Часть IV.

Время возмужания

Глава 1.

Самый кровавый день войны

Сражение на Энтитеме (при Шарпсберге)

Велик и ужасен был год 1862-й. Пожар гражданской войны, которой еще недавно прочили скорый конец, разгорелся с невиданной силой, и тысячи человеческих жизней безвозвратно сгинули в его безжалостном пламени. Бои гремели уже почти на всем пространстве когда-то мирных Соединенных Штатов, и имена безвестных ранее городков, деревушек, речек, ручьев и холмов приобрели теперь ужасную славу. Не было на Севере и на Юге такого места, где не слышали бы о Шайло, Перривиле, Фейр-Оукс, Гейнс-Милле, Малнверн-Хилле и Сидэр-Маунтин. Но самым громким из этих имен был Шарпсберг — так назывался маленький, Богом забытый городок в Западном Мериленде, где в сентябре 1862 года встретились две могучие армии и многие тысячи солдат в сером и синем сложили свои головы.

Но еще весной 1862 года никто на Севере не мог предсказать, что война зайдет так далеко и докатится почти до самых ворот федеральной столицы{7}. Напротив, тогда казалось, [213] что удача переметнулась в стан войск Союза и уже недалек тот день, когда мятежники будут на коленях просить о мире. Быстрые и внезапные успехи федеральных войск на Западе многим кружили головы, и население Союза пышно, с помпой отметило победы у Донелсона и Шайло.

На Востоке дела тоже вроде бы пошли в гору. 26 апреля федеральный десант овладел крупным луизианским городом-портом Новый Орлеан, намертво закупорив Миссисипи с моря. Теперь войска и флот северян могли продвигаться как вверх, так и вниз по течению этой реки, рассекая мятежную Конфедерацию надвое. А в окрестностях Вашингтона полным ходом шло формирование новой федеральной армии — Потомакской, с которой связывались главные надежды Севера. Это была уже не прежняя, кое-как слепленная и необученная толпа, а настоящее дисциплинированное и хорошо организованное войско. Его создателем и первым командующим был генерал Джордж Мак-Клелан — восходящая звезда Союза.

Едва получив новое назначение летом 1861 года (ранее он командовал маленькой армией северян в Западной Вирджинии), Мак-Клелан сразу взял быка за рога. Он был талантливым администратором и знал, что делать с армией. В его умелых руках перепуганный сброд, заполонивший после Бул-Рана все питейные заведения и публичные дома Вашингтона, быстро превратился в слаженную и боеспособную вооруженную силу. Первым шагом Мак-Клелана было создание профессионального штаба, который стал незаменимым инструментом в его военном строительстве.

Затем он избавил армию от балласта — салунных вояк и деморализованных поражением трехмесячных волонтеров. Вместо них на службу поступали новобранцы, подписавшие трехлетние контракты. В отличие от первых добровольцев они относились к войне серьезно и представляли из себя надежный материал для создания армии. Из них формировались новые полки, проходившие усиленное строевое обучение. Полки затем сводились в бригады, бригады — в дивизии, а дивизии — в корпуса, и так, словно по воле могущественного волшебника, в распоряжении руководства Союза уже к зиме 1861 года оказалась мощная 100-тысячная армия. [214]

Эта действительно впечатляющая работа, проделанная Мак-Клеланом, подняла его акции на небывалую высоту. Президент, армия и гражданское население верили ему безгранично, и, как признавался сам генерал, он мог бы стать диктатором Соединенных Штатов. Впрочем, так далеко амбиции Мак-Клелана не заходили. Он вполне довольствовался постом главнокомандующего, который предложил ему Линкольн после увольнения в отставку престарелого Уинфилда Скотта, и прозвищем Маленький Наполеон, которым окрестили его газетчики.

Но, как показали дальнейшие события, Мак-Клелану было далеко до настоящего Наполеона. Завершив создание армии, он под разными предлогами оттягивал ее выступление, чем вызвал сначала недовольство, а затем и разочарование в администрации президента. Наконец, потеряв терпение, Линкольн в приказном порядке обязал Мак-Кленана начать наступление в апреле 1862 года, и генералу ничего не оставалось, как повиноваться. План, составленный Мак-Клеланом, был хорош: как и многие генералы-северяне в начале войны, он умел сочинять грамотные диспозиции, но не умел их реализовывать. «Мак» собирался погрузить свою 120-тысячную армию на суда и доставить ее по морю в Норфилд на востоке Вирджинского полуострова. Из этого города, который северяне держали в своих руках, вела прямая дорога на Ричмонд — заветную цель федералов со времен Бул-Рана.

Поначалу все шло гладко, без сучка и задоринки. Армия Потомака высадилась на полуостров и двинулась вглубь вражеской территории. Но неподалеку от Йорктауна, того самого Йорктауна, где в 1783 году капитулировал британский гарнизон, северяне наткнулись на укрепленную линию противника. Обороняли ее всего 15 тысяч человек во главе с генералом Магрудером, однако Мак-Клелан, имевший вредную для дела привычку завышать численность армии противника в несколько раз, был уверен, что там его ожидает никак не менее 50 тысяч. Он решил овладеть укреплениями южан правильной осадой и приступил к закладке параллелей и строительству батарей. Целый месяц его армия без толку простояла перед укреплениями Йорктауна, а когда все было готово для решительного штурма, южане сами очистили позиции и отступили. [215]

Это, однако, не придало Мак-Клелану уверенности в себе, и по-прежнему медленно, словно слепой, прощупывающий свой каждый шаг, его армия продолжила движение к Ричмонду. Правда, к тому времени конфедераты уже успели стянуть к своей столице свежие части — ими командовал герой Бул-Рана Джозеф Эгелстон Джонстон — но эта армия уступала войскам северян по численности по крайней мере вдвое. Тем не менее Джонстон попытался остановить вражеские полчища, провел контрнаступление и потерпел неудачу. В сражении у Фейр-Оукс его атаки были отбиты, а он сам получил тяжелое ранение и временно выбыл из строя. С этого момента правительство Конфедерации считало положение безнадежным и готовилось к эвакуации столицы. В успехе был уверен лишь новый командующий повстанческой армией, сменивший раненого Джонстона.

Этот новый командующий заслуживает отдельного упоминания хотя бы потому, что его звали Роберт Эдуард Ли. К тому времени он был уже немолод, ему исполнилось 55 лет, и поначалу солдаты снисходительно называли его «Нашей Бабулей». Это нелестное, в общем-то, прозвище было вызвано как возрастом, так и мягкими манерами генерала. Другое прозвище — Король-землекоп приклеилось к нему после того, как он проявил свое пристрастие к полевым укреплениям, и, хотя подобные взгляды свидетельствовали в первую очередь о прозорливости и военных талантах нового командующего, в 1862 году это могли оценить пока еще очень немногие.

Впрочем, обе клички пристали к Роберту Ли ненадолго. Показав, на что он способен, Ли навсегда завоевал доверие армии и общества, и солдаты стали называть его просто и уважительно: Старик. С 1862 года вплоть до самого конца он был бессменным командиром и отцом для своих солдат, и во многом благодаря его военным талантам Конфедерация смогла вести свою неравную борьбу с Севером так долго. До 1861 года Ли не знал себе равных на поле боя и потерпел поражение лишь однажды — в 1863 году, у маленького пенсильванского городка Геттисберг, когда счел себя и свою армию непобедимыми.

Секрет успехов генерала Ли заключался в том, что он был одним из немногих, возможно, даже единственным полководцем [216] гражданской войны, который понял необходимость применения принципиально новой тактики. По возможности он старался избегать безумных лобовых ударов и часто прибегал к искусному маневрированию или тщательно подготовленной тактической обороне. Кроме того, Ли, военный инженер по образованию, уделял огромное внимание полевым укреплениям и траншеям и внес значительный вклад в разработку фортификации.

Одним словом, он был практически идеальным военным вождем для обороняющейся Конфедерации, во всяком случае, никого лучше его не было. Упрекнуть генерала Ли можно разве что в том, что он не всегда был достаточно требовательным командиром. Выходец из знатной вирджинской семьи, он и на посту командующего армией сохранил свои аристократические привычки и управлял войсками как большим поместьем. Часто Ли предпочитал не приказывать своим генералам, а советоваться с ними, и обычно ограничивался лишь самыми общими инструкциями. Впрочем, это качество имело и свою положительную сторону: генералы, служившие под его началом, а это были, как правило, лучшие командиры Юга, не чувствовали себя связанными по рукам и ногам и всегда могли проявить инициативу.

Всеобщее уважение и любовь к Роберту Ли даже среди врагов вызывались не только его военными талантами, но и человеческими качествами. Доброта, внутреннее благородство и чувство собственного достоинства наложили отпечаток даже на его внешний облик, и одна жительница Севера, увидевшая Ли проезжающим верхом мимо ее окна, воскликнула: «Как жаль, что он не наш!». Все, кому приходилось общаться с Робертом Ли, запоминали потом эту встречу на всю жизнь, и отзывались о своем выдающемся собеседнике с большой теплотой.

«Ли был самым энергичным генералом и как мне кажется, величайшим человеком, с которым доводилось беседовать. А между тем я имел удовольствие говорить с Мольтке и князем Бисмарком, причем с последним имел необычайно интересную беседу, — вспоминал создатель канадской Королевской Конной полиции полковник Вулсли. — Много лет прошло со времени моей встречи с Ли, но его мужественная [217] осанка и веселая доброжелательность, располагающая к себе, его любезная улыбка и полная достоинства манера обращения с людьми принадлежат к моим самым драгоценным воспоминаниям... Он выглядел как настоящий дворянин».

Таким был новый командующий конфедеративной армией, возглавивший ее весной 1862 года. Вскоре со своей небольшой армией к нему присоединился другой выдающийся военный вождь Юга — Томас Джонатан Джексон по прозвищу Каменная Стена. В то время, пока Магрудер, а затем Джонстон сдерживали врага на полуострове, Джексон оперировал против превосходящих сил противника в долине Шенандоа. Искусно маневрируя, он сумел разбить противостоявшие ему части поодиночке и создать угрозу Вашингтону, вызвавшую в правительственных кругах Севера настоящую панику.

Затем, незамеченный своими врагами, Джексон ускользнул из долины и появился у Ричмонда, где его с нетерпением ожидал Ли. Вместе они, не теряя времени, обрушились на Потомакскую армию северян. Разгоревшаяся битва продолжалась семь дней (ее так и назвали — Семидневная битва) и дорого обошлась как южанам, так и северянам, но не принесла решительной победы ни одной из сторон. Тем не менее главная цель, которую преследовал Ли, была достигнута: Мак-Клелан счел себя разбитым и в конце июня отступил от Ричмонда.

Бесславное окончание кампании на полуострове почти исчерпало кредит доверия Линкольна к Мак-Клелану, и он возложил свои упования на новую «звезду» — генерала Поупа, переведенного с западного театра боевых действий. Увы, на поверку Поуп оказался еще более бездарным полководцем, чем Мак-Клелан, Генерал Ли двинулся со своей армией (теперь она называлась армией Северной Вирджинии) навстречу специально созданной под Поупа Вирджинской армии и в трехдневном втором сражении при Бул-Ране разгромил ее в пух и прах.

После этой блестящей победы ликованию Юга не было пределов, а генерал Ли превратился из мало кому известного военного советника президента Девиса в героя Конфедерации. Всего за несколько месяцев он сумел разогнать грозовые [218] тучи, сгустившиеся над столицей Юга, и теперь надеялся перенести войну на территорию противника.

В стане федералов, напротив, царили глубокое уныние и тревога, граничившие с паникой. Победоносные «серые легионы» надвигались с Юга с неумолимостью штормового фронта, а на Севере не было ни одного генерала, способного их остановить. Генерал Поуп, не оправдавший доверие нации, был смещен со своего поста и отправился на Запад гонять по прериям восставших индейцев, а его злополучную армию присоединили к Потомакской армии.

В таком подавленном настроении 2 сентября 1862 года Линкольн собрал заседание кабинета министров и объявил им о своем решении еще раз сделать ставку на генерала Мак-Клелана. Это известие вызвало резкую критику со стороны всех, кто принимал участие в заседании. «Вверение командования Мак-Клелану равносильно сдаче Вашингтона мятежникам», — сказал министр финансов Сэлмон Чейз, а военный министр Стэнтон заявил, что его министерство никаких приказов на этот счет не издавало. Но Линкольн был неумолим. «Это мой приказ, — сказал он, — я готов отвечать за него перед страной».

Известие о возвращении Мак-Клелана вызвало в армии, любившей его слепо и беззаветно, прилив небывалого энтузиазма. Солдаты встречали его как Мессию. «Люди высоко подбрасывали свои кепи в воздух... и резвились, как школьники, — вспоминал очевидец. — Они снова и снова кричали «ура»... Казалось, что специально для приема главнокомандующего в боевых действиях был объявлен перерыв. Его постоянно окружала большая толпа, которая позволяла себе самые нелепые демонстрации преданности. Сотни людей даже обнимали коня за ноги и ласкали его голову и гриву... Все это походило на массовую сцену в пьесе, проходившую под аккомпанемент артиллерийского салюта».

Мак-Клелан принял командование в сложный для Севера момент. Генерал Ли, одержавший убедительную победу под Манассасом, мог теперь воспользоваться ее плодами и заставить Союз дорого заплатить за свою самоуверенность. Как писал генерал Лонгстрит, «когда закончилась вторая Бул-ранская кампания, перед нами открылись [219] самые блестящие перспективы, которые только могли быть у Конфедерации. В то время у нас была армия, которую, будь она все время единой, федералы никогда не посмели бы атаковать».

На самом деле положение было, конечно, не столь безоблачным, как его обрисовал Лонгстрит. Конфедераты были измотаны долгими месяцами боев и походов — с мая они практически не знали отдыха, понесли большие потери, восполнить которые было некем. Кроме того, армия испытывала недостаток во всем, включая провиант и снаряжение, причиной чего была морская блокада, устроенная флотом северян.

Единственным преимуществом Северовирджинской армии над хорошо экипированным, сытым и численно превосходящим противником оставался высокий боевой дух, залогом которого стали недавно одержанные победы. Как вспоминала одна жительница Мериленда, впервые увидевшая южан осенью 1862 года, солдаты Ли «были самыми грязными людьми, которых мне приходилось встречать: стая оборванных, тощих и голодных волков. И все же в них была решимость, которой так недоставало северянам».

Генерал Ли рассчитывал именно на эту решимость своих солдат, потому и решил перенести боевые действия на территорию северян. «Армия плохо экипирована для вторжения на вражескую территорию, — писал он президенту Девису 3 сентября. — Она испытывает недостаток в военном снаряжении, ее обеспеченность транспортом ничтожна, количество животных сильно сократилось, у людей не хватает одежды и тысячи из них не имеют обуви. Но, хотя мы и [220] слабее, чем наши оппоненты в живой силе и военной экипировке, мы не можем позволить себе пребывать в праздности и должны приложить все усилия, чтобы хотя бы потревожить их, если не сможем уничтожить вовсе. Я знаю, что такие действия сопряжены с большим риском, но не считаю успех невозможным и приложу все усилия, чтобы избежать поражения».

Еще раньше, 2 сентября Ли отдал соответствующее распоряжение, и 55-тысячная армия Северной Вирджинии выступила в поход на Север. Двигаясь со своей обычной быстротой, она уже 4 сентября достигла Потомака и, дружно распевая «Мериленд, мой Мериленд», начала переправу на другой берег.

В своих планах Ли отводил немалое место сочувственному отношению мерилендского населения к делу Юга. Едва нога первого северовирджинского солдата коснулась левого берега Потомака, как он издал обращение-прокламацию к жителям «братского штата». В ней он обещал помочь мерилендцам «сбросить иноземное иго» северян и восстановить «древние права» штата, который был превращен теперь в «завоеванную провинцию». Однако расчет Ли не оправдался: население Западного Мериленда, состоявшее в основном из зажиточных фермеров немецкого происхождения, не испытывало никаких братских чувств к своим южным соседям и больше тяготело к вполне лояльной Союзу Пенсильвании, чем к восточной сецессионистской части своего штата. Прокламация командующего южан была встречена мерилендцам холодно и даже враждебно.

Проиграв в политике, Ли надеялся взять реванш в стратегии. Он не собирался, как полагали многие на Севере, нападать на Вашингтон. Целью Ли всегда были не географические пункты, независимо от их значимости, а сами массы неприятельских войск. Создав угрозу вторжения в богатую и плодородную Пенсильванию, Ли надеялся выманить 97-тысячную армию Мак-Клелана из окрестностей Вашингтона и разгромить ее в решающем сражении. Обезоружив таким образом Союз на востоке, конфедераты имели бы все основания надеяться на победу в войне и диктовать беззащитному правительству северян свои мирные условия. [221]

Однако, чтобы этот план сработал, оставалось преодолеть одно «маленькое препятствие». Им была военная база и крепость северян Харперс Ферри, находившаяся у слияния рек Шенандоа и Потомак. Пока над ней развевалось звездно-полосатое знамя, а за крепостными стенами засел 12-тысячный гарнизон, угрожавший коммуникациям Северовирджинской армии, Ли не мог чувствовать себя в безопасности. Чтобы выдернуть эту занозу, главнокомандующий южан разработал план блокады с последующей артиллерийской бомбардировкой Харперс Ферри, которая должна была принудить ее к капитуляции. Ли предоставил выполнение этой трудной и почетной задачи лучшему из своих командиров — Джексону Каменная Стена. В помощь ему была назначена дивизия Лафайета Мак-Лоуза из корпуса Лонгстрита, а прикрывать всю операцию поручили отдельной дивизии Дэниэла Хилла. Лонгстрит с остатком своего корпуса продолжал движение на север и остановился в Хагерстауне, близ самой пенсильванской границы.

Диспозиция, предполагавшая большой разброс сил, не была лишена некоторого риска и вызвала весьма критическое отношение Джеймса Питера Лонгстрита. Этот хладнокровный и методичный генерал, один из лучших полководцев вооруженных сил Юга, пользовался безусловным доверием и уважением генерала Ли. Тот называл Лонгстрита «Моим старым боевым конем» и обычно прислушивался к его советам. Однако на этот раз Ли решил поступить по-своему. Во время кампании на полуострове он успел хорошо изучить Iхарактер своего оппонента — Джорджа Мак-Клелана — и полагал, что чрезмерная осторожность и неуверенность в себе, свойственная командующему Потомакской армией, — гарантия от внезапного нападения.

Оценивая Мак-Клелана таким образом, Ли был, конечно, прав. «Наполеон», как всегда, преувеличивал численность войск противника, чему в немалой степени способствовал начальник разведки Потомакской армии, известный детектив Алан Пинкертон. Обычно в своих сводках он «умножал» реальное количество людей в неприятельской армии на два, а то и на три. Так было и в этот раз. Пинкертон «насчитал» в армии Северной Вирджинии 120 тысяч бойцов, а позже сократил [222] это количество до 97 тысяч. Мак-Клелан, у которого было немногим менее 100 тысяч, разумеется, не горел сильным желанием померяться силами со столь «многочисленной» вражеской армией. Инструкции же, которые он каждый день получал из Вашингтона, только усиливали его природную осторожность. Верховный главнокомандующий Генри Хэллек (Линкольн недавно перевел его с западного театра боевых действий), уверенный в том, что главная цель Ли — Вашингтон, рекомендовал Мак-Клелану не поддаваться на возможные провокации и ограничиться обороной федеральной столицы. «Я считаю, — писал он «Маку» 13 сентября, — что враг отправит небольшую колонну к Пенсильвании, чтобы отвлечь ваше внимание в этом направлении, а затем внезапно двинет на Вашингтон силы, находящиеся сейчас южнее Потомака».

Мак-Клелан был вполне согласен с Хэллеком. Он расположил свою армию между врагом и Вашингтоном и не обращал внимание на корпус Лонгстрита у Хагерстауна. Мак-Клелан так бы и продолжал пребывать в бездействии, позволив Роберту Ли осуществить свой план без помех, если бы не нелепая случайность — этот вечный «резерв Господа Бога». Именно случай изменил стратегическую ситуацию в корне. 13 сентября на стол Мак-Клелану попал секретный приказ № 191, который был предназначен для старших командиров Северовирджинской армии и во всех подробностях раскрывал замысел генерала Ли по осаде и захвату Харперс Ферри. Этот приказ был обнаружен безвестным северянином во Фредерике — небольшом городке, где незадолго до того располагалась штаб-квартира Джексона.

Никто точно не знает, как именно был потерян столь важный документ, да это и не имеет значения. По всей вероятности, он просто выпал из кармана штабного офицера, где лежал обернутым вокруг трех вирджинских сигар, и был впоследствии подобран федералистами. «Если с помощью этой бумаги я не побью Бобби Ли, — сказал Мак-Клелан, прочитав потерянный приказ, — то добровольно отправлюсь домой». Он немедленно отдал распоряжение начать наступление на рассеянную на большом пространства Северовирджинскую армию. Сам Мак-Клелан с основными силами намеревался [223] уничтожить корпус Лонгстрита, а федеральный корпус Франклина был направлен на выручку осажденной крепости Харперс Ферри.

К тому времени южане уже закончили блокаду этого пункта и расположили орудия на господствующих высотах. Федеральный гарнизон еще оказывал ожесточенное сопротивление, но его судьба была в целом решена. Правда, осажденных еще мог спасти корпус Франклина, спешивший на выручку ускоренными маршами, однако чтобы добраться до Харперс Ферри, ему предстояло пересечь горный хребет Блю Ридж, проходы в котором держали в своих руках конфедераты. Там расположились дивизия Д. Хилла, несколько бригад из дивизии Мак-Лоуза и кавалерия неутомимого Джеба Стюарта, пристально следившего за всеми передвижениями врага. К тому же Ли, встревоженный неожиданным пробуждением обычно спящего Мак-Клелана, приказал Лонгстриту с оставшимися у него частями покинуть Хагерстаун и двигаться в Бунсборо на помощь частям, оборонявшим проходы в Блю Ридж.

Впрочем, оказать им поддержку Лонгстрит уже не успел: вечером 14 сентября, когда его дивизии подошли к Бунсборо, Франклин после упорного боя отбросил конфедератов и овладел проходами. Генералу Ли оставалось только собрать имевшиеся у него войска, кроме корпуса Джексона и дивизии Мак-Лоуза, державших осаду Харперс Ферри, и отойти на запад, где им была облюбована оборонительная позиция.

Эта позиция находилась у мерилендского городка Шарпсберг и представляла собой небольшой полуостров между Потомаком и речушкой Энтитем-Крик. Расположившаяся здесь армия имела за своей спиной широкую реку — большое неудобство в случае поражения, но, с другой стороны, у позиции было множество естественных опорных пунктов, дающих обороняющимся значительные преимущества. Кроме того, Ли был уверен в стойкости своих солдат и в сверхосторожности Мак-Клелана и твердо решил именно здесь дать решительное сражение вдвое превосходящей армии противника.

Узнав о расположении основных сил неприятеля, Мак-Клелан также направился к Шарпсбергу. Однако по-прежнему [224] уверенный в огромном численном превосходстве конфедератов, он двигался не спеша, позволив своей армии растянуться на марше от Бунсборо до Энтитема. Ее передвижение замедлялось также дивизией энергичного Фитсхью Ли, который со своей кавалерией так упорно сдерживал наступающих северян, что их передовые отряды показались вблизи Шарпсберга лишь к полудню 15 сентября.

«В районе полудня 15-го, — вспоминал Лонгсгрит, наблюдавший за развертыванием северян с западного берега Энтитема, — синие мундиры федералов появились среди деревьев, венчавших высоты на восточном берегу Энтитем-Крик. Их число все увеличивалось, синее море становилось все больше, пока оно не заняло все пространство, какое только можно было охватить взглядом, и огромная армия Мак-Клелана заполонила равнину от горных вершин до берегов ручья. Вид этих могучих сил, развертывавшихся на глазах потрепанных сражениями и разрозненными утомительными маршами конфедератов внушал благоговейный ужас».

Впрочем, к вечеру 15 сентября к Энтитему подошла далеко не вся Потомакская армия, а лишь две дивизии из корпуса Самнера, «всего» 25 тысяч человек. Но у Ли было и того меньше — 20 тысяч, хотя, возможно, даже эта цифра завышена. С тех пор, как армия Северной Вирджинии пересекла Потомак, ее ряды сильно сократились за счет большого количества отставших. Утомленные долгими переходами и отсутствием нормального питания, эти бедолаги в рваной серой униформе заполоняли улочки всех городов и деревушек, попадавшихся им на пути в надежде найти хоть что-то поесть.

«Я ничего не знаю ни о количестве войск, ни о том, кто из них участвовал, а кто не участвовал в сражениях, но четыре года, каждое лето, я видела проходившие мимо нас войска и кое-что знаю о том, как выглядит армия на походе, и армия Союза, и армия Юга, — вспоминала жительница Мериленда. — Конечно, отставшие были всегда, но никогда ни до, ни после осени 1862 года, я не видела ничего похожего на дезорганизованные войска конфедератов того времени. Никогда нужда и истощение не были столь заметны, и то, что эти люди еще могут идти или сражаться, казалось невероятным». [225]

Количество отбившихся от своих полков бродяг было довольно велико — по подсчетам генерала Ли, не менее ⅓ от общего числа бойцов, и их отсутствие в рядах Северовирджинской армии оказало большое влияние на ход Энтитемской битвы. Многие полки сократились в два, а то и в три раза, и к 17 сентября в некоторых не набиралось и 100 человек ( «Легион Уэйда Хемптона»).

Генерал Ли, конечно, рассчитывал, что хотя бы часть из них присоединится к его войскам у Шарпсберга и несколько уравняет шансы. Но более всего он уповал на то, что Джексон быстро покончит с Харперс Ферри и приведет свой корпус и дивизию Мак-Лоуза на поле боя. И Джексон, как всегда, не подвел. Уже в полдень 15 сентября Ли получил от него короткую записку, стоившую целого собрания сочинений. «Божьим благословением, — писал Джексон, — Харперс Ферри сдается вместе с гарнизоном».

Ли оставалось только горячо возблагодарить Бога, что он и сделал в письме Джефферсону Девису: «Эта победа несокрушимого Джексона и его солдат дала нам новую возможность вознести хвалу Всемогущему Богу за его милосердие и защиту». Возносить хвалу действительно было за что. Не в первый и далеко не в последний раз Джексон совершил, казалось бы, невозможное. Имея в тылу целый федеральный корпус, он все же довел дело до конца и вынудил 11-тысячный гарнизон капитулировать.

Теперь Франклин, который, несмотря на всю свою быстроту, не успел придти вовремя, был вынужден удалиться несолоно хлебавши. Приближаясь со своим корпусом к Харперс Ферри по долине Плезенс, он услышал, как артиллерийская канонада, уже несколько дней наполнявшая воздух непрерывным гулом, внезапно смолкла. Франклин немедленно приказал своим людям остановиться и отправил Мак-Клелану донесение о падении крепости. В ответ был прислан приказ следовать на соединение с армией, что Франклин и сделал.

Джексон также не стал задерживаться в покоренной цитадели. Зная, как нуждается Ли в нем самом и в его корпусе, он поручил генералу Э. Хиллу (не путать с его однофамильцем Д. Хиллом) принять капитуляцию полковника Майлза, а сам с остальными войсками поспешил на соединение с армией [226]. Корпус Джексона был известен на Юге своей быстротой, за что и получил прозвище «пешая кавалерия», но усталость и истощение не прошли бесследно даже для этих железных людей. Тогда, чтобы привести к Энтитему хотя бы часть сил, Каменная Стена ускоренными маршами повел вперед дивизии Джексона (под командованием Джонса){8} и Юэлла (ею командовал Лоутон) — всего не более 4 тысяч человек, зная, что остальные части его корпуса подойдут к Шарпсбергу позже. Он привел с собой эту небольшую горстку бойцов уже утром 16 сентября, в очередной раз оправдав надежды армии и генерала Ли. Но дивизии Мак-Лоуза, Андерсона и Э. Хилла все еще находились на южном берег) Потомака и смогли присоединиться к своим соратникам лишь на следующий день, в самый разгар сражения.

Подкрепления подошли и к Мак-Клелану. Вся его армия за исключением корпуса Франклина и дивизий Морэлла и Коуча, собралась на берегу Энтитема. Это была грозная сила, не менее 75–80 тысяч человек, способная раздавить противостоящие им ничтожные по численности войска противника, как жалкого таракана. Но Мак-Клелан, верный своим привычкам, не стал атаковать, хотя именно 16 сентября у него были все шансы на быструю и решительную победу. Весь этот день он посвятил рекогносцировке местности и составлению плана сражения. С раннего утра под аккомпанемент артиллерийской канонады «Мак» объезжал позиции своих войск, рассматривая в бинокль противоположный берег Энтитема, где, пряча свою малочисленность за лесными зарослями и кустарником, растянулись тонкие серые шеренги конфедератов.

Наконец, к 2-м часам дня диспозиция наступательных действий была готова, и Мак-Клелан сообщил ее своим генералам. «Замысел заключался в том, — напишет он в своем последующем рапорте, — чтобы произвести главную атаку на левое крыло неприятеля, а на его правом крыле, по крайней [227] мере, предпринять диверсию, которая могла бы развиться во что-то более серьезное; если бы одна или обе фланговые атаки увенчались успехом, мы бы атаковали их центр всеми резервами, которые были у меня под рукой». Роли, согласно этому сценарию, были расписаны следующим образом: главную атаку на левый фланг Ли Мак-Клелан планировал провести силами трех корпусов: Хукера (1-й), Мансфельда (12-й) и Самнера (2-й), вводимых в бой поочередно один за другим; диверсия на правом крыле противника поручалась 9-му корпусу генерала Бернсайда, а остальные части — корпуса Портера и Франклина — оставались в резерве, чтобы нанести завершающий удар в центре.

Генерал Ли без труда разгадал этот замысел противника, и Стюарт, доложивший ему о перемещении северян напротив левого крыла Северовирджинской армии, только подтвердил догадки командующего. Энтитем-Крик, прикрывавший фронт армии повстанцев, был достаточно серьезным препятствием: его можно было пересечь только по трем мостам. Один из них, впоследствии названный мостом Бернсайда, соединял берега реки напротив правого фланга конфедератов и охранялся бригадой Тумбса из корпуса Лонгстрита. Ниже по течению находился брод, также вполне пригодный для переправы. Напротив центра армии Ли был другой мост — по нему проходила дорога, ведущая из Шарпсберга в Бунсборо. Третий мост у северной оконечности позиции южан имел особенное значение для их оппонентов. Для проведения планируемой Мак-Клеланом фланговой атаки ему предстояло сначала переправить по этому мосту свои ударные части.

Однако Ли не стал удерживать столь важную переправу и без боя уступил ее противнику. Он подал свое левое крыло назад, почти под прямым углом к остальной линии, так, чтобы с этой стороны его обеспечивал от охвата полноводный Потомак. Такое решение командира южан не было ни случайным, ни ошибочным. Позиции, на которых он планировал развернуть свои левофланговые части, были очень сильны. Два лесных массива — Иствуд и Вествуд (т.е. восточный и западный лес) — как два бастиона, защищали с этой стороны южную армию. И хотя мерилендские леса не были такими [228] густыми и непролазными, как вирджинские или теннессийские, расположенная в них пехота могла укрыться за известняковыми валунами и стать на пути наступающего неприятеля непреодолимым барьером. Узкая просека, разделявшая Иствуд и Вествуд (по ней проходила Хагерстаунская дорога), была настоящим огневым мешком. Слева и справа, словно Сцилла и Харибда, ее сжимали лесные массивы, а на юге она упиралась в открытую возвышенность с плоской вершиной. Это плато, на котором находились кукурузное поле и белая кирпичная церковь Данкер Чёрч, было ключом ко всему левому флангу южан. До тех пор, пока они удерживали его в своих руках, могло удержаться и северное крыло армии.

Другим важным пунктом была возвышенность Никодемус Хаит, находившаяся западнее Вествуда и замыкавшая позиции конфедератов слева. На этой высоте со своей конной артиллерией и с несколькими батареями из корпуса Джексона расположился Стюарт. Отсюда он мог вести крайне неприятный для атакующих анфиладный огонь, а также охранять оставшийся коридор между оконечностью боевой линии и Потомаком. Северянам было бы трудно пройти через этот коридор в тыл позиции противника, и волей-неволей их атаки против левого крыла, как рассчитывал Ли, должны были стать фронтальными.

Впрочем, генерал Ли надеялся не только на естественную силу своих позиций, но и на боевые качества войск, и решил развернуть на этом ответственном участке лучшие из частей Северовирджинской армии — дивизии Джонса и Лоутона. Ими командовал Джексон Каменная Стена, и на следующий день ему предстояло еще раз подтвердить справедливость своего прозвища.

Однако прежде чем люди Джексона успели занять позиции, федералы начали переправу по никем не охраняемому мосту через Энтитем. В районе 2-х часов пополудни командир 1-го корпуса Потомакской армии генерал Джозеф Хукер получил приказ выступать. К вечеру он достиг Энтитема, перешел через реку и вступил в Иствуд. Поначалу конфедераты просто наблюдали за его маршем, но затем на всякий случай двинули вперед дивизию Худа из корпуса Лонгcтрита [229]. Хукер имел приказ не вступать в этот день в серьезный бой и постарался мирно пройти мимо и выйти на рубеж завтрашней атаки (в качестве такого рубежа Хукер выбрал для себя небольшую, поросшую лесом возвышенность — хребет Пофенберг Ридж, замыкавший поле боя с севера). Во избежание неприятностей он прикрылся от Худа бригадой Сеймура, которая вступила с южанами в ожесточенную перестрелку.

Мало-помалу в дело стали втягиваться новые полки пехоты и даже артиллерийские батареи, так что у Худа могло сложиться впечатление, будто он имеет дело с серьезной атакой, но наступившая ночь положила конец преждевременному столкновению. Хукер вывел весь свой корпус из Иствуда и разместил его на возвышенности в Северном лесу. Худ, уверенный, что его войска отразили массированный удар неприятеля, также решил отойти. Он обратился к генералу Ли с просьбой отвести его дивизию на отдых. Однако командующий Северовирджинской армией уже отдал дивизию Худа в распоряжение Джексона и посоветовал просителю обратиться к своему новому командиру. Последний дал добро, пообещав заменить дивизию Худа бригадами Дугласа и Уокера при условии, что Худ, в случае необходимости, придет им на помощь.

Темнота установила между враждующими армиями временное перемирие, и до рассвета на поле боя воцарилось затишье. Но это затишье было обманчивым, и в обоих лагерях спали далеко не все. Генералы провели ночь над картами или в седлах, делая последние приготовления к грядущей битве. На долю многих из простых солдат также выпало всего несколько часов отдыха. Вплоть до утренней зари как южане, так и северяне перемещали свои войска, готовясь — одни к обороне, другие к наступлению.

В районе двух часов ночи к Хукеру присоединился небольшой 12-й корпус Мансфельда, который утром должен был поддержать его атаку. Самнер с тремя дивизиями своего 2-го корпуса выдвинулся к самому берегу реки, чтобы по первому приказу перейти на другую сторону и внести свою лепту в атаку левого фланга повстанцев. Бернсайд также занял позиции напротив нижнего моста, названного потом его [230] именем; он должен был произвести задуманную Мак-Клеланом диверсию.

В ту ночь формирование боевой линии закончил и генерал Ли. На левом фланге она начиналась на высотах Никодемус Хаит, где, как уже говорилось выше, разместил свою артиллерию Стюарт. В поддержку ему была направлена бригада Джубала Эрли из дивизии Лоутона. Правый фланг его бригады повисал в воздухе, поскольку в этом месте в линии южан зияла огромная брешь, и заткнуть ее было нечем. Открытым был и левый фланг дивизий Лоутона и Джонса, бивакировавших у Данкер Чёрч. Они продолжали линию Джексона на восток и примыкали к дивизии Д. Хилла.

Эта дивизия составляла центр повстанческой армии вплоть до Шарпсберга и была расположена под прямым углом к левому флангу. Правее Хилла и северо-восточнее Шарпсберга, прямо на берегу Энтитема, напротив моста Бернсайда, развернул свои немногочисленные дивизии Лонгстрит. Справа его позиции замыкала дивизия Уокера — 3200 человек, прибывшая на поле боя сразу за двумя дивизиями Джексона.

Таким образом, оборонительная линия южан изогнулась причудливым «рыболовным крючком» от Никодемус Хаит почти до точки слияния Энтитема и Потомака. Такая протяженная позиция была слишком велика для маленькой Северовирджинской армии, насчитывавшей к моменту начала сражения немногим более 30 тысяч человек, но у Ли не было другого выхода. Он не мог позволить себе ослабить один из участков обороны, чтобы усилить другой, и уповал только на прибытие еще не успевших подойти из Харперс Ферри дивизий Андерсона, Мак-Лоуза и Э. Хилла.

Рассвет застал Джозефа Хукера в седле. Этот генерал отличался неутомимым бойцовским характером и слабостью к хорошему виски, за что солдаты прозвали его Драчливый Джо. Обычно он водил свои полки в атаку верхом на огромном белом коне, чтобы, как утверждал он сам, его можно было разглядеть даже сквозь плотную завесу порохового дыма. Одним словом, он предстал настоящим полевым командиром, и Мак-Клелану было трудно найти лучшего генерала, чтобы возглавить атаку на левое крыло неприятеля. [232]

Амбициозный и энергичный Хукер повел бы своих людей даже на штурм ворот преисподней.

Горя нетерпением поскорее разделаться с проклятыми мятежниками, Хукер поднял свой корпус с первым сиянием зари, и между 6-ю и 7-ю часами три его дивизии уже были развернуты в боевую линию. На правом фланге корпуса стояла дивизия Абнера Даблдея. Когда-то ее командир, еще будучи капитаном армии США, произвел первый ответный выстрел из крепостного орудия форта Самтер по батареям повстанцев, однако широкую известность и в армии, и в обществе он приобрел благодаря легенде, приписывающей ему изобретение бейсбола. Слева от него в центре развернул свою дивизию педантичный пенсильванец Джордж Мид, в прошлом военный топограф. Левый фланг корпуса составляла дивизия генерала Риккета, по специальности артиллерийского офицера, участвовавшего в качестве командира одной из злополучных батарей северян в первом сражении при Бул-Ране. Все трое не уступали Хукеру в энергичности и профессионализме.

Драчливый Джо не стал дожидаться, пока стоявший поблизости 12-й корпус построится в боевой порядок и примет участие в атаке. В трех дивизиях Хукера насчитывалось 12,5 тысяч человек против усталых и кое-как экипированных 4 тысяч солдат Джексона, которых он к тому же рассчитывал застать врасплох.

В этом, однако, Хукер просчитался. Развертывание его корпуса не укрылось от зоркого глаза Каменной Стены, и, едва на опушке северного леса показалась густая синяя линия под развевающимися звездно-полосатыми знаменами, шесть конфедеративных батарей, занимавших позицию на плато у Данкер Черч, открыли огонь. Сражение на Энтитем-Крик началось.

