Глава 8.

«Вихрь» в Будапеште, год 1956

Как все начиналось

Приоритетной военно-политической задачей СССР в нараставшем противоборстве с «мировым империализмом» являлось обеспечение стабильности внутри социалистического блока, устранение любой ценой самих предпосылок для появления здесь пятой колонны, «троянского коня». Малейший дисбаланс в мировой социалистической системе, попытка выхода за жесткие политико-идеологические правила игры немедленно находили в Москве предельно жесткий ответ. Противоборство с Западом было бескомпромиссным.

Для социалистической системы едва ли не самым серьезным потрясением стал кризис в Венгрии 1956 г. В Военной энциклопедии венгерский кризис и последовавшая затем советская военная акция определяется как «военное вмешательство Советского Союза во внутриполитический кризис в Венгерской Народной Республике с целью сохранения социалистического строя в стране, недопущения выхода Венгрии из Организации Варшавского Договора (ОВД)»{76}. [143]

Оценка достаточно определенная.

Основной причиной кризиса явилась попытка венгерского руководства «модернизировать» социалистический строй, реанимировав демократические принципы внутриполитической жизни и введя в экономику страны рыночные элементы.

Непосредственным поводом для этого стал «ветер перемен», казалось, пронесшийся над социалистическим лагерем после смерти Сталина.

В начале 1955 г. ряд венгерских писателей поднял голос против наиболее раздражавших сторон партийного диктата. Их статьи пока еще робко, с оглядкой, подвергли критике принцип партийности в литературе, а также непрофессиональное, огульное вмешательство партийных идеологов и функционеров в творческую деятельность писателей и художников{77}.

В мае 1955 г. была создана Организация Варшавского Договора, формально установившая равноправные отношения Москвы со своими восточноевропейскими союзниками.

В мае-июне 1955 г. произошло другое знаменательное событие: советские руководители прибыли в Белград с официальным визитом, в том числе для встречи с И. Тито. Примирение с Тито имело далеко идущие политические последствия. Если Тито таким образом реабилитирован Москвой, то, значит, немалое число людей, репрессированных в ходе кампании против «титоизма», осуждены невинно. Это оказало сильное отрезвляющее воздействие даже на тех, кто в странах Восточной Европы искренне верил в идеалы социализма. В этих государствах, в том числе и Венгрии, началась кампания по реабилитации лиц, пострадавших за «титоизм».

И, наконец, огромное значение имела разоблачавшая сталинский режим речь Хрущева на XX съезде КПСС (14–25 февраля 1956 г.), которая, несмотря на свою «секретность», в считанные недели стала широко известной в восточноевропейских странах. Критика недавнего прошлого, осуждение культа личности, ошибок и преступлений вызвала в социалистических странах Восточной Европы достаточно сильные, явные или скрытые, антисоветские настроения. Но именно в Венгрии, в силу сложившихся внутриполитических условий, эти настроения достигли столь высокой степени, что едва не обрушили существовавший политический строй. [144]

Одной из главных тому причин стала одиозность правления руководителя венгерской компартии Ракоши, не только принимавшего непосредственное участие в политических чистках, но и абсолютно «неспособного к политическому маневрированию, к искусству компромиссов»{78}. В результате послевоенных репрессий в Венгрии в тюремных застенках исчезло около 1000 известных политических и общественных деятелей. После смерти Сталина в 1953 г. венгерское правительство было приглашено в Москву, где ему настоятельно рекомендовали для удержания контроля над страной скорректировать, смягчить свой политический курс. Несмотря на довольно острую критику, Ракоши сумел сохранить свой пост, однако в Москве было решено, что полезным дополнением к нему — председателем правительства Венгрии — должен стать Имре Надь.

Надь прежде всего попытался замедлить чрезмерно форсированную индустриализацию страны и коллективизацию сельского хозяйства, однако грубая выволочка на Политбюро закончилась для него в апреле 1955 г. сердечным приступом, отставкой и исключением из рядов Венгерской партии трудящихся (ВПТ). Умеренные реформаторские замыслы Надя разбились о скалу косной прямолинейности Ракоши. Все, казалось, вернулось на круги своя. Ракоши потихоньку свернул кампанию по реабилитации, пребывая в убеждении, что сумел восстановить в стране партийный контроль.

Однако в марте 1956 г. на партийных собраниях в различных организациях и учреждениях Венгрии вновь прозвучали резкие требования довести до конца реабилитацию невинно осужденных, пересмотреть дела репрессированных в 1949 г. партийных лидеров.

В том же месяце генеральный секретарь Венгерской партии трудящихся (ВПТ) М. Ракоши был вынужден объявить, что Райк и другие политические деятели были приговорены к смертной казни по «сфабрикованным обвинениям». Ласло Райка с товарищами казнили в 1949 г. по обвинению в шпионаже в пользу маршала Тито. Вынужденное официальное признание совершенных режимом преступлений произвело на страну колоссальное впечатление{79}. В атмосфере растущего и уже не скрываемого недовольства народных масс правящим режимом Центральное руководство [145] (ЦР) Венгерской партии трудящихся вынуждено было пойти на некоторые уступки, в частности, создать специальную партийную комиссию по изучению дел репрессированных, которая сразу же приступила к активной работе.

В ходе ее работы уже не только в Будапеште, но и в Москве почувствовали необходимость существенных политических перемен. Переломный момент пришелся на июль 1956 г.

Именно в это время в соседней Польше, в Познани, разразилась крупная забастовка, которая была подавлена. Ракоши принял было это как сигнал к решительному наступлению против оппозиционеров, но приехавший в Будапешт 18 июля А. Микоян объявил ему о рекомендации, а фактически о решении Москвы подать в отставку. На его место пришел Э. Гере{80}.

Ракоши, однако, сумел сохранить за собой пост президента Венгерской Народной Республики, но ненадолго. Вскоре он был смещен со всех своих постов.

После падения Ракоши венгерский народ ожидал каких-либо изменений, оздоровления политической жизни в стране, но Герё продолжал копировать советский опыт без учета венгерских особенностей. Сбывалась оценка его как человека «очень сурового в обращении с людьми, жесткого, не терпящего критики, не принимающего совета товарищей, нетерпеливого»{81}. Всеобщее раздражение вызывали задержка реабилитации невинно осужденных по делу Ласло Райка и других, сокращение зарплаты, рост цен. Полумеры уже никого не устраивали. С памятью о лучших временах связывалось в народных массах имя бывшего премьер-министра Имре Надя, при котором в 1953–1955 гг. несколько ослаб введенный Ракоши тотальный контроль над общественной жизнью.

Политическая атмосфера в стране все более накалялась. Нарастало недовольство и среди представителей разных эшелонов правящей партии.

Тревожная информация постепенно накапливалась в советском посольстве. Советский посол в Венгрии Ю. В. Андропов на первых порах оценивал развитие событий как «серьезную уступку правым и демагогическим элементам» в стране. Эту оценку разделял и будущий председатель КГБ В. А. Крючков, который в 1955 г., [146] в возрасте 31 года, прибыл в Будапешт для работы в качестве третьего секретаря советского посольства. Выступая перед руководящим составом советских войск в Секешфехерваре накануне июльского пленума ЦК Венгерской партии трудящихся, Андропов заявил об активизации «агрессивной оппозиции» в Венгрии и о существовании враждебных по отношению к Советскому Союзу настроений. Упомянул он и том, что венгерское руководство может обратиться к Москве за помощью{82}.

Донесения Андропова в Москву возымели свое действие. Для изучения ситуации в Будапешт были направлены члены Президиума ЦК КПСС М. А. Суслов и А. И. Микоян. Итогом их ознакомления с обстановкой стали рекомендации венгерскому руководству произвести такие внутренние кадровые перестановки, которые в конечном счете позволили бы «разгромить оппозицию и враждебные элементы»{83}. Однако конкретных рецептов решения проблем и противоречий венгерского общества советская сторона дать, естественно, не могла.

К этому времени резко активизировалась деятельность различных общественных объединений, приобретавших все более выраженный политический характер. Центром недовольства и сопротивления режиму стал Союз венгерских писателей. В созданном летом 1956 г. кружке «Петефи» под видом литературных дискуссий велись критика и дискредитация существовавшего в стране общественно-политического строя. Это происходило на фоне усилившихся идеологических кампаний Запада: радиостанции «Свободная Европа» и «Голос Америки» призывали к открытому выступлению против правящего режима.

Важнейшим объектом идеологических и политических нападок оппозиционных сил внутри Венгрии стал Советский Союз. В стране усилились антисоветские настроения, о чем вначале свидетельствовали незначительные, на первый взгляд, факты. В магазинах все чаще отказывались продавать товары советским военнослужащим и членам их семей. Повседневным явлением стали антисоветские высказывания на улицах венгерских городов. В общежитии советских офицеров в Сомбатхее ночью камнями были разбиты окна. На одном из железнодорожных переездов группу [147] советских солдат забросали из проходившего поезда кусками угля. Комендант Будапешта полковник М. Я. Кузьминов сообщал, что неизвестные лица звонили по телефону в комендатуру, угрожали и предупреждали, что русских за все содеянное ждет кровавая расплата. Подобные эпизоды росли как снежный ком{84}.

По-прежнему вдохновляющее воздействие на венгров оказывали события в Польше, где к середине октября 1956 г. своего апогея достигла борьба «за демократизацию социализма». Повсеместно проходившие в Польше массовые митинги грозили перерасти в вооруженные столкновения. Социалистический блок, казалось, трещал по всем швам.

За происходившими в Венгрии событиями с растущей тревогой пристально наблюдали из Москвы. В партийно-политическом руководстве СССР все чаще поднимался вопрос о возможности применения военной силы для усмирения «бунтовщиков».

После Второй мировой войны советские войска на территории Венгерской Народной Республики (ВНР) находились в соответствии с соглашением союзных держав, а затем — в соответствии с мирным договором между СССР и Венгрией 1947 г. На том этапе войска в Венгрии официально размещались с целью обеспечения коммуникаций советских войск, дислоцированных в Австрии. Мирный договор, заключенный с Австрией в 1955 г., лишил их этого предлога. В дальнейшем, однако, присутствие советских войск в этой стране стало регламентироваться соответствующими пунктами Варшавского Договора.

После расформирования размещавшейся в Австрии Центральной группы войск, в подчинении которой находились войска в Венгрии, для руководства ими первоначально намечалось создать небольшое управление группы войск или отдельной армии. Однако наименования «группа войск» или «отдельная армия» не понравились руководству Министерства обороны СССР: могло сложиться впечатление, что группу вывели из Австрии и разместили в Венгрии. С другой стороны, в Румынии уже имелось управление отдельной механизированной армии. Министр обороны СССР маршал Г. К. Жуков предложил назвать новое управление Особым корпусом по аналогии с Особым корпусом советских войск в Монголии, которым он сам командовал в 1939 г., когда советские войска нанесли поражение японцам на реке Халхин-Гол. [148]

Созданный таким образом Особый корпус был действительно особым: он объединил в себе группировку сухопутных войск и ВВС. В состав корпуса вошли 2-я и 17-я гвардейские механизированные дивизии. 195-я истребительная и 172-я бомбардировочная авиационные дивизии. 20-й понтонно-мостовой полк, зенитно-артиллерийские части и учреждения тыла. В сентябре 1955 г. было создано и управление Особого корпуса. Через Генеральный штаб Особый корпус был подчинен непосредственно министру обороны{85}.

