XI. Решение Мышлаевского в связи с обстановкой, сложившейся к 14 декабря 1914 г.

В ночь на 14 декабря начальник штаба 29-й турецкой пехотной дивизии, поднявшись (схема 3) на хребет Чамурлы-даг для организации обороны на этом участке фронта и разведки, был ранен и взят в плен русскими разведчиками. Турецкий приказ, захваченный у этого пленного офицера, раскрывавший план операции «Сарыкамыш», произвел на русское командование «жуткое впечатление». По мнению Мышлаевского «со всей очевидностью этот план был близок к осуществлению, и на удержание Сарыкамыша надежды было мало». Это паническое настроение Мышлаевского усугублялось еще тем обстоятельством, что турецкие кавалерийские разъезды 10-го корпуса 13 декабря подорвали железнодорожный путь у Ново-Селима и Дивика, захватив там санитарный поезд; таким образом, прямая железнодорожная связь Сарыкамышского отряда с крепостью Карс была прервана. Вследствие этого Мышлаевский утром 14 декабря собрал в Меджингерте совещание из высших начальствующих лиц для обсуждения создавшегося положения в связи с наступающей катастрофой для Кавказской армии.

На означенном совещании Мышлаевский намечал в течение 15 декабря разбить турок у Сарыкамыша, а 16 декабря начать отход по шоссе в направлении к крепости Карс.

Если бы этот маневр не удался, то Мышлаевский имел в виду другой план, который он изложил в особой директиве. Оба командира корпуса, бывшие на совещании, не согласились с планами Мышлаевского.

Сущность директивы, носившей эскизный характер и не подписанной Мышлаевским, сводилась к следующим неоформленным и неуточненным предложениям, которые были записаны под его диктовку начальником штаба 1-го кавказского корпуса Ласточкиным.

«1. Открыть путь от Сарыкамыша на Карс, оставив у Сарыкамыша заслон. [73]

2. Вытянуть войска с фронта для переброски на железнодорожную станцию Михайлово (т. е. в район Боржома).

3. При необходимости организовать отступление на Карс оставить сильный заслон и не допускать разгрома наших войск.

Все эти задачи должны быть исполнены согласованно.

На фронте предполагаю оставить: 39-ю дивизию, 4-ю туркестанскую бригаду, 2-ю бригаду 20-й дивизии и 1-ю кавказскую казачью дивизию с их артиллерией.

4. Для переброски на Михайлово предназначаются 1-я и 2-я пластунские бригады и 5-я туркестанская бригада с их артиллерией.

5. В случае отхода к Карсу в его гарнизон войдет 2-я бригада 20-й дивизии, а 39-я дивизия, 4-я туркестанская бригада и 1-я кавказская казачья дивизия составят маневренную группу. Дружины государственного ополчения, запасные госпитали из Сарыкамыша идут в Карс, а из Каракурта и Баш-кея — в Кагызман.

Запасные части, кадры и укомплектования возвращаются по назначению.

6. Распределение начальников.

Берхман со своим штабом руководит действиями у Сарыкамыша и пробивает дорогу, а затем отправляет войска, предназначенные для Михайлова, для посадки в Сарыкамыше и Карсе.

Юденич руководит обороной на фронте и очищением тыла от обозов, для чего переезжает в пункт по своему выбору, предпочтительнее в Меджингерт, где есть уже организованная связь как с фронтом, так и с Сарыкамышем. В его же распоряжение переходят и все органы всего тылового управления Сарыкамышского отряда.

7. Для выручки Сарыкамыша отправляется 2-я бригада 20-й дивизии, 1-я и 2-я пластунские бригады, 5-я туркестанская стрелковая бригада и 155-й пех. кубинский полк.

8. Обозы 1-й и 2-й пластунских бригад — на Каракурт.

9. Я со штабом переезжаю в Каракурт, с которым связь по телефону устраивается теперь же, а Берхман должен поддерживать со мной связь по телеграфному проводу телефоном.