Канонаду батарей Джексона подхватила артиллерия Стюарта — 26 орудий разного калибра, расположенных на вершине Никодемус Хайт. Северяне ответили им огнем 30 орудий 1-го корпуса, стоявших на гребне гряды Пофенберг Ридж, и залпами 20 дальнобойных пушек с другого берега Энтитем-Крик, стрелявших во фланг позиций Джексона. На несколько минут все оглохли от разрывов гранат и рева орудий [233] и ослепли от порохового дыма. Затем дым рассеялся, и с высоты плато стало видно, как синие шеренги вышли из северного леса и прямой линией, как на маневрах, двинулись в наступление. Орудия Джексона тотчас перенесли огонь на пехоту противника, и над головами атакующих появились облачка шрапнельных разрывов, а прямые попадания гранат стали проделывать в их рядах зияющие бреши. Но северяне смыкались и продолжали идти вперед ускоренным шагом. Вскоре их левое крыло скрылось в Иствуде, и оттуда раздались первые винтовочные выстрелы, а правый фланг — дивизия Даблдея и часть дивизии Мида — по-прежнему шли по Хагерстаунской дороге прямо на Данкер Черч.

Пехота Джексона уже ожидала их на плато, скрывшись среди высоких стеблей кукурузы. На этом участке смыкались фланги дивизий Лоутона, стоявшего справа, и Джонса, примыкавшего к нему слева, — жалкая горстка храбрецов, спокойно следивших, как синяя могучая волна катится к плато, грозя захлестнуть его. Северяне поначалу не заметили, что кукурузное поле занято конфедератами. Но когда солнце залило своим светом этот маленький 30-акровый участок земли, «солнечные лучи, падая на их штыки, торчавшие над зарослями кукурузы, позволили разглядеть, что поле заполнено неприятелем, стоящим с оружием наготове», — писал в своем рапорте Хукер.

Командир федерального корпуса тут же приказал подтянуть артиллерию, которая сопровождала атакующую пехоту, и буквально выкосить поле картечью. Эффект этого артиллерийского огня почти в упор был ужасен. Хукер вспоминал, что «каждый стебель кукурузы в северной части поля был срезан, как будто ножом». Картечь северян срезала, впрочем, не только стебли кукурузы, но и стоявших здесь пехотинцев и артиллеристов Джексона. «Никогда за свою солдатскую жизнь я не видел такого зрелища, — писал один северянин. — Убитые и раненые покрывали землю. В одном месте офицер-мятежник и 30 его солдат лежали у разбитой батареи. Говорили, что эту работу проделала батарея первого Род-айлендского артиллерийского батальона».

Когда артиллерия северян расчистила дорогу пехоте, бригады Фелпса и Гиббона, шедшие соответственно слева и справа [234] в первой линии Даблдея, бросились в атаку. Оставшиеся на поле южане открыли по ним беспорядочную стрельбу, но ответные залпы северян были такими мощными, что они не смогли удержаться. Янки наступали, «заряжая и стреляя с демонической яростью, выражавшейся в крике и истерическом хохоте, — вспоминал один доброволец из Висконсина, участвовавший в этой атаке. — Все поле перед нами было покрыто убегающими мятежниками, искавшими спасения в лесу».

Охваченные своей «демонической яростью», люди Фелпса и Гиббона слишком увлеклись атакой, и их боевые порядки смешались. Правый фланг обогнал левый, и у южной изгороди кукурузного поля офицерам пришлось приостановить атаку. Южане, которые, несмотря на полученный ими мощный удар, вовсе не были охвачены паникой, мгновенно воспользовались этой заминкой. Люди Лоутона, закрепившиеся вдоль опушки Иствуда, и люди Джонса, расположившиеся вдоль кромки Вествуда, открыли по ним перекрестный анфиладный огонь, и фланговые полки северян стали таять, как весенний снег под лучами солнца.

6-й Висконсинский полк был вынужден развернуться направо, залечь и ответить на выстрелы противника, но в этот момент с фронта по Гиббону и Фелпсу ударили картечью орудия Джексона, а затем в контратаку бросилась Луизианская бригада Хейса. В ней было всего 550 солдат, однако и этих 550 оказалось достаточно, чтобы отбросить Даблдея. «Люди валились десятками и сотнями, — вспоминал генерал северян Джейкоб Кокс, — и поредевшие линии подались назад и бросились искать укрытия в кукурузе». Поле снова оказалось в руках южан, которые, несмотря на громадный численный перевес неприятеля, обороняли свои позиции с удивительным упорством.

На левом фланге корпуса Хукера федералам также не удалось добиться успеха. Дивизии Мида и Рикета увязли в Иствуде, как в куске сырого теста. Здесь им противостояла лишь часть дивизии Лоутона, но она стойко отражала все атаки неприятеля. Расположившись за импровизированными баррикадами и известняковыми валунами, конфедераты вели прицельный винтовочный огонь, и все попытки вытеснить [235] их из этих укреплений закончились провалом. Убитые и раненые северяне устилали в Иствуде землю так же густо, как конфедераты на кукурузном поле, Мид и Риккет были вынуждены ограничиться ружейной перестрелкой в ожидании, пока фланговый огонь артиллерии с другого берега Энтитема выкурит неприятеля из леса.

Хукер, однако, был слишком нетерпелив, чтобы ждать чьей-либо помощи, и предпринял новую попытку овладеть плато и Данкер Чёрч. Две бригады второй линии — Патрика справа и Хофмана слева — подошли на помощь первой линии, и на этот раз вся дивизия Даблдея перешла в наступление. «Федералы в двух четких линиях шли на нас в штыковую атаку, — вспоминал один солдат из корпуса Джексона, — и солнечные лучи, игравшие на их хорошо вычищенных винтовках и штыках, придавали всему зрелищу пугающее и вместе с тем восхитительное очарование». На этот раз северянам противостояла лишь бригада Хейса, стоявшая на кукурузном поле, и остатки дивизии Джонса, расположенные вдоль опушки Вествуда.

Последние опять угрожали правому флангу атакующих, и, чтобы анфиладный огонь не замедлял темпа атаки, Даблдей приказал бригаде Патрика ускорить шаг, выдвинуться вперед и примкнуть к правой оконечности бригады Гиббона. Затем, поворачиваясь на этом стыке, как часовая стрелка на своей оси, люди Патрика вошли в Вествуд, очистили его кромку от неприятеля и, продолжив круговое движение, снова вышли на опушку леса, заняв фланговую позицию к западу от кукурузного поля. Оттуда они открыли продольный огонь по бригаде Хейса, которую уже сильно теснили с фронта Гиббон и Фелпс. Южан было слишком мало, чтобы противостоять этой двойной атаке, и они снова очистили усеянное телами поле.

Однако Джексон, у которого уже не оставалось своих частей, чтобы противостоять натиску противника, вовремя вспомнил о дивизии Худа и о том обещании, которое ее командир дал ему накануне сражения. Солдаты этой дивизии, проведшие ночь с пустыми желудками, как раз получили долгожданные рационы и собирались впервые да три дня как следует подкрепиться, но тут над их головами засвистели [236] федеральные снаряды и пули, пришел приказ выступать. «Мальчики Худа» были известны своей сумасшедшей храбростью в наступлении: в ходе Семидневной битвы им удалось овладеть в штыковой атаке укрепленными позициями врага. Теперь же они были разъярены еще и тем, что янки лишили их возможности позавтракать. Голодные и злые, как черти, солдаты Худа бросились вперед, и никто не мог противостоять им. Бригада Лоу, а за ней Техасская бригада Уоффорда, прошли через южную оконечность Вествуда и вышли на кукурузное поле через пролом в изгороди.

Их первый залп, как писал солдат-северянин, «словно косой прошел по нашей линии». Бригады Гиббона, Фелпса и Хофмана, уже праздновавшие победу, были моментально дезорганизованы этим ужасным ударом, и конфедераты попросту вымели их с поля, как ненужный мусор. Однако в своей стремительной контратаке дивизия Худа сама вскоре потеряла организацию. Она была слишком немногочисленна — всего 2 тысячи человек, и, разворачиваясь веером, полки обеих бригад просто разбрелись по всему полю. «Легион Уэйда Хэмптона» и 18-й Джорджианский полк повернули налево и вступили в перестрелку с бригадой Патрика, все еще занимавшей кромку Вествуда.

Не выдержав убийственного огня федералов, два этих левофланговых полка южан сами ушли под защитную сень западного леса и затем, перейдя в контратаку, выбили из него северян. Сделать это было не слишком сложно, поскольку четыре полка Патрика уже начали отступать следом за всей дивизией Даблдея.

Тем из «мальчиков Худа», кто остался на открытом поле, пришлось туго. По ним прямой наводкой лупили орудия северян, а из Иствуда открыл прицельный огонь Пенсильванский резерв Мида. Воздух был буквально наполнен свинцом, поле, и без того покрытое убитыми и ранеными, вымощено телами наподобие паркета. Потери практически во всех полках Худа были столь велики, что многие солдаты могли стрелять по врагу, ни разу не перезарядив своих винтовок. Сделав очередной выстрел, они просто подбирали валявшееся прямо под ногами оружие своих товарищей и посылали северянам следующую пулю. [237]

Особенно тяжело пришлось 1-му Техасскому полку. Увлеченный преследованием, он вышел к северной оконечности кукурузного поля. Пенсильванцы накрыли его своими залпами. Знаменосец и вся знамённая группа были мгновенно скошены пулями северян. Остальные попытались вести ответный огонь, но пенсильванцев было слишком много. Оставив на поле боя убитых, раненых и свое знамя, полк отступил в тыл.

В этом бою он понес огромные потери — больше, чем любой другой полк в обеих армиях. На кукурузном поле остались 186 из 226 солдат 1-го Техасского, что составило 82% его личного состава. Другие полки Худа потеряли немногим меньше. 5-й Техасский: 86 из 175 человек (49%), 4-й Техасский: 100 из 200 (50%), «Легион Хемптона»: 53 из 76 (70%). Когда чуть позже генерал Ли спросил командира дивизии Джона Белла Худа: «Где ваша великолепная дивизия, генерал?», тот со свойственной ему прямотой ответил: «Она лежит на поле, куда вы ее направили, сэр. В тыл сбежали немногие. Моя дивизия почти стерта с лица земли».

Однако почти стертые с лица земли «мальчики Худа» все же сделали свое дело. Дивизия Даблдея была отброшена с кукурузного поля. Дивизиям Рикета и Мида, которые все еще пытались пробиться сквозь Иствуд, также пришлось отступить. Когда там уже начал намечаться перелом — сказался фланкирующий огонь батарей — генерал Ли перебросил на помощь измотанной дивизии Лоутона три бригады из дивизии Д. Хилла, стоявшей в центре. Вместе они встретили федералов огненным штормом и вынудили их отойти к северной оконечности Восточного леса.

Таким образом, к 7-и часам утра после часа кровопролитного сражения 12-тысячньш 1-й корпус северян был разгромлен и совершенно потерял боеспособность. Только убитыми и ранеными он лишился 2470 человек, среди последних — и генерала Джозефа Хукера. Ослабевшего от потери крови, его унесли с поля боя, и командование корпусом принял на себя Джордж Мид. Впрочем, никакого корпуса, по сути, уже не было. Деморализованные и дезорганизованные части Хукера, собравшиеся после атаки за хребтом Пофенберг Ридж, едва насчитывали в своих рядах 7 тысяч человек. [238]

А им на смену уже спешил свежий 12-й корпус Мансфельда. Вернее, самого Мансфельда там не было. Когда две его дивизии разворачивались в боевую линию, он неосторожно выехал вперед, и был убит наповал случайным выстрелом. Сменивший его Уильямc едва успел получить общие указания от Хукера, как тот же Хукер был ранен и унесен в тыл. Тогда Уильямc попытался действовать по собственной инициативе, для чего у него не хватало ни знаний, ни опыта. Обе дивизии 12-го корпуса двинулись в атаку по расходящимся направлениям, что сразу же ослабило силу удара.

Дивизия Грина вступила в многострадальный Иствуд, где за своими временными укреплениями ее ожидали солдаты Лоутона и Хилла. Попытка пробиться лобовым ударом сначала не имела успеха, хотя конфедераты и подались к южной опушке леса, но затем Грину опять помогли батареи федералов с другого берега реки. Их фланговый огонь удачно накрывал конфедератов, уже и без того измотанных и ослабленных обильным утренним кровопусканием.

К тому времени потери дивизии Лоутона достигли такого предела, что она практически перестала существовать. Сам Лоутон, тяжело раненный, покинул поле боя. За ним последовали многие другие генералы и почти все (кроме двоих) полковые командиры. Бригады и полки сильно поредели, не имели и половины, а иногда даже трети своей изначальной численности. Словом, противостоять свежей федеральной дивизии было почти некому, и Грин, отбросивший остатки частей конфедератов, вышел, наконец, из Ист-Вуда на кукурузное поле. Здесь его встретила почти стертая с лица земли дивизия Худа, которая также не могла сдержать его натиск. Медленно, шаг за шагом, выпуская в наступающих северян последние заряды, «мальчики Худа» стали пятиться к Данкер Чёрч, захват которой казался неизбежным. Вдруг с опушки Вествуда во фланг дивизии Грина раздались ружейные залпы, заставившие его несколько приостановить свой победный марш. В дело вступил последний резерв левого фланга — бригада Джубала Эрли.

Джексон Каменная Стена послал за этой бригадой, как только 12-й корпус северян перешел в атаку, сообщив, что Лоутон ранен и что настала очередь Эрли возглавить дивизию [239]. Старый Весельчак (так, напомним, звучало армейское прозвище Эрли) поспешил выполнить это приказание. На прикрытие артиллерии Стюарта был оставлен один полк — 13-й Вирджинский, в котором оставалось не более 100 человек, а остальных Эрли повел на выручку левого фланга.

Однако, прибыв на место, он не обнаружил не только своей, но и вообще никакой дивизии, которую он мог бы возглавить. Части Лоутона после кровавой бани, которую устроила им федеральная артиллерия, покинули поле боя. От знаменитой дивизии Каменной Стены также почти ничего не осталось. Эрли увидел на южной окраине Вествуда лишь ее жалкие осколки — 9-й Луизианский и 27-й Вирджинский полки, которые он и присоединил к своей бригаде. Кроме них, у Данкер Чёрч еще кое-как держались «мальчики Худа», но, с первого взгляда, было понятно, что им не выстоять против плотных масс пехоты северян.

Кроме того, Худ был далеко: между его дивизией и бригадой Эрли имелся незакрытый зазор шириной в ¼ мили, и взаимодействие было довольно проблематичным. Одним словом, ситуация сложилась критическая, и Эрли, пока у него оставалось несколько минут, лично отправился к командиру левого крыла, чтобы доложить обстановку и потребовать подкреплений.

Джексон, расположившийся со своим штабом неподалеку от Данкер Чёрч, был, несмотря на почти тотальное уничтожение своего корпуса, совершенно спокоен и среди грохота разрывов и свиста пуль невозмутимо лакомился персиками. Это была его обычная манера: чем неистовее свирепствовал вокруг бой, тем хладнокровней он становился. Из этого, впрочем, не следует, что Каменная Стена бездействовал.

Как свидетельствовал очевидец, он руководил обороной «со своей обычной невозмутимой храбростью, разъезжая среди батарей, направляя их огонь и внушая подчиненным свой собственный неукротимый дух». Доклад Эрли не заставил Джексона потерять спокойствие. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он выслушивал сбивчивый рапорт генерала, и, когда Эрли закончил, Каменная Стена приказал ему удерживать позиции от наседающего неприятеля и пообещал, что подкрепления скоро прибудут. [240]

Когда Эрли вернулся к своей бригаде, положение стало еще хуже. Грин почти овладел плато и Данкер Чёрч, а на западной оконечности кукурузного поля показалась еще одна свежая часть неприятеля. Это была дивизия Седжвика из 2-го федерального корпуса. С раннего утра этот корпус, расположенный на правом берегу Энтитем-Крик, наблюдал за ходом сражения, не принимая в нем, однако, участия. Его командир, генерал Самнер, старый регулярный офицер, прозванный за свою напористость и прямолинейность Лесным Буйволом, кусал губы и ерзал в седле от нетерпения, но приказа выступать все не было.

Мак-Клелан по одним ему известным причинам предпочитал посылать свои корпуса в бой поочередно, давая возможность конфедератам парировать эти разрозненные удары. Черед Самнера померяться с неприятелем силами настал около 7.30 утра, уже после того, как корпус Хукера был разгромлен, а дивизия Грина втянулась в бой за Данкер Чёрч. Обрадованный, Лесной Буйвол тут же двинул через реку две дивизии из своего корпуса под командованием Седжвика и Френча, и, не тратя времени на обходные маневры, провел их прямо на запад, где уже свирепствовала битва.

При этом Самнер так стремился поскорее оказаться в пекле, что решил лично возглавить атаку и напрочь забыл об обязанностях командира корпуса. Обнажив голову, со шляпой в руке он ехал сразу за первой линией дивизии Седжвика, вызывая восторг и восхищение у своих солдат, в то время как вторая дивизия Френча остановилась восточнее Данкер Чёрч, наткнувшись там на части Д. Хилла. Но Лесной Буйвол совсем упустил ее из виду. Вместе с дивизией Седжвика он прошел позади боевых порядков дивизии Грина и двинулся прямо на Вествуд. Справа к нему примкнула одна из бригад 12-го корпуса дивизии Уильямса, назначенная в поддержку атаки.

Но когда Эрли заметил эту новую федеральную дивизию, она была еще далеко — ее первая линия только-только показалась на опушке Иствуда и пока не представляла непосредственной опасности. Грин, ворвавшийся на плато у Данкер Чёрч, был более серьезной угрозой, и Эрли недолго колебался в выборе. 27-й Вирджинский и 9-й Луизианский полки [241] были брошены им на запад против Седжвика и Уильямса, а он сам со всей бригадой атаковал фланг бригады Грина. Эта попытка была отчаянным шагом, почти обреченным на неудачу, но, как ни странно, она сработала. Дружные залпы южан с опушки Вествуда заставили дивизию Грина остановиться и ответить на огонь противника. И хотя такая отсрочка не могла быть долгой, она позволила конфедератам выиграть драгоценное время и подтянуть резервы.

Между 7-ю и 8-ю часами на поле боя близ Шарпсберга показались покрытые дорожной пылью и запыхавшиеся от быстрой ходьбы солдаты дивизии Лафайета Мак-Лоуза. Едва. успев перевести дух, они двинулись на север, откуда раздавались звуки ожесточенной перестрелки, и прибыли как раз вовремя, чтобы спасти остатки корпуса Джексона от разгрома. Генерал Ли подкрепил их бригадой Уокера из дивизии Д. Р. Джонса (не путать с Дж. Р. Джонсом — командиром дивизии Каменной Стены), которую он снял с правого крыла. Вместе этот ударный отряд набрал 6,5 тысяч человек — значительно меньше, чем в двух с половиной федеральных дивизиях, вступивших теперь в бой на левом крыле южан. Но других свежих частей у Ли не было.

Развернувшись в боевую линию, Мак-Лоуз повел свои бригады прямо на дивизию Грина и захватил ее врасплох. Неопытные солдаты, составлявшие значительную часть этой дивизии, равно как и всего 12-го корпуса, запаниковали и не выдержали даже первых залпов. Нестройной толпой они бросились бежать в Иствуд и остановились чуть ли не на самом берегу Энтитема. Мак-Лоуз не стал их преследовать. Продолжив движение на север, он обрушился прямо на левый фланг дивизии Седжвика, уже частично вступившей в Вествуд. После бегства людей Грина эта оконечность линии оказалась совершенно незащищенной и соблазнительно открытой для удара.

Седжвик и Самнер все же заметили грозящую им опасность и приказали Ховарду, командиру бригады, составлявшей 3-ю линию дивизии, двинуться вперед и встретить атаку. Но прежде чем Ховард успел перегруппироваться, южане приблизились к его бригаде чуть ли не вплотную и буквально изрешетили ее пулями. Через несколько мгновений [242] остатки полков Ховарда уже бежали с поля боя. За ней вскоре последовала бригада поддержки из дивизии Уильямса: вид улепётывающих со всех ног соратников был слишком заразительным для этих молодых солдат. Впрочем, две остальные бригады Седжвика также продержались не долго.

Кто-то выкрикнул «нас обошли!», другие подхватили этот крик, и две ветеранские бригады бросились наутек вслед за охваченными паникой зелеными новичками. Южане со своим боевым кличем преследовали их и меткими залпами наносили страшные потери. В считанные минуты поле боя было очищено от неприятеля, и усталые солдаты Мак-Лоуза, Эрли и Джонса смогли наконец передохнуть.

Правда, северяне открыли по ним огонь из своих орудий, щедро осыпая конфедератов шрапнелью, однако новых атак с их стороны на этом участке уже не последовало. Разгром и бегство пяти полнокровных дивизий наглядно продемонстрировали федералам крепость обороны противника. После «вествудской бойни», как они назвали потом атаку Седжвика, их генералы уже больше не рисковали оспаривать у повстанцев обладание плато и Данкер Чёрч.

Однако, если на левом фланге битва уже закончилась, то на других участках поля ей только предстояло начаться. Генерал Ли со свойственной ему прозорливостью предположил, что новым объектом атаки станет центр его армии, и оказался прав.

Между 9-ю и 10-ю часами здесь стали концентрироваться крупные силы неприятельской пехоты, а приумолкнувшие было батареи на левом берегу Энтитема снова грозно зарычали, посылая расположенным напротив частям конфедератов ядра и гранаты.

Встревоженный этой активностью врага, генерал Ли лично отправился инспектировать позиции дивизии Д. Хилла. Когда он верхом на своем Бродяге, которого вел под уздцы ординарец (в предыдущем сражении Ли был ранен в обе руки и не мог самостоятельно управлять лошадью), объезжал линию, солдаты, как всегда, приветствовали его громкими криками, а полковник Гордон, командир 6-го Алабамского полка, воскликнул: «Эти люди останутся здесь, генерал, пока не зайдет солнце или не будет одержана победа!» [243]

Но до победы, как и до заката, было еще далеко. Северяне, потерпевшие неудачу на левом крыле, вполне могли взять реванш в центре. Стоявшая здесь дивизия конфедератов была слишком слаба: в ней едва насчитывалось 5 тысяч человек, а против нее уже выдвигались три свежие неприятельские дивизии полного состава. Правда, позиции, занимаемые людьми Хилла, были очень сильны. Левый фланг располагался на Хагерстаунской дороге, а правый фланг — бригады Роудса, Колквита и Дж. Андерсона — вдоль дороги Санкен (т.е. глубокой, или «утопленной»). Эта дорога, как и та, что прикрывала фронт дивизии Прентиса в битве у Шайло, служила для обороняющихся естественным окопом.

Кроме того, правый и левый фланги дивизии Хилла были расположены под прямым углом друг к другу, словно руки, распростертые, чтобы заключить в объятия наступающего врага, и эти объятия могли стать смертельными. Одним словом, северянам предстояла трудная задача: под плотным винтовочным огнем они должны были пересечь совершенно открытое пространство без малейшей складки, за которую могли бы зацепиться, и выбить неприятеля из крепкой позиции. Однако это, похоже, не особенно смутило их бравого командира — генерала Френча. Его дивизия оторвалась от Седжвика, когда тот пытался захватить Вествуд, и теперь Френч стремился наверстать упущенное на дороге Санкен.

Френч планировал провести классическую штыковую атаку, вроде тех, что считались лучшими в наступательной тактике лет за 50 до гражданской войны. Три его бригады, построенные в колонны, вышли на тактический рубеж, а затем, совершив четкое захождение по команде «правое плечо, вперед», образовали три последовательные линии. Первую из них составила бригада Вебера, вторую — необстрелянная бригада Моррела и третью — бригада Кимпбелла. Была дана команда «примкнуть штыки», полковые оркестры заиграли какой-то воинственный марш, и вся дивизия с незаряженными винтовками на плечах двинулась вперед.

Конфедераты следили за этим церемониальным маршем, затаив дыхание. «Это было волнующее зрелище, — вспоминал полковник Гордон. — Все их силы, как я думаю, состояли из молодых войск, прибывших из Вашингтона или из какого-нибудь [244] учебного лагеря. Насколько я мог видеть, все солдаты носили на своих голенях белые гетры. Знамена, развевавшиеся над ними, еще не потускнели от пыли и дыма сражений. Штыки сверкали на солнце, как начищенное серебро. Четким шагом, держа равнение, как на праздничном параде, этот великолепный строй двигался в атаку в ногу под утробный рокот барабанного боя, и, когда мы стояли и смотрели на это прекрасное шествие, я подумал, а может быть, и произнес вслух: «Как жаль портить пулями такое красивое батальное полотно».

Впрочем, командиры южан дали своим солдатам возможность насладиться этим батальным полотном в полной мере и отдали приказ не стрелять без команды. Северяне двигались прямо на вершину угла, образованного правым и левым флангами дивизии Хилла, и Хилл решил подождать, пока они окажутся в огневом мешке. Четкий строй атакующих тем временем подходил все ближе, и многие солдаты, начиная нервничать, стали просить у своих офицеров разрешения открыть огонь. Однако те неизменно отвечали: «Еще рано».

Наконец, когда на медных пуговицах на мундирах федералов можно было различить американских орлов, прозвучала команда «огонь!». «Мои винтовки воспламенились и загремели прямо в лицо федералам, подобно ослепительной вспышке молнии, сопровождаемой коротким и смертоносным раскатом грома, — вспоминал Гордон. — Эффект был ужасающим. Вся передняя линия почти без исключения была сметена. Храбрый командир и его лошадь свалились одной бесформенной грудой неподалеку от того места, где стоял я. Лошадь была убита, но всадник не пострадал. Однако прежде чем его задние линии смогли придти в себя после смертоносного удара, мои ликующие солдаты вскочили на ноги и смели их целой серией залпов».

Конфедераты стреляли по атакующим не только с фронта, но и с фланга, и огненные объятия сомкнулись вокруг дивизии Френча. Его вторая линия, состоявшая из необстрелянной бригады Моррела, не выдержала и обратилась в бегство. Но уцелевшие люди Кимпбелла и Вебера остались на поле боя. Отступив на исходный рубеж, они перегруппировались, сомкнули ряды и снова двинулись вперед. Винтовки [245] по приказу Френча были по-прежнему не заряжены, и федералы шли в самое пекло с одними только штыками, демонстрируя удивительную храбрость и не менее удивительную глупость.

Естественно, их ждал тот же прием, что и в первый раз. Южане снова открыли огонь и с фланга, и с фронта, вынудив северян отступить, не убив в отместку ни одного неприятельского солдата. Но Френч, как видно, не понимал, что времена Аустерлица и Прейсиш-Эйлау давно канули в лету, и продолжал свои сумасшедшие попытки завалить огненную стену телами своих солдат. Четырежды водил он дивизию в штыковые атаки, пока все поле боя не сделалось темно-синим от усеявших его тел убитых и раненых федералов. Только после этого солдаты Френча получили приказ зарядить винтовки, сблизиться с противником на расстояние прицельного выстрела и открыть огонь.

С этого момента бой в центре линии южан принял еще более кровопролитный характер, правда, теперь уже для обеих враждующих сторон. Как южане на левом фланге Хилла у Хагерсгаунской дороги, так и противостоящие им северяне — все расположились на открытой местности, без намека на полевые укрепления, и каждый залп производил в их рядах чудовищные опустошения. После боя здесь, как и на поле сражения у Шайло, можно было ходить по телам, не ступая на землю.

Но, несмотря на тяжелые потери и численное превосходство противника, южане сжали зубы и удержали линию. Те же из них, кто пал от пуль северян, умирали с чувством выполненного долга.

Сам Гордон также был ранен целых пять раз. Первая пуля пробила ему правую икру, вторая угодила в ту же ногу несколько выше, третья чуть позже попала в левую руку, а четвертая засела в плече. Гордон все еще оставался на ногах и продолжал командовать полком, пока его не сразила пятая пуля. «Я отошел на небольшое расстояние, — вспоминал он, — когда в меня ударила пятая пуля, попавшая прямо в лицо и едва не задевшая яремную вену. Я упал без сознания так, что мое лицо уткнулось в кепи. Казалось, что я захлебнусь собственной кровью. Но этого не произошло по милости какого-то [246] янки, который как будто специально, чтобы спасти мою жизнь, за час до того прострелил мое кепи, и кровь вытекала через эту дырку».

Пока на линии дивизии Хилла разворачивались эти драматические события, северяне двинули в обход его правого фланга свежую дивизию Ричардсона. Это была последняя из трех дивизий Самнера, задержанная по приказу командира корпуса на левом берегу Энтитем-Крик, но в 9.30 она тоже получила распоряжение переправиться через реку и принять участие в атаке на центр южан. Ее целью был правый фланг дивизии Хилла, который располагался на дороге Санкен, дававшей ему великолепное прикрытие от огня федералов. Ричардсон не подозревал об этом преимуществе врага и двигался прямо на изогнутую причудливыми зигзагами линию естественных окопов. Подобно Френчу, он развернул свою дивизию в три линии, в первой из которых шла знаменитая Ирландская бригада.

Эти уроженцы зеленого острова заслуженно считались самыми храбрыми солдатами Потомакской армии и наступали под зелеными знаменами со свои традиционным криком «Эйрин го бра!». Командир бригады генерал Мигер вел их вперед верхом на гнедой лошади, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули. Когда до Санкен-Роуд оставалось немногим более нескольких сотен ярдов, он приподнялся в стременах и, призывая своих солдат сделать последний бросок, воскликнул: «Ребята, поднимите знамена и идите за мной!»

Однако огонь конфедератов был очень сильным. Ирландцы валились вокруг Мигера как подкошенные. Бригаде уже пришлось заменить 8 знаменосцев, а ее командир лишь каким-то чудом уцелел посреди этого ада. Тем не менее люди Мигера не отступили. Закрепившись на передовом рубеже, они вступили с противником в ожесточенную огневую дуэль, которая продолжалась 40 минут без перерыва. За это время ирландская бригада потеряла 60% личного состава убитыми и ранеными, и многие полки сократились до нескольких рот.

Но Ричардсон пока не помышлял об отходе. Искусным маневром он сменил поредевшую бригаду Мигера бригадой [247] Колдвелла и приказал последнему поискать слабое место в линии противника. С этой целью на правую оконечность дивизии Хилла были брошены два полка во главе с полковником Бэрлоу, и неожиданно маневр увенчался успехом. Во многом северянам помогла случайность: Д. Хилл, заметивший угрозу, приказал правофланговым полкам загнуть линию буквой L и встретить обходное движение противника. Однако в горячке и неразберихе боя несколько других конфедеративных полков приняли это движение за сигнал к отступлению и подались назад. Бэрлоу воспользовался возникшей сумятицей, чтобы овладеть частью неприятельской линии, занял удачную фланговую позицию и открыл продольный огонь вдоль всей дороги Санкен.

В результате солдаты из дивизии Хилла оказались в крайне неприятном положении. «Мы стреляли их, как овец в загоне, — вспоминал солдат-северянин. — Если сначала пуля пролетала мимо, она могла срикошетить от стенки оврага и затем все равно поразить цель». Северяне же, напротив, были охвачены азартом охотников и стреляли в оказавшихся беспомощными южан с каким-то жестоким удовольствием.

«Безумие овладело людьми, — писал другой северянин, участник боя за дорогу Санкен. — В нетерпении они не перезаряжали свои пустые винтовки, а вырывали заряженные из рук убитых и стреляли из них с ужасающей частотой, посылая вместе с пулями заодно и шомпола, чтобы удвоить силу уничтожения». Эта бойня продолжалась недолго, всего несколько минут, но их оказалось достаточно, чтобы наполнить дорогу Санкен убитыми — иногда в три-четыре слоя, и после сражения она получила заслуженное название «Кровавая аллея».

Покончив с правым флангом Хилла, Ричардсон двинул свою дивизию вперед, прямо на Шарпсберг. Его передние шеренги уже поднялись на гребень возвышенности, где стоял дом доктора Пипера — ключ ко всей позиции на этом участке поля, когда снизу с чудовищной точностью по ним дерзко ударила картечью какая-то одинокая батарея конфедератов. Ее залпы мгновенно проделали в рядах северян такие большие бреши, что уцелевшие в ужасе скатились назад Аниз по склону. [248]

Федералы не знали, что эта батарея может вести огонь лишь по недоразумению. Ее прислуга и командовавшие орудиями офицеры уже давно были убиты либо ранены, и двум уцелевшим пушкам было суждено бесполезно простоять среди трупов и стать легкой добычей врага. Однако их случайно заметил генерал Лонгстрит, командир правого крыла армии южан. Объезжая линию, он застал здесь всего один 27-й Северокаролинский полк, да и тот без зарядов, и оставшуюся без прислуги батарею.

В этот момент ситуация стала критической: Ричардсон прорвал позицию южан в центре и вот-вот должен был выйти к Хагерстаунской дороге. К счастью для южан, Лонгстрит оказался в нужное время в нужном месте. Он велел офицерам своего штаба спешиться и стать к орудиям. Пока сам генерал держал лошадей своих адъютантов и ординарцев, те заряжали пушки и вели огонь по врагу, буквально не давая ему возможности высунуться из-за гребня холма. Через некоторое время к отважной батарее примчался генерал Чилтон — начальник штаба генерала Ли.

«Где войска, с которыми вы удерживаете эту линию?» — спросил он. «Я показал на два мои орудия и на полк Кука, и сказал: «Вот они», — вспоминал Лонгстрит. — «Но у этого полка нет зарядов!» — Глаза Чилтона расширились так, что, казалось, они сейчас вылетят из глазных впадин; он пришпорил своего коня и ускакал обратно к генералу Ли. Как я полагаю, он отдал там какой-то замечательный рапорт, хотя я и не видел генерала Ли до темноты. Вскоре вдоль фронта федералов пролетел снаряд, вскопав землю параллельно его линии. Затем последовал еще один, и еще, все ближе и ближе к их передней шеренге. Этот анфиладный огонь, столь впечатляющий для солдат, вела одна из батарей линии Д. Хилла, и вскоре она отбросила атакующую колонну».

Возможно, южанам не удалось бы остановить наступление федералов только лишь артиллерийским огнем, если бы один из их снарядов не уложил на месте генерала Ричардсона. Драчливый Дик, как еще со времен первого Бул-Рана солдаты называли этого командира, казалось, вдыхал в них какой-то яростный огонь, и с его смертью этот огонь угас. Сменивший Ричардсона генерал Уинфилд Хенкок, в будущем лучший [249] корпусной командир Потомакской армии, пока еще не обладал должным опытом и авторитетом. А когда дорогу к Шарпсбергу преградила подошедшая дивизия Андерсона, развернувшаяся по приказу Ли вдоль Хагерстаунского шоссе, северяне и вовсе отказались от наступления на этом участке.

Правда, у федералов имелись еще в центре свежие резервы: в 10 часов утра на поле боя прибыл со своим корпусом Франклин, которому так и не удалось спасти от капитуляции Харперс Ферри. Одна из его дивизий под командованием Смита переправилась на другой берег по среднему мост) и вместе с дивизией Ричардсона вступила в бой с Андерсоном, безуспешно пытавшимся отбить линию дороги Санкен. Вскоре к ней присоединилась дивизия Слокама, с которой переправился и сам Франклин. Однако генерал Самнер, ощутивший этим утром крепость обороны противника на себе, лично приехал к командиру вновь прибывшего корпуса и приказал ему не проводить атаку.

«Если весь правый фланг армии Потомака будет смят, — сказал он, — то и сражение будет проиграно, а посему не стоит рисковать последним из оставшихся здесь резервов». Франклин высказал свое несогласие с этим несколько сомнительным умозаключением, но Джордж Мак-Клелан, вскоре присоединившийся к обоим офицерам, стал на сторону Самнера. По его мнению, день и так шел хорошо, и в продолжении наступления в центре острой необходимости не было.

Так центр линии конфедератов, бывший в тот момент на волосок от гибели, оказался чудесным образом спасен, хотя, если задуматься, ничего чудесного в этом спасении не было. 5-тысячная дивизия Дэниела Хилла, стойко оборонявшая линию Санкен-Роуд, против вдвое превосходящего противника (в дивизиях Ричардсона и Френсиса было около 10 тысяч человек), сумела внушить северянам, что им противостоят крупные силы противника, и, введенные в заблуждение, они не осмелились снова испытывать судьбу на этом участке поля боя.

Центр боев в результате снова сместился, на этот раз на правый фланг конфедератов. Ему, напомним, противостоял 9-й корпус генерала Бернсайда, получившего задание произвести диверсию, которая в случае успеха должна была развиться [250] в полноценную атаку. Однако Мак-Клелан все откладывал выполнение этой части своего плана, что позволило генералу Ли без помех снять с правого фланга несколько частей и перебросить их в центр и на левое крыло. К полудню там оставалось всего 2 тысячи человек, державших линию против 13,5 тысяч Бернсайда.

Впрочем, к этому времени бой там уже был в полном разгаре. В 10 часов Бернсайд получил, наконец, приказание овладеть нижним мостом, переправиться на другую сторону и сокрушить правый фланг конфедератов. На первый взгляд, выполнение этого приказа было несложным. Мост оборонялся всего лишь одной бригадой конфедератов под командованием Тумбса, рассыпанной на высотах на противоположном берегу, да и в той насчитывалось не более 400 человек. Но, с другой стороны, северянам пришлось вести атаку по узкой дороге, проходившей сначала вдоль берега и затем поворачивавшей к мосту. Ширина этой дороги не позволяла развернуть на ней восемь человек в ряд, так что численное превосходство федералов не давало им практически никаких преимуществ.

Поэтому лобовые атаки даже на столь слабо обороняемую позицию были обречены на провал, тем более что характер местности вынуждал Бернсайда посылать войска в бой по частям. Мостом можно было овладеть лишь обходным маневром, и командир 9-го корпуса учитывал эту возможность. Он приказал командиру одной из своих дивизий генералу Родмену переправиться через реку по броду, находившемуся ниже по течению, и ударить по Тумбсу справа. Однако на выполнение этого охватывающего движения требовалось время, и, пока Родмен выполнял полученный приказ, Бернсайд решил все же взять мост фронтальной атакой. Первой попытать счастья выпало бригаде Крука из дивизии Кэнеуха. При поддержке части дивизии Стерджиса, которая развернулась за гребнем высот напротив моста, она двинулась вперед. 11-й Коннектикутский полк прикрывал ее фронт, и в таком боевом порядке Крук дошел до самого моста, где джорджианцы Тумбса встретили его уничтожающим огнем. Люди Крука остановились и попробовали отвечать, но конфедераты, хорошо укрытые за кустами и деревьями [251], были практически неуязвимыми. Бесполезно простояв под огнем несколько долгих минут и устелив подходы к мосту телами своих убитых и раненых, бригада поспешно отошла в укрытие.

Ей на смену пришла бригада Нэгла из дивизии Стерджиса при поддержке бригады Ферерро. Федеральная артиллерия прикрыла их развертывание огнем, но только это мало помогло делу: стрелки Тумбса вскоре вынудили атакующих лечь на землю. Пролежав некоторое время под пулями джорджианцев, полки Нэгла все же поднялись на ноги и бросились вперед, но их снова ждала неудача. Огонь бригады Тумбса был беспощаден, и атака быстро захлебнулась. Тогда Бернсайд, ожидавший выхода дивизии Родмена, на время приостановил наступление на мост, тем самым признав позиции Тумбса неприступными. Так оно, впрочем, и было на самом деле.

