4. Освобождение Прибалтики и Финляндии

После Полтавской победы в ходе Северной войны наступил коренной перелом. На всех театрах военных действий Швеции вынуждена была перейти к стратегической обороне. Она уже не могла выставить новую сухопутную армию, способную соперничать с русскими полками. Но на море шведы еще были достаточно сильны. Главной задачей русское командование считало сокрушение морского могущества Швеции. Только это могло заставить шведские правящие круги подписать мир. Карл XII продолжал строить завоевательные планы в отношении России и на все мирные предложения отвечал категорическим отказом. Потребовались еще долгих двенадцать лет кровопролитной войны и новые жертвы со стороны русского и шведского народов, прежде чем правители Швеции признали наконец себя побежденными.

В международном положении России произошли существенные изменения. Август II в июле 1709 г. с 14-тысячным войском снова вступил в Польшу. 26 сентября (7 октября) в Торуне Петр I встретился с Августом II. Переговоры завершились 9 (20) октября подписанием договора, провозгласившего восстановление русско-саксонского оборонительного и наступательного союза. Станислав Лещинский бежал в Померанию вместе со шведским генералом Крассау. Королем Польши был провозглашен Август II.

Поспешила воспользоваться благоприятной военно-политической обстановкой и Дания, чтобы вернуть потерянные в начале Северной войны провинции. 11 (22) октября русский посол в Дании князь В. Л. Долгорукий подписал в Копенгагене союзный договор с Данией{202}. В лице Дании Россия приобрела сильного союзника, обладавшею большой сухопутной армией и мощным военно-морским флотом. В 1709 г. датский флот насчитывал 40 линейных кораблей, 10 фрегатов, 3171 пушку. Численность личного состава доходила до 24 тыс. человек. Вступление Дании в войну на стороне России в корне меняло общую стратегическую обстановку. Вскоре были подписаны союзные договоры [89] с Пруссией и Ганновером. Северный союз был не только полностью восстановлен, но и пополнился новыми членами. Самые тяжелые для России годы борьбы со Швецией один на один закончились.

В середине июля 1709 г. в небольшом украинском местечке Решетиловке состоялся военный совет. Обсуждался план дальнейших действий. Было решено центр тяжести военных усилий России перенести в Прибалтику с целью ее освобождения. Главные силы русской армии численностью 40 тыс. человек под командованием фельдмаршала Б. П. Шереметева направлялись в Лифляндию для осады Риги{203}.

Рига того времени была одной из сильнейших крепостей в Европе. Она располагалась на левом берегу Западной Двины. Ее окружали мощные стены. По внешнему обводу крепости протянулся ров с водой. На противоположном берегу находился отдельный форт — Кобершанц, выполнявший роль предмостного укрепления. Гарнизон насчитывал 13,4 тыс. человек. Командовал им генерал Нильс Штремберг. В крепости находились 563 пушки, 66 мортир и 12 гаубиц. Овладение такой крепостью требовало больших сил и средств. Необходимо было обеспечить переброску туда большого количества артиллерии, боеприпасов, снаряжения, обмундирования, продовольствия и фуража. В верховьях Западной Двины готовились речные суда, на которых перевозилось все необходимое для осады Риги. На них же перебрасывалась часть войск.

Марш русских полков из-под Полтавы в Прибалтику проходил с большими трудностями. Территория Польши, по которой в основном пролегал их путь, была сильно разорена шведами. Снабжение войск продовольствием представляло собой сложную задачу. Начавшиеся дожди, грязь и бездорожье затрудняли движение войск. Сосредоточение армии Шереметева под Ригой затягивалось. К началу октября она находилась у крепости Динабург (Двинск) на правом берегу Западной Двины. 5 (16) октябри Шереметев приказал генерал-поручику P. X. Боуру с четырьмя драгунскими полками и донскими казаками атамана Митрофана Лобанова переправиться через Западную Двину и двигаться по ее правому берегу к Риге. Главные силы продолжали движение по левому берегу. Несколько ранее с целью разведки в Курляндию был послан генерал-майор А. Г. Волконский с тремя драгунскими полками.

15 (26) октября русские войска вступили на территорию Курляндии и Лифляндии, а к 27 октября (7 ноября) переброска главных сил русской армии с Украины в Прибалтику завершилась. Рига была окружена со всех сторон. Началась ее осада.

По решению рижского генерал-губернатора предмостное укрепление было оставлено шведами. Покинутый противником Кобершанц был немедленно занят русской пехотой, и на нем установлены артиллерийские орудия. Это давало русским возможность держать под огнем Ригу и двинский фарватер. На правом [90] берегу, у Юнгфернгофа, примерно в 7 км выше Риги, был наведен мост и построено предмостное укрепление. Чтобы воспрепятствовать сообщению осажденной Риги с Ревелем, в Новом Млыне были расположены два драгунских полка и 300 казаков. Одновременно русские развернули энергичные работы по возведению укреплений и батарей на обоих берегах Западной Двины между крепостью Динамюнде (Усть-Двинск) и Ригой.

10 (21) ноября под Ригу прибыл Петр I. После рекогносцировки, 14 (25) ноября, началась бомбардировка крепости. Она продолжалась непрерывно. Наступала зима. Внимательно оценив обстановку, Петр I принял решение ограничиться тесной блокадой Риги и «сего города формальною атакою не добывать»{204}. Выполнение этой задачи возлагалось на сводный отряд численностью 6 тыс. человек. Командование этим отрядом было вручено генералу А. И. Репнину. Остальные войска отводились на зимние квартиры в Лифляндии, Курляндии и Литве. 15 (26) ноября Петр I уехал в Петербург. В декабре отбыл в Москву Б. П. Шереметев.

Русские войска продолжали укрепляться на обоих берегах Западной Двины. Между Ригой и Динамюнде возводились батареи, которые должны были в случае необходимости пресечь попытки шведского командования оказать помощь рижскому гарнизону морским путем. Бомбардировка Риги продолжалась. Многие здания в городе оказались разрушенными. 12 (23) декабря загорелась башня рижской цитадели, в которой находились лаборатория для снаряжения бомб и пороховой погреб. Произошел взрыв. Осажденные лишились значительного количества пороха и боеприпасов. При взрыве погибло свыше 1 тыс. человек.

С наступлением весны русское командование предприняло ряд мероприятий по усилению блокады Риги. 11 (22) марта 1710 г. к армии вернулся фельдмаршал Б. П. Шереметев. Было завершено строительство батарей на обоих берегах Западной Двины между Ригой и Динамюнде. На их вооружении находились 32 пушки 18, 12 и 8-фунтового калибра. Для охраны батарей и пресечения сообщений Риги с Динамюнде был выделен специальный отряд из 700 гренадер и солдат, а также 300 донских казаков, снабженных лодками.

Боевые действия активизировались. Б. П. Шереметев принял решение «крепчайше блокировать» Ригу и полностью перекрыть ее сообщения с Динамюнде. Для этого предполагалось построить у урочища Гофемберг в двух километрах ниже по течению Западной Двины еще одно укрепление. Оно было названо Александршанц в честь А. Д. Меншикова. Придавая большое значение полной изоляции Риги от внешнего мира и особенно пресечению попыток шведского командования оказать помощь осажденной Риге с моря, Петр I специально прислал сюда А. Д. Меншикова, который имел указ «от прихода неприятельских кораблей к Риге большую обсервацию иметь, и что принадлежит к пресечению неприятельской коммуникации устроить»{205}. Петр [91] приказал Меншикову «для препятия с моря неприятельских судов» перегородить Западную Двину «бревнами с цепьми и сделать несколько прамов и на них поставить пушки»{206}. Царь подчеркивал, что блокада со стороны моря «первое во отаке рижской, без чего оная благо совершитися не может»{207}. Выполняя приказ, А. Д. Меншиков совместно с Б. П. Шереметевым приняли решение помимо укрепления, начатого у Гофемберга, построить свайный мост через Западную Двину, а перед ним протянуть связанные цепями бревна. По концам моста предполагалось установить 24, 18 и 12-фунтовые пушки{208}. Эти меры русского командования оказались своевременными. Уже 28 апреля (9 мая) девять шведских каперов попытались прорваться со стороны Динамюнде к осажденной Риге, но были отбиты интенсивным огнем русских батарей.

К 29 апреля (10 мая) все дивизии армии Шереметева, покинув зимние квартиры, сосредоточились непосредственно у Риги. Войска расположились следующим образом. По обеим сторонам реки в районе Александршанца и нового моста заняла позиции дивизия Меншикова, дивизия Репнина расположилась в нескольких километрах выше Риги по течению Западной Двины, а дивизия генерала Л.-Н. Аларта — непосредственно напротив рижского форштадта (предместья). На левом берегу Западной Двины, несколько ниже Кобершанца, была возведена линия редутов, оборона которых возлагалась на дивизии Репнина и Аларта. Такое расположение войск обусловливалось тем, что русское командование не исключало возможности высадки шведского десанта с подкреплениями у Динамюнде или у Пернова (Пернау). Петр I, находившийся в это время в Петербурге и зорко следивший за ходом борьбы у Риги, неоднократно указывал на эту опасность. Не довольствуясь ранее данными распоряжениями по этому поводу, 6 (17) июня он вновь напоминает Шереметеву о том, чтобы тот сосредоточил основное свое внимание «на перенятие водяного пути и на шанцы, которые для того зделаны». Петр подчеркивал, что высадка 4–5-тысячного шведского десанта у Динамюнде вполне возможна и может свести на нет все усилия и жертвы русских войск{209}. 16 (27) июня царь опять напоминает Шереметеву: «Все свое смотрение имейте на отбитие сикурса водою и сухим путем, понеже все в том состоит»{210}.

27 мая (7 июня) русское командование получило из Швеции сведения о том, что «генерал Штейнбок учинен генерал-фельтмаршалом и велено ему из Скании под командою его из бывшего корпуса дватцать тысяч человек транспортом перевести на сикурс к Риге». Для проведения этой операции был мобилизован не только весь шведский военный и торговый флот, но и наняты иностранные суда. Кроме того, сообщалось, что к этой армии будет присоединено еще 6 тыс. человек из корпуса генерала Крассау{211}. В связи с этим 29 июня (10 июля) Петр I в очередной раз обращал внимание Шереметева на необходимость укрепить [92] перновское направление, чтобы «сикурса не пропустить к Риге»{212}.

Выполняя указания царя, генералы, руководившие осадой Риги, провели рекогносцировку с целью выбора позиции, на которой можно было бы отразить возможную высадку подкреплений на помощь Риге. На военном совете было принято решение: в том случае, если противник высадится у Динамюнде, встретить его всеми наличными силами в поле, оставив у Риги в укреплениях самое минимальное количество войск. Если же шведы высадятся у Пернова, как это уже имело место в 1700 г., когда здесь появился с армией сам Карл XII, и двинутся к Риге, встретить их у Нового Млына. Вперед планировалось выдвинуть конницу генерала К.-Э. Рене{213}.

Закончив сосредоточение войск, русское командование ожидало прибытия осадной артиллерии, чтобы приступить к правильной осаде крепости и последующему штурму. Наконец, 10 (21) мая к Риге прибыла осадная артиллерия во главе с генерал-поручиком Я. В. Брюсом. Тотчас же началось массовое снаряжение бомб для мортир.

Подготовка к бомбардировке и штурму крепости была в полном разгаре, уже готовили лестницы для преодоления крепостных валов и стен, когда непредвиденные обстоятельства заставили отказаться от этих планов. С 14 (25) мая в русских войсках вспыхнула «моровая язва» — эпидемия чумы, занесенная, по-видимому, через Курляндию из Пруссии. В результате русский осадный корпус с мая по декабрь потерял 9800 человек{214}. Большой урон эта страшная болезнь нанесла и осажденным. По некоторым данным, в Риге от голода и эпидемии погибло до 60 тыс. человек{215}.

Внезапно вспыхнувшая эпидемия чумы вынудила русское командование отложить штурм, но в то же время было принято решение усилить блокаду, чтобы вынудить город к сдаче, не доводя дело до штурма{216}. Для этого русское командование поставило перед войсками задачу овладеть предместьем Риги и установить в непосредственной близости к городу мортирные батареи. Выполнение ее было возложено на бригадира Штафа и полковника (за бригадира) П. П. Ласси с отрядом численностью в 2400 человек. В ночь на 30 мая (10 июня) Штаф, атаковавший правый фланг шведских укреплений, ворвался в предместье. Шведы, бросая пушки, отошли в город. 31 мая (11 июня) Ласси закрепил успех Штафа, войдя в предместье с левого фланга{217}. Положение осажденных еще более ухудшилось. Русские войска развернули интенсивные инженерные работы и постепенно приближались к крепостным веркам (укреплениям). В занятом ими предместье были установлены три мортирные батареи (14 орудий).

С наступлением навигации шведский флот попытался оказать помощь осажденному городу. У Динамюнде сосредоточилась эскадра в количестве 24 вымпелов. Ее появление вызвало «необычную радость» среди осажденных {218}. Однако высадить десант [93] противник не смог, все его атаки отбивались огнем русских батарей с обоих берегов Западной Двины. 9 (20) нюня трем шведским судам удалось прорваться к Риге, но снова русские артиллеристы заставили их отойти к Динамюнде. В конце концов вся шведская эскадра ушла в море и более не появлялась у устья Западной Двины. Таким образом, укрепления, построенные по приказу Петра I между Ригой и Динамюнде, успешно выполнили свою роль. Шведскому командованию не удалось доставить подкрепления осажденному городу.

После тщательной подготовки к бомбардировке и штурму крепости Б. П. Шереметев, не желая напрасного кровопролития, предложил гарнизону Риги сдаться, однако генерал-губернатор крепости граф Н. Штремберг не согласился на предложенные условия. Он все еще надеялся на помощь извне. Тогда Шереметев приказал начать обстрел города. В течение 10 дней, с 14 (25) по 24 июня (5 июля), по городу было выпущено 3389 бомб, которые причинили большие разрушения{219}.

Штремберг попросил заключить перемирие на 10 дней. Русский командующий дал ему только двое суток. К переговорам шведского губернатора побуждала не только бомбардировка, но и действия рижского магистрата, духовенства и лифляндского рыцарства, находившегося в городе. Видя неизбежность падения Риги, представители городской верхушки и дворянства начали оказывать нажим на Штремберга с тем, чтобы побудить его вступить в переговоры с русским командованием. Несколько позже рижский магистрат и представители лифляндского рыцарства завязали прямые сношения с Б. П. Шереметевым. Рижские бюргеры и лифляндские дворяне были согласны капитулировать и даже принять русское подданство, лишь бы сохранить или даже расширить свои прежние нрава и привилегии{220}. 4(15) июля, после нескольких дней переговоров, русскими и шведскими представителями были подписаны условия сдачи Риги, согласно которым шведский гарнизон мог покинуть город. Победителям достались 561 пушка, 66 мортир, 7 гаубиц. В плен сдались остатки гарнизона — 5132 человека, из них 2905 были больны{221}. Сообщая в Москву о взятии Риги, Б. П. Шереметев писал: «С божьей милостью мне удалось с главным лифляндским городом Ригой, который до сего времени никогда и никакими средствами не был взят и во всей Европе непреступной девственницей считался, обручиться и привести его, как невесту, к честному соглашению»{222}.

4 (15) июля в присутствии Б. П. Шереметева и всего русского генералитета через Песочные ворота города в Ригу во главе с генералом А. И. Репниным вступили Ингерманландский, Киевский, Астраханский, Сибирский, Казанский и Бутырский пехотные полки. На валу рижской цитадели было водружено русское корабельное знамя{223}. Было решено задержать часть рижского гарнизона в качестве военнопленных для того, чтобы побудить шведское правительство вернуть русских солдат и офицеров, захваченных [94] в 1700 г. под Нарвой. 12 (23) июля в город торжественно въехал генерал-фельдмаршал Б. П. Шереметев, который принял присягу от купечества, духовенства и лифляндского рыцарства.

