5. Последние сражения и завершение войны

После победы под Гангутом русское командование развернуло активные боевые действия на Балтике. В марте 1715 г. произошло столкновение русских кораблей со шведским флотом у Курляндских берегов. Русские захватили 3 капера и 157 человек команды. В конце мая 13 шведских судов подошли к Ревелю и обстреляли город, но были отбиты. В июле к Ревелю подошли корабельный и галерный флоты русских. Отсюда корабельный флот отправился в Рогервик, а галерный — в Либаву, где и остался зимовать.

Тем временем в Померании прусские, саксонские и датские войска (60 тыс. человек) 19 (30) октября, не дожидаясь подхода русских, осадили Штральзунд, который оборонял 12-тысячный шведский корпус во главе с Карлом XII. Союзникам, несмотря на отчаянное сопротивление шведов, удалось захватить укрепленный лагерь перед Штральзундом, овладеть внешними строениями крепости. Видя бесполезность дальнейшего сопротивления. Карл XII на одном из кораблей отплыл к берегам Швеции. 11 (22) декабря 1715 г. Штральзунд пал. Теперь в руках шведов оставался только Висмар.

Победы русской армии и флота высоко подняли международный авторитет страны. Россия добилась крупных внешнеполитических успехов. Расширилось количество членов Северного союза. В него вошли Пруссия, Ганновер. Северному союзу стали оказывать поддержку Англия и Голландия. Но при этом они преследовали корыстную цель — обеспечение своего торгового судоходства на Балтийском море. В апреле 1716 г. был заключен союзный договор между Россией и Мекленбургом. Швеция оказалась почти в полной изоляции.

В кампанию 1716 г. союзники ставили задачей овладеть Висмаром. Русские войска совместно с датскими под прикрытием объединенного флота четырех держав (России, Англии, Голландии и Дании) должны были совершить вторжение в южную Швецию (Сконто). Для поддержки этой операции русскому галерному флоту с десантом под командованием генерал-адмирала Ф. М. Апраксина при поддержке датского флота надлежало сделать [143] высадку на территорию Швеции со стороны о. Аланд. Для высадки в южной Швеции предназначались войска под командованием Шереметева, находившиеся в Мекленбург-Шверине.

Военные действия в Померании развивались успешно. 7 (18) апреля г. Висмар с 4-тысячным шведским гарнизоном, обложенный 15-тысячной союзной армией, капитулировал.

Для подготовки операции по высадке десанта в Швеции Петр I в начале июля прибыл в Копенгаген. Здесь же были сосредоточены эскадра русского корабельного флота, отряд галерного флота, суда, купленные за границей. Всего русских кораблей, сосредоточенных у Копенгагена, не считая галер, было 22. 14 (25) июля в Копенгаген прибыла и англо-голландская эскадра. Общее командование союзным флотом (русским, английским, голландским, датским), состоявшим из 83 судов, принял Петр I.

Однако союзники России не выполнили своих обязательств. Они медлили. Подготовка десанта задерживалась. «Бог ведает, что за мученье с ними, — писал Петр I Апраксину, — самое надобное время упускают и как будто чужое дело делают»{390}.

Задержка позволила шведам подготовиться, укрепить берега редутами и батареями. Петр I, проводивший рекогносцировку местности, убедился, что шведские берега сильно укреплены, а в намечавшихся местах высадки сосредоточено 20 тыс. человек во главе с Карлом XII. Кроме того, выяснилось, что датчане не обеспечили десант продовольствием.

Диверсия галерного флота со стороны о. Аланда также не была осуществлена. Апраксин с галерным флотом согласно плану кампании в июле встал у о. Аланд. Простояв до конца сентября и так и не дождавшись обещанного датчанами флота, он вынужден был возвратиться в Або. В походном журнале Петра I записано: «Многократно о походе флота говорено... но к скорому походу склонить не могли; також представлено, чтоб учинить десант от флота всех соединенных к Аланту для проходу наших галер; но датчане своей части дать не хотели»{391}.

Все это заставило Петра I отказаться от высадки десанта в Швецию, намеченной на 1716 г. Было принято решение «десанту не быть, понеже время позднее; людей всех не перевезли, диверсия от Аланта не учинена»{392}. Таким образом, план кампании, кроме взятия Висмара, не был выполнен.

Рост могущества России, успехи ее оружия, бурное развитие Балтийского флота — все это стало вызывать враждебное отношение к ней со стороны Англии, Ганновера, Дании. Английской дипломатии удалось расколоть Северный союз. В 1717 г. Дания и Ганновер отказались вместе с Россией вести военные действия против Швеции. Отказалась от совместных действий с Россией и Англия.

Учитывая сложившуюся обстановку. Россия пошла на сближение с Пруссией и Францией. 15 (26) августа 1717 г. в Амстердаме был заключен договор между этими странами. Договор лишил Швецию ее последнего союзника — Франции. Правящие [144] круги Швеции понимали, что продолжать войну с Россией одни на один им было не под силу. Нужен был союзник. Но когда Англия предложила ей свои условия союза, то проанглийские настроения в Швеции были сильно поколеблены. Слишком амбициозными оказались требования английской дипломатии, не менее настойчив был Карл XII в своем желании вернуть и сохранить завоевания на Европейском континенте и в Скандинавии. Карл XII проводил политику каперства, сильно нарушавшую торговые интересы Англии и особенно Голландии. Он претендовал на земли ганноверского курфюрста (Верден и Бремен), ставшего английским королем Георгом I. Не отказывался шведский король и от завоевательных планов в Дании.

Накануне намечавшихся русско-шведских переговоров англичане требовали от шведов возмещения убытков от каперства, обеспечения безопасного торгового мореплавания, отказа от завоевания Норвегии и датских островов и, кроме того, прекращения поддержки эмигрантского представительства якобитов, сторонников претендента на английскую корону Якова III Стюарта. До ответа шведского короля английская сторона воздерживалась от оказания помощи Швеции{393}.

Эти требования были отвергнуты Карлом XII. Более того, шведские дипломаты попытались исправить положение своего государства не лучшим способом. Они решили вмешаться во внутренние дела Англии, задумав восстановить на английском престоле эмигранта Якова III Стюарта{394}. Главную роль в начавшейся интриге играл барон Георг Генрих Герц, неглупый, но неразборчивый в средствах советник Карла XII. Барон Герц многое сделал для возвращения шведского короля из Турции после поражения под Полтавой. Лишенный дипломатической изворотливости Карл XII восторгался своим помощником. Со свойственной ему прямолинейностью он говорил о Герце: «С тремя людьми, подобными ему, я обманул бы весь мир»{395}.

Герц связывал свержение ганноверской династии в Англии с получением субсидий для разоренной Швеции от будущего английского короля. Поправив финансы, по мнению Герца, Карл XII смог бы восстановить свои позиции в германских княжествах. В своих замыслах Герц шел еще дальше. Он рассчитывал заключить сепаратный союз с Россией, а оставшейся в одиночестве Дании нанести сокрушающий удар{396}. Таковы были истоки намечавшихся русско-шведских переговоров и разногласий шведских и английских дипломатов.

* * *

Англичане упорно стремились сорвать русско-шведские переговоры. В начале 1718 г., когда русские уполномоченные отправились на Аландские острова, в Стокгольм прибыли представители английского короля для ведения переговоров, но они вернулись ни с чем. Б. И. Куракину удалось узнать, что английский король обещал шведам «корабли и деньги и прежние алиансы (союзы), [145] учиненные с Англией возобновить»{397}. Взамен Георг I предлагал, чтобы Швеция отказалась от Вердена и Бремена в пользу Ганновера. Карл XII не только не соглашался на уступки, но в свою очередь требовал, чтобы англичане прекратили торговые связи с портами, занятыми врагами Швеции{398}. Карл XII также выразил свое сомнение в обещаемой помощи англичан. Он просил передать английскому королю, чтобы тот «велел учинить проект, каким [146] образом и какою силою» будет оказана помощь Швеции в возвращении ее потерь{399}.

Таким образом, первый раунд переговоров англичан и шведов провалился. Англофильские позиции шведского двора были подорваны. Однако сторонников сближения с Англией было гораздо больше, и в этом заключалась потенциальная опасность для окончательной выработки единой платформы будущего мира двух держав — России и Швеции. Карл XII не был последователен в своих решениях, вопреки общепринятому мнению о его солдатском прямодушии. Свидетельством тому является и затягивание открытия конгресса, да и сам ход переговоров, во время которых за спиной русских представителей состоялись встречи с английскими уполномоченными.

В январе 1718 г. русские уполномоченные А. И. Остерман и Я. В. Брюс выехали в Або. Началась долгая переписка со шведским правительством о месте встречи и церемониалах. Она продолжалась до апреля. Наконец, в мае 1718 г. на острове Сундшер Аландского архипелага конгресс представителей двух держав начал свою работу. Затягивание открытия переговоров еще раз показало, что шведская сторона стремилась выторговать уступки у России и надеялась получить помощь со стороны Англии.

Русским послам перед их отъездом были вручены «Генеральные кондиции к миру». Они включали следующие условия: Ингрия, Карелия, Лифляндия с городами Ревель и Выборг остаются в вечном владении России. Финляндия будет уступлена Швеции. Граница должна проходить от Выборга по реке Кюмене на город Нейшлот до старой российской границы. Мир должен быть заключен и с союзниками России. Представители союзных держав должны быть допущены на конгресс, а заключение с ними мирных договоров следует осуществить на разумных условиях{400}. Были оговорены и условия компенсации Швеции взамен утерянных земель. Защищая интересы Пруссии и Польши, Петр I был готов предоставить шведам свободу действий в отношении Ганновера и Норвегии, которая была захвачена Данией{401}. Петр I разъяснял причины такого решения: король английский обманул Россию, уверяя ее в своей дружбе, в то же время много обещал шведам, желая сохранить владения в Центральной Европе, но «народ английской не захочет за его партикулярный немецкий интерес с нами дружбы и коммерции потерять, что мы тому народу давно уже объявили»{402}. Дания, оказавшаяся под влиянием англо-ганноверской дипломатии, еще в 1716 г. сорвала намечавшийся десант в Швецию и практически расколола Северный союз{403}. По образному высказыванию П. Шафирова, «оба приятеля наши (Дания и Ганновер. — Авт.) своею студеностию и с противностью заслужили то»{404}.

Переговоры шли крайне вяло. Г. Герц много раз покидал конгресс и отправлялся за новыми инструкциями к Карлу XII. Условия шведской стороны неоднократно менялись и уточнялись. В ходе переговоров шведские представители постоянно намекали [147] на выгодные предложения, которые им делали английские дипломаты. Швеция явно набивала себе цену. Из встреч со шведскими представителями только к июлю 1718 г. стали вырисовываться контуры требований Карла XII. Шведское правительство соглашалось оставить за Россией Лифляндию и Эстляндию, но желало получить вознаграждение за счет датских земель, причем русская сторона должна была помочь войсками в войне против Дании. Петр I не принял этот пункт. Он категорически отказался выступить против Дании, но в свою очередь предлагал Швеции оказать помощь в возвращении земель в областях Вердена и Бремена, захваченных Ганновером. Карл XII продолжал изыскивать способы закрепиться в южной Прибалтике и настаивал на включении пункта, который оставлял бы за Швецией Померанию с городом Штеттином. Таким образом, шведский король приобретал контроль над выходом из Балтики.

В августе 1718 г. шведское правительство выдвинуло дополнительные пункты. Оно требовало возвращения города Кексгольма и снова продолжало настаивать на оказании военной помощи со стороны России против Дании. Русские уполномоченные ответили решительным отказом. Правительство России, видя затягивание переговоров, издало инструкцию. Она гласила: «Для устрашения неприятеля, дабы тем его скорее склонить к миру», русский галерный флот должен быть готов начать движение от «мыса Гангут к шведским берегам».

