В глубоководной зоне озера — вблизи острова Валаам — волны во время шторма достигают высоты 4, 5 метра. Плавать здесь всегда было рискованно. Тысячи судов погибали в пучине озера. В дореволюционное время страховые общества России даже избегали страховать суда, идущие с грузом по Ладоге.

Стоит только спокойной, умеренной волне, возникающей в северной глубоководной части озера, попасть в район с меньшими глубинами (15-20 метров), как форма ее резко меняется. Волна «ломается», гребень ее опрокидывается. Возникает особенно опасная для судов «толчея».

Гибель большого количества судов на коварном озере послужила причиной строительства обходных Ладожских каналов, которое началось при Петре I. В довоенное время грузовое судоходство в основном осуществлялось по этим каналам. Своеобразие географии Ладоги неизбежно отражалось и на боевых действиях.

Итак, в июле 1941 года началось переформирование Ладожской военной флотилии.

В ее состав вошли два дивизиона канонерских лодок, дивизион тральщиков, два дивизиона катерных тральщиков, отряд транспортов, группа кораблей специального назначения, зенитные батареи, служба связи и другие подразделения управления и обеспечения. В дальнейшем состав флотилии был усилен сторожевыми кораблями, бронекатерами, сторожевыми катерами типа МО ( «морскими охотниками» за подводными лодками), транспортами и даже подводными лодками, а также береговыми формированиями.

Основу боевого ядра флотилии составили канонерские лодки — «линкоры Ладоги», как их иногда в обиходе называли. Это были корабли, переоборудованные из построенных буквально перед самой войной самоходных шаланд водоизмещением 1000 тонн, с двумя паровыми машинами мощностью по 500 лошадиных сил каждая.

Канонерские лодки Ладожской флотилии по своим тактико-техническим данным полностью соответствовали классу кораблей, приспособленных для ведения боевых действий в прибрежных районах. Вооруженные артиллерией калибра от 76 до 100 миллиметров, а позднее до 130 миллиметров, они успешно выполняли боевые задачи.

Канонерские лодки могли стрелять по береговым целям не только стоя на якоре, но и на ходу.

Кроме артиллерийской поддержки прибрежных флангов сухопутных войск, участия в десантных и противодесантных операциях канлодки использовались, для перевозки продовольствия и других грузов для Ленинграда, войсковых подразделений и эвакуированных ленинградцев.

В состав главных сил флотилии входили также два быстроходных, хорошо вооруженных боевых корабля: сторожевой корабль предвоенной постройки «Пурга» и «Конструктор», в прошлом миноносец дореволюционного флота.

Дивизион тральщиков состоял из 14 единиц — в основном мобилизованных судов гражданского флота. На них были установлены одна или две 45-миллиметровые пушки, и они стали боевыми кораблями флотилии.

Особую роль играли сторожевые корабли МО. В соединение катеров МО вошли катера Ладожского отряда пограничной охраны, а также присланные с Балтики.

Быстроходные, маневренные, хорошо вооруженные, они подобно лихой кавалерии времен гражданской войны были незаменимы в самых непредсказуемых обстоятельствах.

В прибрежных операциях участвовали малые катера типа КМ из числа катеров военно-морских учебных заведений. Легкий корпус и малая осадка позволяли использовать их при высадке десантов, для несения дозоров, разведки и связи в прибрежных шхерных районах.

Большая роль в боевой деятельности флотилии принадлежала отряду транспортов. Состав его был довольно пестрый. В отряд входили пассажирские суда Северо-западного речного пароходства — такие, как «Совет», «Кремль», «Чапаев», до войны мирно курсировавшие на линиях Ленинград — Ораниенбаум, Ленинград — Петергоф, Ленинград — Кронштадт. Были и морские грузовые и грузопассажирские суда каботажного плавания, поступившие из прибалтийских морских пароходств Эстонии и Латвии.

Корабли Ладожской флотилии по своим тактико-техническим данным, особенно после довооружения, оказались на достаточном уровне для противоборства на озере с военно-морскими силами противника, состоявшими из боевых кораблей самой современной конструкции.

Из истории морских войн известно, что морскими державами для военных целей нередко используются суда гражданского (транспортного, технического и рыбопромыслового) флота и что эти суда под военным флагом зачастую выходили победителями в схватках с боевыми, более мощными кораблями. Стоит вспомнить сражения на Черном, Азовском, Каспийском и Северном морях в первую мировую и гражданскую войны. Так было на всех морях и во второй мировой войне.

Не случайно зарубежные историки, анализируя операции на море в восточноевропейских водах, отмечают, что «русские умело организовывали флотилии, используя не только речные гражданские суда, но и специальные», «... на таком важном в стратегическом отношении Ладожском озере... русским удалось закрепиться».

Личный состав флотилии был укомплектован кадровыми балтийцами, пограничниками, призванными из запаса моряками торгового флота и речниками Северо-западного пароходства. Эти люди с первых дней войны показали себя преданными, мужественными защитниками Родины, опытными моряками и отличными воинами. Командовал флотилией с 7 августа по 13 октября 1941 года прославившийся в годы гражданской войны моряк, капитан 1-го ранга, а с сентября контр-адмирал Борис Владимирович Хорошхин.

В первую мировую войну за мужество и доблесть, проявленные в бою с германскими кораблями на Балтике и при высадке десанта в Рижском заливе, мичман Б. В. Хорошхин был произведен в лейтенанты. В период гражданской войны на Северной Двине в 1918 году награжден боевым орденом Красного Знамени, за подвиги в боях на Днепре вторым орденом Красного Знамени. Третий орден Красного Знамени он получил в 1941 году, в начале Великой Отечественной войны, до назначения на Ладогу.

Военным комиссаром флотилии был назначен батальонный комиссар Николай Дмитриевич Фенин. Старый пограничник, он хорошо знал условия боевой службы на Ладожском озере. Будучи перед войной заместителем начальника Военно-морского пограничного училища НКВД СССР по политчасти, он часто приезжал на Ладогу, проверяя боевую подготовку проходивших здесь стажировку курсантов.

Командиром корабля, а затем командиром 1-го дивизиона канонерских лодок был известный на флоте мужественный и высокообразованный моряк, капитан 2-го ранга Николай Юрьевич Озаровский. Он служил мичманом еще в дореволюционном флоте, участвовал в первой мировой и гражданской войнах и командовал миноносцем в легендарном ледовом переходе нашего флота из Гельсингфорса в Кронштадт в апреле 1918 года.

Вспоминая Н. Ю. Озаровского в «Рассказах о флоте», адмирал И. С. Исаков писал о том, что есть два типа военных моряков: одни слишком военные, но плохие моряки, другие — чудесные моряки, но абсолютно невоенные люди. Главное же качество военного моряка — это удачное сочетание этих двух разновидностей. У Н. Ю. Озаровского как раз наблюдалось это счастливое сочетание.

Подобно Озаровскому, этими качествами обладало большинство личного состава кораблей флотилии. На Ладогу посылались преимущественно лучшие кадровые моряки Балтфлота.

Что же касается призванных из запаса, то это были опытные моряки дальнего плавания советского торгового флота, для которых Ладожское озеро стало своим морем. Знание навигации, судовождения и морская практика позволили им и на Ладоге достойно исполнять свой долг. Моряк всегда и везде остается моряком.

На Ладоге в боевом содружестве с моряками плавали водники-речники. Почти все они, во всяком случае капитаны и штурманы, досконально знали Ладогу еще с довоенных лет и ничем не уступали морякам дальнего плавания.

Такими были капитан спасательного судна «Сталинец» Иван Ильич Демидов, капитаны буксиров Иван Павлович Тюньков и Алексей Алексеевич Борисов-Смирнов. Со своими судами, ставшими боевыми кораблями, они вошли в состав Ладожской военной флотилии.

В числе командиров катеров «морских охотников» было много моряков-пограничников, плававших в мирное время на Ладоге на кораблях Ладожского погранотряда или на учебных кораблях Военно-морского пограничного училища.

Большую роль в создании Ладожской флотилии сыграл заместитель наркома Военно-Морского Флота, ставший впоследствии Адмиралом Флота Советского Союза, Иван Степанович Исаков.

Поскольку Военный совет КБФ в начале войны находился в Таллинне и вынужден был все свое внимание сосредоточить на боевых действиях в открытом море и в Прибалтике, вопросы морской обороны Ленинграда решались непосредственно Наркоматом Военно-Морского Флота, а с 5 июля 1941 года — Военным советом Северного фронта непосредственно или через штаб морской обороны Ленинграда и озерного района (МОЛ и ОР).

10 августа 1941 года главком Северо-западного направления Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов своей директивой поставил задачи Ладожской военной флотилии, касающиеся ее боевой деятельности и определившие в дальнейшем судьбу флотилии во время Великой Отечественной войны.

Директива маршала командующему флотилией гласила:

«На вас возлагается важнейшая задача обеспечить полное господство наших сил над всем Ладожским озером, уничтожив все плавсредства противника; не допускать впредь создания каких-либо сил на воде и закрепления противника на берегу».

Именно господство сил нашей флотилии на Ладожском озере было одним из факторов, который в немалой степени предопределил исход битвы за Ленинград.

Обстановка на подступах к Ленинграду была в те дни крайне напряженной. Директива об «обеспечении господства» была вызвана не только тяжелым положением сухопутных войск, но и тем, что после выхода противника на побережье возникла реальная угроза появления на озере его кораблей.

Армия противника, достигнув озера, развернула наступление по его восточному и западному берегам и, пользуясь значительным превосходством в силах, быстро продвигалась к югу (к району Ведлозера и Видлицы). Наша 7-я армия под командованием генерал-лейтенанта Ф. Д. Гореленко вынуждена была отходить. Три стрелковые дивизии этой армии сдерживали натиск противника, в четыре раза превосходящего их численностью. Нанося контрудары, наши войска на Ладожско-Онежском перешейке отступали.

В сортавальских шхерах

Для создания угрозы флангам и тылу противника, быстро продвигающегося к югу вдоль восточного берега Ладожского озера, и для оказания поддержки от-

ступающим войскам 7-й армии Ладожской флотилии было приказано захватить острова Лункулансаари и Мантсинсаари у восточного побережья Ладоги, высадив на них морской десант.

Десант состоял из матросов, политработников и командиров 4-й отдельной бригады морской пехоты (командир — генерал-майор Б. Н. Ненашев), сформированной буквально накануне высадки.

Офицеры в большинстве своем набирались из преподавателей и командиров Военно-морской академии и военно-морских училищ, не имевших опыта и достаточных знаний для действий на суше. Младшие командиры и бойцы пришли в бригаду добровольно из команд строящихся судов и учебного отряда подводного плавания.

Комендоры, электрики, минеры и машинисты стали морскими пехотинцами. Никто из них, получив армейское обмундирование, не расставался с бескозыркой и полосатой флотской тельняшкой — символами флотской чести.

Накануне высадки десанта командующим флотилией был назначен опытный моряк, прославившийся в годы гражданской войны, контр-адмирал П. А. Трайнин. Однако при высадке десанта он был ранен, и его временно заменил начальник штаба капитан 1-го ранга В. П. Боголепов.

Ожесточенные бои за острова Лункулансаари и Мантсинсаари шли с 24 по 28 июля 1941 года. Но под давлением значительно превосходящих сил противника десанту полностью выполнить поставленную задачу не удалось. Понеся большие потери, моряки вынуждены были оставить острова.

Однако десантникам на некоторое время удалось отвлечь значительные силы противника и тем самым оказать необходимую поддержку частям 7-й армии, которые сражались в восточной части озера на подступах к Видлице.

К концу июля 1941 года в особо тяжелом положении оказалась 168-я стрелковая дивизия, отрезанная от основных сил 7-й армии на своем правом и от 23-й армии — на левом фланге. Командовал дивизией полковник А. Л. Бондарев.

Ведя с начала июля непрерывные бои с превосходящими силами противника, части дивизии понесли большие потери. Раненых еле успевали эвакуировать через Ладожское озеро. Не хватало боеприпасов и продовольствия.

С 24 июля обеспечение боевых действий 168-й дивизии на Сортавальском направлении осуществлял Северный отряд кораблей флотилии. Задача отряда состояла в том, чтобы поддерживать связь между частями дивизии и кораблями флотилии, прикрывать отход наших пехотных частей и не давать противнику возможности захватить отдельные острова в нашем тылу.

Командовал Северным отрядом капитан-лейтенант Я. Т. Салагин. Ранее он участвовал в действиях Ладожской флотилии во время советско-финляндской войны 1939/40 года и был награжден орденом Красного Знамени.

В состав Северного отряда, сформированного в конце июля 1941 года, входили два тральщика — ТЩ-100 и УК-4, бронекатер БК-97, пять катеров типа КМ, шхуны «Учеба» и «Практика», один разъездной катер ЗИС.

Местом базирования отряда избрали остров Валаам. Военкомом отряда был назначен старший политрук В. Ф. Брушковский, начальником штаба и штурманом — старший лейтенант Л. Попиней, начальником связи — лейтенант Я. А. Бергер.

24 июля отряд вышел в озеро. С этого дня началась его боевая деятельность.

Прибыв в район Сортавальских шхер, корабли отряда приступили к несению дозорной службы с целью не Дать противнику перебросить свои войска, артиллерию, минометы на прибрежные острова. Заняв эти острова, расположенные перед береговым плацдармом наших войск, противник мог бы контролировать все пути подхода кораблей Ладожской флотилии.

Корабли отряда должны были обеспечивать регулярную доставку войскам боеприпасов, продовольствия, а также эвакуацию гражданского населения из районов Лахденпохья — Сортавала.

С каждым днем обстановка в шхерах усложнялась. Противнику еще до подхода кораблей Северного отряда удалось занять часть островов и установить на них пулеметы, а на некоторых и 76-миллиметровые орудия. Все они были тщательно замаскированы. Для того чтобы выявить огневые точки врага, катера имитировали высадку десанта на эти острова своеобразным «кавалерийским налетом», как говорили моряки.

На полном ходу катера шли к острову, вызывая огонь на себя. А обнаружив огневые точки противника, подавляли их всеми средствами и затем вместе с воинами бондаревской дивизии выбивали врага с острова.

Не обходилось и без потерь. В заливе Хиденселька на тральщике УК-4, обстрелянном с островов, занятых противником, был разбит пулемет, получено много пробоин в бортах и в надстройке корабля, в тральных буях оказалось более 200 пулевых пробоин.

Вскоре над озером стала действовать авиация противника, которая обстреливала и бомбила корабли флотилии. Но моряки Северного отряда продолжали выполнять свою задачу. Активно действовали моряки тральщика УК-4 под командованием старшего лейтенанта М. П. Рупышева. Однажды на глазах противника УК-4 подошел к небольшому причалу на берегу острова Риеккалансаари и снял находившуюся там в окружении группу раненых бойцов и медицинских работников бондаревской дивизии.

Как-то, осуществляя разведку, тральщик УК-4 и катер КМ попали в ловушку. С расстояния 100-150 метров по ним был открыт огонь из винтовок и пулеметов. На тральщике вышел из строя пулемет, загорелся боезапас, прорвало паропровод. Все вокруг заволокло паром. В разгар боя с тральщика увидели, что за рулем катера КМ стоит окровавленный старшина Корхало. Едва тральщик поравнялся с катером, туда почти с пятиметровой высоты прыгнул санинструктор Виктор Вернадский, чтобы оказать помощь раненому. За руль стал моторист катера, и через несколько минут тральщик и катер вышли из зоны огня.

27 июля в зону патрулирования прибыл тральщик ТЩ-100, которым командовал лейтенант П. К. Каргин, участник боев на Ладоге во время советско-финляндской войны 1939/40 года. Этот корабль, как наиболее боеспособный в составе отряда, сразу же стал флагманским, на нем держал свой флаг командир отряда со своим штабом. Здесь же была радиостанция. Кроме того, он был вооружен лучше, чем другие корабли отряда.

Бронекатер БК-97 к этому времени вышел из строя, получив повреждение корпуса от удара о подводную скалу. Для ремонта его отбуксировали в Ленинград.

На рассвете 31 июля командир шхуны «Практика» капитан-лейтенант П. Ф. Ваганов обнаружил переправлявшиеся с острова на плотах и лодках под прикрытием артиллерии и минометов группы противника и вступил с ними в бой, несмотря на то что имел на вооружении всего лишь один пулемет. Командир тральщика УК-4 старший лейтенант М. П. Рупышев, зная о слабом вооружении шхуны, поспешил на помощь.

Неожиданное появление УК-4 заставило противника весь огонь перенести на него. Тогда командир тральщика ТЩ-100 П. К. Каргин бросился на помощь двум своим кораблям.

При подходе к месту боя с тральщика ТЩ-100 увидели, как по кораблям, к которым они спешили, с одного из островов был открыт огонь из орудий крупного калибра.

Пытаясь выйти из зоны обстрела, УК-4 и «Практика» повернули на выход из пролива, но при этом оказались беззащитной мишенью. Спасти положение мог только подходивший тральщик ТЩ-100, который должен был вынудить противника перенести огонь на себя. Невзирая на огонь из орудий, стрелявших по кораблю с острова прямой наводкой, тральщик ТЩ-100 двигался по узкому проливу, выигрывая время, чтобы УК-4 и «Практика» могли выйти из зоны обстрела.

