Взаимоотношения с французами в период с июня по сентябрь 1944 г.
Еще задолго до начала высадки верховный командующий отдавал себе полный отчет в том, что налаженные отношения с де Голлем и Французским комитетом национального освобождения чрезвычайно важны для действий союзников. Эти отношения включали в себя такие вопросы, как руководство гражданской администрацией в освобожденной Франции, управление силами французского Сопротивления и создание временного правительства в Париже после его освобождения. Поэтому Эйзенхауэр был озабочен проблемой соглашения союзников с Французским комитетом по вопросам практической деятельности.
Деятельность гражданской администрации во Франции в первый период после вторжения находилась под общим руководством командования 21-й группы армий. Верховный штаб принял на себя прямую ответственность за эту деятельность только после того, как вступила в действие американская группа армий. Таким образом, в первые недели вторжения многие решения по вопросу восстановления гражданской администрации в Нормандии принимались непосредственно 21-й группой армий. Тот факт, что английское правительство в большей степени, чем американское, было склонно признавать Французский комитет, возможно, упрощал задачу штаба Монтгомери во взаимоотношениях с представителями де Голля в Нормандии.
Верховный штаб был непосредственно привлечен к рассмотрению вопросов руководства гражданской администрацией, которые требовали решения высших инстанций. Особенно это имело место в тех случаях, когда подразумевали какое-либо» признание суверенности Французского комитета, в частности, когда английское министерство иностранных дел и государственный департамент были более склонны идти на сотрудничество с де Голлем, чем президент США. [249] Когда же дело касалось проблем, могущих оказать влияние на военные действия, то в этих случаях иногда обращались -к верховному командующему в надежде, что он сможет помочь найти приемлемое разрешение вопроса.
Примером этого может служить вопрос о выпуске специальных денег для войск вторжения. Как и большинство вопросов по руководству французской гражданской администрацией, он обсуждался французскими и союзными представителями с 1943 г. и потонул в разногласиях по поводу суверенности Французского комитета. Пытаясь избежать обесценивания французских денег выпуском для войск долларов с желтой печатью и банкнот английских военных властей, как это было в Италии, английские и американские представители в декабре 1943 г. договорились напечатать в Вашингтоне специальные деньги для использования войсками. Но прежде чем это могло быть осуществлено, английский посол «неожиданно» уведомил государственный департамент, что его правительство предпочитает французские национальные деньги, выпущенные Французским комитетом национального освобождения. Непосредственным результатом этого было то, что решение вопроса о деньгах было отложено на много недель. Чтобы ускорить решение этой проблемы, заместитель английского военного министра Григг обратился в конце января 1944 г. к Эйзенхауэру, напоминая ему, что деньги являются «насущной необходимостью для успешного проведения боевых операций». Если Эйзенхауэр когда-либо и сомневался в необходимости быстрейшего разрешения подобных вопросов, то у него было достаточно оснований изменить свое мнение, когда эти вопросы продолжали возникать весной и летом 1944 г.
В начале мая Эйзенхауэр направил в Вашингтон предложения, основанные на предварительных обсуждениях с французской военной миссией в Лондоне, о финансовом положении Франции в целом. Через три недели, не получив указаний по этому вопросу, он предложил в качестве «выхода из тяжелого положения» сделать заявление о выпуске дополнительных франков в качестве расчетного средства. Верховный командующий и его начальник штаба сомневались, имеют ли они юридическое право делать подобные заявления, и опасались, что это будет рассматриваться как вопиющее нарушение французского суверенитета. Но они считали, что если до 28 мая не получат других указаний, то будут вынуждены прибегнуть к подобной акции. [250]
Прежде чем это второе предложение было получено, майская программа Эйзенхауэра была в принципе одобрена в «высших американских сферах» с оговоркой, что следует определить специфические условия, при которых данная программа будет принята, и она была передана в объединенный штаб на изучение. Среди этих условий были следующие: соглашения, заключенные с Французским комитетом национального освобождения, не должны препятствовать получению предложений или помощи от других представителей французского народа; право выпуска дополнительных франков принадлежит верховному командованию, и любое заявление Французского комитета национального освобождения должно лишь идти в поддержку этого мероприятия.
