Сражение при Ялу{293} и его уроки 17 сентября 1894 г.
Китайский флот, несмотря на то что в общем он был сильнее, отказался, таким образом, от господства над морем и не по вине своего бравого начальника стоял бездействуя в Вей-ха-Вее. Японцы прилагали все усилия, чтобы доставить как можно больше сил в Корею, и ограничивались лишь наблюдением за адмиралом Тингом, если только они вообще беспокоились о нем. Такое положение дел сохранялось во второй половине августа и в начале сентября. Но в первых числах сентября Тсунь-ли-Ямен пробудился от спячки, заметив, что Китай не может перебрасывать свои войска в Корею с достаточной быстротой сухим путем. Решили послать войска морем, и адмиралу Тингу было сообщено об этом решении.
Адмиралу Тингу и его иностранным советникам предстояло сделать выбор. Они могли, во-первых, собрать все свои боеспособные корабли, отправиться на поиск японцев и, найдя их, дать решительное сражение. Если бы японцы были при этом разбиты, то господство над морем оставалось за Тингом. Если же китайцы терпели поражение, то их, по крайней мере, не связывали транспорты и они бы не потеряли напрасно много людей. Во-вторых, Тинг мог конвоировать флотилию транспортов, держа свои корабли в готовности для их защиты. Он сам, как кажется, склонялся к первому варианту действий; он стремился найти японцев и сразиться с ними прежде, чем начать выводить свои транспорты. Но поражение, понесенное китайскими сухопутными силами (у Пинг-Янга), [476] связало ему руки и вынудило его действовать как можно быстрее. Он был вынужден конвоировать транспорты своим флотом в такое время, когда японцы все еще не были разбиты на море и когда господство над этим морем оставалось спорным.
Пять транспортов вышли из Таку и в бухте Талиен приняли около четырех или пяти тысяч человек. Здесь к ним присоединился Тинг. Он держал свой флаг на броненосце «Дин-Юань». В состав эскадры входили также броненосец «Чжень-Юань» (однотипный с первым) и три небольших броненосца «Дзин-Юань», «Пин-Юань» и «Лай-Юань»; пять крейсеров «Чин-Юань», «Чжи-Юань», «Тси-Юань», «Чао-Юн» и «Ян-Вей»; оба таможенных крейсера кантонской флотилии, легко вооруженные и плохо защищенные, «Гуан-Кай» и «Гуан-Пин», и, по меньшей мере, два миноносца. В китайских отчетах упоминается еще о четырех канонерских лодках Рендела и четырех миноносцах, будто бы также входивших в состав этой эскадры. Но во всяком случае, если канонерки и присутствовали, то они не принимали или почти не принимали участия в военных действиях. Китайские миноносцы находились в плохом состоянии, так как ими пользовались для разведок и для доставки депеш. Котлы их были почти сожжены, а машины неисправны. Два из них, однако, один постройки «Ярроу», другой «Шихау», сыграли некоторую роль при Ялу.
Тинг поступил бы весьма благоразумно, отрядив свои быстроходные крейсера «Чжи-Юань» и «Чин-Юань», которые все еще могли, пожалуй, давать по 15 узлов, для разведки, ведь он мог очутиться в весьма невыгодном положении в случае внезапного нападения японцев. Этого он, однако, не сделал, вероятно боясь разбросать свои силы, и предпочел рисковать подобным нападением. В воскресенье 16 сентября, в час ночи, адмирал Тинг вышел из бухты Талиен; при этом транспорты держались ближе к берегу, а эскадра шла мористее, параллельным с ними курсом, в строю кильватерной колонны. В тот же день он достиг устья Ялу, и транспорты вместе с «Пин-Юанем», «Гуан-Пином» и миноносцами вошли в реку. Эскадра Тинга бросила якорь в двенадцати милях от берега, [477] малодоступного по причине отмелей и банок. Ночь с 16 на 17 сентября прошла спокойно.
В это время в Корейском заливе находилась большая японская эскадра, главной стоянкой которой был выбран один из островов этого залива; тут корабли имели возможность грузиться углем. Якорная стоянка защищалась минными заграждениями, и здесь имелось мелкое место с мягким грунтом, куда поврежденные корабли могли в случае нужды выброситься; имелась также и минная станция. Японской эскадрой командовал вице-адмирал Ито офицер, не раз отличавшийся во время японских морских маневров. Под его командованием находились новые и быстроходные крейсера «Мацусима», «Ицукусима», «Хасидатэ» и «Тиёда», старые броненосцы «Фусо» и «Хиэй» и посыльная канонерская лодка «Акаги». Младший флагман контр-адмирал Цубой командовал летучей эскадрой, уже имевшей столкновение с китайским крейсером «Тси-Юань» и состоявшей из великолепных эльсвикских крейсеров «Иосино», «Нанива» и «Такатихо» и крейсера «Акицусима». Кроме них, тут же находился импровизированный крейсер «Сайкио», взятый у компании «Ниппон Инсэн Кайса»; на нем был контр-адмирал Кабаяма, начальник морского штаба, совершавший в это время инспекционную поездку. Вторая и третья летучие эскадры, состоявшие из старых кораблей «Цукуси», «Тёкай», «Майя», «Бандзё» и из «Конго», «Такао», «Ямато», «Мусаси», «Кацураги» и «Тэнрё» были заняты содействием сухопутным силам и не принимали участия в сражении.
Две наиболее сильные японские эскадры конвоировали войска до 14 сентября и не обращали ни малейшего внимания на китайцев, если, впрочем, не верить телеграмме, полученной Тингом из Вей-ха-Вея 14 сентября, извещавшей его, что два больших японских корабля находятся у этого порта. В последнем случае эти корабли, вероятно, отделились от эскадры 12-го или 13-го. Адмирал Ито после конвоирования бросил якорь у мыса Шоппек, где и оставался до полудня 16-го числа, а затем направился к острову Хайянгтао, у которого крейсировали несколько японских миноносцев. Сюда он прибыл 17-го, в половине седьмого утра. Повидимому, Ито ожидал, что он здесь встретит китайский [478] флот; весьма возможно, что он узнал о намерениях Тинга от шпионов. У Хайянг-тао никакого китайского флота не оказалось. Тогда он направился на ост-норд-ост к острову Ялу и в половине двенадцатого увидел на горизонте дым. По размерам этого дыма адмирал Ито решил, что там находится китайский флот, и пошел малым ходом ему навстречу.
Тем временем китайцы около 10 часов, т. е. на полтора часа ранее, чем их увидели японцы, уже заметили вдалеке, на SW, густое облако дыма. Следует помнить, что китайские корабли стояли на якоре, а потому особенно и не должны были дымить, тогда как японцы жгли свой собственный уголь, производящий массу дыма; они находились, вероятно, на расстоянии около тридцати миль, когда были замечены Тингом. Если бы корабли адмирала Тинга были быстроходны, он смог бы приблизиться к неприятелю полным ходом и внезапно напасть на него. У китайцев жар был загребен в топках, но пары были тотчас же подняты; корабли снялись с якоря, и вся эскадра направилась на неприятеля со скоростью семь узлов.
Незадолго до сражения, по свидетельству г. Лерда Клоуэса, Тинг отдал три весьма важных приказания. 1. Во время сражения корабли одного типа или группы однотипных кораблей должны по мере возможности держаться соединенно и поддерживать друг друга. 2. Все корабли должны, если это окажется возможным, сражаться носом к неприятелю. 3. Все корабли должны были по мере возможности следовать движениям адмирала. Эти приказания были отданы потому, что эскадра Тинга не была однородна, так как в состав ее входили корабли разнообразных типов, а также потому, что китайские сигнальщики были плохо подготовлены и опасно было подавать и разбирать сигналы в пылу сражения; наконец, и потому, что ход сражения не могли заранее предугадать, и потому находили, что лучше предоставить его на личное усмотрение командиров{294}. Два самых тяжелых корабля эскадры, заслуживающих [479] названия броненосцев, были построены так, что им выгоднее всего было сражаться носом к неприятелю. Также весьма вероятно, что Тинг собирался воспользоваться тараном. Тем не менее инструкции эти имели гибельные последствия. Строй кучек может быть хорош при превосходно обученных офицерах и командах, но при этом эскадра теряет свою сплоченность. Во время последовавшей затем битвы китайцы, очевидно, представляли из себя не более как беспорядочную массу кораблей, в то время как японцы составляли организованную и сплоченную силу, нападавшую и действовавшую дружно. У китайцев, по-видимому, не было никакого определенного плана, но каждому командиру вместо этого предоставлялась возможность поступать так, как ему казалось лучше. За то, что Тинг принял сражение в строе фронта, его обвинять нельзя, из-за особенностей своих кораблей он был вынужден следовать подобной тактике. Но его распоряжения были неудачны даже для линии фронта; кроме того, эскадра не была подготовлена к тому, чтобы удержаться в этом строю в случае обходного движения неприятеля. Китайцы отошли от якорного места в так называемом шахматном порядке, т. е. корабли располагались в две линии, одна за другой, причем корабли второй линии приходились против середины промежутков между кораблями первой линии. Однако, как кажется, тут особенного порядка не соблюдалось и была сделана одна весьма серьезная ошибка. Самые тяжелые и сильные корабли были поставлены в центре, вместо того чтобы находиться на флангах. Таким образом, нарушалась тактическая аксиома, гласящая, что оконечности линии должны быть сильны. Если бы Тинг поставил «Дин-Юань» на одном фланге, а «Чжень-Юань» на другом, то китайцы избежали бы некоторых неприятностей{295}.
Каковы же были приготовления к битве на китайских кораблях? Бой «Тси-Юаня» у Асана показал Тингу и его помощникам, на что следует непременно обратить внимание. Барбеты, как мы видели, защитили мешками с углем. [480] Мешки с песком служили для прикрытия более легких орудий, и тросовые сетки были расположены в подходящих местах для предохранения людей от осколков. Верхние части боевых рубок, по крайней мере на некоторых кораблях, сняли, чтобы дать свободный выход газам и осколкам разорвавшихся снарядов, а также и для того, чтобы уменьшить размеры цели. Щиты барбетов на броненосцах тоже оставили на берегу; вообще, от тонкой брони старались избавиться на том основании, что лучше не иметь вовсе никакой защиты, чем иметь слабую. Все шлюпки также оставили, взяв только по одной гичке для каждого корабля. Палубы «Чжень-Юаня» были хорошо промочены водой, предосторожность, которую, по-видимому, не предприняли на других кораблях. Китайцы сделали еще одно важное упущение они не накормили команды перед боем. Японцы оказались умнее и, видя китайский флот, дали распоряжение команде обедать. Сытый желудок играет немалую роль во время сражения.
Обе стороны теперь приближались друг к другу, осторожно и малым ходом; ни та, ни другая не желали рисковать сильным столкновением; весьма вероятно, что каждая хотела вначале посмотреть, что будет делать противник. Впервые вступить в бой готовились флоты, вооруженные новейшими орудиями разрушения, гигантскими пушками, торпедами и скорострельными орудиями. Не зная подготовки их личного состава, трудно было бы сказать, кто окажется сильнее. Китайцы имели значительно худшее вооружение, зато у них числились две хорошо бронированные единицы, каковых у японцев не было. Оборонительные качества этих кораблей в некоторой степени компенсировали слабость китайцев в наступательном отношении. У Тинга служило также много европейцев, дававших ему советы и поднимавших дух команд. На «Дин-Юане» находились майор фон Геннекен, начальник штаба Тинга, и господа Тайлер, Николе и Альбрехт. На «Чжень-Юане» были капитан Мак-Гиффин и господин Гекманн; на «Чжи-Юане» Парвис и на «Тси-Юане» Гофман.