Штабу 1-го кавказского корпуса передать в полевой штаб необходимые средства и личный состав.

Распоряжение о перемещении начальников приводить в исполнение только в том случае, если бы к сегодняшнему вечеру, т. е. к 14 декабря, нам не удалось у Сарыкамыша разбить и отбросить турок и, наоборот, было бы обнаружено новое накопление там их сил. [74]

Если бы Берхману разбить турок у Сарыкамыша не удалось, то он выставляет заслон к Сарыкамышу и Каракурту и, как старший, совместно с Юденичем выводит 39-ю дивизию и туркестанцев на Каракурт ,и далее, смотря по обстоятельствам, лучше к Карсу».

Приведенная директива представляла только личные соображения Мышлаевского, выполнение же ее откладывалось до выяснения обстановки у Сарыкамыша.

Судя по наброску этой директивы, Мышлаевский, несмотря на имевшиеся данные о противнике и полученный турецкий приказ, раскрывший план Энвер-паши, все еще остается под впечатлением более широкого плана последнего, предусматривавшего якобы не только уничтожение главных сил Сарыкамышского отряда и овладение крепостью Карс, но и наступление через Ардаган на Ахалцих-Боржом — Михайлова — Тифлис. Обстановка для, Мышлаевского на Ардаганском направлении еще неясна, почему он предусматривает переброску части сил, если бы их удалось «вытянуть», к Карсу по железной дороге на Михайлово. Эти части в случае диверсии турок от Ардагана на север, вследствие слабой провозоспособности Закавказской железной дороги на участке Карс-Тифлис, естественно, запаздывали с подходом. В лучшем случае их пришлось бы тогда сосредоточить в районе Гори с целью прикрытия Тифлиса с запада.

Далее Мышлаевский, как всегда, не забывает и свою персону, для сохранения которой он ищет более удаленного и безопасного пункта, каким являлся Каракурт, забитый в то время обозами. Обстановка же требовала присутствия Мышлаевского на более решительном участке, а именно в Сарыкамыше.

Слабым местом Сарыкамышского отряда являлся его правый фланг, от которого вместе с тем отходил единственный колесный путь Кетек-Караурган-Сарыкамыш. С перехватом его русским оставалась возможность попытаться отойти к Кагызману по трудной дороге, на которой, по образному выражению Мышлаевского, в зимних условиях «вся колесная артиллерия и обозы» отходивших русских частей оказались бы на дне ущелий.

В общем все содержание директивы Мышлаевского было проникнуто нe стремлением принять бой и попытаться разбить противника, а лишь одной мыслью — уйти во что бы то ни стало из-под удара, занесенного 3-й турецкой армией, и спасти хотя бы остатки войск группы, которые могли бы послужить ядром для создания в глубоком тылу новой армии. [75]

Создавшаяся обстановка рисовалась утром 14 декабря Мышлаевскому, не имевшему еще сведений от Габаева, в чрезвычайно мрачных красках.

Отряд Истомина, повидимому, не боеспособен и отходит на Карс, открывая все больше фланг и тыл Сарыкамышского отряда.

У Ардагана — турки, для которых путь к Тифлису был открыт.

9-й турецкий корпус, выполняя свою задачу, сосредоточился в районе Бардус главными силами, которые подкрепят передовые части этого корпуса, сражавшиеся в районе Сарыкамыш, где уже целые сутки шел бой.

Отряд Букретова усилен лишь одним конным полком; это являлось недостаточным при усиливавшейся группе турок и отсрочивало падение Сарыкамыша самое большее на сутки.

Левее 9-го корпуса наступает 10-й корпус на железную дорогу Карс-Сарыкамыш, т. е. совершает еще более глубокий охват.

Тяжесть положения Сарыкамышского отряда заключалась в том, что ему открывалась возможность отступить лишь по аробной дороге, отходившей от его левого фланга на Кагызман.