Пять попаданий снарядов в рубку, мостик, в машинное отделение вывели из строя рулевое управление, повредили радиостанцию, но не сломили волю людей. Переведя корабль на аварийное рулевое управление, командир вывел его из-под обстрела и помог другим кораблям отряда, оказавшимся в беде.

В этом бою на ТЩ-100 и УК-4 были убитые и раненые. Смертельное ранение получил комиссар отряда В. Ф. Брушковский. Два тяжелых ранения вывели из строя командира Северного отряда капитан-лейтенанта Я. Т. Салагина.

В командование отрядом вступил старший лейтенант М. П. Рупышев.

«Знания, опыт, отвага» — так была озаглавлена статья в одной ленинградской газете, опубликованная задолго до войны, еще в1938 году, и посвященная молодому военному моряку Михаилу Рупышеву. Еще в школе Миша увлекся морским делом и после окончания ее, в июне 1930 года, вышел на лесовозе «Сакко» в первый заграничный рейс. Затем три года упорной учебы — и матрос Рупышев становится штурманом дальнего плавания. В 22 года Рупышев — старший помощник капитана. Обогащенный опытом и знаниями, закаленный в штормах, незадолго до войны Рупышев пришел на Военно-Морской Флот. С первого дня войны М. П. Рупышев проявил себя грамотным и волевым офицером.

Военкомом вместо погибшего В. Ф. Брушковского был назначен старший политрук А. И. Федотов.

В состав Северного отряда кроме тральщиков и шхун входили, как уже было сказано, катера типа КМ, которые моряки называли «каэмочками». Командовал ими старшина 1-й статьи В. Кардаш. Представляли они собой деревянные катера разъездного типа с автомобильным мотором. В закрытой рубке был пост рулевого, внизу — машинное отделение и маленький кубрик. Экипаж состоял из четырех человек, а на вооружении был один пулемет.

На одном из таких катеров был старшина комсомолец Валентин Кардаш.

Однажды ночью, патрулируя в бухте, Кардаш, заглушив мотор, услышал подозрительный шум. Подойдя тихо к берегу, он сошел с катера и направился в разведку с матросом Жуковым. Они обнаружили, что финны устанавливают пушки и пулеметы, чтобы взять под контроль подход наших судов к бухте. Кардаш, вернувшись на катер, открыл по противнику огонь из пулемета. Замысел врага был сорван. В другой раз катер Кардаша шел с поручением для связи. Неожиданно на него спикировали три «юнкерса» и начали бросать бомбы. Маневрируя и отстреливаясь, Кардаш подбил один из «юнкерсов». Много раз «каэмочка» Кардаша получала пробоины, тонула, подвергалась налетам «юнкерсов» и «мессершмиттов». Но комсомольский экипаж продолжал мужественно сражаться.

Валентин Кардаш стал одним из самых первых орденоносцев Ладожской военной флотилии — героев 1941 года. Он был награжден орденом Красного Знамени. Вместе с ним этот орден получил его друг, старшина-моторист комсомолец Тихон Зверьков. Раненный в грудь навылет при ликвидации в шхерах наблюдательного пункта врага, он не оставлял пост до последней минуты боя.

В экипаже катера Кардаша отличным матросом зарекомендовал себя и Владимир Жуков. Позже, став офицером, будучи старшим помощником командира «морского охотника» — МО-198, а затем командиром катера Д-3 № 112, он отличился в завершающих боях на Ладоге, в Тулоксинской десантной операции.

В конце июля — начале августа обстановка к северу от Ленинграда значительно ухудшилась. Изолированные друг от друга и прижатые к Ладожскому озеру, две группировки наших войск совместно с пограничниками отражали непрерывные атаки противника. 168-я стрелковая дивизия с отдельными примкнувшими к ней полками 71-й и 115-й стрелковых дивизий сдерживали вражеские войска в районе Сортавалы, а 142-я стрелковая и 198-я мотострелковая дивизии вели бои в районе Лахденпохьи. Сводная группа пограничников под командованием полковника С. И. Донскова мужественно сражалась западнее Кексгольма (ныне Приозерск).

К середине августа для войск, оборонявших Ленинград, наступил чрезвычайно критический момент. С юга на Ленинград надвигались войска группы армий «Север», прорвавшие Лужскую укрепленную позицию. Требовалось вырвать из окружения и перебросить на решающие направления битвы за Ленинград наши войска, которые были прижаты к Ладожскому озеру. Задачу эту предстояло решить при содействии Ладожской военной флотилии.

«Бухты смерти». Эвакуация окруженных дивизий

17 августа 1941 года командующий 23-й армией генерал-лейтенант М. Н. Герасимов и командующий Ладожской военной флотилией капитан 1-го ранга Б. В. Хорошхин получили боевое распоряжение Военного совета Северного фронта:

«Организовать лично вывод и эвакуацию 168-й, 142-й и 198-й стрелковых дивизий в район южнее Кексгольма. Эвакуацию 168-й стрелковой дивизии предварительно производить на о. Валаам, в последующем к югу от Кексгольма. К эвакуации 168-й стрелковой дивизии приступить немедленно. Руководство эвакуацией на воде полностью возложить на командующего Ладожской военной флотилией, сосредоточить в его распоряжении все плавучие средства».

Северный отряд кораблей флотилии накануне эвакуации обеспечивал связь между войсками, окруженными на берегу, и кораблями на озере, не давая противнику блокировать пути подхода кораблей к плацдармам, занятым нашими войсками.

Еще 8 августа в районы, из которых предполагалось производить эвакуацию, по всему побережью от Кексгольма до маяка Куркиниеме, были высланы моряки-гидрографы, они обследовали и определяли места, наиболее удобные для выполнения задачи.

«Бухтами смерти» были названы в те дни три узких залива бухты Рауталахти, насквозь простреливавшиеся кинжальным огнем артиллерии и минометов противника. Через эту зловещую зону нашим кораблям нужно было с боем прорываться вплотную к берегу и принимать на борт войска, прижатые врагом к воде. О том, насколько было близко соприкосновение с противником, красноречиво свидетельствует адмирал флота И. С. Исаков: «В этой операции впервые в настоящую войну и, очевидно, впервые в истории были зарегистрированы раненые и убитые на палубах кораблей от минометного огня с берега».

Прибывшему в зону боевых действий в районе Рауталахти старшему лейтенанту В. П. Белякову, назначенному приказом начальника штаба флотилии комендантом всей трассы Рауталахти — Валаам, по которой производилась эвакуация, была поставлена задача обеспечивать вход, выход и прикрытие транспортных средств, питающих дивизию, через бухту Рауталахти, действуя по распоряжению командира группы канонерских лодок, находящегося на канлодке «Селемджа».

К этому времени отдельные подразделения противника, заняв близлежащие острова и господствующие высоты, вели ожесточенный огонь по пунктам посадки, по входящим и выходящим днем и ночью транспортам. Корабли флотилии прикрывали их дымзавесами и обстрелом огневых точек врага. Катера МО огнем своих орудий прямой наводкой подавляли близкие цели. Вокруг катера МО-201, на борту которого находился Беляков, кипела вода от разрывов снарядов и мин.

Орудийный расчет, которым командовал старшина 1-й статьи Ювиналий Вишневский, едва успевал переносить огонь с наступающих боевых порядков врага на его огневые точки.

«Батя», как называли катерники Вишневского, пользовался всеобщим уважением. В 1927 году начал он свою флотскую службу на линкоре «Парижская коммуна». Форменку Ювиналия трепали ветры Северного моря, Атлантики, Бискайского залива и Средиземного моря, когда он на линкоре участвовал в переходе с Балтики на Черное море.

После того как огнем орудия и пулеметов катера МО-201 был сбит самолет-разведчик противника, наблюдатели финнов, по-видимому, выследили находившийся у скалистого берега катер, и около 18 часов 19 августа по нему открыли огонь несколько батарей. Был убит командир орудия старшина 2-й статьи В. П. Артеменко, загорелся бензин в машинном отделении, пламя вырвалось на палубу.

Раненый боцман катера старшина 1-й статьи И. Корягин, израсходовав все подручные материалы, навалился телом на огонь, чтобы потушить его. Раненные осколками мотористы А. Токарев, Л. Слободчиков и другие матросы под руководством механика главного старшины Н. Архипова ликвидировали пожар в машине, заделали пробоины в бензоцистернах и тем самым спасли судно от взрыва. А ведь на этом маленьком катере было 6, 5 тонны высокооктанового авиационного бензина.

Когда части 168-й дивизии отошли от побережья одной из бухт, там оставались поврежденный катер МО-201 и лишившийся хода буксир «Морской лев» с баржей, на которой размещалась группа бойцов Сортавальского истребительного батальона. Среди них было много девушек, вооруженных винтовками.

Из трех двигателей катера МО-201 действовал только один. Из 22 человек команды 11 были выведены из строя. И все же, взяв на буксир «Морской лев» и баржу с бойцами истребительного батальона, катер вышел из бухты. За кормой вспыхивали огни осветительных ракет, разрывались мины и снаряды. Слышны были автоматные очереди...

После короткой стоянки на острове Валаам, отремонтировав моторы и заделав в корпусе 250 пробоин, катер МО-201 вновь вышел на выполнение задания.

Канонерские лодки «Селемджа» и «Вира» огнем своих орудий обеспечивали сосредоточение у пристаней наших войск и погрузку их на суда. Стрельба велась с большой точностью, так как в случае даже небольшой ошибки снаряды могли попасть в расположение своих войск.

Смело действовал сторожевой корабль флотилии «Пурга», на котором держал свой флаг командующий Ладожской флотилией капитан 1-го ранга Б. В. Хорошхин.

Корабль подходил на близкие дистанции к батареям противника и обстреливал их вначале из пушек малого калибра, вынуждая открывать ответный огонь. Затем по засеченным вспышкам вражеских батарей открывали огонь орудия главного калибра. После обстрела с «Пурги» батареи противника умолкали.

При выходе из бухты одна баржа села на мель. Немедленно противник открыл по ней сильный огонь из пушек, минометов и автоматов. Тогда «Пурга» полным ходом вошла в бухту, быстро развернулась и, взяв баржу на буксир, вывела ее в безопасное место.

Много раз «Пурга» эвакуировала с берега пехотинцев. Не зря командир 181-го стрелкового полка Герой Советского Союза майор Е. М. Краснокутский в своем обращении к морякам Ладожской флотилии по окончании операции писал: «Мы особенно восхищены моряками флагманского корабля «Пурга». Под сильным огнем противника этот корабль подошел к берегу и принял на борт сотни наших бойцов. В бухту прорывались и другие корабли, залпами пушек они сдержали врага и смогли вывезти всех нас. Сердечное спасибо, товарищи краснофлотцы, командиры и политработники, от ваших боевых друзей пехотинцев».

В этой операции энергичным и волевым военачальником проявил себя командующий флотилией капитан 1-го ранга Борис Владимирович Хорошхин.

В эти трудные дни и ночи его можно было видеть и на мостике «Пурги», и на борту «морского охотника», и на каком-нибудь буксире за штурвалом, и на берегу рядом с командиром дивизии или среди бойцов во время погрузки боевой техники на корабли.

1 августа 1942 года, будучи заместителем командующего Волжской военной флотилией, Б. В. Хорошхин погиб при выполнении боевого задания южнее Сталинграда. В память о нем приказом наркома Военно-Морского Флота СССР 1 марта 1944 года БТЩ-299 был переименован в тральщик «Контр-адмирал Хорошхин». Макет этого корабля находится в музее «Дорога жизни» на берегу Ладожского озера.

Автору довелось быть участником многих боевых действий флотилии, и в том числе описываемых в этих строках, и он не может не засвидетельствовать, что нервное напряжение у всех, кому также довелось быть тогда в этих «бухтах смерти», достигало предела человеческих возможностей.

Нужно признать, что в ходе операции обстановка была настолько динамичной и события происходили так скоротечно, что роль начальника штаба, и вообще штаба как такового, была почти незаметной. Письменных документов, как правило, не было, все решения принимались на месте, распорядительным порядком отдавались приказания. Каждый действовал самостоятельно в пределах поставленной задачи, персонально отвечал за свои действия «по обстановке». И проявленные при этом инициативность и решительность командного сова всех уровней особенно подчеркнули их высокую выучку и подготовленность к самостоятельным действиям.

В числе таких офицеров блестяще себя показал старший лейтенант В. П. Беляков, руководивший эвакуацией в одной из «бухт смерти», где он буквально галопом носился на катере МО, отдавая приказания транспортам и буксирам.

Перед одним из последних заходов в «бухту смерти» к спасательному кораблю «Сталинец» подошел катер МО-201. Стараясь перекричать гул мотора, старший лейтенант В. П. Беляков в рупор отдал приказание: «... с наступлением темноты полным ходом идти в бухту номер один и вывести баржу с бойцами последнего оставшегося на берегу полка. При входе в бухту вас встретит кинжальный огонь противника. Подготовьте личный состав! Всё!» И тут же на глазах слушавших его приказание моряков помчался в глубь бухты навстречу огню.

Для всего личного состава «Сталинца» это был достойный пример выполнения своего долга. Шестнадцать заходов в «бухту смерти» совершил «Сталинец», и все задания были выполнены безупречно.

Эвакуацией войск из бухты № 2 руководил старший лейтенант М. П. Рупышев. Тогда-то и раскрылись в полной мере его боевые, морские и организаторские качества. Этот полюбившийся всем морякам флотилии командир был награжден за участие в операции орденом Красного Знамени.

18 августа противник после сильной артподготовки перешел в наступление по всему фронту обороны дивизии. 260-й стрелковый полк был отрезан. В течение суток он отражал ожесточенные атаки врага. 19 августа, в 15 часов, противнику удалось выйти в тыл 462-му полку, который еще не успел эвакуироваться. Контратакой пехоты, поддержанной сильным артогнем двух канонерских лодок и сторожевого корабля «Пурга, противник был уничтожен, полки выведены из окружения.

Вскоре назрела необходимость эвакуировать на остров Валаам штаб дивизии во главе с комдивом полковником А. Л. Бондаревым. Руководство оставшимися частями, их обороной и эвакуацией Бондарев возложил на начальника оперативного отделения штаба дивизии С. Н. Борщева.

Командира 168-й стрелковой дивизии, прославленного героя гражданской войны, удостоенного многих боевых наград, полковника Андрея Леонтьевича Бондарева хорошо знали и моряки Ладожской флотилии. Когда катер МО-202, находившийся в течение всей операции в распоряжении комдива Бондарева, подходил к борту флагманского корабля «Пурга», на корабле прозвучал сигнал «большой сбор» и команда для торжественной встречи полковника А. Л. Бондарева была выстроена на борту.

Никаким уставом такой церемониал для ранга командира армейской дивизии не предусмотрен. Никаким уставом не предусмотрено называть воинскую часть именем ее командира, однако с первых дней войны и после войны 168-я стрелковая дивизия именовалась «бондаревской».

«Бондаревцы» — так называлась книжка, изданная Госполитиздатом в октябре 1941 года. И по сей день так называют себя ветераны дивизии.

«Счастлив генерал, заслуживший в массе бойцов так просто выраженную, но неизгладимую в сердцах любовь и веру». Эти проникновенные слова маршал К. К. Рокоссовский высказал в адрес генерала Панфилова и панфиловцев, но они полностью относятся и к бондаревцам.

В ночь на 21 августа начался последний отход наших войск с занимаемых рубежей. В темноте, под прикрытием артиллерийского огня кораблей флотилии, производилась посадка оторвавшихся от противника частей прикрытия.

Последние части эвакуируемой дивизии отходили через безымянную бухту острова Путсаари. Катер МО-201 должен был огнем своих пушек и пулеметов обеспечить отход последнего прикрытия и эвакуировать его.

Маленькую бухту с отвесными скалами противник буквально засыпал снарядами и минами. Вода кипела от разрывов. Маневрируя, из бухты выходили транспорты и буксиры с баржами. Посадка людей на баржи и транспорты происходила в основном ночью, в темное время, в паузах между артминометными обстрелами.

Когда была снята последняя группа пограничников, с катера МО-201 стали видны наступавшие цепи противника. Прикрываясь дымзавесой, катер МО-201 вышел из бухты.

21 августа суда флотилии с последними подразделениями дивизии отошли от берега, взяв курс на остров Валаам, и в этот же день дивизия полностью собралась на острове.

Перевозка личного состава и материальной части дивизии осуществлялась на баржах Северо-западного речного пароходства, специально для этого переоборудованных, и на транспортах.

Бок о бок с военными моряками сражались водники пароходства. Подлинный героизм проявили капитаны буксиров, шкипера барж и команды этих судов. Многие из них погибли на боевом посту.

Смертью героя погиб капитан теплохода «Совет» В. И. Темирязев. Осколком разорвавшейся мины он был убит на мостике теплохода. Его именем назван один из теплоходов Северо-западного речного пароходства.

На всех мобилизованных пароходах и теплоходах отряда транспортов помимо гражданских моряков и речников были и военные моряки, в основном молодые офицеры — выпускники военно-морских училищ. Они проявляли высокие командирские качества, когда на каждом шагу приходилось принимать самостоятельные решения в условиях необычайно сложной боевой обстановки.