Ко времени прибытия де Голля в Лондон, незадолго до начала высадки, не было достигнуто никакого соглашения с французами. Де Голль выразил недовольство, когда узнал, что некоторое количество франков дополнительного выпуска в мелких купюрах уже роздано английским и американским солдатам первого эшелона и что в дополнение к пяти с половиной миллиардам франков, отданным в распоряжение союзных войск английским военным министерством, имеется и при надобности может быть использовано большое количество франков дополнительного выпуска. Он был разгневан тем, что союзное командование присвоило себе права, принадлежащие Комитету национального освобождения, и это, вероятно, толкнуло его запретить 180 офицерам связи, подготовленным для. исполнения функций по руководству гражданской администрацией, отплыть вместе с частями десанта в начале операции «Оверлорд». Однако впоследствии он умерил свой гнев до того, что разрешил двадцати офицерам связи сопровождать союзные войска.
Заявление Рузвельта от 9 июня о том, что де Голль будет охотно принят в Вашингтоне в конце июня — начале июля, породило некоторую надежду на быстрое достижение соглашения по вопросу о выпуске денег и по другим вопросам. Однако де Голль почти немедленно разрушил эту надежду, заявив, что не существует никаких соглашений между Французским комитетом и США и Англией по поводу французского сотрудничества в вопросе о руководстве гражданской администрацией в освобожденной Франции. Он боялся, что обращение и воззвание генерала Эйзенхауэра к французам, в которых не упоминалось о де Голле и Французском комитете национального освобождения, предвещали «что-то вроде присвоения власти во Франции союзным военным командованием». Он предупреждал, что
«выпуск так называемых французских денег во Франции без каких бы то ни было соглашений или гарантий со стороны французских властей может лишь привести к серьезным осложнениям».
После этого Черчилль немедленно начал убеждать Рузвельта принять решение по денежному вопросу. [251] Хотя премьер-министр и не верил, что де Голль заклеймит франки, выпущенные союзниками, как фальшивые (по слухам, он был готов это сделать), он все же опасался, что союзники стоят перед дилеммой — либо позволить де Голлю получить новый статут как цену за поддержку союзных денег, либо самим гарантировать эти деньги. Рузвельт с раздражением, которое у него часто проявлялось по отношению к де Голлю, предложил сказать французскому генералу, что если французы не будут принимать оккупационных денег, то Эйзенхауэр будет уполномочен пустить в обращение деньги английских военных властей и доллары с желтой печатью. Таким образом, если де Голль убедит французов отказаться от оккупационных денег, то вся ответственность за последующее обесценивание франка ляжет на него. Рузвельт протестовал против любой попытки заставить де Голля выступить с заявлением в поддержку новых денег, но соглашался, что, в случае если де Голль захочет выпустить что-либо под свою личную ответственность, он поставит свою подпись на любом заявлении о союзных деньгах «в качестве кого угодно, хоть сиамского короля».
Пресса союзников широко освещала гневные заявления де Голля по поводу выпуска военных денежных знаков и его поступок в отношении французских офицеров связи и, очевидно, сильно преувеличивала трения, существовавшие между войсками вторжения и Французским комитетом. Некоторые работники министерства иностранных дел настаивали на политике более широкого сотрудничества с Комитетом. Американские начальники штабов, которые 9 июня отправились в Европу, чтобы посетить нормандский плацдарм и обсудить дальнейшие планы, были встревожены существующим положением. Они известили президента, что, хотя Черчилль и поддерживает его по французскому вопросу, этот вопрос был единственным, по которому премьер-министр не мог одержать верх ни в министерстве иностранных дел, ни в кабинете министров. Американские начальники штабов считали положение во Франции в лучшем случае неблагополучным и чреватым опасностями, принимая во внимание его возможное влияние на силы французского Сопротивления.
