Вторая англо-афганская война и ее последствия
Прибытие миссии Столетова в Кабул британское правительство использовало для того, чтобы категорически потребовать от Шир Али-хана согласия на въезд туда же английского посольства. Эмир, полагаясь на обещания Столетова, который перед отъездом заверил его, что вскоре возвратится с тридцатитысячным русским войском{158}, снова отклонил это требование. Не считаясь с этим и явно провоцируя конфликт, английская миссия, возглавленная командующим мадрасской армией генералом Невиллем Чемберленом, 21 сентября 1878 г. выехала из Пешавера к Хайберскому перевалу. По ту сторону перевала она была задержана афганским пограничным отрядом. Афганцы, разумеется, имели полное право разрешать или запрещать въезд на свою территорию той или иной иностранной миссии.
Однако Литтон решил воспользоваться этим как предлогом для задуманной им войны.
В конце октября английские войска, сосредоточившись близ афганской границы, повели наступление на трех направлениях: южная группа войск, под командованием генерала Дональда Стюарта (около 13 тыс. чел. и 78 орудий), наступала из района Кветты на Кандагар; центральная группа, во главе с Робертсом (6600 чел. и 18 орудий), продвигалась из района Тала в Курамскую долину; главной колонне генерала Сэмюэля Броуна (16 тыс. чел. и 48 орудий) предстояло преодолеть Хайберский перевал и наступать на Кабул.
В середине ноября английские войска вторглись на афганскую территорию и, не встречая организованного сопротивления афганцев, начали быстрое продвижение в глубь страны. В первых числах декабря войска Стюарта заняли Кандагар, Роберте овладел Пейвар-Котальским и Шутугарданским перевалами, а Броун — Джеллалабадом.
Победы англичан объяснялись прежде всего полной неподготовленностью афганской армии. (Повидимому, эмир расценивал английские приготовления как очередную демонстрацию и не придавал ей серьезного значения.) Важнейшая крепость Али-Месджид, запирающая Хайберский проход, оборонялась всего лишь пятью батальонами пехоты. Несмотря на то, что афганцы сражались храбро, они не смогли отбить концентрического наступления противника, превосходившего их по численности, по крайней мере, [123] вчетверо. И здесь, и в Пейвар-Котальском сражении афганцы понесли значительные потери в людях и в артиллерии. Деморализованное первыми неудачами, афганское командование утратило всякую инициативу; афганские войска в беспорядке отступали; дорога на Кабул оказалась открытой.
Шир Али-хан сперва намеревался дать решительное сражение на подступах к столице силами 14 батальонов, составлявших местный гарнизон. Но глава русской миссии генерал Разгонов убедил эмира отказаться от этого решения, резонно указав на то, что англичане могут обойти Кабул с запада и отрезать ему пути отступления в Афганский Туркестан{159}. Он посоветовал Шир Али-хану поскорее отступить с войсками в эту северную область, примыкавшую к русским границам, и соединившись с находившимися там войсками (около 10 батальонов), предпринять через некоторое время контрнаступление{160}. Эмир последовал этому совету и 13 декабря выехал из Кабула в Афганский Туркестан, назначив правителем в столице своего сына Якуб-хана, который до этого находился в заточении. В январе 1879 г. русская военная миссия, сопровождавшая эмира, по распоряжению из Ташкента покинула Афганистан.
После вскоре скончавшегося в Мазар-и-Шерифе Шир Али-хана эмиром был провозглашен Якуб-хан, остававшийся в Кабуле и поддерживавшийся влиятельными военно-феодальными кругами. Положение нового эмира было весьма сложным. Английский отряд Робертса подходил все ближе к столице. В народных массах, особенно на окраинах страны, где жили узбеки, таджики и туркмены, подвергавшиеся жестокому угнетению со стороны афганских властей, усиливалось брожение. Перед Якуб-ханом стояла дилемма: либо поднять и возглавить народную войну против захватчиков, либо пойти с ними на соглашение. Он выбрал последнее. Это решение Якуб-хана не было неожиданным и случайным: он еще прежде был связан с английской агентурой.
