Глава 4.

Последние приготовления

«Методы планирования боевых действий на обоих флотах резко отличались друг от друга, — пишет адмирал Морисон, — Англичане привыкли разрабатывать детальные планы в самой высшей командной инстанции; американцы, наоборот, давали общие директивы низшим командным звеньям, предоставляя им самим дорабатывать детали».{36}

2 апреля 1944 года адмирал Рамсей выпустил предварительный экземпляр своих приказов по операции «Нептун», предназначенный для ознакомления отдельных представителей высшего командного состава. По причине своей сложности приказы были составлены в [383] хронологическом порядке, а не отдельно для каждого соединения. Они получились очень объемистыми, содержа в целом более 1000 страниц печатного текста. Этот факт вызвал некоторые критические замечания со стороны американских представителей в штабе Рамсея.

Однако подготовка велась к не совсем обычной операции и, если вспомнить, что движение каждого из нескольких тысяч кораблей должно было координироваться в соответствии с графиком операции, и при этом каждый должен быть информирован о действиях других, то складывается впечатление, что никакая другая система разработки приказов не была бы эффективной, поскольку ничего нельзя было оставить на волю случая или чьего-то каприза.

10 апреля приказы адмирала Рамсея были отданы в печать и через две недели их направили по графику предварительной рассылки в различные инстанции в запечатанных конвертах. Только ограниченное количество высших офицеров получили разрешение вскрыть конверты, несмотря на значительный риск, связанный с обеспечением секретности операции. Кроме того, предполагалось, что командиры некоторых малых кораблей, принимающих участие в операции, получив в должное время приказ вскрыть свои конверты, могут быть сильно потрясены. Поэтому были приняты меры для их предварительного инструктажа штабными офицерами, уже ознакомившимися с содержанием приказов.

Переход на боевые командные пункты

26 апреля адмирал Рамсей и его штаб переехали из Лондона на свой боевой командный пункт в Саутвик-Хауз, расположенный в самом центре оперативного района.

Саутвик-Хауз был особняком, построенным в начале викторианской эпохи. Он находился в девяти милях от Портсмута, утопая в зелени старинного парка площадью около 360 акров. Особняк за несколько месяцев до этого был реквизирован у школы по подготовке авиационных штурманов, которая перебралась сюда после попадания бомбы в их прежнее помещение в Докярде.

Автор принял на себя руководство мероприятиями по созданию боевого командного поста еще в январе [384] 1944 года, после того как начальник штаба Монтгомери генерал Де Гинган сообщил о своем назначении ответственным за подыскание подходящего места для командных пунктов, откуда можно было бы руководить вторжением. Осмотрев сооружения в парке и особняк, генерал решил, что это идеальное место, поскольку деревья парка будут служить превосходным укрытием для всех штабных помещений и развернутого здесь оборудования. Было решено, что адмирал Рамсей и его штаб прибудут первыми и займут особняк, а Верховный Главнокомандующий генерал Эйзенхауэр совместно со своим штабом и штабом 21-й группы армий Монтгомери поселятся в парке.

В марте, после того как штурманская школа была переведена в Гринвич в помещение военно-морского колледжа, начались работы по переоборудованию помещений Саутвик-Хауза в боевой командный пункт. В число этих работ входила реквизиция всех близлежащих домов для размещения в них женского персонала штабов, прокладка линии связи, установка телетайпов, сооружение большого количества сборных бараков типа «Ниссен» и даже копание колодцев для улучшения недостаточного водоснабжения. Едва ли какой-либо день проходил без каких-либо новых проблем, которые необходимо было срочно решить, но благодаря хорошему взаимодействию всех лиц, участвовавших развертывании в командного пункта, к моменту приезда адмирала Рамсея все было готово.

Рамсей поднял свой флаг на флагштоке, специально установленном перед входом в здание. Большая гостиная в Саутвик-Хауз со стенами, отделанными зеркалами, была переоборудована в оперативное помещение командного пункта. Одна из стен этого помещения была полностью закрыта огромной рельефной картой района вторжения и Ламанша. Для обеспечения секретности все окна в комнате были плотно занавешены, а в само помещение право входа имели только командующие, офицеры их штабов и женщины-планшетисты из состава вспомогательной службы ВМС. Примечательно, что карта была смонтирована на стене за несколько дней до приезда Рамсея корабельным плотником — он привез отдельные секции карты, завернутые в черную дерюгу, на небольшом флотском пикапе. Этому маленькому седому [385] рабочему был доверен один из наиболее тщательно охраняемых секретов за всю историю человечества!

