Момент штурма наконец настал...

Ровно в 5 часов пополудни раздался условленный сигнал залп из четырех орудий нашей артиллерии. Грохот выстрелов понесся по долине, отозвался на Копет-Даге и слился с громким криком «ура!»

Войска, стоявшие на северной и западной стороне, бегом бросились на крепость. К сожалению, они не имели с собою ни штурмовых лестниц, ни фашин и никаких вообще приспособлений для штурма. С чем были, с тем и пошли.

Быстро добежали солдаты, под усиленным огнем текинцев, стрелявших со стен, до крепости. Минута остановки, краткая передышка, и все бросилось в ров. С величайшим трудом, упираясь штыками о хрупкую сухую глину, поддерживая и подымая друг друга, полезли солдаты на стену. Вот некоторые влезли уже и тут же пали жертвою своего удальства. На смену им карабкались и взбирались ловко новые молодцы. Некоторые обрывались и падали [117] в ров. Но эта борьба удальства с невозможностью продолжалась недолго. Едва текинцы осмотрелись и опомнились от первого впечатления, увидев малочисленность штурмующих и всю безопасность для них штурма, благодаря высоким, почти отвесным стенам, — они бросились со всех выходов из крепости и сами напали на атакующих. Вылазку предприняли не менее 5 или 6,000 текинцев. В несколько минут наши солдаты были окружены текинцами. На каждого пришлось по 4 и 5 человек. В такой толпе, где свои перемешались с чужими, стрелять было невозможно. На каждый штык, и притом штык утомленный, изнеможенный большим переходом и ужасным днем и напряжением штурма, пришлось по 4, по 5 шашек.

Наши солдаты как бы утонули в толпе текинцев... В решительную минуту кровавого боя, на крепостной стене появился старец, текинский мулла, и раскрыв коран, громким, пронзительным голосом стал читать молитву.

Вдруг, неизвестно откуда, неизвестно от кого, раздался среди сражающихся возглас: «назад!». Кто был в бою, тот знает, что значит в решительную минуту такой возглас. С быстротой электрической искры это слово пронеслось по линии из конца в конец. Наши солдаты медленно, но вдруг по всей линии начали отходить от крепости. Тогда новые толпы текинцев вышли из крепости и бросились с яростью на них. Быстрое отступление было необходимо; малейшее замедление влекло за собой бесполезную гибель многих людей. Отступая, наши солдаты отстреливались и отбивались штыками и прикладами. Достигнув линии орудий, солдаты, успевшие несколько соединиться, остановились и открыли пальбу залпами. Артиллерия держала наготове картечь, и залпы из орудий понесли смерть в толпы текинцев. Визг картечи ошеломил их. Еще несколько минут пальбы, еще несколько залпов, атака ширванского батальона, стоявшего в резерве, лихая атака полуэскадрона драгун, стоявших на левом фланге, вместе со взводом ракетной [118] батареи, и текинцы бросились в ужасе в крепость и за стенами ее искали укрытия.

Проследим более подробно за каждой частью войск, принимавших участие в этом штурме, где геройство тщетно боролось с невозможностью.

Начнем с правого фланга: услышав сигнал, саперы и куринцы, быстро побежали вперед и, пройдя шагов 300, встретили пред собой большое укрепление с высокими стенами и рвом, почти в две сажени глубины; на некотором расстоянии от него, оказалось по правой стороне другое укрепление, поменьше, а с лева высокий курган. За ними вал с несколькими курганами, а правее отдельная кала, фланкирующая два первые укрепления и вал. Подойдя к большому укреплению, куринцы и саперы попали под перекрестный огонь текинцев, покрывавших сплошною массою все укрепления, стены и курганы; с отдельной калы обстреливали их с тыла. Несмотря на это, наши солдаты смело подвигались вперед; тогда текинцы покинули большое укрепление и скрывшись за валом, усилили ружейный огонь. Солдаты засели во вру очищенного укрепления и выслали охотников на соседнюю калу, из которой по ним стреляли во фланг. Охотники ворвались туда и овладели ею, переколов всех ее защитников. Куринцы снова двинулись вперед, имея во главе своего командира, майора Дацоева, встречая на каждом шагу все новые и неожиданные преграды. Выбитые из одной, текинцы перебегали до следующей и с таким же ожесточением и яростью встречали наших солдат... Вдруг Дацоев увидел, что шедшие левее их кабардинцы и стрелки отходят назад и приказал батальону и саперам отступить; текинцы бросились, было, за ними, но встреченные дружными залпами, тотчас же скрылись за стенами.