Никогда еще сила обороны вооруженной винтовками пехоты не была продемонстрирована столь ярко и убедительно: 400 человек, занявших удачную позицию, в течение трех часов сдерживали натиск 13-тысячного корпуса, и тот оказался совершенно бессильным что-нибудь с этим поделать.

Наконец, около часа дня, когда Родмен дал о себе знать частой стрельбой на правом берегу, была предпринята последняя попытка овладеть мостом. По приказу генерала Джейкоба Кокса два полка — 51-й Нью-йоркский и 51-й Пенсильванский образовали колонну так, что каждый из этих полков составил соответственно ее правую и левую половины. Пройдя через мост, они должны были развернуться в линию и атаковать неприятеля.

Впереди них в стрелковой цепи шел 9-й Нью-йоркский полк, солдаты которого были одеты в фески, алые рубахи и широкие шаровары африканских зуавов. Стрелки Тумбса, все еще остававшиеся на прежних позициях, не могли промахнуться по таким ярким мишеням. Вскоре «африканские зуавы» вынуждены были залечь на землю, рискуя подпортить великолепие своей униформы. «Я лежал на спине, опираясь на локти, наблюдал за снарядами, разрывавшимися надо мной, и размышлял, как долго я смогу продержать палец поднятым вверх, прежде чем его отстрелят, — вспоминал один [252] из участников этой атаки, солдат 9-го Нью-йоркского полка. — Когда был дан приказ подняться, я повернулся, чтобы взглянуть на полковника Кимбелла, подумав, что он внезапно сошел с ума».

Тем не менее нью-йоркцам, как, впрочем, и другим атакующим войскам, пришлось подняться и пойти вперед. «Зуавы», издававшие свой традиционный крик «Зу! Зу! Зу!», первыми ворвались на мост, хотя это и стоило им семи знаменосцев. За ними последовали 51-й Нью-йоркский и 51-й Пенсильванский полки, бегом перешедшие реку и развернувшиеся на другом берегу. К тому времени джорджианцы Тумбса уже расстреляли почти все свои патроны, а с фланга их начал теснить Родмен. Когда же с фронта на них устремились еще три федеральные полка, а с другого берега ударили гаубицы и тяжелые нарезные орудия Паррота, они не выдержали и отступили.

Итак, северянам все же удалось прорваться на правый берег, и Бернсайд немедленно направил по захваченному мосту дивизию Стерджиса и бригаду Крука. Вместе с уже закрепившимися на этой стороне Энтитема частями Ферреро они заняли высоты между Шарпсбергом и рекой. Оттуда, как на ладони, был виден весь ослабленный и рассеянный правый фланг Лонгстрита, и теперь разве что слепой мог не понять, что достаточно одного натиска, и армия Ли будет сброшена в Потомак.

Но у северян снова не хватило решимости, и этот последний натиск не был сделан своевременно. «Как видно, янки решили, что они сотворили чудо, — вспоминал солдат повстанческой армии. — Вместо того, чтобы преследовать и стрелять в нас, они стали регулярно и методично кричать «ура», будто только что выиграли бейсбольный матч».

Остановка была, конечно, следствием стойкой обороны Тумбса. Когда дивизия Стерджиса переправилась через Энтитем, вдруг выяснилось, что она слишком измотана и расстреляла почти все свои заряды. Кокс, командовавший войсками 9-го корпуса на правом берегу, попросил Бернсайда прислать на замену дивизию Уилкокса, а заодно подтянуть обозы с боеприпасами, и, пока происходила эта перегруппировка, драгоценное для северян время уходило, как вода в [253] песок. Повстанцы тоже не бездействовали и приводили свои части в порядок, чтобы отразить натиск Бернсайда, хотя частей этих было слишком мало, и на сей раз разгром Северовирджинской армии казался неизбежным.

В 3 часа дня Кокс, наконец, сформировал боевую линию 9-го корпуса. Дивизия Уилкокса образовала ее правый фланг: бригада Криста — к северу, а бригада Вельша — к югу от дороги на Шарпсберг. Сзади эту дивизию поддерживала бригада Крука из дивизии Кенеуха. Левый фланг линии состоял из бригад Херленда и Фейрчайлда из дивизии Родмена. Первый образовал южную оконечность дивизии, второй поддерживал связь с дивизией Уилкокса. Резервом левого фланга корпуса служила бригада Скеммона из дивизии Кенеуха.

Этим свежим частям федералов противостояла измотанная и поредевшая дивизия Д. Р. Джонса, которая, конечно, не могла выдержать их натиск. Когда северяне после артподготовки перешли в наступление, она начала торопливо подаваться назад, оказывая лишь видимость сопротивления. Отчаянная попытка удержаться была сделана южанами только в большом саду, на самой окраине Шарпсберга, но и та с треском провалилась. Федералы подтянули на окружавшие сад высоты артиллерию и буквально засыпали его картечью и гранатами. Затем пехота северян двинулась вперед, и в 4.30 дивизия Уилкокса ступила на окраину Шарпсберга.

Однако, отступая, конфедераты расходились в разные стороны, вынуждая и северян двигаться в веерообразном порядке. В результате дивизия Родмена сильно отклонилась к югу, между ней и дивизией Уилкокса образовался обширный зазор. Будь у южан хоть одна бригада, они могли бы воспользоваться этой оплошностью врага, но, увы, такой бригады у них не было.

С тревогой и отчаянием следил генерал Ли за победным наступлением врага, не в силах, однако, ему помешать. Вдруг он заметил, что по дороге к югу от Шарпсберга движется какая-то неизвестная пехотная колонна. Частично она была одета в синее федеральное сукно, и поначалу генерал Ли принял ее за еще одну неприятельскую часть. «Чьи это войска?» — с волнением и надеждой спросил он своего ординарца. «Они несут знамена Вирджинии и Конфедерации, сэр», — ответил тот. [254]

Это действительно были вирджинцы, а за ними шли южнокаролинцы, теннессийцы, алабамцы, северокаролинцы и джорджианцы. На поле боя прибыл последний из резервов Северовирджинской армии — Легкая дивизия Эмброуза Хилла. Оставленный Джексоном у Харперс Ферри для приема капитуляции полковника Майлза, Хилл быстро покончил со всеми формальностями и поспешил за остальными частями корпуса Каменной Стены. Перегруппировка Бернсайда, занявшая целых два часа, дала ему столь необходимое время, и он оказался на поле боя в самый подходящий момент и в самом нужном месте.

Увидев плачевное положение правого крыла армии, Хилл, не колеблясь, развернул свою дивизию в боевой порядок и двинулся в атаку на открытую левую оконечность 9-го корпуса. Густые заросли кукурузы поначалу скрыли это наступление от глаз врага, а когда северяне заметили неприятеля, то, сбитые с толку синим цветом униформы (она была взята солдатами Хилла из цейхгаузов Харперс Ферри), приняли южан за своих. Конфедераты недолго оставляли их в заблуждении. Приблизившись на расстояние прицельного выстрела, они открыли огонь и огласили окрестности леденящим кровь боевым кличем. Дивизия Родмена была застигнута врасплох, однако не обратилась в бегство. Бригада Скеммона, повернув налево, расположилась за огораживающей кукурузное поле каменной стеной и сначала даже отбросила наступающих.

Но молодая бригада Херленда, шедшая впереди, все же пришла в замешательство, а когда Родмен, лично попытавшийся навести в ней порядок, был убит, бригада в панике покинула поле боя. Скеммон, который остался за каменной стеной в одиночестве, тоже стал подаваться назад, к спасительной переправе. Возможно, ему и удалось бы удержаться, если бы Уилкокс со своей дивизией подошел к нему на подмогу, но как раз этого Уилкокс и не мог сделать. Хилл, воспользовавшись тем, что левый и правый фланги врага разделены, бросил в образовавшийся зазор бригады Арчера, Брэнча и Пендера, и этот прорыв окончательно расстроил боевые порядки федералов. Конфедераты, развернувшиеся веером, обрушили на внутренние фланги обеих дивизий уничтожающий [255] огонь, и, сильно расстроенные, те быстро откатились на исходные рубежи.

Такими рубежами для федералов были высоты близ нижнего моста у Шарпсберга, где в развернутом боевом порядке стояла дивизия Стерджиса. Пока северяне удерживали этот плацдарм, а также средства переправы на правый берег, они все еще угрожали южному крылу конфедератов и могли предпринять там завершающую атаку. Хорошо это понимая, Бернсайд послал Мак-Клелану просьбу о подкреплениях, но тот, верный своей обычной практике, решил остановиться на достигнутом. Он сообщил Бернсайду, что «было бы благоразумным» оставить врага в покое и не превращать «победу» северян в поражение. Конфедераты, со своей стороны, были только рады такому затишью: потери их армии были огромны. Они также не стали беспокоить врага. В районе 5 часов пополудни сражение на Энтитеме было окончено.

Это сражение — одно из самых упорных и ожесточенных за всю гражданскую войну — было громогласно объявлено северянами их триумфом. Первым это сделал Мак-Клелан, отправивший победную реляцию в Вашингтон прежде, чем прозвучали последние выстрелы. Линкольн был рад даже такому успеху и не стал спорить со своим генералом. В тот период он как раз готовил декларацию об отмене рабства и остро нуждался хотя бы в намеке на перелом, а на фоне сплошных неудач Севера на востоке Энтитем и впрямь мог сойти за счастливое начало новой эпохи. Впрочем, в одном Мак-Клелан был, безусловно, прав: ему действительно удалось одержать стратегическую победу. После кровавой шарпсбергской мясорубки армия Ли уже не была способна на проведение задуманных наступательных операций, и ей оставалось только отступить.

Но тактически сражение на Энтитем-Крик было все же I ничьей или, вернее, принимая в расчет чудовищное неравенство сил, даже победой оружия южан. 35-тысячная Северовирджинская армия в упорном многочасовом сражении сумела не только отразить натиск 75 тысяч северян (таково было примерное количество федеральных солдат и офицеров, принимавших участие в битве), но и нанести врагу огромный урон. Для армии Потомака потери составили 12199 [256] человек — больше, чем потеряла вся американская армия б июня 1944 года в день высадки союзников в Нормандии. Наибольший процент среди потерь составляли раненые: их было 9146 человек, и армейские хирурги, валясь с ног от усталости, весь день и всю ночь ампутировали простреленные и раздробленные человеческие конечности. Вдобавок 2010 северян были убиты и 1043 попали в плен к южанам. Даже для многочисленной Потомакской армии это были серьезные потери, и к радости от одержанной «победы», которую испытывало северное общество, примешивалась горечь утраты.

Потери конфедеративной армии также были велики. В этом сражении она лишилась 12312 человек, немногим больше, чем армия северян. Львиную долю среди них также составляли раненые — 8725 человек. После битвы ими были заполнены почти все дома не только в Шарпсберге, но и в окрестных городках Мериленда, и даже в Северной Вирджинии. В отличие от раненых федералов, получавших хоть какую-то медицинскую помощь, о многих южанах некому было позаботиться, кроме добросердечных жительниц, превративших в госпиталя жилые дома. Десятки, а может быть, и сотни пострадавших умерли, так и не дождавшись хирурга. Впоследствии из-за нехватки перевязочных средств часть раненых была оставлена федералам, что было скорее актом милосердия, чем жестокости. У неприятеля были медикаменты и врачи, и они могли хоть как-то помочь этим бедолагам.

Убитыми и пленными южане потеряли также немало — 1587 и около 2000 тысяч соответственно. Фактически в этот страшный день, самый кровавый день гражданской войны, армия Северной Вирджинии лишилась ⅓ всех бойцов, сражавшихся при Шарпсберге, а остальные были настолько вымотаны, что нуждались в многомесячном отдыхе.

Сам Ли однако смотрел на положение более оптимистично. На военном совете он огласил свое решение, заявив, что армия останется у Шарпсберга и, если понадобится, выдержит еще одну атаку федералов. Этот шаг имел в первую очередь моральное значение. Генерал Ли, хорошо изучив Мак-Клелана, конечно, знал, что тот вряд ли решится на возобновление битвы. Оставаясь на залитом кровью поле энтитемского [257] сражения, командующий Северовирджинской армией хотел продемонстрировать и противнику, и своим солдатам, кто на самом деле одержал победу, и демонстрация удалась. Весь день армия Северной Вирджинии простояла на своих прежних позициях, готовая снова отразить атаки не-приятеля. Но атак не последовало, и 19 сентября Ли начал переправу через Потомак. Первая Мерилендская кампания завершилась.

Сражение на Энтитеме было важной вехой на пути развития пехотной тактики гражданской войны. В отличие от битв у Бул-Рана и Шайло, в нем участвовали хорошо обученные и достаточно опытные армии. Однако, как показал ход боя, это обучение, в частности, тактическая его часть нуждалась в серьезной корректировке. Шарпсбергская битва остро поставила на повестку дня вопрос об изменении наступательной тактики пехоты. Фронтальные штыковые атаки в сомкнутом строю, столь многократно применявшиеся в этом бою северянами, не имели успеха, и всякий раз оборачивались уничтожением или разгромом атакующих. Но генералы Потомакской армии, как это часто бывает, не видели за деревьями леса и списывали свои неудачи на что угодно, но только не на устаревшие боевые порядки. Пехотная колонна или плотная двухшереножная линия, бывшие прекрасными мишенями для вражеских стрелков, по-прежнему оставались главным инструментом для прорыва укрепленных линий, и еще многим тысячам храбрых солдат-янки предстояло поплатиться жизнями за тактическую слепоту своих командиров. Обращает на себя внимание также неуклюжее управление войсками северян. Если прав был Наполеон, утверждавший, что война сводится к концентрации всех наличных сил в нужном месте в нужное время, а Наполеон был в этом, несомненно, лучшим экспертом, то генерал Мак-Клелан проявил себя как полный профан в военном искусстве. Несмотря на огромное превосходство сил, он умудрялся посылать свои войска в бой так, что они не оказывали друг другу ни малейшей поддержи. Например, Мансфельд перешел в наступление только после того, как был разгромлен Хукер, а [258] две дивизии Самнера начали атаку на центр, когда дивизии Седжвика и Грина потерпели неудачу. Что касается 9-го корпуса, бывшего на левом фланге федералов, то и он, вместо того, чтобы атаковать одновременно с правым крылом и центром, бесцельно стоял на берегу Энтитема, позволяя противнику безнаказанно перебрасывать войска с этого участка на другие пункты позиции.

Генерал Ли, напротив, продемонстрировал почти совершенное умение управлять боем. То ли по воле случая, то ли, что более вероятно, благодаря расторопности командиров армии конфедератов, подкрепления прибывали к ним очень своевременно и направлялись именно туда, куда было нужно. Так, на помощь левому флангу подошла дивизия Мак-Лоуза, а на помощь правому крылу — дивизия Хилла.

Но все же не следует слишком превозносить Роберта Ли за Энтитемское сражение. Его оборонительная тактика также требовала определенных корректив. Генерал Ли против обыкновения не возводил на поле боя никаких полевых укреплений, видимо, понадеявшись на естественную силу своих позиций. Между тем даже обычные засеки, не говоря уже о редутах или траншеях, могли уберечь в этом бою множество жизней «серых солдат» и сделать лобовые удары федералов еще более кровавыми и бесплодными. Особенно ярко это показал бой за дорогу Санкен — «Кровавую аллею». Северяне, пытавшиеся взять штурмом эту естественную траншею, потеряли на подступах к ней 3000 своих бойцов, в то время как южане, несмотря на то, что их телами была вымощена почти вся длина дороги, в два раза меньше — всего 1500. Однако Ли, в отличие от своих оппонентов, никогда не наступал дважды на одни и те же грабли. Уроки Энтитема были им учтены, и уже в следующем сражении, которое он дал Потомакской армии, полевые укрепления стали главным фактором его блестящей победы.

Эта победа была одержана им у небольшого вирджинского городка Фредериксберг, имя которого золотыми буквами вышито на славных знаменах армии конфедератов. О том, как это произошло, и пойдет речь в следующей главе. [259]

Глава 2.

«Самая легкая из наших побед»

Сражение при Фредериксберге

Отставка Джорджа Мак-Клелана явилась для всех полной неожиданностью. Казалось, что после битвы на Энтитем-Крик его акции снова пойдут вверх, он будет провозглашен спасителем нации и опять возглавит все вооруженные силы Союза. Должно быть, Мак-Клелан думал так же, поскольку, одержав «победу» у Шарпсберга, он не предпринимал почти ничего, чтобы воспользоваться ее плодами, и впал в свою обычную спячку. Тщетно Линкольн и его администрация подстегивали «Наполеона». Мак-Клелан упорно не желал пробуждаться и под разными предлогами оттягивал наступление армии. Так, он написал президенту, что не может пока перейти в наступление из-за усталости армейских лошадей, на что Линкольн со свойственным ему добродушным юмором ответил: «Надеюсь, вы простите меня за вопрос, но чем таким занимались лошади вашей армии со времени битвы на Энтитеме, что могло их так изнурить?»

Наконец, к началу ноября 1862 года терпение президента лопнуло, и Мак-Клелан навсегда покинул ряды армии США. Известие о его увольнении, как свидетельствовал один офицер-северянин [260], было подобно «удару молнии». «В войсках бытует только одно мнение, — писал он. — И оно заключается в том, что правительство сошло с ума». Мак-Клелан вполне разделял точку зрения своей армии. «Я уволен в отставку, — написал он своей жене. — Боже, спаси армию и страну». Тем не менее он не стал оспаривать решение президента и безропотно уступил место своему преемнику.

Этим преемником стал командир 9-го корпуса генерал Эмброуз Бернсайд. Он был выпускником Вест-Пойнта, некоторое время служил в армии и даже участвовал в боевых действиях против апачей. Но в 1853 году Бернсайд уволился со службы и занялся производством казнозарядных винтовок. Когда началась гражданская война, он на свои деньги организовал и вооружил (винтовками собственного производства) 1-й Род-айлендский полк, который сам и возглавил. К моменту первого сражения при Бул-Ране Бернсайд уже командовал бригадой, а дружба с Мак-Клеланом быстро помогла ему стать командиром корпуса. И вот теперь, в ноябре 1862 года, карьера Бернсайда достигла своего пика — президент назначил его командующим Потомакской армией.

Такой выбор Линкольна озадачил в то время многих, да и по сей день он остается загадкой. Бернсайд был малоподходящим кандидатом на предложенный ему пост; поначалу он даже хотел отказаться от назначения. В армии Бернсайд не пользовался авторитетом и пока не отличился никакими военными талантами. Как сказал о нем один офицер, «немного найдется людей, вознесенных столь высоко на столь ничтожных основаниях». Бернсайд не был уважаем и в военном министерстве. «Сначала вам будет казаться, что он значительно умнее, чем это есть на самом деле», — характеризовал его помощник военного министра Чарльз Данна. Одним словом, понять, почему Линкольн решил доверить пост командующего армией именно Бернсайду, не представляется возможным. Но, так или иначе, это назначение состоялось, и новый командующий энергично взялся за дело.

Одним из первых его мероприятии была реорганизация Потомакской армии (к началу очередной кампании в ней насчитывалось 116 тысяч человек) в три огромных гранд-дивизии, каждая из которых состояла из двух корпусов. Эти неуклюжие [261] формирования возглавили генералы Франклин, Хукер и Самнер, хотя ни один из них не понимал смысла проведенной реформы. Затем 10 ноября 1862 года Бернсайд представил Генри Хэллеку свой план наступательных операций. Этот новый план был, по сути, лишь продолжением старой истории под названием «Вперед на Ричмонд». Бернсайд предполагал переправиться через Раппаханок у Фредериксберга и, оказавшись таким образом между армией генерала Ли, правый фланг которого находился у Калпепера, и Ричмондом, вынудить врага дать бой с перевернутым фронтом. Замысел понравился Линкольну, и Бернсайд получил его одобрение. Президент заметил только, что план «сработает, если вы будете двигаться очень быстро; в противном случае — нет».

Поначалу Бернсайд вполне оправдывал пожелания Линкольна. Получив ответ президента 14 ноября, он немедленно выступил в поход, и уже 17 ноября Потомакская армия показалась в окрестностях Фалмута на восточном берегу Раппаханока. А на противоположном западном берегу возвышались дома и церкви заветной цели Бернсайда — Фредериксберга. Оставалось сделать только один шаг — переправиться через реку, и эта цель была бы достигнута.

Но этот последний шаг так и не состоялся, и замысел Бернсайда начал пробуксовывать как раз в той момент, когда он был уже близок к удачному завершению. Отчасти это объяснялось ошибками, которые сам Бернсайд допустил во время составления плана. Двигаясь к Раппоханоку, он предполагал, что понтоны, по которым его армия сможет переправиться на другую сторону, будут доставлены в Фалмут по воде именно в тот день, когда у этого города покажутся основные силы Потомакской армии. Однако, поскольку Бернсайд лично не проследил за выполнением столь важной части задуманной им операции, к 17 ноября понтоны не только не были получены, но и вообще не покинули Вашингтон.

Впрочем, само по себе их отсутствие еще не было большой трагедией. В армии Потомака хватало хороших военных инженеров, а вокруг росло много высоких и крепких деревьев, так что при известной сообразительности Бернсайд вполне мог бы обойтись и без понтонов. Но, увы, именно этим качеством новый командующий главной армией Союза [262] не обладал. Кроме того, Бернсайд был упрям и никогда не отступал от раз принятого решения. Вместо того, чтобы заняться наведением переправ из подручного материала, он расположил свою армию в окрестностях Фалмута и стал посылать в Вашингтон одну депешу за другой, требуя поскорее прислать ему обещанные понтоны. В этой бесцельной переписке пропало несколько драгоценных дней, потеря которых свела все изначальные преимущества, достигнутые Бернсайдом, на нет. 21 ноября его план можно было считать с треском провалившимся, так как на высотах на противоположном берегу Раппаханока появились передовые части 1-го корпуса Северовирджинской армии во главе с Джеймсом Лонгстритом.

В конце осени — начале зимы 1862 года армия генерала Ли расположилась к северу от столицы Конфедерации — города Ричмонда, приходя в себя после жестокой Энтитемской молотилки и пополняя свои ряды новобранцами. К декабрю под ее знаменами уже собралось 72 тысячи человек, и, несмотря на все то же плохое обеспечение амуницией и провиантом, южане, по словам своего командира, «никогда не были в таком добром здравии и хорошем состоянии для битвы». Тем не менее Ли не планировал в уходящем 1862 году никаких наступательных операций. Приближавшаяся зима была естественным перерывом в ходе боевых действий, и «маршал Роберт» решил дать своим людям вполне заслуженный ими отдых. Впрочем, он, как всегда, пристально следил за врагом и был готов отразить любое его нападение. Когда стало известно, что генерал Мак-Клелан планирует наступление через долину Шенандоа, где со своим корпусом стоял Джексон Каменная Стена, Ли, находившийся в главной квартире 1-го корпуса в Калпепере, сказал, что он без колебаний обрушится на фланг и тыл северян «даже с нашими малочисленными войсками, если только армия проявит свой прежний дух и рвение».

Однако отставка Мак-Клелана расстроила выполнение его замысла, и генерал Ли вместе с армией Потомака посетовал на досадную неудачу. «Как жаль! — сказал он генералу Лонгстриту, когда было получено это известие. — Мы так хорошо понимали друг друга. Боюсь, они будут менять федеральных [263] командующих до тех пор, пока не смогут найти кого-нибудь, кого не смогу понять я».

К счастью для Конфедерации, Бернсайд относился к числу тех командиров, которых Ли всегда понимал очень хорошо. Правда, вначале ему все же удалось удивить Старика своим быстрым и внезапным маршем, и в тот день, когда Потомакская армия прибыла в Фалмут, Ли еще только заподозрил это ее движение. 17 ноября он докладывал в Ричмонд, что враг покинул окрестности Вашингтона и, возможно, наступает на Фредериксберг. Но вездесущий Джеб Стюарт вскоре обнаружил подлинное расположение неприятельской армии и доложил о нем своему командиру.

Реакция генерала Ли была незамедлительной: Лонгстрит получил приказ двигаться на Фредериксберг и, как уже говорилось выше, прибыл туда к 21 ноября. Соответствующее распоряжение было отправлено и генералу Джексону. Покинув со своим корпусом долину Шенандоа, он направился к Орандж Коурт-Хаузу на тот случай, если федералы вздумают обойти сильные позиции Лонгстрита на высотах Мари. Затем 26 ноября Ли, окончательно убедившийся, что в намерения Бернсайда входит фронтальная атака его позиций у Фредериксберга, послал Джексону приказ присоединиться к 1-му корпусу, и этот приказ был немедленно исполнен. В ночь с 28 на 29 ноября 2-й корпус конфедератов примкнул к правому флангу частей Лонгстрита, совершив за два дня 60-километровый марш.

Однако генерал Джексон, осмотрев позиции армии, не одобрил намерения своего командира дать бой на берегу Раппаханока. «Мы выиграем битву у Фредериксберга, но не сможем воспользоваться ее плодами», — сказал он генералу Ли и предложил ему отступить к реке Норт-Анна. Там топографические условия были более благоприятны для полной победы, и армия северян, оторванная от своих баз снабжения, могла бы быть полностью уничтожена. Ли был вполне согласен с этой точкой зрения и охотно воспользовался бы советом Джексона, но ричмондские власти строго-настрого запретили ему пускать врага вглубь своей территории, дабы избежать опустошения и без того скудных провиантских запасов Конфедерации. Это вынудило Ли отклонить предложение [264] Джексона. Скрепя сердце он стал готовиться к оборонительному сражению на линии Раппаханока.

Бернсайд к тому времени уже получил свои долгожданные понтоны, но по-прежнему пребывал в бездействии. Впрочем, понять замешательство командующего северян несложно. Противоположный берег, бывший еще несколько дней назад вполне достижимой целью, превратился теперь, когда на высотах Мари развернулись силы всей армии Северной Вирджинии, в неприступную твердыню, и тщательно продуманный план летел в тартарары. Бернсайд просиживал ночи напролет в своем штабе над картами и выкуривал одну сигару за другой, но ничего путного в голову не приходило. К тому же его сильно смущало отсутствие регулярного сообщения с базами снабжения, которое было нарушено плохой погодой.

Как и многие другие генералы Севера, Бернсайд с должным вниманием относился к проблемам материального обеспечения и не мог допустить, чтобы его армия шла в бой без достаточного количества провианта и боеприпасов. Дабы решить возникшие проблемы, главнокомандующий приказал соединить берега впадины, по которой протекал Потомак-Крик, временным железнодорожным мостом. Генерал Хаупт, командир инженерной службы, немедленно взялся за строительство, и всего за б дней под его руководством был возведен огромный виадук длиной 120 и высотой 20 метров, по которому проходил железнодорожный путь.

В результате Потомакская армия стала регулярно, невзирая на состояние дорог, получать свои рационы, часть которых она использовала... для меновой торговли с неприятелем. Пока обе армии в бездействии стояли друг против друга у Фредериксберга, по Раппаханоку отправлялись с берега на берег целые флотилии маленьких лодочек-моделей, с которыми южане посылали федералам табак и газеты Конфедерации, получая взамен сахар, кофе и газеты Союза. Одновременно конфедераты и федералы перекликались через реку и всячески развлекали друг друга.

«Нас привлек один неприятельский оркестр, игравший свои национальные мелодии — «Усеянное звездами знамя», «Да здравствует Колумбия!» и другие, бывшие когда-то такими [265] дорогими для всех нас, — вспоминал офицер-конфедерат. — Казалось, они ожидают от нас какого-нибудь ответа, но мы молчали до тех пор, пока они не грянули «Дикси» (гимн Конфедерации — К.М.). Затем обе стороны громко и весело зааплодировали».

Наконец Бернсайд прервал это приятное времяпрепровождение своей армии. Поначалу он решил обойти сильные позиции врага и выбрал для переправы другое место — Порт-Роял, примерно в 20 км ниже Фалмута. Однако генерал Ли мгновенно разгадал этот не слишком сложный замысел неприятеля и отправил к Порт-Роялу недавно прибывшую из долины дивизию Д. Хилла. Корпус Джексона также продвинулся в этом направлении и расположился так, чтобы он мог своевременно придти на помочь и Хиллу, и Лонгстриту.

Последний тоже не терял времени даром. Генерал Ли, который учел уроки Энтитемского сражения, приказал Лонгстриту усилить и без того неприступные позиции корпуса полевыми укреплениями. Маявшиеся от безделья солдаты Северовирджинской армии выполнили это приказание и охотно принялись за строительство редутов и рытье траншей. К тому времени, когда Бернсайд убедился в невозможности обходного маневра, наткнувшись у Порт-Рояла на дивизию Дениэла Хилла, высоты Мари превратились в настоящую крепость.

Однако командир северян то ли не знал об этих приготовлениях, то ли решил их проигнорировать и вернулся к своему прежнему замыслу — фронтальной атаке. Об этом он сообщил генералам Потомакской армии на военном совете, состоявшемся за несколько дней до начала сражения. Сперва командиры корпусов воспротивились замыслу командующего, справедливо считая его самоубийственным. Но Бернсайд, одним из главных недостатков которого было отсутствие гибкости мышления, не желал ничего слушать и упрямо отклонял все доводы против. Он почему-то решил, что противник обязательно будет его ждать у Порт-Рояла, а перед Фредериксбергом остались лишь слабые заслоны.

«О, я знаю, где силы Ли, и собираюсь застать их врасплох, — заявил он участникам совета. — Я собираюсь переправиться через реку и занять холмы прежде, чем Ли сможет [266] привести хоть сколько-нибудь серьезные силы, чтобы встретить меня».

Тогда, убедившись в непреклонности Бернсайда, генералы посоветовали ему выбрать один пункт в линии неприятеля и на него обратить всю силу удара. Само собой, они подразумевали, что левый фланг конфедератов, занимавший вершины высот Мари, не может сыграть роль такого пункта. Чтобы лишний раз продемонстрировать силу этих позиций своему главнокомандующему, они передали ему разведданные, полученные из уст взятого в плен солдата Северовирджинской армии, который достаточно точно описал укрепления, построенные по приказу Лонгстрита. Однако на Бернсайда информация не произвела никакого впечатления. «Это всегда было мое любимое место для атаки», — заявил он и закрыл заседание совета.

Итак, фатальное решение было принято, и в ночь с 10 на 11 декабря Бернсайд отдал своим войскам приказ переправиться через реку. Левая гранд-дивизия под началом Франклина совершила эту переправу без особых проблем: корпус Джексона все еще оставался на своей промежуточной позиции, и препятствовать переправе северян на этом участке было просто некому. Поэтому саперы-северяне, не встречая ни малейшего сопротивления, навели через Раппаханок три понтонных моста, два из которых были переброшены чуть выше устья Дип-Рана и еще один напротив Смитфилда. Правой гранд-дивизии Самнера повезло значительно меньше: она должна была переправляться по двум понтонным мостам прямо напротив Фредериксберга.

К тому времени жители этого городка, напуганные видом двух могучих армий, которые нависли над ними, как две темные грозовые тучи, уже покинули свои жилища. Многие из них, однако, не желали уходить далеко, и прятались в окрестных лесах, ожидая, пока сражение закончится. Надеяться им, впрочем, было не на что: положение Фредериксберга между враждующими сторонами означало его неизбежное разрушение. Пока город еще стоял, конфедераты решили использовать его в своих целях. Генералу Ли было очень важно задержать противника до подхода корпуса Джексона и дивизии Хилла, и Бернсайд, решивший навести переправы напротив [267] города, сам подсказал ему, как это лучше всего сделать. Миссисипской бригаде Берксдейла (а штат Миссисипи был знаменит тем, что давал армии конфедератов самых лучших стрелков) было приказано расположиться в городе и оттуда как можно дольше задерживать строительство мостов.

Северяне не заставили их долго ждать. Около 5 часов утра 11 декабря часовые Берксдейла, несмотря на густую пелену тумана, заметили на противоположном берегу какое-то подозрительное шевеление, а затем до них долетел явственный стук топоров. Сомнений быть не могло — северяне начали наведение переправы. Часовые тут же дали несколько выстрелов, на которые отозвались две сигнальные пушки на высотах Мари. Это было предостережение всей Северовирджинской армии: «Берегитесь! Враг уже близко и начал переправу».

Миссисипцы не дожидались этого тревожного сигнала, чтобы взяться за работу. Сквозь густую завесу тумана они открыли огонь по федеральным понтонерам, и неожиданно для последних этот огонь оказался столь метким, что, побросав инструменты, они в панике бросились на правый берег. Для их поддержки к реке выдвинулось несколько пехотных полков, но ребята Берксдейла уже пристрелялись и быстро заставили их убраться восвояси. Наступило утро, туман рассеялся, но это, разумеется, не облегчило северянам выполнение задачи по наведению переправ. Трижды пытались они возобновить работы, и трижды миссисипцы устилали недостроенную переправу синей ковровой дорожкой из трупов. Часы на башне городского собора во Фредериксберге пробили 7, когда Бернсайд, разъяренный дерзостью жалкой кучки южан, сдерживавших целую гранд-дивизию, приказал своей резервной артиллерии, расположенной на Страффордских высотах, превратить город в руины.

150 орудий тотчас обрушили на злополучный Фредерикс-берг гору чугуна и железа и за несколько часов буквально разнесли его в щепки. «С наших позиций на высотах, — вспоминал генерал Лонгстрит, — мы увидели батареи, обрушившие огненную лавину на город, единственная вина которого заключалась в том, что в укрытии на его окраине свили себе гнездо 3000 конфедеративных «шершней» и своими «укусами» [268] довели армию Потомака до безумия. Кромешный ад, возникновение которого спровоцировал этот маленький отряд конфедератов, был ужасен. Город был охвачен огнем сразу в нескольких местах, гранаты лопались и взрывались, а ядра сыпались градом. Сквозь непрерывный треск можно было слышать крики и вопли тех, кто участвовал в бою, в то же время дым, поднимавшийся над горящим городом и подпрыгивающие над ним языки пламени создавали картину, которая навсегда останется в памяти у тех, кто ее видел».

Однако батареи конфедератов молчали. Генерал Ли считал, что их время еще не пришло, и приказал не тратить зарядов попусту. Канонаду продолжала только артиллерия федералов, словно задавшись целью сравнять город с землей. Наконец, когда в 2 часа стало заметно, что весь Фредериксберг охвачен огнем, Бернсайд решил, что в преисподней, в которую он превратил город, уже не может быть никого живого, и приказал прекратить канонаду. Понтонеры вернулись на рабочие места и взялись за инструменты, но вдруг из Фредериксберга снова зазвучали выстрелы. Бомбардировка оказалась для миссисипцев, рассеянных по всему городу, не опасней, чем стрельба из ружья для комариного роя. Заняв новые, удобные для ведения прицельного огня пункты, они по-прежнему были готовы оспаривать у неприятеля каждый шаг.

Препятствие могло показаться непреодолимым, но тут начальник артиллерии северян генерал Хант подал Бернсай-ду хороший совет: переправить часть пехоты на левый берег в лодках и выбить упрямых миссисипцев из города прямой атакой. Эта десантная операция, приказ о которой был немедленно отдан, прошла успешно. 7-й Мичиганский и 20-й Массачусетский полки высадились прямо перед городом и, получив вскоре подкрепление, вступили на его изуродованные улицы. Миссисипцы по приказу Лонгстрита не приняли бой и отошли к центру Фредериксберга. В этом деле они потеряли 20 человек убитыми и ранеными и б пленными.

Федералы получили наконец возможность беспрепятственно закончить мост, что они и сделали к 4-м часам дня. Однако в это время солнце уже клонилось к закату, наступали короткие зимние сумерки, и о проведении задуманной атаки [269] нечего было и помышлять. Бригада Берксдейла сделала свое дело, задержав наступление неприятеля на целые сутки, и до ночи Самнеру удалось переправить на левый берег только дивизию Ховарда.

Такая задержка была, конечно, на руку генералу Ли. Убедившись в серьезности намерений Бернсайда, он уже послал за генералом Джексоном и его «пешей кавалерией». Но Каменная Стена не мог привести к Фредериксбергу весь свой корпус к следующему утру. Его дивизии были несколько разбросаны: Таллисрерро, стоявший у станции Ганни, появился на поле предстоящей битвы лишь к вечеру 12 декабря, а Эрли и Хилл едва успевали от бродов нижнего Раппаханока к утру 13.

Но Бернсайд не воспользовался оплошностью врага. Он действовал так, словно между ним и Ли был заключен договор, обязывающий его не начинать атаку, пока противник не соберет все силы. Вместо того, чтобы решительно атаковать хотя бы в полдень 12-го, а к тому времени утренний туман, ставший в последние дни частым гостем на берегах Раппаханока, обычно рассеивался, Бернсайд медлил, ожидая, пока обе гранд-дивизии переправятся на другую сторону. Эта операция заняла почти весь день и была завершена лишь к 5-и часам вечера 12 декабря.

В это время командующий Потомакской армией лично выехал на позиции своей армии с последней инспекцией. Генерал Франклин, встретивший его на левом фланге, сделал в тот вечер последнюю попытку убедить упрямого генерала нанести решающий удар не по высотам Мари, а в другом месте. Участок оборонительной линии повстанцев напротив позиций левой гранд-дивизии был для этой цели самым подходящим местом. Расположенные там высоты не были так круты и голы, их покрывал довольно густой лес, дававший атакующим определенные преимущества. На это и обратил внимание Бернсайда командир левого фланга северян, предложив ему провести главную атаку силами его гранд-дивизии и ограничиться в районе Фредериксберга простой демонстрацией. Аргументы Франклина были столь убедительны, что даже упрямый Бернсайд, казалось, заколебался. Пообещав обдумать это предложение, командующий отбыл в свою штаб-квартиру — в домик Филипса на Страффордских высотах. [270]

Но надежды Франклина на благополучное решение были преждевременны. Его доводы действительно заставили Бернсайда задуматься, и всю ночь он опять просидел над картой, дымя сигарами и прихлебывая виски. Но ни то, ни другое не помогло ему придти к правильному решению, и к утру Бернсайд был более, чем когда либо уверен в необходимости атаки высот Мари. В 8 часов утра он отправил Франклину соответствующий приказ, и командир левой гранд-дивизии с разочарованием убедился, что его вчерашнее красноречие пропало зря.

Между тем полученный Франклином приказ звучал довольно странно. Бернсайд предписал ему послать в атаку по крайней мере дивизию, чтобы та прошла через Смитфилд и, если это окажется возможным, взяла высоты близ дома капитана Гамильтона. Франклин, считавший, что серьезную атаку нельзя предпринимать силами одной дивизии, решил, что от него требуется провести демонстрацию, и ограничился исполнением буквы приказа командующего. Он выбрал дивизию Мида из корпуса Рейнольдса, приказав последнему двинуть в поддержку запланированной демонстрации дивизии Гиббона справа и Даблдея слева. Всего во всех трех дивизиях насчитывалось около 16 тысяч человек (у Мида и Даблдея — по 5 тысяч, а у Гиббона — почти 6), и с этими силами Франклин собирался изображать штурм правого крыла конфедератов.

