VI. Иностранные разведки и внутренняя контрреволюция в период первой пятилетки

Потерпев полную неудачу в своих попытках вовлечь СССР в войну и организовать против него новую интервенцию, потеряв все надежды на «внутреннее перерождение» Советской власти, международный империализм снова меняет тактику и методику своей подрывной работы. Он переходит к организации широкой системы вредительства как основному методу подготовки военной интервенции. Организация вредительства в народном хозяйстве СССР была возложена на верхушку белой эмиграции. В конце 1926 года белоэмигрантские центры дают своим агентам в СССР директиву о развертывании вредительства с целью сорвать социалистическое строительство.

Вредительство как одно из средств борьбы контрреволюции существовало и до 1926 года. В 1919–1920 годах вредительство выражалось в саботаже административно-технического персонала, оставшегося на месте после бегства владельцев промышленных предприятий. Согласно установкам своих хозяев вредители всячески препятствовали восстановлению нормальной работы фабрик, заводов, шахт, рудников и т. д. Пассивный характер вредительства того времени объяснялся надеждой бывших владельцев на свое скорое возвращение.

По мере того как Советское государство росло и крепло, исчезли и эти надежды, изменился характер вредительства. Переход от контрреволюционного саботажа к активному вредительству наблюдался и в период 1921–1924 годов, но тогда формы этого вредительства носили примитивный и неорганизованный характер. Заключалось оно главным образом в разрушении заводского оборудования, порче машин и других подобных вредительских актах, дезорганизующих, а в отдельных случаях и останавливающих производство. [124] В большинстве случаев вредители действовали вне определенного плана и организации. После введения новой экономической политики, с появлением концессий и усилением связей с заграницей видоизменяется характер вредительства. Оно принимает более замаскированные формы, все еще продолжая оставаться подсобным средством борьбы международной и внутренней контрреволюции с Советской властью, но вместе с тем становится более планомерным и организованным.

Решающую роль в развитии вредительства и превращении его в одно из основных орудий подрывной работы против СССР сыграл переход буржуазии к подготовке свержения Советской власти путем взрыва изнутри, путем проникновения в глубокий тыл нашей страны.

В качестве подрывной агентуры, могущей нанести этот предательский удар, враги пытались использовать буржуазную интеллигенцию — верхушечную и среднюю прослойку старых инженерно-технических кадров, привлеченных к социалистическому строительству.

Однако надежды организаторов нового вида подрывной деятельности не оправдались. Основная масса специалистов осталась честной, преданной Советской власти и в дальнейшем принимала активное участие в разоблачении вредительства и устранении его последствий. На преступный путь стала лишь верхушечная часть старых инженеров и техников, непосредственно связанная в прошлом со своими хозяевами-капиталистами. Основным методом маскировки они избирают лицемерно-показную «преданность» делу пролетарской революции и социалистического строительства.

Подобное отношение верхушки буржуазно-технической интеллигенции к пролетарскому государству не было случайным и неожиданным. Еще Фридрих Энгельс, имея в виду именно эту часть буржуазной интеллигенции, указывал, что «техники будут нашими принципиальными врагами и будут обманывать и предавать нас, как только смогут»{78}.

О том же предупреждал партию и В. И. Ленин в своем выступлении на VIII партийном съезде, когда говорил о буржуазных специалистах, «...которые насквозь проникнуты буржуазной психологией и которые нас предавали и будут предавать еще годы»{79}. [125]

Делая ставку на массовое вредительство, буржуазия лелеяла исключительно широкие планы. Вредительским центрам была дана установка на дезорганизацию и вывод из строя не только отдельных предприятий, но и целых и притом наиболее важных отраслей народного хозяйства.

Экономическая контрреволюция, или вредительство, — это третий этап подрывной работы международной буржуазии против СССР. В двух предыдущих периодах антисоветской подрывной деятельности империалистических стран руководящая роль принадлежала английскому империализму и его разведывательным органам. На третьем этапе организация нового вида борьбы с Советским Союзом уже принадлежит в основном французскому капиталу и его разведке. Непосредственное осуществление нового вида «тайной войны» с СССР было возложено на организации белоэмигрантских капиталистических кругов.

Капиталисты и помещики, бежавшие из России после Октябрьской революции, создали в Париже свой организационный центр, так называемый «Торгпром» — «Российский торгово-промышленный и финансовый союз». Основан он был в 1920 году, как сказано в его уставе, «для представительства интересов российской промышленности, торговли и финансов за границей, а равно для разработки и осуществления мер по восстановлению хозяйственной жизни в России». Иными словами, деятельность «Торгпрома» за все время его существования сводилась к самой безудержной подрывной работе против СССР. В «Торгпроме» объединилось свыше 600 наиболее крупных капиталистов царской России, злейших врагов Советской власти, всех этих Нобелей, Лианозовых, Манташевых, Рябушинских, Денисовых, Гучковых и др.

Нити от всех разоблаченных и разгромленных в период 1928–1932 годов контрреволюционных организаций неизменно приводили к «Торгпрому», который направлял и финансировал их подрывную работу. В своей антисоветской деятельности «Торгпром» был тесно связан с кругами международной буржуазии и с разведками капиталистических стран, главным образом с французской.

Вредительство в его новой форме прежде всего было направлено в область планирования. Враги учитывали всю важность для Советской власти правильного планирования как основы развития социалистического хозяйства.

Первым крупным вредительским актом в области планирования был составленный в 1924 году инженером Гартвангом перспективный план развития нашей черной металлургии. [126] План был составлен с расчетом задержать развитие черной металлургии и вызвать разрыв между этой отраслью промышленности и машиностроением, что повлекло бы за собой кризис во всем народном хозяйстве и заставило бы пригласить на помощь иностранный капитал.

В дальнейшем вредители стремились планировать отдельные отрасли промышленности с таким расчетом, чтобы добиться между ними наибольшей диспропорции: уменьшали плановые предположения и преувеличивали трудности, вкладывали чрезмерно большие средства в одни предприятия и задерживали рост других. Производя малоэффективные затраты и омертвляя капиталы, вредители надеялись привести Советское государство к финансовому кризису и срыву социалистического строительства.

Из области планирования вредительство перешло в различные отрасли промышленности, вернее — оно приняло в них более определенные формы. От случайных актов вредители перешли к своеобразной системе «работы» в рамках строго централизованной контрреволюционной организации, финансируемой и получающей директивы от белоэмигрантских центров и иностранного капитала. По мере того как налаживалась связь отдельных вредителей с их бывшими хозяевами, бежавшими за границу, от последних начинают регулярно поступать денежные средства; в отдельных отраслях промышленности создаются вредительские центры. Вредительство становится более обширным и более разнообразным. Возникают связи между вредителями разных отраслей промышленности: черной металлургии, цветной, машиностроения, золото-платиновой промышленности, угольной, нефтяной и т. д. Создается общесоюзный подрывной центр.

Цель вредительства — вызвать всеобщий хозяйственный кризис в стране, приурочив его к моменту нападения на советскую землю империалистических армий, и способствовать успеху новой интервенции.

Ярким примером подрывной деятельности вредительской организации в отдельных отраслях промышленности служит шахтинское дело, дело электровредителей, дело вредителей в области рабочего снабжения. Процесс над «Промпартией» явился судом над вредительством во всех отраслях народного хозяйства СССР.

Товарищ Сталин охарактеризовал вредительство как экономическую интервенцию в народном хозяйстве Советского Союза. Он указывал, что вредительство является неизбежным следствием обострения классовой борьбы внутри [127] СССР, наступательной политики Советской власти в отношении капиталистических элементов города и деревни, сопротивления этих последних политике Советской власти, сложности международного положения.

«...Если активность боевой части вредителей, — говорил товарищ Сталин, — подкреплялась интервенционистскими затеями империалистов капиталистических стран и хлебными затруднениями внутри страны, то колебания другой части старой технической интеллигенции в сторону активных вредителей усиливались модными разговорами троцкистско-меньшевистских болтунов насчет того, что «из колхозов и совхозов все равно ничего не выйдет», «Советская власть все равно перерождается и должна в скором времени пасть», «большевики своей политикой сами способствуют интервенции» и т. д. и т. п.»{80}. В своей исторической речи на совещании хозяйственников 23 июня 1931 года товарищ Сталин предупреждал:

«...Вредители есть и будут, пока есть у нас классы, пока имеется капиталистическое окружение»{81}.

Систему вредительства, его методы и характерные особенности в отдельных отраслях промышленности мы рассмотрим на примере ряда наиболее крупных вредительских процессов периода реконструкции и первой пятилетки.

Шахтинсное дело

Вредительство как метод классовой борьбы впервые было вскрыто на шахтинском процессе. «Шахтинское дело привело к раскрытию контрреволюционной вредительской организации в Донбассе. Это дело приобрело явно общесоюзное значение, так как вскрыло новые формы и новые методы борьбы буржуазной контрреволюции против пролетарского государства, против социалистической индустриализации. Политическое значение этого дела подчеркивается тем, что вредительская организация в Донбассе, созданная бывшими шахтовладельцами и группой особо привилегированных в прошлом специалистов, была связана с бывшими русскими и иностранными собственниками, а также с иностранной военной разведкой и, помимо других задач, ставила своей целью срыв обороны Советского Союза и прямую подготовку к интервенции и к войне с СССР» {82}. [128]

В начале 1928 года органами ОГПУ, при содействии рабочих, была раскрыта вредительская организация среди инженерно-технических работников каменноугольной промышленности в Шахтинском районе на Северном Кавказе. У работников ОГПУ, которые вели следствие, вначале получилось ошибочное представление о том, что разоблаченная контрреволюционная организация ставила себе целью дезорганизацию и разрушение угольной промышленности только в пределах одного Шахтинского района. Дальнейшим расследованием было установлено, что сфера действий вредительской организации выходила далеко за пределы Шахтинского района и что центр ее также находился вне территории этого района.

Конечные результаты следствия выявили, что организация вредителей:

«1. Охватывала собой не только наиболее крупные рудоуправления Донбасса и руководящий центр Донугля, но имела своих сторонников и активных членов среди высшего руководящего технического персонала каменноугольной промышленности в Москве.

2. Была связана с такими же организациями в других отраслях промышленности.

3. Одновременно была связана... с органами и деятелями иностранных держав, не имеющими никакого отношения к каменноугольной промышленности, как таковой.

4. Ставила своей задачей не только экономическое вредительство, но и прямое оказание помощи неприятелю в момент грядущей подготовляемой капиталистическим миром интервенции»{83}.

Вредительская организация целиком состояла из верхушечной части инженеров и техников, работавших до революции в угольной промышленности (Матов, Калганов, Березовский и др.), и бывших шахтовладельцев и акционеров (Самойлов, Колодуб и др.). В среде вредителей нашли свое место и меньшевики: инженер Калнин, техник Васильев.

Возникновению и развитию вредительства в угольной промышленности способствовало то обстоятельство, что большинство инженерно-технического персонала после гражданской войны возобновило свою работу на тех же шахтах и рудниках, где они работали до революции. Здесь сгруппировались старые служащие и бывшие собственники, объединенные общим мировоззрением, общими политическими [129] взглядами, связанные между собой близким знакомством, давней дружбой, а иногда и родством.

