Глава II

Обстоятельства, побуждавшие германцев не медлить собственным переходом в наступление в Восточной Пруссии. Общие сведения о противнике. Расположение ХХ-го корпуса; его состав. Тыловые пути корпуса и влияние направления их на будущие судьбы группы генерала Булгакова. Случайности, неблагоприятно складывавшиеся для русской армии и способствовавшие успеху германцев. Первые признаки предстоящего наступления противника, по сведениям штаба армии. Наступление армий Белова и Эйхгорна в направлении обоих флангов. Бои 25 и 26 января. Действительное положение противника. Доклад командира III-го корпуса командующему армией по аппарату Юза. Оценка генералом Сиверсом общего положения дел, сделанная им в разговоре по прямому проводу с начальником штаба фронта генералом Гулевичем.

Стремление германской армии отбросить наши войска, удерживавшие позиции к западу от Вислы, на противоположный берег завершились полной неудачей.

Неисчерпаемая энергия противника, в то время еще достаточно свежего, чтобы непрерывно продолжать бой, несмотря на наступившую зиму, и не склонного к тому же затягивать войну, искала новой точки приложения своих сил. Наступило вынужденное для германцев затишье, [28] которым они воспользовались для перегруппировки своих армий, в соответствии с намеченным новым операционным направлением.

Наше верховное командование, ободренное тщетностью и крушением неприятельских атак на Привислянском фронте, в свою очередь лелеяло мысль о переходе в наступление, для чего формировало XII армию, которая под командованием генерала Плеве, должна была развернутьса на Нареве и наступать совместно с корпусами генерала Сиверса.

Германской главной квартире, как всегда довольно хорошо осведомленной о наших военных мероприятиях, не только осуществляемых, но еще пока предположенных, оставалось сделать единственный вывод о необходимости возможно скорее расстроить план русского командования, вырвав из выковываемой им лени одно из ее средних звеньев.

Стратегическая обстановка, слагавшаяся на восточном театре войны, в связи с тактически уязвимыми формами расположения Х армии позволяли германскому генеральному штабу пойти навстречу общественному мнению страны, которое не ширилось с присутствием неприятельских войск на родной земле и настойчиво требовало изгнания их из пределов Восточной Пруссии.

В другое время, германская главная квартира, конечно, пренебрегла бы ламентациями прессы и положением сотен тысяч бесприютного населения, бежавшего из Восточной Пруссии, несколько разрешение этого вопроса в тот момент шло в разрез с законами войны. Но в данном случае, равнодействующая подталкивавших сил являлась арифметической суммой всех различных влияний, факторов и причин.

Иного выбора не было, тем более, что перспектива отдельного поражения Х армии представлялась совершенно ясно очерченной. С этим следовало торопиться, дабы затем быть готовым к встрече с противником на берегах Нарева.

Армии генерала Сиверса германцы противопоставляли сначала сравнительно незначительные силы, численность которых штаб фронта, преуменьшая, ошибочно фиксировал в 70 тысяч штыков, принадлежащих преимущественно к составу ландвера, ландштурма и запасных формирований. [29] К обороне укрепленной полосы Мазурских озер и позиции на восточном берегу Ангерапа. кроме постоянных гарнизонов в укреплениях Мазурских озер, были привлечены также войсковые части из Кенигсберга и крепостей, расположенных по нижнему течению Вислы.

Вся сила сопротивления зиждилась на присутствии сильной артиллерии, громадного числа пулеметов и на системе искусственных препятствий, отчасти для русской армии новых и неожиданных, преодолеть в уничтожить которые она к тому же или не умела, или не была в состоянии, за недостатком технических средств. Левый фланг 8-й германской армии, противопоставленной армии ген. Сиверса. охранялся 1-ой кавалерийской дивизией.

В период, предшествовавший переходу германской армии в наступление, ее северный фланг наиболее всего был уязвим и подвержен удару с нашей стороны. Конечно, главнокомандующий Северо-Западным фронтом был прав, указывая генералу Сиверсу направление для развития активных действий именно со стороны правого фланга Х армии. Но для этого генералу Рузскому следовало остановиться на более определенных указаниях и вывести Х армию из того оперативного тупика, к которому ее привела основная задача по прикрытию путей подвоза центральной группы армия Северо-Западного фронта.

Несомненно, был момент, когда движение против левого фланга германцев в Восточной Пруссии могло бы увенчаться успехом и приостановить атаки немцев на Бзуре, тем не менее не устранялась опасность неприятельского удара со стороны плацдарма Мазурских озер. что грозило бы полным расстройством армии, если бы она была отброшена на север от своих путей и прижата в угол, образуемый морем и нижним течением Немана. Да и нужно ли было подобное движение?

Штаб Х армии, в своей сводке о противнике, представленной штабу фронта 25 января, т. е. в день перехода немцев в наступление, донося о появлении новых частей, очень неопределенно суммирует силы противника. Общие итоги выражаются в 1⅔ кавалерийских, 1 полевой, 1 резервной, 3 ландверных дивизиях, 1 полевом полке и 1 полевом [30] батальоне, 2 запасных, 1 пехотном, 1 кирасирском ландверных полках, 16 ландштурменных и 3 запасных батальонах. Сводка не выделяла уже известные части противника от вновь появившихся и потому, в данном отношении, была скомпонована неудачно.

