Глава первая.

Расстановка сил к весне и лету 1942 г.

Перспективы борьбы

В канун второго года Великой Отечественной войны положение Советского Союза оставалось тяжелым. Огромны были его материальные и людские потери, обширны захваченные врагом территории. Однако стратегия «молниеносной» войны фашистской Германии против СССР потерпела крах. В грандиозном вооруженном противоборстве на подступах к Москве войска Красной Армии разгромили главную группировку вермахта и отбросили ее от советской столицы.

Битва под Москвой не решила еще окончательно исхода борьбы в пользу СССР, но она стала началом коренного перелома в ходе Отечественной и второй мировой войн.

Масштабы мирового конфликта продолжали расти. 7 декабря 1941 г. Япония напала на флот США в Пёрл-Харборе и на британские владения в Тихом океане. Англия и США объявили войну Японии, через несколько дней после этого Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам. Вступление США во вторую мировую войну произошло в условиях, когда главные силы фашистской Германии были скованы напряженной борьбой на Восточном фронте, а Япония продолжала держать миллионную армию у дальневосточных границ СССР.

Победы Красной Армии на фронте в зимнюю кампанию 1941/42 г. и трудовые подвиги советского народа в тылу упрочили военно-политическое положение СССР по сравнению с первыми месяцами войны. Возросший в результате одержанных побед международный авторитет Советского Союза способствовал развертыванию сил антигитлеровской коалиции и усилению борьбы порабощенных народов против фашизма. В это время происходит дальнейшее развитие союзнических отношений СССР с США и Англией, что отвечало интересам их народов, а также чаяниям всех свободолюбивых народов мира.

Антигитлеровская коалиция, ее политическая, военная и экономическая роль в борьбе с фашистским блоком была важнейшим историческим фактором второй мировой войны. СССР, США и Англия по своему людскому потенциалу превосходили главные агрессивные державы в два раза, что видно из следующих цифр (по данным на 1940 г., в млн.){1}:

СССР	190,6*	Германия	69,8
США	132,6	Италия	43,8
Англия	48,2**	Япония	72,5
Итого	371,4	Итого	186,1

Военно-экономический потенциал стран антифашистской коалиции также превосходил соответствующий потенциал блока фашистских государств. Военное производство СССР, США и Англии уже в 1941 г. значительно превышало военное производство Германии и Японии{2}. В денежном выражении оно составляло соответственно 19,5 и 8,0 млрд. долл.{3}

Флоты США и Англии при участии десятков французских военных кораблей вели вооруженную борьбу против стран фашистского блока на океанских и морских театрах войны. Она развертывалась в Атлантике и на Тихом океане, в Средиземном море. Германские подводные лодки активно действовали на обширных коммуникациях, включая прибрежные зоны США (в Карибском море и Мексиканском заливе), и на подходах к Британским островам. Эта борьба носила интенсивный характер и влекла за собой существенные потери, особенно в тоннаже торговых флотов.

Однако исход второй мировой войны решался не на океанских и морских театрах войны. Победа над главным участником фашистского блока — гитлеровской Германией — могла быть завоевана только на Европейском континенте.

В январе 1942 г. в Вашингтоне была принята декларация 26 государств, в том числе СССР, США, Англии и Китая. В ней торжественно заявлялось, что подписавшие ее государства направят все свои ресурсы на борьбу против стран фашистского блока и не будут заключать сепаратного мира с врагами{4}. Дипломатическими документами, скрепившими антигитлеровскую коалицию, явились советско-английский договор «О союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны» от 26 мая 1942 г., а также советско-американское соглашение «О принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии» от 11 июня 1942 г.{5}

В Лондоне и Вашингтоне во время их посещений народным комиссаром иностранных дел СССР была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 г. В переговорах по этому вопросу принимали участие не только дипломаты, но и военные представители, в том числе начальники военных штабов. В коммюнике указывалось, что «были обсуждены также вопросы дальнейшего улучшения отправок самолетов, танков и других военных материалов из Великобритании в Советский Союз. Обе стороны были рады отметить единство взглядов по всем указанным вопросам»{6}. Аналогичный текст приводился и в советско-американском коммюнике{7}.

Вопрос об открытии второго фронта в Европе ставился Советским правительством и раньше. В личном послании И. В. Сталина главе английского правительства У. Черчиллю от 18 июля 1941 г. говорилось, что «военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика)»{8}. Однако это предложение не было принято английским правительством. 3 сентября 1941 г. в связи с дальнейшим ухудшением положения на советско-германском фронте И. В. Сталин вновь поставил вопрос о втором фронте в послании У. Черчиллю{9}. Предложение Советского правительства и на этот раз не было принято{10}.