Указания о начале вредительства были получены служащими от своих бывших хозяев на совместном совещании владельцев и инженеров в Ростове на Дону в 1920 году, во время последнего съезда совета горнопромышленников, который происходил вскоре после освобождения Донбасса от белых частями Красной Армии.

Первый этап вредительства в угольной промышленности (приблизительно до 1924 г.) характеризуется самостоятельными, вне какого-либо определенного плана, вредительскими действиями отдельных инженеров, во исполнение директив, полученных ими в 1920 году. Уже в 1922 году служащие, потерявшие связь со своими хозяевами, пытаются восстановить ее путем переписки и получить указания, но попытки эти носили случайный и личный характер.

В конце 1922 года на отдельных рудниках оформляются местные вредительские организации. Первая такая организация возникла во второй половине 1922 года в донецко-грушевском рудоуправлении, затем во власовском, несветаевском и других. К этому времени от бывших хозяев начинают поступать не только инструкции, но и деньги. Деньги распределялись среди членов организации, в зависимости от значимости того или иного участника, под видом вознаграждения... «со стороны хозяев за сохранение в порядке отобранных у них шахт, за переоборудование и улучшение их и, наконец, за сокрытие от соввласти наиболее ценных месторождений с тем, чтобы наиболее важные подземные богатства к моменту падения Советской власти могли быть возвращены хозяевам нетронутыми и неистощенными» (из показаний Березовского). Как видно из этих данных, в тот момент вредительство еще носило пассивный характер.

По мере укрепления Советской власти вредительские организации начинают переходить от саботажа к активному вредительству. Как выявило следствие, системы организованного вредительства, установившиеся затем на отдельных рудниках, мало чем отличались друг от друга.

Расстановка вредительских кадров производилась по следующему принципу: 1) шахта, 2) механизмы, дающие энергию, и 3) контроль. Вредители считали, что «только при сочетании этих трех элементов вредительскую работу можно построить планомерно, не боясь провалов». (Из показаний Березовского.) Свои вредительские действия технический персонал, как правило, объяснял «неполадками» [130] производства, якобы вызванными «советской системой управления промышленностью».

Вредительство шло в направлении дезорганизации производства и создания условий, вызывавших искусственное недовольство рабочих Советской властью. Выражалось вредительство в сокрытии ценных участков и пластов с одновременным пуском нерентабельных шахт; систематическом срыве добычи угля; неправильном использовании и несвоевременном ремонте механизмов; систематических авариях; срыве проводимой механизации добычи угля; неправильном ведении и задержке горных работ; неправильной проходке и в ряде других, более мелких вредительских действий. В области капитального строительства производились ненужные и дорого стоящие работы, а работы, носившие срочный характер, или не производились или выполнялись с большим опозданием, без смет и проектов. Умышленно нарушались самые элементарные правила техники безопасности, что влекло за собой несчастные и даже смертельные случаи. Заработок рабочих искусственно снижался. Задерживалась реализация заключенных коллективных договоров. Умышленно создавались тяжелые материально-бытовые условия.

Чтобы гарантировать себя от провала, вредители старались не допускать на шахты и в аппарат рудоуправления специалистов-коммунистов.

Более опытные и осторожные вредители (подобно инженеру Кузьма) проводили вредительство так тонко и осмотрительно, что не только не было заметно его следов, но, наоборот, внешне рудник (Власовский) производил весьма хорошее впечатление.

В течение 1924–1925 годов вредительские организации были созданы почти во всех рудоуправлениях Донбасса. Возник и оформился контрреволюционный центр в самом Донугле. Он развивался аналогично организациям на рудниках, начиная от индивидуальных связей отдельных инженеров с их бывшими хозяевами и кончая созданием единой вредительской организации. Контрреволюционный центр был тесно связан со своей периферией и заграничными организациями бывших углепромышленников.

Финансирование вредительских организаций производилось бывшими углепромышленниками и иностранными капиталистическими кругами. Передаточными инстанциями служили официальные дипломатические представительства ряда иностранных держав в СССР. Деньги поступали от объединения бывших углепромышленников Юга России, [131] французского объединения бывших владельцев предприятий в России, аналогичного польского объединения и ряда германских фирм (АЕГ, Эйкгофа, Кестера, Сименс и Шуккерта и т. д.) и, наконец, от иностранных разведывательных органов. Передавались деньги через французские и польские официальные представительства в СССР или при поездке членов организации за границу. Деньги от немецких фирм получались в виде процентов за заказы и пересылались в СССР через представителей фирм, инженеров и монтажников, причем оборудование для нашей промышленности поставлялось заведомо негодное.

По далеко не полным подсчетам, общая сумма денежных средств, поступивших из-за границы только за три последних года (1925, 1926, 1927) существования вредительской организации, выразилась в 600–700 тысячах рублей.

Особенно активную связь с вредительской организацией поддерживали француз Ремо (в прошлом директор Берестово-Богодуховского рудника) и поляк Дворжанчик (бывший директор ряда рудников и копей, эмигрировавший в 1919 году в Польшу).

С созданием «Харьковского вредительского центра» вполне организованный характер приняла и пересылка «информационных» сведений за границу через ездивших туда по делам службы членов организации. В состав руководящей группы «Харьковского центра» вошли инженеры Матов, Бахтиаров, Братановский, Казаринов и др.

«Харьковский центр» не ограничивался только захватом руководящих постов в Донугле и в рудоуправлениях; он стремился проникнуть в инженерно-техническую секцию и в смежные с угольной отрасли промышленности. Следуя полученной из-за границы инструкции, «Харьковский центр» организовал антисоветскую пропаганду. Рекомендовалось два метода проведения ее в жизнь: пропаганда «сверху вниз», от высшего служащего до среднего и низшего, уже соприкасающегося с рабочей массой, и непосредственная контрреволюционная пропаганда среди рабочих путем широкой «общественной работы».

На случай войны намечались мероприятия, способствующие интервенции, в частности нарушение работы транспорта, организация забастовок рабочих и т. д.

Исключительная по размерам вредительская деятельность была проведена в отношении закупки импортного оборудования. [132]

Одним из характерных методов вредительства в Донбассе являлось частое изменение организационной структуры как центрального аппарата Донугля, так и его периферии. Этому сопутствовала весьма сложная система бухгалтерского учета с обилием различных форм и частыми их изменениями.

Контрреволюционная организация в угольной промышленности в своей деятельности была тесно связана с иностранными капиталистическими кругами и разведками ряда стран. В 1925 году была установлена постоянная связь с польской разведкой, которая за получаемую шпионскую информацию выплачивала ежегодно 40–50 тысяч рублей. Передача сведений полякам производилась через специальных курьеров, приезжавших в Донбасс. Один раз сведения были переданы непосредственно самому польскому посланнику Патеку во время его посещения Донбасса. По заданиям польской разведки, организация, кроме шпионажа, проводила и вредительские акты.

В конце 1925 года был налажен постоянный контакт с французской разведкой в отношении экономического шпионажа. Представители «Харьковского центра» (Юсевич и др.) во время их пребывания в Париже по делам службы не раз посещали французское военное министерство для получения инструкций и передачи шпионской информации.

Кроме того, было установлено, что ряд крупных объединений германской промышленности под видом «русских отделов» имел самостоятельные разведывательные резидентуры. Шпионы и диверсанты направлялись в СССР под личиной инженеров, техников, монтажников. В частности, такой шпионской резидентурой являлся русский отдел фирмы АЕГ (Всеобщая компания электричества), руководимый в то время одним из белогвардейских эмигрантов. В марте 1926 года в этом отделе с участием представителей от вредительской организации было проведено совещание, на котором обсуждался план подрывной работы в СССР.

Представители разных немецких фирм, приезжавшие в Советский Союз, выполняли роль связистов между иностранными разведками и контрреволюционной организацией в угольной промышленности (инженер Гесслер от фирмы Зейферта и др.). Ряд служащих фирмы АЕГ, посланных в СССР для производства монтажных работ (инженер Отто, монтер Мейер, инженер Вегнер, Бадштибер — монтер [133] фирмы Кнапп, и др.), получил одновременно задание по вредительской работе. Им были даны явки к членам местных вредительских организаций. Упомянутый Отто, как было установлено во время судебного следствия, являлся старым шпионом, работавшим в России еще до революции.

Шахтинское дело помогло выявить общий фронт вредительских и шпионских действий в СССР ряда иностранных разведок. Проникая в угольную промышленность и организуя в ней вредительство, иностранные разведки надеялись подорвать одну из основных отраслей социалистической индустрии, имеющую важнейшее стратегическое значение.

По директиве из Парижа, в 1926 году возникает так называемый «Московский центр», в функции которого входит задача объединения вредительской деятельности контрреволюционных организаций, действовавших в отдельных отраслях промышленности. Кроме того, ему была поручена наиболее ответственная и наиболее опасная часть подрывной работы — связь с заграницей, передача шпионской информации, получение денежных средств, очередных установок и инструкций.

В состав «Московского центра» вошли Рабинович, Скорутта, Именитов и ряд других лиц. Этот «центр» ставил перед собой как основную задачу привести крупную промышленность в такое состояние, чтобы Советское правительство было вынуждено сдать ее в концессию иностранцам, что рано или поздно привело бы к капитуляции перед иностранным капиталом.

Органам ОГПУ удалось ликвидировать «Московский центр» раньше, чем он сумел развить работу в широком масштабе.

Шахтинское дело вскрыло новую форму и методы подрывной работы буржуазии против СССР, особенно усилившейся в связи с начатой социалистической реконструкцией страны. Наряду с этим шахтинский процесс выявил и наши собственные промахи — «вопиющие недостатки и ошибки в нашей хозяйственной работе и в самой системе хозяйственного управления, притупление коммунистической бдительности и революционного чутья наших работников в отношении классовых врагов...»{84} [134]

«Промпартия» и подготовка военной интервенции на 1930–1931 гг.

Примерно через год после разоблачения и разгрома контрреволюционной вредительской организации в угольной промышленности, на апрельском пленуме ЦК ВКП(б) в 1929 году, товарищ Сталин говорил:

«...Нельзя считать случайностью так называемое шахтинское дело. «Шахтинцы» сидят теперь во всех отраслях нашей промышленности. Многие из них выловлены, но далеко еще не все выловлены. Вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из самых опасных форм сопротивления против развивающегося социализма. Вредительство тем более опасно, что оно связано с международным капиталом»{85}.

Действительно, вскоре органами ОГПУ был раскрыт ряд вредительских организаций, действовавших в различных отраслях промышленности. Была раскрыта вредительская организация на транспорте; одна за другой были раскрыты вредительские организации в военной, текстильной, золотой, нефтяной, химической, судостроительной и других отраслях промышленности.