Кабардинцы и стрелки, приблизившись к крепости, встретили два глубоких рва; позади второго, имевшего около двух сажен глубины, подымалась высокая стена, около 2 1/2 сажен [119] вышины, за которою виднелся целый лес пик и множество голов. Без штурмовых лестниц невозможно было подняться; но, впрочем, несколько попыток было сделано; так, напр., прапорщик стрелкового батальона Шмидт, став на плечи одного солдата, взобрался на бруствер, но тотчас же, не успев даже разрядить револьвера, был тяжело ранен и сброшен текинцами в ров. Той же участи подверглись и другие смельчаки, вскорабкивавшиеся на стену. Они рассказывали потом, что за бруствером был банкет и водяной ров; немного далее, были положены, параллельно рву, несколько рядов верблюдов и за этим живым бруствером тянулись новый ров и новая стена, за которыми все пространство было покрыто кибитками. Весь промежуток между двумя главными стенами, был наполнен сплошной массой текинцев.

Кабардинцы и стрелки, обсыпаемые со стен пулями, каменьями и т. п., терпя страшные потери, продолжали отстреливаться и делали тщетные усилия проникнуть в крепость.

Батальон грузинского полка, проникнув за первую стену, встретил тройной ряд кибиток расставленных в шахматном порядке, на столь близком расстоянии одна от другой, что едва один человек мог пройти между ними. Гренадеры бросились вперед, но за кибитками оказался новый ров и высокая стена; каждого появлявшегося солдата встречали градом пуль. В несколько минут погибла половина батальона...

Эриванцы, подойдя к первому рву, стали карабкаться на стену. Первым поднялся прапорщик Григорьев с тремя солдатами, но набросившиеся текинцы изрубили их; Григорьев получил 27 сабельных ударов. Тела их тотчас же были сброшены вниз. На смену им взобрались прапорщик кн. Эристов и человек 20 солдат; большая часть из них тотчас же была изрублена, остальные же вынуждены были спрыгнуть обратно.

На правом фланге, против выдвинувшихся из аула [120] кибиток, пошел с охотниками подпоручик лейб-гренадерского полка, Попович-Липовац (черногорец, получивший за отличие в турецкую войну, солдатские знаки отличия военного ордена 4 и 1 степеней). Идя к кибиткам под сильным огнем неприятеля охотники дружно пели: «Ах вы сени мои сени...» С этой песней они ворвались в аул и с этой же песнею умирали в рукопашной схватке, происшедшей между кибитками. Охотники Липоваца отступили последними. Но из 50 вернулось лишь 13...

Текинцы, как сказано было выше, убедившись в малочисленности штурмующих, решились произвесть вылазку. Воодушевленные Берды-Мурад-Ханом, ишанами и вождями, они бросились, в числе нескольких тысяч человек, из всех проходов и проломов крепости на наших солдат, которые бодро встретили их в штыки. С четверть часа продолжался отчаянный, рукопашный бой; ряды наших героев быстро редели, число же врагов с каждым мгновением росло и увеличивалось. Особенно силен был натиск текинцев на батальоны стрелков и гренадер. Тут погиб командир стрелкового батальона Сафонов, георгиевский кавалер, известный своей храбростью во всей кавказской армии. Раненый пулей, он упал с лошади, как раз в тот момент, когда текинцы кинулись в рукопашную; тогда прапорщик Невтонов и портупей юнкер Зеневич, желая спасти своего командира, пробились к телу его с тремя солдатами, но усилия их оказались тщетными и все они, исключая Невтонова, раненого, пали геройской смертью, изрубленные шашками.