Советские части были размещены в городах Дьер, Сомбатхей, Керменд, Кечкемет, Сольнок, Цеглед, Дебрецен, Папа и других. Управление корпуса находилось в городе Секешфехервар. В самом Будапеште размешались военная комендатура, политотдел спецчастей, госпиталь и управление военной торговли.

Официально Особый корпус предназначался для прикрытия совместно с венгерскими частями границы с Австрией и обеспечения коммуникаций на случай выдвижения советских войск.

Командиром Особого корпуса был назначен генерал-лейтенант П. Н. Лашенко. В годы войны он командовал стрелковой дивизией и в Венгрию прибыл с должности командира стрелкового корпуса из Прибалтики. По отзывам сослуживцев, это был требовательный, здравомыслящий командир, хороший организатор. Он вместе с начальником штаба корпуса генерал-майором ГА. Щелбаниным сумел быстро наладить сложную работу вверенных им органов управления.

Именно на Особый корпус было решено в Москве возложить при необходимости основную ответственность по «восстановлению порядка» в Венгрии. В начале июля 1956 г. из Министерства обороны СССР в штаб корпуса пришло распоряжение разработать план соответствующих действий. Для штаба это не представляло особого труда — ведь многие из тех, кто там служил, принимали непосредственное участие в освобождении Будапешта в 1945 г.

При разработке плана, получившего условное наименование «Компас», были учтены документы, разработанные венгерским Генштабом для совместных действий венгерской армии, органов госбезопасности и полиции по восстановлению общественного порядка в Венгрии, а также данные о важнейших государственных и военных объектах, предоставленные главным советским представителем в министерстве обороны ВНР генерал-лейтенантом М. Ф. Тихоновым. [149]

Помимо плана была разработана и специальная инструкция, в которой указывались: порядок действий частей и подразделений в городе, задачи по охране и обороне объектов, порядок взаимодействия с венгерскими частями, порядок поддержания связи с их командирами и местными органами власти. Особо оговаривались случаи, когда разрешалось применять оружие.

Подробный и тщательно разработанный, план отличался продуманностью и высоким уровнем профессионализма.

Однако его разработчики, естественно, не могли заранее оценить масштабность возможного сопротивления. Планом предусматривалось привлечь к действиям по «восстановлению порядка» в Будапеште всего лишь одну, а именно 2-ю гвардейскую механизированную дивизию под командованием генерала С. В. Лебедева. Дивизия должна была выдвинуться из района Кечкемет и взять под охрану все важнейшие объекты столицы. В свою очередь 17-я гвардейская механизированная дивизия под командованием генерал-майора А. В. Кривошеева основными силами должна была прикрыть границу с Австрией и поддерживать общественны и порядок в пунктах постоянной дислокации в городах Дьер, Кесег, Керменд, Сомбатхей{86}. Авиационные дивизии, зенитно-артиллерийские, инженерные и другие специальные части к указанным действиям по плану не привлекались. Им предписывалось поддерживать порядок в местах постоянной дислокации, а также в случае чрезвычайной обстановки удерживать и оборонять свои военные городки, аэродромы, позиции, склады и другие объекты.

Однако в тот период план носил скорее условный характер. Специальная подготовка частей и подразделений к реальным действиям не проводилась.

В середине июля 1956 г. группой генералов и офицеров, возглавляемых первым заместителем начальника Генерального штаба СССР генералом армии А. И. Антоновым, была проведена проверка боевой готовности войск Особого корпуса. Комиссия в целом осталась удовлетворена боевой готовностью корпуса, но в то же время предложила на случай чрезвычайной обстановки внести некоторые коррективы в разработанный план его действий.

20 июля 1956 г. командир корпуса генерал-лейтенант П. Н. Лащенко утвердил новый вариант «Плана действия Особого корпуса по восстановлению общественного порядка на территории [150] Венгрии». Он же после согласования с Москвой изменил и наименование плана, который теперь стал называться «Волна». В соответствии с внесенными в план изменениями частям корпуса отводилось от 3 до 6 часов для установления контроля над важнейшими объектами страны и Будапешта.

Восстание набирает силу

В сентябре 1956 г. в Венгрии заметно усилились оппозиционные выступления под лозунгом «более гуманного социализма» и восстановления в партии бывшего премьер-министра Имре Надя.

Советский посол Ю. Андропов считал, что И. Надь не может быть возвращен в ВПТ, так как это повлечет за собой серьезное усиление «правых настроений» и фракционных тенденций в партии. В то же время он докладывал в Москву, что Надь, по словам большинства венгерских коммунистов, «не является антисоветски настроенным человеком», но хочет строить социализм «по-венгерски, а не по-советски»{87}. Под сильнейшим давлением снизу партийное руководство Венгрии было вынуждено объявить 14 октября о восстановлении опального премьер-министра в ВПТ.

У реформаторов в ВПТ во главе с Имре Надем к этому времени уже была разработана программа демократического обновления общества. Как это чаще всего бывает в стихийно нарастающем революционном движении, реформаторы опирались в своих расчетах на протестный потенциал прежде всего интеллигенции и молодежи. Однако высвобожденная энергия этих слоев населения вскоре приобрела неуправляемый характер.

Переломным событием в этом процессе стало торжественное перезахоронение 6 октября 1956 г. останков Л. Райка, Д. Палфи, Т Сене и А. Салоша, несправедливо казненных в 1949 г. по сфабрикованным делам. Недовольство существующим режимом уже не скрывалось, выплескивалось митингующими открыто и гневно.

16 октября студенты Сегедского университета создали независимую от официального Союза трудящейся молодежи самостоятельную организацию — Союз венгерских университетских и институтских объединений. 17 октября партийная организация [151] Союза писателей в постановлении собрания потребовала созыва внеочередного съезда ВПТ. На собраниях, прошедших в вузах столицы и других городов с 16 по 22 октября, студенты выдвинули жесткие политические требования. Власти были вынуждены каким-то образом реагировать.

19 октября министр образования Альберт Коня в ответ на требования, выдвинутые венгерским студенчеством, объявил о существенных изменениях в системе образования. Он, в частности, дал обещание отменить обязательное изучение русского языка в школах. Однако это уже никого не устраивало. Мощные студенческие демонстрации прокатились в Сегеде и в других городах, где их участники обсудили и приняли еще более радикальные, теперь уже политические требования. Ожидания скорых неизбежных перемен подогревались передававшимися из уст в уста слухами об успехах реформаторов в Польше.

И действительно, обстановка в Польше выходила из-под контроля властей. Угроза внутриполитической стабильности была там настолько сильна, что в сентябре 1956 г. Н. Хрущев вместе с Молотовым, Микояном, Булганиным и маршалом Коневым в «пожарном режиме» прилетели в Варшаву. Советская делегация прибыла без приглашения, вопреки протестам поляков.

В Варшаве сразу же начались трудные переговоры. Хрущев обвинял польское руководство — Охаба, Гомулку, Циранкевича — в том, что они отворачиваются от СССР, отвергают маршала Рокоссовского, занимавшего в тот момент пост министра обороны Польши, все чаще допускают антисоветские выступления в печати, не хотят иметь советских советников в польской армии. Поляки, в свою очередь, обвиняли Москву в просталинском, более нетерпимом стиле взаимоотношений. Споры достигли небывалого прежде накала. Дело дошло до того, что в один из моментов польское руководство по своим каналам получило сообщение о продвижении советских танков в направлении Варшавы. Но в ответ на гневные обвинения, а главным образом из-за опасения «увязнуть» в Польше вследствие неподготовленности военной операции, Хрущев был вынужден свернуть демонстрацию военной мощи. Это стало моральной победой Варшавы.

21 октября пленум ЦК ПОРП привел к руководству партией В. Гомулку, который в конце 40-х гг. был обвинен в «правонационалистическом уклонизме», а затем арестован.

Об этом инциденте Хрущев в мемуарах вспоминает неохотно, сквозь зубы: «Во время XX съезда партии умер первый секретарь [152] ЦК ПОРП Болеслав Берут. После его смерти в Польше были крупные беспорядки...»{88}

Продолжались эти «беспорядки» долго.

В течение нескольких дней советское руководство продолжало обсуждать возможность вооруженного вмешательства в «польские события». Однако, учитывая то, что часть польских вооруженных сил поддержала Гомулку, а также крайне тревожную обстановку в соседней Венгрии, был найден единственно разумный в тех условиях выход — отказаться от силового способа разрешения польского кризиса. В последующем, к слову сказать, грамотные, решительные действия Гомулки сумели разрядить обстановку в стране и нейтрализовать грозившие обернуться мощным взрывом антикоммунистические настроения в Польше.

На фоне событий в Польше внутриполитическая обстановка в Венгрии принимала все более угрожающий для Москвы характер.

В период с 6 по 19 октября советский посол в Венгрии Ю. Андропов неоднократно встречался с руководящим составом Особого корпуса. Его основной целью было разъяснение командному составу и партийно-политическому аппарату советских частей и соединений специфики сложившегося в Венгрии положения. Одновременно он хотел лично разобраться в настроениях генералов и офицеров. В середине октября генерал Лащенко был вынужден прервать плановый сбор командиров соединений и частей, приказать им вернуться в свои части и срочно принять необходимые меры на случай чрезвычайной обстановки, включая практическую подготовку к военным действиям непосредственно в Будапеште. 21 октября офицерами управления Особого корпуса была проведена проверка готовности соединений и частей к действиям по плану «Волна». Корпус в целом был готов к «прыжку».

Интенсивные меры на случай военного вмешательства в венгерские события проводились и непосредственно на территории Советского Союза. 19 октября 108-й гвардейский парашютно-десантный полк 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии был приведен в полную боевую готовность, а 20 октября сосредоточен на аэродромах Каунаса и Вильнюса.

Тем временем спираль кризиса в самой Венгрии закручивалась все сильнее.

22 октября, за день до массовых выступлений, в Будапеште прошли студенческие митинги. На самом значительном из них, [153] состоявшемся в Политехническом университете, студенты приняли ставшую вскоре знаменитой программу требований из 16 пунктов, в которой сформулировали свои взгляды на политику страны. Значительная часть этих требований почти не претерпела никаких изменений в ходе всего восстания. Студенты требовали: немедленного вывода советских войск, создания нового правительства во главе с Имре Надем, проведения свободных выборов, гарантии свободы слова, восстановления многопартийной системы и пр.{89}.

Вечером того же дня несколько студентов, желая довести свои требования до сведения всего венгерского народа, сделали попытку зачитать «16 пунктов» по радио. Однако ведомство цензуры не согласилось пропустить в эфир пункты с требованием вывода советских войск и проведения свободных выборов. Студенты в свою очередь отказались обнародовать заявление в неполном виде. Конфронтация начинала приобретать открытый характер.

В ходе продолжавшегося тем временем митинга поступили сообщения о том, что Венгерский союз писателей готовится выразить свою солидарность с Польшей. Писатели намеревались на следующий день возложить венок к памятнику герою освободительной войны 1848–1949 гг. генералу Бему, поляку по происхождению. Студенты решили также принять участие в этой демонстрации.

К утру следующего дня уже весь Будапешт знал о выдвинутых студентами политических требованиях. Будапештское радио вначале сообщило о готовящейся демонстрации, но затем передало указ министра внутренних дел Л. Пироша о ее запрете. Однако в послеобеденные часы, когда демонстрация приняла невиданно массовый характер, власти были вынуждены снять запрет. В демонстрации приняли участие тысячи юношей и девушек, среди которых были студенты, заводские рабочие, солдаты в форме и другие категории населения. Стихийный митинг состоялся и возле памятника Петефи.