8 мая 1879 г. эмир прибыл для переговоров в штаб-квартиру генерала Броуна, находившуюся в Гайдамаке, между Кабулом и Джеллалабадом; 26 мая переговоры закончились подписанием мирного договора. Эмир согласился на пребывание в Кабуле постоянной английской миссии, охраняемой военным конвоем; передал «под защиту и управление английского правительства» округи Пишин и Сиби — в южной части страны, и Курамскую долину, прикрывающую подступы к Кабулу с юго-запада; признал право англичан контролировать Хайберский и Мичнийский перевалы, а также взаимоотношения обитающих здесь племен. Наконец, Якуб-хан обязался «вести свои сношения с иностранными государствами, соображаясь с мнениями и желаниями английского правительства». Со своей стороны, Англия взяла на себя обязательство выплачивать Якуб-хану и его наследникам ежегодно субсидию, а также оказывать ему помощь «деньгами, оружием и войсками». [124]
В сущности, Гандамакский договор устанавливал британский протекторат над Афганистаном и почти не отличался от тех соглашений, которые в свое время были навязаны англичанами вассальным княжествам Индии. В июне 1879 г. в соответствии с договором английский посол Луи Каваньяри, в сопровождении многочисленной миссии и внушительного военного конвоя, въехал в Кабул.
Но афганский народ не был поставлен на колени и не собирался добровольно надеть на себя чужеземное ярмо. Успех, достигнутый англичанами, был лишь следствием трусости и предательства афганских феодальных верхов.
Народные массы открыто выражали недовольство капитуляцией Якуб-хана. Прибытие в столицу английской миссии, сопровождаемой вооруженным отрядом, еще больше усилило народное недовольство. Каваньяри держал себя в Кабуле нагло и высокомерно, обращаясь с афганскими вельможами и самим эмиром, как со своими приказчиками. Даже многие афганские сардары и духовные особы были возмущены бесцеремонностью британцев. Муллы вели среди населения и войск агитацию против англичан и Якуб-хана. Атмосфера все больше накалялась. Эмир несколько раз предупреждал Каваньяри о тревожных настроениях среди населения столицы, но тот даже не счел нужным перевести миссию в более надежное каменное здание; даже памятные грозные уроки событий 1841 г. не могли поколебать самоуверенности английских колониальных чинуш.
3 сентября в Кабуле вспыхнуло восстание. Афганские солдаты окружили территорию английской миссии и атаковали охранявший ее английский отряд. Началась перестрелка. Городское население присоединилось к афганским солдатам. Осажденные англичане слали гонцов к Якуб-хану, требуя его вмешательства. Однако эмир медлил. Он понимал, что народная ярость может в любую минуту обрушиться и против него, если он выступит на защиту англичан. Вечером афганцы, осаждавшие миссию, подожгли здание. Англичане попытались прорваться через кольцо огня, но были поголовно перебиты.
Руководящие английские круги в Индии и в метрополии настаивали на возобновлении военных действий. Консервативная английская печать искусственно подогревала шовинистический угар, призывая к беспощадной расправе с «вероломными афганцами». Газета «Стандарт» требовала послать карательную экспедицию в Кабул, «Дейли Телеграф» настаивала на том, чтобы этот город был разрушен до основания и самое имя его было стерто с географической карты. Роулинсон, Вамбери и прочие теоретики английской экспансии на Востоке неустанно проповедывали в своих статьях и публичных докладах аннексию Герата и Кандагара, ссылаясь на опасность русского наступательного движения в Закаспийской степи.
Разумеется, вся эта пропагандистская кампания была порождена далеко не одним лишь чувством мести. Английские твердолобые консерваторы и военные круги не удовлетворились даже [125] Гандамакским договором, они стремились к окончательному подчинению Афганистана. Так была спровоцирована новая захватническая война против афганского народа. На Кабул двинулся отряд под командованием генерала Робертса численностью в 7500 чел. с 22 орудиями.
В это время в Афганистане усиливался патриотический подъем. Все население Кабула присоединилось к восставшим солдатам; часть повстанцев вышла из столицы, чтобы организовать сопротивление в различных областях страны. Кабульские эмиссары разъезжали по городам и селениям, призывая к «джихаду» — священной войне против англичан; повсюду формировались партизанские отряды. Партизанское движение направлялось уже не только против чужеземцев, но и против эмира, которого справедливо считали орудием иноземных поработителей.
Якуб-хан видел свою единственную опору в англичанах. Английский империалистический историк Троттер не без сарказма замечает, что эмир «боялся англичан меньше, чем своих собственных подданных». В своих письмах к Робертсу Якуб-хан неоднократно заверял английское командование в непоколебимой верности союзу с Англией. В конце сентября он со своим сыном и приближенными тайком выбрался из Кабула и явился в лагерь генерала Бэкера, расположенный в селении Куши. Англичане были весьма обрадованы: теперь в их руках был ценный заложник. Вслед за Якуб-ханом в английский лагерь явились еще некоторые влиятельные афганские ханы. Они рассчитывали использовать смуту в стране в своих личных интересах и хотели заручиться содействием англичан.
