Морские события франко-германской войны с 15 июля по декабрь 1870 г.
Объявление 15 июля 1870 г. войны с Германией застало французский флот подготовленным к борьбе немного лучше, чем французская армия. В обоих случаях на бумаге имелась прекрасная и могущественная сила, но в обоих случаях недостаток предусмотрительности и организации делал силу эту значительно менее грозной, чем она казалась. К несчастью для Франции, она не предвидела и не приготовилась к особым условиям морской войны с Германией. Флот ее по количеству кораблей стоял неизмеримо выше, что было делом нескольких поколений. В десятилетие, предшествовавшее войне, она шла впереди других стран и стала первой державой, начавшей постройку броненосцев. Но как средство для достижения определенной цели, когда целью этой было нападение на германскую береговую линию, флот ее оказывался непригодным, хотя его можно было великолепно приспособить к борьбе с Англией в открытом море.
Борьба флота против берега по своим приемам и действиям значительно отличается от эскадренного боя. В этом последнем случае корабли сражаются с кораблями и их морские качества имеют главное значение, оборонительные же и наступательные возможности ограничиваются водоизмещением. Как справедливо говорилось уже не раз, возможность дать кораблю наилучшие боевые качества обуславливается имеемыми средствами. Если обращать особое внимание на что-нибудь одно — скорость, бронирование или силу артиллерийского вооружения, то это влечет за собой принесение в жертву других требований или придется значительно увеличить размеры корабля. Таким образом, выражаясь категорично, корабли одновременной постройки и аналогичных размеров находятся в одинаковом [296] положении, и если они несколько лучше в одном отношении, то уступают в других. Но когда мы корабли станем сравнивать с береговой обороной, то в этом случае увидим, что для одной стороны существуют ограничения, а для другой их нет. Форт не может подобно кораблям менять место, но ему и не приходится держаться на воде. Он может быть какой угодно величины и обладать оборонительными и наступательными средствами в каких угодно размерах. На практике ограничением величины форта является его стоимость, по существу же вещей, нет никаких причин, по которым нельзя было бы устроить батарею из 50-тонных орудий, защищенных броней 4-футовой толщины, и снабдить ее неограниченным количеством боевых запасов. Величина всякой батареи строго соразмеряется с той силой, которую ей придется выдержать. Невозможно проектировать такой корабль, который мог бы с успехом состязаться с фортами, оставаясь тем не менее кораблем. Эриксон на своих мониторах почти решил эту задачу. Они были неуязвимы для выстрелов, имели малую осадку, и ими легко было управлять в тесных проходах, но вместе с тем на них стояло слишком мало орудий, чтобы произвести большое действие на сухопутные форты.
К кораблям, предназначенным для береговой войны, могут быть предъявлены следующие требования. Во-первых, осадка должна быть небольшой, чтобы дать им возможность близко подходить к берегу и действовать на мелководьях. Во-вторых, корабль должен быть неуязвим для снарядов из орудий того берегового укрепления, которое надо атаковать. В-третьих, он должен быть вооружен как можно большим числом пушек. Подобными кораблями французский флот почти не располагал. Он не имел мелкосидящих канонерок, малые размеры которых делают их трудноуязвимыми; в нем не было лихтеров, которые оказались столь полезными в Крымскую кампанию; на его кораблях не было ни одной гаубицы или орудия, имеющего большой угол возвышения; в нем ощущался недостаток кораблей, принадлежащих к разряду мониторов. Его единственными броненосцами с малой осадкой были устаревшие плавучие батареи типа «Опеньятр», сидящие в воде на десять футов, но защищенные [297] слишком тонкой и слабой броней, чтобы устоять против орудий 1870 г., а кроме того, два бывших американских корабля — «Рошамбо» и «Онондага». Первый из них — аналог «Мерримака», имеющий низкий фальшборт и высокий центральный каземат, в котором находились четыре 27-см и десять 24-см орудий, стрелявшие соответственно ядрами весом 476 и 317 фунтов. Его осадка составляла всего 15 футов. «Онондага» — монитор с двумя башнями, обшитыми прокатным железом толщиной 12,75 дм, в которых стояли четыре 24-см орудия, но этим кораблем вовсе не воспользовались. Имелись еще три корабля, построенные во Франции для прибрежной службы, «Сербер», «Бульдог» и «Торо», но первые два сидели в воде на 20 футов, а последний — на 18, причем на каждом из них было по одному или по два орудия.
Морские броненосные корабли Франции составляли прекрасный и однородный флот. В плавании в момент начала войны находились «Магнаним»{204}, «Прованс»{205}, «Эроин»{206}, «Куронь»{207}, «Монкальм»{208}и «Аталант»{209}, образуя с посыльным кораблем «Ренар» эскадру Средиземного моря, которой командовал вице-адмирал Фуришон. Этот отряд привык к маневрам и эволюциям и был прекрасно обучен. В Леванте находился броненосец «Белликёз», отделенный от эскадры Фуришона.
