Боевые действия на море и в воздухе. Январь — август 1943 года
В декабре 1942 года германский главный морской штаб произвел оценку дальнейших перспектив войны. Высадка в Северной Африке, говорилось в его меморандуме от 1 декабря 1942 года, заставила страны оси перейти к обороне. Вероятным следствием явится то, что каждый из главных партнеров — Германия и Япония — станет в будущем заботиться только о себе и откажется от всяких попыток проводить общую глобальную стратегию, как их противники. Стратегическая обстановка и недостаток горючего уже привели к тому, что тяжелые корабли немецкого флота были вынуждены ограничиться оборонительными действиями на норвежском побережье, где угроза русским конвоям и подступам к Британским островам несколько облегчала положение Японии, сковывая значительную часть английского флота. Это означало, что «уничтожение морских транспортных средств противника с целью воспрепятствовать перегруппировке его военных и материальных ресурсов является и будет оставаться важнейшей задачей флота». Естественно, это требовало прежде всего развертывания подводного флота.
Адмирал Дениц имел все основания с удовлетворением оглянуться на действия своих подводных лодок прошедшей осенью и с известной уверенностью взглянуть в будущее. Тоннаж потопленных судов союзников упорно возрастал: 485 413 т — в сентябре 1942 года; 619 417 т — в октябре; 729 160 т — в ноябре. В декабре, в зимних условиях, общий тоннаж снизился до 330 806 т, однако количество подводных лодок в море увеличивалось, а погибала лишь небольшая их часть. В ноябре, когда Дениц докладывал, что на позициях в Северном море, Атлантическом океане и Средиземном море в общей сложности находится 107 лодок, первый лорд адмиралтейства информировал комитет по противолодочной обороне, что темп уничтожения подводных лодок составляет лишь одну треть темпа их строительства. Эскортные корабли понесли большие потери, прикрывая высадки в Северной Африке. Эффективность авиационного патрулирования в Бискайском заливе резко снизилась после того, как немецкие подводные лодки научились противодействовать применению радиолокаторов, которыми были оснащены самолеты берегового командования. Кроме того, в Атлантическом океане оставались обширные площади, где самолеты вообще не могли действовать эффективно и где теперь сосредоточивались немецкие подводные лодки.
В конце 1943 года был отстранен от должности главнокомандующий военно-морскими силами Германии гросс-адмирал Редер. 6 января он [215] получил сильный разнос от Гитлера, после того как тяжелые корабли немецкого флота потерпели поражение при попытке разгромить арктический конвой JW-51. Гитлер заявил, что концепция «сбалансированного флота», которой придерживался Редер, оказалась несостоятельной, так как крупные надводные корабли только требовали затраты значительных средств для обеспечения их охранения, и поэтому выгоднее пустить их все на слом, а их тяжелые орудия использовать для береговой обороны. Как свидетельствуют протоколы этого заседания, Редеру почти не представилось возможности ответить. На посту главнокомандующего его сменил Дениц, сохранив за собой пост командующего подводными силами. Дениц без труда убедил Гитлера, что отныне следует отдать полный приоритет строительству и ремонту подводных лодок и укомплектованию их экипажей. Фельдмаршалу Кейтелю и министру вооружений Шпееру пришлось согласиться с этим, чтобы не переводить людей из подводных сил в войска. Было решено ускорить производство подводных лодок и рассредоточить предприятия, строящие их. Герингу пришлось встретиться с непреодолимыми трудностями обеспечения авиационного прикрытия и разведки в интересах действий подводных лодок в тех масштабах, на которых настаивал Дениц.
Тем временем англичане наконец создали свой механизм командования и управления, призванный обеспечить необходимый приоритет битве за Атлантику при распределении ресурсов. 4 ноября состоялось первое заседание комитета кабинета министров по противолодочной обороне под председательством премьер-министра. Заместителем председателя был министр авиационной промышленности Криппс, а секретарем — секретарь военного кабинета Бриджес. Кроме непосредственно заинтересованных министров и военачальников — первого лорда адмиралтейства и начальника главного морского штаба, министра авиации и начальника штаба военно-воздушных сил, министра военных перевозок и командующего береговой авиацией — в заседании участвовали ученые. На заседания приглашались также советник президента Рузвельта в ранге посла Гарриман и командующий военно-морскими силами США на Европейском театре военных действий адмирал Старк.
До второй половины апреля комитет заседал раз в неделю, потом, когда миновал кризис, стал собираться в два раза реже, а после августа 1943 года — только раз в месяц. Он рассматривал такие важные межведомственные спорные вопросы, как перенесение усилий бомбардировочного командования с германских городов на базы подводных лодок на западном побережье Франции, обсуждал стратегию размещения военно-морских и военно-воздушных сил и тактику охраны конвоев, тщательно следил за разработкой новых видов вооружения — глубинных бомб, торпед, мин, взрывателей, сетей заграждения и аэрофинишеров для конвойных авианосцев.
