I. Рождение дивизии

Февраль 1943 г. выдался холодный, вьюжный. Зима отступала медленно, принося метели и морозные ночи. Гораздо быстрее отходили на запад попавшие под мощные удары Советской Армии немецко-фашистские войска.

После того как 2 февраля Донской фронт принудил к капитуляции последнюю из двух группировок вермахта, окруженных под Сталинградом, Советская Армия развила стратегическое наступление на всем протяжении огромного фронта от Балтики до черноморских степей. С начала февраля соединения Южного фронта стремительно продвигались вперед по заснеженным, продутым морозными ветрами степям к Ростову. Севернее Юго-Западный и Воронежский фронты громили вражеские войска на Верхнем Дону. А еще севернее Брянский фронт, нанеся 12 февраля удар по противнику в обход Орла, начал наступление в направлении на Брянск, Смоленск. Тогда же войска Западного фронта предприняли ликвидацию ржевско-вяземского плацдарма. Преследуя отходящего врага, соединения Западного фронта 3 марта освободили Ржев, а 12 марта — Вязьму.

Чем шире становился размах стратегического наступления, тем больше требовалось войскам боевой техники и вооружения, в особенности артиллерии как главной огневой ударной силы. Враг отходил, ожесточенно сопротивляясь, задерживал продвижение войск на заранее созданных оборонительных рубежах и был еще силен.

Эту мысль 10 февраля 1943 г. высказал в беседе с только что назначенным командиром 7-й гвардейской минометной дивизии (гмд) заместитель Народного комиссара обороны — командующий гвардейскими минометными частями (ГМЧ) гвардии генерал-лейтенант артиллерии В. В. Аборенков. С командующим командир нового соединения был знаком с осени 1941 г. — из его рук получал [7] тогда предписание о назначении командиром 2-го дивизиона 1-го гвардейского минометного полка (гмп). Затем встречался с ним в январе 1942 г., когда назначался командиром 23 гмп, виделся недавно на Сталинградском фронте в бытность свою начальником армейской оперативной группы ГМЧ. Время мало изменило внешний облик этого крепкого сложения, высокого, русоволосого человека с проницательным взглядом больших серых глаз.

— Да, фашисты еще сильны, И сопротивляются здорово, — говорил он. — Успели подготовить в тылу сильные оборонительные позиции. Очень нужны мощные силы артиллерии...

Командующий поведал о том, что с осени 1942 г. Ставка Верховного Главнокомандования решила развертывать крупные артиллерийские соединения — дивизии и корпуса прорыва, с тем чтобы коренным образом улучшить управление частями и довести массирование артиллерийского огня до пределов, обеспечивающих взлом любых оборонительных сооружений противника. Артиллерия резерва Верховного Главнокомандования претерпела крупные преобразования. Коснулись они и гвардейских минометных частей.

Генерал-лейтенант Аборенков, бросив взгляд на молчащего комдива, продолжал:

— Ваша дивизия — последняя из дивизий PC{1}, формируемых штабом ГМЧ, седьмая по счету. Первые четыре ушли на фронт еще в прошлом году, 5-я и 6-я — в январе этого.

В разговор вступил член Военного совета ГМЧ гвардии генерал-майор артиллерии П. А. Дегтярев:

— Дивизия формируется по новым штатам. Пришлось из старых дивизий вывести полки М-13, ими оказалось трудно управлять при бое в глубине: рвутся за танками и пехотой вперед, и малоподвижные бригады М-30 отстают. Теперь дивизия будет включать только три однородные бригады М-30, из четырех дивизионов каждая. Зато дивизион объединит уже не две, а три батареи, и в батарее станет 24 пусковые установки. Так что залп дивизиона достигнет 288 снарядов. [8]

То, что генерал Дегтярев так основательно знал штатную организацию дивизии и ее боевые возможности, не было случайным. В Военном совете ГМЧ он ведал вопросами боевой готовности и боевой подготовки частей. В реактивную артиллерию на должность члена Военного совета он пришел, как только она стала развертываться, с должности комиссара артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления. С новыми обязанностями и новым делом освоился быстро. Помогли разносторонние знания, цепкая память, умение по-комиссарски просто сходиться с людьми.