Эмир всячески старался отговорить Робертса от оккупации Кабула. Он понимал, что в этом случае народное движение еще больше усилится и, кроме того, опасался, что при приближении англичан население столицы нападет на кабульскую цитадель — Бала-Гиссар, где он оставил свою семью и свои сокровища. Но английский генерал не собирался считаться с пожеланиями Якуб-хана. Отряд Робертса двинулся по направлению к Кабулу. Эмиру ничего не оставалось делать, как сопровождать неприятельское войско, наступавшее на его собственную столицу. 5 октября отряд достиг селения Чар-Азиаб в 10–12 милях к югу от Кабула; лишь горная гряда отделяла англичан от города.
Афганские войска, занявшие выгодные позиции на высотах, насчитывали около 7 тыс. чел.; в их числе были регулярные полки кабульского гарнизона, часть вооруженных жителей Кабула и партизанские отряды гильзаев. 6 октября начался решительный бой, от исхода которого зависела судьба столицы. Отдельные афганские части оказывали стойкое сопротивление, но они действовали разрозненно и несогласованно, без единого тактического плана. Войска же Робертса имели передовую по тому времени военную технику.
Сражение продолжалось около 7 часов и завершилось победой англичан. Но, хотя афганцы были выбиты из своих позиций и понесли тяжелые потери, они все же не были окончательно разбиты. [126]
Вместо преследования противника, Робертс позволил ему спокойно отойти по дороге на Газни, а сам предпринял медленное обходное движение вокруг Кабула, намереваясь захватить укрепленный афганский лагерь в Ширпуре, к северу от столицы, и отрезать афганцам отступление в сторону Афганского Туркестана. 8 октября английский конный отряд генерала Масси занял Ширпурский лагерь, который был до этого предусмотрительно эвакуирован афганцами.
Четыре дня спустя англичане вступили в Кабульскую цитадель, оставшуюся беззащитной, но им так и не удалось ни разбить, ни блокировать главные силы противника. Сам эмир, сославшись на нездоровье, уклонился от участия в этой позорной для себя процессии,
Заняв столицу, Роберте приступил к расправе. Жажда мести, так усиленно разжигавшаяся реакционной английской печатью, была наконец удовлетворена. В обращении к населению Кабула, произнесенном из занятого англичанами эмирского дворца, Роберте заявил, что город будет обложен тяжелой контрибуцией, что многие городские здания «в целях безопасности и удобств для английских войск», расквартированных в цитадели, будут полностью разрушены, что в Кабуле вводится военное положение и всякий житель, у которого будет обнаружено оружие, подвергнется смертной казни. Дальше последовали практические мероприятия. Только за несколько первых дней в Кабуле были арестованы 89 чел. и 49 из них повешены. Карательные отряды, действующие в окрестных районах, избивали афганских крестьян, сжигали их жилища, иногда уничтожая целые деревни. Взятых в плен и арестованных солдат и мирных жителей подвергали ужаснейшим пыткам. Даже некоторые буржуазные английские газеты вынуждены были возмутиться этими зверствами, уподобляя их «подвигам» Тамерлана и турецких баши-бузуков. Печальной оказалась и участь Якуб-хана. Окончательно скомпрометированный в глазах народа, он перестал представлять всякую ценность для англичан. Было наскоро состряпано дело по обвинению Якуб-хана в «измене». В числе предъявленных ему обвинений значился и отказ сопровождать Робертса при въезде в Кабул. По постановлению военно-следственной комиссии Якуб-хан был низложен и выслан под конвоем в Пешавер.
В то время, как английские разбойники свирепствовали в Кабуле, по всей стране ширилось движение сопротивления. Афганская группировка войск, отступавшая от Чар-Азиаб, направилась сперва на Газни, но затем, совершив искусный маневр, круто повернула снова к северу и удачно атаковала английский отряд полковника Моней в Шутугардане, обеспечивавший коммуникации Робертса с Индией. Однако в конце октября колонна генерала Гофа, вышедшая из Пешавера, пробилась к Кабулу и, соединившись с группировкой Робертса, восстановила сообщение с главными базами в Индии. Тем не менее положение англичан все более осложнялось.
В Центральном Афганистане сформировалось ополчение афганских племен для борьбы с оккупантами; во главе его стали офицер афганской армии Мохаммед-Джан и газнийский мулла, Мушк-и-Алим. База ополчения находилась в Газни. «Союз этот, — [127] писал в своей работе Л. Н. Соболев, — носил характер строго демократический: почти все сардары и представители афганской аристократии состояли в свите генерала Робертса в Кабуле»{161}. Это ополчение было не единственным, партизанские отряды создавались и росли и в других частях страны: в Кухистане, долине Лохара, Займукте и т. д. В самом Кабуле оккупанты себя чувствовали словно на вулкане. Например, при конфискации оружия у населения, из 50 тыс. ружей, имевшихся здесь по английским сведениям, было сдано только 6 тыс.