Уже данные следствия по шахтинскому процессу («Московский центр») указывали на наличие единого руководящего центра всей вредительской работы. Материалы следствия по делу других вредительских организаций окончательно убедили следственные органы в существовании подобного «центра». Летом 1930 года этот объединенный вредительский центр, так называемый «Инженерный центр», был разоблачен ОГПУ и ликвидирован.

Инициатором, вдохновителем и основным организатором «центра» являлся П. А. Пальчинский, бывший «диктатор» Петрограда накануне Октябрьской революции. Кроме общего руководства работой всей вредительской организации, он ведал вопросами военными, финансовыми и заграничной связью. Другими членами «центра» являлись инженер Хренников (металлургия), профессор Рамзин (энергетика и топливо), профессор Чарновский (металлургия и машиностроение), инженер Ларичев (нефть), инженер Федотов (текстильная промышленность) и др.

Вначале руководящая тройка состояла из Пальчинского, Рабиновича и Хренникова. После ареста первых двух был создан своего рода «центральный комитет» в составе [135] Хренникова, Калинникова, Рамзина, Ларичева, Федотова и Чарновского. В связи с арестом Хренникова роль главы «центрального комитета» перешла к Рамзину. Каждый из членов «центра» возглавлял вредительскую организацию в представляемой им отрасли промышленности.

С точки зрения конспирации организационная структура «Промпартии» представляет большой интерес.

«В целях максимальной конспирации, — говорил в своих показаниях Рамзин, — вся организация была построена по принципу обособленных цепочных связей, а именно по отдельным отраслям промышленности существовали отдельные головные звенья, игравшие роль соответствующих отраслевых центров, которые устанавливали связь далее книзу, то есть к низовым и периферийным ячейкам.

Благодаря такой организации члены различных цепочек не знали друг друга, и даже верхние и низовые звенья одной и той же цепочки также не находились в непосредственном контакте.

Такая система цепочных связей обеспечивала минимальные разрывы организации в случае провала отдельных ее членов...»

По показаниям того же Рамзина, количество участников организации, включая низовых, доходило до 2 тысяч.

Количество участников «Промпартии» и факт захвата ими важнейших участков планирования в промышленности, а также вся их вредительско-подрывная работа создавали для Советской власти и осуществляемой ею социалистической реконструкции страны значительные трудности. Эти трудности усложнились бы еще в большей мере в случае нападения империалистов на СССР.

Политическая программа «Промпартии» предусматривала создание буржуазной республики, причем на первое время после контрреволюционного переворота намечалось установление военной диктатуры. Программа «Промпартии» имела в виду полное удовлетворение требований и защиту интересов промышленной буржуазии и крепкого кулацкого крестьянского хозяйства.

Уже в 1928 году, после того как «инженерный центр» принял свой внешний политически-партийный облик, первым шагом промпартийцев было обсуждение и наметка состава будущего правительства. В первом варианте намечались следующие кандидатуры: премьер — Пальчинский (он же намечался диктатором на период военной диктатуры), военный министр — генерал Лукомский или Деникин, внутренних дел — Рябушинский, земледелия — Чаянов и др. [136]

После ареста Пальчинского в качестве премьера выдвигали Осадчего, Рамзина или Милюкова. Приведенные имена — Рябушинского, Лукомского, Пальчинского, Милюкова и других наиболее мрачных фигур контрреволюции и самой черной реакции — достаточно наглядно показывают, что готовила «Промпартия» для миллионов рабочих я крестьян нашей страны.

В своей подрывной деятельности «Промпартия» была тесно связана через «Торгпром» с заграничными организациями русской буржуазии, а также с кругами иностранного капитала — французского, английского, польского.

«Промпартия» и «Торгпром» ориентировались на Францию, поскольку в тот период французский империализм являлся главным организатором антисоветского блока и интервенции.

Основную ставку «Промпартия», как того требовал французский империализм, делала «а интервенцию. Ее идейным вдохновителем в этом вопросе был «Торгпром», и по подготовке интервенции между ними существовало известное разделение труда.

«Торгпром вел всю внешнюю подготовку интервенции, а именно: все переговоры с иностранными правительствами... проводил за границей агитацию и пропаганду интервенции, должен был изыскать средства для ее финансирования, а также брал на себя и организацию военной ее части... Промпартия же проводила внутреннюю подготовку интервенции в СССР путем искусственного создания и углубления экономических кризисов и всевозможной помощи интервенции изнутри». (Из показаний Рамзина.)

Осуществление интервенции намечалось силами Польши, Румынии, лимитрофов и остатков белогвардейских армий. Франция брала на себя руководство антисоветским блоком, снабжение вооружением и снаряжением и в небольшой части вооруженными силами. Англия обещала послать в Балтийское и Черное моря свой флот. Средства на интервенцию предполагалось получить от французского и английского правительств, от нефтяных концернов, в частности от Детердинга, и из других источников.

Срок интервенции намечался на лето 1930 года или, в крайнем случае, 1931 год. Об участии в интервенции велись переговоры также с германской буржуазией.

Исходя из установленных сроков начала интервенции «Промпартия» и строила всю свою вредительскую работу, подготавливая разгар внутреннего кризиса к 1930 году. [137]

Для обеспечения скорейшей интервенции «Промпартия» дала согласие через своих руководящих «деятелей» на уступку ряда территорий СССР в пользу Англии, Польши и, в случае успеха интервенции, на удовлетворение финансовых и концессионных притязаний Франции.

Руководители «Торгпрома» в 1928 году имели личное свидание с Пуанкаре и Брианом и обсуждали с ним план предстоящей интервенции. В результате совещания при французском генштабе под председательством генерала Жанена была образована международная комиссия по подготовке интервенции. В комиссию вошли представители Англии, Франции и Польши.

В этот же период устанавливается постоянная связь ЦК «Промпартии» с французским генеральным штабом. Рамзин и Ларичев, возвращаясь в СССР из поездки в Лондон на мировую энергетическую конференцию, задержались в Париже, где имели свидание с руководителями «Торгпрома» и с представителями французского генштаба — полковником Жуанвилем и полковником Ришаром. На этом последнем совещании Рамзину было дано указание о создании при ЦК «Промпартии» военной комиссии для организации вредительских ячеек в Красной Армии.

«Целью организуемых ячеек ставилась, прежде всего, информация о положении дел и настроений в Красной Армии и Флоте, разработка мероприятий по понижению боеспособности Красной Армии, разработка мер по расстройству сообщений, выработка мер по понижению обороноспособности страны, вплоть до проведения диверсионных актов, выведения из строя наиболее важных заводов, электростанций, фабрик и т. п., захват влияния в мобилизационных отделах снабжения армии и расстройство этого снабжения, а также и в мобилизационных отделах промышленности». (Показания Федотова.)

«Интервенция должна была начаться выступлением Румынии под предлогом придирки, например, к пограничному инциденту с последующим формальным объявлением войны Польшей и выступлением лимитрофов...

Общий план сводился к комбинированному двойному удару: главный — на Москву, и вспомогательный — на Ленинград, с движением южной армии, опираясь на правый берег Днепра». (Из показаний Рамзина.)

Стремясь максимально помочь намечаемой на 1930 год интервенции, вредители из «Промпартии» разработали план подрывной работы во всех основных отраслях народного хозяйства СССР. Главный упор был на срыв топливоснабжения [138] и дезорганизацию металлопромышленности. Всячески задерживалось развитие местного топлива, в особенности торфа и подмосковного угля.

В нефтяной промышленности вредители наметили также задержку добычи, нефтеразведок и строительства крекинг-установок в целях сокращения выхода экспортного бензина. Тормозилась выплавка чугуна, и срывался выпуск проката. Вредители стремились создать диспропорцию между производством и потребностью в металлоизделиях. Задерживалась постройка новых металлозаводов, новых цехов и коксовых установок.

В области энергетики была взята линия на срыв электроснабжения наиболее важных пунктов — Москвы, Ленинграда, Донбасса, Кузбасса. Это достигалось путем нерационального проектирования новых электростанций, требования заграничного оборудования и растягивания сроков постройки электростанций.

На железнодорожном транспорте было намечено задержать развитие провозоспособности основных направлений, имеющих стратегическое значение, в особенности на Восток; максимально ухудшить использование подвижного состава и в частности паровозов; замедлить развитие водного транспорта и нефтеналивного флота.

Враги проектировали также задержать развитие текстильной промышленности: срывать строительство новых фабрик, недостаточно использовать средства, отпускаемые на реконструкцию существующих предприятий, тормозить введение новых текстильных материалов и создавать диспропорции между полуфабрикатами.

Аналогичные вредительские планы были составлены и для остальных отраслей промышленности. Основная общая директива «Промпартии» для вредительства во всех отраслях народного хозяйства сводилась прежде всего к сокращению темпа их развития. Таким путем «Промпартия» надеялась к 1930 году вызвать в стране общий экономический кризис, который в сочетании с неизбежными трудностями при проведении коллективизации и значительными продовольственными затруднениями должен был по их расчетам вызвать недовольство широких народных масс и привести к краху Советской власти.

Особенно показательно, что по мнению ЦК «Промпартии» «разгоравшаяся борьба внутри ВКП(б) возбуждала надежды на более успешные результаты контрреволюционных выступлений в расчете на ослабление коммунистической партии внутренней борьбой». (Из показаний Рамзина.) [139]

«Промпартия» рассматривала троцкистско-зиновьевскую оппозицию как непосредственного своего союзника, как силу, могущую способствовать свержению Советской власти и облегчить новую интервенцию.

Разоблачение и разгром органами ОГПУ вредительских организаций в некоторых отраслях промышленности, последовавшие вслед за шахтинским процессом, вынуждают ЦК «Промпартии» весной 1929 года дать директиву о необходимости «вести работу с максимальной осторожностью. В целях такой осторожности решено совершенно отказаться от прежней тактики минималистских планов, как неосуществимой и явно опасной, и, наоборот, если удастся, без риска перегибать планы в сторону их преувеличения. Перенести работу виднейших членов организации в плоскость рациональных технических построений, ибо их результаты будут полезны для будущего государства». (Из показаний Рамзина.)

В подрывной деятельности «Промпартии» большое место занимали шпионаж и диверсия. По указанию «Торгпрома» была установлена связь с двумя должностными лицами французской дипломатической службы в СССР — Р. и К. От французского генерального штаба для связи с «Промпартией» был выделен полковник генштаба Ришар. Руководящие члены ЦК «Промпартии» неоднократно встречались с упомянутыми К. и Р. для передачи им шпионской информации. Связь с обоими французами ЦК «Промпартии» поддерживал и через третьих лиц. Шпионские сведения, получаемые от ЦК «Промпартии», пересылались французскими официальными представительствами в дипломатической почте. Таким же путем осуществлялась связь ЦК «Промпартии» с «Торгпромом».

Каждые три месяца ЦК «Промпартии» пересылал в Париж секретные сводки об экономическом положении СССР. В конце 1929 года Рамзин передал французской разведке информацию о техническом состоянии советской авиации. Неоднократно передавались сведения о состоянии военной промышленности и шпионская информация по другим военным вопросам. В 1929 году, по заданию французского генштаба, вредитель профессор Стечкин разработал вопрос о создании авиабаз в районе Ленинграда для интервентов.