Тем временем офицер связи 21-й группы армий докладывал об удовлетворительном положении на английской части плацдарма. Союзные деньги принимались населением, и в большинстве случаев оно с энтузиазмом приветствовало союзников. Из бесед с жителями этого района офицер связи заключил, что простые люди смотрят на де Голля, «как на естественного и неизбежного вождя свободной Франции». Ему еще не ясно, добавил он, считают французы де Голля главой временного правительства или нет, но он был уверен, что, если генерал вступил бы на берег, он был бы признан в качестве главы такого правительства. [252]
Президент, хотя и не был расположен к де Голлю, все же стремился полностью использовать его влияние или влияние организаций, которые могли бы помочь военным действиям союзников, при условии, что Французский комитет не будет навязан французскому народу силой американского и английского оружия. Генерал Маршалл получил такое заверение в Лондоне приблизительно в то время, когда де Голль посетил Изиньи и Байе, где его шумно приветствовали. К 16 июня, когда де Голль вернулся в Алжир, его положение в глазах французского народа в освобожденных районах и во мнении английского правительства укрепилось. Зная, по-видимому, что на Черчилля оказывают давление в направлении открытого-признания им Французского комитета в качестве временного правительства Франции, де Голль оставил в Лондоне нескольких представителей во главе с Вьено для обсуждения с англичанами проблем гражданской администрации. Эти представители начали переговоры о соглашении по вопросам гражданской администрации, аналогичным с соглашением, заключенным с Бельгией до начала вторжения.
Будучи уверенным в поддержке в английских и американских политических сферах, а также со стороны военных властей на плацдарме, де Голль чувствовал себя уверенно при обращении 18 июня к Французской консультативной ассамблее в Алжире. Говоря о годовщине сделанного им в 1940 г. призыва французского народа к оружию, он подчеркнул, что французы сами уже затратили много усилий для своего освобождения. Имея в виду английское и американское правительства, де Голль заметил, что Франция, имевшая большой опыт отношений с другими странами, знает, что иностранная поддержка будет оказываться иногда очень неохотно и что друзья Франции, как бы многочисленны они ни были, не всегда будут оказывать добровольную и немедленную помощь. Он сообщил ассамблее о шагах, предпринятых им для установления власти Комитета в освобожденной Франции. Франсуа Куле уже принял пост комиссара республики в Нормандии, став, таким образом, представителем Комитета в освобожденных районах, облеченным общей административной властью над префектурами, субпрефектурами и муниципальными советами. Куле был непосредственно подчинен генералу Кенигу, но имел право обращаться прямо в Лондон или Алжир. Другим представителем Комитета был военный губернатор подрайона Руан полковник Шевэнь. Далее, де Голль заверил ассамблею в том, что Кениг как командующий французскими войсками, находящимися в подчинении Эйзенхауэра, сохраняет все права прибегать к помощи национальных властей, какими располагают командующие других союзных государств. Он восхвалял стратегические способности Эйзенхауэра, «к которому французское правительство питает полное доверие за победоносное ведение совместных военных операций». [253]
Похвала Эйзенхауэру в речи, подчеркивающей суверенитет Франции, означала желание де Голля подготовить благоприятную атмосферу для переговоров с Рузвельтом, которые должны были состояться в июле. Тем временем представители верховного штаба пытались заключить непосредственно с Кенигом рабочее соглашение по поводу дополнительного выпуска франков, пока не будет выработано официальное финансовое соглашение. 4 июля Смит сообщил в военное министерство США о заверении Кенига в том, что франки дополнительного выпуска будут приниматься даже при уплате налогов. Положение с офицерами связи также было в значительной степени выправлено. Французские офицеры тактической связи были прикомандированы к союзным группам армий, корпусам и дивизиям, а офицеры связи с гражданской администрацией были направлены в органы французской гражданской администрации для осуществления связи между различными учреждениями и союзными войсками. Смит .был чрезвычайно доволен отличными отношениями, которые установились между союзным командованием и генералом Кенигом.