В то время как генерал Дегтярев говорил, другой член Военного совета — гвардии генерал-майор артиллерии Л. М. Гайдуков быстро набрасывал на листе бумаги какие-то цифры. Затем сказал:

— Значит, так: залп бригады составит 1152 снаряда. Это — 106 тонн смертоносного груза. А дивизия сможет выпускать 3456 снарядов общим весом почти 320 тонн. Вот какой силищей придется управлять вам в бою.

Командир дивизии знал о генерале Гайдукове, что тот пришел на должность члена Военного совета ГМЧ из аппарата ЦК ВКП (б). Молодой — ему в то время было немногим более 30 лет, — живой, подвижный, он глубоко вникал в жизнь и быт гвардейских минометных частей, появляясь то в московском центре формирования, то на фронте. Больше всего он болел за развертывание реактивной артиллерии, включая укомплектование ее кадрами, поскольку по долгу члена Военного совета отвечал за это дело. И потому, подумал командир дивизии, так хорошо знал тактический потенциал соединения.

В памяти еще не потускнели картины декабрьских боев с котельниковской группировкой врага, рвавшегося с юга к Сталинграду на соединение с окруженными силами: ослепительный блеск залпов «катюш» армейской оперативной группы ГМЧ, почерневший от разрывов снег приволжской степи, факелы вспыхивающих от прямых попаданий танков противника. И на душе стало хорошо оттого, что командующий перевел разговор на события под Сталинградом, попросил рассказать о делах гвардейцев-минометчиков оперативной группы ГМЧ.

В группу входили части М-30, М-13 и М-8. Она являла собой легко управляемое, весьма маневренное соединение, массированный огонь которого нужен был танкам и пехоте как в обороне, так и в наступлении. Командующие [9] армиями, в оперативном подчинении у которых находилась группа, ставили ее всегда на самых трудных направлениях. Гвардейцы-минометчики воспринимали это как особую честь и сражались умело и мужественно. Часто перезаряжали боевые установки, не уводя их с огневых позиций, хотя по инструкции этого и нельзя было делать. Не раз попадали под бомбежки и артобстрелы. На тех направлениях, где наши танки и пехоту прикрывали своим огнем «катюши», враг нес большие потери.

Гвардии генерал-майор Гайдуков проявил интерес к тому, как надежно с технической точки зрения работали пусковые установки М-30 во время залпов. Как выяснилось вскоре, этот вопрос задавался неспроста. Тогда проходил опытную проверку так называемый двухъярусный способ укладки тяжелых реактивных снарядов на пусковую установку, и члену Военного совета было важно узнать, крепко ли стоит она на своих «ногах», выдерживает ли двойную нагрузку. А нагрузка оказывалась весомой — более половины тонны. Это если на пусковую установку укладывались снаряды М-30, если же М-31 — то чуть ли не тонна{2}.

Члену Военного совета было доложено, что конструкция пусковой установки М-30 крепкая, выдержит и двойную тяжесть.

Дивизия развертывалась быстро. Приказ Народного комиссара обороны о ее формировании увидел свет 3 февраля 1943 г., а уже 19 февраля оно завершилось. Это означало, что в дивизию пришли люди и что их, сведенных в расчеты, взводы, батареи, дивизионы, бригады, расставили по должностям, как того требовало штатное расписание. Означало это еще и то, что дивизия получила вооружение — пусковые установки М-30.

7 гмд составили помимо управления дивизии 4, 9 и 11-я тяжелые гвардейские минометные бригады (четыре дивизиона трехбатарейного состава в каждой), артиллерийский парк (54 автомашины, из них 24 для подвоза боеприпасов и 30 автомашин-бензоцистерн), подвижная ремонтная мастерская.

Всех, кто впервые видел реактивную систему М-30 — а таких в дивизии оказалось немало, — поражала простота [10] ее устройства. Вместо привычного глазу артиллериста ствола воины видели рамообразный станок, на котором в деревянных укупорках лежали похожие на сигары снаряды, сам станок держался на железных упорах, стоявших прямо на земле. Удивлялись и тому, что укупорка, оказывается, не только тара, в которой возят или носят снаряд, но еще и тот самый «артиллерийский ствол»: внутри укупорки шли прикрепленные к дереву металлические полозья, по которым двигался снаряд, подталкиваемый реактивной силой. Та возникала в реактивной камере вследствие горения пороха. Реактивный снаряд вызывал изумление больше всего. Большой калибр снаряда (300 мм) был сравним лишь с самыми крупными калибрами снарядов ствольной артиллерии — береговой или той, что ведет огонь с железнодорожных платформ. Главное достоинство этого снаряда, который, кстати говоря, фактически являлся твердотопливной ракетой, заключалось в его мощном фугасном действии. Снаряд М-30 и его младший брат М-31, поступивший в армию с начала 1943 г., в грунте средней твердости «выкапывали» воронку глубиной до 2,5 м и диаметром до 5 м. 3–6 снарядов до основания разрушали прочное кирпичное здание, а дзоты превращали в груду развалин.