На заседаниях господствовал новый дух, настойчиво требующий пытливого и беспристрастного подхода к решению вопросов. Все это создавало атмосферу, совершенно отличную от жестоких безрезультатных споров, происходивших минувшим летом.
Следует отметить одну из самых важных заслуг этого комитета — его новаторскую деятельность в области изучения боевого опыта. Выводы исследователей не всегда убеждали ответственных командиров; в обиход вошло даже бранное выражение «кабинетная стратегия». Однако эти выводы повысили результативность дискуссий, которые прежде носили характер бесплодных споров. Особенно интересным примером такого подхода может служить документ, представленный профессором Блэккеттом 11 января 1943 года. Статистический анализ хода битвы за Атлантику до настоящего времени, говорилось в документе, показывает, что 200 самолетов [216] дальнего или сверхдальнего действия{40} могли бы спасти от потопления в 1943 году суда общей грузоподъемностью примерно 2 млн. т, а каждый дополнительный эскортный корабль может спасти два судна. «Основываясь на этих цифрах, — предлагал профессор Блэккетт, — представляется выгодным форсировать строительство эскортных кораблей». Далее он указывал, что, поскольку размеры конвоя существенно не влияют на его потери, меньшее количество больших конвоев предпочтительнее большого количества малых.
Ни одно из этих предложений не прошло без возражений. Все признавали настоятельную необходимость увеличения количества эскортных кораблей (напомним, что этому уделялось особое внимание в Касабланке), однако делать это за счет строительства торговых судов, как указывал министр военных перевозок, значило бы только лишать работы определенное число моряков торгового флота. Адмиралтейство тоже не желало предоставлять приоритет эскортным кораблям перед строительством военных кораблей, необходимых для выполнения других задач. Во всяком случае, программа строительства эскортных кораблей уже отставала от графика. Созданный для изучения этого вопроса комитет под председательством Литтлтопа 30 марта доложил, что выполнение, и по возможности ускоренное, уже согласованной программы строительства важнее, чем ее расширение, и что даже в этом случае придется сократить строительство торговых судов на 93 тыс. т, если не удастся изыскать дополнительной рабочей силы.
Что касается увеличения размеров конвоев, на чем также настаивали лорд Лезерс и лорд Черуэлл в интересах выполнения отстающей от графика программы импорта, то главный морской штаб не соглашался признать доводы профессора Блэккетта. С увеличением количества действующих немецких подводных лодок резко возросла вероятность обнаружения конвоев и нападения на них, и поэтому, по мнению главного морского штаба, их следовало обеспечить достаточной охраной, чтобы они могли пробить себе путь. Введение тактики «волчьих стай» из подводных лодок, способных уничтожать недостаточно охраняемые конвои, изменило обстановку прежде всего потому, что большие конвои были особенно уязвимы для фронтальных атак, к которым все чаще прибегали немецкие подводные лодки. Кроме того, адмиралтейство указывало, что, если размеры конвоя превышают 60 единиц, затрудняется связь и управление. На заседаниях комитета по противолодочной обороне на это возразили, отметив, что в марте и апреле среднее количество судов в конвое было «значительно меньше 60, а в некоторых тихоходных конвоях (Галифакс, Англия) даже меньше 40». Однако с ослаблением атак подводных лодок после апреля 1943 года адмиралтейство постепенно, сначала в пробном порядке, а потом все более уверенно стало увеличивать размеры конвоев, что само по себе вело к значительной экономии эскортных кораблей{41}.
Охрана атлантических конвоев, разумеется, касалась не только Англии. Не менее важным было участие военно-морских и военно-воздушных сил Канады и Соединенных Штатов. Для обсуждения всей этой проблемы в начале марта в Вашингтоне состоялась трехсторонняя конференция. [217]
Она была созвана в первую очередь по требованию канадцев, чтобы улучшить руководство проводкой конвоев в северо-западной части Атлантического океана, но ее повестка дня вскоре расширилась и включила весь круг вопросов, в том числе определение маршрутов конвоев, назначение эскортов, авиационную поддержку, состав арктических конвоев и подготовку групп кораблей огневой поддержки — групп специально оборудованных кораблей, способных быстро приходить на помощь эскортам, а затем преследовать и уничтожать подводные лодки. Введение этих групп оказало очень большое влияние на последующий ход войны на море. Был принят ряд важных решений. Во-первых, военно-морские силы США освобождали все свои корабли от эскортных функций в северной части Атлантического океана, где они и так составляли лишь 4% эскортных сил, а вместо этого брали на себя задачу конвоирования танкеров из Голландской Вест-Индии и обратно и выделяли в подчинение англичан группу кораблей огневой поддержки в составе одного конвойного авианосца и пяти эскадренных миноносцев. Во-вторых, Соединенные Штаты и Канада установили разграничительную линию между своими силами на североатлантическом маршруте по 47° западной долготы. Наконец, Соединенные Штаты согласились передать в оперативное подчинение канадским военно-воздушным силам 48 самолетов сверхдальнего действия для прикрытия с баз на Ньюфаундленде центральной части Атлантического океана — района, где наиболее эффективно действовали немецкие подводные лодки. Далее стороны согласились, что потребуется еще 128 самолетов «в срочном порядке, чтобы выполнить рекомендацию Объединенного англо-американского штаба о поставке этих самолетов за счет отвлечения с других запланированных районов дислокации».