К концу августа 1718 г. проект договора все же был согласован, и Петр I одобрил его. За Россией закреплялась Ингрия, Лифляндия, Эстляндия и часть Карелии с Выборгом. Занятая русскими войсками Финляндия и большая часть Карелии отходили Швеции. Государственный строй Речи Посполитой сохранялся. Россия обещала оказать помощь Швеции в возвращении Вердена и Бремена. Эта часть договора была включена с целью нейтрализации агрессивной политики Англии, опорным пунктом которой на континенте являлся Ганновер{405}.

Петр I во многом шел навстречу Швеции, но система проволочек, применяемая шведским правительством, продолжала действовать. В ноябре 1718 г. оно снова потребовало прямого участия России в действиях против Дании. Этот пункт, как и раньше, встретил возражения Петра I. Тем не менее 16 (27) ноября 1718 г. Петр I в рескрипте к А. И. Остерману указал на ряд изменений в одобренном им ранее проекте и настаивал на продолжении переговоров. Швеции предоставлялось право заставить Данию вернуть Шлезвиг и Померанию или вознаградить себя за счет земель Норвегии, занятой Данией. Обе стороны пришли к соглашению о помощи с целью возвращения Швеции Вердена и Бремена, но с существенной оговоркой — спустя три года после заключения договора{406}.

Таким образом, Петр I, даже зная о враждебных действиях английской дипломатии по отношению к России, не желал быть втянутым в новую войну на Европейском континенте. Он не хотел [148] ни войны, ни каких-либо территориальных приобретений в Европе, вопреки утверждениям некоторых буржуазных историков{407}. Заключить мир со Швецией — вот основная цель политики Петра I в период переговоров на Аландском конгрессе. Россия проявляла самое горячее желание прекратить войну и предлагала мирные инициативы государству, которому мир был необходим как никогда. Достаточно провести далеко не полный сравнительный анализ военных потенциалов России и Швеции, чтобы понять, насколько они различались по своим возможностям.

Прежде всего, война отразилась на населении Швеции, особенно на мужском. Военные жертвы составили, по подсчетам, свыше 100 тыс. человек наиболее трудоспособного контингента населения. Недостаток рабочих рук отразился как на промышленном, так и сельскохозяйственном производстве. Наблюдался застой в горной и металлургической промышленности. По сравнению с довоенным уровнем упало производство железа, пороха, столь необходимых для ведения боевых действий. Так, в 1718 г. добыча даже медной руды упала вдвое и составляла 480 т. Ввиду этого работало ограниченное число оружейных и пушечных заводов{408}. Сельское хозяйство находилось в крайне запущенном состоянии. Рекрутские наборы, принудительная поставка съестных припасов, а также неурожай 1717 г. поставили население Швеции в самое бедственное положение. Прибалтийские провинции, богатые хлебом, были под контролем России. Южная провинция Скония — «хлебная корзинка» — еле обеспечивала шведские войска, расквартированные там в большом количестве из-за боязни вторжения. Расстройство экономики привело Швецию к огромному государственному долгу. Война нанесла удар и по внешней торговле Швеции — в 1718 г. осталось всего 209 судов из 800, имевшихся накануне 1700 г.; вывоз железа в Англию упал до 0,5% от обычного объема{409}.

Карл XII предпринимал все усилия для создания многочисленной шведской армии. В 1718 г. ему удалось набрать армию в 60 тыс. человек{410}. Однако это было достигнуто за счет ополчений, создаваемых из мужского населения по месту жительства. Всего же солдат регулярной армии, которыми реально мог располагать шведский король, было не более 36 тыс. человек. Из них на границе с Финляндией и в Евле находилось 6,5 тыс. солдат, в Сконии — 7,5 тыс.{411}. Несмотря на это, Карл XII планировал вести наступательную кампанию против Дании, стремясь компенсировать потери Швеции в Прибалтике и Померании. Для выполнения этой цели ему с трудом удалось сколотить армию в 20 тыс. солдат, оставив в Швеции небольшие гарнизоны численностью 10 тыс. человек{412}. Шведский флот хотя и насчитывал в своем составе свыше 27 линейных кораблей, но более половины из них обветшали и требовали «великой починки»{413}.

Россия к моменту открытия мирных переговоров находилась в ином положении. Несмотря на то что война тормозила развитие [149] производительных сил страны, ее экономика неуклонно шла на подъем. Сказалось наличие огромных потенциальных возможностей государства, умело использованных русским правительством, — внушительные людские резервы, богатые природные ресурсы. В стране действовало около 200 фабрик и заводов — из них более чем по 30 в Москве и Петербурге{414}. Металлургическая промышленность в России развивалась быстрыми темпами. Только на Урале работало 10 крупнейших заводов. Урал давал около трех четвертей общего количества металла. Выпуск чугуна приближался к 13 тыс. т, железа — 6 тыс. т, меди — 90.7 т{415}. В целом отечественная промышленность обеспечивала потребности армии и флота.

Происходили заметные изменения и в сельском хозяйстве. Увеличивалась площадь распаханных земель. Запашка производилась как в центральных, так и на окраинных землях: в Среднем и Нижнем Поволжье, на Украине, в Сибири. Росло производство товарного хлеба, что позволило перейти к организации снабжения армии и флота продовольствием посредством государственных закупок, заменив ими систему натуральных поборов.

Увеличился оборот внешней торговли. Основным портом, связавшим Европу с Россией, стал Петербург. Россия вела активную торговлю почти со всеми странами Западной Европы — Голландией, Англией, Францией, Польшей, Данией, германскими государствами, что положительно отражалось на государственном бюджете страны{416}.

Русская армия насчитывала в своем составе свыше 100 тыс. человек. Она была вооружена ружьями отечественного производства. Железные шомпола, введенные в русской армии в 1714–1716 гг., позволяли довести количество выстрелов до 2–3 в минуту. Изготовляемые из отличной стали, ружейные стволы были долговечными. Ружья обладали большой убойной силой. Улучшилось качество пороха. В 1717 г. отмечалось, что новый порох «гораздо бьет сильнее» против прежнего. Русская артиллерия в последние годы войны по праву считалась одной из лучших в Европе. Особенно высокими боевыми качествами обладали длинные гаубицы и легкие полевые пушки, позволявшие маневрировать на поле боя{417}.

Русский парусный флот состоял из 21 линейного корабля, не считая фрегатов и прочих судов. Мощным был и галерный флот — около 130 галер и 100 островских лодок. Это была грозная флотилия для ведения боевых действий в условиях акватории Балтийского моря, изобилующей шхерами и мелями{418}.

Силы противоборствующих сторон были явно неравны. Карл XII сознавал, что хотя он в какой-то мере восстановил армию, но долго ее содержать не сможет. Дело шло к заключению мира. Карл XII настолько уверовал в положительный исход переговоров, что в сентябре 1718 г. двинул 21 тыс. солдат на границу с Норвегией, сняв даже половину стокгольмского гарнизона{419}. [150]

Пользуясь затишьем, он спешил поправить свои дела за счет датских владений.

Иностранные и шведские дипломаты, которые возлагали надежды на переворот в России, связанный с делом царевича Алексея Петровича{420}, после ликвидации его в июле 1718 г. поняли, что только непредвиденный случай может сорвать заключение мира. И такой случай представился.

30 ноября (11 декабря) 1718 г. во время осмотра осадных траншей под крепостью Фредриксхаль Карл XII был убит. В Стокгольме многочисленные сторонники союза с Англией подняли головы. Барон Герц на пути к Карлу XII, о смерти которого он не знал, был задержан, отозван в столицу и впоследствии казнен. Русские уполномоченные А. Остерман и Я. Брюс, узнав о смерти шведского короля, высказались за немедленное возобновление военных действий значительными силами с целью заставить шведское правительство заключить мир{421}. Тем не менее Петр I занял выжидательную позицию. Оценивая возможности кампании 1718 г., Петр I впоследствии отмечал, что Россия могла бы вести военные действия против Швеции, где желала бы, поскольку шведский флот и войска были направлены в Норвегию. При этом он подчеркивал, что хотя мирный конгресс работал, перемирие не было подписано, но и военные действия не открывались: «Но не учинили для того, чтобы склонности не помешать короля шведского, которую он имел к миру»{422}.

В феврале 1719 г. королева Швеции Ульрика-Элеонора, сестра Карла XII, предложила русскому правительству продолжить переговоры. Шведы делали все возможное, чтобы затянуть их открытие. Шведский уполномоченный барон И. Лилиенштет только в конце мая 1719 г. прибыл на Аланды. Такое поведение шведского правительства свидетельствовало о том, что оно было намерено, используя противоречия западных держав и России, добиться наиболее выгодного мира.

Новый раунд переговоров нового шведского правительства весьма обеспокоил английских дипломатов. Среди них нашлись горячие головы, выступившие с авантюрным планом сорвать Аландский конгресс. Английский посланник в Петербурге Дж. Джефферис в письме от 16 (27) марта 1719 г. предлагал своему правительству послать на Аланды под русским флагом два фрегата с 500–600 солдатами и увезти шведских и русских послов с целью затягивания переговоров. Для успешного выполнения задуманного Джефферис прилагал сведения о русских флагах. Верный принципам английской дипломатии Джефферис «любезно» уступал право умыкнуть послов датскому флоту{423}, перекладывая тем самым всю ответственность за поступок на плечи датского правительства. Рискованный план Джеффериса в Лондоне приняли прохладно. Он мог привести к большим осложнениям и дать весьма мизерные результаты. Кроме того, выяснилось, что шведское правительство, имея в виду английские обещания, снова стремилось применить тактику проволочек. [151]

В Петербурге знали, что Англия пытается создать антирусский блок и стремится вмешаться в русско-шведские переговоры. Стало известно, что 5 января 1719 г. в Вене был заключен союз между Георгом I, Августом II и австрийским императором, предусматривавший посылку английского флота в Балтику. Договором был оговорен отказ этих правителей пропускать русские войска в Польшу. Чтобы отнять у английского правительства всякий предлог оказывать помощь Швеции (особенно посылкой английского флота на Балтику), Петр I 17 (28) апреля 1719 г. опубликовал манифест, в котором разрешал торговлю со Швецией всеми товарами, за исключением контрабандных. Русское правительство делало все для успешного завершения мирных переговоров. Швеция не реагировала на предложения России. Наоборот, она разрешила торговое мореплавание в Балтийском море с существенным исключением. Суда, шедшие в русские или союзные с Россией порты, подлежали аресту и конфискации груза независимо от их принадлежности. В свою очередь, Петр I, зная о маневрах шведской и английской дипломатии, в конце февраля приказал к апрелю подготовить русский флот на Балтике к военной кампании 1719 г.{424} В дальнейшем политика проволочек и оттяжек подписания договора со стороны шведского правительства показала, что приготовления русской армии и флота были нелишними.

* * *

Русская регулярная армия в составе 2 гвардейских (Преображенский и Семеновский), 5 гренадерских, 35 пехотных полков общей численностью 62 454 человека и 33 драгунских полков (43 824 человека) занимала Эстляндию, Лифляндию и Финляндию{425}. Парусный флот, включавший 21 линейный корабль, базировался в Ревеле (девять 50-пушечных кораблей, пять 30-пушечных фрегатов, пинк, шнява, два гукора, прам и две почтовые бригантины), Санкт-Петербурге и Кроншлоте (двенадцать 48–90-пушечных кораблей, два прама, два бомбардирских судна, гукор, шнява и бригантина). К концу мая 1719 г. русский флот на Балтике состоял (с учетом отремонтированных и вновь спущенных на воду судов) из 23 линейных кораблей, 6 фрегатов и 6 шняв{426}. Экипаж флота насчитывал 10 711 человек, артиллерия — 1672 орудия{427}.

