Пока еще союзники...
Союзные командования: единство и противоречия
Взаимодействие между союзниками по антигитлеровской коалиции по военно-политической линии — одна из самых интересных и малоисследованных страниц Второй мировой войны. Это взаимодействие осуществлялось на самом [248] высшем уровне между лидерами великих держав — главнокомандующими национальными вооруженными силами; между Ставкой Верховного Главнокомандования и Генеральным штабом Красной Армии, с одной стороны, и Верховным командованием союзных вооруженных сил в Европе, с другой стороны. На последней стадии Второй мировой войны взаимодействие между союзниками приобрело реальные очертания даже на оперативно-тактическом уровне, когда советские и союзные войска вошли в соприкосновение на линии разграничения зон ответственности.
Военное взаимодействие между союзниками осуществлялось по разным линиям и в различных формах, носило, как правило, конфиденциальный характер и не всегда было гладким...
Суть взаимодействия в военной области между странами-союзницами по антигитлеровской коалиции заключалась прежде всего в согласовании военных усилий по разгрому фашистской Германии на суше, на море и в воздухе.
Классическим примером важности и значимости такого взаимодействия является, безусловно, помощь советской стороны в критические дни немецкого наступления в Арденнах. В кратчайшие сроки, очень эффективно и согласованно союзники перераспределили свои усилия, изменили свои военные планы с учетом создавшейся стратегической обстановки{284}.
Одним из важнейших направлений взаимодействия между союзными командованиями на протяжении всей войны на Европейском театре военных действий являлась координация деятельности авиации, прежде всего по поражению стратегических тыловых объектов на территории Германии. Основная роль в этом отводилась англо-американской стратегической авиации, действовавшей с аэродромов с территории Великобритании, а затем по мере продвижения фронта на восток — с территории стран Западной Европы.
Через канал военных миссий США и Великобритании в Москве командование союзников постоянно за одни-двое [249] суток информировало советский Генеральный штаб о том, когда и какие именно объекты (населенные пункты, аэродромы, транспортные узлы, промышленные предприятия) на территории Германии планируется подвергнуть бомбовым ударам.
Когда линии фронта на Западном и Восточном фронтах сблизились до минимума, стали иметь место опасные инциденты, обусловленные несогласованностью действий авиации союзников. Так, например, 19 марта 1945 года через главу военной миссии США в СССР генерал-майора Дж. Дина Генеральный штаб Красной Армии информировал своих западных союзников об атаке американскими истребителями советских боевых самолетов:
«18 марта днем над расположением советских войск на восточном берегу реки Одер севернее города Кюстрин прошли курсом на север восемь групп американских бомбардировщиков В-17 «Летающая крепость» в сопровождении истребителей типа «Мустанг». Их преследовали немецкие истребители Ме-109 и ФВ-190.
В воздухе над этим районом находились шесть советских истребителей Як-3. Советские летчики, заметив немцев, атаковали их, но в этот момент сами подверглись атаке со стороны американских истребителей.
Советские летчики, ясно различая американские самолеты, уклонились от воздушного боя с ними, но, несмотря на это, американские истребители продолжали преследовать советские самолеты.
В результате атаки американских истребителей шесть советских самолетов были сбиты, причем два советских летчика погибли и один получил тяжелое ранение.
Этот случай является уже вторым случаем нападения американских истребителей на советские самолеты над территорией, занятой советскими войсками».
Далее генерал армии А. И. Антонов дал соответствующую оценку этому инциденту, подчеркнув необходимость [250] строгого соблюдения линии разграничения между зонами боевых действий авиации союзников:
«Этот из ряда вон выходящий случай произошел в условиях, когда по обоюдному соглашению между советским, британским и американским штабами авиации была установлена разграничительная зона для боевых действий союзной авиации, проходящая на этом участке по линии Пазевальк, Берлин, т.е. в 50 километрах к западу от района происшествия; причем никаких извещений о предполагаемом пролете здесь американскими самолетами линии советского фронта сделано не было.
Указанный случай вызывает справедливое возмущение советских войск, особенно тех, которые были свидетелями этого исключительного происшествия»{285}.
Разграничительная линия действий бомбардировочной авиации советских и англо-американских ВВС (т.н. бомборазграничительная линия) постоянно корректировалась по мере продвижения сухопутных группировок союзников в глубь Германии. Показательна в этом отношении директива начальника Генерального штаба Красной Армии войскам 1-го, 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов от 22 апреля 1945 года:
«21.4.45 г. между советскими и англо-американскими ВВС установлена следующая бомборазграничительная линия: Варнемюнде, Росток, Гюстров, Киритц, Бранденбург, Виттенберг, р. Эльба до Мельник-Прага.
Все пункты для советских ВВС — исключительно. Западнее указанной бомборазграничительной линии боевых действий авиацией не вести. Воздушная разведка не ограничивается»{286}.
Как видно, у советской стороны были реальные поводы обижаться в некоторых конкретных случаях на своих западных союзников. Однако и последние, в свою очередь, не всегда были довольны отношением и поведением советской стороны. Даже накануне победы, когда, казалось бы, военные отношения союзников по антигитлеровской [251] коалиции достигли своего апогея, в Вашингтоне и Лондоне вынашивают планы «наказания русских».
24 апреля 1945 года начальник Главного разведуправления Красной Армии генерал-лейтенант Ильичев докладывает начальнику Генерального штаба агентурную информацию — «сообщение нашего заслуживающего доверия источника»:
«Глава военной миссии США в Москве генерал Дин вернулся в Вашингтон и доложил о натянутых взаимоотношениях в Москве. Дин считает, что только крутое изменение политики в отношении русских может повлиять на улучшение взаимоотношений и условий для работы. Американцы недовольны большим количеством возникающих мелких недоразумений, какими-то оскорблениями, посадкой их самолетов, а также плохим обращением с американскими военнопленными и ранеными летчиками.
В ответ на отказ русских разрешить американским экспертам посетить порт Гдыню Дин советует отменить очередной конвой на север.
Глава английской военной миссии в Москве адмирал Арчер поддерживает Дина и считает, что англичане также должны изменить свою политику по отношению к русским»{287}.
В конце апреля 1945 года, когда капитуляция фашистской Германии ожидалась со дня на день, советская сторона назначает своих представителей при штабах союзных экспедиционных войск. 25 апреля помощник начальника Генштаба КА генерал-майор Н. Славин информирует исполняющих обязанности глав американской и английской военных миссий в СССР соответственно контр-адмирала К. Олсена и контр-адмирала И. Арчера:
«Начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Антонов поручил мне через Ваше посредство информировать начальников Объединенного штаба, что в связи с возможными переговорами о капитуляции [252] крупных сил немецких войск на любом из основных фронтов советскими представителями назначены:
1. При штабе экспедиционных союзных войск в Западной Европе — генерал Суслопаров.
2. При штабе средиземноморских союзных войск — генерал Кисленко»{288}.
