Ближний Восток и Балканы. Июнь — сентябрь 1943 года
Вторжение войск западных союзников на территорию собственно Италии, как бы оно ни было неприятно, не считалось германским верховным командованием большой угрозой. Выше мы уже приводили высказывание Гитлера о том, что итальянский полуостров «можно было еще как-то заклеить» и что, если бы союзники высадились на Балканах, немцев ожидал бы «полный разгром». Это не только лишило бы Германию необходимого ей сырья, но и обнажило бы весь южный фланг нацистской империи, а также оказало бы серьезное отрицательное воздействие на ее колеблющихся сателлитов в Центральной Европе в тот момент, когда советские армии могли начать наступление в том же направлении через Украину. На Балканах развертывалось движение Сопротивления, охватывая всю территорию от Афин на юге до Любляны на севере. В период затишья между крупными операциями, то есть с момента окончания военных действий в Африке, в начале мая и до начала наступления под Курском двумя месяцами позже, «Военный дневник» ОКБ преимущественно заполнялся докладами о движении Сопротивления в Югославии и Греции. В этом большом районе к началу июля было развернуто 10 немецких дивизий{73}, однако основную часть оккупационных войск стран оси, не считая хорватских и болгарских войск, все-таки составляли около 30 итальянских дивизий, исчезновение которых, как хорошо понимали в английском комитете по планированию в Лондоне, сделает задачу главнокомандующего немецкими войсками на юго-востоке Европы исключительно трудной.
В первые дни мая немцы возобновили действия против партизан Герцеговины и Черногории, начав операцию «Шварц», или, по терминологии партизан, свое «пятое наступление». 15 июня поступило донесение, что операция завершилась успешно. Немцы утверждали, что партизаны потеряли около 12 тыс. чел. убитыми и погибшими от голода, болезней и предательств. Однако Тито, хотя и раненному, вместе с преданными ему соратниками в несколько тысяч человек удалось скрыться и вновь развернуть свою ставку в горах к северу от Сараево. Одновременно с этим усилилась деятельность партизан к северу от реки Сава. Германский представитель в Загребе обратился в ОКВ с просьбой прислать дополнительные войска, поскольку хорватские войска оказались не в состоянии самостоятельно [339] справиться с поставленными задачами и подозрительно легко позволяли разоружать себя и даже брать в плен. Из Греции в течение мая — июня германские и итальянские военные власти докладывали об усилении активности партизан, которая достигла кульминации ночью 20 июня, когда железнодорожная магистраль между Афинами и Салониками оказалась перерезанной сразу в шести местах. В дальнейшем участились донесения о забастовках, саботаже и атаках партизан по всей стране.
Даже после вторжения союзников на Сицилию Гитлер не пересмотрел свою оценку намерений западных держав. Узнав о высадке, он распорядился провести новые мероприятия для усиления обороны Балканского полуострова. После встречи с итальянцами в Фельтре Роммель был освобожден от своих обязанностей в Италии и послан в Салоники для организации обороны Греции и островов Эгейского моря. Он прибыл туда 25 июля, но падение режима Муссолини заставило Гитлера быстро отозвать фельдмаршала. 26 июля фюрер издал директиву, в которой четко изложил свои взгляды и предельно ясно указал, какие мероприятия занимали верховное командование в течение последних двух месяцев. Теперь, говорилось в директиве, следует ожидать высадки на островах Эгейского моря, на полуострове Пелопоннес и на западном побережье Греции. Как было условлено в ходе совещания в Фельтре, главнокомандующему немецкими силами на юго-востоке предписывалось теперь принять и командование итальянскими войсками в этом районе, а также взять на себя ответственность за оборону греческих островов и материковой части Греции. Однако, чтобы получить свободу действий для отражения ожидаемого вторжения, прежде всего следовало ликвидировать партизанское движение, для чего с Восточного фронта сюда предполагалось перебросить вскоре 6 дивизий, из которых рекомендовалось создать полевую армию для Балкан{74}.