Рядом с этим, в позднейших сведениях о боевом составе армий Белова и Эйхгорна, почерпнутых из данных к 14-му февраля, т. е. по завершении всей операции (приложение № 10), совершенно отсутствует указание о тех частях, которые были перечислены ранее и на которые, по видимому, возлагалась задача оборонять укрепленные позиции. Таким образом, при сопоставлении только этих данных трудно было бы получить представление о соотношении сил обеих сторон в различные фазы операции{7}.

Так или иначе, удерживая по-прежнему укрепленную линию р. Ангерапа и позиции в полосе Мазурских озер, германцы начали накапливать войска на флангах, главным образом на своем левом, открытом и абсолютно безопасном. Концентрация ударной группы производилась за счет частей. снятых с Вислянского фронта, переброшенных с западного театра войны, главным же образом, вновь сформированных и перевезенных из внутренних областей страны.

Предпринимая наступление против 10-й русской армии, германское командование сосредоточило на фронте операции около 8½ корпусов, т.е., но собственному признанию германцев, до 250 тысяч штыков. Корпуса были сведены на две армии. В состав 8-й армии генерала Отто фон-Белова входили: 1-й корпус, 3-я рез. дивизия, XL-й рез. корпус, 5-я пех. бригада, 1-я ландверная дивизия, 10-я ландверная дивизия, войска Летценского гарнизона, 4-я кавалерийская дивизия и 3-я кавалерийская бригада. 10-я армия была под командою генерала Эйхгорна; в нее входили XXI-й армейский, XXXVIII-й н XXXIX-й рез. корпуса, 5-я гвардейская бригада, ландвер Кенигсберга и 1-я кавалерийская дивизия.

На фронте укрепленной линии Мазурских озер до начала операции германское командование имело около 100 тысяч штыков. Таким образом, штаб Северо-Западного [31] фронта, определяя силы германцев, противопоставленные армии генерала Сиверса в 76 т. штыков, расценивал их значительно меньше их действительной численности.

Усиление германцев на фронте укрепленных позиций у Мазурских озер произошло за счет XXI полевого корпуса и вновь сформированных XXXVIII, XXXIX и XL рез. корпусов. Общее командование группой армий было возложено на генерал-фельдмаршала Гинденбурга, штаб которого находился сначала в Познани, а затем, перед началом наступления, перешел в Инстербург.

План германцев заключался в следующем: XXI, XXXVIII XXXIX рез. корпуса, сосредоточенные за левым флангом основного расположения 8-й армии, должны были под прикрытием 1-й кавалерийской дивизии выдвинуться к востоку от Шалеренского леса и повести глубокий обход правого фланга армий генерала Сиверса.

На центр, составленный из Кенигсбергской дивизии и левофланговых частей 8-й армии, возлагалась задача сдерживать стоящие против них XX и XXVI русские корпуса. К правому флангу 8-й армии были стянуты 2-я пехотная дивизия генерала Фалька и XL рез. корпус генерала Литцмана. Этой группе приказано было атаковать левый фланг армии Сиверса и способствовать ее окружению, отрезая с востока от Немана, а с юга от Бобра. Фельдмаршал Гинденбург свои предположения формулировал в следующей директиве, адресованной командующим 8-й и 10-й германской армии: «Я намерен двинуть 10-ю армию ее левым крылом в направлении на Тильзит—Вильковишки. Для охвата левого крыла неприятеля. Кенигсбергской дивизии, ландверу 10-й армии и левому крылу 8-й армии ударить по линии Арис-Иоганисбург».

Таким образом германское командование, нисколько не опасаясь воспроизведения «Аустерлица» на равнинах Восточной Пруссии, смело разрывало весь свой фронт в двух сначала расходящихся направлениях. Группа Отто ф. Белова должна была тяжелым молотом ударить по голове русскую армию, в то время как корпуса ген. Эйхгорна готовились свалить ее толчком в спину. Идея «Канн» чеканно выступала в плане предстоящей операции, уже однажды с полным успехом [32] для германцев реализованная под Танненбергом против армии Самсонова.

Первые показания о присутствии значительных сил в районе сосредоточения резервов генерала Эйхгорна штаб Х армии получил вслед за тем, как выдвинутый им отряд кавалерии, а затем предпринятые III корп. наступательные шаги наткнулись в окрестностях Ласденена на энергичный отпор немцев. Этому обстоятельству предстояло рассеять все иллюзии Главнокомандующего фронтом; в то же время косвенным образом оно как бы потверждало правоту точки зрения генерала Сиверса и укрепляло последнего в его оперативном мышлении.

Данные усиленной разведки были слишком красноречивы, чтобы позволительно было их игнорировачь; выводы напрашивались сами собой. Счастливое совпадение, по времени, начала группировки армии Эйхгорна с моментом энергично поведенной разведки кавалерийской группой было шансом, только изредка выпадающим на долю высшего командования. В данном случае судьба была к нему милостива.

В распоряжении командующего Х армией было достаточно времени, чтобы пойти с ней рука об руку; однако, он этим временем не воспользовался и решительно ничего не предпринял для того, чтобы, если и не захватить в свои руки инициативу то, по крайней мере, ослабить энергию ее выявления со стороны противника.

XX корпус, на который в конце концов обрушилась вся сила удара германской армии, числил в своем составе кроме 28 и 29 дивизий, по нормальной организации мирного времени, также и 53 (второочередную) дивизию. Несколько позднее, т. е. с 27 января, приказом по армии № 4, XX корпусу была придана 27 дивизия; примыкавшая к его расположению; обыкновенно она входила в состав III арм. корпуса. Боевой состав XX корпуса в различные периоды операции указан в приложениях №№ 3–7.