Накануне исторического события Второй мировой войны — встречи советских и англо-американских войск на рубеже реки Эльба — Ставка Верховного Главнокомандования в директиве № 11075 от 23 апреля 1945 года дала инструкции войскам фронтов о действиях при встрече с западными союзниками. В соответствии с этими требованиями командующий войсками 1-го Белорусского фронта маршал Г. Жуков разослал соответствующую директиву в свои войска:
«При встрече наших войск с американскими или английскими войсками руководствоваться следующим:
1. Старшему войсковому начальнику, на участке которого произошла встреча, в первую очередь связаться со старшим начальником американских или английских войск и установить повсеместно с ним разграничительную линию согласно указаниям Ставки...
Никаких сведений о наших планах и боевых задачах наших войск никому не сообщать.
2. Инициативу в организации дружеских встреч на себя не брать.
При встречах с союзными войсками относиться к ним приветливо. При желании американских или английских войск организовать торжественную или дружескую встречу с нашими войсками, от этого не отказываться и высылать своих представителей. О всех такого рода приглашениях немедленно докладывать по команде и посылать своих представителей в каждом случае с разрешения старшего начальника не ниже командира корпуса. После такой встречи нашим войскам приглашать к себе представителей американских или английских войск для ответной встречи. Приглашения представителей [253] американских или английских войск для ответной встречи осуществлять с разрешения старших начальников не ниже командира корпуса. Офицеров и генералов, выделенных в качестве представителей для участия в дружеских встречах с представителями американских или английских войск, а также выделенных для участия в ответных встречах, тщательно инструктировать о поведении и порядке взаимоотношений с представителями американских или английских войск в соответствии с требованиями настоящей директивы, обращая при этом особое внимание на сохранение военной тайны.
3. Нашим войскам во всех случаях быть образцом дисциплинированности и порядка. Всему генеральскому и офицерскому составу строго соблюдать форму одежды и иметь опрятный вид. Этого же потребовать от всех войск, которые могут иметь соприкосновение с частями американских или английских войск.
В случаях посещения наших частей представителями американских или английских войск обратить особое внимание на четкий порядок и организацию их встречи. Прием этих представителей в рабочих помещениях штаба не производить, а иметь для этой цели специально подготовленные помещения.
4. О всех случаях встреч с союзными войсками доносить в штаб фронта с указанием места, времени и нумерации встретившихся частей.
Командующий войсками 1-го Белорусского фронта
Маршал Советского Союза Г. Жуков.
Член Военного совета 1-го Белорусского фронта
генерал-лейтенант Телегин.
Начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Малинин{289}».
Сейчас, по прошествии многих лет, кажется странным тот режим секретности и недоверия, который был характерен для того времени. Такой ли уж большой военной тайной были «наши планы и боевые задачи», которые [254] мы не должны были сообщать союзникам? Да и какая военная тайна могла быть на тактическом уровне?
Характерная для советской военной системы любовь к инструктажам проявилась и в этом документе. Старшие начальники регламентировали буквально все: как себя вести, что сказать, чего не говорить, как быть одетым при встречах с союзниками. Это, естественно, было странно и дико для привыкших к свободной демократической манере общения американцев.
О встречах американских и советских войск и их поведении при этом стоит поговорить отдельно...
Встреча на Эльбе: взгляд с Запада
Середина апреля 1945 года. Командование союзных войск внимательно следило за действиями своего восточного союзника, начавшего решающее наступление на столицу Третьего рейха — город Берлин. Американские штабные офицеры по несколько раз в день отмечали флажками рубежи, на которые выходили советские войска. «Коричневая зона» — неоккупированная территория Германии, сжимавшаяся под прессом с запада и востока, становилась все уже.
К этому времени войска союзников уже дошли до р. Эльбы, до границы своей зоны оккупации и остановились в ожидании подхода Красной Армии...
Во избежание каких-либо возможных недоразумений при встречах войск союзников с советскими частями на самом высоком уровне были согласованы меры по взаимному опознанию на поле боя. Общим сигналом взаимного опознания было решено иметь для советской стороны — красные сигнальные ракеты, для союзных войск — зеленые ракеты.
Другое предложение советской стороны было несколько необычным: пометить все танки обеих сторон белой краской. Вокруг башен советских танков предлагалось нанести одну белую полосу, а вокруг башен танков союзников [255] — две белых полосы. Сверху башни всех танков обеих сторон должны были быть помечены белыми крестами.
Эйзенхауэр в ответ на советское предложение выступил с инициативой не разрисовывать танки белой краской, а просто ознакомить войска с действующими опознавательными знаками союзников. Это, по трезвому рассуждению американского генерала, позволило бы избежать задержки в развитии наступления, вызванной необходимостью нанесения белых линий и крестов на боевые машины.
Советская сторона приняла точку зрения американцев.
В третьей декаде апреля волнительное ожидание встречи с советскими войсками достигло в американских войсках своей кульминации. Кто будет первым, увидевшим русских? Как произойдет первая встреча, уже названная журналистами «исторической»?
«Солдатский телеграф» в войсках союзников сообщал один за другим слухи на эту тему. То где-то в американскую радиосеть вклинивалась советская радиостанция. То вдруг пришло сообщение, что сержант из 6-й бронетанковой дивизии вступил в радиосвязь с русскими. 23 апреля из 69-й пехотной дивизии сообщили, что наблюдают советский танк с белой полосой вокруг башни. Однако вскоре пришел сигнал отбоя: «танк» оказался покрытым весенней травой холмиком земли, обвитым лентой из белого материала.
Подходящие колонны советских войск пытались засечь американские разведывательные самолеты, залетавшие глубоко к востоку от Эльбы. Легкий самолет-корректировщик 104-й пехотной дивизии вечером 23 апреля обнаружил колонну на марше и в полной уверенности, что встретил русских, посадил самолет. Однако это была немецкая часть, которая вместе с несколькими британскими военнопленными отступала на запад, чтобы сдаться союзникам.
Другой разведывательный самолет из той же 104-й пехотной дивизии залетел на 15 миль к востоку от Торгау [256] и наблюдал артиллерийскую дуэль между немецкими и советскими артбатареями. Когда он попытался сесть в расположении русских, неожиданный зенитный огонь заставил его ретироваться.
Как же состоялась историческая встреча на Эльбе? Об этом рассказывается в американских документах того времени{290}.
Во второй половине дня 24 апреля командир 273-го пехотного полка полковник Чарльз Адамс решил выслать навстречу советским войскам разведгруппу во главе с первым лейтенантом{291} Альбертом Котцебу из роты «G». Разведгруппа должна была выдвинуться в междуречье рек Мульдэ и Эльба и изучить обстановку. В район между этими двумя реками американские войска не вступали, так как считалось, что он должен быть оккупирован советскими войсками. Там, причем только в 5-мильной полосе, разрешалось вести лишь разведку. Американцы тогда еще не знали, что Красная Армия со своей стороны получила приказ дойти только до Эльбы и тоже не вступать в междуречье Эльбы и Мульдэ.