Батальоны стали быстро отходить от крепости, отбиваясь штыками и отстреливаясь. Последними отступали офицеры и некоторые из них, сломав в бою клинки своих сабель, действовали штыками наравне с солдатами. Многие раненые солдаты, изнемогая от потери крови, вынуждены были побросать свои ружья, но большинство из них делало это, вынув предварительно замок его. Тут пришлось испытать на себе искуство текинцев владеть холодным оружием и [121] особенно шашками. Так напр. один текинец, налетевший на прапорщика грузинского полка Белбородова, сильным взмахом шашки снес ему голову; тело несчастного в течении нескольких мгновений продолжало стоять еще и затем рухнулось на земь. Вот еще другой пример: На восточной стороне крепости шесть дагестанцев напали на одного текинца, и он, защищаясь лишь шашкой, успел всех переранить. Ординарец князя Витгенштейна, сотник Гайдов, бросился на него, но текинец успел и ему порубить руку; тогда кто-то из дагестанцев заехал сзади и убил его из револьвера. До чего велики были ожесточение и ненависть текинцев, видно из того уже, что в числе воинов, ринувшихся на наши войска были и женщины, и дети, вооруженные чем попало. Некоторые из них были в первых рядах; так, один из ротных командиров грузинского батальона, штабс капитан Ме, почувствовав сильный удар по спине, быстро повернулся и вместо воина, которого он ожидал встретить, увидал старую фурию, вооруженную огромной лопатой, собиравшуюся повторить свой грациозный жест; в другом месте, мальчик лет девяти бросился с огромным ножом на одного из офицеров эриванского батальона.

На правом фланге, на отступавших до первоначальных позиций стрелков и кабардинцев бросились густые толпы текинцев, но тотчас же повернули назад, попав под боковой огонь куринцев и сапер.

Начальник резерва майор Шауфус, видя отступление, быстро повел вперед свой батальон ширванцев... Громкое «ура» раздалось в последний раз. Текинцы встретили их дождем пуль. Знамя ширванцев упало (знаменщик был убит) и снова поднялось, развеваясь по воздуху. Пуля сразила и второго знаменщика... Шауфус схватил знамя и двинулся далее во главе батальона, ряды которого быстро редели. За 100 шагов от крепости, вдруг упал храбрый командир с простреленными на вылет грудью и левой рукой. Солдаты подхватили его на руки и повернули назад. [122]

В 10 минут — ширванцы потеряли своего командира, двух офицеров и 70 нижних чинов.

Между тем гренадеры, добежав до орудий, остановились и открыли сильный огонь по сплошной толпе неприятелей, из которых некоторые успели ворваться на терскую батарею: смельчаки эти тут же были изрублены орудийной прислугой. В это время выступил вперед какой то вождь текинский и повел за собой снова на орудия партию человек в 800. Несмотря на сильный огонь батальонов и залпы двух орудий капитана Макухи, быстро уменьшавшаяся толпа приближалась, но в 40 шагах не доходя батареи, из нее осталось не более 50 человек. Еще залп и оставшиеся в живых 8 или 10 героев бросились на орудия и, вскочив на них, стали рубить шашками по лафетам. Казаки артиллеристы легко с ними управились. Вождь, поведший текинцев на батарею, был сам главнокомандующий — Берды-Мурад-Хан; он был разорван в клочки снарядом последнего залпа. Новые толпы текинцев стали наступать; гренадеры, после нескольких залпов, бросились на них в штыки.

На левом фланге, вслед за отступлением батальонов, часть текинцев, участвовавших в вылазке, отделилась и с громким криком «урр!» бросилась на два горных орудия штабс-капитана Гантинова. Видя опасность, грозящую артиллерии, капитан Шанаев ринулся с своими драгунами, с места в каррьер, на текинцев; к нему присоединился командир ракетной батареи Цумпфорт с казаками, оставив станки на месте.