Итак, сцена для операции «Нептун» была готова, однако ни день «Д», ни час «Ч», то есть день и время, когда передовые подразделения первого эшелона должны были высадиться на побережье, названы не были. Окончательно было установлено только, что высадка должна произойти между 12 минутами до и 90 минутами после восхода солнца и за 3–4 часа до наступления уровня полной воды. Кроме того, необходима была лунная ночь перед вторжением для выброски воздушного десанта, что предполагалось осуществить сразу после полуночи. Эти требования ограничили выбор дней в июне с 5 по 7 или с 18 по 20 число с большим предпочтением начального периода месяца. Но поскольку время наступления уровня полной воды различалось на разных участках высадки до 1 часа 15 минут и раньше всего наступало на участках «Юта» и «Омаха», было невозможно назначить час «Ч» одновременно для всех пяти соединений вторжения.

1 мая на совещании в штабе Верховного Командующего были проанализированы последние данные аэрофотосъемок. Они показали, что противник перемещает линию своих береговых заграждений ближе к морю. Адмирал Рамсей и не сомневался, что противник поступит именно таким образом, поскольку его заграждения пока стояли всего на двухфутовой глубине, и, чтобы не дать немцам полностью осуществить их план, было решено соответственно откорректировать час «Ч» и назначить начало операции на 5 или 6 июня или, в самом крайнем случае, — на 7 июня. При любом переносе на 24 часа дня «Д» возникала необходимость в новой корректировке часа «Ч». В итоге, время высадки было определено следующим образом:

Участки «Юта» и «Омаха» — 06:30; участок «Гоулд» — 07:25; участок «Джюно» — 07:35–07:45; участок «Суорд» — 07:25.

Предварительное определение дня «Д» было совершенно необходимо, поскольку судам, стоящим на рейде Обена и предназначенным для затопления у побережья в качестве брекватеров, нужно было выйти в море за 8 дней до начала операции. В то же самое время надо было принять меры на случай плохой погоды, делающей [386] высадку невозможной в выбранный день, чтобы указанные корабли успели лечь на обратный курс и укрыться в ближайших портах.

Учение «Фабиус»

Генеральная репетиция части соединений «О», «S», «Y» и «G» была проведена в Ламанше между 2 и 6 мая 1944 года. Эти учения, известные под кодовым наименованием «Фабиус», проводились в условиях максимально приближенных к боевым и включали в себя высадку соединения «О» на Слантон Сендс, соединения «S» — западнее Литтлгамптона, соединения «Y» — в бухте Бреклесгем и соединения «G» — на остров Хейлинг. Командование военно-морских баз Портсмута и Плимута обеспечило силы прикрытия, действующие южнее, чтобы противник не смог прорваться в район учений.

За неделю до этого соединение «U», проводя такие же учения у Слаптон Сендс, подверглось атаке со стороны девяти торпедных катеров противника, которые утопили два танко-десантных корабля и повредили третий. Потери в людях при этом составили 638 офицеров и рядовых, из них 441 были солдатами десантных подразделений. Эти потери были выше, чем соединение понесло во время реальной высадки на участке «Юта». Адмирал Кинг приказал возместить потерю кораблей переброской танко-десантных средств со Средиземного моря.

15 мая 1944 года состоялась историческая конференция в штабе генерала Монтгомери, находившемся в помещении школы св. Павла в Лондоне, в которой Монтгомери учился еще в детские годы. На конференции присутствовали: его величество король Георг VI, премьер-министр Черчилль, фельдмаршал Ян Сматс, английские Начальники Штабов, Верховный Главнокомандующий, командующие тремя видами вооруженных сил и все командующие соединениями, участвующими в операции. Конференция была открыта генералом Эйзенхауэром, за которым выступили Рамсей, Монтгомери и Ли-Мэллори. Каждый из них изложил план действий морских, сухопутных и воздушных сил в предстоящей операции, иллюстрируя свои слова с помощью большой [387] карты нормандского побережья и прилегающих районов.

«Деловая и спокойная уверенность царили на протяжении конференции», — записал в своем дневнике адмирал Рамсей. Совместно с Черчиллем он подчеркивал необходимость гибкости действий, если не все пойдет соответственно плану.