Для выполнения этих приказов планировалось также создать новую группу армий «Ф» со штабом в Белграде, командовать которой поручалось новому главнокомандующему немецкими войсками на юго-востоке генералу Вейхсу. Ранее занимавший этот пост генерал Леер был оставлен во главе группы армий «Е», в подчинении Вейхса и его штаба в Белграде. Немецкая группировка в середине августа состояла здесь из 13 немецких дивизий и еще различных частей общей численностью до 2 дивизий, располагавшихся на Балканском полуострове{75}. Кроме того, еще одна дивизия и разрозненные немецкие пехотные части и части крепостной артиллерии находились на Крите и других островах. Перед немецкими войсками стояла тройная задача: подавить партизан, разоружить или в случае необходимости уничтожить итальянские войска и подготовиться к возможному вторжению западных союзников. Силы немцев были растянуты до предела. Когда возникла необходимость разоружить итальянские войска, итальянцы, за исключением гарнизонов Родоса. Кефаллинии и Корфу, позволили сделать это без особых неприятностей, складывая оружие перед немецкими частями, если таковые оказывались поблизости, или перед партизанами, если рядом не было немцев. В силу необходимости охранять побережье от вторжения немецкие войска следовало выдвигать сюда из тыловых районов, где партизаны располагали весьма крупными силами. В середине сентября партизанские войска Тито, всего лишь четыре месяца назад разбитые почти наголову в Черногории, появились вновь, причем в еще большем количестве, в Словении и Хорватии; они были достаточно вооружены итальянским оружием и вскоре установили хотя и временный, но полный контроль над побережьем Далмации. [340]
Такова была та благоприятная обстановка на Балканах, о которой так много думали и премьер-министр, и комитет по планированию в Лондоне и которую они призывали постоянно использовать союзных командующих в Средиземном море. Туман неведения, который долгое время не позволял союзникам увидеть все происходящее на Балканах и на основе этого решить, как поступить, теперь быстро рассеивался. Поток информации, попадавшей к союзникам, увеличивался. Этому способствовало не только повышение активности оккупирующих держав, о чем союзникам сообщали их разведывательные органы, но и заметное увеличение числа офицеров и миссий связи, направляемых в группы Сопротивления в Албанию, Югославию и Грецию. Так, в Греции, например, бригадир Майерс руководил к этому времени деятельностью не менее десяти миссий в различных частях страны и пятью миссиями в Албании. Что касается Югославии, то теперь здесь функционировало около дюжины миссий в Сербии, Боснии и Хорватии; к тому же каирский центр Управления специальных операций 29 мая направил своего офицера связи капитана Дикина непосредственно в штаб-квартиру Тито. Этот офицер прибыл туда в самый разгар немецкого «пятого наступления», одновременно с Тито был ранен, вместе с ним скрывался от преследования.
Решение послать официального представителя к партизанам как нельзя лучше отражало общие настроения в Каире. Надежды на Михайловича полностью иссякли. Каждая новая миссия, забрасываемая к нему по воздуху, лишь подтверждала его великолепные отношения с итальянцами, его враждебность к партизанам и отказ от каких бы то ни было действий против немцев во избежание новых репрессий. В конце мая и каирский центр Управления специальных операций, и комитет обороны Ближнего Востока стали требовать от Лондона радикального изменения политики, доказывая, что Михайловича нельзя больше рассматривать как национального лидера, да и к партизанам уже нельзя было больше относиться как к горстке людей, оказывающих чисто местное сопротивление в Хорватии.
Министерство иностранных дел решительно воспротивилось этому. Такую же позицию заняло и руководство управления специальных операций в Лондоне. Министр Селборн, ведавший делами УСО, заявил, что его симпатиии «определенно на стороне Михайловича, который начал свое движение еще в 1941 году. Я считаю, — утверждал Селборн, — что партизанское движение — это спонтанный взрыв чувств нации против стран оси, но партизан ведут коммунисты, и я полагаю желательным поддерживать Михайловича до тех пор, пока это будет возможно». По мнению министерства иностранных дел, списывать Михайловича со счетов как неэффективную фигуру было бы политически нежелательно, а с военной точки зрения — преждевременно. Королевское югославское правительство в Лондоне одобряло его пассивность, а оказываемая Михайловичу поддержка со стороны англичан, как объяснил премьер-министру один сотрудник министерства, по крайней мере частично, основывалась на необходимости «иметь действующие вооруженные силы на тот случай, если в стране после ухода держав оси потребуется не допустить анархии и коммунистического хаоса».
