Распад оси. Апрель — сентябрь 1943 года
Необходимость заниматься вопросами, связанными с капитуляцией Италии, возникла гораздо раньше, чем ожидали Черчилль и Рузвельт.
Потеряв последние остатки своей африканской империи в условиях, когда их армии оказались стиснутыми на узком и почти изолированном плацдарме в Тунисе, когда их кораблям и судам пришлось убираться из всех морей и когда их города стали подвергаться мощным ударам с воздуха, итальянцы уже с начала года остро почувствовали на себе последствия сосредоточения крупных сил союзников против Италии. В марте по индустриальным городам Северной Италии прокатилась волна забастовок, в результате которой Муссолини сместил с поста и своего начальника полиции, и секретаря фашистской партии за то, что они не сумели предотвратить беспорядки и поднять моральный дух населения. Их преемники получили строжайшее указание действовать эффективнее. Однако одного подавления беспорядков было мало; требовались какие-то позитивные шаги, чтобы преодолеть военные трудности, с которыми столкнулась Италия. Итальянское правительство не видело никакого иного способа справиться с этими трудностями, кроме как настоять на том, чтобы Германия заключила временное перемирие на Восточном фронте и сосредоточила все свои ресурсы в районе Средиземноморья. Именно это Муссолини и доказывал, начиная с предыдущей осени.
7 апреля Муссолини, еще не совсем оправившийся от болезни, посетил Гитлера в Клессхейме близ Зальцбурга, чтобы изложить ему свою точку зрения. Как оказалось, такую точку зрения разделял не только он один, а все союзники Германии. Правительства Румынии и Венгрии подталкивали Муссолини к тому, чтобы он взял на себя роль выразителя их взглядов и возглавил некое подобие «европейского движения» внутри оси. Несколько недель спустя даже японцы высказали свое беспокойство по поводу перспектив наступления немцев в России и неспособности их союзников спасти положение на Средиземном море, потеря которого могла иметь самые серьезные последствия и для военных кампаний самой Японии{70}. Однако Муссолини вновь столкнулся с упрямством Гитлера, прикрытым раздраженным красноречием. Фюрер, как и прежде, доказывал, и не без оснований, что прекратить действия на [326] Восточном фронте невозможно. Как и прежде, он стал уверять Муссолини, что Тунис будет удержан «любой ценой». Как с горечью заметил генерал Амброзио, Гитлер вновь не дал ответа на просьбу Италии оказать ей реальную помощь, пообещав лишь предоставить оружие и оснащение для личной охраны Муссолини. Когда же месяц спустя тунисский плацдарм был ликвидирован, Италия оказалась на переднем рубеже фронта, да еще без особых надежд получить какую-либо серьезную помощь от своего союзника. «Может ли наша страна оказать сопротивление вторжению? — спрашивал себя генерал Кастеллано, один из штабных офицеров генерала Амброзио, составляя меморандум. — Недостатка патриотизма у итальянцев нет, но нельзя считать, что они согласятся выдержать еще большие трудности в условиях, когда их надежда на окончательную победу с каждым днем иссякает».
Тем не менее, когда немцы действительно предложили Италии значительную помощь, реакция итальянцев была довольно двусмысленной. 5 мая генерал Ринтелен в своем докладе Гитлеру в весьма резких выражениях охарактеризовал очень низкий боевой дух итальянцев. Если западным союзникам удастся закрепиться на итальянской земле, предположил он, то, «принимая во внимание царящий здесь фатализм, это может вызвать самые неприятные последствия». Гитлер предложил своему союзнику три немецкие дивизии, увеличив позже эту цифру до пяти. Это привело итальянцев в некоторое замешательство. Они рассчитывали получить только военные материалы, танки и авиацию, чтобы вести борьбу самостоятельно, а перспектива прихода в страну большого количества немецких войск с целью ее обороны была для итальянцев не из приятных. Отношения между итальянскими и немецкими штабами быстро охлаждались, и любое превышение власти последних воспринималось крайне нежелательно. В связи с этим Муссолини 13 мая ответил, что вполне хватит и трех дивизий, если в их составе будет достаточно танков, если они получат существенную поддержку с воздуха и будут обеспечены надлежащими средствами ПВО. Такое заявление в ответ на щедрость немцев вызвало у ОКВ, по выражению генерала Варлимонта, «болезненное удивление».
Как следовало немцам относиться ко всему этому? Насколько можно было доверять итальянским союзникам? Какое значение могла вообще иметь оборона Италии в общей ситуации на Средиземноморском театре военных действий? И насколько важен был Средиземноморский театр для продолжения всей войны? На Восточном фронте немцы готовили новое наступление, и выделять большое количество войск куда-то еще они не могли; однако военный крах Италии открыл бы путь не только для удара по территории собственно Италии и ее островам, но и по другим районам, оккупированным итальянскими войсками, — участку южного побережья Франции и, что еще важнее, по Балканам, где у немцев было пока всего около восьми дивизий. Господство союзников на море и в воздухе на Средиземноморском театре полностью исключало какие-либо попытки нанесения контрударов, если не считать возможностей, имевшихся у Деница. А тот постоянно доказывал необходимость проведения беспокоящих налетов на базы союзников в Северной Африке и — еще более упорно — оккупации Испании, что позволило бы легче справиться со всевозраставшими трудностями ведения битвы за Атлантику. Однако Гитлер отклонил эти предложения. Партизанская война в Испании потребовала бы таких сил, которых у слишком обремененной германской военной машины уже не было.