Развитие событий в 1942 г. лишь подтвердило, что внутри антигитлеровской коалиции не все ее участники одинаково выполняли свой долг по отношению к мобилизации и использованию национальных сил для разгрома общего врага. Вся тяжесть борьбы против фашистской Германии и ее сателлитов по-прежнему лежала на Советском Союзе. В 1942 г., как и во второй половине 1941 г., вопрос о совместных военных действиях союзников имел первостепенное значение. Главные страны антигитлеровской коалиции — СССР, США и Англия — обладали военно-экономическими ресурсами, которые создавали благоприятные предпосылки для сокращения сроков разгрома гитлеровской Германии и ее сообщников. Открытие в 1942 г. второго фронта в Европе вооруженными силами США и Англии и широкого их наступления против Германии с запада явилось бы самым эффективным и верным средством достижения этой цели. Народные массы в США и Англии продолжали требовать открытия второго фронта, чтобы быстрее окончить войну. Однако реакционные круги этих держав делали ставку на затягивание войны.

В высших правительственных и военных сферах США и Англии понимали, какое решающее значение имела борьба на советско-германском фронте для судеб всей второй мировой войны. Разрабатывая планы военных действий, руководящие деятели США и Англии базировались в первую очередь на анализе обстановки на Восточном фронте, однако исходили лишь из своих интересов. Летом 1942 г. английская разведка сообщала: «Положение на Восточном фронте таково, что можно ожидать любого исхода, и поэтому трудно сказать, какой из противников потерпит поражение»{11}. В июне на происходившем в Вашингтоне совещании американских и английских начальников штабов было решено, что и английские и американские планы следует поставить в зависимость от исхода летних операций на советско-германском фронте. «Сумеют ли русские удержать фронт — в этом главное. От решения этого главного вопроса зависят наши планы на остающийся период 1942 г.»,— заявили англичане на первом же совместном заседании штаба в Вашингтоне{12}.

Когда летом 1942 г. правительства США и Англии торжественно обязались открыть второй фронт в Европе в 1942 г., то они, как стало ясно в дальнейшем, не собирались в действительности этого делать в обусловленные сроки. Американские авторы М. Мэтлофф и Э. Снелл в уже цитировавшейся нами работе пишут: «Но еще более важным, с точки зрения военного министерства, было то, что в протоколе содержалось твердое обязательство открыть второй фронт в 1942 г.». Как отмечают указанные авторы, президент даже опубликовал коммюнике, «в котором содержалось следующее заявление: „Во время переговоров было достигнуто полное понимание неотложных задач открытия второго фронта в Европе в 1942 г." По мнению Маршалла, это заявление было слишком „смелым". Оно действительно было слишком смелым»{13}. Оковывается, как пишут те же авторы, Рузвельт сообщил потом Маршаллу и Кингу, а затем и Черчиллю, что сделанное им в процессе переговоров заявление об открытии второго фронта в 1942 г. «имело целью лишь обнадежить Советское правительство»{14}. Что касается английского правительства, то оно потратило немало времени для разработки различных вариантов плана высадки десанта во Франции — «Болеро», «Раундап», «Следжхэммер». Определен был и срок высадки войск союзников в Европе — 15 сентября 1942 г. Не хватало лишь одного: действительного намерения это сделать. «Независимо от того, намеревался ли Рузвельт пойти на такой риск, не оставалось никаких сомнений, что английское правительство не собирается открывать второй фронт в 1942 г.»{15}

Но, может быть, в 1942 г., как и в конце 1941 г., отсутствовали реальные предпосылки для проведения нашими союзниками крупных операций на важнейших театрах войны в Европе и Азии? Такая версия получила широкое распространение в западной литературе, посвященной истории второй мировой войны. Так, Д. Эйзенхауэр в своих мемуарах писал: «Уже одни только производственные ограничения исключали какую-либо возможность крупного вторжения в 1942 году или в начале 1943 года. Действительно, вскоре стало ясно, что пока все американское и английское производство практически не будет переключено на обеспечение вторжения в Европу, эта операция не может состояться раньше начала 1944 года»{16}. Эта версия игнорировала реальные факты истории{17}.