Однако, как уже случалось и до этого, увеличение помощи Михайловичу лишний раз доказывало его неторопливость и ненадежность. Он вновь и вновь заверял, что готов выполнять полученную им директиву, но английские офицеры связи, находившиеся в его войсках, продолжали докладывать, что ни одна из частей не получала от Михайловича никаких приказов во исполнение этой директивы. Указаний прекратить сотрудничество с итальянцами, не вступать в стычки с партизанами и начать серьезные операции против немцев не поступало. О грустном конце этой [341] истории рассказывается в других томах настоящего труда. Что же касается рассматриваемого периода, то к концу 1943 года неэффективность действий Михайловича еще резче выявилась на фоне успехов партизан, как политических, так и военных, которые красноречиво свидетельствовали о том, что концепция «коммунистического хаоса» противоречит действительному развитию событий. Михайловичу предоставили еще один, последний, шанс, приказав к 29 декабря нанести удар по двум важным железнодорожным объектам; в случае отказа, предупреждали его, он перестанет получать от союзников какую бы то ни было помощь. Однако Михайлович не сумел воспользоваться предоставленной ему возможностью, в результате в течение последующих пяти месяцев все английские миссии связи, действовавшие в его войсках, постепенно были отозваны, а Тито получил полное признание английского правительства как лидер югославского движения Сопротивления.
Доклады английских офицеров связи, прикомандированных к партизанам, были полны энтузиазма в отличие от разочарованных сообщений офицеров, находившихся у четников. Становилась все очевиднее главенствующая роль Тито. Руководителем всех английских миссий у партизан был назначен политический деятель, в прошлом сотрудник внешнеполитической службы бригадир Маклин, которого премьер-министр выбрал в качестве «смелого посла-руководителя для этих отважных партизан». Отныне бригадир Маклин стал выразителем глубокой личной заинтересованности премьер-министра в развитии событий в Югославии. «Он должен стать там, — указывал Черчилль, — не только политическим советником, но и деятельным начальником миссии, от которого требуется умение сочетать качества военного и гражданского руководителя». Прибытие Маклина в Югославию 18 сентября открыло новую страницу в английских политических и военных отношениях с югославскими партизанами.
События в Югославии весьма типичны в свете того конфликта, который в годы войны неизбежно возникал между задачами, обусловленными непосредственной военной необходимостью, и политическими соображениями. С одной стороны, военные власти (в данном случае представленные Управлением специальных операций) стремились нанести максимальный военный ущерб противнику, а с другой, внешнеполитические службы пытались добиться того, чтобы война закончилась в наиболее благоприятной политической ситуации для проведения перспективной национальной политики. Эту проблему в Югославии помогло решить не военное бездействие Михайловича, а политическое искусство Тито. К концу 1943 года министерству иностранных дел стало ясно, что Тито будет силой, скорее объединяющей, чем разъединяющей Югославию, и что английские обязательства по отношению к югославскому королевскому правительству в изгнании уже не будут связаны с защитой национальных интересов.
Что касается Греции, то здесь тоже все оказывалось не так просто. У двух балканских стран — Греции и Югославии — было много общего. Как и югославское, греческое королевское правительство находилось в изгнании и было признано английским правительством в качестве единственного законного правительства страны. Как и югославское, греческое королевское правительство в изгнании пользовалось лишь незначительной поддержкой. Как и в Югославии, наибольшее сопротивление немецким оккупантам здесь оказывали силы, которые, если и не были полностью коммунистическими, то, во всяком случае, симпатизировали коммунистам. Однако на этом сходство кончалось. Состав политических сил в Греции, хотя и не столь сложный, как в Югославии, где ко всему прочему добавлялись еще и национальные противоречия, был не менее запутанным.
Главной целью ЭАМ, как спустя несколько месяцев заявил премьер-министру Иден, было «...укрепить свои силы, чтобы захватить бразды [342] правления и при первой возможности установить коммунистическую диктатуру. Управление специальных операций с самого начала сотрудничало с ЭАМ на том основании, что поддержка этой организации была необходима британским офицерам для проведения актов саботажа. Эта политика привела к тому, что мы теперь вынуждены признать ЭАМ как доминирующую силу в Греции в настоящее время и в будущем, когда немцы уведут свои войска из страны.
Подобную политику, однако, невозможно совместить с политикой, проводимой министерством иностранных дел и направленной на то, чтобы поддерживать короля и его правительство до возвращения в Грецию и проведения там свободных выборов. Если военное значение греческих партизан делает продолжение нашей помощи ЭАМ необходимым, то нам придется, вероятно, отказаться от нашей политики поддержки короля и его правительства уже хотя бы потому, что необходимо избежать противоречия между двумя различными политическими курсами Великобритании».
