Глава 13
Около девяти вечера вдоль горизонта недалеко от берегов Нормандии прошел десяток небольших кораблей. Для немцев их появление осталось незамеченным. Корабли были так близко к берегу, что их команды могли отчетливо видеть каждый дом на побережье. Это были британские минные тральщики, которые, завершив свою работу, возвращались домой.
По проторенному ими пути шли «фаланги» кораблей свободного мира, который собрался, наконец, атаковать гитлеровскую Европу. Корабли следовали десятью караванами, которые уже невозможно было остановить. Расстояние между крайними достигало 20 миль. Всего к берегам Нормандии приближалось 5 тысяч кораблей различного типа, водоизмещения и назначения. Среди них были новые быстроходные транспорты, тихоходные сухогрузы, корабли-госпитали, старые паровые паромы, потрепанные штормами танкеры и огромное число буксиров. Шли бесчисленные колонны переваливающихся на волне плоскодонных десантных судов, многие из которых достигали 350 футов в длину. Некоторые из транспортных судов были загружены небольшими десантными лодками, предназначенными для непосредственного форсирования побережья; число их достигало полутора тысяч. Во главе конвоя шли минные тральщики, катера береговой охраны и мотоботы. Над кораблями армады [101] плыли аэростаты. В небе летали эскадрильи истребителей. Всю эту фантастическую кавалькаду, нагруженную людьми, танками, пушками и другим различным оборудованием, охранял конвой, состоящий из 702 кораблей{14}.
Среди них был флагманский корабль контр-адмирала Кирка — американский тяжелый крейсер «Августа», который вел американские силы вторжения: 21 конвой, целями которых были плацдармы «Омаха» и «Юта». За четыре месяца до событий в Пёрл-Харборе «Августа» доставила президента Рузвельта в тихую бухту Ньюфаундленда на его первую из многих встреч с Уинстоном Черчиллем. Недалеко от «Августы» величественно шли линкоры: британские «Нельсон», «Ремайл» и «Ворспайт», американские «Техас», «Арканзас» и гордая «Невада».
Британский крейсер «Скилла» был флагманским кораблем контр-адмирала Филиппа Виана — адмирала, который потопил немецкий линкор «Бисмарк». «Скилла» возглавлял 38 британских и канадских конвоев, которые направлялись к плацдармам «Шпага», «Юнона» и «Золото». Рядом шел один из знаменитых британских легких крейсеров «Аякс», который вместе с двумя другими крейсерами загнал гордость гитлеровского флота «Графа Шпее» в залив Монтевидео, где [102] после сражения при Ла-Плате он затонул в декабре 1939 года. Шли и другие известные крейсеры: американские «Тускалуза» и «Куинси», британские «Энтерпрайз» и «Черный принц», французский «Георг Легус», всего числом 22 корабля.
По бокам конвоев шли разнотипные корабли. Тут были сторожевые корабли и небольшие корветы, противолодочные корабли и быстроходные торпедные катера, канонерские лодки (например, голландская «Соемба») и всегда элегантные эсминцы. Кроме американских и британских эсминцев, в охранении шли канадские «Аппель», «Саскачеван» и «Ристигош», норвежский «Свеннер», а также доставшийся по контрибуции польский «Пойрон».
Медленно и величественно эта невиданная армада пересекала Ла-Манш по рассчитанному до минуты графику, который никогда и нигде до этого не применялся. Корабли вышли из разных английских портов и встретились у южных берегов острова Уайт. Место встречи имело кодовое название «Площадь Пикадилли». Там они разделились на пять колонн в соответствии с плацдармами высадки десанта. Пять колонн шли по «фарватерам», отмеченным буями. По мере приближения к Нормандии эти пять колонн превратились в десять (по две на каждый плацдарм). Первая колонна «медленная», вторая «быстрая». Перед самым побережьем линкоры и крейсеры, а также пять командных транспортов, ощетиненных радарами и антеннами, превращались в плавающие командные пункты, которые становились оперативными центрами всей операции высадки войск.
Повсюду были корабли. Для тех, кто находился на борту, эта картина запомнилась как «самая впечатляющая и незабываемая». [103]
Десантники испытывали облегчение от того, что им, наконец, предстоит выполнить свою миссию, несмотря на опасности, ожидающие их впереди. С людей спадало напряжение. На десантных кораблях и транспортах люди писали последние письма, играли в карты, выстраивались в длинные очереди к капелланам. «Капелланы, — вспоминал майор Томас Спенсер Даллас из 29-й дивизии, — делали ту же работу, что и на земле».