Вооруженные силы Великобритании и США в ходе войны быстро возрастали. Черчилль в своих мемуарах отмечал, что к сентябрю 1941 г. на Британских островах было свыше 2 млн. солдат (не считая личного состава частей местной обороны, охватывающих 1,5 млн. человек). Кроме того, в военно-воздушных силах находилось 750 тыс. человек, во флоте — 500 тыс.{18} К концу 1942 г. вооруженные силы Великобритании насчитывали свыше 4 млн. человек, из них в сухопутной армии — почти 2600 тыс., в авиации — 961 тыс., в военно-морском флоте — около 525 тыс.{19} Американская армия к началу вступления США в войну имела 1700 тыс. человек, а через год — 5400 тыс.{20} В 1942 г. общая численность вооруженных сил США достигала 7 млн. человек{21}. Все эти войска были оснащены современной боевой техникой. Англия и США — две великие морские державы — располагали огромным морским флотом, способным обеспечить переброску крупных контингентов войск с Британских островов на Европейский континент.

Советский народ, находясь в сложной и трудной военной обстановке, вправе был ожидать, что США и Англия выполнят свой союзнический долг и откроют второй фронт в 1942 г.

Ход событий показал, что в этом вопросе, как и в ряде других, американское и английское правительства проводили политику, отражающую влияние определенных монополистических кругов западных держав, которые преследовали свои особые цели в войне с Германией. Правящие круги США и Англии не были заинтересованы в быстром и полном разгроме гитлеровской Германии и ликвидации фашизма в соответствии с освободительными задачами борьбы народов. Делая ставку на затягивание войны, они полагали, что таким путем будет не только подорвана мощь Германии, что повлечет устранение ее как их конкурента на мировом рынке, но и окажется достигнутой другая цель — ослабление СССР, его обескровливание в результате изнурительной воины, а следовательно, и установление его зависимости от Соединенных Штатов Америки и Великобритании после войны.

Второй фронт в Европе в 1942 г. открыт не был. Вместо боевых действий на Европейском континенте союзники предпочли развернуть операции в Северной Африке, на второстепенном участке второй мировой войны, где находились лишь незначительные силы немецких и итальянских фашистских войск.

Что касается поставок из США и Англии в Советский Союз, то они имели положительное значение и являлись реальным выражением сотрудничества и помощи. Недооценивать это было бы неправильно. Однако объем этих поставок и сроки, в которые они проводились, далеко не полностью отвечали обязательствам союзников. Даже в январе и феврале 1942 г., когда произошло небольшое увеличение поставок в СССР из США, количество грузов составляло менее половины того, что предусматривалось соглашением{22}. «Рузвельт пытался приостановить использование не по назначению военных материалов, выделенных Советскому Союзу, и предостерегал, что дефицит в них должен быть покрыт к 1 апреля 1942 г. Однако практически это не выполнялось»{23}. Все это происходило в то время, когда объем американской военной продукции непрерывно возрастал и в первом полугодии 1942 г. превысил объем военной продукции за весь 1941 г.{24} Производство самолетов в США к августу 1942 г. превысило производство самолетов в Германии, Италии и Японии вместе взятых. Англия к концу этого же года по производству самолетов обогнала Германию, а по производству танков почти догнала ее{25}.

Несмотря на то что Красная Армия в это время больше всего нуждалась из всех видов вооружения в самолетах, доставка их союзниками была крайне незначительна. Военный министр США Стимсон заявил:

«Все просьбы об отправке самолетов в районы, не имеющие существенного значения для наших собственных планов, должны быть отвергнуты. Прошло то время, когда мы могли дарить самолеты — дарить из чувства сентиментальности или из благих намерений. Возможно, что скоро наступит время, когда нам придется решать: не лучше ли для спасения России ввести в дело наши собственные военно-воздушные силы, чем передавать самолеты военно-воздушным силам России»{26}.

Вопрос о «спасении» Советского Союза перед правящими кругами США никем не ставился и ставиться не мог, но важные проблемы совместной борьбы с фашистской агрессией решались участниками антигитлеровской коалиции далеко не одинаково. Под влиянием реакционных, наиболее враждебных Советскому государству элементов среди правящих кругов США и Англии правительства этих стран в самое трудное для СССР время недостаточно выполняли свои союзнические обязательства.

Даже те военные грузы, которые выделялись для СССР, зачастую надолго задерживались в портах в ожидании отправки к советским берегам. Весной 1942 г. германские самолеты, базировавшиеся на аэродромах Северной Норвегии, подводные лодки и надводные корабли активизировали свои действия против транспортных конвоев{27}, направляющихся с грузами в советские северные порты. США и Англия, располагавшие вполне достаточными силами и средствами для обеспечения следования арктических караванов судов, не организовали должного отпора врагу. Президент США Рузвельт, согласившись с предложением Черчилля о сокращении числа конвоев в СССР, писал ему 3 мая 1942 г.:

«Предполагаю настаивать перед русскими, чтобы они сократили свои требования до абсолютно необходимого»{28}.

