верхней палубе парохода; китайцы в ответ храбро, хотя и малоэффективно, разрядили свои ружья по неприятелю.
Развязка наступила очень скоро. Крен «Коушинга» увеличивался все больше и больше, и он погружался в воду все ниже и ниже. И наконец, около 14 часов, спустя один час после первого сделанного по нему выстрела, палуба судна скрылась под водой. Все это время европейцы и большая часть бросившихся за борт китайцев находились в воде и подвергались большой опасности. В них попадали случайные снаряды японцев, и по ним преднамеренно стреляли те китайцы, которые все еще оставались на палубе тонущего парохода. «Пули ударялись о воду по всем направлениям вокруг нас, — рассказывает первый лейтенант «Коушинга» Темплин, тоже бросившийся за борт после взрыва, — и, обернувшись назад, чтобы посмотреть, откуда они летят, я увидел, что китайцы, столпившись в кучу в том месте «Коушинга», которое торчало еще над водой, стреляли по нам. Я поплыл прямо к «Наниве» и пробыл в воде около часа, когда меня подобрала одна из шлюпок с «Нанивы». Когда Темплин рассказал японскому офицеру, вахтенному начальнику, что капитан Гельсвортэ тоже спасается вплавь, то ему ответили, что о капитане уже позаботились. Вся вода была усеяна китайскими солдатами, и две спасательные шлюпки отвалили от транспорта, битком набитые китайцами. Последовавшее события нужно признать наигнуснейшим деянием этого дня. Японцы не предприняли ни малейшей попытки для спасения своих тонущих врагов. Они, правда, высматривали европейцев, но китайцев оставили [468] на произвол судьбы или даже — хуже того. Когда господин Темплин находился в шлюпке с «Нанивы», японский офицер рассказал ему, что имеет приказание потопить китайские спасательные шлюпки, и, невзирая на увещевания, приступил к выполнению приказ. Было сделано два залпа, и китайские шлюпки затонули. Этот зверский факт японцы отрицают, но очевидно, что он бесспорен. Часть китайцев вплавь добралась до острова Шополь, где спасся и фон Геннекен, пробыв в воде несколько часов. Французская канонерская лодка «Лион» и германский военный корабль «Ильтис» спасли триста китайцев, большинство из которых были ранены. Некоторые из них были со шлюпок и подтвердили показания Темплина, что в них стреляли японцы. На одной шлюпке все были убиты или ранены. Окончив свою кровавую работу, «Нанива» стала ходить взад и вперед до восьми часов вечера этого дня. Европейцам показали снаряд, застрявший в одной из офицерских кают и рассказали им, что «Тси-Юань» вероломно выпустил ее по «Наниве». На следующий день европейцев перевезли на «Яеяму», которая доставила их в Японию, где они и были отпущены на свободу.
Таким образом, японцы совершили три действия, требующих рассмотрения:
1) они атаковали «Тси-Юань» в мирное время и до объявления войны;
2) они продолжали действовать в том же направлении и потопили нейтральное судно, которое вышло из последнего порта в море до боя при Асане и не могло поэтому знать, что война уже объявлена;
3) они стреляли по китайцам, плававшим в воде.
При рассмотрении первого пункта, если мы будем придерживаться объяснений китайцев, то японцы атакой «Тси-Юаня» и его спутников совершили почти ничем не вызванное насилие. С другой стороны, 25 июля существовала большая вероятность того, что война между Китаем и Японией уже началась и «Тси-Юань» не должен был попасться врасплох. Самое обыкновенное дело для государства начинать войну до объявления или же ранее совершить какое-либо враждебное действие. Существующая [469] точка зрения о необходимости формального объявления войны, вероятно, основывается на том обстоятельстве, что в истории фразу «Война была объявлена» считают более удобным выражением, чем «Начались неприязненные действия». Такие поступки вполне оправдываются рядом прецедентов, создавших Международное право. Полковник Маурис доказал, что между 1700 и 1870 г. только 10 раз формальное объявление войны предшествовало началу неприязненных действий. Мы не можем поэтому обвинять японцев за такой образ действий; они только еще раз скопировали Запад. Если же их показания верны, чего, кажется, на самом деле не было, то они сами подверглись нападению и зачинщиками были китайцы.