На этом фоне в 14.00 началось заседание венгерского правительства, на котором обсуждался ряд экстраординарных мер: введение чрезвычайного положения, изменения в составе Политбюро, секретариата и правительства, а также целесообразность обращения за помощью к советскому правительству. После недолгих дебатов единственно приемлемой кандидатурой на пост председателя совета [154] министром, хоть как-то способной сдержать стремительно нарастающие стихийные волнения, был признан И. Надь.

К 15 часам 23 октября около памятника Бему собралось уже около 50 тыс. демонстрантов. Председатель Венгерского союза писателей Петер Вереш зачитал перед собравшимися манифест, смысл которого заключался в солидарности с требованиями польской молодежи о демократизации политического режима. Люди все прибывали. К 6 часам вечера толпа уже насчитывала 200–300 тыс. человек. В ответ на многоголосые призывы на один из балконов здания парламента вышел И. Надь и обратился к присутствующим с приветственной речью. Однако его выступление своей умеренностью скорее разочаровало собравшихся.

Тем временем началось экстренное заседание Политбюро Центрального руководства (ЦР) ВПТ. Оно затянулось далеко за полночь. Политбюро утвердило назначение И. Надя Председателем Совета Министров. Его первым заместителем стал А. Хегедюш.

Улицы венгерской столицы уже не вмещали многотысячные толпы людей. Возникавшие то там, то здесь митинги переливались на площади, в скверы и парки. Требования митингующих на глазах радикализировались: в скандируемых лозунгах они уже требовали вывода советских войск из Венгрии и установления равноправных отношений с Советским Союзом. Раздавались также призывы к восстановлению прежней национальной эмблемы Венгрии, а также традиционных национальных праздников. Демонстранты требовали отмены военного обучения и уроков русского языка в школах, проведения свободных выборов.

В толпе раздавались выкрики: «Нам не нужны гимнастерки!», «Долой красную звезду!», «Долой коммунистов!», «Вон евреев!». Демонстранты срывали изображения государственного герба с национальных флагов ВНР, сжигали красные флаги{90}.

Группы радикально настроенной молодежи от слов переходили к делу: захватывались склады со стрелковым оружием. Нападению подверглись районные центры Союза защиты родины, полицейские управления и казармы. Везде цель была одна — захват оружия. На улицах и площадях города появились грузовые автомобили, из которых всем желающим раздавались автоматы и винтовки. [155]

Апофеозом беспорядков стал демонтаж гигантской статуи Сталина, которая затем была разбита на мелкие куски, разобранные на сувениры.

Серьезные события разворачивались у здания Радиоцентра Венгрии, куда прибыла толпа демонстрантов, требовавшая доступа к радиоэфиру и до поры до времени сдерживавшаяся полицией и силами госбезопасности (АВХ). Делегацию студентов пропустили в здание для ведения переговоров с директором. Вскоре пробежал неизвестно как появившийся слух о том, что одного из делегатов убили. Толпа заволновалась, раздались призывы к штурму здания. В отношении того, как развивались последовавшие события, мнения современников разделились.

По одной из версий, вскоре после 9 часов вечера из окна радиоцентра кем-то из охраны на первом этаже были выброшены фанаты со слезоточивым газом, а через одну-две минуты сотрудники госбезопасности открыли огонь по толпе. Потом появились белые машины «скорой помощи». Но вместо врачей из машин выскочили одетые в белые халаты сотрудники госбезопасности. Разъяренная толпа набросилась на них и отобрала оружие. В помощь АВХ были направлены части венгерской армии, но солдаты после недолго длившегося колебания перешли на сторону толпы.

Согласно другой версии, с 21.00 восставшие начали обстреливать здание Радиоцентра, и только когда несколько человек из его охраны было убито и ранено, сотрудники госбезопасности получили разрешение открыть огонь. Как бы то ни было, вскоре после полуночи Радиоцентр был захвачен нападавшими.

Еще до этих драматических событий, примерно в 7 часов вечера 23 октября, Ю. Андропов позвонил по телефону ВЧ генералу Лащенко. Информируя его об обстановке в Будапеште, посол спросил, может ли тот направить войска для ликвидации беспорядков в столице. Лащенко не ответил определенно, сославшись на то, что порядок в столице должны наводить прежде всего венгерская полиция, органы госбезопасности и венгерская армия. Привлекать советские войска к выполнению подобных задач, по его словам, выходило за пределы компетенции командующего армией. Андропов немедленно связался с Москвой{91}. [156]

Через час последовало распоряжение из Генерального штаба Вооруженных сил СССР о приведении соединений и частей Особого корпуса в полную боевую готовность.

Одновременно было отдано распоряжение о введении на территорию Венгрии ряда соединений Прикарпатского военного округа и некоторых частей, дислоцированных в Румынии{92}.

Именно в это время по радио выступал первый секретарь ЦР ВПТ Эрне Герё, вернувшийся из Югославии, где он вел переговоры с маршалом Тито. Люди с напряженным интересом ожидали этой речи: все надеялись, что Герё с пониманием отнесется к выдвинутым студентами требованиям и сделает в связи с этим примиряющее заявление.

Однако это радиовыступление не содержало ничего похожего на уступки. Герё заявил, что начавшиеся события носят контрреволюционный характер. Всех, кто вышел на улицы Будапешта, он назвал врагами и пути выхода из кризиса не указал. Выступление Герё еще больше накалило обстановку. Первые выстрелы положили начало открытому, ожесточенному вооруженному противостоянию. К исходу 23 октября центр города практически полностью был охвачен восстанием. Вооруженному нападению повстанцев подверглись, кроме здания Радио, центральная телефонная станция, редакция газеты «Сабад неп», аэродром Ферихедь, железнодорожные вокзалы, оружейные склады, некоторые казармы воинских частей, зенитные батареи в Буде и базы автотранспорта.

Новости о столкновениях в центре венгерской столицы быстро распространились по всему городу. Из окраинных районов на грузовиках в центр Будапешта стали прибывать наскоро сформированные вооруженные отряды. В различных местах города то и дело возникали стычки.

Дальнейшие события развивались по жестким законам вооруженного восстания.

Время «Ч» — ровно в полночь

Окончательное решение о силовом разрешении венгерского кризиса было принято 23 октября на заседании Президиума ЦК КПСС, на котором Н. С. Хрущев высказался за «ввод войск» в венгерскую столицу. Против выступил только один член Политбюро, [157] и ранее позволявший себе самостоятельность суждений, — А. И. Микоян.

Он считал, что применение силы приведет лишь к эскалации конфликта, к перерастанию восстания в национально-освободительную революцию. Как показали дальнейшие события, он оказался прав. Но тогда советский руководитель напрямую позвонил Э. Герё и поднял вопрос о «желательности официального письменного обращения к правительству СССР» с просьбой о военной помощи. В тот момент подобного обращения так и не последовало. Оно было оформлено 24 октября за подписью председателя Совета Министров ВНР А. Хегедюша, когда тот фактически уже был отстранен от власти и передавал полномочия И. Надю.

Это письменное обращение было представлено широкой публике лишь несколько дней спустя, когда вопрос о вмешательстве Советского Союза в венгерские события рассматривался в Совете Безопасности ООН{93}.

Венгерские события стали самым серьезным за весь послевоенный период испытанием советской системы на прочность. По мнению Кремля, речь шла ни больше ни меньше как о репутации всей мировой системы социализма. В военно-стратегическом смысле перед Москвой встал вопрос о сохранении Варшавского Договора перед лицом все более крепнущего северо-атлантического договора (НАТО).

В венгерском своеволии Москва увидела как отход от основополагающих советских образцов государственно-партийного строительства, так и ущемление своего престижа. И компромисса здесь быть не могло: «мятежные венгры» должны были быть наказаны, прежние порядки восстановлены.

Механизм для силового разрешения венгерского кризиса был отлажен заблаговременно. Оставалось его запустить — что и было сделано.

Уже 20 октября развернулась подготовка к вводу в Венгрию советских вооруженных сил. 20 и 21 октября близ Захони на венгеро-советской границе были наведены понтонные мосты. В эти же октябрьские дни на прилегающих к венгерской границе румынских территориях были возвращены к месту службы находившиеся в отпусках советские офицеры, а также призваны из запаса офицеры, говорившие по-венгерски. Советские части и [158] подразделения, дислоцированные в западных районах Венгрии, начали перемешаться в сторону венгерской столицы.

К исходу дня 23 октября приказом командующего войсками Прикарпатского военного округа генерала армии П. И. Батова были подняты по боевой тревоге 128-я гвардейская стрелковая дивизия и 39-я гвардейская механизированная дивизия 3-го стрелкового корпуса 38-й общевойсковой армии. Командиры соединений получили задачу перейти государственную границу Советского Союза и вступить на территорию Венгрии. Утром 24 октября выделенные войска перешли границу.

В 00 часов 35 минут 24 октября 33-я гвардейская механизированная дивизия Отдельной механизированной армии, дислоцированной в Румынии, была поднята по боевой тревоге с задачей совершить марш и выйти в район южнее города Будапешта в готовности к подавлению «контрреволюционного» мятежа. К 14 часам 24 октября дивизия завершила форсированный марш, и входивший в ее состав 104-й гвардейский механизированный полк с ходу вышел на площадь к Парламенту и Министерству обороны.

Но главной «контрповстанческой» силой по-прежнему оставался Особый корпус. В 23 часа 23 октября начальник Генерального штаба Вооруженных сил СССР Маршал Советского Союза В. Д. Соколовский по телефону ВЧ отдал командиру Особого корпуса распоряжение о выдвижении советских войск непосредственно в Будапешт, где они должны были установить контроль над ключевыми объектами столицы, восстановить в ней общественный порядок, а частью сил обеспечить прикрытие границы Венгрии с Австрией.

В ночь на 24 октября в Будапешт прибыла оперативная группа штаба Особого корпуса. Свой командный пункт она разместила в здании Министерства обороны В НА, где имелась правительственная связь. Вот как описывает это генерал-лейтенант Малашенко: «Командир Особого корпуса генерал Лащенко с оперативной группой штаба из Секешфехервара выехал в Будапешт. Его колонна состояла из нескольких легковых автомобилей, бронетранспортера и двух танков. Когда прибыли в Будапешт, увидели, что на улицах, несмотря на позднее время, очень оживленно. Встречались грузовые автомобили с вооруженными людьми в гражданской одежде. Люди держали в руках факелы, флаги и транспаранты. Со всех сторон доносились звуки выстрелов и автоматные очереди.

По центральным улицам невозможно было проехать. У парламента, в городском саду, у музея были толпы митингующих. Двигаясь [159] по узким улицам и переулкам, колонна с трудом пробилась к зданию министерства обороны.

В Будапеште имелось много автомобилей советского производства. Поэтому на наши легковые машины мало кто обратил внимание. Однако, когда одна из радиостанций отстала в Буде от колонны, то сразу подверглась нападению. Начальник радиостанции был ранен в голову, один из радистов убит. Машину с радиостанцией опрокинули и сожгли. И только благодаря тому, что подошли два наших танка и бронетранспортер, оставшихся членов экипажа удалось спасти»{94}.

