Глава I

Общее положение X армии в начале января 1915 года. Цели и задачи, на нее возложенные. Линейно-крепостное построение, необеспеченность флангов; место штаба армии, тыловые пути. Значение этих обстоятельств в ряде причин, подготовивших катастрофу. Сетования Главнокомандующего фронтом на неудовлетворительную разведку конницы. Результаты выдвижения ее. Указания штаба фронта на близость общего перехода в наступление.

В начале января 1915 года, главная масса армий Северо-Западного фронта группировалась на левом берегу Вислы. Это расположение вылилось непосредственно из столь неожиданно неудачно для нас разрешившейся Лодзинской операции

После непрерывных бешеных атак германцев стремившихся прорвать фронт армии на наших позициях вдоль Бзуры, обе стороны обратились к методам позиционной войны, впервые получившей на Восточном фронте свое, пока еще слабое, выражение.

Обеспечение связи с глубоким тылом страны и прикрытие путей подвоза центральной группы армий Северо-Западного фронта, на участке от р. Шквы до нижнего Немана, было возложение на Х армию, которая, после целого ряда успешных боев, осенью 1914 года, подошла вплотную к укрепленной полосе Мазурских озер и к подготовленной немцами к обороне линии р. Ангерап. (Схема 1-я).

Подошла и замерла, остановленная в своем движении силою долговременных позиций, а также изобилием и разнообразием искусственных препятствий, самое же главное ничтожностью или полным отсутствием в своем распоряжении технических средств для борьбы и для преодоления барьера, преграждавшего дальнейшее проникновение в Восточную Пруссию. [15]

Инерция первоначальных успехов только заставила больнее ощутить воспринятый толчок, оборвавший победное шествие и совершенно не входивший в предположения Главнокомандующего Северо-Западным фронтом, (хотя и мало основательные, но тем не менее оптимистические), по поводу возможности развития мощного удара в районе Х армии.

Главнокомандующий не скрывал своего неудовольствия. Он считал Х армию достаточно сильною, чтобы бросить ее на самостоятельную и ответственную операцию, осуждая генерала Сиверса за его пассивность. Видимо, уроки, преподанные русской армии 1 германским корпусом Франсуа и Гинденбургом, прошли бесследно: их усвоили или те, для которых все земное было уже глубоко чуждо или те немногие, которые; попав в плен, не имели возможности воспользоваться дорого оплаченным опытом.

Что же касается осознания превалирующего значения в современной войне тяжелой артиллерии и техники вообще, то этот догмат воспринялся всей своей полнотой значительно позже. Кстати, он был подсказан не столько собственным опытом, сколько продиктован откровенным признанием французов после первых же боев у Артуа и в Шампани.

Вслед за несколькими попытками атаковать укрепленную германскую позицию без необходимого для этой цели сотрудничества крупнокалиберной артиллерии, в штабе Х армии окончательно установился взгляд на бесцельность этих атак и на безрезультатность всяких шагов, направленных к овладению главною неприятельской позицией) помимо содействия тяжелой артиллерии.

С прибытием тяжелых калибров, снятых с крепостей на неугрожаемых фронтах или из расположенных непосредственно в тылу Х [армии], последняя повела против укрепленной линии Мазурских озер постепенную атаку по рецепту крепостной войны.

Но это было далеко не то, чего хотел генерал Рузский и на чем он не переставал настаивать.

Между тем, Х армия, в составе, по определению самого Главнокомандующего, 192 бат. и 60 эск. (см. Прилож. № 1) [16] занимала фронт от д. Сударги, примыкая правым флангом к Неману, до Иоганнисбурга, общим протяжением около 160 верст.

Полоса местности вдоль левого берега Немана и по обеим cторонам Шешупы разведывалась и освещалась 1 и 3 кавалерийскими дивизиями.

Далее, от северной опушки Шареленского леса (южнее Ласденена) до Дипгляукена стоял III армейский корпус, так называемая Вержболовская группа. Против укрепленной позиции германцев на р. Ангерап располагался XX корпус, имея южнее себя, против Летцена, XXVI корпус. Левый фланг (до Николайкена) образовывал III Сибирский корпус, от которого (из частей 57 п. д.) был выдвинут к Иоганисбургу особый отряд {4}. Штаб армии находился у Маргграбова {5}. (Схема 1-я и приложение 2).