ЦК «Промпартии» был связан и с английской разведкой. Связь была установлена лично Рамзиным и Ларичевым во время их пребывания в Лондоне в 1927 году, где они имели свидание с известным английским разведчиком полковником [140] Лоуренсом и сотрудником «Интеллидженс сервис» Патриком. В дальнейшем эта связь поддерживалась через представительства некоторых английских фирм, находившихся в Москве.

С середины 1929 года ЦК «Промпартии», по заданиям обеих разведок, приступил к созданию диверсионной организации. Выл составлен и согласован с французским генштабом список военных заводов и электростанций, подлежавших выводу из строя в момент начала интервенции.

Подрывная работа «Промпартии» на всем ее протяжении финансировалась «Торгпромом», французской и английской разведками. За свою изменническую и шпионскую деятельность с конца 1928 года и до весны 1930 года ЦК «Промпартии» получил из-за границы свыше 1 600 тысяч рублей.

Разоблачение и ликвидация «Промпартии» не только сорвали интервенционистские планы франко-английской буржуазии, но и содействовали успешному и досрочному окончанию первой пятилетки. Изучение подрывной работы «Промпартии» дало возможность ознакомиться с новой тактикой, с новыми методами и путями проникновения вражеской агентуры в наше народное хозяйство.

«...Сила шахтинцев и. промпартийцев состояла в том, — говорил товарищ Сталин на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б), — что они обладали в большей или меньшей степени необходимыми техническими знаниями, в то время, как наши люди, не имевшие таких знаний, вынуждены были учиться у них. Это обстоятельство давало вредителям шахтинского периода большое преимущество, давало им возможность вредить свободно и беспрепятственно, давало им возможность обманывать наших людей технически »{86}.

Контрреволюционная эсеровско-кулацкая группа Чаянова — Кондратьева

Процесс «Промпартии» вскрыл связь этой контрреволюционной организации с контрреволюционными организациями, действовавшими в других областях народного хозяйства СССР. Одна из них — эсеровско-кулацкая группа Чаянова — Кондратьева (так называемая «Трудовая крестьянская партия» — «ТКП») — орудовала в сельском хозяйстве и частично в финансовых и кредитных органах. [141]

Социальные корни этой антисоветской подпольной группы кроются в остатках капиталистических элементов в деревне. Социалистическое переустройство сельского хозяйства страны, развернувшееся после XV съезда партии, встретило ожесточенное сопротивление кулачества. Возглавили это сопротивление, вместе с бухаринско-рыковской антипартийной группой, остатки так называемого «неонароднического» направления в развитии сельского хозяйства, стремившиеся к созданию кулацкого хозяйства и оформившиеся в самостоятельную контрреволюционную группу.

Представители «неонародников» — Чаянов, Кондратьев, Челинцев, Макаров и другие, встретили Великую Октябрьскую революцию враждебно. Они выступили в роли кулацких идеологов, пропагандирующих создание сельскохозяйственной кооперации на «основе общности интересов кулака и середняка». Таким путем они надеялись обеспечить в тот период захват кулацкой верхушкой командных высот в политико-хозяйственной организации деревни.

Когда в конце восстановительного периода у внутренней контрреволюции рухнули надежды на перерождение Советской власти в связи с нэпом и враг перешел к новой подрывной тактике, группа Чаянова — Кондратьева получает свое организационное оформление. Блокируясь с другими контрреволюционными организациями в стране, эта группа принимает активное участие в организации вредительства.

Политическая программа «ТКП» являлась программой капиталистической реставрации и восстановления буржуазной республики. Основным методом кондратьевщины было двурушничество. Выступая в печати с заявлениями о своем сочувствии социалистическому переустройству сельского хозяйства, кондратьевцы одновременно организовали в широких масштабах вредительство, направленное к срыву социалистического строительства. Накануне разоблачения Кондратьев, Чаянов и другие всячески рекламировали признание своих ошибок и свою преданность делу социализма, делу коммунистической партии.

В практической подрывной деятельности кондратьевцы стремились прежде всего, как и «Промпартия», захватить руководящие посты в облюбованной ими отрасли народного хозяйства. Некоторым удалось пробраться в Наркомзем, Наркомфин и другие государственные учреждения на ответственные должности.

Вредительская работа кондратьевцев особенно широкого [142] размаха достигает в области сельскохозяйственного планирования. Земплан был превращен орудовавшими в нем Кондратьевым, Огановским и другими вредителями в своеобразный штаб контрреволюционной организации. Кондратьевцы творили свое гнусное дело, пользуясь попустительством, а зачастую и прямым пособничеством ныне разоблаченных врагов народа.

Одним из примеров вредительства кондратьевцев служит составленный в 1927 году Земпланом перспективный план, который должен был противодействовать росту коллективизации. Поддерживая связь с вредителями-меньшевиками из Госплана, кондратьевцы систематически представляли правительству ложные конъюнктурные обзоры, извращавшие истинное положение сельского хозяйства в СССР. Стремясь сорвать индустриализацию страны, кондратьевцы, опять-таки ложно освещая факты на протяжении ряда лет, настаивали на импорте сельскохозяйственных продуктов вместо импорта машин.

Первоначальная пятилетка Наркомзема РСФСР, составленная Кондратьевым и Макаровым, намечала внедрение в сельское хозяйство РСФСР всего лишь 19 тысяч тракторов; в действительности же в первую пятилетку сельское хозяйство РСФСР получило сотни тысяч тракторов. Вредители из Госплана проектировали за 15 лет (1926–1940 гг.) дать сельскому хозяйству. СССР только... 175 тысяч тракторов и притом целиком за счет импорта!

Опорным пунктом кондратьевцев в Наркомфине был конъюнктурный институт, а также валютное управление, возглавляемое вредителем Юровским. Захватив в свои руки конъюнктурный институт НКФ, кондратьевцы получили возможность составлять неверные сведения о финансовом положении СССР, которые вели к подрыву наших кредитов за границей. Наряду с официальной, уже извращенной информацией составлялась еще более лживая информация для соответствующих кругов международной буржуазии в целях подрыва престижа СССР за границей.

В своей преступной деятельности «ТКП» была тесно связана с «Промпартией» еще с 1927 года, когда организатор «Промпартии» Пальчинский лично связался в Чаяновым. Чаянов принимал активное участие в заседаниях «инженерного центра». В конце 1928 года было намечено создание объединенного центра, в который со стороны «ТКП» были выдвинуты Кондратьев и Макаров. Создание такого центра преследовало цель согласовать подрывную [143] работу этих двух контрреволюционных партий. Кандидатуры Чаянова и Кондратьева намечались в контрреволюционное правительство.

Подготовку всеобщего экономического кризиса к предполагавшейся в 1930 году интервенции «ТКП» осуществляла в сельском хозяйстве, снабжении, кооперации и в кредитно-финансовой системе. На совместном заседании ЦК обеих контрреволюционных партий в начале 1929 года был намечен план вредительства в валютном деле. Было решено путем комбинированных действий этих двух партий усилить валютные затруднения и сорвать выполнение импортных планов.

В начале 1930 года на совместном совещании ЦК «Промпартии» и «ТКП» обсуждалась возможность осуществления контрреволюционного переворота и свержения Советской власти внутренними силами, не прибегая к интервенции. Пришли к выводу, что такой переворот не удастся ввиду отсутствия у обеих организаций необходимых сил для этого и непопулярности их лозунгов и программ в широких народных массах. Поэтому решили попрежнему держать курс на интервенцию и подготовку к этой интервенции проводить собственными силами внутри СССР.

Кроме вредительства в области планирования, «ТКП» осуществляла активную вредительско-диверсионную работу. Кондратьевская агентура в земельных органах, по показаниям самих обвиняемых, занималась вредительством и диверсиями в самых различных отраслях сельского хозяйства. Эсеровско-кулацкие бандиты занимались порчей семенного материала путем его заражения и выращивания семян, не соответствующих утвержденным стандартам. Кондратьевские диверсанты загубили также немало скота. Разоблаченный враг в личине профессора сельскохозяйственной Тимирязевской академии Белянчиков руководил вредительством в области тракторного дела. Как показал на следствии сподручный Белянчикова, бывший заведующий тракторным отделом Сельскосоюза Нарушевич, кондратьевцы считали, что «путем недостаточного снабжения запасными частями можно сорвать эту отрасль советского хозяйства, поколебать доверие крестьянства к власти».

Филиал «ТКП» в центральном сельхозбанке, руководимый бывшим членом правления банка Черкасовым, направлял выделяемые государством кредиты не бедняцким и середняцким хозяйствам, а главным образом зажиточным и кулацким слоям деревни, и лишь остатки кредитов поступали в распоряжение бедняков. [144]

Разгром кондратьевской кулацко-эсеровской банды был одним из сильнейших ударов Советской власти по кулачеству. Он способствовал укреплению бедняцко-середняцких слоев деревни и окончательному торжеству великого колхозного движения.

Меньшевики-интервенционисты

Когда окончилась гражданская война, большевистская партия и Советская власть повели настойчивую борьбу за ликвидацию еще сохранившихся подпольных контрреволюционных меньшевистских групп. На протяжении 1921–1924 годов от меньшевиков ушли остатки небольшого количества рабочих, состоявших в этой партии после гражданской войны. Меньшевистский центр в 1921 году был перенесен в Берлин, где стал выходить его официальный орган — «Социалистический вестник». Оставшиеся в СССР лидеры меньшевиков ушли в глубокое подполье; часть из них, формально «разоружившись», заявила, что порывает с меньшевизмом и готова сотрудничать с Советской властью. Это был тактический прием для сохранения «легального прикрытия» меньшевистского подполья.

В 1924 году «заграничная делегация» меньшевиков, возглавляемая Даном, Абрамовичем и Юговым, выступила с «новой платформой». Программные и тактические установки этой «платформы» целиком исходили из задачи восстановления капиталистических отношений в СССР ввиду якобы невозможности социалистического строительства в нашей стране.

В период с 1924 по 1930 год, когда жизнь шаг за шагом вдребезги разбивала, эти утверждения, меньшевики стали переходить от «мирных» установок к установке на вооруженное восстание и вредительство внутри СССР и на интервенцию. На этой почве меньшевики блокируются с такими контрреволюционными организациями, как «Промпартия» и «ТКП».

Несмотря на систематические провалы и аресты отдельных меньшевиков, в то время в Москве все же существовала нелегальная меньшевистская группа, возглавляемая Кузнецовой, бывшей приблизительно с 1925 года «доверенным лицом» заграничной делегации. Эта группа получала от берлинского центра меньшевиков «Социалистический вестник» и вела антисоветскую пропаганду и агитацию.

Меньшевики Громан, Гинзбург, Суханов и другие сумели пробраться в советские экономические, плановые и хозяйственные [145] органы, где заняли ответственные должности. Они были связаны с группой Кузнецовой, но имели гораздо большие возможности для ведения контрреволюционной работы, чем последняя.