Части корпуса встретили наступление германской армии на укрепленной позиции восточнее р. Ангерап, по линии Подзунен—Вальтеркемен—Багдонен—Грос Медунишкен— Брозовкен—Грос Штренгельн—Огонек, общим протяжением около 50 верст (вместе с участком 27 дивизии) (Схема 3). [33]

Корпусу были указаны тыловые дороги: 27-й пех. дивизии — на Мариамполь—Иглишки—Прены; для 29-й и 53-й дивизий — Гольдап—Дубенинкен—Шиткемен—Вижайны—Кальвария—Симно—Олита; для 28-й пex. дивизии; левофланговой, Буддерн—Бенгхейм—Альт Ботшвинкен—Кл. Швальк—Циген—Филипово—Сувалки—Сейны— Лейпуны—Меречь.

Таким образом, в случае отхода Х армии на линию Немана, XX корпусу вверялась оборона реки на участке от Прены до Мереча. Пути отходили прямо на восток в направлении, строго перпендикулярном к фронту. Для XX корпуса, если бы он действовал отдельно и, значит, обладал свободой передвижения в сторону от этих путей, — иного решения вопроса о сети тыловых путей и быть не могло.

Но корпус представлял одну из оперативных единиц армии, связанных общностью боевых функций; его свободе ставились границы. Занятие же противником одного из пунктов, через которые проходили тыловые дороги, отрезало корпус от его конечных сообщений и опрокидывало на тыл соседних корпусов.

Чтобы избегнуть подобных сложных положений, нужно было не пропустить критического момента и вовремя уклонить линии сообщений всех корпусов в сторону, противоположную грядущей опасности. Повторяю, несколько иное с самого начала, направление путей для III арм. корпуса, автоматически повлекло бы за собою снижение к югу всех точек пересечения тыловых дорог с течением Немана. Тыл сделался бы менее восприимчивым к посягательствам на него со стороны противника.

Канун операции ознаменовался снежной бурей. Шторм свирепствовал в течение нескольких дней. Все дороги очутились под снежным покровом толщиной до полутора аршина.

Могучие порывы ветра сметали снег в сугробы, образовывавшие поперечные барьеры высотою более сажени. Все было занесено обильно выпавшим снегом. Железнодорожные поезда не ходили, автомобильная тяга стала, кругооборот обозов застопорился.

Сильные морозы сменились оттепелью, затем температура снова пала, и на пересеченной местности образовались [34] ледяные горы, о которые скользили лошади, выбиваясь из сил, чтобы овладеть подъемом.

Движение по дорогам оказалось возможным только при содействии рабочих команд, вооруженных лопатами и кирками. Скорость марша обозов не превосходила четверти версты в час.

Тыл сразу замер: весь транспорт резко нарушился. притом как раз в то время, когда явилась потребность самого широкого пользования путями сообщения. Несколько дней подряд снежная метель препятствовала воздушной разведке, которая сделалась возможной лишь спустя четыре дня после того, как появились первые признаки нагромождения германцами резервов против правого фланга Х армии.

Совокупность неблагоприятных обстоятельств пришла на смену счастливым случайностям; которых в свое время но оценили, а быть может просто и не заметили.

Под защитою снежного шторма, в суровую вьюгу, увязая по колено в сугробы, части германской армии торопились подтянуться к своему левому флангу, чтобы внезапно обрушиться лавиной на своего противника, застигнутого при полной своей неготовности к отражению удара еще и свирепой стихией.

С 23 января германцы предприняли вытеснение нашей конницы из лесистоболотистого пространства, обрамленного течением р. р. Немана и Шешупы. Неприятельская колонна силою около батальона пехоты с пулеметами и батарей, имея впереди полк конницы, двинулась со стороны Трапенена вдоль левого берега Немана (Схема 4).

Произошло столкновение; нами были взяты пленные, которые показали, что в районе боя действовал 5 гвардейский полк. Дальнейший опрос пленных указал на присутствие в районе Ласденена 137 полевого полка, гвардейского полка тяжелел артиллерии; а также, как и следовало ожидать, 5 гвардейского гренадерского полка; входившего в состав 5 гвардейской пехотной бригады. Те же пленные не скрывали, что ожидается прибытие из под Варшавы и с французского фронта подкреплений для перехода в наступление с целью вытеснить русскую армию из пределов Восточной Пруссии. [35]

Появление полевых войск германцев в районе, в котором в данный момент отсутствовала сколько-нибудь реальная для противника угроза с нашей стороны, было необычайно показательно. Одного этого факта было совершенно достаточно, чтобы догадаться о приготовлениях противника, направленных против X армии.

Прибытие новых войск никоим образом не походило на смену частей; оно именно обозначало сосредоточение в самом ближайшем будущем значительных сил, в чем нельзя было сомневаться, если мы обратим внимание на некоторым подробности.

Война протекала в таком периоде, когда ее старые, к свое время хорошо продуманные, тщательно и прочно усвоенные формы еще не обветшали и не перегорели в огне современного боя. Война еще находилась в том фазисе развития, когда некоторые положения, казалось бы незыблемые и священные, не успели одряхлеть.

