Серия «Большая стратегия» — основа 80-томной официальной английской истории второй мировой войны, выпуск которой завершается в Великобритании. Этот объемистый труд готовится исторической секцией при кабинете министров и отражает установочные взгляды английских правящих кругов на события второй мировой войны.
В понятие «большая стратегия» вкладывается искусство использования комплекса политических, экономических, военных и других сил для достижения конечных общегосударственных целей. В английском полевом уставе 1935 года говорилось, что «большая стратегия» есть «искусство наиболее действенного применения всей мощи государства. Она включает применение дипломатии, экономическое давление, заключение выгодных договоров с союзниками, мобилизацию национальной промышленности и распределение наличных людских ресурсов, так же как и использование всех трех видов вооруженных сил для их совместных действий». Согласно взглядам английских военных теоретиков, «большая стратегия» практически совпадает с военной политикой, но в отличие от последней выражает «политику в действии».
В 1958 году Издательство иностранной литературы положило начало ознакомлению советских читателей с шеститомной серией «Большая стратегия». По условиям английского издания тогда были выпущены в свет пятый и шестой тома, в которых рассматривались события в период с августа 1943 года по август 1945 года. Второй том, посвященный событиям, относящимся к периоду от начала второй мировой войны до июня 1941 года, был издан в 1959 году. Третий том, охватывающий период с июня 1941 года до августа 1942 года, был издан Военным издательством в 1967 году. Позднее в Англии вышел в свет первый том.
Предлагаемый читателю четвертый том «Большой стратегии» рассматривает «политику в действии» в период с августа 1942 года по сентябрь 1943 года, то есть практически связан с важнейшим периодом второй мировой войны — ее коренным переломом.
Автор труда М. Говард — один из видных английских буржуазных исследователей второй мировой войны, работы которого отличаются фундаментальностью и широким использованием документальной базы.
В книге освещается широкий круг вопросов, относящихся к проблемам военной политики, экономики и стратегии англо-американских союзников. Автор весьма искусно «передвигает» в центр событий Англию во главе с Черчиллем, он и не скрывает своего преклонения перед ним. Наибольший интерес представляют, конечно, приводимые в книге документы, на основе которых разрабатывалась и реализовывалась англо-американская военная стратегия и которые раскрывают ее органическую связь с политикой правящих кругов Англии и США. Надо сказать, что в этом смысле книга способствует углубленному пониманию ряда событий. [6]
Классовые позиции автора, научный уровень книги определяет, на наш взгляд, трактовка в ней следующих вопросов: коренного перелома и роли советско-германского фронта во второй мировой войне; истории второго фронта; взаимосвязи политики и стратегии англо-американских союзников.
Научным критерием любого труда, рассматривающего проблему коренного перелома во второй мировой войне, является анализ и оценка роли в ней СССР, советской стратегии, военных действий на советско-германском фронте — главном и решающем фронте второй мировой войны. Именно здесь происходили события, которые определили общее изменение военно-политической обстановки в пользу антифашистской коалиции, ознаменовали коренной перелом в Великой Отечественной войне и второй мировой войне в целом. Главными из этих событий были Сталинградская и Курская битвы. В книге же главное внимание уделено анализу англо-американской политики и стратегии, а советско-германскому фронту посвящено едва ли тридцать из более семисот страниц английского издания.