На одном из таких транспортов, грузопассажирском пароходе каботажного плавания «Вилсанди», принадлежавшем Эстонскому морскому пароходству, комендантом был лейтенант Борис Вайнер (впоследствии он стал капитаном 1-го ранга, доктором исторических наук). Команда состояла из эстонцев, плохо знавших русский язык. Нелегко пришлось Б. А. Вайнеру — ведь он фактически оказался сразу и капитаном, и штурманом, и командиром корабля. И нужно сказать, блестяще справился со всеми обязанностями. Под стать ему были лейтенанты Г. М. Носко и В. В. Черепанов.

Задание командования было выполнено. Всего на остров Валаам при эвакуации подразделений одной только 168-й стрелковой дивизии было перевезено: личного состава — 10995 человек, лошадей-1823 и много техники.

Успешная эвакуация бондаревцев стала возможной благодаря тесному взаимодействию сухопутных войск с Ладожской военной флотилией.

Оценка выполнения поставленной Военным советом фронта задачи по эвакуации 168-й стрелковой дивизии была дана в телеграмме командования фронта, направленной Военному совету Краснознаменного Балтийского флота «в связи с разрешением приступить к эвакуации из Таллинна войск на кораблях флота».

В этой телеграмме было сказано: «... пример эвакуации 168-й дивизии из-под Сортавалы в исключительно тяжелых условиях показал, что при умелом и твердом руководстве можно даже под огнем противника вывести всех людей и технику».

9 сентября 1941 года А. Л. Бондарев писал в газете «Ленинградская правда»: «После 45-дневного боя, в котором враг, наталкиваясь на упорное сопротивление наших подразделений, потерял не менее 18 тысяч человек убитыми и ранеными, белофинское командование, вероятно, со вздохом облегчения объявило по радио, что советские части, полностью прижатые к озеру, разрознены и уничтожены. А в это время наши части в полном боевом составе, вместе с артиллерией и другим вооружением, уже переплывали озеро и высаживались на его берегах для нанесения ударов по врагу».

Известно, что отступление или отход с боями является самым сложным видом боевых действий. К сожалению, до войны наши войска очень редко изучали этот вид боевых действий. Маршал И. С. Конев в одной из своих публикаций цитирует слова Л. Н. Толстого из его записок о Крымской войне о том, что «необученные войска не способны отступать, они могут только бежать».

Взаимодействуя с моряками флотилии, окруженные части в районе Сортавальских шхер, части 19-го корпуса не «бежали», а организованно отступили.

Когда 168-я дивизия, с помощью моряков-ладожцев вырвавшись из окружения, готовилась вступить в бой на самых ближних подступах к Ленинграду, в ее расположение, как вспоминает ветеран-бондаревец С. Н. Борщев (в то время майор, начальник штаба дивизии, а затем генерал-лейтенант, прошедший путь от Невы до Эльбы в качестве командира дивизии), прибыл командующий фронтом маршал К. Е. Ворошилов.

«Узнав о состоянии и дислокации дивизии, маршал спросил:

— В чем нуждаетесь?

— В пополнении людьми и боеприпасами.

— Сколько в дивизии по списку на сегодняшний день?

— Девять тысяч семьсот.

Климент Ефремович улыбнулся — дескать, другие об этом могут только мечтать».

Конечно, такой идеально полнокровной дивизии по численности и вооружению могла позавидовать в тот трагический для Ленинграда момент, пожалуй, каждая из дивизий Ленинградского фронта. И это после 45-дневных тяжелых боев!

В своих воспоминаниях о борьбе за Ленинград Маршал Советского Союза Г. К. Жуков дает такую оценку боевой деятельности дивизии в описываемый период:

«В боях за гг. Пушкин и Слуцк особенно отличилась 168-я стрелковая дивизия полковника А. Л. Бондарева. Эта кадровая дивизия Красной Армии 45 дней героически сражалась на финской границе и в лесах Карелии, северо-западнее Ладоги. Выполняя приказ командования, ведя в тяжелейших условиях арьергардные бои, дивизия эвакуировалась на остров Валаам, а оттуда была переброшена под Ленинград. Воины ее сумели сохранить почти всю боевую технику, в том числе гаубичный и пушечный артиллерийские полки».

Одновременно с эвакуацией 168-й дивизии южнее, в районе Кексгольма, на кораблях флотилии выводились из полуокружения также прижатые к берегу озера другие части Красной Армии. В эту группу входили 142-я стрелковая дивизия под командованием полковника С. П. Микульского, 198-я моторизованная дивизия под командованием генерал-майора Крюкова и несколько подразделений из сводной группы частей НКВД под командованием полковника С. И. Донскова.

Между мысом Куркиниеми и расположенным в 8 милях (15 километрах) к югу от него мысом Рогатый, невдалеке от границы между Ленинградской областью и Карельской АССР, в берег вдается обширный залив, усеянный множеством островов, образующих шхерный пояс шириной 7-11 миль. Посредине залива — большие острова Корписаари и Кильпола. Оба острова возвышенные, сложены из гранита и покрыты лесом. С материковым берегом острова соединены мостами. Берега островов изрезаны множеством заливов и бухт. На 3 мили (5, 5 километра) к югу тянется восточный берег острова Кильпола.

В этих местах и сосредоточились подразделения дивизий перед посадкой на корабли. Так же как и в Сортавальских шхерах, корабли и места погрузки войск ожесточенно обстреливались артиллерией и минометами противника. Проходящая невдалеке от берега железная дорога в районе станции Хиттола открывала противнику большие возможности для переброски на свои огневые позиции артиллерии крупного калибра.

Старшим морским командиром группы кораблей, куда входило 19 транспортов и буксиров и 14 барж, был старый, опытный моряк, первый командир бригады торпедных катеров Балтийского флота в тридцатые годы, капитан 2-го ранга Г. П. Нествед.

Каждый наш корабль, входивший в бухту или выходивший из бухты острова Кильпола, обстреливался. Одновременно над кораблями и местами погрузки действовала вражеская авиация.

Транспорт «Чапаев» на буксире выводил из бухты баржу с бойцами эвакуируемой дивизии. Вдруг во время маневрирования трос ослаб и намотался на гребной винт. «Чапаев» и баржа оказались беспомощными в зоне обстрела. «Кто может очистить винт?» — обратился командир корабля И. В. Дудников к матросам.

Сделать это вызвался матрос комсомолец Богданов. Без водолазного аппарата он несколько раз нырял под корму. А вокруг рвались мины, которые даже издалека могли оглушить подводным взрывом. Винт был освобожден — корабль дал ход. За этот подвиг комсомолец А. Богданов был награжден орденом Красного Знамени.

23 августа 1941 года последние части прикрытия были сняты с островов и доставлены вместо Кексгольма, занятого противником, на Сауна-Саари, а затем в бухту Гольсмана и Шлиссельбург для дальнейшей переброски под Ленинград. К концу августа все три дивизии, полностью боеспособные, были на судах флотилии перевезены через Ладожское озеро в район Шлиссельбурга. Войска Ленинградского фронта получили хорошее подкрепление для отражения попыток врага взять Ленинград штурмом.

Задание командования было выполнено блестяще: в общей сложности эвакуировано около 23 тысяч человек, 140 орудий и много техники.

В ходе выполнения этой операции личный состав дивизий продемонстрировал отличную выучку и высокий уровень взаимодействия с Ладожской флотилией.

Характеризуя действия Ладожской флотилии по вывозу окруженных частей, адмирал И. С. Исаков писал:

«В исключительно трудных условиях флотилия блестяще выполнила операцию по прикрытию отхода, посадке войсковых частей с техникой и тылами на корабли и последующей переброске их в распоряжение нашего фронта. Катера «охотники», канонерские лодки, тральщики и вспомогательные суда в течение нескольких суток вели бои с артиллерией и частями противника и высаживали тактические десанты моряков, которые своими контратаками обеспечивали удержание плацдарма высадки, проявляя большой героизм и прекрасную морскую выучку».

Дивизии, переброшенные с берегов Ладоги под Ленинград, внесли достойный вклад в оборону города.

В конце августа — начале сентября провалился план противника, намеревавшегося выйти к Ленинграду с колпинского направления на шоссе Москва — Ленинград и вдоль берега Невы. Однако на мгинском направлении противнику удалось при мощной поддержке авиации нанести удар и 8 сентября захватить Шлиссельбург, блокировав Ленинград с суши.

Бой за остров Рахмансаари

Обстановка, складывавшаяся в северной части Ладожского озера к началу августа, еще до того, как возник вопрос об эвакуации дивизий, прижатых к озеру, потребовала от командования Ладожской флотилии принятия мер оборонительного характера по укреплению островов Валаамского архипелага.

5 августа на острове Валаам была создана маневренная база Ладожской военной флотилии. Руководство и организация обороны были возложены на командира 4-й бригады морской пехоты генерал-майора Б. Н. Ненашева. Его помощником по морской части был капитан 2-го ранга Г. Н. Арсеньев.

К моменту развертывания маневренной базы на острове Валаам были стационарно установлены морские орудия 120-миллиметрового калибра, три батареи 45-миллиметровых орудий и огневые пулеметные точки.

Название главного острова архипелага — Валаам, по преданию, происходит от финского слова «валамо» — высота. При подходе к островам архипелага легко убедиться в правильности такого предположения. Прямо из воды вертикально ввысь устремляются мощные гранитные берега, напоминающие древние крепостные стены. Такие берега в сочетании с многочисленными извилистыми заливами и проливами как нельзя лучше отвечают требованиям, предъявляемым к военно-морской базе-крепости.

В состав Валаамского архипелага и находящегося юго-западнее от него Западного архипелага входит свыше 50 больших и малых островов, в том числе острова Верккосаари, Хейнясенма, Рахмансаари и другие.

Остров Рахмансаари, входящий в Западный архипелаг, отделяет от Валаама пролив шириной 18-20 километров, а от западного берега материка, занятого в то время противником, всего четыре километра. Из-за такого расположения этот остров приобретал особое значение в системе охраны водного района базы.

Командование направило на Рахмансаари роту морских пехотинцев под командой лейтенанта З. Н. Слободова. В составе роты было 122 бойца с тремя станковыми пулеметами, тремя минометами и одной 45-миллиметровой пушкой. На близлежащие острова Верккосаари и Хейнясенма было послано подразделение из 60 бойцов.

В задачу этих подразделений противодесантной обороны входило наблюдать за водным районом и в случае обнаружения противника задерживать его высадку на остров до подхода подкреплений.

Замысел командования Ладожской флотилии сохранить Валаам как маневренную базу был весьма целесообразен, и опыт использования Валаама как промежуточной базы при эвакуации частей Красной Армии с северного побережья Ладоги это подтвердил.

Сохранив за собой Валаам, Ладожская флотилия имела бы опорный пункт в глубине операционной зоны противника, в его водах, угрожая тылу и флангу его сухопутных войск, держа их в постоянном напряжении.

Противник был бы вынужден опасаться высадки десантов с нашей стороны, так как заранее, в пути, их обнаружить нельзя из-за незначительности расстояний от Валаамских островов до берега противника.

С островов архипелага обеспечивалось постоянное наблюдение за противником. Это давало возможность предупреждать командование флотилии о намерениях фашистов. Кроме того, наши силы на островах Валаамского архипелага обеспечивали защиту наших коммуникаций и возможность держать под контролем коммуникации противника. Однако положение на Ладоге из-за обстановки, сложившейся на южных подступах к Ленинграду, лишало командование Ладожской флотилии возможности использовать Валаам как опорную базу.

Как и следовало ожидать, после того как финны достигли Ладожского озера, немедленно началось создание в этом районе финских военно-морских сил.

До 6 августа 1941 года финны переправили сухопутным путем на Ладожское озеро примерно 150 моторных катеров, 2 буксира, 4 самоходных парома и сформировали здесь свою флотилию.

На вооружении ее кораблей были орудия 47-миллиметрового калибра и крупнокалиберные пулеметы. Буксиры переоборудовали в минные заградители. На побережье были установлены дальнобойные орудия 100-и 88-миллиметрового калибра.

Командный пункт финской флотилии 2 августа развернулся в Ляскеля.

10 августа финские войска вышли на побережье озера, заняли город и порт Лахденпохья, 15-го — город и порт Сортавала, куда перебазировался штаб финской флотилии, оставив в Лахденпохье свою маневренную базу.

Как уже было сказано, в последних числах августа части Красной Армии полностью оставили северное побережье Ладоги. До окончания боевых действий на материковой части севера Ладоги финское командование не решалось вести боевые действия на озере, теперь же противник начал развивать деятельность против Ладожской флотилии.

Сперва финское командование решило с помощью десантов овладеть островами Валаамского и Западного архипелагов. Выбор пал на Рахмансаари.

7 сентября 1941 года на рассвете, после 10-минутной артминометной подготовки, на остров Рахмансаари с катеров и баркасов под прикрытием артиллерийского огня береговых батарей началась высадка десанта финнов. Обнаружив намерение противника высадить десант, командир роты морских пехотинцев З. Н. Слободов немедленно доложил об этом штабу бригады на Валаам. Гарнизон острова встретил десант ружейно-пулеметным и минометным огнем, и враг понес значительные потери.

Но силы были неравные. Сходящимися ударами противник охватывал всю северо-западную часть этого небольшого, размером 1, 5 километра в длину и 0, 5 километра в ширину, острова, расчленяя наши обороняющиеся подразделения. К полудню им были окружены основные опорные пункты обороны острова.

Сражаясь до последнего патрона, бойцы сдерживали натиск превосходящих сил врага.

Для оказания помощи гарнизону был срочно сформирован отряд кораблей поддержки, в который вошли канонерская лодка «Вира», катер МО-206 и пять катеров КМ под общим командованием капитана 2-го ранга Г. Н. Арсеньева с подчинением командиру 4-й бригады генерал-майору Б. Н. Ненашеву.

В 11 часов дня под прикрытием артиллерийского огня канонерской лодки и «морского охотника» с катеров КМ на остров с юго-восточной стороны высадилась первая рота третьего батальона морской пехоты в количестве 105 бойцов. Вместе с ними на остров с Валаама прибыли командир третьего батальона полковник И. Г. Каргин и военком батальона полковой комиссар П. И. Бондаренко.

Поддерживаемые артогнем с катера МО-206, они начали контратаку в направлении северо-западной части острова.

Катер МО-206 под командованием лейтенанта И. Волошенко, прорываясь в гущу финских судов, своим огнем прямой наводкой сумел уничтожить три катера и несколько шлюпок с десантниками.

По приказанию командующего флотилией с других близлежащих островов катера отряда поддержки снимали часть гарнизонов, перебрасывая для оказания помощи рахмансаарцам.

Неподалеку от Рахмансаари небольшой островок Хейнясенма занимал один из взводов третьего батальона под командованием лейтенанта Константина Громова.

Обходя на рассвете 7 сентября посты наблюдения, Громов увидел, как над Рахмансаари взвилась красная ракета. Громов знал, что это означало: «Противник высаживает десант». О таком сигнале было условлено с самого начала действия на островах. Тотчас же он принял решение оказать помощь соседям.

Отобрав 25 добровольцев, Громов на баркасе переправился на Рахмансаари. На острове в это время уже шел бой. Бойцы Громова заняли оборону в траншеях и открыли огонь по наступающему врагу. Это было их первое боевое крещение.

Какое-то время казалось, что враг будет с острова выбит, однако с 15 часов интенсивность артиллерийского и минометного огня с береговых материковых батарей противника по подходам к острову настолько возросла, что доставлять на остров пополнение и боеприпасы стало почти невозможным.

С 18 часов с острова на канлодку «Вира» прибыл помощник командира взвода Андреев, который сообщил командиру отряда поддержки капитану 2-го ранга Г. Н. Арсеньеву о больших потерях и отсутствии боеприпасов.

8сентября весь день и всю ночь предпринимались попытки подбросить на остров боеприпасы. Несмотря на шквальный огонь артиллерии, минометов и пулеметов противника, иногда это удавалось. Но боеприпасов было явно недостаточно. Выстрелы с острова слышались все реже и реже. Начались рукопашные схватки.

По радио с острова уполномоченный особого отдела бригады политрук А. Г. Заикин сообщил о стойкости гарнизона, подтвердил просьбу доставить патроны и одновременно усилить огонь кораблей по флангам противника, пытающегося полностью окружить остров.

9 сентября к месту боя прибыл сторожевой корабль флотилии «Конструктор» под командованием известного на Балтике капитана 2-го ранга Г. А. Зеланда. Вместе с канлодкой «Вира» и «морским охотником» МО-206

«Конструктор» несколько часов вел массированный огонь по противнику на острове и материке.

Канонерская лодка «Вира» огнем своих орудий, стрельбой которых управлял старший лейтенант Д. П. Ткаченко, потопила самоходный понтон с переправлявшимися десантниками и подавляла огневые позиции врага.

Много суток подряд катер МО-206 под командованием Ивана Волошенко патрулировал у острова, обстреливая боевые порядки финнов и подавляя их огневые точки. Однако пришло время, когда запасы бензина, боеприпасов и продовольствия кончились. Неожиданно на горизонте появился паровой катер «Цукела», разъездной катер монахов Валаамского монастыря, в шутку прозванный моряками «Отец Сергий». Под огнем противника лихой командир катера Семен Шабшаевич, впоследствии прославившийся как боевой офицер, прошедший путь от Валаама до Моонзунда, подошел к катеру МО-206 и доставил ему все необходимое. Затем, несмотря на шквальный огонь из пулеметов и минометов, катер ШБ-1 приблизился вплотную к импровизированному причалу, принял на борт раненых и вернулся на Валаам.

