Глава III

Особые условия первоначального возникновения и развития польской вооруженной силы оставили своеобразный след на ее организации и подготовке. Разорванность политического тела Польши в момент начала великой мировой войны в связи с взглядами воюющих коалиций на будущее Польши предопределила собою различные пути и этапы, которыми пошло созидание и развитие польской вооруженной силы. В силу этого обстоятельства первоначальные ячейки польской вооруженной силы восприняли организацию и обучение армий тех стран, на территории которых они складывались. Наиболее полное развитие система вооруженных сил [66] будущей Польши получила в бывшей Австро-Венгерской монархии, где еще в мирное время существовали спортивные организации полувоенного типа в виде обществ «соколов» и «стрелков», послужившие кадрами для формирования с началом мировой войны польских легионов, идейным вождем и организатором которых явился один из вождей польской партии социалистов Иосиф Пилсудский, впоследствии «Верховный вождь» польской армии и «начальник государства» (президент).

Формирование польских частей в России также относится к началу мировой войны, т. е. к 1914 г. Бывшее императорское правительство недоверчиво относилось к этим формированиям, почему до 1917 г. они и пребывали в эмбриональном виде. Лишь февральская революция 1917 г. положила начало широкому формированию польских частей в бывшей русской армии. Формирование их подвигалось настолько успешно, что к Октябрьской революции они были уже сведены в отдельный корпус (1-й польский корпус ген. Довбор-Мусницкого) и были заложены ячейки еще двух корпусов. Эти части сыграли видную контрреволюционную роль в судьбах русской революции. Они были разоружены германцами весной 1918 г. при вторжении их в пределы Украины и Белоруссии, ввиду их явно франкофильских симпатий; большинство кадров этих корпусов в рассеянном виде пробралось впоследствии в Польшу.

Наконец, позже всех, на путь формирования польских частей вступила Франция. Ее формирования относятся к концу мировой войны и преследовали, главным образом, цели создать надежные кадры для борьбы с революцией. Лишь с конца 1918 г. начинается объединение различных ячеек польской армии на родной территории, и с тех пор как во главе государства и армии становится Пилсудский, он энергично принимается за организацию польских вооруженных сил.

Кроме этих кадров, польское правительство в деле формирования и комплектования своих вооруженных сил могло рассчитывать на рассеянных по территории республики демобилизованных солдат бывших русской, австро-венгерской и германской армий, прошедших военное обучение в рядах этих армий.

В основу пополнения армии в начале был заложен принцип добровольчества, от которого вскоре, однако, пришлось [67] отказаться и перейти к началам обязательной воинской повинности, причем 15 января 1919 г. был объявлен первый призыв, родившихся в 1899 г. В марте 1919 г. сеймом было утверждено положение о всеобщей воинской повинности и объявлен призыв пяти возрастов (1896–1901 гг.). В июне

1919 г. в Польшу начали прибывать из Франции части армии ген. Галлера{17}, в составе 1, 2, 3, 6 и 7-й дивизий и с Кубани 4-я дивизия ген. Желиговского{18}. Эти дивизии были реорганизованы в пехотные, получившие порядковые номера 11, 12 и 13, а 4-я дивизия ген. Желиговского, слившись с кадрами нескольких полков, образовала 10-ю пех. дивизию. Весной

1920 г. польская армия состояла:

1) пехота: 21 дивизия и 2 отдельные бригады (1-я и 7-я резервные) — всего 88 пех. полков, 2) кавалерия: 6 кав. бригад и 3 отдельных кав. полка — всего 21 кав. полк и 21 дивизион конных стрелков, придаваемых по 2 эскадрона пехотным дивизиям, 3) артиллерия: 21 пол. артиллерийский полк и столько же дивизионов тяжелой артиллерии, всего 189 полевых и 63 тяжелых батареи, 4) соответствующее количество вспомогательных и технических войск. В апреле 1920 года общая численность польской армии определялась в 738 000 человек. К этому же времени все полки, бригады и дивизии получили общую порядковую нумерацию. В момент широкого развития наступательных операций Красной армии летом 1920 г. польское правительство (15 июня 1920 г.) призвало под знамена родившихся в период времени с 1895 по 1902 гг.;

15 июля того же года были призваны под знамена лица, родившиеся в 1894, 1893, 1892, 1891 и 1890 годах, а 4 сентября в ряды армии влились возрастные классы 1889, 1888, 1887, 1886 и 1885 годов, а генерал Галлер приступил к организации добровольческой армии, причем запасные части выделяли кадры для формирования новых полков, эскадронов и батарей; из этих частей была образована 22-я добровольческая [68] дивизия. По данным польского военного министерства всего на фронт было отправлено: в период с 1 декабря 1919 г. по 1 июня 1920 г. (6 м-цев) — 4080 офицеров, 260 000 солдат; с 24 июля по 15 сентября 1920 г. в течение 7 недель на фронт было отправлено 1986 офицеров и 163 889 солдат. Таким образом, в момент наивысшего напряжения своей военной мощи Польша имела под знаменами 16 возрастных классов и, кроме того, около 30 000 добровольцев, причем общая численность армии достигла 1 200 000 человек.

Комплектование польской армии в течение минувшей войны производилось по территориальной системе, для чего вся страна была разбита на девять генеральных округов пополнения. Для пополнения армии унтер-офицерами при окружных территориальных командованиях были учреждены окружные унтер-офицерские школы, а при частях войск открыты войсковые учебные команды. Кроме того, было установлено производство в унтер-офицеры за боевые отличия достойных солдат за отличное знание и выполнение службы. Для пополнения офицерского корпуса во время войны были установлены следующие положения. От будущего офицера требовалось:

1) известный общеобразовательный ценз;

2) обязательное предварительное пребывание в строю.

Кандидаты, удовлетворявшие двум вышеуказанным условиям, командировались в общую школу подхорунжих, независимо от рода оружия, к которому они принадлежали. Школа подхорунжих специальных родов войск давала своим воспитанникам познания по специальности, необходимые лишь для командира взвода. Заслуженным унтер-офицерам облегчался доступ в школы, но для них устанавливался более продолжительный срок обучения, главным образом, в отношении общего образования.