Когда наконец осенью 1944 года немцы ушли из Греции, в качестве «проклятого наследства» они оставили британцам гражданскую войну, последствия которой ощущались гораздо дольше, чем продолжалась сама война{76}.
Проблема, стоявшая перед английскими военными властями как в Каире, так и в Лондоне, заключалась, однако, не столько в том, кого поддерживать в Югославии и Греции, сколько в том, какую помощь оказывать. У англичан все еще были связаны руки: авиации дальнего действия не хватало на всех театрах войны. Как мы уже знаем, в марте они выделили дополнительные средства, доведя тем самым общую численность самолетов такого типа, находившихся в распоряжении Управления специальных операций в Каире, до 14, однако 18 июня Селборн вынужден был пожаловаться премьер-министру, что лишь четыре «либерейтора» из этого числа имели радиус действия, достаточный для полетов в Югославию из Каира, да и они оказались «на последнем издыхании». С апреля югославским группам Сопротивления было сброшено всего лишь около 30 т военных грузов, что не только снижало оперативные возможности последних, но и ослабляло влияние англичан на их политическую ориентацию. «Трудность заключается в том, — писал Селборн, повторяя неоднократные жалобы представителей УСО у Михайловича, — что британская помощь до сих пор имела столь малое значение, что угроза отказа в ней не может склонить партизан к сотрудничеству». Чтобы сделать британскую политику эффективной, утверждал Селборн, нужно выделить самолеты с достаточным радиусом действия и в количестве, необходимом для доставки не менее 100 т военных грузов в месяц.
Эту просьбу премьер-министр передал начальникам штабов, сопроводив ее личным ходатайством. «Все это, — записал он в своем дневнике 22 июня, — имеет исключительное значение... Этому требованию должен быть отдан приоритет даже над бомбардировками Германии». К концу сентября, настаивал Черчилль, темпы поставок должны быть доведены до 500 т в месяц. Начальники штабов отнеслись к этому благосклонно. Главный маршал авиации Портал согласился увеличить число самолетов (но не «либерейторов», а «галифаксов», которые имели радиус действия, достаточный для полетов в Югославию только с аэродромов в Тунисе) настолько, чтобы они могли перебрасывать 150 т военных грузов в месяц. [343]
Далее было решено, что министерство авиации разработает план выполнения поставленной премьер-министром задачи по переброске 500 т грузов в месяц «с учетом оперативных требований в других районах». Расчеты главного штаба ВВС показывали, что для выполнения этого и других запросов управления специальных операций потребуется выделить дополнительно 70 самолетов, а это ослабит силы бомбардировочного командования на 4½ эскадрильи, в то время когда ему и без того не хватало 3 эскадрилий до установленной численности и когда в самом разгаре была «битва за Рур». И все же Портал обещал увеличить численность авиации УСО в Средиземном море до 36 самолетов, которые смогли бы перебрасывать в Югославию и Грецию 350 т грузов в месяц. 27 июля комитет начальников штабов одобрил это решение.
Такое увеличение возможностей авиации Управления специальных операций почти немедленно дало себя знать. В период между июлем и сентябрем 144 т военного имущества (главным образом стрелкового оружия и взрывчатки) было доставлено в Югославию и 395 т — в Грецию. В последнем квартале года эти цифры снизились соответственно до 125 и 234 т. Это произошло прежде всего из-за увеличившихся потребностей итальянской кампании, однако партизаны захватили оружие сдавшихся итальянских гарнизонов, что в значительной степени компенсировало его нехватку. В 1944 году, когда английские и американские самолеты стали действовать с аэродромов в Италии, их активность резко возросла: за год общее количество переброшенных по воздуху военных грузов достигло 9403 т. Тито самым эффективным образом сумел использовать эту помощь. Что же касается менее счастливых греков, то, вероятно, ни один историк никогда не сумеет точно сказать, какое количество оружия они использовали против немцев и какое — друг против друга.