Общий характер расположения армии, по выражению самого ее начальника штаба барона Будберга, был «линейно-крепостной». Недостаточное искусство при организации обороны, необходимо опирающейся исключительно на узлы сопротивления, отсутствие веры в силу огневой связи, а быть может и полное непонимание ее, влекли за собою чрезмерную насыщенность боевой части за счет резервов, которые в силу этого оказывались истощенными задолго до приближения ответственного момента. Инженерное усиление позиций не шло дальше сплошных тонких линий окопов. На фронте 10-й армии этой склонности благоприятствовало протяженность расстояний. Командующий 10-й армией не располагал резервами; в корпусах этому обстоятельству было уделено столь скромное внимание, что в III-м армейском корпусе накануне наступления германцев в резерве оставался только один батальон.

Штаб армии сознавал всю рискованность такого положения, но относил его, причем недостаточно основательно, всецело на счет 160-верстного фронта. При этом он не представлял собою системы укреплен[ных] полос, о которых в то время Х армия не подозревала. Тонкие же оборонительные линии не могли претендовать на «укрепленность». [17]

Таким образом, русская армия в описываемое время еще не успела очиститься от некоторых грехов и дурных привычек, с которыми она вышла из войны 1904–1905 гг.

Здесь мы сталкиваемся со столь знакомой (и теоретически преданной анафеме) типичной формой развертывания корпусов.

Стремление все охватить и везде быть одинаково боеупорным исключало всякую мысль о маневре, ибо сущность последнего таит в себе идею сочетания незначительных, сравнительно, передовых боевых частей с основным сильным ядром .

Вследствие этого, весь фронт армии обращался в легкорасчленяемый и распыляемый кордон; отрицательные свойства его пытались обезвредить ежедневными работами по постройке окопов и усовершенствованием позиций. Но это был палиатив, не внесший успокоения в сердца командного состава и штаба армии, напряженно ожидавшего и опасавшегося перехода германцев в наступление.

Район местности к северу от параллели Инстербурга давал широкую свободу наступательным операциям как той, так и другой сторонам; причем противник, опиравшийся на укрепленную линию Мазурских озер, обладал в этом отношении значительными преимуществами, помимо выгод, вытекавших из существования в тылу его богато развитой железнодорожной сети, сходящейся в узел у Инстербурга.

Недостаточная маневроспособность нашей армии равным образом давала определенный перевес германской армии. Это обстоятельство представляло опасность, которую нельзя было не сознавать и которая облекалась, в воображении командующего Х армией, в форму повторения маневра, уже однажды разыгранного против I армии генерала Ренненкампфа.

В письме своем на имя генерала Рузского, 10 января 1915 года, он пишет: «Нельзя забывать; что никто не гарантирует Х армию от возможности повторения с нею того же маневра, что был сделан немцами против армии генерала Ренненкампфа, т. е. переброски против нее нескольких корпусов и нанесения ей короткого, но решительного удара»... [18]

Можно предположить, что эту опасность командующий армией прозревал именно на стороне своего правого фланга, на участке которого генерал-адъютант Рузский хотел бы констатировать наивысшее выявление о нашей стороны активности.

Оба фланга Х армии были лишены прочных устоев. Они не опирались ни на крепости, ни тем более на крепостные системы и не примыкали к непреодолимым для противника естественным рубежам. Но сравнительная беззащитность каждого из флангов была далеко не oдинакова.

Левый, внутренний фланг имел позади себя, в глубине около двух переходов к югу, в расстоянии 11 часов марша Осовецкую крепостную позицию, со стороны которой не трудно было не только приостановить, до и ликвидировалть обходящую колонну, противника.

Взаимное расположение армий Северо-Западного фронта центральной группы и Х-ой, огравичивало свободу оперативной мысли германской армии, защищавшей преддверие к нижнему течению Вислы. Выдвижение же сильного авангарда к Иоганнисбургу давало командующему Х армией время и средства ослабить или даже отвести удар.

Таким образом, опасность проникновения германцев в разрез, в промежуток между Х армией и группой на Висле в целях захвата строящейся, а потому и не готовой крепости Гродно и перерыва путей подвоза, была скорей теоретической, чем действительной.