Противостоявшие ему войска значительно превосходили атакующих по численности. Правое крыло Северовирджинской армии составлял 2-й корпус Джексона, недавно подошедший на поле боя. Он был расположен на гребне невысоких, поросших лесом холмов от перекрестка Гимильтон на юге до хижины Бернарде Кэбин на севере. Джексон, впрочем, не стал разворачивать на этих позициях все свои дивизии и выдвинул вперед только четыре бригады Легкой дивизии Эмброуза Хилла. Три из них стояли на самой опушке леса, практически на рубеже проходившей здесь железнодорожной насыпи. Арчер составил правый фланг дивизии, Лейн стоял в центре, а Томас примыкал к его левой оконечности. При этом между флангами боевых порядков Арчера и Лейна был оставлен небольшой зазор: почва в этом месте была [271] болотистой, и Хилл счел ее трудно проходимой для вражеской пехоты. Но на всякий случай он прикрыл прореху бригадой Грэгга, приказав ей занять позиции чуть позади трех передовых бригад.

К тому времени, когда в районе 10 часов дивизии Мида, Даблдея и Гиббона двинулись в наступление, правый фанг конфедератов уже приготовился к бою, и сам Джексон Каменная Стена выехал на позиции, чтобы насладиться триумфом своих войск. «В то утро он появился в новой яркой униформе вместо своей обычной измятой одежды, — вспоминал полковник кавалерии конфедератов Фитцхью Ли. — Это была одна из самых замечательных метаморфоз, но его людям она не понравилась. Они испугались, как сказал один из них, что Старый Джек побоится испачкать свое платье и не возьмется за дело как следует». Однако причин бояться у солдат Джексона не было. Каменная Стена был как всегда спокоен в ожидании наступления неприятеля и уверен, что атака северян будет отбита. Когда же один из его адъютантов с тревогой спросил, каковы силы противника, двигавшиеся на них, Джексон невозмутимо ответил: «Майор, иногда мои люди не могут взять позицию штурмом, но они всегда могут ее удержать. Я рад, что янки идут сюда».

Однако, пока густой туман мешал южанам рассмотреть идущих к ним янки, и они были вынуждены придержать огонь. Северянам этот туман был в общем-то на руку, хотя и они испытывали из-за него некоторое неудобство. Бригада Синклера, шедшая в первой линии дивизии Мида, сразу взяла такой быстрый темп, что остальным частям пришлось нестись вслед за ней едва ли не рысью. В результате боевые поряди дивизии несколько смешались, и, чтобы выровнять пришедшие в замешательство шеренги, Миду пришлось приостановить наступление.

Конфедераты, догадавшиеся по звукам шагов, бряцанию оружия и неясным расплывчатым силуэтам, что атака началась, решили использовать эту короткую остановку. Майор Джон Пэлхем, молодой артиллерист из кавалерийского корпуса Стюарта, обратился к своему командиру с просьбой разрешить ему с двумя орудиями занять передовую фланговую позицию и оттуда потревожить огнем неприятельскую [272] пехоту. Стюарт дал свое согласие, поставив условием, что Пэлхем отступит по его первому приказанию.

Мид тем временем продолжил движение вперед, и в районе 11 часов утра три его бригады пересекли рубеж старой Ричмондской дороги. Вдруг, словно по мановению волшебной палочки, утренний туман рассеялся, и взору расположившихся на высотах южан открылось все поле и на нем — развернувшаяся для атаки армия неприятеля.

«Федеральные флаги весело трепетали на ветру, начищенное оружие ярко сияло в солнечных лучах, а красивая униформа бравых войск придавала всей сцене скорее вид некоего праздничного действа, нежели армии, готовившейся начать яростную битву, — вспоминал генерал Лонгстрит. — С вершины холма Ли (центре линии) я мог видеть почти всех солдат, которые были у Франклина, и тот впечатляющий порядок, в котором они построились. А на дальнем расстоянии виднелись оборванные пехотинцы Джексона и потрепанные кавалеристы Стюарта в своих перепачканных землей шляпах и желтых ореховых мундирах, представляя собой поразительный контраст с хорошо экипированными федеральными войсками».

Как только невидимая рука сорвала с этой потрясающей картины белую туманную кисею, два орудия Пэлхема открыли огонь, и великолепие боевых порядков северян было мгновенно нарушено. Стрельба конфедератов оказалась столь неожиданной и столь точной, что передние шеренги федералов рухнули в грязь, несколько испортив парадный вид своей униформы. Это, впрочем, мало им помогло. Гранаты южан лопались прямо в гуще залегших на земле людей, посылая высоко в воздух части человеческих тел, детали амуниции и предметы обмундирования. Один из этих разрывов подбросил на 20 футов чей-то армейский ранец, который раскрылся в воздухе так, что на землю посыпались нехитрые солдатские пожитки. Среди прочего там была и колода игральных карт. «Ого! — воскликнул увидевший это ветеран из дивизии Мид а. — Ну-ка сдай и мне карту получше».

Но увы, тот, кто сдавал этим утром карты, явно не благоволил делу Севера, и вся Потомакская армия села играть без единого козыря на руках. Атака Мида стала захлебываться, [273]еще не успев начаться, и виной тому были всего два орудия конфедератов. Чтобы заставить их замолчать, федералы развернули несколько своих батарей и открыли по позициям Пэлхема ураганный огонь, но бесстрашный майор ничуть не был смущен обрушившимся на него смертоносным градом. Даже после того, как одно из его орудий было подбито, он отказался покинуть фланговую позицию и продолжал обстреливать пехоту противника из единственной остающейся у него пушки.

Трижды Стюарт посылал Пэлхему приказ вернуться, и трижды тот отвечал одной и той же фразой: «Скажите генералу, что я могу удержать свою позицию». Наконец после часа стрельбы, когда боеприпасы закончились, Пэлхем приказал взять свою уцелевшую пушку на передок и спокойно присоединился к кавалерии Стюарта. В тот день он заслужил восхищение всей армии и лично генерала Ли, наблюдавшего за его работой из ставки Джексона. «Как славно видеть такое мужество в таком молодом человеке», — сказал он о Пэлхеме.

Действия артиллерии Пэлхема были не просто дерзкой выходкой безрассудного юнца. Огнем со своей удачной фланговой позиции он задержал атаку дивизии Мида почти на час, а дивизию Даблдея и вовсе выключил из предстоящего дела. Рейнольде, решивший, что после артобстрела слева южане обрушатся на его фланг и тыл, приказал ей остановиться и повернуть на юг.

Мид, таким образом, возобновил свое наступление без поддержки слева. Однако продвинуться далеко вперед ему снова не дали. Когда до передовых линий конфедератов оставалось не более 800 ярдов, батареи Джексона под командованием начальника его артиллерии Линдсни Уокера открыли огонь, и по сравнению с этой адской канонадой стрельба двух орудий Пэлхема показалась просто праздничным фейерверком.

«Мятежники палили по нам шрапнелью, картечью, гранатами, деталями железнодорожного полотна и кусками железного плуга», — вспоминал капитан 149-го Пенсильванского полка. Пехоте северян снова пришлось залечь, а их артиллерии выдвинуться вперед и вступить с противником в [274] ожесточенную дуэль. Однако заставить орудия повстанцев замолчать было не так-то просто, и в течение почти двух часов батареи северян и южан от души угощали друг друга ядрами и гранатами без малейшего намека на перевес какой-либо из сторон. Наконец в районе 1.30 Мид, дивизия которого все это время пролежала на брюхе под неприятельским огнем, решил, что, если он не возобновит атаку, то все его солдаты будут перебиты без всякой пользы для дела.

Как раз в этот момент один федеральный снаряд угодил в зарядный ящик на батарее Уокера, и мощный взрыв вывел артиллерию конфедератов из строя. Воспользовавшись этим, Мид приказал своим людям подняться и ускоренным шагом двинуться вперед. Когда они пересекали полотно железной дороги, южане снова ударили картечью, но охваченная азартом дивизия только смыкала ряды и уверенно продолжала наступление. Вскоре она вступила под сень леса и неожиданно и для противника, и для себя вышла прямо к незаштопанной прорехе между флангами Арчера и Лейна. Воспользовавшись оплошностью конфедератов, пенсильванцы Мида тотчас устремились прямо в эту прореху и двумя одновременными атаками по расходящимся направлениям буквально разорвали дивизию Хилла, точно старую тряпку.

Левофланговая 3-я бригада федерального генерала С. Фегера Джексона развернулась против незащищенного левого крыла Арчера и рассеяла его убийственным огнем. Правофланговые же полки бригады южан попытались отразить нападение, но не смогли выдержать поединка с превосходящими силами федералов и отступили к Гамельтон-Кроссинг.

Одновременно вторая бригада северян во главе с Синклером совершила заход направо и проделала такую же операцию со стоявшей здесь бригадой Лейна. Последний как раз собирался отразить атаку дивизии Гиббона, которая, прикрывая Мида справа, также приближалась к железнодорожному полотну. Увидев, что ему грозят удары в двух сторон, Лейн приказал своим полкам очистить позицию, и, сохраняя порядок, они отошли на северо-запад к левому флангу корпуса Джексона.

Таким образом, первый натиск северян увенчался полным успехом, и передняя линия повстанцев была ими рассеяна [275]. Однако в ходе этого боя дивизия пенсильванцев сама пришла в замешательство. Как докладывал позже Мид, «полки отделились от бригад, а роты от полков». Тем не менее наступательный порыв дивизии еще не выдохся. Хоть и превратившись в беспорядочную массу, но она двинулась вперед, прямо на стоявшую во второй линии Хилла бригаду Макси Грэгга.

К тому времени генерал Грэгг уже, конечно, успел подготовить людей к отражению атаки, но густой пороховой дым и беспорядочность наступления федералов ввели его в заблуждение. Он принял идущих на него пенсильванцев за откатывающиеся в замешательстве полки Лейна и запретил своим солдатам стрелять. Когда же те поняли ошибку командира, было уже слишком поздно. Бригада Синклера и шедшая за ней в поддержке бригада Мэггилтона дали по ним такой мощный залп, что один полк конфедератов был почти полностью уничтожен. Среди пострадавших был и сам командир бригады генерал Грэгг. Он как раз объезжал свою позицию, когда в него попала неприятельская пуля. Смертельно раненного, его унесли с поля боя. Люди Грэгга также недолго оставались на атакованной позиции. Натиск двух федеральных бригад был слишком силен, и застигнутые врасплох конфедераты в беспорядке откатились назад.

Северяне тоже потеряли в этот момент одного из своих бригадных командиров. Генерал Фегер Джексон, преследовавший со своей левофланговой бригадой отступающие части конфедератов, неожиданно наткнулся на каменную стену, за которой Арчеру удалось собрать свои полки. Когда Джексон попытался взять это укрепление штурмом, то был тут же убит наповал. До войны этот генерал принадлежал к секте Общество Друзей, напрочь отрицавшей насилие. Он пошел сражаться вопреки своим религиозным убеждениям, за что и поплатился теперь жизнью.

Между тем генерал Мид тщетно пытался навести в своих расстроенных войсках порядок и развить достигнутый ими успех. За считанные минуты ему удалось отбросить целую вражескую дивизию, но в результате его пенсильванцы сами понесли тяжелые потери и не могли продолжать атаку. Чтобы расширить проделанную дивизией Мида брешь, требовалась [276] еще одна дивизия или хотя бы бригада. Как написал позже сам командир пенсильванцев, «даже соломинка могла бы склонить чашу весов в нашу сторону». Но как на зло поблизости не было ни одной свежей федеральной «соломинки». Дивизия Гиббона, шедшая справа и позади пенсильванцев Мида, наткнулась на упорное сопротивление бригады Томаса, к которому вскоре присоединилась отброшенная, но не обращенная в бегство бригада Лейна. Вместе они открыли по федералам такой плотный огонь, что те не могли сделать вперед и шага.

Убедившись, что на Гиббона рассчитывать не приходится, Мид попросил помощи у оставшегося на рубеже атаки генерала Берни. Однако посланный к нему ординарец вернулся вскоре с отрицательным ответом. Берни не захотел брать ответственность на себя и заявил, что подобные приказания должны исходить от командира корпуса генерала Рейнольдса, а не от его подчиненных. Но Мид был не менее упрям и не пожелал довольствоваться таким ответом. Он чувствовал, что, пока его усталые и разрозненные бригады ведут оживленную, но бесполезную перестрелку с врагом, еще можно подтянуть резервы и окончательно разгромить правый фланг повстанцев. К Берни был послан еще один ординарец, но тот упорно стоял на своем, и командир пенсильванцев снова получил отказ.

Тогда, потеряв всякое терпение, которым он не отличался даже в лучшие времена, Мид лично направился к своему упрямому коллеге и в резкой форме потребовал поддержать атаку. Разговор двух генералов велся на повышенных тонах, несколько затянулся и едва не перешел в ссору. Наконец, когда Мид заявил, что берет ответственность на себя, Берни уступил и дал своей дивизии приказ наступать. Однако было уже слишком поздно, и к тому времени, как он дал свое согласие, блестящая атака пенсильванцев успела провалиться.

Причиной этого провала было своевременное прибытие на помощь частям Э. Хилла дивизии Джубала Эрли. В самом начале атаки Мида Джексон отправил его на правую оконечность своего корпуса, чтобы прикрыться от возможного флангового удара. Однако услышав пальбу со стороны позиции Хилла, Эрли по собственной инициативе развернул дивизию [277] в противоположном направлении и двинул ее прямо в огонь сражения. Когда он развернулся на линии дороги Майн, потрепанные полки Арчера Лейна и Грэг-га встретили его радостным кличем.

«Да ведь это старый Джубал! — кричали они. — Пусть старый Джубал заделает дырку в этой ограде».

Они были правы, ибо именно это и собирался сделать Старый Весельчак, как, напомню, солдаты прозвали Эрли. Его дивизия, соединившись с остатками полков Хилла, неторопливо пошла вперед, постепенно охватывая измотанных пенсильванцев полукольцом. Артиллерия и пехота южан вскоре открыли по ним плотный огонь с трех сторон, косивший их целыми взводами и заставлявший уцелевших чувствовать себя грешниками на адской сковородке. «Мы теряли одного знаменосца за другим, и я лично трижды поднимал знамя, — вспоминал подполковник 11-го Пенсильванского полка Д. Р. Кодерc. — Древко флага было срезано, а сам флаг в 19 местах пробит пулями мятежников».

Почувствовав, что враг вот-вот дрогнет, конфедераты издали свой знаменитый ужасающий вопль, который, по словам Томаса Джексона, был для него «сладчайшей музыкой», и резко бросились вперед. Оборона дивизии Мида была быстро сломлена, и «в следующее мгновение храбрые парни уже почти летели над кустами. Это был хороший день для бега», — вспоминал один солдат-северянин. Артиллерия конфедератов ударила по бегущим картечью, не давая им возможности остановиться и вновь собраться с силами, а пехота Эрли гналась за ними с неумолкающим издевательским улюлюканьем. Впрочем, горячность конфедератов обернулась вскоре против них самих. Вопреки приказу Эрли, запрещавшему [278] им заходить за рубеж железной дороги, бригады Хоука и Аткинсона слишком увлеклись погоней и дошли до самой старой Ричмондской дороги. Здесь их неожиданно встретили дивизии Берни и Сиклса, решившие все же поддержать атаку Мида. Конфедераты, не разобравшись, какие мощные силы врага им противостоят, врезались прямо в их боевые порядки и были тотчас отброшены назад. Федеральная артиллерия отсалютовала им картечью, и они поспешно ретировались за железнодорожное полотно, оставив на месте более 500 убитых и раненых. Среди последних был и командир бригады полковник Аткинсон, взятый северянами в плен.

Отразив контратаку конфедератов, Берни сам попытался пройти на стопам Мида и вышел на рубеж железной дороги. Но, быстро убедившись, что позиции неприятеля очень сильны, он благоразумно отказался от попыток пробить головой стену и остановился на достигнутом.

На этом бой на участке Джексона был, в общем, завершен. И хотя Бернсайд несколько позже отправил Франклину еще один приказ атаковать противника, тот, разуверившись как в способностях главнокомандующего, так и в перспективах составленного им плана, попросту проигнорировал это распоряжение. Весь остаток дня его войска простояли на исходных позициях, не делая ни малейшей попытки перейти в наступление, чем уберегли себя от бесполезных и бессмысленных жертв.

Джексон со своей стороны также не предпринимал никаких активных действий. Поначалу он, правда, думал нанести контрудар и даже стал стягивать для этой цели дивизии Худа, Хилла и Таллиферро. Однако сбор этих частей занял слишком много времени, а затем, когда они все же попытались перейти в наступление и высунулись из леса, ^эедералы встретили их таким плотным огнем, что Джексон тут же передумал и отменил атаку. Он, впрочем, и так мог быть доволен достигнутыми результатами.

Атака северян была отбита, причем они потеряли на этом участке 4800 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Потери его войск были меньшими — 3400 человек из 30000, составлявших 2-й корпус Северовирджинской армии. [279]

Это была полная и решительная победа, хотя, как и предсказывал Джексон, она оказалась в целом бесплодной.

К тому моменту, когда на правом фланге южан сражение уже закончилось, на их левом крыле события только достигли своей кульминации. Стоявшей здесь правой гранд-дивизии генерала Самнера пришлось значительно хуже, чем частям Франклина, поскольку по плану Бернсайда ей предстояло овладеть высотами Мари.

Как уже говорилось выше, эти высоты были совершенно неприступны. Они представляли собой гряду высоких холмов, поднимавшихся от города двумя террасами. Их склоны были голы и напрочь лишены каких-либо неровностей, дающих наступающим войскам хотя бы подобие прикрытия. Самым ближайшим к реке был холм Тейлора, за ним следовал более высокий холм Мари, а за ним — самый высокий Телеграфный холм, переименованный впоследствии в холм Ли. Именно отсюда командующий южан наблюдал за атакой позиций своего левого фланга. Именно здесь расположил свой штаб командир этого фланга генерал Лонгстрит. За Телеграфным холмом высоты Мари обрывались резкой впадиной, по дну которой протекал ручей Дип-Ран. На противоположном берегу этого ручья начиналась пологая гряда Гамильтон-Кроссинг, занятая 2-м корпусом Джексона.

Таким образом, позиции левого фланга Северовирджинской армии простирались по высотам Мари от Дип-Рана до холма Тейлора и были заняты 1-м корпусом генерала Джеймса Питера Лонгстрита. К 13 декабря его солдаты уже закончили постройку редутов и рытье траншей на отведенном им участке, однако в предстоящем бою эти укрепления не сыграли почти никакой роли. Прежде чем добраться до них, северянам предстояло взять еще одно препятствие, преграждавшее им путь к вершине, а оно оказалось непреодолимым.

Этим препятствием была каменная стена, возведенная задолго до сражения вдоль «утопленной» в земле Телеграфной дороги, проходившей у подножия холма Мари. Она была достаточно прочной и высокой (примерно по плечо среднему человеку), чтобы расположившаяся за ней пехота могла чувствовать себя в относительной безопасности даже под артиллерийским огнем. Лонгстрит, конечно, не мог не воcпользоваться [280] таким удобным сооружением и выдвинул на эту передовую позицию бригаду Кобба (2,5 тысяч человек) из дивизии Мак-Лоуза. Расположившись за каменной стеной на Телеграфной дороге, люди Кобба при помощи лопат сделали ее еще более «утопленной» и выкопали настоящую траншею, а поверх стены соорудили дополнительный земляной бруствер. Закрепившись таким образом у подножия высот, они были практически неуязвимы. Кроме того, в случае необходимости к ним на помощь могли придти бригады Кершоу и Кука, развернутые непосредственно над ними на высотах Мари

.

Но что еще более важно, своим огнем их поддерживала вся артиллерия 1-го корпуса. Лонгстрит и Ли лично проследили, чтобы их батареи заняли на холмах наиболее удачные позиции, так, чтобы они могли нанести неприятелю максимальный урон. Худ сконцентрировал свои дивизионные батареи на холме Мари, откуда они простреливали подступы к Телеграфной дороге. К ним добавили еще две гигантские 30-фунтовые пушки, доставленные вечером 13 декабря с оружейной фабрики в Ричмонде. Правда, эти железные чудовища не оправдали даже затрат на свою транспортировку. Во время сражения они разорвались, сделав всего несколько выстрелов, и нанесли больший урон своим, чем врагам.

Остальные батареи корпуса Лонгстрита были распределены по редутам, которые, словно корона, венчали вершины каждого из холмов. Всего там было около 200 орудий, и ни одно из них не имело перед собой мертвого пространства. Об этом позаботился командир артиллерии 1-го корпуса полковник Александр, тщательно проверивший поле обстрела каждой пушки. Однако ему не удалось использовать все свои орудия: для некоторых из них просто не хватило места. Впрочем, и тех батарей, что заняли позиции, было вполне достаточно, а когда Лонгстрит, заметивший праздно стоявшую пушку, указал на нее Александру, тот спокойно ответил: «Генерал, мы покрываем все это поле так, что можем прочесать его лучше, чем частым гребнем. Когда мы откроем огонь, там и цыпленок не выживет».

У федералов тоже была артиллерия и не менее мощная, чем та, что стояла на высотах Мари. Только на Страффордской [281] вершине Бернсайд приказал сконцентрировать 150 артиллерийских стволов, с помощью которых он надеялся подавить огонь неприятельских батарей. Беда, однако, была в том, что федеральная артиллерия не доставала не только до высот Мари, но даже до каменной стены, за которой пряталась пехота Кобба. Дальности стрельбы орудий северян, занявших позиции на Страффордских высотах, хватило на то, чтобы превратить в руины злополучный Фредериксберг, но в предстоящем генеральном сражении они были совершенно бесполезны.

Таким образом, правой гранд-дивизии Потомакской армии пришлось идти в атаку даже без артиллерийской поддержки, и затея Бернсайда, бывшая с самого начала безнадежной, превратилась в результате в чистейшее безумие. Многие офицеры-северяне, которым предстояло вести своих людей на верную смерть, очень хорошо это понимали. «Если вы проведете атаку так, как она запланирована, она превратится в крупнейшую бойню этой войны, — сказал командир 9-го Нью-йоркского полка полковник Хоукинс. — Во всей нашей армии не хватит пехоты, чтобы взять эти высоты, если, конечно, они хорошо защищены». Безумие запланированного штурма было очевидно и для простых солдат. Когда присутствовавший в армии военный корреспондент спросил у одного из них, почему артиллерия конфедератов не помешала северянам переправиться через Раппаханок, тот с досадой ответил: «Черт! Да они просто хотят, чтобы мы туда влезли. Выбраться оттуда будет не так-то просто и быстро. Вы и сами это увидите».

Однако упрямство и ограниченность Бернсайда помешали ему понять то, что было ясно даже рядовым солдатам его армии. Утром 13 декабря он отдал приказ о начале наступления, и злосчастным частям правой гранд-дивизии не оставалось ничего другого, как пойти прямо в распахнутые ворота ада.

Впрочем, командир этой гранд-дивизии — Лесной Буйвол — генерал Самнер в отличие от многих своих подчиненных, не считал штурм высот Мари безнадежным. Если в Потомакской армии и был командир, способный биться головой о каменную стену, то это был, безусловно, он. Жестокий Энтитемский [282] урок не пошел Самнеру на пользу, и при Фредериксберге он снова хотел лично возглавить свои полки. Но Бернсайд, зная манеру Лесного Буйвола подставляться под пули, категорически запретил ему переходить Раппаханок, и Самнеру пришлось наблюдать за развитием событий издалека.

А события с самого начала приняли для северян скверный оборот. В районе полудня дивизия Френча из 2-го корпуса Коуча, которому выпала сомнительная честь возглавить атаку федералов на неприступные позиции врага, начала строиться в колонны на улицах Фредериксберга. Конфедераты заметили эти перемещения, и в тот же миг батареи на высотах Мари издали оглушительный рев и окутались клубами порохового дыма. То была грозная демонстрация огневой мощи, но дивизию Френча она только заставила ускорить шаг. В двух плотных колоннах северяне вышли из города, начали разворачиваться в боевую линию и тут же наткнулись на неожиданное препятствие. Им оказался дренажный канал, протекавший к северу от Фредериксберга и представлявший для наступающих войск определенное затруднение. Бернсайд, конечно, не позаботился о том, чтобы навести через него дополнительные переправы, и дивизии пришлось снова сворачиваться в колонны, чтобы перейти по трем узким мостикам на другую сторону. Пока происходили эти перестроения, артиллерия Лонгстрита, не умолкая, громыхала со своих господствующих позиций, нанося северянам чувствительные потери.

Наконец, все три бригады Френча очутились на другой стороне и развернулись в три последовательные линии с ин тервалом в 200 ярдов. Первой в атаку шла бригада Кимпбелла, за ней следовала бригада Эндрюза, а бригада Палмера замыкала дивизионную колонну. Сохраняя четкое равнение и почти парадный шаг, они вместе двинулись вперед, и даже конфедераты не могли не оценить их безрассудной храбрости. «Как красиво они шли, — вспоминал артиллерист из 1-го корпуса конфедератов. — Их начищенные штыки ярко сверкали в лучах солнца, делая линию похожей на огромную сине-стальную змею. Мы видели, как наши снаряды разрывались в их рядах, проделывая там огромные бреши, но они шли и шли вперед, как будто хотели пройти через нас и по нам». [283]

Однако на генерала Кобба это парадное шествие не произвело, похоже, никакого впечатления. «Ну! — сказал он. — Если они рассчитывают, что я отступлю, то им придется долго этого ждать». Пока работу за него выполняла артиллерия, Кобб велел своим людям не тратить патронов и подпустить федералов поближе. И лишь когда уже сильно потрепанные гранатами и картечью передние ряды неприятеля приблизились к стене на расстояние нескольких сотен ярдов, его бригада открыла огонь. Результат дружных залпов четырех полков был по-настоящему страшен.

Расположившиеся за каменной стеной конфедераты построились двумя шеренгами, которые стреляли по врагу поочередно. Первая шеренга давала залп и отходила на два шага, уступая место второй, которая в свою очередь угощала северян свинцом. Затем, перезарядив ружья, первая шеренга возвращалась к стене и давала новый залп. Такая организация позволила бригаде Кобба вести почти непрерывный огонь, уничтожавший наступающих сразу десятками, а то и сотнями. Продвинувшись еще немного вперед, передовая бригада Кимпбелла остановилась примерно в 120 ярдах от каменной стены. Она словно наткнулась на другую невидимую стену и некоторое время еще пыталась удержаться, отвечая на огонь конфедератов бесполезными залпами, но ее потери были слишком велики, и через 15 минут Кимпбелл отвел остатки своих полков назад.

Шедшая за ним бригада Эндрюза была встречена конфедератами с той же «теплотой и сердечностью». За несколько минут она потеряла почти половину своих бойцов и в беспорядке покинула поле боя. 3-я бригада Палмера ускорила шаг в надежде преодолеть опасное пространство бегом, но не смогла даже пересечь рубеж, на котором был остановлен Кимпбелл. Как и ее предшественницы, она несколько минут простояла под непрестанным огнем противника и, сократившись до небольшой кучки людей, в беспорядке ретировалась.

Так в течение часа, прошедшего с момента начала атаки, одна бригада конфедератов остановила натиск целой федеральной дивизии, потерявшей при этом более трети своих людей. Потери южан, напротив, были ничтожны. Южане могли лишь посмеиваться над глупостью своих врагов. [284]

В сущности, на последующих фазах боя у каменной стены можно было бы и не останавливаться, поскольку они в точности повторяли атаку дивизии Френча, Едва поредевшие бригады последней отступили к Фредериксбергу, как ей на смену выступила новая жертва — дивизия Хенкока. Как и ее предшественница, она была выстроена в три последовательные линии, каждую из которых составляла бригада в сомкнутом боевом порядке. Казалось, что они нарочно образовали очередь, чтобы получить свою долю свинца и железа, и конфедераты щедро отвесили им и того, и другого.

Их артиллерия вновь закидала наступающих снарядами, а пехота встретила непрерывным ружейным огнем. Передовая бригада Зука недолго смогла продолжать наступление в таких условиях. Напрасно Хенкок, дерзко бравировавший верхом на коне во главе своих войск, выкрикивал подбадривающие слова и призывал угостить неприятеля штыками. Северяне, по его же собственным словам, таяли под огнем вражеской пехоты, «как снег, падающий на теплую землю», и, чтобы они совсем не исчезли, Зуку пришлось увести жалкие осколки своей бригады в тыл.

Однако вторую линию дивизии Хенкока не удалось остановить и отбросить с такой же быстротой и легкостью. Ее составляла ирландская бригада Мигера, та самая ирландская бригада, которая проявила столь исключительное мужество в сражении на Энтитеме. В день Фредериксбергской битвы почитатели святого Патрика были по-прежнему исполнены отчаянной храбрости. По свидетельству очевидца, каждый из них шел в бой «с зеленой веточкой на кепи и с веселым и вместе с тем кровожадным блеском в глазах». Приказ примкнуть штыки привел бригаду в яростный восторг, и один из ирландцев воскликнул: «Черт побери! Да это самая подходящая штуковина для этих сукиных детей!»

Но южане не дали им возможности пустить эту «подходящую штуковину» в дело. Бригада Мигера, правда, выдержала их огонь с удивительным бесстрашием и сумела продвинуться значительно дальше, чем любая другая из федеральных частей. Однако за 50 ярдов до стены ирландцы были вынуждены остановиться, не в силах преодолеть эти последние метры. Они, тем не менее, не пожелали отступить, не [285] обменявшись с повстанцами парочкой-другой залпов, и в течение некоторого времени сохраняли свое угрожающее положение напротив бригады Кобба. По трагическому совпадению один из противостоявших им полков — 24-й Джорджианский — состоял из таких же ирландских эмигрантов, но только в серой униформе. Те, конечно, узнали уроженцев своего родного острова, и один из них воскликнул: «Да ведь это ребята Мигера! Какая жалость!»

Впрочем, жалость не помешала ирландцам-южанам вместе с остальными полками бригады Кобба хладнокровно расстреливать из укрытия своих соотечественников. Залп следовал за залпом, и вскоре подступы к каменной стене были завалены убитыми и ранеными с зелеными веточками на синих кепи. Наконец, пришел черед и ирландцам отступить. Сохраняя порядок, они отошли к Фредериксбергу, оставив на поле боя 545 убитых и раненых (из 1200 человек, пошедших в эту атаку).

Следовавшая за ними третья из бригад Хенкока под командованием Колдвелла попыталась овладеть каменной стеной при помощи флангового маневра. Два полка из ее состава получили приказ повернуть направо и охватить позицию Кобба с севера. Этот маневр, однако, привел только к ненужным жертвам, и оба полка, приблизившись к стене почти на 40 ярдов, были моментально отброшены анфиладным ружейным огнем.

Тем не менее командовавший фланговой группой 23-летний полковник Майлз счел, что штыковая атака более значительными силами в том же направлении все же может иметь успех. Он обратился к командиру своей бригады с просьбой позволить еще раз предпринять такую атаку. Колдвелл, однако, был достаточно благоразумен и отклонил просьбу юного полковника.

Тогда Майлз решил обратиться к генералу Оливеру Ховарду, командиру очередной дивизии из корпуса Коуча, которая как раз выдвигалась из Фредериксберга на рубеж атаки. Правда, прежде, чем полковник успел исполнить свое намерение, шальная пуля прострелила ему шею. Зажимая рукой кровоточащую рану и с трудом держась в седле, Майлз подъехал к Ховарду и изложил свою просьбу. Не успел Ховард [286] ему ответить, как от генерала Коуча прискакал адъютант, который также привез приказ произвести штыковую атаку на левый фланг бригады Кобба. Ховард уже собирался выполнить это распоряжение, когда к нему прибыл еще один ординарец, на этот раз от Хенкока с просьбой скорее вести свою дивизию в наступление и спасти от совершенного уничтожения остатки его бригад. Ховард видел перед собой усеянное телами поле и тщетно пытавшиеся закрепиться на нем поредевшие части. Он недолго колебался в выборе.

Отказавшись от штыковой атаки, которую требовали от него Коуч и Майлз, Ховард двинул свою дивизию вперед по следам двух предыдущих атак. Правда, когда он прибыл на место действия, оказалось, что поддерживать и даже спасать от разгрома уже некого. Дивизия Хенкока была практически уничтожена или рассеяна огнем артиллерии и пехоты южан. В тот день она потеряла 2100 человек, что составило 42% от ее состава. Большинство из солдат лежало теперь на подступах к каменной стене, представляя собой дополнительное затруднение для свежей наступающей дивизии. Участвовавшие в этой атаке солдаты Ховарда вспоминали впоследствии, что они то и дело подскальзывались на мокрой от крови траве или спотыкались о чье-нибудь бездыханное тело.

Впрочем, таких тел там вскоре стало еще больше. Увидев перед собой новую неприятельскую часть, южане перенесли огонь на нее и заставили северян в беспорядке ретироваться. Ховард, быстро убедившийся в безнадежности всяких попыток прорвать оборону повстанцев, и не пытался удержать своих людей на залитом кровью поле. Поэтому потери его дивизии были относительно невелики, разумеется, по сравнению с другими частями Самнера, и составили «всего» 700 человек.

На этом резервы 2-го корпуса были исчерпаны, и Самнеру пришлось вводить в дело свежие части 9-го корпуса. Первой из них была дивизия Стёрджиса. По приказу командира правой гранд-дивизии, она попыталась обойти каменную стену справа, но и это не помогло ей овладеть занятой Коббом позицией. Огонь конфедератов был неумолим, и четвертая по счету атака федералов закончилась столь же плачевно, сколь и предыдущие три. [287]

Однако упорство, с которым северяне посылали на смерть одну дивизию за другой, стало внушать вождям Северовирджинской армии некоторые опасения. Первым встревожился Лонгстрит, направивший Коббу приказ отступить в том случае, если его левый фланг окажется под угрозой. В ответ Кобб подобно Пэлхему заявил, что может удерживать свои позиции до бесконечности и никуда с них не уйдет. Это несколько успокоило Лонгстрита, но тут озабоченность проявил Ли.

«Генерал, — сказал он Лонгстриту, — они концентрируют большие силы и, боюсь, прорвут вашу линию». «Генерал, — ответил ему командир 1-го корпуса, — если вы соберете на этом поле всех федеральных солдат, которые находятся сейчас по ту сторону Потомака, и направите их на мою линию, обеспечив меня при этом достаточным количеством боеприпасов, я перебью их всех прежде, чем они смогут до меня добраться. Взгляните лучше на ваш правый фланг. Там вам, возможно, и угрожает опасность. Но здесь все в порядке». Ли был совершенно успокоен уверенным тоном своего генерала, а Лонгстрит, чтобы развеять его последние сомнения, приказал бригаде Кершоу и двум полкам из бригады Рензо ма присоединиться к людям Кобба, увеличив количество защитников каменной стены почти в три раза. Места для всех там, однако, не хватило, и конфедератам пришлось расположиться на Телеграфной дороге в четыре шеренги.

К тому моменту, когда люди Кершоу и Рензома прибыли на передовую позицию Кобба, тот уже был ранен и покидал поле боя. Неприятельская пуля попала ему в ногу, но рана не выглядела опасной. «Я всего лишь ранен, — сказал Кобб на прощание любившим его солдатам. — Удерживайте свою позицию, как и подобает храбрецам». Увы, это были последние слова, с которыми отважный командир обратился к своим не менее отважным солдатам. Ранение оказалось смертельным, и через несколько минут Кобб скончался от потери крови. Его место во главе защитников каменной стены занял генерал Кершоу, который с успехом справился со своими новыми обязанностями. Впрочем, позиция конфедератов была так сильна, а действия федералов так предсказуемы, что с ними справился бы и младенец. [288]

В стане северян тем временем царило замешательство. Вся армия, вернее, та ее часть, которая не участвовала в битве, видела, чем заканчивались лобовые атаки на высоты и в каком состоянии возвращались с поля боя федеральные полки. Количество раненых превзошло все ожидания. Их выносили десятками и сотнями, и те, кто был в сознании, громогласно выражали свое удовольствие в связи с избавлением от смерти. «Никогда не забыть мне радости раненых, когда их приносили назад в наше расположение, — вспоминал генерал Режи де Тробрианд. — Один из них громко кричал: «Вот теперь полный порядок! Я не подохну, как собака в канаве!»

В замешательстве пребывал и генерал Бернсайд. Полный провал всех попыток овладеть высотами Мари заставил даже его усомниться в успехе дела и на время отказаться от безрассудных атак на каменную стану. Взоры командующего северян обратились к левому флангу его армии, но к тому моменту там тоже все было окончено. Мид отвел остатки своей потрепанной дивизии, и, похоже, никто не собирался снова попытать счастья против позиций Джексона. И тогда Бернсайд принял решение возобновить наступление на обоих флангах. Сначала он направил Франклину приказ нанести еще один удар по правому крылу конфедератов, но, как уже было сказано, этот приказ был Франклином полностью проигнорирован.

К сожалению, командиры северян, войска которых были собраны у Фредериксберга, не могли поступить так же. Находясь непосредственно под контролем Бернсайда, они были вынуждены безоговорочно подчиняться его распоряжениям. А тот уже выбрал для своей очередной гекатомбы новую жертву — часть центральной гранд-дивизии, которой командовал герой Энтитемского сражения генерал Джозеф Хукер. Правда, после разгрома своего корпуса у Данкерн Черч Драчливый Джо уже не хотел бросаться в пасть дьяволу, очертя голову, и, прежде чем выполнить приказ Бернсайда, решил лично изучить поле, по которому должна была проходить его атака.

То, что открылось взгляду Хукера, могло удивить даже самого опытного ветерана. Хукер не мог поверить своим глазам. Позже, уже после войны, Драчливый Джо признавался: «Я никогда не мог думать об этом поле без содрогания». [289]

Зрелище, которое он увидел, и впрямь не могло не вызывать дрожи. Подступы к каменной стене были усеяны трупами не менее густо, чем кукурузное поле близ Энтитем-Крик, с той лишь разницей, что все эти трупы были одеты исключительно в синие мундиры. Их было так много, что даже английский офицер, присутствовавший в армии Северной Вирджинии в качестве наблюдателя, не мог скрыть своего изумления. Ему приходилось бывать при Сольферино и на многих других полях сражений, но, по его словам, «груды мертвецов в Фредериксбергской долине превосходили по масштабам все, что пришлось увидать».

Хукер, естественно, не желал увеличивать количество убитых и раненых за счет своих солдат. Он решил во что бы то ни стало добиться отмены атаки и, сдав на время командование начальнику своего штаба генералу Дэну Баттерфилду, поскакал в ставку Бернсайда. Хукер нашел командующего на вершине Страффорд, в доме Филипса, где находилась главная квартира Потомакской армии. Бернсайд пребывал, казалось, в странном оцепенении и на все просьбы Хукера отвечал одной и той же фразой: «Эти высоты должны быть взяты сегодня вечером». Драчливый Джо, вполне оправдывая свое прозвище, перешел от просьб к требованиям, а от требований к угрозам, так что секретарь командующего назвал его манеру разговаривать «неджентльменской и нетерпеливой». Но ничто не могло поколебать упрямства Бернсайда, и Хукеру пришлось с тяжелым сердцем возвращаться к своим обреченным на гибель войскам.

К тому времени Баттерфилд, чувствуя необходимость что-нибудь предпринять, уже направил в атаку дивизию под началом Чарльза Гриффина. Южане, построившиеся за каменной стеной в четыре шеренги, только этого и ждали. Правда, они не могли теперь вести огонь все сразу, но зато задние ряды перезаряжали винтовки и передавали их передним, что увеличило скорость стрельбы примерно вдвое. В результате пятая атака северян захлебнулась всего за несколько минут, и разбитая дивизия Гриффина быстро откатилась на исходные рубежи.