Это затрагивало самый спорный вопрос как на межсоюзническом, так и на межведомственном уровне — вопрос об авиационном обеспечении битвы за Атлантику. В Касабланке Объединенный англо-американский штаб заявил, что «уничтожение немецких подводных лодок должно оставаться первостепенной задачей союзных государств», и для проведения в жизнь этого курса потребовал участия военно-воздушных сил, имея в виду две цели: осуществить интенсивные бомбардировки операционных баз и судоверфей подводных лодок и выделить самолеты дальнего действия для охраны конвоев. Первую из этих проблем мы рассмотрим ниже. Вторая проблема, как мы видели, в течение всего 1942 года вызывала ожесточенные споры между командованием военно-морских и командованием военно-воздушных сил Англии и в первую очередь привлекла внимание комитета по противолодочной обороне в начале ноября.
Вклад, который могли внести английские военно-воздушные силы в дело прикрытия центральной части Атлантического океана, во всяком случае, явился бы лишь косвенным. Единственным самолетом, достаточно приспособленным для сверхдальнего патрулирования, был американский самолет «либерейтор», но в ноябре береговое командование располагало только 39 такими самолетами, и еще по 4 самолета должны были поступать ежемесячно. В одном из решений предлагалось прекратить использование этих самолетов для патрулирования во внешних зонах Бискайского залива, где они играли особенно важную роль при высадке в Северной Африке, и приспособить их к сверхдальним действиям. Однако в этом случае их место должны были занять самолеты «галифакс» бомбардировочного командования, а это значило, что пришлось бы отказаться от выполнения поставленной Черчиллем задачи — довести к концу года численность этого командования до 50 эскадрилий. Эту дилемму можно было решить лишь в том случае, если бы США смогли высвободить 30 самолетов «либерейтор» для патрулирования в центральной части Атлантики. Трудно было рассчитывать, что какой-нибудь эффект даст прямое обращение [218] к Объединенному англо-американскому штабу. Ведь американский представитель в нем адмирал Кинг был полностью поглощен решением вопросов, связанных с боевыми действиями на Тихом океане и в западной части Атлантики. Оставалось надеяться, что обращение непосредственно к президенту через Гопкинса будет более успешным, и 20 ноября за подписью премьер-министра было отправлено послание с разъяснением обстановки. Гопкинс высказал мнение, что можно договориться о совместном использовании 21 «либерейтора», которые временно находились в распоряжении генерала Эйзенхауэра на Европейском театре. Однако, поскольку эти самолеты так или иначе могли потребоваться для операций на Средиземном море, начальник штаба английских военно-воздушных сил не мог признать это предложение удовлетворительным и решил, с неохотного согласия Черчилля, перевести 20 самолетов «галифакс» из бомбардировочного командования в береговое.
Этот вопрос вновь был поднят, как мы видели, на конференции в Касабланке, и там Объединенный англо-американский штаб все же согласился предоставить в общей сложности 80 самолетов сверхдальнего действия для использования в Центральной Атлантике, однако это решение выполнялось недостаточно настойчиво. В феврале 1943 года, когда общий тоннаж потопленных в Атлантическом океане судов возрос до 283 820 т против 181 787 т в январе, действовало только 18 самолетов дальнего действия, причем все западнее Исландии. Такая обстановка привела к решению разместить 48 «либерейторов» на Лабрадоре и Ньюфаундленде. Объединенный англо-американский штаб рассмотрел просьбу о выделении дополнительного числа самолетов сверхдальнего действия и 29 марта согласился предоставить 235 модифицированных «либерейторов» для использования в Атлантике. Однако твердый срок выполнения этой программы не был согласован, и в середине апреля в Атлантическом океане все еще действовал только 41 самолет «либерейтор».