Катер МО-206 много раз прорывался к берегу и на сближение с катерами противника, ведя огонь из своих орудий и пулеметов. Вести стрельбу по острову было сложно и рискованно: ведь воины гарнизона очень близко соприкасались с противником и легко могли попасть под огонь своих же кораблей.

С каждым часом редели ряды рахмансаарцев. 9 сентября вечером во время обхода позиции выстрелом засевшего на дереве снайпера- «кукушки» был убит военком батальона полковой комиссар Павел Иосифович Бондаренко.

Для немногих оставшихся в живых наступили тяжелые испытания. Не хватало воды для питья, хотя озеро было рядом. Но к нему враг преградил путь. Патроны на исходе, рация вышла из строя. Дважды бойцы, пытаясь выполнить приказ, предпринимали попытки доползти до озера и вплавь добраться до кораблей, чтобы доложить об обстановке. Но были убиты.

К исходу дня противник неожиданно прекратил стрельбу. Младший лейтенант К. Громов вспоминает, как в тишине через радиоусилитель на русском языке раздался призыв:

— Сдавайтесь!

Моряки ответили на эти слова стрельбой и последними гранатами.

9 сентября, учитывая большие потери личного состава морских пехотинцев, оборонявших остров, а также в связи с обстановкой, сложившейся под Ленинградом, где за день до этого, 8 сентября, немецко-фашистские войска, овладев Шлиссельбургом, замкнули кольцо блокады, командующий Ладожской флотилией капитан 1-го ранга Б. В. Хорошхин отдал по радио приказ: снять гарнизоны с островов Рахмансаари, Хейнясенма и Верккосаари.

Оборонять Валаамские и все прилегающие к ним в северной части Ладоги острова уже не было необходимости, ибо перед Ладожской флотилией встали совсем новые, жизненно важные для обороны Ленинграда задачи.

К 9 часам 10 сентября с островов Хейнясенма и Верккосаари гарнизоны были сняты.

На рассвете 10 сентября у острова Рахмансаари была подобрана ветхая шлюпка с пятью бойцами третьего батальона морской пехоты. Они сообщили, что несколько десятков бойцов продолжают обороняться в траншеях, расстреливая последние патроны, что в траншеях и блиндажах острова находится около 100 раненых.

Ночью и днем 10 и 11 сентября все настойчивые попытки доставить боезапас и вывезти с острова раненых и остатки гарнизона оказались безуспешными. Катер МО-206 и два катера КМ патрулировали вокруг Рахмансаари, чтобы подобрать тех, кому удалось вплавь вырваться с острова, но бесполезно — в волнах Ладоги не было видно никого...

В ночь с 11 на 12 сентября по приказанию прибывшего к месту боя на флагманском корабле «Пурга» командующего флотилией капитана 1-го ранга Б. В. Хорошхина был произведен обстрел острова Рахмансаари с целью выяснения обстановки. Ориентация по точкам ответного огня противника показала, что остров полностью в его руках.

Так закончилась трагическая и в то же время героическая эпопея обороны острова Рахмансаари.

Приказом командующего Краснознаменным Балтийским флотом № 1 от 1 января 1942 года за мужество и героизм, проявленные в боях на острове Рахмансаари, были награждены моряки 4-й бригады морской пехоты: орденом Красного Знамени — краснофлотец В. П. Баля, политрук А. Г. Заикин, младший лейтенант К. Е. Громов, орденом Красной Звезды — лейтенант В. П. Шипов, медалью «За отвагу» — краснофлотец М. К. Перельштейн.

Это имена тех пяти человек, которым чудом удалось выбраться с острова; их подобрал катер, патрулировавший вокруг острова 10 сентября 1941 года.

Много лет спустя красные следопыты Лахденпохской средней школы Карельской АССР обнаружили на острове Рахмансаари деревянный крест с вырезанной на нем надписью на финском языке. В переводе на русский язык надпись гласила: «Здесь лежат 110 солдат Красной Армии, погибших в бою 7-10 сентября 1941 года на острове Рахмаа».

Эта находка напомнила о волнующих событиях начального периода Великой Отечественной войны.

Несмотря на тяжелые неудачи, наша армия боролась, наносила врагу чувствительные удары. В то время мы не всё знали о мужестве и отваге, которые проявляли советские воины в борьбе с врагом. Но, как теперь стало известно, таких фактов было намного больше, чем тогда сообщалось.

Среди них достойное место должна занять до сих пор неизвестная героическая оборона маленького острова Рахмансаари на Ладожском озере.

Шлиссельбургские десанты. Приказ № 0050

Как вспоминает Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, 8 или 9 сентября Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин вызвал его с фронта и предложил поехать в Ленинград.

«... Ленинград в крайне тяжелом положении, — сказал И. В. Сталин. — Немцы, взяв Ленинград и соединившись с финнами, могут ударить в обход с северо-востока на Москву, и тогда обстановка осложнится еще больше».

10 сентября 1941 года Г. К. Жуков вступил в командование войсками Ленинградского фронта.

Положение Ленинграда в те дни было весьма критическим. Захват противником станции Мга, лишивший город последней связи со страной по железной дороге, выход немецких войск к Неве, а финских — к границе 1939 года, захват Шлиссельбурга придали фашистам уверенность в том, что Ленинград падет в течение нескольких дней. Но героические защитники города были полны решимости отстоять колыбель Великого Октября. Ленинград готовился к уличным боям и к противодесантной обороне.

Вступив в командование фронтом, Г. К. Жуков принял ряд важных решений по обороне Ленинграда, в числе которых были характерные для него четкие, хотя и очень жесткие, требования — контратаковать, несмотря на подавляющее превосходство противника.

Еще во время сражения на Халхин-Голе в 1939 году, когда впервые проявились полководческие дарования Жукова, он, как свидетельствует писатель К. Симонов в своих «Заметках к биографии Г. К. Жукова», говорил, что «война есть война и на ней не может не быть потерь, и что эти потери могут быть и крупными... Но если мы сейчас из-за этих потерь и из-за сложностей, возникших в обстановке, отложим на два-три дня выполнение своего первоначального плана, то одно из двух: или мы не выполним плана вообще, или выполним его с громадным промедлением и с громадными потерями, которые из-за нашей нерешительности в конечном итоге в десять раз превысят те потери, которые мы несем сейчас, действуя решительным образом».

Для срыва наступления противника был разработан план, в котором в числе других была задача «свои действия увязывать с действиями 54-й армии, добиваясь освобождения района Мга — Шлиссельбург», то есть прорыва блокады Ленинграда. (54-я армия под командованием Маршала Советского Союза Г. И. Кулика и подчинявшаяся непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования, шла с Большой земли в направлении Синявино — Шлиссельбург на выручку ленинградцам).

К 17 сентября бои под Ленинградом достигли наивысшего напряжения. Одиннадцать дивизий противника при поддержке всей авиации группы армий «Север» предпринимали попытку прорваться в Ленинград.

Оценив ситуацию как исключительно опасную, Военный совет фронта 17 сентября отдал категорический приказ удерживать во что бы то ни стало занимаемые рубежи. «Ни шагу назад» — требовал этот приказ.

С целью содействия нашим войскам на ряде участков в тыл вражеских войск были высажены морские десанты. Одним из них был десант Ладожской военной флотилии.

16 сентября 1941 года, в 18 часов 55 минут, командующий войсками Ленинградского фронта генерал армии Г. К. Жуков подписал приказ № 0050, согласно которому 1-я дивизия НКВД с одним батальоном моряков Ладожской военной флотилии должна была в ночь на 19 сентября овладеть городом Шлиссельбургом с последующим наступлением в юго-восточном направлении на соединение с частями, действовавшими восточнее Синявина.

Этим предполагалось создать группу, которая выступила бы навстречу войскам 54-й армии, находившейся восточнее Шлиссельбурга, с целью деблокады Ленинграда, для восстановления сухопутных коммуникаций, связывавших Ленинград с тыловыми районами страны.

В конце отпечатанного на машинке приказа карандашом была написана фраза об одновременной высадке в тылу противника отряда без всякой огневой подготовки, чтобы захватить противника врасплох.

На подготовку высадки десанта, всегда считавшейся очень сложным видом боевой деятельности, требующей четкого взаимодействия и безусловного обеспечения достаточными силами и средствами, практически времени не было.

Обстановка осложнялась и рядом дополнительных обстоятельств. Не хватало высадочных плавсредств, так как большая их часть в назначенное время была занята при высадке в районе Московской Дубровки на Неве и при снятии гарнизонов с островов на Ладожском озере. Отсутствовало специальное оборудование фарватеров для плавания в районах намеченной высадки десанта. Высадку предстояло осуществить в зоне противодесантной обороны противника.

К вечеру 19 сентября в Осиновце с трудом удалось собрать высадочные средства. Часть катеров прибыла по железной дороге на платформах, и, так как никаких кранов для их выгрузки и спуска на воду не было, морякам пришлось все это проделать вручную. Отряд десантников был сформирован из 80 моряков разведотдела штаба Краснознаменного Балтийского флота и 105 курсантов Военно-морского пограничного училища. Командиром высадки был назначен штурман Ладожской флотилии капитан-лейтенант М. Н. Балтачи.

Катерам до места высадки десанта предстояло пройти примерно 15 миль. Подходы к южному берегу Шлиссельбургской губы мелководны, изобилуют подводными препятствиями — многочисленными каменистыми банками и рифами, а времени для навигационного оборудования района высадки не было. Единственный ближайший маяк был разрушен, навигационные огни в занятом немцами Шлиссельбурге, естественно, не горели. Плыть предстояло, ориентируясь только по отдельным огням на правом берегу Невы в районе поселка Шереметьевка, если они специально будут зажжены, и по неосвещенным ориентирам, что с учетом стремительного течения в истоке Невы было связано с риском сесть на мель.

Катера даже при их малой осадке подойти к берегу ближе чем на два-три километра не могли. Это значило, что десантникам предстояло после высадки идти пешком в воде примерно полтора часа, причем, вероятней всего, на виду у противника.

Как бы там ни было, к условленному сроку десантный отряд был готов к выходу. Однако выход не состоялся из-за разыгравшегося на озере шторма с ветром силой 8 баллов и сильным волнением.

Через сутки погода немного улучшилась. В ночь с 20 на 21 сентября, в 00 часов 30 минут, отряд кораблей в составе одного бронекатера, двух катеров КМ, семи металлических катеров типа «Рыбинец», имея на буксире десять лодок, вышел из Осиновецкой гавани с десантом на борту.

На рейде к отряду присоединились транспорт «Совет» с командиром отряда транспортов старшим лейтенантом В. П. Беляковым на борту и гидрографическое судно «Сатурн» под командованием капитана В. Якименко. Оба судна должны были служить ориентирами навигационного обеспечения. Так, «Совету», имевшему штурманские приборы, надлежало вывести отряд в точку развертывания для точного подхода к месту высадки десанта, а «Сатурн» должен был через определенные промежутки давать проблесками световые сигналы для ориентации по ним.

Ветер к тому времени несколько стих, но волнение все еще было сильное. С выходом в открытое озеро буксирные тросы начали рваться, и лодки угоняло ветром в разные стороны. Выполнение задачи из-за позднего времени стало невозможным, и высадка была отменена.

Утром 21 сентября отряд вернулся в Осиновецкую гавань.

В ночь с 21 на 22 сентября высадить десант тоже не удалось.

Вечером 22 сентября в Смольный был вызван начальник разведотдела КБФ подполковник Н. С. Фрумкин.

«Генерал армии Жуков, — вспоминает Фрумкин в своем письме к автору, — приказал мне в эту же ночь высадиться в районе Шлиссельбурга с группой моряков из разведроты КБФ. Командующий фронтом сказал, что в следующую ночь будут высажены курсанты».

В тот же день заместитель начальника штаба Ладожской флотилии капитан 2-го ранга Г. А. Визель, являвшийся в Осиновце старшим, так как командующий и начальник штаба флотилии были на озере, получил от адмирала И. С. Исакова личное приказание, за которым последовала записка от командующего фронтом генерала армии Г. К. Жукова, — немедленно высадить десант восточнее Шлиссельбурга имеющимися средствами.

Командиром высадки приказано было быть самому Визелю.

Капитан 2-го ранга Глеб Александрович Визель прибыл на флотилию с должности командира строившегося крейсера «Чапаев» и был известен на флоте как хороший моряк, одаренный штурман.

Командовать отрядом моряков-десантников назначили начальника разведотдела штаба Балтийского флота подполковника Н. С. Фрумкина.

Условия для выполнения задачи оставались по-прежнему тяжелыми и даже, пожалуй, еще более худшими. Волнение на озере, вызванное свежим штормовым ветром силой 6 баллов, затрудняло движение буксируемых плавсредств. Высадочных средств, пригодных для выполнения задачи, было недостаточно.

Буксир «Харьков» был единственным из мелкосидящих речных рейдовых судов Северо-западного пароходства, пригодным для действий в этом районе, но он оказался совершенно неспособным держаться на волне. Пришлось для буксировки баркасов использовать катера КМ, хотя они не были приспособлены для этого. Опасаясь упустить темное время суток, необходимое для скрытного перехода, Г. А. Визель и Н. С. Фрумкин решили приступить к выполнению задачи немедленно.

И вот две маленькие «каэмочки» в шестибалльный шторм, при котором этим катерам плавать было вообще запрещено, приняв отряд десантников из 30 краснофлотцев-водолазов с командиром роты водолазов разведотряда штаба флота капитан-лейтенантом И. В. Прохватиловым, в 1 час 45 минут ночи 23 сентября вышли из Осиновецкой гавани в направлении к берегу, занятому врагом.

В кромешной темноте, ориентируясь по примитивному катерному компасу и по огням двух специально зажженных на нашем берегу костров у мыса Кошкин и Посеченского створа, а также по немецким осветительным ракетам и по полету трассирующих снарядов, обозначавших линию фронта, отряд к 4 часам утра 23 сентября подошел к району высадки. Когда катера уперлись в песчаную отмель, десантники сошли в воду и двинулись к берегу. Пройдя вброд 1, 5 мили, не замеченные противником, они вышли на сушу.

Через 40 минут, дождавшись, пока бойцы-десантники исчезнут из виду, катера КМ снялись с отмели и на чистой воде стали на якорь — на случай, если все-таки понадобится их помощь. Убедившись в том, что противодействия со стороны противника нет, катера в 6 часов 15 минут 23 сентября снялись с якоря и к 8 часам утра вернулись в Осиновец.

Десант же, высадившись в тылу противника, в 3 километрах западнее деревни Липки и в 6 километрах от Шлиссельбурга, двинулся в сторону Ладожских каналов с целью выйти на шлиссельбургскую шоссейную дорогу.

Здесь отряд под командованием Н. С. Фрумкина встретил сильное сопротивление противника. Завязался бой. Преодолеть превосходящие силы противника было невозможно, и командир десанта принял решение прорываться через линию фронта в расположение нашей 54-й армии для участия в последующих действиях с другими эшелонами десанта.

Десант под командованием Н. С. Фрумкина, пробыв в тылу противника двое суток, вернулся, прорвавшись с боем через фронт в районе Южных Липок.

О результатах десанта и о полученных сведениях Н. С. Фрумкин доложил К. Е. Ворошилову, находившемуся в те дни в расположении 54-й армии. Позднее, по возвращении в Ленинград, Н. С. Фрумкин письменно доложил командующему фронтом о результате высадки десанта и о действиях на берегу, занятом противником.

В это время войска 54-й армии уже вели наступление по всему фронту для прорыва блокады Ленинграда. Противник упорно сопротивлялся. Нужны были встречные действия со стороны Ленинградского фронта.

В ночь с 19 на 20 сентября части 115-й стрелковой дивизии и батальон 4-й бригады морской пехоты с боем форсировали Неву вблизи поселка Невская Дубровка и захватили плацдарм на левом берегу, ставший легендарным Невским «пятачком». Начались тяжелые бои за удержание плацдарма.

25 сентября командующий флотилией Б. В. Хорошхин, действуя согласно требованию генерала армии Г. К. Жукова, отдал приказ высадить десант чуть восточнее Шлиссельбурга, прямо «в лоб» противнику.

Офицеры штаба флотилии — капитан 3-го ранга К. М. Балакирев, старший лейтенант В. С. Орешко, капитан 3-го ранга Н. И. Федосов, старший лейтенант В. Е. Половщиков — были разосланы по кораблям и частям для подготовки к высадке. Для участия в десанте были выделены все наличные силы и средства флотилии.

В задачу канонерских лодок «Олекма» и «Бурея» входило оказание артиллерийской поддержки десанту. Канлодка «Нора» и сторожевой корабль «Конструктор» оставались на Осиновецком рейде в готовности — на случай, если возникнет необходимость усилить поддержку.

Катера «морские охотники» (МО-196, -206, -216, -261) и бронекатер БК-99 под командованием старшего лейтенанта И. Поварова должны были прикрывать высадку десанта стрельбой из орудий и крупнокалиберных пулеметов прямой наводкой с коротких дистанций.