Новичков знакомили и с недостатками реактивных снарядов. Снаряд М-30 имел дальность полета не более 2700 м, так что огневые позиции для частей М-30 приходилось выбирать зачастую чуть ли не под носом у противника. Снаряд М-31 мог лететь на 4300 м, то есть значительно дальше, но все равно боевой порядок частей М-31 надо было намечать довольно близко от противника.

Непривычно большим оказывалось, рассеивание реактивных снарядов. Площадь прямоугольника 4ВдХ4Вб, то есть лучшей части эллипса рассеивания снарядов М-31, на дальности (наименьшей) 3000 м вытягивалась в глубину и была равна приблизительно 80 га. Та же площадь при стрельбе на дальность, близкую к предельной, вытягивалась по фронту, но становилась меньше, доходя до 42 га. Но все равно она была слишком большой, так как при залпе дивизиона создавалась плотность огня всего 4–5 снарядов на 1 га, что было недостаточно для разрушения оборонительных сооружений противника. Лишь бригадный залп гарантировал плотность огня, достаточную для разрушения полевых укреплений на этой площади. [11]

Формируя дивизию, штаб трудился, не зная сна и отдыха. Его начальник гвардии подполковник М. П. Горохов сутками пропадал в бригадах, помогая их командирам и штабам принимать людей и вооружение и тут же налаживать боевую учебу. Он прибыл в дивизию с должности командира полка М-13, то есть офицером, уже обладавшим боевым командирским опытом, неплохо знал штабную службу. К тому же был по натуре энергичным, подвижным человеком, быстро реагирующим на изменения обстановки.

О тяжести труда, выпавшего на долю штаба дивизии, говорит то, что менее чем за полмесяца он принял и направил в части почти 400 офицеров и свыше 600 сержантов, более 2000 рядовых, 864 пусковые установки, почти 500 автомашин.

В штаб дивизии подобрали деятельных молодых офицеров, на которых начальник штаба мог положиться во всем. Среди них выделялся пытливым умом и организаторскими способностями начальник оперативного отделения гвардии майор Г. Ф. Бирюков. Совсем еще молодой офицер — тогда ему не было и 30 лет, — он прошел отличную штабную школу, работая начальником штаба армейской оперативной группы ГМЧ на Сталинградском фронте. Его стихией была тщательная обработка планирующих документов, а их во время формирования требовалось немало. В частности, больших затрат умственной энергии стоила организация процесса боевой подготовки личного состава с учетом всех специальностей, какие только имелись в дивизии, а их было десятки. Это дело благодаря старанию гвардии майора Бирюкова сразу было поставлено на прочную основу, так как было жестко спланировано.

Поток людей и вооружения в дивизию шел через штаб формирования гвардейских минометных частей — специальный орган, еще с октября 1941 г. занимавшийся организацией сначала дивизионов, а затем полков, бригад и дивизий PC. Его начальник, бывший командир 1 гмп, гвардии полковник В. А. Шмаков в первые дни формирования подолгу оставался в дивизии, следя за укомплектованием бригад личным составом и вооружением. В дивизии его знали и ценили как офицера с несомненным организаторским талантом, в совершенстве знающего реактивное вооружение, как человека высокой общей культуры, очень внимательного к запросам частей. [12]

На первый взгляд казалось, что в формировании дивизии было нечто от хаоса — офицеры, сержанты, рядовые партиями от 5 до 100 и более человек прибывали днем и ночью, непрерывно поступали автомашины, еще пахнущие густо наложенной заводской краской, колоннами выстраивались у штаба. Но стоило приглядеться, как выяснялось, что за этим кроется твердая направляющая рука штаба формирования ГМЧ и его начальника. Организация дивизии проходила по специально разработанному плану-графику, малейшие отступления от которого тут же замечались и устранялись. Хаоса не было, действовал продуманный порядок.