Заручившись этой поддержкой, Черчилль 19 мая 1942 г., сообщая И. В. Сталину об отплытии очередного конвоя, закончил телеграмму следующими словами:

«Если счастье не будет сопутствовать нам и конвой потерпит весьма большие потери, то единственное, что мы можем сделать,— это задержать дальнейшую отправку конвоев до тех пор, пока мы не будем располагать большим морским пространством, когда лед отступит в июле к северу»{29}.

Потери во время следования караванов были, но большая часть судов с грузами достигала места назначения. Советское правительство, а также общественное мнение американского и английского народов не могли мириться с дальнейшим сокращением и тем более с полным прекращением поставок.

В этой обстановке произошли события, истинный смысл которых до сих пор остается до конца не раскрытым.

27 июня 1942 г. из Исландии был отправлен конвой «PQ-17» с назначением в советский порт Архангельск. В состав конвоя входили 34 торговых судна, которые эскортировались шестью эсминцами, двумя кораблями ПВО, двумя подводными лодками и 11 мелкими кораблями. Силы непосредственной поддержки состояли из двух английских и двух американских крейсеров с тремя эсминцами. Девять английских и две советские подводные лодки были сосредоточены вдоль северного побережья Норвегии. Наконец, основные силы прикрытия, крейсировавшие западнее, включали два линкора, один авианосец, три крейсера и флотилию эсминцев{30}. В пути, когда над караваном нависла угроза нападения противника, из Лондона последовал приказ-радиограмма: «Отряду крейсеров отступить на запад с большой скоростью», а конвою «рассредоточиться и идти к русским портам»{31}. Этот приказ был отдан английским адмиралтейством 4 июля 1942 г. Контр-адмирал Гамильтон, командовавший крейсерами, приказал и эсминцам покинуть конвой.

Дальше последовало то, что неминуемо должно было произойти в создавшейся обстановке: германские самолеты и подводные лодки беспрепятственно охотились за торговыми судами, брошенными боевыми кораблями, и 23 из них были потоплены.

Гибель большей части конвоя «PQ-17» послужила поводом для английского правительства, чтобы приостановить поставки в СССР. В телеграмме, которую Черчилль по согласованию с Рузвельтом отправил И. В. Сталину, говорилось о прекращении поставок военных материалов по северному пути. В ней же впервые упоминалось о намерении союзников открыть второй фронт не в 1942 г., а в 1943 г. Это заявление было сделано в то время, когда на советско-германском фронте началась Сталинградская битва, требовавшая величайшего напряжения сил и огромных жертв от героически сражавшихся войск Красной Армии.

В своем ответе Черчиллю И. В. Сталин 23 июля 1942 г. писал:

«Получил Ваше послание от 18 июля.

Из послания видно, что, во-первых, Правительство Великобритании отказывается продолжать снабжение Советского Союза военными материалами по северному пути и, во-вторых, несмотря на известное согласованное Англо-Советское коммюнике о принятии неотложных мер по организации второго фронта в 1942 году, Правительство Великобритании откладывает это дело на 1943 год.

Наши военно-морские специалисты считают доводы английских морских специалистов о необходимости прекращения подвоза военных материалов в северные порты СССР несостоятельными. Они убеждены, что при доброй воле и готовности выполнить взятые на себя обязательства подвоз мог бы осуществляться регулярно с большими потерями для немцев. Приказ Английского Адмиралтейства 17-му конвою покинуть транспорты и вернуться в Англию, а транспортным судам рассыпаться и добираться в одиночку до советских портов без эскорта наши специалисты считают непонятным и необъяснимым. Я, конечно, не считаю, что регулярный подвоз в северные советские порты возможен без риска и потерь. Но в обстановке войны ни одно большое дело не может быть осуществлено без риска и потерь. Вам, конечно, известно, что Советский Союз несет несравненно более серьезные потери. Во всяком случае, я никак не мог предположить, что Правительство Великобритании откажет нам в подвозе военных материалов именно теперь, когда Советский Союз особенно нуждается в подвозе военных материалов, в момент серьезного напряжения на советско-германском фронте. Понятно, что подвоз через персидские порты ни в какой мере не окупит той потери, которая будет иметь место при отказе от подвоза северным путем.

Что касается второго вопроса, а именно вопроса об организации второго фронта в Европе, то я боюсь, что этот вопрос начинает принимать несерьезный характер. Исходя из создавшегося положения на советско-германском фронте, я должен заявить самым категорическим образом, что Советское Правительство не может примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943 год.