Во главе группы из 35 солдат на джипах Котцебу дошел до деревушки Кухрен, в 4 милях к востоку от реки Мульдэ. Там он нашел только нескольких раненых союзных военнопленных и сотни немцев, буквально жаждавших сдаться американцам.
Доложив обстановку по радио, Котцебу получил разрешение продвинуться еще на 3 мили, то есть выйти за пределы разрешенной для ведения разведки 5-мильной зоны. Однако и там американцы нашли только разрозненные группы немецких солдат. Котцебу вернулся на ночь в Кухрен, проигнорировав приказ о возвращении в полк.
Потеряв контакт с Котцебу, полковник Адамс принял решение утром 25 апреля выслать навстречу русским еще две разведгруппы. Ведение разведки им было приказано ограничить согласованной с советским командованием зоной в 5 миль. [257]
Разведгруппа из состава взвода 273-го пехотного полка строго следовала указанию не выходить за 5-мильную границу.
Вторую группу возглавил майор Ф. Крэйг из штаба 2-го батальона. Выйдя на выполнение задания командира полка, он попросту проигнорировал его указания о 5-мильном ограничении зоны разведки.
Утром 25 апреля в тот же район междуречья Мульдэ и Эльбы вышла на джипах группа второго лейтенанта{292} Уильяма Робертсона, офицера разведки из штаба 1-го батальона 273-го пехотного полка. Его задача состояла в поиске союзных военнопленных по окрестным деревням и городкам. У него не было с собой даже рации, и встречаться с русскими не входило в его планы.
Помимо этих трех групп, в междуречье Эльбы и Мульдэ с утра 25 апреля возобновила поиск и разведгруппа Котцебу, переночевавшая в деревушке Кухрен. Через несколько часов поиска Котцебу въехал в небольшую деревушку Леквитц всего в двух милях от Эльбы. И вдруг на центральной улочке он увидел всадника, въезжавшего во двор одного из домов. Американцам сразу бросился в глаза непривычный внешний вид всадника, одетого в странную военную форму. Это явно был не немец. Неужели русский?
Американцы поспешили вслед за всадником и въехали во двор того же дома. Сомнений быть не могло: то был советский военнослужащий, беседовавший с собравшимися вокруг него иностранными работниками, вывезенными немцами.
На часах было 11.30. Это был исторический момент: первый контакт между союзными армиями и советскими войсками был установлен.
Находившийся в составе группы Котцебу С. Ковальски, знавший русский язык, попытался узнать у советского солдата, где найти его командира. Но русский, как подчеркивается в американских источниках, был замкнут и отнесся к встрече с подозрением. Скорее всего, он [258] просто не понимал «исторической значимости» своего приключения. Махнув рукой на восток, русский солдат лишь изрек: «Там...» Затем он показал на одного из стоявших поблизости польских работников и сказал, что тот может лучше показать дорогу. Вскочив в седло, странный всадник пустился галопом прочь.
Взяв в качестве проводника поляка, разведгруппа Котцебу выехала в направлении Эльбы. Через некоторое время, выйдя на берег реки, американцы увидели на другом берегу большую группу солдат и военной техники. Котцебу взял бинокль. Сомнений быть не могло. Перед ним были русские. Сверкавшие на ярком весеннем солнце медали на груди солдат подтверждали этот вывод.
Американцы выпустили две зеленые ракеты, чтобы дать понять русским, кто перед ними. И хотя солдаты на том берегу Эльбы не ответили красными ракетами, они спустились к самой кромке воды. Поляк-проводник прокричал на русском языке, что вместе с ним — американцы.
На берегу реки солдаты Котцебу увидели лодку, прикованную цепью к причалу. Взорвав цепь, американский лейтенант с пятью своими солдатами переправился через Эльбу.
На восточном берегу реки их встречали советский майор и два солдата, один из которых успел даже сделать исторический снимок рукопожатия на Эльбе.
Через несколько минут, как пишут американские источники, к группе Котцебу подъехал подполковник Александр Гардиев, командир 175-го стрелкового полка. Он сказал, что намерен представить группу союзников командиру дивизии. Майор предложил американцам вернуться назад, на западный берег Эльбы, а затем подняться к северу до паромной переправы у населенного пункта Крейнитц. Там в присутствии двух кинооператоров должна была состояться официальная церемония встречи союзников.
Вернувшись на западный берег, Котцебу послал один из своих джипов в Кухрен, чтобы передать по радио информацию [259] о встрече в штаб своего 273-го полка. Однако, к сожалению, лейтенант указал ошибочные координаты своего местоположения.
Лейтенант Котцебу подписал свое донесение в 13.30. Полковник Адамс получил его через два часа:
«Задача выполнена. Принимаю меры к организации встречи представителей командования сторон. Настоящее местоположение 8717. Потерь нет».
Едва полковник Адамс позвонил начальнику штаба дивизии, как трубку схватил командир дивизии генерал Рейнхардт. Только утром он вместе с полковником Адамсом инструктировал разведгруппы не выходить за 5-мильную зону разведки. И теперь, если верить координатам лейтенанта Котцебу, он должен находиться далеко за границами зоны в районе городка Риеза.
Сперва Рейнхардт решил дождаться подтверждения информации Котцебу от полковника Адамса во время его встречи с русскими. Однако затем Рейнхардт изменил решение и позвонил генералу Хюбнеру, командиру 5-го армейского корпуса, который, в свою очередь, сообщил о встрече с русскими командующему 1-й армией генералу Ходжесу. Последний немедленно отрапортовал командующему 12-й группы армий генералу О. Брэдли.
Информация была столь важной и столь долгожданной, что шла на самый верх мгновенно...
Нужны были подтверждения информации Котцебу. Для этого генерал Рейнхардт послал на легком самолете-корректировщике в район городка Риеза офицера-оператора из своего штаба. В паре с ним на втором самолете вылетел переводчик.
Самолеты благополучно долетели до места назначения, однако никакого намека на советские войска там не было. Зенитный огонь вынудил оба самолета вернуться назад ни с чем.
Ошибка в координатах, содержавшаяся в донесении Котцебу, дала о себе знать. [260]
А в это время группа майора Крэйга встретилась с двумя джипами из разведгруппы Котцебу. Узнав о встрече с русскими, Крэйг решил идти вперед, навстречу им.
Теперь группа Крэйга выдвинулась к деревне Леквитц, где Котцебу встретился с русским кавалеристом. И вновь удача!
В деревушке американцы столкнулись с группой советских солдат-кавалеристов. На часах было 16.45.
После обмена краткими приветственными речами русские отбыли в южном направлении в сторону Дрездена, а разведчики Крэйга — к Эльбе навстречу лейтенанту Котцебу.
На восточном берегу реки Крэйга приветствовал командир 5-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор В. Русаков. То была уже вторая встреча, которую проводил советский генерал с американцами 25 апреля. И вновь были тосты — за Рузвельта, Трумэна, Черчилля, Сталина, за Красную Армию и американскую армию.
Вернувшись в 18.00 в Мульдэ, Крэйг радировал в штаб 273-го пехотного полка:
«Установил контакт с лейтенантом Котцебу, который находится в контакте с русскими».