В результате странам оси ничего не оставалось, как гадать, куда нанесут следующий удар союзники и как лучше готовиться к его отражению. Анализируя характер воздушных налетов союзников, итальянское верховное [327] командование решило, что ближайшей их целью будет либо Сицилия, либо Сардиния. Гитлер также предполагал, что Сардиния станет объектом удара, но он никак не мог себе представить, чтобы главный удар союзники не нанесли теперь по стратегически уязвимому и экономически крайне важному Балканскому полуострову. Если уж суждено случиться наихудшему, отметил он 19 мая, то «заклеить Апеннинский полуостров еще как-то можно, но главное и решающее значение для нас имеет удержание Балкан. Медь, бокситы, хром и, прежде всего, наша безопасность — все это здесь, и если даже итальянцы не выдержат, это не будет окончательной катастрофой». Своей операцией «Минсмит» союзники заставили противника поверить в то, что именно Балканы вместе с Сардинией явятся их истинными объектами, и поэтому ОКБ 12 мая в директиве, предупреждавшей о неминуемой угрозе нового удара союзников, указало, что «меры по обеспечению обороны Сардинии и Пелопоннеса должны быть приняты в первую очередь, за счет всех других задач».
Однако, даже если бы Гитлер и правильно оценил намерения союзников, сомнительно, чтобы он выделил большое количество войск для обороны Сицилии. У него росли подозрения относительно истинных намерений итальянцев. Он полностью доверял Муссолини, но дуче, как участливо заметил он своим приближенным в Клессхейме, был болен, а диктаторы не могут себе позволять быть больными. Фоном итальянской политической арены был к тому же двор короля, питавший пристрастие к англичанам, ненадежный и, как выразился Гитлер, «плетущий свою паутину» начиная с 1939 года. Не лучше был и итальянский генштаб. Германское посольство в Риме докладывало, что наследный принц, который являлся командующим всеми силами в Южной Италии и на ее островах, а также генерал Роатта, командующий итальянской 6-й армией в Сицилии, вызывали особое подозрение. Кессельринг упорно защищал репутацию союзников, с которыми так долго работал в самом тесном контакте, но Гитлер на совещании 20 мая заметил по этому поводу, что «Кессельринг — невероятный оптимист, и нам нужно побеспокоиться, чтобы этот оптимизм не ослепил его полностью и не заставил забыть тот факт, что может наступить такой момент, когда потребуется не оптимизм, а твердость». Роммель, у которого остались более неприятные воспоминания об итальянцах, взывал к осторожности, утверждая, что, вероятно, было бы неблагоразумным посылать войска в Италию в условиях, когда итальянцы могли в любой момент блокировать границу и не выпустить их обратно. Гитлер склонен был с этим согласиться и в то же время считал, что Сицилию нельзя отдавать без сопротивления. Наряду с этим следовало подготовиться на случай военного коллапса Италии или ее измены, и позаботиться об этом должен был не симпатизировавший итальянцам Кессельринг, а Роммель.
22 мая Роммель получил соответствующий приказ на проведение такой операции (операция «Аларик»). Предполагалось перебросить с Восточного фронта 6 или 7 моторизованных или танковых дивизий и расположить их по периметру итальянской границы на севере в готовности немедленно вступить в Италию, сведя в три группировки: одну — у Виллаха, другую — в Южной Баварии и Тироле, а третью — на юге Франции. Командующему немецкими войсками на Западе фельдмаршалу Рундштедту предлагалось подготовиться к замене итальянских войск на юге Франции. Еще одна операция («Константин») была запланирована с целью захвата важнейших позиций на Балканах.
На этом этапе Гитлер, если верить записям генерала Варлимонта, считал, что в случае предательства итальянцев потребности всех других театров военных действий, включая и Русский, должны быть подчинены задаче обороны Средиземноморья. Однако провал его стратегии на Восточном [328] фронте и катастрофа, постигшая там немецкие войска в последующие шесть месяцев войны, лишили Гитлера его почти сомнамбулической уверенности в дальнейшем успехе операций. В марте, перед началом весенней распутицы, фронт в России стабилизировался, но обстановка все еще была чревата катастрофой. Харьков вновь оказался в руках немцев, но дальше линия фронта изгибалась на юго-восток, проходя по рекам Донец и Миус и охватывая богатый угольный и промышленный район, который Гитлер упорно стремился сохранить за собой, оставив ради этого значительный выступ в линии фронта, который, по словам Манштейна, «сам просился быть отрезанным». Манштейн понимал, что наступление русских против его потрепанной группы армий «Юг» не только срежет этот выступ, но и разовьется в глубину, пройдет через всю Украину, создаст угрозу нефтеносным районам Румынии, окажет воздействие на колеблющуюся Турцию и воодушевит народы Балканского полуострова, развернувшие партизанскую борьбу. В связи с этим Манштейн склонялся к решению применить против русских ту же стратегию, которую они столь успешно использовали против немцев осенью предыдущего года, то есть позволить их наступлению развиться в глубину, и, дождавшись момента, когда оно, по определению Клаузевица, дойдет до кульминационной точки в растяжении коммуникаций и распылении сил, ударить с севера по открытому флангу и заставить русских выбирать между уничтожением окруженной группировки и поспешным отводом своих сил.