С точки зрения тогдашней германской организационной мысли считалось недопустимым перемешивать части и импровизировать высшие тактические и оперативные единицы. создавая конгломерат войсковых соединений. Только много позднее, германцы начали практиковать прием образования ударных групп в любом их составе, без всякого внимания к принципу неприкосновенности войскового соединения. Немцы заботились лишь о том, чтоб сохранять однажды сформированные, отлично слаженные командные и оперативные аппараты.

Подобный способ прежде всего вносил путаницу в сеть разведочных координат противной стороны, самое же главное определенно ставил в вершину угла всякого успеха на войне управление, творчество, работу штаба, как источника оперативной мысли и функцию ее воплощения в реальную сущность.

Вследствие этого, появление на фронте германской армии 137 пехотного полка указывало на близость остальных частей 31 пехотной дивизии; много шансов было за то, что вслед за этим обнаружится и 42 пехотная дивизия, иными словами существовала вероятность сосредоточения всего XXI корпуса. [36]

Усиление германцев в Восточной Пруссии все-таки не ускользнуло от внимания командующего Х армией, который в день получения этих сведений, т. е. 28 января, в письме № 691 на имя начальника штаба фронта (в то время генерала Гулевича) сообщил о появлении на участке генерала Епанчина, командира III арм. корпуса, 9–12 новых немецких батальонов (прибавим от себя только считанных). (Приложение 11).

При некотором обобщении, не трудно было нарисовать себе всю картину готовящейся операции, которая и по направлению, и по количеству сил, по-видимому, долженствовавших принимать в ней участие, требовала со стороны генерала Сиверса безотлагательного принятия энергичных мер. Командующий армией сначала это понимал.

В том же письме к начальнику штаба фронта генерал Сиверс высказывает мысль, что «необходимо образовать корпусные резервы». Возникает вопрос, какие причины препятствовали их образованию много раньше; почему именно такая форма развертывания армии была предана забвению, когда протяжение фронта в 160 верст иного решения, казалось бы, и не давало? К сожалению, образовывать корпусные резервы уже было поздно.

25–26 января две германские армии: 8-я генерала Белова и 10-я генерала Эйхгорна перешли в решительное наступление против обоих флангов Х армии, т, е. как раз накануне того дня, когда в целях разведки назначено было наше частное наступление на левом фланге по направлению на Руджаны.

В состав Иоганисбургского отряда входило два полка 57 пехотной дивизии (226 и 228), два батальона сибирских стрелков, три легких и одна гаубичная батареи при двух сотнях казаков. Так как 26 января предполагалось перейти в частичное наступление, то было сделано распоряжение подтянуть из Кольно 227 полк и кроме того усилить отряд одним полком с батареей из состава III сибирского корпуса. Но этому наступлению не суждено было начаться.

С утра 25 января, около полка неприятельской пехоты с легкой и тяжелой артиллерией отбросило разведку, высланную вперед от Иоганисбургсвого отряда. около 2 часов дня [37] противник открыл артиллерийский огонь по нашему передовому расположению у деревни Снопкен. Несколько позднее, в 4 часа дня, обнаружилось обходное движение германцев к югу or Иоганисбурга, у озера Погибир, с разъездами у Вробельна, что заставило начальника Иоганисбургского отряда, около 7 часов вечера, оттянуть передовые части на главную позицию. (Схема 4).

Ночь на 26-е января в районе Иоганисбурга прошла неспокойно. Ружейная перестрелка не прекращалась все время, и едва начало светать, как немцы перешли в наступление, пытаясь охватить оба фланга Иоганнисбургского отряда.

Несколько позднее, немецкая колонна в составе 79-й рез. дивизии появилась в расстоянии около 17 верст к югу от Иоганнисбурга, у Длотовена. Здесь немцы переправились через Ниссу и двинулись на Кумельск. 227-й полк 57-й див., подтянутый из Кольно, к этому времени уже подошел к Винцента. Разведка донесла о появлении немцев на путях, пересекающих направление движения 227-го полка. Чтобы задержать наступление противника, 227-й полк решил атаковать его во фланг в направлении на Длотовен (Схема 4-я).

Однако неприятельская колонна оказалась значительно сильнее, чем о том сообщала разведка. Полк, понеся огромные потери и лишившись батареи, которая затем попала в плен с перебитыми лошадьми, принужден был отойти частью на восток, частью на север. Около 5 часов дня 26-го января ясно обозначился обход обоих флангов Иоганнисбургского отряда, в сочетании с глубоким движением первоначально около бригады, а затем и дивизии неприятельской пехоты, с артиллерией, на Кумельск.

Иоганнисбургскому отряду пришлось отойти на Бяла. Полки 57-й дивизии, отступая в беспорядке, пришли в полное расстройство. Они не смогли задержаться в Бяла и, потеряв две батареи, бросились через Щучин к Осовцу, совершенно обнажив левый фланг армии. Противник занял Бялу.

Итак, ближайшие последствия неосторожного назначения второочередных частей для выполнения ответственных задач по обеспечению флангов, не замедлили сказаться. Поражение частей 57-й дивизии, несомненно, не могло не [38] вывести из душевного равновесия командующею армией и его штаб, местоположение которого вблизи левого фланга армии оказывалось небезопасным. Его обнажение должно было заслонить и действительно заслонило собою события, совершавшиеся в районе Вержболовской группы.