Попытки английского командования водворить послушную ему администрацию в примыкающих к столице районах и обеспечить там сбор податей провалились; местные жители прогоняли, а в некоторых случаях и убивали ханов и сардаров, сотрудничавших с врагом. Наступление холодной погоды и продовольственные затруднения еще более ухудшали положение англичан. Пытаясь помешать концентрации афганских народных ополчений и предотвратить их наступление на столицу, Роберте отправил в начале декабря против газнийской группировки афганцев, продвигавшейся к Кабулу, отряды Бэкера, Макферсона и Масси. И декабря Масси дважды пытался атаковать афганскую группировку, возглавляемую Мохаммед-Джаном. Однако обе атаки были отбиты; затем газнийцы контратаковали англичан и, захватив их артиллерийские батареи, обратили отряд Масси в беспорядочное бегство. Попытки отряда Макферсона выручить Масси при помощи удара по тылу афганцев успеха не имели. Наконец, колонна Бэкера, имевшая задачу обойти газнийское ополчение и отрезать ему пути отступления на Газни, сама оказалась окруженной и отрезанной от Кабула.
Англичане потерпели серьезное поражение; шаблонность английской тактики снова дала себя знать.
Бэкеру удалось выйти из окружения, однако ни он, ни прочие английские отряды не смогли задержать продвижения афганцев, вплотную подошедших к Кабулу и начавших обходное движение с западной стороны.
14 декабря афганцы произвели решительный штурм английских позиций на высотах Кух-и-Асмаи, примыкающих к северо-западной окраине столицы. Снова англичане потерпели поражение и были выбиты со своих позиций. Роберте решил оставить Кабул и запереться со всеми своими силами в Ширпурском лагере. 15 декабря газнийское ополчение, возглавляемое Мохаммед-Джаном, вступило в столицу и заняло цитадель Бала-Гиссар.
Основываясь на сообщениях различных английских газет, один из видных русских, военных специалистов прошлого столетия Л. Н. Соболев писал: «...Отступление Робертса в Шир-Пур походило на бегство. Напирая массами на отступавших англичан, афганское ополчение бросилось в рукопашный бой, в котором приняли участие и жители Кабула. Все находившиеся в хвосте английской колонны люди были вырезаны. Общая потеря англо-индий-
ского [128] отряда в эти дни под Кабулом, считая с нестроевыми, вероятно, более тысячи человек»{162}.
На выручку Робертсу, осажденному в Ширпуре, была двинута колонна из Пешавера под командованием генерала Гофа. Натолкнувшись в районе Джигделика на сопротивление партизанского отряда племени гильзаев, она перешла к обороне.
Отряд Робертса, осажденный в Ширпуре, вел себя исключительно пассивно: в течение девяти дней он не попытался предпринять ни одной энергичной контратаки, хотя располагал достаточными силами (почти 5 тыс. чел.).
Только 23 декабря, отбив незначительную атаку афганцев, Роберте решился, наконец, произвести вылазку.
В это время афганцы вынуждены были отступить со своих позиций, а вслед за тем начать и общий отход из района Кабула. Это отступление афганского ополчения было вполне обоснованным и добровольным. Мохаммед-Джан, артиллерист по специальности, отдавал себе отчет в чрезвычайной трудности осады Ширпура без достаточной артиллерии. Получив сведения о том, что пеша-верский отряд Гофа, наконец, преодолел сопротивление партизан-гильзаев и приближается к Кабулу, афганский командующий опасался быть зажатым в тиски с двух сторон и поэтому решил увести свои войска из этого района. Отступление было совершено в образцовом порядке и без потерь. На следующий день отряд Гофа прибыл к Ширпуру и присоединился к отряду Робертса.
Между тем главное командование приказало генералу Стюарту, который с первых дней войны стоял в Кандагаре, выступить с шеститысячным отрядом через Газни на Кабул с задачей разбить газнийское ополчение афганцев, отступавшее от Кабула, восстановить коммуникации Кандагар — Газни — Кабул и усилить кабульскую группировку английских войск, на которую возлагалась решающая роль в дальнейших операциях. 31 марта 1880 г. Стюарт выступил в поход и, преодолев в сражении у Ахмед-Хейля (в 16 км к югу от Газни) сопротивление афганцев, 2 мая прибыл в Кабул.