С самого начала вызывало сомнение, что такая стратегия принесет успех. Русские теперь обладали весьма значительным превосходством в силе. Поскольку советские дивизии по численности были гораздо меньше немецких, то сравнение не дает истинного представления о действительном соотношении сил. Это означало, что русские теперь могли создать угрозу наступления одновременно на всех участках фронта, а особенно на выдвинутой вперед дуге фронта под Харьковом, Белгородом и под Орлом. Таким образом, все немецкие ресурсы были бы скованными. Сложилась такая же ситуация, которая ввиду нехватки сил оказалась им не под силу во время наступления прошедшим летом. В любом случае эту стратегию мобильной войны, предполагавшую сдачу Донецкого промышленного района, Гитлер посчитал слишком рискованной. Вместо этого он принял предложение, выдвинутое генералом Цейтцлером и штабом ОКХ{71} и предполагавшее наступление на ограниченном участке фронта — против русской дуги, которая выступала на запад между Белгородом и Орлом и прикрывала город Курск. Выгоды этого наступления были очевидны. Оно должно было привести к потере русскими стартовой площадки для наступления в глубь Украины; оно сокращало линию фронта, давая возможность, по расчетам ОКХ, вывести в резерв до 10 дивизий; оно должно было быть жестко ограничено по масштабам и позволить наилучшим образом использовать столь же ограниченные резервы, имевшиеся теперь у вермахта; кроме того, победа на этом участке фронта должна была существенно поднять боевой дух у стран оси и послужить серьезным предупреждением западным державам, планировавшим вторжение в Европу. «Победа под Курском, — писал Гитлер в своей директиве от 15 апреля, — должна стать маяком, освещающим путь для всего мира».
Однако этот маяк Гитлер никак не мог решиться зажечь. Операция («Цитадель») была разработана еще в марте с расчетом на то, что она начнется в первые дни мая, как только подсохнет земля после весенней распутицы. Ее планировалось вести с двух направлений в виде клещей, для чего частью сил группы армий «Юг» Манштейна предполагалось нанести удар с юга на север от Белгорода, в то время как 9-я армия генерала Моделя [329] должна была наступать на юг от Орла. Узнать о том, что готовится такая операция, не составляло большого труда, и скоро выяснилось, что русские возводят мощные укрепления как раз в тех местах, где немцы планировали нанести свои удары. Когда накопилось достаточное количество разведданных о подготовке русских, Гитлер решил выждать, пока на фронт не поступят в достаточном количестве для прорыва оборонительных рубежей танки нового типа, начавшие сходить с конвейеров германских заводов, — тяжелые танки «тигры» и «пантеры», а также новые самоходные орудия «фердинанд». В связи с этим наступление было отложено сначала до июня, затем — до июля. И вот 18 июня Гитлер наконец отдал приказ о наступлении. Через неделю был назначен и день его начала — 5 июля. Для проведения операции на этом участке фронта были сосредоточены два воздушных флота, 19 танковых и моторизованных и 14 пехотных дивизий, 1800 самолетов и около 2000 танков.
Операция началась точно в назначенный срок и на южном участке развивалась не так уж плохо. В первый день Манштейн доложил, что войска продвинулись на 9–10 миль. Затем его войска и ударная группировка Клюге, наступавшая с севера, застряли, втянувшись в изнурительнейшую борьбу на уничтожение среди сложной системы минных полей и противотанковых укреплений. В этой борьбе у немцев не было никаких преимуществ ни в танках, ни в артиллерии, а подвижность их войск все больше ограничивалась нехваткой горючего. К северу от места битвы за Курск русские 11 июля начали наступление на оборонительную линию немцев у Орла, сковав тем самым силы, которые немцы предназначали для наступления. Тем не менее Манштейн пока оставался доволен ходом сражения, сравнивая потери обеих сторон: именно так он докладывал в ставке Гитлеру, куда его вместе с Клюге вызвали 13 июля. Гитлер сообщил им о своем решении прекратить наступление. Правда, имеющиеся на этот счет свидетельства противоречивы, однако в своих мемуарах Манштейн утверждал, что в качестве конкретной причины отказа от наступления Гитлер якобы выдвинул высадку англо-американских сил на Сицилии, предпринятую за три дня до этого. Гитлер заявил своим командующим, что для того, чтобы восстановить там положение или, по крайней мере, не допустить полного развала всего средиземноморского крыла фронта, туда необходимо послать немецкие войска из России.
Так была свернута незадачливая операция «Цитадель»{72}. А три недели спустя, в начале августа, русские с двух сторон атаковали курский [330] выступ и выбили немцев из Белгорода и Орла. 22 августа они вновь овладели Харьковом, и Манштейн едва успел отвести свои войска, оказавшиеся в угрожающем положении, дальше на юг. Ему удалось расположить их на новых позициях вдоль Днепра раньше, чем русские сумели захватить плацдармы на правом берегу реки. С этого времени русские уже не теряли инициативу на фронте. Через двадцать месяцев Красная Армия ворвалась в Берлин.