В Ла-Манше были «Голуаз»{210}, «Фландр»{211}и «Тетис»{212}, под командой контр-адмирала Дьёдоннэ, а «Альма» была на пути в Китай. Состояли в резерве или заканчивали кампанию «Маджента»{213}, «Сольферино»{214}, «Океан», «Гиень»{215}, «Реванш»{216}, «Савой»{217}, «Сюрвейянт»{218}, «Глуар»{219}, «Эвенсибль»{220}, «Валёрёз»{221}, «Армид»{222} и «Жанна д'Арк»{223}. [298]
Они, согласно тогдашней классификации, относились к категории фрегатов или корветов и отличались высоким бортом, как в то время во Франции боевые корабли строились мореходными; они обладали хорошей скоростью — от 12 до 14 узлов, а их броневая защита батарей и по ватерлинии составляла от 4,5 до 8 дюймов. Старые корабли были перевооружены более тяжелыми орудиями незадолго до войны. Главное вооружение флота составляли орудия калибром 27, 24, 19 и 16 сантиметров. Общее количество французских кораблей достигало 49. Еще 11 кораблей стояли на стапелях.
Для сражения с германским флотом в море не требовалось ничего лучшего, чем вышеупомянутые морские силы, но значительная осадка броненосцев (во всех случаях не менее 23 футов) делала их совершенно непригодными для действий в мелких водах. От востока до запада германский берег был труднодоступен и загражден отмелями и песчаными наносами, которые затрудняют плавание, но способствуют обороне. Франция не обратила внимания на весьма важное обстоятельство — на осадку кораблей, хотя подобной небрежностью грешили многие. Незадолго до войны один из известных французских моряков настойчиво убеждал морское министерство, что неразумно строить только такие корабли, которые по своим размерам не могут действовать в мелких водах. Так как споры о размерах продолжаются еще до сих пор, то не лишне будет привести его слова: «Я вовсе не стою за то, что Лаланд справедливо назвал морской пылью{224}, то есть за корабли, годные только для командования ими и не пригодные для морской службы. Выше всего я ставлю возможность сражаться в открытом море, возможность занять великую дорогу, ведущую всюду, но я протестую против таких сооружений, размеры которых лишают их возможности подходить к очень многим берегам. Мы должны помнить о той незначительной глубине, которую имеет также большое количество стратегических бассейнов. Если наши колоссы не будут в состоянии войти и действовать в этих бассейнах, то это является весьма важным [299] недостатком, который при известных обстоятельствах сделает нас бессильными». «Известные обстоятельства», которые он имел в виду, вне всякого сомнения, были обстоятельства войны с Германией, и его предсказания относительно бессилия поразительно сбылись.
Неброненосных кораблей, кроме броненосцев и колесных пароходов, Франция имела 248, составлявших пеструю смесь корветов, фрегатов, старых линейных кораблей, посыльных судов и канонерок. Лучшими из них были несколько корветов с барбетной установкой орудий, обладавших хорошим ходом, имевших водоизмещение от 1500 до 1800 т и вооруженных 19– и 16-см орудиями. Посыльные суда или шлюпы даже в свое время являлись слабыми кораблями с малым ходом, а канонерки были немного лучше «морской пыли». В обоих флотах не было настоящих быстроходных крейсеров, близких к современному типу. Общее число кораблей, кроме броненосцев, находившихся в плавании в 1870 г., было 188, из которых большинство находилось в Европе, так как эскадры в чужих водах были не велики{225}. У Антильских островов, Ла-Платы, Бурбона, Западной Африки и в Южном океане находилось около полдюжины французских деревянных фрегатов и корветов. При объявлении войны на каждую станцию были посланы подкрепления.
Германский флот был создан Пруссией и не мог сравниться с французским. Он, собственно, созидался в течение четырех лет, так как до 1848 г. Пруссия вовсе не имела флота и только с 1866 г. обратила серьезное внимание на морское дело. Имелось пять броненосцев: «Кёниг Вильгельм», «Принц Фридрих Карл», «Кронпринц», «Арминиус» и «Принц Адальберт», вооруженных казнозарядными крупповскими 17–, 21– и 24-см пушками. Из этих броненосцев первый с успехом мог бы поспорить с любым французским. На нем стояло 23 тяжелых орудия, скорость достигала 14,5 узла, а броня — 8-дюймовой толщины. «Принц Фридрих Карл» и «Кронпринц» [300] были меньше по размерам; а «Арминиус» и «Адальберт» являлись мониторами для береговой обороны, с тонкой броней, легким артиллерийским вооружением и весьма незначительной скоростью. К этим кораблям надо прибавить 20 канонерок, два корвета, посыльное судно и королевскую яхту, находившиеся в европейских водах{226}. У японских берегов плавали «Герта» и «Медуза»; на стоянке у берегов Западной Африки — «Аркона», а в Вест-Индии — «Метеор». Германские морские порты были Вильгельмсхафен и Киль. Первый из них был приобретен Пруссией от Ольденбурга; он расположен на западной стороне узкого входа в залив Ядэ, и за все время на него было истрачено 1 500 000 фунтов стерлингов. В июле 1870 г. укрепления не были полностью закончены, хотя великолепный бассейн для флота был открыт королем Вильгельмом в 1869 г. Когда была объявлена война, то гавань на скорую руку была защищена несколькими 20-см орудиями и были приложены все усилия, чтобы обеспечить ее безопасность. Доступ к ней был весьма затруднителен, так как глубокий канал, ведущий в нее, очень узок и плавание по нему, начиная от острова Ванирог, было довольно трудное. Кроме того, в бассейне Вильгельмсхафена большие броненосцы могли входить только во время высокой воды.