Приблизительно в 12:05 японцы смогли отчетливо разглядеть врага, различить типы кораблей и увидеть, [481] что находится перед ними. Адмирал Ито поднял большой флаг, приказал своим кораблям готовиться к бою, а «Сайкио» и «Акаги» выйти из строя и занять позицию по левую сторону боевой линии. Эскадра теперь построилась в кильватерную колонну в следующем порядке: впереди адмирал Цубой вел летучий отряд, в состав которого входили «Иосино» (флагман), «Такатихо», «Акицусима» и «Нанива», близкие по типу, сильно вооруженные и со скоростью хода более 17 узлов. Затем следовал адмирал Ито с главными силами, включавшими флагманскую «Мацусиму», «Тиёду», «Ицукусиму», «Хасидату», «Фусо», и «Хиэя». Последним шел адмирал Кабайяма с «Сайкио» и «Акаги», находясь до некоторой степени под прикрытием концевых кораблей главной эскадры. Когда флоты находились на расстоянии около пяти миль друг от друга, то японцы, по показаниям капитана Мак-Гиффина, перестроились в линию фронта и в этом порядке шли несколько минут, после чего снова перестроились в кильватерную колонну{296}. В отчете адмирала Ито об этом не упоминается; если дело действительно обстояло таким образом, то трудно понять цель подобного маневра, если только он не был осуществлен для того, чтобы смутить китайцев. Дул свежий восточный ветер, при большом волнении, и небо было пасмурно.
В начале первого часа Ито сигналом передал своим командирам краткие инструкции. Японский флот должен был прямо атаковать китайцев и сражаться на дистанциях от 2000 до 3000 ярдов, описывая циркуляции вокруг вражеских кораблей. Китайцы в это время соединили свои две колонны в одну линию фронта, обращенную почти на SW, но фланговые корабли медленно занимали свои места, поэтому строй китайцев похож был по форме на полумесяц, обращенный рогами в сторону от японцев. Считая справа налево, корабли располагались следующим образом: «Ян-Вей», «Чао-Юн», «Чин-Юань», «Лай-Юань», «Чжень-Юань», «Дин-Юань», «Дзин-Юань», [482] «Чжи-Юань», «Гуан-Кай» и «Тси-Юань». «Тси-Юань» находился несколько позади остальных, так как у него оказалась неисправность в машине. «Ян-Вей» и «Чао-Юн» тоже несколько отстали, образуя другой рог полумесяца, а «Пин-Юань», «Гуан-Пин» и оба миноносца только что выходили из гавани Такушан и были далеко от главных сил.
Летучая эскадра приближалась к неприятелю, направляясь сначала вправо, а затем, когда адмирал Цубой подошел на расстояние выстрела, повернула влево. В 12:30 скорость хода была 10 узлов, а в 12:45 ее увеличили до 14 узлов. Первые выстрелы сделали 12-дюймовые орудия «Дин-Юаня» между 12:20 и 12:50. Сотрясение от этих выстрелов было так велико или же китайские офицеры были настолько непривычны к практической стрельбе из своих тяжелых орудий, что все находившиеся на мостике, помещавшемся как раз над барбетами, попадали, и адмирал Тинг был так потрясен, что его пришлось снести вниз. На расстоянии 6000 ярдов выстрелы китайцев не достигали своей цели. Китайские корабли были окрашены серой, а японские белой краской, так что ошибиться было трудно. В то время как японцы приближались, восточный ветер сбивал густой дым из их труб вниз, скрывая их таким образом временами от китайцев. Мачты японских кораблей, однако, были видны все время, что давало китайским комендорам возможность наводить орудия. Тем же самым ветром относило прочь дым от китайских орудий, и потому он мало мешал китайцам в этот период боя. Китайские корабли один за другим открывали огонь, и грохот тяжелых орудий становился непрерывным. Японцы еще не отвечали и продолжали идти тем же курсом до тех пор, пока не подошли на расстояние 3000 ярдов от центра китайской линии, когда они последовательно повернули на восемь румбов влево и открыли в то же время огонь из своих бортовых орудий. Их 6– и 4,7-дюймовые скорострельные орудия осыпали китайцев градом стали, решетя верхние части кораблей и наполняя воздух разрывающимися снарядами. Вода пенилась от снарядов, которые попадали более всего рикошетом. Мешки с песком, нагроможденные [483] на кораблях, мешали пока причинить им большой вред, а китайским комендорам по мере возможности приказывали ложится, так что потери были незначительными. В то время как японцы подвигались вперед, оба больших китайских броненосца вышли из строя и устремились на врага, как бы намереваясь прорвать неприятельскую линию или же таранить. Японцы стреляли в три или четыре раза быстрее противника, поражая своими выстрелами все и всех находившихся на палубах, сбивая мачты и решетя дымовые трубы. Китайцы, казалось, стреляли медленно и наудачу; их выстрелы не попадали в цель. Адмирал Цубой увеличил в это время ход своего летучего отряда и быстро приближался к правому флангу китайцев. Китайцы уже успели утратить тот небольшой порядок, который они имели вначале, и превратились в беспорядочную массу кораблей, одни из которых закрывали собой другие. Левый фланг собственно оставался вне боя, а с полдюжины кораблей в центре и на правом фланге выносили всю тяжесть нападения.
Проследить подробности этого боя очень трудно. Ни с той, ни с другой стороны не появилось подробного официального отчета, и поэтому ход его приходится восстанавливать по различным и часто противоречивым показаниям. Общие черты, однако, хорошо известны, и мы вкратце изложим их, прежде чем перейдем к описанию того, что происходило с отдельными кораблями.
Летучий отряд быстро прошел вдоль китайского фронта, и когда достиг правого его фланга, то энергично напал на «Ян-Вей» и «Чао-Юн» маленькие слабо защищенные корабли, снабженные самым плохим боевым материалом. Подойдя на расстояние 1700 ярдов, японцы открыли по ним страшный огонь. Через несколько минут действие снарядов сказалось: «Чаю-Юн» загорелся и сильно накренился на правый борт, «Ян-Вей» тоже оказался в бедственном положении. С другой стороны, угловое расположение китайских кораблей мешало половине из них производить выстрелы из орудий, и по мере того как каждый корабль в строю поворачивал носом к неприятелю, он перекрывал огонь другому. В этот момент, однако, контр-адмирал Цубой был отозван сигналом своего командующего и, повернув [484] влево, вернулся на помощь к менее быстроходным силам главной эскадры.
Мы отметили, что в то время, как главная эскадра проходила мимо китайского фронта, тяжелые китайские броненосцы вышли вперед, поддерживаемые «Лай-Юанем», «Дзин-Юанем» и «Чжи-Юанем». В это же время более быстрые японские корабли ушли вперед от своих тихоходных сотоварищей «Фусо», «Хиэя», «Сайкио» и «Акаги», находившихся в арьергарде. На них и оказался направлен главный удар китайцев. «Фусо» благополучно избегнул приближавшихся броненосцев, но «Хиэй» вынужден был быстро повернуть, чтобы уклониться от неприятельских таранов. С необычайной смелостью этот корабль направился к «Дин-Юаню» и прошел между флагманом и «Чжень-Юанем» на расстоянии 700 ярдов. К счастью для него, китайские корабли не могли стрелять, не рискуя повредить друг друга, но тем не менее в него попало несколько снарядов, и, кроме того, были также выпущены две торпеды, но они не попали и прошли за кормой. «Акаги» находился невдалеке от «Хиэя», но пострадал сильнее. На самом деле только прибытие летучей эскадры спасло его от «Лай-Юаня», «Чжи-Юаня» и «Гуан-Кая».
«Сайкио» держался левее и прошел вдоль китайского фронта под очень сильным огнем. Огибая правый фланг китайцев, он встретился с «Гуан-Пином», тогда как «Чжи-Юань» подходил с кормы. Рулевой привод «Сайкио» был поврежден, и в довершение на него напали еще и миноносцы. В японский корабль были выпущены три торпеды, но, по обыкновению, они не попали в цель. «Сайкио» вынужден был вместе с «Акаги» удалиться с места сражения.
Положение китайцев теперь оказалось следующим: строй фронта превратился в беспорядочное скопление кораблей, сражавшихся как попало. С одной их стороны находился летучий отряд, с другой главная эскадра японцев{297}, которая обогнула правый фланг китайцев и довершила [485] поражение злополучного «Ян-Вея», который, пылая, удалялся с места сражения. Обогнув правый фланг китайцев, главная эскадра имела краткое, но жаркое столкновение с «Пин-Юанем» и китайскими миноносцами, закончившееся отражением последних. Таким образом, китайские корабли, находившиеся в строю, были предоставлены самим себе и имели неприятеля впереди и позади. Летучий отряд вступил в бой с крейсером «Чжи-Юань», который вышел из строя и пытался таранить «Иосино». Скорострельные орудия «Иосино», стрелявшие кордитом, осыпали его разрывными снарядами. В 15:50 он был пущен ко дну одним артиллерийским огнем. Так как обеим японским эскадрам угрожала опасность попадать друг в друга, двигаясь взад и вперед вдоль фронта и тыла китайцев, то они разошлись на большее расстояние, сходясь, однако, всякий раз, когда находились против небольших китайских кораблей. Град снарядов, падавших на «Дин-Юань» и «Чжень-Юань», был очень силен, но они все-таки не подавали признаков готовности сдаться. Зато «Тси-Юань» и «Гуан-Кай» обратились в бегство, и при этом первый из них столкнулся со злополучным «Ян-Веем», сильно повредив его. «Чин-Юань», загоревшись, тоже удалился, «Лай-Юань» также горел. На него и на однотипное с ним «Дзин-Юань» обратилось внимание японского летучего отряда. В 15:52 «Такатихо» открыл огонь по «Дзин-Юаню» с расстояния 3300 ярдов. «Иосино» со своими 6-дюймовыми скорострельными орудиями также присоединился с расстояния 2500 ярдов. В 16:48 китайский корабль накренился на левый борт и запылал. Показалась подводная часть; руль был бесполезен; корабль рыскал из стороны в сторону в дыму, среди грохота сражения. Целый град снарядов поразил его; корма погрузилась, и со страшным взрывом он пошел ко дну.
Со своей стороны, японцы потеряли крейсер «Мацусима», который около 15:30 или 15:40 получил страшные повреждения. Он удалился с места битвы, а Ито перенес свой флаг на «Хасидатэ». До сих пор потери китайцев был и велики. Погибли «Чжи-Юань» и «Дзин-Юань», вышли из строя и тонули «Чао-Юн» и «Ян-Вей». «Гуан-Кай» [486] сидел на мели, на которую попал во время своей отчаянной попытки спастись бегством. У выхода в море был «Тси-Юань», удалявшийся в Порт-Артур; а ближе находились «Чин-Юань» и «Лай-Юань», старавшиеся потушить полыхавшие на них пожары. «Пин-Юань» и «Гуан-Пин» стремились незаметно держаться в стороне. В строю оставались только «Чжень-Юань» и «Дин-Юань», причем оба горели. Японцы потеряли «Мацусиму», «Хиэя» и «Сайкио»,но «Акаги» уже готовился вернуться на место сражения. Летучий отряд пустился в погоню за удалявшимися китайскими кораблями, тогда как главная эскадра после небольшого перерыва вновь открыла огонь по «Чжень-Юаню» и «Дин-Юаню». Вскоре противники начали мало-помалу расходиться, вероятно, потому, что у тех и других уже истощились боеприпасы.