Высадка союзников на Сицилии 10 июля не застала врасплох ни итальянское верховное командование, ни его немецких коллег в Риме. На них произвели впечатление не столько обнаруженные документы в сумке утонувшего английского «курьера», сколько сосредоточение английских и американских судов и кораблей против итальянских берегов в Северной Африке, а также система стратегических бомбардировок, проводившихся союзниками, и, в частности, сосредоточение во много раз превосходящих сил против острова Пантеллерия. Бомбардировки его начались 8 июня, и после того как в течение трех дней было сделано 5258 самолето-вылетов и сброшено 4656 т бомб, гарнизон острова капитулировал. К концу месяца Кессельринг представил доклад, в котором реально оценивались шансы, имевшиеся у стран оси на удержание Сицилии и Сардинии. «Боеспособность итальянского военно-морского флота, — признавал он, — располагающего в настоящее время лишь одним боеготовым линейным кораблем, настолько понижена, что ни ресурсов итальянского флота, ни слабых легких немецких военно-морских сил не хватит, чтобы оказать достаточное сопротивление десантным операциям противника». Кессельринг считал, что оборона Сицилии, Сардинии и Корсики будет тем не менее возможной «при имеющихся в наличии силах и средствах. Решающим моментом при этом явится готовность итальянских войск. Можно надеяться, что присутствие уже находящихся здесь и ввод новых немецких соединений поднимут боевой дух итальянцев до необходимого уровня. Если же оборона рухнет и сами итальянцы не захотят сражаться, тогда острова будут рано или поздно потеряны, поскольку немецких сил здесь не хватит, чтобы удерживать их в течение более или менее продолжительного времени».
Боевые силы стран оси на Сицилии, где командующего 6-й итальянской армией генерала Роатту сменил генерал Гуццони, включали 10 итальянских дивизий, причем 6 из них были соединениями береговой обороны с довольно низкой боеспособностью, и 2 немецкие дивизии — «Герман Геринг» и 15-ю моторизованную. Эти 2 немецкие дивизии, располагавшиеся в резерве для нанесения контрударов, находились в оперативном подчинении у итальянцев, однако Кессельринг дал им указание действовать «только в соответствии с немецкими тактическими принципами». Что касается береговых укреплений, то, по мнению Кессельринга, они были устаревшими и не соответствовали задаче; моральный дух сицилианцев был невысоким, а их отношение к немцам «не отличалось дружелюбностью». Тем не менее Кессельринг дал понять своему коллеге генералу фон Зенгер унд Эттерлину, офицеру связи при штабе итальянской 6-й армии, что он надеется отразить любое вторжение.
Ход событий 10 июля и в последующие дни опроверг столь смелые надежды Кессельринга, однако показал правильность его общего анализа стратегической обстановки. Высадке союзников на берегах Сицилии практически не было оказано никакого сопротивления, а последовавшие за этим контрудары дивизий «Герман Геринг» и «Ливорно» против плацдармов, захваченных американской 7-й армией, были эффективно подавлены огнем союзной артиллерии и кораблей. Аэродромы у Джелы и порт [331] Ликата были захвачены в течение нескольких часов. Порты Сиракузы и Аугуста были открыты и действовали на полную мощь в течение трех дней. Потери союзников в живой силе и десантных средствах оказались достаточно низкими, а смелое применение воздушных десантов вызвало определенное замешательство у командования итальянской армии, хотя многие из этих десантов были выброшены мимо назначенных объектов. По официальным донесениям генерала Александера, за два дня союзники высадили 80 тыс. чел., 7 тыс. автомашин, 300 танков и 900 орудий. Самым примечательным было то, что многие итальянские соединения и части вообще не пытались оказывать сопротивление, а при первой же возможности массами сдавались в плен.
Высадка на Сицилии разрешила некоторые из проблем, стоявших перед немецкими планирующими органами. ОКБ не исключало возможности дальнейших высадок союзников в Греции и все еще считало, что они могут направить свой удар скорее против Балкан, чем против территории собственно Италии. Однако теперь ОКБ понимало, что удара по Северо-Западной Европе, по крайней мере в ближайшее время, не будет и что поэтому силы фельдмаршала Рундштедта можно свободно использовать в качестве резерва для фронта на Средиземноморье. Гитлер быстро сориентировался и приказал немедленно направить еще два немецких соединения в Сицилию — 1-ю парашютно-десантную дивизию и 29-ю моторизованную дивизию — с задачей сбросить вторгнувшихся союзников обратно в море. На Сицилию был послан и штаб 14-го танкового корпуса, командир которого генерал Хубе получил секретное указание возглавить оперативное руководство действиями, «незаметно оттесняя высшие командные инстанции итальянцев». Кессельринг действительно дал ему инструкцию «в случае возникновения определенной обстановки» принять на себя командование всеми вооруженными силами на Сицилии. Гитлера бесила безучастность итальянских войск и прежде всего та легкость, с какой они отдали противнику важную военно-морскую базу у Аугусты. Он поручил генералу Ринтелену убедить Муссолини принять необходимые меры и особо указать, что бесполезно посылать туда новые немецкие войска в обстановке, когда сами итальянцы не воюют. Тем не менее 13 июля Гитлер подтвердил свое распоряжение об отправке подкреплений. Более того, идя навстречу просьбам итальянцев о средствах авиационной поддержки, он приказал передислоцировать три группы бомбардировщиков с запада и по одной группе бомбардировщиков и истребителей с юго-востока. На следующий же день немецкие силы взяли на себя всю ответственность за организацию противовоздушной обороны в районе Мессинского пролива.