Тогда генерал Коуч, дивизии которого уже отвоевали свое в этот кровавый день, решил, что, возможно, артподготовка [290] поможет северянам пробить брешь в обороне повстанцев. Он приказал начальнику своей артиллерии капитану Чарльзу Моргану выдвинуть вперед батарею и обстрелять каменную стену. Морган отнесся к этому распоряжению с вполне понятным скепсисом. «Генерал, — сказал он, — батарея там не выживет». «Тогда она должна там умереть», — ответил ему раздосадованный Коуч. Делать было нечего, и Морган послал на убой батарею 1-го Род-айлендского легкоартиллерийского батальона.

Южане, как и следовало ожидать, встретили ее орудийным и ружейным огнем, и многие люди и лошади были перебиты прежде, чем орудия удалось снять с передков. Тем не менее батарея заняла позицию и открыла ответный огонь, который не причинил противнику ни малейшего урона. Каменная стена была очень прочной и выдерживала попадание даже крупных ядер.

В то время как артиллеристы Моргана пытались проделать брешь в линии повстанцев, генерал Хамфриз, командир одной из дивизий 1-го корпуса северян, заметил на высотах Мари движение неприятельской пехоты. Это движение было лишь рутинной перегруппировкой сил, но Хамфризу оно показалось признаком готовящегося отступления врага. Он решил, что настало время предпринять еще одну атаку и на сей раз добиться успеха. При этом Хамфриз счел, что главной причиной неудач предыдущих атак были остановки, которые делали северяне, чтобы открыть ответный огонь. Рассчитывая избежать подобных потерь темпа, он приказал своей дивизии идти на штурм с примкнутыми штыками и с незаряженными ружьями.

Тем самым Хамфриз повторил ошибку, которую генерал Френч совершил в сражении на Энтитеме, когда он пытался овладеть линией Санкен-Роуд. Штыковая атака была в этих условиях не только бесполезной, но и суицидальной, в чем бравому командиру федеральной дивизии предстояло убедиться на собственном горьком опыте.

Когда на каменную стену двинулась новая неприятельская часть, многие южане уже чувствовали себя уставшими от хладнокровного истребления федеральных солдат. «Весь день мы видели бесплодные атаки, которые всякий раз заканчивались [291] ужасной бойней, и в конце концов они вызвали у нас тошноту, — вспоминал солдат 17-го Джорджианского полка Александр Хант. — Когда я наблюдал, как одна линия была буквально сметена ужасным залпом солдат Кершоу из-за стены, я забыл, что передо мной враги, и помнил только, что они люди, и мне было тяжело сохранять хладнокровие, присутствуя при гибели этих храбрецов». Впрочем, такие чувства испытывали далеко не все южане. «Идите сюда, синепузые! — крикнул солдатам Хамфриза один босоногий конфедерат из бригады Кобба. — Несите нам одеяла и сапоги».

Именно это и делали «синепузые» федералы, ибо единственная польза от их безрассудного наступления заключалась в доставке оборванным конфедератам новой амуниции и обмундирования. Атака Хамфриза начала спотыкаться — причем буквально, и причиной тому был не огонь неприятельской артиллерии, а убитые и особенно раненые северяне. Они хватали наступающих за ноги и кричали им вслед: «Стойте! Ложитесь, или вас всех перебьют!» Разумеется, подобные напутствия не прибавляли солдатам Хамфриза уверенности в себе, но они все равно продолжали идти вперед под мерный рокот барабанов и подбадривающие покрикивания офицеров. Так они приблизились к роковому рубежу, на котором пехота конфедератов уже останавливала их предшественников, наткнулись на плотный огонь вражеских винтовок и после безуспешной попытки пробиться отошли к Фредериксбергу. Этой безнадежной атакой Хамфриз добавил к уже понесенным федералами потерям еще 1000 своих убитых и раненых.

Между тем день клонился к закату, а вместе с ним к финалу подходила и кровавая фредериксбергская драма. Воспользовавшись наступавшими сумерками, Хукер решил предпринять последнюю попытку и послал против «каменной стены» дивизию генерала Гетти. Поначалу этот замысел имел некоторый успех: конфедераты не различили в сгущавшейся темноте выступивших против них северян. Но когда они все же заметили плотную массу федеральной пехоты, которая двигалась на каменную стену, их расправа по-прежнему была короткой и быстрой. После этого, последнего, провала [292] Хукер заявил, что «он потерял столько человек, сколько требовал отданный ему приказ», и распорядился прекратить атаки. Утомительная, кровопролитная и, главное, бессмысленная в своей жестокости фредериксбергская бойня наконец завершилась.

Наступившая затем ночь была, наверное, самой необычной за всю четырехлетнюю историю гражданской войны. Как обычно, над полем опустился густой туман, накрывший убитых северян гигантским белым саваном. Вдруг эту непроглядную завесу прорезали яркие сполохи, и высоко в небе засверкало северное сияние. Такое явление было большой редкостью для штата Вирджиния, находящегося значительно южнее широт Парижа или Рима. Для большинства же солдат обеих армий, которые и слыхом не слыхивали ни о чем подобном, неожиданно возникшие в небесах яркие отблески были и вовсе в диковинку.

Южане приняли их за свидетельство торжества Господа по случаю их великолепной победы и огласили окрестности Фредериксберга громкими ликующими криками. Впрочем, северное сияние принесло им и конкретную пользу. Многие оборванные солдаты Северовирджинской армии отправились на заваленное телами поле, чтобы заменить свое потрепанное снаряжение новехоньким обмундированием и амуницией, столь любезно «доставленным» им северянами. В результате их ночного набега поле битвы, и без того выглядевшее жутковато, утром превратилось в совершенно ужасающее и отвратительное зрелище. «Все убитые янки были обобраны до нитки и походили на освежеванных свиней, — вспоминал один рядовой конфедерат. — Это было кошмарное зрелище. Мне было жаль бедных мертвецов, и я ничего не мог с этим поделать».

Оставшиеся в живых янки пребывали в ту ночь в глубоком унынии. Оно охватило всю армию Потомака от генерала до рядового, и даже Бернсайд, главный виновник произошедшей бойни, не прятал слез. «О, эти люди! О, эти люди! Эти люди, лежащие там... — восклицал он сквозь рыдания. — Я все время думаю о них». Впрочем, скорбь, искренняя или показная, не мешала Бернсайду замышлять новые самоубийственные атаки на высоты Мари. Он хотел предпринять их [293] на следующий день силами своего старого 9-го корпуса, который он собирался возглавить лично. Возможно (и такая мысль промелькнула у многих офицеров, хорошо знавших командира Потомакской армии) Бернсайд стремился таким образом свести счеты с жизнью, опротивевшей ему после фредериксбергской гекатомбы. «Это был план, который, как он чувствовал, уже привел нас к великой катастрофе, — писал командир 2-го корпуса генерал Коуч. — Всякий, кто знал его так же хорошо, как я, видел, что ему хочется, чтобы и его тело лежало у подножия высот Мари».

Но другие вожди Потомакской армии не позволили Бернсайду совершить самоубийство, прихватив с собой заодно несколько тысяч федеральных солдат. Когда на военном совете вечером 13 декабря он объявил генералам о своем намерении возобновить штурм высот Мари, все они в один голос, включая Самнера Лесного Буйвола, заявили свой решительный протест. Бессмысленное убийство многих тысяч храбрых солдат произвело на них столь удручающее впечатление, что они были готовы оказать неповиновение старшему по званию и должности, но только не допустить повторения этой кровавой вакханалии. Столкнувшись со столь решительной оппозицией, Бернсайд на следующий день отдал приказ об отступлении.

Фредериксбергская мясорубка произвела удручающее впечатление не только на северян, но и на их оппонентов. «Это хорошо, что война так ужасна, — сказал генерал Ли по окончании битвы. — Иначе мы бы слишком ее полюбили». Даже Джексон, обычно относившийся к смерти внешне безразлично, на этот раз не мог удержаться от восклицания: «Как ужасна война!» Но когда его адъютант заметил на это: «Ужасна, да. Но на нас напали. Что еще мы можем делать?», Каменная Стена ответил ему в своем духе: «Убивать их, сэр! Убивать их всех!»

И он был готов исполнить свое намерение в тот же вечер. Едва битва у высот Мари была окончена, как Джексон стал подумывать о ночной контратаке и даже спросил у главного хирурга своего корпуса, достаточно ли в его распоряжении бинтов. Эти бинты он собирался использовать не для перевязки новых раненых, а для идентификации своих солдат в [294] ночном бою. Но генерал Ли воспротивился подобному плану и вообще любым попыткам атаковать федералов. Позиции последних на Страффордских высотах были очень сильны, а Потомакская армия по-прежнему обладала численным превосходством. Если бы конфедераты перешли в наступление, они попросту поменялись бы со своими врагами местами.

Поэтому Ли приказал готовиться к возобновлению оборонительного сражения, подозревая, что Бернсайд не уйдет, не попытав счастья снова. Но на этот раз командующий южан ошибся. Два дня — 14 и 15 декабря — обе армии простояли друг против друга, ограничившись редкой ружейной перестрелкой и вялой артиллерийской канонадой. Наконец, 16 декабря северяне начали отступление. «Ну, генерал, — сказал Ли Лонгстриту, видя, как потрепанные полки покидают свои неприступные позиции на Страффордских высотах, — я начинаю терять веру в вашего друга генерала Бернсайда».

Сам Бернсайд, однако, не потерял веру в себя. Едва отведя армию к ручью Аквиа, он стал готовить ее к новому наступлению, стремясь поскорее отплатить Ли за преподанный им жестокий урок. К счастью для Союза, Линкольн не позволил своему самонадеянному генералу укокошить в бесплодных атаках еще одну треть Потомакской армии. Он решительно приказал Бернсайду не предпринимать ничего без его ведома, а когда тот все же проявил своеволие и в январе 1863 года начал свой знаменитый «грязевой марш», президент сместил его с поста командующего и поставил на его место Джозефа Хукера.

Таким образом, Бернсайд, подобно генералу Поупу, оказался калифом на час и командовал Потомакской армией всего каких-нибудь два месяца. Но вред, причиненный им за этот короткий промежуток времени, был огромен: армия совсем упала духом, дезертирство из ее рядов достигло зимой 1863 года небывалого размаха, и понадобились долгие месяцы «реанимации», чтобы вернуть войска в боеспособное состояние.

На этой печальной для северян ноте закончился второй акт великой американской трагедии, и над сценой кровопролитной борьбы опустился белый зимний занавес. 1862 год, начинавшийся как год великих надежд, обернулся кровавыми [295] поражениями и жгучим стыдом. В ту зиму многие не только на Юге, но и на Севере были уверены в скором триумфе Конфедерации, и лишь самые прозорливые (например, генерал Ли) видели, что этот триумф пока что далек и почти недосягаем. Время подтвердило их правоту, и следующий, 1863 год, стал годом коренного перелома в войне. Однако разговор об этом еще предстоит.

Фредериксбергское сражение было, пожалуй, самым необычным и вместе с тем самым характерным из сражений второго периода гражданской войны. Возможно, это утверждение звучит несколько парадоксально, но в действительности никакого парадокса здесь нет. Необычность сражения заключалась в том, что его результат был очевиден практически для всех еще до того, как был сделан первый выстрел, и лишь такой «военный гений», как Бернсайд, мог рассчитывать в подобной ситуации на успех. Подобное безумие — явление достаточно редкое в анналах мировой военной истории, ибо, как правило, даже не слишком талантливые полководцы предпочитают все же проявлять осторожность. Бернсайд со своим ослиным (иначе не назовешь) упрямством занимает вместе с другими «гениями» — Маком Либерихским, Джорджем Кастером и Нивелем — совершенно особое, даже исключительное место в галерее военных неудачников.

Современники неоднократно высказывались о безумных атаках северян на высоты Мари, и, хотя произносимые ими фразы звучали по-разному, вкладываемый в них смысл был примерно одним и тем же. Наиболее точно и ясно, на наш взгляд, выразился один солдат-северянин, написавший несколько дней спустя после битвы: «Наши вздорные генералы перебили их (федеральных солдат — К.М.) как Ирод перебил невинных младенцев».

Но, с другой стороны, несмотря на всю нелепость произошедшего Фредериксберг был очень типичной для гражданской войны битвой. В ней, как в капле воды, отразились все основные тенденции и противоречия применявшейся в той войне тактики. Главным стало противоречие между мощью нарезного стрелкового оружия и полевых укреплений и старой [296] , доставшейся в наследство от Наполеона, манерой атаковать сомкнутыми боевыми порядками. Первое в очередной раз показало свою страшную эффективность, второе — полную несостоятельность, причем с такой яркой и убедительной силой, что с этим уже нельзя было не считаться. В сражении 13 декабря принимали участие примерно 20 тысяч южан и 50 тысяч северян. Большая часть последних была задействована на правом крыле армии, пытавшемся овладеть высотами Мари. Семь федеральных дивизий, одна за другой пробовали взять каменную стену, которую обороняли всего две бригады конфедератов, и все семь потерпели полное фиаско. При этом они потеряли на подступах к высотам более 7 тысяч человек, в то время как потери противоположной стороны не превышали 1200 убитыми и ранеными. Общий счет потерь также был «в пользу» федеральной армии. Она лишилась в тот день 12653 бойцов, а для южан тот же показатель составил 5309 человек. Впрочем, последняя цифра, возможно, не совсем точна, поскольку она включает в себя и тех солдат Северовирджинской армии, которые после битвы самовольно отправились по домам, чтобы встретить Рождество в кругу семьи.

Таким образом, небольшие части южан, пользуясь удачной позицией и полевыми укреплениями, отразили натиск вдвое превосходящих сил противника и нанесли им вдвое большие против собственных потери. Подобная арифметика могла кого угодно заставить задуматься, и теперь даже самые упрямые приверженцы штыковых атак убедились в необходимости применения новой тактики.

Поэтому Фредериксберг стал точкой отсчета, с которой началось медленное изменение военного искусства гражданской войны. Пехотные колонны и густые сомкнутые линии стали постепенно уходить в прошлое, уступая место стрелковым цепям и рассыпному строю. В ответ на это обороняющиеся еще глубже зарывались в землю и обносили свои позиции колючей проволокой. Так, шаг за шагом, тактика гражданской войны все дальше и дальше уходила от наполеоновской эпохи, одновременно приближаясь к эпохе 1-й мировой войны. Впрочем, процесс этот был долгим, болезненным, и не дошел до своего логического конца. [297]

Сражение при Фредериксберге можно считать типичным и по другой причине. Оно стало еще одной яркой победой генерала Ли и его славной армии, но эта победа снова носила чисто оборонительный характер, южане снова не смогли воспользоваться ее плодами. Армия Потомака потерпела поражение, но не была ни разбита, ни уничтожена. Позиции, которые она занимала на восточном берегу Раппаханока, исключали всякую возможность контратаки со стороны южан, и даже когда северяне отступили к Аквиа-Крик, они были не по зубам маленькой Северовирджинской армии. Поэтому Ли, отразив очередное нашествие на Ричмонд, был вынужден пребывать в бездействии, ожидая, пока более благоприятные условия предоставят ему возможность предпринять еще одно вторжение на Север.

Такова была оборотная сторона преимуществ, которые давали обороняющимся нарезное стрелковое оружие и укрепления. Порой они лишали их инициативы и выгод, связанных с более активным образом действий. Означало ли это, что в новых тактических условиях проведение наступательных операций было вообще невозможно и всегда ли победа доставалась тем, кто занимал выгодную и хорошо укрепленную позицию?

Как показал дальнейший ход войны, и стратегическое, и даже тактическое наступления были по-прежнему вполне применимы и приносили успех наряду с тщательно продуманной обороной. Но, чтобы добиться этого успеха, наступающим приходилось прибегать к искусному маневрированию и сдерживанию врага на одном участке с тем, чтобы добиться преимуществ на другом. Фронтальные атаки, конечно, уже не служили залогом победы, но фланговые удары и глубокоэшелонированные обходы вполне могли принести искусному полководцу удачу.

Примером такого образца действий было сражение при Чанселорсвилле, произошедшее в начале мая 1863 года. Это сражение — самое блестящее из тактических шедевров генерала Ли и вообще всего военного искусства гражданской войны в Америке. [298]

Глава 3.

«Там, за рекой, в тени деревьев»

Сражение при Чанселорсвилле

Сейчас в Америке мало осталось таких мест, как Глушь, да и в 19-м веке подобные уголки уже были редкостью. Даже для северной части штата Вирджиния, довольно обильно покрытой лесами, Глушь была явлением исключительным. Она представляла собой небольшой лесной массив, всего миль 10 в окружности, раскинувшийся на южном берегу Раппаханока. Но этот массив был столь густым и непролазным, что вполне заслуживал название джунглей. Конечно, раскидистых пальм, обвитых лианами там не было, но последних с успехом заменял кустарник, такой цепкий и колючий, что даже хорошо одетый человек, оказавшийся в его когтях, рисковал выбраться на открытое пространство голым и исцарапанным в кровь.

Разумеется, это место было заселено слабо, за что оно, собственно, и получило свое название. Единственным крупным жилым строением в Глуши был дом Чанселора, расположенный в самом ее сердце, на обширной просеке, окруженной со всех сторон многомильным лесным морем. Дорог, пригодных для передвижения, также было немного, и [299] почти все они сходились у этого дома, что делало его стратегически важным пунктом.

Одним словом, Глушь была не самым подходящим местом для проведения военных операций, однако именно здесь прогремели два ожесточенных и кровопролитных сражения гражданской войны, принес этому никому не известному уголку Вирджинии громкую и печальную славу. Первое из них произошло в мае 1863 года, когда генерал-северянин Джозеф Хукер избрал Глушь плацдармом для задуманного им стратегического маневра. Впрочем, не будем забегать вперед и расскажем все по порядку.

26 января 1863 года главная армия Союза получила нового, четвертого по счету, командующего. Им оказался генерал Джозеф Хукер, или Драчливый Джо, как его называли в армии. Выше мы уже нарисовали портрет или, по крайней мере, набросок портрета этого генерала, и для полноты картины нам остается добавить лишь несколько штрихов. Хукер, как явствует из его армейского прозвища, был энергичным и задиристым человеком, склонным к пьянству, несдержанным на язык. Он часто повторял, что стране для успешного окончания войны нужен диктатор, давая при этом понять, что он сам вполне годится для этой роли. Линкольн, который, конечно, знал об этих разговорах Хукера, пошел на его назначение скрепя сердце.

«Я узнал из достоверных источников, — писал он новому командующему, — что вы недавно говорили, будто и правительство, и армия нуждаются в диктаторе. Конечно, не поэтому, а вопреки этому я поручил вам командование. Только те генералы, которые добиваются успеха, могут стать диктаторами. Я прошу вас о таком военном успехе, несмотря на то, что он влечет за собой опасность установления диктатуры».

Рисковать подобным образом Линкольн мог, только находясь в отчаянном положении, и надо признать, что в начале 1863 года оно действительно было таковым. Поражение Бернсайда у Фредериксберга и объявление Декларации об освобождении рабов в первый день нового года привели к падению популярности как действующей администрации, так и всех республиканцев, и в результате их партия проиграла промежуточные выборы в Конгресс. Демократы, которые [300] чувствовали себя в силе, стали все громче требовать прекращения братоубийственной войны, так что весь политический курс Линкольна оказался под угрозой.

Критической была также ситуация, сложившаяся в Потомакской армии. Оглушительное фредериксбергское поражение стало причиной утраты доверия войск к генералитету и неслыханного падения их боевого духа. «Газеты пишут, что армия рвется в бой, — сообщал в письме домой солдат-северянин. — Это вранье. Всех тошнит от сражений, не дающих результата». Армия тоже голосовала против политики Линкольна и против своих генералов — голосовала ногами. Именно в начале 1863 года дезертирство превзошло по размерам все допустимые пределы, и к моменту назначения нового командующего не менее 40 тысяч федеральных солдат и офицеров числились в «незаконных отпусках».

Джозеф Хукер оказался подходящим лекарством против этого смертельного недуга. Одно известие о его назначении вызвало в войсках прилив энтузиазма. «Это назначение, несомненно, принесло армии чувство глубокого удовлетворения, — писал впоследствии командир 2-го корпуса генерал Дериус Коуч. — И лишь некоторые, в основном старшие офицеры, служившие вместе с Хукером и имевшие возможность изучить его военные дарования, считали, что мистер Линкольн совершил в своем выборе серьезную ошибку».

Однако серьезность этой ошибки стала очевидной для всех остальных, в том числе и для Линкольна, много позже. Вначале же новый командующий производил хорошее впечатление. Он начал с изменений в организации войск. Непомерные гранд-дивизии — изобретение Бернсайда — были упразднены, и армия вернулась к старой системе корпусов. Правда, из нее был изъят 9-й корпус, которым командовал Бернсайд — во избежание конфликтов Линкольн перевел его на другой участок, но вместо него в состав Потомакской армии вошли 11-й и 12-й корпуса. Кроме того, Хукер, здраво рассудивший, что армии необходим отдельный кавалерийский корпус, объединил три конные дивизии под началом генерала Стоунмена (ранее кавалерия придавалась отдельным пехотных корпусам).

Еще одной, также разумной мерой, было введение отличительных кокард для разных корпусов армии. Каждый из [301] них получил кокарды определенного цвета, что способствовало появлению корпоративной гордости и духа соревнования. Одним словом, действия нового командующего были таковы, что, как вспоминал позже ветеран-северянин, «при [302] Хукере армия ожила» и ее боеспособность стала мало-помалу восстанавливаться.

Конфедераты, недавно одержавшие столь легкую победу под Фредериксбергом, естественно, не страдали отсутствием боевого духа, хотя проблемы дезертирства были и у них. Чтобы уладить это, по всей Вирджинии были разосланы патрули, вылавливавшие беглецов, которых снова возвращали встрой.

Одновременно ряды армии пополнялись новобранцами и частями, снятыми с других участков. По приказу Ли их распределяли по всей армии, хотя львиная доля подкреплений досталась, конечно, Джексону: 2-й корпус Каменной Стены получил в ту зиму сразу две новые бригады.

В то же время Северовирджинская армия, как и армия Потомака, переживала некоторые организационные изменения. Ли решил переформировать артиллерию, создав отдельный артиллерийский парк. По пять батальонов, включавших 80 орудий каждый, были приданы корпусам: три из них присоединились к дивизиям, а два оставшихся составляли корпусной артиллерийский резерв, хотя при этом они подчинялись командиру артиллерии генералу Пендельтону, распоряжения которого имели приоритет над распоряжениями корпусных командиров. Не вошедшие в состав корпусов батареи образовали общеармейский резерв, позволявший в случае необходимости концентрировать на нужном направлении смертоносный орудийный огонь.

Обновленная и реорганизованная таким образом армия конфедератов заняла позиции на южном берегу Раппахано-ка от Бенкс-Форд и Фредериксберга до окрестностей Порт-Конуэй, и на тот случай, если федералы вдруг решат переправиться на этом обширном участке, у каждого мало-мальски значимого брода или моста были сооружены полевые укрепления и выставлено охранение.

Федералы, однако, пока и не помышляли о переправе. Расположившись на зимних квартирах, они не предпринимали никаких активных действий. Не сиделось на месте лишь кавалерии обеих армий. То здесь, то там вдоль всей линии фронта происходили оживленные, но малозначительные и почти бескровные стычки. [303]

Эта зимняя спячка продолжалась довольно долго и захватила даже половину весны. Хукер все еще занимался приведением своей армии в порядок и не спешил с началом боевых действий. Ли, которому по приказу Джефферсона Девиса пришлось отослать на восток к Суффолку большую часть 1-го корпуса во главе с его командиром Джеймсом Лонгстритом, также не горел желанием ввязываться в серьезное дело с оставшейся у него половиной армии. Лишь в начале второй половины апреля час решительных действий пробил, и пришедшая в себя Потомакская армия стала готовить свое очередное наступление.

К тому времени Хукер уже разработал план наступательных действий и даже представил его на одобрение Линкольну, который прибыл в расположение армии в начале апреля. Этот новый план был много лучше того, что предлагалось армии и стране ранее, и на этот раз у северян действительно были все шансы на успех. Пользуясь своим численным превосходством — а после выделения частей Лонгстрита у Ли оставалось лишь 55 тысяч человек против 116-тысячной Потомакской армии, Хукер намеревался сокрушить своего врага.

«Мне была нужна только армия Ли, — скажет он впоследствии. — Вместе с ней нам достался бы и Ричмонд, и вся Вирджиния». Иными словами, Хукер выбрал своей основной целью живую силу противника, а не географические пункты, что выгодно отличало его от предыдущих командиров Потомакской армии. Для достижения этой цели он решил прибегнуть не к прямой атаке, полную несостоятельность которой уже показал Бернсайд, а к глубокому стратегическому обходу.

Первоначально он намеревался выслать на коммуникации своего противника созданный им кавалерийский корпус, который должен был прервать всякие сообщения армии Ли с Ричмондом и заблокировать пути его отступления. Затем, оставив часть сил у Фредериксберга, Хукер собирался переправить основную массу Потомакской армии через Рапидан и Раппаханок несколько выше по течению, объединить свои силы у Чанселорсвилла и, пройдя по лесным дорогам через Глушь, выйти прямо во фланг и тыл позиций неприятеля на [304] высотах Мари. Если бы этот маневр удался, Ли оказался бы в капкане — между левым флангом северян у Фредериксберга и их мощной обходной группой у Чанселорсвилла. Конечно, Хукер понимал, что такой полководец, как Ли, не будет дожидаться, пока противник окружит и раздавит его своей мощью.

Как считал командир Потомакской армии, и в этом была его главная ошибка, Ли попытается ускользнуть из расставленной ловушки, но к тому времени кавалерия федералов уже уничтожит железнодорожные пути и закупорит шоссейные дороги в Ричмонд, затруднив таким образом отступление конфедератов. В этом случае Хукеру оставалось бы только атаковать неприятеля на марше и покончить с ним раз и навсегда. А в том, что так оно и будет, новый командующий северян уже не сомневался. «Мой план безупречен, — хвастливо заявил он перед началом операции. — И когда я приступлю к его выполнению, Господь да смилуется над генералом Ли, ибо я не стану».

План и впрямь был неплох, однако он оставался только планом. Как и многие другие генералы Севера, Хукер был умелым полководцем в теории, но на практике его действия оставляли желать лучшего. Выполнение задуманной им операции началось с неудачи, хотя в этом первом провале новый командующий повинен не был. 13 апреля вся его кавалерия во главе со Стоунменом двинулась вверх по Раппаханоку, прошла мимо того места, где от него ответвляется Рапидан, и переправилась затем через первую из этих двух рек. И тут успешное продвижение федералов прервалось. Рапидан оказался чересчур полноводным из-за весеннего таяния снегов, и кавалерии северян пришлось ждать, пока он обмелеет. Две недели, с 13 по 27 апреля, простояла она у станции Брэнди, но уровень воды в реке, похоже, не собирался спадать.

Тогда Стоунмен решил силой пробиться на южный берег и попытался овладеть имевшимися поблизости мостами. Но конфедераты, уже давно следившие за неожиданными маневрами янки, легко предупредили эти попытки. Нескольких незначительных заслонов оказалось достаточно, чтобы сорвать обходной маневр федеральной кавалерии, и два слабых конных полка удержали всю 12-тысячную массу всадников на [305] северном берегу Рапидана. В результате первая важная часть плана Хукера не удалась. Чтобы все же провести задуманный ранее маневр, Стоунмену пришлось продвинуться дальше на запад и переправиться значительно выше по течению.

Эта первая неудача сильно встревожила Линкольна. «Генерал С. (Стоунмен) двигается недостаточно быстро, чтобы прибыть хоть куда-нибудь, — писал он Хукеру 15 апреля. — Он выступил три дня назад, два из которых отличались необычайно хорошей погодой, а все три прошли без малейших помех со стороны неприятеля, но все же он всего лишь в 25 милях от места, из которого выступил. Чтобы дойти до нужного пункта, ему остается пройти еще 60 и пересечь еще одну реку, столкнувшись с неприятелем. Сколько дней, согласно простой арифметике, понадобится ему, чтобы сделать это? Я не знаю, что еще можно предпринять, но очень боюсь, что это еще один провал и что он уже произошел. Пишите мне чаще, я очень беспокоюсь».

Но Хукер не разделял пессимизма президента и не счел провал кавалерийского рейда плохим предзнаменованием. Рейд кавалерии был всего лишь частью плана, основные положения которого еще предстояло претворить в жизнь, а к концу апреля для этого уже сложились благоприятные обстоятельства. Жаркое весеннее солнце подсушило грязь на вирджинских дорогах, сделав их пригодными для передвижения пехоты и артиллерии, и Хукер не стал терять времени даром. 26 апреля он отдал распоряжение о начале флангового марша, а на следующий день командиры 11-го, 12-го и 5-го корпусов — генералы Ховард, Слокам и Мид — двинули свои части по прибрежной дороге, шедшей вдоль Раппаханока на Моррисвилл.

Хукер сопровождал их вплоть до этой деревеньки, где отдал своим корпусным командирам последние инструкции. Переправившись через Раппаханок, они должны были двинуться к бродам Рапидана — Ховард и Слокам — на Герман-на-Форд, а Мид — на Элли-Форд. Там всем троим предстояло перейти через реку, оказывая друг другу поддержку в случае противодействия неприятеля, и, объединив свои силы, выйти к Чанселорсвиллу, — перекрестку дорог и угрожающей позиции на левом фланге Северовирджинской армии. [306]

«Если вы займете Чанселорсвилл, — сказал Хукер Слокаму, поставленному во главе всех трех корпусов правого крыла, — мы выиграем эту партию».

Правда, враг мог не заметить или не обратить внимание на угрожающее положение неприятеля на своем фланге, но Хукер предусмотрел и эту возможность. В случае опасной для него самого беспечности генерала Ли Слокам со своими тремя корпусами должен был продолжить движение на восток по дороге Пленк и восстановить сообщение с левым крылом северян, которое оставалось у Фредериксберга. Для этого ему было приказано навести мосты сначала у брода Юнайтед Стейтс, а затем у брода Бенкс.

Если же противник попробует контратаковать, что было все же более вероятно, правому крылу следовало, по инструкции Хукера, занять жесткую оборонительную позицию у Чанселорсвилла и ждать, пока ему на помощь через брод Юнайтед Стейтс не подойдут остальные части армии. Чтобы подготовить это соединение, командующий северян уже приказал командиру 2-го корпуса генералу Коучу двинуть две свои дивизии к броду Бенкс, а одну бригаду и приданную ей артиллерийскую батарею — еще дальше к броду Юнайтед Стейтс.

В то же время левое крыло армии, состоявшее из корпусов Рейнольдса (1-й), Сиклса (3-й) и Седжвика (6-й) под общим командованием последнего, оставалось у Фредериксберга и начинало активные действия 29 апреля. По плану Хукера, Седжвик должен был перебросить через Раппаханок два понтонных моста, переправить по этим мостам корпуса Рейнольдса и собственный и произвести перед высотами Мари мощную демонстрацию.

Таким образом, план Хукера был сложен и изящен, как шахматная комбинация, и он, несомненно, сработал бы против среднего или даже против сильного игрока, однако генерал Ли был, как известно, гениальным «шахматистом», умевшим мыслить и действовать неожиданно и нестандартно. Казалось бы, Хукер предугадал все ответные ходы своего противника: вздумай тот обороняться или отступать, его партия была бы проиграна. Но реальные шаги генерала Ли оказались все же совершенно непредсказуемыми. [307]

В сущности, стараясь предвидеть действия неприятеля, Хукер допустил две ошибки, и обе оказались для него фатальными. Первая из них заключалась в том, что, как полагал Драчливый Джо, рейд кавалерии Стоунмена неминуемо уберет с «шахматной доски» «коней» противника, и Стюарт со своими эскадронами отправится вслед за федеральной конницей. Однако Лихой Джеб не захотел оказывать Хукеру подобной услуги и, несмотря на все перемещения вражеской конницы, по-прежнему оставался на левом фланге армии. 29 апреля его разъезды обнаружили у станции Брэнди на южном берегу Раппаханока марширующие колонны пехоты в синих мундирах и без труда определили их численность.

И хотя это движение отрезало кавалерию Стюарта от остальной армии, ее храбрый и деятельный командир приложил все усилия, чтобы известить командующего об опасных маневрах врага. Бригада Фитцхью Ли была направлена через Рэкун-Форд на Чанселорсвилл, чтобы преградить федералам путь и задержать их как можно дольше. Сам же Джеб Стюарт, убедившись, что пробиться по дороге Пленк к Фредериксбергу не удастся, решил описать со своей кавалерией полукруг через Тодд Таверн.

Генерал Ли уже знал к тому времени о наступлении Хукера. Известие о его начале было доставлено командующему южан посыльными Стюарта в тот же день, когда передовые части противника были обнаружены у станции Брэнди. Поначалу Ли решил просто понаблюдать за маневрами Хукера и отправил к Чанселорсвиллу бригаду Андерсона — там она должна была подкрепить бригады Мэхоуна и Поузи, расположенные у брода Юнайтед Стейтс. Встреча этих трех частей произошла 30 апреля неподалеку от Чанселорсвилла, куда Поузи и Мэхоун отошли, когда враг начал переправу. Андерсон не стал дожидаться, пока мощные силы противника раздавят его, как блоху, и отвел все три бригады к Тебернейкл Черч, известив Ли о результатах своих наблюдений.

Маршал Роберт, впрочем, и так уже разгадал замысел своего врага. Седжвик, совершавший в этот момент переправу по наведенным им понтонным мостам, не только не отвлек Ли от происходящих за его спиной передвижений, но, напротив, заставил его обратить на них самое пристальное [308] внимание. Командующий южан сразу понял, что противник не станет дважды наступать на одни и те же грабли и снова бросаться в лобовые атаки на высоты Мари, а значит, решил Ли, переправа Седжвика — это просто демонстрация, не более. Главную угрозу представляло, конечно, правое крыло федералов, вышедшее во фланг и тыл фредериксбергских позиций. Хукер явно рассчитывал на то, что Ли дрогнет перед лицом этой угрозы и отступит, что позволит атаковать его на марше. Но Серый Лис, как всегда, не собирался играть по навязанным ему правилам, и в его голове уже родился неожиданный и дерзкий замысел.

Вторая роковая ошибка Хукера заключалась именно в расчете на неизбежный отход Северовирджинской армии от Фредериксберга. Впрочем, не следует судить его за эту ошибку слишком строго — ответный ход Ли противоречил всем правилам и законам войны, и предвидеть его было невозможно. Вместо того, чтобы отступать, маршал Роберт решил перейти в контрнаступление и перехватить у противника инициативу. Разумеется, Хукер учитывал эту возможность и даже отдал командирам правофланговых корпусов соответствующие распоряжения на такой случай. Однако он считал, и надо сказать, не без оснований, что ввиду двойного численного перевеса северян генералу Ли понадобятся для атаки все имевшиеся у него в наличии части вплоть до последнего человека. Практически это значило, что для контрудара по корпусам Слокама южанам придется очистить высоты Мари, открыв таким образом дорогу частям Седжвика.

В этом и заключался один из главных просчетов Хукера. Ли совершил, казалось бы, безрассудный шаг, разделив перед лицом подавляющих сил противника свою армию на две неравные части. Меньшая часть была оставлена на старых позициях напротив Фредериксберга, а основные силы во главе с самим Ли двинулись навстречу правому флангу неприятеля. Такой образ действий, конечно, был очень рискованным, почти смертельно опасным, но отступление по узким лесным дорогам, возможно, уже занятым федеральной кавалерией, в то время, как на обоих флангах армии сконцентрировались две мощные вражеские группировки, было не менее опасным и, кроме того, оно было еще и глупым. [309]

Так что замысел генерала Ли, несмотря на свое кажущееся безрассудство, оказался единственным выходом из сложившегося положения. Численное превосходство противника было столь подавляющим, что выделение 10 тысяч уже не могло существенно повлиять на ход боя в Глуши. Оставаясь же у Фредериксберга на старых позициях, этот небольшой отряд мог оказать армии важную услугу, сдержав левое крыло неприятеля. При этом генерал Ли рассчитывал не только на стойкость солдат и распорядительность командиров, но и на полевые укрепления, оставшиеся там со времен декабрьской битвы. Они служили своего рода опорной точкой для задуманного им флангового маневра, и, как показал ход дальнейших событий, этот расчет оправдался.

Таков был хитроумный план генерала Ли, и, не откладывая дел в долгий ящик, он сразу же приступил к его выполнению. Уже вечером 30 апреля после короткого совещания с Джексоном Ли отдал соответствующие распоряжения, и в ночь на 1 мая Северовирджинская армия выступила в поход. У Фредериксберга оставались лишь дивизия Эрли и бригада Берксдейла — 10 тысяч человек, которым было поручено поддерживать лагерные огни, вводя Седжвика в заблуждение.

Хукер в то время, конечно, не догадывался об этом смелом маневре и был вполне доволен тем, как развивались события. 30 апреля через Раппаханок со своим 2-м корпусом переправился Коуч, и в полдень того же дня Хукер отправил приказ Сиклсу — командиру 3-го корпуса — также перейти на другую строну реки. Таким образом, на правом берегу Раппаханока концентрировались внушительные силы — 65 тысяч человек — превосходившие по численности всю оставшуюся у Ли Северовирджинскую армию.

Подобное положение дел внушало оптимизм не только командующему, но и всей Потомакской армии. «Ура старому Джо! — воскликнул командир 5-го корпуса Джордж Мид, когда части правого крыла собрались у Чанселорсвилла. — Мы на фланге Ли, а он об этом не знает!» Рядовые солдаты тоже были довольны удачной переправой и проведением флангового маневра. Как вспоминал генерал Коуч, «собирая хворост и разводя огни, они напевали веселые песенки и обменивались [310] перчеными лагерными шуточками». Когда же 30 апреля в расположение правого фланга армии прибыл командующий, они встретили его громкими приветственными криками.

Что касается самого Хукера, то он уже был уверен в окончательной победе. Кто теперь мог помешать ему закончить столь удачно начатую операцию? Уж конечно, не «Бобби Ли» со своими жалкими 50 тысячами! Судьба этого бедолаги была решена, и Хукер мысленно считал себя первым генералом, одержавшим победу над грозным Серым Лисом и, кто знает, быть может, покончившим с мятежом.

В тот день Хукер не предпринимал ничего, чтобы продолжить наступление, и вопреки обыкновению не отдал по армии никаких приказов. Объехав войска, он ограничился хвастливым заявлением, что «враг должен либо бесславно бежать, либо выйти из-за своих укреплений и дать бой на нашей собственной позиции». Затем он вернулся в Чанселорсвилл в твердой уверенности, что грядущий день принесет ему победу. В тот момент Хукер и не подозревал, какое жестокое отрезвление готовит ему этот первый майский день 1863 года.