Приведенная выше оценка создавшегося положения предрешала, по мнению Мышласвекого, те меры, которые необходимо было предпринять. Первой мерой было усиление крепости Карс, для чего и было приказано 3-й кавказской стрелковой бригаде Габаева спешно возвратиться в Карс, бросив Ольтинский отряд Истомина на произвол судьбы даже и в том случае, если бы Габаеву еще не удалось исполнить указанного выше приказания — разбить турок на Ольтинском направлении; Истомину же надлежало двигаться на Ардаган. 3-я кавказская стрелковая бригада и 263-й пехотный гунибекий полк были единственной силой, которая могла поддержать, по заключению Мышлаевского, войска, сражавшиеся у Сарыкамыша.

Кроме того, как писал в своем отчете Мышлаевский, простое благоразумие требовало подумать о неудаче в том случае, если бы наши войска оказались в долине р. Аракс, быть может, у Кагызмана.

В этом случае общее положение в Закавказьи представлялось Мышлаевскому в очень грозном виде: «В долине р. Куры, кроме небольших гарнизонов, никаких войск не оставалось. В случае ухода стрелков и гунибцев на выручку Сарыкамыша в Карсе почти не оставалось бы гарнизона. На Ольтинеком направлении, если бы Габаев не разбил турок, [76] отряд Истомина очутился бы между двух огней, так как Ардаган уже был занят турками. Азербайджанский отряд находился далеко на отлете, куда затянули нас не одни военные, но и, главным образом, политические интересы».

Эриванский отряд, стоявший в Алашкертской долине, также далеко углубился в территорию Турции. Но над всем этим господствовало опасение за впечатление, какое произведет победа турок в Закавказьи. «Нельзя было упускать из вида, что недавнее поражение за р. Чорох{44} небольшого нашего отряда и спешный, вывод пластунов из Артвина повлекли за собой восстание в Батумской области и что наступление турок к Сарыкамышу уже сопровождалось восстанием курдов и мусульман и к стороне Карса и на Ольтинском направлении».

Противодействовать последствиям вероятной победы Энвер-паши, по мнению Мышлаевского, возможно было, только из Тифлиса как из центра управления, где имелись все данные, чтобы начать спешные формирования войск, «если нужно изменить наряд войск для поддержания спокойствия в крае, произвести необходимые дислокационные изменения, дать новые указания Азербайджанскому и другим отрядам». Наконец, в Тифлисе находился главнокомандующий Кавказской армии, «который, несмотря на недомогание, держал все нити управления в своих руках». Но в эти тревожные дни главнокомандующий «был почти одинок, при нем не было не только помощника, на обязанности которого лежала вся распорядительная часть по общим принципиальным решениям, но не было ни начальника полевого штаба Юденича, ни его заместителя». При такой обстановке Мышлаевскому «предстояло решить вопрос — продолжать ли командование Сарыкамышским отрядом или, сдав это командование Берхману, спешить с возможной скоростью в Тифлис, так как у Сарыкамыша на двух главнейших направлениях атаки уже находились Юденич и Пржевальский», которым даны надлежащие указания; при этом имелось в виду, что «общая задача — разбить обходящую колонну противника — выяснилась с исключительной простотой».

На основании этих исходных данных, кроме задач, поставленных Габаеву и Истомину, Мышлаевский после сдачи командования Сарыкамышским отрядом Берхману указал ему на гибельность отступления на Каракурт и на желательность прорыва в случае необходимости к северу у Сарыкамыша, откуда легче можно было найти выход к Карсу. [77]

Новые известия о решительном наступлении турок в районе Сарыкамыша, которое они вели в течение всего дня 14 декабря, и о выходе турок к Hoвo-Селиму, а также захват боевого приказа у пленного начальника штаба 29-й пехотной дивизии, повидимому, произвели на Мышлаевекого столь сильное впечатление, что он пришел к заключению о безвыходности положения войск Сарыкамышской группы и решил бросить на произвол судьбы последнюю и уехать в Тифлис.