Монтгомери ясно дал понять, что он не собирается недооценивать своего главного оппонента Роммеля, к чьей изобретательности и организаторским способностям он питал большое уважение. «Мы должны пробить наш путь на берег, — объявил Монтгомери, — и захватить хороший плацдарм, прежде чем враг соберет достаточно резервов, чтобы сбросить нас в море».

Конференция закрылась кратким обращением короля ко всем присутствующим; впоследствии он посетил все соединения участвующие во вторжении.

25 мая было получено указание вскрыть запечатанные конверты с оперативными приказами, а через три дня Верховный Главнокомандующий информировал командующих, что день «Д» назначен на 5 июня. Кроме того, он объявил о часе «Ч» для различных соединений.

С этого момента весь личный состав оказался «запертым» на своих кораблях. Вся почта была задержана, телефонные и телетайпные переговоры запрещены, а личные телеграммы разрешалось отправлять только при чрезвычайных обстоятельствах и с разрешения командира. 31 мая сложнейшее дело по погрузке войск и сосредоточению началось, и, к чести планировщиков, все прошло гладко. Помехи со стороны противника на этой критической стадии операции были ничтожными, и к 3 июня все было готово для осуществления вторжения.

Специальные миннозаградительные операции

28 мая была завершена 3-я фаза специальной минно-заградительной операции, имевшая своей целью прикрытие соединений вторжения и артиллерийской поддержки от возможных атак немецких торпедных и сторожевых катеров, базирующихся в Шербуре и Гавре. Минные заграждения были поставлены соединением, состоящим из быстроходных минных заградителей «Апполлоу» и «Плоувер», четырех флотилий моторных [388] баркасов и шести флотилий торпедных катеров, во взаимодействии с самолетами бомбардировочного командования королевских ВВС. Всего было поставлено 6850 мин, из которых примерно две трети — между голландскими портами и Брестом. Во время этих операций был применен особый тип мины, специально спроектированный для действия против кораблей с малой осадкой, показавший себя очень эффективным оружием.

В течение завершающих фаз операции, продолжающихся до самого кануна дня «Д», постановка минных заграждений была интенсифицирована. При этом надводные корабли концентрировали свои усилия на портах Гавр, Шербур, Кале, Булонь и на побережье Бретани, а самолеты минировали голландские порты Хук-оф-Холланд, Ижмюнден, устье Шельды, Шенель дю Фо и Брест.

Завершение учений «Фабиус» ознаменовало конец учебно-тренировочного периода для сил вторжения. С этого момента все усилия концентрировались на обеспечении готовности кораблей к выходу в море в назначенное время.

Постановка подводных акустических буев

Одним из последних мероприятий, предусмотренных военно-морским планом, была постановка 31 мая десяти подводных акустических буев для обозначения границ немецких минных заграждений, внутри которых тральщики должны были расчистить фарватеры для прохода сил вторжения.

На момент постановки буи были бездействующими и снабжены часовыми механизмами, которые должны были привести буи в действие за день до начала операции. Затем их должны были обнаружить моторные баркасы, приданные флотилиям тральщиков, что обеспечивало начало траления в правильной позиции.

Последние поправки

Адмирал Рамсей предупредил, что после 9 часов утра 12 мая никакие поправки к плану приниматься не будут. [389] Это решение было принято, чтобы приостановить поток поправок от командующих соединениями, который угрожал захлестнуть офицеров, вынужденных их изучать и учитывать. Однако полученная в течение последних нескольких дней информация о концентрации вражеских войск на полуострове Котантен вынудила изменить план воздушно-десантных операций на высшем командном уровне.

В середине мая переброшенные из Германии пехотная дивизия и парашютный полк заняли позиции прямо на том месте, которое предусматривалось для выброски американского воздушного десанта. Имелась также информация, что 5-я парашютная дивизия перебрасывается в район побережья, а 17-ая танковая гренадерская дивизия также передислоцируется в Нормандию из Пуатье. Эти перемещения войск, естественно, вызывали сомнения, не раскрыт ли противником союзный план.

В действительности же этого не было, а указанные переброски войск явились результатом интуитивного предчувствия Гитлером, что Нормандия является наиболее вероятным районом вторжения союзников. Однако, чем бы ни были вызваны перемещения войск противника, они вынудили изменить план переброски американского воздушного десанта.