По свидетельству Малащенко, «в венгерском министерстве обороны царили нервозность и неразбериха. Сведения о действиях восставших, венгерских чаете и и полиции поступали самые противоречивые. Министр обороны Иштван Бата и особенно начальник генерального штаба Лайош Тот были в панике, оказались не в состоянии отдавать толковые распоряжения. Так, при нападении на оружейные склады из Генштаба был передан приказ не стрелять. В то же время, когда нападавшие уже вели огонь, некоторые венгерские воинские подразделения направлялись для охраны объектов без боеприпасов, и у них отбиралось оружие.

Нам сообщили, что здание Радио удерживается правительственными войсками, а для усиления охраны высланы танки и подразделения пехоты. В действительности там оставалась небольшая группа сотрудников госбезопасности и военнослужащих, и здание вскоре оказалось захваченным. Никто из нас не понимал, почему полиция и венгерские воинские части ничего не делают для наведения порядка.

Как только мы прибыли в генеральный штаб, на нас сразу же посыпались просьбы из Центрального руководства партии, от венгерского правительства, министерства обороны и наших военных представителей: усилить охрану важнейших объектов, взять под охрану здания райкомов партии, полицейских управлений, казарм, различных складов и даже квартиры отдельных лиц.

Естественно, что для всего этого требовалось большое количество войск, которых у нас не было, а главное, это не решало основной задачи — разгрома вооруженных отрядов и восстановления общественного порядка. [160]

В министерстве обороны обстановку знали плохо. В Будапеште к тому времени находилось около 7 тысяч венгерских солдат и 50 танков. Их рассредоточили на десятках объектов, и никто не знал, где и сколько находится сил. В борьбе с вооруженными группами эти силы не использовались. Данные от венгерских офицеров продолжали поступать противоречивые»{95}.

Таким образом, первые же часы выполнения боевого Приказа показали необходимость существенного уточнения плана действий, так как рассчитывать на помощь венгерской армии и полиции не приходилось.

Народная полиция в целом симпатизировала восставшим, передавала им оружие и сражалась на их стороне. Отдельные части венгерской армии также организованно перешли на сторону восставших, но венгерская армия в целом с начала восстания фактически развалилась. Большинство венгерских военнослужащих, хоть и молчаливо, отстранение, но поддержало перемены в венгерском правительстве. При малейшей возможности солдаты отдавали оружие и боеприпасы сражавшимся соотечественникам и во многих случаях по одному или группами переходили на их сторону. Вместе с тем офицеры высокого ранга в основном были настроены просоветски, и повстанцы им не доверяли.

В сложившихся условиях прежде всего было необходимо взять под контроль захваченные объекты и разоружить повстанцев в центре Будапешта.

В связи со сложной обстановкой в центре города, а также задержкой в подходе подкрепления, задачи 2-й гвардейской механизированной дивизии Особого корпуса были уточнены. 37-й танковый и 4-й механизированный полки этой дивизии направились в центральную часть города.

Огонь разрешалось открывать только при явном нападении.

37-й танковый полк получил задачу взять под охрану здания ЦР ВПТ, Парламента, советского посольства, мосты через Дунай и освободить здание Радио. Для сопровождения советских подразделений были выделены венгерские офицеры, однако часть из них по пути дезертировала.

При входе в город советские части сразу же оказались под обстрелом и градом камней. 37-й танковый и 4-й механизированный полки дивизии начали трудное, медленное продвижение в [161] центр, причем танкистам пришлось с хода отражать атаку повстанцев, пытавшихся овладеть зданием Министерства обороны.

Действия повстанческих групп были организованы достаточно умело. Как вспоминал Малашенко, «повстанцы — в большинстве своем рабочие и частично студенты — как правило, сражались небольшими группами, но некоторые создали такие центры сопротивления, как например, кинотеатр «Корвин». Наиболее употребительным оружием против советских танков был так называемый «коктейль Молотова»: неплотно закрытая бутылка с бензином, которая взрывалась от удара о танк. Такие созданные эскпромтом доморощенные методы оказались очень эффективными в борьбе с советскими танками, которые с трудом могли маневрировать, особенно в узких улочках, и водители не могли соперничать в подвижности с молодыми боевиками, часто детьми»{96}.

В этих условиях демонстрация силы с помощью танков, на которую рассчитывало советское командование, не получилась.

Танки утюжили улицы и аллеи в поисках неизвестно откуда появлявшегося и так же быстро исчезавшего противника. Любой танкист, приоткрывший танковый люк, рисковал попасть под автоматную очередь или снайперский выстрел.

За броней танкисты, плохо знавшие город, оказались «слепы» и в уличном противостоянии малоэффективны. Это нередко приводило к их излишне жесткой ответной реакции. Огонь открывался по любой замеченной цели. Пехота поддержки танкам практически не оказывала.

24 октября на сторону восставших перешел ряд подразделений 8-го механизированного полка венгерской армии, строительные и зенитные части, ряд офицеров академии Зрини и курсанты военных училищ. Везде сооружались укрепленные баррикады.

Главные силы 2-й механизированной дивизии в составе 5-го и 6-го механизированных полков и 87-го тяжелого танко-самоходного полка подтянулись к городу лишь к 5 часам утра 24 октября.

Силы и средства советских частей в городе на тот момент не превышали 6 тысяч человек, 290 танков, 1230 бронетранспортеров и 156 орудий. Для наведения порядка в огромном городе с 2-миллионным населением этих сил и средств было явно недостаточно.

Подходящие советские части с ходу вступали в бой, упорно пробивая себе дорогу и «расчищая» от вооруженных групп захваченные [162] объекты, беря под охрану вокзалы, мосты и некоторые склады. Подразделениям танкового полка из-за отсутствия пехоты удалось очистить от повстанцев лишь одно из зданий Радио. При этом четыре танка были подбиты.

В конце концов с большим трудом, но была организована охрана зданий ЦК, Парламента, Министерства иностранных дел, банков, аэродрома. Совместное советскими войсками действовали и ряд частей ВНА.

В 9 часов утра Будапештское радио объявило, что правительство «обратилось за помощью к расположенным в Венгрии советским частям», однако никакой информации о форме этой просьбы передано не было. В результате это сообщение было встречено всеобщим недоверием. Многим венграм было ясно, что, если бы Имре Надь действительно обратился за помощью, советские части из Цегледа и Секешфехервара не могли бы оказаться в Будапеште уже на рассвете 24 октября.

В тот же день в Будапешт вслед за войсками прибыли члены Президиума ЦК КПСС А. Микоян и М. Суслов, которые наследующий день встретились с И. Надем. В специальном донесении в Москву они сообщали, что требования повстанцев о национальном суверенитете и выводе советских войск из страны «приобретают массовый характер». Имре Надю московские представители заявили, что советские войска возвратятся в прежние места их дислокации, «как только будет восстановлен порядок в Будапеште»{97}.

А в городе до «восстановления порядка» было далеко.

В составе вооруженных отрядов повстанцев уже насчитывалось около 3000 человек. Ряд важных объектов по-прежнему находился в их руках. Продолжались бои в центральной и юго-восточной частях города, у здания Радио, в районе кинотеатра «Корвиы». прилегающих к ним кварталах и на улице Юллеи.

Имре Надь, возглавив правительство, потребовал прежде всего вооружить партийный актив. Оружие доставили в райкомы, в полицию и на крупные предприятия, но оно каким-то образом попало в руки восставших. Когда же венгерское правительство приняло решение вооружить рабочих, руководители Министерства обороны сообщили, что не имеют возможности обеспечить их оружием. Позднее, когда оружие нашлось, органы власти не проконтролировали его доставку, и оно опять в немалом количестве попало в руки восставших. [163]

В самом венгерском Министерстве обороны продолжалась неразбериха. То и дело происходили на первый взгляд труднообъяснимые вещи. Так, в ходе боев были захвачены и разоружены около 300 вооруженных повстанцев. Их передали венгерской полиции. Но через несколько дней задержанных снова захватили с оружием в руках. Позднее стало известно, что по распоряжению начальника полиции Будапешта Шандора Копачи все задержанные были отпущены и оружие им было возвращено.

Сама полиция бездействовала. Венгерские части задач на ведение активных действий не получали. При этом венгерское правительство просило, чтобы советские войска огонь не вели и не предпринимали никаких активных действий. Советское командование старалось учитывать эти пожелания.

Сбор данных об обстановке шел трудно, сил и средств для ведения разведки явно недоставало. Поступавшие же сведения носили крайне тревожный характер: венгерские части и полиция бездействуют, из многих тюрем выпущены заключенные, через австрийскую границу, не встречая сопротивления пограничников, хлынули эмигранты, некоторые из них с оружием. Жертвами «народного самосуда» уже стали 28 человек, 26 из которых — сотрудники госбезопасности Венгрии.

В полдень 24 октября по венгерскому радио объявили о введении в Будапеште чрезвычайного положения и установлении комендантского часа. Жителям города запрещалось выходить на улицы в ночное время до 7 часов утра, проводить митинги и собрания. Восставшим предлагалось прекратить вооруженную борьбу и сложить оружие.

В этот же день к нации по радио обратился секретарь Центрального руководства ВПТ Я. Кадар. Он заявил, что демонстрация студентов, начавшаяся с приемлемых в значительной своей части требований, быстро превратилась в вооруженное выступление против народно-демократического строя. Признавая в целом справедливые требования восставших, Кадар тем не менее оценил вооруженное выступление как контрреволюционное по своему характеру. Он призвал повстанцев сложить оружие, восстановить спокойствие и нормальную жизнь в стране{98}.

Советское военное присутствие в Будапеште тем временем наращивалось. Во второй половине дня к городу подошли 83-й танковый [164] и 56-й механизированный полки 17-й гвардейской механизированной дивизии. Им были поставлены задачи обеспечить поддержание порядка в западной части города — Буде и охранять мосты через Дунай.

Части 177-й бомбардировочно-авиационной дивизии в этот день совершили 84 демонстрационных вылета над Будапештом и другими венгерскими городами.

Лишь к исходу 24 октября силам Особого корпуса и частям усиления в основном удалось выполнить поставленные перед ним задачи. Но в целом принятые меры не только не переломили хода событий, а, напротив, привели к ужесточению сопротивления повстанцев.

Межвременье

С 25 октября социально-политический кризис в партии и обществе стал стремительно приобретать форму национально-освободительного движения.

В этот день, 25 октября, действия восставших распространились фактически по всей стране. Во многих городах прошли митинги и демонстрации с требованиями немедленного вывода советских войск, а власть из рук коммунистического аппарата стала переходить в руки стихийно формируемых революционных комитетов и рабочих советов. В большинстве случаев эти органы брали власть без сопротивления.

Особую влиятельность приобрел Задунайский Национальный совет, который представлял население Западной Венгрии. Через Дьерскую радиостанцию он одним из первых потребовал выхода Венгрии из Варшавского Договора и объявления нейтралитета страны. В противном случае совет планировал создание собственного «независимого правительства». Это означало раскол страны.

И. Надь вначале не протестовал против участия советских войск в наведении порядка. Более того, выступив 25 октября по радио, он признал неизбежность вмешательства советских войск в сложившейся обстановке. Однако в тот же день, без согласования с советским командованием, он отменил комендантский час.

Драматические последствия не заставили себя ждать.