Не может не вызвать возражений и характер освещения происходивших здесь событий. Автор придерживается двух основных тезисов: согласно первому — «Россия стояла на пороге катастрофы», согласно второму — ее спасли англо-американские союзники, которые стремились «удержать Россию в войне». Первый тезис он аргументирует весьма оригинально, ссылаясь на доклады английских военных учреждений, отражавшие неверие в силу советского народа и недальновидность оценок стратегической обстановки на советско-германском фронте. Комитет обороны Среднего Востока, например, в начале июля 1942 года пришел к выводу, что немцы, вероятно, к 10 сентября прорвутся через Кавказ в Сирию и Ирак, а к 15 октября — в Северный Иран. Вместо критической оценки такого рода прогнозов, опрокинутых блестящими действиями советского командования, бесстрашием и мужеством героических защитников Кавказа, автор пытается обосновать тезис о «катастрофическом положении России». Правда, и в этом, и в ряде других случаев автор приводит материалы, смягчающие прогнозы незадачливых английских генералов. Месяц спустя, пишет он, английский разведывательный комитет в своем докладе отмечал, что, хотя немцы находятся всего в 40 милях от Грозного, темпы их наступления снижаются и им вряд ли удастся к концу октября достичь Баку, а к середине ноября — Тбилиси. Хотя этот прогноз, по мнению комитета начальников штабов, был «несколько оптимистичным», Черчилль написал решительную резолюцию: «Я по-прежнему считаю, что русские удержат Баку в этом году». Тезис о «близкой катастрофе русских» держится в книге Говарда вплоть до 1943 года.
Второй тезис он аргументирует пространными рассуждениями о помощи англо-американских союзников СССР. Особенно большое значение придает он поставкам по ленд-лизу. В книге приводится таблица роста этих поставок в 1943 году. Но она свидетельствует о том, что поставки увеличились лишь во второй половине 1943 года, то есть когда коренной перелом на советско-германском фронте, а следовательно, и во второй мировой войне в целом был уже завершен. Сводные данные за 1942 год Говард предусмотрительно не публикует, поскольку поставки в этот период были весьма незначительными. Напомним, что согласованная программа поставок была выполнена в 1942 году только на 55%. Осенью 1942 года, в наиболее напряженные для Советского Союза месяцы решающей борьбы за Сталинград и Кавказ, поставки по ленд-лизу в результате одностороннего и недружелюбного акта правительств Англии и США были резко сокращены. Говард как бы «мимоходом» сообщает, что в октябре — декабре 1942 года Северным морским путем, которым доставлялось около 3/4 грузов в СССР, вместо конвоев (по 30–40 транспортов [7] в каждом) было отправлено лишь 13 транспортов. Однако и из них по разным причинам в СССР прибыли только 5.
Хотя Говард лишь кратко касается хода боевых действий на советско-германском фронте, это не мешает ему трактовать их весьма тенденциозно. Так, он ставит под сомнение широко известные документальные данные о соотношении сил в Сталинградской битве. Говард, например, пытается уменьшить количество немецких танков. Он проводит идею о том, что, мол, у немцев перед началом советского контрнаступления не могло быть 900 танков, так как, по данным гитлеровского командования, в конце января 1943 года «на всем восточном фронте находилось всего лишь 492 исправных танка».
Сравнение не выдерживает критики уже по той причине, что сопоставляется количество танков до наступления советских войск на всем южном крыле фронта с количеством исправных (!) танков, которое осталось более чем через два месяца после начала этого контрнаступления. Не случайно Говард умалчивает о том, что в ходе зимней кампании 1942/43 года фашистские войска потеряли на советско-германском фронте свыше 3,5 тыс. танков.
Оценивая события на Курской дуге, английский историк пытается представить дело таким образом, что не Советская Армия сорвала планы фашистов и нанесла вермахту сокрушительное поражение, а действия англо-американских войск вынудили гитлеровское командование прекратить наступление под Курском. Ссылаясь на мемуары Манштейна, Говард заявляет, что «конкретной причиной», побудившей Гитлера отдать 13 июля приказ о прекращении наступления, была «высадка англо-американских сил в Сицилии, предпринятая за три дня до этого». Говарду, анализирующему проблемы стратегии, без сомнения, известно, что, хотя высадка союзников в Сицилии и изменила обстановку на Средиземноморском театре в их пользу, она не могла оказать никакого влияния на ход Курской битвы, тем более в течение нескольких дней. На несостоятельность попыток связать события на Курской дуге с высадкой союзников в Сицилии советские историки указывали неоднократно. Следует отметить, что 13 июля не было принято решения об отмене операции «Цитадель», как об этом пишет английский историк. Гитлер действительно намеревался это сделать, но командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Манштейн высказался за продолжение наступления. Гитлер приказал группе армий «Юг» продолжать наступление на Курск, а группе армий «Центр» перейти к обороне. Дневники ОКБ позволяют установить, что окончательное мнение о невозможности продолжения операции «Цитадель» сформировалось в ставке фюрера 19 июля 1943 года.