Получив эту радиограмму, полковник Адамс запутался окончательно...
Третья американская разведгруппа, действовавшая под командованием лейтенанта Робертсона 25 апреля в междуречье Мульдэ и Эльбы, не имела непосредственной задачи установить контакт с советскими войсками. Они вели поиск союзных военнопленных и принимали капитуляцию немецких частей. В одном из небольших населенных пунктов Робертсон освободил группу британских офицеров, которые сообщили, что в районе Торгау на Эльбе находилось много американских военнопленных, в том числе раненых. Туда и устремился американский патруль.
В Торгау во второй половине дня группа Робертсона действительно обнаружила группу военнопленных разных [261] национальностей, но среди них было лишь два американца. Последние и влились в группу лейтенанта Робертсона.
В это время со стороны Эльбы послышалась автоматная стрельба. Американцы поспешили через центр города на его восточную окраину к берегу Эльбы.
Стрельба велась на противоположном берегу реки, и Робертсон сообразил, что там должны быть советские войска. Лейтенант пожалел, что с ним не было американского флага. И тут ему в голову пришла идея: сделать самодельный флаг из куска белой ткани, разукрасив его красной и голубой краской. Акварельные краски американцы нашли в одной из аптек Торгау, а дальше — дело техники.
С флагом в руках Робертсон взобрался на башню, возвышавшуюся над западным берегом Эльбы. Когда на другом берегу увидели американский флаг, стрельба прекратилась. Но только один из американских солдат высунулся из укрытия, как с восточного берега вновь началась стрельба. Вслед за этим стрельба опять смолкла и с восточного берега взлетели две зеленые ракеты.
Робертсон помнил, что это — сигнал встречи с союзниками, хотя в действительности русские должны были подать сигнал красными ракетами. Сообразив, что перед ним действительно советские войска, и не имея сигнального пистолета для ответа союзникам, Робертсон послал джип к группе освобожденных военнопленных, среди которых нашелся один русский. Последний, взобравшись на башню, прокричал на русском языке, что рядом с ним стоят американцы.
Робертсон и его подчиненные подбежали к полуразрушенному мосту и начали осторожно взбираться по изогнутым балкам. С той стороны по мосту начал карабкаться и советский солдат. Первым, с кем он обменялся рукопожатием на мосту, был советский военнопленный, помогавший установить контакт между союзниками. А затем пришла очередь лейтенанта Робертсона. На часах было 16.00. [262]
И хотя донесение Робертсона о контакте с русскими пришло после доклада майора Крэйга, по времени этот контакт был вторым.
За встречу, как и полагается, американцы и русские подняли тост. Во время приема советская сторона объяснила Робертсону, почему они стреляли, увидев американский флаг. Дело в том, что за несколько дней до того группа немцев вывесила американский флаг и под его прикрытием смогла скрыться.
Когда через час Робертсон собрался в обратный путь, с ним вместе отправился один советский майор, два младших офицера и один сержант из 173-го стрелкового полка.
Под вечер лейтенант Робертсон на перегруженном джипе прибыл в штаб своего 1-го батальона. Когда он доложил комбату о своем «приключении» и убедил его в том, что привезенные русские — не военнопленные, а официальные представители регулярной Красной Армии, информация была доложена наверх, в штаб полка.
Полковник Адамс был в полном замешательстве. Он вообще не отдавал приказа высылать патрули от 1-го батальона. С другой стороны, в штабе этого батальона находились четверо советских военнослужащих — живое подтверждение истинности контакта с союзниками.
Когда обо всем этом узнал командир 69-й дивизии генерал Рейнхардт, он был взбешен полным отсутствием дисциплины в 273-м пехотном полку. Как можно все это доложить командиру корпуса! Рейнхардт даже подумывал предать Робертсона суду военного трибунала.
Но когда генерал встретился с представителями советского командования, он изменил свое решение и немедленно доложил обстановку командиру 5-го армейского корпуса генералу Хюбнеру. Последний распорядился организовать 26 апреля встречу союзников на уровне командиров дивизий, а 27 апреля — на уровне командования корпусов.
В связи с тем, что никакой подробной информации о деталях встречи лейтенанта Котцебу американское командование [263] на тот момент не получило, официальная церемония встречи была намечена в Торгау.
Генерал Рейнхардт в 16.00 26 апреля встретился в Торгау с советским генералом Русаковым.
Генерал Хюбнер провел церемонию встречи с командиром 34-го стрелкового корпуса генерал-майором Баклановым 27 апреля и тоже в Торгау.
Генерал Ходжес приветствовал командующего войсками 1-го Украинского фронта маршала Конева 30 апреля.
27 апреля в 18.00 союзники официально объявили об исторической встрече на Эльбе.
По иронии судьбы лейтенант Котцебу и майор Крэйг оказались забытыми в прямом и переносном смысле. Только вечером 26 апреля о них вспомнили и сообщили им, что «история прошла мимо них». В историю волею судьбы вошел лейтенант Уильям Д. Робертсон.
В такой интерпретации знают об исторической встрече на Эльбе миллионы людей на Западе. Для них не так важны имена тех русских парней, которые пожимали руки американским солдатам на берегу Эльбы.
Но у нас есть возможность взглянуть на события тех дней не только с Запада, но и с Востока. Советские документы тех дней дают подробнейшую картину подготовки и проведения встреч союзников на Эльбе. Итак, взгляд с Востока...
Встреча на Эльбе: взгляд с Востока
«Командующему 5-й гвардейской армией.
№ 00335
25 апреля 1945 г.
20.00.
1. Части корпуса, продолжая наступление, с утра 25.4.45 г. передовыми частями форсировали р. Эльба и соединились с частями 1-й американской армии.
В 15.30 в районе г. Торгау 173-й гвардейский стрелковый полк 58-й гвардейской стрелковой дивизии (командир полка гвардии майор Рогов, командир 1-го батальона 173-го гвардейского полка гвардии капитан Неда, [264] командир 3-й роты гвардии старший лейтенант Бабичев, командир 2-го взвода гвардии лейтенант Кузминский) встретился с разведгруппой 69-й пехотной дивизии 5-го армейского корпуса 1-й американской армии — начальник разведгруппы лейтенант Робертсон.
В 13.30 (6 километров юго-западнее Мюльберг) передовые части 175-го гвардейского стрелкового полка 58-й стрелковой дивизии (командир полка гвардии подполковник Гордеев, командир 2-го батальона гвардии майор Глотов, командир 6-й роты гвардии старший лейтенант Белобородько, командир 3-го взвода гвардии лейтенант Смирнов) встретились с разведгруппой 69-й пехотной дивизии 5-го армейского корпуса 1-й американской армии (начальник разведгруппы — лейтенант Котцебу).
При встрече с указанными подразделениями союзников никаких происшествий не было.
2. Противник разрозненными группами продолжал отход в западном направлении и оказывал незначительное огневое сопротивление. Его авиация не действовала. Командир 34-го гвардейского стрелкового корпуса гвардии генерал-майор Бакланов
Начальник штаба корпуса гвардии полковник Мительман»{293}.