Сколько-нибудь враждебные действия германцев в этом направлении могли в первый момент распалить мозг командования, растравить его воображение, породить тревогу, ударить по нервам, но, тотчас же опознанные, неминуемо должны были заключиться внесением известного успокоения. Подобное направление являлось поэтому классическим для организации демонстративного удара, в особенности против командования, не свободного от некоторых предубеждений или лишенного должной уравновешенности.

Совсем иначе обрисовывалась обстановка на правом фланге Х армии. [19]

III армейский корпус, развернутый в линии общего фронта армии, на своем участке несколько уклонялся к юго-востоку; иными словами, без всяких усилий со стороны противника, одним лишь своим начертанием, так сказать геометрически, он уже оказывался обойденным.

Не имея впереди себя, или правее отдельного отряда, на подобие, уступного авангарда у Иоганнисбурга, III корпус, и вместе с ним и вся Х армия, являлись добычей сколько-нибудь энергичного неприятеля.

Между тем расположение Ш корпуса уступом позади правого фланга XX, хотя бы с сохранением того же «линейно-крепостного» построения, уже сообщило бы двум крайним корпусам армии ту устойчивость, которой им не доставало.

Лесное пространство, простиравшееся по беретам Немана и р. Шешупы, обволакивало расположение правого фланга X армии и обращалось, в чудесный подступ, скрывавший противника и скрадывавший процесс его накопления.

Теже условия местности до крайности затрудняли деятельность двух кавалерийских дивизий, долженствовавших оберегать покой Х армии на ее правом фланге. Понятно, что результаты разведки конницы оставляли желать многого. Разведка могла бы быть продуктивнее только при условии выдвижения кавалерийской группы к западу от лесисто-болотистого пространства, хотя бы к Ласденену.

На самом же деле, конница была ослеплена этим лесным пространством, которое делало ее несостоятельной. Командующему армией пришлось выслушать от начальника штаба фронта генерала Орановского порицание по адресу конницы. (Телеграмма генералу Сиверсу, от 6 января № 6946). Приложение 8.

Фланги, как наиболее уязвимые точки фронта, должны были бы служить предметом особой заботливости и напряженного внимания со стороны ответственного военного командования. Войска, обеспечивающие фланг, а также и управление этими войсками не смеют обострять опасность, в без того невидимо реющую над оконечностями данного расположения.

Величайшая опрометчивость, которая с претворением угрозы в действительность квалифицируется как преступление, [20] это вверять охрану флангов войскам сомнительной боевой упругости и управлению сколько-нибудь условной ценности только по тому одному; что желательно соблюдать какую-то очередь в наряде по несению тяжелой службы на передовых постах или вследствие затруднительности изменения первоначального чертежа развертывания боевых сил.

Между тем, III корпус на две трети состоял из второочередных частей; 27-я пех. дивизия, входившая тоже в состав корпуса, с началом операции была передана в распоряжение генерала Булгакова. Примкнув к правому флангу XX корпуса, она сыграла впоследствии крупную роль, которой была лишена, когда находилась в составе Вержболовской группы.

Иоганнисбургский отряд составляли части 57-й дивизии. А что представляло собой большинство второочередных формирований по сравнению с постоянными войсками не только в первые дни их существования, но даже после некоторого боевого опыта, — об этом хорошо было известно далеко за пределами театра войны. Поэтому нельзя не признать, что группировка Х армии, как в целом, так и в корпусах, совершенно расходилась с повелениями общей обстановки. Достаточно было взглянуть на карту и на схему расположения Х армии, чтобы поставить диагноз того смертельного недуга, ядом которого был отравлен этот сложный, громоздкий, неповоротливый войсковой организм задолго до разразившейся катастрофы.

Итак, в то время, как в районе левого фланга армии, при малейшей неосторожности, со стороны противника могли создаться условия, если не для победы, то, по крайней мере, благоприятствующие успеху, напротив того, над правым флангом той же армии нависали; сгущались и снижались грозовые тучи.