День склонялся к вечеру. Летучий отряд был отозван сигналом и прекратил преследование неприятеля. «Мацусима», «Хиэй» и «Сайкио» были посланы в порт Куре для исправления повреждений. В то время как японцы сосредоточивали свои силы, китайцы делали то же самое, и оба тяжелых броненосца, все еще не побежденные и годные к бою, собрали вокруг себя «Лай-Юань», «Чин-Юань», «Пин-Юань», две ренделовские канонерские лодки и два миноносца. Японцы с усталыми командами и истощившимися боевыми запасами не имели желания рисковать в ночном сражении, в котором миноносцы могли получить шанс доказать свою пригодность. Поэтому они только следовали на некотором расстоянии за китайцами, по направлению к Вей-ха-Вею, но, когда настал день, китайцев в виду не оказалось. Тогда японцы вернулись к месту сражения. Тут они уничтожили «Ян-Вей» шестовой миной с баркаса крейсера «Тиёда».
Пополнив запасы угля и снарядов в месте, служившем им базой, японцы приготовились к новому сражению. «Нанива» и «Акицусма» были отправлены на рекогносцировку китайских портов, в то время как остальная эскадра крейсировала в заливе. В бухте Тал иен были замечены два китайских корабля. Один из них, возможно «Тси-Юань», при виде японцев бежал; другим оказался «Гуан-Кай», крепко засевший на мели. Он впоследствии [487] был уничтожен либо японцами, либо собственным экипажем.
Обратимся теперь к действиям отдельных кораблей, участвовавших в наиболее жарких столкновениях. «Мацусима» не был сильно поврежден до вступления в бой с «Пин-Юанем». По этому кораблю он открыл огон, на расстоянии 300 ярдов и продолжал стрелять до тех пор, пока не отошел на расстояние 1300 ярдов. В 14:34 он был пробит 10,2-дюймовым китайским снарядом, который убил четырех человек у левого кормового торпедного аппарата и, ударившись о барбет, разбился вдребезги. Этот снаряд пролетел очень близко от снаряженной торпеды; если бы она взорвалась, то могла уничтожить весь корабль. Снаряд, кроме того, прошел сквозь подшкиперскую и пробил цистерну для масла, но когда он разбился о барбет, то оказался начиненным цементом. В ответ на это японцы подбили большое орудие «Пин-Юаня». Позднее, находясь против «Чжень-Юаня», «Мацусима» пострадал сильнее. 12-дюймовый снаряд с китайского броненосца попал в его батарею, сбил четвертую 4,7-дюймовую пушку со станка и, разорвавшись, поджег боезапас. Два 4,7-дюймовых орудия были полностью выведены из строя, и 90 человек офицеров и команды убито или ранено. Артиллерийский офицер, стоявший около загоревшихся боевых припасов, был разорван на куски, и впоследствии нашли только его фуражку. Корабль накренился, и на нем показался огонь. Экипаж с неослабевающей доблестью и мужеством сражался с пожаром и неприятелем. Музыканты пошли к орудиям, и, хотя положение было критическим и гибель казалась неминуемой, паники не возникло. Горело в нижней палубе, как раз над крюйт-камерой. Там в это время находились заведовавшие ею артиллерийский унтер-офицер и матрос. По-видимому, броня над крюйт-камерой от удара треснула, и красный огонь, который виден был сквозь эти щели, указывал на опасность. Но эти храбрые люди не оставили своего поста. Сняв с себя одежду, они запихали ее в трещины и тем спасли «Мацусиму». Несмотря на то что более трети всех людей, находившихся в надводной части корабля, выбыли из строя, оставшиеся потушили пожар. [488]
Потеряв убитыми 57 человек офицеров и матросов и почти столько же ранеными, крейсер покинул место сражения.
Крейсеру «Хиэй», избежавшему выпущенных в него торпед, пришлось выдержать атаку «Чжень-Юаня». Один 12-дюймовый снаряд попал в него вблизи кают-компании, в которой был устроен временный лазарет. Разорвавшись, снаряд этот на месте убил старшего врача и ревизора вместе со значительным числом раненых. Бизань-мачта упала, и корабль загорелся. Второй тяжелый снаряд, разорвавшись на верхней палубе, убил многих комендоров.
«Акаги» пришлось сразиться с китайскими кораблями левого фланга без всякой поддержки. На расстоянии 850 ярдов он начал с ожесточением стрелять по ним, опустошая палубу «Лай-Юаня» батареей своего правого борта. В 13:20 снарядом, попавшим в мостик, убило командира, капитана 2-го ранга Сакомото, с двумя комендорами. Командование перешло к лейтенанту, исполнявшему штурманские обязанности, а несколько минут спустя канлодка была пробита в нескольких местах, приблизительно на уровне нижней палубы, причем были еще убиты четыре кочегара. Паровая труба была разбита, и вырвавшийся горячий пар отрезал подачу боевых снарядов как раз тогда, когда они были наиболее нужны. Снаряды и заряды пришлось подавать наверх через вентиляторную трубу, затрудняя этим машинную команду. В это время на верхней палубе убиты были три комендора. С кормы к нему подходили «Лай-Юань», «Чжи-Юань» и «Гуан-Кай», и положение корабля становилось критическим. Повернувшись, однако, влево, он на время уклонился от неприятеля, воспользовавшись этим временем для исправления своих повреждений. Снова китайцы приблизились к нему, и снова «Акаги» вступил с ними в бой, направляясь уже теперь к югу. Через несколько минут грот-мачта была сбита, и, когда канлодка была всего на расстоянии 330 ярдов от «Лай-Юаня», в мостик опять попал снаряд, ранивший нового командира. Один из лейтенантов занял его место, между тем как те орудия, которые могли стрелять на корму, продолжали упорно поддерживать [489] огонь по «Лай-Юаню». В 14:20 от попадания снаряда загорелась палуба «Лай-Юаня», и другие китайские корабли уменьшили ход для того, чтобы оказать ему помощь. К тому же летучая эскадра подходила к ним сзади и начинала сосредоточивать на себе их внимание. Таким образом «Акаги» получил возможность выйти за пределы выстрелов, исправить свою паровую трубу и дать отдых сильно нуждавшейся в нем команде. В 17:50 три часа спустя после того, как он удалился, корабль снова присоединился к главной эскадре{298}.
«Сайкио» спасся еще более удивительным образом, чем эти два корабля. В то время как он проходил вдоль линии китайцев, в него один за другим попали четыре громадных снаряда с «Дин-Юаня». Два из них прошли насквозь, не причинив вреда, но два других разорвались в рубке на верхней палубе, раздробили деревянную обшивку и испортили рулевой привод. Подняв сигнал, что он не может управляться, «Сайкио» при помощи двух своих машин прошел сквозь летучую эскадру, между «Нанивой» и «Акицусимой». Заложив румпель-тали, он в 14:20 или около того снова смог управляться, как перед ним оказался «Пин-Юань». С ним, а также с «Гуан-Пином», с которым он уже раньше сражался, и с двумя миноносцами «Сайкио» вступил в бой около 14:50. Открыв огонь с расстояния 3300 ярдов, он продолжал стрелять до тех пор, пока не приблизился к китайцам на расстояние всего 500 ярдов. Один миноносец он заставил удалиться, другой же выпустил в него три торпеды. Первая прошла у него под носом, вторая вдоль правого борта, а третья нырнула. Несмотря на то что «Сайкио» открыл по этому миноносцу сильный огонь из своих скорострелок, он все-таки ускользнул, не получив никаких повреждений. В 15:30 «Сайкио», у которого произошел пожар в кормовой части, оставил поле сражения. В него попало множество снарядов, из которых многие едва не попали в машинное отделение, но причиненные ему повреждения были незначительны, а потерь убитыми вовсе не было. Ничто так ясно не доказывает несостоятельности [490] китайских комендоров, как то, что им не удалось потопить это судно. Будучи слабым коммерческим пароходом, он прошел вдоль линии китайских судов и, выдержав это испытание, вступил в бой с двумя китайскими военными кораблями, из которых один имел сильную броневую защиту.
Перейдем теперь к китайским кораблям. «Дин-Юань» храбро сражался в течение всего дня. В начале сражения тяжелый снаряд, вероятно рикошетом, попал в его боевую фок-мачту и, убив семь человек на марсе, свалил ее. Как мы уже видели, адмирал Тинг и майор фон Геннекен пострадали от сотрясения, вызванного первым залпом из своих орудий. Позднее произошел весьма серьезный пожар в носовой части корабля. Дым от него совершенно заполнил барбеты, так что в течение некоторого времени единственным орудием, из которого можно было стрелять, была 6-дюймовая крупповская кормовая пушка. Пожар, грозивший большой опасностью, был потушен усилиями г. Альбрехта. На «Дин-Юане» был убит г. Николс, бывший прежде унтер-офицером в английском флоте и проявивший во время боя немалое мужество. Китайский экипаж корабля не выказал большой храбрости. В противоположность экипажу «Мацусимы», они, увидев, что корабль в огне, бросились бежать и даже не думали отстаивать его. Броненосец спас Альбрехт, стоявший с пожарным шлангом среди огня и разрывающихся снарядов. С потерей фок-мачты оказалось невозможным подавать сигналы.
Так же как и «Дин-Юань», «Чжень-Юань» сильно пострадал от пожара. Он загорался не менее восьми раз, но каждый раз, главным образом стараниями европейцев, удавалось потушить пожар. Один из европейцев{299}, бывших на нем, так описывает пережитое: «Помогая потушить один из этих пожаров, я был ранен. Горело в носовой части, на баке, и оттуда в проход у барбета была такая тяга пламени, что офицер, которому я приказал идти тушить, заявил, что туда нельзя добраться живым, так что мне пришлось отправиться туда самому. Я вызвал [491] добровольцев, и за мной пошло несколько бравых молодцов, лучших людей нашей команды; к несчастью, почти все они были убиты, но пожар был все-таки нами потушен. Наконец загорелось и на левом борту, и так как орудие переднего барбета на правом борту стреляло на левую сторону, то я послал сказать, чтобы выстрелы делались только на правый борт, но, к несчастью, получившему это приказание, первому номеру орудия, снесло выстрелом голову, как раз когда я пошел на нос, а заместивший его не знал о приказании. Нагнувшись поднять шланг, я почувствовал, что снаряд или осколок его пролетел между моими руками, задев обе. Вскоре после того я услышал сильный взрыв и, увидев позади себя яркий свет, был сбит с ног и пролежал некоторое время без сознания сколько именно, не знаю. Я думаю, что это было пламя от того орудия, из которого я приказал стрелять только на правый борт, хотя это мог быть и разорвавшийся снаряд, но в таком случае я должен бы был быть разнесен на куски. Как бы то ни было, я получил довольно сильные ожоги. Придя в себя, я сел, опершись на локоть, и увидел, что нахожусь как раз против дула большой пушки, направленной прямо на меня. Я увидел, как дуло это подвинулось в одну сторону, потом в другую, немного вверх, потом вниз, и до того, как произошел выстрел, так как я знал, что комендор прицелился, мне казалось, что я ждал годы, хотя не прошло, вероятно, и секунды. Вдруг у меня мелькнула мысль о попытке спастись. Я покатился боком вниз по решетчатому люку и по необыкновенно счастливой случайности, пройдя книзу футов на восемь или около того, наткнулся на кучу мусора, задержавшую мое падение; падая, я услышал гром большого орудия».