В состав последней непосредственно входили: 27-я, 56-я и 73-я пехотные дивизии, 225-й пехотный Ливенский полк, две дружины, пешие сотни пограничной стражи, легкая и тяжелая артиллерия. Группой командовал командир III-го корпуса генерал Епанчин, ему же была подчинена конница, охранявшая правый фланг 10-й армии. В общем, Вержболовская группа к тому времени, когда обозначилось наступление германцев и когда 27-я дивизия, за исключением 107-го пехотного Троицкого и двух батальонов 105-го Оренбургского полков, была передана в распоряжение командира ХХ-го корпуса, определялась в 38 батальонов, две дружины, 72 легких орудия; 17 полевых гаубиц, 11 тяжелых 16 легких и 4 тяжелых поршневых орудия, 20 конных пушек; 57 эскадронов и сотен, 4 пеших сотни, одна саперная и одна телеграфные роты.

III-й корпус должен был, по боевому заданию, обеспечивать правый фланг армии и в случае отступления последней, в свою очередь, постепенно отходить, задерживаясь на промежуточных позициях, но не ввязываясь в упорный бой, имея конечною целью отойти к Ковне. Такова была задача и всей Вержболовской группы.

К началу германского наступления, войска генерала Епанчина занимали позиции по северной и северо-западной епушке Шареленского леса и далее на юго-запад через Вальтеркемен. Протяжение фронта было около 50 верст. Восточнее группы находился конный отряд полковника Бискупского (один батальон, 4 пеших сотни и 9 эскадронов с 8 конными орудиями). Севернее стоял конный отряд генерала Леонтовича, 38 эскадронов и сотен с 12 конными орудиями, при одном батальоне, ведя разведку и наблюдение иа фронте в 20 верст.

Войска Вержболовской группы распределялись по трем участкам: правый — генерал-майора Левицкого — 17½ батальонов, 24 легких орудия; 11 гаубиц, 6 тяжелых орудий и [39]

полроты сапер. В центре, позицию занимал генерал-майор Иозефович с 5½ батальонами, 24 легкими и 4 тяжелыми орудиями и 4 сотнями. На левом фланге находился генерал-майор князь Макаев. На его участке располагалось 13 батальонов, две дружины, 24 легких, 20 поршневых орудий и 3 сотни.

Расположение группы было чрезвычайно растянуто. Подобная растянутость явилась следствием желания вытеснить немцев из Шареленского леса, чтобы получить возможность вести глубокую разведку конницей, как того требовал штаб Северо-Западного фронта, в направлении на Тильзит-Инстербург, по более открытой местности.

Операция вытеснения немцев из Шареленского леса и лесного пространства, лежащего на северо-запад, началась 12-го января и поглогила все корпусные резервы. Первоначально нацеленный удар против Драгупоненвальда был отражен. Точка нового удара была перенесена несколько на север к Ласденену. К 24-му января войскам III-го корпуса удалось вытеснить германцев из большей части Шалеренского леса, но затем, все атаки разбились о сильно укрепленную позицию у Ласденена. Новое предположение возобновить атаку в несколько ином направлении требовало притока свежих сил, но в них командующий армией отказал. В результате, Вержболовская группа, иными словами III-й армейский корпус, к началу германского наступления занимал сильно растянутое расположение; имея в резерве лишь один батальон. Войска были истомлены неудачами предшествовавших дней и представляли боевой материал с ущербленной психикой. Пониженный порог сознания для восприятия сильных в ярких впечатлений, легко достигающих высших точек, должен был направить душевные волнения этих людей к расщеплению начал, которые вооруженную толпу перед тем обращали в организованную войсковую массу.

Одновременно с наступлением против Иоганнисбургского отряда противник зашевелился и на участке Вержболовской группы, хотя наступление XXI, XXXVIII и XXXIX корпусов 10-й германской армии было назначено на 26-е января.

25-го января с трех часов дня, обстреляв ураганным огнем северную опушку Шарелонского леса, который замыкал [40] правый фланг III-го корпуса, германцы начали наступление пехотой с занятого ими сильно укрепленного участка Ласденен—Лебегален. (Схема 4-я).

Огнем артиллерии Вержболовской группе удалось в этот день остановить противника. Да он, впрочем, и не упорствовал в слоем дальнейшем продвижении. Так или иначе, немцы достигли известной цели, а именно определили крайние точки правою фланга расположения нашей пехоты.

26-го же января густые колонны неприятельской пехоты возобновили атаку на участке, протяжением свыше 10 верст, от Клейн-Тулен—Рагупонен до Лебегалена. В районе Мальвишкен обозначилось движение двух значительных колонн. Конница генерала Леонтовича, стоявшая на крайнем правом фланге, теснимая двумя батальонами германской пехоты, отходила вдоль Немана.

Густые неприятельские цепи поражались огнем артиллерии III-го корпуса. На одном из направлении погиб целый батальон немцев. Вечером немцы повели атаку на юго-западную опушку Шареленского леса. Первоначально все атаки были отбиты; в результате боя даже были захвачены пленные 254-го полка, что дало возмоя;ность установить присутствие на фронте Вержболовской группы частей XXXVIII германского корпуса. Трудно заключить, сделал ли штаб 10-й армии из этого драгоценною указания соответствующие выводы. Во всяком случае о показании пленных было донесено в штаб фронт обычной сводкой сведений о противнике, датированной 27-м января № 892.