По окончании школы все ее слушатели выпускались в войска со званием подхорунжего. Офицеры ускоренных выпусков из школ подхорунжих должны были при первой возможности командироваться на краткосрочные курсы усовершенствования офицерского состава. Продолжительность обязательного предварительного пребывания в строю колебалась от трех месяцев до одного года; от продолжительности пребывания в строю зависела и продолжительность пребывания в школе подхорунжих, выражавшаяся обыкновенно сроком [69] от 6 недель до трех месяцев. Обучение в специальных школах длилось от 3 до 10 месяцев в зависимости от требований момента и предварительной подготовки обучающихся. Характерным признаком обучения в этих школах было преобладание практики над теорией. В течение всей войны эти школы выпустили около 6000 офицеров. Кроме того, значительную роль в деле пополнения польской армии квалифицированным командным составом сыграла французская военная миссия в Польше, давшая польской армии кадры инструкторов и специалистов-техников. Численность офицеров и солдат этой миссии превосходила 2000 человек.

В течение минувшей кампании высшей тактической и стратегической единицей в польской армии являлась дивизия, состоявшая из всех родов войск и вспомогательных служб. Почти в течение всей кампании в состав дивизии входили четыре пех. полка и только лишь в самом конце ее поляки начали переходить на трехполковую организацию дивизии. Каждый пехотный полк состоял из трех батальонов, батальон из четырех рот; число станковых пулеметов в пехотном полку было определено в 24. Хотя по штатам военного времени число бойцов в полку и определялось в 2100 человек при 24 станковых пулеметах, но на практике число штыков в полку никогда не достигало до полного штата, колеблясь в пределах от 1000 до 1500 человек. Из числа вспомогательных и специальных войск в состав дивизии, кроме артиллерии, входили саперные части (обыкновенно рота или две), иногда авиа — и бронеотряды и по 1–2 эскадрона конных стрелков (дивизионная конница). Легкие артиллерийские полки, носившие соответствующий номер, придавались по одному каждой пехотной дивизии и состояли из трех дивизионов по три батареи в каждом и по 4 орудия и 4 зарядных ящика в каждой батарее. Полевая тяжелая артиллерия была сведена в дивизионы по три батареи в каждом, причем дивизиям пехоты иногда придавалось лишь по одной тяжелой батарее. Во время минувшей кампании польская армия располагала лишь четырьмя бронедивизионами и одним полком легких танков (три батальона; батальон из трех рот; каждая рота состояла из 24 легких танков). Тыл армии обслуживался 54 этапными батальонами; общая численность этапных войск достигала 25–30 тыс. человек при 430–540 пулеметах. Воздушный флот Польши состоял всего из 60 воздушных аппаратов. Кроме этих родов войск, [70] польская армия обладала также техническими войсками прочих назначений и войсками связи в соответствующей пропорции. Роль второлинейных войск выполняли запасные войска, назначение которых состояло, главным образом, в подготовке пополнений для своих полевых частей.

На вооружении польской армии в невыгодную для нее сторону отразилось возникновение ее организации в четырех различных государствах (Австрии, Германии, Франции и России) — в период минувшей войны польская пехота была вооружена австрийскими, германскими, французскими и русскими винтовками. Такое же явление наблюдалось и в отношении вооружения артиллерии, причем часто случалось, что батареи одного и того же дивизиона были вооружены орудиями различных систем.

В течение минувшей войны снабжение польской армии различного рода военным имуществом из-за границы, главным образом из Франции, носило весьма значительные размеры. Так, в течение 1920 г. в Польшу из Франции было ввезено:

орудий (разных калибров)	1 494
аэропланов	291
пулеметов	2 600
винтовок	327 000
грузовых автомобилей	250

В течение кампании военное ведомство должно было получать все продовольствие от органов министерства продовольствия. Вследствие нежелания населения сдавать государству сельскохозяйственные продукты по твердым ценам и слабой налаженности государственного аппарата, министерство продовольствия не справилось с возложенной на него задачей, и в начале 1920 г. продовольственное положение армии было чрезвычайно тяжело, но несколько улучшилось после прибытия из Америки транспортов закупленной там муки. В период операций польской армии на Украине ее продовольственное обеспечение производилось исключительно из местных средств, причем никаких затруднений в этом отношении не возникало. Снабжение мясом и фуражом было очень хорошим. Магазины 13-й дивизии в Казатине, например, настолько изобиловали продовольствием, что давали [71] возможность не только обеспечивать все резервы, прибывающие в дивизию, но и другие дивизии{19}.

Вещевое снабжение польской армии было не всегда налажено и во многом также зависело от подвоза из-за границы. Дивизии испытывали нужду, главным образом, в обуви; так, 13-я пех. дивизия в конце мая 1920 г. нуждалась в 4500 парах сапог, 2500 комплектах белья, 1200 мундирах и 600 шинелях.

Тактическая подготовка польской армии была неоднообразна и в ней смешивались методы обучения и подготовки нескольких европейских армий, из состава которых польская армия по преимуществу получила свой командный состав и свои первые организационные ячейки. В течение всей войны нередко наблюдались картины, когда офицер бывшей русской службы в бою должен был руководить и командовать солдатами, обученными по австрийскому уставу, и наоборот. Польское военное командование сознавало все неудобства такого положения, но выйти из него не могло до самого конца войны. Неоднородность командного состава в смысле обучения и подготовки отражалась, конечно, в отрицательном смысле и на работе штабов: часто случалось, что начальник из бывшей русской армии имел у себя начальником штаба офицера из бывшей австрийской армии, а начальниками отделов штаба были офицеры-легионеры. Подготовка старослужащих солдат польской армии не вызывала никаких особых нареканий, несмотря на ее разнообразие; иначе обстояло дело с укомплектованиями, 6– или 8-недельное обучение солдата оказалось необходимостью очень печальной и трагичной... к тому же в большинстве запасных батальонов внимание даже в самые критические моменты обращалось на строевую муштру в ущерб чисто боевому обучению и обучению стрельбе»{20}. Цитированный уже нами автор, майор Кур-циуш, также жалуется, что пополнение, прибывавшее в его дивизию (13-ю пех.), было плохо обучено. Известный исследователь польских поражений в войну 1920 г. майор Ружицкий отмечает следующие недостатки польского командования, проявленные им в течение войны: [72]

1) Привычка многих войсковых начальников к системе и приемам великой мировой войны (позиционной) и неприспособленность их к требованиям и условиям маневренной войны.