Неприятности начались уже ночью. Федеральные кавалеристы, совершавшие рекогносцировку по дороге на Спотсилвейни, неожиданно наткнулись на всадников Джеба Стюарта. Последние спешили на восток, чтобы присоединиться к армии Ли, и ночная встреча также была для них сюрпризом, причем вряд ли приятным. Произошедший затем бой был коротким, беспорядочным и закончился ничем: противники просто разошлись в разные стороны. Словом, все дело не стоило и выеденного яйца, но Хукера, который полагал, что Стюарта уже давно нет в Глуши, оно сильно смутило. Вместо того, чтобы наутро отдать приказ о возобновлении наступления, он почему-то медлил, предоставив войска самим себе. А те уже расположились в районе Чанселорсвилла со всеми возможными удобствами и тоже не стремились продолжать трудный марш по узким лесным дорогам.

Конфедераты, между тем, не теряли времени даром. Утром 1 мая в район Тебернейкл Черч прибыли две передовые дивизии Северовирджинской армии — Андерсона и Мак-Лоуза [311]. Заняв невысокий хребет, находившийся в этом месте, они приступили к ставшему уже привычным делу — рытью траншей и возведению батарей, надеясь задержать здесь наступление неприятеля. Однако закончить столь важную работу им не дали.

В 8 часов утра к Тебернейкл Черч прискакал Джексон Каменная Стена, обогнавший свой корпус на марше. Он тут же приказал людям Андерсона и Мак-Лоуза отбросить лопаты и взяться за винтовки. В планы командования конфедератов входил захват инициативы, а для этого было мало простой обороны. Поэтому когда в районе 11 утра близ Тебернейкл Черч показалась еще одна дивизия конфедератов под командованием Роудса, Джексон распорядился начать наступление. Андерсон уже развернул к тому времени все свои бригады в линию. Райт стал слева от Пленк-Роуд, Поузи — правее этой дороги, а Мэхоун — еще правее, опираясь своим флангом на старое шоссе. Дивизия Мак-Лоуза выстроилась во вторую линию за Мэхоуном, имея бригаду Кершоу слева, бригаду Симса в центре и бригаду Уоффорда справа, также опираясь северным флангом на шоссе. Около 11 часов две эти линии начали наступление на Чанселорсвилл, а остальные дивизии второго корпуса двигались вслед за ними на некотором расстоянии походными колоннами.

Хукер к тому времени уже стряхнул охватившую его апатию и также отдал приказ о наступлении. К 2 часам дня три корпуса его правого крыла должны были выйти на новый рубеж, расположив северный фланг между ручьями Моттс-Ран и Коллинз-Ран на высотах под названием Смитлфилд, центр — у Тебернейкл Черч, а правое крыло — у незаконченной железнодорожной ветки. Выполняя это распоряжение, Мид с двумя дивизиями шел по прибрежной дороге к броду Бенкс, Сайке во главе 3-й дивизии того же корпуса продвигался на указанные позиции по шоссе, а южнее его по дороге Пленк наступали две дивизии из корпуса Слокама. Этим последним Хукер приказал выступить пораньше, чтобы дать Ховарду возможность развернуть за ними 11-й корпус.

Коуч тем временем отправил дивизию Френча в Тодд Таверн, а его другая дивизия — Хенкока — стояла на шоссе в полной готовности последовать за Сайксом. Наконец, Сиклс, [312] который только что привел к Чанселорсвиллу части 3-го корпуса, оставался в резерве позади этого пункта, высылая одну батарею к Даундолз Таверн, где, охраняя армию с запада, развернулась одна из бригад 11-го корпуса.

Выполнение этих распоряжений не обошлось без некоторых трудностей и заминок, вполне понятных, если учитывать характер местности. Тесные дороги сильно замедляли продвижение войск, которые к тому же то и дело сталкивались друг с другом, точно корабли, идущие в тумане. Положение усугубила резервная артиллерия, которая следовала за походными колоннами пехоты и постоянно останавливалась, образуя дорожные пробки. В результате без особых проблем проходил лишь марш дивизии Сайкса, перед которой было широкое и удобное шоссе. Обогнав все остальные части Мида и Слокама, она уверенно шла к Тебернейкл Черч, не подозревая, что навстречу ей двигается неприятель.

Мэхоун, бригада которого шла по шоссе, также не догадывался о близости северян. Правда, поначалу он наткнулся на кавалерийский пикет противника, но тот тут же умчался прочь, не дав конфедератам возможности потренироваться в стрельбе по движущимся мишеням. Затем впереди замаячил покрытый лесом холм, на котором стоял дом Ньютона, и Мэхоун, сразу оценивший важность этой позиции, поспешил расположить свою бригаду на его вершине. Но не успели его солдаты закрепиться на занятой высоте, как регулярные полки Сайкса, как раз подымавшиеся по противоположному склону холма, дали по ним залп и бросились в атаку. С этого момента и началось сражение при Чанселорсвилле.

Застигнутая врасплох бригада Мэхоуна не могла удержаться на холме Ньютона. Федералы охватили ее с флангов, ударили с фронта и в сильном расстройстве сбросили с вершины. Но звуки пальбы, возвестившей начало битвы, привлекли внимание остальных конфедеративных частей. На помощь Мэхоуну уже спешил со своей дивизией Мак-Лоуз: три его бригады присоединились к уже вступившим в бой полкам Мэхоуна и снова двинулись на штурм высоты. Батареи конфедератов поддержали это наступление несколькими залпами, на которые незамедлительно ответили орудия Сайкса. Но бригада Симса из дивизии Мак-Лоуза, не обращая внимания [313] на эту канонаду, стремительно пошла вверх по склону. Регулярная бригада северян, ожидавшая ее на гребне высоты, открыла винтовочный огонь, вынудив наступавших остановиться и начать ответную стрельбу. Завязалась весьма типичная для гражданской войны пехотная дуэль, в которую мало-помалу стали втягиваться новые части.

На помощь Сайксу с севера вскоре подошла дивизия Хамфриза, появление которой вынудило Мак-Лоуза в свою очередь ввести в бой свежие силы. Опасаясь флангового удара, он приказал Уоффорду развернуть свою бригаду под прямым углом к линии дивизии. Вскоре к ней присоединились также бригады Пэрри и Уилкокса, Бригада Кершоу была двинута в обход правого фланга дивизии Сайкса и очутилась как раз между его южной оконечностью и домом Элдрича, заставив северян также загнуть линию под прямым углом.

У дома Элдрича в тот момент тоже завязался бой. Две дивизии Слокама, которые, наконец, могли начать марш по дороге Пленк, наткнулись там на бригады Райта и Поузи из дивизии Андерсона. Оказавшись в меньшинстве, конфедераты сначала отошли, но Джексон вовремя заметил опасность и послал им на выручку часть дивизии Роудса. Бригада Ремсьюра из этой дивизии заменила бригаду Райта, которая при поддержке Долса двинулась в обход правого фланга северян. Третья бригада Роудса под командованием Коллквитта была брошена на крайний правый фланг линии конфедератов, где Мак-Лоуз вел бой с дивизиями Сайкса и Хамфриза. Остальная часть этой дивизии, т.е. еще три бригады, и шесть бригад из дивизии Э. П. Хилла, оставалась в резерве. Всего таким образом у Каменной Стены было под рукой 19 бригад, или 37 тысяч человек, не считая дивизии Клоттона, которая лишь недавно выступила в поход и была еще далеко.

К тому времени федералы тоже ввели в дело большое количество резервов. Коуч по приказу Хукера двинул на поддержку Сайксу дивизию Хенкока из своего корпуса, а Ховард, развернувший часть дивизий 11-го корпуса, мог в любой момент подкрепить Слокама. Всего у федералов было девять дивизий, в которых, считая артиллерию, набиралось 46 тысяч человек. Кроме того, с севера должен был вот-вот подойти с оставшейся у него дивизией Мид, который мог [314] нанести во фланг корпуса Джексона сильнейший удар. Одним словом, федералы обладали существенным численным превосходством и занимали выгодную тактическую позицию, так что они могли не только обороняться, но и бить противника. Именно это и собирались сделать их командиры, когда из Чанселорсвилла неожиданно пришел приказ Хукера отходить на исходные рубежи.

Этот неожиданный приказ был воспринят всеми, кто его слышал, с явным неудовольствием. Командир правого крыла армии генерал Коуч сперва даже не захотел его выполнять и направил командующему адъютанта с просьбой позволить войскам остаться на обороняемых позициях. Но через полчаса адъютант вернулся с подтверждением прежнего распоряжения: Хукер настаивал на отступлении. Коучу не оставалось ничего другого, как подчиниться, хотя Уоррен, главный инженер армии, советовал ему пока оставить все как есть и лично направиться на встречу с Хукером.

Но этот совет уже запоздал: Слокам, сражавшийся с частями Андерсона и Роудса на дороге Пленк, успел начать отход, обнажая правый фланг дивизий Сайкса и Хенкока. Тогда Коуч также отдал распоряжение об отступлении. Когда около 2 часов дня оно было практически выполнено и на позициях оставались лишь два полка из дивизии Хенкока, прикрывавшие этот маневр, штабной офицер доставил еще один приказ, гласивший: «Удерживайте позиции до 5 часов». «Уже слишком поздно! — воскликнул раздосадованный Коуч и добавил, обращаясь к офицеру: — Скажите генералу, что он опоздал. Враг вышел на мой правый фланг и в тыл. Я отступаю».

Таким образом, федералы уступили неприятелю важные возвышенности и отошли за линию ручья Моттс-Ран, значительно менее выгодную с тактической точки зрения. Конфедераты, расположив свою артиллерию на захваченных ими высотах, могли теперь простреливать не только эту новую позицию врага, но и практически всю просеку вплоть до Чанселорсвилла. Однако приказ Хукера об отходе имел и более важные последствия. Отступив, северяне потеряли не только удобные для обороны высоты — они потеряли инициативу, и битва уже шла по сценарию Ли, а не Хукера. В сущности [315] , с этого момента она была проиграна, хотя далеко не все в Потомакской армии об этом догадывались. Первым реальное положение вещей понял генерал Дериус Коуч. Выполнив приказ от отходе, он лично прибыл к Хукеру в дом Чанселора с докладом.

Командующий выслушал его внешне спокойно и даже, казалось, был доволен произошедшим. «Все в порядке, Коуч, — сказал он. — Ли как раз там, где я хотел его видеть: теперь он вынужден драться на моей позиции». «Наше отступление уже подготовило меня к чему-то в этом роде, — вспоминал впоследствии Коуч. — Но услышать из собственных уст командующего, что преимущества, достигнутые успешными маршами его командиров, сводятся к оборонительному сражению в этой густой чаще, было слишком даже для меня, и я покинул его в уверенности, что мой генерал уже побит».

Сам Хукер, хотя он в этом и не признался, думал примерно также. Неожиданная контратака Джексона сбила с толку и напугала его, и он пребывал в совершенной растерянности. Одним словом, Драчливый Джо в один миг растерял свою драчливость. Как он сказал несколько позже, вспоминая сражение у Чанселорсвилла: «Я просто утратил веру в Джо Хукера».

Войска мгновенно почувствовали эту растерянность высшего командования, что, конечно, отразилось на их боевом духе. «Солдаты спешили на позиции, — вспоминал Коуч. — Но для внимательного наблюдателя не требовалось никакого колдовства, чтобы увидеть, что надежды, воодушевлявшие их всего несколько часов назад, сменились разочарованием».

В таком подавленном настроении северяне закончили первый день сражения. Хукер, собрав своих генералов в Чанселорсвилле, приказал им укрепить новые позиции своих частей засеками и траншеями и приготовиться к отражению атаки. Эти новые позиции оказались очень неважными, дающими больше преимуществ наступающим, чем обороняющимся. Их выбирали в спешке и в темноте, а утром оказалось, что они со всех сторон окружены господствующими высотами и густыми зарослями, позволяющими вражеским частям [316] готовить атаки под хорошим прикрытием. Особенно уязвимым было положение 11-го корпуса, который стоял на правом крыле армии у Даундолз Таверн и у Уайлдернесс Черч. Его линия была развернута фронтом на юг, и правая оконечность фланга «болталась в воздухе», не имея никакой естественной опоры. В центре на высотах Фейрвью занимал позиции 12-й корпус Слокама, а между ним и 11-м корпусом Ховарда втиснулся со своим 3-м корпусом Дэн Сиклс. Весь день он простоял у брода Юнайтед Стейтс, охраняя его от воображаемой угрозы, и лишь в 4 часа пополудни Хукер, убедившись, что тревога была ложной, вернул его в боевую линию. Левее Слокама развернулась дивизия Хенкока, а две другие дивизии 2-го корпуса, которым уже не хватило места в боевых порядках армии, бивакировали сразу за ней. Наконец, левую оконечность всего правого крыла армии составляли дивизии Хамфриза и Гриффина из 5-го корпуса Мида, расположенные на прибрежной дороге.

К этим силам, столпившимся на узком Чанселорсвиллском пятачке как овечья отара, Хукер решил добавить еще и 1-й корпус, остававшийся до сих пор в распоряжении Седжвика у Фредериксберга. В 2 часа ночи он направил командиру этого корпуса генералу Джону Рейнольдсу распоряжение выступить на соединение с правым крылом армии. Сам Седжвик получил приказ провести на следующий день демонстрацию на дороге на Боулинг Грин, не доводя ее, однако, до настоящей атаки.

Некое подобие военного совета состоялось в тот день и в лагере противника. Генерал Ли, прибывший в расположение 2-го корпуса своей армии, устроил там совещание с Джексоном Каменная Стена. Усевшись на оставленных федералами ящиках из-под крекеров, генералы до глубокой ночи обсуждали, что им делать дальше. Первый удар принес южанам свои плоды, но проведение дальнейших фронтальных атак было бы рискованным, а может, и безнадежным делом. Как ни слабы были позиции противника, он по-прежнему обладал огромным численным перевесом, и слабые в количественном отношении части южан не имели ни единого шанса овладеть его укреплениями. Кроме того, Ли серьезно беспокоился за Эрли, который со своими 10 тысячами сдерживал мощную [317] левофланговую группировку федералов. Если бы последним удалось прорвать его оборону, то вся Северовирджинская армия была бы перемолота между левым и правым флангами вражеских сил, как зерно между жерновами.

Решение неожиданно было найдено в районе полуночи, когда в ставку главнокомандующего вернулся лихой Джеб Стюарт. На этот раз он привез хорошие новости: правый фланг противника (11-й корпус) не был прикрыт и, следовательно, заманчиво подставлен под удар. Получив эту неожиданную информацию, в надежности которой они не сомневались, генералы уже не думали ни о чем другом, кроме как об использовании оплошности Хукера. В течение нескольких минут они еще продолжали разговор, пока не пришли к окончательному решению, как проводить операцию дальше. Затем Джексон, который валился с ног от усталости, пожелал своему командиру спокойной ночи и отправился вздремнуть хотя бы несколько часов.

Однако незадолго до рассвета этот неутомимый военный вождь снова был на ногах. Ли ожидал его у развернутой карты, чтобы обсудить все детали предстоящего маневра. Как и принятый ранее план, этот маневр был рискованным шагом, даже, пожалуй, еще более рискованным и опасным, но, как известно, удача сопутствует храбрым. По совету Джексона Ли решился на редкостный по своей дерзости ход: еще раз разделить свою армию перед лицом численно превосходящих сил противника. Теперь большую ее часть — около 30 тысяч человек — должен был возглавить Каменная Стена.

Хорошо зная эту местность и располагая надежными проводниками, Джексон рассчитывал провести свои части фланговым маршем вдоль всего фронта Потомакской армии и, описав полукруг, выйти прямо на незащищенную оконечность 11-го корпуса. Ли с 14 тысячами человек оставался на прежних позициях северо-восточнее Тебернейкл Черч, отвлекая внимание Хукера от маневров Каменной Стены. Задача, стоявшая перед этой, меньшей, частью Северовирджинской армии, была не менее сложной и опасной, чем та, которую предстояло решить Джексону. Эта часть должна была провести демонстрацию достаточно активно, чтобы убедить противника в серьезности своих намерений, и в то же время достаточно [318] осторожно, чтобы не спровоцировать ответную атаку. Выполнение задачи зависело не столько от генерала Ли и подчиненных ему бригадных командиров, сколько от командиров полков и даже от командиров рот, т.е. от тех, кто непосредственно поддерживал соприкосновение с противником. Впрочем, генерал Ли рассчитывал не только на их распорядительность и смекалку, но и на безынициативность Хукера, и в общем оказался прав.

Итак, новый дерзкий замысел был принят, и ранним утром 2 мая, едва над верхушками деревьев забрезжил рассвет, «пешая кавалерия» Джексона выступила в поход. Впереди со своими всадниками ехал Стюарт, маскировавший движение 2-го корпуса и проводивший тщательную рекогносцировку местности. За ним в походной колонне шла дивизия Роудса, а за Роудсом вел свои бригады Колстон. Э. Хилл пока оставался на прежних позициях, прикрывая корпус Каменной Стены с тыла. Однако вскоре он также выступил в поход, оставив в арьергарде бригады Поузи и Райта. Две последние входили в 14-тысячный контингент, проводивший демонстрацию у Тебернейкл Черч. Кроме них, в распоряжении генерала Ли были еще пять бригад из дивизий Андерсона и Мак-Лоуза.

Федералы в то время, конечно, не подозревали о готовящемся маневре и по приказу Хукера продолжали лихорадочно возводить бруствер и рыть траншеи. Сам Драчливый Джо, ожидавший вражеской атаки и боявшийся ее, с тревогой вглядывался в непроглядную лесную темень, где в то время оставались лишь 14 тысяч солдат генерала Ли.

Вдруг в районе 9 часов с юго-западной стороны прогремело несколько орудийных выстрелов, а затем раздался треск короткой винтовочной перестрелки. Хукер, встревоженный этими звуками, послал на передовые посты адъютанта, и информация, доставленная ему вскоре после этого, заставила командующего северян испугаться еще больше. Следуя запланированным маршрутом вдоль боевых линий противника, корпус Джексона вышел на небольшую просеку, где его заметили федеральные наблюдатели из сигнальной службы, сидевшие на верхушках деревьев в Хейзел Гроув. Они немедленно дали знать о своей «находке» командиру [319] одной из батарей, и тот послал солдатам Джексона несколько гранат.

Сперва Хукер правильно понял намерения противника. Вернувшись в свою штаб-квартиру в доме Чанселора, он развернул карту и принялся уже в который раз тщательно ее изучать. «Это не может быть отступление, — бормотал он при этом. — Отступление без боя? Нет, это не похоже на Ли. Но если это не отступление, то что это?» На этот вопрос мог быть только один ответ, и Хукер додумался до него почти сразу. «Ли пытается обойти меня», — громко произнес он.

Догадка была верной, и Хукер немедленно приступил к подготовке отражения атаки. Главная опасность грозила, конечно же, 11-му корпусу, и по приказу командующего его адъютант направил командиру этого корпуса генералу Оливеру Ховарду и командиру 12-го корпуса генералу Слокаму следующую депешу:

«Генерал-майорам Ховарду и Слокаму. Командующий генерал приказал мне передать вам, что позиция, на которой вы расположили свои корпуса, предназначена для отражения фронтальной атаки противника. На тот случай, если он ударит во фланг, он (Хукер) хочет, чтобы вы тщательно изучили местность и определили позиции, которые вы займете при таком обороте дел, так, чтобы вы были готовы встретить противника на любом направлении. Он предполагает, что у вас достаточно мощных резервов, чтобы встретить этот вражеский контингент. Правая оконечность вашей линии не выглядит достаточно сильной, и, как кажется, там не хватает войск, а те, что имеются, не расположены так благоприятно, как могли бы. У нас есть все основания полагать, что враг двигается на наш правый фланг. Пожалуйста, выдвиньте свои пикеты для наблюдения на безопасное расстояние, чтобы получить своевременную информацию о наступлении противника».

Это предупреждение оказалось, впрочем, излишним. Разведчики 11-го корпуса сами заметили двигавшуюся по дороге пехоту неприятеля и в районе 10.50 утра Ховард написал Хукеру следующий ответ: «Генерал. Из штаб-квартиры Девенса (крайняя правофланговая дивизия корпуса) мы видим пехотную колонну, двигающуюся на запад по дороге, идущей [320] параллельно этому хребту, примерно в 1–2 милях от него. Я предпринимаю все необходимые меры, чтобы отбить атаку с запада».

Однако предпринятых Ховардом мер оказалось явно недостаточно, чтобы «отбить атаку с запада». Он ограничился тем, что расположил резервную корпусную артиллерию за стрелковыми ячейками бригады Берлоу и отправил капитана сигнальщиков Кастла на крайнюю правую оконечность своих позиций.

Сейчас уже довольно трудно объяснить подобную беспечность командира 11-го корпуса. Генерал Оливер Ховард был очень необычным, можно даже сказать, странным человеком. Как и многие другие известные участники войны, он был выпускником академии Вест-Пойнт, где впервые проявились его эксцентричность и религиозный пыл. «В Вест-Пойнте он не говорил ни о чем, кроме религии, — характеризовал Ховарда его однокурсник Абнер Даблдей. — Если ему представляли молодую леди, он тут же спрашивал ее, думала ли она прошедшей ночью о Господнем великодушии». Тем не менее на войне Ховард проявил себя как храбрый и боеспособный офицер. В сражении у Семи Сосен (Фейр Оукс) в 1862 году он был тяжело ранен и потерял правую руку. Позже, уже после Чанселорсвилла и Геттисберга, Ховард был переведен на Запад и проявил себя как один из самых способных командиров армии в объединенной группировке Уильяма Шермана.

Но тогда, в 1863 году, находясь на посту командира 11-го корпуса, Ховард явно чувствовал себя не в своей тарелке. Большую часть его теперешних подчиненных составляли немецкие волонтеры-наемники, набранные в начале войны известным генералом-политиканом Францем Зигелем. Незадолго до начала кампании этот командир, не отличавшийся военными талантами, был смещен со своего поста, но у солдат корпуса он по-прежнему пользовался большой популярностью. «Я сражался с Зигелем», — говорили они с гордостью, считая самих себя и своего любимого генерала лучшими воинами Союза. Ховард, несмотря на пустой рукав и репутацию бесстрашного командира, был встречен ими холодно и даже враждебно. В результате в своем собственном [321] корпусе он был чужаком и находился в некоем подобии вакуума.

Все это, конечно, не оправдывает халатности Ховарда, хотя до известной степени ее объясняет. Кроме того, командир 11-го корпуса, очевидно, счел марш Джексона демонстрацией или отступлением, и именно поэтому не предпринял надлежащих мер предосторожности. Не стоит судить Ховарда за это слишком строго, ибо его начальник генерал Хукер вскоре пришел к такому же выводу.

Поразмыслив некоторое время над картой, он все же решил, что у Ли нет шансов выиграть битву, что его вчерашняя атака была лишь попыткой скрыть отступление и что теперь это отступление уже идет полным ходом. Сам Хукер поступил на месте Ли именно так. Правда, в районе 11 часов на левом фланге северян вдруг загремели орудия, а потом и пехота конфедератов вступила с ними в перестрелку. Но настоящей атаки так и не последовало, и Хукер лишь утвердился в своем ошибочном мнении. В районе 12 часов он уже был твердо уверен, что враг отходит к Ричмонду, и разослал своим подчиненным соответствующие распоряжения. Главное из них было получено генералом Сиклсом, которому Хукер поручал преследование отходящего противника силами одной из дивизий 3-го корпуса.

Однако прежде чем Дэн Сиклс выполнил приказ Хукера, основные силы Джексона успели уйти далеко вперед, и когда направленная на преследование дивизия Берни вышла к долине Льюис Крика, там оставались только обозы 2-го корпуса конфедератов. Их перемещение прикрывал один 23-й Джорджианский полк, который и встретил с подобающей солдатам Джексона отвагой целую дивизию юнионистов. Произошел короткий и ожесточенный бой. Солдаты из Джорджии были окружены, и в конце концов их вынудили сложить оружие, но обозы с драгоценными боеприпасами и провиантом благополучно избежали пленения и оторвались от неприятеля.

Эта маленькая стычка окончательно убедила Хукера в том, что армия Ли отступает. «Все силы Ли отходят к Гордонсвиллу, и я уже послал Сиклса захватить его артиллерию», — сказал он Коучу, когда тот вошел в помещение [322] штаба. В ответ Коуч промолчал, но про себя подумал: «Если твоя концепция правильна, очень странно, что на преследование послан только один 3-й корпус». Хукер, должно быть, подумал о том же, потому что тотчас послал Ховарду и Слокаму приказ выслать по бригаде на Пленк-Роуд на помощь Сиклсу.

Джексон, конечно, понял, что федералы намереваются его преследовать, и направил к полотну неоконченной железной дороги две бригады из дивизии Хилла — Арчера и Томаса, поручив им задержать неприятеля. Но эта мера оказалась излишней, и обе бригады праздно простояли у железной дороги до темноты. Дивизия Берни атаковала не их, а бригаду Поузи, стоявшую на позициях, ранее занятых дивизией Хилла. Под удар попала также бригада Райта, развернутая несколько правее на дороге Пленк. Против нее выступила одна из бригад Слокама, направленная туда по приказу Хукера. Впрочем, обе этих атаки были лишь диверсиями и закончились не слишком активной перестрелкой.

А корпус Каменной Стены без остановки шел вперед. К 3-м часам пополудни он уже свернул на Оранж-Пленк-Роуд, выводившую его прямо к правому флангу Ховарда. Правда, марш был недостаточно быстрым, во всяком случае, не настолько быстрым, как хотелось бы Джексону. Лесная дорога оказалась слишком узкой — по ней едва могли пройти четыре человека в ряд, а жара — слишком изнурительной даже для закаленных ветеранов 2-го корпуса. Вдобавок походным колоннам пришлось немного попетлять, чтобы сбить противника с толку, и к месту назначения они начали выходить лишь к вечеру.

Джексон, не в силах сдержать своего нетерпения, обогнал медленно пылившую по дороге пехоту, и присоединился к шедшей впереди кавалерии. Бригада Фицхью Ли уже вышла к тому времени на высоты западнее позиций Ховарда, и прибывший туда же Каменная Стена мог видеть весь лагерь 11-го корпуса как на ладони. С первого взгляда он понял, что федералы не подозревают о близости неприятеля. Все три дивизии Ховарда по-прежнему стояли фронтом на юг, подставив свой ничем не прикрытый правый фланг Джексону, словно напрашиваясь на удар. [323]

Крайней справа и, следовательно, ближайшей к неприятелю была 1-я дивизия Чарльза Девенса — еще одного генерала-политикана, в прошлом сенатора из штата Массачусетс. Как и Хукер, он был переведен в 11-й корпус недавно и чувствовал себя там чужаком. В дивизию Девенса входили две бригады: Огайская бригада Нэтениэла Мак-Лина и Нью-йор-кскопенсильванская бригада Леопольда фон Джилдзи. Последняя стояла на оконечности линии, расположив два правофланговых полка фронтом на запад, но остальные части бригады по-прежнему смотрели на юг. Мак-Лин примыкал к его левому крылу.

Левее Девенса стояла дивизия полковника Карла Шурца. В прошлом он был немецким революционером, активным участником событий 1848 года и после подавления восстания эмигрировал в Америку. В сражении при Чанселорсвилле Шурц командовал 3-й дивизией 11-го корпуса, состоявшей из двух бригад, которые были развернуты правее и левее Уайлдернесс Черч.

Левый фланг сил Ховарда составляла 2-я дивизия под командованием Адольфа фон Стейнвера. Этот генерал был, наверное, самым образованным и подготовленным офицером во всем 11-м корпусе. Выходец из прусской военной семьи, он избрал профессию своего отца и прошел обучение в нескольких военных академиях Европы. Однако в сражении при Чанселорсвилле Стейнверу не представился случай проявить свои богатые знания и опыт. К моменту атаки в его распоряжении оставалась только бригада Башбека, развернутая близ Даундолз Таверн. 2-я бригада под командованием Берлоу была отправлена по приказу Хукера на Пленк-Роуд.

Итак, все три дивизии 11-го корпуса были не готовы к отражению атаки. Правда, они вырыли неглубокие траншеи и устроили засеки, но эти легкие укрепления были рассчитаны на нападение с юга, а на западной стороне, где концентрировались дивизии Джексона, федералы не выкопали ни одной канавы.

Нельзя сказать, что марш 2-го корпуса конфедератов прошел для северян совсем незаметно. Напротив, тревожные известия о наступлении врага доставлялись в ставку Ховарда [324] все утро и весь день, но командир 11-го корпуса, убежденный в отступлении неприятеля, не желал обращать на них внимание. Полковник Френч, выполнявший обязанности дежурного по лагерю, пытался доложить ему о приближении катастрофы, но был обвинен в трусости. Та же участь постигла и лейтенанта Сирлза, командовавшего частью застрельщиков на правом фланге. Незадолго до атаки он явственно слышал «подозрительную мешанину звуков, сумятицу приказов и звуки труб, играющих построение». Однако на Ховарда эта информация не произвела никакого впечатления. «Лейтенант Сирлз не должен пугаться нескольких партизан», — сказал он одному из посыльных этого офицера.

Чарльз Девенс, командир правофланговой дивизии, также не верил в возможность неприятельской атаки. Его, как и Ховарда, несколько раз предупреждали о приближении Джексона, но подобно командиру корпуса, он не хотел ничего слушать. Когда полковник 55-го Огайского полка Джон С. Ли доложил Девенсу о близости врага, тот сказал в ответ, что в окрестностях не может быть ни одного мало-мальски значительного вражеского отряда, иначе Ховард дал бы ему об этом знать. Ли, однако, не пожелал успокоиться, и еще дважды обращался к Девенсу с докладом, пока тот не потерял терпения и не воскликнул: «Вы напуганы, сэр!»

Однако угрожающие известия прибывали к командиру 1-й дивизии одно за другим, и наконец в районе 5 часов он все же распорядился выслать на правый фланг рекогносцировочный отряд. Вскоре тот вернулся назад, и его командир доложил Девенсу, что дорога перекрыта вражеской пехотой. Но и это не заставило упрямого генерала поверить в реальность нависшей над ним опасности. «Мне нужен кто-нибудь, кто может провести рекогносцировку!» — воскликнул он. «Генерал, — ответил ему командир кавалерийского отряда, только что доложивший о близости врага, — я могу продвинуться еще дальше, но не могу обещать, что вернусь обратно».

Лишь один старший офицер 11-го корпуса отнесся к предостережениям о грозящей опасности серьезно. Это был Карл Шурц, командир 3-й дивизии, стоявшей в центре. По его приказу один из резервных полков развернулся фронтом на запад, а капитан Дилджер, командир дивизионной артиллерии [325], получил распоряжение найти место, откуда его орудия смогут вести огонь в западном направлении. Дилджер выполнил этот приказ, а затем решил провести рекогносцировку лично. Отъехав примерно на четверть мили от позиции бригады фон Джилдзи, он очутился на небольшой полянке, где кишмя кишела неприятельская пехота.

Несколько конных конфедератов тут же бросились к дерзкому янки, чтобы захватить его, но Дилджер был быстрее и успел ускакать. Правда, при этом он сам заблудился в лесу и, проплутав в чаще некоторое время, выбрался на открытое пространство у самого Чанселорсвилла. Дилджер счел это — хорошим знаком и решил доложить обо всем лично Хукеру. Однако ему не удалось застать командующего в штабе, а один из адъютантов, выслушав доклад офицера, посоветовал ему рассказать этот «анекдот» в 11-м корпусе. Дилджер решил последовать этому совету и в районе 4 часов вернулся в Даундолз Таверн. Ховарда тоже не было на месте, а офицеры его свиты не оценили «анекдота» артиллериста и подняли его на смех. Несолоно хлебавши, Дилджеру пришлось вернуться к своим пушкам.

Тем временем 2-й корпус конфедератов уже вышел на рубеж атаки в 2,5 милях от Чанселорсвилла и теперь строился в боевой порядок. Впереди шла дивизия Роудса, который выдвинул в первую линию четыре бригады. Ее левый фланг образовала бригада Иверсона, правее развернулся О'Нил, опиравшийся правым флангом на шоссе. Доле, занимавший левую часть центра, также опирался на шоссе, но левым флангом, а справа к нему примыкал Колквит. Пятая бригада Ремсьюра образовывала дивизионный резерв и была поставлена позади Колквита. Вторую волну атаки составляла дивизия Колстона, развернувшего слева направо бригады Джонса, Николса и свою собственную. Последняя смыкала фланги с бригадой Ремсьюра. Расстояние между этими двумя линиями, каждая из которых состояла из 6–7 тысяч человек, не превышало 200 ярдов, а интервалы между людьми составляли 3 фута (т.е. около метра).

Корпус Джексона принял этот четкий боевой порядок, соблюдая полную тишину и с удивительной быстротой и точностью. Наконец, когда в четверть шестого к двум первым [326] линиям присоединились бригады Пендера и Хита из дивизии Хилла, был дан приказ начинать.

И южане начали. По-прежнему осторожно, почти крадучись, как охотники, старающиеся не спугнуть дичь, двинулись они на лагерь 11-го корпуса. Солдаты-северяне меж тем все еще пребывали в полном неведении и продолжали заниматься своими обыденными делами.

«Внизу всего в нескольких сотнях ярдов проходила боевая линия федералов, — вспоминал один солдат из корпуса Джексона. — Она имела земляные сооружения с засеками впереди и длинные ряды составленных в козлы ружей в тылу. В видимой части линии можно было разглядеть две пушки. Позади них солдаты собирались группами, смеялись, болтали и курили; здесь и там виднелись те, кто играл в карты или занимался другими развлечениями, обычными для войск, чувствующих себя в комфорте и безопасности и ожидающих приказа. Еще дальше другие группы выуживали и свежевали бобров».

Вдруг, нарушая эту идиллию, из зарослей выскочил большой благородный олень. Тряхнув рогами, он пробежал через лагерь дивизии Девенса и снова скрылся в лесу. Не успели свидетели этой странной сцены придти в себя от изумления, как на них обрушилась целая лавина лесных обитателей. Как вспоминал позже один ветеран 11-го корпуса, «...первым живым эффектом предстоящей атаки, подобно облаку пыли, которая поднимается перед бурей, стали напуганные кролики, белки, перепела и другая живность, бегущая в разных направлениях в неописуемом ужасе». Северяне не сразу сообразили, что могло напугать этих несчастных животных. С громким смехом и криком они вскочили на ноги, чтобы лучше видеть эту невероятную миграцию.

Южане недолго держали их в недоумении. Из зарослей тотчас донеслись звуки горнов, игравших «в атаку», а затем раздался уже знакомый, леденящий кровь боевой клич повстанцев. Застигнутые врасплох северяне были мгновенно охвачены паникой. Кто-то, правда, кинулся к своим винтовкам, с немецкой аккуратностью составленным в козлы между палатками, но многие сразу же пустились наутек. Лагерь дивизии пришел в полный беспорядок. «На дороге было столпотворение [327], — вспоминал солдат из Массачусетса, — а на ее обочине — хаос».

Несмотря на это, два правофланговых полка бригады фон Джилдзи, обращенные фронтом на запад, все же смогли построиться и выпустить в наступающих три залпа. Но южане не дали им ни малейшего шанса удержать позиции. Они ответили федералам таким массированным огнем, а затем бросились вперед с такой яростью, что оба полка, бросая ружья, знамена и амуницию, обратились в бегство. За ними последовали и остальные горе-вояки из бригады фон Джилзы, не сделавшие по врагу ни единого выстрела. Огромной полубезумной толпой они бросились бежать по дороге вдоль всех позиций своего корпуса, сея вокруг себя ужас и панику.

Однако не все федералы были сразу же обращены в бегство. Полковник Мак-Лин, командир левофланговой бригады дивизии Девенса, быстро понял серьезность положения и выслал навстречу неприятелю 75-й Огайский полк. Не успел этот полк сделать и нескольких шагов, как его захлестнула беспорядочная волна беглецов. Но огайцы выдержали ее натиск, а затем встретили конфедератов неожиданным залпом.

На мгновение атакующие остановились и даже подались назад, но быстро пришли в себя и снова бросились на врага. Через несколько секунд 75-й Огайский уже догонял охваченную безумным страхом бригаду фон Джилдзи. Ему на смену двинулся 25-й Огайский, но за несколько мгновений его также обратили в бегство.

Остальные три полка бригады Мак-Лина так и не развернулись лицом к неприятелю. Дивизия Роудса прошла по ним, словно паровой каток, и один за другим они в беспорядке покинули поле боя.

Когда это произошло, было около 6 часов вечера. Битва шла не более 20 минут, но за это короткое время целая дивизия федералов была смята и обращена в бегство. Столь впечатляющую работу проделали всего три бригады из дивизии Роудса, которые только и участвовали в атаке. Правофланговая бригада Колквита и резервная бригада Ремсьюра в самом начале сражения повернули на юг, чтобы встретить возможную кавалерийскую атаку. Атаки, однако, не последовало [328], и обе бригады оказались бесполезно выключенными из дела.

Между тем Ховард, осознавший свою ошибку, лихорадочно пытался исправить положение. «Я видел множество наших людей — не нескольких беглецов, всегда улетающих, как мякина при первом порыве ветра, а целые толпы, вырвавшиеся на открытое пространство, кто с оружием, а кто без, и обращенные в бегство прежде, чем их смог прикрыть резерв Девенса, и прежде, чем генерал Шурц смог развернуться и контратаковать их со своими войсками», — вспоминал он. Ховард попытался лично остановить это обезумевшее стадо. Подхватив брошенное кем-то знамя, он верхом на коне врезался в самую гущу удирающих солдат, призывая их остановиться и повернуть оружие на врага. Но лишь некоторые вняли призывам своего командира и присоединились к частям, готовившимся встретить атаку у Уайлдернесс Черч. Остальные с криками «Мы сделали все, что могли!» продолжали улепетывать во все лопатки.

Но солдаты 3-й дивизии Шурца не поддались всеобщей панике. Их командир, единственный из старших офицеров, ожидавших нападение, успел подготовить свою дивизию к бою. К тому же, в отличие от дивизии Девенса, его части располагались на открытом пространстве у Уайлдернесс Черч, более удобном для обороны. Когда начался бой и в районе позиций дивизии появились первые беглецы, Шурц приказал пробить тревогу и строиться в боевой порядок.

«Я помню, что когда мы прошли через эту долину, то увидели прямо перед собой дом Хоукинса и боевую линию Шурца с развевающимися знаменами, — вспоминал один солдат из пикетной линии северян. — 1-я дивизия Девенса уже рассеялась и с воплями неслась на него (Шурца). Но его линия совершила круговое движение, повернувшись, словно на шарнире. Я никогда не видел, чтобы что-нибудь происходило так быстро. Прошло не более двух минут, и люди Шурца, только что обращенные на юг, стояли лицом на запад в непрерывной линии плечом к плечу, сдерживая поток беглецов».

Конфедераты, продолжавшие преследовать бегущих со своим наводящим ужас воплем, вышли на поляну у церкви и наткнулись там прямо на четкую линию дивизии Шурца. К [329] тому времени собственный линейный порядок южан был уже нарушен или, вернее, совершенно исчез, уступив место рассыпному строю. «Они шли вперед, не уделяя внимания линейной формации, — вспоминал раненый федеральный офицер из бригады Мак-Лина, — и одетые в такую разнообразную униформу, что это даже трудно вообразить, но все они были дисциплинированны и горели желанием атаковать. Я слышал, как один офицер воскликнул: «О, хотя бы еще один час дневного света!»