Гребной флот базировался на Або и в Петербурге. В его составе находились 132 галеры и более 100 островских лодок. К галерному флоту был приписан мощный десант — регулярные войска численностью более 20 тыс. человек (в том числе Преображенский и Семеновский гвардейские полки).

Планом кампании 1719 г. намечалось перенести военные действия на территорию Швеции, чтобы подтолкнуть шведское правительство к скорейшему заключению мира. Парусный флот планировалось перебазировать на Аландские острова. Гребному флоту ставилась задача высадить десанты в районах городов Евле и [152] Норчёпинга. Действия парусного и гребного флотов должны были быть согласованы. Парусному флоту вменялось в обязанность производить разведку и прикрывать действия гребного флота. Русские десанты должны были двигаться к Стокгольму с юга и севера, разрушая военные и промышленные объекты, уничтожая запасы боеприпасов. Петр I не ограничился возможностью воздействовать на Швецию только военной силой. Планом предусматривалось и воздействие на общественное мнение страны. Петр I приказал командующему русским флотом генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину распространить среди шведского населения манифест, напечатанный на шведском и немецком языках. В манифесте разъяснялись причины возобновления военных действий. Россия, сообщалось в нем, всегда изъявляла готовность к миру, но вынуждена снова начать войну против своего желания. Покойный король (Карл XII) был также согласен прекратить войну, но нынешнее правительство желает ее продолжить. Россия не ищет новых завоеваний и согласна даже уступить Швеции занятые русскими территории. Настоящее вторжение в Швецию делается «единственно для того, чтобы желаемого замирения достигнуть можно было». В случае несогласия на мир вина всех бедствий шведского народа возлагалась на шведское правительство. Шведскому народу предлагалось оказать воздействие на правительство с целью предотвращения «приближающегося нападения».

А. И. Остерман привез в Швецию несколько сот экземпляров манифеста. О манифесте были извещены русские дипломаты, находившиеся в различных странах Западной Европы, чтобы они могли повлиять на общественное мнение этих стран и опровергнуть враждебные России лживые вымыслы{428}.

Шведское правительство, затягивая переговоры, не теряло надежды на помощь западных держав — Англии или Франции. Вместе с тем оно готовилось к обороне. Основные силы (в том числе и войска, выведенные из Норвегии) были сосредоточены под Стокгольмом (24 тыс. человек), небольшая часть войск находилась в Сконии и на севере, на восточном побережье страны, ближе к границе с Финляндией{429}.

Шведский флот, насчитывающий в своем составе 11 линейных кораблей, 8 фрегатов, 4 бомбардирских корабля и 2 бригантины, базировался в Карльскруне и Стокгольме. Из этого числа кораблей, реально готовая к боевым действиям одна эскадра в составе 5 линейных кораблей и одного фрегата была направлена в пролив Каттегат{430}, что не способствовало усилению обороны побережья Швеции. Однако сама посылка эскадры свидетельствовала о недооценке русского парусного флота. Шведы не считали его опасным для своего опытного и обстрелянного в морских сражениях флота. Совсем иное мнение о русском флоте составили англичане.

Английский посланник в Петербурге Дж. Джефферис сообщал в Лондон сведения о русском флоте и просил, чтобы английское [153]правительство отозвало своих корабельных мастеров из России с целью нарушения кораблестроения на русских верфях. «Если же не принять этой... меры, — предостерегал Джефферис, — против развития царского флота, нам придется раскаяться... Недавно царь открыто высказал в обществе, что его флот и флот Великобритании — два лучших в мире; если он сейчас ставит свой флот выше флотов Франции и Голландии, отчего же не предположить, что лет через несколько он признает свой флот равный нашему или даже лучше, чем наш? Короче — корабли строят здесь так же хорошо, как и где либо в Европе...», царь принимает всевозможные меры с целью изучить морскую науку и сделать из своих подданных настоящих моряков{431}.

В мае 1719 г. произошло событие, которое заставило шведов по-иному оценить возможности русского флота, а англичан — принять меры по нейтрализации его растущей мощи.

Поскольку переговоры откладывались до приезда шведских уполномоченных на Аланды, а шведский манифест о запрете торговли с Россией от апреля 1719 г. действовал, ревельской эскадре под командованием капитан-командора Я. фон Гофта (Фангофта) — трем линейным кораблям, трем фрегатам и пинку — было приказано провести поиск и обследование острова Эланда. Во время крейсирования было арестовано 13 шведских торговых судов. От пленного шведского шкипера русское командование узнало, что из Пиллау в Стокгольм направляются шведские военные корабли, предназначенные для охраны купеческого каравана.

Адмирал Ф. М. Апраксин приказал эскадре из четырех 52-пушечных кораблей и 18-пушечной шнявы («Портсмут», «Девоншир», «Ягудиил», «Рафаил» и шнява «Наталия»; корабли «Уриил» и «Вархаил» задержались на рейде) под командованием капитана второго ранга Наума Акимовича Синявина (Сенявина) выйти с ревельского рейда на поиск шведского отряда кораблей.

24 мая (4 июня) 1719 г. в 3 часа утра на траверзе острова Эзель шедшие впереди капитаны Синявин (корабль «Портсмут») и К. Н. Зотов (корабль «Девоншир») обнаружили шведские корабли. Не дожидаясь подхода всей русской эскадры, они начали преследование{432}. Заняв подветренную сторону, два русских корабля набрали ход и вскоре подошли, как они и предполагали, к шведам на пушечный выстрел. Дав два предупредительных выстрела по шведскому флагману, они заставили его поднять флаги. «Портсмут» решительно вступил с флагманом в артиллерийскую дуэль, стремясь отрезать его от шведского фрегата и бригантины. Дуэль продолжалась с 5 до 9 часов утра. Фрегат и бригантина направили свой огонь на «Портсмут», стремясь помочь флагману оторваться от русского корабля и выйти из боя. На «Портсмуте» были сбиты штанги и марселя, но он, развернувшись к нападавшим всем лагом, картечными залпами бортовых орудий нижней палубы (дека) заставил фрегат и бригантину спустить флаги. [154]

Капитан Синявин приказал Зотову с кораблем «Девоншир» и шнявой «Наталия» остаться с плененными фрегатом и бригантиной, а капитанам Шапизо (корабль «Рафаил») и Деляпу (корабль «Ягудиил») преследовать уходивший флагман. Исправив повреждения на своем корабле, за ними пошел и сам Синявин. В двенадцатом часу дня русские настигли шведский флагман. «Рафаил» атаковал неприятельский корабль, но, имея больший ход, начал уходить вперед. «Ягудиил» подошел к шведскому кораблю на такое расстояние, которое позволяло бросать с марсов гранаты. Капитан Деляп решил брать неприятеля на абордаж, но шведские матросы изготовились к отражению атаки. Русский корабль изменил курс и произвел всей бортовой артиллерией залп. Развернувшись, «Рафаил» также открыл огонь. Шведский флагман потерял все мачты и опустил боевые флаги.

В плен были взяты 52-пушечный корабль «Вахмейстер», 32-пушечный фрегат «Карлус-Кронвапен» и 12-пушечная бригантина «Бернгардус», 376 рядовых чинов, 11 офицеров, в том числе капитан-командор А. Врангель. Неприятель потерял 50 человек убитыми и 14 ранеными. Русский флот потерял 3 офицеров и 6 матросов, 9 человек было ранено{433}.

Эзельское морское сражение 1719 г. показало превосходные боевые качества русского морского флота. Капитаны Синявин и Зотов решительно вступили в бой с тремя шведскими кораблями. Умелое маневрирование и слаженность действий кораблей, мастерское ведение артиллерийского огня и организованное преследование принесли заслуженную победу русскому флоту. Петр I оценил это сражение как «добрый почин российского флота». В честь победы была учреждена памятная медаль.

Тем временем галерный флот и десантные войска приготовились к походу на шведское побережье. 26 июня (7 июля) — 28 июня (9 июля) 1719 г. был созван Генеральный совет, на котором были поставлены конкретные задачи для парусного и галерного флотов в предстоящей кампании. Прежде всего предписывалось произвести разведку проходов в шхерах. Парусный флот перемещался к Аландским островам, под его прикрытием галерный флот приступал к военным действиям против побережья Швеции. Он разделялся на «две партии». Одна из них начинала действовать в районе города Евле, чтобы отвлечь от Стокгольма неприятеля{434}. После этого вторая партия галерного флота начинала действовать в окрестностях по обе стороны Стокгольма; если же столица будет не укреплена, то предписывалось «напасть на столичное место». Парусный флот выделял из своего состава два отряда. Один из них обязан был крейсировать от Дагерорта до Готланда и следить за шведской эскадрой в Карльскруне, другой отряд (9 линейных кораблей, 2 фрегата и мелкие суда) наблюдал за эскадрой в Стокгольме, предупреждая соединение шведских эскадр, находящихся в Стокгольме и Карльскруне{435}. Некоторые коррективы в план кампании были внесены после разведки у берегов Швеции. Стало известно, что шведские [155] эскадры соединились: 19 линейных кораблей встали в шхерных проходах у крепости Ваксхольм на пути к Стокгольму. Русское командование отметило, что «ежели б так нарочитый флот был в состоянии в море дать баталию, то почто бы так глубоко внутрь заходить?» Был сделан вывод — шведский флот занял оборонительную позицию. Поэтому русскому парусному флоту предписывалось не становиться сразу в гавань у острова Лемланд, а подойти к шхерным проходам и лавировать на виду у неприятеля, чтобы тот «вышел на баталию». Если последний не выйдет, то, следовательно, он будет стоять в бездействии, охраняя шхерные проходы к Стокгольму{436}.

Русский план кампании был составлен и подготовлен исключительно для активных действий флота и десанта. По этому плану предусматривалось начать кампанию с решительного морского сражения с флотом противника. В случае пассивности последнего предписывалось начать действовать галерным флотом и десантами с нанесением отвлекающего удара на севере и с последующей высадкой десантов в районе столицы Швеции{437}.

8 конце июня 1719 г. парусный и гребной флоты соединились у полуострова Гангут и направились к острову Лемланд, входящему в состав Аландского архипелага. 6 (17) июля 132 галеры, 100 лодок, на борту которых находилось 26 тыс. десанта, прибыли к Лемланду. 8 (19) июля парусный флот, в составе которого находился 21 линейный корабль общим вооружением в 1236 пушек, также прибыл к острову. На острове Лемланд была оборудована временная база флотов. К западу и югу от Аландских островов были высланы четыре русские дозорные корабля под командованием Н. А. Синявина, но шведский флот не показывался{438}. Не зная, где будут действовать русские десанты, шведское правительство было вынуждено держать свой флот для охраны всего побережья. Оно с нетерпением ожидало прихода английского флота.

Петр I предусмотрел и эту возможную помощь со стороны Англии. 28 июня (9 июля) 1719 г. он издал еще одну декларацию, которая разрешала торговлю всеми товарами со странами в регионе Балтики, в том числе и со Швецией. Но в декларации был опубликован список товаров, считавшихся контрабандными. Он был невелик: «порох, свинец, селитра, пенька и все, что ко флоту надлежит; хлеб всякий и соль»{439}. С одной стороны, декларация лишала Швецию жизненно важных для ведения войны припасов, с другой — Россия вновь выступила инициатором свободной торговли, чего не объявляла Швеция. Кроме того, русское правительство не конфисковывало контрабандные товары, а задерживало их в портах, что не давало Англии повода посылать свой флот на Балтику якобы для защиты своих торговых судов.

9 (20) июля 1719 г. на о. Лемланд состоялся военный совет, на котором было решено идти «на швецкую сторону для воинских действ». Перед походом Петр I выдал инструкцию командующему галерным флотом адмиралу Ф. М. Апраксину, в которой [156] указывалось: уничтожать военно-промышленные объекты, а «людей не токмо не брать, но не грабить с них и ничем не досаждать, но внушать, что мы воюем для того, что сенат их не склонен к миру». Под страхом смертной казни запрещалось касаться церквей. Купеческие суда, кроме английских, голландских и французских, велено было приводить на Аланд, а старые сжигать. В инструкции предусматривалась атака и самого Стокгольма, но в случае трудностей приказывалось разделиться на два отряда и совершить набег на берег между Стокгольмом и Норчёпингом. Отрядам предписывалось двигаться навстречу друг другу: одному от Стокгольма, другому от Норчёпинга{440}.