Русское правительство придавало большое значение взятию Риги. Петр I писал по поводу этого события Шереметеву, что «оная малым лучше Полтавы», т. е. по своему значению оно равно Полтаве{224}.

С падением Риги участь Динамюнде была предрешена. 6 (17) июля на военном совете у Б. П. Шереметева было решено предпринять операцию с целью овладения им. Из перехваченного письма коменданта крепости К. А. Штакельберга к рижскому генерал-губернатору стало известно, что почти весь динамюндский гарнизон, насчитывавший до 1200 человек, вымер в результате эпидемии чумы. Та же участь постигла и доставленных сюда морем 700 человек подкрепления. Из них к этому времени половина умерла{225}. К Динамюнде был направлен генерал-майор Бук с 2-тысячным отрядом пехоты и небольшим количеством конницы. Он имел приказ блокировать крепость, установить мортирные батареи, а после этого послать коменданту письмо с предложением о сдаче. Туда же направлялись 2 мортиры и 3 пушки{226}. Несмотря на тяжелое положение, гарнизон крепости встретил русские войска, подошедшие утром 9 (20) июля, пушечной стрельбой{227}. В ночь с 9 (20) на 10 (21) июля у Динамюнде были установлены мортирные батареи, с которых русские предприняли бомбардировку крепости. В устье реки Западной Двины было построено укрепление, имевшее цель отрезать Динамюнде от моря. Кроме того, русские войска расположились и на острове, на котором, собственно, лежала сама динамюндская крепость. Таким образом, она оказалась блокированной со всех сторон. Попытки неприятельских кораблей приблизиться к крепости успешно отражались огнем русской артиллерии, установленной в устье Западной Двины. К началу августа положение гарнизона стало совершенно безнадежным. Штакельберг пошел на переговоры с Буком, которые велись несколько дней. 8 (19) августа Динамюнде был сдан. В крепости было захвачено 198 пушек, 14 мортир и 13 гаубиц.

После взятия Риги и Динамюнде была предпринята операция по овладению Перновом. 13 (24) июля Петр I приказал Шереметеву отправить всю конницу под командованием генерала Боура, за исключением двух полков, для блокады Пернова. Сюда же направлялось несколько 12-фунтовых орудий, чтобы «от моря ход конечно занять и кругом блаковать»{228}. Блокада Пернова началась 22 июля (2 августа), а уже 14 (25) августа генерал-поручик Боур принял его капитуляцию. После того как шведский гарнизон покинул город, в крепости было найдено 183 пушки, 14 мортир, 4 гаубицы и много другого военного имущества{229}. Вслед за тем русские войска овладели островом Эзель. Расположенная на острове крепость Аренсбург была занята «без всякого [95] сопротивления от неприятеля». В качестве трофеев русским войскам досталось 66 пушек и 4 мортиры{230}.

Теперь наступила очередь Ревеля. Оставив в Пернове гарнизон, генерал Боур двинулся к этому последнему оплоту Швеции на южном побережье Финского залива. Ревель занимал важное стратегическое положение, так как имел непосредственное морское сообщение со Швецией. Это была сильная крепость с гарнизоном около 4500 человек. Овладение им лишало шведов последней возможности перебрасывать свои войска морем из метрополии в Прибалтику.

Русское командование предприняло ряд мер для нарушения коммуникаций Ревеля с остальной Эстляндией. В декабре 1709 г. нарвский комендант полковник В. Н. Зотов, выполняя указ Петра I, вступил с тремя драгунскими полками в Эстляндию. Сначала полки Зотова дислоцировались у Феллина, затем по приказанию генерала Боура, которому оп был подчинен, перешли к Обер-Палену, а в апреле передислоцировались в непосредственную близость от Ревеля. Вступление русских войск побудило многих жителей Эстляндии укрыться в Ревеле, несмотря на универсалы русского командования, призывавшие к спокойствию и обещавшие, что разорения им никакого не будет, если русским войскам будет поставляться продовольствие.

Подойдя в августе к Ревелю, отряд Зотова расположился лагерем у так называемого Верхнего озера, служившего главным источником снабжения города пресной водой. По приказу Зотова канал, подававший воду из озера в Ревель, был немедленно перекрыт. Город лишился не только пресной воды, но и мельниц, расположенных на канале, на которых мололось зерно. Очень скоро гарнизон Ревеля и его жители почувствовали тяжесть блокады. Скопление большого числа людей в городе способствовало появлению болезней. 11 (22) августа в городе был зарегистрирован первый случай чумы, свирепствовавший затем в Ревеле до самого конца блокады. 15 (26) августа по личному приказу Петра под Ревель прибыли шесть пехотных полков и один пехотный батальон под командованием бригадира Иваницкого. Они заняли высоту на берегу моря с тем, чтобы иметь возможность вести огонь по шведским судам, направляющимся к городу. 18 (29) августа к Ревелю подошла конница генерала А. Г. Волконского.

С прибытием генерала Боура блокада города стала еще более тесной, однако до бомбардировки и штурма дело не дошло. С целью заручиться поддержкой местного населения в осажденную крепость был послан универсал за подписью Петра I, в котором русское правительство обещало «сохранить в полной неприкосновенности ...евангелическую религию, распространенную сейчас во всей стране и городах, все ее старые привилегии, свободы и права»{231}. Известие о падении Риги и Пернова, а также непрекращающаяся эпидемия чумы сильно подорвали моральный дух гарнизона и жителей. Полагая, что победа России в войне [96] неизбежна, немецкое дворянство и купечество, так же как и в Риге, решило найти общий язык с русским командованием. Они побудили шведского коменданта вступить в переговоры о капитуляции. 29 сентября (10 октября) 1710 г. Ревель сдался, а его гарнизон получил право эвакуироваться в Швецию. На этом закончилась кампания 1710 г. в Прибалтике. Ее главным итогом явилось изгнание шведских захватчиков из Лифляндии (Латвии) и Эстляндии (Эстонии).

* * *

В районе Петербурга и Кроншлота русская армия и флот готовились к операции против расположенной на Карельском перешейке шведской приморской крепости Выборг. То внимание, которое уделяло русское командование овладению Выборгом, было не случайным. Оно определялось важным стратегическим положением крепости. Опираясь на нее, шведская армия и флот постоянно угрожали безопасности Петербурга и Кроншлота. Взятие Выборга открывало путь в Финляндию и собственно Швецию. Балтийский флот приобретал удобную базу.

Необходимость осуществления похода на Выборг вытекала также и из международных обязательств России. Согласно союзническому договору с Данией, заключенному 11(22) октября 1709 г., Россия дала согласие, помимо тех операций, которые уже велись в Прибалтике, предпринять наступление в Финляндии и взять «крепкий город». Этим городом и стал Выборг.

4(15) февраля в письме русскому послу князю В. Л. Долгорукому Петр I предписывал сообщить датчанам: «Блокада Выборху еще по сей зиме и вступление в Финлант учинено будет, а формальная атака, богу изволишу, при стаянии снега начнется, то есть в последних днях апреля»{232}. Россия выполнила свои союзнические обязательства: операции против Выборга начались с середины марта 1710 г.

Расположенный на Карельском перешейке в глубине залива Выборг был малодоступен для войск противника. Почти со всех сторон он был окружен водами Выборгского залива и озера Суомен-веден-селка. На небольшом островке располагался Выборгский замок с каменной башней «Лангерман» высотой 50 метров. Сама крепость состояла из двух частей: Каменного города и Нового города. Каменный город представлял собой старинную крепость, окруженную башнями и стенами, построенными еще в средневековье. Новый, или Земляной, город возводился при Густаве-Адольфе. Для атаки с суши была доступна только восточная, обращенная к Петербургу часть Нового города. Ее укрепления представляли собой сплошной бастионный фронт с равелином{233}. Со стороны моря и с северо-запада Выборг был укреплен слабее. Оборонительные сооружения Выборгской крепости отвечали самым строгим требованиям долговременной фортификации своего времени. Это была одна из сильнейших шведских крепостей. Гарнизон ее насчитывал до 4 тыс. человек при 141 пушке, [97] 8 мортирах и 2 гаубицах. Комендантом крепости являлся полковник Магнус Стиернстроле. С моря Выборгскую крепость поддерживал шведский военно-морской флот. Овладение такой крепостью было чрезвычайно сложной задачей. Это хорошо понимал Петр I и его ближайшие помощники. Именно поэтому походу на Выборг предшествовала тщательная и всесторонняя подготовка.

В начале декабря 1709 г. Петр I послал Ф. М. Апраксину собственноручно составленный план похода. Предусматривалось осуществить в марте 1710 г. переход русских войск по льду Финского залива к Выборгской крепости, с тем чтобы внезапно осадить ее. На Балтийский флот возлагалась задача с наступлением навигации доставить осадному корпусу подкрепления, артиллерию и продовольствие.

В Петербурге началось формирование осадного корпуса, сосредоточивалась артиллерия, накапливались продовольственные запасы. Прибыв из Москвы в Петербург в конце февраля, Петр I застал подготовку к походу в полном разгаре. Он с удовлетворением писал А. Д. Меншикову: «И ни в чем остановки нет»{234}. Был составлен отдельный план похода русского Балтийского флота к Выборгу. Основная его идея заключалась в том, чтобы по вскрытии льда со всем флотом идти от Кроншлота до Березовых островов (Беркен-Ейлант). Важно было опередить шведский флот, который обычно крейсировал вблизи Бьёрского архипелага{235}. Таким образом, Выборгский поход замышлялся как комбинированная операция сил армии и флота.

К середине марта осадный корпус был сосредоточен на острове Котлин. Он насчитывал 13 тыс. человек, 24 пушки и 4 мортиры. Во главе корпуса был поставлен генерал-адмирал Ф. М. Апраксин.

15 (26) марта Петр I лично произвел смотр корпуса, а на следующий день русские войска выступили в поход. По словам Юста Юля, датского посланника при русском дворе, осадный корпус выступил «в самый ужасный мороз, какие бывают только в русские зимы... Всякая другая европейская армия, наверное, погибла бы при подобном переходе. Но где предводителем является само счастье, там все удается. И то сказать, русские так выносливы, что с ними можно совершить то, что для солдат всех прочих наций казалось бы невыполнимым»{236}.

Пройдя по льду Финского залива свыше 150 верст, русские полки утром 21 марта (1 апреля) внезапно появились под Выборгом. Апраксин решил нанести удар с северо-запада, где его меньше всего ожидали шведы. Первым к Выборгу подошел авангард под командованием бригадира Г. П. Чернышева. 22 марта (2 апреля) здесь сосредоточились остальные части под командованием генерал-майоров Р. В. Брюса и В. Беркгольца. Используя фактор внезапности, русский авангард с ходу атаковал предместье Xиетала (Сихогниеми). Находившиеся там два шведских полка не выдержали натиска и отступили в крепость. В ходе этого боя были захвачены три зимовавших здесь судна. [98]

Захват предместья Хиетала позволил войскам осадного корпуса приблизиться вплотную к городу со стороны пролива и островного замка. В ходе рекогносцировки, проведенной Ф. М. Апраксиным, были определены места для расположения войск и производства инженерных работ. В 12 верстах от Выборга, в самом узком месте пролива Тронгзунд, предполагалось соорудить два шанца, разместить батальон солдат, а затем соорудить береговые батареи, которые должны были воспрепятствовать подходу шведского флота на помощь осажденной крепости. Русские войска расположились на всем протяжении западного берега пролива напротив крепостных стен и приступили к осадным работам. Сильные морозы и каменистый грунт создавали немалые трудности при сооружении траншей и апрошей. Для возведения брустверов приходилось использовать даже мешки с шерстью. На этом участке осады командование было возложено на генерала Брюса. С восточной стороны Выборг должны были осаждать войска под командованием генерала Беркгольца. Таким образом, сообщение Выборга с Финляндией было прервано и его гарнизон оказался отрезанным от группировки генерала Либекера, зимовавшей в Финляндии. Первый этап операции — зимний переход осадного корпуса по льду Финского залива и обложение Выборгской крепости — закончился успешно.

Осадные работы со стороны пролива велись в высоком темпе, несмотря на усиленное противодействие противника, особенно обстрел с «Лангермана». К концу марта строительство шанцев было завершено и начато возведение батарей, а 30 марта (10 апреля) первые русские бомбы полетели в крепость. Главным направлением будущей атаки была избрана западная городская стена{237}.

Положение осадного корпуса было достаточно сложным. Недостаток артиллерии крупного калибра оказывал отрицательное влияние на ход осады. 5 (16) апреля Апраксин докладывал Петру I: «Шанцами к неприятельским крепостям приближались ближе фузейной стрельбы и трудим бомбами, сколько можем, а пушки наши нам мало помогают, понеже зело мало и легки; когда мы начнем стрелять, то неприятель противу одной из десяти стреляет»{238}. Еще сложнее обстояло дело со снабжением осадного корпуса продовольствием и фуражом. На местные ресурсы рассчитывать не приходилось. Запасы, взятые войсками с собой, были уже на исходе.

Балтийский флот уже завершал подготовку к походу на Выборг. На суда грузилась осадная артиллерия, боеприпасы, провиант, фураж и людские пополнения. Всего в походе должно было участвовать до 250 судов различных классов{239}. В Петербурге лишь ожидали ледохода на Неве, который начался 13 (24) апреля.

25 апреля (6 мая) Балтийский флот под флагом вице-адмирала К. Крюйса и при двух контр-адмиралах — «дворянине Петре Михайлове» (Петр I) и И. Ф. Боцисе — вышел из Петербурга и [99] взял курс на Кроншлот. Из-за тяжелой ледовой обстановки путь занял четыре дня. По прибытии туда для разведки к Березовым островам «сухим путем» были посланы два офицера, а к вечеру того же дня шнявы «Дегас» и «Феникс». Не дожидаясь возвращения разведчиков, царь приказал утром 30 апреля (11 мая) выйти в море всему флоту. Отойдя от Кроншлота около 20 верст, флот встретил разведывательные корабли «Дегас» и «Феникс». Командиры их доложили, что «к Березовым островам за великим льдом пройтить невозможно»{240}. Получив эти сведения, Петр I на шняве «Лизет» в сопровождении «Дегаса» и «Феникса» в течение суток лично производил ледовую разведку. Выяснилось, что между Березовыми островами и материком лед еще не вскрылся. Во второй половине дня 1 (12) мая Петр I с большим трудом достиг урочища Куромы близ северного берега Финского залива в 6 милях от Березовых островов. Сюда же подошел с галерами и провиантскими судами шаутбенахт (контр-адмирал) И. Ф. Боцис, которому было приказано стоять здесь на якоре, пока не пройдет лед{241}.

Корабельный флот достиг к этому времени Красной Горки и встал здесь на якорь, ожидая улучшения ледовой обстановки. Вскоре фарватер очистился ото льда, и флот смог подойти к урочищу Курома. В ночь на 6 (17) мая началась подвижка льда. Галеры и провиантские суда «разделило от кораблей льдом» и начало относить в море. На этих судах находилось свыше 5 тыс. человек пополнения, в том числе два батальона Преображенского и Семеновского полков, а также все продовольствие. Нужно было принимать экстренные меры для спасения уносимых льдом и ветром судов. На совещании, созванном на вице-адмиральском корабле «Олифант», по предложению Петра I было решено «кораблями лед разбить, а разбив, чтоб стать на якорь; а галерам и провиантским судам первому за корабль, а другим друг за друга цепляться». Эта задача была успешно выполнена самыми крупными судами Балтийского флота — фрегатом «Думкрахтом» и бомбардирским галиотом «Ивангород», которые действовали как ледоколы, разбивая лед своими корпусами. Потери составили всего несколько провиантских судов, которые были раздавлены льдом, а остальные суда «все дошли в целости до Березовых островов»{242}.