Таким образом, сила и эффективность атаки от изменения боевого порядка не только не ухудшились, а наоборот, возросли. По сути, южане применили в бою у Чанселорсвилла новую наступательную тактику, позволявшую им максимально использовать свою огневую мощь. Ховард вспоминал, что «когда атакующие войска выходили из леса и бросались в атаку, люди, шедшие впереди, останавливались и стреляли, а затем, пока они перезаряжали винтовки, новая группа выбегала вперед, останавливалась и тоже стреляла, хотя и не в правильной линии, но зато так кучно, что наши люди падали перед ними, как деревья во время урагана».

Наступая в таком порядке, южане обрушились на дивизию Шурца, но та не дрогнула, и у Уайлдернесс Черч люди Джексона впервые с начала боя встретили организованное сопротивление. Шурц развернул в линию 5 тысяч человек, открывших по атакующим плотный ружейный огонь, а артиллерия Джилджера, предусмотрительно расположенная на удачной позиции, засыпала их гранатами с картечью. «Орудия Джилджера стреляли с великолепной быстротой, — вспоминал один из солдат Шурца. — Земля сотрясалась от частых выстрелов, и казалось, что из их железных глоток вырывается непрерывный раскат грома».

Но у конфедератов тоже была под рукой артиллерия. По приказу Стюарта на шоссе выдвинулась батарея под командованием майора Бенхема, состоявшая из шести орудий. Правда, дорога была слишком узка, чтобы использовать их все сразу. Поэтому, постоянно двигаясь вслед за пехотой, первые две пушки время от времени останавливались и открывали огонь. Еще одно отделение следовало за ними и вступало в дело там, где позволяла ширина шоссе. А еще дальше [330] лошади тащили последние две пушки, служившие резервом. Так, меняя одно орудие другим, Бенхему часто удавалось вести почти непрерывный огонь, и он нанес противнику столь сильный урон, что даже старый артиллерист Джексон не мог скрыть своего восхищения. «Молодой человек, я вас поздравляю», — сказал он, подъехав к Бенхему и протянув ему руку.

Под прикрытием орудий Бенхема пехота Роудса бросилась в атаку на людей Шурца, Отбитая огнем с фронта, она обошла линию северян справа. Там ее встретили 26-й Висконсинский и 58-й Нью-йоркский полки, которые были едва ли ни единственными частями иноземного корпуса, сражавшимися в тот день мужественно и стойко. Они выдержали натиск бригады Иверсона и отступили лишь тогда, когда был отдан приказ очистить позиции. Левофланговые части Шурца не проявили такой выдержки. Охваченные с фланга бригадой Долса, они обратились в бегство, и вся линия дивизии рассыпалась под анфиладным огнем, как выставленные в ряд кости домино. В течение 20 минут сопротивление людей Шурца было сломлено, и они присоединились к обезумевшей толпе, в которую превратился 11-й корпус.

На позициях оставалась теперь только бригада Башбека из 2-й дивизии фон Стейнвера, к которой примкнули немногие сохранившие порядок части 3-й дивизии. Вместе их набралось около 4 тысяч человек, и по приказу Ховарда они засели в неглубоких стрелковых ячейках, вырытых бригадой Берлоу еще ранним утром этого трагического дня. Но южане, продолжая свою атаку, снова охватили их с флангов и накрыли всю линию продольным огнем. В таких условиях сопротивление бригады не могло быть долгим, и, понеся серьезные потери, последняя из частей корпуса бросилась наутек. Лишь несколько полков смогли удержаться и кое-как прикрыть это бегство. Их поддержал своим огнем Дилджер, хотя узость дороги не позволила ему использовать более одного орудия.

Южане уже, впрочем, особенно и не наседали. Приближалась ночь, и Джексон приказал своим людям приостановить наступление. Ему было необходимо навести порядок в расстроенных рядах дивизии Роудса и подтянуть обозы с провиантом и боеприпасами. С раннего утра его солдаты были [331] на ногах, прошли за это время 12 миль, разогнали целый вражеский корпус и все это — не имея маковой росинки во рту, так что свой ужин они отработали с лихвой.

Но насмерть перепуганные немцы из 11-го корпуса не знали об этой остановке и продолжали бежать с удивительной прытью. Огромная толпа ворвалась в лагерь других частей и, пробежав сквозь них, как стадо бизонов, остановилась лишь на берегу Раппаханока. Здесь насмерть перепуганные вояки стали громко требовать понтонов, а один из них даже имел наглость обратиться к командиру дивизии генералу Хенкоку с просьбой организовать переправу. Хенкок не мог, да и не хотел скрыть свое презрение и ответил ему, как свидетельствует очевидец, в «холодном и неприязненном тоне». Убедившись, что переправы нет, немецкие наемники продолжили свое бегство на восток, и некоторые из них были взяты в плен солдатами дивизии Мак-Лоуза на прямо противоположной оконечности боевых порядков.

Но часть 11-го корпуса все же удалось уберечь от паники, а еще часть затем была организована и снова построена в линию. Сам Ховард во главе 2 тысяч своих солдат занял позиции на левом фланге дивизии Хайрама Берри из 3-го корпуса Дэна Сиклса, а слева от этой дивизии стал Карл Шурц, собравший 1200 человек. Впрочем, к счастью и для самих себя, и для Потомакской армии, войска 11-го корпуса уже больше не принимали участия в сражении при Чанселорсвилле и в совершенной праздности оставались на новой позиции до самого конца. В этом бою три дивизии Ховарда потеряли 2400 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Но хуже материальных потерь был моральный шок, потрясший всю Потомакскую армию. «На нас обрушились тьма, Джексон и ужас», — вспоминал один солдат-северянин.

Серьезные опасения вызывало также то обстоятельство, что конфедераты вышли во фланг и тыл армии северян и хотели отрезать ее от бродов Раппаханока. Чтобы предотвратить этот гибельный удар, Хукер собрал дивизии Берри из 3-го корпуса и Хейса из 2-го корпуса и сам поспешил с ними навстречу врагу. Сначала он наткнулся на толпу, в которую превратились части 11-го корпуса, но, не останавливаясь, чтобы повернуть ее вспять, продолжил движение вперед и вышел [332] на обширную просеку, забитую обозами и санитарными фурами. Здесь Хукер приказал остановиться и сформировать боевую линию, надеясь, что ему все же удастся удержать победоносный неприятельский корпус.

Сиклс, корпус которого оказался в очень неприятном положении, также спешил соединиться с основными силами. Удар Джексона был нанесен как раз в тот момент, когда он преследовал «отступающего» противника, и теперь две дивизии 3-го корпуса, продвинувшиеся далеко на юг, могли быть отрезаны от основных сил. Стараясь избежать подобной катастрофы, Сиклс повел свои части и бригаду Берлоу из 11-го корпуса, также отправленную в погоню за врагом, к возвышенности Хейзел Гроув, которая прикрывала Чанселорсвилл с запада.

Джексон также понимал важность этой возвышенности и после короткой заминки продолжил свой фланговый марш. Несмотря на усталость и пустые желудки, его солдаты по-прежнему были полны желания драться и закончить то, что было ими так удачно начато. Ускоренным шагом шли они по Старому шоссе, которое не было занято ни одной частью северян, и Каменная Стена мог быть уверен, что займет высоты прежде, чем это смогут сделать федералы. Его люди уже вышли на широкую просеку, тянувшуюся до самого Чанселорсвилла, и прошли преграждавшую им путь каменную стену, а те, что шли южнее, овладели брошенными засеками и брустверами, которые ранее занимали северяне. Но тут произошло непредвиденное.

Генерал Дэн Сиклс, возвращавшийся в расположение главных сил со всей возможной быстротой, приказал сопровождавшей его кавалерии Плизантона обогнать пехоту и задержать неприятеля. Плизантон — опытный кавалерист — приказал командиру 8-го Пенсильванского конного полка майору Кинкану выдвинуться вперед и ударить во фланг марширующей пехоте врага. Выполняя это распоряжение, пенсильванцы галопом помчались по узкой лесной дороге, соединявшей Пленк-Роуд с Хейзел Гроув, и с обнаженными саблями неожиданно врубились в передовую неприятельскую колонну. Рассеяв ее в считанные минуты, люди Кинкана повернули налево и в конном строю атаковали шедшую позади дивизию [333] Роудса. Последняя поначалу опешила от подобной наглости и остановилась, но затем пришла в себя и открыла по федеральным всадникам беглый огонь. Кинкан, конечно, понимал, что его лихая вылазка не может привести к разгрому пехоты южан.

Пенсильванцы, погарцевав на виду у людей Роудса, развернули лошадей и ускакали прочь. Но главная цель, которую преследовали Сиклс и Плизантон, была достигнута: южане приостановили свой марш, а выигравшие время северяне успели подтянуть артиллерию и прочие резервы к высотам Хейзел Гроув. Поначалу на вершине были лишь спешенные конники Плизантона, но вскоре их подкрепили 22 орудия из кавалерийского парка, выступавшие под прикрытием 110-го Пенсильванского пехотного полка.

Южане, не зная об этих перемещениях, уже пришли в себя после лихого наскока неприятельской кавалерии и возобновили наступление. Причем как! По дороге в линейном боевом порядке шли два Джорджианских полка и размахивали в воздухе захваченными ими знаменами 11-го корпуса. Эти звездно-полосатые полотнища, а также сгущавшийся сумрак ввели федералов в заблуждение. Вдруг, как вспоминал лейтенант Томпсон из 1-го Нью-йоркского кавалерийского полка, «вся линия самым подлым образом открыла винтовочный огонь, а затем бросила американские знамена и показала восемь или десять мятежных флагов». В ответ на эту хитрость Плизантон приказал открыть огонь из всех имевшихся орудий. «Этот ужасный залп ошеломил и отбросил головы их колонн обратно в лес, — свидетельствовал Томпсон. — Оттуда они открыли убийственный ружейный огонь, постоянно подводя свежие резервы и пытаясь наступать с такой же быстротой, с какой их сметали наши орудия».

Огонь федеральных орудий не только отбросил назад наступающую пехоту южан, но и нанес ощутимые потери их артиллерии. Почти все, кто находился у орудий, в том числе и командир артиллерийского резерва корпуса Джексона полковник Кратчфилд, были убиты или ранены. Однако относительно постоянного подвода свежих резервов лейтенант Томпсон явно заблуждался, очевидно, сбитый с толку ночным мраком. В то время в первой линии корпуса Джексона по-прежнему [334] шла дивизия Роудса, уже сильно уставшая и поредевшая в ходе вечернего боя. На самой дороге стояли развернутые в две линии два полка из Джорджии, а на правом фланге дивизии в брошенных северянами траншеях разместились смешанные боевые порядки бригад Долса и Колквита. Левый фланг первой линии южан, как и ранее, составляла бригада Иверсона. Наступая к северу от шоссе, она не встретила на пути никакого сопротивления, если не считать лесных зарослей. Но они были настолько густыми и непролазными, что Иверсон не рискнул в них соваться и остановил продвижение своей бригады.

Таким образом, на Хейзел Гроув двигались всего три конфедеративные бригады, да и те были такими измотанными и поредевшими, что их командир генерал Роудс считал нецелесообразным бросать своих парней ночную атаку, которая, с его точки зрения, не могла увенчаться успехом. Разыскав генерала Джексона, он попросил заменить его дивизию свежими частями, и командир корпуса дал на это свое согласие.

На смену дивизии Роудса должна была придти следовавшая за ней дивизия Э. П. Хилла, но ночной марш по узкой дороге привел ее в замешательство. К тому моменту, когда части Роудса стали отходить назад, в боевую линию смогла развернуться только одна бригада — Лейна, которой, конечно, было недостаточно, чтобы заменить всю дивизию первой линии. Тем не менее Хилл приказал ей идти вперед, и Лейн повиновался. 33-й Северокаролинский полк рассыпался впереди в стрелковой цепи. 7-й и 37-й полки того же штата образовали правый, а 18-й и 28-й — левый фланги бригады. Но не успела запланированная атака начаться, как артиллерия конфедератов открыла огонь. Орудия федералов тотчас ответили им дружными залпами, а поскольку они были расположены на господствующих высотах и хорошо пристреляны, то накрывали противника с замечательной меткостью. «Я сразу приказал своим людям лечь на землю, — вспоминал генерал Лейн, — и подумал, что наступать в таких обстоятельствах — в темноте и в лесу — было бы безумием».

Некоторое время эта беспорядочная артиллерийская канонада продолжала сотрясать воздух, не принося никаких результатов. Наконец потерявший терпение Хилл отправил [335] к Лейну одного из своих адъютантов с приказом атаковать. Лейн заметил на это, что если командование действительно ждет его атаки, то следует сначала отдать приказ о прекращении бесполезной пушечной пальбы. Совету генерала вняли, орудия конфедератов умолкли, а вслед за ними канонаду прекратили и северяне. Воспользовавшись коротким затишьем, Лейн отправился на поиски Хилла, чтобы получить от него подтверждение приказа о ночной атаке.

Однако вместо Хилла он неожиданно нашел самого командира корпуса. «Добравшись до дороги, — вспоминал Лейн, — я встретил генерала Джексона, который, как ни странно, узнал меня первым. «Кого вы ищете, Лейн?» — спросил он (я был кадетом военного института штата Вирджиния под началом старого героя). Я объяснил, кого и для какой цели, и заметил, что, поскольку генерал Хилл подчиняется его приказам, а я не знаю, где он, то для экономии времени было бы лучше, если бы он сам сказал, что делать. Он ответил: «Идите вперед, Лейн!» и сопроводил слова своего приказа указующим жестом правой руки в сторону дома Чанселора, а затем поехал вперед».

Лейн не знал, что именно он получил последний приказ из уст Джексона и что видит знаменитого героя в последний раз. Каменная Стена как раз обдумывал в этот момент план очередного дерзкого маневра. Он намеревался снова двинуться фланговым маршем, обойти правое крыло федеральной армии с севера и отрезать его от бродов Раппаханока. Чтобы по обыкновению лично подготовить этот маневр, Джексон выехал вперед за цепь сторожевого охранения армии и встретился там со своей судьбой.

Лейн тем временем вернулся к своей бригаде и отдал приказ наступать. Однако атака снова сорвалась: командир правого 7-го Северокаролинского полка услышал неясный шум, который могли производить только марширующие войска. То были дивизии Берни и Уиппла из 3-го корпуса Дэна Сиклса, подоспевшие наконец к месту сражения. Южанам снова пришлось отложить наступление и Лейн выслал на разведку лейтенанта и 4 солдат. Вскоре те вернулись, но не одни, а с несколькими ротами 128-го Пенсильванского полка и его командиром подполковником Смитом. Наткнувшись в темноте на [336] этот федеральный отряд, они окликнули северян, сказали им, что они окружены и отрезаны, и предложили сложить оружие. Федералы повиновались и теперь, понурые и пристыженные, дефилировали сквозь боевые порядки бригады в тыл.

Но пока на правом фланге линии Лейна происходили эти курьезные события, на ее левом фланге случилась трагедия. Между линиями южан и северян произошла короткая перестрелка, заставившая генерала Джексона и его штаб повернуть лошадей и поскакать назад к своим позициям. Услышав топот копыт и не разобравшись, в чем дело, солдаты-застрельщики 33-го Северокаролинского полка закричали: «Кавалерия янки!» и открыли огонь.

Два штабных офицера были сражены этими выстрелами наповал, а сам Джексон получил три пули, одна из которых раздробила ему левую руку, и эта рана оказалась впоследствии фатальной. Впрочем, пока Джексон был еще в сознании и даже успел дать Хиллу, своему преемнику по старшинству, последние инструкции. Они предписывали, конечно, продолжение наступления, и новый временный командир корпуса отправил вперед бригаду Хита из собственной дивизии.

Это новое передвижение опять спровоцировало артиллерийский огонь федералов, и атака снова не удалась. Картечная пуля угодила в генерала Хилла, сбив его с седла. Раненый, он тоже был вынужден сдать командование. Залпы северян едва не прикончили и генерала Джексона, которого в этот момент несли в тыл. Один из санитаров был убит, но оставшиеся в живых успели стащить носилки в придорожную канаву. Некоторое время раненый генерал пролежал там, слушая свист пуль и осколков, гудевших над ним, как пчелиный рой, а затем поднялся на ноги и попытался самостоятельно выбраться из канавы. Но потеря крови и болевой шок подкосили его, и он рухнул на землю, пройдя всего несколько шагов. При этом Джексон не потерял сознания и интереса к происходившему вокруг. Когда генерал Пендер доложил ему, что его войска оставляют позиции, Джексон твердо сказал: «Они должны остаться!»

Однако ранение Джексона, а потом и Хилла заставили южан приостановить свое наступление. На какое-то время у [337] них даже возник паралич командования, и оставшиеся во главе войск генералы сошлись во мнении, что продолжать атаку не стоит. Это решение было, конечно, правильным: наступила довольно темная ночь, и густой лес, со всех сторон окружавший Чанселорсвилл, стал почти непроходимым.

Северяне расположились на сильных позициях и установили орудия на командных высотах, откуда они могли простреливать узкую просеку, по которой проходило Старое шоссе. Кроме того, ко времени ранения Джексона на Хейзел Гроув уже разворачивались подошедшие с юга федеральные дивизии. Сиклс расположил дивизию Берни южнее, а дивизию Уиппла севернее дороги на Чанселорсвилл. Еще севернее, за холмом Фервью, занимала позиции дивизия Берри, которую, как уже говорилось выше, привел на поле боя сам Хукер. На самом холме стояла артиллерия дивизии Уильямса из 12-го корпуса, а пехота этой дивизии втиснулась между флангами Берри и Уиппла.

Выстроившись в таком порядке, федеральные части были на этот раз готовы к бою и, в отличие от германских наемников, полны решимости сражаться. Однако Хукер, наученный горьким опытом 11-го корпуса, решил лично объехать позиции и убедиться, что все в порядке. Лишь по окончании этого «официального визита» командующий северян смог спокойно вернуться в Чанселорсвилл. Но едва он соскочил с седла у дверей своего штаба, как запыхавшийся адъютант привез ему новое сообщение — бой на позициях Сиклса возобновился.

Правда, на этот раз атакующей стороной были не южане, а северяне. Дэн Сиклс, склонный к авантюрам как на политическом, так и на военном поприще, решил под покровом ночи произвести нападение на правый фланг дивизии Хилла. В 11 часов он отправил соответствующее распоряжение генералу Берни, который, следуя его инструкциям, развернул в боевом порядке для атаки бригаду Уорда. Эта бригада построилась сплошной линией без интервалов, и офицеры шли непосредственно за шеренгами, отдавая необходимые команды вполголоса. За Уордом, расколовшись на ротные колонны, следовали еще две бригады. Вместе они должны были опрокинуть врага, выйти к дороге и соединиться с дивизией [338] Берри. Последней также было приказано атаковать южан в центре и на левом фланге.

Северяне двинулись вперед, стараясь не шуметь и вообще не выдавать своего присутствия. Поначалу им это вполне удавалось, и так они приблизились к позициям врага на несколько сотен ярдов. Вдруг среди мертвой тишины один за другим прозвучали два винтовочные выстрела, и все тотчас утонуло в адском грохоте ружейной и артиллерийской пальбы. Федералы, не считая нужным дальше скрывать свои намерения, закричали «ура!» и бросились вперед. Их встретила бригада Лейна, двинувшаяся вправо от дороги и занявшая полевые укрепления, которые достались ей от врага.

Атака дивизии Берни застала южан врасплох, но они не обратились в бегство, и под темной сенью леса завязался ожесточенный бой, страшный в своей ярости и беспорядочности. Небольшие группки людей, на которые разбились как одни, так и другие, блуждали в лесной чащобе, продвигаясь вслепую на звуки выстрелов, сталкивались друг с другом и начинали беспорядочную стрельбу. Случалось, что они палили по своим же, и многие конфедераты и федералы пали в ту ночь от рук, собственных товарищей.

Наконец ближе к полуночи эта неуправляемая бойня начала постепенно затихать, как огонь, для которого уже не осталось пищи, и вскоре сошла на нет. Лишь изредка в ночной тиши раздавались случайные выстрелы, заставлявшие солдат и той, и другой стороны вздрагивать и тревожно вглядываться в непроглядную темень. Но к возобновлению боя они так и не привели, до утра воцарилось затишье.

Эта ночная атака принесла некоторый успех северянам. В ходе беспорядочного ночного боя они отбили часть укреплений к югу от дороги на Чанселорсвилл, а вместе с ним — и захваченные неприятелем орудия и обозы. Однако их нападение все же не было слишком серьезным и не оказало на ход сражения существенного влияния. Под удар попала только бригада Лейна, сохранившая, несмотря на его внезапность, порядок и не впавшая в панику. На остальные части правого крыла атака Сиклса не произвела никакого впечатления, и их командиры даже не сочли нужным отметить ее в своих рапортах. [339]

Успех, достигнутый Сиклсом, не впечатлил и командующего Потомакской армии, который провел бессонную ночь в своей ставке в доме Чанселора. Хукер считал свое положение очень тяжелым, почти отчаянным, и небольшая ночная вылазка, конечно, не могла его исправить.

На самом же деле все было не так плохо, как представлял себе Драчливый Джо, и, если бы он мог взглянуть на ситуацию трезво, то увидел бы, что в отчаянном положении оказалась не Потомакская, а Северовирджинская армия. Правое крыло северян, при котором находился их главнокомандующий, по-прежнему обладало подавляющим численным перевесом, а генерал Рейнольдс, переправившийся со своим 17-тысячным 1-м корпусом у брода Юнайтед Стэйтс, компенсировал все потери 11-го корпуса с лихвой. К тому же большая часть собранных у Чанселорсвилла войск в отличие от армии генерала Ли, еще не участвовала в деле и вполне сохраняла боеспособность.

Но Драчливый Джо уже не мог разглядеть этих очевидных преимуществ своего положения и предпочел держаться оборонительной тактики. Имея под рукой ¾ своей армии, он решил подождать, пока оставшаяся часть (левое крыло Седжвика) не придет и не спасет его от наступающего неприятеля, и направил командиру левого крыла соответствующий приказ. При этом упавший духом Хукер еще умудрялся сохраняться хорошую мину и держаться бодрячком. В своей [340] телеграмме Седжвику он приказывал двигаться ускоренными маршами, оставив позади обозы «так, чтобы Ли, попавший между двух огней, не мог избежать уничтожения».

Конфедераты между тем совсем не были деморализованы ранением Джексона Каменной Стены и по-прежнему горели желанием завершить начатое. Получив известие о нелепом ночном инциденте, генерал Ли, конечно, огорчился, но не потерял присутствия духа. Он мгновенно принял правильное решение, назначив на место раненного героя лихого кавалериста Джеба Стюарта. Этот генерал был единственным из военных вождей Северовирджинской армии (не считая, конечно, самого Ли), пользовавшимся слепой верой и любовью солдат-конфедератов. Его назначение на пост командира 2-го корпуса до известной степени сглаживало моральный шок от потери несокрушимого Джексона.

Получив приказ возглавить левое крыло армии, Стюарт не мог скрыть своего восторга. «Кто бы мог подумать! — воскликнул он. — Джеб Стюарт командует 2-м армейским корпусом!» Однако, несмотря на свою почти гасконскую бесшабашность и мальчишеский задор, командир кавалерии сразу проявил вдумчивость и серьезный подход к делу. В первую очередь он обратился за инструкциями к Джексону, но тот был слишком истощен и измотан и сказал, что целиком полагается на здравый смысл и суждения Стюарта. Лихому Джебу было не привыкать брать ответственность на себя. Поразмыслив, он решил отказаться от рискованного плана Джексона, который хотел растянуть свое левое крыло до берегов Рапидана, обойти позицию федералов с севера и отрезать их от переправы.

Этот маневр и впрямь был слишком рискованным, ибо если 44 тысячи и могут разбить 75, то окружить их они точно не в состоянии. Возможно, Джексон, останься он на посту, и сам бы отказался от своего первоначального замысла и пришел бы к той же идее, что и Стюарт. А Стюарт намеревался повернуть свои части в другую сторону и атаковать 3-й федеральный корпус, стоявший выступом между ним и генералом Ли. Отбросив Дэна Сиклса, он рассчитывал объединиться с правым крылом армии и вместе нанести северянам окончательное поражение. [341]

Этот план и был направлен командиру Северовирджинской армии в ночь со 2 на 3 мая. Курьер, скакавший во весь опор, прибыл в его ставку с первыми лучами рассвета, хотя, в сущности, никакой ставки на самом деле не было. В отличие от Хукера, занявшего целую усадьбу, Ли не разбивал даже палатки и спал прямо на сырой земле под сосной. Гонец, доставивший известие от Стюарта, не без сожаления разбудил генерала и передал ему все, что было поручено. Ли выслушал его в глубоком молчании. «Врага нужно дожать этим утром, как этого требовал Джексон», — сказал он, когда курьер закончил, и отдал приказ начинать атаку.

Стюарт уже был готов к исполнению этого распоряжения. Едва на востоке забрезжило первое сияние зари, как войска 2-го корпуса развернулись в боевой порядок. Первую линию образовала дивизия Хита, имевшая на левом фланге, которым она опиралась на дорогу, бригады Пендера и Томаса, в центре — бригаду Брокенброу, бригад Лейна, Мак-Гауэна и Арчера — справа. Позади Хита во второй линии развернулась дивизия Колстона, расположившего к северу от дороги бригады Пакстона и Николса, а южнее — Уорена и Джонса. Боевые порядки замыкала дивизия Роудса, отдохнувшая и пришедшая в себя после вчерашнего боя. Ее левое крыло составляли бригада О'Нила и Иверсона, а правое — Ремсьюра и Долса. Бригада Колквида шла в резерве.

Построив свои войска в такой последовательности, Стюарт двинул вперед правый фланг первой линии. Именно он должен был соединиться с группой генерала Ли и, следовательно, наносил по врагу главный удар. Солдаты шедших здесь бригад уже давно «созрели» для этого удара. Они так рвались в битву, что даже отказались от завтрака и выступили в бой голодные и оттого еще более злые.

Момент для начала атаки был выбран Стюартом на редкость удачно. Хукер, еще раз изучивший за ночь карту, хотя к 3 мая для него там уже не оставалось белых пятен, почему-то решил, что позиции 3-го и 12-го корпусов слишком выдвинуты вперед и легко подвержены атакам. Выбрав для них новые оборонительные линии на Чанселорсвиллском плато, он приказал им очистить Хейзел Гроув и отступить на восток и северо-восток. [342]

Когда пехота 2-го корпуса конфедератов бросилась вперед, это распоряжение Хукера как раз находилось в процессе выполнения: 3-й корпус уже почти покинул прежние позиции, оставив там для прикрытия бригаду Грэхема Генерал Арчер, шедший со своей бригадой прямо на этот участок, отдал приказ атаковать.

Но он опоздал: его солдаты сами двинулись вперед, останавливаясь только для того, чтобы угостить янки свинцом. Бригада Грэхема была бы немедленно сметена этой яростной атакой, если бы ему на помощь не подоспела бригада Уорда. Вместе они сдержали первый натиск конфедератов и стали постепенно, шаг за шагом, подаваться назад к Чанселорсвиллскому плато. Люди Арчера и остальные бригады первой линии азартно преследовали отступающего неприятеля, давая по нему один залп за другим, но федералам удалось сохранить порядок и благополучно развернуться на новых позициях. Когда же Арчер попытался штурмовать заодно и их, то был с потерями отброшен.

Тем не менее, овладев хребтом Хейзел Гроув, южане получили важное преимущество. С его вершины Чанселорсвиллское плато и столпившиеся на нем войска были видны, как на ладони. Лучшую позицию для артиллерии было трудно себе представить, и Стюарт, очень довольный достигнутыми успехами, по достоинству оценил подарок, сделанный ему Хукером. Громко напевая на мотив популярной песенки собственные слова: «Старый Джо Хукер, убирайся из Глуши», он велел втащить на гребень Хейзел Гроув 30 орудий и открыть огонь.

Тем временем бригады Брокенброу, Лейна и Мак-Гауэна двинулись в атаку на линию засек и брустверов, обороняемую дивизией Берри, но федералы, выполняя приказ командующего, не стали драться за их обладание. Сохраняя порядок, они отступили через долину Льюис-Крика и также заняли свое место на новых оборонительных позициях.

Таким образом, вся линия высот к западу от Чанселорсвилла почти без боя перешла в руки конфедератов и теперь им оставалось сделать последний бросок, чтобы оказаться в самом сердце и Глуши, и федеральных позиций. И они не стали тратить времени попусту: их артиллерия открыла убийственный [343] огонь по новым позициям врага, а затем вперед бросилась пехота.

К тому времени на выбранной Хукером линии развернулись уже все три дивизии Дэна Сиклса. Уиппл занял позиции близ кладбища Фейрвью, слева от дороги стал Берни, дивизия которого была чуть выдвинута вперед, расположившись на вершине холма, а справа от дороги, в наспех сделанных засеках развернулась дивизия Берри. 3-й корпус поддерживали бригада Хейса из дивизии Френча (2-й федеральный корпус) и дивизия Уильямса (12-й корпус), опиравшаяся правым флангом на дорогу и стоявшая впереди позиции Уиппла.

Именно на эти четыре с половиной дивизии и двинулась дивизия Хита. В центре и на левом фланге его части поначалу не встретили особых затруднений. Стремительной атакой они ворвались в засеки и даже смогли закрепиться в них на короткое время. Атака бригад Мак-Гауэна и Лейна не была столь удачной. Сперва они попали под анфиладный огонь справа, заставивший их остановиться. Сиклс, воспользовавшийся этой заминкой, бросил им во фланг бригаду Уорда, и конфедераты были оттеснены на исходные позиции.

Отбросив врага, атаковавшего их южнее дороги, северяне сконцентрировали усилия на тех, что рвались в засеки на севере. Стоявшим здесь федеральным частям пришлось несладко. Генерал Хейс был убит в ожесточенной схватке, а его бригада уже была готова обратиться в бегство. Но тут им на помощь со своей 2-й бригадой пришел от дома Чанселора генерал Френч. Удар, который он нанес на левом фланге конфедератов, вынудил их торопливо податься назад, и вся дивизия Хита отступила на первоначальные рубежи в некотором беспорядке и замешательстве. Однако у Стюарта еще оставалась свежая вторая линия, и он немедленно двинул ее в дело. К северу от дороги бригады Николса и Иверсона неожиданно вышли во фланг перешедшему в наступление Френчу и открыли по нему бешеный огонь. Несколько залпов привели эту бригаду северян в совершенное расстройство, и в свою очередь она поспешно ретировалась к линии засек.

Южнее дороги в бой вступили бригада Пакстона, объединившаяся с потрепанными частями Лейна и Мак-Гауэна, и бригада О'Нила, примкнувшего к Пендеру и Брокенброу. [344] Однако первый дружный натиск этих бригад был отражен. Отступив, они перегруппировались, снова двинулись вперед и на этот раз добились успеха. О'Нилу, Пендеру и Брокенброу удалось ворваться в засеки и выгнать оттуда федералов. Но тут южанам снова не повезло. Шальная пуля ранила генерала О'Нила, яростного ирландца, возглавлявшего эту атаку. Лишившись командира, его бригада развалилась на две части, каждая из которых продолжала наступать самостоятельно.

Первая из них выша на правую оконечность линии Берри, находившуюся между Чанселорсвиллом и просекой Баллока, а вторая часть во главе с полковником Холлом повернула направо, перешла дорогу и начала взбираться по склонам холма Фейрвью, на вершине которого располагался левый фланг Берри. Эта федеральная дивизия стала чувствовать себя крайне неуютно под двойным натиском врага, а артиллерия конфедератов, открывшая огонь картечью с фронта, сделала положение северян еще менее комфортным. Но дивизию Берри вновь спасла бригада Уорда. Сиклс, заметивший, что его правый фланг вот-вот рухнет, вовремя отправил ее к просеке Баллока, и после ожесточенной винтовочной дуэли наступавшая здесь часть бригады О'Нила была отброшена. Затем северяне переключились на полковника Холла, которому со своими людьми удалось ворваться в укрепления на вершине холма Фейрвью и после короткой рукопашной схватки овладеть ими.

Но тут северяне сконцентрировали на алабамцах Холла кинжальный винтовочный и артиллерийской огонь, а затем бросили в контратаку Нью-джерсийскую бригаду Мотта. Даже после этого Холл не пожелал отступить, и его люди встретили бригаду Мотта штыками. Некоторое время им удавалось сдерживать натиск северян, но тех было слишком много, и, оставив на вершине холма Фейрвью добрую половину своих людей, Холл приказал отступить. Северяне потеряли не меньше, да и сам генерал Мотт получил ранение, но они опять водрузили на вершине холма звездно-полосатое знамя, а южане вновь отступили за Льюис-Крик.

Стюарт, впрочем, не был обескуражен этими двумя неудачами. У него еще оставалась часть 3-й линии, не участвовавшая [345] в деле, и он немедленно двинул ее на помощь остаткам двух первых. Бригада Колквита отправилась на левый фланг, где Френч, во второй раз перешедший в контратаку, сильно теснил бригаду Николса. Колквит, пройдя сквозь интервалы этой поредевшей части конфедератов, приказал своим людям открыть огонь, который в очередной раз поверг людей Френча в шок. Потеряв охоту контратаковать, они повернули и отошли на свои прежние позиции.

В то же время полковник Холл собрал потрепанную и разрозненную бригаду О'Нила, чтобы еще раз попытать счастья на холме Фейрвью. Отступая, его люди оставили там три алабамских знамени, и теперь для них было делом чести отбить обратно если не позицию, то по крайней мере свои штандарты. Уже не стараясь сохранить линию, что, учитывая густоту леса, было невозможно, бригада снова бросилась вперед, оставила несколько десятков своих солдат на склонах холма и ворвалась в укрепления врага. Однако удержаться на захваченных во второй раз позициях у нее опять не получилось. После короткого и ожесточенного огневого боя алабамцы О'Нила скатились вниз по холму, правда, теперь уже со знаменами, которые им удалось отбить.

Пока Холл с остатками алабамской бригада вел этот безуспешный бой за высоту Фейрвью, правофланговые бригады Ремсьюра и Долса из третьей линии южан вышли на исходные позиции для атаки. По дороге они встретили беспорядочные толпы, бывшие всего несколько часов назад бригадами дивизии Хита. Лишившись многих из своих командиров, они были уже не в состоянии идти в атаку, но и отступать тоже не хотели. Ремсьюр и Доле не смогли увлечь эту толпу за собой и пошли на штурм неприятельских позиций только со своими собственными бригадами. Им противостояли дивизии Уильямса и Уиппла, занимавшие южный край высот Фейрвью и значительно превосходившие атакующих по численности. Но Ремсьюр ударил столь стремительно, а артиллерия конфедератов поддержала его таким прицельным огнем, что федералы дрогнули. Солдаты Уиппла подались к своим траншеям на самой вершине холма, и оттуда открыли хотя и беспорядочную, но смертоносную стрельбу по наступающим. [346]

Ремсьюру пришлось уложить своих людей на землю неподалеку от полевых укреплений противника и открыть ответный огонь. Меж тем Доле, двигаясь со своей бригадой по оврагу, который охватывал высоту с юго-востока, взобрался на самое Чанселорсвиллское плато и оказался там на левом фланге дивизии Гейри и почти в тылу дивизии Уиппла. Конфедераты тут же открыли прицельный огонь, захватив северян врасплох. Сначала, когда первые залпы уложили на месте несколько взводов, федералы пришли в замешательство, но по количеству вспышек от ружейных выстрелов они быстро поняли, что им противостоят малочисленные силы. Гейри, сняв часть войск с другого участка, бросил их на фланг Долса, а с фронта южан атаковал «вечный» резерв Дэна Сиклса — бригада Уорда.

Положение южан, атакованных с разных сторон, стало крайне неуютным, и на помощь им бросилась бригада Каменной Стены во главе с Колстоном. Ворвавшись в траншеи противника между Ремсьюром и Долсом, она выбила из них северян и заставила их в сильном расстройстве отойти на сотню-другую ярдов. Казалось, что теперь-то оборона 3-го корпуса уж точно не выдержит и рухнет, как обветшалый сарай, но это была иллюзия. Федералы по-прежнему обладали численным перевесом и вскоре перешли в контратаку. Они сконцентрировали свои усилия на бригаде Колстона и выбили ее из траншей. Оставив там добрую половину своих людей, в том числе и самого Колстона, убитого вражеской пулей, бригада отошла к подножию высоты, и Ремсьюр с Долсом последовали за ней. Третий яростный штурм высот Фейрвью южанами был отбит. Стюарт, у которого больше не оставалось свежих резервов, решил дать своей измученной пехоте короткую передышку, и бой продолжала только одна артиллерия. С господствующих высот она по-прежнему утюжила линию Сиклса и Чанселорсвиллское плато, заглушая ответный огонь федеральных батарей.

Бой шел в то кровавое утро и на другом участке позиций Хукера. Генерал Ли, чувствуя необходимость поддержать Стюарта активными действиями, двинул вперед все семь бригад, остававшихся в его распоряжении. На его правом фланге в оживленную перестрелку с противником вступили [347] бригады Симмса, Кершоу и Уоффорда, составлявшие дивизию Лафайета Мак-Лоуза. Левее их, между фабрикой Катерин Фюрнеси и дорогой Пленк, развернулись бригады Перри, Пози, Райта и Мехоуна из дивизии Андерсона. Однако в отличие от пехоты 2-го корпуса, эти части не бросались во фронтальные атаки, для этого они были слишком слабы, а, сблизившись с противником на расстояние прицельного выстрела, вели по нему беспрерывный винтовочный огонь. Их главным противником была дивизия Хенкока из 2-го федерального корпуса и левофланговые полки Гейри и Уильямса, активно отвечавшие на стрельбу дивизии Андерсона. Таким образом, с раннего утра на левом фланге федералов установилось шаткое равновесие, и к 9 часам, т.е. к тому времени, когда третья атака Стюарта захлебнулась, здесь все оставалось без изменений.

Нарушить это равновесие могли только свежие резервы, введенные в дело на том и на другом участке. Но конфедератам уже нечего было посылать в бой. У них не осталось ни одного полка, ни одной роты, ни одного взвода, которые еще не участвовали в битве. У Хукера, напротив, хватало свежих частей: целых два федеральных корпуса (1-й и 5-й) стояли на своих позициях, готовые нанести решающий удар и склонить чашу весов в сторону Севера. Но Драчливый Джо настолько упал духом, что и слышать не хотел о контратаке. Все его надежды были связаны с Седжвиком, и, пока тот не подошел ему на выручку, части правого крыла должны были просто держать оборону. Хукер даже соглашался отвести их, если понадобится, еще ближе к реке. И в то время, как корпуса Сиклса, Слокама и Коуча, истекая кровью, сдерживали натиск врага, за их спиной закладывалась новая линия укреплений, представлявшая собой цепь траншей и редутов.

Приказ о возведении этих сооружений был единственным, отданным командующим северян в то утро, не считая распоряжения «отступать, если закончатся боеприпасы». Драчливый Джо окончательно превратился в Спящего Джо и не принимал в развернувшемся сражении никакого участия. Вопреки обыкновению, Хукер не объезжал линию, чтобы подбодрить своих солдат, не рассылал приказов и не интересовался новостями с передовой. Он просто стоял на веранде [348] дома Чанселора, опершись спиною на колонну, и слушал звуки ружейной пальбы и артиллерийской канонады.