О том, к каким конечным результатам могло привести наступление противника в направлении Иоганнисбург—Лык, штаб армии мыслил правильно, по крайней мере ее начальник штаба. Это обстоятельство подтверждается содержанием его телеграмм (от 31 января) посланных командиру XX корпуса уже в самый разгар боевой операции, о чем, мы скажем несколько позже. [21]

Сведения о противнике не удовлетворяли Главнокомандующего Северо-Западным фронтом. Он находил их слишком скудными и относил это обстоятельство всецело к деятельности конницы. Одинаковым образом, он не разделял взглядов генерала Сиверса на способ решения задачи, возложенной на Х армию.

Генерал-адъютант Рузский писал генералу Сиверсу (письмо 7 января 1915 года № 138): «Задача эта может быть выполнена двояким образом: или активно, или пассивно. Первоначально, Х-я армия выполняла эту задачу активно и она достигла линии Мазурских озер и р. Ангерап. Однако уже более двух месяцев Х армия уперлась в укрепленную позицию и приостановила дальнейшее наступление. Таким образом, Х армия от активного способа выполнения своей задачи перешла к пассивному. Имея значительное превосходство сил, можно надеяться, что Х армия займет выгодное охватывающее положение, дающее возможность развить активные действия на сообщения Кенигсберг через Велау—Фридланд, выдвинув для этого на правый фланг конницу с пехотой. Между тем положение правого фланга Х армии явилось совершенно обратным, т. е. он не только не охватывает противника, но, наоборот, противник охватывает его своим флангом. Считаю крайне необходимым теперь же выдвинуть правый фланг армии на р. Инстер конницей с пехотою... и т. д.»

Независимо от характера действий Х армии, все ее расположение, взятое в целом, внушало тревогу, разделяемую и Главнокомандующим, но как-то бессознательно, вызывая в нем лишь неопределенное беспокойство. Например, генерал Рузский волновался по поводу неудовлетворительной разведывательной деятельности конницы, тогда как центр тяжести, конечно, был вне этого последнего обстоятельства.

Выдвижение вперед конницы, хотя бы поддержанной частями пехоты, в сущности, очень слабо меняло положение вещей. Действительно, шаги, предпринятые с 12 января в этом отношении со стороны Х армии, согласно указаний ген. Рузского, немедленно вызвали самый энергичный отпор немцев. При этом, совершенно случайно подготовка германской армии к наступлению совпала с попытками генерала [22] Сиверса пойти на встречу директивным указаниям Главнокомандующего фронтом.

Что же касается упреков генерала-адъютанта Рузского по адресу Х армии, осудившей себя, по его мнению, на пассивное выполнение возложенной на нее задачи, то, по существу, эти упреки едва ли были справедливы

Поскольку центральная группа армий Северо-Западного фронта оставалась неподвижной на позициях левого берега Вислы, постольку дальнейшее проникновение Х армии в в Восточную Пруссию не являлось условием sine qua non на фоне данной ей задачи. Сам же Главнокомандующий признавал обстановку изменившейся, так как армия подошла вплотную к линии Мазурских озер.

Действия на сообщения Кенигсберг (почему Кенигсберг?) через Велау—Фридланд до сих пор не входила в программу Х-ой армии, да и вообще не вытекали непосредственно из взаимного расположения сторон и могли привести только к печальному изматыванию конницы, к тому времени уже много потрудившейся и достаточно утомленной.

Для командующего армией аргументация генерала Рузского, опиравшегося на сравнительные данные о силах противника, исчисляемого им в 76 т. штыков, против 192 батальонов с нашей стороны, при коэфициенте в 10% первоочередных войск, не казалась достаточно убедительней, чтобы признать командуемую им армию способной к развитию широких и притом самостоятельных операций.

Мало того, рядом с нареканиями относительно неполноты сведений о противнике, столь точно называемая цифра штыков у него могла вызвать недоумение.

Штаб Х-й армии расположился у Маргграбова, на железной дороге и в узле шоссейных путей, отходящих на Гольдап, Сувалки, Мариамполь, Августов, Лык и Летцен.

Выбор пункта расположения штаба армий ближе к левому флангу, в расстоянии 110 верст по воздушной линии от крайнего правого, при общей величине фронта в 160 верст, естественным образом предопределял тяготение функций управления к левому флангу. Этим самым непроизвольно создавалась особая чувствительность штаба [23] армии к событиям, назревавшим на южном крыле; преждевременно вырисовывался довольно невесомый психологический фактор, влиявший на решения командующего армией незаметно для него самого, тем более, что он, естественно, не был чужд и чувства личного самосохранения.