Так по-военному коротко и скупо сообщалось в советских боевых документах об историческом событии большого политического значения — встрече на Эльбе. Немедленно эта информация была доложена «наверх», в штаб 1-го Украинского фронта. Маршал И. Конев в свою очередь сразу же проинформировал Верховного главнокомандующего. В этом отношении Конев опередил Жукова.
После первого сообщения о контакте с союзниками политуправление 1-го Украинского фронта потребовало представить об этом подробную информацию. 27 апреля такое донесение было подготовлено и отправлено «наверх» за подписью начальника политуправления 5-й гвардейской армии генерал-майора Каткова. [265]
Это донесение, равно как и другие документы, во многом дополняет все то, что нам известно из американских источников. С другой стороны, советские документы позволяют взглянуть на события тех дней как бы под иным углом, отличным от американского. Сегодня мы имеем возможность сопоставить советскую и американскую интерпретацию первых боевых контактов Красной Армии и союзников во Второй мировой войне.
В донесении генерала Каткова подробно и очень красочно освещаются все детали встречи стрелкового батальона гвардии капитана Неды с разведгруппой лейтенанта Робертсона:
«Выйдя 23 апреля на восточный берег реки Эльба, 2-й стрелковый батальон 173-го гвардейского стрелкового полка 58-й гвардейской стрелковой Красноградской Краснознаменной дивизии, которым командует гвардии капитан Неда, занял участок обороны в районе моста через реку Эльба, напротив города Торгау, расположенного на западном берегу реки.
Днем 25 апреля с каланчи церкви города Торгау американский солдат, махая флажками, выкрикивал что-то радостное для наших солдат. Не понимая языка, наши бойцы и офицеры полагали, что это немец, и поэтому наш лейтенант Сельвашин попытался договориться на немецком языке. Но ответа не последовало. Тогда наши солдаты сделали несколько выстрелов по каланче.
Находившийся там один нерусский солдат сошел с каланчи и на русском языке произнес два слова: «Москва — Америка». Тогда наши воины поняли, что это американский солдат и потребовали, чтобы один из них подошел к нашим подразделениям. Пришедший американский солдат заявил, что он из группы американских разведчиков, которые имеют задачу установить местонахождение русских войск. Вскоре пришел туда офицер американской армии, который рассказал, что разведчики принадлежат 69-й пехотной дивизии 1-й американской армии, и попросил, чтобы наш офицер проехал вместе с ним в американский [266] штаб, заявив при этом, что штаб их батальона находится в 15 километрах от места встречи.
По приглашению командования 69-й американской дивизии в 23.30 15 апреля 1945 года советская делегация прибыла в штаб 69-й пехотной дивизии, который находился в 40 километрах западнее реки. В состав делегации входили заместитель командира 173-го гвардейского стрелкового полка по строевой части гвардии майор Иларионов, командир 2-го батальона этого полка гвардии капитан Неда, гвардии лейтенант Сельвашин, гвардии сержант Андреева. На протяжении всего пути от реки Эльба до расположения главных американских сил наши представители не встретили ни немцев, ни американцев. По дороге встречались лишь мелкие группы немцев, среди них были и вооруженные, которые спрашивали у американцев дорогу на сборный пункт военнопленных.
В штабе 69-й американской пехотной дивизии наши представители были встречены американским майором. Находившиеся там американские солдаты встретили наших представителей с озлоблением, приняв их за пленных. Но когда они узнали, что это советские офицеры, они устроили дружные аплодисменты и выкрикивали различные приветствия по адресу Красной Армии и советского народа, снимали с погон наших офицеров звездочки и цепляли их себе, отрезали пуговицы, стремясь приобрести что-нибудь себе на память о русских. Затем наших офицеров принял командир 69-й американской пехотной дивизии генерал-майор Рейнхардт.
Встреча была исключительно дружеской. Генерал и его офицеры фотографировались вместе с нашими представителями, договорились о последующей встрече, для чего генерал Рейнхардт, бригадный генерал Марест, офицеры штаба дивизии вместе с охраной на 13 «виллисах» направились в город Торгау»{294}.
Так достаточно колоритно описывается один из первых боевых контактов советских и американских войск [267] на тактическом уровне. На следующий день в районе Торгау на Эльбе состоялись еще две важных встречи. В первой половине дня пожимали друг другу руки командиры полков двух стороа, а во второй половине дня состоялась встреча на уровне командиров дивизий. В политдонесении генерала Каткова они подробно описываются следующим образом:
«26 апреля в 11 часов дня состоялась встреча между командиром полка 69-й пехотной дивизии{295} и командиром 173-го гвардейского стрелкового полка гвардии майором Роговым (по просьбе командира американского полка). Встреча состоялась на мосту через реку Эльба в районе Торгау. Как с нашей, так и с американской стороны кроме командиров полков присутствовали другие офицеры. При встрече товарищ Рогов и командир американского полка обменялись краткими приветственными речами. Оба подчеркнули в своих речах необходимость путем крепкой дружбы между обоими народами и армиями и общими усилиями ускорить полный разгром гитлеровской Германии. Командир американского полка задал вопрос тов. Рогову: «Какую вы имеете задачу?» На что товарищ Рогов ответил, что задача была выйти на р. Эльба и ждать дальнейших указаний. Затем тов. Рогов пригласил к себе американцев на завтрак. Американские офицеры вели себя свободно. Каждый из них стремился получить какую-либо память от русских воинов, с этой целью они снимали у наших офицеров звездочки с погон, дарили свои знаки различия, менялись часами, носовыми платками.
Во второй половине дня произошла встреча между командиром 58-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майором тов. Русаковым и командиром 69-й американской пехотной дивизии генерал-майором Рейнхардтом. При встрече присутствовали с нашей стороны: начальник штаба дивизии гвардии подполковник Пудник, командир 173-го гвардейского стрелкового полка гвардии майор Рогов и другие офицеры. С генералом [268] Рейнхардтом были: его заместитель — бригадный генерал Марест, начальник штаба дивизии — полковник Пилинч. На встрече присутствовали около 70 журналистов американских, английских, французских и советских газет и несколько кинооператоров. Здесь же встретились представитель ТАСС при 1-й американской армии Жданов и писатель Константин Симонов...
На приеме гвардии генерал-майор Русаков и генерал Рейнхардт обменялись приветственными речами. В своей речи американский генерал Рейнхардт заявил: «Я переживаю самые радостные дни в моей жизни. Я горд и счастлив, что моей дивизии посчастливилось первой встретиться с частями героической Красной Армии. На территории Германии встретились две великие Союзные Армии. Эта встреча ускорит окончательный разгром военных Сил Германии».
В своей ответной речи гвардии генерал-майор Русаков сказал: «Наступил долгожданный и радостный день. На территории Германии встретились две великие Армии. Героическая Красная Армия прошла большой путь напряженной борьбы и славных побед. Мы рады встретить союзные американские войска на территории вражеской Германии. Встреча двух союзных армий является большим историческим событием в борьбе с гитлеровской Германией. Пусть эта встреча послужит залогом быстрейшего и окончательного разгрома гитлеровской армии и установления прочного мира».