6 июля де Голль в сопровождении французского начальника штаба генерала Бетуара, главы гражданского кабинета Палевского и чиновников министерства иностранных дел Альфана и Пари прибыл в Вашингтон. Как президент, так и де Голль старались быть приветливыми, а их представители начали договариваться об удовлетворительном разрешении разногласий. 8 июля государственный департамент, военное министерство и министерство финансов направили Рузвельту меморандум, предлагая подписать с Французским комитетом национального освобождения соглашение, подобное заключенным с Бельгией, Голландией и Норвегией. 11 июля президент сообщил в печати, что США решили рассматривать Комитет в качестве основной политической власти Франции до тех пор, когда можно будет провести выборы для выявления воли французского народа. Однако для предъявления претензий на власть другими группами дверь была оставлена открытой при условии, что окончательные решения будет принимать верховный командующий, уполномоченный поддерживать мирные отношения в военной зоне. Некоторые газетные обозреватели не видели в этом больших перемен по сравнению с положением дел до начала высадки, кроме тенденции к дружественности и сердечности. Но было общепризнано, что положение улучшилось. Покидая Вашингтон, де Голль выразил удовлетворение по поводу своих переговоров с Рузвельтом. Однако, чтобы не оставалось никаких сомнений относительно его намерений обеспечить суверенитет Франции, де Голль заявил 11 июля в Оттаве, что было бы не просто ошибочным, но невероятным исключение Франции из числа великих держав мира, среди которых находится ее истинное место. [254]
Однако потребовалось еще некоторое время, прежде чем с французами могли быть заключены соглашения по вопросу о гражданской администрации, подготовленные в Лондоне и Вашингтоне. Союзники вышли к Парижу раньше, чем Эйзенхауэр и Кениг подписали эти соглашения. Однако переговоры в Вашингтоне, а также дружеские отношения Эйзенхауэра и Смита с Кенигом помогли смягчить часть трудностей, которые существовали в июне. Временные соглашения, действовавшие в Нормандии еще до начала переговоров, продолжали действовать до тех пор, пока удалось ввести в действие официальные соглашения.
Вскоре после начала высадки верховный командующий внес значительные изменения в организацию руководства французскими силами внутри страны не только с целью удовлетворения желания французов самим осуществлять руководство силами Сопротивления, но и для того, чтобы обеспечить эффективную поддержку со стороны этих сил операций союзников. Командующий французскими войсками в Англии генерал Кениг просил о такой реорганизации незадолго до начала высадки. Он указывал на то, что силы французского Сопротивления уже действовали почти в течение четырех лет, а французский штаб в Англии не принимал участия в руководстве этой деятельностью. Имея в виду, что после высадки тысячи французских патриотов двинутся к плацдарму, Французский комитет национального освобождения хотел, чтобы Кениг для руководства этими силами Сопротивления организовал штаб внутренних сил, подчиненный верховному командующему. Кениг потребовал, чтобы все органы, имеющие отношение к действиям войск Сопротивления, были подчинены единому штабу под руководством французского командующего, подчиненного Эйзенхауэру.
2 июня представитель верховного штаба генерал Уитли и Кениг пришли к соглашению, подлежавшему одобрению Эйзенхауэра, по которому Кениг должен был принять командование силами французского Сопротивления и действовать в соответствии с указаниями верховного командующего. Французский генерал должен был издавать свои директивы через штаб специальных войск. Кроме того, в составе штаба специальных войск был создан региональный штаб, который должен был решать все дела, относящиеся к Франции. Во главе него был поставлен полковник Верной. Французский комитет национального освобождения немедленно одобрил эти мероприятия и объявил, что к внутренним французским войскам относятся боевые или обслуживающие части, принимающие участие в борьбе против врага на территории Франции. [255] Комитет добавил, что эти войска являются неотъемлемой частью французской армии и на них распространяются все права и привилегии, предоставляемые солдатам регулярной армии.
17 июня верховный штаб издал директивы командующему внутренними французскими силами генералу Кенигу. Исходя из соображения, что французские внутренние силы должны обеспечивать максимальную поддержку операций союзников на континенте, верховный командующий дал указания Кенигу воспрепятствовать сосредоточению войск противника в Нормандии и Бретани, с этой целью создавая угрозу передвижению немецких резервов, расстраивая связь и тыл противника и вынуждая его держать большие силы в тыловых районах для подавления Сопротивления. Эйзенхауэр приказал командующим сухопутными войсками союзников обращаться: за помощью сил Сопротивления при проведении обычных боевых действий в соответствии со степенью их важности. Действия сил Сопротивления должны были сосредоточиваться у нормандского плацдарма и в Бретани с тем, чтобы задержать или не допустить переброски войск противника в эти районы. Затем усилия Сопротивления должны были сосредоточиваться в других районах Франции. К третьей очереди было отнесено нарушение телефонной и телеграфной связи противника.
23 июня Эйзенхауэр внес ясность в статус Кенига, заявив, что последний командует французскими внутренними силами Сопротивления на правах любого союзного командующего, находящегося в подчинении Эйзенхауэра. В обязанность Кенига входило ставить в известность высших американских и английских командиров о случаях, когда отданные ему приказы, будут находиться в «серьезном противоречии» с директивами, издаваемыми Французским комитетом национального освобождения. В таких случаях его долгом и прерогативой было снестись по этому вопросу с Алжиром и действовать согласно указаниям оттуда.