Все же положение англичан было еще далеко не прочным. Партизанские отряды афганцев беспрестанно атаковали британские коммуникации. В сущности из всей северной части Афганистана в руках англичан находилась лишь узкая полоса вдоль дороги Кабул — Пешавер. Наконец, политическая ситуация в Афганистане осложнилась новым обстоятельством. Абдуррахман-хан, который с 1868 г. находился в эмиграции в русском Туркестане, перешел границу и, прибыв в Афганский Туркестан, обратился к духовенству, сардарам и населению с призывом подняться под его водительством на священную войну против англичан. Абдуррахман был известен как старинный противник Шир Али-хана и Якуб-хана, которых считали главными виновниками английского нашествия. Скоро у Абдуррахмана составилось значительное войско; в марте 1880 г. он объявил себя государем Афганского Туркестана. [129]
Все эти события, породившие сильнейшую тревогу в Англии, оказали немаловажное влияние на общее направление британской политики. Парламентские выборы в начале 1880 г. принесли победу либеральной партии. На смену консервативному правительству Дизраэли (лорда Биконсфильда) снова пришел кабинет Гладстона. Литтон был заменен на посту вице-короля Индии либералом Рипоном. Разумеется, сущность захватнической политики Англии от этого не изменилась, однако либералы придерживались более осмотрительной тактики л старались избегнуть всего, что может привести к серьезному конфликту с Россией. Новое правительство стремилось поскорее закончить тяжелую и непопулярную афганскую войну. Английская агентура попыталась вступить в переговоры с Абдуррахманом.
Англичане предложили ему официальное признание и значительную субсидию при условии, что он прекратит военные действия, откажется от связей с Россией (Абдуррахман считался ставленником России) и признает Гандамакский договор. Абдуррахман в течение некоторого времени колебался, вернее, торговался: он категорически возражал против отделения Кандагара от Афганского государства, на чем настаивали англичане, рассчитывавшие превратить Кандагарский район в плацдарм дальнейшей агрессии.
Военная обстановка в Афганистане в это время складывалась крайне неблагоприятно для англичан. Северная часть страны находилась в руках Абдуррахмана, который угрожал походом на Кабул. Партизанское движение разрасталось в других областях. Неблагополучно было и в районе Кабула: вблизи города снова возобновились действия партизан, нападавших на английские посты и коммуникации; было произведено покушение на Робертса.
Серьезные события развернулись и в Кандагаре. В конце июня Эюб-хан (брат бывшего эмира Якуб-хана), управлявший Гератским ханством, выступил с пятитысячным войском на Кандагар. Высланная ему навстречу английская бригада Бэрроуза 27 июля была наголову разбита у Мейванда; ее жалкие остатки, главным образом английские старшие офицеры, трусливо сбежали в Кандагар. Находившиеся в Кандагаре английские войска под командованием Примроза заперлись в местной цитадели, где были блокированы войсками Эюб-хана. Новые неудачи заставили английское правительство поторопиться с мирными переговорами.
22 июля 1880 г. английский дипломатический агент в Кабуле Леппель Гриффин собрал на «дурбар» ханов племен и столичных сановников и объявил им о признании Абдуррахман-хана эмиром Афганистана. Затем он выехал навстречу Абдуррахману, приближавшемуся к Кабулу, для окончательных переговоров. В результате было достигнуто компромиссное решение. Английское правительство согласилось эвакуировать Кабул, обязуясь впредь не вмешиваться во внутренние дела Афганистана и не иметь там своего резидента, кроме «дипломатического агента из мусульман». Со своей стороны Абдуррахман подтвердил прежнее обязательство Якуб-хана: «не вести сношений ни с одной державой, помимо [130] Англии и без ее посредничества». Англичане обещали оказывать эмиру военную помощь в случае нападения с чьей-либо стороны, если эмир будет следовать «советам британского правительства» в области внешней политики. Таким образом, новый эмир пошел на весьма крупные уступки англичанам, по сути дела, признав основные положения неравноправного Гандамакского договора и не добившись отказа англичан от Кандагара. Повидимому, Абдур-рахман стремился поскорее ликвидировать опасное для феодальных верхов народное движение, рассчитывая, что после ухода английских войск, он сможет укрепить свою власть и осуществить политическое объединение Афганистана.
Заручившись этим соглашением, английское командование перешло к активным военным действиям. В начале августа колонна Робертса, численностью около 10 тыс. чел., выступила из Кабула на выручку английским войскам, осажденным в Кандагаре. Теперь англичане располагали многократным превосходством над противником в технике, оружии, боеприпасах, были хорошо обеспечены транспортом и продовольствием, а главное — имели обеспеченный тыл. 20 августа объединенные силы Робертса и Примроза (более 16 тыс. чел.) нанесли тяжелое поражение войскам Эюб-хана и принудили их к отступлению. И здесь английская кавалерия не смогла осуществить эффективного преследования разбитого противника, предоставив возможность Эюб-хану отвести большую часть своих сил к Герату. Все же Кандагар был взят англичанами. Год спустя, британское правительство было вынуждено возвратить этот город афганскому эмиру. Двухлетняя англо-афганская война закончилась.