Генерал-майор Рейнхардт вручил генерал-майору Русакову национальный американский флаг...»{296}
Первые советско-американские боевые встречи на тактическом уровне прошли очень организованно, в дружественной и добросердечной атмосфере. Советским солдатам и офицерам запомнилась прежде всего непринужденность американских военнослужащих в общении и поведении, которые «снимали звездочки с погон советских офицеров на память». В документах отмечается, что наши офицеры и солдаты вели себя на всех встречах [269] «хорошо и выдержанно», а американские военнослужащие — «несколько развязно». От всех участников встреч с американцами советское командование требовало иметь образцовый внешний вид. Американцы, наоборот, внешнему виду своих солдат и офицеров, равно как и нормам поведения и общения с советскими солдатами не уделяли столь серьезного внимания.
Во всех советских донесениях тех дней присутствовали нотки подозрительности, осторожности и недоверия по отношению к западным союзникам. У наших офицеров вызывает подозрение интерес американцев к боевым задачам наших частей. Советское командование «боится» каких-либо «происшествий» — случаев недостойного поведения советских солдат. В беседах же с американскими военнослужащими советские офицеры в свою очередь стараются узнать как можно больше об американских войсках.
Вслед за первыми тактическими контактами союзников на Эльбе пришло время устанавливать связи и на более высоком уровне.
28 апреля в 13.00 в селе Вердау состоялась встреча командира 34-го гвардейского стрелкового корпуса гвардии генерал-майора Бакланова с командиром 5-го американского корпуса американской армии генерал-майором Хюбнером. Встречу организовала советская сторона.
После кратких приветственных речей состоялся банкет в саду на открытом воздухе. Советские и американские военнослужащие вели оживленную беседу, поднимали тосты за победу и за дружбу. В ответ на вручение накануне американцами генералу Русакову национального флага США на этой встрече генерал Бакланов передал Хюбнеру памятное знамя с изображением медали «За оборону Сталинграда», пронесенное частями корпуса от Сталинграда до Эльбы.
В донесении начальника политотдела 5-й гвардейской армии гвардии генерал-майора Каткова, где рассказывается об этом контакте с американцами, содержится [270] и много моментов, свидетельствующих о взаимной подозрительности участников:
«Генерал-майор Хюбнер при встрече с товарищем Баклановым пытался выяснить задачу, стоящую перед корпусом. На это тов. Бакланов ответил, что корпус имел задачу выйти на Эльбу и ждать дальнейших приказаний...
Нумерацией частей (Хюбнер) не интересовался. Но интересовался вопросами, есть ли в корпусе танковая дивизия и сколько в нем стрелковых дивизий; каковы тактико-технические данные танка Т-34.
В беседе также выяснилось, что 5-й американский корпус состоит из двух пехотных дивизий по 12 тысяч человек в каждой и одной танковой дивизии, имеющей 200 танков. Имеется корпусной артиллерийский полк, состоящий из четырех дивизионов по 12 155-мм пушек в каждом. Танковая дивизия дислоцируется в Дессау. В этом же районе расположены пехотные дивизии.
В каждом пехотном полку имеется один артиллерийский дивизион, состоящий из 12 105-мм пушек...»{297}
Во время встречи Бакланова с Хюбнером у советского командования вызвало подозрение поведение корреспондентки газеты «Пост Диспач» из Сент-Луиза Викении Урвин: «Она, побыв немного на встрече, уехала в направлении нашего тыла. Но принятыми мерами была задержана и переправлена на западный берег Эльбы».
Американская корреспондентка взяла интервью у санитарки медсанбата 58-й гвардейской стрелковой дивизии старшего сержанта Лизы Парняковой. В политдонесении этот факт подробно описывается:
«Парнякова — 1925 года рождения, уроженка города Симферополя. В армии служит два года, все время в этой дивизии. До последнего времени была санинструктором стрелковой роты 175-го гвардейского стрелкового полка. Награждена медалью «За отвагу». На правой щеке — глубокий след касательного пулевого ранения. Корреспондентка задала ей несколько вопросов:
1. Фамилия, имя, отчество. [271]
2. Откуда родом.
3. Год рождения.
4. Сколько служит в армии и в качестве кого.
5. Где ее отец, чем он занимается. (Парнякова ответила, что отец ее на фронте и является офицером Красной Армии.)
6. В составе делегации какой части она прибыла на встречу с американцами. (Парнякова ответила, что прибыла из санитарного учреждения.)
Затем на Парнякову надели автомат и сфотографировали»{298}.
Тогда, в апреле 1945 года, советское командование усмотрело в поведении американки и интересующих ее вопросах коварный умысел или стремление узнать «военную тайну». Оттого так негативно американка была воспринята советской стороной. Хотя сейчас мы, естественно, понимаем, что любознательность американки была вызвана лишь профессиональным журналистским интересом, погоней за сенсацией (а тогда любая информация из первых рук о Красной Армии на Западе была сенсацией).
Кульминацией серии контактов советских и американских войск на Эльбе стала встреча маршала И. Конева с американским генералом Брэдли:
«5 мая в 14 часов в населенном пункте Лебуза, 0 километров северо-восточнее города Торгау, состоялась встреча командующего войсками 1-го Украинского фронта маршала тов. Конева с командующим 12-й армейской группой американских войск генералом Брэдли.
На встрече присутствовали со стороны американцев — генерал Брэдли, начальник штаба армейской группы генерал-лейтенант Аллен, начальник оперативного отдела штаба армейской группы и старшие офицеры штаба, большая группа корреспондентов, фоторепортеров и кинооператоров США, Англии, Франции, Канады, Бельгии. Всего до 65 человек. С нашей стороны — маршал тов. Конев, члены Военного совета фронта генерал-лейтенанты [272] тов. Крайнюков, Кальченко, начальник штаба 1-го Украинского фронта генерал армии тов. Петров, заместители командующего фронтом, начальники управлений, командующий 5-й гвардейской армией гвардии генерал-полковник Жадов, командир 34-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майор Бакланов, представители центральных и фронтовых газет, кинооператоры, фотокорреспонденты...
Маршал тов. Конев, встретив гостей у входа в здание, приветствовал их, после чего пригласил в зал. Был дан обед, перед началом которого тов. Конев выступил с краткой речью о боевом пути Красной Армии, прошедшей под водительством маршала Сталина путь от Сталинграда до Эльбы, о заслугах американской армии, о Рузвельте, так много сделавшем для обеспечения победы англо-советско-американского боевого союза над немецко-фашистскими захватчиками, выразил соболезнование по поводу безвременной кончины президента Рузвельта и надежду, что новый президент Трумэн продолжит дело, за которое боролся Рузвельт. Тов. Конев поднимает тост за встречу американских войск с Красной Армией.