Несмотря на многочисленные случаи капитуляции итальянских войск, силы стран оси на Сицилии быстро восстанавливали положение. Союзникам, чьи боевые порядки были рассчитаны при высадке на преодоление сильного сопротивления на берегу, потребовалось несколько дней, чтобы перестроиться для быстрого продвижения в глубь острова. Это дало возможность немецким и оставшимся верными союзу итальянским соединениям постепенно отойти на более надежные позиции, прикрывавшие Катанию, где они успешно сдерживали атаки, начатые 14 июля войсками американской 8-й армии. На левом фланге у англичан боевым действиям мешали возникшие споры с американцами о разграничительных линиях. При наличии большего административного таланта и дипломатического такта у некоторых старших английских офицеров всего этого можно было бы избежать. Возникшую напряженность в отношениях ликвидировал генерал Александер. Он освободил американскую 7-ю армию от неприятной роли прикрывать фланг наступающих английских войск и поставил ей задачу наступать в западном направлении и захватить порт [332] Палермо. Генерала Паттона не нужно было убеждать: пока его правый фланг рассекал остров, развивая наступление с юга на север, войска его левого фланга 22 июля вступили в Палермо.
К этому времени стало ясно, что попытка генерала Монтгомери овладеть Катанией с ходу не удалась и что войска стран оси, которыми теперь по-настоящему командовал генерал Хубе, создают сильную оборонительную позицию, опиравшуюся на горный массив с вулканом Этной и отсекавшую всю северо-восточную часть острова. В связи с этим генерал Александер перегруппировал свои войска и 25 июля отдал приказ командующим армиями начать новое наступление. Американская 7-я армия должна была продвигаться на восток по узкой дороге, проходившей вдоль северного берега острова, и прорвать немецкую линию обороны в районе Сан-Фрателло, там, где она вплотную подходила к морю. На участке 8-й армии главный удар предполагалось нанести левым флангом, где действовал 30-й корпус, которому предстояло пересечь центральную часть острова через Адрано и Агиру. Наступление было назначено на 29 июля. Однако к тому времени по другую сторону фронта произошли такие события, которые серьезно изменили положение.
Гнев Гитлера по поводу слабой боеспособности итальянских вооруженных сил не произвел на итальянское верховное командование никакого впечатления. Генерал Амброзио выразил свою убежденность в том, что ответственность за разгром несут только немцы и что они одни обязаны стабилизовать положение. В меморандуме, представленном им дуче 4 июля, он указал, что Италия сейчас оказалась перед лицом второго фронта, открытого на ее собственной территории, и, для того чтобы отразить натиск, необходимы такие огромные наземные и воздушные силы, каких Италия найти у себя не сможет и выделить которые можно было бы, лишь приостановив операции на востоке. «Если мы не можем предотвратить открытие такого фронта, — заключал он, — то высшим политическим властям следовало бы подумать о том, не лучше ли будет избавить страну от дальнейшего ужаса и разрушений и закончить борьбу сейчас, учитывая, что окончательные ее результаты через год или два окажутся еще худшими».
Муссолини не стал ни отчитывать Амброзио, ни возражать ему. По имеющимся сведениям, он даже составил черновик письма Гитлеру, в котором использовал многие положения из меморандума Амброзио, призывая «совместно оценить обстановку и сделать из этого выводы, которые наилучшим образом отвечали бы нашим общим интересам и интересам моей страны». Однако лично для Амброзио такая политика была уже неосуществимой. 21 июля дуче заверил генерала Ринтелена в том, что он намерен защищать Сицилию до последнего человека. Ринтелен в свою очередь уведомил ОКБ, что итальянское верховное командование приняло решение оборонять Сицилию, хотя у Амброзио «было мало надежды удержать ее в течение долгого времени».
Между тем у немцев возникли сомнения. 15 июля генерал Йодль в ОКВ высказал подозрения, что за словами итальянцев, просивших прислать им новые войска, скрыты иные побуждения. Он утверждал, что среди итальянских офицеров есть предатели и что направлять новые немецкие соединения на юг значило бы подвергать их риску уничтожения. Он предложил Гитлеру не посылать больше в Италию никаких немецких подкреплений до тех пор, пока не будет переформировано итальянское командование сухопутных и военно-морских сил, пока на ключевые посты [333] не будут назначены проверенные и надежные офицеры и пока не будет создано объединенное высшее командование силами стран оси, в котором и наземными, и воздушными силами будут руководить немецкие офицеры.
Этот демарш произвел серьезное впечатление на Гитлера, заставив его вызвать своих эмиссаров из Рима — посла Макензена и принца Гессенского — на совещание, которое состоялось 17 июля. Фюрер все еще не хотел верить в то, что сложилась именно такая ситуация, как ее описал Йодль. «Должны же в Италии остаться какие-то способные люди! — патетически заявил он. — Не могли же все сразу стать нам врагами!» Однако вызванные им советники ничем не могли его успокоить. Дениц заявил, что все командование итальянского военно-морского флота и вся итальянская армия прогнили, а Роммель на вопрос о том, кто из итальянских высших офицеров мог бы сохранить доверие немцев и сотрудничать с немецким командованием, ответил лаконично, но довольно точно: «Таких людей там нет!» Гитлер все еще не мог в это поверить и решил лично разобраться в сложившейся ситуации, встретившись с дуче, а пока распорядился по-прежнему направлять подкрепления в Италию. Правда, по совету Геринга и Макензена Гитлер решил не торопиться с назначением Роммеля командующим немецкими войсками в Италии. Вместо этого он сделал его ответственным за район, который, несмотря на высадки на Сицилии, все еще рассматривался как наиболее уязвимый; это был район Греции и островов Эгейского моря.