2) Отсутствие органической связи между пехотой и артиллерией.

3) Неуменье применить маневр при обороне.

4) Неуменье организовать и использовать войсковую разведку{21}. Кроме различных уставов и руководств, неоднородных по своему происхождению, которыми руководствовалась польская армия в кампании 1920 г., верховное польское командование перед началом решительных операций на Восточном польском фронте преподало армии и ряд общих тактических указаний, относившихся главным образом к обороне. Эти указания нашли свое выражение в инструкции под названием «Директива для обороны Восточного фронта» от 21 марта 1920 г. В области обороны эта инструкция предписывала ограничиваться организацией «укрепленных узлов, имеющих тактическое значение» и располагаемых в три линии. Предполагалось, что эти узлы смогут и должны удержаться до подхода резервов, которые должны действовать всегда наступательно ввиду того, что «большевистские силы имеют слабую сопротивляемость при энергичном на них наступлении»; при этом, так как главной задачей являлось удержание позиции, на выделение армейских резервов не обращалось особого внимания; при наличии таковых они должны были занять в крайнем случае вторую оборонительную линию, если бы первая была прорвана.

Один из польских авторов характеризует эту систему, как «тень позиционной войны, живущую традициями и опытами, имеющими, несмотря на слабость сил, большие претензии на прочность и ненасытную страсть к захвату местности». Результатом этой кордонной системы ведения войны в чистом ее виде, от которой польское командование начало отучаться постепенно под влиянием ряда тяжких неудач, было то, что армейское польское командование в моменты наших решительных атак оставалось без резервов. Успех и решительные результаты наших двух наступлений на Западном фронте в мае и июле 1920 г. во многом зависели от такой тактики противника. [73]

Все указанные выше недостатки, очевидно, составляли деталь, заметную лишь для взгляда собственного и притом строгого наблюдателя. Извне польская армия в отношении и своей тактики, и управления ею производила впечатление вполне боеспособной и хорошо управляемой. Новый командующий Западным фронтом тов. Тухачевский так характеризовал польскую армию после первого нашего значительного столкновения с нею:

«Управление войсками у противника отличное: как состав штабов, так и способ ведения войны обращает на себя внимание в смысле подготовленности и постановки дела на масштаб регулярной маневренной войны... Тактическая подготовка у противника также хорошая. Отдельные единицы — дивизии, полки и батальоны прекрасно маневрируют. Все это указывает на тактическую слаженность частей и высокий уровень командного состава».

В заключение командзап подчеркивал, что «от польской армии веет европеизмом».

Беря среднее между вышеприведенными нами точками зрения на польскую армию, следует признать, что в отношении боеспособности и своей тактической подготовки, эта армия являлась достаточно солидным противником.

В течение минувшей кампании с лучшей стороны в отношении стойкости и боеспособности показали себя познанские дивизии, за ними следовали галлеровские формирования и, наконец, дивизии легионеров (формирования Пилсудского). Наиболее слабыми во всех отношениях оказались так называемые литовско-белорусские дивизии (1-я и 2-я); по свидетельству участников кампании эти части давали всегда наибольший процент перебежчиков, весьма охотно раскрывавших все планы своего командования.

Моральная и боевая консистенция легионеров немногим отличалась в лучшую сторону: они не отличались способностью к длительным боевым напряжениям; под влиянием неудач легко становились доступными панике и быстро разлагались.

Однако следует иметь в виду, что офицерские кадры молодой польской армии, состоявшие и пополнявшиеся городскими мелкобуржуазными кругами и галицийской интеллигенцией, отличались высоким уровнем националистических настроений, характерных для первых моментов восстановления польского государства.

При обзоре сил, средств и состава Красной армии мы, не затрагивая вопроса в целом, поскольку он достаточно хорошо [74] известен всем непосредственным участникам войны и деятелям Красной армии, остановимся лишь на самом характерном и существенном.

В 1920 г. вооруженные силы Республики разделялись на две основные категории: войска полевые и войска внутренней службы (сокращенное название ВОХР, а впоследствии ВНУС). Число последних к весне 1920 г. достигало солидной цифры около 65 стр. отдельных бригад, в составе 4–6 отдельных стрелковых батальонов при одном или нескольких кав. эскадронах каждая. В задачу этих войск входило главным образом обслуживание внутренних нужд Республики: борьба с бандитизмом, охрана жел. дорог, содействие органам Наркомпрода в выполнении их задач и пр. Бригады эти были разбросаны на огромном пространстве по всей территории Республики, причем в некоторых исключительных случаях они привлекались и к выполнению боевых задач{22}. Так, летом 1920 г. на Западный фронт была направлена сводная дивизия ВОХР, получившая впоследствии номер 19.

Высшей тактической и стратегической единицей полевых войск являлась дивизия, состоявшая из всех родов войск и по организации напоминавшая прежний корпус.

В состав дивизии входили три стр. бригады, в свою очередь, состоявшие из трех стрелковых полков; каждый стрелковый полк состоял из трех батальонов, а батальон из трех рот.

По штату № 220 артиллерия дивизии должна была состоять из трех легких артиллерийских дивизионов по три батареи в каждом (батарея 4-орудийного состава) и из одного сводного тяжелого артиллерийского дивизиона (одна 6-дюймовая батарея и одна батарея 42 лин. пушек).

Кроме того, в состав дивизии входили инженерный батальон, один или два кавалерийских полка и запасный батальон с соответствующими тыловыми и санитарными частями.

Этот штат был составлен на основании опыта позиционного периода мировой войны и отвечал всем его особенностям. Условия маневренной войны в нем учитывались мало. Кроме того, он предъявлял большие требования к техническим ресурсам страны, не считаясь с фактическим состоянием ее производительных сил и отличался сильным развитием [75] органов управления и значительным количеством едоков по сравнению с чисто боевым элементом.