Русский соединенный флот 10 (21) июля двинулся к берегам Швеции, но штиль задержал парусный флот, и он вернулся на базу острова Лемланд. Галерному флоту предстояло действовать самостоятельно. Тем не менее 11 (22) июля с Лемланда была выслана в открытое море эскадра Н. Синявина в составе 7 кораблей следить за появлением неприятельского флота. И в дальнейшем постоянно крейсировал дозор из 4–5 кораблей, прикрывая действия гребного флота{441}.

Вскоре галерный флот приблизился к шведскому побережью, его увидели шведские посты, возвестившие сигнальными огнями о появлении русских.

Международная обстановка между тем накалялась. В конце июня 1719 г. английская эскадра адмирала Д. Норриса в составе двух 80-пушечных, двух 70-пушечных, трех 60-пушечных, трех 50-пушечных, одного 40-пушечного, одного 20-пушечного и двух легких кораблей прибыла в Зунд{442}.

Для выяснения намерений англичан 7 (18) июля 1719 г. Петр I послал к Д. Норрису поручика Н. Ф. Головина на фрегате «Самсон» (капитан К. Зотов) в сопровождении корабля «Ягудиил» и пинка «Принц Александр». За ними цепочкой шли несколько фрегатов и корабль «Перл». Таким образом, русский посланец был подстрахован от неожиданного захвата. Петр I мог своевременно получить информацию о действиях англичан и принять соответствующие обстоятельствам меры. Капитан К. Зотов передал адмиралу Норрису декларацию, в которой объявлялось, что Россия не препятствует коммерческому плаванию по Балтийскому морю, но с условием, чтобы на торговых судах не доставлялось шведам военной контрабанды{443}. Петр I писал: «И притом принуждены мы вам объявить, что ежели вы нас о том о всем подлинно и через письменный... ответ и декларацию не уведомите, и не обнадежите, но приближитеся без того объявления со своею эскадрою к нашему флоту пли землям и местам, то мы принуждены то молчание ваше принять за знак противности и злого на нас умышляемого и вам поведенного намерения против нас и флота и земель наших, и принимать против того в безопасность свои надлежащие меры по воинскому резону»{444}.

Английский адмирал принял посланника и не замедлил с ответом. [157] В письме от 11 (22) июля он сообщал: «Я прибыл для оказания покровительства купечеству нашему и утверждения согласия с союзниками государя моего (т. е. английского)»{445}. Адмирал двусмысленным ответом пытался скрыть истинные намерения английского правительства. Декларации, опубликованные русским правительством, не запрещали свободной торговли, а защищать английские купеческие суда столь сильным флотом (14 военных кораблей) не было необходимости. Неясно, о каких союзниках английского короля шла речь — ни Россия, ни Швеция не были в состоянии войны с Англией. Такой ответ не обманул русское правительство, и оно, естественно, расценило прибытие английской эскадры как помощь Швеции. Документы подтверждают враждебные намерения Англии.

Статс-секретарь Стенгоп в послании от 10 июля 1719 г. писал послу Д. Картрету в Стокгольм, чтобы тот поставил в известность шведское правительство о том, что английский король готов помочь Швеции на море. Секретным приказом Норрису предписывалось соединиться со шведским флотом и действовать совместно «таким образом, какой по вашему мнению является наиболее эффективным, чтобы уничтожить царский флот»{446}.

Современные западные историки вынуждены признать этот факт, который тщательно вуалировался или замалчивался зарубежной историографией. Вместе с тем они отметили всю бесплодность попыток Англии силой помешать России вести войну со Швецией{447}.

Появление английского флота в Балтийском море не повлияло на действия русского флота. Русское командование решительно приступило к исполнению задуманного плана. Галерный флот адмирала Ф. М. Апраксина 11 (22) июля стал на якоре у о. Капельшер, находившегося на стокгольмском фарватере от моря к материку. На другой день Апраксин направил отряд генерал-майора П. П. Ласси в составе 21 галеры и 12 островских лодок с 3,5 тыс. человек войска для разведки и высадки десанта севернее Стокгольма. По пути следования им были захвачены три шведа, в том числе лоцман. Они срочно были доставлены в отряд Апраксина.

13 (24) июля главные силы гребного флота в составе 96 галер, 60 островских лодок, свыше 20 тыс. войска направились юго-восточнее корабельного фарватера. Этот путь имел свои выгоды. Идя вдоль стокгольмских шхер, русские галеры имели впереди открытый горизонт, а со стороны моря, защищаемые группой островов от попыток нападения шведского флота, могли осуществлять связь с русскими крейсерами. 15 (26) июля флот Апраксина стал на якорь в 3–4 милях от крепости Даларё, расположенной на материке в 30–35 км юго-восточнее столицы Швеции. От крепости к Стокгольму было два пути — берегом и водой, узким проливом. На совещании было решено послать берегом небольшой отряд казаков и 500 человек на островских лодках. Отряд на лодках должен был исследовать годный путь. Отрядам [158] приказывалось продвигаться к Стокгольму вплоть до пригородов, но в «азарт себя не давать», т. е. не увлекаться, а посеять панику, настолько это будет возможно

Сухопутный отряд возвратился 16 (27) июля. По пути он встретил шведский заслон и захватил в плен 9 человек.

Отряд лодок обнаружил, что пролив заблокирован двумя затопленными судами и охраняется тремя галерами. Лодки вступили с ними в перестрелку и затем возвратились к основным силам русского гребного флота.

Выяснив обстановку, русский галерный флот под командованием Апраксина 19 (30) июля обошел крепость Даларё и между островами Орно и Утэ снова вышел на фарватер, которым дошел до маяка Ландсорт. Во время похода на островах были сожжены медеплавильные и металлургические заводы, взяты в плен купеческие суда. Островские лодки были отправлены в шхеры и к материку. Всего в 25–30 км от Стокгольма действовали поисковые отряды, высаживаемые с лодок. 24 июля (4 августа) 1719 г. галерный флот достиг г. Нечипенга, а через 6 дней — Норчёпинга. В их окрестностях были уничтожены литейные заводы. Немногочисленные шведские отряды разбегались при приближении русских поисковых отрядов.

У Норчёпинга 12 эскадронов шведской кавалерии поспешно отступили, затопив 27 купеческих судов. При отступлении шведы сами подожгли город, да так основательно, что русским солдатам, прибывшим к нему четыре часа спустя, «за великим заявлением огня приступить было невозможно»{449}. Шведы оставили огромное количество цветных металлов, купеческие суда и 300 чугунных пушек различного калибра.

Русский гребной флот 3 (14) августа снова пошел к мысу Ландсорт. По пути к нему присоединялись отряды русских десантов, производивших поиск по пути следования галерного флота. 5 (16) августа у острова Руней к флоту Апраксина присоединились суда бригадира Левашова (10 галер, 29 островских, 2278 человек десанта){450}, крейсировавшие у Аланда для захвата купеческих судов. Левашов арестовал 8 купеческих судов. Крепость Даларё была снова обойдена, но с нее был снят тщательный план.

В это время Апраксин получил от Петра I указание идти к Стокгольму и, выбрав удобное место для стоянки, производить высадку десантов с целью создания угрозы нападения на шведскую столицу, «дабы тем неприятелю отдыха не дать и не почаял бы, что конец кампании»{451}.

Ф. М. Апраксин предполагал поставить галеры в 30 км от столицы Швеции и, высадив войска, идти на Стокгольм сухопутным путем. Однако совет командиров и сам Петр I нашел этот план очень рискованным. Оставленные со слабым прикрытием галеры могли подвергнуться нападению шведского флота. Было решено, что в этом году следует ограничиться разведыванием фарватеров, ведущих к Стокгольму, и защищающих его крепостей, [159] чтобы в будущем году «уже ни за чем ни стоять». С этой целью к Апраксину были присланы инженеры и сведущие морские офицеры. Было выяснено, что к Стокгольму вели три пути в шхерах: Стекзунд, севернее крепости Даларе, — узкий пролив, в некоторых местах не более 30 м шириной и до 2 м глубиной; два пути северо-восточнее о. Капельшера и юго-восточнее маяка Корсё соединялись у крепости Ваксхольм, находившейся в 20 км к северо-востоку от Стокгольма. 13 (24) августа галерный флот Апраксина подошел к фарватеру Стекзунд, и на оба берега пролива были высажены отряды И. Барятинского и С. Стрекалова по 3 батальона пехоты каждый. На левом берегу отряд Барятинского, пройдя чуть более километра пути, наткнулся на передовой отряд шведов, состоящий из двух полков пехоты и одного полка кавалерии. Эти силы шведов входили в состав армии принца Ф. Гессен-Кассельского, предназначенной для защиты Стокгольма (всего около 17 тыс. солдат). Разгорелось настоящее сражение. Оно длилось полтора часа. Шведы не выдержали и обратились в бегство. Наступившая темнота избавила их от преследования.

На другой день для разведки был выслан небольшой отряд русских. Он обнаружил значительные силы шведов, а фарватер — перегороженным затопленными судами — карабасами (карбусами). После разведки было решено обследовать фарватер от о. Капельшера до Ваксхольма. Для рекогносцировки был послан отряд под командой шаутбенахта М. X. Змаевича и генерал-майора Дюпре на 21 галере и 21 лодке. Основные силы флота Апраксина с 15 (26) по 18 (29) августа стояли у островов Мейан, дожидаясь возвращения разведывательного отряда. Змаевич, не дойдя до крепости Ваксхольм 3 км, остановился и, несмотря на пушечную пальбу, обследовал на шлюпках крепость, с которой инженеры сняли план. Под крепостью было обнаружено 5 линейных кораблей и 5 прамов. На одном из кораблей развевался адмиральский флаг. Фарватер к Стокгольму был перегорожен железными цепями. На обратном пути отряд Змаевича, невзирая на присутствие шведской пехоты и кавалерии, при поддержке огня с галер высадился на берег и сжег имение графа Вредена.

18 (29) августа отряд соединился с флотом Апраксина. На следующий день русский галерный флот двинулся к о. Лемланд, где в 10 часов вечера был встречен самим Петром I у вновь построенной батареи.

Столь же успешно севернее Стокгольма действовал отряд генерал-майора П. П. Ласси. Ласси шел северным фарватером вдоль берега, высаживая десанты в Эстхаммаре и Эрегрунде, уничтожая литейные заводы. 20 (31) июля 1719 г. у Капеля (в 7–8 км от г. Форсмарка) русский десантный отряд (1,4 тыс. человек) разбил равный по численности шведский отряд, который, оградив себя засеками (завалами), открыл огонь, но, не выдержав наступления русских, ушел с поля боя, бросив три пушки. [160]

25 июля (5 августа) 1719 г. Ласси высадил 2400 человек десанта для уничтожения железоплавильного завода Леста-Брука. Путь им преградил шведский отряд численностью 300 человек регулярного войска и 500 ополченцев. Угрожая с фронта, Ласси вынудил шведов отступить к основным силам (1600 человек), укрепившим свои позиции в поле. Сковав шведский отряд с фронта, Ласси послал для обхода с флангов два русских отряда. Удар во фронт и с флангов вынудил шведов в панике отступить, оставив семь пушек победителям{452}. 1 (12) августа отряд Ласси подошел к городу Евле, где под начальством генералов Армфельда и Гамильтона было сосредоточено 3 тыс. солдат регулярного войска и 900 вооруженных жителей. Проход на город Евле был защищен 4-пушечной батареей. Из города Упсала двигалось подкрепление. Не «вдаваясь в азарт», отряд Ласси разрушил военные объекты в окрестностях города и двинулся в обратный путь. 16 (27) августа 1719 г. галерный флот и десантные войска Ласси пришли к о. Лемланд на базу русского парусного флота.