Тем временем генерал Уилсон и его штаб в Каире постоянно искали возможности для более прямого вмешательства в события, происходившие в Греции и на Эгейском море. Как мы видели, предложения о широкомасштабных операциях в этом районе, направленные ими Объединенному англо-американскому штабу в Вашингтоне, не были приняты. 10 июня генерал Брук написал генералу Уилсону, что «кости» выпали в пользу генерала Эйзенхауэра и его еще окончательно не утвержденных операций, а не в пользу Ближневосточного командования. Планы захвата островов Родос и Додеканес (операция «Экколейд») оставались в силе, а все ресурсы для других мероприятий передавались Эйзенхауэру для удовлетворения его нужд. Генерал Уилсон направил своего начальника штаба генерал-майора Скоби в Алжир, чтобы обсудить возможности выполнения этих распоряжений. Обсуждение показало, что одновременно провести операции в центральной и восточной части Средиземного моря нереально и, более того, Ближневосточное командование могло бы выделить необходимые генералу Эйзенхауэру силы лишь в том случае, если бы оно отказалось от планов посылки войск в Турцию (операция «Хардихуд»), Скоби полетел дальше, в Лондон, и 24 июня представил начальникам штабов согласованное мнение Уилсона и Эйзенхауэра, которое сводилось к следующему: объединив все ресурсы на Средиземном море, можно было вести либо операции против Италии, либо «полномасштабные операции для очистки от противника Эгейского моря и оказания всей обещанной помощи Турции, но не все сразу». Фактором, ограничивающим возможности ведения операций, были не столько наличные войска (за исключением недостающих частей ПВО), сколько нехватка транспортных и других материальных средств. Поэтому рекомендовалось отдать предпочтение операциям генерала Эйзенхауэра перед мероприятиями по оказанию помощи Турции, [344] но продолжать реализацию плана «Экколейд» и, когда потребности генерала Эйзенхауэра будут удовлетворены, подготовиться к захвату плацдармов на островах Эгейского моря после завершения разгрома Италии. Затем, если потребуется, можно было бы вернуться к операции «Хардихуд». Начальники штабов приняли этот совет, согласился с ним и премьер-министр, и 28 июня генералу Эйзенхауэру был дан приказ планировать свои действия в соответствии с этой установкой.
Принять решение об изменении приоритетов помогло то обстоятельство, что в переговорах с Анкарой за последние пять месяцев произошел поворот. Выше мы рассмотрели некоторые трудности, возникшие после многообещающих переговоров в Адане. В целом же можно сказать, что отношения с Турцией стали ухудшаться по мере того, как союзники добивались военных успехов в Средиземноморье и на юге России. Это совпадение, как заметил Иден 12 июня в записке премьер-министру, было отнюдь не случайным.
Англичанам не без оснований начало казаться, что турки слишком часто стали заверять Германию в отсутствии у них военных намерений. Серьезные трудности возникли также в связи с такими вопросами, как стремление турок оставить у себя выделяемый союзниками морской транспорт для нужд их собственного каботажного судоходства. Турецкий генеральный штаб жаловался на то, что ему предлагают второсортное и несовершенное оборудование и военную технику вместо «первоклассного вооружения» и, в частности, истребителей «Спитфайр» и танков «шерман», которые, по словам турецкого посла в Лондоне, Черчилль обещал им в Адане. Ближневосточное командование со своей стороны жаловалось на то, что военная техника, поставляемая Турции{77}, остается месяцами лежать без движения в портах разгрузки, поскольку не хватает сухопутного транспорта для ее переброски и военных возможностей для ее освоения, тогда как усилия союзников, направленные на улучшение этого положения путем строительства новых складов и современных баз, срываются из-за отказа турецких властей разрешить специалистам приступить к работе.
В связи с таким нагромождением трудностей и поскольку направление главного удара в стратегических планах союзников все больше сдвигалось к Центральному Средиземноморью, министерство иностранных дел предложило начальникам штабов пересмотреть свои взгляды относительно проблемы вовлечения Турции в войну. В меморандуме министерства от 5 июля указывалось: «До настоящего времени наша политика основывалась на предположении, что для втягивания Турции в войну будет вполне достаточно протянуть ей руку дружбы и усилить ее военный потенциал. В этой политике не было никакого риска, и мы не видели здесь ничего, кроме выгоды в достижении своих долгосрочных интересов. Теперь же нам следует оценить, стоит ли ставить под угрозу наши непосредственные и долгосрочные интересы в той игре, которая ведется за то, чтобы склонить Турцию к войне».