В 1928–1929 годах многие меньшевики возвратились из ссылки в Москву. Они возобновляют связи с подпольными и легализовавшимися меньшевиками и снова начинают участвовать в антисоветской работе. Весной 1929 года в Москву нелегально прибыл представитель ЦК меньшевиков Броунштейн-Валерианов, имевший задание развернуть подпольную работу меньшевиков.

Возобновление связей группы Громана — Суханова с заграничным центром меньшевиков относится приблизительно к 1924–1925 годам, когда ездивший по делам Госбанка в Америку меньшевик Берлацкий виделся в Берлине с Даном и Абрамовичем. Последние поручили передать Шеру (член правления Госбанка) о том, что на «его возлагается представительство ЦК меньшевиков в СССР. Затем была прислана директива (на этот раз через кондратьевца Юровского), предлагающая Шеру образовать в СССР подпольный меньшевистский центр.

В 1928 году был образован такой центр, получивший наименование «Союзного бюро ЦК РСДРП». В состав «Союзного бюро» из основных меньшевистских ячеек в Москве были кооптированы Громан, Гинзбург, Шер, Якубович, Залкинд, Соколовский и Финн-Енотаевский. В основу программы «Союзного бюро» были положены следующие пункты:

1) поддержка троцкистов в их борьбе против ВКП(б),

2) организация вредительской работы с целью задержки и срыва социалистической реконструкции страны,

3) ориентация на вооруженное вмешательство из-за границы и на восстание внутри страны.

В то время в Москве функционировали подпольные меньшевистские ячейки в Центросоюзе, Наркомторге, Госбанке, ВСНХ СССР, Госплане СССР и в некоторых других учреждениях. На периферии были созданы меньшевистские ячейки в ленинградском, нижегородском, читинском, астраханском отделениях Госбанка и в других пунктах. Численный состав их был невелик — по нескольку человек в каждой. Организация состояла из небольшой группы меньшевиков, сумевших пробраться на посты ответственных работников в советском государственном аппарате, и из собравшихся вокруг них единомышленников. Отдавая себе отчет в невозможности привлечь в свои ряды рабочих, которые целиком поддерживали Советскую власть, руководители «Союзного [146] бюро» на одном из своих совещаний (в 1928 г.) пришли к заключению, что «основная социальная база, на которую РСДРП в настоящее время может рассчитывать, — это деклассированная мелкая буржуазия, в первую очередь — та часть служащих Советского государства и кооперативного аппарата, которой корни связаны с прошлым и которая в настоящее время быстро вытесняется новой советской сменой».

В связи с переходом меньшевиков на позиции активной подрывной работы представляют интерес показания Громана, арестованного по делу «Союзного бюро». «Абрамович, — говорит Громан, — в беседах со мной и другими членами «Союзного бюро» ЦК РСДРП(м) подробно развивал и обосновывал изменение тактики борьбы. Тут же вопросы вредительства и интервенции ставятся им как делегацией ЦК РСДРП(м) с большей определенностью и настойчивостью. Абрамович при этом дал совершенно ясно понять, что этот поворот тактики одобряется как германской с.-д., так и II Интернационалом. Он указал на то, что перед его отъездом в СССР в Берлине состоялось секретное совещание с участием Абрамовича, Дана, Далина, Гильфердинга и Бройдшейда, на котором окончательно были вырешены в положительную сторону вопросы новой тактики, было принято решение об оказании финансовой поддержки и организационном содействии проведению нового тактического курса».

Аналогичные показания дал также другой видный меньшевик Суханов:

«Для меня является совершенно ясной позиция заграничного ЦК РСДРП по вопросу об интервенции: как ЦК, так и II Интернационал стоят на определенно интервенционистской точке зрения, и это убеждение во мне сложилось как на основании прямых указаний, полученных «Союзным бюро» от заграничного ЦК РСДРП, так и на основании всей истории II Интернационала, особенно начиная с Марсельского конгресса 1925 года».

Первый же пленум «Союзного бюро», состоявшийся весной 1928 года, вынес решение о развертывании активного, вредительства. Учитывая хлебозаготовительные трудности весны 1929 года, меньшевики решили провести через ЦСУ, в контакте с «ТКП», вредительскую, заведомо уменьшенную оценку нового урожая. Таким путем они надеялись значительно снизить хлебозаготовительные планы и вызвать новые затруднения для Советской власти. Данный акт успеха не имел, так как своевременно был разоблачен. Плав [147] хлебозаготовок был увеличен на треть и с успехом выполнен в указанный партией срок.

Вредительство, осуществленное «Союзным бюро», можно разбить на три характерных этапа. До 1928 года вредительство проводилось с расчетом воздействовать на правительство СССР и заставить его повернуть назад, к политике первых лет нэпа. В начале 1928 года вредители-меньшевики стремятся создать контрреволюционные настроения среди населения и подготовить вооруженное восстание, а в 1929 году уже переходят к созданию условий, благоприятствующих интервенции.

Вредительская работа меньшевиков была сосредоточена в системах Центросоюза, Наркомторга, Наркомснаба, ВСНХ, Госбанка и Госплана. В Центросоюзе она была направлена к тому, чтобы задержать и ограничить развитие кооперативного хозяйства, что в конечном результате могло привести к укреплению в стране позиций частнокапиталистического сектора.

Вредительская работа меньшевиков в потребительской кооперации выражалась в преуменьшении имеющихся ресурсов путем составления неправильных расчетов, задержке капитальных работ по строительству и рыбному хозяйству, в извращении принципов товарного распределения и, наконец, в прямом саботаже заготовок, мобилизации внутренних ресурсов и т. д. Вредители-меньшевики стремились максимально свернуть или ослабить продовольственные заготовки. Таким образом ухудшалось снабжение продовольствием городских и промышленных центров и понижался уровень реальной зарплаты. В отношении снабжения населения промтоварами вредительская директива заключалась в неправильном распределении товаров по районам, без учета, сезонных особенностей и потребностей населения. В результате получался недостаток товаров в наиболее нужное время (например хлебозаготовки) в одних районах и избыток их в других, что вело к товарным залежам и вызывало задержку товарооборота и находящихся в нем средств.

В системе Наркомснаба, а затем Наркомторга цель вредительских действий меньшевиков в основном сводилась к созданию недовольства рабочих путем недоснабжения промышленных центров продовольствием и промтоварами.

В ВСНХ вредительство осуществлялось в тесном контакте с «Промпартией», о подрывной деятельности которой мы говорили выше.

Наибольшего размаха вредительство в Госбанке достигло [148] в связи с кредитной реформой. Не была проведена необходимая подготовка для ее осуществления, что могло вызвать увеличение кредитной эмиссии и угрожало денежной инфляцией.

«Задачей дезорганизаторской деятельности ячейки (меньшевистской — В. М.) Государственного банка, — как показывал член «Союзного бюро» Шер, — было расстройство денежного обращения».

В области планирования вредительство меньшевиков приняло широкие масштабы. В Госплане долгое время подвизались наиболее крупные меньшевистские «деятели» — Громан, Базаров. Руководимая ими контрреволюционная организация в Госплане СССР, состоявшая из меньшевиков и антисоветски настроенных беспартийных специалистов, стремилась путем составления искаженных конъюнктурных обзоров дать неверное представление правительству СССР о действительном положении в стране и таким образом добиться срыва социалистической реконструкции.

Проводя вредительскую работу в органах снабжения и распределения, вредители из Госплана создавали условия для расстройства нормального снабжения населения с целью вызвать его недовольство.

По директиве «заграничной делегации» ЦК меньшевиков «Союзное бюро» установило (политический и организационный блок с «Промпартией» и группой Кондратьева — Чаянова. Всех их связывала общая ненависть к диктатуре рабочего класса и стремление пакостить Советской власти. Всех их объединяла общность контрреволюционной платформы, тактики борьбы с Советской властью и конечных целей их практической деятельности. В основу сотрудничества легли следующие отправные пункты:

1) реставрация капитализма в СССР;

2) интервенция как единственное средство, могущее привести к свержению Советской власти;

3) вредительство как основной метод подрывной работы в СССР;

4) получение материальной и прочей поддержки от западноевропейских капиталистических кругов и иностранных разведывательных органов;

5) организационная связь с кругами иностранной буржуазии; у меньшевиков, кроме того, — с руководством II Интернационала.

Первоначально контакт был установлен с «ТКП». Несколько позднее, при содействии Кондратьева, налаживается блок с «Промпартией». Последняя стала финансировать [149] «Союзное бюро» для дальнейшего усиления темпов ведущейся им подрывной работы.

Одновременно обсуждается вопрос о возможности привлечения к совместной подрывной деятельности бухаринско-рыковской антипартийной группы.

В области политической «ТКП», «Промпартия» и «Союзное бюро» наметили разделение «труда». «Было установлено, что каждая из них берет на себя организацию пропаганды и агитацию в тех социальных слоях, на которые она по преимуществу опирается и в которых имеет наиболее разветвленные связи... На долю РСДРП, естественно, должна была выпасть работа среди пролетариата, а также среди расположенных к восприятию меньшевистской идеологии кадров государственных служащих, пролетарского и мелкобуржуазного студенчества, низшего технического персонала и т. п. ...РСДРП принимала на себя обязательство по подготовке организации в городах гражданской гвардии, которая могла бы явиться к моменту совершения контрреволюционного переворота орудием и средством захвата правительственных учреждений, первоначальной опорой нового контрреволюционного правительства и базой для создания городской милиции нового режима; кроме того, она должна была в лице своего заграничного центра принять меры через организации социалистического интернационала к созданию благоприятной для интервенции морально-политической атмосферы в кругах рабочего класса и близких к нему слоев мелкой буржуазии в западно-европейских и заокеанских буржуазно-демократических странах». (Из показаний Якубовича.)

Однако «Союзному бюро» из-за полного отсутствия социальной базы политической работы вести не пришлось. Агитационно-пропагандистская работа свелась лишь к рассылке по своим ячейкам литературы заграничного происхождения, получавшейся из Берлина, и литературы, изготовлявшейся в СССР силами «Союзного бюро».

Для хранения своих наиболее важных документов руководящие члены «Союзного бюро» вошли в контакт с Рубиным и Рязановым, работавшими тогда в Институте Маркса и Энгельса. Эти два изменника, используя свое служебное положение, хранили в стенах института документы «Союзного бюро».

Финансирование контрреволюционной организации меньшевиков шло из двух источников: из кассы «заграничной делегации» и через «Промпартию» от «Торгпрома». Сумма средств, поступившая за все время существования «Союзного [150] бюро», достигала 600 тысяч рублей. Из них от «Промпартии» было получено 200 тысяч, а остальные деньги поступили от «заграничной делегации». Последняя получала средства от II Интернационала и входящих в его состав европейских с.-д. партий.

«В финансировании участвуют все крупные западно-европейские с.-д. партии, — показывал на суде по делу «Союзного бюро» обвиняемый Залкинд, — но в основном средства поступают от германской с.-д. партии, которая изъявила согласие широко финансировать партийную и в особенности вредительскую работу РСДРП».