Причины поражений гитлеровских войск на советско-германском фронте Говард трактует в духе известных постулатов буржуазной историографии. Успех выдающихся операций советских войск в 1942 и 1943 годах он объясняет промахами Гитлера, который «отверг концепцию гибкой стратегии» (выработанную, по словам Говарда, фашистскими генералами). Еще много лет назад советские историки разоблачили аналогичные утверждения, содержавшиеся в мемуарах Манштейна, Цейтцлера, Типпельскирха и других битых гитлеровских генералов, которые подобным путем пытались принизить советское военное искусство и реабилитировать себя за сокрушительные поражения на советско-германском фронте.
Через призму своей концепции о решающей роли Англии и США в войне Говард рассматривает и «воздушное наступление» союзников на Германию. При описании этих событий он употребляет такие громкие термины, как «битва за Рур», «битва за Гамбург». Однако автор вынужден признать, что действия англо-американской авиации оказали «удивительно незначительное влияние на уровень военного производства Германии». [8]
Здесь же приведены впечатляющие цифры: производство стали в Германии возросло с 8 956 тыс. т в первом квартале 1943 года до 9 192 тыс. т в первом квартале 1944 года; ежемесячный выпуск танков с 600 в конце 1942 года увеличился до 1250 в конце 1943 года и до 1500 в марте 1944 года, а выпуск самолетов-истребителей в течение 1943 года возрос втрое.
Немало усилий Говард приложил к тому, чтобы Советский Союз предстал перед читателем «еле устоявшим», а Англия и США — «вершителями судеб войны». Между тем в самой книге приводятся некоторые факты, убедительно свидетельствующие, что дело обстояло как раз наоборот, что именно развитие событий на советско-германском фронте определяло военно-политическое положение западных союзников и их стратегические перспективы.
Надо сказать, что Говард пишет осторожно, обходит «острые углы», избегает конкретных оценок важнейших событий. Классический объективизм английской буржуазной историографии у него предстает в утонченной «обертке». Он даже готов признать, что Советский Союз в критические месяцы нес (по сравнению с Англией и США) гораздо большую долю тяжести в войне против Германии. Однако всем содержанием книги Говард ведет читателя к противоположному выводу.
Историю второго фронта автор начинает с рассказа об англо-американской конференции в Вашингтоне (декабрь 1941 — январь 1942 года), определившей Германию в качестве главного противника, и переговоров между В. М. Молотовым и англо-американским руководством летом 1942 года, на которых западные союзники обещали открыть второй фронт в Европе в этом же году.