Дивизии, полностью сформированные по этому штату, действительно представляли бы из себя мощную силу, но редко когда они превышали 20–30% своего штатного состава, что делало еще более ощутимым недостаток их организации в отношении громоздкости тыла и уменьшало положительную сторону их строевой организации в смысле ее тактической гибкости.

Конница разделялась на самостоятельную стратегическую конницу, образовывавшую кавалерийские дивизии трехбригадного состава по два кавалерийских полка в каждой с дивизионом конной артиллерии (три батареи по 4 орудия) и на дивизионную, входившую в количестве одного-двух полков в состав стрелковых дивизий. Кавалерийские полки стратегической и дивизионной конницы состояли из четырех эскадронов каждый.

Как на характерную особенность, не существовавшую до сих пор ни в одной из европейских армий, следует указать на сведение дивизий стратегической конницы в мощные кавалерийские массы, усиленные бронепоездами, бронечастями и воздухофлотом — Конные армии, из коих 1-я Конная армия Буденного приняла выдающееся участие в боевых действиях на нашем Юго-Западном фронте.

Кроме полевой и тяжелой полевой артиллерии, входивших в состав стрелковой дивизии, существовала тяжелая артиллерия тракторного типа и конной тяги, сведенная в несколько отдельных дивизионов и долженствовавшая играть роль тяжелой армейской артиллерии. Кроме того, на Западном фронте действовала так называемая «ударная артиллерийская группа Садлуцкого», состоявшая из батарей тяжелого, полутяжелого и легкого полевого типа. Эта группа в качестве армейской артиллерии в летнюю кампанию 1920 г. находилась преимущественно при 16-й армии. Если бы снабжение ее боеприпасами происходило в нормальных условиях и бои под Варшавой приняли бы желательный для нас характер, то эта группа могла бы сыграть роль артиллерийского резерва, значение которого ясно сознавалось руководящими командными кругами Красной армии.

Специальные и вспомогательные войска имелись всех тех категорий, которые существуют во всякой современной армии, но в некоторых из них (например, в войсках связи) [76] чувствовался значительный некомплект как в личном составе, так и в материальной части.

В области высшего управления армией следует отметить ту характерную особенность, что часть функций центрального управления военного ведомства была передана управлениям фронтов и даже армий. Так, например, при управлениях фронтов и даже армий существовали собственные управления формирований (упраформы), ведавшие формированием новых частей и реорганизацией существующих.

Кроме того, этим же делом занимались губернские военные комиссариаты по указаниям Всероглавштаба и, наконец, Запасная армия в Казани. Эта армия за время своего существования дала всем фронтам 34% пополнений, причем Западный фронт был ею укомплектован на 40%, а Юго-Западный на 44,7%{23}.

Независимо от этих органов, многие формирования в виде различного рода партизанских отрядов возникали в порядке частной инициативы на полях Гражданской войны и долгое время, сохраняя свою организацию и названия, сражались бок о бок с частями регулярной армии (например, несколько таких отрядов было на Западном фронте в Мозырс-кой группе тов. Хвесина).

Все изложенное не дает возможности точно установить количественный состав наших вооруженных сил в начале 1920 г. Можно только сказать, что число стрелковых дивизий разных наименований, не считая гарнизонов укрепленных пунктов и районов и отдельных стрелковых полков и отрядов, колебалось между 60 и 70, а количество дивизий стратегической конницы доходило до 18 дивизий. Равным образом чрезвычайно трудно установить общее число бойцов пехоты и кавалерии Красной армии за описываемый период времени. Исходя из того, что общее количества едоков, состоящих на довольствии по нормам военного ведомства, некоторыми источниками определяется в 5–6 миллионов, можно предположить, что боевой состав собственно Красной армии не превышал 1,5–2-х миллионов человек. При этом опять-таки следует иметь в виду, что силы эти были разбросаны по всей территории Республики и часть их была занята ликвидацией [77] остатков белых фронтов на Кавказе, в Туркестане и Сибири; наконец, значительное и постепенно увеличивающееся количество красных сил привлекал на себя Крымский полуостров, где ликвидация остатков Добровольческой армии встретила упорное сопротивление со стороны последних и даже переход их к активным действиям.

Подобно польской армии, Красная армия в процессе своего возникновения и развития в 1918 г. перешла от принципа добровольчества к принципам обязательной воинской повинности, причем нетрудовые элементы должны были привлекаться в специальные рабочие части. Для комплектования Красной армии командным составом существовало два источника: во-первых, командный состав бывшей армии (офицерский, унтер-офицерский) и командный состав Красной армии, выпускаемый из краткосрочных школ и курсов. Вследствие краткосрочности обучения и его теоретического уклона, подготовка молодых красных командиров оставляла желать лучшего, на что указывал командзап тов. Тухачевский в своем докладе Главкому. Вопрос о пополнении лицами Генерального штаба обстоял хуже; в выше цитированном нами докладе командзап констатирует, что на Западном фронте одних генштабистов 80% не хватает до штата, и предлагает в виде экстренной меры выслать на фронт всех лиц Генерального штаба старой Военной академии, начиная с выпусков 1906–1907 гг.

В отношении вооружения пехоты Красная армия имела тот неоспоримый плюс над польской армией, что ее вооружение было гораздо более однообразно, чем последней, причем типовое вооружение пехоты, артиллерии и кавалерии ничем не отличалось от такового же старой русской армии. В отношении снабжения Красной армии вооружением и различным военным материалом приходилось рассчитывать исключительно на собственные источники. Таковыми являлись главным образом запасы старой армии и случайные источники в виде трофейного имущества, захватываемого при ликвидации белых фронтов. Продукция собственной военной промышленности еще не могла покрывать текущей потребности. Если вопросы снабжения оружием не вызывали особого беспокойства со стороны командующих фронтов, то иначе обстояло дело с боеприпасами.