Был разработан новый маршрут для транспортных самолетов, которые должны были нести американских парашютистов. Этот новый маршрут пролегал в опасной близости от кораблей Западного оперативного соединения контр-адмирала Муна. С большой неохотой и дурными предчувствиями адмирал Рамсей распространил свой приказ, отданный Восточному оперативному соединению, о запрещении ведения зенитного огня на Западное соединение. Однако Рамсей предупредил командование авиацией, что не гарантирует выполнение этого приказа, если в это же время произойдет воздушная атака противника. Дальнейшие события показали, что дурные предчувствия адмирала Рамсея были вполне оправданы.

Погода

По мере Приближения дня «Д» главной заботой всех на боевом командном пункте стала погода. Она являлась [390] фактором, неподвластным человеческому контролю, однако весь успех гигантского предприятия зависел от нее.

В своей недавно опубликованной книге «Прогноз для Оверлорда» начальник метеослужбы при Штабе Верховного Главнокомандующего профессор Д. М. Стэгг описывает обширные и разнообразные мероприятия, проводившиеся для сбора и анализа метеорологической информации, на которой были основаны его прогнозы погоды для района вторжения. Ничего не было упущено. Были тщательно изучены синоптические карты Ламанша за последние пятьдесят лет в попытке смоделировать образцы погодных условий при любых заданных обстоятельствах.

Однако природа бесконечна в своих проявлениях и, как вспоминает Стэгг, «даже когда синоптические карты для одного или двух дней совпадали с такими же картами другого рода, то последующие карты так отличались от предыдущих и друг от друга, что были совершенно непригодными для точного прогнозирования».{37} Кроме того, Стэгг столкнулся с трудной задачей согласования взглядов трех групп метеорологов: американского бюро Уайдвинг, Метеоуправления в Данстейбле и лондонских синоптиков из Адмиралтейства. Позднее к этим группам присоединились синоптики, работавшие в штабах Рамсея и Ли-Меллори. Неудивительно, что крайне противоречивые временами мнения столь многочисленных экспертов, было очень трудно согласовывать.

Сам Эйзенхауэр проявлял большой интерес к работе своих синоптиков. Он основал постоянный метеокомитет еще на своей старой штаб-квартире в парке Буши, так что ко дню «Д» уже был накоплен большой опыт и Главнокомандующий был уверен, что можно полагаться на прогнозы своих синоптиков.

Критический период начался 29 мая, когда Эйзенхауэр перенес свою ставку в Саутвик-Хауз. Из-за сложности перемещений крупных подразделений флота, как минимум, были необходимы точные прогнозы погоды на ближайшие 72 часа, для дня «Д» и на двое последующих суток. Последнее требование было особенно трудным и ответственным.

Библиотека в Саутвик-Хаузе служила кают-компанией для адмирала Рамсея. Стены библиотеки были уставлены [391] огромными пустыми книжными шкафами. Помещение было обставлено креслами и диванами, стоящими вокруг гигантского обеденного стола, как это принято для меблировки корабельных кают-компаний. Именно здесь проходили все важные совещания по подготовке вторжения, на которых председательствовал Эйзенхауэр и присутствовали три командующих видами вооруженных сил и командующие соединениями со своими начальниками штабов и другими старшими офицерами.

Первое совещание здесь произошло в понедельник 29 мая, когда, в частности, был обсужден прогноз Стэгга, предусматривавший, что всю неделю погода будет благоприятной для операции с учетом небольшого риска временного ухудшения в конце недели. Подобный прогноз породил вопросы относительно продолжительности и интенсивности предполагаемого ухудшения погоды, на что Стэгг мог только ответить: «В это время года периоды штормовой погоды более нескольких дней бывают редко. Если ухудшение погоды начнется в пятницу, то мало вероятно, что плохая погода захватит и понедельник (5 июня, день «Д») и вторник. Но если погода начнет портиться в субботу или в воскресенье, то понедельник и вторник вполне могут оказаться днями штормовой погоды».{38}

Медленно тянулась неделя, одно совещание сменялось другим, а перспектива хорошей погоды для дня «Д» становилась все более проблематичной. В пятницу 2 июня Верховный Главнокомандующий получил весьма неприятную информацию: «Общая погодная ситуация от Британских островов до Ньюфаундленда за последние дни переменилась и теперь представляет большую потенциальную опасность».{39} Это мрачное сообщение повергло в уныние всех присутствующих. Воцарившаяся в комнате напряженная тишина была несколько разряжена репликой контр-адмирала Кризи, которого никогда не покидало чувство юмора. Когда Стэгг ушел, Кризи сказал: «Такая ситуация создает почти столько же неуверенности, сколько и уныния». (Игра слов: неуверенность и фамилия Стэгг в английском языке звучат одинаково. — Примечание переводчика).