Ночью, немцы повели атаку еще южнее, на 221-й полк, который был сбит, причем пришлось израсходовать для поддержки этого полка и для восстановления нарушенного расположения последний батальон резерва.

Чтобы занять более сосредоточенное расположение, в виду угрозы, обозначившейся в направлении правого фланга, генерал Епанчин приказал войскам генерала Левицкого отойти на позиции перед южной опушкой Шарелонского леса, а группе генерала Иозефовича стянуться к Куссену, о чем и донес командующему армией в 4 часа 30 мин. утра 27-го января.

Отход на новые позиции совершился беспрепятственно. [41]

Результаты боев в течении 25-го и 26-ro января, протекавших в районе левого фланга 10-й армии, легко определили наступление германского корпуса на Лык: одной дивизией с направления Иоганнисбург—Бяла, и другой от Кумельска. Однако не менее тревожное положение складывалось и на правом фланге армии, но этой тревоги генерал Сиверс не ощущал.

Общий ход событий и последовавшие затем переговоры между командующим 10-й армией и штабом фронта не оставляют никакого сомнения в том, что высшее командование было в тот момент далеко от мысли по поводу происходившего против группы генерала Епанчина сосредоточения, по-видимому, в полном составе, XXI и XXXVIII и XXXIX германских корпусов.

В представлении штаба армии обстановка на фронте германского наступления в то время рисовалась в следующем виде.

В центре, на участке Николайкен—Летцен—Даркемен, германцы держали части 1-го армейского корпуса, 1-й ландверной дивизии и войска Летценского гарнизона. В районе Гумбинена находилась 3-я рез. дивизия. Не предпринимая никакого наступления против XXVI и XX корпусов, противник дарил им полное спокойствие, чрезвычайно для них опасное и обманчивое. Так оно и было в действительности. Подобный прием обыкновенно входил почти шаблонно в расчеты германского генерального штаба, когда высшее командование задумывало удар на фланги или предпринимало операцию окружения, но этим обстоятельством ген. Сиверс по-видимому не заинтересовался.

Выдвинув против конницы 10-й армии части XXI корпуса, 5-й гвардейской бригады и 9-й ландверной бригады, противник вел насыщение с фронта Мальвишкен—Клейн-Тулен—Рагупонен—Лебегален—Ней-Скордупен и Сударки. К моменту перехода немцев в решительное наступление, начали прибывать части XXXVIII корпуса, который явственно вступил в бой уже к вечеру 26-ю января. Но действия немцев против Вержболовской группы командующий армией оценивал как демонстрацию, Несколько позднее, приблизительно 27-го января, штабу армии из показаний пленных стал [42] известным, что из Берлина через Кенигсберг к Инстербургу брошен XXXIX рез. корпус. Затем штаб армии имел определенные сведения, что полк, атаковавший передовую позицию Иоганнисбургского отряда у деревни Снопкен, принадлежал к составу 2-й пехотной дивизии 1-го армейского корпуса. Ген. Фальк{8} получил вслед за этим, как известно, могущественное подкрепление в лице XI. рез. корпуса, 80-я дивизия которого надавливала на наше расположение непосредственно с фронта в то время, как 79-я (того же корпуса) совершала глубокий обход от Длотовена на Бялу, заключившийся занятием последнего пункта. Такова была собственная ориентировка штаба Х-й армии.

Мы видим, что насколько правильно штаб армии представлял себе обстановку на своем левом фланге; настолько у него были туманны и даже вовсе не верны сведения о группировке противника в районе нахождения Вержболовской группы. Донесению командира III-го арм. корпуса о движении многочисленных и густых неприятельских колонн не придали особого значения. Точно также не обратили никакого внимания на гpoмадные потери немцев (ввиду, например, гибели от артиллерийского огня целого батальона). Расточительность атакующего, в смысле несения им колоссальных жертв, не находила себе объяснения ни в искусном руководстве огнем со стороны нашей артиллерии, ни в неудачных формах боевого порядка противника, виновного лишь в неосторожном продвижении и понесшего за то возмездие.

Очевидно, генерал Епанчин имел перед собою неприятеля в превосходных силах, наступавшего компактно, сгущенно. Выражаясь грубо, немцев, что называется, «выпирало». В районе расположения III-го армейского корпуса было установлено вполне точно присутствие частей, по крайней мере, двух с половиною германских корпусов. Однако и то, и другое, и третье обстоятельства одинаково не были достаточно оценены штабом армии.

В данном случае не последнюю роль сыграло, конечно, поражение 57 дивизии. Обнажение левого фланга армии, [43] в частности, тыла III-го Сибирского корпуса заставило штаб армии серьезно подумать о перенесении места своего квартирования {9}. Но его уход в тыл породил бы нежелательные настроения. С его точки зрения, казалось бы, было предпочтительнее самым энергичным, образом принять меры к ликвидации германского обхода на левом фланге. Этими же самыми мерами штаб армии мог бы обезопасить и собственное расположение.

Та же психологическая ситуация едва ли не послужила предпосылкой для последовавшего вскоре затем расчленения и беспорядочного раздергивания XX корпуса, как наиболее сильного и в то же время находившегося, по крайней мере внешне, в неугрожаемом положении.