В отношении вещевого довольствия Красной армии приходится констатировать ту же особенность, что и в отношении [78] снабжения ее вооружением и боеприпасами, ей приходилось исключительно рассчитывать на источники страны, производительность которых в некоторых отраслях путем чрезвычайного напряжения была доведена местами до уровня производительности довоенного времени, и на трофейное имущество в качестве случайного источника. Однако, учитывая огромные запасы вещевого снабжения, оставшегося со времен мировой войны, и значительные склады трофейного имущества, можно считать, что в отношении вещевого снабжения положение Красной армии было бы лучше, если бы распределительный аппарат действовал нормально от центра к периферии. Из данных о вещевом снабжении Западного фронта мы можем заключить, что к началу решительных операций на Западном фронте этот последний был удовлетворен вещевым довольствием более чем на 100%, причем наиболее обеспеченной была 15-я армия. Равным образом вещевой план фронта на июнь был покрыт центром свыше чем 100% в отношении шинелей и нательного белья, прочие же вещи были отпущены в несколько меньшем процентном отношении к сделанным заявкам. Лишь в июле центр удовлетворил требования фронта в значительно меньшем размере, а именно: потребность в шинелях была удовлетворена на 10%, в летнем обмундировании на 30%, обуви — 25% и нательном белье — 21%, если к этим цифрам прибавить запасы вещей, полученные от Чусозапа, то можно считать, что за июль отпуск вещевого довольствия не превышал 25% всей потребности. В последующие месяцы эта цифра обнаружила тенденцию к дальнейшему понижению.

Таким образом, можно считать, что в момент начала решительных операций на Польском фронте состояние Красной армии в отношении вещевого снабжения находилось в лучших условиях, чем в отношении хотя бы артиллерийского снабжения. Тем не менее в течение первых же дней кампании от многих войсковых частей поступали жалобы на неудовлетворительное состояние их в вещевом отношении. Так, сводки между 8 и 15 июня констатируют во многих частях недостаток обуви, летнего обмундирования, белья и шинелей (29-й стр. п-к 4-й стр. дивизии: «большинство красноармейцев в боях потеряли шинели; много босых»; 33-й стр. п-к: «20% красноармейцев совершенно босы»; 53-я стр. дивизия: «недостает обуви»; 7-я стр. дивизия: «не хватает [79] шинелей, летнего обмундирования, белья»). Каждый участник кампании знает, что такое же явление наблюдалось во всех войсковых фронтовых частях. Это явление зависело от целого комплекса причин организационного, оперативного и бытового порядка. В организационном отношении вопрос осложнялся тем, что военные органы снабжения лишены были заготовительных функций и в этом отношении зависели от органов Чусо, громоздких самих по себе, оторванных от войск и не могших приспособиться в большинстве случаев к гибкой и подвижной военной организации и ее требованиям. В тех случаях, когда даже не возникало трений между органами Чусо{24} и снабжения, неизбежна была проволочка времени и параллелизм работы. К этой причине, замедлявшей, вообще говоря, приток пополнений вещевым довольствием фронтовых частей, прибавлялась еще причина военного порядка, характерная для данной войны; маневренность, достигшая своего наивысшего развития летом 1920 г., создала, в силу плохого состояния и малого количества железнодорожных путей в связи с недостаточной организованностью гужевого транспорта и войсковых обозов, оторванность тыловых учреждений от действующих частей, что, конечно, влекло за собою перебои в их снабжении. Наконец, в качестве бытовой причины, повлиявшей на плохое состояние вещевого снабжения войск, следует отметить недостаточно бережное отношение самих войсковых частей к их обмундированию. По твердо укоренившемуся обычаю войска, совершая походные движения, даже в сфере близкого соприкосновения с противником, снаряжение и шинели возили за собою на обывательских подводах. Поэтому каждый бой, а неудачный в особенности, сопровождался гибелью значительного количества снаряжения и шинелей. Равным образом учет обмундирования в войсковых частях был организован очень слабо и проводился без должного внимания со стороны командного состава. [80]

В области снабжения продовольствием органы военного ведомства также не имели заготовительных, а лишь распределительные функции. Заготовка продовольствия и передача его войскам производилась центральными, местными и состоящими при войсках органами Народного Комиссариата по продовольствию, причем ближайшим к войскам органом Наркомпрода являлся опродкомдив, обязанный заботиться о продснабжении войск как из местных средств, так и путем получения продовольствия от своих армейских и выше их стоящих органов. Поскольку аппарат, ведавший продовольствием армии, являлся по закону независимым от войскового командования, в работе его замечались часто оторванность от войск и малая гибкость, почему в довольствии войск также наблюдались перебои, особенно в те периоды, когда войскам приходилось совершать значительные передвижения. В отношении продснабжения войск можно отметить то же явление, что и в отношении вещевого снабжения их. Так, в период зимнего стояния на позициях войска 16-й армии были удовлетворены: мукой и хлебопродуктами на 89%, мясом и рыбой на 113%, сахаром на 100%, чаем на 100%, овощами на 79%, мылом и табаком на 100%, жирами на 80%, солью на 109%, овсом на 41%, сеном на 82%. В январе 1920 г. констатируется сильное падение процента обеспеченности войск колониальными продуктами (чаем на 30%, сахаром на 56%, табаком на 80%). Резко также падает процент обеспеченности войск мылом — до 7%. В период решительных операций на Западном фронте летом 1920 г. этот последний был обеспечен согласно данным ниже приводимой таблицы.

Потребность и поступление продовольствия

	Месячная потр. в пудах	Поступление в пудах	Удовлетв. в %
Мука	63600	71525	110,7
Крупа	111000	1069555	969,3
Мясо и рыба	222000	306015	137,8
Жиры	29000	18974	61
Зерно и фураж	93000	74498	80,6

Обеспеченность войск фронта продуктами и фуражом в днях усматривается из ниже прилагаемой таблицы:

Наименование продуктов	Обеспеченность в днях{25}
Хлебопродукты	30–35
Крупа	60–65
Мясо — рыба	40
Чай — сахар	40
Жиры	10
Мыло	30
Зернофураж	14
Сено	6

Приведенный цифровой материал свидетельствует о сравнительном благополучии фронтовых и армейских складов в отношении продовольствия. Но те же причины, которые вызвали перебои в снабжении вещевым довольствием фронтовых частей, сказывались и на снабжении их продовольствием. Уже цитированные нами сводки ПУР'а за июнь констатируют перебои в снабжении продовольствием некоторых войсковых частей{26}.