Экспедиция русского галерного флота была весьма успешной. Она нанесла шведской военной промышленности значительный урон посредством уничтожения большого количества металлургических заводов. Были обследованы пути в шхерах к столице Швеции. Моральное значение похода также велико. Шведское население было потрясено беззащитностью своей территории. В июле 1719 г. русский посланник на Аландах А. И. Остерман был принят королевой Швеции, которая в резких тонах высказалась о действиях русского галерного флота против шведского побережья. В своем ответе Остерман указал, что эти действия пока носят разведывательный характер, поскольку шведские представители не спешат с заключением мира и практически страны находятся в состоянии войны. Остерман напомнил шведскому правительству о жестокостях шведской армии, проявленных ею в русских пределах, «о чем еще как в землях... так и индо жалостные памяти и ныне явны».

Аудиенция показала, что шведы намеренно обостряют переговоры. Королева вручила Остерману новые условия мира, составленные с помощью английских дипломатов. Они носили провокационный характер. А. И. Остерман, ознакомившись с предложениями шведской стороны, заметил, что «они (королева и канцлер. — Авт.) тужить будут о том, что нынешние добрые депозиции... к миру пропустили...». Шведы требовали возвращения не только Финляндии, но и Эстляндии и Лифляндии. В августе 1719 г. Петр I узнал о новых условиях и приказал прервать переговоры, которые были практически сорваны при содействии английского правительства. Шведское правительство с нетерпением ожидало прибытия английского флота, надеясь с его помощью отвратить угрозу вторжения русских войск и успокоить шведское население, протестовавшее против разорительной войны.

В конце июля в Стокгольма наблюдались случаи возмущения народа против продолжения войны{453}. Королева Ульрика-Элеонора, [161] явно идя вразрез с истинными намерениями, просила русское правительство прекратить военные действия ввиду якобы намечавшегося заключения мира.

21 августа (1 сентября) русский галерный флот и десантные войска ушли в Або, а парусный — в Ревель. Успехам русского галерного флота содействовал парусный флот, находившийся у о. Лемланд. Он следил за безопасностью галерного флота, рассылал крейсера и постоянно поддерживал связь с командующим Ф. М. Апраксиным. Временная база флота была укреплена артиллерийскими батареями, защищавшими вход в бухту. Петр I из действий галерного флота сделал соответствующие выводы. Легкие русские суда проникали в самые недоступные места. Как выразился А. Д. Меншиков, «наши стерляди (галеры) везде прошли». Поэтому, готовясь к кампании 1720 г., Петр I решил создать такое количество судов, которое могло взять на борт 30 тыс. человек десанта. Для будущей кампании было приказано построить 10 конных галер, 12 шхерботов, увеличить количество до 150 островских лодок. Каждой галере придавалась шлюпка{454}. Такая серьезная подготовка русских вооруженных сил диктовалась чрезвычайно усложнившейся международной обстановкой. Англия стремилась поддержать явно клонящуюся к упадку Швецию и нейтрализовать растущую мощь России на Балтике. Английский посланник в Швеции Д. Картрет дал шведам письменное обещание в помощи английского флота, и 11 (22) сентября 1719 г. Швеция уступила Бремен и Верден Ганноверу, т. е. английскому королю Георгу I. Английская дипломатия пыталась создать союз «буферных государств» якобы с целью предотвратить «продвижение России на запад{455}, а на самом деле — заставить европейские государства Данию, Польшу, Пруссию отойти от союза с Россией и оставить ее в политической изоляции. 6 (17) августа Картрет дал указание Норрису соединиться со шведским флотом с целью разгрома и уничтожения русского флота{456}, 16 (27) августа английский флот у о-ва Борнхольм соединился со шведским флотом. Швеция, ободренная помощью, заняла откровенно враждебную позицию на Аландском конгрессе{457}. 4 (15) сентября 1719 г. русские уполномоченные были отозваны с Аландского конгресса. Долгий конгресс прекратил действие, но шведское и английское правительства не добились желаемого успеха. Россия решительно приступила к подготовке завершения военных действий.

Остров Котлин и порт Ревель были дополнительно укреплены. Гавани оградили бонами, в некоторых местах надстроили стены и поставили дополнительные батареи. Для ускорения стрельбы орудий были приготовлены пергаментные картузы, применяя которые можно было не банить орудия, отпущены скорострельные трубки; предписано было стрелять ядрами с картечью и вернее целиться, «дабы действительно были выстрела, а не гром один»{458}. По берегу размещались наблюдательные посты. Для защиты гавани Ревеля было установлено 300 орудий. [162]

Галеры и лодки стояли в готовности с целью отражения неприятеля, если он высадит десант на шлюпках или мелких судах в обход фарватера. Русский флот готовился к зимовке и будущей кампании.

* * *

В 1719 г. Швеция ощутила всю опасность своего положения. Ее военный потенциал оказался настолько истощенным, что надежда отбиться собственными силами от русских десантов была ничтожна. За прошедшую кампанию было уничтожено свыше 20 заводов (металлургических, кожевенных и т. д.), увезено огромное количество железа и меди, потоплено и испорчено несколько тысяч ружей и пушек. Однако людей, не подымавших оружия, не трогали{459}. Но не материальным уроном характеризовалась сложившаяся ситуация, а тем, что Швеция, надеясь на помощь, практически попала в прямую зависимость от другой державы — Англии. Под давлением английской дипломатии, обещавшей помощь, шведское правительство отказалось принять мирные инициативы России. Англия стремилась сколотить антирусский союз в Европе и заставить другие страны защищать английские интересы на Балтике. По замыслам ее дипломатов против России должны были сражаться не англичане, а шведы и привлеченные к войне новоявленные союзники.

21 января (1 февраля) 1720 г. Англия окончательно подписала союзный договор со Швецией. Его одиннадцатый параграф гласил, что король Великобритании пошлет сильную эскадру в распоряжение шведского правительства, чтобы отразить нападение «московитов на Швецию». Кроме посылки эскадры, Англия обязывалась выплачивать Швеции субсидии вплоть до окончания войны с Россией{460}. Но, заключая трактат, Англия не считала нужным связывать себе руки — в договоре указывалось, что посылка эскадры не означает, что Англия вступила в войну. В договоре отмечалось, что союз со Швецией не ограничивает торговлю английских подданных с Россией{461}.

Под давлением Англии 21 января (1 февраля) 1720 г. подписала договор со Швецией Пруссия, обязавшись не оказывать помощь России. Тем не менее прусский король Фридрих-Вильгельм не желал ссориться с Россией. В июне этого же года в специальной декларации он заявил, что не берет на себя никаких обязательств, направленных против русских интересов{462}.

Англия всеми мерами стремились принудить и Данию заключить союз со Швецией. С октября 1719 г. по июль 1720 г. английские дипломаты принуждали датчан к союзу. Только 3 (14) июля 1720 г. Дания была вынуждена принять английское посредничество и заключить договор со Швецией, но по настоянию Франции она потеряла земли, завоеванные у Швеции в ходе Северной войны с помощью России. Таким образом, Дания выпадала из числа надежных союзников{463}. Как писал В. Л. Долгорукий из Копенгагена, «датчане не умолкают нарекают на короля английского [163] за учинение мира, что дружба короля английского королю датскому не правая»{464}.

Попытки английских дипломатов привлечь к антирусской коалиции Австрию, Пруссию, Польшу, Голландию не увенчались успехом. Глубочайшие противоречия, которые существовали со времен борьбы за испанское наследство, и былые отзвуки территориальных притязаний по-прежнему оказывали влияние на взаимоотношения этих стран. Натянутые отношения сохранялись между Францией и Англией. Русское правительство было прекрасно осведомлено о существовавших противоречиях и сумело учесть их при подготовке к кампании 1720 г.

Заранее были предприняты конкретные меры с целью предотвращения слухов о каких-либо территориальных притязаниях России и устранения трений с правительствами Польши, Австрии и Ганновера, а также с государствами, сопредельными с акваторией Балтийского моря. В 1719 г. русские войска начали уходить из Мекленбурга и Польши. Они отводились в районы, прилегающие к Риге{465}.

С целью нейтрализации возможных попыток военного вмешательства со стороны Англии и несмотря на откровенную враждебную политику английских дипломатов, Петр I 8 (19) апреля 1720 г. издал третью декларацию, разрешавшую англичанам торговать в России. Этим актом русское правительство затруднило разжигание враждебной России кампании в Англии{466}. Тем не менее русское правительство не обольщалось относительно улучшения англо-русских отношений. Если общественное мнение Великобритании склонялось в пользу России, то ее правящие круги упорно продолжали готовиться к враждебным действиям. Русский посланник в Англии Ф. Веселовский сообщал в феврале 1720 г. в Петербург, что Англия вооружает эскадру на помощь Швеции. По его сведениям, она насчитывала 30 кораблей, экипаж которых превышал 9 тыс. человек{467}.

Приготовления Англии не обескуражили Россию. Насколько принципиальной была ее позиция по отношению к другим странам, свидетельствовал следующий факт. Как только прервались переговоры со Швецией, в Данию направился отряд русских кораблей (две шнявы и пинк) под командой капитана третьего ранга Н. П. Вильбоа. В сентябре 1719 г. отряд прибыл в бухту и заблокировал свыше 100 английских и голландских судов, готовившихся перевезти хлеб в Швецию. 19 (30) сентября 1719 г. на рейд Данцигской гавани прибыли 3 шведских корабля (линейный корабль, фрегат и пинк). Вильбоа сделал все приготовления к сражению и просил коменданта крепости Вексельмюнде, охранявшей гавань, содействовать ему. Опасаясь шведов, равно как и русских, комендант предложил Вильбоа посредничество с целью пропуска русского отряда в Ревель или Петербург. Вильбоа твердо ответил, что, пока царь Петр I не прикажет возвращаться, он будет «стоять здесь до последнего человека»{468}.

В октябре 1719 г. Петр I приказал русской эскадре возвращаться, [164] но четыре шведских корабля заблокировали выход из гавани, и Вильбоа решил остаться, не допуская шведов в гавань. Петр I, понимая, что прекращение ввоза хлеба в Швецию ставит ее в тяжелейшее положение, был не против зимовки русского отряда в Данциге.

12 (23) апреля 1720 г. сильная шведская эскадра в составе трех линейных кораблей и четырех фрегатов была направлена из Карльскруны в Данциг{469}. По вскрытии льда эскадра прибыла на рейд гавани, но шведская королева, зная о русской декларации от 8 (19) апреля 1720 г. и не желая кровопролитного конфликта, наказала командиру шведской эскадры выпустить отряд Вильбоа из бухты. Шведы предложили русским свободный выход и обещали в течение 24 часов не начинать преследования. Вильбоа согласился уйти с условием разрыва во времени в 48 часов. Получив согласие, русская эскадра благополучно прибыла в Ригу. Этот эпизод подтверждает, что шведское правительство после опубликования русского мемориала не было твердо уверено в посылке английского флота к берегам Швеции. Да и английскому правительству, несмотря на явное желание помочь Швеции военной силой, приходилось исполнять свои обязательства по отношению к ней в завуалированной форме. В начале апреля 1719 г. статс-секретарь Дж. Стенгоп заявил Ф. Веселовскому, что, дабы русское правительство не имело претензий к Англии, он сообщит русскому посланнику «список с трактату нашего со Швецией и с инструкций, которые мы дали адмиралу Норрису». Тем не менее ни копии англо-шведского договора, ни инструкции русскому послу вручены не были. В письменном виде лишь сообщалось, что английская эскадра идет в Балтийское море для защиты Швеции и содействия в заключении мира с Россией{470}. Стенгоп просил довести содержание письма до сведения Петра I. Естественно, такая позиция Англии не могла не повлиять на подготовку вооруженных сил России к предстоящей кампании, которая началась заблаговременно — зимой 1720 г.