Давление, которое Англия могла оказать на Турцию, прекратив поставки, отнюдь не сделало бы Турцию дружественным партнером после войны и бросило бы ее в объятия русских или даже немцев. Является ли этот вопрос, спрашивало министерство иностранных дел, действительно жизненно важным? Ведь вступление Турции в войну могло даже сковать английские силы, которые с успехом можно было бы использовать где-то [345] еще. Даже если рассматривать Турцию просто как авианосец, то все равно трудности административного порядка и большая (пока не были захвачены острова Додеканес) протяженность коммуникаций способствовали бы только распылению союзных ресурсов и могли бы к тому же вызвать политические осложнения. Были ли турецкие аэродромы столь необходимы для более эффективных ударов по румынским нефтепромыслам? По всем этим вопросам, резюмировало министерство иностранных дел, могли дать компетентное заключение только начальники штабов, но они не почувствовали себя в состоянии дать подобное заключение, поскольку еще не была окончательно сформулирована дальнейшая стратегия союзников на Средиземном море. 23 июля комитет начальников штабов принял решение не менять политику в отношении Турции до тех пор, пока стратегия союзников не будет полностью согласована.
Три дня спустя пришло известие о падении режима Муссолини, и вся картина оказалась еще более туманной, чем прежде. Почти немедленно вслед за этим поступили донесения о капитуляции итальянских гарнизонов на Балканах и на островах Эгейского моря. В связи с этим представлялось вполне вероятным, что Восточное Средиземноморье вновь станет в высшей степени активным театром военных действий. Во всяком случае, премьер-министр был настроен на то, чтобы добиться этого. 27 июля он попросил представить ему планы быстрой оккупации острова Родос, если его итальянский гарнизон обратится с просьбой о перемирии. У генерала Уилсона такие планы были готовы. Он предлагал высадить на Родосе одну дивизию, два бронетанковых полка и парашютный батальон. Однако для этой операции потребовалось бы оттянуть значительные морские и воздушные силы, а также морской транспорт и десантно-высадочные средства с Центрального Средиземноморья, и к тому же для ее осуществления потребовалось бы около шести недель.
Это, разумеется, не могло удовлетворить Черчилля. 2 августа в памятной записке он уведомил комитет начальников штабов: «Это дело исключительной важности, осуществить которое следует любыми способами. У нас нет времени для обычной подготовки. Нужно использовать любые имеющиеся войска и средства. То обстоятельство, что войска будут встречены на берегу дружественным населением, в корне меняет дело. Может быть, для переброски войск на берег появится возможность использовать не десантно-высадочные средства, а рыбачьи лодки и корабельные шлюпки».
В директиве от 3 августа комитет начальников штабов советовал генералу Уилсону использовать любые благоприятные возможности и учитывать все местные ресурсы. Он разрешил ему оставить у себя любые средства, предназначаемые для Турции, и обратиться к генералу Эйзенхауэру с просьбой выделить десантные корабли, которые не будут использоваться в операциях в центральной части Средиземного моря. Как мы увидим, комитет задержал отправку десантных кораблей и судов, которые незадолго до этого высвободились после кампании в Сицилии. Все остальное следовало отыскать на самом театре.
Ближневосточное командование пересмотрело свои планы, разделив пополам силы, необходимые для операций, однако помощь, предложенная Лондоном, оказалась недостаточной. Задержка с отправкой десантных кораблей осложнила отношения с американцами, о чем будет рассказано в следующей главе. Разрешение обратиться за помощью к генералу Эйзенхауэру (эта помощь, как подчеркивал комитет начальников штабов, не должна была отражаться на выполнении планов операций, разрабатывавшихся штабом союзных войск) было положительно встречено в Алжире, [346] и в значительной степени эта помощь была предоставлена. Генерал Эйзенхауэр согласился высвободить некоторые специальные войска, морские транспортные средства и оснащение, запрашиваемые Ближневосточным командованием. Однако генералу Уилсону нужны были еще четыре эскадрильи истребителей и транспортные самолеты для десантирования усиленного парашютного батальона, и тут оказалось, что выделить их из средств, направленных генералу Эйзенхауэру, невозможно. В результате генерал Уилсон доложил 10 августа, что «намеченную цель операции следует пересмотреть» и что ему придется выждать некоторое время, пока не появится благоприятная возможность.