Крепость Киль стоит на берегу одноименного залива и была приобретена Пруссией в 1864 г. Залив этот может считаться лучшей гаванью всего Балтийского моря и способен укрыть в себе большой флот. Это длинная узкая полоса воды, вдающаяся небольшими узкими заливами в сушу, по направлению к югу; длина ее от маяка Балк до [301] крайней точки выше Киля — 11 миль. До Фридрихсорта она представляет открытый залив, но в этом пункте она сужается до 1200 ярдов. Затем следует более широкое пространство и потом второй узкий пролив ниже маяка Дурстен-брок. Близ самого маяка и выше него находится военная гавань и адмиралтейство в Эллербене, в шести милях от Фридрихсорта. Самые грозные укрепления, строившиеся для защиты залива, в июле не были еще окончены, хотя одно из самых тяжелых орудий уже находилось на месте. Это была 50-тонная крупповская пушка, заряжавшаяся с казенной части и стрелявшая ядрами в 1200 фунтов. Другие орудия были установлены в Мёлтенорте и Лабе, а на обоих берегах пролива Фридрихсорт были построены или строились батареи. Холмы, расположенные вокруг залива, очень удобны для навесной стрельбы, так как они поднимаются до высоты 100 футов, а береговые утесы достигают местами высоты 60 футов. Поперек залива у Фридрихсорта была протянута цепь, по фарватеру были щедро разбросаны мины, а кроме того, наготове стоял старый корабль, который мог быть в кратчайший срок выведен и затоплен на фарватере. Стратегическим планом, принятым Францией на случай войны с Германией, предусматривалось высадить экспедиционный корпус на севере, и предполагалось, что датчане, еще не забывшие своего поражения в 1864 г., к нему присоединятся. Так как Дания располагала 40 000-й или даже большей армией, то союз с ней мог значительно увеличить силы французов, давая в то же время Франции надежную операционную базу. В самом начале войны французское министерство думало о таком походе. Значительные силы морской пехоты сосредоточились в Шербуре, для их перевозки у крупных французских пароходных компаний были взяты суда. Предварительно были тщательно изучены все условия балтийского похода, изготовлены карты, определены корабли, предназначенные для участия в нем, подробно расписаны войска, которым надлежало отправиться на этих кораблях. Однако когда дело дошло до настоящей войны, то оказалось, что ничего не готово, и многообещающий план не мог быть выполнен по причине слабой организации. [302]
Война считалась неизбежной уже 8 июля, но в арсеналах не было заметно большой деятельности. 10 июля уже было достоверно известно, что вскоре последует объявление войны, но приготовления все еще откладывались. Действительно, морские приготовления начались не ранее 14 июля, и только 15 июля был вотирован палатой морской кредит в 16 000 000 франков. Эскадра Средиземного моря и эскадра Ла-Манша не были усилены, и не было признаков того, чтобы кто-нибудь сознавал важность быстроты действий. Затем наступили дни лихорадочной деятельности. Шербур был избран портом, из которого должна была выступить экспедиция, но оказалось, что склады его были пусты. Хотя резерв моряков был громадный и не имелось настоящего недостатка в людях, тем не менее нельзя было в несколько часов собрать необходимые для кораблей команды{227}. Сами корабли не были готовы и требовали массы мелких исправлений. Прошло семь дней до назначения начальника эскадры; в Шербуре не было никого, на кого было бы возложено управление и кто был бы ответственным лицом. Затем вдруг, 22 июля, Наполеон назначил вице-адмирала Буэ-Вильомеза, способного и храброго офицера. Ему твердо обещали большой флот; в передовой эскадре должно было быть 14 броненосцев, кроме меньших единиц; за этой эскадрой должен был следовать вице-адмирал Ларонсьер Ланури с целой флотилией транспортов, плавучих батарей, кораблей береговой обороны и канонерок; флотилия эта должна была доставить те 40 000 солдат, которые должны были поступить под начальство Бурбаки. Буэ тотчас поспешил в Шербур и был сильно огорчен при виде царившего там большого беспорядка. Обещанных 14 броненосцев не оказалось, а вместо них имелась только крошечная Ла-Маншская эскадра их трех кораблей. Недоставало 16 000 солдат и 800 офицеров. Только очень энергичный и настойчивый человек мог выполнить [303] то, что сделал этот вице-адмирал. Он собрал семь броненосцев и один посыльный корабль и 24-го числа вышел в море, хотя корабельные плотники и адмиралтейские рабочие до последней минуты трудились на его кораблях. Он поднял флаг на «Сюрвейянте»; на «Голуаз» находился его помощник, контр-адмирал Дьёдоннэ, другие броненосцы назывались «Гиень», «Фландр», «Океан», «Тетис» и «Жанна д'Арк». Буэ надеялся встретить прусскую эскадру, так как предполагалось, что она крейсирует в Ла-Манше, и хотя он считал свой корабль «Сюрвейянт» слабее «Кёнига Вильгельма», но все-таки решил воспользоваться тараном, чтобы достичь того, чего не могли сделать его слабейшие орудия{228}.