Правда, во многих отношениях этот пункт представлялся исключительно удобным для расположения штаба армии: наличность готового поезда, в котором можно было работать на ходу, возможность проезда по железной дороге вдоль всего фронта, выгоды вследствие этого непосредственного общения с командным персоналом, близость в участку неприятельской позиции, против которой развивалась позиционная война, и т. п., все это были плюсы.

Тем не менее и физически, и психологически внимание командующего армией должно было сосредоточиваться преимущественно на левом фланге. Можно было заранее предсказать, что штаб армии будет реагировать много слабее на положение дел, создававшееся в различные моменты боевой операции в районе нахождения Вержболовской группы.

Однако, штаб армии, по-видимому, не придавал особенного значения своей близости к левому флангу общего расположения. Он полагал себя достаточно независимым, чтобы противостоять вредным влияниям, излучавшимся с того направления.

Но штаб армии заблуждался. Отсутствовала оперативная свобода; ее не могло быть и в отношении пространства. Малейший нажим противника к стороне Лыка заставлял штаб армии оглядываться назад и подыскивать на карте место для более спокойной работы. Трудно было в одно и то же время спасать положение армии и озабочиваться благополучием своего собственного существования. В переводе на язык психологии, близость штаба армии к ее левому флангу предрешала фиксационную точку поля сознания в потоке тех бурных и тяжелых душевных переживаний, который нахлынули на командующего армией с первого же момента операции.

Так как в результате последовавшего. вскоре наступления германцев, Х-ая армия была отброшена к берегам [24] p.p. Немана и Бобра, усиленных крепостями и долговременными позициями, то небезинтересно осветить вопрос, как представлял себе командующий армией значение оборонительных линий этих рек в общей связи с действиями полевой армии.

Это важно еще и потому, что те или иные взгляды генерала Сиверса подучили отражение в начертании схемы тыловых путей для корпусов, в частности и для ХХ-го, каковое обстоятельство в свою очередь намечало будущее развертывание армии на случай ее отхода к фронту Неман—Бобр.

Приказом по армии от 9 января № 39 тыловые дороги распределялись следующим образом: (Схема 2-ая).

Для III-го корпуса, без 27-ой дивизии, — Шталюпенен (Сталлюпенен)—Волковышки (Вильковишки)—Пильвишки—Ковна; для 27-ой дивизии —Мариамполь—Иглишки—Прены.

ХХ-му корпусу — от Гольдапа на Шиткемен—Вижайны—Кальвария—Симно—Олига и для 28-ой дивизиии отдельно, на Филипово—Сувалки—Сейны—Меречь.

Для группы генерала Радкевича: XXVI-му корпусу через Маргграбово—Рачки—Махарце—Горчица—Сопоцкин на Гожу. III-му Сибирскому корпусу, без 57-ой дивизии, на Лык—Райгрод—Курьянка—Гродна; 57-ой дивизии указывался путь на Щучин—Гониондз—Домброво—далее тоже Гродна.

Итак, из общего количества 192 бат. и 60 эск., свыше 90 бат. с артиллерией и всей конницей {6}, т. е. почти половина всей армии должна была укрыться в крепостях, где имелись собственные гарнизоны, рассчитанные на силу верков, по крайней мере в Ковне. Таким образом, терялся всякий смысл крепости как таковой, между тем, нормально, полевая армия в своих операциях должна опираться на крепости, но не замыкаться в них, преждевременно лишаясь свободы маневра и самопроизвольно обрекая себя на такой конец, который является целью всемерных достижений со стороны противника.

Ложное или слишком узкое представление о значении крепостей на театре войны послужило причиной совершенно [25] нерационального провешивания тыловых путей, что, в свою очередь, явилось одним из слагаемых в общей сумме несчастий, обрушившихся на Х-ую армию и заключившихся гибелью ХХ-го корпуса.