Экипаж этого корабля вел себя лучше, чем команда «Дин-Юаня». Дисциплина была прекрасная, из орудий целились хорошо, и кораблем управляли с некоторым искусством. Вместе с «Дин-Юанем» он выдержал главный удар японцев и вместе с ним же тихо циркулировал, стараясь держаться на контр-курсах с обоими вражескими отрядами. Он был сильно разбит в надводной части, но не получил серьезных повреждений. Задело вал гидравлического [492] привода левого орудия, и на некоторое время это орудие вышло из строя. Носовое 6-дюймовое орудие вследствие несчастного случая тоже было испорчено, а в фор-марс попали два снаряда, при этом погибло шесть человек офицеров и команды.
«Чжи-Юань», находившийся под командой храброго и решительного капитана Тенга, в самом начале боя вышел из линии и вступил в жаркий бой с возвращавшейся летучей эскадрой. В него подряд попало несколько снарядов, и при громких кликах японцев он начал крениться на правый борт. Командир его сделал попытку таранить, но тщетно, так как огонь японских скорострельных орудий был очень силен. Когда он схватился с «Иосино», то крен увеличился, винты показались над водой, работая в воздухе, и корабль пошел ко дну со всем экипажем. В то время как он тонул, услышали сильный взрыв. Говорят, что решающий удар был нанесен ему 12,6-дюймовым снарядом одного из больших орудий Кане. Так же как в случае с «Дзин-Юанем», мог произойти взрыв котлов или взрыв торпеды в одном из надводных аппаратов. Инженер-европеец, Парвис, находившийся на крейсере, погиб в море вместе с ним.
В то время как «Чин-Юань» тонул, на «Дзин-Юане» бушевал сильный пожар, и с него поднимались густые клубы дыма. Он двинулся вперед на «Иосино» и попал под страшный град снарядов. Видели, как он сильно качался влево и вправо, в то время как корабли летучей эскадры один за другим осыпали его своими снарядами; стало окончательно невозможным им управлять, и он описывал бешеные круги. Подробности его гибели остаются неизвестными. Все китайцы, видевшие его потопление, приписывали его гибель торпеде, но японцы торпед не пускали. Было видно густое облако дыма, и взрыв произошел как раз перед моментом исчезновения корабля, который, подобно «Виктории», опрокинулся вверх дном. Из 270 человек его экипажа спаслось всего семеро.
«Лай-Юань» был вынужден прекратить бой опять-таки вследствие пожара. В течение полутора часов его видели пылающим. Снаряд ударил в его палубу; и хотя вначале огонь можно было залить ведром воды, но благодаря [493] «апатии» китайцев кораблю предоставили гореть до тех пор, пока огонь, уничтожив почти всю надводную часть, не потух сам. Корабль теперь имел вид скорлупы и был страшно поврежден огнем и снарядами, но, как это ни странно, его боевые качества и способность управляться пострадали мало. Он благополучно дошел до Порт-Артура. Его палуба, настланная из 2-дюймового тика, вместе с массой краски и лака, потраченных на все деревянные поделки, сделали корабль легкой добычей для каждого снаряда.
«Чин-Юань» горел три раза. Он удалился для тушения одного из этих пожаров, а потому принимал небольшое участие в сражении. У «Чао-Юна» был поврежден рулевой привод, и его видели горевшим. «Ян-Вей» сел на мель, и на нем тоже был пожар, когда его таранил «Тси-Юань». «Гуан-Кай», «Гуан-Пин» и «Пин-Юань» принимали в сражении лишь незначительное участие и получили лишь незначительные повреждения.
«Тси-Юанем» командовал капитан Фонг, с которым мы уже познакомились. Говорят, что он малодушно бежал, прежде чем его корабль получил какие-либо серьезные повреждения, и несомненно то, что он весьма плохо управлялся. Однако ради справедливости мы считаем нужным привести показания г. Гофмана, бывшего на корабле, рисующие весьма интересную картину сражения: «Переход к Татунгкову был сделан нами благополучно, мы высадили войска, и около 11 часов 17-го минувшего месяца вся эскадра подтянула канаты и приготовилась к возвращению в Китай. На небольшом расстоянии от устья реки мы встретили японский флот, вследствие чего произошло сражение, которое продолжалось до пяти с половиной часов вечера. Это был самый ужасный бой, какой только можно себе представить. Капитан Фонг на «Тси-Юане» сражался храбро и умело. Мы потеряли убитыми семь или восемь человек, но продолжали стрелять так быстро, как только могли. Так продолжалось до 2–3 часов пополудни, когда наш корабль получил страшные повреждения, мы должны были покинуть сражение. Наше большое кормовое 16-сант. [15-сант.?] крупповское орудие было подбито, а у двух передних орудий были уничтожены механизмы заряжания, так что стрелять [494] из них было нельзя, и корабль во всех отношениях сделался бесполезным{300}. Тогда капитан Фонг решил покинуть сражение и постараться достичь Порт-Артура, чтобы перевооружиться. Дым был таким густым, что с палубы никто не мог хорошо видеть, что происходит, но время от времени мы слышали, что то один, то другой корабль гибнет. Уйдя с места сражения на «Тси-Юане» я не знаю того, что происходило после. Мы пришли в Порт-Артур за пять или шесть часов до прибытия остального флота, который пришел около восьми часов. На пути в порт мы имели столкновение с другим кораблем [«Ян-Вей»] , который затонул. Из повреждений, полученных «Тси-Юанем, которые все оказались в кормовой части, я бы вывел заключение, что этот корабль нас таранил. Вода хлынула в «Тси-Юань» целым потоком, но мы закрыли передние водонепроницаемые переборки и благополучно продолжили путь. Я не думаю, чтобы обвинение в трусости, возводимое на капитана Фонга, было справедливо; он сражался до тех пор, пока корабль не сделался негодным к бою. Дым был так густ, что нельзя было хорошо знать того, что происходит на собственном корабле».
Один пункт в сражении остается невыясненным: китайцы утверждают, что попытка «Чжи-Юаня» таранить была удачна, японцы же что она не удалась. Некоторые иностранцы, находившиеся на китайских кораблях, видели, как тонул корабль с вращающимися винтами, и предполагали, что это жертва «Чжи-Юаня». Гораздо вероятнее, что это был сам «Чжи-Юань» или «Дзин-Юань». Китайские миноносцы в дыму с трудом отличали врагов от своих, хотя и имелось существенное отличие по цвету: белому и серому. Скорость хода миноносцев оказалась всего 14–16 узлов, вместо полученным на испытаниях 20. Эти корабли японцы тотчас же замечали и открывали по ним огонь за долго до того, как они могли подойти на расстояние торпедного выстрела. [495]
Пять транспортов, находившихся в реке Ялу, получили от Тинга приказ после окончания сражения присоединиться к нему, но они стояли слишком далеко вверх по реке, чтобы исполнить это тотчас же, да к тому же их экипажи от страха потеряли способность работать. Они вышли только через четыре дня после сражения, и им посчастливилось вернуться в Таку невредимыми на глазах победоносного японского флота.
В общих чертах сражение это имеет странное сходство с битвой при Лиссе, с той существенной разницей, что сражение при Ялу было боем на дальних дистанциях, а сражение при Лиссе свалкой{301}. Китайцы, подобно итальянцам, сражались всей массой кораблей без приказаний, без плана и без начальника. Каждому кораблю предоставлялось действовать, как он найдет возможным, так как сигналов, после того как была сбита фок-мачта на «Дин-Юане», не подавалось. Японцы, подобно австрийцам, знали хорошо, что они намерены делать, но, кроме того, на стороне их было то преимущество, что в продолжение всего боя они маневрировали и сражались по сигналам. Сигнал в решительный момент вернул Цубоя с его летучей эскадрой для поддержки «Хиэя» и «Акаги»; сигналом же он был отозван вторично в конце дня, когда преследование могло стать опасным.
Подобно тому как и у австрийцев, перевес явно был на стороне японцев, однако им не удалось уничтожить противника. Так или иначе, но из списков его флота они вычеркнули пять кораблей и один повредили так сильно, что он стал негодным для дальнейшего использования{302}. Тегетгоф, со своей стороны, потопил два итальянских броненосца, а третий привел в негодность. И точно так же, как Тегетгоф, Ито если и не уничтожил противника окончательно, то, во всяком случае, оставил ему весьма мало средств для дальнейшей борьбы. В битве при [496] Ялу Китай потерял всякую возможность приобрести господство над морем и тем самым проиграл всю войну. С другой стороны, бой при Ялу походил на бой при Лиссе. В том и другом случае разбитый флот подвергся нападению в то время, как он был занят прикрытием высадки войск. Но между тем как итальянцы, будучи связаны войсками и транспортами, были захвачены посреди самой высадки, после своей неудачной бомбардировки Лиссы, китайцы не были захвачены врасплох. По первым донесениям о бое, дело представлялось так, как будто бы сражение имело место под самым берегом. На самом деле китайцы не нуждались в открытом море, и движения их никоим образом не были стеснены их транспортами, которые находились в реке и оставались в полной безопасности от нападения, так как японские корабли, сидящие глубоко в воде, не могли за ними последовать. Поэтому, кажется, нет никаких оснований поражение китайцев приписывать присутствию транспортов. Нельзя сказать, чтобы транспорты эти каким бы то ни было образом повлияли на исход дня, за исключением разве того, что они заставили китайский флот выйти в море. Если бы китайские корабли крейсировали совершенно отдельно, результат получился бы тот же самый. Значение этого, как и вообще движений китайского, так и японского флота в ранний период войны, на основании доктрины о «существующем флоте» (The fleet in beeng) очевидно. Считалось, что присутствие незначительной эскадры в море будет мешать даже и сильнейшей эскадре конвоировать или высаживать войска. Однако с обеих сторон до боя при Ялу на это правило не обращали внимания, хотя обе эскадры были приблизительно равны{303}.
Подобно тому как Тегетгоф ретировался у Лиссы, когда, по-видимому, итальянский флот был в его руках, [497] так и Ито ретировался при Ялу. В обоих случаях причиной подобного удаления был, вероятно, недостаток боеприпасов. При тяжелых орудиях и ограниченном водоизмещении запасы не могут быть неистощимыми, и в будущих сражениях мы можем ожидать подобной же нерешительности в концовке, если с начала до конца сражение будет вестись на дальней дистанции. Может показаться странным, что японцы не подошли близко, но прежде всего они, вероятно, желали захватить оба больших броненосца вместо того, чтобы уничтожить их. Капитан Инглес в начале войны в телеграмме советовал поступить именно так. Эти причины спасли китайцев, потому что если бы японцы подошли ближе, то они должны были бы применить таран или торпеды, так как запас снарядов у них истощился, а как тараном, так и торпедами броненосцы были бы потоплены. С другой стороны, японцы со своими небронированными кораблями не могли бы подойти так близко, не понеся значительных потерь. Крейсер никогда не бывает очень силен в носовой части и, не считая китайского огня, повреждения, полученные самим таранящим, могли оказаться весьма значительными. К тому же японцы не могли быть уверены, что китайцы, которые стреляли значительно медленнее, истратили почти весь боезапас. Здесь возникала возможность того, что в бою на близком расстоянии большие, защищенные броней броненосцы потопят небронированные японские крейсера.