В июле Эйзенхауэр заявил, что Кениг постепенно освободит штаб специальных войск от выполнения задач, связанных с французским Сопротивлением, и что верховный штаб и штаб специальных войск должны помочь Кенигу разработать порядок передачи ему этих функций. Приказ об объединении штаба французских внутренних сил был издан верховным командованием 1 августа, однако, поскольку передача обязанностей Кенигу задержалась, это объединение было осуществлено только 21 августа. Заместителями Кенига были назначены генерал-майор Редмен и полковник Хаскелл. Штабу Кенига были переданы штаб специальных войск, отряды специальных войск при группах армий и армиях и многие отделы, планировавшие операции сил Сопротивления. [256]
Уже задолго до того, как командование французскими силами Сопротивления перешло к Кенигу, эти силы доказали важное значение их действий для войск Эйзенхауэра во Франции. По указанию верховного штаба в ночь с 5 на 6 июня штаб специальных войск отдал приказ группам Сопротивления во Франции начать осуществление планов повсеместного изматывания противника и диверсий на железных и шоссейных дорогах, а также на объектах телеграфной и телефонной связи. В Северо-Восточной и Юго-Восточной Франции были повреждены и частично разрушены железные дороги. Французские партизаны оказали большую помощь в замедлении переброски немецких войск к плацдарму. Особенно большой успех этих действий имел место в случае, когда немцам для переброски одной танковой дивизии из Тулузы в район плацдарма потребовалось двенадцать дней. В конце июня штаб специальных войск сообщил, что результаты действий сил Сопротивления «далеко превзошли» все ожидания. Эти силы, когда они были достаточно вооружены, «обнаруживали единство действий и высокий боевой дух». В Бретани войска Сопротивления, усиленные заброшенными с Британских островов подразделениями, быстро были приведены в боевую готовность. Их действия оказались чрезвычайно ценными в первые недели вторжения; они доставляли союзникам сведения о действиях противника в этом районе. На юго-востоке Франции войска Сопротивления были особенно сильны. К началу июля они контролировали почти весь район Веркора и восточной части департамента Эн, имели большое влияние в департаментах Эндр, Верхняя Вьенна и в северной части Дордони и были достаточно сильны, чтобы захватить прочные позиции «а Центральном Массиве, в Вогезах, Морване, Юрских горах и Савойе, где производились выброски оружия и войск с самолетов союзников в дневное время.
В июле войска Сопротивления усилили свои удары по железнодорожным объектам. Свои главные действия они проводили в Нормандии, к югу от плацдарма, в долине Роны, на коммуникациях, проходящих через Тулузский проход, и в районе между Парижем и Орлеаном. Они распространили свой контроль на юг Франции, включая часть департаментов Сены и Луары, Конталь, Гар и восточную часть Изера, Верхних Альп и Нижних Альп. Но ожесточенные контратаки немцев в Веркоре рассеяли силы Сопротивления в этом районе. Штаб специальных войск считал, что к концу июля на юге Франции было до 70 тыс. вооруженных борцов Сопротивления. В Бретани после прорыва союзников в конце июля силы Сопротивления сражались в непосредственном контакте с американскими войсками. [257] В это же время в Бельгии силы Сопротивления наносили удары по железным дорогам, по которым немцы могли подвозить в Северную Францию войска и снабжение. Их действия были затруднены вследствие недостатка снабжения, так как в июле было направлено всего два самолета с грузом. Верховный штаб одобрил планы открытых действий в этом месяце в Арденнах.