Многочисленные мелкие группы жителей венгерской столицы устремились на главные магистрали города. Толпа в несколько тысяч человек с национальными флагами двинулась к Парламенту. Тщетно венгерские офицеры, охранявшие Парламент, [165] призывали собравшихся разойтись: людская лавина напирала и наконец подмяла охрану из советских военнослужащих. Вот как описывает дальнейшее Малашенко:

«Многие подошли к стоявшим здесь танкам, забирались на них и втыкали знамена в стволы орудий. С чердаков зданий, находящихся на площади против парламента, был открыт огонь по демонстрантам и советским военнослужащим. Два венгерских танка, сопровождавшие демонстрантов, сделали несколько выстрелов и исчезли. Командир одного из наших подразделений был убит.

Советские солдаты и сотрудники госбезопасности, охранявшие парламент, открыли ответный огонь по крышам зданий, откуда стреляли. На площади Лайоша Кошута возникла паника. Люди с первыми же выстрелами стали разбегаться в поисках укрытия. Когда перестрелка утихла, многие поспешили покинуть площадь. Двадцать два демонстранта были убиты, многие ранены. Погибли несколько наших военнослужащих и венгерских полицейских...»{99}

По другой версии были убиты 61 и ранены 284 безоружных манифестантов{100}.

А в городе из уст в уста уже передавалась весть: «Работники госбезопасности и советские войска стреляли в демонстрантов у парламента!»

Противники режима стали призывать будапештцев к массовой вооруженной борьбе против существующего режима и прежде всего против силовых структур.

В сложившихся условиях главный советник КГБ в Венгрии генерал Емельянов был отозван в Москву, а в Будапешт самолично вылетел председатель КГБ генерал армии И. А. Серов, известный своей жесткой хваткой: во время войны он осуществлял депортации на Кавказе и подавлял сопротивление в Прибалтике и Восточной Европе.

Генерал И. А. Серов взялся за дело с места в карьер. На состоявшемся в тот же день чрезвычайном заседании Министерства внутренних дел И. А. Серов, представленный как новый советский советник (имя его названо не было) заявил:

«Фашисты и империалисты выводят свои ударные силы на улицы Будапешта. И все же находятся товарищи в вооруженных [166] силах вашей страны, которые сомневаются, применять ли им оружие». Ш. Копачи, начальник будапештской полиции, вскоре перешедший на сторону восставших, попытался было возразить: «Видимо, товарищ советник из Москвы не успел изучить обстановку в нашей стране. Надо сказать ему, что на демонстрации вышли не фашисты и прочие империалисты, а студенты университетов, лучшие сыны и дочери рабочих и крестьян, цвет нашей интеллигенции...»

Капочи Серов запомнил. Впоследствии, после разгрома восстания, тот был арестован одним из первых.

Затем генерал И. А. Серов в сопровождении первого заместителя начальника Генштаба генерала армии М. С. Малинина направился на советский командный пункт, располагавшийся в здании Министерства обороны ВНР. Не дослушав доклада, Серов высказал резкое недовольство нерешительными действиями советских частей.

Оперативная группа офицеров Генерального штаба под руководством генерала армии М. С. Малинина была оставлена в Будапеште для оказания практической помощи командованию Особого корпуса.

Особую позицию в сложившейся ситуации занял министр обороны Г. К. Жуков. По воспоминаниям Малашенко, «министр обороны маршал Г. К. Жуков в действия войск Особого корпуса не вмешивался, не звонил по телефону ВЧ, не присылал грозных шифровок и указаний, не ругал, вероятно, понимая сложность обстановки и наши трудности. Возможно, это было своеобразной реакцией на решение Н. С. Хрущева о вводе советских войск в Будапешт»{101}.

Однако его мнение не играло решающей роли. Прибывшие в Будапешт 24 октября члены Президиума ЦК КПСС А. И. Микоян и М. А. Суслов поддержали позицию посла Ю. В. Андропова, который был уверен, что в Венгрии происходит «контрреволюционный мятеж» и возглавляет его Имре Надь. Вооруженное выступление в Венгрии, считал посол, имеет антисоциалистический характер, в нем участвует незначительная часть трудящихся, в основном бывшие хортисты, контрреволюционеры, деклассированные и подрывные элементы, переброшенные с Запада. И если СССР не окажет вооруженной помощи, Венгрия [167] станет жертвой контрреволюционного переворота и агрессии со стороны НАТО{102}.

Боевые действия в городе тем временем продолжались. 25 октября к Будапешту подошли 33-я гвардейская механизированная дивизия генерала Г. И. Обатурова (из Отдельной механизированной армии, дислоцированной в Румынии) и 128-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Н. А. Горбунова (из Прикарпатского военного округа). Обе дивизии вошли в состав Особого корпуса.

Сопротивление повстанцев в центре столицы продолжало нарастать. В связи с этим 33-й дивизии была поставлена задача «очистить от вооруженных отрядов» центральную часть города. Опорные пункты повстанцев были созданы в центре венгерской столицы: в секторе Кебанья, ул. Юллеи, районах, прилегающих к Дунаю, в том числе в здании Радио, казарме им. Килиана и районе кинотеатра «Корвин». На вооружении повстанцев уже имелись не только стрелковое оружие и бутылки с горючей смесью, но и противотанковые и зенитные орудия.

Некоторые части 33-й дивизии понесли потери сразу же при входе в город. Были подбиты танк и бронетранспортер, в которых следовали командиры двух полков, уничтожены штабные радиостанции. Артиллерийский полк дивизии на проспекте Ференци попал в засаду и почти полностью потерял второй дивизион. Командир полка Е. Н. Коханович был смертельно ранен.

В последующие дни части дивизии очистили многие кварталы, однако, несмотря на все усилия, так и не смогли овладеть опорными пунктами в районе кинотеатра «Корвин» и казармы им. Килиана, где, как выяснилось в дальнейшем, находились самые сильные узлы городского сопротивления — до тысячи повстанцев, несколько танков и орудий. На сторону восставших перешли и некоторые регулярные венгерские подразделения, что позволило им грамотно организовать оборону. Обороной казармы им. Килиана командовал полковник Пал Малетер, перешедший на сторону повстанцев с рядом подчиненных ему подразделений и пятью танками.

Боевые задачи советским частям приходилось выполнять в чрезвычайно сложных условиях. Так, принимавшие пищу солдаты 6-го мехполка были внезапно в упор обстреляны автоматчиком во дворе одного из домов. В результате девять человек получили ранения, [168] один был убит. По воспоминаниям Малашенко, «в поселке Дунакеси, в 20 км севернее Будапешта, нападению подверглись две советские машины с продовольствием и горючим. Напавшие подожгли бензоцистерну и грузовую машину, расстреляли восемь солдат охраны. Захватив старшего группы раненого капитана П. И. Моисеенкова, они начали издеваться над ним, а затем завернули в плащпалатку, облили бензином и подожгли»{103}. В самом Будапеште участились попытки разоружения небольших групп советских солдат и отдельных военнослужащих.

В ответ на это генерал Лащенко приказал оказывать решительное сопротивление. Командиры советских частей и подразделений были строго предупреждены: они будут отстранены от должности, если допустят разоружение и захват оружия и боеприпасов.

Тем не менее в отдельных случаях ситуация складывалась более чем остро. Так, в штаб Особого корпуса позвонил командир 195-й истребительной авиационной дивизии полковник П. С. Кирсанов и сообщил, что повстанцы напали на склады и аэродром. Ему было рекомендовано до прибытия подкрепления поставить самолеты в круг и открыть по нападающим огонь из пушек и пулеметов, как это делалось в годы Великой Отечественной войны. Это сразу возымело действие.

В тот же день, 25 октября, в Будапеште состоялось чрезвычайное заседание Политбюро ЦР ВПТ. Присутствовавшие на нем А. И. Микоян и М. А. Суслов от имени Президиума ЦК КПСС рекомендовали избрать на пост первого секретаря Я. Кадара вместо Э. Герё.

На другой день уже бывший руководитель венгерской компартии Э. Герё попросил у советского военного командования политического убежища и позже был переправлен в Советский Союз. Тем временем стало меняться отношение И. Надя к характеру восстания. Наметившиеся перемены были сформулированы его ближайшим окружением. Так, Ф. Донат на заседании ЦР 26 октября заявил: «То, что вначале было выступлением небольшой враждебно настроенной группы, все больше становится народным движением». 27 октября И. Надь сформировал правительство, в которое вошли как коммунисты, так и некоммунисты. Среди последних были бывший глава государства Золтан Тилди, [169] бывший генеральный секретарь Независимой партии мелких хозяев (НПМХ) Бела Ковач и Ференц Эрдеи из Национальной крестьянской партии.

27 октября в Прикарпатском военном округе были подняты по тревоге 27-я стрелковая дивизия, 11-я и 32-я механизированные дивизии, 60-я зенитно-артиллерийская дивизия, отдельные части 8-й механизированной армии. Они начали марш в восточные области Венгрии.

В Буде продолжались активные действия повстанцев. Им удалось взять под контроль и закрепить за собой юго-восточную часть города. На сторону восставших перешли три строительных батальона ВНА. Вооруженные выступления охватили г. Дебрецен, Мишкольц, Секешфехервар, Печь, Татабанья и др.

Решающее значение для разгрома вооруженных отрядов повстанцев в Будапеште имела ликвидация сопротивления, продолжавшегося в юго-восточной части города, прежде всего объекта «Корвина» и прилегающих к нему кварталов. Окончательное уничтожение этих укрепленных очагов после серьезной подготовки намечалось на утро 28 октября совместными усилиями частей 33-й дивизии и венгерских подразделений 5-го и 6-го механизированных полков. Но на рассвете, буквально накануне атаки, венгерские части получили приказ своего правительства об отмене боевых действий. Объяснялось это тем, что повстанцы якобы готовы сложить оружие. Действительно, Имре Надь вел переговоры с руководителями вооруженных отрядов Ласло Иван-Ковачем, Гергеем Погрнацем и другими и поддержал их требования. Вслед за тем он позвонил по телефону в Министерство обороны и предупредил, что если будет осуществлен штурм «Корвина», он подаст в отставку.

С этого момента части ВНА по требованию правительства И. Надя сопротивления повстанцам не оказывали, приказов о ведении действий против восставших не получали. В Будапеште был создан Революционный Военный Совет в составе генерал-майора Б. Кирай, Л. Кана, И. Ковача, полковника П. Малетера и др.

Москва на этот раз была вынуждена смириться. В Кремле уже осознали: восстание носит массовый характер, в нем участвует значительная часть рабочего класса. Были приняты во внимание быстрота, с которой рухнула вся система органов власти в столице и на местах.

В этот день, 28 октября, Имре Надь в вечернем выступлении по радио впервые открыто заявил: «Правительство осуждает [170] взгляды, в соответствии с которыми нынешнее грандиозное народное движение рассматривается как контрреволюция...» Центральное Руководство Венгерской партии трудящихся одобрило заявление правительства ВНР. На следующий день в передовой статье органа ЦР ВПТ «Сабад неп» происходившие события были оценены как «национальное демократическое движение», а вооруженные повстанцы уже назывались «борцами за свободу».

При подобной трактовке советские войска оказывались в более чем двусмысленном положении, ведя борьбу уже не против вооруженных боевиков и антигосударственных элементов, а против широких народных масс.

28 октября правительство И. Надя после трудных переговоров с советским командованием объявило о прекращении огня. В средствах массовой информации началась враждебная публичная кампания против советских войск с требованием их немедленного вывода из Будапешта и территории Венгрии, а также расформировании всей структуры госбезопасности. 28 октября Совет Безопасности ООН включил в повестку дня обсуждение вопроса о положении в Венгрии.