8 (19) мая часть провиантских судов и галер под командой Петра I двинулась к Выборгу. Вечером того же дня они подошли к укреплениям, сооруженным по приказу Апраксина в 12 верстах от Выборга в самом узком месте пролива Тронгзунд. По приказанию Петра I здесь было установлено несколько корабельных орудий. На следующий день подошли остальные провиантские суда с гвардией и продовольствием. Вице-адмирал К. Крюйс с корабельным флотом остался на якоре у Березовых островов.

Прибытие флота к Выборгу было весьма своевременно. 7 (18) мая Апраксин сообщал Петру I: «Провианту, государь, у нас остаетца почитай за нет, от девятого числа разве с нуждою будет [100] дня на четыре»{243}. Численность осадного корпуса возросла до 18 тыс. человек. С транспортных судов было выгружено 80 пушек, 28 мортир и 190 ручных мортирок{244}, продовольствие и амуниция. Теперь имелись достаточные силы и средства для овладения Выборгской крепостью.

Пока шла высадка войск и выгрузка различного военного имущества, Петр I произвел тщательную рекогносцировку крепости со стороны суши. В ходе обсуждения с генерал-адмиралом Ф. М. Апраксиным обстановки была составлена подробная инструкция «о добывании Выборга», предусматривавшая нанесение главного удара с западной стороны, вспомогательного — с восточной. На галерный флот И. Ф. Боциса возлагалась задача совместно с осадным корпусом принять участие в штурме крепости. 14 (25) мая Петр I с транспортным и корабельным флотом отбыл в Кроншлот, куда благополучно прибыл 16(27) мая.

Итак, Балтийский флот успешно осуществил доставку осадному корпусу Ф. М. Апраксина всего необходимого. Личный состав продемонстрировал высокий уровень морской выучки, умение действовать в тяжелой обстановке. Шведское командование не смогло использовать превосходство своего флота, чтобы не допустить прорыва русского флота в Выборгский залив. Шведские военные корабли в количестве 19 вымпелов появились в районе Березовых островов только 18 (29) мая, когда русский флот уже выполнил свою задачу. Но и теперь они не смогли оказать существенной помощи осажденному гарнизону. Осадка шведских кораблей не позволяла им пройти к Выборгу шхерами, а фарватер через Тронгзундский пролив оказался для них закрыт, так как в самом узком его месте по приказу Петра I было затоплено несколько транспортных судов. Не имел возможности атаковать укрепленную позицию русских у Тронгзунда, шведский адмирал Г. Ватранг вынужден был ограничиться крейсированием в Финском заливе между Тронгзундом и островом Котлин.

Ф.М. Апраксин энергично готовился к штурму Выборга. Для осадной артиллерии сооружались батареи. На главном направлении атаки было сосредоточено более половины всех войск, 72 пушки, 18 мортир и 140 малых мортирок. К концу мая все было готово к бомбардировке и последующему штурму. В крепость послали парламентера с предложением гарнизону сдаться, «не дожидаясь жестокова штурма и кровопролития». Однако шведы ответили категорическим отказом. Тогда 1 (12) июня в 6 часов вечера с обоих направлений, главного и вспомогательного, начался интенсивный обстрел крепости, длившийся до 6 (17) июня. В городе начались пожары. Много зданий было разрушено, на главном направлении, со стороны пролива, в крепостной стене пробита брешь. И хотя шведы пытались заделать ее, но огонь русских мортир не позволял этого сделать.

6 (17) июня на «генеральном консилиуме» (военном совете) у Ф. М. Апраксина было решено «оную крепость доставать штурмом». [101] По требованию Петра I штурм был отложен до его прибытия. Вечером 9 (20) июня комендант Выборга прислал к русскому главнокомандующему двух штаб-офицеров с предложением начать переговоры об условиях сдачи крепости. 12 (23) июня соглашение было подписано. 13 (24) июня Выборг капитулировал, а утром следующего дня в город вошел гвардейский Преображенский полк во главе с Петром I. Победителям досталась богатая военная добыча. В числе трофеев оказалось 8 мортир, 2 гаубицы и 141 пушка, а также много военного имущества. Выборгский гарнизон (всего 3380 человек) по решению Петра I был временно задержан в качестве военнопленных.

После взятия Выборга часть сил под командованием генерала Р. В. Брюса была переброшена под Кексгольм (Корелу). Овладение этой крепостью на противоположной стороне Карельского перешейка должно было закрепить победу под Выборгом. После более чем двухмесячной осады 8 (19) сентября 1710 г. гарнизон Кексгольма капитулировал.

По обычаям того времени взятие Выборга было широко отпраздновано. Участники обоих ледовых походов и осады крепости были щедро награждены. Генерал-адмирал Ф. М. Апраксин получил орден Андрея Первозванного, генерал-майоры Беркгольц и Р. Брюс — нагрудные царские портреты, усыпанные драгоценностями, офицеры и солдаты — денежные награды. В честь взятия Выборга была выбита памятная медаль с изображением плана осады.

Петр I придавал взятию Выборга исключительно большое значение. Во многих своих письмах царь подчеркивал: «И тако чрез взятие сего города Санкт-Питербурху конечное безопасепне получено»{245}. А в письме к Екатерине Алексеевне, определяя стратегическое значение одержанной победы, он указывал, что «уже крепкая падушка Санкт-Питербурху устроена»{246}. Действительно, взятие Выборга имело важное стратегическое значение. Наряду с овладением Кексгольмом оно обеспечивало безопасность новой русской столицы. Шведы лишались важной военно-морской базы, откуда их флот мог угрожать Кроншлоту и Петербургу. Создавались условия для ведения наступательных операций в Финляндии.

* * *

Проведение наступательных операций по изгнанию шведов из Прибалтики и Финляндии требовало от русского командования надежной защиты южных границ государства. По словам А. З. Мышлаевского, необходимо было «получить ту свободу в оперативных расчетах, которая возможна лишь при уверенности, что крупная, все ниспровергающая случайность не ворвется неожиданным диссонансом в тщательно обдуманный план»{247}. Такой «случайностью» могло быть нарушение Турцией условий Константинопольского договора 1700 г. и вступление ее в войну на стороне Швеции. Поэтому поддержание мирных отношений с [102] Османской империей имело важное значение для успеха борьбы против Швеции. Еще до Полтавской битвы по желанию турецкого султана Ахмеда III 26 июня (7 июля) в Турцию была отправлена грамота за подписью Петра о подтверждении Россией мирного договора 1700 г. Кроме того, Петр I распорядился отдать на слом 10 кораблей из Азовской и Воронежской флотилий, что было встречено с большим удовлетворением в Турции{248}. Русско-турецкие отношения в течение девяти лет после подписания мирного договора в Константинополе оставались более или менее нормальными, хотя их и нельзя назвать вполне добрососедскими. Условия мира о ненападении на русские земли не выполнялись ни Турцией, ни Крымским ханством.

Карл XII пытался втянуть Турцию в войну против России в 1708–1709 гг. Но это не принесло ему успеха. После Полтавы положение изменилось. Опасаясь усиления могущества России, отдельные представители турецких правящих кругов начали вести себя по отношению к ней все более и более воинственно. В августе 1709 г. русский посол при дворе султана П. А. Толстой доносил канцлеру Г. И. Головкину: «Не изволь удивляться, что я прежде, когда король шведский был в великой силе, доносил о миролюбии Порты, а теперь, когда шведы разбиты, сомневаюсь ... Турки видят, что царское величество теперь победитель сильного народа шведского и желает устроить все по своему желанию в Польше, а потом, не имея уже никакого препятствия, может начать войну и с ними, турками»{249}.

Карл XII, бежавший после разгрома под Полтавой в Турцию, во многом способствовал обострению русско-турецких отношений. По прибытии в Бендеры с остатками своей армии он тотчас направил к султану посланца с письмом, в котором предлагал Порте заключить с ним союз. Карл XII пугал турок усилением России и доказывал, что Петр теперь непременно нападет на Турцию. Однако турки заняли уклончивую позицию. В Константинополе в это время верх одержала партия сторонников мирных отношений с Россией. Усилия русской дипломатии также не пропали даром. 3 (14) января 1710 г. Турция подтвердила свою верность мирному трактату, заключенному с Россией 3 (14) июля 1700 г. на 30 лет, и даже заявила, что отпускает Карла XII в сопровождении небольшой охраны. Это сообщение вызвало большую радость у Петра I. Оно было отмечено в Москве и Кракове большими празднествами. 7 (18) февраля Петр писал А. В. Кикину: «Вчерашнего дни от давнего времени с великою жаждою ожидаемого куриера из Константинополя получили, которой на одчаяние наше полезною ведомость привез, что турки не только что прежний мир весьма крепко поттвердили, что и караля шведского без обороны своей высылают... И теперь уже в одну сторону очи и мысль имеем»{250}.

Весть о подтверждении Турцией мирного договора с Россией была немедленно сообщена Августу II и находившимся в Варшаве послам иностранных дворов, а также датскому королю. [103] Реляция о возобновлении мира с Турцией была напечатана в польских газетах. И все же, несмотря на официальное подтверждение мира, в Россию продолжали поступать неутешительные известия о политике Турции. Так, М. Кантакузин сообщал, что хотя турки сами в данный момент не желают войны с Россией, то «везирь и хан крымский зело склонны к войне»{251}. Русский посол в Константинополе доносил о желании турок отправить Карла XII из своих пределов таким образом, чтобы он мог продолжить свою войну с Россией, в то время как Турция оставалась бы в стороне{252}.

Не сидел сложа руки и Карл XII. Он не торопился покидать Бендеры, продолжая свои попытки склонить Турцию к совместной войне против России и Речи Посполитой. Его эмиссары генерал Ст. Понятовский и киевский воевода И. Потоцкий вели интенсивные переговоры с турецким правительством. Крымский хан обещал ему военную помощь. Было известно, что располагавшийся в Померании и Бремене шведский корпус генерала Крассау численностью до 18 тыс. человек получил приказ от Карла XII подготовиться к вторжению в Польшу и Саксонию. Замысел шведского короля состоял в том, чтобы одновременным ударом из Померании корпусом Крассау и из района Бендеры — Очаков турецкими войсками окружить и разгромить и армию Августа II, и русский вспомогательный корпус, находившийся в Польше, восстановить на польском престоле Станислава Лещинского, а затем развернуть наступление на Россию.

Вскоре настроения при султанском дворе приняли ярко выраженный антирусский характер. Визирь Али-Чорли-паша, сторонник дружественных отношений с Россией, был смещен с поста. Новый визирь Нуман-Кёпрюлю-паша открыто встал на сторону Швеции. Он заявил русскому послу, что «Порта намерена отпустить короля швецкого из Бендеря вскоре и с ним послать ратей доволно ко охранению его через Полшу до Померании, и может де быть, что будет оных ратей с королем швецким тысяч с сорок»{253}. Русскому вспомогательному корпусу предлагалось не вмешиваться и покинуть Польшу.

Русская разведка в середине августа доносила Петру, что Турция усиленно готовит агрессию против Польши. Русское правительство было вынуждено принять ряд мер как военного, так и дипломатического характера. В Польшу отправили М. М. Голицына. Ему предписывалось несколько вариантов действий в зависимости от складывающейся обстановки. Но в любом случае он должен был стараться не дать туркам повод для обвинения русских в нарушении мира, а склонять их на путь переговоров. Сохранение мира в это время было крайне важно для России. Источники свидетельствуют, что русские дипломаты делали все возможное, чтобы не допустить военного столкновения России с Турцией. 17 (28) июля 1710 г. Петр I отправил личную грамоту султану Ахмеду III, в которой предупреждал его, что намерение послать для сопровождения Карла XII через Польшу 40-тысячное [104] войско «за явный разрыв мира принято будет»{254}. Русское правительство соглашалось на доведение конвоя для сопровождения шведского короля до 3 тыс. турецких войск, но отнюдь не татар, «к разрушению мира весьма склонных»{255}. Одновременно русскому послу в Константинополе было дано указание соглашаться на увеличение численности конвоя до 5 тыс. человек.

Стремление России к миру было расценено в придворных кругах Турции как признак ее слабости. Турецкие власти вели себя все более и более враждебно. Стало известно, что курьеры, везшие царские грамоты, были задержаны на границе, а затем посажены в тюрьму. Сношения с Турцией были прерваны. Русская разведка доносила, что военные приготовления турок идут полным ходом. К Бендерам уже было стянуто 10 тыс. войск. Туда же направлялась сильная артиллерия, специалисты по осадным работам и т. д. Новым визирем стал Балтаджи-Мегмет-паша, который был настроен еще более враждебно по отношению к России.

18 (29) октября 1710 г. царь отправил вторую грамоту Ахмеду III, в которой запрашивал о намерениях турецкого правительства относительно Карла XII и требовал его немедленного удаления из турецких пределов. В противном случае, говорилось в грамоте, «принуждены будем и мы в свое безопаствие войска наши к границам приближить и всякое воинское предуготовление чинить»{256}. Однако на эту грамоту, как и на предыдущую, ответа не последовало. Тучи в русско-турецких отношениях сгущались.

20 (31) декабря 1710 г. в Петербурге наконец было получено последнее донесение от П. А. Толстого, которое он сумел отправить, обманув бдительность турецкой охраны. Это было известие о начале войны. «Наскоро доношу, — писал Толстой, — что турки по многим советам утвердили короля швецкого ныне отпустить вскоре со многими татары чрез Польшу... и войну с нами начать ныне чрез татар, а весною всеми турецкими силами, понеже во все свое государство указы резослали вчерась, чтобы рати все конные и пешие збирались в Бендерь так азиатские, как и румелские в апреле»{257}. Далее сообщались данные о растановке командного состава, о сроках мобилизации турецкой армии. Итак, Оттоманская империя решилась наконец разорвать мирные отношения с Россией. Формальное объявление войны последовало 20 ноября (1 декабря) 1710 г.

Получив письмо П. А. Толстого, русское правительство сразу переключило внимание на новый театр военных действий. Фельдмаршал Б. П. Шереметев получил приказ организовать немедленную переброску 22 пехотных полков под командованием генералов А. И. Репнина и Л.-Н. Аларта в район Минска и Слуцка. куда должно было через Смоленск подойти рекрутское пополнение и где должна была быть сосредоточена вся русская полевая артиллерия под командованием генерал-лейтенанта Я. В. Брюса. Командующему русскими войсками в Польше генерал-лейтенанту М. М. Голицыну предписывалось немедленно подтянуть силы [105] к молдавской границе, в район Каменец-Подольского, куда на помощь ему срочно перебрасывались из Прибалтики Ингерманландский и Астраханский полки. Голицыну ставилась задача в случае, если «турки и татары станут провожать короля шведцкого чрез Полшу... учинить над ними поиск и их разбить». Если же турки попытаются овладеть Каменец-Подольским, то «их до того не допускать и с ними битца по крайней возможности, разве что усмотришь гораздо чрезмерную турскую силу, против которой стоять вам будет невозможно»{258}.

Русскому послу в Польше было приказано находиться при войске и решать все вопросы совместно с М. М. Голицыным. В частности, им обоим было дано указание следить за настроением польской шляхты и не допустить ее «склонности к турской и шведцкой стороне»{259}. На Киевского губернатора Д. М. Голицына и гетмана И. И. Скоропадского возлагалась оборона Украины и Приазовья. Адмиралу Ф. М. Апраксину надлежало вместе с калмыцкими отрядами защищать юго-восточные границы государства. Для перебрасываемых из Прибалтики войск предусматривалось развернуть продовольственные магазины в районе Киева и молдавской границы.