Прусская эскадра, состоявшая из кораблей «Кёниг Вильгельм», «Кронпринц,» «Фридрих Карл» и «Адальберт» 10-го числа вышла из Плимута, но вернулась 13-го. Зайдя на несколько часов за известиями, эскадра затем ушла вверх по Ла-Маншу, направляясь прямо в Вильгельмсхафен, который достигла 16-го. Корабли находились не в лучшем состоянии: «Кёниг Вильгельм» ни разу не вводился в док со времени его покупки Пруссией, «Фридрих Карл» был снабжен в Англии новым винтом, из-за чего возникли некоторые проблемы; «Адальберт» был мало пригоден для плавания. Тем не менее если бы эти четыре корабля встретили три броненосца французской Ла-Маншской эскадры, то нет сомнения, что они могли разбить их. Они, однако, не пытались найти французов, а, приняв во внимание подавляющую силу неприятеля, решили, что лучше быть осторожными, чем храбрыми.
Не встретив немцев, Буэ направился вверх по Ла-Маншу и двигался по направлению к Ядэ, рассчитывая встретить там прусского адмирала, принца Адальберта, [304] и его разбить. 26 июля маяки и буйки в Вильгельмсхафене все еще оставались на местах; минное заграждение не было поставлено, а укрепления, как уже говорилось, еще не были окончены. Но было очень трудно найти лоцманов, а ни один французский офицер не был знаком с этими трудными для плавания водами, и, по-видимому, не имелось надлежащего запаса карт. Британия запретила своим лоцманам помогать той или другой воюющей стороне, немецких же, разумеется, нельзя было достать{229}. Глубокая осадка французских кораблей заставила их держаться на некотором расстоянии от берега; у французов не было флотилии крейсеров, канонерок и миноносцев для наблюдения за неприятелем. Затем начал истощаться запас угля, так как корабельные угольные ямы были невелики{230}, а машины старого образца требовали больше топлива, чем современные. Буэ был вынужден зайти в один из датских портов, где он получил депеши с приказанием идти в Балтийское море. В следующей депеше ему предлагалось избрать базу для снабжения своих кораблей провизией и углем, не нарушая нейтралитета Дании; далее ему предложили наблюдать одновременно за Балтийским морем, Эльбой и Ядэ, развернуть сильную эскадру у Киля, а другую против Вильгельмсхафена, и все это с семью кораблями. Такие бессмысленные и невыполнимые инструкции бросают яркий свет на сообразительность морского штаба во Франции. Наконец, после телеграммы министру адмирал получил приказание войти в Балтийское море. Он добыл лоцманов и начал рекогносцировку Киля и германского берега, что являлось не совсем легкой задачей, так как маяки были уже погашены, а вехи сняты или перемещены.
Появление этих кораблей если и не закрыло всех немецких портов, то по крайней мере прекратило торговлю. Этот частичный и несовершенный надзор, так как блокадой его, собственно, и нельзя было назвать, по примерным [305] подсчетам обошелся немцам по 200 000 фунтов стерлингов в день, вследствие тех убытков, которые они несли в торговле. Впрочем, возможно, это является преувеличением. Сомнительно, чтобы Германия могла продолжать вывозить товары даже при отсутствии блокады, вследствие вступления большого процента мужчин в ряды армии или ополчения. Но немецкое пароходство прекратило свои рейсы, а те из пароходов, которые продолжали плавать, должны были платить громадные страховые суммы. Результаты с экономической точки зрения, таким образом, оказывались значительными, хотя ввиду того, что Германия кроме границы с Францией имеет еще с двух других сторон сухопутные границы, она могла свободно производить ввоз и вывоз товаров сухим путем, и блокада не могла так чувствительно отозваться на ней, как она отозвалась на Южных Штатах в 1864–1865 гг. В действительности число захваченных германских судов достигло 80, а прямой убыток равнялся 430 000 фунтам стерлингов{231}.