Говард видит основную цель в том, чтобы найти приемлемое для английской буржуазной историографии объяснение причин затягивания открытия второго фронта в Европе. Он не скрывает того, что правящие круги и военное командование Англии выступили против открытия второго фронта в 1942 году. Но затем выясняется, что концепция автора носит весьма специфический характер. Полемизируя с официальными изданиями США, возлагающими вину за срыв открытия второго фронта в 1942–1943 годах на Англию{1}, Говард стремится достигнуть обратного результата — обелить политику английских правящих кругов и если не полностью свалить эту вину на США, то поделить ее на «равные части». В книге довольно убедительно показывается, что американская сторона, выдвигая планы открытия второго фронта в 1942–1943 годах, на деле поддерживала английскую политику в этом вопросе. Примечательна оценка Говардом выступления Маршалла на заседании объединенного комитета начальников штабов в январе 1943 года. «Генерал Маршалл, — говорится в книге, — начал с заявления о необходимости добиться ослабления нажима немцев на Россию, подчеркнув, что «любой способ сделать это где-либо, помимо континентальной части Европы, будет отступлением от основного плана». Однако его последующие замечания свидетельствовали, что он не столько высказывал это с целью критики, сколько просто констатировал факт. Комментируя американские стратегические программы на 1943 год, в которых содержалось предложение об открытии второго фронта, Говард замечает: «Однако слишком много времени прошло с апреля 1942 года. Американские ресурсы, предназначенные ранее для осуществления плана «Болеро»{2}, были направлены на Тихий океан, [9] Средиземное море и даже на Средний Восток, а поэтому предложение о вторжении в Европу в 1943 году являлось нереальным... Теперь на руинах прежней стратегии предстояло создать новую».
Весьма убедительно в этом смысле и указание Говарда на размышления Рузвельта по поводу пересмотра стратегии западных союзников, относящиеся к марту 1943 года: «Германия: никакого «Болеро».
Между тем в тот период Черчилль и Рузвельт заверяли Советское правительство, что второй фронт будет открыт в августе — сентябре 1943 года. «Мы так же энергично ведем приготовления до пределов наших ресурсов к операции форсирования канала в августе, в которой будут участвовать британские части и части Соединенных Штатов, — писал У. Черчилль И. В. Сталину 9 февраля 1943 года. — Если операция будет отложена вследствие погоды или по другим причинам, — говорилось далее в послании, — то она будет подготовлена с участием более крупных сил к сентябрю». В свете приведенных англо-американских документов и фактов становится еще более очевидным, что Англия и США преднамеренно дезориентировали Советский Союз относительно своих стратегических планов.
Стремясь представить политику британских правящих кругов в благоприятном виде, Говард заходит настолько далеко, что пытается выдать Черчилля, одного из главных противников создания второго фронта в 1942–1943 годах, чуть ли не за его сторонника. В подтверждение он приводит телеграмму Черчилля Рузвельту от 24 ноября 1942 года. «Мне кажется, — говорится в телеграмме, — что отказ от операции «Раундап»{3} — весьма печальное решение. Операция «Торч»{4} не может заменить операцию «Раундап» и предусматривает использовать лишь 13 дивизий из 48 намеченных к использованию в операции «Раундап». Мои переговоры со Сталиным в присутствии Аверелла Гарримана проходили на основе намечаемой нами операции «Раундап», хотя бы с задержкой против установленных ранее сроков. Однако никогда не высказывалось и намека на то, что мы не попытаемся открыть второй фронт в Европе в 1943 году, и даже в 1944 году».
Как объяснить эту телеграмму, содержание которой звучит явным диссонансом в сравнении с действительной позицией английского правительства по вопросу второго фронта? Видимо, Черчилль понимал, что очевидное противоречие между словами и делами англо-американских союзников по отношению к СССР неизбежно вскроется, и пытался различными хитроумными путями обелить политику британского империализма, в том числе и за счет своего ближайшего партнера по «большой стратегии». Черчилль прибегал к подобным приемам неоднократно. Так, в связи с сомнениями Эйзенхауэра относительно успеха высадки союзников в Сицилии (операция «Хаски») он писал своему комитету начальников штабов: «Мы заявили русским, что не можем снабжать их Северным путем из-за «Хаски», а теперь должны отказываться от «Хаски» из-за того, что в этом районе могут появиться две немецкие дивизии. Как будет реагировать Сталин, у которого на фронте 185 немецких дивизий?» Говард пытается создать впечатление о «принципиальных» расхождениях в политике США и Англии по вопросу о втором фронте и отношении к Советскому Союзу в целом. Но скрыть лицемерие Черчилля, его подлинное отношение к Советскому Союзу — задача в общем-то невыполнимая. Говард цитирует одни документы, замалчивает другие. Приведем такой пример. В конце 1942 года Черчилль от своего имени и от имени Рузвельта пригласил главу Советского правительства принять участие в конференции на высшем уровне. Получив ответ, что И. В. Сталин не имеет возможности приехать на конференцию (развернулось стратегическое контрнаступление советских [10] войск под Сталинградом), Черчилль направил ему новое письмо, в котором говорилось: «В Вашем послании от 27 ноября в последней фразе 5-го абзаца, а также в Вашем послании от 6 декабря Вы особо спрашиваете о втором фронте в 1943 г. Я не в состоянии ответить на этот вопрос иначе как совместно с Президентом Соединенных Штатов. Именно по этой причине я столь сильно желал встречи нас троих».