В ходе войны англичане потерпели ряд серьезных поражений и понесли значительные материальные и людские потери. Англоиндийской армии не только не удалось сломить сопротивление афганских народных сил, но пришлось в конце концов под их давлением очистить оккупированную территорию. Правда, англичане сумели из своего поражения извлечь выгоды более значительные, чем иной раз можно извлечь из победы. Однако этот успех, достигнутый благодаря сговору с афганскими феодальными верхами, был успехом дипломатическим, но не военным.
Английская агрессия в Афганистане создала непосредственную угрозу среднеазиатским владениям России. Подчинение Афганистана британскому контролю отдавало в руки англичан такую важную стратегическую позицию, как Гератский оазис; политическое положение Туркменской степи, расположенной между Афганистаном и Каспийским морем, усиливало опасность. Здесь не существовало в то время никакого единого государства; разрозненные туркменские племена: текинцы, сарыки, салыры, гоклены, иомуды находились под властью ханов и родовых старшин, которые легко могли бы стать орудием английских агрессоров.
Деятельность английской военной агентуры в этих краях неуклонно продолжалась. В 1878 г. в Туркмении орудовал капитан [131] Батлер, командированный англо-индийским правительством. Впоследствии, поссорившись со своим начальством, Батлер выступил со скандальными разоблачениями на страницах либеральной прессы, признавшись, что, по заданиям, полученным от лорда Лит-тона, он лично руководил постройкой военных укреплений Геок-Тепе, а затем должен был возглавить туркменское войско, действующее против русских. В 1880 г. второй английский разведчик О'Доннован «путешествовал» по долинам Атрека и Гюргена, а затем пробрался в Мерв.
Эти обстоятельства несомненно повлияли на решение царского правительства предпринять наступление в глубь Закаспийской степи, чтобы создать прочное прикрытие подступам к Каспийскому морю с востока и юго-востока.
Первая Ахал-текинская экспедиция, целью которой было завоевание Ахал-текинского оазиса, проведенная в 1879 г. под командованием генерала Ломакина, вследствие недостаточной подготовки потерпела неудачу. В 1880 г. было решено снарядить новую, более внушительную экспедицию. Цель её была отчетливо изложена тогдашним военным министром Милютиным на правительственном совещании в феврале 1880 г.: «Без занятия этой позиции Кавказ и Туркестан будут всегда разъединены, ибо остающийся между ними промежуток уже и теперь является театром английских происков, в будущем же может дать доступ английскому влиянию непосредственно к берегам Каспийского моря. Занятие англичанами Кветты и Кандагара, быстрая постройка ими к этому пункту железной дороги от Инда и стремление их быстро водвориться в Герате ясно обозначают тот кратчайший путь, на котором должно состояться русско-английское столкновение или примирение»{163}.
В начале 1881 г. русские войска овладели Геок-Тепе и Ашхабадом. Сперва русское правительство полагало ограничиться лишь присоединением Ахала, не собираясь углубляться в восточные области Туркмении. Записка Министерства иностранных дел, пересланная военным министром начальнику Закаспийской области генералу Рербергу, подчеркивала: «Высочайшей волей был указан предел нашему распространению в Ахал-Теке и дальнейшее занятие территории за Гяурсом было приостановлено. Отказ наш итти в глубь Туркменской степи ясно указывал, что правительство наше считает дальнейшие приобретения не соответствующими нашим интересам. Но отказываясь от обладания Атеком и Мервом, мы должны сохранить естественно принадлежащее нам влияние на племена, расположенные по соседству с нашими новыми приобретениями и сохраняющие с подвластным нам населением связь племенную и экономическую. Наши интересы настоятельно требуют сохранения спокойствия в Мерве и поддержания там партии мира. Партия войны, поддерживаемая внешними интригами, рассчитывает получить для борьбы с нами усовершенствованное оружие. Это [132] представляет для нас весьма серьезную опасность, а потому вся щель наших будущих отношений к Мерву должна состоять в недопущении провоза туда скорострельного оружия и в предупреждении происков тайных агентов Англии»{164}.