26-го января, поздно вечером, командир III-го арм. корпуса, чувствуя напряженность торопливо-назревавшей обстановки, считает необходимым ориентировать по прямому проводу командующего армией относительно общего положения на его участке. Доклад носит необычайно тревожный характер и формулируется в таких выражениях, которые должны были бы властно овладеть всем вниманием генерала Сиверса, как то: «Войскам удалось выбраться из Шареленского леса... В отряде Иозефовича не совсем благополучно. .. Против конницы наступает не менее бригады пехоты.... и т. д." (Приложение № 12).

Далее командир корпуса сообщает, что, предвидя неизбежность отхода, он счел необходимым предупредить войска о предстоящем занятии Вержболовской позиции, причем оговаривается, что отход осуществится «в случае невозможности держаться».

Так как налицо был факт глубокого обхода германцами правого фланга корпуса, в промежутке между Неманом и Шешупой, то, в связи с овладением противником Шареленским лесом, становилось очевидным, что весьма условная оговорка начальника Вержболовской группы приобретала смысл извинения за будущие деяния, едва ли заслуживающие поощрения: лишенная же сколько-нибудь веских успокаивающих свойств, она обращалась лишь в звонкую фразу. [44]

На самом же деле, обстоятельства складывались таким образом, что войска Вержболовской группы, как увидим ниже, уже поколебались, переживая острый кризис.

В ответ на доклад командира III-го корпуса, командующий Х армией, с своей стороны, ограничился лишь выражением своего личного мнения но поводу выгод использования Шталюпененской позиции ранее, чем отходить на Вержболово. Но это был только совет, впрочем, даже не совет, а только мимолетное замечание. Во всяком случае, это не было приказание, которое в ту минуту ожидалось от командующею армией в целях регулирования и объединения действий ее корпусов. Точное обозначение фланга будущего расположения армии не могло зависеть oт инициативы генерала Епанчина. Между тем это был психологический момент, когда твердость командующего армией могла и должна была бы послужить источником энергии со стороны командира III корпуса.

Предоставление же командиру III-го корпуса свобод выбора тыловой позиции в то время, как на командуемую им группу обрушивались значительные неприятельские силы, знаменовало собою, в лучшем случае, неосторожность со стороны самого командующего Х армией и совершенно исключало всякую тень управления, в недостатке которого Главнокомандующий фронтом впоследствии и обвинял генерал Сиверса. (Приложение № 9).

Таким образом, командир III-го корпуса был представлен самому себе: единственное данное ему указание на случай отхода касалось выделения из состава группы 27 пех. дивизии на присоединение к войскам генерала Булгакова. Этим самым санкционировались все предположения генерала Епанчина, как будто корпус последнего действовал совершенно самостоятельно и его отход не влиял на положение хотя бы соседнего XX корпуса.

В тот же день, т. е. 26 января, в 11 часов 50 минут вечера состоялся разговор по Юзу командующего Х армией с начальником штаба фронта генералом Гулевичем. Ориентируя последнего о положении на фронте армии, генерал Сиверс по прежнему центр тяжести германского наступления усматривает в районе своего левого фланга; опасаясь, [45] что глубокое проникновение противника в этом направлении выльется в прямую угрозу его сообщениям. Констатируя далее отсутствие в своем распоряжении сколько-нибудь свободных резервов, уже втягиваемых со всего, и без того разреженного, фронта, генерал Сиверс приходит к выводу о необходимости для перехода в наступление перебросить к угрожаемому флангу не менее корпуса. Те же результаты, по его мнению, могут быть достигнуты и выдвижением XII армии генерала Плеве.

В ответ на заявление командующего Х армией, генерал Гулевич останавливается только на его предложении перебросить корпус, причем, за неимением резервов у Главнокомандующего фронтом, рекомендует насколько возможно ослабить фронт армии, оставив только заслоны, и собрать войска для главной задачи, — т. е. «прикрытия сообщений армий, действующих в Варшавском районе».

Соображения генерала Сиверса относительно вывода XII армии во фланг XL германскому корпусу не только не встречают сочувствия со стороны начальника штаба фронта, но даже как бы игнорируются им. Между тем взаимное расположение Х и XII армий само собой диктовало это решение и при нормальном порядке вещей ставило германскую группу, устремившуюся в направление Лык—Райгрод, между молотом и наковальней.

Несомненно, преждевременный выход армии Плеве из состояния предварительного сосредоточения и развертывания нарушал планы Главнокомандующего фронтом, тем не менее раз инициатива перешла в руки противника, расшатывание вновь формируемой армии делалось неизбежной необходимостью; этого положительно требовала вся складывавшаяся обстановка.

Что же касается «стягивания резервов» со всего обширного фронта Х армии; то оно представляло не только технические затруднения, но и много ухудшало положение на остальных участках армии. Самое главное, частям приходилось бы разновременно вступать в бой, так сказать отдельными охапками, и поэтому в очень слабой степени изменять, в благоприятном для нас смысле, температуру боя. [46]

Кроме того, неготовность XII армии к наступлению не могла служить оправданием полной бездеятельности остальных частей фронта генерала Рузского, и подобно тому, как отдельно вели бой корпуса генерала Сиверса, столь же разрозненно чувствовали себя в боевой обстановке и армии Северо-Западного фронта.

Не подсказав практически осуществимого решения, ограничившись советом академической марки, генерал Гулевич заканчивает свой разговор с командующим Х армией следующими словами: «Будем надеяться, что начатое так внезапно наступление немцев будет причиною наших больших успехов». (Приложение 12).