В Бретани, Южной Франции и в районе Луары и Парижа силы Сопротивления оказали большую помощь при преследовании немцев, отходивших к Сене в августе 1944 г. Особенную поддержку они оказали 3-й армии в Бретани и 7-й американской и 1-й французской армиям на плацдарме в Южной Франции и в долине Роны. В ходе продвижения 3-й армии к Сене французские внутренние силы помогли прикрыть ее южный фланг, срывая передвижения немцев по железным и шоссейным дорогам, нарушая телефонную и телеграфную связь противника, развертывая открытые действия в возможно более широком масштабе, проводя тактическую разведку, охраняя ценные для союзников сооружения и очищая от противника захваченные позиции. Позднее, докладывая о деятельности войск Сопротивления в Бретани, Эйзенхауэр говорил:
«Необходимо особо отметить большую помощь, оказанную нам французскими внутренними силами при освобождении Бретани. Силы открытого Сопротивления в этом районе с июня группировались вокруг 4-го французского парашютного батальона и насчитывали 30 тыс. человек. В ночь с 4 на 5 августа для координации их действий был направлен наш представитель. Когда колонны союзников наступали, эти французские силы нападали из засад на отходящего противника, атаковали изолированные группы немцев и их укрепленные пункты и охраняли от разрушения мосты. Когда наши войска продвинулись вперед, французы получили задание очистить участки, где еще оставались гнезда немецкого сопротивления, и обеспечить коммуникации союзников. Кроме того, они обеспечивали наши войска информацией о расположении и намерениях противника, оказывая нам тем самым бесценную помощь. Не менее важно было то, что своими непрерывными действиями они создали для немцев ужасную атмосферу опасности, что вело к подрыву доверия солдат к офицерам и снижению храбрости солдат».
Силы Сопротивления препятствовали отступлению немцев по долине Роны, не давая им возможности пользоваться некоторыми железнодорожными линиями вдоль реки и нападая из засад на войска, двигавшиеся по шоссейным дорогам в этом районе. Некоторые группы наносили внезапные удары по штабам и складам снабжения на юге, другие стремились защитить от разрушения оборудование портов Тулона, Марселя и Сета, когда союзники высаживались в этих районах. [258] В середине августа, когда стало ясно, что противник готовится к отводу своих войск с территории Франции к югу от Луары и к западу от линии Орлеан, Тулуза, Тарб, верховное командование поставило силам Сопротивления задачу освободить от немцев те районы, которые находились вне зоны действий союзных войск. Силы Сопротивления получили приказ препятствовать переброскам войск противника, истреблять небольшие гарнизоны и изолировать крупные, захватывать узлы коммуникаций, такие, как Лимож, Пуатье, Шатору; захватывать аэродромы, чтобы дать возможность сбрасывать снабжение для сил Сопротивления на Центральном Массиве; закрыть испанскую границу с целью воспретить уход через нее немецких войск и предохранять портовое оборудование и предприятия общественного пользования от разрушения их противником. Войска Сопротивления на юге оказали ценную помощь французской армии при ее наступлении на Тулон и Марсель и позднее причинили большой урон немецким войскам при их отступлении на север. Особенно эффективно они действовали против немецких войск, отходивших из района Бордо: их действия явились важным фактором, побудившим 20 тыс. немцев во главе с генерал-майором Эльстером сдаться в плен. После того как союзные войска продвинулись к Сене и переправились через нее, группы Сопротивления продолжали действовать вдоль Атлантического побережья, участвуя в осаде немецких гарнизонов в Сен-Назере, Ла-Рошели и Бордо.
Стремление верховного командующего уважать чувства французов и в то же время быть уверенным, что немцы будут изгнаны из столицы Франции, повлияло на его решение в конце августа о вступлении в Париж. В инцидентах, связанных с освобождением Парижа, можно заметить потребность Французского комитета в поддержке со стороны американцев и англичан, попытки де Голля обеспечить суверенность Французского комитета во Франции и стремление американских и французских войск к сотрудничеству в общем деле.
Еще в мае 1943 г. английские и американские руководители признали, что участие французской дивизии в первоначальных операциях по освобождению Франции являлось делом большого политического значения. На Вашингтонской конференции объединенный штаб согласился с настояниями президента Рузвельта серьезно рассмотреть возможность иметь французскую дивизию в составе войск вторжения. В середине января 1944 г. при обсуждении планов союзников на вступление в Париж генерал Морган сказал, что делом
«первостепенной важности является включение французов в число первых частей, которые вступят в Париж».
Эйзенхауэр принял это предложение и указал, что для совместных действий с американскими войсками в Северной Франции следует направить из Северной Африки французские части силою около дивизии. [259] Для этой цели была впоследствии выделена 2-я французская бронетанковая дивизия бригадного генерала Леклерка. Находясь в составе войск генерала Паттона, дивизия была введена в бой после прорыва и принимала участие в преследовании немцев к Сене.