Транспорту «Чапаев» с десантом на борту и с двумя баркасами на буксире надлежало доставить десант в район высадки, откуда на баркасах, катерах и лодках бойцам предстояло штурмовать берег.

Средствами высадки являлись пять катеров КМ со шлюпками-шестерками на буксире и открытые прогулочные катера типа ЗИС.

Десантный отряд состоял из 105 курсантов Военно-морского пограничного училища, 40 водолазов разведотдела штаба КБФ и 44 краснофлотцев караульного взвода штаба Ладожской военной флотилии.

В 12 часов 30 минут 25 сентября под личным руководством командующего флотилией контр-адмирала Б. В. Хорошхина началось выполнение задачи.

Перед посадкой на катера к десантникам, выстроившимся у Осиновецкого маяка, обратились командующий флотилией и начальник Пограничного училища капитан 2-го ранга А. В. Садников, призвавшие моряков достойно выполнить свой долг.

Переход по озеру совершался тремя группами. В первую группу входили катера со шлюпками на буксире. Во вторую — катера МО и БК, прикрывавшие десант на подходах и при высадке, они шли левее первой группы. В третью группу — транспорт «Чапаев» с баркасами на буксире и с десантниками из караульного взвода. Эта группа занимала место в походном строю левее всех.

Выйдя с Осиновецкого рейда, корабли шли намеченным курсом до точки развертывания. В 15 часов, подойдя к Посеченскому створу, отряд перестроился в строй фронта и двинулся к берегу.

Часть катеров МО, выйдя из строя на ветер, поставила дымовую завесу, чтобы прикрыть от противника район высадки и двигавшиеся к нему катера с десантниками в шлюпках и баркасах.

В 15 часов 20 минут катера достигли отмели и прибрежных камней. Дальше двигаться они уже не могли. Десантники покинули катера и пошли к берегу. Через некоторое время то же сделали бойцы, находившиеся в шлюпках и на плотах.

Обнаружив десант, противник открыл по нему с берега огонь из орудий, минометов и пулеметов и атаковал самолетами. В 16 часов 15 минут первый бросок десанта вышел на берег. За ним последовал второй эшелон.

По огневым позициям немцев открыли огонь из своих орудий канонерские лодки «Бурея» и «Олекма», бронекатер БК-99 и береговая артиллерия Ладожской флотилии с правого берега Невы.

Преодолевая сопротивление противника, прорываясь сквозь плотную завесу артиллерийского, минометного и ружейно-пулеметного огня с берега и бомбо-пушечного с воздуха, неся большие потери, десант все же высадился на берег и залег.

Укрывшись в прибрежных камышах, бойцы начали готовиться к атаке. Освободившись от сковывавших движения резиновых костюмов, десантники выскочили из зарослей.

Из рассказов оставшихся в живых участников десанта, из их донесений стали известны некоторые подробности этого боя.

Бывший курсант Военно-морского пограничного училища, ныне доктор технических наук, С. А. Попов вспоминает, как, спрыгнув тогда в воду с катеров, шлюпок и плотов, десантники двинулись вброд к берегу, до которого было примерно 1, 5 километра. Пришлось идти по шею в воде, так как близко к берегу катера из-за камней и валунов подойти не могли. Вокруг кипела вода от всплесков пуль, разрывов снарядов и мин. С криком «За Родину!», прокладывая путь гранатами, десантники выскакивали на сушу. Началась рукопашная схватка. В дело пошли ножи. До наступления темноты продолжался ожесточенный поединок.

К рассвету 26 сентября десантники стали прорываться по направлению к Ладожским каналам, и снова разгорелся ближний бой.

Противник, вначале ошеломленный дерзостью десантников, за ночь подтянул значительные силы и решил, окружив десантный отряд, уничтожить его. Но десантники не дрогнули.

Тяжело раненный в ноги, неспособный двигаться, пулеметчик Б. Г. Юшков, бывалый воин, участник войны с белофиннами, обращаясь к товарищам, сказал: «Ребята, дайте мне ручной пулемет, и я вас прикрою, а вы идите на прорыв». Так он и поступил. Когда кончились патроны и гранаты, он последней гранатой подорвал себя, предпочтя смерть плену.

Десантники В. А. Свитченко, Я. Н. Глухов, С. А. Попов, Г. И. Крчин и другие, будучи раненными, не покинули поля боя.

Отважно вел себя командир десантной роты политрук И. Д. Каширкин. Это о нем вскоре после описываемых событий газета «Известия» 2 октября 1941 года в статье «Морской десант» писала, как он при подходе к берегу с криком «Вперед, братцы!» первым прыгнул в воду, увлекая за собой остальных.

Когда до берега оставалось 30-40 метров, командир взвода Е. П. Титаренко громко крикнул: «Вперед, товарищи, бей фашистских гадов!» — и запел: «Это есть наш последний...» Десантники поддержали своего командира. Но самому ему оставалось жить недолго. Пройдя несколько метров, он медленно погрузился в воду. Пуля врага сразила героя насмерть.

Геройски действовали девушки-санитарки во главе с санинструктором Тамарой Смирновой, оказывая помощь раненым.

Как и накануне, бой продолжался до глубокой ночи. Преодолев переднюю линию обороны врага, десантники натолкнулись на вторую. Отдельные группы моряков пробились сквозь немецкие цепи и углубились в тыл противника. Другие прорывались через линию фронта в расположение наших войск.

Преследуемый огнем фашистов, пограничник лейтенант Павел Сафонов, будучи раненным, с перебитой ключицей, пробивался по воде по прибрежным зарослям в направлении Бугровского маяка.

На пути к маяку он встретил пулеметчика Ефима Ерохина и тяжело раненного Сергея Воробьева.

На рассвете они добрались до Бугровского маяка. Здесь встреченные красноармейцами десантники были переправлены за линию фронта.

Тяжелые испытания выпали на долю участников десантов, но жертвы эти были не напрасны.

Задача, поставленная Ладожской флотилии приказом генерала армии Г. К. Жукова, при высадке десантов в район Шлиссельбурга, как уже было сказано, выполнялась в очень тяжелой обстановке, при явной нехватке плавсредств, неблагоприятных погодных условиях, неизменном превосходстве сил противника и при отсутствии успеха встречных действий войск 54-й армии.

Овладеть Шлиссельбургом не удалось, но важных целей десант все же достиг. В самый напряженный момент, пытаясь ворваться в Ленинград, противник вынужден был с главных направлений своего наступления снимать часть сил, перебрасывая их для противодействия нашим десантам, которые высаживались в его тылу. Внезапные удары наших сил с разных направлений держали противника в напряжении.

Оценивая действия моряков и пехотинцев, участвовавших в этих десантах, спустя годы, маршал Г. К. Жуков писал: «Десантные отряды моряков неоднократно высылались в тыл противника. Везде и всюду они проявляли чудеса храбрости и высоко держали честь и достоинство Советского Военно-Морского Флота».

Вспоминая о героях Великой Отечественной войны, нельзя не упомянуть воинов, участвовавших в шлиссельбургских десантах незабываемого 1941 года. Приказом Военного совета Краснознаменного Балтийского флота от 1 января 1942 года за образцовое выполнение боевого задания командования и за проявленное мужество были награждены участники шлиссельбургского десанта: орденом Красного Знамени — политрук И. Д. Каширкин, медалью «За отвагу» — курсанты Ф. Г. Бородай, И. Г. Горлишев, А. А. Добруля, В. А. Свитченко, старшина 2-й статьи Л. Ф. Енищенко, курсант С. А. Попов.

Начало дороги жизни

30 августа 1941 года была потеряна последняя связь Ленинграда со страной по железной дороге. В этот же день противник вышел к Неве у села Ивановского.

О том, насколько сложной была обстановка под Ленинградом и с какими неожиданностями приходилось сталкиваться, свидетельствует такой эпизод.

30 августа в Смольном, в кабинете заместителя командующего фронтом адмирала И. С. Исакова, раздался телефонный звонок по обычному городскому телефону. Отчаянный женский голос сообщил, что немцы в районе Ивановских порогов вышли к Неве. «Я — комсомолка», — уверяла незнакомка в доказательство своих слов и просила подтверждения, что она соединилась действительно со Смольным и, стало быть, докладывает куда нужно.

Село Ивановское, Ивановские пороги находятся в среднем течении реки Невы, в ее излучине, почти у самого города. И все было настолько неожиданно для командования фронта, что, когда об этом сразу же доложили генералу М. М. Попову, присутствовавшему на заседании Военного совета, он с недоверием отнесся к сообщению, считая его проявлением паники или плодом обыкновенной досужей фантазии.

Чтобы уточнить обстановку, на разведку из Шлиссельбурга были высланы два катера Ладожской флотилии — «морские охотники» МО-202 и МО-174. На головном МО-202 находился начальник оперативного отдела штаба флотилии капитан 3-го ранга А. Г. Лопухин, бывший тихоокеанский подводник. Навстречу «морским охотникам» из Ленинграда для этой цели шел только что отремонтированный бронекатер БК-97.

При подходе катеров к району устья реки Тосны, на траверзе станции Пелла, с левого берега Невы, занятого немцами, на них обрушился шквал пушечно-пулеметного и минометного огня. Расстрелянные в упор, катера затонули почти со всем личным составом.

Теперь у Ленинграда оставалась возможность поддержания связи с Большой землей лишь по обходным Ладожским каналам до Шлиссельбурга, где они вливаются в Неву у ее истока.

К причалу на правом берегу Невы против города Шлиссельбурга, куда подходила железная дорога Ленинград — Шлиссельбург, речные грузовые баржи швартоваться практически не могли. Грузовых причалов здесь не было. Имелся только пассажирский причал для небольшого парохода «Арзамас», который служил для переправки людей на левый берег, к городу Шлиссельбургу.

Вообще, правый берег Невы — от места этого причала в полосе протяженностью 1-1, 5 километра до траверза Преображенской горы в южной оконечности города Шлиссельбурга — для подхода судов был недоступен из-за сплошного нагромождения подводных камней и валунов. Издавна за этой полосой берега сохранялось название «каторга».

К тому же после выхода фашистских войск 30 августа к Неве правый берег в районе Шлиссельбурга, так же как и город, подвергался ожесточенной бомбардировке.

С 3 по 5 сентября предпринимались попытки построить ниже «каторги» причал. Но времени уже не оставалось.

Из барж, идущих в эти дни со Свири с продовольствием, удалось принять и выгрузить только одну, а спустя семь дней возможность выгрузки барж была утрачена.

К моменту выхода гитлеровцев к Неве бои достигли огромного напряжения. Для действий в районе Ивановских порогов вниз по Неве спустились бронекатера БК-99 и БК-100. 31 августа отряд кораблей флотилии в составе канлодки «Селемджа», бронекатеров БК-99 и БК-100 под общим командованием капитан-лейтенанта В. С. Сиротинского вышел в район Теплый Бетон для оказания помощи войскам дивизии полковника С. И. Донскова.

С наблюдательного поста на 50-метровой возвышенности у поселка Кельколово, всего в 400 метрах от переднего края, старший лейтенант Иван Белостоцкий, командовавший до этого катером МО-171, корректировал стрельбу ладожских кораблей, сообщая исходные данные по телефонному проводу, протянутому моряками к борту канлодки «Селемджа», на которой был командный пункт управляющего стрельбой.

С закрытых позиций артиллерия кораблей поддерживала сражавшихся пехотинцев, стреляя по называемым ими целям. Стрельба была такой интенсивной, что к исходу дня кончились снаряды. Тогда тральщик ТЩ-122 под командованием старшего лейтенанта Ф. Л. Ходова, невзирая на бомбовые удары с воздуха, начал доставлять боезапас, чтобы корабли ни на минуту не прекращали артиллерийской поддержки своих войск.

В этот день обстановка настолько осложнилась, что кораблям флотилии была поставлена дополнительная задача: уничтожить все технические средства на левом берегу Невы, которые нельзя переправить на правый берег, удерживать разведенным Кузьминский мост (сводить его только для наших частей) и создать дозоры на Неве для противодействия попыткам противника форсировать реку.

В ночь на 2 сентября при бомбежке противником Угольной пристани и рейда Шлиссельбурга было замечено, что с самолетов сбрасывают нервущиеся предметы. Тогда тральщики ТЩ-63, ТЩ-100 и антимагнитные катерные тральщики «Коммунист» и «Комсомолец» начали траление. Мин не было обнаружено, однако в 8 часов 37 минут 2 сентября в этом районе, у правого берега реки против Угольной пристани, подорвался на мине и погиб со всей командой катер Р-34.

Все эти дни авиация противника непрерывно висела над Невой.

4 сентября корабли Ладожской флотилии вместе с эсминцами и канлодками отряда кораблей реки Невы(которым в то время командовал будущий командующий Ладожской флотилией капитан 1-го ранга В. С. Чероков), стоявшими в верховьях реки у станции Понтонной, за линией фронта со стороны Ленинграда, вели огонь по противнику в районе села Ивановского.

5 сентября бои достигли наибольшего напряжения.

6 сентября 36 «юнкерсов» тремя эшелонами бомбили Шлиссельбург. В городе было повреждено много домов, разрушено здание штаба Ладожской флотилии, не обошлось без многочисленных жертв.

7 сентября, в 19 часов 40 минут, полковник С. И. Донское попросил командующего Ладожской флотилией принять на себя оборону Шлиссельбурга.

В городе дислоцировалась сводная рота Ладожской флотилии, состоявшая из 100 человек. Вот она-то до последней возможности и удерживала позиции на Преображенской горе в окрестностях Шлиссельбурга. В 19 часов 50 минут поступило приказание эвакуировать тыл и штаб Ладожской флотилии.

Под прикрытием бронекатеров и катеров «морских охотников» отходили на правый берег последние воинские части, а на рейд Шлиссельбургской губы выходили последние корабли, буксиры и баржи.

В эти горячие дни в район Шлиссельбурга для координации действий кораблей флотилии в устье реки Невы и в Шлиссельбургской губе прибыл капитан 1-го ранга М. С. Клевенский, в первые дни войны командовавший Либавской военно-морской базой. Обосновавшись вначале на транспорте «Ханси», а затем на разъездном катере типа «Рыбинец», Клевенский неутомимо носился по рейду, спускался вниз по Неве, вплоть до Ивановских порогов, и исходя из обстановки отдавал распоряжения командирам кораблей и всех плавсредств, независимо от их принадлежности. По существу, это был стихийно образовавшийся маневренный штаб, впоследствии ставший штабом охраны водного района (ОВР) главной базы флотилии, первым командиром которого и стал М. С. Клевенский.

Главной задачей импровизированного штаба на Неве было обеспечить связь с кораблями и штабом флотилии. Выполнял эту задачу старший лейтенант С. С. Солодовников, выпускник Высшего военно-морского училища связи имени С. Орджоникидзе 1937 года. К началу войны он имел уже опыт офицерской службы по части связи, к тому же обладал большими знаниями, незаурядными организаторскими способностями. С. Солодовников, организовав связь кораблей с корпостами армейских частей, действовавших на синявинском направлении, тем самым обеспечил успешную стрельбу корабельной артиллерии.

Он же сумел наладить связь и между кораблями, покидавшими под огнем противника Шлиссельбург.

С этих дней С. С. Солодовников стал бессменным флагманским связистом ОВРа главной базы флотилии и был им в течение всего периода битвы за Ленинград на Ладоге.

Крепость Орешек оставалась не занятой противником. Артиллерийское имущество Ладожской флотилии из нее не было вывезено. Вскоре этой крепости суждено было войти в героическую историю битвы за Ленинград, стать непокоренным бастионом на Неве.

В ночь с 7 на 8 сентября в открытой части Шлиссельбургской губы сосредоточились освещаемые светящимися авиабомбами корабли и суда Ладожской флотилии и Северо-западного пароходства.

На рассвете 8 сентября караван транспортов, буксиров и барж под охраной боевых кораблей двинулся в сторону Новой Ладоги, к новому месту базирования Ладожской флотилии. Штаб флотилии на специальном корабле «Связист» также перешел в Новую Ладогу и оставался там до тех пор, пока не было оборудовано помещение на берегу. Одновременно в районе мыса Осиновец на западном берегу Ладоги, у места, которому предстояло сыграть важную роль в обороне Ленинграда и где начиналась Ладожская фронтовая коммуникация, была развернута оперативная группа штаба флотилии во главе с заместителем начальника штаба капитаном 2-го ранга Г. А. Визелем.

8 сентября фашисты захватили Шлиссельбург, замкнув с суши кольцо блокады Ленинграда и выйдя к Ладоге и к Неве узким выступом, который немцы назвали «фляшенхальс» (бутылочное горло).

Положение Ленинграда в эти дни было крайне тяжелым — враг непосредственно угрожал городу.

Не случайно Военный совет Ленинградского фронта 10 сентября 1941 года, в день прибытия в Ленинград генерала армии Г. А. Жукова, рассматривал вопрос о мерах, которые следовало предпринять в случае невозможности удержать город. «Эти меры, — вспоминал Г. К. Жуков, — предусматривали уничтожение важнейших военных и индустриальных объектов и т. д. Сейчас, более тридцати лет спустя, эти планы кажутся невероятными. А тогда? Тогда положение было критическим».