Следующий день — суббота 3 июня был критическим. Нужно было точно решать, откладывать операцию или нет, так как некоторые корабли уже вышли в море, [392] следуя в пункты рандеву южнее острова Уайт, известные как район «Z». Это был район десяти миль в диаметре, центр которого лежал в 14 милях юго-восточнее маяка св.Екатерины и обычно назывался «Пиккадили».

В 21 час 30 минут все снова собрались в комнате для совещаний и молча ждали, что скажет Стэгг. Стэгг подтвердил опасения, которые он и его коллеги высказали относительно погоды на ближайшие три-четыре дня. Последовали вопросы, главным образом, о высоте облачности и видимости, имеющих важнейшее значение для бомбардировщиков и воздушно-десантных соединений. Эйзенхауэр внимательно слушал вопросы и ответы, а затем сам задал последний вопрос: «Все ли метеоцентры согласны с этим прогнозом?» Стэгг был благодарен судьбе, что смог ответить на этот вопрос: «Да». Затем Верховный Командующий решил, что начало операции должно быть отложено на 1 день, но что окончательное решение будет принято на следующем совещании в 4 часа 15 минут ночи.

Когда генералы и адмиралы вновь собрались в освещенном тусклым светом конференц-зале, по их глазам было видно, что они очень встревожены. За стенами Саутвик-Хауза стояла спокойная и ясная ночь без единого признака приближающейся плохой погоды, угрожающей сломать весь тщательно разработанный план вторжения в Нормандию.

Для синоптиков это была бессонная ночь. Они согласовывали свои мнения, основанные на последней метеоинформации, устроив своеобразное совещание по телефону, которое началось в 3 часа ночи. Однако не было никакой информации, которая могла бы изменить их мнение, и когда часом позже Стэгг снова появился в конференцзале, напряжение, царившее там, по его словам, стало явственно ощутимо. Выслушав, что сказал Стэгг и проконсультировавшись со своими коллегами, Эйзенхауэр подтвердил, что день «Д» откладывается на 24 часа, то есть на вторник 6 июня.

Последствия отсрочки операции

Отсрочка операции весьма встревожила адмирала Рамсея. Сигнал об отсрочке операции был передан в [393] эфир в 5 часов 15 минут утра 4 июня совместно с корректировочными данными об изменении часа «Ч». Уже находившиеся в море конвои, в том числе блокшивы из Обена и корабли артиллерийской поддержки, вышедшие из Белфаста, получили приказ лечь на обратный курс и направиться в назначенные им на чрезвычайный случай порты ожидания.

Сигнал, отзывающий конвои, не получила только оперативная группа U.2A, состоящая из 138 судов с четырьмя кораблями эскорта и буксира-спасателя, которая согласно графику вышла вечером 3 июня из портов Девоншира, направляясь к участку «Юта». К 9 часам утра 4 июня эта группа находилась в 25 милях к югу от маяка св. Екатерины, держа курс на юг. Два эскадренных миноносца, посланные из Плимута, пошли на полной скорости вдогонку за конвоем, но не смогли его разыскать, а в довершение всего напоролись на минное заграждение, о котором ничего известно не было. Конвой обнаружила вылетевшая из Портсмута летающая лодка «Уолрес», которая передала ему приказ лечь на обратный курс и направляться в бухту Веймут. Однако из-за все крепчавшего юго-западного ветра и усиливающегося шторма, десантные суда шли очень медленно и только после полуночи достигли якорной стоянки. Американский танко-десантный катер-баржа LCT-2498 разломился на волне, перевернулся и затонул на внешнем рейде Портленда. Экипаж, к счастью, удалось спасти.

Примерно через полчаса после того, как конвой ,U.2A повернул на обратный курс, 14-ая флотилия тральщиков, которая согласно инструкции протраливала район прохождения конвоев соединения «U», обнаружила мины в 15 милях южнее маяка св. Екатерины. Пять из этих мин были обезврежены и две взорвались в тралах, прежде чем ухудшающаяся погода вынудила командира флотилии капитана 2-го ранга Д. У. Ирвина прекратить операцию. Конвой U.2A счастливо избежал этого заграждения, но два эсминца, о которых уже упоминалось выше, влезли прямо в середину района траления и вынуждены были застопорить машины, ожидая, пока тральщики ликвидируют опасность.