Находившийся при Мышлаевском генерал-квартирмейстер Кавказской армии, повидимому, не возражал против этого решения, и 15 декабря в 8 часов Мышлаевский вместе с генерал-квартирмейстером армии под конвоем одной конной пограничной сотни, которая вместе с 1-й кубанской пластунской бригадой спешила в Сарыкамыш, покинул Сарыкамышский отряд и отбыл в Каракурт, где переночевав, прибыл 16 декабря в Кагызман, оттуда на автомобиле, вызванном из 4-го кавказского корпуса (со стороны Эривани), отправился в Карс. В пути Мышлаевский вызвал на станцию Алагез (схема 1) командира 4-го кавказского корпуса Огановского, которому приказал немедленно, не ожидая результатов боев под Сарыкамышем, отходить на пограничный хребет Агри-даг, а в случае давления турок отступать далее в направлении Эривань — Акстафа.

Однако командир этого корпуса совершенно не испытывал давления со стороны находившихся против него 36-й и 37-й турецких пехотных дивизий, прибывших из Месопотамии и укомплектованных арабами, понесших вследствие суровых климатических условий театра большие потери. Учитывая, что своим отходом он совершенно обнажит левый фланг Сарыкамышской группы, Огановский не выполнил приказания Мышлаевского. В итоге 4-й кавказский армейский корпус до конца операции продержался на ранее занятом фронте, чем в значительной степени облегчил положение левого фланга Сарыкамышского отряда.

Мышлаевский, считая положение Сарыкамышского отряда безвыходным, приказал Азербайджанскому отряду Чернозубова немедленно очистить Тавриз и отойти к Джульфе. Во исполнение этого распоряжения Чернозубов, не вдаваясь в оценку степени спешности его, без всякого давления со стороны турок очистил Тавриз, Урмию и Дильман, занятые затем небольшими частями турок. Азербайджанский отряд сосредоточился в районе Джульфа-Хой. Этот отход имел неблагоприятные последствия и потребовал затем для восстановления утраченного положения значительных усилий, связанных с потерями. [78]

Мышлаевекий по пути из Кагызмана в Карс, подъезжая к этой крепости, был обстрелян турецким разъездом 10-го корпуса.

В Карсе Мышлаевский приказал сформировать отряд Габаева из 263-го пехотного гунибского полка и двух полков 3-й кавказской стрелковой бригады с артиллерией, после чего отбыл в Тифлис.

Полученные штабом армии в Тифлисе сведения с фронта произвели самое тягостное впечатление, усиливавшееся сведениями о перерыве связи с Сарыкамышским отрядом, куда выехали все старшие начальники армии. Обстановка рисовалась особенно мрачной в связи со сведениями о занятии турками Ардагана, откуда открывались пути на беззащитный Тифлис. Известие о появлении турецкой конницы (в действительности слабых разъездов), которая испортила железнодорожный путь Карс-Сарыкамыш, еще более усугубило панику. Горячие головы уже усматривали турецкие разъезды в 60 км от Тифлиса. Ввиду возможности неожиданного появления турецких войск у Тифлиса, оттуда по главнейшим угрожаемым направлениям были высланы авангарды в составе ополченских дружин.

Панику и растерянность увеличил прибывший в Тифлис Мышлаевский, который для успокоения населения начертил перед приглашенным им бывшим городским головой Тифлиса Хатисовым «схему наступления» турецких корпусов, так что «для всех совершенно ясной становилась картина окружения и капитуляции Кавказской армии».

По мере развития событий у Сарыкамыша в Тифлисе росла тревога, «чувствовалось безначалие и являлась возможность беспорядков и резни». Одновременно было приступлено к эвакуации из Тифлиса семей служащих, архивов и ценностей. Вследствие распространившейся паники наиболее состоятельные слои населения уезжали из Тифлиса, штурмуя поезда, уходившие на Баку, и пользуясь всеми средствами передвижения по Военно-грузинской дороге до Владикавказа{45}.