Низкий темп поставок самолетов сверхдальнего действия не помешал, однако, англичанам 21 апреля обратиться в Вашингтон с просьбой о передаче американских самолетов для нужд битвы за Атлантику в еще большем объеме. Они приводили для этого следующие основания. Когда в феврале 1943 года вице-маршал авиации Слессор занял важный пост командующего береговой авиацией, он решил предоставить приоритет не длительному и часто бесплодному патрулированию над Бискайским заливом, а охране угрожаемых конвоев в тех местах, где более вероятно встретить немецкие подводные лодки. Статистические данные показывали, что самолет, прикрывавший конвои, за каждые 29 часов полетного времени обнаруживал одну подводную лодку. Бискайские же патрули с октября по февраль могли обнаружить одну подводную лодку за каждые 312 часов, а в первой половине марта — за 170 часов. 24 марта комитет по противолодочной обороне принял рекомендацию вице-маршала авиации Слессора, по которой «бискайские патрули оказывались в положении наследника, которому предстоит только платить долги завещателя». Это решение адмиралтейство, хотя и неохотно, признало как «необходимое при наших нынешних ограниченных ресурсах», однако и адмиралтейство, да и сам Слессор подчеркивали необходимость по возможности в самое ближайшее время возобновить наступательные действия в Бискайском заливе. «Возможность уничтожения подводных лодок на пути конвоев зависит от нашей разведки и от стратегии и тактики противника, — указывалось в меморандуме адмиралтейства от 28 марта. — ...Он может вовсе оставить любой данный район на пути конвоев... Уйти из Бискайского залива он не может... Без наступательных действий в Бискайском заливе мы не можем рассчитывать на уничтожение достаточного количества подводных лодок, чтобы одержать победу в битве за Атлантику, а с другой стороны, мы считаем, что [219] при соответствующем обеспечении наступательных действий в Бискайском заливе можно потопить достаточно подводных лодок, чтобы подорвать моральный дух противника».
Далее меморандум адмиралтейства предлагал стратегию для победы в войне против подводных лодок. Эта стратегия, как в зеркале, отразилась в выдвинутых в то же время рекомендациях штаба адмирала Старка в Лондоне. И тут, и там отмечалось, что необходимо максимально использовать кратковременное преимущество, которое дает авиации союзников введение новых радиолокаторов. Указывалось, что самый верный способ нанести поражение подводным силам состоит в том, чтобы подорвать моральный дух их экипажей путем высокого процента потоплений, который адмиралтейство оценивало как 3 из 10 или 12 в месяц. На основе существующего и ожидаемого уровня потоплений на вылет было рассчитано, что для патрулирования в Бискайском заливе потребуется 70 самолетов дальнего действия немедленно и еще 120 самолетов после того, как подводные лодки найдут средства и способы противодействия использованию самолетных бортовых радиолокационных станций. Эти дополнительные самолеты, заявил комитету 31 марта начальник главного морского штаба, следует рассматривать не как роскошь, а как абсолютную необходимость для противолодочной кампании.
Министр авиационной промышленности Криппс провел исследование расхождений между расчетами адмиралтейства и лорда Черуэлла, но достаточно ясных выводов, которые могли бы послужить основанием для действий, сделано не было. Только Гарриман на заседании комитета 31 марта указал возможный выход из затруднений. По его совету комитет предложил адмиралтейству и министерству авиации представить согласованные данные о результатах, которых можно ожидать от увеличения военно-воздушных сил в Бискайском заливе; доложить, сколько самолетов из общего количества может выделить Англия, и предложить Вашингтону рассмотреть вопрос о возможности предоставить остальные.
В результате английский комитет начальников штабов 21 апреля направил в Вашингтон документ, составленный вице-маршалом авиации Слессором и подписанный им, адмиралом Старком и начальником главного морского штаба. В нем указывалось, что, несмотря на все усилия союзников, до сих пор не удавалось поспевать за ростом немецкого подводного флота, и далее отмечалось, что «единственным местом, где всегда можно с уверенностью обнаружить подводные лодки, является Бискайский залив. Оставляя в стороне относительно небольшое количество подводных лодок, действующих в северной части Атлантического океана, можно сказать, что Бискайский залив с точки зрения угрозы подводных лодок на Атлантическом океане представляет собой ствол, корни которого лежат в бискайских портах, а ветви распространяются вширь и вдаль до северных районов Атлантики, Карибского моря, восточного побережья Северной Америки и морских путей, по которым следуют без эскорта быстроходные торговые суда... Эту стратегическую проблему можно разрешить только путем соответствующей перегруппировки наших общих ресурсов с целью сосредоточения необходимых сил в решающем пункте битвы за Атлантику. Мы понимаем, что Соединенные Штаты, как и Великобритания, не имеют достаточно самолетов для полного обеспечения своих многочисленных обязательств и для действительно эффективной охраны каботажного судоходства вдоль своих протяженных береговых линий. Но если мы нанесем решающий удар по стволу в Бискайском заливе, ветви завянут».
По подсчетам, для того чтобы сломить моральный дух экипажей подводных лодок и сорвать наступление, требовалось 260 самолетов; английские военно-воздушные силы уже имели 150 и могли предоставить еще [220] 30–40 самолетов. От американцев требовалось всего 72 самолета, причем, как предусмотрительно подчеркнул Слессор, их нужно не снимать с других театров, а передислоцировать из других частей Атлантического океана.