Что же случилось тем временем с эскадрой Средиземного моря и тем множеством кораблей, которые должны были последовать за адмиралом Буэ? История флота Средиземного моря интересна с точки зрения стратегии. В течение нескольких первых дней после объявления войны французские войска, находившиеся в Алжире, усердно перевозились в Тулон и Марсель. Местопребывание прусской эскадры, после того как она вышла из Плимута, было неизвестно. Возникло предположение, что она направилась к югу с целью прервать сообщение между Тулоном и Алжиром, поэтому было признано целесообразным оставить эскадру Средиземного моря в Оране для контроля за Гибралтарским проливом. Так как немцы не появлялись и так как стало известно, что принц Адальберт находится в Вильгельмсхафене, то адмиралу Фуришону приказали направиться со своими кораблями в Брест, куда он и пришел в конце июля. Союз Испании с Германией, о котором поговаривали, мог бы его задержать еще больше. 8 августа он был на пути в Немецкое [306] море с броненосцами «Магнаним», «Прованс», «Эроин», «Куронь», «Валёрёз», «Реванш», «Энвенсибль» и «Аталант», а также с четырьмя меньшими кораблями{232}. В Средиземном море для охраны сообщения между Тулоном и Алжиром остались два броненосных фрегата и «Белликёз». Третья эскадра собралась в Шербуре для охраны этого порта, но экспедиционные силы требовались теперь на других направлениях. Поражения при Вейсенбурге, Вёрте и Форбахе, быстро следуя одно за другим, открыли в начале августа германцам дорогу во Францию, и отряды морской пехоты не могли быть выделены для посылки в Балтийское море.
11 августа Фуришон был у Гельголанда. Он находился у песчаных берегов, где плавание очень трудно без лоцманов и без кораблей, имеющих небольшую осадку. Кроме блокирования, ему ничего не оставалось делать, а поддерживать блокаду было тоже довольно трудно. Англия не позволяла ему пользоваться Гельголандом как угольной станцией, и ему приходилось грузить уголь на свои броненосцы в открытом море. Операция эта трудна даже в тихой и защищенной гавани и делается не только затруднительной, но и опасной в бурном море, каким и было море, в котором он крейсировал; выполнение этой работы с успехом может быть поставлено в немалую заслугу французским офицерам и матросам. У него не было под рукой дружественной гавани, в которую он мог бы посылать корабли, ставшие непригодными к плаванию. На западном берегу Дании нет ни одной гавани, а у Гельголанда можно до некоторой степени укрыться, став с подветренной стороны острова. К концу августа начались сильные западные ветры, сделавшие погрузку угля еще более трудной, чем раньше. В начале сентября погода еще более ухудшилась. Дувший последовательно от юго-запада и северо-запада ветер заставил корабли выйти в открытое море. Когда ветер стих, то на некоторых броненосцах запас угля оказался сильно истощившимся, и возникла крайняя необходимость вернуться во Францию. Запас топлива на «Энвенсибле» давал возможность ему [307] дойти только до Дюнкерка, куда он и направился. Если бы ветер продолжился еще некоторое время, то запас угля окончательно бы истощился и положение французского флота у опасных неприятельских берегов сделалось бы поистине критическим. Подходя к Шербуру, Фуришон получил известие, что Империя пала и он назначен морским министром. Его корабли высадили значительную часть своих опытных комендоров для защиты Парижа, которому после Седана угрожали немцы. С этого времени они крейсировали с уменьшившимся числом команды, разделившись на две эскадры, одна у Дюнкерка, другая у Ядэ, причем сменялись по очереди.
Между тем эскадра Буэ в Балтийском море не получала подкреплений. Против Киля она почти что ничего не могла сделать, так как этот порт был хорошо укреплен и напасть на него могла только очень сильная эскадра. После неудач, которые потерпела Франция, адмиралу Буэ было послано приказание бомбардировать незащищенные города, которые прежде предписывалось щадить. Но из незащищенных городов французы могли подойти только к одному Кольбергу. Туда-то они и направились исполнить задание, которое Буэ, человек гуманный, считал гнусным. Кольберг — беззащитный и открытый для любого нападения курорт; он был переполнен не воинами, а безобидными жителями, единственная вина которых состояла в том, что они принадлежали к немецкой нации. К счастью, случай спас Буэ от совершения преступного действия, за которое он заслужил бы порицание всех цивилизованных стран. До него дошло известие о том, что три прусских броненосца вышли из Ядэ и угрожают отрезать ему сообщение. Вследствие этого он отправился в Большой Бельт и там ждал их прибытия, но так как на самом деле они были крепко блокированы адмиралом Фуришоном, то и не появились.
Получив в качестве подкрепления «Рошамбо» и «Армид»{233}, он еще раз приготовился напасть на Кольберг и опять не смог выполнить данных ему приказаний из-за сильной бури. В более ранний период военных действий, [308] 27 июля, монитору «Арминиус» удалось прокрасться Зундом из Киля к Эльбе, несмотря на тщательный дозор. Его малая осадка позволяла ему держаться близко к берегам Швеции, что не позволило бы французам напасть на него в прибрежных водах, если бы даже они его и заметили. «Элизабет» тоже пыталась пробраться из Балтийского моря в Немецкое, но ее заставили вернуться в Киль.