Но какие именно шаги с своей стороны предпринял штаб фронта, дабы этим надеждам суждено было сбыться? И в своем стремлении во что бы то ни стало сохранить в полной неприкосновенности группу генерала Плеве, не стал ли тот же штаб фронта, непроизвольно, на путь совместного с противником разрушения Х армии.

Итак, в распоряжении Главнокомандующего фронтом нет свободных резервов, которые он мог бы бросить из глубины для флангового удара, например, со стороны Осовца, или передвинуть в район Лыка, дабы немедленно подкрепить сильно пошатнувшееся расположение левого фланга Х армии.

Мысль генерала Сиверса о своевременности выступлениния XII армии странным образом обходится начальником штаба фронта совершенным молчанием, словно командующему Х армией хотят указать, что подобные проекты выходят из круга его обязанностей.

Что же касается генерала Сиверса, то; озабоченный положением на левел фланге и не видя прямого выхода из сложных сплетений непрестанно меняющейся обстановки, он недвусмысленно дает понять штабу фронта, что собственными силами не расчитывает не только восстановить, но даже сохранить положение. Находясь всецело во власти уже испытанных неудач, командующий армией недооценивает весьма симптоматических показаний в районе Вержболовской группы боевого барометра, стремительно снижающегося. Только в силу [47] своего временного безучастия к судьбе правого фланга он пока не переступает грань самообладания и холодной, рассудительности.

Весь план уже решенного общего перехода в наступление покоится на взаимодействии Х и XII армии, поэтому сохранение Х армии столь же необходимо, сколь опасно преждевременное обескровление XII-ой. Над групиой генерала Сиверса повисла угроза отдельного поражения. Ее левый фланг атакован превосходными силами противника, в чем высшее командование не сомневается. Поставить же предел успехам германцев, спешно перебрасываемые резервы, соскребываемые, в буквальном смысле слова, со всего фронта решительно не в состоянии.

Не имея возможности, по тем или иным причинам, оказать Х армии реальную поддержку, у Главнокомавдующего оставалось единственное средство — вывести армию из боя, взять ее на некоторое время, абсолютно, из соприкосновения с противником, т. e. форсированными маршами осадить армию на восток, хотя бы вплоть до линии верхнего течения Бобра — Неман.

Бесцельность борьбы при весьма веском неравенстве сил, неизбежность поражения, а вслед за этим полное крушение плана совместного наступления армия Северо-Западного фронта, эти и многие другие соображения должны были бы побудить генерала Рузского отдать приказ об отходе Х армии. Единственное ее спасение заключалось в уклонении от боя, притом не теряя времени, ни одного часа, жертвуя не только частью обозов, но даже некоторыми калибрами артиллерии, если увоз ее сопряжен с отсрочкой отступления. Но такого приказа Главнокомандующий фронтом не отдал. Должен ли был генерал Сиверс по собственной инициативе взять на себя всю ответственность и сделать столь тягостное и необычное для него распоряжение?

Но где, в каком уголке своего сердца командующий армией обрел бы мужество и какой частицей души он восприял бы твердость для подобного решения? Откуда он мог почерпнуть железную, непреклонную логику мышления, [48] которая восполнила бы недостаток мужества и твердости и заставила бы его, зажмурившись, гася в себе тревоги сердца, и сомнения души, пойти наперекор традициям школы, в течении многих поколений воспитывавшей русскую армию под лозунгом «мертвые срама не имат».

Не правы те, которые говорят об отсутствия доктрины в дореформенной армии и в системе ее военной подготовки. Отсутствие доктрины—меньшее зло по сравнению с существованием ее, но нездоровой, злокачественной, мертвящей.

Русскую армию дореволюционной эпохи много и усердно учили и в конце концов напрактиковали в искусстве отступать, но не иначе, как под давлением противника, не ранее, как после принятого боя, хотя бы результаты последнего, задолго до столкновения, были бы ясны и математически точны, как дважды два—четыре.

Русскую армию упражняли в совершении чудовищно-форсированных маршей, когда нужно было сосредоточиться к началу сражения; но тем не менее даже после Японской, войны продолжали считать, по-прежнему, преступлением о[ста]вление своих позиций до момента столкновения с противником даже в условиях, очевидно не благоприятствующих.

И Главнокомандующий Северо-Западным фронтом, и генерал Сиверс занимали далеко не последнее место в списке лиц, прошедших разнообразный стаж в военном деле. Но, как это обыкновенно приходится наблюдать, удел лучших учеников — резче и рельефнее служить отражением всех теневых сторон той или иной системы обучения.

В тех обстоятельствах, в которых очутилась Х армия по данным разведки и в зависимости от результатов боя с наседавшими германцами, тем более в предвидении общего перехода в наступление, необходимо, было, не втягиваясь в дальнейшую борьбу с противником, сделать энергичный прыжок назад и занять расположение по линии Козлово-Рудская позиция, Мариамполь, Сувалки, Райгрод, упершись флангами с одной стороны в Ковно, с другой—примкнув к Осовцу.

Выход Х армии из сферы непосредственного влияния противника поставил бы последнего перед пустым пространством. Сосредоточение резервов в направлениях главного и [49] демонстративного ударов обратилось бы в бесполезное на[гром]ождение войсковых частей, насыщенных высоким потенциалом энергии, не получившей разряда. И широко задуманная операция германских армий, руководимых фельдм. Гинденбургом, претворилась бы в удар по воздуху. [49]