В течение долгого времени этот документ оставался без ответа, и отчасти потому, что он поступил в Вашингтон в разгар межведомственных споров относительно управления противолодочной обороной: адмирал Кинг упорно не желал передавать свои силы в оперативное подчинение другим начальникам. Дальнейший нажим со стороны английского комитета начальников штабов на Вашингтонской конференции в мае имел не больше успеха. 9 июня комитет по противолодочной обороне получил просьбу министерства авиации о том, чтобы Объединенный англо-американский штаб не упускал из вида этот вопрос «в надежде, что в скором времени он сочтет возможным нам помочь». Личный визит вице-маршала авиации Слессора адмиралу Кингу облегчил положение. В июле американская эскадрилья с западной части Атлантического океана начала действовать в Бискайском заливе, а в октябре в береговом командовании действовали четыре американские эскадрильи и еще две развертывались. Однако все это произошло с опозданием, так как своего кульминационного момента битва достигла месяцев за шесть до этого. В начале февраля у Деница было примерно 218 действующих подводных лодок, 110 из них находились в море, главным образом в северной и центральной части Атлантического океана, а 37 — в «гренландской бреши», для прикрытия которой береговое командование все еще имело только 14 самолетов сверхдальнего действия. В феврале эти подводные лодки потопили в Атлантическом океане 45 судов общим водоизмещением 283 820 т, 26 из них — в конвое. В марте в Атлантическом океане было потоплено уже 84 судна общим водоизмещением 501 162 т, 57 из них — в конвое. Во всех водах за первые двадцать дней марта было потеряно не меньше 97 судов.
Начальник главного морского штаба объяснил причины роста потерь комитету по противолодочной обороне на заседании 30 марта: исключительно плохая погода привела к отставанию судов от конвоев и снизила эффективность как аппаратуры слежения эскортных кораблей, так и авиационной поддержки; из-за льдов представлялось опасным прокладывать маршруты конвоев севернее. Однако самым главным фактором для объяснения потерь в феврале и марте он считал «неспособность уклоняться от боя, основываясь на данных радиопеленгационной разведки. Атлантический океан становится настолько насыщенным подводными лодками, что практически невозможно применять маневры для уклонения». Тем не менее в заявлении начальника главного морского штаба прозвучали нотки сдержанного оптимизма: погода улучшается, вступают в действие группы кораблей огневой поддержки и конвойные авианосцы, переброшенные из района проведения операции «Торч» и от северных берегов России, и самое главное, постепенно начинают поступать новые самолеты. Он мог бы добавить, что, несмотря на удручающие цифры потоплений, данные о строительстве судов поднимают дух. Начиная с июля прошлого года ежемесячный тоннаж строящихся судов все больше превышал тоннаж потопленных, за исключением лишь ноября 1942 года. В марте 1943 года, когда общий тоннаж потопленных судов достиг 700 тыс. т, объем строительства судов уже превысил 1 млн. т.
Другим ободряющим фактором был рост потерь подводных лодок. 3 марта начальник главного морского штаба доложил комитету по противолодочной обороне, что по количеству уничтоженных подводных лодок противника февраль был самым успешным месяцем за всю войну. Через шесть недель, 11 апреля, адмирал Дениц принес фюреру еще худшие известия: в феврале было потоплено 19 подводных лодок, в марте — 15, [221] а в апреле — уже 18. «Это тяжелые потери, — признал Дениц. — Подводная война — трудное дело». Дениц попросил фюрера выделить средства для расширения строительства подводных лодок. Гитлер согласился, что надо как-то расширить строительство. Но где взять сталь? Потребности армии, действовавшей в России, не уменьшались, и необходимо было значительно увеличить военно-воздушные силы, чтобы они не проиграли войну в воздухе. Тем не менее Шпеер получил приказ увеличить производство стали для вермахта с 2,6 до 4 млн. т в месяц, из которых 30 тыс. т предназначались военно-морским силам, чтобы дать возможность Деницу выполнить свою программу.
Несмотря на все старания объединенных бомбардировочных сил союзников, Шпееру удалось увеличить производство стали. В первом квартале 1944 года общее производство стали в нацистской империи достигло максимума — 9 192 тыс. т против 8 956 тыс. т в первом квартале 1943 года. Это стало возможно главным образом за счет усиленной эксплуатации ресурсов Бельгии и Франции. Однако это произошло слишком поздно, чтобы оказать какое-нибудь влияние на ход битвы за Атлантику: в мае было потоплено 47 подводных лодок, в июне — 16, в июле — 34, в августе — 21. Одновременно резко снизилось количество потопленных ими судов: в марте — 197, в мае — 95, а в июне — 10. Это объяснялось не только тем, что к маю вступили в действие конвойные авианосцы и группы кораблей огневой поддержки, но и тем, что самолеты сверхдальнего действия, базировавшиеся на Лабрадоре и Ньюфаундленде, наконец закрыли «гренландскую брешь».