Надеюсь, что Вы не будете в обиде на то, что я счел нужным откровенно и честно высказать свое мнение и мнение моих коллег по вопросам, затронутым в Вашем послании.

И. Сталин»{32}

Таким образом, при решении конкретных проблем борьбы против гитлеровской Германии на пути эффективного объединения усилий союзников возникали значительные трудности. Наличие враждебных СССР сил в США и Англии ослабляло борьбу против фашистских агрессоров и отодвигало на длительный срок достижение победы. Но даже в этих условиях боевое содружество стран антигитлеровской коалиции имело большое положительное значение. И не только потому, что, несмотря на всю противоречивость, а зачастую и неискренность в отношениях с СССР, правительства США и Англии все же подчиняли свою политику целям войны против гитлеровской Германии. Большое значение имело то, что американский и английский народы, как и народы оккупированных фашистами стран, пристально следили за героической борьбой Красной Армии и на деле стремились оказывать СССР всемерную помощь.

Советский Союз, принявший на себя главную тяжесть вооруженной борьбы против гитлеровской Германии, вместе с тем был и самым последовательным организатором и вдохновителем народов, выступавших против фашистских агрессоров. Все это привело к тому, что СССР стал решающей силой антигитлеровской коалиции народов и государств.

Фашистская Германия преодолевает первый кризис

В жизни народов и государств есть события, решающее значение которых в развитии общества не могут отрицать даже явные противники исторической правды. Это наглядно подтверждают многие реакционные западные авторы, когда они в своих трудах по истории второй мировой войны проводят резкое различие между военными кампаниями немецко-фашистской армии до и после нападения Германии на СССР. Так, Вернер Пихт, в своей статье «Немецкий солдат» пишет следующее:

«Война на Балканах была заключительным аккордом той героической симфонии, того военного торжества, которое привело немецкую армию на востоке, западе, севере и юге к самым дальним границам Европы... Исключительный подъем морального духа немецких войск был обусловлен всей военной обстановкой. Успехи войны в Европе привели — да и как могло быть иначе — к неограниченной вере в командование»{33}. Однако положение изменилось, когда германские претенденты на мировое господство бросили свои войска против СССР. Здесь даже за временные успехи врагу пришлось расплачиваться дорогой ценой. «Невыносимые нагрузки в боях, суровый климат и бесконечные сюрпризы противника превзошли предел человеческой выносливости. Дорога побед стала дорогой могил»{34}.

Тяжелые поражения фашистской армии в Советском Союзе зимой 1941/42 г. породили первый глубокий кризис гитлеровского государства и его вооруженных сил со времени начала второй мировой войны. Вермахт понес огромные потери, а все расчеты на молниеносную войну против СССР потерпели крах. В фашистскую Германию, где еще так свежи были воспоминания о победном шествии по странам Европы, поступали мрачные сведения с Восточного фронта о гибели сотен тысяч немецких солдат и офицеров. Известно было и о тех бедствиях, которые приходилось претерпевать войскам агрессора на советской земле.

«К огромным потерям на фронте прибавились все возрастающие трудности внутри страны. Усилился террор. Недовольство среди крестьян, городской мелкой буржуазии и интеллигенции росло. «Фёлькишер беобахтер» писала тогда об „ударе, который почувствовали многие". Даже некоторых представителей руководящих кругов германского финансового капитала охватило чувство неуверенности и страха. Так, Шахт, бывший долгое время советником гитлеровского правительства по финансовым вопросам и уполномоченным по вопросам вооружения, писал осенью 1941 года: „Мне и моим друзьям стало ясно, что нападение на Россию было безумием"»{35}.

Под влиянием серьезных неудач фашистской армии на советско-германском фронте росло освободительное движение народов в оккупированных гитлеровцами странах Европы. Все эти события отрицательно сказывались на боеспособности гитлеровской военной машины, обостряли политическую обстановку внутри Германии и всего блока фашистских государств. Однако нацистская Германия еще не испытала тех потрясений, которые могли придать непреодолимую остроту этим процессам. В условиях, когда советско-германский фронт продолжал быть главной ареной второй мировой войны, нацисты сумели временно отвратить нависшую над ними катастрофу.

Для укрепления дисциплины и поднятия боевого духа в армии Гитлер взял непосредственно на себя обязанности главнокомандующего сухопутными войсками, сняв с этого поста фельдмаршала фон Браухича, который был обвинен в неудачах на Восточном фронте. Многие другие генералы также были отстранены от командования. «Такого разгрома генералов,— пишет Фуллер,— не видывали со времен битвы на Марне»{36}.