План был тесно связан с деятельностью главного управления вооружения ГМЧ, начальник которого гвардии генерал-майор инженерной службы Н. Н. Кузнецов лично следил за тем, чтобы пусковые станки и автотранспорт своевременно поступали в дивизию. Весь свой многолетний опыт инженера-организатора, богатые знания, полученные в Военной артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского, он отдавал с первых дней войны материально-техническому обеспечению гвардейских минометных частей.

Штаб дивизии не справился бы с формированием, не взаимодействуй он изо дня в день с политотделом соединения. Если штабные офицеры видели свою цель в том, чтобы как можно быстрее получить и распределить по бригадам личный состав и вооружение, организовать боевую учебу, то работники политотдела стремились с самого начала создать крепкие партийные и комсомольские коллективы, опираясь на которые командиры-единоначальники могли бы сколачивать подразделения и добиваться их высокой боевой готовности.

Политотдел дивизии возглавил гвардии полковник И. С. Кувшинов — старый большевик, участник гражданской войны, человек высокой общей культуры, по гражданской специальности ученый-экономист. С первых дней войны он — комиссар дивизии народного ополчения Замоскворецкого района Москвы, впоследствии преобразованной в 17-ю стрелковую дивизию. В жарких боях осени 1941 г. на полях Подмосковья дивизия перемолола немало вражеской живой силы, затем вместе с другими соединениями двинулась в контрнаступление. Комиссар Кувшинов с помощью партийных организаций сумел создать у личного состава высокий наступательный порыв. [13]

В те же полмесяца, которые ушли на формирование дивизии, политотдел поставил на учет более 1000 коммунистов и комсомольцев, создал более 40 первичных партийных и комсомольских организаций, развернул агитационно-пропагандистскую работу. В дивизию пришли люди разных национальностей, возрастов, социального и семейного положения. Большей частью это были воины, уже побывавшие на фронте и знавшие цену боевой выучки, но встречались и такие, кто еще и не нюхал пороху. И всех их надо было сплотить в единый коллектив, спаянный общностью интересов. И сделать это как можно быстрее.

Этой цели как нельзя лучше отвечала пропаганда только что одержанной замечательной победы Советской Армии под Сталинградом. Командиры, политработники, бывалые воины из числа тех, кто побывал в боях под волжской твердыней, по плану политотдела направлялись во взводы и батареи, чтобы рассказать о значении разгрома немецко-фашистских войск в Сталинградской битве, о подвигах своих товарищей по ратному труду, призвать к быстрейшему освоению реактивного вооружения. Несколько позже, когда наладился учебный процесс, в практику прочно вошли политические занятия (два раза в неделю), политинформации, беседы агитаторов подразделений, встречи с ветеранами боев, концерты художественной самодеятельности.

Большинство частей дивизии формировалось в Москве и ее пригородах, и это придавало партийно-политической работе неповторимое своеобразие. Шли беседы о столице, о ее историческом прошлом и героическом настоящем. Политотдел практиковал встречи с трудящимися города, делегировал представителей дивизии на фабрики, заводы, в МТС, совхозы и колхозы.

Ветеранам дивизии до сих пор памятна встреча воинов и трудящихся Подмосковья, которая произошла 23 апреля в Центральном клубе Наркомата внутренних дел. Она вылилась в яркую демонстрацию единства фронта и тыла. На долю представителей дивизии выпала высокая честь вручить на этой встрече переходящее Красное знамя Государственного Комитета Обороны лучшей МТС Московской области по итогам 1942 сельскохозяйственного года. Просторный зал клуба, до отказа заполненный колхозниками, рабочими МТС и совхозов, работниками московских организаций, замер, когда представитель [14] дивизии вынес алое полотнище на авансцену, а затем из рук в руки передал его председателю исполкома Московского областного Совета П. С. Тарасову. В гулкой тишине громко звучали слова приветствия воинов дивизии, обращенные к труженикам сельского хозяйства столичной области: «Пусть эта высокая награда вдохновит вас на новые трудовые подвиги, пусть она ежечасно напоминает вам, что вы, не щадя сил, должны работать над укреплением военной мощи нашей Родины. Как гвардия в бою, так и вы будьте неутомимы в труде»{3}.

На той памятной встрече с пламенной речью выступил секретарь ЦК ВКП(б) и секретарь МК и МГК партии, начальник Главного политического управления Советской Армии А. С. Щербаков. «Мера нашей работы, — сказал он, — может быть одна: дать все, что требует фронт, дать все, что необходимо для снабжения Москвы, городов и промышленных предприятий области»{4}.