Последняя атака заслуживает особого внимания. Драгуны, ничтожные числом, врубились в толпу текинцев, рубили их направо и налево и привели врага в замешательство. Текинская пехота, обороняясь от кавалерии, хватала наших всадников крючками пик и старалась свалить их с лошади. Тут особенно выдался есаул Граматин: храбрый, отважный, он наносил удары, которые на другой день уже сделались легендарными в отряде. Так ударом сабли он срубил [123] одному текинскому вождю всю лицевую маску. Драгунский унтер-офицер Алиханов{3}, отделившись от своих, врубился в середину текинцев, нанося смертоносные удары; все думали, что он не вернется более, но, к счастию, ему удалось пробиться к своим живым и невредимым; между прочим, ударом шашки он рассек пополам, на две части, голову одному текинцу. Лихая атака полуэскадрона драгун и горсти казаков принудила текинцев к отступлению.

После этой атаки, которой окончился рукопашный бой, текинцы, не будучи в состоянии в открытом поле выдерживать нашего огня, скрылись за стенами аула. Все поле сплошь было усеяно их трупами, одетыми в темных халатах, и среди них, лишь изредка, выделялись белые рубашки убитых русских солдат; за то крепостные рвы были переполнены нашими.

До заката солнца продолжалось обстреливание крепости из орудий и поддерживался легкий ружейный огонь, на который слабо отвечали текинцы.

В 8 часу начали отводить войска от крепости на ночлег.

Этот отвод был необходим не как отступление, но исключительно для ночлега. Нельзя было оставить войска ночевать так близко от крепости и в такой растянутой линии. Ночлег и место сбора были назначены у главного ручья, за мельницей, в двух верстах на СЗ от крепости. Между тем, части, расположенные на восточной и южной стороне крепости, не получая разъяснений и слыша, что пальба с обеих сторон прекратилась, были убеждены, [124] что наши вошли в крепость. Рассказывают, что князь Витгенштейн, не получая приказаний и думая, что крепость взята, поехал по направленно к ней, но неожиданные выстрелы из джугары дали ему понять, что крепость незанята; послав тотчас же казака к князю Голицыну, стоявшему у калы (Д), он отступил вслед за удалявшимся отрядом.

В начале девятого часа все войска уже были в сборе, запоздали лишь 4-й эскадрон переяславских драгун и 3-я сотня дагестанского конно-иррегулярного полка, вследствие того, что за дальностью их места стоянки к концу боя (они стояли на южной стороне крепости), их не известили своевременно об отводе отряда на ночлег. Между тем, до их прихода на бивак, весь отряд беспокоился сильно об участи постигшей эти две части. Из четырех казаков, посланных за драгунами, двое вернулись, объявив, что не могли пробраться к ним, третий же с нахальной уверенностью донес, что драгуны и дагестанцы уничтожены. С быстротою молнии весть эта пролетела по всему отряду. Уныние объяло всех. Трудно себе представить, какое подавляющее действие произвело на отряд ложное показание казака.

В это время драгуны, не получая никакого известия, были также убеждены, что войска овладели крепостью. Наконец, в 9 часов вечера, майор Нацвалов решил войти в Геок-Тепе и послал для этого троих солдат розыскать удобную переправу через главный арык; едва они отдалились от своей части и приблизились несколько к джугаре, как оттуда посыпались выстрелы. Вдруг прискакавший внезапно казак, четвертый из посланных, сообщил обо всем происшедшем и передал приказание князя Витгенштейна быстро отступить; тотчас же известили об этом и дагестанскую сотню. Положение этих частей было поистине критическое в тылу враг, засевший в Янги-кала, а между ними и отрядом, Геок-Тепе со всею массой текинцев и, вдобавок, 12 верст расстояния. Соединившись вместе, драгуны и [125] дагестанцы подвинулись на восток и держась в отдалении от крепости, быстро стали обходить ее на рысях, несмотря на темноту и пресеченную местность. По дороге их изредка обстреливали, то с права, то с лева. Отойдя на север от Геок-Тепе, они сбились с дороги. Повернув налево и выйдя на небольшую возвышенность, они вдруг увидали немногочисленные огни нашего отряда. Подъезжая к бивуаку, драгуны подали несколько сигналов, которые и были услышаны в нашей аванпостной цепи. Точно гора с плеч свалилась у всех; «драгуны вернулись», пронеслось по отряду, и все свободно вздохнуло... все оживилось. [126]