Эта невразумительная блокада продолжалась до 29 сентября, когда Буэ вернулся во Францию. За все это время не произошло ни одного сколько-нибудь важного инцидента, кроме попытки, предпринятой 22 августа немецким корветом «Нимфа», напасть около Данцига на броненосцы врасплох. Эта попытка легко была отражена французским корветом «Тетис». Со своей стороны немцы, ввиду того что Киль, Любек, Нойштадт, Штеттин, Штральзунд и Рюген были объявлены блокированными, старались отплатить за это, предложив 50 000 талеров за уничтожение французского фрегата и 30 000 за уничтожение корвета. Блокада мешала правильной торговле, но не могла воспрепятствовать немецким кораблям пробираться вдоль берегов. Германские военные корабли в Балтийском море тщательно старались не дать себя побить.
Блокада берегов Немецкого моря велась по очереди адмиралами де Гейдоном и Пеноа до тех пор, пока «Сюрвейянт», потеряв руль, чуть не сел на мель, после чего броненосцы и были уведены. Бурная зима была очень тяжела для больших кораблей, и во время крейсерства с ними приключались небольшие несчастья. С декабря и до окончания войны блокирование было предоставлено более легким и быстроходным неброненосным кораблям, а обе броненосные эскадры крейсировали одна против Дюнкерка, другая в Ла-Манше, к югу от Ирландии. Немцы, решительно продвигаясь вперед на суше, заняли Гавр, Дьепп и Руан, и для того, чтобы помешать им пользоваться этими пунктами как базами и ввозить через них запасы, эти французские города были блокированы французскими броненосцами. Последние, имея под рукой базы и находясь у дружественных берегов, считали эту задачу гораздо более легкой, чем блокаду в Немецком море. Тем не [309] менее положение было довольно странное. Немцы так же мало тревожили легкие французские корабли, как мало они беспокоили и броненосцы.
Расположение немецкого флота во время блокады было следующее: в Ядэ находились броненосцы «Кёниг Вильгельм», «Кронпринц» и «Фридрих Карл», которые обычно стояли около острова Вангероге при входе в канал. Три канонерки оставались в Вильгельмсхафене. В Эльбе находились башенные корабли «Адальберт» и «Арминиус» с тремя канонерками. В Бохуме находилась одна канонерка. Между Эльбой и Килем по каналу Эйдер ходили семь канонерок. В Киле находились корвет «Элизабет», посыльный корабль «Адлер» и три канонерки. В Штральзунде были «Грилле» и три канонерки, а корвет «Нимфа» стоял в Данциге. Вне европейских вод «Герта» и «Медуза» были блокированы у японских берегов, а за «Арконой» следили французы у Азорских островов. Один корабль, «Аугуста», ускользнул из Эльбы во время блокады берегов Немецкого моря и, появившись в Бискайском заливе, захватил три французских судна: «Макс» у Бреста, «Сен-Марк» и «Рене Адольф» у Жиронды. Кончилось тем, что он сам был блокирован у Виго двумя французскими кораблями, из которых один стоял в гавани рядом с ним, а другой крейсировал около порта. Присутствие двух кораблей было необходимо для удержания его в силу закона о 24 часах.
Между кораблями произошел только один бой. В Вест-Индии находилась, как уже было сказано, немецкая канонерка «Метеор», вооруженная одним 15-см и двумя 12-см орудиями и имевшая экипаж из 60 офицеров и матросов. Французская канонерка «Бувэ», вооруженная одним 16-см и четырьмя 12-см орудиями, с экипажем из 85 человек, находилась в гавани Гаваны, когда 1 ноября туда пришел «Метеор» и бросил якорь. Дав знать немецкому командиру, что он готов сразиться с ним, французский командир, Франке, вышел в море в восемь часов утра 8 ноября. Ровно через 24 часа после этого, исполняя предписываемые законом требования о 24-часовом промежутке, немецкий корабль последовал за ним. Он был слабее вооружен и имел меньший ход, чем его [310] противник, но, по показаниям французов, корпус его был крепче. За линией прибрежных вод его ожидал «Бувэ». Погода была пасмурная, и от северо-востока поднимался ветер. Около 2 ч 30 мин утра «Метеор» открыл огонь с расстояния 1200 ярдов, и затем в течение двух часов корабли продолжали сражаться, все кружась друг за другом, но причиняя весьма мало вреда один другому. Наконец французский капитан решился таранить и на полном ходу ударил в «Метеор». Хотя он имел ход от 10 до 11 узлов, но он нанес удар под углом в 45° и, следовательно, не причинил больших повреждений. От сотрясения на «Метеоре» упали грот — и бизань-мачты, и часть снастей запуталась в винте; немцы намеревались взять «Бувэ» на абордаж, но корабли соприкасались друг с другом всего одно мгновение. «Бувэ» приготовился таранить вторично, когда ядром пробило его котел. После этого он поставил паруса и, по словам немецкого отчета, удалился, в то время как «Метеор» старался его преследовать. Однако испанский капитан, вышедший со своим кораблем для наблюдения, чтобы не произошло нарушения нейтралитета, прекратил все дальнейшие попытки сражаться, объявив противникам, что они уже находятся в испанских водах. Потери на «Бувэ» составили 10 раненых и убитых, тогда как на «Метеоре» оказалось всего двое убитых.