Следующий тост произнес генерал Брэдли. Он отметил мужество и храбрость солдат Русской армии, руководимой маршалом Сталиным, храбрость войск 1-го Украинского фронта, примеру которых следовали американские солдаты, офицеры и генералы. Он также остановился на заслугах Рузвельта, выразил сожаление, что не удалось дожить ему до счастливого дня победы. Он предложил выпить тост за встречу, за здоровье маршала Сталина»{299}.
Вслед за тем гости имели удовольствие посмотреть данный в их честь концерт, который вызвал у них бурные восторги. Конец встречи ознаменовался обменом подарками и сувенирами:
«Генерал Брэдли, поблагодарив за концерт, объявил решение правительства США о награждении маршала Конева высшим американским орденом и тут же вручил [273] ему орден, обнял и поцеловал. Вручение награды было встречено присутствовавшими восторженно.
В 17 часов гости направились к выходу, сопровождаемые тов. Коневым и нашими генералами.
Генералу Брэдли были вручены маршалом Коневым ценные подарки: знамя с надписью «От воинов Красной Армии 1-го Украинского фронта», боевая лошадь. После выражения благодарности генерал Брэдли подарил тов. Коневу легковую машину «Виллис» с надписью «Командиру 1-й Украинской группы армий от солдат американских войск 12-й группы армий», вручил знамя, американский автомат.
Встреча прошла в сердечной, дружественной обстановке»{300}.
Ответный визит маршала Конева в штаб 12-й группы армий США состоялся 17 мая 1945 года в городке Бад-Вильдунген в 30 километрах юго-западнее Касселя.
Встречи с американскими войсками, аналогичные описанным, прошли на всех участках соприкосновения советских и американских войск на 1-м Украинском, 1-м Белорусском и 2-м Белорусском фронтах. Общая их тональность была очень дружественной: встречались боевые соратники, добившиеся в тяжелой борьбе полной победы.
Эту мысль отлично выразил во время одной из таких встреч командир 13-го армейского корпуса американский генерал Гилль:
«Лучшими дипломатами являются воины, наши солдаты. Там, где трудно договориться дипломатам, легко решить вопрос солдатам, тем более таким солдатам, дружба которых скреплена кровью, пролитой в совместной борьбе против общего врага. А всем известно, что нет более крепкой дружбы, чем дружба, возникшая под огнем пулеметов и пушек»{301}.
Тогда, весной 1945 года, солдаты двух армий, далекие от большой политики, говорили искренние слова взаимного восторга и уважения. Тогда им казалось это таким естественным... [274]
Войска Запада и немецкое население
Англо-американские войска, открывшие второй фронт высадкой на севере Франции летом 1944 года, столкнулись с организованным и хорошо подготовленным сопротивлением немецких войск на всех операционных направлениях.
Местное население стран Западной Европы, находившееся под оккупацией фашистов, естественно, не могло быть опорой и поддержкой оборонявшихся немецких войск. Однако когда война подошла к западным границам Германии, обстановка изменилась. Англо-американским войскам пришлось столкнуться не с народами, которые жаждали освобождения из фашистской неволи, как то было в Европе, а с испуганным, нередко озлобленным, голодным и потерявшим веру в будущее местным населением» Это были немцы — жены, дети и родители тех солдат вермахта, которые вели упорное сопротивление на Западном фронте.
Особенно подавленное и угнетенное моральное состояние населения западной части Германии, в отличие, например, от населения восточной ее части, объяснялось страшными ежедневными массированными бомбардировками городов и промышленных центров Германии союзной авиацией.
Геббельс свидетельствует:
«Я уже подчеркивал, что вражеский воздушный террор — главная причина, объясняющая, почему население на западе выглядит таким усталым. В западных и юго-западных районах страны воздушные тревоги почти не прекращаются; население день и ночь сидит в бомбоубежищах, которые все больше становятся рассадниками пораженческих настроений. Спокойных минут, когда можно двигаться по улицам, вообще больше не бывает. Зачастую население воспринимает воздушную войну как некую природную катастрофу, конца которой ждут, не зная, как ускорить его приближение»{302}. [275]
27 марта, когда обстановка на Западном фронте становится критической, главный нацистский идеолог анализирует причины падения морального духа народа Германии:
«...Население западных областей в результате вражеских воздушных налетов, длившихся месяцами и годами, до такой степени измотано, что предпочитает ужасный конец ужасу без конца. Я полагаю, что это связано также и с тем, что население западных районов по своей природе не столь способно к сопротивлению, как население восточных. Оно ведь живет в соседстве с Францией, сверхцивилизованной страной Европы, в то время как восточное население находится ближе к Польше и России, более примитивным странам Европы»{303}.
Далее Геббельс вынужден признать:
«В настоящий момент военные действия на западе являются для противника не более чем детской забавой. Ни войска, ни гражданское население не оказывают ему организованного и мужественного сопротивления, так что американцы — они особенно — имеют возможность разъезжать повсюду»{304}.
В своих дневниковых записях Геббельс не мог не признать с горечью, что войска США и их союзников во многих местах немцы встречали как освободителей:
«В западных враждебных государствах, конечно, опять ликование. Радуются, что Эйзенхауэру удалось оттеснить наш фронт до Рейна. Я прямо сгораю от стыда, узнав, что город Рейдт встретил американцев белыми флагами. Не могу себе этого представить, прежде всего не могу представить, что белый флаг развевался на доме, в котором я родился. Но в настоящий момент я не знаю даже, кто вообще живет в этом доме... Для американцев это, естественно, первосортная сенсация, а для меня — позорно и удручающе»{305}.
Чуть позже Геббельс опять возвращается к той же теме:
«...Население Франкфурта показало себя чрезвычайно трусливым и покорным. Противник публикует об этом сообщения, вызывающие краску стыда. Вступившие во [276] Франкфурт американцы были встречены массовыми демонстрациями и лозунгами: «Давайте расцелуемся и будем добрыми друзьями!». Целоваться-то американцы наверняка согласятся — особенно с франкфуртскими женщинами, но что касается призыва стать добрыми друзьями, то время терпит. Во всяком случае, противник намерен только грабить, морить голодом и истреблять нас физически. И все-таки от таких сообщений просто тошнит. А чему удивляться, когда Шпренгер еще до того, как противник показался на горизонте, смылся из Франкфурта и бросил город на произвол судьбы?»{306}
Столкнувшись с явлениями морального пораженчества у населения западных областей Германии, И. Геббельс в начале апреля 1945 года делает вывод, что немецкая пропаганда допустила ошибку, расписывая только «зверства большевиков на Восточном фронте» и игнорируя необходимость антиамериканской и антибританской пропаганды на Западе. Он составляет директивы для немецкой прессы, где центральным пунктом идет установка:
«Главная задача прессы и радио — разъяснять немецкому народу, что западный противник вынашивает те же гнусные цели и те же дьявольские планы уничтожения немецкого народа, что и восточный, и только для видимости пользуется более цивилизованными методами, чтобы обмануть немецкий народ и поймать его на удочку. Жестокая воздушная война, которую ведут англо-американцы, достаточно хорошо показывает звериное лицо западного противника и не оставляет сомнения в том, что все его мнимые примирительные фразы служат лишь тому, чтобы замаскировать свои действительные намерения и подорвать усилия немецкого народа, упорно отстаивающего свое право на жизнь. Наша задача — снова и снова указывать на то, что Черчилль и Рузвельт, равно как и Сталин, безжалостно, не считаясь ни с чем, осуществят свои смертоносные планы, стоит немецкому народу проявить слабость и подчиниться врагу»{307}. [277]
Однако немецкое население западных областей Германии продолжало «проявлять слабость». В некоторых населенных пунктах местные жители даже мешали солдатам вермахта вести боевые действия, морально разлагали их, призывая капитулировать. В Зигбурге у городской военной комендатуры состоялась даже демонстрация женщин, которые призывали солдат сложить оружие. Местное население видело полную бесперспективность военного сопротивления и не хотело, чтобы их домам и угодьям бои приносили дополнительные разрушения. Для американцев было удивительным видеть аккуратные дома на улочках немецких деревень и городков, парадные фасады которых повсеместно были «украшены» белыми флагами.