Вступление Турции в Северную войну на стороне Карла XII в корне меняло военно-политическую обстановку и вынуждало русское командование пересмотреть свои стратегические планы. Приходилось временно отказаться от активных действий против Швеции и, закрепившись в Прибалтике, главные усилия направить на борьбу с Турцией. С целью прикрытия главных сил русской армии, направлявшихся на юг, от возможного удара корпуса Крассау из Померании в Польше создавалась специальная группировка русских войск. Сюда направлялись драгунские полки бригадира П. И. Яковлева численностью до 6 тыс. человек. Из Лифляндии перебрасывалось еще 8–10 тыс. драгун под командованием генерал-лейтенанта Боура. Вместо Б. П. Шереметева командование войсками в Лифляндии принял ближайший соратник Петра I А. Д. Меншиков. Сюда были передвинуты войска из Эстляндии. Рижский гарнизон должны были пополнить 10 тыс. солдат из внутренних гарнизонов и рекрутов нового набора.

Распоряжения Петра I свидетельствовали о намерении не допустить прорыва турок и крымских татар на Украину и в Польшу. Можно предположить, что русское правительство все еще надеялось разрешить конфликт дипломатическим путем. 6 (17) января 1711 г. Петр I посылает турецкому султану Ахмеду III третью по счету личную грамоту, в которой предлагалось воздержаться от военных действий и уладить отношения между обеими странами мирными средствами{260}. Однако и это предложение осталось без ответа. Тем временем энергичная подготовка к войне с новым противником продолжалась. Учитывая, что основную массу турецкой армии составляла конница, Петр I отдал ряд указаний, касавшихся боевой подготовки войск. Так, 23 декабря [106] 1710 г. (3 января 1711 г.) М. М. Голицыну предписывалось сделать упор на огневую подготовку драгун: «понеже с сими варварами огнем, а не палашами действовать»{261}. В дальнейшем, развивая эту мысль, он подчеркивал, что с турками воевать нужно не так, как со шведами. Их конным массам необходимо противопоставить огонь пехоты, защищенной рогатками{262}.

В феврале 1711 г. стало известно, что для ведения войны с Россией Турция подготовила сухопутную армию численностью в 118 400 человек{263}. Всего же вместе с войсками крымского хана против России могло быть выставлено до 200 тыс. человек{264}. Основная идея стратегического плана турок заключалась в том, чтобы, сосредоточив главные силы в районе Бендер и Нижнего Дуная, развернуть наступление в направлении Бендеры — Яссы — Каменец-Подольский и далее в глубь Польши. Вместе с турками на соединение с корпусом Крассау, расположенным в Померании, должен был следовать Карл XII. С целью отвлечения русских сил из Польши силами крымского хана предусматривалось нанести вспомогательный удар на Правобережной и Левобережной Украине, имея в виду дальнейшее наступление в направлении Харькова и Воронежа. Намечалось также нападение на Азов и Таганрог{265}.

Русское командование, в свою очередь, разрабатывало план ведения войны против Порты. Перед ним неизбежно вставал вопрос: какому плану отдать предпочтение, оборонительному или наступательному? Иными словами, следовало ли пассивно ждать вторжения противника в пределы Полыни и Украины или же, упредив турок в развертывании армии, перенести военные действия на их территорию. В общих чертах русский стратегический план определился к концу 1710 г. Так, в письме к датскому королю Фредерику IV Петр I писал, что он лично возглавит русскую армию на турецкой границе и пойдет в наступление. А в письме к Августу, посланному одновременно, он подчеркивал, что русские «все надлежащие приуготовления учинили» для того, чтобы сорвать намерения турок и Карла XII{266}. Окончательный вариант стратегического плана был принят на военном совете 1 (12) января 1711 г. Намечалось, прикрывшись обсервационным корпусом со стороны крымских границ, развернуть наступление главных сил на Дунай с тем, чтобы воспрепятствовать туркам занять Молдавию как исходный плацдарм для вторжения в Польшу{267}. Русское командование рассчитывало на сочувствие и прямую поддержку со стороны народов Балкан, находившихся под османским игом.

В январе 1711 г. крымский хан Девлет-Гирей двинулся на Украину. Первоначально часть его армии под командованием Калги-Султана, брата хана Девлет-Гирея, была брошена на Умань, но здесь потерпела поражение. Сам Девлет-Гирей вторгся в Слободскую Украину. Не встречая серьезного сопротивления, татары разорили Бахмут, Змиев, Водолаги, Мерефу. К концу февраля они достигли района Харькова, где остановились, поджидая [107] Кубанскую орду, чтобы продолжить поход на Воронеж. Противник намеревался разорить Воронежскую верфь и уничтожить Воронежский флот. Однако, получив известия, что русские готовятся дать отпор, а Кубанская орда задержана союзными России калмыками, Девлет-Гирей начал отход в Крым. Вторжение крымских татар на Украину окончательно убедило русское правительство в нежелании турок урегулировать отношения с Россией мирным путем. 22 февраля (5 марта) 1711 г. в Москве был обнародован царский манифест о начале войны с Турцией.

Тем временем главные силы русской армии под командованием фельдмаршала Б. П. Шереметева двигались из Прибалтики на юг. У крепости Каменный Затон происходило сосредоточение войск под командованием украинского гетмана И. И. Скоропадского и генерал-майора И. И. Бутурлина. Оборона Азова возлагалась на азовского губернатора адмирала Ф. М. Апраксина. 12–13 (23–24) апреля в Луцке состоялся военный совет. На нем основное внимание было уделено определению сроков и мест сосредоточения главных сил русской армии для наступления в Молдавию. Обсуждались также вопросы, связанные с обеспечением армии продовольствием, распределением рекрутов по дивизиям, заготовкой судов для переправы через Днестр. Было решено не позднее 20 (31) мая сосредоточить армии в районе города Брацлав. Фельдмаршал Б. П. Шереметев должен был, передав командование пехотными полками генералу А. А. Вейде, возможно быстрее двигаться с конницей к Брацлаву, где устроить продовольственный магазин на три месяца и подготовить переправу через Днестр. В письменном приказе ему Петр I подчеркивал важность своевременного сосредоточения армии, «ибо ежели умедлим, то все потеряем»{268}. Однако сосредоточение главных сил русской армии у молдавской границы шло медленно из-за плохих погодных условий и недостатка в продовольствии. Они вышли в указанный район только 30 мая (10 июня), т. е. на 10 дней позже установленного срока.

Появление русского авангарда в Молдавии было радостно встречено местным населением. В сводке русского командования от 31 мая (11 июня) сообщалось, что «волохи к нашим беспрестанно приходят и с великим доброжелательством и желанием и последние мужики служить желают»{269}. Молдавский господарь Дмитрий Кантемир перешел на сторону России и призвал народ к вооруженному восстанию против турок. На освободительную борьбу с турками поднималось население многих уездов Молдавии. «Тотчас после прибытия русских, — писал очевидец событий молдавский гетман Ион Некулче, — молдаване, верные своему … обычаю ... начали убивать турок: одни по приказу, другие без приказа, как в Яссах, так и по остальным городам страны»{270}.

Русская армия благополучно переправилась через Днестр. Поздравляя Шереметева с этим событием, Петр I предписывал ему делать все, чтобы «времени не потерять, а наипаче чтоб к Дунаю прежде турков поспеть, ежели возможно»{271}. Однако решить [108] эту задачу не удалось. Были получены сведения, что турки находились от Дуная на расстоянии семи переходов. Русским предстояло преодолеть не менее десяти переходов. Обнаружилось также, что провианта в Молдавии «готового нет и вскоре взять негде»{272}. Надежды на существенную военную помощь со стороны Дмитрия Кантемира не оправдались. Численность молдавских войск, присоединившихся к авангарду Б. П. Шереметева, составляла 5–6 тыс. человек. В начале июня на Дунае сосредоточилось до 40 тыс. турецкого войска, в то время как у Шереметева было не более 15 тыс. человек. Дальнейшее продвижение было рискованно. На военном совете 8 (19) июня было решено «без знатного числа пехоты к Дунаю не ходить»{273}.

Главные силы русской армии во главе с Петром I в июне вышли в район города Сороки. 9 (20) июня они выступили к Яссам и, совершив трудный марш, достигли урочища Цецор при реке Прут, где соединились с авангардом Шереметева. Теперь вся русская армия была в сборе. К этому времени ухудшилось положение с обеспечением войск провиантом и фуражом. Поля Молдавии в то лето были опустошены саранчой. 28 июня (9 июля) Петр I созвал военный совет. Было решено направить в район Браилова 7-тысячный конный отряд генерала К.-Э. Рейне с задачей захватить собранные там турками запасы продовольствия. Одновременно имелось в виду побудить валашского господаря К. Брынковяну к переходу на сторону России. Петр I писал: «Сей марш зело отчаянно учинен для обнадеживания господаря мултянского»{274}. Главные силы должны были двигаться вдоль правого берега Прута до урочища Фальчи, а оттуда к реке Сирот, где соединиться у Галаца с кавалерией генерала Рейне.

На основе решения военного совета русские войска начали движение в указанных направлениях. Спустя несколько дней были получены сведения, что главные силы турецкой армии во главе с визирем находятся у местечка Траян близ устья Прута. По приказанию Петра навстречу туркам направили отряд генерала Януса фон Эберштедта с задачей воспрепятствовать переходу противника через Прут. Утром 7 (18) июля отряд обнаружил авангард турецкой армии, который готовился к переправе. Однако генерал Янус не выполнил своего воинского долга. Вместо того чтобы атаковать турок, он позволил им спокойно навести мосты и переправиться через Прут. Сам Янус отступил, преследуемый легкой турецкой конницей. «Малодушие его, — замечает по поводу этого эпизода А. С. Пушкин, — доставило туркам безопасную переправу»{275}. Янус не только не выполнил приказ Петра, но и ввел в заблуждение русское командование, сообщив, что турки якобы уже форсировали Прут. Между тем основные силы турецкой армии подошли к Пруту только к вечеру 7 (18) июля, а приказ о переправе всей турецкой армии был дан лишь 8 (19) июля{276}. Все это имело серьезные последствия. Турки, преследуя Януса, отрезали главные силы русской армии от [110] корпуса генерала Ренне, с которым в районе Галаца они должны были соединиться.

Главные силы русской армии находились в это время в районе местечка Станилешти. Петр I созвал военный совет. На нем было принято решение в виду большого численного превосходства противника отходить на север вдоль Прута и «в удобном месте... дать баталию»{277}. Уничтожив лишнее имущество и часть громоздких повозок, русская армия начала организованный отход. Турки обнаружили отступление русской армии и начали преследование. Шедшие в арьергарде гвардейский Преображенский полк и бомбардирская рота в течение шести часов стойко отбивали атаки конницы противника. Отход русской армии продолжался недолго. Пройдя немногим более 7 км от Станилешти, русская армия вынуждена была остановиться близ урочища Новые Станилешти. Утомленные нестерпимой жарой и непрекращающимися атаками турецкой и татарской конницы русские солдаты нуждались в отдыхе. Поэтому немедленно было начато сооружение укрепленного лагеря.

Местность, где остановилась для отдыха русская армия, представляла собой широкую долину. На левом берегу Прута были высоты. Русские войска построили свой боевой порядок в виде неправильного треугольника, вершина которого была обращена к противнику, а основанием служила река Прут. По обеим сторонам этого треугольника русские войска были развернуты в линию. Внутри этого боевого порядка располагались артиллерия и конница. Ближе к реке был сооружен вагенбург. Правый фас боевого порядка русской армии прикрывало болото. Поэтому с этой стороны русское командование ограничилось защитой рогатками. Левый же фас успели укрепить не только рогатками, но и сплошной линией окопов.

Едва русская армия построилась в боевом порядке, как с юга показались главные силы турок. Они окружили русский лагерь, а часть расположилась на господствующих высотах противоположного берега Прута. Примерно за три часа до захода солнца 9 (20) июля турки, не дожидаясь подхода всей своей армии и артиллерии, атаковали русский лагерь. В атаке приняли участие 20 тыс. янычар. Построившись в боевой порядок в форме клина, они нанесли главный удар по дивизии генерала Аларта. Турецкая конница в атаке участия не приняла, а поддерживала свою пехоту криками. Натиск янычар был очень силен. Однако мощный огонь русских почти в упор не только охладил их пыл, но привел в замешательство и принудил поспешному отступлению. Дело дошло до того, что турецкие военачальники рубили саблями беглецов, пытаясь остановить и привести в порядок свои войска{278}.

Сражение продемонстрировало высокое военное искусство русского командования и отличную подготовку пехоты и артиллерии. Залповый огонь пехоты и плотный огонь артиллерии производили опустошение в рядах янычар. Воспользовавшись тем, [111] что янычары вели наступление на одном направлении, русское командование снимало войска с неатакованных участков и смело вводило их в сражение. Атаки турок, продолжались вплоть до наступления темноты. Все они были отбиты. Потери противника составили 7–8 тыс. человек.

Энергичный отпор русской армии оказал на янычар большое моральное воздействие. Уже после провала второй атаки кегая — помощник великого визиря, фактический командующий турецкой армией, заявил военному советнику турецкой армии генералу Станиславу Понятовскому: «Мой друг, мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится»{279}.

Однако Петр не стал рисковать и отказался от контратаки. Он писал: «Сие не могли учинить для того, что обоза окопать не было время, а ежели б не окопав итить на них, то б конница их ворватца могла, и все б могли потерять пропитание, которого и так мала было»{280}.

К ночи сражение стало затихать. Начальник янычар и великий везирь Балтаджи-Мехмет-паша приказали устроить окопы и закрепляться. Тем временем подошла турецкая артиллерия. Началась орудийная дуэль, продолжавшаяся вплоть до рассвета. Русские стреляли настолько удачно, что заставили великого визиря перевести свою ставку на расстояние, недосягаемое для огня. В течение ночи противник пытался приблизиться к русскому лагерю, но сильною стрельбою был отбит.

Несмотря на успешное отражение турецких атак, положение русской армии продолжало оставаться тяжелым. «Люди и лошади, — отмечал в своем дневнике генерал Аларт, — не отдыхали более трех суток кряду. К тому же всюду испытывался недостаток в боевых припасах и провианте»{281}. На серьезность положения, в котором очутилась русская армия, указывал сам Петр I: «И правда, никогда как и почал служить, в такой дисперации (отчаянном положении. — Авт.) не были (понеже не имели конницы и провианту)»{282}. Русские полки насчитывали свыше 38 тыс. человек и 122 орудия, турки имели 130–135 тыс. человек и 407 орудий{283}. И все же регулярная армия Петра I продолжала быть грозной силой. Ее солдаты сохраняли высокий моральный дух. В ином положении находились турецкие войска. Они были деморализованы понесенными потерями. И когда утром 10 (21) июля великий визирь попытался бросить янычар в новую атаку, то не смог сделать этого из-за их категорического отказа штурмовать русские позиции.

В ночь на 10 (21) июля в русском лагере проходил очередной военный совет. На нем высказывалось мнение «атаковать ночью неприятеля силами в несколько тысяч человек и прогнать его с занятых им позиций; а также если счастье будет на нашей стороне и представится возможность, то на рассвете атаковать неприятеля всей армией{284}. Однако из-за большого риска эта идея была отклонена Петром I.

Утром 10 (21) июля турки начали артиллерийский обстрел [112] русского лагеря, который продолжался беспрерывно до двух часов дня. Он велся и с противоположной стороны Прута, куда переправилась часть турецких войск. Это еще больше осложнило положение, так как затруднило снабжение армии питьевой водой. Под председательством Петра I вновь был созван военный совет. Его участники приняли решение предложить великому визирю перемирие, а в случае отказа атаковать противника всеми силами. В стан неприятеля был отправлен унтер-офицер Шепелев с письмом за подписью фельдмаршала Б. П. Шереметева, в котором излагалось мирное предложение. Ответа не было. Тем временем русские продолжали укреплять свой лагерь и одновременно готовиться к прорыву вдоль Прута на север{285}. Вскоре великому визирю было послано второе письмо. В нем указывалось, что, если турки будут медлить с ответом, русская армия перейдет в наступление. Ответа не последовало и на этот раз. Тогда Петр I отдал приказ выступить из лагеря и атаковать турецкие позиции. Но едва построенные в боевой порядок русские полки прошли несколько десятков сажен, как «от турков тотчас прислали, чтоб не ходили, ибо оне мир приемлют, и для того учинить унятие оружия, и чтоб прислали, с кем об оном мире трактовать»{286}.