Немецко-фашистская армия к весне 1942 г. закрепилась на новых рубежах. Вражеские войска находились на расстоянии 150 км от Москвы, а на отдельных участках фронта—еще ближе (120 км). Гитлеровское командование продолжало держать на московском направлении крупную группировку войск, все еще рассчитывая со временем возобновить наступление на советскую столицу и захватить ее. Значительная часть резервов Германии и союзных ей стран в течение декабря 1941 г.— апреля 1942 г. была переброшена с Запада на советско-германский фронт.

Пользуясь отсутствием второго фронта в Европе, гитлеровская клика путем проведения чрезвычайных мер стала готовить новое крупное наступление на советско-германском фронте. Английский военный историк Лиддел Гарт по этому поводу пишет следующее:

«Гитлер не хотел переходить к обороне и закрепиться на достигнутых рубежах, как это советовали ему сделать некоторые генералы, или отойти в Польшу, как предлагали Рундштедт и Лееб. При всей стратегической целесообразности этих предложений они означали бы явное признание того, что Гитлер „откусил больше, чем мог проглотить". Подгоняемый ненасытным аппетитом, преследуемый призраком потерянного престижа и инстинктивно чувствуя, что наступление являлось единственным выходом из создавшегося положения, Гитлер хотел провести такое наступление, которое при наличии ограниченных средств могло бы дать большие результаты»{37}.

Дело было, конечно, не в одном Гитлере. Разработкой и претворением в жизнь планов войны против СССР занимался вместе с «фюрером» и германский генералитет.

Готовясь к решению поставленной задачи, противник должен был не только восполнить потери армии путем мобилизации в ее ряды новых контингентов, но и значительно увеличить производство вооружения и боеприпасов. Военные успехи, одерживаемые немецко-фашистской армией в начале второй мировой войны и в первые месяцы после вторжения в Советский Союз, вскружили головы фашистским главарям, уверовавшим в близкое осуществление своих захватнических планов. В этих условиях производство военной продукции в Германии не форсировалось в прежних темпах, что объяснялось также известными трудностями с сырьем (железом, сталью, цветными металлами). Западногерманские буржуазные экономисты пишут по этому поводу следующее: «Правительство не стремилось увеличить производство вооружения, по-видимому, потому, что после больших военных успехов в Польше, Скандинавии и Франции оно не считало это необходимым. Во всех военных кампаниях, которые имели место до этого, материальные потери были значительно меньшими, чем предполагалось; конец войны казался ощутимо близким. В одном из военных обзоров указывалось: ,,Германия вступила в последний этап борьбы со столь подавляющим превосходством своей военной мощи, что результат этой борьбы больше не может вызывать сомнений"»{38}.

Это же отмечают и другие немецкие буржуазные авторы. Так, Ганс Керль в статье «Военная экономиками военная промышленность» указывает, что «начиная с лета 1940 года Германия даже наполовину не исчерпала своих экономических возможностей. Решающего увеличения выпуска военной продукции, к сожалению, не наступило. Незначительный расход боеприпасов в войне на Западе привел к тому, что некоторые отрасли промышленности стали сокращать объем своей продукции. Расширению производства мешала также и неуверенность промышленников в необходимости выпускать новые типы танков, самолетов и орудий»{39}. В сентябре 1941 г. Гитлер, считая войну против СССР выигранной, издал приказ о сокращении военного производства{40}.

Советский народ и его армия заставили противника убедиться в его просчетах относительно оценки военных потенциалов СССР и Германии. Разгром немецко-фашистских армий под Москвой показал фашистам неизбежность затяжной войны. По-новому встал и вопрос о военном производстве. «Впервые за период войны обнаружилось сильное сокращение запасов важнейших видов оружия и боеприпасов, так как потребности Восточного фронта значительно превышали первоначальные предположения»{41}. Только за два месяца (декабрь 1941 г. и январь 1942 г.) противник потерял на советско-германском фронте около 3 тыс. танков и парк бронетанковых машин фашистской армии сократился примерно до 4 тыс. танков{42}. Велики были потери и по другим видам боевой техники.

Военная промышленность фашистской Германии должна была решить задачу не только количественного роста вооружения, но и повышения его качества. События на Восточном фронте со всей убедительностью показали превосходство советского танка Т-34 над всеми типами немецких танков. Очевидна была необходимость создания тяжелых танков и вооружения ими немецко-фашистской армии, тогда как раньше германская промышленность выпускала лишь легкие и средние танки. Противник должен был также увеличить производство и повысить качество артиллерийского вооружения и других видов боевой техники.