Как же относились к немецкому населению американские солдаты и офицеры?
Поведение союзных военнослужащих по отношению к местному населению с самого начала не отличалось особыми церемониями. Лежащая у ног союзных войск вражеская страна рассматривалась ими как военная добыча. Многие американские солдаты не считали чем-то недостойным грабить страну, которая ввергла мир в состояние войны.
По американским источникам, грабежи местного населения американскими военнослужащими представляли собой довольно серьезную проблему для союзного командования{308}. Ограблению подвергалось все, что американские солдаты находили в немецких домах, — от личного имущества, посуды, бытовых мелочей до предметов роскоши и ценностей. Повсеместно неизменно опустошались все запасы вина и шнапса. У немцев отбирались любые транспортные средства, прежде всего велосипеды, бытовые радиоприемники.
Награбленное имущество, прежде всего столовые сервизы, печатные машинки, фотоаппараты, произведения искусства и антиквариат отсылались по военной почте домой, в Америку. [278]
Когда эти явления приняли массовый и неконтролируемый характер, штаб союзного командования вынужден был в апреле 1945 года выпустить специальную директиву. В директиве разрешались к пересылке по почте домой только те предметы, которые имели нацистскую символику (флаги, знамена, нарукавные повязки, жезлы) или предметы, принадлежавшие вооруженным силам Германии, — военная форма, винтовки, другое имущество, обнаруженное на военных объектах. В каждую посылку вкладывалось разрешение, подписанное командиром части.
И хотя практика отсылки домой награбленных в Германии ценных вещей полностью не прекратилась, она приняла контролируемые масштабы. В директиве были «лазейки», позволявшие, например, отправить в США посылку со столовым сервизом, прибранным к рукам практичным американцем из немецкой офицерской столовой.
По мере того, как в оккупированных союзными войсками районах Германии вводились оккупационные марки, американские солдаты все активнее занимались финансовыми махинациями на «черном рынке», отсылая крупные денежные суммы домой в США. Так как в войсках разрешены были игры в карты и другие азартные игры на деньги, переводы крупных сумм валюты в США всегда находили необходимое легитимное объяснение.
Проблема поддержания правопорядка и дисциплины в войсках не ограничивалась только мерами по прекращению грабежей местных жителей. В американских войсках имели место и более серьезные преступления — дезертирство, издевательства над пленными и местным населением, убийства, изнасилования или нападения с намерением изнасиловать. Статистические показатели этих преступлений резко начали возрастать с апреля 1945 года. Если в январе и феврале за изнасилования были подвергнуты суду 32 человека, то в марте — 128, а в апреле — уже 259 американских солдат{309}.
Об отношении американских военнослужащих к местному немецкому населению дает представление и свидетельство [279] советского офицера-очевидца, майора Жданова, состоявшего при 1-й американской армии в качестве корреспондента ТАСС. Впечатления Жданова легли в основу политдонесения 5-й гвардейской армии от 28 апреля:
«Американские воинские части не занимаются гражданскими вопросами. Для этого существует отдел по гражданским делам, так называемый «Сивил афферз». Представители этого отдела находятся вместе с передовыми частями армии и при занятии немецких городов занимаются восстановлением местной администрации. На должности бургомистров часто остаются бургомистры, бывшие при фашистском режиме, или их заменяют другими лицами из местного самоуправления — судьями, прокурорами, избегая выдвижения новых людей. На замечания Жданова американцам, почему они так поступают, ведь судьи, прокуроры и другие должностные лица, бывшие при фашистском режиме, сами являются фашистами, — американцы ответили, что, если они плохо будут работать, они их уберут, а выдвигать новых людей, не сведущих в этом деле, нельзя.
Что касается взаимоотношений между американскими военнослужащими и местным немецким населением, то первые в полном смысле слова бойкотируют вторых. Американским офицерам и солдатам категорически запрещено разговаривать с немцами и немками. За нарушение этого приказа в первый раз военнослужащий штрафуется на 65 долларов, во второй раз — более строго наказывается. Однако, когда немцы или немки обращаются к американским военнослужащим, они отвечают им вежливо и корректно»{310}.
В том же политдонесении 5-й гвардейской армии приводится эпизод, рассказывающий о том, как американцы «убирали тех, кто плохо работает»:
«В городе Торгау, находящемся на западном берегу Эльбы, наши офицеры наблюдали, как американские офицеры в чине майоров и капитанов заходили в немецкие дома и требовали вина, шарили по квартирам и в подвалах. [280]
Один немецкий врач, который до революции работал в России, подошел к нашему капитану и сказал: «У меня имеется много медикаментов, заберите их себе. Я не хочу, чтобы они попали в руки американцев, и вообще я не понимаю, почему вы с ними связались». Когда наши офицеры вошли в его дом, а вслед за ними зашли американский майор и капитан, немец обратился к ним по-французски и сказал американцам: «У меня имеется много медикаментов, заберите их себе. Я не хочу, чтобы они попали в руки русским». Когда наши офицеры рассказали американцам, что этот немецкий врач за несколько минут до этого говорил им, то американский майор выгнал его и последовал за ним. Через несколько минут майор вернулся. И когда его спросили, где немец, он махнул рукой и свистнул...»{311}
Документальные данные и свидетельства очевидцев о проблемах и трудностях во взаимоотношениях между союзными войсками и местным немецким населением на западе говорят о том, что не все было так просто на этом «фронте». В общей сложности за период боевых действий в Европе 70 американских военнослужащих были приговорены к высшей мере наказания. Один из них — за дезертирство, а все остальные — за убийства, изнасилования и изнасилования с убийством{312}.
На фоне этих цифр, приводимых в американских специальных исследованиях, по крайней мере, предвзято выглядят описания в издаваемой на западе литературе одних только «зверств русских», жестоких изнасилований немецких женщин советскими солдатами. С такой проблемой приходилось сталкиваться командованию всех армий.