Переходим теперь к нападению на «Коушинг». Это дело осложняется присутствием нейтрального флага. Имели они какое-либо право поступить с ним так, как они поступили, даже принимая во внимание их собственный рассказ о действиях «Тси-Юаня»? До объявления войны не бывает ни нейтралитета, ни контрабанды, так как предполагается, что все государства находятся между собою в дружеских отношениях и мире. Тогда нейтральные стороны не обязаны избегать перевозки контрабанды или воздерживаться от совершения противоречащих нейтралитету поступков, исключая главным образом того случая, когда известно, что война началась. Во время ухудшения отношений враждующие стороны не имеют права обыскивать и осматривать нейтральные суда или проверять их бумаги до тех пор, пока это ухудшение не перейдет в войну. Таким образом, вопрос заключается в следующем: было ли известно о существовании военного положения 23 июля? Очевидно, английское правительство в этом отношении считает себя удовлетворенным, потому что мы не знаем, чтобы Японии предъявлялся какой-либо иск о возмещении убытков. Но мы все-таки поставим вопрос: можно ли было сказать наверняка, что 23-го числа война стала неизбежной или она уже была официально объявлена? «Коушинг» вышел в этот день из китайского порта и вряд ли мог получить дальнейшие известия о положении дел. Следовательно, если [470] бы неприязненные действия начались 24-го числа, то, по справедливости, его все-таки могли бы пощадить. Он действительно перевозил китайские войска в Корею, но это было разрешено трактатом 1885 г., заключенным между Японией и Китаем. Нейтральное судно может перевозить кого пожелает и куда захочет до тех пор, пока не будет объявлена война.
Пока «Коушинг» находился в море, первый акт неприязненных действий был совершен либо китайцами, либо японцами. В первом случае из этого еще не следует, чтобы можно было причинять вред нейтральному элементу, находящемуся на службе у китайцев, прежде чем этот элемент будет иметь время развязаться с ними; во втором же случае и того менее. Нельзя также во время атаки на море считать нейтральный элемент врагом. Можно, правда, потребовать возвращения его в тот порт, из которого он вышел. Но в деле с «Коушингом» никаких подобных требований не предъявлялось, хотя китайские генералы и готовы были позволить английскому пароходу идти назад. Очевидно, что английский капитан не мог тогда же и в том месте выгрузить свой живой груз в море. С другой стороны, японский командир видел перед собой транспорт с войсками под нейтральным флагом, причем войска эти могли бы действовать против его родины. Он получил, по его собственным словам, серьезный вызов со стороны китайцев. Если бы он приказал «Коушингу» следовать в китайский порт, то его могли бы обмануть и, скрывшись из виду, опять повернуть назад; разместить свой отряд на призовом корабле посреди тысячи или более того вооруженных китайцев было невозможно; сопровождать же его со своим кораблем, очень может статься, могло быть для него невозможно. Поэтому он атаковал пароход, но атака эта была незаконна и создает опасный прецедент. Нельзя допускать того, чтобы с нейтральными судами обращались по всей строгости законов за нарушение обязательств, которые должны войти в силу только с началом войны.
С другой стороны, «Нанива» избрала крайнюю меру — потопление судна — лишь после того, как японский капитан потребовал от «Коушинга» «сняться с якоря [471] или расклепать канат», а китайские солдаты отказались допустить исполнение этого сигнала. Японцы, кроме того, сделали все возможное, чтобы спасти европейских офицеров. Раз они решили взять пароход в качестве приза, трудно представить себе, что они могли бы сделать нечто другое. О посылке отряда на приз, как мы говорили, нечего было думать. Но распоряжения японского капитана, бывшие незаконными в первом пункте, во втором привели к печальной потере человеческих жизней.
Относительно стрельбы по людям, находившимся в воде, нет никаких оправданий; это был акт варварский и вместе с тем жестокий. Принципы ведения войны требуют избегать действий, которые заставляют людей страдать напрасно, и очень мало командиров позволят себе заходить так далеко, чтобы избивать своих врагов в то время, когда они совершенно беспомощны. Даже древние египтяне писали на своих памятниках, как они спасали своих тонувших врагов. Этот акт был похож на избиение раненых после сражения, и Япония с ее утонченными принципами должна была бы ужаснуться этому. Правда, японский командир мог сослаться на следующее обстоятельство: если бы он взял врагов к себе на борт, то они явились бы очень опасным элементом на палубе его собственного корабля, так как китайцы — невежественная, вероломная и жестокая раса, от которой нельзя ожидать, чтобы она подчинилась правилам войны. Но раз китайцы были в воде — они были беспомощны и можно было обезоружить их, забирая на шлюпки с «Нанивы». С другой стороны, он мог посчитать нужным наказать их за поступок «Тси-Юаня». Но один акт варварства не может оправдывать другого, в особенности при борьбе Японии — государства цивилизованного — с варварской страной. Прямой долг тех из сражавшихся, кто остался в живых, сделать все возможное для спасения своих врагов.