Когда информация об этом дошла до адмирала Рамсея, он приказал с улучшением погоды протралить и обозначить буйками каналы по всему району. При выполнении [394] этого приказа одна из непротраленных мин обнаруженного заграждения, поставленного немецкими торпедными катерами, стала причиной гибели первого корабля в операции «Нептун»: 5 июня на ней подорвался и затонул американский тральщик «Оспрей».

Подводные лодки-маяки

Экипажам двух подводных лодок-малюток Х.20 (лейтенант добровольного резерва ВМС Австралии К. Хадспет) и Х.23 (лейтенант добровольного резерва ВМС Англии Г. Хонор) была поставлена чрезвычайно важная задача обозначить границы английского района высадки, чтобы устранить любую вероятность высадки войск не в том месте.

Полученный сигнал об отсрочке операции доставил подводникам мало удовольствия. Весь день 2 июня лодки шли через бурное море на буксире у траулеров «Саппер» и «Дартхем». Отдав буксиры в 4 часа 30 минут утра 3 июня, «малютки» погрузились и продолжали свой путь к французскому побережью на глубине 30 футов. Каждые пять часов они подвсплывали на перископную глубину, поднимали воздухозаборную трубу и запускали двигатель для нагнетания свежего воздуха в лодку — рискованная, но необходимая операция.

В ночь с 3 на 4 июня «малютки» форсировали в надводном положении немецкие минные заграждения и к 4 часам утра 4 июня достигли назначенной позиции. На Х.23 счислимое место показало, что они находятся близко от своей конечной позиции. Лодки пролежали на дне до 8 часов утра, а затем осторожно всплыли на перископную глубину. Они находились напротив устья реки Орн, были ясно видны дома и постройки на берегу. Подводники точнее определили свое место по крюйсспеленгу взятому по двум церквям и холму на побережье, затем снова погрузились на грунт. Около полудня они провели повторное определение места, погрузились и находились на грунте до 23 часов 15 минут. Не получая никаких сообщений, командиры экипажей направили свои лодки к берегу и, ориентируясь по радару, незадолго до полуночи поставили «малютку» на якорь в точках, которые было приказано обозначить. [395]

Около часа ночи 5 июня на подводных лодках была принята радиограмма об отсрочке операции. Поскольку находиться столь близко к побережью было небезопасно, лодки снялись с якоря и отошли мористее.

В каждой из лодок, скученные в единственном жилом помещении «малютки» длиной 5 футов 8 дюймов, пять человек экипажа, включая двух дополнительных офицеров из подразделения легких водолазов, были поставлены перед неприятной перспективой провести весь долгий день 5 июня в подводном положении. Они находились слишком близко к вражескому побережью, чтобы позволить себе риск всплыть и освежить воздух в лодке, который с каждым проходящим часом становился все более спертым и зловонным. Но подводники вытерпели все и всплыли На поверхность только в 23 часа 15 минут 5 июня, после чего получили радиограмму, что операция начнется завтра утром.

На лодки была передана инструкция выйти на назначенную позицию и оставаться на грунте с тем, чтобы, всплыв на поверхность за 20 минут до часа «Ч», включить автоматический радиомаяк и гидролокатор, сигналы которых будут приняты головными кораблями подходящих конвоев. Кроме того, каждая лодка несла телескопическую мачту длиной 18 футов, на которой был смонтирован небольшой, но мощный сигнальный прожектор, направленный в сторону моря. Если прожектор сигналил зеленым светом, то на судах конвоя знали, что они идут в правильном направлении на свои участки высадки, если красным, то необходима корректировка курса. В качестве дополнительной навигационной помощи десантным судам каждая «малютка» должна была направить к берегу надувную лодку, управляемую офицером. Встав на якорь на точном расстоянии от берега, эта надувная лодка направляла в сторону моря мощный источник яркого света, что должно было дать десантным судам некоторое представление о своей позиции относительно побережья. Чтобы обеспечить безопасность лодок-малюток от случайного обстрела со стороны собственных сил, каждая из них должна была поднять большой желтый флаг, в дополнение к которому командиры лодок, уже по собственной инициативе, решили поднять и английские военно-морские флаги. [396]

Мастерство и стойкость экипажей этих двух подводных лодок, от которых зависело так много, были отмечены адмиралом Рамсеем. Прочитав рапорты подводников после выполнения задания, Рамсей назвал эти рапорты «шедевром преуменьшения собственных заслуг», отметив скромность людей, добровольно вызвавшихся на выполнение опаснейшего задания и не сказавших ни слова о тех трудностях и лишениях, с которыми им пришлось столкнуться.