Часть денег была переслана в СССР через одно иностранное консульство в Ленинграде, связь с которым поддерживал член «Союзного бюро» Финн-Енотаевсиий.

Преступной работой «Союзного бюро» руководила «заграничная делегация». С этой целью летом 1928 года в СССР нелегально приезжал член ЦК меньшевиков Абрамович, а весной 1929 года, как мы уже указывали выше, для непосредственного участия в работе «Союзного бюро» в СССР был направлен другой член ЦК — Броунштейн. В директивах «Союзному бюро» заграничный меньшевистский центр особое значение придавал использованию в своих интересах борьбы антипартийных групп с ВКП(б).

В письме из Берлина, присланном летом 1929 года в «Союзное бюро» за подписью Дана и Абрамовича, указывалось, что «троцкисты в результате борьбы с ЦК ВКП(б) по существу стояли на позиции социал-демократии, что на основе этого примера и в силу логики борьбы можно предвидеть, что и правоукловисты в процессе борьбы неизбежно встанут «а те же позиции. Чем сильней будет борьба, тем вернее это произойдет, поэтому нужно «подливать масла в огонь, чтобы сильнее горело пламя борьбы».

В конце 1930 года органами ОГПУ преступная деятельность «Союзного бюро» была разоблачена, и в марте 1931 года меньшевики-интервенционисты предстали перед пролетарским судом. В связи с процессом меньшевиков вожди II Интернационала подняли в иностранной буржуазной печати неописуемый вой о «красном терроре», чем еще раз выдали свою заинтересованность в той подрывной работе, которую вели меньшевики в СССР.

Этот процесс окончательно разоблачил двурушническую политику II Интернационала я выявил подлинное лицо контрреволюционного меньшевизма — прямой агентуры монополистического капитала, тесно связанной с разведками империалистических стран. [151]

Контрреволюционная организация вредителей рабочего снабжения

Почти одновременно с разоблачением «Союзного бюро» меньшевиков ОГПУ раскрыло еще одну контрреволюционную вредительскую и шпионскую организацию, которая стремилась создать в стране голод, вызвать недовольство среди широких рабочих масс и этим содействовать свержению Советской власти. Вредительская организация имела свои разветвления в Союзмясо, Союзрыбе, Союзконсерве, Союзплодоовощи и в аппарате Наркомторга.

Вредительскую организацию возглавляли профессор Рязанцев, в прошлом помещик и царский генерал, и профессор Каратыгин, до революции редактор «Торгово-Промышленной газеты». Участники контрреволюционной организации были в своем большинстве дворяне, бывшие фабриканты и промышленники, царские офицеры, кадеты и меньшевики.

Эта организация являлась филиалом ранее разоблаченных вредительских организаций меньшевиков и «ТКП». Возникла она приблизительно в конце 1924 года по инициативе английской разведки.

Представитель английской мясной фирмы «Унион» Фотергил в 1924 году по приезде в Москву установил связь с Рязанцевым, которого знал давно. До революции фирма «Унион» имела в России свои холодильники, а при Советской власти хотела получить в концессию бэконное производство. После нескольких встреч с Рязанцевым Фотергил предложил ему создать контрреволюционную вредительскую организацию, которая путем разрушения мясной и холодильной промышленности боролась бы с Советской властью. Получив согласие Рязанцева, Фотергил передал ему 10 тысяч фунтов стерлингов на «расходы».

В состав вредительской организации Рязанцев привлек ряд работников из заготовительно-снабженческих организаций. Особенно активную работу вредители развернули с 1927 года. Наиболее интенсивно они действовали в мясной промышленности, рассматривая ее как самое уязвимое место в снабжении населения продовольствием. Вредительская организация в Союзмясо ставила перед собой следующие цели:

1) расстроить сырьевые базы в основных районах ското — и мясозаготовок;

2) создать периодические кризисы на мясном рынке;

3) дезорганизовать снабжение мясом пролетарских центров; [152]

4) замедлить и сорвать техническую реконструкцию мясной промышленности;

5) расстроить все виды производства мясной промышленности.

В результате преступной деятельности Рязанцева и его сподручных на протяжении 1927–1930 годов был нанесен немалый ущерб Советскому государству и в значительной мере осложнено продовольственное положение страны.

Самым крупным вредительским актом являлся периодический перезавоз мяса и скота в Москву и Ленинград. Например, в октябре 1928 года на московских загонных дворах скопилось около 12 тысяч голов крупного рогатого скота, в то время как нормально эти дворы рассчитаны на 4–5 тысяч голов максимум. Скопившийся скот размещался на территории всей бойни, стоял на открытом воздухе (без навеса), под дождем и в совершенно неприемлемых условиях, так как бойни не справлялись даже с очисткой дворов и вывозом навоза. При таких условиях содержания скота среди него развивались болезни, особенно ящур, от которого скот быстро и сильно худел.

Перевозимое мясо портилось. Были случаи, когда мясо вагонами уничтожалось или направлялось на утилизацию.

«Чудовищное и внезапное скопление большого количества скота на станциях влекло за собой массовый падеж, расстройство боенского дела и порчу продукции, что по существу ничем не отличалось от недоснабжения». (Из показаний вредителя Левандовского.)

Чтобы вызвать недовольство и возмущение трудящихся, вредители создавали затруднения со снабжением в предпраздничные дни.

По этому поводу вредитель Дроздов на следствии показал: «В целях срыва мясоснабжения Москвы в октябрьские торжества в 1927–1928 годах Левандовский и Дардык дали на места распоряжение сократить подвоз скота в Москву под видом сокращения мясозаготовок из-за уменьшения заготовительных цен... В результате этого в Москве нехватило мяса».

В своих действиях вредители всячески поддерживали частника, создавая ему более благоприятные условия при кредитовании, заготовках и т. д. по сравнению с обобществленным сектором. Таким путем вредители пытались ослабить позиции государства в мясном деле, «чтобы государство ушло из мясного дела, передав этот рынок частному капиталу». (Из показаний Левандовского.)

В рыбной промышленности вредительскую организацию [153] возглавлял заместитель заведующего отделом рыболовства Наркомзема СССР Казаков, в прошлом крупный чиновник министерства земледелия. Оформилась «рыбная» организация в 1926 году. Путем преуменьшения и срыва планов добычи рыбы, срыва капитального строительства и ряда других мероприятий вредители стремились усилить продовольственные затруднения в СССР, одновременно создавая все условия для развития частного сектора.

Вредители «рыбники» были связаны с иностранным капиталом, в частности с фирмой «Бр. Ванецовы», находящейся в Берлине. Вредительская организация получала средства из различных источников. Часть денег поступала от сдачи в аренду промыслов частникам, часть — от иностранных фирм и по сделкам с иностранными покупателями рыбоикорной продукции.

Вредитель Арцыбушев и другие составили на 1929 год явно преуменьшенный план улова с целью содействовать увеличению удельного веса частного сектора. В качестве предпосылки к составлению уменьшенного задания вредители распространили версию об истощении запасов рыбы. Под сокращение улова сельди была подведена «научная теория», связывающая уменьшение уловов с ...расположением солнечных пятен! В результате уменьшения планового задания на 1929 год было законсервировано значительное количество промыслов.

В 1930 году вредители несколько изменили свою тактику и, не уменьшая плановых наметок (в силу наличия твердого правительственного задания), сосредоточили внимание на срыве строительства, процессов механизации лова и обработки рыбы. В результате план в 1930 году был значительно недовыполнен.

Используя свою поездку в Осло (Норвегия) для участия в работах советско-норвежской паритетной комиссии, главарь вредительской организации Казаков на обратном пути заехал в Берлин, где встретился с упомянутым выше Ванецовым. Ванецов дал Казакову ряд директив, в частности «продолжать всемерную задержку в прохождении планов и проектов строительства, обратив особое внимание на задержку с постройкой судов, предполагаемых для лова сельди на Дальнем Востоке, а также пловучих крабоконсервных заводов». Со своей стороны Ванецов обязался организовать порчу советских судов во время нахождения их в японских портах.

В отношении ловецкого промысла Ванецов предложил путем извращения директив коммунистической партии по [154] проведению коллективизации способствовать «росту недовольства ловецкой массы не только в лице единоличников, но и колхозников». Наконец, был обсужден вопрос о финансировании вредителей. Ванецов указал «на возможность пересылки денег через одно иностранное посольство. Между нами было условлено, что указанная выше сумма (25 000 рублей — В. М.) будет переслана в Москву именно этим путем». (Из показаний Казакова.)

Вредительство в консервной промышленности шло по двум направлениям. С одной стороны, задерживалось проектирование новых консервных предприятий, причем проектировка шла с заведомо сниженной производительностью предприятий, без полного учета сырьевых возможностей. С другой стороны, на существующих консервных заводах выпускалась недоброкачественная продукция. Вредитель Соколов, несмотря на запрещение правления Союзмясо, выпускал на Троицком мясокомбинате мясные консервы из требухи, губ, нёбного мяса и т. п.

Упомянутый Соколов, рассказывая в феврале 1930 года вредителю Куранову (зав. консервным отделом Союзмясо) о налаженном выпуске недоброкачественных консервов, говорил: «Ничего, съедят товарищи и это. Посмотрите, в августе и это будут просить, да не станет». На это Куранов ему ответил: «У вас на Урале еще ворон да белок непочатый край, накормим». Таков звериный облик этих мерзавцев!

Тот же Соколов, говоря о фактах вредительства в консервном производстве на Троицком комбинате, показал на следствии, что он допустил производство консервов, в которых попадалась грязь, требуха, глазное яблоко, волос, зубы и т. п. Консервы выпускались без достаточной выдержки их в термостате.

Вредительство было организовано и в других отраслях пищевой промышленности: плодоовощной, сахарной, маслобойной, крахмало-паточной, винокуренной, кондитерской, пивоваренной.

В результате вредительского сокращения посевных площадей свеклы была снижена выработка сахара. В области овощей установка вредительской организации заключалась:

«1. В срыве заготовок плодоовощей и совершенно недостаточном их подвозе из производящих районов в потребляющие, главным образом в промышленные центры (Москва, Ленинград).

2. В затяжке строительства хранилищ и перерабатывающих предприятий, что влекло за собой неполную обеспеченность [155] крупных рабочих центров овощами и их порчу». (Из показаний вредителя Романовского.)

В результате вредительства, говорил Романовский, «заготовки были поставлены умышленно безобразно, не обеспечивались тарой, отчего портились овощи; кроме того, так же умышленно бессистемно производился подвоз овощей, то есть то ничего не подвозилось, то сразу скоплялось громадное количество овощей, которые... в плохой таре подвергались массовой порче».

Все вредительские организации, орудовавшие в пищевой промышленности и органах снабжения и распределения, стремились создать затруднения в снабжении продовольствием крупнейших городов и рабочих районов с целью вызвать недовольство среди населения.

Вредители сорвали капитальное строительство ряда плодоовощных комбинатов, сушильных заводов и овощехранилищ.

Преступная деятельность агентов иностранных разведок и мировой буржуазии, пытавшихся задушить нашу страну в тисках голода, была разоблачена и в корне пресечена карательными органами Советской власти. По приговору коллегии ОГПУ 48 вредителей были расстреляны.