Рассказывают, что приблизительно в это же самое время или, возможно, одним или двумя днями позднее «Чжень-Юань» встретил в море заставил бежать «Такатихо» и «Хиэй». Подробностей этого сражения — если оно действительно произошло и если «Тси-Юань» не назван [472] «Чжень-Юанем» — до сих пор не имеется никаких. Говорят, что «Хиэю» пришлось очень туго и он вынужден был уйти с поля битвы весь искалеченный. Но капитан Мак-Гиффин, командир «Чжень-Юаня», в письме от 2 августа не делает никакого намека на такую встречу, и действительно трудно понять, каким образом броненосец мог находиться в море через 8 дней после вышеописанного боя.
Во время действия между «Тси-Юанем» и японцами большие китайские броненосцы находились в море под начальством адмирала Тинг-у-Ганга, бывшего раньше кавалеристом и назначенного командующим Северной эскадрой Ли Хунчаном. Капитан Ланг и многие европейские офицеры отзывались о нем хорошо, и действия его показывают присутствие некоторой настойчивости, соединенной с личной храбростью. Но, несмотря на то что он заслужил доверие своих иностранных подчиненных, Тинг не был ни великим тактиком, ни стратегом. «Он ничего не знал из того, что касается морского дела; это только мандарин, посаженный Ли на палубу корабля», — рассказывал европейский инструктор китайского флота господину Норману. Может быть, инструктор несколько преувеличил несостоятельность Тинга, так как адмирал командовал морскими силами в 1884 г., во время войны между Францией и Китаем, и должен был набраться кое-каких верхушек морской науки от различных, очень способных европейских инструкторов, состоявших на китайской службе. Если он не пал так низко, как Персано, то, во всяком случае, он не был ни Нельсоном, ни Тегетгофом и продемонстрировал обычную у китайцев жестокость в своих распоряжениях. Он отдавал приказания никого не щадить и в то же время распространял среди своих матросов уверенность в том, что японцы также никому не дадут пощады. О приготовлениях китайцев в своем письме сообщает некоторые подробности капитан Мак-Гиффин, находившийся на «Чжень-Юане»:
«На всех броненосцах мы усилили защиту башен, обложив вокруг них мешки с углем, причем толщина этой защиты была от восьми до десяти футов. Это было сделано по моей идее. Не верьте тем, кто будет смеяться [473] над китайскими матросами. Они смелы, хорошо дисциплинированы, полны рвения и будут драться с японцами, их вечными врагами, лучше, чем кто-либо».
По прибытии «Тси-Юаня» в Вей-ха-Вей, после его боя с японским отрядом, шесть китайских кораблей вышли в море, чтобы атаковать японцев. Капитан Мак-Гиффин в письме от 2 августа пишет: «Мы опять в плавании... чтобы встретить неприятеля, и я надеюсь, что мы потопим этих собак. Целые дни ожидали мы войны, но Китай поддерживал мир, а Япония умышленно напросилась на войну. Адмирал Тинг и я хотели идти в Чемульпо и открыть огонь по японскому флоту, но в последний момент мы получили телеграмму непосредственно от Тсунг-ли-Ямена не делать этого. А это было бы великолепно, так как я полагаю, что мы могли бы уничтожить почти все их корабли. Наши команды полны энтузиазма. Очень приятно их видеть. Из-за подозрительных судов у нас было несколько ночных и дневных тревог, и состояние наших кораблей перед боем великолепно. Мы все готовы к бою; все, что могло бы дать осколки, было оставлено на берегу или выброшено за борт. Мы бросили все наши шлюпки. Нам они не понадобятся, ибо если мы будем потоплены, то японцы не дадут нам пощады, и наоборот. Адмирал держит флаг на броненосце «Дин-Юань»... Сегодня в полдень он сделал два сигнала. Один сигнал: «Если неприятель выкинет белый флаг или поднимет китайский, не щадить его и продолжать стрелять до тех пор, пока он не пойдет ко дну». Другой — «Каждый офицер и матрос сделает завтра для своего Отечества все, что только возможно».
Ожидаемого сражения не произошло. В течение трех дней Тинг гонялся за японцами, но ни разу не смог или не захотел найти их{292}. Японцы, вероятно, занимались конвоированием [474] транспортов и были довольны, что их оставили в покое; возможно, что некоторые их корабли получили серьезные повреждения в бою при Асане и находились в ремонте.
Во всяком случае, они, по-видимому, не обращали особого внимания на китайцев, которые возвратились в Вей-ха-Вей и, согласно приказаниям Ли Хунчана, оставались там в строго оборонительном положении, так как им не было разрешено крейсировать восточнее линии, идущей от Вей-ха-Вея к устью Ялу. Кажется, что японцы знали о таком приказании, которое на деле обращало китайский флот в ничто. Между тем время от времени, они производили рекогносцировку у Вей-ха-Вея и 10 августа предприняли даже нечто вроде попытки его бомбардировать. [475]