Тем временем начальники английских штабов вместе с премьер-министром отбыли в Квебек, и в течение очень важных для дела нескольких последующих недель все переговоры по этим вопросам превратились в четырехсторонние и велись между ними, заместителями начальников штабов в Лондоне, генералом Уилсоном в Каире и генералом Эйзенхауэром в Алжире. Запросы генерала Уилсона о ресурсах для операции «Экколейд», по-видимому, вызвали некоторую тревогу в штабе союзных войск. 12 августа генерал Эйзенхауэр в информации в Лондон выразил озабоченность тем, что «выполнение заявок, связанных с этой операцией, возможно, ограничит наши ресурсы, необходимые для осуществления главной задачи, какой является вывод Италии из войны... По моему мнению, с которым согласны заместитель главнокомандующего союзными силами, командующий союзными военно-морскими силами на Средиземном море и командующий союзными военно-воздушными силами, нам нужно сосредоточивать усилия на одной операции, последовательно переходя к другим. Поэтому от операции «Экколейд» в настоящее время следует отказаться».
Ближневосточное командование в принципе не возражало бросить все ресурсы на то, чтобы вывести Италию из войны, но, как оно докладывало 13 августа комитету начальников штабов, поскольку, по его мнению, Италия скоро капитулирует, то это значительно сократит потребности в ресурсах на Средиземном море. Однако Ближневосточное командование никогда не считало, что силы и средства, собираемые для операции «Экколейд», скажутся на потребностях генерала Эйзенхауэра. Сам же генерал Уилсон подчеркивал большое стратегическое значение нажима на Балканы в этом районе. По его мнению, даже если военное поражение Италии использовать всеми имеющимися средствами, то все равно не следует ослаблять нажим на Балканы и при этом нужно готовиться преследовать противника в любой момент, как только он где-нибудь начнет выводить свои войска из района Эгейского моря. «Поэтому, — утверждал Уилсон, — силы на Ближнем Востоке должны быть готовы к преследованию противника по линии Родос, Афины, а может быть и Салоники, для чего поначалу придется развернуть на материке, по-видимому, не далее чем на рубеже Фермопил, корпус в составе двух дивизий. Численность последующих сил будет зависеть от того, в какой степени окажется необходимым преследование противника и развитие успеха с целью ослабить силы противника, ускорить вывод его войск путем установления боевого контакта с силами партизан и четниками в Югославии...»
Заместители начальников штабов считали, что генерал Уилсон высказался слишком оптимистично. Они предупредили начальников штабов в послании от 14 августа о том, что, по данным разведки, немцы не только не собираются эвакуироваться с островов Эгейского моря, но, наоборот, усиливают там свои гарнизоны и что возможность, на которую рассчитывал генерал Уилсон, вряд ли скоро появится. В тоже время, указывали они, «...мы сковываем в восточной части Средиземного моря такие наши силы и ресурсы, которые могли бы принести нам большую пользу в качестве [347] общего резерва для наступления в центральной части Средиземноморья, чем во второстепенных операциях. По нашему мнению, когда мы высадимся где-либо на материковой части Италии, ограничить наши действия будет невозможно. Поэтому, если стратегия, которую защищают начальники штабов, будет одобрена, то следует передать генералу Эйзенхауэру максимум сил и средств, имеющихся в нашем распоряжении. Это, как мы думаем, вызывает необходимость дать главнокомандующему союзными силами на Ближнем Востоке директиву во изменение предыдущей, которая насколько возможно ограничивала бы его оперативные задачи».
Начальники штабов не во всем согласились с этим. Они не предвидели никаких противоречий между оперативными потребностями для осуществления планов «Экколейд» и «Эвеланш»{78} и считали, что было бы «слишком рано полностью сбрасывать со счетов возникновение благоприятных условий, хотя мы и намерены постоянно возвращаться к этому вопросу и пересматривать его». Об этом своем мнении они проинформировали заместителей начальников штабов.
Таким образом, генералу Уилсону, имевшему в своем распоряжении более четверти миллиона человек в боевых частях, оставалось только пассивно наблюдать, как исчезают его шансы на развертывание наступления, поскольку немцы свободно занимали позиции, ранее оборонявшиеся итальянцами. Теперь уже не было никакой нужды задерживать десантные корабли, предназначенные для Индии, и они были отправлены туда 26 августа. К концу месяца нехватка морского транспорта и десантных кораблей до такого уровня сократила наступательные возможности Ближневосточного командования, что оно могло теперь лишь организовывать рейды и высадки незначительного масштаба, да и то только в том случае, если противник не был слишком силен.