До Фалезского сражения Эйзенхауэр не принял окончательного решения по вопросу взятия Парижа. Первоначально он намеревался обойти Париж и сжать его со всех сторон, надеясь оттянуть, насколько возможно, необходимость снабжения города. Его точка зрения была передана генералу Монтгомери, который 20 августа заявил, что 12-я группа армий должна
«сосредоточить силы своего правого фланга западнее и юго-западнее Парижа и захватить город не ранее того, когда командующий сочтет, что подходящий для этого момент настал. Очень важно, чтобы мы не пытались взять Париж до тех пор, пока это не окажется целесообразным с военной точки зрения. Это соответствует взглядам и желаниям верховного командующего, и мы будем придерживаться такого курса, если только он не отдаст иного приказа».
Группы Сопротивления в Париже приступили в это время к действиям, которые требовали немедленного решения верховного командующего. 15 августа парижская полиция, рабочие железных дорог и другие правительственные служащие, воспользовавшись приближением союзников и отводом из города части немецкого гарнизона, объявили всеобщую забастовку. Когда забастовка охватила город, силы Сопротивления обратились в Лондон за помощью и подготовили общее восстание во французской столице. 19 августа они захватили полицейскую префектуру и выступили с призывом к восстанию в городе. Вечером командующий немецкими войсками в городе генерал Хольтиц просил приостановить военные действия, чтобы изучить обстановку. Он и представители сил Сопротивления договорились о перемирии до 12 часов 23 августа с тем, чтобы немецкие войска, расположенные к западу от города, могли быть отведены на восток от Парижа, не пробивая себе дорогу через столицу. Силы Сопротивления воспользовались затишьем, чтобы захватить дом министерства внутренних дел, ратушу и другие, общественные здания.
Восстание в Париже разрасталось, и руководители сил Сопротивления стремились получить помощь от союзников до того, как 23 августа кончится перемирие. Когда связь с Лондоном ухудшилась, силы Сопротивления направили представителей к ближайшим от Парижа войскам союзников. Де Голль, прибывший во Францию из Алжира, 21 августа заявил Эйзенхауэру, что он беспокоится, как бы уход полиции и немцев из Парижа и острый недостаток продовольствия не привели в скором времени к затруднениям в столице. [260] Он считал, что
«действительно необходимо возможно скорее занять Париж французскими и союзными войсками, даже если это поведет к некоторым боевым столкновениям и повреждениям в городе».
Он предупреждал, что если возникнет беспорядок, то позднее трудно будет взять в свои руки контроль без серьезных инцидентов, которые могут в конце концов затруднить ведение боевых действий. Он назначил Кенига военным губернатором Парижа и уполномочил его обсудить с Эйзенхауэром вопрос о вступлении в Париж в том случае, если он решит проследовать мимо без задержки. После разговора с Кенигом Эйзенхауэр заявил:
«Дело выглядит так, как будто нас заставляют войти в Париж. Брэдли и его начальник разведки полагают, что мы можем и должны войти».Пока Эйзенхауэр принимал решение на вступление союзных войск в Париж, представители сил Сопротивления направились в штаб 3-й армии и просили, чтобы союзные войска вошли в столицу. Их отослали в штаб Брэдли, где они сообщили, что французские внутренние силы контролируют большую часть Парижа и мосты, ведущие в Париж с запада. Они сообщили также, что запасы боеприпасов незначительны, и они опасаются, что силы Сопротивления в случае неполучения немедленной помощи до полудня 23 августа «могут быть разбиты немцами, если последние вздумают вернуться в Париж...» Эйзенхауэр уже пришел к заключению, что войска союзников должны войти в Париж по возможности сразу же после окончания перемирия. Он подчеркнул, что никаких передовых отрядов не будет послано в город прежде, чем кончится перемирие, и что он не желает, чтобы происходили ожесточенные бои. Брэдли приказал 2-й французской бронетанковой дивизии войти в город, а 4-й американской дивизии продвигаться вдоль южной окраины города для захвата переправы на Сене южнее Парижа и позиций к югу и юго-востоку от города. Руководство этими действиями он возложил на 5-й корпус.