Вспоминая об этих днях, балтийский моряк, поэт Михаил Годенко писал:

О серьезном положении Ленинграда в тот момент свидетельствует телеграмма за подписью И. В. Сталина, полученная командующим КБФ адмиралом В. Ф. Трибуцем, обязывавшая подготовиться на случай необходимости уничтожения кораблей.

Только исключительно серьезное положение заставляло посылать телеграмму с приказом заминировать корабли и, если не будет другого выхода, уничтожить их.

Город готовился к уличным боям. По предложению горкома ВКП(б) создавались 150 новых отрядов народного ополчения, каждый численностью до 600 бойцов. Эти отряды, комплектовавшиеся по территориально-производственному принципу, и предполагалось использовать в случае прорыва врага в город для ведения уличных боев. Несмотря на окружение, Ленинград, в силу своих специфических особенностей, мог долго оставаться неприступным. С точки зрения организации внутригородской обороны его неуязвимость для любого противника, даже обладающего численным и материальным превосходством, заключалась в ряде особенностей местного рельефа, и главное в том, что в черте города свыше 65 рек и каналов, которые в сочетании с гранитными набережными, массивными зданиями, превращенными в укрепленные опорные пункты, являлись мощными рубежами обороны.

Обороноспособность Ленинграда усиливало еще и то, что боевые действия мы вели бы на своей территории, хорошо зная город, располагающий широкой сетью подземных и канализационных ходов, которые могли бы быть использованы для поддержания устойчивой связи, для доставки необходимого снаряжения, — а противник таких преимуществ не имел.

Но чем сражаться? Где взять оружие, боеприпасы, когда их не хватало, а пути подвоза отрезаны?

Не случайно в одном из пунктов упомянутого приказа Военного совета от 20 августа 1941 года об организации обороны города сказано, что «в случае нехватки винтовок и пулеметов... вооружить рабочие батальоны охотничьими ружьями, гранатами, бутылками с горючей смесью, саблями, кинжалами, пиками...».

Трудности усугублялись отсутствием необходимых запасов продовольствия и других видов снабжения. По итогам учета запасов продовольствия, проведенного по решению Военного совета фронта на 6 сентября, муки в Ленинграде было всего на 14 дней. А с учетом зерна, сухарей и других хлебных ресурсов, по данным уполномоченного ГКО по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда Д. В. Павлова, запасов хватило бы на 35 суток. Запасы горючего для фронта на начало сентября составляли: авиабензина — на 10 дней, автобензина — на 7 дней.

События в эти дни развивались исключительно динамично. Нередко обстановка осложнялась совершенно неожиданно. Это в значительной мере предопределило то тяжелое положение, в каком оказался город после того, как замкнулось кольцо блокады.

... Не всё успели сделать для облегчения положения ленинградцев.

В Ленинграде не были своевременно созданы запасы продовольствия. На Ладоге не были заблаговременно созданы портовые сооружения и построены причалы для приемки грузовых судов с Большой земли.

К сожалению, сыграло роль и то обстоятельство, что «никто и никогда не предполагал, что враг может подойти к стенам города, отрезать его от страны, от основных баз снабжения».

Анастас Иванович Микоян, будучи членом Политбюро и заместителем Председателя Совнаркома, осуществлявший в начале войны общий контроль за снабжением Красной Армии и страны продовольствием, учитывая, что многие эшелоны с продовольствием, направлявшиеся на запад, не могли прибыть к месту назначения, поскольку адресаты оказались на захваченной врагом территории, «дал указание переправлять эти составы в Ленинград... полагая, что ленинградцы будут только рады этому».

Однако А. А. Жданов позвонил из Ленинграда Сталину и заявил, что все ленинградские склады забиты, просил не направлять продовольствие сверх плана.

Микоян объяснил Сталину, чем вызваны его действия, добавив, что «в условиях военного времени запасы продовольствия, и прежде всего муки, в Ленинграде никогда не будут лишними». Но, видимо, так же как и многие, не предполагая, что Ленинград окажется в блокаде, Сталин дал указание Микояну «не засылать ленинградцам продовольствие сверх положенного без их согласия».

Единственный путь для доставки в Ленинград всего необходимого для жизни и борьбы, для связи города со страной можно было проложить только по Ладожскому озеру.

Еще 30 августа 1941 года Государственный комитет обороны принял постановление «О транспортировке грузов для Ленинграда», в котором доставка продовольствия, горючего и различных военных грузов предусматривалась по Ладожскому озеру и реке Неве. 3 сентября 1941 года Военный совет Ленинградского фронта на основании этого постановления возложил на Ладожскую флотилию руководство всеми водными перевозками из Новой Ладоги и Волховстроя в Шлиссельбург и Ленинград.

С потерей Шлиссельбурга трудности, возникшие в организации водных перевозок, казались непреодолимыми.

Район мыса Осиновец на западном берегу озера был единственным местом, относительно пригодным для создания порта, куда должны были направляться суда с грузами для Ленинграда. Густой смешанный лес вдоль берега озера скрывал от авиации противника склады, грузы, подъездные пути и средства противовоздушной обороны. В непосредственной близости от Осиновца находилась конечная станция Ириновской ветки Октябрьской железной дороги — Ладожское Озеро. Движение автотранспорта и людей от озера до станции маскировалось кронами деревьев.

Однако трудностей в освоении этого места было очень много. Берег в Осиновце песчано-каменистый, низкий, мелководные суда близко к берегу подходить не могли. Рейд был открыт для ветров. Сохранившаяся с давних, дореволюционных, времен каменистая дамба, сооруженная из булыжника, ограждала от волн небольшую гавань. Однако из-за обмеления вход в нее был возможен только для судов с незначительной осадкой. Причальные погрузочно-разгрузочные сооружения отсутствовали.

Опасности поджидали суда и при плавании в Шлиссельбургской и Волховской губах.

Если с берега в районе Осиновецкого маяка смотреть на восток, открывается бескрайняя гладь Ладожского озера. Но «простор» этот обманчив. Каждый корабль мог совершать свой путь, в особенности при подходах к портам, только по единственному извилистому фарватеру, ширина которого не превышала 20-25 метров, а глубина — не более 2,5-5 метров. А в условиях штормовой Ладоги выполнить это трудно. Малейшее отклонение от курса — и корабль сядет на мель или наткнется на какое-либо опасное подводное препятствие.

Путь по открытой части озера — от Новой Ладоги на восточном берегу до Осиновца на западном — протяженностью 115 километров был опасен для тихоходных судов еще и тем, что он проходил в непосредственной близости от позиций противника. Водный путь просматривался авиацией противника на всем его протяжении. С расположенных поблизости аэродромов- «подскоков», как их называли наши летчики, самолеты фашистов взлетали как бы «из-за угла» и внезапно бомбили наши корабли.

Несмотря на все эти крайне неблагоприятные условия, приходилось создавать коммуникацию именно через Ладожское озеро, — другого пути не было, и лучшего места для создания порта, чем Осиновец, тоже не было.

И вот сюда, к этому пустынному месту, 12 сентября 1941 года, спустя четыре дня после того, как замкнулось кольцо блокады Ленинграда, прибыл первый конвой судов Ладожской военной флотилии и Северо-западного речного пароходства, доставивший с Большой земли около 800 тонн зерна и муки в мешках.

Так было положено начало действия единственного пути, связывавшего осажденный Ленинград со страной, пути, ставшего для Ленинграда подлинной Дорогой жизни, по которой шли корабли- «блокадопрорыватели».

«Дорога жизни» — термин не официальный, не военный, строго закрепленный каким-либо документом, а образный, символический.

Тогда, осенью сорок первого и зимой сорок второго, названия «Дорога жизни» еще не существовало.

День прибытия первого каравана барж с зерном для Ленинграда-12 сентября 1941 года — советской исторической наукой считается датой начала действия ладожской Дороги жизни, 22 ноября 1941 года — началом автомобильных перевозок по ледовой Дороге жизни.

Ни в одной газете, даже в такой, как «Фронтовой дорожник», выходившей зимой 1942 года на ледовой трассе, никем это название не употреблялось, несмотря на то что в Ленинграде тогда работало более 220 видных литераторов и журналистов, чутко отзывавшихся в печати на все явления жизни фронта и блокадного города.

Впервые в газете «Правда» 9 мая 1942 года в статье «Воля к борьбе и победе», после абзацев о том, что «осажденному Ленинграду на помощь шла Родина. По водам Ладожского озера шли корабли и баржи с продуктами и боеприпасами, через линию фронта летели самолеты гражданского и военного флотов, загруженные продовольствием и оружием...», что «в конце ноября по ледовому покрову Ладожского озера была проложена автомобильная магистраль», шла такая строка: «Когда-нибудь поэты и писатели сложат песни о Ленинградской дороге жизни».

Автор статьи не мог и предположить, что слова «дорога жизни» найдут горячий отклик в сердцах ленинградцев и станут навсегда символическим названием Ладожской фронтовой коммуникации.

Однако название «Дорога жизни» быстро получило широкое распространение в народе. Оно приобрело особую популярность и не сходило со страниц газет, листовок и звучало в стихах и песнях о Ладоге летом, осенью и в конце сорок второго года.

Уже в июне 1942 года Ольга Берггольц, посвящая морякам песню, писала: «Споем, друзья... о той дороге синей водяной...», «Дорога жизни, родная Ладога, оруженосец города-бойца». А позднее газета «За Родину» опубликовала стихотворение А. Тарасенкова, в котором были такие слова: «Идут дорогою озерной, дорогой жизни, корабли». Вскоре появилась известная в наши дни песня «Эх, Ладога, родная Ладога», где есть слова: «Недаром Ладога родная Дорогой жизни названа». Как свидетельствует автор этой песни П. Л. Богданов, песня родилась поздней осенью 1942 года.

... В те дни самолеты противника сбрасывали над Осиновцом и на корабли листовки, на одной стороне которых была изображена схема оперативной обстановки на Ладожском озере. Черные стрелы показывали направление наступлений немецких и финских войск по берегам Ладожского озера. На обратной стороне листовки был напечатан текст, в котором морякам Ладожской флотилии предлагалось сдаваться в плен и подробно расписывался порядок сдачи.

Листовки эти, кроме презрительных усмешек и «соленых» словечек по адресу их авторов, никаких других эмоций у наших моряков не вызывали. Ладожская флотилия жила и действовала. Теперь главной ее задачей стало обеспечение связи блокированного Ленинграда со страной, доставка всего необходимого осажденному городу-фронту и флоту.

О том, какое значение имели в то время перевозки, свидетельствует приказ командующего фронтом от 17 октября 1941 года, касающийся задач по прикрытию перевозок с воздуха.

«Водный путь через Ладожское озеро представляет пока единственный путь, по которому происходит снабжение Ленинграда и армии. Враг прилагает все усилия, чтобы парализовать наши водные перевозки бомбардировками с воздуха...».

От действия этого пути целиком и полностью зависела судьба города. На военном языке, как гласит энциклопедия, путь этот называется «коммуникация», что означает «путь сообщения, по которому производится подвоз всего необходимого для жизни и боевой деятельности войск».

Издавна военной наукой признано, что «тайны войны в коммуникациях». Положение это было впервые высказано Наполеоном при вторжении его армии в Польшу в 1805 году. История всех войн и всех видов боевой деятельности войск подтверждала, насколько решающее значение имеют пути сообщения и средства связи. Исход войны и сражения зависит от владения этими «тайнами» — этими «коммуникациями».

В битве за Ленинград коммуникации также имели решающее значение.

С началом блокады прекратилась телефонно-телеграфная проводная связь Ленинграда со страной. Оставалась радиосвязь. Но она, как известно, имеет целый ряд недостатков: опасность перехвата сообщений противником, опасность преднамеренных помех, зависимость от атмосферных условий, необходимость прибегать к кодированию. Поэтому сразу же были предприняты попытки установить связь со страной через Ладожское озеро при помощи полевых кабелей.

В исключительно сложных условиях, в штормовую погоду, при систематических налетах авиации противника связистам Ленинградского фронта и морякам Ладожской флотилии удалось проложить по дну Ладожского озера несколько обыкновенных телефонно-телеграфных кабелей длиною 37 километров каждый. В прокладке одного из них участвовали тральщик УК-4 под командованием старшего лейтенанта М. П. Рупышева и буксирный пароход «Буй» под командованием капитана А. И. Патрашкина.

Барабан с проводом был установлен на колесном пароходе «Буй», имевшем свободную, удобную для работы кормовую палубу. Отсутствие на этом пароходе гребных винтов гарантировало кабель от повреждений. Но сам по себе кабель был тонкий и часто рвался, нарушая связь. Все время приходилось его восстанавливать. К тому же немецкие самолеты то и дело бомбили район, где проводились работы.

Тонкие, слабо изолированные кабели, «макароны», как их называли моряки, вообще годились только для использования при переходах через водные рубежи со стоячей пресной водой. Для радикального решения вопроса необходимо было проложить специальный подводный кабель.

Связисты Ленинградского фронта вместе с гражданскими специалистами и моряками Балтийского флота и Ладожской военной флотилии успешно выполнили поставленную перед ними задачу. Специальный морской бронированный кабель длиной 43 километра (один километр весил восемь тонн) был смонтирован на импровизированном кабельном судне-барже водоизмещением 700 тонн.

Прокладке кабеля предшествовала разведка трассы гидрографами Ладожской флотилии под руководством капитан-лейтенанта П. Т. Ивановского и старшего лейтенанта X. Н. Мамяна. Были произведены промеры глубин, взяты анализы грунта, изучены гидрометеорологические условия этого района Ладоги, проверено дно трассы, установлены необходимые знаки и ориентиры.

29 октября под прикрытием авиации отряд кораблей Ладожской флотилии и судов Северо-западного речного пароходства вместе с монтажниками-связистами фронта и Ленэнерго приступил к прокладке подводного кабеля. Одним из руководителей прокладки являлся военинженер 2-го ранга П. А. Анисимов.

Баржу с кабелем буксировал пароход «Буй». Гидрографическое обеспечение выполняло судно Ладожской флотилии «Сатурн». В охранении были тральщик УК-4 (командир — старший лейтенант М. П. Рупышев) и катер МО-261 (командир — старший лейтенант X. А. Филиппов).

Водолазные работы выполнялись отрядом аварийно-спасательной службы Балтфлота и Ладожской флотилии под руководством командира отряда военинженер а 2-го ранга В. А. Михайлова и военинженера 2-го ранга В. К. Карпова, водолазами Л. Г. Молчановым и другими.

На последнем этапе прокладки кабеля внезапно ухудшилась погода, однако работа не прекращалась. Когда все было закончено и корабли возвращались на базу, неожиданно появились два фашистских самолета. Они сбросили бомбы, не причинив, однако, никакого вреда.

Несмотря на то что прокладка осуществлялась в непосредственной близости от линии фронта, противник так и не знал до конца войны, где был проложен такой важный для ведения боевых действий кабель связи.

Итак, 29 октября на восточный берег Ладожского озера у мыса Черный был подан береговой конец многоканального телефонно-телеграфного кабеля. Осажденный город получил надежную связь с Большой землей, которая действовала до конца войны и длительное время уже в мирные дни.

Перевозки по Ладожскому озеру с каждым днем приобретали все большее значение. Запасы продовольствия в городе иссякали. Оружия и боеприпасов не хватало. В то же время противник всячески стремился парализовать судоходство на Ладоге силами своей авиации. Только в октябре 1941 года порт Осиновец 58 раз подвергался бомбардировке.

Выделенные для участия в перевозках грузов и для конвоирования корабли и суда, за исключением сторожевых кораблей «Пурга», «Конструктор» и катеров МО, были тихоходными, поэтому формируемые из них конвои оказались весьма уязвимыми при атаках авиации противника.

Конвои, как правило, формировались из судов, буксировавших баржи, и шли под охраной боевых кораблей, которые также имели у себя на борту груз для Ленинграда. Им приходилось переход между Новой Ладогой и Осиновцом совершать открытым озером. Во главе конвоя шел его командир, как правило, один из командиров конвойных кораблей или командир соединения. Переход старались осуществить в темное время суток, но это не всегда удавалось.

Для прикрытия конвоев с воздуха из состава ВВС Балтфлота и Ленфронта были выделены истребительные авиагруппы. Через офицеров связи командование групп за 4-5 часов до окончания формирования конвоя знало о его составе, времени выхода и скорости. Но самолетов для такого прикрытия часто не хватало. Именно это приводило порой к гибели кораблей.

Осиновецкий рейд, как уже было сказано, был открыт для ветров с севера и востока. Причалы же речного порта Гостинополье, где грузы, поступавшие из глубины страны по железной дороге до станции Волховстрой, перегружались в баржи для перехода озером, имели ограниченные возможности.

Вход в реку Волхов из озера на баре (подводной отмели) имел глубину всего 1 метр 60 сантиметров, поэтому к причалам в Новую Ладогу могли подходить только речные буксиры. Остальные транспорты и баржи загружались на внешнем рейде с речных мелкосидящих барж и плашкоутов.

15 сентября в Осиновце стояло под выгрузкой пять судов с тремя тысячами тонн пшеницы. К сожалению, на этот раз зерно находилось не в мешках, а было ссыпано в трюмы. Авиация противника потопила три баржи, и долго еще водолазы доставали и отправляли в Ленинград разбухшее зерно.