Таким образом, на море французский флот не совершил блестящих подвигов. На суше с матросами и морской пехотой отличался адмирал Жорегиберри, доказав, что личный состав флота имел немалый запас храбрости и предприимчивости; на море же, скорее, царило бездействие и упадок духа. Париж и Франция были сильно разочарованы. Идея о том, что «надо что-нибудь сделать», заставившая Персано идти на Лиссу, пользовалась и тут успехом у бульварного Парижа, а когда ничего не было сделано, то возникло немалое негодование. Небезынтересно будет рассмотреть, что было действительно сделано флотом, и решить вопрос, мог ли он с успехом попытаться добиться большего.
Во-первых, торговля Франции была полностью защищена, тогда как немецкие корабли могли входить в [311] море только под страшным риском. Единственным примером попытки прорваться мимо французских кораблей стало появление «Аугусты», не имевшей больших успехов. Франция свободно могла ввозить оружие и снаряды из-за границы и, таким образом, была в состоянии пополнять недочеты собственных арсеналов. Ее путям сообщения между Тулоном и Алжиром ни разу не угрожали. Во-вторых, одна угроза отправления французской экспедиции в Балтийское море задержала 1, 2, 9 и 10-й прусские корпуса в Германии до 27 июля, когда место их заняли четыре дивизии{234}, так как стало очевидно, что Дания не присоединится к Франции. Хотя после нескольких недель войны эти войска были отправлены на фронт, но за морскими силами Франции все же остается честь приведения 120 000 обученных солдат в состояние бездействия. Если бы в действительности силы Франции соответствовали тем, которые значились на бумаге, эти прусские войска были бы очень нужны в другом месте. В-третьих, немецкие берега если и не были блокированы в строгом смысле этого слова, то все же находились под наблюдением без ущерба для французов. Хотя отдельные корабли («Арминиус» и «Аугуста») смогли уйти от блокирующих сил, это было то же самое, что нередко случалось во время Гражданской войны в Америке, — даже при строгой и бдительной блокаде такие случаи возможны.
Обратимся теперь к высказанной в адрес флота критике и рассмотрим тот образ действия, который рекомендовался критиками. После Верта, Гравелота и Седана, как только появилась уверенность, что Дания будет соблюдать нейтралитет, стало очень затруднительно отправлять экспедиционные силы. Если даже предположить, что нашлись бы свободные войска, то где бы они высадились? Армия в 40 000 человек требует большого числа транспортов, а в Балтийском море было мало неукрепленных гаваней, способных вместить подобную флотилию. Высадившись, французы очутились бы в неприятельской [312] стране, покрытой сетью железных дорог и телеграфов, облегчающих возможность сосредоточить против них подавляющее количество немецких сил. Производить высадку или посадку на корабли в виду неприятеля — дело трудное и опасное, особенно когда большие корабли эскадры не могут подойти близко и своими орудиями прикрывать солдат. Мины, батареи и расставленные в разных направлениях буйки составляют такие элементы обороны, которые делают подобное предприятие весьма рискованным, а телеграф исключает возможность внезапного нападения. Беспрепятственная высадка союзников в Крыму побудила французов преуменьшать те трудности, которые им предстояли. Само собой разумеется, что союз с Данией мог изменить положение, но при реальном положении дел посылка десанта была бы равносильна намеренно вызванному бедствию. Поэтому те, кто кричал о посылке корпуса в Балтийское море, вряд ли сами понимали, чего они требуют.
Далее слышались жалобы на то, что в то время, как Фаррагут и адмиралы северян никогда не останавливались перед фортами и батареями, французские адмиралы довольствовались тем, что стояли перед Килем и Вильгельмсхафеном, ничего не предпринимая. Но надо знать, что Фаррагут и другие его собратья-командиры имели за собой соответственные военные силы. Нападение Дюпона на Порт-Ройяль; взятие фортов Нового Орлеана и вход в Мобилскую бухту были бы пустой тратой жизней и не имели бы никакого результата, если бы не было десанта. Мы видели, как корабли Фаррагута не могли удержать в своих руках берега Миссисипи, не будучи подкреплены войсками, и как и их походы в Виксбург остались без последствий из-за недостатка войск. Что же должны были делать французские корабли в Киле и Вильгельмсхафене? Большая осадка очень мешала им; не было флотилии из мониторов и канонерок, которая бы могла действовать на мелководье; не было плавучих батарей, а приходилось иметь дело с цепями, минными заграждениями и тяжелыми орудиями. Для того чтобы получить доступ в Киль, корабли должны были бы подняться по заливу под навесным огнем немецких укреплений. [313]
Опыт Американской войны показал, что если корабли и могут пройти мимо фортов, то они редко могут заставить их замолчать. Поступив таким образом, французы оставили бы позади себя орудия. Пройдя в глубь залива, они могли бы уничтожить город и адмиралтейство даже в присутствии военной силы, которая могла бы только оказать сопротивление десанту, высаженному с броненосцев. Разрушение города бомбардировкой потребовало бы большой траты зарядов, уменьшая таким образом и тот небольшой запас, который остался после прохода мимо фортов. Разрушив город, флоту пришлось бы вторично пройти мимо неприятельских фортов. Легкое повреждение руля или машины могло бы повлечь за собой захват корабля противником или крушение у неприятельского берега. Для чего стоило подвергать себя такому риску? В заливе не нашлось бы ни одного вражеского корабля, кроме «Элизабет», так как канонерские лодки могли удалиться в канал Эйдер. Захват или уничтожение этого корабля не искупили бы потери хотя бы одного французского броненосца. Нанесение бесцельных ударов с огромным риском не может считаться хорошей стратегией, и если бы Нельсон или Фаррагут лично находились перед Килем, то можно быть уверенным, что они поступили бы точно так же, как поступил Буэ. «Будучи слишком сильной с виду, чтобы ничего не делать, и слишком слабой в действительности, чтобы предпринять что-нибудь серьезное, эскадра была поставлена в фальшивое положение, весьма тяжелое для ее личного состава»{235}, — говорит французский историк. Эскадра была поставлена в такое положение тем, что Франция не поняла требований и не приготовилась к морской войне у берегов Германии.