Затем состоялась беседа А. С. Щербакова с представителями дивизии, в которой приняли участие секретари МК и МГК ВКП(б) товарищи А. И. Максимов, Г. М. Попов, Б. Н. Черноусов. Партийные руководители живо интересовались учебой дивизии, расспрашивали о трудностях ратных будней, о партийной прослойке в личном составе. Воинов дивизии глубоко тронуло, что А. С. Щербаков нашел возможность поинтересоваться у каждого, как устроена его семья, нет ли каких нужд. Представители дивизии покидали клуб, полные ярких впечатлений, испытывая чувство глубокого уважения к личности крупного партийного деятеля, каким был А. С. Щербаков.

Формировавшиеся в Москве и ее пригородах гвардейские минометные части тысячами нитей были связаны с городскими и областными партийными организациями. В столице и области десятки предприятий выпускали пусковые установки и реактивные снаряды, в работу предприятий глубоко вникал и направлял ее секретарь МК ВКП(б) П. П. Фирюбин, являясь в то же время членом Военного совета ГМЧ. В дивизии он бывал часто. Любил «спуститься» в дивизионы и батареи, встретиться с людьми, поговорить по душам. В том, какие дельные советы он давал, как живо откликался на нужды гвардейцев-минометчиков, сказывалась его большая забота о дивизии, [15] душевная щедрость, добрый характер. За это гвардейцы-минометчики искренне его любили, глубоко уважали. Для них он был не просто член Военного совета, а, прежде всего, крупный партийный работник.

Командовать бригадами были назначены опытнейшие офицеры из числа тех, кто уже получил боевую закалку в гвардейских минометных частях и аттестовался Военным советом ГМЧ для продвижения по службе.

Офицерам и бойцам сразу полюбился командир 4-й тяжелой гвардейской минометной бригады гвардии полковник И. Г. Корецкий. Член ВКП(б) с 1920 г., участник гражданской войны, прослуживший в армии более 20 лет, он отличался тем, что всегда, даже в критической обстановке, оставался невозмутимым, хотя действовал быстро и решительно. И еще одна черта его характера покоряла сердца однополчан — он постоянно искал общения с солдатами и сержантами, в кабинете засиживаться не любил, был внимателен к запросам подчиненных. Неким диссонансом к его натуре являлся подчеркнуто бравый внешний вид, который ему придавали сидящая набекрень казачья кубанка, свесившийся из-под нее на лоб лихой казачий чуб.

— Дань молодости, — обычно отвечал он на шутливые замечания товарищей по поводу кубанки и чуба. — А молодость проливала кровь на гражданской.

Гвардии полковнику Корецкому и его штабу пришлось отлаживать процесс боевой учебы бригады, встречаясь со значительными трудностями. На укомплектование соединения пришли воины большей частью еще необстрелянные, к тому же моряки. На первых порах они довольно прохладно относились к освоению реактивной системы М-30: казалось, и осваивать-то было нечего, уж очень простой была она по своему устройству. Но когда им пришлось попотеть на занятиях по огневой службе, а затем и увидеть систему М-30 в действии во время боевых стрельб, отношение к ней круто изменилось. Изучали ее теперь с усердием, присущим морякам, будто это была родная корабельная артиллерия. Оказалось, что знать надо многое — не только устройство, но и тактико-технические возможности системы М-30, оборудование и занятие огневой позиции, порядок заряжания пусковых установок, действия при обстреле боевого порядка и т. п.

Командиром 9-й тяжелой гвардейской минометной бригады стал гвардии подполковник Г. И. Мартынов — [16] кадровый офицер, обладавший развитыми командирскими качествами. Он обращал на себя внимание тем, что умел быстро оценивать обстановку и принимать решения, самозабвенно отдавался делу. Организовать боевую учебу ему было проще: бригада была укомплектована воинами, которые побывали в боях, служили в реактивной артиллерии.