С наступлением весны и по вскрытии льда она активизировалась. Адмиралу Ф. М. Апраксину было предписано подготовить парусный флот{471} и морские базы, а командующему сухопутными войсками генералу М. М. Голицыну приказывалось провести смотр войскам в Финляндии. В марте 1720 г. Апраксин дал инструкцию капитан-командору В. фон Гофту провести поиск у берегов Швеции с целью определения мест стоянок для русского флота. В ней было указано не входить в конфликт с иностранными торговыми судами, но с особой строгостью отнестись к осмотру шведских торговых судов. Предписывалось внимательно следить за приходом английских военных кораблей в Балтику. С этой целью из эскадры выделялся корабль для крейсирования в районе Дагерорта. С появлением англичан эскадре Гофта было велено идти к Наргену и послать сообщение об английском флоте в Ревель{472}.

14 (25) апреля 1720 г. эскадра Гофта в составе 7 кораблей [165] и 1 фрегата вышла на поиск к берегам Швеции{473}. Фрегат «Ландсдоу» под командой капитана П. Бенса был направлен из Ревеля с целью перехвата 11 торговых судов, на которых шведы намеревались из Голландии перевезти медные пушки. Фрегат Бенса, не обнаружив судов, прибыл в Копенгаген и остался в распоряжении посла Долгорукого до сентября 1720 г.

Петр I планировал начать военные действия зимой. Для этой цели выделялась партия казаков, которой предписывалось перейти по льду Ботнический залив из Басы в Умео и тревожить шведское побережье. Таким образом, несмотря на то что Англия подписала союзный договор со Швецией, русское правительство не отказалось от активных действий. Теплая зима и слабый ледовый покров залива вынудили русское командование отказаться от выполнения этого плана. Было решено отложить операцию до весны и выполнить ее галерным флотом с десантом. 4 (15) марта был выработай план действий. Им предписывалось послать треть галер к городу Васе, перейти Ботнический залив и действовать в районе шведского города Умео, нанеся отвлекающий удар. Главным силам галерного флота предстояло идти проливами Аландского архипелага к шведскому побережью в район города Гевле, «чтоб какой возможно убыток неприятеля учинить, дабы тем обнадеживание английское опровергнуть», но в «азарт себя не допускать, дабы ежели проиграем... более неприятелей самим на себя не подвигнуть». Ревельской эскадре под командованием Гофта надлежало «прикрыть флот галерный» и иметь надежную связь с командующим русским флотом Ф. М. Апраксиным, который находился в Ревеле{474}.

22 апреля (3 мая) 1720 г. в Ревель был послан указ подполковнику П. М. Голицыну подготовить полки гвардии и галеры к походу{475}. Три полка (Ингерманландский, Астраханский и Киевский) направлялись в Ревель для защиты от возможного нападения шведского десанта, который при помощи английского флота мог высадиться у Ревеля. Гавань на острове Котлин также была усилена устройством двух дополнительных батарей из ста и восьмидесяти 18–24-фунтовых пушек.

В конце апреля галерный флот из 105 галер (из них 19 конных), 110 островских лодок, 8 бригантин и десанта численностью в 24 119 человек{478} вышел из Або по направлению к западным островам Аландского архипелага. Активным действиям русского десанта способствовало сообщение русских послов Б. Куракина из Гааги и В. Долгорукого из Копенгагена. В феврале — марте 1720 г. они писали русскому правительству о состоянии готовности шведов и англичан к предстоящей кампании. По их сведениям, шведы готовили десант и транспорт на 24 тыс. человек. К кампании на море вооружалось 17 военных кораблей. Шведское правительство ожидало помощи войсками от Ганновера, а из Англии — прихода военного флота. Русские послы также сообщали, что шведам будет трудно собрать войска из-за «малолюдства», английский флот задержится на месяц: англичане ссылались [166] на трудности перехода пролива Каттегат в темные ночи{477}. Эти сведения были весьма своевременны и повлияли на планы кампании.

Русское командование решило действовать, опережая противника. Петр I уже 11 (22) апреля 1720 г. дал указание адмиралу Апраксину о подготовке десантов к боевым действиям: «Приход Норисов не так чается быть скор, как разглашали, и для того писали, мы к господину кн. Голицыну, ежели возможно до его (Норриса. — Авт.) прибытия делать, чтоб не опуская времени делали осмотр по тамошним случаям»{478}. Пока английский флот в составе 21 линейного корабля и 10 фрегатов начал 16 (27) апреля свое движение к берегам Швеции, 24 апреля (5 мая) к неприятельскому побережью, как предписывалось планом, вышел из Або русский отряд под командованием бригадира Менгдена на 35 галерах (из них 9 конных) с 6282 солдатами десанта (в том числе 162 казаками){479}. Пройдя шхерами до Васы, русский отряд пересек Ботнический залив и приблизился к побережью Швеции в районе городов Старый и Новый Умео. Менгден высадил конных казаков, произвел разведку побережья и, углубившись более чем на 30 км, разорил неприятельские магазины, захватил торговые суда. 8 (19) мая его отряд благополучно вернулся в Васу.

Английский флот только 12(23) мая прибыл в Швецию и, соединившись со шведским флотом, двинулся к берегам России, не подозревая, что русские войска хозяйничают за его спиной на побережье Швеции. Результаты экспедиции Менгдена были оценены следующим образом: «Хотя сей поиск над неприятелем не может в велико почтен быть, ежели бы то в иной случай было учинено; но при сем случае, когда английский флот обещал их оборонить, пред которых очьми то учинено, за знатное дело почтен быть может»{480}.

Экспедиция русского отряда показала шведскому правительству, что защита англичан не может избавить Швецию от десантов русского флота. Набег отряда вынудил шведское командование отказаться от активных действий против русских военных портов.

В конце мая 1720 г. англо-шведский флот появился у Ревеля, где все было готово к защите. Помимо гарнизона, население города вооружилось не только ружьями, выданными губернатором, но и личным оружием. Вскоре англо-шведский флот приблизился и стал на якорь в трех милях от города{481}. Английский флот насчитывал в своем составе 18 линейных кораблей (от 50 до 90 пушек на каждом), 3 фрегата, 2 бомбардирских судна и

1 брандер. Шведский флот состоял из 7 линейных кораблей (от 64 до 70 пушек на каждом), пинка, бомбардирского судна и 2 брандеров{482}.

Адмиралу Норрису немедленно был послан запрос от командующего русским флотом Апраксина, с какой целью прибыл английский флот, и указывалось, что «такое выше приближение [167] к оборонам здешних мест принадлежащим, не инако как за явной знак неприятства от нас принято быть может и мы принуждены будем в подлежащей осторожности того себя содержать»{483}. Норрис написал ответ на имя Петра I, но Апраксин, не имея полномочий непосредственно принимать письма на имя царя, не взял его. Норрис был вынужден объясняться с русским адмиралом. В письме Апраксину он писал, что приход английского флота на Балтику совершен исключительно с целью посредничества в переговорах России и Швеции{484}. Адмирал Апраксин в своем ответе напомнил Норрису о дипломатических правилах и указал, что если английский король желает что-либо предложить русскому царю, то он может прислать посланника или самого Норриса с полномочной грамотой, как это принято между государствами. Пока шла длительная переписка между адмиралами, англо-шведский флот занялся промерами глубин между Наргеном и Вульфом с целью выяснения возможности высадки десанта. Были предприняты и практические действия. Высадившись на острове Нарген, союзные силы сожгли «избу да баню, которые сделаны были для работных людей»{485}. Совершив этот «подвиг», они не знали, что делать дальше. Адмирал Норрис убедился, что нападение на укрепленное русское побережье без достаточных сухопутных войск неосуществимо. Положение англо-шведского флота усугублялось и слабым знанием акватории этого района. Насколько неподготовленной оказалась эта экспедиция, свидетельствует и тот факт, что советником англичан был француз барон Сент-Илер, бывший директор русской Морской академии, уволенный с русской службы по несостоятельности. Сенатор А. А. Матвеев весьма точно определил знания французского барона. В декабре 1716 г. он писал: «С. Илер, во время пребывания своего в академии, ни одного кадета в дальнейшую науку не произвел, и успехов в самой меньшой науке свидетельствовать не может, не только не превосходит профессоров, но и навигаторской науки не знает»{486}. В свое время один из проектов Сент-Илера заслужил от Петра I следующую резолюцию: «По сему мочно знать, что не много ума, понеже всех глупее себя ставить»{487}. Англичане и сами дивились знаниям барона. «Знаток России» на карте ревельского рейда, составленной им, указал речку Бригитовку (Пириту), якобы протекающую через гавань.

Пока союзники в течение трех дней маялись под Ревелем, адмирал Норрис 2 (13) июня получил неожиданное известие о нападении русского десанта под командованием Менгдена на шведское побережье. Союзный флот вынужден был спешно идти к Стокгольму{488}. Норрис даже не дождался ответа Апраксина на свое второе письмо. Так бесплодно закончился поход англо-шведского флота.

Тем временем Петр I продолжал подготовку к действиям на море. Он произвел боевую проверку вновь спущенных судов русского флота. В 5 милях от крепости Кроншлот в течение нескольких дней 5 линейных кораблей проводили учения, которые [168] были признаны успешными{489}. Присутствие английского флота на Балтике не повлияло на планы русского командования. Оно по-прежнему стремилось оказать давление на шведское правительство и посредством десантов вынудить его начать мирные переговоры.

12 (23) июня эскадра под командованием Гофта отошла от острова Котлин и приступила к крейсированию между Гангутом и Рогервиком. Галерный флот под командованием М. М. Голицына переместился из гавани острова Лемланд к финским берегам залива. Русское командование считало необходимым сосредоточить галерный флот и десантные войска в одном месте под прикрытием парусного флота впредь до выяснения направления дальнейших действий соединенного англо-шведского флота. Но это решение не означало отказа от активных действий. Гренгамское сражение явилось ярким свидетельством наступательного характера кампании 1720 г.

После ухода русского галерного флота от о-ва Лемланд там появились разведывательные шведские галеры. Петру I донесли, что три шведские галеры захватили одну из семи русских лодок, севшую на мель. Несмотря на то что из русских воинов никто не попал в плен, Петр I выразил недовольство потерей лодки. Он приказал М. М. Голицыну провести разведку и очистить Лемланд от неприятеля.

24 июля (4 августа) русская флотилия под командованием Голицына в составе 61 галеры, 29 лодок, на которых находилось 10 941 человек десанта{490}, вышла к Або, намереваясь достичь Аландского архипелага. Там недалеко от о-ва Лемланд уже находились две шведские эскадры: под командованием К. Шёблада в составе 1 линейного корабля, 2 фрегатов, 2 галер, галиота и 2 шхерботов; вторая эскадра под командованием К. Вахмейстера насчитывала 3 линейных корабля, 12 фрегатов, 8 галер, 2 бригантины, 3 шхербота, галиот, шняву и брандер{491}.