Во всяком случае, в конечном итоге следует признать, что состояние армии в отношении вещевого довольствия и снабжения продовольствием, если и не удовлетворяло идеальным пожеланиям, то во всяком случае не отражалось отрицательно на ходе военных операций.

В области тактики армия руководствовалась уставами и наставлениями старой русской армии, переработанными на основании опыта мировой войны в течение 1918 г. Кроме того, в армии выработались в среде командного состава определенные тактические воззрения на основании опыта многочисленных фронтов гражданской войны. Практика на этих фронтах, своим протяжением превосходивших все до сих [82] пор известные нормы эпохи мировой войны, ставившая наш командный состав всех степеней в условия самостоятельных и ответственных исполнителей, способствовала выработке в нем широкой инициативы, энергии, и предприимчивости. Наиболее полное и законченное выражение эти взгляды приобрели у нового командующего Западным фронтом тов. Тухачевского. Поскольку в своих директивных указаниях он настойчиво проводил их в жизнь на своем фронте и путем печати в широкой военной аудитории, мы считаем необходимым дать краткий синтез этих взглядов. Тов. Тухачевский считал, что гражданская война по самому своему существу требует решительных, смелых, наступательных действий.

Поэтому тов. Тухачевский считал, что воспитание командиров и войск Красной армии должно быть основано на привитии им духа активности, изобретательности и решительного стремления к уничтожению живой силы противника.

Это не должно было мешать, однако, проведению начал твердого управления в рядах армии.

Самостоятельность, смелость и изобретательность частного начальника должны были в полной мере проявляться лишь в пределах поставленной им задачи.

Тов. Тухачевский твердо держался взгляда, что стремление к уничтожению живой силы противника должно всегда господствовать над стремлением к захвату или сохранению территории.

В операциях маневренной войны на растянутых фронтах тов. Тухачевский являлся решительным врагом кордонной стратегии и решительно придерживался принципа частной победы.

Придавая огромное значение последовательному напряжению усилий в каждой развивающейся операции тов. Тухачевский выдвигал важность и значение предварительной подготовки операции, причем стратегия должна была обеспечить для тактики легковыполнимые задачи, что достигалось в первую очередь сосредоточением на направлении главного удара значительно превосходных сил, а также использованием внезапности и хорошей технической подготовки операции в виде заблаговременной и продуманной организации сети связи, устройстве и усовершенствовании путей сообщения и проч. [83]

Достигнутый успех в первом решающем столкновении должен быть развит последующим энергичным и решительным использованием победы.

На второстепенные направления надлежало уделять строго ограниченное количество сил и средств.

Всякая концепция операции в целом должна была стремиться к решительной цели — возможно полного уничтожения живой силы противника путем ее окружения. Применение в этом случае комбинированных форм прорыва и охвата должно было дать наиболее благоприятные результаты. В отношении обороны на растянутых фронтах тов. Тухачевский держался взгляда, что необходимо стремиться к прочному занятию и укреплению особо удобных для обороны районов, прикрытых естественными препятствиями; было особенно выгодно, когда такие районы находились на флангах главных группировок противника, что могло заставить его прибегнуть к непредвиденным перегруппировкам.

Поскольку всякая задуманная операция должна была быть рассчитана и материально обеспечена на все свое продолжение, тов. Тухачевский придавал особое значение военным сообщениям и надлежащей организации тыла.

В отношении роли и значения стратегических резервов тов. Тухачевский держался мнения, что в маневренной войне они вовсе неприменимы, исходя из того, что в маневренной войне при быстром темпе развития операций и расстройстве сети железных дорог, эти резервы будут запаздывать к пункту решительного удара; однако, тов. Тухачевский оговаривался при этом, что переброски с одного фронта на другой, а также и вдоль всего фронта, конечно, должны иметь самое широкое применение; таким образом, в сущности, тов. Тухачевский, не отрицая понятия о стратегическом резерве в целом, придавал ему только более распространенное толкование. Командный состав и красноармейцы войсковых частей, продолжительное время пребывавших на фронте, приобретали достаточную тактическую подготовку. С тактической подготовкой командного состава и стрелков пополнений и вновь прибывавших на фронт с тыла частей дело обстояло хуже. В своем докладе Главкому от 12 июня № 163/к. ф. командзап констатирует: «Слабость строевой и тактической подготовки пополнений; расхлябанность их командного состава и низкий уровень дисциплины». К числу отрицательных явлений в области тактики, [84] укоренившихся довольно прочно в войсках, следует отнести беззаботное отношение командного состава к дисциплине походных движений. На марше походные колонны быстро теряли форму строя, мелкие войсковые единицы распылялись между многочисленными обывательскими повозками, везшими обыкновенно все снаряжение и шинели; о неудобствах этого явления мы говорили уже выше. Длительный пассивный период на Польском фронте нашей Гражданской войны выдвинул вопрос об организации обороны в условиях растянутых и слабо насыщенных войсками фронтов. Командования фронтов и армий пришли к сознанию о вреде кордонной обороны, когда войска растягивались по фронту в нитку без резервов или с ничтожными резервами. В обороне восторжествовали также идеи маневренности с развитием ее из глубины, что требовало эшелонированного расположения войск лишь на некоторых важнейших направлениях с прикрытием всего их расположения авангардами, занимающими тот рубеж, на котором маневр должен получить свое полное развитие. Как увидим в дальнейшем, такое именно расположение для обороны было предписано командюзом тов. Егоровым войскам 12-й и 14-й армий перед началом общего наступления поляков на Украине и такое же расположение применялось войсками Западного фронта еще с начала зимы 1920 г. В области связи и взаимодействия различных родов войск следует отметить не всегда умелое обращение общевойсковых начальников с приданной им артиллерией и не всегда достаточное знакомство их со свойствами этого рода войск. В области работы по организации штабов, особенно низших войсковых соединений (дивизий и бригад) следует отметить бедность их лицами со специальной подготовкой к службе Генерального штаба и стремление проявить свое руководство войсками до самых мелких деталей указаниями, каким именно способом надлежало войскам разрешить ту или иную задачу. Последнее обстоятельство можно объяснить недостаточной тактической подготовкой и опытом многих войсковых начальников, являвшихся непосредственными исполнителями той или иной операции, за которую в целом нес ответственность штаб.