На состоявшемся в штабе Особого корпуса совещании генерал П. Н. Лащенко предположил, что «в сложившейся обстановке советские войска надо выводить из города. Они несут потери, а действовать, как того требует обстановка, им не дают». Присутствовавший на совещании Ю. В. Андропов не согласился с мнением генерала. «Что, оставим народную власть, коммунистов и патриотов на растерзание?» — спросил он. Лащенко в ответ отметил, что венгерские коммунисты должны «сами защищать себя и свою власть. Мы не должны за них воевать. Кто желает, пусть уходит с нами». «Советские войска уйдут, — продолжал Андропов, — а завтра здесь будут США и их союзники. Надо разгромить в Будапеште вооруженные отряды мятежников, и все здесь успокоится».

В эти драматические дни все по достоинству отметили хладнокровие и выдержку, которые сохранял Ю. Андропов. Один молодой советский дипломат в Будапеште позже с восторгом вспоминал, что Андропов первым «раскусил» Надя и ни на один миг не терял самообладания на всем протяжении кризиса: «Он был абсолютно спокоен, даже когда кругом свистели пули и когда все мы чувствовали себя в посольстве, как в осажденной крепости»{104}. [171]

Приостановка боев благоприятствовала в основном повстанцам. Она позволила им пополнить свои отряды людьми, оружием и боеприпасами. Напротив, партийный актив, защищавший общественные здания, министерства и райкомы, получил приказ венгерского правительства немедленно сдать все наличное оружие. Наиболее дисциплинированные коммунисты его выполнили и позже многие из них поплатились за это жизнью.

30 октября правительство Имре Надя потребовало незамедлительного вывода советских войск из Будапешта, и в 17 часов того же дня будапештское радио, прервав передачу, сообщило сенсационную новость — правительство Советского Союза удовлетворило это требование.

В тот же день Имре Надь объявил, что правительство упразднило «однопартийную систему». От имени коммунистов выступил Янош Кадар, все еще остававшийся первым секретарем ЦР ВПТ. Он поддержал эту меру, которая, по его словам, поможет «избежать дальнейшего кровопролития». Бывший руководитель Независимой партии мелких хозяев Золтан Тилди заявил, что по всей Венгрии будут проведены свободные выборы.

Венгерская политическая оппозиция, повстанцы были уверены: переговоры о полном удалении советских войск с территории Венгрии вскоре увенчаются успехом. Многочисленные революционные органы, новые политические партии и ожившие средства массовой информации безоговорочно поддерживали усилия правительства, направленные на полное избавление страны от советского контроля. В охваченном возбуждением Будапеште это казалось почти неизбежным.

И действительно, в ночь на 31 октября начался вывод советских войск из Будапешта. Вследствие уличных боев и артобстрелов немало зданий здесь превратились в развалины, тысячи домов были серьезно повреждены. К исходу 31 октября все советские соединения и части сосредоточились в 15–20 км от города. Штаб Особого корпуса разместился на аэродроме в Текеле, где базировалась одна из советских авиационных частей. В районах сосредоточения соединения и части приводили в порядок боевую технику и вооружение, пополнялись личным составом, боеприпасами, горючим и продовольствием.

В Будапеште и ряде других городов повстанцы, убежденные в своей победе, продолжали расправы над партактивом и сотрудниками госбезопасности, громили здания партийных и государственных органов, разрушали памятники советским воинам. Несмотря [172] на объявленное прекращение огня, они предприняли штурм здания будапештского горкома партии, смертельно ранив секретаря горкома Имре Мезе и зверски убив 24 защищавших его венгерских солдата.

Однако эйфория от ощущения близкой и полной победы была преждевременной.

Определенное влияние на бескомпромиссную позицию советских руководителей по венгерскому вопросу оказал и сам ход событий в этой стране: усилившийся разгул террора, разгром будапештского горкома партии, доклады Суслова, Микояна, а также информация бывших венгерских руководителей, находившихся в Москве. Ракоши, Герё, Реваи и другие все еще надеялись возвратиться в Венгрию. Окончательному выбору военного варианта решения венгерского вопроса благоприятствовала и международная обстановка.

Разразившийся на Ближнем Востоке Суэцкий кризис приковал к себе внимание ведущих западных держав мира и непосредственно втянул в свою орбиту вооруженные силы Великобритании, Франции и Израиля. Это позволило Хрущеву воспользоваться выигрышным не только в военно-стратегическом, но и в моральном отношении шансом. Теперь он мог действовать без оглядки на Запад.

В политике Кремля, однако, было и немало сумбура, импровизации, вообще свойственных руководящему стилю Хрущева. Например, 30 октября Советское правительства выступило с декларацией «Об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими странами». В ней отмечалось, что «страны великого содружества социалистических наций могут строить свои взаимоотношения только на принципах равноправия, уважения, территориальной целостности, государственной независимости и суверенитета, невмешательства во внутренние дела друг друга». Эта декларация вызвала, мягко говоря, недоумение у всех, кто был осведомлен о происходившем в Венгрии.

Столь нелогичная политика Москвы имела свое объяснение. В эти тревожные дни, как потом признал Хрущев, Кремль пребывал в нерешительности: «применить военную силу» или «уйти из Венгрии». «Не знаю, — писал советский лидер, — сколько раз мы принимали то одно, то другое решение»{105}. [173]

Общее руководство операцией было возложено на главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств-участников Варшавского Договора маршала И. С. Конева, прибывший в Сольнок. В дополнение к имевшимся силам на территорию Венгрии предполагалось выдвинуть 38-ю армию и 8-ю механизированную армию из Прикарпатского военного округа. Воздушно-десантные части в готовившейся операции должны были захватить и взять под охрану венгерские аэродромы. Операция получила кодовое наименование «Вихрь».

Началась эвакуация семей советских военнослужащих, которых переправляли в Советский Союз железнодорожным и автомобильным транспортом через Чехословакию. Позднее к этой операции привлекли военно-транспортные самолеты, высвободившиеся после переброски воздушно-десантных частей. Были приняты необходимые меры к эвакуации работников венгерских партийных органов и госбезопасности. Впоследствии из числа офицеров венгерской госбезопасности были созданы группы для участия в операциях совместно с советскими войсками.

Поздним вечером 1 ноября на аэродром Текель, где находился штаб Особого корпуса, прибыл Я. Кадар. Его сопровождали три человека, один из которых был сотрудником советского посольства. Комментируя обстановку в Будапеште, Кадар ответил, что вышел из состава правительства Имре Надя и теперь думает, что делать дальше.

Для непосвященных это было, на первый взгляд, странное заявление. Ведь буквально накануне прибытия Кадара в Текель, 1 ноября в 21.50, венгерское радио передало его выступление о создании новой Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП), которая должна была прийти на смену «не выдержавшей испытания временем» коммунистической партии (ВПТ).

Новая партия, по словам Кадара, будет защищать дело демократии и социализма, «не рабски копируя зарубежные образцы, а идя по пути, который соответствует историческим и экономическим особенностям нашей страны». Кадар призвал «вновь образованные демократические партии» укрепить правительство «во избежание опасности» вмешательства извне. «Мы больше не хотим ни от кого зависеть, не хотим, чтобы наша страна стала полем сражений», — заключил венгерский руководитель.

В Будапеште Я. Кадар появился вновь только через пять дней — уже после подавления основных очагов сопротивления повстанцев. [174]

«Вихрь» над Венгрией

После объявления перемирия, вплоть до 4 ноября, население Будапешта вело разбор развалин, восстановление порядка и нормальных условий жизни. Основные политические силы в стране договорились приступить к согласительной работе с 5 ноября.

Тем временем советская военная группировка завершала свои последние приготовления, стягивая силы в единый мощный кулак.

1 ноября приказом командующего войсками Одесского военного округа генерал-полковника А. Л. Гетмана по боевой тревоге была поднята 35-я гвардейская механизированная дивизия. В ночь на 1 ноября приказом командующего войсками Прикарпатского военного округа была также поднята по боевой тревоге 31-я танковая дивизия с задачей сосредоточиться в районе Берегово.

Массированные передвижения советских войск не остались незамеченными со стороны венгерских властей. Утром 1 ноября И. Надь пригласил к себе посла Ю. В. Андропова и, выразив протест по поводу дополнительного ввода в Венгрию советских войск, потребовал немедленно убрать прибывшие соединения и части с венгерской земли. Надь обратил внимание посла на то, что эта акция означает нарушение принципов Варшавского Договора, и Венгрия выйдет из этой организации, если из страны не будут выведены советские подкрепления. В 2 часа пополудни Имре Надь вновь связался с советским послом и сообщил ему, что за прошедшие три часа границу перешли новые советские части, вследствие чего Венгрия незамедлительно выходит из Варшавского Договора. Андропов ответил, что советские войска переходят границу только для того, чтобы сменить части, принимавшие участие в боях. Посол сообщил Надю, что советское правительство готово к переговорам о частичном выводе войск, и предложил назначить по две делегации с каждой стороны, одну из них — для обсуждения технических вопросов процесса.

Однако этот ответ вполне резонно не удовлетворил И. Надя. Обе стороны уже не испытывали друг к другу никакого доверия.

В 4 часа дня состоялось экстренное заседание Совета Министров Венгрии, единогласно принявшее постановление о выходе страны из Варшавского Договора и Декларацию о нейтралитете Венгрии.

И. Надь обратился в Организацию Объединенных Наций с посланием, в котором просил помощи четырех великих держав для защиты венгерского нейтралитета. [175]

Советскому послу была передана нота с требованием немедленно начать переговоры о выводе советских войск с территории Венгрии.

Вечером в 19 часов 45 минут Имре Надь обратился по радио к венгерскому народу с речью, в которой огласил Декларацию о нейтралитете. Свое выступление он завершил словами:

«Призываем наших соседей, как ближние, так и дальние страны, уважать неизменное решение венгерского народа. Несомненно, что наш народ так един в этом решении, как, пожалуй, никогда еще в течение всей своей истории.

Миллионы венгерских трудящихся! Храните и укрепляйте с революционной решимостью, самоотверженным трудом и восстановлением порядка свободную, независимую, демократическую и нейтральную Венгрию».

В Будапеште, Мишкольце, Дьере, Дебрецене и других городах Венгрии бездействовали промышленные предприятия, общественный транспорт, госучреждения. Закрывались школы, театры, музеи, стадионы. «Всеобщая забастовка» должна была длиться до тех пор, пока советские войска не покинут Венгрию.

2 ноября правительство Надя призвало бывших работников госбезопасности явиться к властям для направления в проверочные комиссии. На следующий день в прокуратуры явилось большое число бывших сотрудников безопасности. Из тюрем освобождались все лица, осужденные по политическим мотивам, однако вместе с ними на свободу вышло, естественно, и немало уголовников. Из освобожденных таким образом политических заключенных самым уважаемым был кардинал Миндсенти, встреченный с большим ликованием. Сразу по прибытии в Будапешт кардинал обратился по радио к венгерской нации.

3 ноября было сформировано обновленное венгерское правительство, в котором коммунистам достались лишь три второстепенных министерских портфеля.

Новая венгерская власть попыталась сделать успокоительные, рассчитанные на Москву заявления в отношении будущего политического курса страны. Так, член Национальной крестьянской партии, государственный министр Ференц Фаркаш заявил, что правительство единодушно поддерживает сохранение всех тех социалистических завоеваний, которые «совместимы со свободным демократическим и социалистическим строем». Новые политические силы в Венгрии недвусмысленно высказались о том, что «осуждение поверженного строя, выразившееся в восстании», не [176] касается коллективной собственности сельскохозяйственных и промышленных предприятий.