Решение турецкого командования вступить с русскими в переговоры было отнюдь не случайным. Сражение 9 (20) июля наглядно показало преимущество русской регулярной армии над армией Османской империи. Победа над ней представлялась туркам весьма проблематичной. И они сочли более выгодным добиться дипломатическим путем своих целей в войне, чем идти на риск генерального сражения. Бригадир русской службы Моро-де-Бразе, вспоминая о беседе с турецким пашой из окружения великого визиря, писал: «Твердость наша их изумила... они не думали найти в нас столь ужасных противников... судя по положению, в котором мы находились, и по отступлению, нами совершенному, они видели, что жизнь наша дорого будет им стоить, и решились, не упуская времени, принять наше предложение о перемирии, дабы нас удалить. Он объявил, что в первые три дня артиллерия наша истребила и изувечила множество из их единоземцев...»{287} Против ведения мирных переговоров выступили крымский хан и представитель шведского короля генерал Станислав Понятовский, которые полагали, что из-за недостатка продовольствия русские сами через несколько дней сдадутся. Однако их доводы не были приняты во внимание.

Ведение переговоров с турками было возложено на государственного подканцлера барона П. П. Шафирова. Он получил от Петра I полномочия соглашаться на самые крайние условия турок, кроме капитуляции. По приезде Шафирова в турецкий лагерь ему были предъявлены следующие предварительные условия мира: турки потребовали вернуть им Азов, разорить крепости Таганрог, Каменный Затон и Самару, выдать Дмитрия Кантемира и Савву Рагузинского, возместить не полученную с [113] Молдавии дань, ликвидировать русское посольство в Константинополе, отдать всю артиллерию и снаряжение{288}. Однако им сразу же было заявлено, что на таких условиях «господин фельтмаршал миру отнюдь не учинит»{289}. В ходе дальнейших переговоров, благодаря дипломатическому искусству П. П. Шафирова и желанию самого турецкого командования поскорее закончить войну, удалось добиться отказа турок от ряда требований. Например, они не стали настаивать на передаче им артиллерии, возмещении дани с Молдавии, выдачи Дмитрия Кантемира и Саввы Рагузинского. Но они потребовали, чтобы П. П. Шафиров и сын фельдмаршала Б. П. Шереметева полковник Астраханского полка М. Б. Шереметев отправились в Стамбул в качестве гарантов выполнения Россией условий мирного договора.

В русском лагере напряженно ожидали известий о ходе переговоров. Первое донесение Шафирова было не очень обнадеживающим. Подканцлер писал, что «турки не зело в склонности к трактатам состоят», и советовал Петру I быть готовым к любой неожиданности{290}. В следующем донесении Шафиров сообщал, что турки пошли на переговоры и в качестве заложника потребовали сына фельдмаршала Б. П. Шереметева{291}. Ночь на 11 (22) июля прошла сравнительно спокойно, хотя турки продолжали строить шанцы, а русская армия стояла «во фрунте со всякою готовностию»{292}. В первой половине дня 11 (22) июля в русском лагере состоялись два военных совета, на которых было единодушно решено: в случае, если турки не согласятся на мир, а потребуют капитуляции, пробиваться вдоль Прута на север. Готовность к началу марша назначалась на четыре часа пополудни. Однако в полдень приехал П. П. Шафиров с известием, что он согласовал с турками условия мирного договора. Получив санкцию Петра I на подписание мира, он возвратился в турецкий лагерь. Его тотчас же принял Балтаджи-Мехмет-паша. Русский представитель заявил, что хотя условия мира «предосудительны его царского величества высокому интересу», тем не менее, «не желая напрасного человеческой крови пролития» и не желая войны с Турциею, фельдмаршал «приказал мирный договор на тех пунктах заключить»{293}. Вечером в турецкий лагерь отправился М. Б. Шереметев, произведенный Петром «для лутшего почтения» из полковников в генерал-майоры.

В полдень 12 (23) июля между Россией и Турцией был заключен мирный трактат; с русской стороны его подписали государственный подканцлер барон П. П. Шафиров и генерал-майор граф М. Б. Шереметев, с турецкой — великий визирь Балтаджи-Мехмет-паша. Тем временем генерал К.-Э. Ренне продолжал успешное наступление на юг. 14 (25) июля он штурмом захватил Браилов, где находились большие запасы продовольствия. Случись это событие несколькими днями раньше, условия мирного договора были бы, возможно, иными, 16 (27) июля генерал Ренне получил приказ Петра I вернуть Браилов туркам, а самому идти на соединение с главными силами. [114]

Русско-турецкие переговоры и заключение мира вызвали резкое противодействие со стороны шведов и крымского хана. Еще во время переговоров представитель Карла XII Станислав Понятовский предпринял попытку путем подкупа поднять бунт среди янычар против великого визиря, но не добился успеха. Янычары, по словам самого Понятовского, «взяли деньги и, не двинувшись с места, лишь выразили соболезнование» Понятовскому{294}. Из Бендер в турецкий лагерь прискакал Карл XII. Он потребовал от великого визиря разорвать только что подписанный мир. Однако Балтаджи-Мехмет-паша отказался сделать это. Тогда Карл XII попросил визиря дать ему турецкое войско для атаки на русских. Тот резонно заметил: «Ты де их уже отведал, а и мы их видели: и буде хочешь, то атакуй их своими людьми, а он миру, с ними постановленного, не нарушит»{295}. Шведскому королю не оставалось ничего иного, как вернуться назад в Бендеры. Причина такого поведения великого визиря заключалась в том, что главная цель Турции в войне с Россией — уничтожить русские крепости на границах Крымского ханства и вновь запереть русским выход в Черное море — была достигнута дипломатическим путем, а воевать за интересы Швеции турки вовсе не собирались.

Турецкое командование дружелюбно относилось к представителям России. Так, уже на следующий день после заключения мира П. П. Шафиров доносил Петру I из ставки великого визиря: «Зело турки с нами ласково обоходятся, и, знатно, сей мир им угоден»{296}. Великий визирь прислал в русский лагерь в качестве личного подарка продовольствие, в том числе 1200 повозок с хлебом и рисом. Таким образом, Турция не меньше России была заинтересована в мире. Война с Россией была не популярна в стране, и в Стамбуле вздохнули с облегчением, когда с берегов Прута была получена весть о заключении мира. В столице Порты по этому случаю несколько дней продолжались празднества. Уже в конце июля Ахмет III ратифицировал Прутский мирный договор.

После подписания мира вся русская армия с развернутыми знаменами и барабанным боем выступила из своего лагеря на север. Так закончился Прутский поход. Он показал мужество и стойкость русских солдат, офицеров и генералов, их высокую боевую выучку, наглядно продемонстрировал значительные преимущества регулярной армии над многочисленными, храбрыми, но недостаточно дисциплинированными турецкими войсками. В то же время он выявил ряд недочетов, допущенных при планировании похода. В частности, не была произведена тщательная разведка незнакомого театра военных действий. Отрицательную роль в исходе Прутского похода сыграли некоторые иностранные офицеры, подчас не выполнявшие боевые приказы. Поэтому после завершения похода Петр I уволил со службы из числа иностранцев 12 генералов, 14 полковников, 22 подполковника и 156 капитанов{297}.

Заключение Прутского мирного договора явилось безусловно [115] большим успехом русской дипломатии. Была не только спасена армия, но и достигнута важная внешнеполитическая цель, ради достижения которой Петр I и предпринял поход. Турция была выведена из войны. Россия теперь смогла вновь сосредоточить все свои силы и ресурсы на продолжении борьбы со Швецией. 15 (26) июля 1711 г. Петр I отмечал, что «ныне мы со всею армеею празны», и хотя «не без печали есть лишитца сих мест, где столько труда и убытков положено, но, аднакож, чаю сим лишением другой стороне великое укрепление, которая несравнительною прибылью нам есть»{298}.

* * *

После разгрома армии Карла XII под Полтавой шведский корпус генерала Крассау, находившийся в Польше, отступил в Померанию. Петр I понимал необходимость разгрома этой крупной части неприятельских войск. Однако сложная политическая обстановка затрудняла решение указанной задачи. Державы Великого союза — Англия, Голландия и Австрия — не были заинтересованы в расширении границ театра Северной войны. 20 (31) марта 1710 г. в Гааге был подписан акт о северном нейтралитете. Участники Северного союза обязывались не отзывать свои войска, находившиеся на службе Великого союза, и не предпринимать наступательных действий против корпуса Крассау. Страны, входившие в Великий союз, в свою очередь, давали гарантию, что шведский корпус не будет увеличиваться количественно и не станет вести атак против войск Северного союза. Текст трактата гласил: «Шведам в Померании сил своих не умножать, а неприятельских действий противу Польши, Саксонии и России не производить, а в противном случае северные союзники предоставили себе право вступить с войсками своими против них в Померанию»{299}. 22 июля (2 августа) 1710 г. в Гааге была подписана конвенция, которая предусматривала создание специального международного корпуса из английских, голландских и австрийских войск (15,5 тыс. пехоты и 3 тыс. конницы), предназначенного для наблюдения за сохранением нейтралитета{300}.

Карл XII отказался признать северный нейтралитет. Это означало, что 18-тысячпый корпус Крассау мог в любой момент выступить против союзных держав. Такая опасность стала реальной во время Прутского похода 1711 г., когда главные силы русской армии были заняты в войне с Турцией. В мае 1711 г. английской королеве был передан мемориал русского правительства. В нем говорилось, что поскольку Карл XII не намерен сохранять нейтралитет и шведские войска, находящиеся в Померании, ждут лишь сигнала, чтобы вторгнуться в Польшу или Саксонию, то желательно соединить силы членов Великого союза и Северного союза для совместных действий. Если члены Великого союза не согласны с этим предложением, то, как было сказано в мемориале, пусть они «не за зло примут» действия России и ее союзников против шведов в этих областях. 3 (14) августа 1711 г. [116] морские державы подписали соглашение, которым обязывались не препятствовать вступлению войск северных союзников в Померанию. Дания и Саксония, в свою очередь, должны были не отзывать свои войска, находившиеся на службе у Великого союза{301}.

В августе 1711 г. датская армия, состоявшая из 18 тыс. человек пехоты и 9 тыс. человек кавалерии, вступила в Померанию. 5-тысячный отряд кавалерии был направлен для осады Висмара. Остальные датские войска двинулись к Штральзунду. Одновременно в Померанию вступил Август II во главе 10-тысячного отряда саксонской кавалерии и 6-тысячного отряда русских драгун. 6 (17) сентября союзники соединились под Штральзундом и обложили его. В течение осени велись осадные работы. Были построены батареи для осадной артиллерии, которую намечалось привезти из Дании. Осада затянулась. Успешному ходу военных действий мешали разногласия между союзниками. Август II и Фредерик IV больше думали о личной выгоде, чем об общем деле. Датчане были заинтересованы в захвате Висмара, саксонцы — о. Рюгена. Положение союзных армий становилось тяжелым. Не хватало продовольствия. Особенно в тяжелом положении оказались русские войска, с которыми саксонцы не хотели делить своих припасов. Петр I писал Августу II о необходимости улучшить снабжение русских солдат и офицеров. «Ежели изволите их еще иметь, — указывал он, — то чтоб оным мясо и соль против саксонцов давано было, или их, ежели сего дать им не изволишь, отпустить в службу короля датскаго, или к Штетину, ибо не сытые солдаты служить не могут»{302}. Положение союзников осложнилось и тем, что датский флот, везший артиллерию, был рассеян поднявшейся бурей и кораблям пришлось вернуться назад. Напротив, шведам удалось на судах перебросить в Померанию дополнительно 6-тысячный корпус. Не имея осадной артиллерии, союзники не решились на зиму оставаться под Штральзундом. Было решено снять осаду. Саксонские и датские войска ушли из Померании. Лишь под Висмаром был оставлен 6-тысячный отряд датчан.

Таким образом, кампании 1711 г. в Померании существенных результатов не дала. Действия союзников характеризовались нерешительностью. Отрицательную роль играло отсутствие единства между ними. Нехватка осадной артиллерии не позволила предпринять штурм Штральзунда.

Главные силы русской армии были заняты войной с Турцией, в результате чего их вступление в Померанию произошло с запозданием.

По плану кампании 1712 г. военные действия против Швеции предполагалось вести одновременно в Померании силами русских, датских и саксонских войск и в Финляндии — русскими войсками и флотом. Главный удар предполагалось нанести со стороны Померании, откуда союзники при помощи датского флота должны были высадить десант на территорию Швеции. Русские войска [117] в Финляндии должны были произвести диверсию, отвлечь на себя часть шведских сил с целью обеспечить направление главного удара по противнику. Ввиду непрочности отношений с Турцией для безопасности южных границ страны русская армия (79 тыс. человек) под командованием Б. П. Шереметева была оставлена на Украине{303}.

В Померании шведы имели около 22 тыс. человек{304}. Силы союзников составляли около 85 тыс. человек, из них 10 тыс. саксонцев и 27 тыс. датчан{305}. Командующим всеми русскими войсками в Померании был назначен А. Д. Меншиков.

С начала 1712 г. и до начала кампании между союзниками велись переговоры о плане предстоявших военных действий. При этом обнаружились разногласия. Союзники не могли составить единого плана действий. Было предложено несколько вариантов.

31 марта (11 апреля) в Кольдинге удалось, наконец, согласовать план военных действий, по которому было решено высадить десант на о. Рюген, осадить Штральзунд{306}. Русское командование, чтобы не разрывать тыловые коммуникации, было заинтересовано в первую очередь во взятии Штеттина (Щецина). Русское правительство, желавшее привлечь к союзу против Швеции Пруссию, гарантировало, что после захвата Штеттин будет передан ей. Петр I заверял Пруссию, что вступление русских войск в Померанию преследует единственную цель — «принудить короля шведского к полезному миру». Далее Петр продолжал: «Мы декларовать восхотели, что понеже может быть мы вскоре осаду города и крепости Штетина предвоспринимать будем; и ежели оную вскоре, или по нескольком времяни, или чрез оружие к сдаче принудим, мы никакой претензии на нее чинить и наши войска в оную вводить не будем, но отдастся оная ... вечно Его Прусскому Величеству»{307}. В сентябре 1712 г. Петр I заключил договор об уступке Штеттина Пруссии. Тогда же было заключено и соглашение с Августом II о передаче саксонцам Эльбинга, захваченного русскими войсками{308}.

Петр попытался изменить принятый план. Он писал своим союзникам, что «хотя правда есть, что Стральзунт и Риген» являются ключом Померании, но Штральзунд хорошо укреплен, его гарнизон насчитывает 11 тыс. человек; десант, высаженный на о. Рюген, может задержаться там на всю зиму при условии, если летом не удастся захватить Штральзунд. Поэтому, «дабы лутче комуникацию с Полшею иметь», целесообразнее осадить сперва Штеттин, обороняемый 3-тысячным гарнизоном, блокировать Висмар датским флотом, а затем уже, имея свободный тыл и обеспечив войска продовольствием, осадить Штральзунд и с помощью датского флота высадить десант на о. Рюген{309}.

Б. И. Куракин писал, что Петр I решил осаждать сначала Штеттин «для многих причин: впервых, для безопасности своих войск и лучшей коммуникации с Польшею, — по взятье же того, и прусской двор мог бы к лучшему к нам прийти; другое, артиллерия [118] на Стральзунд есть недостаточна, а транспорта чинить невозможно за учиненными на ней крепостьми. Под тот же час шведы господами стали на море и датский флот отогнали, и недостаток судов к тому многий был. А король польский осаживать Штеттин не похотел от желюзии (жалости. — Авт.) к прусскому двору, а датский артиллерии не дал для той осады. И того для все те дела продолжилися аж до прихода Штейнбока с транспортом шведским»{310}.