Проще было наладить занятия и командиру 11-й тяжелой гвардейской минометной бригады гвардии подполковнику П. А. Прудникову, поскольку и она была укомплектована большей частью бывалыми воинами. Но это не означало, что ему было совсем уж легко — забот командиру хватало. Надо было слаживать расчеты, взводы, батареи, дивизионы, учить командиров и штабы новой тактике боевого применения частей М-30, поскольку на вооружение поступали реактивные снаряды М-31, закалять воинов в процессе учебы, приближая ее к условиям боевой обстановки, крепить воинскую дисциплину, поддерживать порядок в каждом подразделении. Гвардии подполковник Прудников, как и другие командиры бригад, с раннего утра до глубокой ночи трудился, хорошо понимая, что чем лучше будет поставлена боевая подготовка личного состава, тем легче бригада справится с боевыми задачами. Он еще перед войной окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе, имел опыт штабной службы — одно время был начальником штаба гвардейского минометного полка, — и это помогало ему по-военному грамотно строить процесс боевой учебы.

Небольшие по составу политотделы бригад — в них трудились помимо начальника его помощник по работе среди комсомольцев, два инструктора: по организационно-партийной работе (он же секретарь партийной комиссии), инструктор по учету — с каждым днем все шире развертывали партийно-политические мероприятия, направленные на обеспечение боевой подготовки и боевой готовности соединения.

О начальнике политотдела 4-й бригады гвардии подполковнике А. А. Редченко шла добрая слава как о человеке, знающем свое дело, широко образованном, умелом организаторе партийно-политической работы. Он встретил войну комиссаром отдельного истребительно-противотанкового дивизиона, затем был направлен служить комиссаром 57 гмп на Юго-Западный фронт. Познал с ним горечь отступления к Сталинграду, а затем [17] и радость победы над противником у волжских берегов. С утра до глубокой ночи гвардии подполковник Редченко пропадал в подразделениях, щедро делился своим богатым опытом политического руководителя с политработниками, парторгами и комсоргами дивизионов.

Под стать ему был и начальник политотдела 9-й бригады гвардии подполковник М. А. Руденко. И он засиживаться в кабинете не любил, справедливо считая, что его рабочее место — в дивизионе.

Таким же по характеру действий политработником был и начальник политотдела 11-й бригады гвардии подполковник Н. М. Калитин, обычно начинавший свой рабочий день с посещения подразделений. Он привык поступать так еще с того времени, когда был комиссаром 9-го отдельного гвардейского минометного дивизиона, а затем комиссаром 81 гмп на Волховском фронте. Так как все начальники политотделов прошли суровую школу боев с немецко-фашистскими захватчиками, это в сочетании с глубоким знанием дела давало им возможность проводить партийно-политическую работу живо, конкретно, интересно.

После того как были созданы первичные партийные и комсомольские организации, центром партийно-политической работы стал дивизион. На долю этого основного подразделения дивизии приходилась большая часть партийно-политических мероприятий, организуемых политотделом. Здесь работали первичные партийные и комсомольские организации, проводились политические занятия с солдатами и сержантами, политические информации, беседы, лекции, доклады, тематические вечера, встречи с фронтовиками и т. д.

Непосредственными организаторами всей этой разнообразной работы являлись заместители командира дивизиона по политической части. Трудиться им приходилось много, часто от зари до зари. Этого требовало дело, которому они служили, — сложное, многогранное и чрезвычайно важное — воспитание личного состава в духе преданности Советской Родине и верности военной присяге.

С самого начала умелым организатором партийно-политической работы показал себя заместитель командира 3-го дивизиона по политчасти 4-й бригады гвардии капитан Г. С. Погодин. Все у него ладилось: партийные и комсомольские собрания избирали для обсуждения самые животрепещущие вопросы жизни подразделения, политзанятия [18] и политинформации проводились вовремя, отступления от требований высокой дисциплины пресекались. Так получалось во многом потому, что он сам показывал пример в проведении политико-воспитательной работы, был не только ее организатором, но и проводником. Гвардии капитан Погодин как агитатор и пропагандист идей марксизма-ленинизма, как рассказчик о славных свершениях Советской Армии, о боевых делах гвардейцев-минометчиков был желанным гостем в батареях, взводах и расчетах.

23 февраля 1943 г. личный состав дивизии держал экзамен в процессе формирования. С утра части и подразделения были выведены на учебно-боевые стрельбы.

Накануне стрельб командиры и политработники провели беседы о 25-й годовщине Советских Вооруженных Сил, организовали встречи бывалых воинов с молодыми солдатами, на которых те поведали о свойствах реактивного оружия и героизме гвардейцев-минометчиков в боях под Москвой и Сталинградом. Это дало стимул к тому, чтобы показать на стрельбах слаженные действия расчетов.