Утверждают, что китайцы прилагали отчаянные усилия для того, чтобы сблизиться с главной эскадрой, но их намерения встретили помеху в виде большей скорости японских кораблей. Если бы усилия эти были серьезны, они должны были бы достичь цели. «Фусо», находившийся в строю японского флота, ходил значительно тише, чем один, если не оба китайских броненосца. Корреспондент «Таймс» сообщает, однако, что командиры броненосцев отдали приказание иметь полный ход, но что китайские лейтенанты, стоявшие у телеграфов в машинном отделении, трепеща в схватке за свою собственную шкуру, неточно передали приказания. Говорят, что корабли вступили в бой, имея весьма ограниченный запас [498] обычных снарядов. Боеприпасов этого рода у них было только по 15 на каждое тяжелое орудие, остальные боевые запасы состояли из бронепробивающих снарядов. Если это правда, то это было серьезным упущением.
После возвращения в Порт-Артур китайцы, как и итальянцы, хвастались победой. Они утверждали, что по крайней мере три японских корабля были потоплены и, кажется, верят в это до сих пор.
Произошло большое сражение, первое со времени Лиссы и второе со времени появления броненосцев; наконец-то корабли вновь выработанного типа, заменившие старые линкоры, были испытаны в генеральном морском сражении. Ожидалось, что потери в таком сражении будут очень велики, но нельзя сказать, чтобы это ожидание вполне оправдалось. Японцы потеряли убитыми 10 офицеров и 80 матросов, ранеными 16 офицеров и 188 матросов. Это составляет в общей сложности 294 человека. Общее число участвовавших с их стороны в сражении не могло быть меньше 3000 человек и, пожалуй, даже было несколько больше. Таким образом, общие потери составили 10% от всего числа сил. Самые большие потери понес «Мацусима», где убитых было 57 и раненых 54. Как флагманский корабль он, конечно, служил для китайцев главной целью, и на него был направлен самый сильный огонь. К тому же он очень близко подходил к обоим большим китайским броненосцам. На нем не было вертикальной броневой защиты, кроме как у большого орудия. Второе место занимает «Хиэй» с 19 убитыми и 37 ранеными. У него не было броневой защиты, кроме очень короткого пояса по ватерлинии, и, как «Мацусима», он сражался с «Дин-Юанем» и «Чжень-Юанем» на близком расстоянии. Третьей была «Ицукусима» с 13 убитыми и 18 ранеными; она тоже была не бронирована. «Акаги» потерял 11 человек убитыми и 17 ранеными, но «Сайкио», как это ни странно, потерял всего 11 человек ранеными. Этот удивительный факт можно объяснить только плохой стрельбой китайцев. На «Акицусиме» было человек 15 убитых и раненых, на «Фусо» 14, на «Иосино» и «Хасидатэ» по 12 на каждом, на «Такатихо» 3, на «Наниве» 1 и на «Тиёда» ни одного. Просто [499] удивительно, как удалось «Тиёде» избежать потерь, если вспомнить, что он сражался рядом с «Мацусимой» и «Ицукусима», которые сильно пострадали.
Потери китайцев на тех кораблях, которые уцелели после сражения, были не так велики, как потери японцев, но очень много людей было убито, ранено и утонуло на погибших во время сражения кораблях. Мы вряд ли преувеличим, если будем считать число погибших таким образом от 600 до 800 человек. Сверх того, на уцелевших семи кораблях было 34 убитых и 88 раненых. На «Дин-Юане» насчитывалось 14 убитых и 25 раненых; на «Лай-Юане» 10 убитых и 20 раненых; на «Чжень-Юане» 7 убитых и 15 раненых; на «Чин-Юане» 2 убитых и 14 раненых; на «Тси-Юане» 3 убитых; на «Пин-Юане» 12 раненых и на «Гуан-Пине» 3 раненых. Со стороны китайцев в сражении могло участвовать 3000 человек; в таком случае они потеряли от 20% и 30% своих сил. Весьма интересно отметить, насколько броня «Дин-Юаня» и «Чжень-Юаня» уменьшила их потери. Из всех китайских кораблей они выдержали самое жаркое сражение и в течении нескольких часов служили мишенью для пяти японских кораблей. Однако потери на них в общей сложности меньше потерь, понесенных одним японским флагманом. Следует вспомнить, что стрельба японцев была, по всей вероятности, лучше стрельбы китайцев. Если броня и не послужила ни для чего другого, то она, во всяком случае, спасла немало человеческих жизней.
Сравнивая потери при Ялу с потерями при Лиссе и в других сражениях, во время существования деревянных флотов, мы получим приведенные на следующей странице результаты.
Таблица 1 (стр. 500)
Сражение | Нация | Общее число сражавшихся | Убитых и утонувших | Раненых | Общее число убитых и раненых | Процентное отношение потерь к численности личного состава | |
Ялу | Китайцы | 3000? | 600–800? | 88 | Примерно 700 | 23 | Общее среднее 16,5 |
Японцы | 3000? | 90 | 204 | 294 | 10 | ||
Лисса | Итальянцы | 10880 | 600? | 39 | 639 | 6 | Общее среднее 4 |
Австрийцы | 7871 | 38 | 13 | 176 | 2 | ||
Трафальгар | Союзники | 21 580 | Сведений нет | | |||
Англичане | 16820 | 449 | 1241 | 1690 | 10 | ||
Нил | Французы | 9820 | Предположительно 3000 | 29 | Общее среднее 20 | ||
Англичане | 7980 | 218 | 678 | 896 | 11 | ||
Кампердаун | Голландцы | 7150 | 540 | 620 | 1160 | 16 | Общее среднее 13 |
Англичане | 8220 | 203 | 622 | 825 | 10 | ||
Первого Июня | Французы | 19760 | ? | V | 5000 | 25 | Общее среднее 15,5 |
Англичане | 17240 | 290 | 858 | 1148 | 6 |
Таким образом, получается, что потери в рассматриваемом нами сражении в процентном отношении больше, чем в сражениях до существования броненосцев. Следует еще принять во внимание следующее: на прежних линкорах очень мало людей находилось в подводной части корабля, тогда как на современных броненосцах и крейсерах весьма значительная часть экипажа занята в машинных отделениях и в кочегарках под броневой палубой, [501] а следовательно, в безопасности от выстрелов и может погибнуть только вместе с кораблем, если он будет потоплен. Принимая это во внимание, получим, что процент убитых и раненых из числа находившихся под выстрелам значительно увеличится; особенно следует обратить внимание на это относительно японцев, у которых не было ни одного погибшего корабля, и соответственно с этим обратить внимание на процентное отношение. По крайней мере 500 человек на всех 12 японских кораблях были заняты службой у котлов и машин, кроме тех, которые обеспечивали подачу снарядов. Если только 2500 человек подвергались выстрелам, то потери будут равняться уже 12%, а не 10%. Тогда не будет казаться, что с новыми губительными снарядами война сделалась менее кровопролитной, но скорее, что риск, которому подвергаются отдельные служащие в современном флоте, несколько увеличился. Вместе с тем потери людей могли бы значительно уменьшиться, если бы под рукой находились особые суда для спасения утопающих. Как при Лиссе, так и при Ялу наибольшие потери проигравшая сторона понесла утонувшими. Мы видели, как при Лиссе Тегетгоф старался подать помощь тонущим итальянцам, но ему помешала в этом атака этих последних. При Ялу японцы видели, как люди цеплялись на топах мачт «Чао-Юна», после его столкновения с «Тси-Юанем», от которого он пошел ко дну. Они жалели их, но, как и в случае с Тегетгофом, ход сражения не дал им возможности прийти на помощь. Китайские миноносцы, однако, подобрали значительное число людей, которые иначе погибли бы, их успехи в деле милосердия порождают вопрос о том, нельзя ли прийти к какому-нибудь международному соглашению, чтобы не стрелять по судам, занятым спасанием утопающих. Во времена Нельсона рыцарское чувство и личный интерес запрещали линейному кораблю стрелять по фрегатам, занятым таким делом. Само собой разумеется, что подобные суда не должны быть вооружены и должны отличаться цветом и видом от сражающихся. Первым принципом войны является поражение неприятеля; вторым, признанным только в новейшие времена не наносить напрасных [502] страданий, поражая его. Когда неприятельские матросы находятся в воде, они столь же беспомощны, как и раненые, и если не стреляют по походным госпиталям, то почему не дать возможных льгот госпитальным судам? Значение этого пункта вполне сознавалось Тегетгофом, который после Лиссы сильно желал, чтобы была созвана европейская конференция для обсуждения этого вопроса. К сожалению, ничего подобного не было предпринято.
Почти нет сомнения, что упорное сопротивление китайцев в сильной степени зависело от их убеждения, что пощады им не будет. За исключением «Тси-Юаня» и «Гуан-Кая», ни один из кораблей китайской эскадры не проявил трусости. Неумения и ошибок было очень много, но, считая себя, так сказать, припертыми к стене, моряки сражались храбро. На суше китайцы неизменно бежали перед лучше обученными и лучше вооруженными противниками; только здесь они противостояли им и тем самым еще раз доказали, что одним мужеством без искусства сражения не выигрываются.
Команды кораблей, благодаря хищениям адмиралов и командиров, которые в мирное время содержали только незначительную часть положенного количества чинов, состояли наполовину из новобранцев. Продажная администрация является весьма пагубным недостатком, когда предвидится война.
Стрельба китайцев была в высшей степени неудовлетворительна, но это зависело отчасти, собственно, от кораблей и орудий. У них было восемь 12-дюймовых пушек Круппа, пять 10-дюймовых орудий различных систем, 12–8-дюймовых, 15–6-дюймовых и двенадцать 4,7-дюймовых, кроме 130 скорострельных или норденфельдовских пушек. Их тяжелые орудия были до некоторой степени устаревшего типа и у них не имелось больших скорострельных орудий. Таким образом, им не хватало как раз такого рода орудий, которые оказались бы наиболее пригодными против небронированных судов. Сверх того, у китайцев был большой недостаток в орудиях средней величины. У японцев имелись орудия, начиная от 6,8-дюймовых крупповской пушки до 4,7-дюймовых армстронговской, в общем не менее 94, и из них [503] 66 были скорострельными. У китайцев орудий соответствующего калибра было только 27, причем за немногими исключениями, все они были нескорострельными. Таким образом, в отношении вспомогательной артиллерии китайцы страшно отстали от своих противников. Численная разница еще более увеличилась в силу того обстоятельства, что скорострельное орудие может дать в течение одного и того же времени в три и даже в шесть раз больше выстрелов, чем нескорострельное, так что каждое японское скорострельное орудие стоило трех китайских.
Так как японцы сражались на дальних расстояниях и двигались быстро, то китайские комендоры почти постоянно давали промахи из своих тяжелых орудий, которые, хотя и стреляют на дальнее расстояние, но наводить их затруднительно и медленно. Поэтому мы видим, что из больших орудий, как и можно было ожидать, было произведено мало метких выстрелов. Пять снарядов попало в «Сайкио», три или четыре в «Мацусиму», два в «Хиэй», один в «Наниву» и, может быть, несколько в другие суда. В общей сложности это составит от 12 до 15 попаданий. Между тем только «Чжень-Юань» и «Дин-Юань» сделали вместе 197 выстрелов из 12-дюймовых орудий, не говоря уже о двухстах шестидесяти восьми шестидюймовых снарядах. Остальные корабли должны были выпустить из орудий почти такое же количество 10,2– и 8,2-дюймовых снарядов. Таким образом, по очень приблизительному расчету, число выпущенных тяжелых снарядов будет равняться 400, из которых менее 20, или 4%, попало в цель. Это составляет странное совпадение с результатом стрельбы «Шаха». Из тяжелых китайских снарядов, попавших в цель, значительное количество оказалось бронепробивающими снарядами, которые причиняли мало вреда. По расчету одного японского офицера, из китайских выстрелов 10%, а из японских 15% попали в цель{304}. Этот расчет, пожалуй, представляется высоким, если принять во внимание, что стрельба происходила [504] преимущественно с дальнего расстояния, относительно китайцев верно то, что низкий процент попаданий из их тяжелых орудий должен был быть возмещен высоким процентом метких выстрелов из средних и легких орудий. Если приложить этот расчет к цифрам, приведенным для сравнения в таблице XX, то получим, что каждый китайский корабль делал 32,8 выстрела в минуту при 3,28 попадания, а каждый японский 188,3 при 28,24 попадания.