Подрывная работа бухаринско-рыковской антипартийной группы правых

К концу восстановительного периода заметно активизировалась антипартийная деятельность группы правых. В связи с антипартийными выступлениями правых XIV съезд партии указал на необходимость борьбы с правым уклоном.

Переход партии к политике наступления против остатков капиталистических элементов в стране и в первую очередь против кулачества вызвал ожесточенное сопротивление антипартийной группы правых. Правые, чтобы подкрепить свои, наскоки на партию теоретически «...состряпали смехотворную «теорию затухания классовой борьбы», утверждая на основании этой теории, что чем больше успехов будет у социализма в его борьбе с капиталистическими элементами, тем больше будет смягчаться классовая борьба, что классовая борьба скоро совершенно затухнет, и классовый враг сдаст все свои позиции без сопротивления, что ввиду этого незачем предпринимать наступление на кулачество»{87}. [156]

В 1928 году правые оформляются как законченная антипартийная контрреволюционная организация во главе с нелегальным центром в составе Бухарина, Рыкова и Томского. По мере того как партия систематически разоблачает перед массами классовую суть правого уклона, правые все шире применяют методы двурушничества.

Кроме правых, открыто выступавших в 1928 году, существовали тщательно законспирированные бухаринские кадры, которые стремились сочетать внешнее согласие с генеральной линией партии с активной подпольной подрывной работой по заданиям своего центра. К числу последних принадлежали презреннейшие двурушники и предатели Ягода, Антипов, Рудзутак и др.

Оформившись организационно, правые уже в 1928 году стали искать союзников. В июне — июле 1928 года, по поручению центра правых, Бухарин связывается через Каменева с троцкистами и вырабатывает с ними соглашение, целью которого является совместная борьба против партии. ЦК ВКП(б) разоблачил эту преступную попытку Бухарина и сделал серьезное предупреждение группе правых капитулянтов.

Летом 1928 года Бухарин пытается протащить право-оппортунистические установки в представленных им тезисах доклада на VI Конгрессе Коминтерна. По настоянию товарища Сталина, в тезисы было внесено до 20 поправок, целиком изменивших их существо. VI Конгресс Коминтерна принял исправленные тезисы и осудил платформу правых капитулянтов.

Осенью 1928 года Бухарин публикует антипартийную статью «Заметки экономиста», в которой выступает против социалистической индустриализации страны. Появление этой статьи указало таким антисоветским группам и контрреволюционным вредительским организациям, как «Промпартия», «ТКП» и «Союзное бюро», на возможность блока с правыми.

В конце 1928 года группа Бухарина — Рыкова получила поддержку верхушки московской партийной организации (Угланов, Котов, Уханов, Рютин, Ягода, Полонский и др.). Правые проповедывали необходимость уступок кулачеству, облегчения его налогового обложения, болтали о том, что индустриализация обременительна для народа, выступали против строительства тяжелой индустрии, требуя переместить средства из тяжелой промышленности в легкую.

Московская партийная организация при помощи ЦК ВКП(б) а товарища Сталина разоблачила правых реставраторов [157] капитализма, сделала им последнее предупреждение и еще теснее сплотилась вокруг ЦК партии. Громадную роль в деле мобилизации партии на борьбу с правым уклоном сыграло выступление товарища Сталина на объединенном пленуме МК и МКК 19 октября 1928 года. В своей речи товарищ Сталин указал на то, что «...победа правого уклона в нашей партии развязала бы силы капитализма, подорвала бы революционные позиции пролетариата и подняла бы шансы на восстановление капитализма в нашей стране»{88}.

На протяжении 1928–1929 годов нелегальные группы правых создаются не только в Москве, но и в других центрах СССР.

Правые не прекращают своих выступлений против партии, и ноябрьский пленум ЦК ВКП(б) 1929 года постановил признать пропаганду взглядов правых реставраторов капитализма несовместимой с пребыванием в рядах ВКП(б). Пленум вывел Бухарина из состава Политбюро ЦК и сделал предупреждение остальным главарям правых.

Стремясь уберечь свои кадры от разгрома, правые решили прибегнуть к испытанному методу двурушничества. Подпольный центр правых дает директиву разоблаченным участникам своей организации о подаче ими двурушнических заявлений с признанием своих ошибок и согласии с генеральной линией партии. «Покаянные» заявления подали и сами атаманы правых — Бухарин, Рыков, Томский. Таким путем они надеялись обмануть партию, усыпить ее бдительность.

На этом заканчивается первый этап подрывной работы правых.

С 1930 года контрреволюционная организация правых полностью переходит на нелегальное положение. На своего единомышленника Ягоду центр правых возлагает задачу ограждения организации от провала. Для этого Ягода назначает на руководящие должности в аппарат НКВД лиц, указанных центром. Так по требованию руководителей центра, на пост начальника отдела, в обязанности которого входила борьба с контрреволюционными организациями, был назначен участник организации правых Молчанов. Назначение это было произведено в 1931 году, в период активизации нелегальной деятельности правых.

Таким путем в 1931–1932 годах в НКВД Ягодой была создана группа правых в составе Прокофьева, Молчанова, [158] Миронова, Шанина и других. Это позволило контрреволюционной организации правых заниматься своей преступной деятельностью на протяжении ряда лет.

На процессе «право-троцкистского блока» Ягода по этому поводу показал:

«Я должен здесь со всей ответственностью заявить, что виною тому, что Советская власть и органы НКВД только в 1937–1938 годах смогли вскрыть и ликвидировать контрреволюционную деятельность организации правых и «право-троцкистского блока», является моя предательская работа в системе Народного Комиссариата Внутренних Дел. Если бы советская разведка была свободна от контрреволюционной группы правых и шпионов, которые благодаря мне сидели в аппарате НКВД, заговор против Советской власти несомненно был бы вскрыт в своем зародыше».

Ягода снабжал Бухарина и Рыкова секретными материалами ОГПУ, которые Бухарин и Рыков использовали в своей борьбе против партии. Когда на одном из заседаний Политбюро было разоблачено сочувствие Ягоды правым по вопросу о применении партией в хлебозаготовках чрезвычайных мер против кулачества, Ягода прибег к двурушничеству и через некоторый промежуток времени заявил о полном своем согласии с линией партии.

Начиная с 1930 года контрреволюционная организация правых переходит к наиболее острым формам борьбы с партией и Советской властью. Делается упор на развитие в стране кулацкого повстанческого движения и террор против руководителей партии и правительства. Центр правых устанавливает контакт с центрами буржуазно-националистической контрреволюции на Украине, в Белоруссии, в Закавказских и среднеазиатских республиках. Центр правых дает по своей подпольной периферии директиву о переходе к прямой подготовке насильственного ниспровержения Советской власти.

Для подрывной деятельности правых в период 1930–1932 годов характерна «рютинская платформа». Эта платформа была выработана, подпольным центром правых и стала программой их действий. Основные пункты «рютинской платформы» — террор, восстания, «дворцовый переворот» и установление блока с другими контрреволюционными антисоветскими организациями, в первую очередь с троцкистами.

В 1931–1932 годах Бухарин и Рыков рассылают на места своих уполномоченных для организации кулацких восстаний. Особое внимание центр правых обращал на провоцирование [159] вооруженных выступлений против Советской власти на Северном Кавказе. Туда командируются Эйсмонт, Смирнов и Слепков с заданием всемерно обострить кулацкое движение и содействовать его распространению. На Северном Кавказе орудовала созданная еще Ивановым, приблизительно в 1928 году, подпольная организация правых. Кроме того, в 1930 году на Северном Кавказе создается во главе с Пивоваровым казачья организация правых, опиравшаяся на остатки казачьей контрреволюции и реэмигрантов, сохранивших связи с казачьими белоэмигрантскими кругами.

В 1932 году Бухарин командировал в Сибирь Яковенко для подготовки и организации там кулацкого восстания.

В результате преступной деятельности правых на Северном Кавказе и в Сибири были спровоцированы кулацкие восстания. Центр правых пытался также организовать восстания и подготовить кулацко-бандитские кадры в Северном крае, на Украине, в Белоруссии, в Узбекистане и других местностях Советского Союза.

Организуя восстание на Северном Кавказе, правые на практике осуществляли установленную ими еще раньше связь с контрреволюционной партией эсеров. Не без ведома центра правых были также совершены инспирированные английской разведкой набеги басмаческих банд из Северного Афганистана на советский Таджикистан.

Не ограничиваясь подготовкой и организацией кулацких восстаний, правые приступают к подготовке террористических актов против виднейших деятелей Советского государства.

В 1932 году, по указаниям и под руководством злейших врагов народа Бухарина и Рыкова, были созданы террористические группы. Бухарин лично привлек эсера Семенова, организатора в 1918 году покушений на В. И. Ленина, для сколачивания террористической группы с целью покушения на членов Политбюро. По указаниям Рыкова его подручным Нестеровым была создана террористическая организация в Свердловске. Участникам белорусской и пантюркистской националистических контрреволюционных организаций Бухарин и Рыков лично давали установки о применении террора.

На втором этапе своей преступной борьбы с партией бухаринско-рыковские бандиты полностью совершили переход от антипартийной правооппортунистической группы к контрреволюционной организации, работающей по заданиям иностранных разведывательных органов. Потеряв всякий [160] человеческий облик, лишившись элементарных представлений о том, что такое родина, совесть, честь, эти презренные выродки превратились в гнуснейших предателей, изменников, террористов, реставраторов капитализма.

* * *

Подведем итоги.

Переход партии после XV съезда в наступление по всему фронту социалистического строительства вызвал бешеное сопротивление со стороны остатков капиталистических элементов в стране. Враги Советской власти внутри СССР стали создавать нечто вроде единого фронта, который под знаменем борьбы с победившими рабочими и крестьянами объединил контрреволюционеров самых различных мастей: «беспартийную» буржуазную техническую интеллигенцию в лице «Промпартии», эсеровско-кулацкие элементы, организовавшиеся в «ТК.П», меньшевиков, антипартийную бухаринско-рыковскую группу правых и др.

Тактика и программа всех этих контрреволюционных групп и группочек были похожи одна на другую, как две капли воды: вредительство, шпионаж, террор; все они преследовали одну и ту же цель: реставрации капитализма.

Этот единый фронт всех враждебных стране социализма сил был занят подготовкой интервенции в самом Советском Союзе. По соглашению международной и внутренней контрреволюции, интервенция подготавливалась на 1930 год. Заговорщики намечали этот срок на основе своего предположения, что годом наибольшего кризиса должен быть 1930 год как результат их вредительской деятельности.

Соответствующее «прощупывание» мощи СССР началось уже в 1929 году. Провокация конфликта на Китайско-Восточной железной дороге служит ярким примером подобного «прощупывания». В связи с этим интересно показание члена ЦК «Промпартии» Ларичева, данное им на судебном следствии.