Важнейшее решение

В воскресенье 4 июня деревья Саутвик-Хауз парка начали гнуться под порывами все усиливающегося ветра, а небо заволокло тучами — предвестниками плохой погоды, предсказанной Стэггом и его коллегами.

День начался с ошеломляющей новости, потрясшей всех, кого беспокоило обеспечение секретности предстоящей операции. Предыдущей ночью женщина-оператор телетайпной станции агентства «Ассошиэйтед Пресс» решила попрактиковаться на отключенной машине, чтобы улучшить скорость своего печатания. Совершенно машинально она отбила сообщение: «СРОЧНО. — АССОШИЭЙТЕД ПРЕСС, В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ — ШТАБ ЭЙЗЕНХАУЭРА ОБЪЯВИЛ О ВЫСАДКЕ СОЮЗНИКОВ ВО ФРАНЦИИ». Телетайп оказался включенным и это драматическое сообщение пересекло Атлантику. Не прошло и тридцати секунд, как было направлено опровержение, но исправить, в сущности, было ничего нельзя. Единственно, что оставалось делать, это надеяться и молиться, чтобы это сообщение не дошло до противника. Послевоенное расследование показало, что так оно, по-видимому, и случилось.

Весь день и вечер этого решающего воскресенья синоптики, зарывшись в свои карты, взвешивали каждую крупицу информации, поступавшую с кораблей и береговых метеостанций. «Вряд ли кто-нибудь может представить себе менее благоприятные для величайшей военной операции в истории синоптические карты, чем те, что лежали перед нами в тот воскресный вечер», — пишет Стэгг.{40} Но через унылую беспросветность неожиданно начал пробиваться луч надежды. Когда Верховный [397] Главнокомандующий и другие представители высшего командования собрались в половине десятого вечера в библиотеке, Стэгг уже мог сказать о «некоторых резких и неожиданных явлениях», происходящих над северной Атлантикой, благодаря которым погода в районе вторжения утром во вторник 6 июня будет, судя по всему, отвечать требованиям командования флота и военно-воздушных сил.

Но прогноз на остаток недели был менее благоприятным. «Вслед за коротким периодом улучшения погода снова начнет портиться, а облачность увеличится... Начиная со среды 7 июня, и, по крайней мере, до пятницы погода будет оставаться неустановившейся». Это поставило всех перед дилеммой...

Верховный главнокомандующий, как он сам говорит в своем рапорте, был «поставлен перед альтернативой — или идти на риск и осуществить вторжение в течение времени, которое было, — судя по всему, периодом короткого улучшения погоды, или отложить операцию на несколько недель, когда условия прилива и луны снова станут благоприятными. Однако такая отсрочка могла очень скверно отразиться на боевом духе наших войск, не говоря уже о потере нами тактической внезапности».{41} С другой стороны, после осуществления высадки было чрезвычайно важно, чтобы накопление сил происходило без всяких помех и с большой скоростью.

Судя по вопросам, заданным Стэггу, окончательное решение волновало всех. Отвечая на вопрос контр-адмирала Кризи не может ли погода со среды на пятницу быть все-таки лучше, чем он предсказывает, Стэгг сказал: «Вполне возможно, что область низкого давления, которая, как мы ожидаем, принесет ухудшение погоды после вторника, переместится в северо-восточном направлении более, чем это предполагается в прогнозе. Если это произойдет, то условия ветра и облачности будут более благоприятными, чем те, что я предсказываю».{42} Затем Эйзенхауэр спросил мнение Монтгомери о начале операции во вторник. Ответ Монтгомери был «прямым и выразительным»: «Я считаю — начнем».{43} Затем последовала дискуссия, главным образом, относительно влияния предсказанных условий облачности на действия авиации. Выслушав мнение каждого из присутствующих, [398] Эйзенхауэр принял важнейшее решение, принять которое имел право только он один: вторжение произойдет, как и планировалось до последнего момента, 6 июня. Рамсей и Монтгомери были готовы принять это решение как окончательное, однако Ли-Меллори пока сомневался в его правильности и предложил окончательно решить этот вопрос утром на следующем совещании.