24 августа Брэдли изменил свой первоначальный приказ и направил в Париж как 2-ю французскую бронетанковую, так и 4-ю дивизии. Ранним утром следующего дня обе дивизии докладывали о своем вступлении в Париж. Они быстро очистили город от противника и принудили генерала Хольтица капитулировать. В 15 час. 15 мин. Хольтиц формально сдался генералу Леклерку. Вскоре после этого командир 5-го корпуса генерал-майор Джероу создал тактический командный пункт в Доме инвалидов. Спустя три дня он уведомил Кенига, что передает французам управление городом. Французский генерал, за несколько дней до этого назначенный де Голлем на пост военного губернатора Парижа, заметил в ответ, что он принял управление городом 25 августа и что с момента освобождения только французские власти осуществляют руководство Парижем. [261]
Подчеркивание Кенигом факта, что французы управляют своими собственными делами, отражало решимость де Голля безотлагательно установить власть Французского комитета. Английские и американские чиновники за несколько дней до этого обсуждали возможность прибытия де Голля в Париж и приняли решение задержать его до тех пор, пока не будет достигнуто какое-либо соглашение. Французский генерал разрешил вопрос, уведомив в середине августа Эйзенхауэра о своем предполагаемом приезде из Алжира во Францию. Верховный командующий, соглашаясь с намерением де Голля приехать в Париж и остаться во Франции, предвидел возможность затруднений, если де Голль приедет прежде, чем будет признано французское временное правительство. 17 августа объединенный штаб заявил, что не имеет возражений против предполагаемого приезда де Голля, и дал указания Эйзенхауэру следовать его собственному предложению принимать де Голля как командующего французскими войсками.
Верховное командование предложило французскому лидеру лететь американским самолетом и приземлиться в Лондоне, прежде чем продолжать свой путь на континент. Вероятно подозревая, что это была скорее попытка удержать его вне Франции, нежели мера предохранить его самолет от возможного нападения союзников, де Голль объявил, что вылетает своим самолетом и приземлится в Шербуре или Ренне. После предупреждения, сделанного Эйзенхауэром о том, что союзные батареи ПВО могут не различить тип самолета, на котором будет лететь де Голль, и отказа принять на себя ответственность за его безопасность французский командующий согласился отсрочить свою поездку на одни сутки и остановиться на английском берегу перед посадкой в Шербуре. Он прилетел 18 августа на своем самолете и вовремя успел прибыть во 2-ю французскую бронетанковую дивизию, чтобы вступить в Париж 25 августа.
26 августа де Голль приказал войскам Леклерка пройти маршем через Париж. Этот парад противоречил указаниям Джероу, который опасался, что немцы или их сторонники в городе могут открыть огонь по французским войскам. Позднее, когда действительно было сделано несколько выстрелов, де Голль выразил свои сожаления, и Кениг согласился сотрудничать с американскими командирами.
27 августа Эйзенхауэр посетил столицу Франции, чтобы узнать мнение де Голля об общем положении в Париже и показать, что и союзники принимали участие в освобождении Парижа. Желая, чтобы в посещении участвовали и английские представители, Эйзенхауэр пригласил Монтгомери сопровождать его, но английский командующий счел невозможным в это время оставить свои войска. [262] Эйзенхауэр впоследствии вспоминал, что во время поездки де Голль выразил тревогу по поводу положения в Париже и просил передать в его распоряжение две американские дивизии, чтобы демонстрировать силу и упрочить свое положение. Для этой цели верховный командующий дал указания американским войскам пройти через Париж по дороге на фронт, чтобы де Голль и Брэдли могли произвести смотр. 29 августа через Париж прошла 28-я дивизия, направлявшаяся на фронт к северо-востоку от города.
29 августа Эйзенхауэр направил Брэдли просьбу де Голля, чтобы 2-я французская бронетанковая дивизия была оставлена в Париже до прихода других войск с юга. Верховный командующий дал указания командующему 12-й группой армий решить этот вопрос по своему усмотрению. Брэдли решил оставить французскую дивизию в Париже до конца августа. 3 сентября де Голль просил, чтобы войска Леклерка были отправлены на восток, говоря, что в Париже восстановлены порядок и спокойствие, и желательно, чтобы французские войска были использованы в активных боевых действиях. 8 сентября французские части, которые с гордостью пронесли знамя своей родины к своей столице, вернулись на фронт. Впереди были многие месяцы войны, но теперь они могли чувствовать, что период поражений пришел к концу и что Франция благодаря собственным усилиям и поддержке Англии и США встала на путь победы и восстановления. [263]