Огромные потери немецко-фашистской армии и необходимость пополнения рабочей силой военной промышленности осложнили проблему людских резервов. Возникшие здесь трудности гитлеровцы пытались преодолеть путем широкого применения рабского труда. В 1942 г. число иностранных рабочих и военнопленных, занятых на военном производстве Германии, составляло несколько миллионов человек. Авторы исследования «Промышленность Германии в период войны 1939—1945 гг.» называют при этом число 4200 тыс. человек{43}. В ряде советских изданий также приводятся эти данные{44}. В действительности истинные размеры применения рабского труда в фашистской Германии были еще выше. На Нюрнбергском процессе главных немецких военных преступников установлено, что в Германию было насильственно вывезено с оккупированных территорий и использовалось в германском хозяйстве по состоянию на 24 июля 1942 г. 5124 тыс. человек, а по состоянию на 30 ноября того же года — 7 млн. человек{45}. Эти сведения не учитывают тех рабочих и работниц, которые погибли от изнурительного рабского труда.

В рассматриваемое время происходила также более активная мобилизация рабочей силы внутри Германии за счет привлечения в промышленность кустарей, мужчин старших возрастов и женщин, перевода рабочей силы из одних отраслей промышленности в другие, более важные в военном отношении.

В обстановке лихорадочной мобилизации всех наличных резервов на увеличение выпуска военной продукции расширились полномочия Министерства вооружения и боеприпасов, во главе которого в феврале 1942 г. встал «придворный» архитектор Гитлера нацист Альберт Шпеер. Однако «эра Шпеера» (так иностранные буржуазные авторы именуют развитие германской военной промышленности с начала 1942 до середины 1944 г.) характерна отнюдь не личными талантами фашистского министра. Все ведущие посты в этом министерстве и в различных его комитетах занимали представители крупнейших германских монополий. Так, в комитет по вооружению, созданный весной 1942 г., вошли Альберт Феглер — председатель наблюдательного совета Стального треста и многих других обществ; Герман Бюхер — финансовый магнат, владелец крупного концерна тяжелой промышленности с центром в Саарской области;

Филипп Кесслер — глава электрокомпании «Бергман» в Берлине; Пауль Плейгер — один из руководителей концерна «Герман Геринг» и т. д,{46} «Шпеер... переложил ответственность за производство всех важных предметов вооружения, а позднее и всей военной продукции на самих промышленников»{47}. «Наряду с расширением производства предметов вооружения Шпеер интенсивно увеличивал добычу угля, выплавку железа и производства других видов основной продукции. Для руководства угольной промышленностью было создано специально имперское угольное объединение, а для руководства железоделательной промышленностью — имперское объединение по производству железа»{48}.

Руководство военной экономикой всей фашистской Германии осуществлялось Советом военной экономики, куда входили представители могущественных и агрессивных кругов германского монополистического капитала. «В этом Совете военной экономики свила гнездо клика магнатов германского монополистического капитала, которая обладала диктаторскими полномочиями и имела право давать правительственные предписания и давать указания Министерству военной промышленности»{49}.

Под руководством этих промышленных и финансовых воротил немецкие концерны осуществляли беспощадное ограбление оккупированных Германией стран. «Все источники промышленного сырья, все промышленные предприятия в этих странах были поставлены на службу гитлеровской военной машины. В целях дальнейшего развертывания военного производства гитлеровцы во все возрастающих масштабах прибегали к насильственной отправке в Германию рабочих из оккупированных стран. И в то время как немецкие отцы и сыновья массами гибли на фронте, в то время как военнопленные и насильственно перемещенные лица были вынуждены работать в нечеловеческих условиях и массами гибли от эпидемий и болезней, причем десятки тысяч из них были зверски убиты, прибыли военных промышленников и финансовых воротил достигали невероятных размеров. Потоки немецкой крови и слез немецких матерей и жен, нечеловеческие страдания и мучения покоренных народов — таковы были источники этих прибылей, истинные масштабы которых стали ясны лишь после войны, точнее, после образования Германской Федеративной Республики, когда крупным держателям акций в этой республике были выплачены все дивиденды, причитавшиеся им за годы гитлеровского господства»{50}.