Медленность стрельбы из китайских орудий среднего калибра в значительной степени мешала меткости, оставляя их вместе с тем далеко позади японцев в отношении самого веса выпущенных в данное время снарядов. При движущейся цели, чем скорее выстрелы следуют один за другим, тем меньшая появляется необходимость в новом прицеле и тем более шансов на меткость стрельбы; 6-дюймовое скорострельное орудие не только более длинное, тяжелое и сильное орудие, чем прежние 6– и 5,9-дюймовые, но оно вместе с тем и более меткое. Им управляет и его наводит один человек, имея орудие в полном своем распоряжении; это, разумеется, в еще большей степени относится к 4,7-дюймовому скорострельному орудию. Скорострельность, которая является их столь замечательной чертой, пожалуй, не имеет такого большого значения, как великолепная установка их, хотя, без сомнения, возможность сделать в критическую минуту большее число выстрелов может иметь громадное значение. По приблизительному расчету, вес бортового залпа всего китайского флота за 10 минут равнялся 58 620 фунтов, тогда как корабли, сражавшиеся в линии, не считая береговой эскадры, могли выпустить за тот же промежуток времени снаряды весом 53 100 фунтов. С другой стороны, вес снарядов, выпущенных в течение такого же времени японцами, равнялся 119 700 фунтам, так что превосходство их артиллерии может быть выражено отношением 119:58, или 2:1.
Рассмотрим теперь тот ущерб, который причинил китайский огонь неприятельским судам. У японцев единственными совершенно разбитыми орудиями были два 4,7-дюймовых. «Мацусима», хотя и получил много попаданий, [505] но не имел каких-либо важных наружных повреждений. Даже «Хиэй» и «Акаги», бывшие в самом жарком бою, не несли больших следов от китайских снарядов. У «Акаги» было несколько небольших пробоин в правом борту и во многих местах была пробита дымовая труба. «Хиэй» получил большую пробоину в кормовой части и несколько меньших по бортам. У «Нанивы» как раз по ватерлинии снаряд попал в угольную яму. На «Ицукусиме» один снаряд попал в минное отделение, другой в машинное отделение и третий на некоторой высоте в мачту. На «Хасидатэ» 5,9-дюймовых снаряд попал в барбет. В «Сайкио» попали следующие снаряды, частью в корпус, частью в шлюпки и трубу: четыре 12–, один 8,2-дюймовый, два 5,9–, четыре 4,7– и десять 6-фунтовых и меньшего калибра. Весьма замечательно то обстоятельство, что подобное судно смогло столько выдержать. Один 8,2-дюймовый снаряд прошел всего в 10 футах от машинного отделения, и если бы попал в него, то привел бы корабль в негодность.
В противоположность китайцам, японцы приобрели и поставили на свои корабли самые лучшие орудия. У них было три очень тяжелых орудия Канэ 12,6-дюймового калибра, но эти орудия были слишком велики для предстоявшего дела, на пробном испытании они пробивали 44-дюймовое листовое железо; поэтому мы сильно сомневаемся в том, чтобы их бронепробивающие снаряды попадали в китайские броненосцы{305}. Упоминают о трех выбоинах, в три дюйма глубиной, замеченных в китайской броне, но они, вероятно, сделаны простыми ядрами (болванками), так как вряд ли броня толщиной от 12 до 14 дюймов могла бы устоять против бронепробивающих снарядов 66-тонных орудий, даже и на расстоянии 2000 ярдов. Говорили также, что японцы были вынуждены вооружить свой флот тяжелыми орудиями, потому что иначе китайские броненосцы могли бы в самом начале боя [506] прикинуться поврежденными и тем вызвать на бой японские неброненосные крейсера на близкой дистанции, гибельной для последних{306}. Было бы нецелесообразно, если бы флот, для которого существует вероятность борьбы с броненосцами, вовсе не имел бронепробивающих орудий. Но хотя тяжелая артиллерия и была необходима, тем не менее 66-тонное орудие было, пожалуй, слишком тяжело и двух 30-тонных орудий для этой цели оказались бы, пожалуй, вполне достаточно, причем большая скорострельность сделала бы их более пригодными для борьбы с неброненосными кораблями. Говорят, что один снаряд 66-тонного орудия попал в «Дзин-Юань», пробив насквозь его броневую палубу и разрушив водонепроницаемые переборки, вследствие чего он пошел ко дну. Очень вероятно, что другой такой снаряд попал в «Чжи-Юань» и произвел тот странный взрыв, который заметили наблюдатели, но это не доказано. 12,6-дюймовый снаряд попал в угольную яму «Чин-Юаня», в средней части корабля, но не нанес ему вреда.
Скорострельные орудия действовали весьма успешно и разрушительно, поражая небронированные части китайских кораблей, убивая и выводя из строя людей на палубах. «Ян-Вей» был изрешечен 4,7-дюймовыми снарядами японцев, а оба сильных броненосца имели каждый около 200 следов от снарядов. Судя по описанию, град сыпавшихся на них снарядов был ужасен, и у них как в кормовой, так и в носовой оконечностях было множество пробоин, а надводные части были превращены в беспорядочную кучу железа и обломков. Однако, в общем, на уцелевших китайских кораблях было подбито всего три орудия. «Иосино» употреблял при стрельбе кордитный порох, который действовал великолепно, так как при отсутствии дыма давал возможность комендорам стрелять с большей точностью. Не было заметно, чтобы этот порох использовали другие корабли. Стрельба японцев была удачнее стрельбы китайцев; если принять во [507] внимание значительно большее число снарядов, выбрасываемых первыми, то их успех легко объясним. Пустые гильзы от японских скорострельных орудий сбрасывались в люки.
В отношении размеров кораблей и их скорости преимущество было на стороне японцев. У китайцев, правда, имелись два больших броненосца, но остальные корабли были малы и слабы, за исключением эльсвикских крейсеров. Самым тихоходным китайским кораблем в строю был «Чжень-Юань», скорость хода которого по состоянию котлов не могла превышать 12 узлов. Среднее водоизмещение двенадцати их больших кораблей равнялась 2950 т. У японцев не было кораблей, равных по размерам «Чжень-Юаню» или «Дин-Юаню», но их корабли по водоизмещению были более одинаковы, и, за исключением «Сайкио» и канонерской лодки, их среднее водоизмещение равнялось 3575 т. Самым тихоходным в составе флота был «Хиэй», ходивший менее 12 узлов. «Фусо» «Сайкио» и «Акаги» были не намного лучше. Остальной флот состоял из быстроходных и однородных единиц, реально развивавших не менее 15 узлов. Сомнительно, однако, выиграли ли что-нибудь японцы, поставив в строй тихоходные корабли. Японские крейсера могли бы действовать более свободно и были бы на самом деле сильнее, если бы из числа их были исключены устаревшие и слабые корабли. Не безынтересно отметить, что из четырех тихоходов три были сильно повреждены и два понесли большие потери. С другой стороны, «Фусо» состоял при главной эскадре, хотя его скорость хода не превышала 13 узлов.
Число пожаров, возникших на кораблях обеих сражавшихся сторон, является замечательной чертой этого сражения. «Лай-Юань» горел так сильно, что выше ватерлинии остались только железные его части; однотипный с ним «Дзин-Юань» тоже пылал, прежде чем пошел ко дну. «Дин-Юань» горел три раза, и пожары были потушены благодаря только мужеству находившихся на нем иностранных офицеров; то же можно сказать и о «Чжень-Юане», на котором было восемь пожаров. «Чин-Юань» загорался три раза, и только благодаря его сильным [508] пожарным средствам и дисциплине команды пламя было потушено; «Ян-Вей», «Чао-Юн» и «Гуан-Кай» горели по крайней мере по одному разу. В общей сложности выходит, что из 10 кораблей, участвовавших в сражении, на восьми возникло 19 пожаров. Японцы, со своей стороны, тоже пострадали от огня, хотя и не так сильно, как китайцы. Нет сомнения, что их корабли находились в большем порядке и дисциплина на них была лучше. Весьма вероятно также, что при постройке на них использовалось меньше дерева. Незаметно, однако, чтобы с той или другой стороны разрывные снаряды были начинены сильными взрывчатыми веществами, хотя японские офицеры и утверждали, что у них был мелинит, которым снаряжались некоторые снаряды. По-видимому, все пожары произошли от одного пороха.
Многие предсказывали, что механически управляемые орудия в критический момент не выдержат. Предсказания эти, однако, не вполне оправдались. В общем, на кораблях, принимавших серьезное участие в сражении, находилось 19 подобных орудий. Одно из трех орудий Канэ было временно приведено в негодность, одно из восьми 12-дюймовых крупповских орудий, находившихся на обоих китайских броненосцах, к концу боя оказалось неисправно; и четыре других временно вышли из строя по причинам нам неизвестным. Это, хотя само по себе и не важно, но, во всяком случае, не так страшно, как заставляли нас предполагать противники больших орудий.
В тактике этого сражения есть две особенности. Ни таран, ни торпеда не имели успехов. Объясняется это тем, что японцы с их хорошей скоростью и подвижностью намеренно отказались от этих орудий орудий столь же губительных, сколько и неверных. Для того чтобы воспользоваться тараном, корабли должны были очень близко подойти друг к другу, а так как в продолжение боя, за весьма редкими исключениями, японцы держались на расстоянии более 2000 ярдов, то, очевидно, китайцам не представлялось возможности их таранить. «Чин-Юань» предпринял попытку таранить, и полагали, что она была успешна, но оказалось, что пошел ко дну не японец, а «Дзин-Юань». Торпеды оказались еще бесполезнее. На [509] китайских кораблях, участвовавших в бою, стояло 44 аппарата, на японских 32. Аппараты эти вместе с запасом торпед оказались только дополнительным грузом, служившим только для того, чтобы подвергать опасности нагруженный им корабль. Для обеих сторон было бы выгоднее, если бы их вес и занятое ими место были заменены пушками или боеприпасами. Китайские минеры усердно старались избавиться от надводных торпедных аппаратов, когда град разрывных снарядов начал сыпаться на их корабли. Они начали сражение с заряженными аппаратами и с подготовленными на палубе торпедами. На «Чжень-Юане», когда он попал под японский огонь, поспешно начали разряжать аппараты, и только успели это сделать, как в кормовой аппарат попал снаряд{307}. На «Чин-Юане» было сделано то же самое, и весьма вероятно, что и другие китайские корабли приняли меры для того, чтобы избавится от этих замечательных орудий. Некоторые после того, как они были выпущены, утонули, однако не все; таким образом, вероятно, некоторое количество торпед плавало на воде. Возникает вопрос: ударился ли «Чжи-Юань» об одну из них, или же японским снарядом была взорвана торпеда в одном из его аппаратов? Перед тем как этот корабль пошел ко дну, произошел, как можно вспомнить, сильный взрыв. Невозможно ответить на этот вопрос, но, без сомнения, в будущем командиры будут более осторожно относиться к тому, как им поступить со своими торпедами. Миноносцы китайцев ничего не сделали во время боя. Они не бросались в сражение под прикрытием дыма и суматохи и не нападали на неприятеля, как предсказывалось. У одного из них испортилась машина, а второй на самом близком расстоянии три раза промахнулся. Однако последний, находившийся несколько минут под огнем японцев, не получил ни малейших повреждений. К вечеру, однако, миноносцы повлияли несколько на тактику [510] японцев, так как одна возможность ночной атаки при истощенном и утомленном экипаже заставила Ито отказаться от преследования. Ему очень недоставало истребителей миноносцев или быстроходных миноносцев для того, чтобы покончить с неприятелем до наступления сумерек. Таким образом, если торпеда и оказалась бесполезной в сражении, то тем не менее следует признать значение угрозы торпедной атаки после боя.