22 мая Дениц принял решение полностью отвести подводные лодки из северной части Атлантического океана. Однако это их не спасло, потому что самолеты берегового командования сосредоточили усилия на Бискайском заливе, где в течение июля было потоплено 16 подводных лодок. Подводные лодки стали плавать группами и отвечать огнем, если их атаковали в надводном положении, но это тоже не помогло. В конце концов они были вынуждены ограничиться окольным и трудным путем вдоль берегов Испании. Дениц откровенно доложил Гитлеру, что «невозможно предсказать, до какой степени подводная война снова станет эффективной». И, несмотря на все усилия Деница — введение акустических торпед, усовершенствованной аппаратуры радиолокационного перехвата и более быстроходных подводных лодок с большой дальностью плавания, — подводная война так и не стала больше эффективной. Подводные лодки оставались угрозой, которую никогда нельзя было игнорировать, но к сентябрю 1943 года битву за Атлантику союзники выиграли. Первая цель, которую поставил перед собой Объединенный англо-американский штаб в Касабланке, была достигнута.
Военно-воздушные силы внесли в эту победу значительный, пожалуй, даже решающий вклад. В одной лишь области они не сумели добиться результатов, на которые рассчитывали их флотские коллеги, — в ударах по судоверфям и операционным базам подводных лодок. Удары по этим объектам начали осуществляться еще в 1942 году, но штаб военно-воздушных сил всегда относился скептически к их ценности. Как судоверфи, так и места стоянки подводных лодок у пирсов представляли собой небольшие цели, причем хорошо охраняемые, и, чтобы добиться прямых попаданий, как указывало министерство авиации в документе от 9 декабря 1942 года, требовались несоразмерные усилия. Самой эффективной формой ударов по бискайским портам были дневные бомбардировки американской авиацией баз подводных лодок в сочетании с ночными бомбардировками английской авиацией по площадям с целью разрушения портовых [222] сооружений и подрыва морального духа рабочих, занятых ремонтом и обслуживанием подводных лодок в порту. В комитете по противолодочной обороне высказывались сомнения относительно ценности даже этих операций. Указывали, что экипажи подводных лодок размещаются вне городов, что бетонные укрытия для подводных лодок, вероятно, способны выдержать даже прямое попадание. Больше всего от бомбардировок могли страдать французы — жители портов, и это, по мнению министерства иностранных дел, могло бы иметь самые нежелательные последствия для союзников в Северной Африке. Тем не менее начальник главного морского штаба с достаточной уверенностью в своей правоте и с одобрения премьер-министра поднял этот вопрос перед военным кабинетом, на заседании которого он заявил: «Надо сопоставить потери французов — жителей портов с размерами потерь в нашем торговом флоте». Военный кабинет на заседании 11 января санкционировал бомбардировки как военную необходимость и отдал распоряжение бомбардировочному командованию наносить удары по портам в первую очередь.
14 января штаб военно-воздушных сил издал директиву бомбардировочному командованию, где об этом говорилось несколько иначе: приоритет ударам по портам предоставлялся при условии, что нанесение этих ударов не пойдет в ущерб налетам на Берлин или массированным налетам на другие важные объекты. В директиве намечались последовательные налеты на Лориан, Ла-Паллис, Брест и Сен-Назер, и операции против каждого порта рекомендовалось продолжать до достижения решающих результатов. Французское население предполагалось предупредить в общих словах об угрожающей ему опасности, но не допускать никаких ограничений районов бомбардировок, даже если они приведут к полному разрушению жилых кварталов. 20 января этот курс утвердил военный кабинет, а на следующий день — Объединенный англо-американский штаб в Касабланке.
14 января бомбардировочное командование предприняло первый мощный налет на Лориан, а к середине февраля на порт было сброшено 4363 т бомб; при этом потери составили 34 самолета. В результате порт практически сровняли с землей, но убежища для подводных лодок остались нетронутыми. 17 февраля начальник главного морского штаба заверил комитет по противолодочной обороне, что пропускная способность порта значительно сократилась, и решительно возразил против предложения начальника штаба военно-воздушных сил приостановить бомбардировки, пока не будут должным образом оценены их результаты. Вопрос еще раз был вынесен на решение военного кабинета. Начальник главного морского штаба не мог представить веских аргументов по поводу того, что налеты дали какой-либо эффект. «По мнению компетентных офицеров, — сказал он, — разрушения, уже причиненные Лориану, должны уменьшить возможности по обслуживанию и введению в действие подводных лодок. Это, разумеется, объясняется не только материальными разрушениями, но и тем неоспоримым фактом, что рабочие верфей и экипажи подводных лодок не в состоянии поддерживать производительность труда на прежнем уровне, испытывая напряжение от постоянной угрозы мощных воздушных налетов».