Утром 19 июля диктаторы встретились в Фельтре. Атмосферу встречи Ринтелен назвал «изнуряющей», добавив, что «причиной этого была не одна лишь жара». Оба диктатора получили заранее рекомендации своих военных советников: Гитлер по совету Варлимонта должен был потребовать создания объединенного командования в соответствии с принципами, выдвинутыми Йодлем, а Муссолини опирался на доводы Амброзио, убеждавшего его открыто заявить союзнику, что Италия не в состоянии продолжать войну. Однако ни фюрер, ни дуче не стали придерживаться этих рекомендаций. Гитлер в течение всего утра, словно в трансе, твердил о необходимости найти в себе железную волю, чтобы подчинить силы провидения, и согласился послать еще больше немецких войск на Сицилию, но при условии, что итальянцы приложат необходимые усилия для обеспечения безопасности коммуникаций и «примут самые решительные меры к тому, чтобы привести в порядок свои военные и гражданские дела». Муссолини почти не открывал рта, разве только для того, чтобы дрожащим голосом зачитать донесение, полученное в ходе совещания и сообщавшее о том, что союзная авиация впервые совершила налет на Рим. Штабные переговоры между Кейтелем и Амброзио были ограничены вопросами материально-технического обеспечения и обороны Мессинского пролива, причем немцы настаивали на том, чтобы итальянцы также направляли свои дивизии на юг Италии, заявляя, что в противном случае они туда свои дивизии не пошлют. Тем не менее ОКВ распорядилось продолжить переброску подкреплений, а два дня спустя сам Йодль приостановил подготовку к операциям «Аларик» и «Константин».
Амброзио покидал это совещание в еще более скверном настроении, чем прибыл на него. Он был зол на Муссолини за то, что у того не хватило мужества высказать все Гитлеру, и на следующий же день подал прошение об отставке. Ему отказали. Тогда он стал искать менее ортодоксальные пути для вывода Италии из войны.
Данный труд не ставит целью последовательно, по этапам, описать постепенный переход антиправительственной оппозиции в Италии от пассивного несогласия к активным заговорщическим действиям. В донесениях [334] немцев из Италии отнюдь не преувеличивались настроения пораженчества и ненадежность королевского двора и итальянского верховного командования. Уже с мая 1942 года два ушедших в отставку крупных военных деятеля — маршал Бадольо и маршал Кавилья — независимо друг от друга находились в контакте с агентами западных союзников в Берне. Два члена королевской семьи — герцог Аоста и принц Пьемонтский — установили такие же контакты через итальянского генерального консула в Женеве в декабре того же года. Все они предлагали организовать государственный переворот с использованием вооруженных сил и начать после этого переговоры о мире. В начале июня 1943 года старейший итальянский политический деятель Бономи, а затем фашистский политик Гранди посетили короля, уговаривая его возглавить акцию, направленную на свержение режима и отказ от «стального пакта». Король заверил Гранди, что в надлежащий момент сделает это. «А пока что, — попросил он, — помогите мне найти конституционные средства». Все нити заговора быстро сошлись в одних руках — у министра двора графа Аквароне. 30 июня Бономи встретился с Бадольо, а через несколько дней в заговор был вовлечен и Амброзио. 5 июля он рассказал Виктору-Эммануилу о том отчаянном положении, в котором оказалась Италия, сохранившая всего лишь около 12 дивизий для обороны страны от вторжения союзников. В это же время Амброзио начал подготовку военных мероприятий, необходимых для поддержания переворота, включая и арест Муссолини.
Совещание в Фельтре было для Муссолини последней возможностью спасти себя, взяв в свои руки инициативу по выводу Италии из войны. После того как он упустил эту возможность, заговорщики стали действовать очень быстро. 24 июля вечером по инициативе Гранди был созван большой фашистский совет. Ринтелен, который, очевидно, что-то прослышал о нем, доложил руководству о том, что «это совещание должно иметь большое значение». Это действительно было так. После девятичасового заседания девятнадцатью голосами против семи была принята резолюция, призывавшая короля взять в свои руки всю власть в стране. На следующий день были приняты те военные меры, которые спланировал Амброзио. Муссолини был арестован, когда выходил из дворца после аудиенции у короля, и вывезен в неизвестном направлении (на остров Понца). По приказу Амброзио армия, полиция и карабинеры заняли все ключевые пункты в столице. Однако им и не нужно было действовать столь решительно. С исчезновением дуче весь хитроумный, раздутый, но гнилой аппарат фашистской партии развалился в течение одной ночи.
О перевороте Гитлер узнал вечером 25 июля. Первое, что он сделал, это приказал вывести все немецкие войска из Сицилии, даже если при этом будет оставлено все их тяжелое имущество, и распорядился силами воздушно-десантных частей провести операцию против Рима, арестовать заговорщиков, включая короля и наследного принца, и восстановить свергнутый режим. «Я полон решимости нанести удар молниеносно, как я сделал это однажды в Югославии», — заявил он. Операция «Аларик» вновь получила одобрение. Были приняты меры, позволяющие держать открытыми перевалы на границах. Роммеля отозвали из Салоник, куда он только что прибыл, и приказали ему возглавить все немецкие силы в Италии. Когда 25 июля он явился к Гитлеру на доклад, фюрер приказал ему: «В первую очередь выведете все войска через пролив, поскольку удержать Сицилию уже нельзя... Сможете ли вы удержать «носок» сапога, сказать пока невозможно, но это в любом случае не имеет большого значения. Самое главное — организовать сплошной фронт, чтобы мы вообще могли вести борьбу». Гитлер не без оснований отмел заверения нового итальянского правительства в том, что оно будет продолжать войну. Эти заверения были переданы через Кессельринга и Ринтелена. «Они говорят, что [335] будут воевать, но это все обман. Нам следует понять, что все это лицемерие и обман!» — заявил фюрер. Однако военные советники Гитлера были против проведения обеих намеченных фюрером операций. Дениц указал на то, что эвакуация немцев из Сицилии высвободит у западных союзников много сил для ведения новых операций где-нибудь в этом же районе и, кроме того, откроет дорогу через Южную Италию на Балканы. Не только Дениц, но и Роммель, Кессельринг и Рихтгофен, с июня командовавший немецкими ВВС на Итальянском театре, настойчиво протестовали против планируемого удара по новому итальянскому правительству, которое, как они понимали, собрало вокруг себя последние остатки надежных итальянских вооруженных сил. Любая попытка свергнуть его, утверждали они, приведет только к хаосу в стране и к войне между странами оси, что сделает положение немецких войск на юге страны совершенно безнадежным.