Происки эти продолжались и после того, как Ахал-текинский оазис был присоединен к России. О'Доннован, находившийся в Мерве, прилагал все усилия, чтобы склонить родовых вождей мервских текинцев и салыров Серахса к вооруженной борьбе против русских. В мае 1881 г. русское командование в Ашхабаде получило сведения о прибытии в Серахс 32 английских специалистов, которым было поручено доставить мервцам боеприпасы и руководить фортификационными работами{165}. Другой английский агент полковник Стюарт пробрался «под видом армянского торговца лошадьми» в самый Ашхабад, а затем обосновался на иранской территории, близ туркменской границы. Можно было бы назвать и многих, других британских шпионов — англичан, иранцев, афганцев, шнырявших в начале 80-х гг. не только в Мерве, Серахсе, Атеке, но и в занятых русскими войсками районах Западной Туркмении (Броун, Стивене, Мирза-Аббас-хан и др.).
Русское правительство, учитывая эти обстоятельства, пересмотрело свое первоначальное намерение. Докладная записка графа Борха, одного из видных представителей кавказского командования, датированная декабрем 1881 г. и озаглавленная «Ахал-Теке. Настоящее и будущее», предлагает продвинуться от Ахала далее на восток — к Теджену и Серахсу, создать в этих пунктах русские укрепления и занять проходы в горах (повидимому, Зюльфагар). «Ряд этих последовательных и постепенных занятий, — писал Борх, — принудит Мерв передаться в наши руки. Раз Мерв занят, все усилия должны быть безусловно направлены к проложению пути от Мерва до Чарджуя и к смыканию нашей границы с Туркестанским генерал-губернаторством в одну общую средне-азиатскую естественную границу. Тогда только может быть остановлено движение вперед России в Средней Азии...»{166}.
Борх категорически возражал против каких-либо попыток вступления русских войск на территорию Афганистана, считая целесообразным не занятие самого Герата, а приобретение позиций, обеспечивающих близкий надзор за Гератом, за политикой Англии в Афганистане и на наших окраинах»{167}. В записке далее подчеркивалась необходимость убедить афганцев, что Россия не имеет намерения занимать хотя бы часть их территории и что продвижение России к границам Афганистана преследует исключительно цель «стать в угрожающее положение к Англии, дабы в случае надобности иметь возможность произвести давление, могущее разрешить Восточный вопрос в Европе»{168}. [133]
Итак, перед нами снова предстает концепция, рассматривающая военную политику России в Средней Азии главным образом как рычаг давления на Англию в целях благоприятного решения ближневосточной проблемы.
Записка Борха, повидимому, была подана непосредственно царю; об этом свидетельствует резолюция на подлиннике о передаче ее военному министру «по высочайшему повелению». Таким образом, Александр III лично одобрил предложения, выдвинутые ее автором. Практическое осуществление этих предложений не заставило себя долго ждать. В ноябре 1882 г. русский отряд занял Теджен, а в январе 1884 г. в результате переговоров, ведшихся в Мерве русским офицером Алихановым, мервский маслахат{169} вынес решение о присоединении Мерва к России. Подобное решение было продиктовано сложившейся в Восточной Туркмении политической обстановкой. Военная мощь России, приблизившейся вплотную к Мерву, была слишком очевидной. Что касается английской помощи, обещанной О'Доннованом, то мервские вожди весьма скептически относились к демагогическим посулам британских агентов. Начальник Закаспийской области еще в августе 1881 г. отмечал, на основании донесений русской разведки, что «туркмены, как кажется, убедились в том, что англичане им никогда не окажут действительной помощи и, как сами выражаются, что к англичанам слишком далеко. Оставление англичанами Кандагара также немало повлияло на уменьшение их обаяния между туркменами...»{170}.
Туркменское население Мерва и Атека, постоянно подвергавшееся насилиям и грабежам со стороны соседних иранских и афганских феодалов, искало у России защиты. Обширный и плодородный Мургабский оазис был присоединен к русским владениям и вошел в состав Закаспийской области.
Занятие Мерва неизбежно должно было повлечь за собой дальнейшее продвижение русских войск на юг, вверх по Мургабу — в Иолотанский и Пендинский оазисы, населенные туркменским племенем сарыков. Без занятия этих районов, примыкавших к границам Гератской провинции Афганистана, Мервский оазис, а стало быть, и остальная Туркмения не могли быть надежно гарантированы от агрессивных действий англичан с афганской территории. Англо-индийское правительство, которое, как мы знаем, располагало в этот период преобладающим влиянием в Афганистане, добивалось присоединения южной части Туркмении к Афганистану, имея в виду создать здесь свой плацдарм, угрожающий Мерву.
Меморандум русского Министерства иностранных дел от 9 июня 1884 г., адресованный английскому послу в Петербурге, констатировал, что «согласно дошедшим из Герата слухам, эмир Абдуррахман-хан [134] предполагает послать несколько батальонов в Пенджде{171} для занятия местности этой, обитаемой туркменами сарыками.