«Возникший летом 1929 года конфликт на Китайско-Восточной железной дороге, — говорил Ларичев, — как я узнал от Рамзина и Калинникова, явился диверсионным шагом французского и английского штабов: с одной стороны, выявить наши мобилизационные способности и боеспособность Красной Армии, с другой стороны — выяснить отношение широких кругов населения к вопросу [161] о возможности войны и о степени прочности Советской власти».

Но уже во второй половине 1929 года англо-французские империалисты вынуждены были перенести срок интервенции на 1931 год вследствие роста в капиталистических странах революционной активности широких пролетарских масс, осложнения внешнего положения Франции (обострение ее отношений с Италией), неудачи дальневосточной авантюры, противоречий между основными участниками интервенции.

Кроме того, учитывался разгром основных контрреволюционных организаций внутри СССР органами НКВД и разоблачение в связи с этим планов интервенции.

Однако наиболее агрессивные капиталистические круги все-таки пытались путем различных провокаций втянуть Советский Союз в войну. Особенно на этом поприще отличалась панская Польша.

Поощряемая польским правительством травля советского дипломатического представительства привела к тому, что весной 1930 года польские монархисты пытались взорвать здание полпредства СССР в Варшаве.

Дворник соседнего с полпредством дома, в котором помещался клуб польских монархистов, утром 26 апреля 1930 года обнаружил провод, переброшенный с крыши обслуживаемого им дома на крышу полпредства. Кроме того, дворник нашел на крыше своего дома часовой механизм, соединенный с проводом. Были вызваны представители полиции и военные пиротехники, которые обнаружили, что провод соединен со снарядом, опущенным в дымоход советского полпредства. Чтобы извлечь снаряд, в подвале полпредства пришлось разобрать капитальную стену. Извлеченный снаряд длиной в три четверти метра и диаметром 18 сантиметров весил 30 килограммов. По отзывам специалистов, эта адская машина обладала громадной силой и могла разрушить весь дом полпредства.

Только случайность предотвратила неслыханную провокацию войны. Польские монархисты, готовившие это чудовищное преступление, составляли наиболее агрессивную группировку в польском правительственном лагере. В большинстве это были помещики, владевшие землями на Украине и в Белоруссии и экспроприированные Великой Октябрьской социалистической революцией.

В 1928 году польским шпионом В. Любарским, приезжавшим из Варшавы в Москву в качестве польского дипломатического курьера, была организована контрреволюционная [162] террористическая группа. Показаниями одного из членов террористической группы — Демидовича (шурина генерала Деникина) установлено, что В. Любарский приехал в СССР, для того, чтобы организовать террористические акты против членов Советского правительства. Об этом В. Любарский сам говорил Демидовичу. Любарский интересовался способами проникновения в Большой театр во время съезда и торжественных заседаний, в Дом союзов, где в то время шли заседания VI Конгресса Коминтерна.

В августе 1928 года, по поручению Любарского, член группы Лев Любарский (родственник первого) совершил убийство старшего инспектора Политуправления РККА товарища Шапошникова. В результате этого террористического акта часть членов группы была выявлена органами ОГПУ и осуждена в 1929 году. Остальная же ее часть продолжала свою контрреволюционную террористическую деятельность.

Участники группы Васильев и Штерн в марте 1932 года организовали покушение на германского посла в СССР фон-Дирксена. По ошибке, непосредственный исполнитель террористического акта Штерн стрелял не в посла, а в советника посольства фон-Твардовского. В последующих своих показаниях арестованный Штерн заявил, что «непосредственной целью террористического акта было осложнить политические отношения между СССР и внешним миром, ухудшить международное положение Советского Союза», иными словами — спровоцировать войну.

В том же 1932 году белогвардеец Горгулов убивает 6 мая французского президента Думера. «Я покушался на Думера, — заявил Горгулов, — чтобы заставить Францию бороться против Советов».

Выстрелы Горгулова и Штерна, адская машина в здании полпредства в Варшаве — все эти акты, направленные рукой иностранных разведок, независимо от общего изменения международной обстановки не в пользу интервенции, преследовали асе ту же цель провокации нового нападения на СССР.

Однако все усилия агентов мировой буржуазии втянуть СССР в новую войну оказались бесплодными. Разгром вредителей, разоблачение интервенционистских планов и провал ряда террористических организаций спутали все карты империалистов.

Советский Союз отразил все попытки мировой контрреволюции втянуть его в новую войну и, твердо стоя на позициях мирной политики, опираясь на свою несокрушимую [163] мощь, уверенно вступил на путь построения социалистического общества.

Подрывная работа английской разведки в годы первой пятилетки

Заключительным аккордом подрывной деятельности иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры в период реконструкции народного хозяйства и первой пятилетки является диверсионно-шпионская работа английской разведки. Получив сокрушительный удар в 1926–1927 годах, английская разведка стала исподволь создавать новые вредительские центры.

На этот раз английская разведка стремилась проникнуть в наиболее уязвимые отрасли нашего народного хозяйства — пищевую промышленность, рабочее снабжение, энергетическое хозяйство. Выше нами уже была изложена подрывная работа вредительской организации Рязанцева — Каратыгина, созданной английской разведкой и пытавшейся подорвать продовольственное положение СССР.

Агентурой «Интеллидженс сервис», проникшей в СССР и организовавшей здесь новые шпионско-вредительские центры, явились представительства английских концессионных и прочих фирм. «Служащие» этих фирм набирались из числа агентов «Интеллидженс сервис», проходивших «стаж» разведывательной работы в России еще в дореволюционные годы и в годы гражданской войны.

Незадолго до разоблачения вредителей-»снабженцев» был раскрыт шпионско-вредительский центр в английской концессионной фирме «Лена — Гольдфильдс». Ряд ответственных служащих концессий, английских и советских подданных, занимался экономическим и политическим шпионажем. Шпионская деятельность этой контрреволюционной группы стала особенно интенсивной с момента разрыва английскими «твердолобыми» дипломатических отношений с СССР.

Наряду со шпионажем контрреволюционная группа, по заданию английских капиталистов (главным образом Уркварта), стремилась получить монополию на добычу и производство цветных металлов во всем Советском Союзе с целью разрушить, дезорганизовать советскую цветную металлургию. Этим путем английский империализм надеялся подорвать обороноспособность нашей страны и облегчить интервенцию.

Когда посягательства иностранного капитала на богатства [164] Советского Союза были отвергнуты нашим правительством, контрреволюционная группа переходит к активному вредительству.

По заданию группы, в 1929 году был совершен поджог новой обогатительной цинко-свинцовой фабрики Риддеровского комбината. В целях вредительски-хищнического использования недр геологи концессии «Лена — Гольдфильдс» определяли запасы металла в отведенных им месторождениях в гораздо меньших размерах, чем они были в действительности. На сданных в концессию полиметаллических и золотых приисках были сильно развиты хищнические приемы добычи и вредительство.

Вся хозяйственная и техническая политика фирмы «Лена — Гольдфильдс» на переданных ей в эксплоатацию предприятиях была направлена к развалу и разрушению этих предприятий. В конце концов правительство СССР расторгло договор с фирмой «Лена — Гольдфильдс», а еще ранее разоблаченные вредители и шпионы этой шайки предстали перед пролетарским судом.

Подрывную работу английской разведки в годы первой пятилетки наиболее ярко характеризует дело о вредительстве на электрических станциях. На этот раз вредительством занималась группа английских разведчиков, проникших в СССР под видом инженеров, техников и монтажников английской фирмы «Метро — Виккерс».

Один из арестованных по этому делу, английский инженер Макдональд, на судебном следствии показал:

«Разведывательная деятельность, проводимая в СССР под прикрытием фирмы «Метро — Виккерс», руководилась Торнтоном, работавшим в Москве в представительстве фирмы в должности главного монтажного инженера. Возглавлял представительство Монкгауз, который также участвовал в этой нелегальной деятельности Торнтона. Разъездным поюмощником Торнтона и участником шпионской работы являлся инженер Кушни, офицер английской армии, ныне инженер фирмы «Метро — Виккерс». Это — основная группа разведчиков, занимавшаяся шпионской деятельностью в СССР».

Руководил этой группой директор общества «Метро — Виккерс» Ричардс, участвовавший в 1918 году в английском десанте на севере. Тогда он был в чине капитана отряда секретной полиции. О своих взаимоотношениях с Ричардсом главный представитель «Метро — Виккерс» в СССР Монкгауз показал следующее:

«С Ричардсом я встречался в 1917 году в Москве и затем [165] в 1918 году в Архангельске, где он, как я утверждаю, служил в качестве капитана «Интеллидженс сервис».

С 1923 года он (Ричардс) получил назначение директором экспортного общества «Метро — Виккерс», и после этого он в том же году выехал в Москву для переговоров о поставках для переоборудования».

Торнтон привлек к шпионско-вредительской деятельности ряд инженеров и низших технических служащих на государственных районных электрических станциях СССР (Златоустовской, Челябинской, Ивановской, Бакинской, Московской и др.). В большинстве своем это были антисоветски настроенные люди и в прошлом активные враги Советской власти.

Вредительские и шпионские группы, созданные под руководством Торнтона, готовили диверсионные акты и занимались вредительством, а также собирали секретные сведения экономического, военного и политического характера.

Английскую разведку особенно интересовала оборонная промышленность, в частности работа златоустовских заводов. Английский шпион Макдональд в связи с этим показал:

«Гусев имел от меня поручение собирать и собирал систематически секретные сведения по следующим вопросам:

1) о работе военных цехов механического и металлургического заводов; сюда входили: производственная мощность снарядных цехов, количество выпускаемых снарядов, их типы и прочие моменты;

2) о расширении военных цехов;

3) данные о выпуске специальных сталей, идущих на военные заводы для производства вооружений;

4) энергоснабжение заводов и вопросы, связанные с бесперебойной работой военных цехов».

Кроме того, давались задания устраивать аварии, могущие вызвать перебои в работе оборонных заводов. Об одной из этих аварий обвиняемый Гусев показал:

«Я получил задание от Макдональда произвести порчу мотора крупносортного стана прокатного цеха металлургического завода с целью приостановить выпуск снарядов и снарядные заготовки. Я это выполнил. Мотор был выведен из строя, и снарядные цехи не работали полтора месяца».

Однако главный удар английская разведка намечала в момент возникновения войны. Шпионам и вредителям предлагалось при объявлении войны совершать аварии [166] в самых ответственных пунктах станциях — в котельном хозяйстве и углеподаче. Это повлекло бы срыв работы военных производств.

Разгром шайки шпионов и вредителей из «Метро — Виккерс» нанес английской разведке большой урон. Из состава агентов «Интеллидженс сервис», орудовавших в СССР, выбыло 27 человек. Немудрено, что вся английская буржуазная печать подняла в связи с этим неистовый вой. Английское правительство стало на путь угроз и нажима по отношению к СССР, стремясь заставить Советское правительство отказаться от суда над уличенными и сознавшимися английскими шпионами. Но Советское правительство не испугалось этих угроз. В апреле 1933 года английские шпионы предстали перед Особым присутствием Верховного суда СССР и понесли заслуженное наказание. [167]