Гитлер позволил на время уговорить себя, а 1 августа Кессельринг доложил, что ни о какой попытке переворота не может быть и речи, поскольку итальянцы подвели к Риму пять дивизий для его обороны. И все же операции «Аларик» и «Константин» были вновь рассмотрены ОКБ и объединены в одну новую операцию «Аксе» («Ось»), в которую были включены все мероприятия, намеченные к проведению в Южной Франции, Италии, на Балканах и на островах Эгейского моря в расчете на тот момент, когда Италия окончательно выйдет из войны.
28 июля были отданы первые приказы на проведение операции «Аксе». Немецким войскам предписывалось занять все районы, удерживаемые до этого времени итальянцами, принять в свой состав те итальянские части и подразделения, которые намерены продолжать борьбу, и разоружить, а при необходимости интернировать все остальные итальянские войска. Эти приказы были доведены только до командиров дивизий и их штабов, которым разрешалось действовать по собственной инициативе. Под командованием Роммеля началось создание новой группы армий «Б» со штабом в Мюнхене и в составе 8 дивизий, которые были выведены главным образом из Франции. Одновременно Кессельринг получил инструкцию поддерживать отношения с итальянским верховным командованием, как и раньше, чтобы «не помешать проникновению немецких дивизий в Северную Италию». ОКБ действительно взяло на себя весьма деликатную задачу. Не предпринимая ничего, что могло бы вызвать враждебность итальянцев или способствовать их окончательному коллапсу, немцы готовились к тому, чтобы справиться с любой из этих альтернатив.
Тем временем 6 августа Кейтель, Варлимонт и Риббентроп отправились в Тарвизио на встречу с новыми итальянскими лидерами, во время которой предполагалось выяснить их намерения. Сердечностью эта встреча не отличалась. Немецкая делегация прибыла в бронепоезде в сопровождении многочисленного и до зубов вооруженного отряда эсэсовцев. От Гитлера они получили строжайшие инструкции не брать в рот ничего, прежду чем хозяева не начнут есть это сами (предосторожность времен Ренессанса, которую немцы не очень-то соблюдали!). Итальянскую делегацию возглавляли Амброзио и новый министр иностранных дел Гарилья. Они сразу же перешли в наступление, жалуясь на непомерный приток немецких войск в Италию, которые к тому же ведут себя не как союзники, пришедшие защищать итальянские берега, а, скорее, как оккупанты. Присутствие немецких войск, заявил Амброзио, вынуждает итальянское руководство отозвать домой свои войска с Балкан и из Франции. Он подчеркнул, что такое сосредоточение немецких войск в Италии недопустимо. Немцы на совещании вынуждены были занять оборонительную позицию. Совещание, таким образом, свелось к взаимным заверениям в добрых намерениях, в которые каждая из сторон верила лишь постольку поскольку. [336] Когда результаты совещания были доложены Гитлеру, он заметил, что «итальянцы полным ходом ведут переговоры с противником... Они вообще разговаривают с нами только для того, чтобы выиграть время». И в этом он был совершенно прав. Еще 28 июля правительство Бадольо решило начать переговоры с союзниками, и его эмиссары уже действовали в Лиссабоне и Танжере.
Окончательно убедившись в неизбежности предательства итальянцев, Гитлер стал более открыто принимать меры предосторожности. Немецкие войска на юге Италии были переформированы в новую 10-ю армию под командованием генерала Фитингофа. Гитлер принял его 9 августа и заявил, что «не успокоится до тех пор, пока немецкие дивизии на юге Италии и на Сицилии не будут отведены в район южнее Рима». Когда 15 августа состоялось новое совещание с итальянским верховным командованием, на сей раз в Болонье, чтобы решить оперативные вопросы, не затронутые на встрече в Тарвизио, немцев уже представляли Йодль и Роммель; Кессельринга не включили в состав делегации. Немцы решительно настаивали на создании объединенного командования войск стран оси в Северной Италии во главе с Роммелем. Генерал Роатта, ставший теперь начальником генерального штаба сухопутных войск, в принципе соглашался на создание такого объединенного командования, однако настаивал, чтобы верховным главнокомандующим был назначен итальянский военачальник; в то же время Роатта упорно добивался согласия немцев на отправку их войск на юг, где нависала угроза вторжения. Совещание закончилось неопределенно: к согласованному решению так и не пришли. А 16 августа Гитлер приказал Роммелю начать движение немецких войск через итальянскую границу.