Руководство всеми военными перевозками осуществлялось командованием Ладожской военной флотилии. Большое внимание перевозкам на Ладоге начиная с 25 сентября, когда флотилия перешла в подчинение Военному совету флота, уделял командующий Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц.

Оперативным органом, формирующим конвои в Новой Ладоге осенью 1941 года, был штаб Ладожской военной флотилии. Военно-морская комендатура, состоявшая из моряков, водников и офицеров службы военных сообщений (ВОСО), во главе с инспектором по водным перевозкам полковым комиссаром А. Т. Караваевым, помощником которого был капитан 2-го ранга В. Я. Роговешко, занималась проверкой хода формирования конвоев. Погрузкой и выгрузкой судов непосредственно на внутреннем и внешнем рейдах реки Волхова, в Новой Ладоге и в Гостинополье руководил опытный организатор главный диспетчер Северо-западного речного пароходства Л. Г. Разин.

Уполномоченным Военного совета фронта по перевозкам на восточном берегу озера был генерал-майор интендантской службы А. М. Шилов. Северо-западное речное пароходство в части выполнения перевозок постановлением ГКО от 30 августа 1941 года было подчинено командующему Ладожской флотилией.

В составе своего флота на Ладоге пароходство имело пригодных для плавания в озере 29 озерных барж и только 4 озерных буксира: «Морской лев», «Никулясы», «Буй» и «Орел». Для буксировки барж и непосредственной перевозки грузов из корабельного состава флотилии были выделены, по решению Военного совета фронта от 30 сентября 1941 года, еще пять канлодок, три военных транспорта и три тральщика. Фактически к перевозкам привлекались все наличные силы Ладожской флотилии (кроме канлодки «Лахта» и бронекатера БК-99, которые оказывали огневую поддержку флангу 7-й армии в устье реки Свири).

Подлинными зачинателями Дороги жизни на западном берегу озера, в Осиновце, были адмирал Иван Степанович Исаков и капитан 1-го ранга Николай Юрьевич Авраамов. Авраамов являлся уполномоченным Военного совета Ленинградского фронта по выполнению операций снабжения водным путем Ленинграда и Ленинградского фронта. Кроме того, 2 сентября 1941 года он был назначен заместителем командующего Ладожской военной флотилией по перевозкам.

Н. Ю. Авраамов был известен на флоте как истинный «морской волк», в совершенстве знающий корабль и организацию внутрикорабельной службы. Окончив в 1912 году Морской корпус, а затем в 1915 году Офицерские артиллерийские классы, он проходил службу на эскадренном миноносце «Лейтенант Ильин». В первые же дни революции матросы избрали его командиром корабля. Он участвовал в гражданской войне на южных фронтах как флагманский артиллерист и командир корабля. Доводилось ему воевать и на сухопутье: во время первой мировой войны — разведчиком в морской пехоте, а в гражданскую — на Кавказе против белогвардейского атамана Улагая.

В двадцатые годы его на флоте знали как замечательного преподавателя и автора учебников по морскому делу, как страстного спортсмена-пловца, яхтсмена-парусника, организатора многих спортивных флотских олимпиад. В начале Великой Отечественной войны он командовал Чудской военной флотилией.

Порученная ему осенью сорок первого года организация перевозок на Ладоге была для него совершенно новым делом. Нужно было на голом месте, под непрерывными бомбежками создавать порт, строить пирсы для причаливания судов, организовывать противовоздушную оборону.

Среди тех, кто участвовал в этом, были воины и командиры всех видов вооруженных сил и родов войск, включая рабочие батальоны, части железнодорожных войск, — летчики авиации фронта и флота, зенитчики, огонь которых прикрывал гавань, рейд и берег во время многочисленных налетов авиации противника, артиллеристы береговых и железнодорожных батарей и воины армейских и флотских частей, осуществлявших сухопутную оборону на западном и восточном берегах озера.

Здесь были речники Северо-западного пароходства. Их взаимодействие с военными моряками было настолько тесным, что трудно было сказать, где кончается военная флотилия и где начинается гражданское пароходство.

Нельзя не упомянуть начальника Северо-западного речного пароходства И. Н. Логачева, с которым Н. Ю. Авраамов на месте решал вопросы перевозок. Хочется сказать и о работниках Управления пути Северо-западного бассейна Наркомречфлота СССР. Это они вместе с гидрографами флотилии исследовали пути подхода к гаваням, прокладывали фарватеры для плавания судов по Дороге жизни. Среди них был и В. К. Шурпицкий, впоследствии начальник Волго-Балтийского пути имени В. И. Ленина, а тогда начальник техучастка, один из руководителей самых важных работ.

Огромную помощь Н. Ю. Авраамову оказывал адмирал И. С. Исаков, по его собственному признанию, «своеобразный буфер между армией и флотом». Роль не из легких. В таком большом деле, как обеспечение взаимодействия между армией и флотом и гражданскими организациями, требовались недюжинные способности организатора. Этими способностями адмирал И. С. Исаков обладал в полной мере. Со своей главной обязанностью — «утрясать все вопросы» с Северо-западным речным пароходством, с железной дорогой, с начальниками родов войск и десятками других организаций — И. С. Исаков справлялся блестяще. Его почти ежедневно можно было видеть у Осиновецкого маяка, в местах погрузочно-разгрузочных работ, на береговых батареях...

Первостепенной задачей было тогда строительство причалов и портов. В 1941 году на месте Осиновецкого порта было голое пустынное побережье. Из-за отсутствия причалов и механизмов выгрузка судов задерживалась. Даже небольшое волнение озера делало выгрузку невозможной. Суда, простаивавшие на рейде, становились мишенью для бомбардировщиков противника...

Проблема непроизводительных простоев судов в портах и по сей день является самым решающим звеном в сложной цепи организации перевозок на морях и реках. Даже в современных механизированных морских портах она еще полностью не решена. Простои транспортного флота приносят огромные убытки.

А каково же было там, где вместо порта — голое, пустынное, необорудованное побережье!

О том, как приходилось тогда действовать морякам,

обеспечивавшим перевозки на Ладоге, красноречиво свидетельствуют эпизоды боевых будней флотилии.

16 сентября 1941 года весь день на Ладоге стояла спокойная, почти безветренная погода. Но с наступлением темноты буквально за 20-25 минут разыгрался шторм.

Тральщик ТЩ-122 под командованием молодого, но опытного моряка дальнего плавания, старшего лейтенанта Ф. Л. Ходова был застигнут штормом в открытом озере. Всю ночь корабль как щепку бросало из стороны в сторону. Слабенький корпус тральщика угрожающе содрогался и трещал от каждого удара волны.

Принадлежавший до войны речному пароходству, этот двухвинтовой плоскодонный буксирный пароход «Сом», постройки 1913 года и мощностью 340 лошадиных сил, по мобилизации стал военным кораблем. Это, казалось бы, неказистое судно тем не менее имело боевой опыт. В годы гражданской войны «Сом» отличился во время Видлицкой десантной операции. 27 июня 1919 года, в 9 часов 50 минут, вместе с пароходом «Гарибальди» он подошел вплотную к берегу и на шлюпках под ружейным огнем белофиннов высадил десант моряков. Этот подвиг был тогда отмечен в рапорте начальника штаба флотилии.

И вот пришел час, когда спустя десятки лет кораблю-ветерану довелось доказать верность своим традициям.

На рассвете 17 сентября, узнав от командира дивизиона канлодок капитана 2-го ранга Н. Ю. Озаровского о том, что на разбитой штормом барже терпят бедствие красноармейцы, следовавшие в Ленинград, Ходов и военком политрук Дмитрий Гребенкин приняли решение идти к месту катастрофы, хотя всем было понятно, что для такого корабля, как ТЩ-122, эта операция явно рискованная. Но Федор Леонтьевич Ходов пошел на риск.

В 16 часов 17 сентября моряки тральщика увидели впереди обломки разбитой баржи. В волнах разбушевавшейся стихии на них держались обессилевшие, окоченевшие от холода бойцы.

Виртуозно маневрируя утлым кораблем, Ходов подошел к обломкам баржи. Моряки, обвязав себя тросами, бросались в студеную воду и поднимали на борт потерявших сознание красноармейцев. Два часа продолжался этот поединок с яростной стихией.

Приняв на борт красноармейцев, Ходов повернул тральщик в сторону берега. Однако, когда до берега в районе мыса Дубно оставалось не более полумили, внезапно налетели бомбардировщики противника.

«Боевая тревога!» — скомандовал Ходов. Но что может выставить для боя крохотный кораблик, до отказа набитый людьми, лишенный возможности хоть как-нибудь маневрировать? Как отразить нападение врага, располагая только одной пушкой 45-миллиметрового калибра, лишенной возможности кругового обстрела?

И все же командир орудия, старшина 1-й статьи, кадровый моряк сверхсрочной службы Николай Абакумов так встретил огнем своей «сорокапятки» вражеские «юнкерсы», что те, безрезультатно сбросив бомбы, скрылись из виду. Прошло 20 минут, и снова бомбардировщики обрушились на корабль...

До последнего снаряда орудийный расчет Н. С. Абакумова вел стрельбу по врагу. Убитого заряжающего Кудрявцева сменил котельный машинист Шурыгин. Вместе со вторым наводчиком Спиридоновым командир орудия Абакумов не покидал боевого поста, погружаясь вместе с палубой в воду.

Смертельно раненный корабль командир посадил на отмель. Тесно прижавшись друг к другу, в полузатопленной рубке, на мостике, на трубе люди ожидали помощи. Вскоре полузатонувший тральщик был обнаружен нашими самолетами, и подошедшая канонерская лодка «Нора» сняла с него уцелевших людей. Последним покинул корабль его командир старший лейтенант Ф. Л. Ходов.

13 моряков из команды тральщика погибли, в том числе помощник командира корабля лейтенант Ростовцев и механик-воентехник 2-го ранга Мишуков.

Часть моряков — из числа направившихся к берегу вплавь и на небольшой шлюпке — пропала без вести.

В обнаруженном в архиве донесении на имя начальника штаба Ладожской военной флотилии капитана 1-го ранга Боголепова, датированном 18 сентября 1941 года, командир ТЩ-122 Ф. Л. Ходов, описывая подробно ход событий, отмечает, что при спасении командиров и бойцов весь личный состав мужественно боролся с морской стихией, спасая тонущих людей. Из датированных этим же числом донесений оставшихся в живых армейских командиров и политработников выясняется, что на потерпевшей бедствие барже в Ленинград следовали бойцы и командиры пулеметных батальонов 001 и 013 с большим запасом вооружения и боеприпасов.

В этих документах, написанных карандашом, еще под впечатлением от только что пережитого, отмечается, что личный состав тральщика ТЩ-122 под командованием старшего лейтенанта Ф. Л. Ходова и политрука Д. И. Гребенкина проявил исключительную храбрость.

Одним из первых на Ладоге старший лейтенант Ф. Л. Ходов был награжден орденом Ленина, а командир орудия старшина 1-й статьи Н. С. Абакумов — орденом Красного Знамени.

Вскоре после описанных событий на имя командования тральщика ТЩ-122 пришло письмо от жены геройски погибшего 17 сентября 1941 года машиниста ТЩ-122 краснофлотца Ивана Каретникова. В числе первых он бросился в студеные воды Ладоги для спасения погибающих бойцов-пулеметчиков. При втором налете бомбардировщиков осколком бомбы ему оторвало ноги, и он упал за борт.

Жена Каретникова писала:

«... Велика тяжесть моей утраты, огромная боль и бесполезные слезы... Вы написали, что Иван погиб геройской смертью. На коленях у меня сидит Юрка — сын. Ему пять лет, и он тоже хочет стать матросом. Напишите... при каких обстоятельствах погиб Каретников. Он был сыном своего отечества, и таким, клянусь вам, я воспитаю Юрку...».

О том, в каком напряжении рождалась трасса Дороги жизни, свидетельствуют записи из доклада командира канлодки «Селемджа» капитана 3-го ранга М. И. Антонова:

«16. 1Х. 41 года. 21. 00. Рейд Новая Ладога. Подали для буксировки в Осиновец баржу с грузом 400 тонн муки и 460 бойцов пополнения войскам Ленфронта.

22. 00 часов. Снялись с якоря курсом на Осиновец.

17. 1Х. 3 часа 25 минут. Сила ветра дошла до 6 баллов. Сорвана крышка люка трюма. Течь воды в трюме — 3 часа 50 минут. Шквал силой ветра до 9 баллов. Волна на барже ломает кнехты, корпус трещит, вода в трюмах прибавляется. Люди с баржи просят помощи. Слышна стрельба из винтовок.

Подтянуть баржу, чтобы снять людей, невозможно. Крен достигает 35 градусов. Буксирные троса лопнули. Баржу понесло к берегу к банке Северная Головешка. Приказал барже отдать якорь. Остался держаться до рассвета.

С рассветом, кроме осколков от баржи и плавающих мешков муки, в районе Северная Головешка ничего нет.

Одновременно канлодка отражала налеты авиации».

Об обстоятельствах похода канлодки «Бурея» в эти же сентябрьские дни командир корабля капитан 2-го ранга Н. Ю. Озаровский писал:

«16. 1Х. 41. 22 часа 00 мин. Снялся с якоря вместе с канлодкой «Селемджа». На борту рота красноармейцев.

На буксире баржа БОП № 117 с 800 чел. красноармейцев. К ночи ветер крепчает. Крупная волна. Баржа рыскает. Лопнул штуртрос.

17. 1Х. 03 часа 18 мин. Лопнул буксир. Стоп. Попытка завести буксир. Баржу несет к берегу.

Канлодка коснулась грунта среди мелей банки Северная Головешка. Отдали якоря в окружении мелей и валунов.

6 часов 00 мин. показался б/п (буксирный пароход. — З. Р. ) «Орел» с двумя пустыми баржами. Одна из них разбитая волной. Затоплена и на глазах рассыпается. Вторая изгибается как змея.

Положение корабля тяжелое, от ударов о грунт разошлись швы. Течь воды в корпусе. В дальномер увидел остатки баржи с кучками терпящих бедствие людей. Глубина не позволяет подойти.

Увидел ТЩ-122, приказал ему идти к барже и снять с нее людей. ТЩ-122 снял 120 чел. Буксирный пароход «Никулясы» 196 человек».

В эти дни трагическое перекликалось с героическим.

Ночью 14 октября 1941 года от западного берега Ладожского озера бесшумно отошла канонерская лодка «Нора».

На ее борту были старики, женщины, дети — жители блокадного города. Большую группу составляли инженерно-технические работники и рабочие завода имени Ворошилова.

В пути канлодку настигли фашистские «юнкерсы». Среди гулких разрывов бомб раздался вдруг крик новорожденного. У ленинградки Марины Хотулевой родилась дочь. Одним из восприемников ее был корабельный медик, капитан медицинской службы Лев Александрович Серов. Моряки попросили мать назвать свою дочь в честь корабля — Норой.

Так, в штормовую ночь, при бомбежке, на Дороге жизни началась жизнь нового человека. «Укройте крестницу корабля», — сняв с себя тельняшку, торжественно произнес матрос-сигнальщик Сафонов.

Когда мать с новорожденной сходила с корабля на рейде Новой Ладоги, моряки вручили ей на память записку:

«Желаем вырасти большой и сильной, быть достойной дочерью Родины. Если останемся в живых, то обязательно разыщем тебя».

Спустя много лет моряки-ветераны Ладожской флотилии свое обещание выполнили.

Героический подвиг совершили моряки сторожевого корабля Ладожской военной флотилии «Конструктор», корабля-ветерана российского Военно-Морского Флота, почти ровесника легендарного крейсера «Аврора». Построенный на верфях Гельсингфорса (Хельсинки), он как минный крейсер под названием «Сибирский стрелок» вступил в строй кораблей Балтийского флота в 1906 году. В период первой мировой войны «Сибирский стрелок» прославился выдающимися боевыми подвигами.

С 1925 года он стал кораблем по испытанию новых образцов минно-торпедного оружия. С него сняли пушки и переименовали в «Конструктор». После того как началась Великая Отечественная война, на «Конструкторе» вновь было установлено артиллерийское вооружение, и в августе 1941 года он вступил в строй как сторожевой корабль Ладожской военной флотилии.

Две паровые машины общей мощностью 8300 лошадиных сил позволяли «Конструктору» развивать скорость до 23 узлов (42 километра в час), а три орудия 100-миллиметрового калибра, зенитные пушки и пулеметы вернули его в строй боевых кораблей, способных выполнять большой круг задач. Единственным недостатком корабля было отопление котлов углем, из-за чего густые облака черного дыма часто предательски демаскировали его.

К моменту описываемых событий на боевом счету «Конструктора» было много отлично выполненных заданий, в том числе успешное проведение боевых артиллерийских стрельб по береговым позициям противника, конвоирование караванов судов с продовольствием для Ленинграда, многократная буксировка барж с грузами по Дороге жизни, перевозка на борту корабля тысяч эвакуированных ленинградцев и воинов Ленфронта.

Враг не оставлял «Конструктор» в покое. 7 октября на рейде Новой Ладоги его бомбардировали поочередно четыре фашистских «юнкерса». На корабле возник пожар, в составе команды были убитые и раненые. Был смертельно ранен командир корабля, старый моряк, капитан 2-го ранга Георгий Арвидович Зеланд.