Говард не приводит в книге это послание. И не случайно. На деле Черчилль был против участия главы Советского правительства в этой конференции и оказывал соответствующее давление на Рузвельта. «Они (советские представители), — предупреждал он президента Соединенных Штатов, — спросят нас обоих: против скольких немецких дивизий вы собираетесь вести борьбу летом 1943 года, против какого числа вы вели борьбу в 1942 году? Они, конечно, потребуют открытия эффективного второго фронта в 1943 году...» Говард пытается оправдать интриги Черчилля тем, что существовали вопросы, которые было «трудно решать». Решать их действительно было трудно, но не вследствие самой постановки вопросов, а в результате выработанной Англией и США в обход Советского Союза политики срыва обязательств об открытии второго фронта в согласованный с Советским правительством срок.
В книге Говарда немало места отводится англо-американским противоречиям. Объектом его критики стали американская стратегия и военное искусство, организация военной экономики США, трения между английским и американским генералитетом. Он начинает критику, указывая на «парадоксальный факт, что немцы... получили выгоду от вступления в войну Америки». Рассматривая ход борьбы на море, Говард отмечает, что после вступления в войну США потери англо-американского торгового судоходства «только в Северной Атлантике возросли в четыре раза» (для сравнения берутся сентябрь — декабрь 1942 года и январь — апрель 1942 года).
Причину этой катастрофы Говард видит в том, что с объявлением США войны Германии немецкие подводные лодки активизировали и расширяли район своих действий, в то время как силы военно-морского флота США были разбросаны по двум океанам. Автор книги признает, что Англия оказалась бы в еще худшем положении, «если бы Гитлер не рассматривал эти операции как нечто второстепенное по сравнению с войной против Советской России». Говард указывает, что в 1942 году в Германии были сокращены ассигнования на выпуск подводных лодок в связи с «необходимостью обеспечения сухопутных войск вермахта в «неожиданно затянувшейся» кампании против СССР, а также потому, что «гитлеровский блицкриг был остановлен у ворот Москвы, а советские войска теснили врага в грозном контрнаступлении».
В книге подвергается критике «хаос» в военном строительстве США и американской военной экономике. Отмечается, что комитет начальников штабов США «оказался неспособен» разработать план распределения сил и средств с учетом условий и потребностей различных театров военных действий, который служил бы ориентиром для промышленного производства, «как это было сделано в Англии», что он действовал по принципу «простого увеличения» сил, исходя из «собственных взглядов» на эти возможности. В результате, пишет Говард, в сентябре 1942 года комитет начальников штабов США предусматривал необходимость развертывания около 350 дивизий, что было нереальным.
Говард неоднократно отмечает наличие серьезных противоречий между английскими и американскими штабами, острую борьбу за командные должности. После назначения Эйзенхауэра командующим экспедиционными силами союзников (в июле 1942 года), пишет он, английский комитет начальников штабов направил директиву командующему английскими [11] войсками, входившими в состав этих сил, где указал, что «если какой-либо из отданных им (Эйзенхауэром) приказов поставит, по Вашему мнению, под угрозу любую группировку английских войск, входящую в состав союзных сил, то по договоренности между правительством Великобритании и Соединенных Штатов Вы имеете право до выполнения этого приказа обратиться в военное министерство». Хотя впоследствии директива была несколько смягчена, она во многом раскрывает отношения, существовавшие между английскими и американскими штабами.