Столкновение «Тси-Юаня» с «Ян-Веем» напоминает о том, что подобные случаи были и при Лиссе у итальянцев, хотя там ни один корабль не погиб по этой причине. Когда строй эскадры нарушается и корабли сражаются по одиночке, возникает опасность повторения подобных случаев. Бой продолжался четыре с половиной часа, с 12:30 до 17часов, но в течение последних полутора часов стрельба обеих сторон велась с большими перерывами. Сражение при Трафальгаре и бой Первого июня продолжались около пяти часов каждый, а бой у мыса Сен-Винсент длился пять с половиной часов. Лисское сражение закончилось менее чем за три часа.
Из результатов боя при Ялу делались самые разнообразные и противоречивые выводы. В самом деле, каждый из знатоков морского дела, казалось, находил в нем подтверждение своих особых теорий. Рассмотрим, однако, различные уроки, вытекающие из этого боя, и разберем, насколько они в действительности подтверждаются имеемыми у нас свидетельствами.
В настоящее время, конечно, нельзя иметь полных и точных подробностей о повреждениях, полученных японскими кораблями, но, без сомнения, когда имперским правительством будет опубликована официальная история войны, то много станет ясно. Прежде чем мы приступим к рассмотрению полученных из этого боя уроков, зададим себе вопрос: насколько то или другое было бы применено к сражению между западными государствами; к бою, например, между французским и английским флотом в Средиземном море? Первый пункт, на который следует обратить особое внимание, это то, что в бою при Ялу не принимал участия ни один из современных больших кораблей. Между «Ройял Совереном» в 14150 т или [511] «Бреннусом» в 11 000 т и «Чжень-Юанем» в 7430 т существует громадная разница как со стороны оборонительных, так наступательных возможностей. «Чжень-Юань» воплощал в себе устаревшие морские взгляды, когда бортовой огонь приносился в жертву носовому и когда главная артиллерия заметно преобладала над вспомогательной. Ходил он, по крайней мере, на четыре узла меньше, чем оба вышеназванных броненосца. Поэтому было бы несправедливо смотреть на него, как на тип современного броненосного корабля, вооруженного большими орудиями, стреляющими вдвое быстрее 12-дм крупповских пушек, и, сверх того, большим комплектом самых сильных скорострельных орудий. Во-вторых, среднее водоизмещение кораблей боевой линии в сражении западноевропейских государств было бы гораздо больше, чем в бою при Ялу. Взяв броненосные корабли и крейсера 1-го ранга, помимо мелких единиц для Средиземного моря, мы получим среднее водоизмещение для британского флота в 10 000 т, а среднее водоизмещение французской эволюционной эскадры 9500 т. Таким образом, оказывается, что среднее водоизмещение британского флота почти в три раза больше такого же водоизмещения действовавшего при Ялу японского флота. Вместе с увеличением водоизмещения появляется и увеличение числа водонепроницаемых отсеков, улучшение защиты, вооружения, остойчивости, а вследствие этого и лучшая стрельба. Разницы в скорости между обеими соперничающими эскадрами Средиземного моря нет, хотя Англия, может быть, в этом отношении имеет небольшой перевес над Францией. Очевидно, что большие размеры кораблей предохраняют их до некоторой степени от потопления одним артиллерийским огнем, но они вызвали бы стремление пользоваться миноносцами, так как удар, нанесенный противнику уничтожением подобных больших кораблей, был бы весьма значителен. В-третьих, неравенство в искусстве, недостаток в храбром, хорошо дисциплинированном и вполне пригодном личном составе, так сильно мешавшем китайцам, не будет существовать ни с той ни с другой стороны. Как Англия, так и Франция довели морское искусство до высшей степени совершенства, и в [512] настоящее время трудно сказать, какая из этих стран имеет лучших людей. По всей вероятности, и те и другие одинаково хороши. В-четвертых, вряд ли бы сражение велось на дальней дистанции одной артиллерией без какой-либо попытки и, быть может, даже и при весьма решительных попытках со стороны слабейшего сблизиться с неприятелем и произвести общую свалку, в которой более слабый может и не проиграть. Ни с той ни с другой стороны не было бы причин щадить неприятельские корабли. Каждая старалась бы без пощады пустить их ко дну. В-пятых, не будучи несправедливым ни к японцам, ни к китайцам, можно предсказать, что стрельба в сражении западноевропейских государств будет более меткой и что на том же расстоянии и с тем же количеством снарядов число попаданий будет больше, а следовательно, и причиненные повреждения окажутся более значительны.
Рассмотрим теперь те выводы, которые делали из сражения при Ялу. Прежде всего относительно стратегии и тактики с различной достоверностью говорят: так как сила кильватерной линии и слабость линии фронта предсказывались заранее, то сражение доказывает, что морская тактика есть наука точная; что пар не имел существенного влияния ни на тактику, ни на стратегию; что кильватерная колонна есть единственный строй для боя; что на море, как и на суше, более быстрая стрельба заставляет придерживаться разомкнутого строя; и что было доказано, что сумятица и беспорядок сражения не мешают флотам действовать последовательно и повиноваться сигналам. Во-первых, относительно кильватерной колонны единственное авторитетное лицо, не одобрившее подобного расположения со стороны японцев, был итальянский адмирал ди Амезега. По его мнению, стратегия и тактика японцев основывались на истории парусных флотов, но действия их для нас малопоучительны. Он считает расположение кучками идеальным и говорит, что японцы должны были составить из своих кораблей «однородные группы, которые бы последовательно вступали в бой». Критика эта недостаточно ясна, и трудно уловить в ней какую-нибудь особую черту. Нельзя, однако, [513] сказать, чтобы линия фронта была хорошо испытана в бою при Ялу. Если бы Тинг укрепил свои фланги и маневрировал всем флотом вместе, держась к неприятелю носом (трудная, но не невозможная эволюция), то приговор относительно этого строя, может, и не был бы так резок. Нельзя утверждать, что он из-за него проиграл сражение; это была только одна и, по-видимому, меньшая из тех многочисленных причин, к которым относятся и плохие корабли, и плохая артиллерия, и плохие офицеры. Его большие броненосные корабли своими конструктивными особенностями более или менее вынудили его к тому, чтобы вести сражение в строю фронта, и порицать их особенности значит, порицать прошедшее. Если кильватерную колонну провозглашают единственным ордером баталии и окончательно решают, что корабли должны строиться исключительно для боя в строю кильватерной колонны, то мы должны будем возразить. Как можем мы знать, что неприятель не вздумает вести бой из кормовых орудий, если носовой наш огонь будет слаб? В таком случае, конечно, строй пеленга или строй фронта сделается необходимым. Опасность, которой подвергались концевые японские корабли, очевидна{308}. Кильватерная колонна, проходящая перед строем фронта, подвергается той опасности, что выдавшийся фланг строя фронта, может отрезать ее арьергард. Китайцы скверно выполнили свой маневр, но при хороших комендорах и хороших командирах они, бесспорно, заставили бы японцев потерять «Хиэй», «Сайкио» и «Акаги». В общем, однако, мы можем высказаться за кильватерную колонну. Если она и не во всех случаях сильна, то какой же строй лучше? Как авангард, так и арьергард должны состоять из очень сильных кораблей, и об этом-то правиле забыли японцы.
Японцы довольно активно пользовались сигнализацией во время перестрелки. Весьма важно знать то, что сигнализация возможна во время боя, но при хорошей [514] стрельбе с обеих сторон можно усомниться, много ли уцелеет сигнальщиков, которые вообще подвергаются большой опасности, и по прошествии даже очень короткого времени много ли останется сигнальных приспособлений? Японцы выстрелами сбили реи и мачты, и если сами не потеряли своих сигнальных приборов, то это произошло только благодаря неумелой стрельбе неприятеля. Было бы необдуманно, с нашей стороны, при сражении западноевропейских государств предполагать возможность передачи приказаний после того, как начнется серьезный бой.
Стратегия обеих сторон, без сомнения, противоречит тому взгляду французской молодой школы, что пар изменил прежние условия и бой эскадр при старых эволюциях сменился теперь так называемой «береговой войной» и войной каперской. Ни китайский, ни японский флот не делали попыток ни к тому, ни к другому. Тинг дал бы нам много интересных сведений, если бы он был так любезен, что отрядил бы свои два быстроходных корабля «Чжи-Юань» и «Чин-Юань» для того, чтобы бомбардировать японские порты или перерезать японские пути сообщения. Японцы в этот период войны придерживались старых правил стратегии, берегли свои средства и свои корабли использовали только против кораблей же.
Что касается конструктивных подробностей и тактики, то одновременно утверждали, что сражение при Ялу доказало необходимость иметь вертикальную броню и показало также, что небронированные корабли могут противостоять броненосцам и даже побеждать их. Последнее выводит «Молодая школа», и этот вывод не выдерживает критики. Японский флот, без сомнения, фактически был не бронирован, тогда как китайский имел в своем составе два броненосца. Но настоящим испытанием, которое дает нам возможность различить степень возможного сопротивления броненосных и неброненосных кораблей, может считаться то, как отразился бой на кораблях этих двух различных классов в китайском флоте, где как крейсеру, так и броненосцу приходилось выдерживать град 6-дюймовых и 4,7-дюймовых снарядов и изредка попадания из более тяжелых орудий. Оба китайских [515] броненосца вышли из боя сильно побитыми, но все еще годными к сражению. Их толстая броня сослужила им хорошую службу. Они все-таки могли маневрировать и стрелять из своих орудий, а потери в людях на них были незначительны, если только принять во внимание силу направленной против них атаки. Совершенно иная участь постигла неброненосные корабли, к разряду которых, разумеется, относятся «Дзин-Юань» и однотипный с ним «Лай-Юань» с их узкими броневыми поясами ниже ватерлинии. Из восьми единиц, находившихся в строю, два бежали, прежде чем в них попал хотя бы один выстрел: один удалился вследствие пожара, один погиб в результате столкновения и три были пущены ко дну или окончательно повреждены японским артиллерийским огнем. Только один корабль сражался в продолжение всего боя и вышел из него без серьезных повреждений. Как «Чжи-Юань», так и «Дзин-Юань» имели от носа до кормы броневые палубы, которые не спасли их. Могло случиться, что их люки и водонепроницаемые двери ниже этих палуб не были задраены или, делая другое предположение относительно их гибели, что вода прошла через пробоины в их бортах и собралась на их броневых палубах, пока они не перевернулись, потому что при качке вода всей своей массой перекатывалась в одну какую-либо сторону, нарушая тем самым равновесие. Мы знаем, что волнение было сильное. Однако, несмотря на такие сильные повреждения, нанесенные японцами, многие их снаряды не рвались, даже ударившись в броню. При сильных взрывчатых веществах разрушения могли оказаться значительно большими. С другой стороны, вследствие того, что у китайцев был недостаток в фугасных снарядах, японские корабли не были испытаны надлежащим образом. Бронепробивающие снаряды только пролетали через небронированные части, не разбрасывая осколков и щепок, между тем не сама пробоина, а разрыв снаряда причиняет главный вред. Дальность дистанции, на которой велось сражение, должна быть принята в расчет, как и тот факт, что в пять часов вечера, после четырех с половиной часов непрерывного боя, оба броненосца были все так же сильны, тогда как «Мацусима» страшно пострадал [516] и вышел из боя. Три японских крейсера были вооружены более тяжелыми орудиями, чем те, которые находятся на европейских кораблях того же класса; они подходили скорее к большим итальянским боевым кораблям, и их тяжелые орудия были защищены броней. Впрочем, лучше бы они имели орудия меньшего калибра, а 4,7-дюймовая батарея защищена броней.