Однако союзники не поддержали Петра I, а на военном совете в Вольгасте 17 (28) августа, несмотря на все доводы русских, они не изменили своего плана{311}. Решено было осадить Штеттин и в то же время высадить десант на о. Рюген и овладеть им. Затем следовало приступить к бомбардировке Штральзунда. Для усиления союзной армии под Штральзундом русские должны были дополнительно прислать еще 6 тыс. человек{312}.

В июне 1712 г. русская армия сосредоточилась в Померании. Расположение союзных войск было следующим. Русские войска под командованием А. Д. Меншикова (корпуса P. X. Боура и А. И. Репнина) блокировали Штеттин; русско-польско-саксонские части под командованием Л.-Н. Аларта окружили Штральзунд. Датский корпус генерала Ранцау обложил Висмар, основная же часть датской армии (12 тыс. человек) осаждала Штаде (около Бремена). В этой кампании датчанам удалось захватить Штаде, Бремен и Верден.

Русские войска, находившиеся в Померании, испытывали острый недостаток продовольствия. Так, в июне 1712 г. Меншиков писал Петру I: «В провианте какая здесь нужда, о том надеюсь, что вашей милости уже известно. А ныне оная от часу умножается, а наипаче под Стральзунтом, где уже кореньем питатца начинают»{313}.

Союзники затягивали ведение активных боевых действий против неприятеля. «Ни единого образа к начинанию действ не являетца», — писал Меншиков Петру и высказывал опасение, «чтоб нам напрасно время не потерять и войска от недостатка провиянта не раззорить»{314}.

Русские войска в Померании ввиду дальности расстояния не имели осадной артиллерии, без которой нельзя было вести осаду Штеттина. Артиллерию под Штеттин должны были прислать датчане. «Артиллерии в Померанию никаким образом за дальностию прислать невозможно. А ежели датцкая прислана не будет, российские войска никаких действ в Померании без артиллерии чинить не могут, разве добывать Штетин артиллерию саксонскою, которую король польской сам мне изволил сказать, что рано весною под Штетин прислать может...» — писал русский посол в Дании В. Л. Долгорукий Петру{315}. Однако вскоре выяснилось, что датчане отказываются прислать ее, ссылаясь на то, что саксонцы не прислали им артиллерии к Штаде. Прибыв к Штеттину в конце июля, Петр не нашел там артиллерии. «Понеже по прибытии нашем сюда, — писал царь, — великую печаль [119] имеем, что артиллерии нет и бог знает будет ли она за спорами датчан с саксонцами»{316}. «Зело жаль, что время проходит в сих спорах!» — писал Петр I{317}. Так и не получив артиллерии, русские войска, оставив под Штеттином 4-тысячный отряд, отошли к Штральзунду{318}.

Намеченная союзниками высадка десант на о. Рюген не была осуществлена. Датский флот (17 линейных кораблей и 5 фрегатов), стоявший перед Рюгеном, пропустил шведский флот (24 линейных корабля){319}. Петр I писал в сентябре 1712 г. Апраксину: «...датский флот не так действует против шведов, как про него сказывали, ибо ныне транспорт шведский пропустили в 10 000 человек, а шведы только тремя кораблями их сильнее были»{320}. 13 (24) сентября шведы высадили на о. Рюген войска, состоявшие из 10 тыс. человек пехоты и 1800 кавалерии, под командованием Стенбока. С прибытием этого десантного корпуса силы гарнизона Штральзунда значительно усилились. Это заставило союзников отказаться от атаки Штральзунда и ограничиться его блокадой. Союзники рассчитывали на недостаток продовольственных запасов осажденных, что вскоре оправдалось.

В конце октября главнокомандующий шведской армией Стенбок, оставя в крепости гарнизон в 2 тыс. человек, выступил из Штральзунда и начал продвигаться к Мекленбургу. Главные силы шведской армии (10 600 человек пехоты и 6600 кавалерии) заняли Дамгартен{321}. Стоявшие здесь 4 полка саксонской кавалерии и около 400 человек датской пехоты при приближении шведских войск отступили.

3 (14) ноября войска Стенбока овладели Ростоком. Меншиков сообщал Петру I из Померании, что «Штейнбок со всей войском из Померании марш свой восприял в Мекленбургскую землю чрез зело крепкий пас, который держали саксонцы, которые оставя оный ушли»{322}.

При вступлении войск Стенбока в Мекленбург датчане сняли осаду Висмара и отступили к Траве. К концу ноября армия Стенбока сосредоточилась в окрестностях Швана. Союзники расположились следующим образом: русские — за реками Небель и Реквиц, датчане — у Гадебуша, саксонцы — у Гюстрова.

Саксонский главнокомандующий Я.-Г. Флемминг (без согласия Петра I) заключил со шведами перемирие на 15 дней. Стенбок надеялся, что за это время придет второе подкрепление из Швеции. Создавшееся положение было чревато большими опасностями для союзников. Что касается морских держав, и в первую очередь Англии, то они старались ослабить совместные действия союзников, расколоть Северный союз. Так, русский посол в Дании В. Л. Долгорукий писал в августе 1712 г., что ему стало известно, что «угрозы королевы английской королю дацкому не перестают» и что Англия, Швеция и Франция хотят послать соединенную эскадру в Балтийское море, чтобы принудить Данию к сепаратному миру{323}.

Союзники России в свою очередь вели закулисные переговоры [120] о заключении сепаратного мира со Швецией. Так, Август II в случае отказа Ст. Лещинского от польской короны обещал порвать союз с Россией.

Русскому правительству пришлось приложить немало сил, чтобы убедить датского короля Фредерика IV выступить против Стенбока, указывая на возможность иноземного вторжения в Данию. Кроме того, существовала опасность движения Стенбока в Польшу для соединения с Карлом XII.

Стенбок решил предупредить противников и 4 (15) декабря (как только кончился срок перемирия) с 19 батальонами и 48 эскадронами{324} выступил из Швана и двинулся на Шверин и Гирсов. Русское командование, получив известие об этом 7 (18) декабря, тотчас же послало войска на помощь датчанам. Саксонцы под командованием фельдмаршала Флемминга (2 батальона и 32 эскадрона) также пошли на помощь датчанам и соединились с ними{325}. Силы датчан достигали теперь 29 батальонов и 79 эскадронов.

Петр I неоднократно посылал курьеров к Фредерику IV, советуя до подхода русских войск уклоняться от сражения. Однако тот, рассчитывая на превосходство в силах, решил принять бой, не дожидаясь русских, «ибо хотели одни славу одержать»{326}.

9 (20) декабря шведские и датско-саксонские войска сошлись у Гадебуша. Союзники расположились на возвышенности. Их позиция с фронта и левого фланга была прикрыта болотистой долиной р. Радегаст, с правого — густым лесом.

Утром 9 декабря Стенбок двинулся против правого фланга союзников. Заметив это, они заняли прикрытую болотистым ручьем позицию у деревин Валкенштет. После ожесточенного 2-часового боя датско-саксонские войска были разбиты. Стенбок преследовал противника и захватил всю датскую артиллерию и около 4 тыс. пленных. Кроме того, союзники потеряли 2 тыс. человек убитыми и столько же ранеными. Шведы потеряли около 500 человек{327}. Остатки разбитой армии датчан и саксонцев отошли к Ольдеслое и Любеку.

Узнав о поражении союзников, Петр I писал Апраксину: «...господа датчане, имея ревность не по разуму, которых... просили, чтоб не вступать в бой, пока мы будем со всею пехотою к ним, и пришли уже мы за четыре мили: но они не дождався нас в бой вступили и баталию потеряли. Но уже славим бога, что не великой урон, а именно 1500 убито их на месте, где и неприятелей более легло; только в полон взято более 2000 пехоты, а конница почитай вся цела, понеже левое крыло скоро побежало»{328}.

Русская армия, спешившая на помощь датчанам, отошла на Силоу и Гистров. Стенбок расположил свои войска по квартирам между Висмаром и Любеком. 19 декабря русская армия выступила из Гистрова к р. Стеру. На состоявшемся в конце декабря военном совете было принято решение преследовать Стенбока, двинувшегося к Гамбургу, всеми соединенными силами — русскими, саксонскими и датскими{329}. [121]

Военные действия в Померании в 1712 г. были закончены. План кампании не был выполнен. Дважды готовившийся десант в Швецию из-за несогласованных действий союзников так и не был осуществлен. Успехи союзников ограничились лишь захватом Штаде и Бремена.

* * *

В 1713 г. военные действия были перенесены в Голштинию, куда вступили русские войска, преследуя шведскую армию Стенбока. В начале января они расположились в окрестностях Гамбурга, Стенбок находился в Пиннеберге. Имея у себя в тылу сильную датскую крепость Рендсбург, Стенбок не решился вступить в бой и отошел из Пиннеберга к Фридрихштадту. 12 (23) января в Рендсбурге собралась вся союзная армия. Она состояла из 42 русских батальонов и 29 экскадронов, 9 датских батальонов и 31 экскадрона и 3 саксонских батальонов и 23 эскадронов{330}. В конце января русская армия достигла Гузума и стала напротив неприятеля. Шведская армия стояла в Эйдерштеде.

Стенбок расположил свои войска следующим образом: 1 тыс. человек — в Ульвесбюле, в Фридрихштадте — 4 полка пехоты и 4 тыс. кавалерии. Другие пехотные отряды защищали проходы, сделанные в плотинах, ведущих в Эйдерштед.

Шведская армия занимала сильную позицию. Она находилась вблизи моря, была окружена непроходимыми в условиях распутицы болотами и каналами. Подойти к ней можно было только двумя узкими плотинами, «укрепленными перекопами и батареями»{331}. Петр предложил союзникам атаковать неприятеля объединенными силами, но те, считая позицию шведов неприступной, отказались принимать участие в операции. Кроме того, датский король не соглашался оставаться в Гузуме, если не получит в подкрепление несколько русских полков. В итоге было принято решение датско-саксонским войскам, подкрепленным четырьмя полками русской пехоты, остаться в Гузуме «дабы, — как писал Петр, — неприятеля чрез дам лежащий к Гузуму не пропустить; а достальным российским войскам ити к местечку Швабстеду, от которого лежит другой дам к Фридригштату (укрепленный перекопами и батареями от неприятеля)»{332}.

31 января (11 февраля) русские двинулись по дамбам двумя колоннами: пехотой командовал Петр, а кавалерией, следовавшей по другой дамбе, Меншиков. Шведы, обнаружив наступление русских, побросав в воду пушки, отступили. Ненастное время года и плохие дороги затруднили преследование неприятеля, которого «догнать было не возможно; понеже такая была вязкая грязь, что не только со всех солдат обувь стащило, но у многих лошадей подковы выдрало»{333}. Шведы в этом бою потеряли 300 человек пленными и 13 убитыми, потери русских составили 2 человека убитых и 5 раненых{334}.

Под Фридрихштадтом русская армия нанесла решающее поражение Стенбоку. От окончательного уничтожения шведов спасло [122] только то, что голштинский герцог-администратор, нарушив свой нейтралитет в Северной войне, впустил Стенбока в крепость Тоннинген. Укрывшись здесь, Стенбок надеялся на поддержку западных держав, и в первую очередь Англии. Ходили упорные слухи, что шведам на помощь идет английская эскадра, курсировавшая неподалеку. В связи с этим Петр I 13 (24) февраля направил английской королеве грамоту, в которой писал, что «ежели помянутая молва... основание имеет и Ваше Величество себя в пользу шведов против нас объявите оным действительно вспомогать, или прямо против нас, или против кого из наших союзников, что неприятельскаго начинать и тако на нас наступать будете, то... мы тогда принуждены будем в нашей правде со всеми силами, купно с нашими союзниками всем тем, которые на нас таким неправедным образом наступать будут, противиться и борониться искать будем, употребляя к этому все оные способы, которые нам случай подаст»{335}.

Англия не решилась послать свою эскадру в Зунд, так как это вызвало бы разрыв русско-английских торговых отношений. В результате военные действия против Стенбока возобновились. 3 (14) марта на военном совете в Гузуме было принято решение русско-датско-саксонским войскам приготовиться к блокаде и атаке Тоннингена, «к чему повелено изготовить немедленно 60 000 фашин и 1000 шуров, и оное приготовление началось... с 6 числа»{336}.

Союзники с суши и со стороны моря осадили крепость. Петр, поручив осаду Меншикову, отбыл в Россию. Верховное командование союзными войсками принял на себя датский король. Были вырыты траншеи, строились мортирные батареи. Положение осажденных было тяжелым: в городе не хватало продовольствия, пресной воды. Датские корабли стояли в устье реки Эйдера и не давали возможности подвезти в крепость съестные припасы. Так, ими было захвачено 15 шведских судов с продовольствием, обмундированием и дровами, которые шли к Тоннингену{337}. В результате лишений в городе разразилась эпидемия, которая унесла более 4 тыс. человек. Видя бесполезность дальнейшего сопротивления, Стенбок вынужден был капитулировать. 4 (15) мая была подписана капитуляция, согласно которой Стенбок сдался в плен со всем своим войском (11 485 человек){338}, оружием и знаменами. В донесении русский посол В. Л. Долгорукий так описывал это событие: «По капитуляции, учиненной с фельтмаршалком швецским Штейнбоком, о которой прежними моими письмами я вам доносил, вчера первая и сего дня другая бригады ис Тонинга вышли и положа знамена и ружье перед войски их союзных величеств пошли в путь свой на квартиры, которые им определены от датчан»{339}.

Шведская армия Стенбока перестала существовать. После капитуляции Стенбока военные действия в Голштинии были закончены, русские и саксонские войска возвратились в Померанию, датские войска остались в Голштинии. [123]

В июне на военном совете в Ванцбеке союзниками было принято решение силами саксонских и русских войск осадить Штральзунд, захватить о. Рюген, русские войска должны были осадить также Штеттин «чтобы оную Штетинскую крепость одними российскими войски доставать». Август II обещал поставить артиллерию{340}.

4 (15) июля русско-саксонские войска численностью 17 тыс. человек овладели о. Рюген{341}.

В июле 24-тысячная русская армия под командованием Меншикова блокировала Штеттин. В крепости находился 5-тысячный гарнизон и 4 тыс. вооруженных жителей. С прибытием 17 (28) сентября саксонской артиллерии (70 пушек, 2 гаубицы и 30 мортир){342} началась бомбардировка Штеттина. В городе возникли сильные пожары. На следующий день гарнизон крепости капитулировал. Потери русских при осаде Штеттина составили 184 человека убитыми и 365 человек ранеными{343}.

После взятия Штеттина он был передан в секвестр{344} Пруссии. Тем самым она становилась на сторону Северного союза. Позднее, в июне 1714 г., между Россией и Пруссией был подписан договор, по которому Штеттин должен был навсегда остаться во владении Пруссии, а за Россией оставались Ингрия, Карелия с городами Выборгом и Нарвой, Эстляндия с Ревелем{345}.

С падением Штеттина военные действия в Померании закончились. Меншикову был дан приказ с армией в 26 тыс. человек идти через Польшу к русским границам, «не чиня отнюдь никаких обид и отягощений обывателям польским, а довольствовались бы токмо одним провиантом определенным...»{346}. В Померании русских войск было оставлено 6 тыс. человек{347}.

Военные действия в Померании и Голштинии, продолжавшиеся несколько лет, хотя и не оправдали возлагавшихся на них надежд, однако привели к уничтожению шведской армии Стенбока. Достигнутое на поле Полтавского боя было закреплено в Померании и Голштинии.