4 ноября «Конструктор», стоя на рейде у Осиновецкого маяка, принимал эвакуируемых из Ленинграда — рабочих и инженерно-технических работников с семьями. День был тревожный. Налеты вражеской авиации повторялись почти непрерывно. «Конструктор» накануне вернулся с боевого задания — он обстреливал укрепленные позиции гитлеровцев у деревни Марьино, вблизи Шлиссельбурга. Стрельба удалась, и фашисты, видимо, стремились свести счеты с «Конструктором», за которым уже давно охотились, называя его «черным крейсером».

В 19 часов «Конструктор» вместе со сторожевым кораблем «Пурга» снялся с якоря и, густо дымя, направился в сторону Новой Ладоги. Было уже темно, сквозь облака светила луна. Вокруг было тихо, но тишина казалась зловещей.

Спустя 15 минут «Конструктор» был внезапно атакован «юнкерсом». Две сброшенные бомбы легли за кормой. Вслед за первым самолетом, не замеченным из-за облачности, вынырнул другой «юнкере» и тоже сбросил две бомбы. На этот раз бомбы попали в носовую часть корабля. От взрыва корабль сильно содрогнулся, погас свет, и в то же мгновение неистово завыла сирена: ее приводной трос при взрыве натянулся, и сирена пришла в действие.

Те, кто был наверху, видели, как в один момент отвалилась вся носовая часть корабля с кубриками и помещениями, в которых было полно пассажиров — женщин, детей — и моряков, свободных от вахты. В том месте, где разорвались бомбы, металлическая обшивка наружных бортов отвалилась, палубы получили изгиб, и вся носовая часть ее со спрессованными тремя палубами погрузилась в воду.

«Конструктор» погружался в воду. Вода стала быстро заполнять не пострадавшую от взрыва остальную часть верхней палубы, наводя панику на находившихся там пассажиров. Угол наклона на нос угрожающе увеличивался. Казалось, что судно проваливается. С носовой частью затонуло помещение первого котельного отделения. В смежном помещении второго котельного отделения от сотрясения при взрыве разрушилась кирпичная кладка водотрубного котла. Из разорванных труб котла повалил пар. Переборка еле выдерживала давление напора воды, затопившей смежное помещение первого котельного отделения. Через швы, через заклепки, через клинкеты бункеров вода врывалась в помещение.

Положение корабля было критическим. Но команда под руководством механика П. А. Можейко упорно боролась за его спасение. Аварийная партия стала заделывать пробоины, ставить упоры и переборки. Через 30-40 минут вода пошла на убыль, но положение продолжало оставаться угрожающим. К борту подошла канонерская лодка «Бурея», на которую перебрались оставшиеся в живых пассажиры.

Прибывший на канлодке командир дивизиона капитан 3-го ранга К. М. Балакирев решил снять с «Конструктора» команду, однако для продолжения борьбы за живучесть оставил на корабле 15 человек, в том числе командира корабля капитана 3-го ранга Г. А. Купидонова, военкома политрука В. П. Антохина и инженера-механика старшего лейтенанта П. А. Можейко. Комдив понимал, что каждая секунда может быть роковой, и поэтому ограничил до минимума круг людей, подвергавшихся опасности.

И «Конструктор» был спасен. Удалось это благодаря мужеству и умелым действиям моряков, оставшихся на борту. Героями этого подвига стали мичманы З. А. Новиков и Г. И. Струков, боцман П. М. Хохлов, старшины и матросы А. А. Иванов, М. А. Терехов, А. А. Волков, Мельченко, В. С. Марушин, Тараканов, А. М. Мохов, М. Шахрай, Н. Круглов, Б. С. Лисов.

Спустя немного времени с большим дифферентом на нос, с приподнятой кормой и торчащими из воды оголенными лопастями гребного винта, подрабатывая своими машинами, «Конструктор», буксируемый спасательным кораблем «Сталинец» и буксиром «Никулясы», кормой вперед входил в пустынную бухту Морье.

Погибшие моряки «Конструктора» были похоронены невдалеке от берега Ладожского озера, в районе бухты Морье.

Искалеченный корабль остался зимовать на рейде бухты Морье. Когда озеро покрылось льдом, по настоянию оставшихся на корабле моряков начались подготовительные работы с целью восстановить боеспособность корабля хотя бы в качестве плавучей батареи. Под водой была отрезана поврежденная носовая часть, представлявшая собой груду изуродованного металла.

На корабле продолжалась жизнь. У орудия дежурили боевые расчеты, которые открывали огонь по немецким самолетам, налетавшим на базу. Под парами держался один котел, топливом для него были дрова.

Моряки настойчиво просили командование флотилии разрешить им своими силами восстановить носовую часть корабля и вернуть его в строй действующих. Специалисты-кораблестроители считали, что в условиях не оборудованного судоподъемными средствами берега, при отсутствии элементарно необходимого заводского оборудования сделать это совершенно невозможно. И все же в конце декабря предложение моряков было одобрено.

Вначале думали сделать носовую часть деревянной, как у баржи. Но такой вариант был не по душе морякам, привыкшим любоваться красивыми обводами своего корабля. В конце концов, по предложению командира электромеханической боевой части старшего лейтенанта П. А. Можейко моряки и судоремонтники приступили к изготовлению укороченной на 5 метров (из-за недостатка металла) носовой части корабля из листовой стали, присоединив ее к корпусу временно на болтах.

В ходе боевой деятельности моряков Ладоги было много примеров, когда ремонтные работы для поддержания боеготовности кораблей выполнялись в невероятно тяжелых условиях, являя собой образец трудовой доблести, равной боевому подвигу.

Одним из наиболее ярких примеров был восстановительный ремонт «Конструктора».

После испытаний сторожевой корабль «Конструктор» с присоединенной на болтах носовой частью совершил под командованием старшего лейтенанта М. Ф. Пантелеева переход в главную базу флотилии Новую Ладогу, во время которого провел стрельбы из орудий главного калибра для испытания корпуса корабля в новом его качестве. В доке Новой Ладоги болты временного крепления носовой части были заменены заклепками с электросваркой, после чего сторожевой корабль «Конструктор» вступил в строй и с осени 1942 года снова принимал участие во всех боевых делах флотилии.

В самый напряженный для Ладоги момент, когда возникла реальная угроза соединения финской армии с немецкими войсками группы армий «Север», нацелившейся на Волхов и Тихвин с намерением создать второе кольцо окружения Ленинграда, туда 13 октября прибыл вновь назначенный командующий Ладожской военной флотилией капитан 1-го ранга Виктор Сергеевич Чероков.

Имя этого отважного моряка было широко известно на Балтике. С первых дней войны бригада торпедных катеров, которой он командовал, совершила немало подвигов. В тяжелый для Ленинграда момент, когда гитлеровцы пытались штурмом овладеть городом, В. С. Чероков командовал отрядом кораблей реки Невы, громивших врага на колпинском направлении и практически уже тогда взаимодействовавших с канонерскими лодками и сторожевыми кораблями Ладожской флотилии, которые вели стрельбу из своих орудий по позициям фашистов в колпинском направлении и у берегов Невы.

В 1926 году по комсомольской путевке он был командирован на учебу в Военно-морское училище имени М. В. Фрунзе. С этих дней жизнь В. С. Черокова неразрывно связана с морем. Окончив училище в 1930 году, он стал командиром торпедного катера на Балтике.

Служба на торпедных катерах, интересная, полная романтики, дается нелегко. Большие скорости, стремительная смена обстановки требовали от командира быстрой реакции и умелого маневрирования.

Командуя торпедным катером, звеном, дивизионом, а после окончания в 1939 году Военно-морской академии — бригадой торпедных катеров, В. С. Чероков в звании капитана 1-го ранга вступил в Великую Отечественную войну зрелым во всех отношениях офицером.

В. С. Чероков был спокойным, чутким, вежливым, справедливым, внешне и внутренне подтянутым человеком, за что с первых дней своего командования снискал авторитет и уважение со стороны ладожцев, как военных, так и гражданских.

«Мы встретились с обаятельным человеком и требовательным командиром, — пишет о нем в своих воспоминаниях главный диспетчер Северо-западного речного пароходства Л. Г. Разин. На многих из нас новый командующий произвел совершенно «ошеломляющее» впечатление. Дело в том, что мы за это время привыкли иметь дело хотя и с энергичными, но крайне «шумными» высшими командирами... И вдруг мы увидели спокойного и выдержанного, но отнюдь не либерального командира. Приказания он отдавал не повышая голоса, иногда в форме совета, а иногда и в форме просьбы, но всегда так, что не выполнить порученное было просто невозможно».

В середине октября был получен приказ срочно перебросить с блокированной территории, с западного на восточный берег, 44-ю и 191-ю стрелковые дивизии и 6-ю отдельную бригаду морской пехоты. Несколько дней штормовая погода задерживала погрузку и перевозку войск, только 24 октября первые суда с войсками отправились в Новую Ладогу.

Чтобы ускорить перевозку войск, необходимых для сдерживания противника, стремившегося к Тихвину и Волхову, было решено направить корабли более коротким путем, к северу от маяка Кареджи, в район бухты Черная Сатама. Причалов да глубин, достаточных для подхода к берегу, там не было. Пришлось высаживать войска с кораблей в рыбачьи боты и шлюпки, а затем из них в ледяную шугу.

Высадка этих войск, с ходу вступивших в бой, помогла 54-й армии задержать наступление противника на Волховском участке фронта и помешала ему соединиться с финскими войсками, чтобы полностью замкнуть кольцо блокады восточнее Ладожского озера.

А обстановка на тихвинском и волховском направлениях в ноябре достигла наивысшего напряжения.

Непосредственная угроза нависла и над Новой Ладогой — главной базой флотилии.

В эти дни командующий флотилией вынужден был пригласить к себе командиров и военкомов и приказать подготовить к уничтожению склады, здания, причалы, мосты и отдельные корабли.

Нелегкое бремя легло тогда на плечи коменданта города и гарнизона капитан-лейтенанта А. И. Ачкасова, на которого была возложена ответственность за исполнение этого тяжелого приказа.

Для того чтобы избежать потери боевого ядра флотилии в случае выхода противника к Новой Ладоге, местом зимней дислокации кораблей было избрано западное побережье озера в районе Осиновец — Морье.

От города Волхова, судьба которого, как и детища ленинского плана электрификации Волховской гидроэлектростанции, висела на волоске, до Новой Ладоги было всего 25 километров.

Командующий 54-й армией генерал И. И. Федюнинский, командный пункт которого находился непосредственно вблизи Волхова, докладывая И. В. Сталину обстановку и предлагая передать в его подчинение отходившие войска правого фланга 4-й армии, выразился коротко и ясно: «Если это будет сделано еще сегодня, то спасти положение можно, если это будет завтра, то будет поздно: Волхов падет».

Именно в такой момент командующий Ладожской флотилией В. С. Чероков и уполномоченный ГКО по снабжению Ленинграда продовольствием Д. В. Павлов прибыли на КП И. И. Федюнинского с целью точнее выяснить обстановку. И. И. Федюнинский, озабоченный нехваткой в частях стрелкового оружия, высказал надежду на помощь моряков. И Чероков принял решение. К утру автомашины с пулеметами ДШК, снятыми с барж и частично с катеров, вместе с флотскими пулеметчиками прибыли в Волхов. «Конечно, трудно было принимать такое решение, — вспоминает В. С. Чероков, — ведь мы тем самым снижали огневую мощь кораблей. Но пошли на то, чтобы помочь армии остановить противника».

А корабли в это время продолжали перевозить грузы для Ленинграда, хотя с каждым днем плавать становилось трудней и трудней.

Ленинград голодал, а ладожская трасса была для него единственной и подлинной Дорогой жизни.

Ноябрь сорок первого года подходил к концу. Зима вступала в свои права. Льды стали на пути кораблей, однако перевозки не прекращались. 23 ноября 1941 года, когда по льду уже начала действовать военно-автомобильная дорога, в адрес командующего Ладожской военной флотилией поступила директива Военного совета фронта: «Продолжать до последней возможности перевозку грузов канлодками и транспортами из Новой Ладоги в Осиновец и обратно».

27 ноября последний конвой судов с грузом продовольствия и боеприпасов для Ленинграда в составе канлодки «Вира», транспортов «Вилсанди» и «Чапаев», тральщиков ТЩ-81, ТЩ-126 и десяти катерных тральщиков вышел из Новой Ладоги на западный берег, в район Осиновца и Морье. Этот конвой прибыл только 4 декабря. Переход продолжался 7 дней вместо обычных 10-12 часов по чистой воде.

Тяжелые льды сжимали слабые корпуса кораблей. До этого при подходе к бухте Морье затонул тральщик «Норек», буксировавший баржу с продовольствием. Тогда же затонул катер МО-216. Бронекатер БК-99 получил большую пробоину в машинном отделении, но был спасен.

Низкая облачность, снежные заряды, к счастью, помешали авиации противника противодействовать переходу последнего конвоя.

Вспоминая об этом периоде, автор известной книги «Ленинград в блокаде» Д. В. Павлов пишет: «По долгу службы мне приходилось вести учет всех продовольственных грузов, поступавших в Ленинград, и знаю, как велико было для осажденных значение прибытия каждого судна в порт Осиновец, особенно когда запасы пришли к концу и нормы хлебного пайка были доведены (с 20 ноября) до предельного минимума... На Ладоге становился лед, суда ходить не могли. И все же моряки каким-то чудом пробивались через лед и наряду с боеприпасами доставляли продовольствие... Их дела осенью 1941 года — это подвиг».

Помимо того, что было сделано судами Северо-западного речного пароходства в течение осени 1941 года, 24 корабля Ладожской военной флотилии (6 канонерских лодок, 2 сторожевых корабля, 5 военных транспортов и 11 тральщиков) совершили в разное время 339 рейсов с грузами на борту и с баржами на буксире.

За первую военную навигацию 1941 года в Ленинград на кораблях Ладожской военной флотилии и на судах Северо-западного речного пароходства было доставлено 60 тысяч тонн груза, в том числе 45 тысяч тонн продовольствия.

В числе доставленного войсками вооружения и боеприпасов было 4, 5 тысячи винтовок, тысяча пулеметов, около 10 тысяч снарядов, более 3 миллионов патронов, более 108 тысяч мин и около 114 тысяч ручных гранат.

Из Ленинграда водным путем было эвакуировано около 33, 5 тысячи ленинградцев.

Водные перевозки осени 1941 года явились первым этапом борьбы за ладожскую коммуникацию, которая существовала в течение всего периода блокады Ленинграда, — коммуникацию, ставшую для осажденных подлинной Дорогой жизни.

Часто, перечисляя причины, по которым осенью 1941 года продовольствия и других грузов для Ленинграда водным путем через Ладожское озеро поступало меньше, чем требовалось населению и войскам, одной из них называют якобы нехватку судов. Однако это не совсем верно.

Если озерных буксиров Северо-западного речного пароходства было только четыре, то кораблей Ладожской флотилии, способных участвовать в перевозках, было более сорока, в том числе 8 военных транспортов, общая грузоподъемность которых составляла более 1500 тонн, 6 канлодок, способных одновременно с конвоированием караванов принимать на борт по 300 и более тонн груза каждая. И наконец, чисто буксирных судов на флотилии было 16 единиц, в том числе 11 тральщиков из мобилизованных буксиров и 4 мощных морских буксира из числа судов спецназначения ( «Шексна», «Сталинец», «Связист» и «Гидротехник»).

Все эти суда могли бы доставить значительно больше грузов даже при ограниченном количестве барж (за счет своей быстрой рейсооборачиваемости), но тому мешало главным образом то обстоятельство, что на всех перегрузочных пунктах работали вручную, без механизации. Пирсы были примитивные, фронта работы не было. Суда, прибывающие в Осиновецкую гавань с грузом, долго простаивали в ожидании и во время выгрузки. К тому же штормовые погоды и ожесточенные налеты авиации противника надолго задерживали ход работ по разгрузке судов.

Подводя итоги навигации 1941 года, нельзя не признать огромную роль, которую сыграли Ладожская военная флотилия и Северо-западное речное пароходство в обороне Ленинграда. Осенние перевозки грузов позволили многим ленинградцам дожить до открытия ледовой трассы.

Трудно представить, в каком положении оказался бы Ленинград, если б на Ладожском озере с осени 1941 года не было военной флотилии.

Оценивая действия Ладожской флотилии в первую военную навигацию с точки зрения влияния на общий ход войны, следует сделать вывод, что проводимые и обеспечиваемые ею перевозки продовольствия и боеприпасов с момента блокады Ленинграда были той главной ее задачей, которую флотилия выполнила полностью.

Поддержка, оказанная флангам 54, 23 и 7-й армий, целиком себя оправдала и дала значительный эффект.

В то же время оперативная переброска из Ленинграда двух стрелковых дивизий и отдельной бригады морской пехоты в ноябре обеспечила задержку противника и стабилизацию фронта на Волховском участке, что не позволило противнику замкнуть полностью блокадное кольцо вокруг Ленинграда путем соединения немецких войск с финскими на петрозаводском направлении.

Так моряки Ладожской военной флотилии и водники Северо-западного речного пароходства закончили первую военную навигацию сорок первого года.