Однако подобного рода словесные заверения не могли ввести Москву в заблуждение. Советские лидеры понимали: речь идет в буквальном смысле об утрате Венгрии.

В Москве шли непростые переговоры с Я. Кадаром. Ему предназначалось сменить И. Надя. В конце концов Я. Кадар уступил.

К этому времени соединения и части Особого корпуса генерал-лейтенанта П. Н. Лащенко, 8-й механизированной армии генерал-лейтенанта А. Х. Бабаджаняна, 38-й общевойсковой армии генерал-лейтенанта Х. М. Мамсурова, назначенные к выполнению операции «Вихрь» и имевшие общую численность около 60 тыс. человек, получали последние распоряжения.

В соответствии с планом операции «Вихрь» Особый корпус должен был взять на себя основную задачу по разгрому противостоящих сил противника.

Состав корпуса оставался прежним, однако он усиливался танками, артиллерией и воздушно-десантными частями. Дивизиям предстояло решать следующие задачи:

2-й гвардейской механизированной дивизии — захватить северо-восточную и центральную часть Будапешта, овладеть мостами через реку Дунай, зданиями Парламента, ЦК ВПТ, Министерства обороны, вокзалом Нюгати, управлением полиции и блокировать военные городки венгерских частей, не допустить подхода восставших в Будапешт по дорогам с севера и востока;

33-й гвардейской механизированной дивизий — осуществить захват юго-восточной и центральной частей Будапешта, овладеть мостами через реку Дунай, Центральной телефонной станцией, опорным пунктом «Корвин», вокзалом Келети, радиостанцией «Кошут», заводом «Чепель», Арсеналом, блокировать казармы венгерских воинских частей и не допустить подхода восставших в Будапешт по дорогам с юго-востока;

128-й гвардейской стрелковой дивизии — захватить западную часть Будапешта, овладеть Центральным командным пунктом ПВО, площадью Москвы, горой Геллерт и крепостью, блокировать казармы и не допустить подхода венгерских повстанцев к городу с запада.

Для захвата важнейших объектов во всех дивизиях были созданы по одному-два специальных передовых отряда в составе батальона пехоты, а также от 100 до 150 десантников на бронетранспортерах, усиленных 10–12 танками. [177]

Продолжалась интенсивная эвакуация семей советских военнослужащих. 177-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия с 1 по 3 ноября эвакуировала из Венгрии в СССР более 600 семей военнослужащих.

Ничто уже не могло остановить раскручивающийся военный маховик — даже созыв в Нью-Йорке специального заседания Совета Безопасности ООН для обсуждения вопроса «Положение в Венгрии».

Повстанцы, оценив ситуацию, также готовились к решительным действиям. К 4 ноября их вооруженные формирования получили значительные подкрепления. Вокруг столицы создавался оборонительный пояс. В населенных пунктах, прилегающих к городу, появились заставы с танками и артиллерией. Важнейшие объекты города занимались вооруженными отрядами, а на улицах патрулировали наряды военнослужащих и Национальной гвардии. Численность венгерских частей в Будапеште достигла 50 тысяч человек. Кроме того, более 10 тысяч человек входило в состав Национальной гвардии. В распоряжении повстанцев было около 100 танков.

Тем временем в здании Парламента продолжались начатые 3 ноября переговоры о выводе советских войск из Венгрии. Делегацию СССР возглавлял первый заместитель начальника Генерального штаба генерал армии М. С. Малинин, венгерскую — генерал П. Малетер. Советская сторона вела их формально, чтобы скрыть свои истинные намерения.

Обсуждение конкретных вопросов, связанных с выводом частей Советской Армии, поздно вечером 3 ноября по предложению советской стороны было перенесено на советскую военную базу Тёкёл. Члены венгерской делегации приняли здесь участие в торжественном ужине, устроенном для них советскими военными представителями. Была уже почти полночь, когда прием прервался прибытием шефа советской госбезопасности генерала Серова. В сопровождении офицеров НКВД он вошел в зал и приказал арестовать всю венгерскую делегацию.

Из промышленных районов в окрестностях Будапешта и различных революционных советов из провинции стали поступать сообщения о перемещениях советских войск.

Вначале И. Надь дал категорическое указание не стрелять в советские войска, надеясь, что переговоры о выводе войск все-таки увенчаются успехом.

3 ноября ночью командир Особого корпуса генерал-лейтенант П. Н. Лащенко, в соответствии с приказом Главнокомандующего [178] Объединенными Вооруженными Силами государств-участников Варшавского Договора маршала Советского Союза И. С. Конева и планом операции «Вихрь», отдал приказ командирам 2-й и 33-й гвардейских механизированных дивизий, 128-й гвардейской стрелковой дивизии, приданным и поддерживающим частям о начале штурма Будапешта в 5 часов 50 минут 4 ноября. Примерно в это же время командующий 8-й механизированной армией генерал-лейтенант А. Х. Бабаджанян отдал приказ командирам соединений и частей по разоружению венгерских воинских гарнизонов и захвату назначенных объектов в 6 часов 15 минут 4 ноября. Аналогичный приказ командирам подчиненных ему соединений и частей отдал и командующий 38-й общевойсковой армией генерал-лейтенантХ. М. Мамсуров.

В 5 часов 15 минут утра 4 ноября на волнах Сольнокского радио (а по некоторым сведениям, передача велась из советского города Ужгорода) прозвучало обращение нового, созданного якобы в Сольноке Революционного рабоче-крестьянского правительства во главе с Я. Кадаром. Это сообщение было составлено в форме открытого письма, которое подписали Кадар и три других бывших члена правительства Имре Надя. Они заявляли, что 1 ноября вышли из правительства Имре Надя, потому что это правительство было неспособно бороться с «контрреволюционной опасностью». Для «подавления фашизма и реакции» они сформировали Венгерское революционное рабоче-крестьянское правительство.

В 6 часов утра на тех же волнах можно было услышать голос Кадара, который объявил состав своего правительства. Он утверждал, что «реакционные элементы хотели свергнуть социалистический общественный строй в Венгрии и восстановить господство помещиков и капиталистов». Новое правительство, как сказал Янош Кадар, обратилось к командованию советскими войсками, чтобы оно «помогло нашему народу разбить черные силы реакции и контрреволюции, восстановить народный социалистический строй, восстановить порядок и спокойствие в нашей стране».

Кадар не объяснил, почему он изменил свою позицию с ночи 1 ноября, когда по радио высказался в поддержку Имре Надя.

В свою очередь Имре Надь выступил по будапештскому радио в 6 часов 20 минут утра. Его заявление затем до последней возможности непрерывно транслировалось радиостанцией «Сабад Кошут радио» из студии, оборудованной в здании венгерского Парламента. Текст заявления был следующим: [179]

«Говорит Председатель Совета Министров Венгерской Народной Республики Имре Надь. Сегодня на рассвете советские войска начали наступление на нашу столицу с явным намерением свергнуть законное венгерское демократическое правительство.

Наши войска ведут борьбу! Правительство находится на своему посту. Я заявляю это народу нашей страны и мировому общественному мнению».

Спустя некоторое время, однако, И. Надь покинул здание Парламента и укрылся в югославском посольстве. Вскоре от имени правительства был передан так называемый манифест Иштвана Бибо, ставший последним официальным документом венгерского правительства. Манифест гласил:

«Венгры!

Председатель Совета Министров Имре Надь на рассвете отправился в советское посольство для продолжения переговоров и не смог оттуда вернуться. Утром на созванном заседании Совета Министров кроме находившегося в здании Парламента Золтана Тильди могли присутствовать только государственные министры Иштван Б. Сабо и Иштван Бибо. Когда советские войска окружили здание Парламента, государственный министр Тильди во избежание кровопролития заключил с ними соглашение, следуя которому советские войска могут занять здание Парламента, предоставив находящимся там гражданским лицам возможность свободно покинуть его. Придерживаясь этого соглашения, он покинул здание.

В здании Государственного Собрания остался лишь нижеподписавшийся государственный министр Иштван Бибо как единственный законный представитель единственного законного венгерского правительства.

В сложившейся обстановке я заявляю следующее:

Венгрия не имеет намерения проводить антисоветскую политику, наоборот, она выражает свое полное желание жить в содружестве тех восточноевропейских народов, которые стремятся организовать жизнь в своих странах под знаком свободы и справедливости, в обществе, лишенном эксплуатации.

Перед лицом мира я отвергаю клеветнические обвинения в том, что славная венгерская революция запятнала себя фашистскими или антисемитскими выступлениями. В борьбе принял участие независимо от классовых или религиозных различий весь венгерский народ. Потрясающим и замечательным было гуманное, мудрое поведение восставшего народа, готового к проведению [180] справедливых различий и повернувшего лишь против власти иноземных угнетателей и своих венгерских карательных отрядов.

Правительство сумело бы кратчайшим путем справиться как с некоторыми имевшими место случаями уличной расправы, так и с выступлениями ультраконсервативных сил, не проявивших вооруженного насилия. Утверждение о том, что с этой целью пришлось ввести на территорию страны огромную иноземную армию, — несерьезно и цинично. Как раз наоборот: присутствие этой армии стало важнейшим источником беспокойства и беспорядков.

Я призываю венгерский народ не считать верховной властью в стране оккупационную армию или ею создаваемое марионеточное правительство и выступить против них, использовав все возможные средства пассивного сопротивления, за исключением тех, которые затрагивали бы снабжение и коммунальные службы Будапешта.

Отдать приказ о вооруженном сопротивлении я не имею права, так как включился в работу правительства всего лишь за день до этого и не имею информации о военном положении в стране, а потому было бы безответственно с моей стороны распорядиться дорогой кровью венгерской молодежи. Венгерский народ и до этого поплатился немалой кровью, чтобы показать всему миру свою приверженность свободе и справедливости. Теперь наступила очередь великих держав мира показать силу принципов Устава ООН, силу свободолюбивых народов мира. Я прошу мудрого и смелого решения великих держав и ООН в интересах моей угнетенной нации.

Одновременно заявляю, что единственным законным представителем Венгрии за рубежом и законной главой всех ее иностранных представительств является государственный министр Анна Кетли.

Венгрия! Береги тебя Господь!»

Тем временем соединения армий генералов А. Бабаджаняна и X. Мамсурова приступили к активным боевым действиям. Воздушно-десантные части начали разоружение венгерских зенитных батарей, блокировавших аэродромы советских авиационных частей в Веспреме и Тёкёле.

Во втором штурме была использована более сбалансированная и умело организованная сила. Если в первом штурме участвовали в основном танки Второй мировой войны Т-34, то ко второму штурму Будапешта были привлечены современные на тот период танки Т-54, которые были более маневренными и менее уязвимыми на улицах венгерской столицы. [181]

Окружив Будапешт, советские войска захватили господствующую над городом высоту Геллерт на западном берегу Дуная. Здесь была установлена артиллерия и реактивные установки.

Штурм начался с артиллерийского обстрела. Затем танковые колонны устремились вперед для захвата мостов через реки и основных опорных пунктов сопротивления. Пехота при поддержке танков занялась «зачисткой» городских районов.