Однако подводные лодки все в большем количестве заполняли Атлантический океан и, соблюдая радиомолчание, не давали возможности выбрать безопасные маршруты для конвоев. На поступление достаточного количества эскортных кораблей, конвойных авианосцев и самолетов сверхдальнего действия в течение ближайших нескольких месяцев рассчитывать не приходилось. По мнению начальника главного морского штаба, оставалось только одно — осуществлять бомбардировку баз подводных лодок. [223]
Возражая против этого, начальник штаба военно-воздушных сил утверждал, что бомбардировки, которые за последние пять недель поглотили половину общих усилий бомбардировочного командования, не оказали какого-либо влияния на действия подводных лодок. Он предлагал должным образом оценить результаты бомбардировок. «Если результатом явится практический отказ от порта как базы подводных лодок, то затраченные усилия можно считать вполне оправданными, и штаб военно-воздушных сил постарается таким же образом расправиться с тремя остальными портами», но если анализ покажет, что добиться такого результата невозможно, то следует вовсе отвергнуть этот курс. Однако не было никакой уверенности в том, что удары по остальным бискайским портам окажутся более результативными, чем налеты на Лориан.
23 февраля комитет обороны военного кабинета рассмотрел этот вопрос и, взвесив все обстоятельства, поддержал начальника главного морского штаба. Члены комитета не могли поверить, что все эти налеты не оказали серьезного влияния на ремонт и пополнение подводных лодок, если даже сами убежища остались неповрежденными, и считали вероятным, что прекращение бомбардировок может свести на нет все затраченные ранее усилия. Однако комитет согласился, что в следующем месяце необходимо ограничиться лишь двумя мощными налетами на Сен-Назер.
На этой основе налеты продолжались до конца марта, затем адмиралтейство предложило распространить их на другие бискайские порты — Брест, Ла-Паллис и Бордо. Министерство авиации встретило это предложение в штыки. Исследование результатов налетов на Лориан показало, что общее воздействие на операции подводных лодок сводилось к срыву только трех выходов, что означало спасение пяти-шести судов. Налеты на Сен-Назер не дали никаких ощутимых результатов. Одновременно были отменены важные налеты на Германию. В итоге пришли к компромиссному решению, согласно которому налеты на второстепенные бискайские порты поручалось осуществить сравнительно малоопытным экипажам бомбардировщиков, чтобы они могли таким образом получить боевое крещение перед опасными налетами на Германию, а американцам рекомендовалось продолжать дневные прицельные бомбардировки собственно убежищ для подводных лодок. Итак, налеты продолжались и в апреле. Затем эскортные корабли и самолеты более эффективно стали действовать в центральной части Атлантического океана, и адмиралтейство перестало требовать продолжения налетов, а к концу месяца бомбардировочное командование прекратило их.
С января по май 1943 года самолеты бомбардировочного командования сбросили на бискайские порты 5429 т фугасных и 3704 т зажигательных бомб; потери при этом составили 98 самолетов. Послевоенные исследования установили, что скептицизм штаба военно-воздушных сил был вполне оправданным: влияние этих дорогостоящих операций на ход битвы за Атлантику, как отмечает капитан 1 ранга Роскилл, было «несущественным». Немцы быстро приспособились к трудным условиям работы и продолжали действовать не менее продуктивно. Настойчивое требование адмиралтейства продолжать налеты, несмотря на отсутствие доказательств их эффективности, — явление того же плана, что и упорство, проявленное бомбардировочным командованием в минувшем году. Военный кабинет поддержал адмиралтейство по той же причине — из-за отсутствия других средств для нанесения ударов по противнику. Возможно также, что известную роль в одобрении предложения начальника главного морского штаба сыграло весьма запоздалое признание военным кабинетом и самим премьер-министром убедительности доводов адмиралтейства о предоставлении битве за Атлантику абсолютного приоритета перед всеми прочими [224] операциями, хотя штаб военно-воздушных сил мог бы привести веские доводы против этого предложения.
Вполне можно понять досаду командующего бомбардировочным командованием по поводу отвлечения его ограниченных ресурсов от того, что он считал их главной задачей. Он энергично протестовал в январе, когда обсуждался этот вопрос, но как только была дана директива, добросовестно ее выполнял. Однако предложение о немедленном переключении еще 70 самолетов на действия в Бискайском заливе, внесенное адмиралтейством в конце марта, побудило главного маршала авиации Харриса выступить с протестом. Все это свидетельствовало о том, что события последних девяти месяцев почти не изменили взглядов Харриса, которых он придерживался прошлым летом.
«В сущности, предлагают, — писал Харрис в меморандуме от 29 марта, — чтобы наступательная мощь бомбардировщиков, которая является единственным эффективным средством, доступным союзникам в ближайшем будущем для нанесения ударов непосредственно по Германии, использовалась главным образом для чисто оборонительных целей, которые в случае успеха в отдаленном будущем принесут дивиденды в форме морских транспортных средств, подлежащих использованию для наступательных целей. Это означает, что в течение 1943 года практически вся тяжесть борьбы с Германией будет возложена на русских...