26 июля (6 августа) русские галеры подошли к проливу близ Лемланда и у острова Фрисберг обнаружили эскадру Шёблада. Сильный ветер и большие волны помешали ее атаковать. Русские галеры стали на якорь у берега в затишье и выжидали удобного момента для атаки. Но ветер не стихал. На следующий день состоялся консилиум командиров русского флота, на котором было решено: отойти к удобной стоянке у острова Гренгам и, «когда погода будет тихая, а оные суда далече не отступят, чтоб абордировать». Как только русские галеры стали выходить из-под прикрытия острова Рёдшер с плеса Гренгама по направлению к проливу между островами Брендё и Флисё, эскадра вице-адмирала Шёблада, усиленная кораблями из другой эскадры (всего 14 вымпелов: 1 линейный корабль, 4 фрегата, 3 галеры, шнява, галиот, бригантина и 3 шхербота), снялась с якоря и устремилась в погоню за русским гребным флотом{492}. Русские галеры втянулись в пролив между островами, изобилующий мелями и рифами. Четыре шведских фрегата, шедшие первыми, попав в узкое [169] место, с трудом лавировали и управлялись. М. М. Голицын приказал галерам остановиться и атаковать шведов. К. Шёблад, шедший на линейном корабле за фрегатами, дал сигнал своим кораблям построиться в боевой порядок — развернуться бортами к галерам, чтобы встретить их залпами бортовой артиллерии. Крупные и глубоко сидящие корабли шведов с большим радиусом циркуляции оказались беспомощными. Фрегаты «Венкерн» и «Шторфеникс», разворачиваясь, сели на мель и были окружены русскими галерами. Закипел упорный абордажный бой. Ни высокие борта, ни абордажные сетки не остановили порыв атакующих. Шведские корабли были взяты в плен. Два других, фрегата, «Кискин» и «Данскерн», пытались вырваться из западни, но им помешал маневр командующего эскадрой вице-адмирала Шёблада. Увидев решительную атаку галерного флота, не обращавшего внимания на отчаянное сопротивление команд шведских кораблей, Шёблад попытался сделать фордевинд (поворот по ветру) и, поймав направление ветра, уйти в открытое море. Инерция хода, ограниченное время для переноса парусов до нужного угла неминуемо закончились бы пленением корабля. Шёблад приказал бросить якорь, не опуская парусов. Его корабль совершил поворот на месте, поймал ветер. Обрубив канат, [170] Шёблад повел его в открытое море. Этот маневр шведского флагмана перекрыл дорогу фрегатам «Кискин» и «Данскерн», которые были взяты на абордаж. По сигналу М. М. Голицына свыше десятка галер под началом полковника Чубарова пустились в погоню за флагманом. Свежий ветер помешал погоне, хотя выстрелами пушек с галер у флагманского корабля были отбиты доски кормы{493}.

Русские взяли в плен четыре фрегата («Шторфеникс» — 34 пушки, «Венкерн» — 30 пушек, «Кискин» — 22 пушки, «Данскерн» — 18 пушек) и 407 человек экипажа. 103 человека шведы потеряли убитыми{494}.

Русские потеряли 82 человека убитыми и 246 ранеными. Бой был ожесточенным и решительным. Об этом свидетельствует и тот факт, что более 40 человек были обожжены пушечными газами, 43 галеры получили серьезные повреждения{495}.

Гренгамская победа произвела внушительное впечатление в Европе. Она показала, что помощь англичан не спасает Швецию ни от набегов на ее побережье, ни от пленения шведских военных кораблей.

Петр I по поводу победы писал А. Д. Меншикову, что она произошла «при очах английских, которые равно шведов обороняли, как их земли, так и флот»{496}.

Шведские плененные фрегаты были приведены в Петербург. В честь победы выбили медаль с надписью: «Прилежание и храбрость превосходит силу». Гренгамская победа угнетающе подействовала на иностранных дипломатов, которые надеялись с помощью английского флота запугать Россию{497}.

Успех Гренгамского сражения был достигнут благодаря тесному взаимодействию сухопутных войск и флота. Массовое и организованное применение галер отвечало условиям театра военных действий. Шхерные районы были заблаговременно хорошо изучены. Армейские десантные соединения и части отличались высокой степенью подготовки. Парусный флот вел разведку и охранение галер в открытом море. Победа при Гренгаме оказала большое влияние на ход войны.

После сражения русский корабельный флот возвратился на стоянку в Ревель и Котлинскую гавань. Галерный флот отошел на финские базы, обеспечивая безопасность побережья Финляндии. Главные силы сухопутных войск (15 полков) расположились в Або, а 5 полков — в Гельсингфорсе. Так завершилась военная кампания 1720 г. Теперь развернулась борьба на дипломатическом поприще, проходившая в обстановке возраставшей нервозности шведского правительства.

* * *

В июне 1720 г. новый король Швеции Фридрих I Гессен-Кассельский{498} заявил, что страна не может продолжать войну, если, кроме Англии, ей не окажут помощи Франция и Пруссия. Французский дипломат Г. Де-Лави сообщал: «Король шведский [171] и королева, супруга его, сильно тронуты горестным положением, до которого дошли, стали, по-видимому, сожалеть, что в начале первых переговоров о восстановлении мира на севере предпочли короля Великобритании царю. Они только поэтому согласились на все, сделанные ими в пользу этого государя, так и в пользу королей прусского и датского, уступки, что их уверили, будто за эти уступки им помогут возвратить все провинции, отнятые у Швеции царем; а между тем не только эти уверения не исполнились в действительности, но они увидели себя в необходимости купить мир с этим монархом путем еще новых уступок»{499}.

После Гренгама в Швеции наступило отрезвление. Правительство было потрясено поражением своего флота. Вызывала недоумение пассивность флота английского. Правительство Великобритании много обещало, но ничего не предприняло для спасения Швеции. Англия воочию убедилась, что демонстрация силы не принесла ожидаемого результата, а к серьезному столкновению с Россией она не стремилась. Население, особенно купечество и парламентарии, осуждало какие-либо военные действия против России. Было ясно, что русское государство не позволит оказывать на себя ни политическое, ни военное давление. Политика короля Георга I, пытавшегося сколотить антирусскую коалицию, после Гренгамской битвы оказалась на грани провала. В дальнейшем по мере развития событий она потерпела полный крах. Как и предполагал Петр I, английский народ не желал воевать [172] за чуждые ему интересы. Англичане понимали, что в случае непосредственного вступления страны в войну против России на успех нельзя было рассчитывать{500}.

Посланник Де-Лави в письме во Францию от 30 августа (10 сентября) указывал, что Россия становится с каждым днем все могущественнее и опаснее для соседей. Однако царь показывает «расположение жить в мире... и примириться со Швецией... Англия нисколько не пугает его... Царь пользуется пребыванием своим в столице для улучшения зданий и каналов в городе, а также и для ускорения постройки кораблей. За лето спустили уже четыре линейных корабля и рассчитывают до зимы спустить еще два, а в будущем году шесть; здешнему государю постройки их обходятся гораздо дешевле, чем другим нациям...»{501}.

В августе 1720 г. французское правительство, оценив ситуацию, предложило свое посредничество в переговорах между заинтересованными странами: Россией, Швецией и Англией. Оно надеялось нажить политический капитал, а заодно и ослабить влияние Англии в районе Балтийского моря{502}. Английская дипломатия оказалась в затруднительном положении. Растущая мощь России и ее авторитет на международной арене могли способствовать образованию коалиции в составе России, Польши и Австрии, к которой могли примкнуть Дания и Пруссия{503}. Боясь оказаться в изоляции, английское правительство решило поддержать идею мирных переговоров.

Англия отклонила просьбу шведского правительства оставить на зимовку несколько кораблей. Английский секретарь Д. Стенгоп в письме адмиралу Норрису от 1 (12) октября 1720 г. указывал, что выполнение просьбы шведского короля об оставлении на зимовку кораблей с целью оказания помощи Швеции в начале 1721 г. не даст желаемого результата, поскольку в период замерзания моря они будут бесполезны{504}. Но истинные причины отказа раскрыл сам Георг I. Он писал Фридриху I: «Я заклинаю ваше величество, как верный друг и союзник, не теряя времени, заключить мир с царем и устранить, поскольку это от вас зависит, неудобства и опасности, каким подвергает вас и ваше королевство теперешнее положение»{505}. Английский король советовал шведскому правительству заключить мир без его посредничества. Фактически это означало отказ от тех условий, которые он упорно отстаивал в течение 1719–1720 гг. Это был полный провал английской дипломатии, так много обещавшей Швеции, которая была поставлена на грань военного и экономического краха.

9 (20) августа 1720 г., когда по существу закончились военные действия, в Стокгольм был послан русский уполномоченный А. И. Румянцев с официальной миссией поздравления Фридриха I со вступлением на престол. Шведское правительство ожидало, что он привез условия мирного договора. Но их не оказалось. Было предложено только заключить временное перемирие [173] и обменяться пленными. Шведы были крайне разочарованы, поскольку многого ожидали от приезда Румянцева.

2 (13) мая, когда еще шли военные действия, Фридрих I отправил в Петербург своего генерал-адъютанта М. Виттенберга для извещения русского правительства о своем вступлении на престол. Петр I оказал исключительное внимание шведскому посланнику. Он показал ему Петербург и остров Котлин — русскую базу военного флота, заметив при этом: «Хотя и не обычай между воюющими показывать крепости неприятельскому офицеру, но зато теперь Швеции не надобно терять денег на шпионов, понеже посланник все видел»{506}. Шведы надеялись, что Петр I возьмет на себя инициативу начала переговоров. Но они ошиблись. Просить о мире русские не собирались, ибо ждали предложений от противника. В последние дни пребывания Румянцева в Стокгольме шведское правительство заявило о своем желании «для общего блага обоих государств и пресечения разлития крови» начать мирные переговоры.

12 (23) ноября А. И. Румянцев возвратился в Петербург и поставил в известность царя о том, что шведы желают мира. Петр I не замедлил с ответом. Он отправил письмо королю Швеции, в котором советовал «прямо приступить к переговорам о мире», и предложил место переговоров — финские города Ништадт или Раумо на выбор{507}. Местом переговоров был выбран Ништадт. Шведский король попросил французского посланника Я. Кампредона встретиться с русским правительством и выяснить его позицию{508}. Он надеялся, что английские и французские дипломаты могут оказать ему помощь и избежать унизительных условий мира. Эта надежда возникла в результате решения английского правительства выслать русского посла М. Бестужева из Лондона, после того как он вручил английскому королю декларацию, в которой в открытой форме осуждались действия Великобритании по отношению к России.

23 ноября (4 декабря) 1720 г. Бестужев покинул Англию. Петра I это не удивило, так как он отлично понимал, что английское правительство вынуждено было хотя бы в дипломатической форме высказать свое отношение к России. Но реальной помощи Швеции оно уже не могло оказать. Русское правительство предвидело колебания Швеции и ее ожидание помощи со стороны крупных европейских государств, но этим надеждам не суждено было сбыться. В депеше от 27 декабря 1720 г. (7 января 1721 г.) французский посланник Г. Де-Лави сообщал: «Достоверно одно, что его царское величество отнюдь не намерен провести себя лживыми переговорами и весьма предусмотрительно старается обезопасить себя от всяких нечаянностей». С сожалением отмечалось, что теперь у русских столько агентов при иностранных дворах, что они знают все, что там делается Действительно, русское правительство готовилось во всеоружии встретить предстоящие переговоры. В этом убедился и Я. Кампредон, прибывший в феврале 1721 г. в Петербург. [174]

Кампредон, согласно инструкции Фридриха I, попытался навязать России условия шведской стороны: русским предлагалось ограничиться Петербургом, Нарвой, Кексгольмом и землями Ингрии.