К 7.30 части 2-й гвардейской механизированной дивизии захватили мосты через Дунай, Парламент, здания ЦК, министерств внутренних и иностранных дел, горсовета и вокзала Нюгати. В районе Парламента был разоружен батальон охраны и захвачены три танка. За день боя частями дивизии было разоружено до 600 человек, захвачено около 100 танков, два склада с артиллерийским вооружением, 15 зенитных орудий и большое количество стрелкового оружия.

Части 33-й гвардейской механизированной дивизии овладели складом вооружений, тремя мостами через Дунай, а также разоружили подразделения венгерского стрелкового полка, перешедшего на сторону восставших.

128-я гвардейская стрелковая дивизия действиями передовых отрядов в западной части города к 7 часам утра овладела аэродромом Будапешт, захватив при этом 22 самолета, а также заняла казармы школы связи и разоружила механизированный полк венгерской 7-й механизированной дивизии. Попытки частей дивизии овладеть площадью Москвы, королевской крепостью и кварталами, прилегающими с юга к горе Геллерт, из-за сильного сопротивления повстанцев успеха не имели.

Для скорейшего разгрома вооруженных отрядов в Будапеште в состав Особого корпуса были дополнительно включены два танковых, два парашютно-десантных, стрелковый, механизированный и артиллерийский полки, а также два дивизиона тяжелой минометной и реактивной бригад. Большинство из этих частей вступило в бой на участках 33-й механизированной и 128-й стрелковой дивизий.

В отличие от повстанцев, венгерские войска вооруженного сопротивления практически не оказывали. К 8.30 десантники 108-го гвардейского парашютно-десантного полка во взаимодействии с 37-м танковым полком 2-й гвардейской механизированной дивизии захватили 13 генералов и около 300 офицеров Министерства обороны и доставили их в ставку генерала армии М. С. Малинина. Управление венгерскими вооруженными силами было окончательно парализовано. [182]

Несмотря на полное советское превосходство в силах и средствах, венгерские повстанцы по-прежнему препятствовали их продвижению. Вскоре после 8 часов утра будапештское радио последний раз вышло в эфир и обратилось к писателям и ученым мира с призывом помочь венгерскому народу. Но к тому времени советские танковые части уже завершали прорыв обороны Будапешта и заняли мосты через Дунай, Парламент и телефонную станцию.

Особенно ожесточенные бои, как и предполагалось, развернулись за объекты «Корвина», площадь Москвы, здание Парламента, королевский дворец и др.

К полудню 5 ноября в столице остался фактически один сильный узел сопротивления в переулке Корвин. Для его подавления было привлечено 11 артиллерийских дивизионов, имевших в своем составе около 170 орудий и минометов, а также несколько десятков танков. К вечеру сопротивление повстанцев не только в переулке, но и во всем квартале прекратилось.

В течение 6 ноября советская группировка войск в Будапеште продолжала выполнять задачи по уничтожению отдельных вооруженных групп и пунктов сопротивления. Бои продолжались вплоть до вечера вторника, 6 ноября. К этому времени у большинства венгерских бойцов закончились боеприпасы.

Несколько очагов сопротивления внутри города продержались до 8 ноября, а в окраинных промышленных районах бои продолжались до 11 ноября. Ожесточенные бои имели место в рабочих пригородах Будапешта, в том числе в Чепеле и Уйпеште. Чепельские рабочие проигнорировали повторный советский призыв сдать оружие и сопротивлялись до вечера 9 ноября, хотя и подвергались сильному артиллерийскому обстрелу.

В ранее переименованном в Сталинварош селе Дунапентеле, ставшем значительным промышленным центром, местные жители проявили не меньшую решимость в борьбе с советскими войсками. На протяжении всего дня 7 ноября повстанцы неоднократно выдерживали атаки танковых подразделений и механизированной артиллерии.

Уже в ходе развернувшихся ожесточенных боев 6 ноября в 2 часа ночи Генеральная Ассамблея ООН 50 голосами «за», 8 — «против» и 15 «воздержавшимися» осудила Советский Союз за «совершение агрессии», призвала прекратить вооруженное нападение и обратилась к Генеральному секретарю ООН с просьбой о проведении расследования «иностранного вмешательства во внутренние [183] дела Венгрии». Однако это были уже запоздалые и никого ни к чему не обязывающие меры.

К 10 ноября сопротивление повстанцев в основном было подавлено, венгерская армия разоружена. Советское командование повсеместно приступило к созданию военных комендатур.

К 11 ноября вооруженное сопротивление было сломлено не только в столице, но и фактически на всей территории Венгрии. Прекратив открытую борьбу, остатки повстанческих отрядов ушли в леса с целью создания партизанских групп, однако в результате сплошного прочесывания местности были окончательно ликвидированы. В этой операции совместно с советскими войсками уже приняли участие венгерские офицерские полки.

Тем не менее отдельные очаги сопротивления в Будапеште еще продолжали тлеть до 14 ноября, а в южных предгорных районах — до конца года.

За период боев и после их окончания у вооруженных отрядов и населения было изъято более 44 тысяч единиц стрелкового оружия, в том числе около 30 тысяч винтовок и карабинов, 11,5 тысяч автоматов, около 2 тысяч пулеметов, а также 62 орудия, из которых 47 — зенитных.

Советские потери составили: 720 человек убитыми (из них 87 офицеров и 633 солдата и сержанта), 1540 ранеными; 51 человек пропал без вести. Санитарные потери (ранено, травмировано): офицеров — 225, солдат и сержантов — 2035 человек.

Больше половины потерь части Особого корпуса понесли преимущественно в октябре. Было подбито и повреждено много танков, бронетранспортеров и другой боевой техники. Много жертв было среди местного населения. По данным официального Будапешта, с 23 октября 1956 г. по январь 1957 г. (то есть до тех пор, пока не прекратились отдельные вооруженные стычки повстанцев с венгерскими властями и советскими войсками) 2502 венгра погибли и 19 229 человек были ранены. 842 венгерских гражданина были депортированы в СССР.

По итогам боевых действий 18 декабря Указом Президиума Верховного Совета СССР более 10 тысяч военнослужащих были награждены орденами и медалями, а 26 человек удостоены звания Героя Советского Союза (из них 14 посмертно).

24 ноября на совещании советских военных комендантов в Будапеште маршал И. С. Конев объявил решение Советского правительства о создании в Венгрии Южной группы войск. [184]

Судьба Имре Надя

Рано утром 4 ноября Имре Надь покинул здание Парламента и попросил убежища в югославском посольстве. Позже в тот же день к нему присоединился ряд ведущих деятелей, в том числе и вдова Ласло Райка. В ноябре югославское правительство провело с Кадаром переговоры, в ходе которых обсуждалась судьба Имре Надя. Перед югославами с самого начала были выдвинуты следующие условия: Надь должен добровольно и публично отказаться от занимаемого им в правительстве поста, подвергнуть себя «самокритике» и «благоприятно отозваться» о правительстве Кадара. Надь отказался принять условия подобной «капитуляции». Это привело к усилению давления на Белград с целью его выдачи.

В конце концов югославское правительство согласилось выпустить Имре Надя и его окружение только в том случае, если Кадар как венгерский премьер-министр в письменном виде даст гарантии их свободного и беспрепятственного возращения домой. Кадар в письменном ответе подтвердил, что венгерское правительство не собирается принимать против Имре Надя и членов его группы репрессивных мер за их политическую деятельность.

На следующий день, 22 ноября, в 6 часов 30 минут вечера перед югославским посольством остановился автобус, который должен был доставить домой членов группы И. Надя. Наряду с венгерскими в нем находились и советские военные. Югославский посол настоял на том, чтобы два работника посольства также заняли места в автобусе и лично убедились, что Имре Надь и его товарищи благополучно доставлены до места назначения.

Это, однако, уже ничего не могло изменить.

Автобус направился прямо в ставку советского командования, где советский подполковник попросил двух сотрудников югославского посольства удалиться. После этого автобус в сопровождении двух танков отбыл в неизвестном направлении.

Югославское посольство в устной ноте осудило венгерские действия как «явное нарушение предварительного соглашения». Оно заявило, что действия венгерской стороны свидетельствуют о «полном пренебрежении по отношению к общепринятой практике и нормам международного права». В ноте также отмечалось, что Имре Надь и его товарищи, несмотря на предоставленную возможность, отказались выехать в Румынию для спасения собственной жизни, а предпочли остаться в Венгрии и разделить судьбу своих товарищей. [185]

Несмотря на этот протест, правительство Яноша Кадара опубликовало сообщение, согласно которому Надь с несколькими коллегами, скрывавшимися в югославском посольстве, по собственной просьбе были выдворены в Румынию в соответствии с их прежним решением удалиться на территорию другой социалистической страны. Однако позже, 26 ноября, выступая по будапештскому радио, Кадар заявил: «Мы обещали, что не будем привлекать Имре Надя и его друзей к суду за их прошлые преступления, даже если они потом признают себя виновными». В феврале 1957 г. венгерское министерство иностранных дел подтвердило, что «не было намерений привлекать Имре Надя к суду».

Одним из условий этого, как стало известно впоследствии, должно было стать публичное покаяние И. Надя, которое бы означало не что иное, как его политическую смерть. И. Надь предпочел смерть физическую. Он наотрез отказался признать себя виновным в каких-либо политических прегрешениях.

Тайное судебное разбирательство над И. Надем и его сподвижниками состоялось в феврале 1958 г., затем было приостановлено и вновь возобновлено в июне 1958 г. Все обвиняемые были признаны виновными.

В приговоре суда Надь был охарактеризован как «послушный пособник» империализма и главный организатор контрреволюции. Радиостанция «Свободная Европа» была объявлена «военно-политическим штабом контрреволюции за рубежом», а посылки с помощью Красного Креста — главным средством переброски империалистического оружия через венгерскую границу. Непосредственное участие в руководстве восстанием принимал британский военный атташе полковник Д. Каули, а западногерманский парламентарий князь X. фон Левенштейн был назван связующим звеном с «крупными империалистическими капиталистами в Западной Германии»{106}.

Этот процесс стал последним политическим процессом в странах советского блока, на котором обвиняемым был вынесен смертный приговор.

В последнем слове, произнесенном 15 июня 1958 г., И. Надь заявил:

«Смертный приговор я, со своей стороны, считаю несправедливым. Мотивировку нахожу необоснованной, поэтому не могу ее принять. [186]

Единственным моим утешением в нынешнем моем положении является убеждение в том, что рано или поздно венгерский народ и международный рабочий класс снимут с меня эти тяжкие обвинения, груз которых я должен сейчас нести, вследствие чего мне придется пожертвовать жизнью, но не могу от этого уклониться.

Я верю, придет время, когда в этих вопросах и в моем деле тоже можно будет разобраться справедливо в более спокойной обстановке, с более широким кругозором и на основании лучшего знания фактов.

Я чувствую, что являюсь жертвой тяжелого заблуждения, судебной ошибки.

О помиловании не прошу».

По разным данным за участие в восстании были подвергнуты смертной казни от 350 до 500 человек, более 10 тысяч были приговорены к тюремному заключению. В первые месяцы после подавления восстания страну покинули свыше 200 тысяч человек (при общей численности населения в 10 миллионов), подавляющее большинство которых составили молодые люди.

Трагедия, однако, состояла не только в этом. Глубокая травма была нанесена общественному сознанию венгерской нации, до этого верившей в возможность «обновленного» социализма с «гуманным лицом».

Но тогда многим казалось, что в отношениях между Будапештом и Москвой на долгие времена открывается новая эра. И никто не сможет отныне ее омрачить.