Дивизии предстояло вести огонь новыми реактивными снарядами М-31. В какой-то мере на стрельбах экзаменовались и сами снаряды.

Командиры, штабы, политорганы, весь личный состав пережили немало тревожных часов в ожидании учебно-боевых стрельб, беспокоились, пройдут ли они гладко или в чем-то дадут осечку. Но все волнения схлынули, как только прогромыхали дружные залпы подразделений. Результаты стрельб оказались хорошими: снаряды легли точно в намеченные цели. А это означало, что личный состав показал хорошую боевую выучку.

Дивизия была готова к отправке в действующую армию, в ней не было воина, который не горел бы желанием сразиться с ненавистным врагом. Но на ближайшее будущее ее ожидала другая судьба.

По решению Военного совета ГМЧ дивизию задержали в местах формирования, используя ее кадры и боевую технику для обучения вновь создаваемых гвардейских минометных частей.

Дело это было новым для командира и штаба дивизии и потому потребовало учебно-методической помощи штаба гвардейских минометных частей. Его с первых дней возглавлял гвардии генерал-майор артиллерии А. А. Быков. [19] Это был солидно подготовленный в военном отношении человек, успевший до войны окончить две академии. — артиллерийскую и академию Генерального штаба. Пришел в гвардейские минометные части с должности начальника штаба артиллерии Западного фронта. Гвардии генерал-майор Быков помог наладить учебу офицеров, которым теперь предстояло выполнять инструкторские функции. Это оказалось главным звеном в деле, за которое пришлось взяться штабу дивизии.

Еще 29 апреля 1943 г. Государственный Комитет Обороны принял постановление об оперативном подчинении гвардейских минометных частей командующему артиллерией Советской Армии. Это постановление значило многое как для гвардейских минометных, так и для артиллерийских частей. Оно, в частности, обеспечивало единство в боевой деятельности всей артиллерии. Последовали кадровые изменения. Генерал-лейтенант артиллерии В. В. Аборенков стал начальником военно-химического управления Наркомата обороны и химических войск Советской Армии. Командующим гвардейскими минометными частями был назначен гвардий генерал-лейтенант артиллерии П. А. Дегтярев. Несколько позже была учреждена должность заместителя командующего гвардейскими минометными частями, на которую назначили гвардии генерал-майора артиллерии П. Н. Кулешова. До этого он был начальником оперативной группы ГМЧ Волховского фронта.

Все эти преобразования сказались на жизни и деятельности дивизии в том отношении, что внимание к ней со стороны штаба ГМЧ заметно возросло. Как только генерал-майор Кулешов освоился с новыми обязанностями, сразу посетил дивизию. Многие в штабе соединения его знали как глубоко эрудированного артиллерийского начальника. В 1938 г. он окончил Военную артиллерийскую академию имени Ф. Э. Дзержинского, а в 1941 г. — Военную академию Генерального штаба. Знакомством с дивизией остался доволен — убедился, что ее командный состав отвечает самым высоким требованиям, моральный дух воинов высок.

Много времени уделял дивизии начальник оперативно-инспекторского отдела штаба ГМЧ генерал-майор П. Г. Любимцев. Артиллерист со времен первой мировой войны, участник гражданской войны, член КПСС с 1918 года, он всегда давал офицерам штаба дельные советы [20] по всему кругу вопросов обучения и воспитания личного состава. Каждый, кто с ним встречался, изумлялся обширности и глубине его познаний в разных областях науки — философии, педагогике, психологии и, разумеется, военном деле.

Держался генерал всегда бодро, отзывался немедля на любую живую мысль, которую можно было «пустить в дело», использовать для боевой учебы.

Часто посещал дивизию. Шел прямо в штаб, спрашивал: «Что нового в учебе?» Получив ответ, с пристрастием выспрашивал, как идет командирская подготовка, как занимаются штабы. Его коньком в инспектировании частей неизменно оставались командно-штабные учения — вид занятий, которые, как в зеркале, отражали способность и готовность командиров и штабов к боевым действиям.

За четыре с половиной месяца через дивизию как учебный центр прошли тысячи людей, получив или пополнив знания материальной части реактивной артиллерии, закрепив навыки в огневой службе. Сведенные в дивизионы, полки и бригады, они убывали на фронт. Всего за это время дивизия дала путевку в жизнь тринадцати полкам и бригадам, как бы утроив себя самое. А затем пришло время отправиться в действующую армию и ей.