Для синоптиков наступила еще одна бессонная ночь. В 3 часа ночи они провели еще одну телефонную конференцию, и Стэгг снова был поставлен перед необходимостью согласования различных мнений. Добился он этого только ко времени следующего совещания в 4 часа 15 минут утра 5 июня. Когда Стэгг вошел в конференц-зал, «атмосфера была мрачной, лица присутствующих были встревоженными, в помещении стояла зловещая тишина». Однако на этот раз Стэгг принес хорошие новости. Период хорошей погоды, на котором основывалось решение о начале операции, должен в течение этой ночи распространиться по всей южной Англии и продолжаться, по-видимому, до вечера 6 июня. Видимость на побережье Нормандии должна быть хорошей, сила ветра, главным образом, 3 балла, порывами до 4–5 баллов, но не больше. В дальнейшем, после 6 июня, Стэгг ожидал ухудшения условий облачности. Прогноз на остаток недели был изменчивый со значительными периодами благоприятной и хорошей погоды.

«Как только я закончил доклад, — замечает Стэгг, — напряжение, царившее в помещении, исчезло, а Эйзенхауэр и коллеги стали совершенно другими людьми».{44}

Итак, жребий был брошен и вся огромная военная машина пришла в движение. Вечером этого же дня командующий Восточным военно-морским оперативным соединением контр-адмирал Филип Вайен нанес прощальный визит адмиралу Рамсею. Помню, что я провожал его до дверей. Мы немного постояли, глядя на затянутое тучами небо и слушая, как ветер завывает среди деревьев. «Не знаю, как вам, — со смехом сказал Вайен, — но мне все эти обещания хорошей погоды кажутся совершеннейшей чепухой». С этими словами он сел в свой автомобиль и уехал. Сам Эйзенхауэр также сильно сомневался в обещанном улучшении погоды, настолько плохой она была в районе Саутвик-парка. [399]

Однако Стэгг и его коллеги оказались правы. Когда поздно вечером я снова вышел в парк, то заметил, что облачность уже не была сплошной, а ветер стих. Вскоре после полуночи, когда парашютисты посыпались с неба на спящие поля и деревушки Нормандии, в оперативный отдел штаба стали поступать сообщения об улучшении условий погоды на побережье Франции.

По ту сторону Ламанша немецкие синоптики, основываясь на той ограниченной информации, что была в их распоряжении, пришли к выводу о погоде как совершенно неподходящей для высадки союзников. За день до этого Роммель, предупредив Рундштедта о своем намерении, в 7 часов утра 4 июня оставил свою штаб-квартиру в Ла Рош Гвионе (на полпути между Парижем и побережьем Нормандии) и направился к себе домой в Геррлинген. Желая провести вечер в обществе жены в день ее рождения, Роммель также намеревался добиться приема у Гитлера в его ставке в Обер-Зальцбурге и попытаться убедить фюрера перебросить в Нормандию еще две бронетанковых дивизии, корпус ПВО и бригаду, вооруженную новым оружием — ракетами «ФАУ». Командующий военно-морской группой «Запад» адмирал Кранке информировал Рундштедта, что из-за плохой погоды сторожевые корабли в Шербуре и Бресте не могут выйти в море, а сам отправился с инспекционной поездкой в Бордо.

Как уже говорилось в Главе 2, немецкая разведка предупредила всех командующих на Западе о перехвате сообщения, извещающего силы французского Сопротивления о том, что высадка состоится в самое ближайшее время. Но на эту информацию отреагировала только 15-я группа армий.

Как вспоминает адмирал Руге: «Утром 5 июня 1944 года ничто не говорило о том, что на другой стороне Ламанша принято решение начать атаку побережья и что огромная армада уже находится в пути, готовая начать штурм крепости «Европа».{45} И действительно, старшим офицерам 7-й группы армий было приказано собраться в Ренне для проведения штабных игр, назначенных на первую половину дня 6 июня. И хотя командиры частей были проинструктированы не оставлять своих подразделений до рассвета, некоторые из них направились в штаб группы армий заранее. [400]

Генерал Шпейдель, воспользовавшись отъездом своего шефа, пригласил вечером в понедельник нескольких своих друзей на ужин. «Беседа за столом, — вспоминает Руге, — была очень оживленной. Мы говорили об Италии, России, о французских государственных деятелях, о флоте Франции, о недостаточной информированности Гитлера, об обстановке в Соединенных Штатах и о многом другом».{46} К полуночи большинство гостей разъехалось, но Шпейдель и несколько офицеров его штаба еще сидели за столом и беседовали. В 01:35 ночи раздался телефонный звонок. Взволнованный голос доложил: «На восточное побережье полуострова Котантен сброшен воздушный десант». Вторжение, которого никто не ожидал в ближайшие дни, началось.