Сведение это подтверждается появившейся 9 сего месяца н. ст. в газете «Тайме» статьей, которая, признавая необходимость соглашения между Россией и Англией по предмету определения афганской границы в этих краях, утверждает, при всем том, что эмир Абдуррахман обязан превратить предварительно Пенджде равно, как и некоторые другие местности в укрепленные афганские пункты в видах обеспечения своей власти на северо-западе»{172}.
Сарыки в апреле 1884 г. решили принять русское подданства; в мае того же года русские войска заняли Иолотан. Британское командование в это время усиленно подстрекало афганского эмира к военному конфликту с Россией, надеясь таким образом добиться разрешения на ввод английских войск в Афганистан. Полагаясь на обещанную англичанами эффективную военную помощь, Абдуррахман двинул афганские отряды в Кушку и Пендинский оазис. Это произошло в тот момент, когда должны были начаться работы смешанной англо-русской комиссии по разграничению.
Русское командование послало Алиханова с отрядом для занятия местности Таш-Кепри. Англичане попытались было поддержать афганцев. Английская военная комиссия по разграничению, возглавлявшаяся генералом Лэмсден, находилась в этом районе с довольно крупным вооруженным отрядом, численностью в 1000 чел. Лэмсден направил Алиханову письменное заявление, угрожая в случае занятия русскими войсками этого района разрывом с Россией. Алиханов резко отклонил английское требование. Это .было в феврале 1885 г. Вскоре в долину Мургаба были направлены две колонны русских войск — одна из Ашхабада, другая из Самарканда. 20 марта обе колонны соединились в Мургабский отряд, под командованием генерала Комарова. Оказавшие сопротивление продвижению русских войск афганцы были 30 марта 1885 г. при Таш-Кепри наголову разбиты; английские офицеры, во главе с генералом Лэмсденом, поспешили ретироваться в более безопасное место, бросив своих афганских союзников на произвол судьбы.
Пендинский оазис присоединился к русским владениям, и на границе с Афганистаном была сооружена важная русская укрепленная база — Кушка.
В сентябре 1886 г. комиссия по разграничению закончила свои работы. Год спустя была окончательно установлена граница между русской Закаспийской областью и Афганистаном (нынешняя граница Туркменской ССР и Афганистана). Однако оставалось еще определить границу Афганистана в северо-восточной части, примыкающей к Памиру. Существовавшее с 1873 г. англо-русское соглашение признало северо-восточной границей Афганского государства Аму-Дарью — от озера Сары-Куль до Ходжа-Сале. Тем не менее в 1883 г. эмир Абдуррахман ввел афганские войска в памирские [135] области Вахан, Шугнан и Роушан, находившиеся за этой установленной чертой.
Действия афганского эмира были предприняты под давлением британского правительства, которое пыталось отодвинуть афганскую границу в этом районе дальше на север, отрезать Россию от Гиндукушского хребта и приобрести выгодные стратегические позиции на Памире. Весной 1886 г. англо-индийское командование отправило из Гильгита отряд полковника Локкарта в направлении Читрал — Бадахшан, а также обеспечило находившиеся в пограничном районе афганские войска казнозарядными ружьями; одновременно начались работы по проведению телеграфной линии из Кабула в северную пограничную область{173}. Русский политический агент в Бухаре Чарыков в своем донесении в апреле 1886 г. указывал: «Прибытие в Бадахшан из Индии хотя бы и небольшой английской воинской части должно будет неизбежно: 1) укрепить афганского эмира в намерении удержать за собой Шугнан и Рошан и 2) возбудить в туземном населении памирских ханств, Восточной Бухары и Ферганы снова ожидание близкой войны между русскими и англо-афганцами»{174}.
Подобные же попытки предпринимались англо-индийским командованием и в отношении Кашгарии, которая в этот период уже снова была включена в состав Китайской империи, но фактически находилась под английским контролем.
Движение русского отряда полковника Ионова на Памир в 1891 г. и основание здесь русской военной базы (Памирский пост) прочно закрепили за Россией этот район.
В 1896 г. было произведено Памирское разграничение, по которому Афганистан сохранял часть Дарваза, расположенную на левом берегу Пяндж{175}. Роушан, Шугнан и часть Вахана отошли к Бухаре. Однако часть Вахана, находящегося выше впадения реки Памир в Пяндж, была присоединена к Афганистану. Образованный таким путем узкий клин афганской территории на крайнем северо-востоке преграждал России доступ к Гиндукушу и отделял русские владения на Памире от северо-западной границы Британской Индии. [136]