Все отмеченные выше недостатки и особенности не достигали, однако, таких размеров, чтобы существенно влиять в отрицательную сторону на операции войск. В этом отношении интересно будет привести мнение польских авторов о [85] боевой подготовке Красной армии. Один из них, полковник Кукель, отмечает упорство в бою красной пехоты, ее равнодушие к потерям и хорошую боевую дисциплину; в отношении артиллерии польский автор делает упрек за склонность ее вести огонь по площадям в целях достижения морального эффекта; наконец, кавалерию полковник Кукель называет смелой, предприимчивой и стремящейся широко проявить на поле сражения свое взаимодействие с пехотой. Таким образом, следует признать, что в тактическом отношении Красная армия при некоторых недостатках своей подготовки являлась все-таки величиной, вполне могущей соперничать с польской армией.

В кампанию 1920 г. Красная армия вступила под знаком продолжения укрепления в ней начал регулярности и порядка. В этом отношении как правительство, так и РВСР придерживались вполне определенной политики. В начале 1920 г. начальникам и комиссарам были предоставлены права по наложению дисциплинарных взысканий. РВСР обращал особое внимание на поддержание порядка и дисциплины в войсковых частях. Вышеуказанные мероприятия в связи с усиленно проводимой политработой в войсковых частях значительно подняли их боеспособность. Так, например, политсводка за 29 и 30 апреля 1920 г. из 86 войсковых частей различных фронтов отмечает 22 войсковые части с определенно хорошими настроением и дисциплиной, констатирует удовлетворительное состояние того и другого во всех остальных частях и отмечает лишь только одну войсковую часть (532-й стр. полк 60-й стр. дивизии) как не выполнившую боевого приказа, вследствие крайнего переутомления. Такое же настроение поддерживалось в войсковых частях и во время решительных операций описываемой кампании. Вот данные из соответствующих сводок за период с 8 по 15 июня 1920 г.

15-я армия

4-я стр. дивизия — настроение боевое; 6-я стр. дивизия — в общем настроение удовлетворительное; 11-я стр. дивизия — настроение бойцов хорошее, но чувствуется сильная усталость; 18-я стр. дивизия — настроение хорошее; 29-я стр. дивизия — настроение [86] бойцов хорошее; 53-я стр. дивизия — настроение хорошее.

12-я армия

7-я стр. дивизия — настроение бойцов хорошее, местами приподнятое; 25-я стр. дивизия — боеспособность частей средняя; 58-я стр. дивизия — настроение частей хорошее.

Кроме объективных условий сосредоточения, как-то: густоты железнодорожной сети страны, количества сквозных линий и степени оборудования выгрузочных станций, на условия сосредоточения, а в современных условиях ведения войны и на условия стратегического маневрирования влияет также в решительной мере и общее состояние транспорта. Для того чтобы охватить условия сосредоточения в целом, нам необходимо остановиться на состоянии нашего транспорта в период начала сосредоточения войск на польском участке нашего фронта перед началом решительных операций.

В одном из проектов докладов, имеющихся в делах штаба РККА и помеченном 17 марта, отмечается «неуклонное понижение всех положительных и возрастание всех отрицательных коэффициентов в работе транспорта». В пояснение этой характеристики приводится следующий материал:

А. Состояние паровозного парка{27}

	1912 г.	1916 г.	Конец 1918 г.	Конец 1919 г.
Общее число паровозов	—	20290	8910	9476
Из них: больных	—	3404	4231	5326
Здоровых	—	16886	4679	4150
Число здоровых паровозов на 1 версту сети{28}	0,30	0,26	0,21	0,11
Больных	15,3	16,8	47,8	59,9
Ожидающих ремонта	0,3	0,8	28,8	27,5
Средний суточный пробег паровозов в верстах	109	112	66	65

Б. Состояние вагонного парка

	1912 г.	1916 г.	Конец 1918 г;	Конец 1919 г.
Общее число вагонов	—	563000	258000	268000
Из них: больных	—	20000	43000	48000
Здоровых	—	54300	215000	220000
% больных	3,5	3,5	16,6	17,9
Число здоровых вагонов на 1 версту сети	8,2	8,5	9,8	6,0
Средний суточный пробег рабочего вагона в верстах	63,8	41,5	30,0	23,8

Этот же набросок доклада положение с топливом характеризует как катастрофическое, обосновывая это утверждение на следующих выкладках. Среднее месячное наличие топлива в 1918 г. при общей длине железнодорожной сети 21 000 км равнялось 773 000 куб. саж.

То же наличие в 1919 году при сети 26 000 км определялось в 290 000 куб. саж.

Средний месячный подвоз топлива за ноябрь — декабрь 1919 г. определялся в 250 000 куб. саж., тогда как предполагаемая средняя месячная потребность на 1920 г. исчислялась в 350 000 куб. саж.

Тот же проект доклада приводит следующие примеры хода воинских перевозок. Перевозка 5-й стр. дивизии из Кургана за время с 18 по 26 декабря дала недогруз в 21 эшелон. Перевозка 29-й и 5-й стр. дивизий началась месяцем позже, чем это предполагалось военным командованием; в отношении передвижения санитарных поездов и пополнений наблюдались еще большие недостатки.