Капеллан 12-го пехотного полка 4-й дивизии капитан Льюис Фалмер Кун вдруг понял, что превратился в пастора для всех религий. Еврей по национальности, капитан Ирвин Грей спросил его, не может ли тот повести их вперед со словами: «Молим Господа, в которого мы все верим как католики, протестанты или иудеи, чтобы наша миссия была выполнена, а мы, если можно, благополучно вернулись домой». Кун с радостью обещал.
Для большинства первые несколько часов плавания прошли достаточно спокойно. Многих тянуло на воспоминания, и они делились тем, что обычно мужчины хранят про себя. Потом сотни участников тех событий вспоминали, что они утратили самоконтроль и говорили о глубоко личных вещах с необычайной откровенностью. Они сближались с людьми, которых раньше никогда не видели. «Мы говорили о доме и о том, что с нами было прежде; о том, что нас ждет, когда высадимся», — вспоминал Ерлстон Херн из 146-го инженерного батальона. Он вспомнил, что разговаривал со студентом-медиком, имя которого не узнал, на скользкой металлической палубе десантного корабля. [104]
«Студент все беспокоился о доме. Его жена, которая работала моделью, хотела с ним развестись. Студент говорил, что ей стоило бы дождаться его возвращения. Помню, рядом с нами сидел парень, который что-то тихо напевал. Потом он заметил, что сейчас может петь лучше, чем раньше, и это его радует».
На борту британского «Эмпайр Анвил» к капралу Микаэлю Кутцу из 1-й дивизии, который воевал в Северной Африке, на Сицилии и в Италии, подошел новобранец, рядовой Джозеф Штейнбер и спросил:
— Капрал, думаете, у нас есть шансы?
— Черт его знает, — ответил капрал, — никогда не думай, что тебя убьют. В этой форме и снаряжении мы должны думать о сражении тогда, когда мы в него ввяжемся.
Сержанта Билла Петти из 2-го диверсионного батальона беспокоило свое. Вместе со своим другом Биллом Макхью они сидели на палубе старого парохода «Остров Мэн» и смотрели на бесчисленные, исчезающие в надвигающейся темноте корабли. Петти представлял себя у крутых обрывов в Пуапт-дю-Ок. Повернувшись к Макхью, он сказал:
— У нас нет шансов вернуться оттуда живыми.
— Ты глупый пессимист, — возмутился Макхью.
— Может быть, — ответил Петти, — но только один из нас сможет туда добраться.
Макхью был невозмутим.
— Если есть приказ идти, ты должен идти, — отчеканил он.
Некоторые пытались читать. Капрал Алан Бодет из 1-й дивизии начал читать Генри Белламана, но ничего не получалось, потому что он [105] все время думал о своем джипе. Его мучил вопрос, достаточная ли у джипа водонепроницаемость, когда придется ехать по воде глубиной в три или даже четыре фута. Наводчик Артур Бун из 3-й канадской дивизии, который плыл на груженном танками десантном корабле, проглядывал дешевое издание под названием «Служанка и миллион мужчин». Капеллан Лоуренс Дири, который был на борту «Эмпайр Анвил», был поражен, когда увидел британского морского офицера, читавшего оды Горация на латыни. Сам Дири, которому предстояло высаживаться в первых рядах вместе со своим 16-м пехотным полком, весь вечер читал «Жизнь Микеланджело» Саймонда. В другом конвое десантные корабли кидало так сильно, что не болевших морской болезнью практически не было. Капитан Джеймс Гиллан достал томик, который, как ему казалось, был самым подходящим в эту ночь. Чтобы успокоить свои нервы и своего товарища, он открыл 23-й псалом и громко прочел:
— Господь, ты пастырь мой; я не возжелаю...
Не все были напряжены и серьезны. Были и бравада, и легкомыслие. На британском транспорте «Бен Макри» американские десантники натянули между мачтами канаты толщиной в три четверти дюйма и начали по ним лазить к великому удивлению британской команды. На другом корабле парни из 3-й канадской дивизии устроили вечер самодеятельности, пели хором и танцевали шотландские танцы. Сержант Джеймс Персивал из Королевского полка был так тронут исполненной на волынке мелодией «Роза Трали», что забыл, где находится. Он вдруг вскочил [106] и предложил тост за ирландцев, которые «избавили нас от войны».