Мнение американских руководителей об английских политических деятелях и генералах было более категоричным. В ходе тяжбы за пост главнокомандующего экспедиционными силами союзников в Европе военный министр США Г. Стимсон докладывал Рузвельту: «В настоящее время у нас не может быть большой надежды на то, что нам удастся пересечь Ла-Манш и вступить в схватку с противником, имея во главе командующего-англичанина. Тень Пашендэйля и Дюнкерка все еще слишком жива в памяти этих лидеров и английского правительства... требуется значительно больше самостоятельности, больше уверенности и больше энергии, чем мы, как я полагаю, сможем найти у любого английского командующего».
Взаимная неприязнь, граничащая с недоверием, подозрительность в отношениях между английскими и американскими союзниками в конечном счете отражали империалистические противоречия между США и Англией, основой которых являлась борьба за гегемонию в послевоенном мире. Косвенно указывают на это и документы, приводимые М. Говардом.
Исследуя реакцию государственных и военных деятелей США на английские планы высадки в Северной Африке, он пишет об опасениях американского руководства относительно того, что операция «Торч» будет способствовать установлению британского контроля на Средиземном море. Та же самая мысль содержится в оценке автором англо-американских противоречий на Дальнем Востоке. «Дело усугублялось еще и тем, что некоторым недоверчивым умам в Вашингтоне казалось, будто англичане на Дальнем Востоке затевали ту же самую игру, которую они вели в бассейне Средиземного моря, то есть больше заботились о том, чтобы обеспечить себе позиции, гарантирующие им максимальные послевоенные выгоды, нежели о том, чтобы в кратчайший срок разгромить нынешнего противника. Такие подозрения нелегко было развеять, а поскольку к этому делу имел отношение и сам премьер-министр, они не лишены оснований».
Говард в общем-то избегает рассмотрения взаимосвязи политики и войны. Однако документы и факты, содержащиеся в книге, помимо его воли, раскрывают реакционные тенденции в стратегии западных союзников, ее тайные движущие силы. Естественно, что прежде всего это проявлялось в отношении к Советскому Союзу. Удержать Россию в войне, использовать ее силы для борьбы с фашистским нашествием, а его результаты — в интересах англо-американского империализма — такова была подлинная политика реакционных кругов Англии и США. Многие материалы в книге Говарда служат тому подтверждением. «Цель операции («Торч»), — бесцеремонно говорил Д. Маршалл на Вашингтонской конференции западных союзников, — состояла не в том, чтобы уменьшить давление на Россию, а в том, чтобы обеспечить морские коммуникации со Средним Востоком». Эту же линию проводил адмирал Д. Кинг на конференции в Касабланке, который видел главную цель западных союзников в том, чтобы «использовать географическое положение России и ее людские ресурсы для сосредоточения основных усилий в борьбе против Германии...». [12]
Некоторые социально-политические аспекты англо-американской стратегии видны и на примерах выработки принципов политики западных союзников в отношении Италии и Балканских стран. Политика Англии и США в отношении Италии свидетельствует, что правящие круги этих стран рассматривали свои армии как силу, предназначенную сохранить капиталистические порядки в странах фашистского блока и захваченных им государствах. Идея Черчилля (высказанная в письме Рузвельту) о том, что союзники должны поддержать итальянскую монархию, иначе Италии угрожает революция, иллюстрируется в книге конкретными фактами. «К нам могут обратиться с призывом вступить в Италию, — заявил в мае 1943 года начальник имперского генерального штаба, один из наиболее реакционных представителей английских военных кругов фельдмаршал Аланбрук, — или мы окажемся перед фактом полного крушения и хаоса».