Когда этот приказ дошел до Роммеля, последние немецкие войска уже покидали Сицилию. Поначалу им представлялось, что они ведут сражение вслепую, не зная, то ли они должны всеми силами оборонять остров, то ли просто вести отвлекающие действия для прикрытия их эвакуации. Когда 27 июля Кессельринг инструктировал немецких командиров на Сицилии, он заявил, что они должны делать и то и другое. Гитлер и сам метался, то ли принять решение вывести все свои войска в безопасные районы, то ли упорно удерживать занимаемую ими территорию, а пока от него не поступило четких приказов, эти вопросы приходилось решать командующим на местах. Однако удары западных союзников, предпринятые 29 июля, помогли немцам правильно сориентироваться.
Генерал Хубе хорошо понимал, что, как бы ни была прочна его линия обороны, она не могла бесконечно выдерживать натиск союзников, возобновивших свои атаки. В связи с этим 1 августа штаб 14-го танкового корпуса составил первый план эвакуации немецких войск с острова; 5 августа началось его выполнение. Однако это мероприятие не помешало немцам упорно сдерживать наступление американцев вдоль дороги у Сан-Фрателло на северном побережье острова и удары 8-й армии в районе Адрано и Сентурипе в центральной его части. Катания пала 5 августа, Адрано — вечером следующего дня. 8 августа был взят Сан-Фрателло, однако войска Хубе, удерживая в своих руках узкие дороги, огибавшие подножие Этны, сумели задержать наступление армий союзников еще на неделю. Войска генерала Паттона вступили в Мессину вечером 16 августа, опередив английскую 8-ю армию. Последние немецкие и итальянские войска успели переправиться через пролив еще утром этого дня. Союзники могли поздравить друг друга с захватом Сицилии. На это ушло 38 дней. Потери союзников составили 20 тыс. чел; державы оси потеряли 164 тыс. чел. убитыми, ранеными и пленными. Из этого общего числа немцы [337] потеряли 32 тыс. чел. Хубе вывел с острова 60 тыс. чел. вместе с их оружием и транспортом. Им предписывалось соединиться с немецкими войсками, сосредоточивавшимися в это время на итальянском полуострове.
Эти войска были разделены на две самостоятельные группировки. К северу от линии Пиза, Ареццо, Анкона занимала позиции, позволявшие контролировать важнейшие узлы коммуникаций и другие стратегические объекты, группа армий «Б», которой командовал Роммель и которая подчинялась непосредственно ОКБ. Один ее корпус прикрывал лигурийское побережье от Генуи до Виареджо; другой, на позициях между Пармой и Моденой, оборонял Ломбардию; одна дивизия охраняла Бреннерский перевал и еще одна просачивалась через границу севернее Триеста в провинцию Венеция-Джулиа. Южнее линии Пиза, Анкона немецкие войска все еще находились под командованием Кессельринга, являвшегося главнокомандующим немецкими войсками на юге Европы. Кессельринг в свою очередь все еще в принципе подчинялся итальянскому верховному командованию и, к его большой досаде, ничего не знал о планах и действиях Роммеля. Две из его дивизий оставались в районе Рима, угрожая итальянской столице, а на юге находилась 10-я армия Фитингофа в составе трех корпусов, причем один из них в составе двух дивизий располагался на самом кончике «сапога», в Калабрии, другой в составе трех дивизий оборонял побережье по обе стороны от Неаполя, от Гаэты до Салерно, а третий находился в непосредственном распоряжении Хубе, составляя его резерв.
Значительную часть войск для формирования армии Фитингофа пришлось брать из Сицилии, поскольку, несмотря на просьбы Кессельринга, ОКБ все еще не решалось направлять в Южную Италию новые немецкие войска до тех пор, пока ситуация в Италии оставалась неясной. Йодль со своей стороны по-прежнему считал, что можно отказаться от обороны Апеннинского полуострова. В меморандуме от 6 сентября он выразил мнение, что если итальянцы откажутся от мер, необходимых для самообороны, то немцы должны будут создать оборонительную позицию поперек самого узкого места полуострова, а оставшиеся дивизии перебросить на Балканы. Кессельринг решительно возражал против этого. Когда три дня спустя войска западных союзников высадились на побережье Салернского залива, у немцев, как, впрочем, и у самих союзников, все еще не было выработано никакой стратегии относительно дальнейшего ведения войны в Средиземноморье.
Однако эта неопределенность стратегического порядка ни в коей мере не отразилась на действиях немецких войск и их командования на местах. 30 августа они получили пересмотренную и теперь уже окончательную директиву на проведение операции «Аксе». Всем итальянским войскам предписывалось или сложить оружие, или продолжать сражаться вместе с немцами. Предлагалось также захватить все альпийские перевалы, железнодорожные узлы и главные порты Северной Италии вместе со всеми итальянскими военными и коммерческими кораблями и судами, самолетами и аэродромами, со всеми военными объектами, военным имуществом и материалами. Немцы должны были установить контроль над всем юго-восточным районом театра военных действий, включая острова Эгейского моря. Предлагалось вывести немецкие войска с Сардинии и Корсики. Армии Фитингофа приказывалось отойти на север, к Риму, и поступить в распоряжение Роммеля. Немецким командующим давалось несколько больше недели на то, чтобы детально изучить эту директиву и принять нужные меры. 8 сентября в 7 час. 45 мин, вечера по радио было передано заявление маршала Бадольо о капитуляции Италии перед войсками западных союзников. И через 35 минут началась операция «Аксе». [338]