Многие, кто часами мучался вопросом о шансах выжить, сейчас не могли дождаться момента, когда они достигнут французского берега. Путешествие по морю казалось им ужасней самого страшного и жестокого немца. Морской болезнью страдало большинство десантников. Особенно тяжело пришлось тем, кто попал на десантные корабли, которые нещадно кидало. У всех были специальные таблетки от морской болезни; кроме того, были специальные пакеты, на которых с чисто армейской основательностью и точностью было написано: «Пакет для рвоты № 1».
Это была правильная военная предусмотрительность, но этого оказалось недостаточно. Мешки для мусора были полны, были полны каски, и даже из противопожарных ведер был выброшен песок, и они тоже были полны. Сержант Вильям Уайлдфелд из 29-й дивизии вспоминал: «На железной палубе стоять было невозможно. Отовсюду раздавались голоса: «Если они хотят нас убить, пусть сначала вынут нас из этого корыта». На одном десантном корабле люди так плохо себя чувствовали, что умоляли выбросить их за борт. Морской десантник королевского флота сержант Рассел Витер вспоминал, что на его десантном корабле остался только один мешок, который переходил из рук в руки.
Из-за морской болезни тысячи людей не попробовали вкусной еды, которую только могли для них приготовить. Специальные меню, которые солдаты обозвали «последняя еда», менялись от судна к судну, и аппетит менялся от человека к человеку. На борту командного [107] транспорта «Чарльз Кэрролл» капитан Кэролл Смит из 29-й дивизии сьел стейк, покрытый яичницей, затем мороженое и ежевику. Через два часа он буквально сражался за место в туалете. Младший лейтенант Джозеф Розенблат из 112-го инженерного батальона съел семь жареных цыплят и чувствовал себя прекрасно. Ничего плохого не случилось и с сержантом Кейтом Брайеном из 5-й специальной инженерной бригады. Он съел все сандвичи и выпил весь кофе, а все еще был голоден. Один из его приятелей стянул галлон фруктового коктейля и с тремя другими ребятами его прикончил.
Сержант Авери Торихилл из 5-го диверсионного отряда пересекал Ла-Манш на борту британского «Принца Чарльза». Он не почувствовал никаких неудобств, потому что принял большую дозу таблеток и проспал весь переход.
Несмотря на то что большинство людей во время перехода испытывали неудобства и страдали от морской болезни, некоторые с неожиданной ясностью запечатлели в памяти трогательные картины и эпизоды. Младший лейтенант Дональд Андерсон вспоминал, что за час до наступления темноты из-за туч вдруг выглянуло солнце и осветило все корабли армады. В честь сержанта Тома Райана из 2-го диверсионного отряда, которому в этот день исполнилось двадцать два, его товарищи пропели традиционное «Со счастливым рождением». Рядовому Роберту Аллену из 1-й дивизии, которому было девятнадцать лет, показалось, что «это была ночная прогулка на лодке по Миссисипи».
На всех кораблях флота среди тех, кому наутро предстояло вершить историю, обязательно [108] находились личности, поведение которых абсолютно не соответствовало обстановке. Так, на одном из десантных судов командир отдельного французского отряда командос Филипп Кифе вдруг вспомнил молитву, произнесенную Джакобом Эстли перед битвой 1642 года при Эджхилле в Англии. Кифе завернулся в одеяло и продекламировал: «О Боже, ты ведаешь, как я буду занят в этот день. Если я забуду тебя, ты не покинь меня...» После этой речи он стянул с себя одеяло и мгновенно заснул.
Было около десяти пятнадцати вечера, когда подполковник Мейер, начальник контрразведки немецкой 15-й армии, выбежал из своего кабинета. В его руках было, возможно, самое важное сообщение из всех, которые немцам удалось перехватить за всю Вторую мировую войну. Сейчас Мейер знал, что вторжение начнется в ближайшие сорок восемь часов. Обладая такой информацией, союзников можно было сразу сбросить в море. Перехваченная информация была второй строкой поэмы Вердена, переданная по Би-би-си для французского Сопротивления: «Blessent mon coeur d'une langueur monotone»{15}.
Мейер влетел в столовую, где генерал Ганс фон Шальмут, командующий 15-й армией, играл в бридж с начальником штаба и двумя другими офицерами.
— Генерал, — сказал Мейер, не переводя дыхания, — послание, вторая часть, вот оно!
Фон Шальмут с минуту подумал, потом отдал приказ привести 15-ю армию в полную боевую [109] готовность. Когда Мейер покинул игроков, фон Шальмут снова стал смотреть на свои карты.