Таким образом, противник возмещал свои потери в боевой технике не только за счет повышения производства военной продукции в — самой Германии, но и в огромной мере путем использования производственных и людских ресурсов оккупированных стран Европы. Сохранение экономических связей с так называемыми «нейтральными» странами (Турция, Швеция, Испания и др.) также играло немалую роль в получении гитлеровской Германией необходимых ей военных материалов. Из Испании, например, в период с января до осени 1942 г. было вывезено в Германию грузов на 167 млн. рейхсмарок. Даже из США, которые находились в состоянии войны с Германией, многие американские монополии, связанные с немецкими фирмами, продолжали снабжать фашистов дефицитным стратегическим сырьем. «На протяжении всей войны большинство крупнейших американских промышленных компаний продолжало сотрудничать с германскими трестами в порядке картельных соглашений или было обязано возобновить деловые отношения со своими германскими партнерами немедленно после прекращения военных действий. В мае 1942 г. министерство юстиции США только за одну неделю выявило не более не менее как 162 картельных соглашения между германским концерном «И. Г. Фарбениндустри» и различными американскими предприятиями»{51}. Эти соглашения касались производства химикалий, каучука, магния, цинка, алюминия и многих других важнейших видов стратегического сырья{52}.

Нацистам удалось уже в 1942 г. обеспечить рост военного производства и снабдить вооружением и военными материалами как вновь созданные формирования, так и действующие воинские части и соединения. «Военное производство увеличивалось в широких масштабах. В конце 1942 г. не было ни одной отрасли военной промышленности, в которой не производилось бы вооружения в значительно больших количествах, чем к началу года»{53}. К июлю 1942 г. по сравнению с февралем того же года уровень производства военной продукции увеличился на 55%. В 1942 г. на первом плане продолжало стоять производство наступательного оружия и необходимых для него боеприпасов{54}. При этом противник стал производить преимущественно средние танки (T-III и T-IV), а выпуск легких танков (Т-1, Т-2, Т-38), имевших тонкую броню и слабое вооружение, практически прекратился. Однако, принятый для производства тяжелый танк типа «тигр», образец которого был создан фирмой «Хеншель», начал выпускаться только с декабря 1942 г.

Другой тяжелый танк, типа «пантера» стал производиться лишь с 1943 г. В области самолетостроения производство направлялось преимущественно на выпуск самолетов нападения, в первую очередь двухмоторных бомбардировщиков типа «Юнкерс-88» и «Хейнкель-111».

Рост военного производства Германии можно видеть из табл. 1.

Чрезвычайными мерами противнику удалось восполнить понесенные войсками потери и создать новые формирования. Все же боеспособность вермахта была ниже, чем в начале войны против СССР. Понес серьезные потери его кадровый состав.

Весной 1942 г. вооруженные силы фашистской Германии насчитывали 8600 тыс. человек, из них 71,5% — сухопутные войска. Они имели 43,2 тыс. орудий и минометов (без 50-мм минометов и зенитных орудий), 5719 танков и штурмовых орудий. ВВС рейха располагали 4750 боевыми самолетами{55}. На советско-германский фронт было выставлено к маю 1942 г. 5388 тыс. человек, а вместе с войсками союзников — 6198 тыс.{56} Фашистская Германия имела в это время 226 дивизий и 11 бригад. Из них Красной Армии противостояли 176 дивизий сухопутных войск (в том числе 21 танковая и 14 моторизованных) и 9 бригад, 4 воздушных флота. Кроме того, на советско-германском фронте действовали 14 финских дивизий и 8 бригад, 7 румынских дивизий и 7 бригад, 3 венгерские дивизии и 2 бригады, 3 итальянские, 2 словацкие и 1 испанская дивизии{57}.

Военная обстановка летом 1942 г. была тем более неблагоприятна для Советского Союза, что на Дальнем Востоке положение продолжало оставаться напряженным. Японские империалисты под влиянием развития военных событий под Москвой не решились напасть на Советскую страну осенью 1941 г., как они вначале рассчитывали, но своих агрессивных замыслов против СССР не оставляли. Японское правительство, вопреки провозглашенному им нейтралитету, продолжало проводить враждебную СССР политику, задерживая и топя советские суда, увеличивая силы Квантунской армии в Маньчжурии и готовясь к нападению на Советский Союз.

Враждебную позицию по отношению к СССР занимали также правящие круги Турции. Премьер-министр Турции Сараджоглу во время переговоров с германским послом фон Папеном заявил, что он «страстно желает уничтожения России. Уничтожение России является подвигом фюрера, равный которому может быть совершен раз в столетие... Русская проблема может быть решена Германией, только если будет убита по меньшей мере половина всех живущих в России русских»{58}. Турецкое правительство сосредоточило 26 своих дивизий у советских границ и ждало лишь удобного момента для развязывания войны против СССР.

Все это заставляло Советское Верховное Главнокомандование держать значительные силы для охраны южных и дальневосточных границ страны. Таковы были условия, которые позволяли фашистской Германии предпринять в 1942 г. новое крупное наступление против СССР.