К сожалению, главнокомандующий северо-западным фронтом слишком поздно удостоверился в том, что командующий Х-ой армией весьма далек от истинной оценки оперативного значения крепостей и выразил свое порицание взглядам генерала Сиверса в телеграмме от 9 февраля № 70Б уже после совершившегося факта, притом по совершенно иному поводу. Надо признать, что этот печальный факт мог быть устранен, если бы в распоряжения Командующего армией своевременно были внесены некоторые коррективы. (Приложение 9).

Допустим, например, что вся сеть тыловых путей была бы отведена к югу от Ковны, причем всему III корпусу указали бы главную дорогу на Мариамполь—Иглишки—Прены. В этом случае даже катастрофический отход III корпуса воспрепятствовал бы свободному проникновению германцев в тыл ХХ-го корпуса.

Как бы то ни было; общее положение на фронте Х-ой армии вызывало в главнокомандующем генерал-адъютанте Рузском вполне понятную для нас тревогу, но он черпал ее из того источника, который менее всего мог внушать беспокойство.

Главнокомандующего озабочивало — не растянутое расположение армии при резком несоответствии фронта ее силам, не легковесность флангов и даже не характерно-линейный порядок построения корпусов, при почти полном отсутствии тяжелой артиллерии и при незначительном количестве пулеметов. Щтаб фронта отмечал «слабые сравнительно результаты разведки конницы», на деятельности которой, по-видимому, рассчитывали строить всю организацию осведомленности о противнике. Однако, эти сведения, как мы увидим впоследствии, довольно точно очерчивали обстановку, притом нельзя сказать, чтобы сколько-нибудь в запоздалом виде.

С другой стороны, штаб фронта не вправе был надеяться, что конница восполнит все пробелы б организации [26] общей разведки, пробелы и дефекты, обусловленные отсутствием, обыкновенно еще в мирное время насаждаемых, органов шпионажа в тылу противника, а также недостатком пленных, вследствие наступившего затишья в боевых столкновениях, и, наконец, младенческим состоянием нашей военной авиации.

Только бой мог, и то до известных пределов, раздвинуть завесу, прикрывавшую глубину расположения противника, что дало бы возможность по крайней мере опознать степень плотности наслоения его резервов.

В действительности же, конница, брошенная, согласно требованию главнокомандующего фронтом, к стороне левого фланга германской армии обнаружила в этом районе скопление значительных неприятельских сил, которые и приостановили последующее продвижение нашей кавалерии. В сущности, этих сведений оказывалось совершенно достал точно, чтобы тогда же в общих чертах прозреть намерения противника. Во всяком случае, была полная возможность сообразить взаимное соотношение сил и продумать все вытекающие из него последствия.

Тем не менее, эти сведения никаких поправок в расположение армии не внесли. Мало того, начальник штаба фронта телеграммой 11 января за № 9403 ориентирует генерала Сиверса относительно готовящегося в ближайшем будущем общего перехода в наступление.

Пока главная масса армии Северо-Западного фронта сохраняла устойчивое равновесие в бассейне Вислы, неудачи Х армии в ее попытках углубиться в Восточную Пруссию не могли иметь существенного значения и совершенно напрасно огорчала генерала-адъютанта Рузского. Но переход фронта в общее наступление исключал «отбивание шага на месте» и требовал от Х армии энергичного прыжка вперед. Само собой разумеется, что активные действия могли получить наиболее полное развитие лишь в стороне правого фланга армии.

В этом предположении необходимо было, в порядке особой спешности, упрочить свое расположение в центре, в частности, против укрепленной полосы Мазурских озер, озаботиться принятием мер по обеспечению связи с [27] центральной группой фронта, образовать резервы и стянуть их к правому флангу. Вслед за этим, можно было бы рекомендовать передвинуть в Шталюпенен или в Кибарты хотя бы оперативную часть армии, чтобы быть в центре главной операции и тоньше воспринимать пульс ее.

Но, насколько можно судить из сохранившихся официальных документов, ни признаки концентрации значительных сил противника в районе его левого фланга, ни предварение начальника штаба фронта о грядущем переходе в общее наступление не вызвали никаких перемен в положении армии.

Таким образом, даже счастливо складывавшиеся обстоятельства оказались бессильными и безмолвными, чтобы исправить ошибки, неосознанные высшим командованием в тот момент, когда из простых и обычных им суждено было впоследствии сделаться роковыми. [27]