Состояние транспорта привлекло к себе усиленное внимание PB СР. Вопросы о переброске войсковых частей с доведением нормы эшелонов до 1,5–2 эшелонов в сутки приобретали настолько острое значение, что доходили до обсуждения РВСР и требовали специального согласования с особоуполномоченными НКПС. Не только вопросы о переброске частей усложняли работу РВСР. Зима 1919–1920 гг. принесла с собою еще особое обстоятельство в виде снежных [88] заносов, осложнившее и ухудшившее положение с железнодорожным транспортом. Для борьбы с заносами на жел. дорогах приказано было привлекать воинские части из проходивших эшелонов. Все изложенные причины влекли за собою крайнюю медлительность в продвижении воинских эшелонов и продолжительные простои их на станциях. Так, например, начоперодарм Цветков телеграммой № 0394 от 7/II доносит, что эшелоны 5-й стр. дивизии расстояние от Кургана до Уфы прошли в 22 дня, вследствие чего у них иссяк двухнедельный запас продовольствия. В дальнейшем транспорт удалось наладить лучше в отношении быстроты перебросок; из последующего изложения будет видно, что в отношении некоторых из них удавалось достигать скорости до 700 км в сутки. Вообще же, несмотря на тяжелое положение нашего транспорта, работа его непрерывно улучшалась. С. Барин в вышецитированной нами статье указывает, что «средняя норма перебросок, потребованная стратегией, была равна 173,1 эшелона в месяц, что для одного дня выражалась цифрой в 5,4 эшелона.

В отношении состояния железнодорожного транспорта у нашего противника мы не располагаем точным цифровым материалом, но вот данные, которые могут свидетельствовать о его состоянии: один польский автор прямо указывает, что «благодаря исправности польской железнодорожной сети, быстро передававшей части изнутри страны и с других фронтов (Чехо-Словацкого и Северного) переброска войск была выполнена своевременно, и лишь немногие части запоздали к началу решительных действий. Примером этой исправности железнодорожной сети служит переброска дивизиона шеволежеров в течение 4-х дней из-под Вилейки в Калинковичи»{29}.

Таким образом, следует признать, что по состоянию транспорта условия сосредоточения были более благоприятны для польской армии и менее благоприятны для Красной армии.

Обе враждебные армии одинаково пользовались отрезками прежней стратегической сети русских жел. дорог, но если в отношении продольных железнодорожных линий они находились в равных условиях, то иначе обстояло дело в отношении рокадных жел. дорожных путей. Лучшими из них в стратегическом отношении владела польская армия. Главнейшим из них и по протяжению и по оборудованию целым рядом хорошо развитых узловых станций является железнодорожный [89] путь Вильно — Барановичи — Лунинец — Сарны — Ровно, сыгравший крупную роль в польских оперативных перебросках в течение весенней и летней кампаний 1920 г. Кроме того, в тылу польских армий имелся целый ряд рокадных железнодорожных линий, связывавших железнодорожные продольные линии, проходившие к северу и югу от Полесья.

Все вышеприведенные обстоятельства создавали для польской армии несравненно более выгодные условия сосредоточения на театре войны, чем для Красной армии.

Обращаясь к оценке сил и средств сторон, следует отметить, что при этом нельзя ограничиться простым сопоставлением численности сил обеих сторон. Если РСФСР абсолютно по численности своих вооруженных сил и превосходила Польшу, то это абсолютное превосходство становилось весьма условным, если взять во внимание обширность пространства, на котором были разбросаны эти силы, разнородность выпадавших на них задач, наличие, кроме Польского, еще и др. фронтов, либо полуликвидированных (Эстония, Латвия), либо совсем еще не ликвидированных (Врангелевский фронт). В иных условиях находилась Польша. Еще до начала решительных активных операций на своем Восточном фронте она уже свободно могла распоряжаться всеми своими вооруженными силами, так как все ее фронты, за исключением Восточного, были уже ликвидированы. Благоприятные условия сосредоточения обеспечивали ей переброску возможно большего количества ее сил в нужное время на Восточный фронт. Поэтому пока невыясненным является для нас вопрос, почему Польша не использовала этих выгод своего положения для нанесения РСФСР решительного удара в то время, пока наши силы еще сосредоточивались на Западном и Юго-Западном фронтах? Весьма косвенные намеки на неправильность основного распределения вооруженных сил Польши перед началом решительных операций на востоке можно найти в статьях майора Ружицкого в газете «Zbroina Polska». Действительно, из предыдущего изложения мы знаем, что полное напряжение в отношении использования запасов своей живой силы Польша сделала только в августе 1920 г., с другой стороны, оправдывающим до известной степени польское командование обстоятельством является то, что поляки к моменту начала решительных операций не успели еще полностью закончить своих формирований второй очереди. [90]

В отношении материальных и технических средств разного рода Польша безусловно превосходила РСФСР, так как последняя должна была базироваться исключительно на собственные источники, далеко недостаточные, в то время как первая в этом отношении базировалась на все страны большой и отчасти малой Антанты,

Как окончательный вывод следует признать, что если в отношении боеспособности и тактической подготовки между обеими армиями нельзя было провести особенно резкие грани, то зато в отношении условий сосредоточения и материальных возможностей польская армия безусловно превосходила Красную.

Однако Красная армия имела и одно неоспоримое преимущество перед польской армией. Это преимущество заключалось в глубоком осознании каждым бойцом Красной армии жизненности и исторической законности тех лозунгов, ради которых он сражался и жертвовал своей жизнью. Эта сознательность, как следствие силы самих лозунгов и соответствия их интересам и надеждам широких народных масс всего мира, так и соответствующей политической работы среди войсковых частей и создавала тот дух Красной армии, которому удивлялись и отдавали должное наши противники.

В организационном отношении следует отметить, что организация нашей дивизии согласно штату № 220 перегружала командование дивизией массой подчиненных единиц и учреждений, что сделало управление дивизий малогибким. При большом количестве организационных единиц, мы никогда не могли довести их численность до полного штата, особенно это сказывалось на таких организационных единицах, как полки. Благодаря этому обстоятельству наша 9-полковая дивизия, числом штыков в редких случаях равнялась, а в большинстве была всегда слабее польской 4-полковой дивизии; при малом количестве штыков мы изобиловали значительным количеством едоков, обслуживавших слабо пополненные штыками кадры дивизий. Рамки армейских аппаратов Западного фронта оказались тесными для принятия в себя многочисленных дивизий, прибывших туда в течение лета 1920 г., что вынудило импровизированным образом и наспех создавать дополнительно новые армейские и групповые аппараты управления. Это обстоятельство потребовало особенных усилий со стороны Западного фронта в деле снабжения этих аппаратов штабными работниками и средствами связи. [91]