* * *

Поскольку военные действия в Померании принимали затяжной характер, русское командование, ввиду того что «войне еще не видать, когда конец будет», решило одновременно предпринять самостоятельное наступление со стороны Финляндии. Овладению Финляндией Петр придавал большое значение. Занятие Финляндии и выход русской армии на побережье Ботнического залива создавали непосредственную угрозу территории Швеции. Через Аландские острова на ее земли мог быть высажен десант, что представляло непосредственную опасность Стокгольму. Кроме того, лишившись Финляндии. Швеция теряла один из источников снабжения, а Россия получила залог при ведении мирных переговоров.

О значении Финляндии Петр писал осенью 1712 г.: «Сие главное [124] дело, чтоб в будущую компанию как возможно силныя действа с помощи божиею показат и итить не для разарения а чтоб овладеть хотя она нам не нужна вовсе удерживать но двух ради причин главнейших первое, былоб что при мире уступить... другое что сия провинция сут теткою Швеции ...: нетолко что мяса и протче но дрова оттол и ежели бог допустит летом до Абова то шведская шея мягче гнуца станет»{348}.

План кампании 1713 г. в Финляндии предусматривал совместные действия сухопутных войск, галерного и корабельного флотов. Сухопутным войскам (до 5 тыс. человек) ставилась задача наступать вдоль побережья, от Выборга к Гельсингфорсу, освобождая Финляндию от шведских войск. Галерный флот с десантом и продовольствием должен был сразу же при взламывании льда идти от Кроншлота к Гельсингфорсу и, поддерживая наступающую сухопутную армию, овладеть этой крепостью. Затем предполагалось захватить Або{349}. Корабельный флот должен был прикрывать действия галерного флота со стороны Финского залива.

При ведении военных действий в Финляндии указывалось не разорять страну, а довольствоваться контрибуцией, налагаемой на местных жителей. Предполагалось подготовить прочную продовольственную базу в Выборге. Продовольствие приказывалось запасать «в то место, где шхеры начинаются», и оттуда доставлять на бригантинах по всему берегу, где не могут помешать большие шведские корабли{350}.

Большую роль в проведении кампании 1713 г. должен был играть флот. Кроме гребного флота, способного действовать в финских шхерах, необходим был сильный корабельный флот. Без такого флота шведы продолжали господствовать на Балтике. Кроме того, без него невозможно было перенести военные действия на территорию Швеции.

Русское командование, понимая важную роль корабельного флота, принимало меры к его увеличению. Кроме постройки судов на отечественных верфях, пришлось обратиться к покупке их за границей. В итоге в 1713 г. в Финском заливе русские имели 13 кораблей и фрегатов, т. е. в 3 раза больше, чем в 1712 г.{351}

Большое внимание уделялось усилению и организации галерного флота. В течение зимы 1712/13 г. было построено 90 бригантин, 50 скампавей, 3 прама, которые к началу апреля прибыли в Петербург{352}. Галерный флот получил строгую организацию. В него входили 3 дивизии, каждая из которых имела 1 полугалеру, 20 скампавей, 10 бригантин, 20 карбасов и экипаж пехоты в 5400 человек{353}.

В конце апреля русский галерный флот в составе 204 судов с десантом в 16 050 человек прибыл из Петербурга в Кроншлот, где соединился с корабельным флотом (4 линейных корабля, 2 фрегата, бомбардирский корабль и 2 шнявы){354}. 2 (13) мая соединенный флот направился к Гельсингфорсу. Корабельный флот, к которому присоединились 3 линейных корабля и 2 фрегата [125] из Ревеля, сопровождал галерный флот до Березовых островов, где флоты разошлись. Галерный флот отправился шхерами вдоль берегов Финляндии, а корабельный должен был крейсеровать в районе Березовых островов. Последнему приказывалось [126] в случае появления в море «сильнейшего» противника отступать, равного по силе или более слабого — атаковать, к Кроншлоту без необходимости не подходить, а ждать возвращения галерного флота{355}.

8 (19) мая галерный флот приблизился к Гельсингфорсу (Хельсинки), расположенному на полуострове, соединяющемся с материком узким перешейком. Его укрепления состояли из брустверов и трех батарей. Они опоясывали весь полуостров, за исключением восточной косы. Перешеек был усилен ретрашементом. Вал, опоясывающий город с восточной стороны, представлял собой непрерывную линию. С западной и северо-западной сторон он имел вид флешей с выступами, между которыми находились проходы. В Гельсингфорсе располагался шведский отряд (2 тыс. человек пехоты и 300 человек конницы) под командованием Армфельда{356}.

10 (21) мая весь флот двинулся в Гельсингфорсскую гавань. Для предстоящего боя была отдана диспозиция, явившаяся первым письменным распоряжением в русской армии о высадке десанта. Наступление флота сопровождалось сильной артиллерийской перестрелкой с обеих сторон. Главный удар предполагалось нанести юго-западнее города с тылу неприятеля силами центра и арьергарда.

Артиллерийская перестрелка вызвала пожар в городе, и когда русские высадили десант, то он не встретил сопротивления неприятеля. Генерал Армфельд, не дождавшись штурма, отступил по направлению к Борго на соединение с генералом Либекером. В городе русскими было захвачено 4 пушки и боевые припасы{357}. Для преследования неприятеля были выделены незначительные силы, которые не могли нанести ему существенного вреда. Несмотря на численное превосходство русских войск, отряд Армфельда не был уничтожен. Причинами этого явились медленность высадки десанта, неудачный выбор места высадки, потеря времени на перестрелку.

Апраксин в письме к Крюйсу писал: «Правда происходило нам незнание ситуации того места: ежели б подлинно знали, тоб могли всех тамо поймать без великаго труда»{358}.

Армия Либекера (около 15 тыс. человек), стоявшая у Борго, оказалась в тылу у русского галерного флота и десантных войск и угрожала их коммуникациям. Кроме того, со стороны моря в любой момент мог подойти шведский флот.

Учитывая сложившуюся обстановку, русское командование приняло решение оставить Гельсингфорс, занять Борго, отбросив от него шведские войска. 11 (22) мая русские войска, погрузившись на суда, двинулись к Борго. На другой же день на Гельсингфорсский рейд пришел шведский корабельный флот. Это подтвердило правильность принятого решения.

К вечеру 11 мая русская галерная эскадра подошла к Борго. Для высадки десанта и атаки войск Либекера была дана диспозиция. В ней указывалось о выделении передового отряда, который [127] должен был обозначить назначенные для высадки места для авангарда, центра и арьергарда. Либекер, не оказав сопротивления высадившемуся 14 мая десанту, отошел к деревне Мензала{359}. Было решено создать временную базу для русских войск недалеко от Борго на о. Форсе.

В конце мая армия и галерный флот сосредоточились у Форсе. Сюда же подошел и 7-тысячный отряд кавалерии под начальством генерал-майора А. Г. Волконского. 30 скампавей под командованием Боциса пошли к Гельсингфорсу для наблюдения за шведской эскадрой вице-адмирала Лиллье в составе 8 линейных кораблей, 1 фрегата, 1 шнявы и отряда транспортных судов, стоявших на Гельсингфорсском рейде{360}.

Русское командование приняло решение совместными действиями сухопутных войск, корабельного и галерного флотов вновь захватить Гельсингфорс и уничтожить эскадру Лиллье. Заняв Гельсингфорс, предполагалось укрепить его. Затем ставилась задача идти к Або и захватить его. В случае, если неприятель займет сильную позицию и не пропустит сухопутные войска к городу, галерный флот должен был обойти его шхерами и разбить. После закрепления в Або галерный флот должен был контролировать Ботнический залив и не пропускать подвоз запасов из Финляндии в Швецию. Войскам предписывалось в случае встречи с неприятелем, превосходящим русские силы, в сражение не вступать, а оставаться в крепостях; бой принимать лишь тогда, когда можно рассчитывать на успех. Однако план, задуманный русским командованием, полностью выполнить не удалось. В частности, не была уничтожена эскадра вице-адмирала Лиллье. На пути в Ревель 11 (22) июля эскадра корабельного флота под командованием адмирала Крюйса в составе 7 линейных кораблей, 4 фрегатов, 2 шняв неожиданно встретила три шведских корабля из эскадры Лиллье, посланных на разведку{361}. Во время погони и завязавшегося боя три русских корабля, в том числе и флагманский корабль Крюйса, сели на мель, а остальные прекратили бой и дали возможность неприятелю уйти. Два корабля были сняты с мели, а третий был оставлен экипажем и сожжен{362}.

Этот случай показал слабую подготовку русского корабельного флота, поэтому командование было вынуждено отказаться от его использования при взятии Гельсингфорса. Корабельный флот возвратился в Кроншлот.

12 (23) июля русская армия и гребной флот под командованием Ф. М. Апраксина сосредоточились у Гельсингфорса. Неприятель имел здесь 16 кораблей, несколько судов с провиантом из эскадры Лиллье. Кроме того, недалеко от Гельсингфорса находилось еще 7 шведских судов (5 кораблей, фрегат и шнява){363}. Несмотря на значительные силы, шведские суда без боя оставили Гельсингфорс и заняли позицию у Тверминне, преграждая путь гребному флоту в Або-Аландский район.

15 (26) июля русские войска вторично заняли Гельсингфорс. Это имело большое стратегическое значение. Неприятель лишился [128] своей последней базы в Финском заливе. Взятие Гельсингфорса также было важно для развития наступательных действий в Финляндии. Петр I так оценивал взятие Гельсингфорса: «Неприятельская эскадра под командой вице-адмирала Лиллье из Финского моря выбита... и тако — неприятелю ныне нет ближе гавани, как Готланд и Эланд»{364}.

Захватив Гельсингфорс, русские приступили к его укреплению. Были возведены батареи, построены редуты, проходы между островами, кроме одного завалены камнями, началась постройка новой крепости, в Гельсингфорсе устроен магазин для снабжения армии и флота.

17 (28) августа русская армия выступила из Гельсингфорса к Або. Сухопутный отряд численностью 10–12 тыс. человек под командованием М. М. Голицына двигался вдоль берега, галерная эскадра под командованием Боциса в составе 29 скампавей с десантом, всего около 4 тыс. человек, шла к Або шхерами. В Гельсингфорсе был оставлен гарнизон в 3 тыс. человек, в Форсби — около 1 тыс. человек; команда тыловых транспортов имела около 800 человек{366}.

28 августа (8 сентября) русские войска, разбив арьергард противника, заняли Або. Либекер с войском отошел к Тавастгусу. Эскадра Лиллье, стоявшая у Тверминне, преграждала проход к Або русскому галерному отряду. Это лишало русские войска в Або помощи флота, а также возможности получать продовольствие морским путем.

Невозможность держать крупные силы в Або, затруднения с продовольствием и фуражом, а также опасение быть отрезанными от Гельсингфорса заставили русское командование принять решение отступить на зиму из Або в Гельсингфорс. Сюда же должен был вернуться и галерный флот. В Або был оставлен незначительный гарнизон.

Закончить кампанию 1713 г. планировалось ударом по корпусу Либекера.

В конце сентября русская армия численностью 14–16 тыс. человек пехоты и конницы под начальством Ф. М. Апраксина подошла к Тавастгусу. Шведы, узнав о приближении русских, «пометав пушки», которые в крепости были, в воду, оставили крепость и отошли от Тавастгуса на расстояние 4 мили{367}.

Генерал Армфельд, назначенный вместо Либекера{368}, с войсками (около 11 тыс. человек) занял сильную позицию у р. Пелкина. Эта позиция прикрывала направление на Васу и угрожала русским сообщениям с Гельсингфорсом. В тактическом отношении позиция шведов, расположенная между озерами Маллас-Веси и Пелькяне-Веси, была недоступна с фронта и хорошо защищена с флангов. Фронт шведской позиции, усиленный укреплениями и прикрытый рекой Пелкина, тянулся на 1,5 км. 2 октября русская армия подошла к шведской позиции. Проведенная рекогносцировка показала, что атаковать неприятеля с фронта невозможно и обойти с тыла также нельзя. Апраксин принял [129] решение нанести удар десантом в тылу противнику, построив для этого плоты, и одновременно произвести демонстративную атаку с фронта через р. Пелкина.

Для обхода был выделен десантный отряд силой в 6 тыс. человек под начальством генерал-лейтенанта М. М. Голицына. Отряду была отдана диспозиция, явившаяся первым в русской военной истории документом для атаки десантом в озерных условиях.

На рассвете 6 (17) октября 1713 г. десантный отряд совершил переправу на плотах через озеро Маллас-Веси. Поднявшийся туман способствовал успешной высадке. Шведы, обнаружив русских, направили туда конницу. Завязались перестрелка. Положение головных частей десанта стало еще более тяжелым, когда подошли два пехотных шведских полка. В то время, когда авангард десанта упорно сражался, высадились остальные силы десанта и ударили во фланг шведов. Одновременно с десантом тремя колоннами начали форсирование р. Пелкина войска под командованием Апраксина, стоявшие перед фронтом. Конница Волконского перешла реку вброд и ударила с тыла по правому крылу неприятеля. Пехотные полки Головина и Брюса (4 тыс. человек) переправились на плотах и ударили в центр неприятеля. Бой шел по всему фронту и в тылу противника. Разбитые шведы отступили. «И тако ... по трех часном бою от озера и чрез реку изо всех крепостей неприятеля выбили, и полную викторию получили»{369}. В этом бою шведы потеряли около 577 человек убитыми, свыше 233 человек пленными, 6 пушек, 2 гаубицы и 8 знамен. Потери русских составили 673 человека убитыми и ранеными{370}. В бою при р. Пелкина русские войска применили новые для того времени способы ведения боя: сочетание фронтального удара с обходом фланга противника путем высадки десанта, решительный штыковой удар, атака колонной.

После поражения на р. Пелкине шведские войска отошли в район Васы. Русские войска (15 тыс. человек) под командованием М. М. Голицына{371} расположились на зимние квартиры в районе Бьёрнеборга, в 120 км к северу от Або.

В ходе кампании 1713 г. русскими войсками была занята большая часть Финляндии. Русские утвердились на побережье Ботнического залива и могли угрожать Швеции высадкой десанта на ее территорию. Однако хотя русскими войсками и был захвачен Або, но закрепиться там и создать продовольственную базу они не смогли. Этому помешал шведский флот, стоявший в Тверминне, в силу чего было нарушено взаимодействие сухопутной армии и флота.

К 1714 г. сухопутная мощь Швеции была уничтожена, однако она еще оставалась сильной на море. Решающего успеха в войне можно было добиться, только разгромив военно-морские силы Швеции. После того как Дания отказалась участвовать в кампании 1714 г. и оказать помощь России своим флотом, план кампании был изменен. России пришлось рассчитывать только на [130] свои силы. Русским командованием было принято решение продолжать наступление в Финляндии.

В 1714 г. планировались совместные действия флота и сухопутных сил. Главный удар намечалось нанести в районе Або, куда должен был подойти русский галерный флот с десантом, артиллерией, боеприпасами и продовольствием. После захвата Або необходимо было занять Аландские острова и развернуть военные действия на территории Швеции. Корабельный флот должен был прикрывать галерный флот, двигавшийся в Финляндию, до входа его в шхеры, после чего ему следовало отойти к Ревелю и не допускать неприятеля в Финский залив. В случае необходимости он должен был оказать помощь галерному флоту. Сухопутным войскам под командованием М. М. Голицына была поставлена задача развернуть наступление в Финляндии, разбить шведские войска К. Армфельда и, если представится возможность, «оного выгнать с берега через море, то б зело изрядно; буде же с берегу сбить невозможно, то загнать от Вазы к Торну», очистить от шведов Ботническое побережье между Умео и Васой.

К началу весенней кампании 1714 г. Россия имела большой галерный флот, который состоял из 186 судов с 870 орудиями, а ее корабельный флот состоял из 17 линейных кораблей, 4 фрегатов, 5 шняв и 902 орудий{372}.