В этом странном оцепенении командующий пребывал с раннего утра вплоть до своего ранения — единственного события, которое смогло его как-то расшевелить. Многие подчиненные объясняли подобную апатию слишком частым общением с бутылкой, но генерал Коуч, хорошо знавший Хукера, видел причину как раз в обратном. «Что касается утверждения, что сражение было проиграно, поскольку генерал был пьян, то я всегда говорил на это, что он, возможно, воздерживался от употребления горячительных напитков, в то время как для него было бы лучше придерживаться своих обычных привычек, — писал Коуч. — Шок от падения на землю в сочетании с физическим истощением, вызванным недостатком сна и состоянием постоянной тревоги, могут сказаться на любом человеке».

Падение на землю произошло в результате попадания снаряда в колонну, на которую так неосторожно оперся Хукер. Несколько обломков свалились ему прямо на голову, и, потеряв сознание, он рухнул, как подкошенный. Это случилось между 9.15 и 9.30 утра, как раз в тот момент, когда южане перешли в последнюю решительную атаку. «Героическое» ранение Хукера, конечно, не могло что-нибудь изменить, но тем не менее усугубило и без того тяжелое положение федеральных сил.

Узнав о том, что командующий ранен, Коуч, которому предстояло теперь возглавить армию по старшинству, бросился к дому Чанселора с одной-единственной мыслью: «Если он убит, что я буду делать с этой разрозненной армией?» К своему великому облегчению, он увидел, что Хукер не только не убит, но даже в состоянии сидеть верхом. Поздравив командующего с чудесным избавлением, командир 2-го корпуса вернулся к своим частям, а Хукер, не отдавая больше никаких распоряжений, тихо покинул поле боя.

Впрочем, его незаметное присутствие уже вряд ли могло повлиять хоть на что-нибудь. Сражающиеся части северян были к тому времени сильно ослаблены неумолкающей канонадой батарей противника и теряли боеспособность по той простой причине, что у них заканчивались боеприпасы. Коуч [349] попытался доставить им фургоны с патронами и снарядами, а также двинуть на позиции свою артиллерию, но и то, и другое было так скучено у дома Чанселора, что выполнить распоряжение генерала оказалось невозможно.

Именно в эту критическую минуту генерал Ли нанес решительный удар. По его приказу бригада Перри, крайняя на левом фланге дивизии Андерсона, перешла Льюис-Крик и на холме Хейзел Гроув соединилась с бригадой Арчера. Сам командующий южан лично сопровождал эту часть и проследил, чтобы долгожданное соединение левого и правого флангов его армии наконец произошло. Затем Ли дал сигнал о начале атаки, и солдаты, ободренные его присутствием, с новыми силами бросились на врага. Бригады Перри и Арчера с одной стороны и остальная дивизия Андерсона с другой обрушились на дивизию Гейри, и, не выдержав их дружного натиска, та стала буквально разваливаться на куски. Коуч, пробывший на позиции Гейри в эту роковую минуту, уже ничем не мог ему помочь. «Подъехав к левому флангу Гейри, я застал его спешенным и размахивающим шпагой над головой — в таком виде он ходил туда-сюда под жестоким ружейным огнем, — вспоминал Коуч. — Он сказал: «Моя дивизия не может удержаться. Что мне делать?». На что я ответил: «Не знаю, но делайте то же, что и все мы — сражайтесь до конца».

Сражаться до конца — это все, что оставалось и всем остальным дивизиям и корпусам федералов, участвовавших в битве. Одновременно с дивизией Андерсона в атаку пошла пришедшая в себя пехота Стюарта. Она вновь ударила по 3-му корпусу северян, боеприпасы которого были в то время на исходе. Первой была отброшена дивизия Френча, которой досталось в чанселорсвиллском бою больше всех. Под натиском южан она отошла к левому флангу корпуса Мида и закрепилась там. Южане однако не преследовали людей Френча и все свое внимание переключили на дивизии Дэна Сиклса. Последний бросил в бой все свои резервы, но уже не мог спасти положение. Один из полков дивизии Уильямса дрогнул и обратился в бегство. Южане ворвались в образовавшуюся брешь, и вся линия дивизии рухнула, как прорванная плотина. [350]

Дивизии Берри тоже пришлось туго. Ее командир был убит наповал, а генерал Ревер, занявший его место, отдал приказ отходить. Сиклс, заметив отход, поспешил отменить роковой приказ, но было поздно. Бригады начали подаваться к Чанселорсвиллу, и никакая сила уже не могла вернуть их на место. Южане, буквально наступавшие дивизии на пятки, грозили превратить это отступление в бегство, а частное поражение — в глобальную катастрофу. Но ситуацию спас генерал Берни, бросившийся очертя голову в контратаку с одной из своих бригад. На короткое время ему удалось удержать бригаду Арчера, особенно рьяно рвавшуюся вперед, и корпус Сиклса отступил в относительном порядке.

Дольше всех продержалась на своих позициях дивизия Хенкока, сумевшая отразить атаки Мак-Лоуза. Тогда конфедераты подкатили поближе свои батареи и принялись расстреливать линии этой дивизии почти в упор. Коуч не смог двинуть на помощь Хенкоку свою артиллерию, застрявшую среди обозов в центре плато, хотя ему и помог командир 5-то корпуса Джордж Мид, выделивший одну из своих батарей. Однако спасти положение ей также не удалось. Более того, заметив эту батарею, 30 орудий корпуса Джексона перенесли огонь на нее и в несколько мгновений перебили всех офицеров и большую часть сержантов. Затем, охватив уже сильно поредевшую дивизию слева и накрывая ее анфиладными залпами, южане заставили противника отступить. Хенкоку, впрочем, удалось отвести свои войска в хорошем порядке, несмотря на то, что конфедераты шли за ним следом и давали один залп за другим.

Хукер тем временем несколько оправился от своей контузии, вызвал к себе Коуча и отдал ему запоздалый приказ. «Коуч, — сказал он, — я передаю командованием армии вам. Вы отведете ее и расположите на позициях, указанных на этой карте». (Там была указана новая линия обороны в нескольких милях от взятых южанами рубежей.) «Я не думаю, что кто-нибудь из офицеров, стоявших вне палатки, догадывался, какой приказ я получил, — вспоминал Коуч, — ибо когда я вышел наружу, а я сделал это сразу по получении инструкции, то встретил Мида, который вопросительно на меня посмотрел, словно ожидая, что сейчас ему дадут распоряжение [351], которого он ждал все это долгое утро: идти вперед. Полковник Н. X. Девис бросил коротко: «Ну теперь-то мы будем драться». Увы, офицеров и генералов ждало разочарование, и в глубоком унынии они оправились выполнять реальный, а не воображаемый приказ Хукера. Сохраняя полный порядок, правофланговые корпуса северян покинули плато и пылавший ярким пламенем дом Чанселора и отступили на новые оборонительные линии.

Южане, наводившие порядок в своих рядах, на этот раз их не преследовали. Но генерал Ли зорко наблюдал за врагом и пока не думал оставлять его в покое. Совсем недавно наступил поддень, солнце стояло в зените, и до конца дня он вполне мог завершить битву одним окончательным ударом. Еще немного, и Джо Хукер вместе со своей армией или, во всяком случае, с ее большей частью мог искупаться в Раппаханоке. Ли уже отдал соответствующие приказы и приготовил свои войска к последнему штурму, как вдруг, подобно грому среди ясного неба, пришло неожиданное известие: Седжвик овладел высотами Мари и с 20-тысячной силой двигается прямо в тыл Северовирджинской армии.

В течение первых двух дней сражения командир левого крыла Потомакской армии генерал Джон Седжвик неоднократно получал разнообразные, порой прямо противоположные инструкции. Вечером 2 мая он готовился выступить на Боулинг Грин, когда вдруг в районе 11 часов ему был доставлен новый приказ. Хукер предписывал Седжвику перейти реку у Фредериксберга и, заняв этот город, идти оттуда к Чанселорсвиллу. Чтобы выполнить столь неожиданное распоряжение в точности, Седжвику пришлось бы опять переправляться на северный берег Раппаханока, идти вдоль него до места старой переправы, наведенной Бернсайдом в декабре 1862 года, и затем снова переходить на южную сторону, словом, совершать множество лишних телодвижений. Разумеется, Седжвик, которого хотя и ругали за излишнюю методичность, не был таким педантом и буквоедом. Он попросту собрал свои части вместе, построил их в походный порядок и двинулся к месту назначения по правому берегу. Правда, туманная ночь и вражеские стрелки несколько замедлили его марш, и к нужной точке части 6-го корпуса вышли лишь [352] к утру. Там к ним присоединилась дивизия Гиббона из 2-го армейского корпуса, ранее стоявшая в Фалмуте. Специальным приказом, направленным не с обычным курьером, а с командиром инженерной службы генералом Уорреном, Хукер отдал ее во временное подчинение Седжвику.

Войска конфедератов, противостоявшие этим объединенным федеральным силам, были незначительны. На высотах Мари, занятых ранее всей Северовирджинской армией, развернулись теперь лишь четыре бригады из дивизии Эрли, Миссисипская бригада Берксдейла и армейский артиллерийский резерв во главе с генералом Пендельтоном — всего 10 тысяч человек. Растянутые на некогда грозных позициях тонкой цепочкой, эти силы не представляли особой проблемы для обладавших двойным численным перевесом федералов. Фронтальная атака на любом из участков обороны должна была закончиться неизбежным прорывом.

Однако Седжвик был слишком методичным командиром, чтобы избрать столь простой образ действий. Он начал с тщательной рекогносцировки местности, хотя со времен Фредериксбергской битвы на ней уже не осталось неизвестных мест. Затем, когда поле предстоящего боя было тщательно изучено, Седжвик решил прощупать оборону неприятеля и выслал на высоты Мари два пехотных полка. Те однако не смогли продвинуться далеко: за каменной стеной расположился один из Миссисипских полков Берксдейла, и после короткой перепалки оба федеральных полка вернулись в город в весьма плачевном состоянии. Тогда в дело вступила дивизия Брукса, развернутая на левом фланге корпуса на дороге на Боулинг Грин. Несмело продвинувшись вперед, она открыла огонь по флангу Эрли, а артиллерия дивизии Хови, стоящая несколько правее, поддержала ее вялой канонадой.

На правом фланге северян дела также шли не блестяще. Дивизия Гиббона, только недавно перешедшая реку, затратила уйму времени на формирование боевой линии, а затем битый час протолкалась у одного из глубоких каналов, через которые своевременно не были наведены переправы. Наконец генерал Уоррен, главный инженер Потомакской армии, обнаружил неподалеку разрушенный мост, для восстановления которого потребовалось всего несколько досок. [353]

Но северян снова ждала неудача: Эрли, заметив передвижение противника напротив каменной стены (той самой стены, у которой полегло так много федеральных солдат 13 декабря 1862 года), снял со своего правого фланга бригаду Хейса и двинул ее на помощь стоявшему там полку миссисипцев Берксдейла, Затем у Фредериксберга появилась бригада Уилкокса, уже шедшая по дороге к Чанселорсвиллу, но повернувшая назад, когда орудия федералов открыли огонь. Наконец, чтобы «облегчить» неприятелю работу по реконструкции моста, на высоты выдвинулись орудия Вашингтонской артиллерии, открывшие по людям Гиббона ураганный огонь. Всего этого оказалось достаточно, чтобы федералы прекратили свое строительство и отложили попытки овладеть высотами еще на два часа.

Лишь в 11 часов утра Седжвик поддался на уговоры Уоррена и решился предпринять штурм. Он пошел на этот шаг с видимой неохотой и позже, словно оправдываясь, написал в своем рапорте: «Не оставалось ничего другого, как взять укрепления прямой атакой».

По приказу Седжвика были сформированы две штурмовые колонны. Левой, состоявшей из 7-го Массачусетского и 36-го Нью-йоркского полков, командовал полковник Джонс. Правая колонна, также образованная из двух полков — 61-го Пенсильванского и 43-го Нью-йоркского, поступила под командование полковника Спира, Сзади их поддерживал четырьмя полками, развернутыми в линию, полковник Бернхем.

Когда построенная в такой боевой порядок пехота северян двинулась вперед, артиллерия конфедератов принялась от души поливать их картечью. Эрли рассчитывал, что канонада задержит атакующих и даст ему возможность привести на позиции бригады Хейса и Уилкокса, но он ошибся. Огонь орудий не смог остановить федералов, и они стремительно приближались к злополучной каменной стене. Однако там, где был бессилен бог войны, в дело вступала царица полей. За стеной на старых позициях находились в тот момент два Миссисипских полка, и, подпустив противника на 400 ярдов, они открыли необычайно меткий беглый огонь. Головы обеих колонн были скошены, как сорная трава, и северяне в замешательстве отступили в укрытие. Там они наскоро перегруппировали [354] свои расстроенные ряды и снова бросились вперед. На сей раз им почти удалось ворваться в траншеи противника, но беспощадные залпы миссисипцев проделали в их шеренгах такие огромные бреши, что им опять пришлось скатиться вниз по склону высот.

Казалось, что фредериксбергская история повторяется в несколько меньшем масштабе, и, быть может, у засевших за стеной конфедератов возникло чувство де жа вю. Седжвик тоже испытывал схожие ощущения и приказал своим штурмовым колоннам отходить. Но полковники Джонс и Спир придерживались прямо противоположной точки зрения и на свой страх и риск решили продолжить атаки. После краткого отдыха они лично повели людей на третий, заключительный штурм каменной стены. Их опять ожидал смертельный винтовочный огонь людей Берксдейла, и оба командира поплатились за свою храбрость и безрассудство: Спир был убит, а Джонс тяжело ранен. Но их солдаты, уже не видя ничего, кроме вражеских позиций и ступая по трупам своих товарищей и командиров, только ускорили шаг и ворвались наконец в траншеи южан. Там произошла короткая рукопашная схватка, в которой миссисипцы штыками и прикладами пытались согнать противника с высоты. Но на каждого из них приходилось по крайней мере по три федерала, и численное превосходство быстро сделало свое дело. Южане отступили, и многострадальная каменная стена досталась наконец северянам.

Тогда, увидев, что третья атака штурмовых колонн увенчалась успехом, полковник Бернхем двинул вперед и свою боевую линию. Уже не встречая сопротивления, он поднялся на гребень высот Мари и водрузил там флаг Соединенных Штатов.

В то же время генерал Хови, дивизия которого стояла против холма Ли, также решился атаковать, не дожидаясь приказов сверху. Позиции, которыми он намеревался овладеть, занимали два других полка из бригады Берксдейла и один полк из бригады Хейса. Северяне бросили против них целых 12 пехотных полков, и у маленькой горстки защитников не было ни единого шанса продержаться. Шесть из этих двенадцати во главе с полковником Грантом предприняли [355] прямой штурм холма Ли, еще три атаковали дом Хьюссона, а оставшиеся три обошли гряду высот слева.

Несмотря на очевидную безнадежность своего положения, три конфедеративных полка приняли бой с четырехкратно превосходящим противником. Прямая атака была ими отражена, и шесть штурмующих полков повернули налево и присоединились к обходной колонне. Эта колонна прорвалась в окопы противника и после ожесточенной схватки овладела ими. Вместе с укреплениями федералам также достались четыре орудия конфедератов, которые те в горячке боя не успели увести с вершины холма.

После этого прорыва Эрли пришлось отдать распоряжение об общем отступлении. Все его части в полном порядке, без малейшего признака паники покинули окрестности Фредериксберга и двинулись на соединение с армией. К дивизии не примкнула лишь бригада Уилкокса, который решил занять фланговую позицию к северу от дороги на Чанселорсвилл и потревожить оттуда левое крыло федералов. С этой целью он направил свою бригаду к броду Бенкс и расположил ее в районе церкви Салем Черч.

Когда высоты Мари были наконец взяты северянами, часы на башне фредериксбергского собора еще не пробили и полудня. День только начинался, и у 6-го корпуса Потомакской армии было по крайней мере часов десять, чтобы благополучно соединиться с Хукером. Однако методичность Седжвика вновь оказала ему дурную услугу: он непременно хотел, чтобы впереди шла именно дивизия Брукса, и на ее переброску были затрачены еще три драгоценных часа. Лишь около трех пополудни 6-й корпус покинул окрестности полуразрушенного Фредериксберга и в соответствии с приказом Хукера выступил на Чанселорсвилл.

Этот марш возглавил Брукс, развернув три свои бригады в боевые линии одна за другой. За ним, имея пехоту во фланговых колоннах, шел со своей дивизией Ньютон. У Фредериксберга оставалась лишь дивизия Гиббона. Последний расположил одну из своих бригад в руинах города, а две другие — на Страффордских высотах на противоположном берегу. Знаменитые высоты Мари были заняты лишь тонкой цепочкой аванпостов. [356]

Меж тем Уилкокс, не пожелавший уходить, не хлопнув на прощание дверью, уже поджидал северян у Салем Черч. Его полки заняли линию ручья, пересекавшего дорогу у самого края леса, расположившись под густой тенью деревьев. Их левый фланг прикрывался Раппаханоком, а центр и правое крыло закрепились в самом здании церкви и в стоявшей по соседству школе. Таким образом, позиция бригады была довольно сильной, и Уилкокс мог рассчитывать если не на отражение атаки всего 6-го корпуса, то хотя бы на то, чтобы продержаться до подхода подкреплений от генерала Ли.

Последний уже получил к тому времени сообщение об успехах Седжвика и принял эту новость как всегда невозмутимо, спрятав разочарование под маской своего обычного величавого спокойствия. Отложив нанесение решительного удара по деморализованному Хукеру, Ли переключил свое внимание на угрожавший ему с тыла 6-й корпус. Он верно рассудил, что после кровопролитного утреннего боя враг вряд ли осмелится контратаковать, и, ничем особенно не рискуя, направил навстречу Седжвику дивизию Мак-Лоуза.

Эта дивизия выступила в поход по частям, по мере того, как входившие в нее бригады сворачивались в колонны и покидали боевые линии. Первыми с Чанселорсвиллского плато ушли Мехоун и Кершоу, за ними с бригадами Симмса и Уоффорда последовал сам Лафайет Мак-Лоуз.

Пока они совершали свой марш по узким лесным дорогам, бригада Уилкокса уже успела вступить в бой. В районе 5 часов вечера стрелки Брукса наткнулись на застрельщиков конфедератов, и первые винтовочные выстрелы возвестили начало боя у Салем Черч. Вскоре на выручку стрелковой цепи подошли основные силы дивизии в боевом порядке, и Уилкокс приказал своим «егерям» отойти к опушке леса. Брукс немедленно бросил свою линию в атаку. На его правом фланге на южан обрушился полковник Браун с бригадой из Нью-Джерси, а к югу от него вперед пошла бригада генерала Барлетта. Дивизия Ньютона также получила приказ развернуться в боевую линию, но узость дороги сильно замедлила выполнение этого маневра.

Тем временем атака северян началась. Под прикрытием своей артиллерии, быстро заставившей орудия конфедератов [357] замолчать (у тех почти закончились боеприпасы), пехота Брукса ударила по жиденькой боевой линии Уилкокса. Сперва его атака увенчалась успехом: бригада Барлетта, несколько расстроенная ружейными залпами южан, сумела перегруппироваться и ворвалась в здание школы, обороняемой всего несколькими полками. Беспорядочный и жестокий рукопашный бой закипел прямо в коридорах и классных комнатах среди покрытых пылью карт и глобусов. В считанные минуты заброшенная альма матер превратилась в подобие могильного склепа. Наконец, уступив численному превосходству, южане отдали школу федералам, оставив им заодно своих убитых и раненых. Браун тем временем атаковал левофланговые полки Уилкокса и после короткой винтовочной дуэли загнал их в глубь лесной чащи.

Это был критический момент боя. Опрокинутая дивизией Брукса, почти вся бригада Уилкокса обратилась в бегство, и лишь один резервный полк пока еще сохранял порядок. Сам командир бригады также не терял хладнокровия. Он знал, что терпит поражение накануне победы, что подкрепление уже близко и что ему нужно продержаться еще несколько десятков минут, не более. Чтобы вырвать эти последние минуты у противника, Уилкокс бросил в контратаку свой единственный резервный полк. Храбро сражаясь, он сумел приостановить натиск врага, но северяне быстро разобрались, что имеют дело лишь с жалкой горсткой смельчаков, и вскоре уничтожили и рассеяли ее огнем. Однако и Уилкокс добился своего: пока противник возился с его резервным полком, а затем приводил свои линии в порядок, у Салем Черч появилась дивизия Мак-Лоуза.

Оставив у одного из многочисленных перекрестков бригаду Уоффорда, Мак-Лоуз с Кершоу, Мехоуном, Симмсом поспешил на поле боя. Развернув солдат в линию и подождав, пока Уоффорд, обеспечивавший безопасность дивизии с тыла, примкнет к его правому флангу, он приказал атаковать. Вначале дивизия встретилась с рассеянными остатками бригады Уилкокса, и пропустив их через интервалы своей линии, столкнулась нос к носу с людьми Брукса. Нескольких залпов с расстояния в 100–200 ярдов оказалось достаточно, чтобы захваченная врасплох федеральная дивизия бросилась [358] прочь из леса. Южане последовали за ними со своим традиционным пугающим воплем, и на какой-то миг все перемешалось в пестрой неразберихе. Но на просеке к востоку от леса конфедератов ждала свежая дивизия Ньютона, построенная наконец в линию. Дав осколкам частей Брукса пройти в тыл, она хлестнула по охваченным азартом южанам винтовочным огнем, и противники снова поменялись местами. Правда, южане не обратились в бегство, а, отстреливаясь, отступили обратно под прикрытие деревьев и оттуда продолжали вести заградительный огонь.

Седжвик, пристально наблюдавший за ходом боя, приказал своим людям еще раз попытать счастья и выбить противника с опушки леса. Однако день уже клонился к вечеру, северяне устали от долгого марша и ожесточенного сражения и в предчувствии скорого отдыха выполнили распоряжение командира без особого энтузиазма. Вяло, как рабы, которых ждет порка, двинулись они к занятому конфедератами лесу, и те несколькими ружейными залпами заставили их повернуть восвояси. В тот час солнце уже скрылось за линией горизонта и командиры обеих сторон решили отложить битву до более подходящего момента.

Утро 4 мая застало враждующие армии на прежних позициях, но после тяжелых сражений ни генерал Ли, ни тем более Хукер не спешили возобновлять наступательные операции. К тому же Драчливый Джо так упал духом и настолько утратил веру в себя, что утром ограничился всего одной депешей Седжвику, в которой позволял ему поступать так, как тот сочтет нужным.

Столь необычное послание, конечно, удивило Седжвика и в то же время показало ему, что Хукер считает игру проигранной. Позже командир 6-го корпуса получил еще несколько странных распоряжений, которые только укрепили его в этом мнении. Вместо того, чтобы требовать от Седжвика удара в тыл неприятельской армии, который мог бы переломить ход событий в пользу северян, Хукер предписывал ему удерживать позиции у брода Бенкс, т.е. ограничиться исключительно обороной.

Таким образом, Потомакская армия благодаря искусным действиям Роберта Ли и пассивности Джозефа Хукера оказалась [359] в нелепейшем положении. Седжвик, командовавший ее левым крылом, занимал со своим 6-м корпусом (к утру 4 мая в нем оставалось не более 20 тысяч человек) пространство протяженностью почти в 5 миль — от Фредериксберга до брода Бенкс. Правое крыло армии во главе с самим Хукером — целых 75 тысяч человек, добрая половина из которых так и не увидела за всю кампанию ни одного неприятельского солдата, — бесполезно топталась на крохотном пятачке земли посреди густого леса, отгородившись траншеями и брустверами. И оба федеральных командира со страхом ожидали атаки 40 тысяч ветеранов Северовирджинской армии, занимавшей опасные позиции между молотом и наковальней и с полным основанием считавшей себя победительницей.

Чтобы эта победа была еще полнее и убедительнее, Ли подумывал утром 4 мая о проведении новой атаки. Он даже направил генерала Андерсона с тремя бригадами пощупать позиции левого фланга Хукера. Но, хотя на этом участке стояли деморализованные части 11-го корпуса, Андерсон, у которого потемнело в глазах от обилия синих мундиров, ограничился простой демонстрацией и доложил, что атака невозможна. Генерал Ли, лично изучивший позиции Хукера, и сам вскоре пришел к тому же выводу. Зато Седжвик со своим корпусом был теперь соблазнительно легкой добычей, и командующий южан решил расквитаться с ним за Фредериксберг и Салем Черч. Встав во главе дивизии Андерсона, он повел ее к броду Бенкс, который, согласно приказу Хукера, и оборонял 6-й корпус Потомакской армии.

В результате на Чанселорсвиллском плато остались лишь три дивизии корпуса Джексона (ими по-прежнему командовал Джеб Стюарт), создававшие видимость присутствия всей Северовирджинской армии. Хукер однако не был настолько глуп, чтобы не понять, где находятся основные силы южан на самом деле и какова примерная численность противостоявших ему частей. Впервые с начала Чанселорсвиллского сражения он стряхнул с себя оцепенение и предпринял попытку, правда, очень робкую, атаковать неприятеля. По его приказу генерал Гриффин, командир 1-й дивизии 5-го армейского корпуса, произвел демонстративное наступление в сторону [360] просеки Баллока. В том случае, если на этом участке южане оказались бы действительно слабыми, демонстрация должна была развиться в настоящую атаку.

Но Джеб Стюарт, возглавив пехоту, не утратил качеств хорошего кавалерийского командира, и как и прежде, умел пускать пыль в глаза. Заметив шевеление Гриффина, он скрытно перебросил к просеке Баллока побольше своих частей, которые устроили для демонстрирующей дивизии такой «фейерверк», что, потеряв 500 человек, она поспешно ретировалась. Это небольшое представление совсем напугало Хукера, и он счел за лучшее больше не беспокоить своего опасного противника.

А события на левом фланге северян приняли тем временем совсем другой оборот. Первым там в дело вступил генерал Эрли, дивизия которого была прошлым утром выбита из Фредериксберга. Отступая после этого неудачного боя, она выбрала южную дорогу и не смогла участвовать в бою у Салем Черч. До Чанселорсвилла Эрли также дойти не успел и заночевал со своими людьми на Телеграфной дороге. Утром 4 мая он собрал все подчиненные ему части, кроме бригады Уилкокса, и направился с ними не на соединение с основными силами, а обратно к Фредериксбергу, чтобы отбить важные высоты Мари.

Смелый маневр увенчался успехом. Федералы не ожидали Старого Весельчака, и на гребне высот оставались только одни пикеты. Увидев развернутых в боевую линию повстанцев, они ретировались, даже не разменявшись с противником парочкой-другой выстрелов. Сильный «гарнизон» был оставлен Гиббоном только в редуте на холме Тейлора, и засевшие там северяне не захотели уходить по доброй воле. Эрли бросил против них бригаду Смита, но укрепления, возведенные по приказу генерала Ли еще в декабре 1862 года, были по-прежнему сильны, и южане вскоре убедились в этом на собственном опыте. Массированный винтовочный и артиллерийский огонь противника не дал им даже близко по дойти к редуту.

Эрли, однако, слишком хорошо понимал важность высот Мари, чтобы оставить хотя бы их малую часть в руках неприятеля. По его приказанию к атаке начала готовиться уже [361] вся дивизия и в числе прочих — бригада из Джорджии под началом генерала Джона Б. Гордона. Но тут произошло недоразумение: Гордон, решивший, что приказ атаковать относится только к нему одному, повел свою бригаду на штурм, не дожидаясь остальных частей дивизии. Его солдаты под ураганным огнем с вершины холма уже приближались к укреплениям противника, когда к Гордону примчался адъютант Эрли с приказом прекратить атаку.

Гордон ответил на это, что приказ опоздал и что несколько следующих минут решат исход боя. Он оказался прав: не прошло и пяти минут, как его солдаты ворвались в редут и, рассеяв защитников, установили над холмом Тейлора знамена Конфедерации и штата Джорджия. Остальные бригады дивизии приветствовали этот успех джорджианцев громким криком, и генерал Эрли лично прибыл к ним с поздравлениями. Но, пожимая Гордону руку, он не преминул с любезной улыбкой заметить, что если бы самодеятельная атака не удалась, то командира бригады ждал бы трибунал.

Генерал Ли меж тем тоже не терял времени даром. Вместе с дивизией Андерсона он прибыл в Салем Черч, где со вчерашнего вечера оставались бригада Уилкокса и дивизия Мак-Лоуза. Командующий отдал им приказ предпринять фронтальную атаку, как только от позиций Седжвика раздастся артиллерийская канонада. Сам же он как обычный дивизионный командир с тремя бригадами Андерсона двинулся в обход линии 6-го корпуса, чтобы отрезать его от Фредериксберга и прорвать оборону на левом фланге.

Однако этот марш оказался слишком долгим и трудным, и запыхавшаяся, насквозь пропыленная и мокрая от пота пехота конфедератов смогла занять рубежи атаки лишь к 5 часам вечера. Позиции, которые ей предстояло штурмовать, были не из легких. С юга корпус Седжвика прикрывался глубоким оврагом, за которым из земли вырастал высокий холм.

На этом холме и располагался левый фланг — 6-тысячная дивизия Хови, но генерал Ли не относился к числу командиров, которых могли напутать холмы и овраги. Тщательно осмотрев позиции врага, он лично дал распоряжения командирам бригад, указав каждому предназначенную для него цель. [362]

Затем был дан сигнал, и атака началась. Райт стремительным ударом захватил дом Даумена на вершине холма, а вместе с ним — и нескольких храбрых северян, пытавшихся держать там оборону. Бригада Поузи поддержала его атаку слева. Вместе они штурмом взяли противоположные высоты, отбросив дивизию Брукса на дорогу Пленк. В центре боевых порядков южан бригада Хоука поднялась по склонам высот, на которых стоял дом Геста, а бригада Хейса, присланная генералом Эрли, обошла эту позицию с тыла. Хови не выдержал такой комбинированной атаки и отступил.

Но добиться полного успеха южанам все же не удалось. Мак-Лоуз так и не услышал ни артиллерийской канонады, ни винтовочной стрельбы и не атаковал, как это планировалось, позиций Седжвика с фронта. В ожидании его появления Ли приостановил победное шествие своих частей и стал приводить их расстроенные ряды в порядок. Это занятие заняло у него весь остаток дня. Наступивший вечер сделал продолжение атаки невозможным.

Бой южан с частями Седжвика к востоку от Салем Черч стал завершающим аккордом сражения у Чанселорсвилла Игра была окончательно проиграна Хукером, и теперь ему не оставалось ничего другого, кроме отступления. К вечеру 4 мая это решение уже вполне созрело в его голове, но чтобы (по обыкновению упавших духом командиров) переложить ответственность на других, он созвал военный совет. Генералы собрались в ставке командующего в районе полуночи, и Хукер обратился к ним с официальным заявлением. Он сказал, что в его обязанности входит оборона Вашингтона и рисковать армией он не может. Поэтому, продолжал Хукер, единственным выходом является отступление, и он намерен представить этот вопрос на рассмотрение участников совета.

Но, к удивлению Драчливого Джо, командиры корпусов с ним не согласились. Один за другим они высказывались не за отход, а за наступление, и лишь двое командиров, убедившись, что с Хукером каши не сваришь, заявили о своем несогласии с большинством. Одним из этих двоих был командир 2-го корпуса генерал Дериус Коуч. Именно он был более других разочарован в Джозефе Хукере и по окончании кампании подал официальный рапорт о переводе. Как признавался [363] сам Коуч, ему нечего было ответить собственным солдатам, когда те спрашивали, как была проиграна битва, в которой они даже не участвовали.

Несмотря на мнение большинства, не желавшего брать на себя постыдное решение, Хукер поступил по-своему. Он проинформировал совет, что берет ответственность на себя, и отдал на следующий день приказ об общем отступлении. Услышав эту новость, многие генералы не смогли скрыть своего уныния, а Джон Рейнольдс, командир 1-го корпуса, который был утомлен до такой степени, что участвовал в совете лежа на земле, даже выразил свое возмущение вслух. «Какой смысл было собирать нас в такой час ночи, — сказал он, — если он все равно решил отступать?» Но Хукер сделал вид, что не расслышал слов оскорбленного генерала, и только подтвердил свое распоряжение.

Так, самым постыдным для северян образом, закончилось Чанселорсвиллское сражение, сулившее им вначале столь громкий успех. На следующий день, 5 мая, федералы начали переправу на северный берег Раппаханока, оставив на Чанселорсвиллском плато и в окрестных лесах ликующего неприятеля. У южан действительно был повод для ликования. Из всех одержанных ими побед Чанселорсвилл был самой чудесной и невероятной. В упорном четырехдневном сражении конфедератам удалось не только переиграть могучего врага, обладавшего двойным превосходством, но и довольно серьезно его потрепать. Из примерно 75 тысяч северян, участвовавших в сражении (остальные 46 тысяч бессмысленно топтались на одном месте), более 17 тысяч были убиты, ранены или пропали без вести, что составило около 13% личного состава армии. Даже Бернсайд своими тяжеловесными нелепыми атаками на высоты Мари понес меньшие потери и причинил боевому духу армии менее чувствительный урон, чем Джозеф Хукер, пытавшийся применять хитроумные комбинации.

Впрочем, потери южан также были велики. Они составили 13 тысяч человек, или 22% от общего числа участвовавших в бою войск. Для Конфедерации утрата такого количества народа была серьезным ударом, поскольку ее человеческие ресурсы начали истощаться. [364]

Но самым страшным уроном, нанесенным Северовирджинской армии в ходе сражения при Чанселорсвилле, стала скоропостижная кончина Томаса Джонатана Джексона по прозвищу Каменная Стена. Тяжелое ранение, полученное им вечером 2 мая, привело к ампутации левой руки, и это известие многих повергло в шок: южанам было трудно представить себе однорукого Джексона. «Передайте генералу Джексону, что моя потеря серьезнее, — сказал генерал Ли, узнав об операции. — Он потерял левую руку, а моя армия лишилась своей правой руки».

Сначала казалось, что «правая рука», хоть и в несколько поврежденном виде, все же останется в распоряжении генерала Ли. После ампутации Джексон быстро пошел на поправку и вскоре уже мог ходить без посторонней помощи. Но тут генерала свалила пневмония, с которой его ослабленный ранением организм уже не мог справиться. Перед смертью Джексон впал в забытье. Метаясь в горячечном бреду, он снова командовал войсками: генерал Э. П. Хилл получил от него приказ вывести свою дивизию. На некоторое время Джексон умолк, а затем произнес загадочную фразу: «Нет-нет, давайте перейдем через реку и отдохнем там за рекой, в тени деревьев». После этого он умер.

Ранение Джозефа Хукера было, конечно, не столь серьезным и обошлось для него практически без последствий, чего нельзя сказать о проигранной им битве. Поначалу Линкольн не стал с него спрашивать и оставил на посту командующего. Но как в военном министерстве, так и в администрации президента в Драчливом Джо окончательно разочаровались.

Когда полтора месяца спустя генерал Ли начал свое второе вторжение на Север, Хукера сместили и заменили командиром 5-го корпуса пенсильванцем Джорджем Мидом. Эта смена командующих Потомакской армией оказалась последней, и Мид, одержавший победу при Геттисберге, оставался на своем посту до конца войны.

Чанселорсвиллское сражение стало самым выдающимся достижением маневренной тактики во время гражданской войны в Америке. Генерал Ли в очередной раз с блеском подтвердил [365] свою репутацию лучшего полководца Конфедерации и показал, в каком направлении должна идти эволюция военного искусства в новых условиях. Жесткой обороне противника он сумел противопоставить глубокие обходы и сокрушительные фланговые удары и снова добился полного успеха.

Хукер, который также пытался следовать стратегии и тактике непрямых действий, оказался в этом значительно менее искусным, чем его оппонент. К тому же он был морально слабее выдающегося полководца Конфедерации, и эта его слабость оказала на исход битвы значительное влияние. Однако сам факт того, что обе стороны перешли к маневренной войне, является достаточно ярким свидетельством развития с американского военного искусства. И хотя, как мы увидим из дальнейшего хода событий, прежняя манера ведения боя еще не совсем исчезла с полей сражений, тактическое и особенно стратегическое маневрирование стало со временем главным оружием наступающей стороны. В следующем, 1864, году оно активно использовалось Шерманом в Джорджии и Грантом в Вирджинии.

Битва при Чанселорсвилле представляет интерес и с точки зрения эволюции тактических форм. Пехота генерала Джексона применила в этом бою во время фланговой атаки на позиции 11-го корпуса новые боевые порядки, также постепенно входившие в моду. Прежние сомкнутые линии стали уступать место цепи и рассыпному строю, хотя заслуга в такой перемене принадлежала не генералам и офицерам, а естественному ходу вещей и чувству самосохранения рядового солдата.

Перед атакой командиры по-прежнему строили свои войска в несколько шеренг плечом к плечу, но лесистая местность, где разворачивались боевые действия, и огонь неприятельских винтовок быстро заставляли эти шеренги разваливаться на части и превращаться в цепи. К счастью, у офицеров хватало ума не мешать своим солдатам заниматься «творчеством» и тем самым спасать свои жизни.

Впрочем, несмотря на все примененные при Чанселорсвилле новинки, принесите конфедератам победу, ее результаты снова остались неиспользованными. Армия генерала Ли [366] была, как и раньше, слишком немногочисленной, чтобы перейти в контрнаступление и разделаться с изрядно потрепанными войсками Хукера. В результате стратегическое наступление, запланированное командующим конфедератов, было отложено еще на месяц (пока от Суффолка не вернулся Лонгстрит) и впоследствии окончилось неудачей.

Эта неудача была в какой-то мере результатом победы при Чанселорсвилле. Генерал Ли, разгромивший Хукера в самых неблагоприятных условиях, уверовал после своей победы в несокрушимость солдат конфедератов, и в следующем, Геттисбергском, сражении пошел на отчаянный шаг: на фронтальную атаку укрепленной линии северян силами трех дивизий. Подобный образ действия, конечно, не мог увенчаться успехом несмотря на боевой дух и прекрасную подготовку ветеранов Северовирджинской армии.

Фатальной оказалась также и смерть генерала Джексона. После Чанселорсвиллской битвы Ли не смог найти ему достойной замены и переформировал свою армию, образовав вместо двух корпусов три. Преемники Каменной Стены, разумеется, уступали ему в талантах, и их образ действий явился одной из причин поражения при Геттисберге.

Таким образом, сражение при Чанселорсвилле, бывшее высшим достижением военного искусства гражданской войны, стало и высшим (хотя и не последним) достижением оружия южан. В мае 1863 года звезда Конфедерации достигла своего зенита и стала медленно клониться к надиру. 1863 год явился годом великого перелома в ходе войны.

Но мы не станем подробно останавливаться на этом переломе. Такие события, как сражение при Геттисберге, взятие Виксберга, битвы у Чикамуги и Чаттануги, слишком масштабны, драматичны и заслуживают отдельной работы. Поэтому, «проскочив» их мельком, мы перейдем сразу к завершающему этапу войны, когда развитие пехотной тактики уже достигло своей последней фазы, вплотную приблизив американскую междоусобицу к великой мировой бойне начала 20-го века. Речь идет об окопной войне. [367]