В Вильгельмсхафене дело обстояло почти точно так же, но тут если бы порт мог быть взят путем внезапного нападения{236}, то по крайней мере заполучили бы добычу в [314] виде трех немецких броненосцев. Но можно ли было взять его таким образом? Может быть, в самом начале войны, когда заграждения еще не были готовы; но даже и тогда немецкие корабли находились бы в бассейне, доступ к которому был благодаря приливам очень затруднителен. И здесь бы потребовался десант для разрушения арсенала, а такого десанта не могли выделить экипажи французских кораблей. На фрегатах находилось по 500 человек, на корветах — по 380. С каждого корабля можно было отпустить по 100 или 50 человек, что, в общем, составило бы даже в лучшем случае меньше тысячи. В Вильгелъмсхафене плавать гораздо труднее, чем в Киле, и эта трудность настоятельно требовала флотилии кораблей с малой осадкой. Французские корабли не были построены для действия специально на мелководьях, и, таким образом, стратегия войны зависела от того материала, с которым приходилось иметь дело. «Заслуга немцев, которую никто не станет у них оспаривать, состояла в том, что они все приготовляли для заранее известных целей, ими предвиденных, и к достижению которых они направляли все свои усилия»{237}. Ошибка французов состояла в том, что хотя цель и была им понятна, но они забыли подготовить средства.
Наконец, французский флот упрекали в том, что он не бомбардировал незащищенные немецкие приморские города. Такого рода действия лишены всяких стратегических результатов и представляют из себя только напрасную трату жизней и разрушение собственности. В современных войнах принято за правило не наносить неприятелю напрасных страданий. Нападение на незащищенные города требует большой траты зарядов, весьма ценных для нападающего, запас которых на корабле ограничен. Такая бомбардировка, проведенная с успехом, только обостряет отношения между противниками. Для французского флота было бы в высшей степени неразумно бросать такой вызов Германии, когда немцы захватили большую часть Франции. Можно с уверенностью сказать, что немцы отплатили бы той же монетой, заставив [315] французские города, которыми они завладели, возместить эту потерю, если бы только они не приняли еще более крутых мер. Между тем только один Кольберг был открыт нападению броненосцев. Другие незащищенные гавани лежали далеко вверх по рекам и заливам или были недоступны для глубокосидящих кораблей. Разрушение Кольберга не могло иметь ни малейшего влияния на ход военных действий.
Урок, преподанный франко-германской войной, с морской точки зрения состоит в том, что флот не может сделать ничего другого, кроме блокады неприятельских берегов, если эти берега труднодоступны и хорошо укреплены, если только у него нет поддержки в виде армии, следующей за флотом. Приведем цитату из сочинения капитана Шевалье: «Отсутствие войск и десанта делало бесплодными все усилия и добрую волю флота»{238}. Так же обстояли дела в Америке, во время борьбы Севера с Югом, во время войны Китая с Японией ни один флот на заставил сдаться береговые укрепления, а достигалось это совместными действиями армии и флота. В отношении блокады следует заметить, что в то время еще не было миноносцев. Неизвестно, решились ли французы теперь войти в немецкие воды, которые в настоящее время очень благоприятны для всевозможных атак миноносцев? Это остается под большим сомнением. Скорее всего, они стали бы издали наблюдать за берегами Немецкого моря, поставив второй флот в Каттегате. Трудности и опасности, которые приходилось испытывать броненосцам во время блокады, могут дать нам представление о том, чем могла бы явиться блокада берегов Франции, хотя береговая линия ее и не отличается теми мелями и песчаными наносами, которые делают столь рискованным плавание в немецких водах. Следует также отметить тот факт, что как в Балтийском, так и в Немецком морях было признано необходимым держать французскую эскадру сильнее, чем соединенные силы немцев в каждом море, а это было еще до сооружения канала Императора Вильгельма. [316]