Итак, бой при Ялу не только не доказал превосходства неброненосных кораблей, но он показал, что броня необходима для тех кораблей, которые должны занять место в боевом строю. Как и во время бомбардировки Александрии, так и теперь было доказано, что на практике сопротивление брони гораздо больше, нежели можно себе это представить после ее испытаний на полигоне. Лучше всего на большом протяжение защищать борта броней средней толщины, и именно это мы видим на «Маджестике». Это послужит к спасению человеческих жизней, а сам корабль будет весьма трудно пустить ко дну.
Очень важным оказывается также и то, чтобы большие орудия как на крейсерах, так и на броненосцах защитить броней. Действительно, одно орудие под защитой 6-дюймового стального щита стоит двух незащищенных. Правило Фаррагута, что лучшей защитой служит сильный огонь, прекрасно, но тут можно впасть в крайность{309}. Конечно, некоторые ссылаются на то, что 6-дюймовые орудия «Чжень-Юаня» и «Дин-Юаня» не были подбиты, хотя имели весьма слабую защиту. Их было, однако, всего четыре, и они располагались на оконечностях, так что японцы вряд ли стали бы целить в них, особенно при учете дальности дистанции, а скорее метили в середину корпуса. Тяжелые орудия были бы подбиты, судя по числу попаданий в окружающую их броню, если бы они были не защищены, подобно тому как это существует на наших крейсерах. Попаданий в ватерлинию, оказывается, было очень мало; факт этот имеет важное значение при вопросе о небронировании оконечностей. [517]
На обоих китайских броненосцах в средней их части имелась цитадель, протяженностью не более половины длины корабля. Небронированные оконечности вне цитадели осыпались градом снарядов, но выстрелы эти не причинили кораблям особенного вреда. Это можно, пожалуй, принять за указание бесполезности броневой защиты, но не следует забывать, что жизненно важные части были сильно защищены и что снаряды не могли попасть ни в машинное отделение, ни в котлы. Поперечные переборки тоже защищали от продольных выстрелов. Хотя таким образом броневая цитадель и сослужила полезную службу, но, надо признать, что полный броневой пояс есть наилучшая и наиболее действительная защита ватерлинии. Он не должен быть широк в носовой и кормовой части, но только прикрывать ватерлинию. Если бы оба флота сблизились, то повреждения небронированных оконечностей могли оказаться весьма значительны. О попаданиях ниже ватерлинии не упоминается.
Опыт «Дин-Юаня», где все четыре тяжелых орудия, расположенные близко друг к другу, были временно подбиты, серьезно говорит против концентрации боевого вооружения. Чем сильнее орудия разбросаны, тем лучше, и, может быть, со временем мы увидим, что в английском флоте будет введено ромбоидальное расположение тяжелых орудий, которого так долго придерживались и от которого совсем недавно отказались французы. Мы признаем важность разбросанного размещения вспомогательной артиллерии, ставя, как мы это теперь делаем, каждое орудие в особый каземат. Хотя тяжелые орудия на наших кораблях защищены толстой броней, возможно, было бы целесообразно уменьшить толщину барбетов, увеличив их число.
Другой важный пункт, на который следует обратить внимание, это опасность размещения торпедных аппаратов выше ватерлинии. При скорострельных орудиях риск от такого размещения их оказался настолько велик, что отныне все торпедные аппараты на крейсерах и броненосцах должны быть подводными. Чем скорее надводные торпедные аппараты будут удалены с наших кораблей, тем лучше; они представляют собой просто хлам за исключением [518] тех немногих случаев, когда они защищены броней. Ни один разумный командир не будет пользоваться ими в бою. Далее, выше ватерлинии не следует использовать дерево ввиду опасности пожаров, которая очень велика, даже когда взрывчатым веществом является порох, и еще больше возрастает при употреблении для этой цели мелинита. Дерево может быть заменено металлом, папье-маше или линолеумом; последний часто употребляется для настилки палуб на современных французских кораблях. То, что вес дерева, употребленного на «Маджестике», почти равняется весу дерева на ранее построенном и более старом «Ройял Соверене», вызывает некоторое беспокойство. Далее деревянные трапы и, пожалуй, деревянные шлюпки следовало бы заменить железными. С точки зрения тактики доказано, что в настоящее время в деле соперничества пушки, тарана и торпеды первенство принадлежит первой. Мы уже видели, что существовало особое обстоятельство, мешавшее японцам воспользоваться как тараном, так и торпедой в последней фазе боя; обстоятельством этим было желание завладеть большими броненосцами. Поэтому следует воздержаться от слишком быстрых заключений. Миноносцев новейшего типа не было ни в том, ни в другом флоте, хотя, по словам одного из европейских офицеров, находившегося на китайском корабле, были минуты, когда вследствие дыма ничего нельзя было различать и когда атака миноносцев могла оказаться удачной. Японцы, вероятно, находились в подобных условиях. Миноносец, благодаря своей небольшой величине, может идти под прикрытием броненосца, появляясь только в критический момент, и особенно опасен во время боя. Пушка была всегда важнейшим оружием и таковым и остается, но она не составляет всего. Имеется ясное доказательство того, что если мы обратим большее внимание на артиллерийскую стрельбу, то это с избытком окупится на поле боя и что ввиду возможности боя на полном ходу комендоры должны в мирное время упражняться в стрельбе по морским целям с быстро движущихся кораблей. Они должны учится беречь свои снаряды и не тратить их понапрасну, несмотря на то что так легко заряжать и стрелять из скорострельных [519] орудий. Следует также особенно позаботиться о том, чтобы у флота не только имелся большой запас боевых снарядов, но чтобы каждый отдельный корабль был хорош снабжен всеми видами снарядов, которые могут потребоваться: фугасными, бронепробивающими и шрапнелью.
Что касается скорости, то говорили и то, что успех японцев нисколько от нее не зависел и, наоборот, что успехом своим они только ей и обязаны. Какая же точка зрения верна? Скорость, как известно, является весьма важным стратегическим фактором. Является ли она также фактором тактическим? Можно вспомнить тот факт, что самый тихоходный корабль эскадры адмирала Ито обладал меньшей скоростью, чем наиболее аналогичный корабль адмирала Тинга, но летучая эскадра, которая сражалась и маневрировала совершенно независимо от этих тихоходных кораблей, могла пользоваться своей скоростью. Эта скорость дала ей возможность обойти китайский флот, вовремя явиться на поддержку сильно теснимого арьергарда главной эскадры и тем самым бесспорно содействовать общему успеху{310}. Японские тихоходные корабли, за исключением «Фусо», очень рано вышли из боя потому, что они не смогли бы избежать столкновения с неприятелем на близком расстоянии, причем, будучи слабыми, были бы побиты. Китайцы, однако, должны были оставить всякую надежду таранить или торпедировать корабли летучей эскадры, да и в главной эскадре в концовке боя оставался только один корабль, на который они могли таким образом напасть. Если бы их тихоходные корабли попытались бы помимо залповой стрельбы напасть на «Фусо», то японцы благодаря их скорости могли бы сконцентрироваться вокруг нападающих и использовать таран или пустить в ход торпеды. Быстроходный корабль никогда, если только он не стеснен в своих движениях, не может быть таранен тихоходным, [520] тогда как последний всегда подвергается опасности быть протараненным. Быть может, это и стало причиной того, что китайцы в конце боя отказались от сближения с неприятелем. Таким образом, скорость существенно повлияла на исход сражения, давая японцам такое же преимущество, как и преимущество быть на ветре в парусную эпоху.
Что касается артиллерии, то 6– и 4,7-дюймовые скорострельные орудия были намного эффективнее нескорострельных того же калибра. Затруднений в достаточно быстрой подачи снарядов тоже не оказалось. Говорили, что вооружение, состоящее из большого числа орудий среднего калибра, является наилучшим и что время больших орудий кончилось. Если орудие среднего калибра будет 8– или 10-дюймовым, обладающим хорошей пробивающей силой, то с этим мы можем согласиться, но для нападений на корабли новейшего типа, защищенные значительным количеством брони, достаточно толстой для того, чтобы противостоять снарядам скорострельных орудий, большие орудия все-таки необходимы. Мелкая скорострельная артиллерия, оказывается, причинила только незначительные повреждения, хотя при стрельбе с марсов на близком расстоянии они могли бы оказаться полезными. О потерях от ружейного огня вовсе не упоминается, и мы можем сделать вывод, что время пользования на море ручным оружием прошло.
Наконец, по общему мнению, хорошее обучение и хорошая организация службы на кораблях оказываются необходимыми для того, чтобы одержать победу. Как бы ни были хороши орудия и корабли, они будут почти бесполезны, если офицеры и команда, управляющие ими, не будут хорошо знать своего дела, если комендоры не будут метко стрелять и офицеры не будут искусно управлять кораблями. При создании настоящего флота прежде всего нужен хорошо обученный персонал. Постоянные маневры и упражнения в практической стрельбе на море, как бы дорого они ни обходились, представляют собой единственный путь к успеху.
Рассмотрев различные выводы, мы видим, что, за исключением опасности от пожара, бой при Ялу только [521] подтвердил уже известные и хорошо понятные принципы. Уроки, вытекающие из него, не производят никакого переворота, а только сильнее подтверждают мнение тех, кто считает, что морская наука есть наука точная и что результаты различных действий могут быть предсказаны. На те пункты, практические сведения о которых нам наиболее нужны, как, например, на настоящее место миноносцев в сражающемся флоте или на возможные случаи пользования тараном, сражение это света не проливает.
Примечание. По словам корреспондента журнала «Блэквуд», флаг-капитан «Дин-Юаня» не передал сигналами китайскому флоту распоряжения Тинга и фон Геннекена, и в последнюю минуту не было возможности сделать перестроения. Стальных фугасных снарядов у китайцев для больших орудий было не по 15 на каждое, а всего три на всех. Они имели длину от 3,5 до 4 калибров при весе заряда 132 фунта. Все они находились на «Чжень-Юане», и один из них был употреблен с такими ужасающими последствиями против «Мацусимы». Остальные снаряды были 2,8-калиберные, с зарядом пороха в 25 фунтов и, будучи сделаны в Тяндзине, были плохо пригнаны и часто оказывались начиненными не взрывчатыми веществами. Таким образом, выходит, что не китайские комендоры, а китайские боевые снаряды были негодны. [522]