Русское правительство твердо стояло на позициях программы, которую оно выдвигало на Аландском конгрессе: к России должны были отойти Эстляндия с Ревелем, Лифляндии с Ригой, Ингерманландия, Выборг и Карелия. Как и прежде, Россия отказывалась от присоединения Финляндии. «Мы не хотим больше иметь столкновения со своими соседями, — заявил А. Д. Меншиков, — а для этого надо, чтобы нас разделяло море. Царь не уступит ни Ливонию, ни Эстонию, а с другой стороны, он не желает из собственного окна видеть землю соседа»{510}. Русская сторона была согласна сделать еще некоторые уступки — заплатить денежную компенсацию за Лифляндию и не поддерживать притязаний голштинского герцога Карла-Фридриха на шведский престол{511}. На этом предварительные переговоры окончились. Кампредон увидел, что «шведы имеют самое ложное понятие о состоянии дел царя...». Пребывая в Петербург, он через надежных агентов собрал сведения о военном положении России. Ему сообщили, что русская армия насчитывает 115 тыс. человек регулярного войска и что русская пехота находится в превосходном состоянии. Солдаты и офицеры регулярно получают денежное пособие. Казна полна, открываются залежи железной руды, доходы растут. В Финляндии сосредоточено 25 тыс. солдат, и царь планирует переместить туда еще 15 тыс. человек, намереваясь создать 40-тысячный десант. Для этого готовы 200 галер. Русский флот насчитывает около 48 военных кораблей, не считая фрегатов. Всего же у него имеется в наличии 300 галер и более 1100 грузовых судов. Царю известно о бедственном положении в Швеции{512}. Эти сведения еще раз убедили Кампредона, что для спасения Швеции необходимо скорейшее согласие короля, с тем чтобы предотвратить готовящуюся кампанию русских. В конце марта 1721 г. Кампредон вернулся в Стокгольм с твердым намерением убедить короля согласиться заключить мир на условиях, предложенных русским правительством.

Петр I деятельно готовился к предстоящей кампании. У шведского правительства необходимо было отнять всякую надежду на затягивание мирных переговоров, открытие которых намечалось на апрель 1721 г. В последний год войны русские вооруженные силы находились в блестящем состоянии. Помимо регулярной армии, насчитывавшей свыше 100 тыс. человек пехоты и кавалерии, в России находились гарнизонные войска, состоявшие из 51 полка пехоты и 4 драгунских полков общей численностью в 71 339 человек. Иррегулярная конница (донские, украинские казаки, башкирские и калмыцкие конники) составляли контингент в 125 тыс. человек. Русская крепостная артиллерия насчитывала 8100 стволов. Особенно сильно был вооружен Петербург — 590 орудий{513}. [175]

Продолжал наращивать свою мощь и русский флот. В феврале — марте 1721 г. на воду в зимних условиях были спущены еще три корабля. Для этого во льду сделали проруби, заполнив их мелкими кусками льда. Спуск прошел благополучно. Парусный флот приводился в боевую готовность. К кампании 1721 г. готовили 29 линейных кораблей, 6 фрегатов, вооруженных 2128 орудиями. Экипаж флота насчитывал 16 121 человека{514}. Галерный флот включал 171 галеру и 22 870 человек десанта{515}.

В ином состоянии находились вооруженные силы Швеции. Страна была доведена почти до полного экономического краха. Войска даже не получали жалования. По сведениям агентов было выяснено, что к предстоящей кампании в окрестностях Стокгольма готовят лагерь на 20 тыс. человек солдат, но армия не надежна. Офицеры и солдаты недовольны ни королем, ни сенатом, ибо у них наполовину сокращено жалование. В войсках отмечалось брожение. В марте взбунтовался кирасирский полк.

Он воспротивился переформированию в пехотный и направлению пешим порядком на защиту Стокгольма. В мае 1721 г. войска открыто заявили, что если им не будут платить жалованья, то при вступлении русских на берег Швеции они не станут обороняться и сложат оружие. Отмечалось, что моральное состояние населения Швеции сильно упало. «Вся Швеция, — писал М. Бестужев, — в великой бедности и в отчаянии, что больше войны не хотят и что все единогласны в том намерении, наипаче же и войска»{516}.

Швеция намеревалась иметь к предстоящей кампании 18 линейных кораблей и сильный галерный флот. Но сделать это не было ни сил, ни средств. Удалось подготовить только 11 линейных кораблей, 3 фрегата, брандер и немногим более 30 галер{517}. В целях дезинформации относительно своих реальных возможностей продолжать войну правящие круги Швеции стали распространять ложные сведения, будто на помощь к ним отправлено 20 тыс. австрийских, 20 тыс. французских, 10 тыс. датских и 16 тыс. английских войск{518}.

Петр I внимательно следил за действиями шведского правительства. В замок Кронборг (близ Копенгагена) был послан лейб-гвардии урядник И. Толстой. В случае прибытия английского флота в Копенгаген ему надлежало пересчитать корабли и, наняв судно, срочно доложить об этом командующему русским Балтийским флотом Ф. М. Апраксину. Подобные же инструкции получили представители России в Голландии (Б. И. Куракин) и Дании (М. П. Бестужев).

Шведское командование планировало, как и в прежнюю кампанию, вести оборонительные действия. Большие надежды возлагались на помощь Англии. Король Георг I обещал послать английский флот на Балтику, а также содержать 15 тыс. шведского войска за свой счет. Он советовал шведам заключить перемирие до мая 1721 г. Важно было выиграть время для создания коалиции против России. И на этот раз шведское правительство [176] было введено в заблуждение. Оно снова ориентировалось на помощь извне без твердых гарантий ее получить.

24 апреля (5 мая) 1721 г. в Ништадт прибыли шведские уполномоченные И. Лилиенштет и О. Стремфельд. Через три дня туда приехал и русский уполномоченный Я. В. Брюс, а в мае — А. И. Остерман. Представители Швеции начали договариваться о мире и просили именем своего короля, чтобы воинские действия были остановлены. Но это миролюбие явилось результатом выжидательной тактики. Шведская сторона надеялась выяснить, какую позицию займет Англия и насколько действенной будет ее помощь.

Русское правительство самым пристальным образом следило за развитием событий. В апреле 1721 г. из Гааги от Б. И. Куракина пришло сообщение, что английский флот намерен отбыть к берегам Швеции. Его командующему адмиралу Норрису было приказано «токмо оборонять Швецию, а наступательного ничего не чинить»{519}. Английское правительство уже не решалось на открытое вмешательство в военные действия на Балтике. Посланнику в Швеции У. Финчу указывалось, что Англия не в состоянии более поддерживать Швецию, ибо нет шансов пожать плоды, на которые шведский король рассчитывал от помощи Англии, и потому необходимо стремиться к миру.

13 (24) апреля 1721 г. английский флот под командованием Д. Норриса отправился на Балтику. Он насчитывал в своем составе 25 линейных кораблей и 4 фрегата{520}.

В конце апреля флот прошел мимо Копенгагена и встал у острова Борнхольм. 3 (14) мая 1721 г. Петр I писал М. М. Голицыну, что «английский флот ... пошел в море и чаю его быть ныне в Зунде, того имейте осторожность»{521}. Русское командование приняло решение направить к берегам Швеции десантный отряд П. П. Ласси. Оно считало, что таким образом можно скорее заставить шведов заключить мир. Отряд Ласси состоял из 5 тыс. человек пехоты и около 400 казаков. Он располагался на 30 галерах, 9 лодках, 33 шлюпках и 1 боте. Отряд благополучно прошел мимо мыса Гангут и взял курс на Аландский архипелаг. Затем он пересек Ботнический залив, 17 (28) мая приблизился к крепости Евле и произвел высадку в 2 км севернее ее. Небольшие партии, выделенные из его состава, углублялись на несколько миль. Шведские войска серьезного сопротивления не оказывали. 8 (19) июня 1721 г. десант Ласси дошел до Умео, где стояли два шведских полка (пехотный и кавалерийский), которые при приближении русских стали уходить в Питео. Отряд Ласси морем переместился в этот район. Оттеснив шведов, русский десант произвел высадку. Здесь Ласси получил приказ прекратить военные действия.

Выполнив поставленную задачу, отряд Ласси 17 (28) июля вернулся в город Васа. Основной результат похода десанта Ласси состоял в моральном воздействии на противника. П. П. Ласси рапортовал М. М. Голицыну: «В здешней земле великий страх [177] происходит, а войско, кроме двух полков, кои здесь в Вестерботе (район Умео — Питео. — Авт.), пошло все к Стокгольму...»{522} Швеция оказалась неспособной отразить небольшой русский десант. Правительство страны, опасаясь прямого нападения на столицу, стягивало войска к Стокгольму, оставив фактически без защиты все северо-восточное побережье. Шведские уполномоченные в Ништадте от имени короля обратились 30 мая (10 июня) к русским послам с просьбой прекратить военные действия. Брюс и Остерман выразили готовность это сделать. 7 (18) июня 1721 г. шведы предложили заключить прелиминарный договор. Но Петр I справедливо усмотрел в этом попытку затянуть время, чтобы затем отказаться от подписания мирного договора. Русские уполномоченные, следуя указаниям Петра I, отклонили предложение подписать прелиминарный договор. Они настаивали на окончательном решении спорных вопросов. Главным условием мирного договора являлось обеспечение для России выхода к Балтийскому морю, закрепление за Россией ее исконных земель на побережье Финского залива, а также Эстляндии и Лифляндии.

Шведские уполномоченные, видя, что русское правительство выполнило их просьбу прекратить военные действия, снова начали тянуть время. Они вели долгую переписку со своим правительством, объясняя задержку ответов то непогодой, то длительным обсуждением вопросов в шведском сенате (Государственном совете).

30 июля (10 августа) М. М. Голицын получил из Петербурга приказ: со всем галерным флотом и десантом идти к Аландским островам и действовать по указаниям русских уполномоченных в Ништадте. В конце августа 1721 г. соединенный русский флот из 124 галер под командованием М. М. Голицына остановился у одного из островов Аландского архипелага. Затем он произвел разведку, готовясь начать активные военные действия против шведов. Единственным средством избежать вторжения русских десантов на шведскую территорию было теперь заключение мирного договора. Он был подписан 30 августа (10 сентября) 1721 г.

Петр I был доволен столь благополучным завершением. Он писал русским уполномоченным: «Скорая ведомость нас всех зело обрадовала и что сия трехвременная жестокая школа такой благой конец получила, понеже трактат так вашими трудами зделан, хотя б написав нам и толко для подписи послать шведам более бы того учинить нечего, за что вам зело благодарствуем. И что славное в свете сие дело ваше никогда забвению предатися не может, а особливо что николи наша Россия такого полезного мира не получала...»{523}.

Между сторонами устанавливался «вечный истинный и ненарушимый мир на земле и на воде»{524}. Швеция уступала России «в совершенное непрекословное вечное владение и собственность» Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Карелии с [178] Выборгским округом, города Рига, Пернов, Ревель, Дерпт, Нарва, острова Эзель и Даго и другие прибрежные территории.

Условия Ништадтского мира отвечали интересам России. Она получала возможность наладить культурное, экономическое и политическое общение со странами Запада, многие из которых, в свою очередь, были жизненно заинтересованы в развитии экономических, особенно торговых, связей с Россией. В результате заключения Ништадтского мира Россия возвратила себе берега Балтийского моря.

Для Швеции мир был крайне необходим. Война пагубно отразилась на состоянии шведской культуры и экономики. Она унесла тысячи человеческих жизней. Хозяйственная жизнь страны замерла. После окончания Северной войны экономика страны стала восстанавливаться. Для Швеции мир явился и освобождением ее внешнеполитического курса из-под влияния Англии.

В России заключение мира было отмечено большими празднествами. Петр I лично объявил народу и войскам о подписании мира. Карнавальные шествия сопровождались пальбой из пушек Петропавловской крепости и фейерверком. Такими торжествами было отмечено рождение великой европейской державы — России.

Последний период Северной войны продемонстрировал высокие боевые качества русской армии и флота. Дипломатические усилия русского правительства постоянно поддерживались успехами русского оружия. Стратегическая задача искать «недруга в его земле» была выполнена. Шведское правительство, не выдержав серии сражений как на море, так и на собственной территории, вынуждено было подписать мир.

Последние сражения русских вооруженных сил свидетельствовали о продуманной стратегии командования. Активные наступательные действия русского флота и армии отличались большим разнообразием. Они были тщательно спланированы и подготовлены. Русское командование показало образцы стратегического руководства, что во многом способствовало победоносному завершению войны. [182]