Такова была общая обстановка к 8 сентября, когда пришло известие о капитуляции Италии. Попытка захватить остров Родос с ходу не удалась: войска союзников встретили здесь упорное сопротивление немецкого гарнизона. Небольшие силы англичан высаживались также и на других островах Додеканес, в частности на Косе и Леросе, но пока Родос оставался в немецких руках, их положение было весьма непрочным. Для захвата же Родоса требовалось оттянуть часть ресурсов из района действий войск генерала Эйзенхауэра, которые он не мог отдать, а перебросить эти силы с других театров военных действий Объединенный англо-американский штаб отказался. 12 ноября немцы контратаковали союзников на острове Лерос и к 16 ноября овладели им полностью. К концу месяца острова Додеканес были вновь целиком под их контролем.
В качестве военного союзника и партнера Турция могла бы дать англичанам возможность установить контроль над островами Додеканес, однако позиция Турции отличалась нерешительностью. Мы видели, как начальники штабов тянули с ответом на меморандум министерства иностранных дел от 5 июля, призывавший пересмотреть политику в отношении Турции, и они не поднимали этот вопрос до тех пор, пока не оказались на борту «Куин Мэри», направляясь в Квебек. Только тут премьер-министр, получив напоминание от министра иностранных дел, возвратился к этой проблеме. Он задал начальникам штабов вопрос: нужно ли Турции вступать в войну после капитуляции Италии? Ведь острова Эгейского моря будут сданы в этом случае без боя, а наносить удары по нефтепромыслам в районе Плоешти можно будет с помощью авиации, действующей с аэродромов в Южной Италии. Тем не менее военное сотрудничество Турции [348] обещало большие выгоды союзникам: англичане могли бы беспрепятственно использовать аэродромы на территории Турции для бомбардировок румынских нефтепромыслов с близкого расстояния; облегчалась бы задача союзников по оказанию воздушной и военно-морской поддержки России и, кроме того, возникала возможность использовать по назначению силы, остававшиеся у союзников на Ближнем Востоке. «Весь этот район необходимо гальванизировать, — указывал премьер-министр, — и ничто не сможет гальванизировать его лучше, чем наличие определенной цели».
Начальники штабов обсуждали этот вопрос на борту «Куин Мэри», а затем и по прибытии в Квебек. 20 августа они представили свои рекомендации американским коллегам. Главным фактором в них было решение сосредоточить все имеющиеся силы и средства на Италии, и Ближневосточному командованию нравилось только вести небольшие по масштабам операции. Начальники штабов соглашались с мнением о том, что вступление Турции в войну поставит немцев перед дополнительными трудностями, однако турецкие вооруженные силы в их теперешнем состоянии вряд ли смогли бы организовать наступление и «трудности вполне могли принять обратное направление». Бомбардировки района Плоешти все еще были желательны, «но общее бомбардировочное наступление из Северной Италии, одним из объектов которого можно сделать и Плоешти, представляется еще более привлекательным». Принимая во внимание все эти моменты, начальники штабов считали, что время для вступления Турции в войну еще не пришло. Ее намеревались убедить в необходимости пойти на еще большие уступки в пользу союзников, в частности, она могла строже соблюдать конвенцию о международных проливах и не допускать прохода немецких военных кораблей или судов военного назначения через проливы, а также запретить весь экспорт хрома в Германию. Ее следовало также поощрять проводить мероприятия, о которых была достигнута договоренность в Адане, то есть улучшать линии коммуникаций, завершить строительство аэродромов и складов имущества для операции «Хардихуд», разрешить сооружение английских постов воздушного наблюдения и оповещения и радиолокационных станций, а также поднять уровень оснащенности и боеготовности своих вооруженных сил. Начальники американских штабов согласились с этими рекомендациями, добавив к этому, что объем помощи Турции следует резко снизить ввиду ее неспособности надлежащим образом воспользоваться этой помощью.
23 августа Объединенный англо-американский штаб представил свое согласованное решение президенту и Черчиллю. Последнего оно не совсем удовлетворило. По убеждению Черчилля, настало время, когда Турция могла бы что-то предпринять в ответ на предоставленную ей помощь. Черчилль считал, что «турки вздохнут с облегчением, стоит их только попросить отказаться от своего нейтралитета и вступить в войну». Однако он не стал настаивать, и эта проблема на время отпала. Двумя месяцами позже, когда положение их войск в районе островов Додеканес стало критическим, англичане вновь подняли этот вопрос, но и на сей раз никакого положительного решения принято не было. В течение еще одного года немцы полностью господствовали в Эгейском море, а Турция оставалась нейтральной до самых последних месяцев войны. [349]