— Я слишком много повидал на своем веку, — произнес он, — чтобы слишком беспокоиться по такому поводу.
Вернувшись в свой кабинет, Мейер немедленно проинформировал по телефону «OB-West». Они в свою очередь дали знать OKW. Одновременно информация по команде была передана по телетайпу.
Снова по причинам, которые трудно объяснить, 7-я армия не была предупреждена{16}. А флоту союзников до мест высадки оставалось немногим более четырех часов ходу. Оставалось [110] меньше трех часов до того, как на ночные поля и перелески будут выброшены 18 тысяч парашютистов. Они приземлятся в расположении немецкой армии, которая так и не была предупреждена о дне «D».
Рядовой Артур Шульц Голландец из 82-й воздушно-десантной дивизии был полностью готов. Как и на других десантниках, на нем был комбинезон, а парашют висел на правой руке. Лицо было покрыто черной краской. Голова, как и у всех парашютистов в эту ночь, была побрита почти наголо, оставался небольшой островок волос на макушке. У ног лежало снаряжение. Он был готов во всех отношениях. Из тех 2500 долларов, которые он выиграл несколько часов назад, у него осталось только 20.
Сейчас парашютисты ожидали грузовиков, которые должны были доставить их к самолетам. Рядовой Джеральд Коламби, один из приятелей Шульца, оторвался от игры в кости, которая все еще продолжалась, и подбежал к Голландцу.
— Займи мне двадцать баксов, — сказал он.
— Зачем тебе? — спросил Шульц. — Может, тебя убьют.
— Возьми вот это, — сказал Коламби и снял часы.
— Ладно, — сказал Голландец и протянул последние 20 долларов.
Коламби убежал доигрывать. Шульц посмотрел на часы. Это были дорогие золотые часы, на крышке которых было выгравировано имя Коламби и дарственная надпись от родителей. В это время кто-то крикнул: «По машинам».
Шульц подхватил снаряжение и направился к грузовикам. Когда они залезли в кузов, Шульц [111] протянул часы Коламби со словами: «Возьми, мне двое часов ни к чему». Теперь у Голландца остались только четки, которые прислала мать. Он все-таки решил взять их с собой. Машины пересекли взлетное поле и остановились у самолетов.
По всей Англии десантники грузились в планеры и самолеты. Самолеты, которые должны были доставить в Нормандию передовой отряд парашютистов, которым предстояло обозначить места приземления основной группы десанта, уже улетели. В Ньюбери, где располагался штаб 101-й воздушно-десантной дивизии, Верховный главнокомандующий Дуайт Эйзенхауэр в окружении небольшой группы офицеров и четырех корреспондентов наблюдал, как первые самолеты выруливают на старт. Он более часа говорил перед десантниками и больше, чем другие, переживал за воздушную фазу операции. Некоторые из его генералов были уверены, что на этой стадии потери могут достигнуть 80 процентов.
Эйзенхауэр попрощался с командиром 101-й дивизии генерал-майором Максвеллом Тейлором, которому предстояло вести десантников в бой. Тейлор отошел от Эйзенхауэра, держась нарочито прямо. Он не хотел, чтобы главнокомандующий узнал, что он растянул связки на правой ноге, когда сегодня днем играл в сквош. Он боялся, что Эйзенхауэр, узнав об этом, запретит ему лететь.
Эйзенхауэр смотрел, как самолеты разбегаются по взлетной полосе и медленно поднимаются в воздух. Они кружили над аэродромом, выстраиваясь в боевой порядок. Когда рев моторов гигантской воздушной флотилии затих и самолеты [112] взяли курс на Францию, корреспондент Эн-би-си Ред Мюллер случайно взглянул на Верховного главнокомандующего. Глаза его были полны слез.
Несколькими минутами позже над Ла-Маншем люди, находившиеся на борту кораблей гигантского флота, услышали нарастающий гул самолетов. Звук становился все громче и волнами прошел над ними. Это длилось долго. На капитанском мостике «Херндона» стояли вахтенный офицер лейтенант Бартоу Фарр и корреспондент Эн-ти-эф Том Вульф. Никто не проронил ни слова. Когда гул последней группы самолетов уже затихал вдали, на мостике вдруг увидели, как сверху сквозь облака флоту были посланы световые сигналы. Азбукой Морзе медленными вспышками была написана латинская буква «V» — Виктория, Победа. [113]