Шведский флот к началу кампании 1714 г. состоял из двух эскадр и насчитывал в своем составе до 30 линейных кораблей. По плану шведского командования, одна эскадра должна была действовать в южной части Балтийского моря против датского флота. Другая эскадра, под командованием адмирала Ватранга, — против русских у берегов Финляндии.

В конце апреля эскадра под командованием Ватранга в составе 17 линейных кораблей, 5 фрегатов, 2 бомбардирских кораблей, 2 бригантин, 1 брандера и 6 галер{373} заняла позицию у мыса Гангут. Кроме того, шведский галерный отряд в составе одиннадцати галер и нескольких шхерботов под командой шаутбенахта Таубе занял позицию у о. Аланд{374}.

В начале февраля М. М. Голицын с отрядом в 5588 человек пехоты и 2907 человек конницы выступил к Васе{375} где у деревни Лаппола стояли шведские войска Армфельда (12–14 тыс. человек). Узнав о движении русских войск, Армфельд решил дать сражение. 16 (27) февраля у деревни Лаппола на обоих берегах замерзшей реки Киро шведские войска построились в две линии. В центре стояла пехота, на флангах конница. Позади второй линии пехоты располагался резерв (финское ополчение). Шведы в этой позиции три дня ждали подхода русских войск. Узнав расположение главных сил неприятеля, Голицын принял решение, прикрывшись частью кавалерии с фронта, основными силами совершить обходный маневр и нанести удар по левому флангу и тылу шведов.

В ночь на 19 февраля (2 марта) русские войска пошли в обход позиции шведов и вышли во фланг неприятеля. Обнаружив [131] обход русских, шведы успели перестроить боевой порядок в две растянутые линии фронтом на север: пехота — в центре, кавалерия — на флангах. Голицын построил свои войска не по правилам линейного боевого порядка, принятым на Западе. Пехота была выстроена в две линии развернутых батальонов. Позади нее в две линии колоннами стояла кавалерия. Артиллерия была расположена по флангам. Такое построение войск создавало большую глубину боевого порядка, сосредоточение же артиллерии на флангах обеспечивало их от возможности охвата. Одновременно Голицын направил три драгунских полка в обход по левому берегу озера Кюро.

Когда шведы пошли на русских, то те, подпустив их на близкое расстояние, открыли сильный огонь. Шведская пехота ударила в штыки. Это заставило русскую пехоту податься назад. Однако шведская кавалерия, не поддержав свою пехоту, отступила к Веро. Голицын воспользовался этим. Русская пехота атаковала противника, охватывая его с обоих флангов, а спешенные четыре драгунских полка ударили в тыл неприятеля. После 3-часового боя шведы были разгромлены. Потери шведских войск составили 5133 человека убитыми и 534 пленными, 7 пушек, 1 гаубица, 20 знамен. Русские потери составили 421 человек убитыми и 1047 ранеными{376}.

Успех сражения был достигнут благодаря тщательной разведке, правильному выбору направления атаки, взаимодействию пехоты и кавалерии. Новым моментом в военном искусстве явилось глубокое построение боевого порядка (в четыре линии) вместо двухлинейного, а также сосредоточение артиллерии на флангах вместо равномерного распределения по фронту. Победа при Лаппола имела и большое стратегическое значение. После поражения остатки корпуса Армфельда отступили на север Финляндии. В руках неприятеля оставалась крепость Нейшлот. Русским командованием было принято решение выбить оттуда шведов.

Нейшлот являлся сильной крепостью. Ее окружала каменная стена неправильной треугольной формы. Западный и северный фронты крепости усиливались казематированными пристройками. Более слабыми укреплениями являлись южные и юго-восточные{377}. С южной стороны непосредственно к Нейшлоту подступало Сайминское озеро. Крепость соединялась со страной двумя дорогами: к Кексгольму и Лаппстранду. В ней находился шведский гарнизон силой в 561 человек{378}. Артиллерийское вооружение состояло из 31 орудия{379}.

Проверенная русскими рекогносцировка крепости показала, что для ее обложения необходимо было участие сухопутных сил и речного флота.

Для осады Нейшлота русским командованием был сформирован осадный отряд в 1686 человек с 30 орудиями{380} под началом Выборгского коменданта полковника И. Шувалова. В особой инструкции от 21 мая (1 июня){381} Шувалову было приказано сдать командование Выборгской крепостью, следовать к Нейшлоту [132] и после присоединения к отряду конницы блокировать крепость. После возведения осадных сооружений Шувалову приказывалось начать артиллерийский обстрел крепости. Штурм разрешался лишь как крайнее средство и при условии, что он не будет сопровождаться большими потерями. «Буде ж крепость не в таком слабом состоянии, чтоб ее без урону своих людей и без великой тягости достать или неприятеля к сдаче на дискрецию принудить, то принуждать на какую возможно капитуляцию, а именно легче того капитуляции не чинить чтоб, крепость прияв, гарнизон отпустить, куда похотят»{382}. Для наблюдения за полевыми войсками неприятеля предписывалось высылать разъезды.

Выполняя указания командования, Шувалов 19 (30) июня с отрядом подошел к Нейшлоту. Крепость оказалась блокированной как с суши, так и со стороны Сайминского озера, куда подошли речные суда русских.

Главная инженерная атака была направлена на западный фронт крепости. Здесь русские провели первую линию траншей и установили на ней две батареи. Вторая линия траншей длиной около 150 саженей проходила непосредственно по берегу озера. Она охватывала крепостную стену с севера и была удалена от нее на 80–120 саженей. На ней, как и на первой, также были установлены две батареи. Для обеспечения правого фланга у острова Сталголм было построено сомкнутое укрепление в виде редута. На речных судах по Сайминскому озеру была доставлена часть отряда для проведения вспомогательной атаки против северного фронта. Здесь осаждающие заложили траншеи и возвели две батареи.

Около месяца длились окопные работы. После отказа коменданта сдать крепость русские открыли по ней артиллерийский обстрел, продолжавшийся пять суток. 29 июля (9 августа) крепость капитулировала. Гарнизон получил свободный выход и был отпущен в Куопио. В крепости русские нашли 13 пушек{383}. Оставив в Нейшлоте гарнизон в 515 человек пехоты и 318 человек конницы, русская пехота и речные суда выступили к Выборгу, конница отошла к Кексгольму.

Осада Нейшлота была единственной инженерной атакой, проведенной русской регулярной армией на территории Финляндии.

* * *

В кампании 1714 г. большие задачи стояли перед флотом. 9 (20) мая русский гребной флот под командованием генерал-адмирала Ф. М. Апраксина (99 судов с 15-тысячным десантом) вышел из Петербурга к Кроншлоту. В дальнейшем он должен был взаимодействовать с войсками Голицына. В середине мая гребной флот под прикрытием парусного флота (9 линейных кораблей. 5 фрегатов, 3 шнявы и др.) под командованием Петра I направился к Гельсингфорсу. Достигнув Выборга, флоты разошлись: корабельный пошел в Ревель, галерный — в Гельсингфорс.

Из Гельсингфорса галерный флот перешел к Тверминне. Дальнейший [133] путь к Або преграждал шведский флот под командованием адмирала Ватранга (15 линейных кораблей, 3 фрегата и отряд гребных судов), занявший позицию у юго-западной оконечности полуострова Гангут.

20 июля к Тверминне из Ревеля прибыл Петр I. Не желая рисковать парусным флотом, он принял решение осуществлять прорыв к Або силами одного гребного флота.

Полуостров Гангут и его мыс, окруженный отмелями и мелкими островами, представляли собой сильную позицию. После проведенной рекогносцировки русское командование принимает решение воспользоваться наиболее узкой частью полуострова (2,5 км) и устроить здесь переволоку (деревянный настил). Через нее решили перетащить несколько легких галер в шхерный район, расположенный севернее полуострова Гангут, чтобы «учинить неприятельскому флоту диверсию», зайти к нему в тыл, вызвать замешательство и расстроить планы противника{384}. Действия этих судов должны были отвлечь его внимание от прорыва главных сил русского флота в Або-Аландский район. Ватранг решил не допустить переброски русских войск через переволоку. К северо-западному ее выходу был направлен отряд шведских судов под командованием контр-адмирала Н. Эреншёльда (1 фрегат, 6 галер и 3 шхербота). Одновременно с ним другой отряд под командованием вице-адмирала Лиллье (8 линейных кораблей, 2 бомбардирских корабля) вышел на юго-восток с целью атаковать главные силы русского флота, расположенного у Тверминне. У Гангутского мыса остались 7 линейных кораблей и 2 фрегата. Они должны были не допустить прорыва русского гребного флота в Абоские шхеры. Здесь шведские суда были расположены в одну линию от берега поперек плеса.

Таким образом, силы противника были расчленены. Создалась благоприятная обстановка для разгрома шведской эскадры по частям. Русское командование немедленно этим воспользовалось. Был отдан приказ «всему флоту готовиться выйти из узкого места», где стояли русские суда, чтобы неприятель не смог их там заблокировать.

Русское командование приняло решение прорваться с галерным флотом мимо Гангутского мыса. Прорыв планировалось осуществить несколькими отрядами. Для первоначального прорыва был выделен авангард в 20 скампавей под командованием капитан-командора М. X. Змаевича. Шведские суда стояли близко у берега (насколько позволяла глубина). Установившийся на море штиль парализовал действия Ватранга. Воспользовавшись тем, что шведские суда из-за отсутствия ветра не могут маневрировать, русское командование отдало приказ обойти шведскую эскадру мористее (т. е. дальше от берега), вне досягаемости артиллерийского огня противника. 26 июля в 8 часов утра начал прорыв авангард русских. Шведские суда, буксируемые шлюпками, очень медленно двинулись к месту прорыва. Сильный огонь с вражеских судов не причинил вреда прорвавшемуся авангарду [136] Змаевича. Вслед за ним осуществил прорыв и сторожевой отряд Лефорта (15 скампавей). После прорыва русских судов надобность в переволоке отпала.

Отряд Змаевича во время обхода полуострова Гангут встретил шведский отряд шаутбенахта Таубе (1 фрегат, 5 галер, 6 шхерботов), шедший на соединение с главными силами Ватранга. Ошибочно считая, что перед ним весь русский флот, Таубе повернул обратно к Аландским островам. В тот же день прорвавшиеся русские корабли блокировали эскадру Эреншельда. Ватранг, считая, что следующие отряды русских кораблей будут прорываться таким же образом, приказал Лиллье соединиться с главными силами, что им и было выполнено. Шведский флот, построившись в две линии, отошел от берега и освободил прибрежный фарватер. Русское командование не замедлило воспользоваться этой ошибкой шведов. Было принято решение остальным судам прорываться, двигаясь ближе к берегу.

27 июля (7 августа) в 4 часа утра начался прорыв. Русские суда двигались кильватерной колонной тремя отрядами. В авангарде шел генерал Вейде, за ним следовала кордебаталия Ф. М. Апраксина, в арьергарде — генерал М. М. Голицын.

Несмотря на сильный артиллерийский огонь неприятеля, русским судам удалось пройти мимо эскадры Ватранга в Абоские шхеры. В Рилакс-фьерде главные силы галерного флота соединились с отрядом Змаевича. Теперь перед русскими судами стояла задача уничтожить эскадру Эреншельда.

Эреншельд занял позицию в узком заливе Рилакс-фьерд. Он расположил суда полумесяцем по вогнутой линии. Оба его фланга упирались в острова. В первой линии в центре стоял 18-пушечный фрегат, по сторонам его по три галеры. Во второй линии стояли 3 шхербота. Численность судовых команд доходила до 941 человека с 116 орудиями. Русские суда развернулись в три линии (авангард, кордебаталия и арьергардия). Авангард состоял из 23 судов с командой в 3450 человек. Он был разделен на три группы: в центре 11 скампавей, на обоих флангах уступом вперед, в две линии, 6 скампавей. За авангардом находились остальные суда, составлявшие резерв.

После отказа Эреншельда сдаться авангард атаковал противника. Первые две атаки, направленные во фронт, были отражены огнем шведских кораблей. Построение шведских судов затрудняло подход к ним и их абордаж. Русские оказывались под перекрестным огнем кораблей противника, расположенных в первой и второй линиях.

Направление атаки пришлось изменить. Третья атака была направлена на фланги противника, чем была снижена эффективность его артиллерийного огня. Теперь огонь шведов стал поражать их собственные суда. Русские открыли сильную ружейную стрельбу. Русские скампавеи, сблизившись с противником, брали его на абордаж. Ожесточенный бой, длившийся около трех часов, закончился победой. «Воистинну, — отмечал Петр I, — нельзя [137] описать мужество наших, как начальных, так и рядовых, понеже абордированье так жестоко чинено, что от неприятельских пушек несколько солдат не ядрами и картечами, но духом пороховым от пушек разорваны»{385}.

В плен были захвачены Эреншельд и все 10 шведских кораблей. Шведы потеряли убитыми 361 человека, ранеными 350 человек; все оставшиеся в живых были взяты в плен{386}. Потери русских составили 468 человек{387}.

Это был первый большой успех молодого русского флота над еще не знавшим поражения шведским флотом. Гангутская победа была торжественно отмечена в Петербурге, в ее честь была выбита медаль. Все участники сражения были награждены медалями, а сам Петр I за эту победу произведен в вице-адмиралы.

Победа при Гангуте имела большое военно-политическое значение. По словам А. З. Мышлаевского, «Россия по праву стала занимать место в ряду морских держав. Проводя параллель, можно сказать, что Гангут для флота был тем же, чем была Лесная для сухопутной армии»{388}. Эта победа имела и стратегическое значение — она открыла галерному флоту вход в Ботнический залив и тем самым путь к Стокгольму. Гангутское сражение имело большое значение для русского военного искусства. В нем получило дальнейшее развитие взаимодействие армии и флота. Их операции были подчинены единой цели и согласованы по месту и времени. Как отмечал Мышлаевский, Гангутская победа «соединила внутренней связью две разные категории наших вооруженных сил, связала их узами боевого крещения и [138] упрочила то единение, отражение которого встречается в дальнейших судьбах русских военных сил»{389}.

Победа при Гангуте произвела большое впечатление как на Швецию, так и на другие европейские страны. Были приняты срочные меры по защите Стокгольма и шведского побережья: возводились укрепления, стягивались войска. Флоту была поставлена задача прикрывать подступы к Швеции. Эскадры Ватранга и Лиллье отошли к Стокгольму. Отряд шведских судов под командованием Таубе после прорыва русских у Гангута оставил Аландские острова и вернулся в Швецию.

Русский галерный флот занял Або и Аландские острова. Было принято решение укрепить Аландские острова, а главные силы галерного флота с десантом направить к Васе. Флот должен был действовать совместно с кавалерией, выступившей из Тавастгуса. Ставилась задача разбить войска генерала Армфельда, находившегося на севере Финляндии (6 тыс. человек в Брагештадте, 600 человек кавалерии в Нью-Карлеби). Отряд гребных судов под командованием генерал-майора Головина должен был отправиться к берегам Швеции.

В сентябре русский галерный флот прибыл в Васу. При приближении русских шведы без боя оставили Нью-Карлеби и Гам-ле-Карлеби. Войска Армфельда отступили в Торнио. Вся Финляндия, кроме северо-восточных районов, была занята русскими.

К осени 1714 г. все восточное побережье Ботнического залива было захвачено русскими. Стало возможным осуществить высадку десанта на шведское побережье. В сентябре отряд под командованием Головина (9 скампавей, 1 тыс. человек десанта) вышел из Васы и направился к берегам Швеции. Высадка десанта была осуществлена у города Умео. Не приняв боя, шведы отступили из города. Недостаток продовольствия, ненастная погода заставили русских закончить операции 1714 г. В середине октября отряд Головина присоединился к главным силам русского флота.