Маршалл в ответ заметил, что англичане «недооценивают возможностей немцев в чрезвычайной обстановке». Этот диалог свидетельствует о том, что западные союзники не исключали возможности даже использовать вермахт как орудие подавления революционного выступления народа Италии. Если Рузвельт не раз говорил: «Мы не позволим сохранить какие-либо следы фашизма», то многие американские и английские генералы отстаивали иную точку зрения. Эйзенхауэр требовал «почетного мира» для фашистской Италии. Командующему английскими войсками на Среднем Востоке генералу Уилсону этого казалось недостаточно. «Мы, — заявил он, — не должны без меры критиковать фашистский режим, который имеет много ощутимых и материальных достижений на своем счету» (!). Следует напомнить, что эти заявления были сделаны летом 1943 года, когда фашизм залил кровью всю Европу, совершил преступления, которые превзошли средневековое варварство.
Линия Уилсона была в то время слишком одиозной и не получила открытой поддержки, тем не менее в действиях союзного командования она прослеживалась весьма ясно. 18 августа 1943 года, говорится в книге, начальник штаба Эйзенхауэра американский генерал Б. Смит и начальник разведки английский генерал К. Стронг, переодевшись в гражданское платье, с поддельными паспортами направились в Гибралтар, а затем в Лиссабон, где встретились с представителем итальянского генерального штаба генералом Кастеллано и обсудили условия прекращения войны на основе установления в Италии власти реакционного правительства маршала Бадольо и монархии.
Английский историк критикует принцип безоговорочной капитуляции, выработанный СССР, США и Англией по отношению к фашистским агрессорам. Он исподволь обвиняет Рузвельта за поддержку этого принципа и ставит в заслугу британским лидерам тот факт, что в английском проекте условий капитуляции Италии требование о ее безоговорочном характере отсутствовало.
Материалы четвертого тома, наконец, подтверждают, что «балканская стратегия» Черчилля имела ярко выраженную контрреволюционную направленность. Английские правящие круги развили лихорадочную деятельность, чтобы воспрепятствовать освобождению народов Балканских стран Советской Армией. Для этой цели они намеревались, в частности, использовать Турцию. В январе 1943 года Черчилль совершил туда тайный вояж, встретился с турецкими лидерами. Он вынашивал планы вступления турецкой армии на территорию Балканских стран «совместно с русскими на севере и англичанами на юге». Через две недели, пишет Говард, в Лондоне было получено сообщение из Анкары, в котором говорилось об «искренних надеждах» турецких лидеров на то, что «Германия продолжит сопротивление», результатом которого будет «максимальное уничтожение [13] войск и техники как у русских, так и у немцев, а следовательно, их взаимное истощение».
Книга М. Говарда, публикуемая с незначительными сокращениями, вызовет интерес не только специалистов, но и широкого круга советских знатоков истории. Из истории великих событий второй мировой войны крупный буржуазный ученый извлек и представил в своем труде документы и материалы, раскрывающие многие стороны политического и стратегического мышления англо-американских союзников. Они, эти материалы и документы, позволят глубже понять значение той огромной созидательной деятельности, которую последовательно проводили Коммунистическая партия и Советское правительство по укреплению антигитлеровской коалиции, нейтрализации антисоветских тенденций в политике входивших в ее состав западных держав.
Политические цели СССР и его реальный вклад в разгром фашистско-милитаристского блока во многом отличались от политических целей и вклада остальных участников антигитлеровской коалиции. Однако — и это главное — союз трех великих держав в совместной борьбе против фашизма прошел испытания в войне, которая была доведена до победного конца. Расчеты гитлеровского руководства на раскол антифашистских сил полностью провалились. Антигитлеровская коалиция, объединившая в своем составе более 50 стран, продемонстрировала широкие возможности сотрудничества государств с различным общественным строем для достижения общей цели — разгрома фашистских агрессоров.
Доктор историческая наук О. А. Ржешевский [14]