Принятый курс ведения войны заключается в том, чтобы бомбить уязвимые места противника до тех пор, пока сравнительно небольших сухопутных сил будет достаточно, чтобы преодолеть сопротивление противника... Возможности не длятся вечно, а наши наличные бомбардировочные силы теперь так близки к тому, чтобы вызвать невыносимые для противника разрушения и хаос в Германии, что ослабление их действий вновь воодушевит противника, и будет очень трудно, если не невозможно, вновь овладеть положением».
Возмущение главного маршала авиации Харриса усиливало и то обстоятельство, что силы, находившиеся под его командованием, если бы они остались в его неограниченном распоряжении, оказались бы наконец способны выполнить ту задачу, которая ставилась перед военно-воздушными силами с момента разработки Тренчардом авиационной доктрины еще двадцать лет назад. В конце 1942 года бомбардировочное командование все еще имело в своем распоряжении в среднем только около 500 самолетов в день, в том числе 80 устаревших самолетов «бостон» и «венчур» и 120 самолетов «Веллингтон». К августу 1943 года эта цифра достигла 787, а к марту 1944 должна была возрасти до 974. Однако еще важнее, чем увеличение количества самолетов, было поступление на вооружение новых навигационных приборов. В декабре 1942 года появился первый самолет, оснащенный системой самолетовождения и бомбометания «Гобой». Этот самолет, несмотря на ограниченную дальность действия, впервые обеспечил точное бомбометание по объектам Рурского бассейна. В январе 1943 года была введена на вооружение более эффективная радиолокационная станция, которая позволяла самолету «видеть» землю и следить за своим положением в условиях темноты и сплошной облачности. К этим техническим средствам добавились усовершенствованные тактические методы обнаружения и освещения цели, в частности знаменитые «самолеты наведения». Штаб военно-воздушных сил считал, что ценность этих новых средств в значительной степени определяется неведением противника об их существовании. Следовательно, прежде чем противник узнает о них и разработает контрмеры, важно в полной мере использовать их. Поэтому первые несколько месяцев 1943 года представлялись штабу военно-воздушных сил столь же жизненно важными для достижения своей цели, как и адмиралтейству для хода битвы за Атлантику. [225]
Абсолютный приоритет, предоставленный бомбардировкам бискайских портов, позволял бомбардировочному командованию лишь небольшую часть своих сил использовать для бомбардировок Германии в тот критический период. Впрочем, был предпринят ряд крупных налетов: 2 февраля на Кёльн, 3 февраля на Гамбург, 11 февраля на Вильгельмсхафен и 1 марта на Берлин. 5 марта бомбардировочное командование сумело собрать 442 самолета для бомбардировки Эссена, тем самым положив начало мощным ударам, в совокупности получившим название «битвы за Рур». К середине июля в этот район было совершено в общей сложности 18 502 самолето-вылета, из них 2070 — в пяти налетах на Эссен. Силы, участвовавшие в налетах, понесли большие потери: 872 самолета не вернулись на базы, а 2126 самолетов получили повреждения. Одновременно наносились удары по таким важным объектам, как Берлин, Штутгарт, Киль, Франкфурт-на-Майне и Мюнстер, а 13 мая произошел знаменитый налет, в ходе которого прицельное бомбометание велось по дамбам Мене и Эдера. К сожалению, этот налет оказал незначительное влияние на военные усилия Германии.
За «битвой за Рур» последовала «битва за Гамбург», начавшаяся 24 июля рядом практически непрерывных налетов на порт и город. В ту ночь в налете участвовал 781 бомбардировщик. Американская 8-я воздушная армия продолжала налеты днем 25 и 26 июля, 27 июля бомбардировочное командование направило еще 787 бомбардировщиков, 29 июля — 777, а 2 августа — еще 740. Налеты продолжались до ноября, а затем были переключены на Берлин. Всего за 33 крупных налета на Гамбург был сделан 17 021 самолето-вылет; противником было сбито 695 самолетов и 1123 повреждено. Согласно германским данным того времени, миллион жителей покинули город, 37 тыс. человек получили ранения и около 50 тыс. жителей погибло. В докладах правительству Германии говорилось о «катастрофе, масштабы которой просто поражают воображение. Город с миллионным населением разрушен беспрецедентным в истории образом. Мы столкнулись с проблемами, которые почти невозможно разрешить». Проведение налетов такого масштаба ознаменовало начало новой, зловещей эры не только для нацистского режима, но, пожалуй, и в истории человечества.
Однако, несмотря на ужасающие разрушения, причиненные городу, около половины жилых домов которого были полностью уничтожены, эти налеты оказали удивительно незначительное влияние на уровень военного производства Германии. Окраины города, где находились главные заводы, пострадали гораздо меньше, чем густо населенный центр, а разрушение заводских зданий не всегда сопровождалось уничтожением находившегося внутри оборудования. Согласно «Обзору стратегических бомбардировок», город быстро восстановил производство на 80%, и в результате налетов утратил продукцию только 1,8 месяца, причем в основном в отраслях, не имевших большого значения для военных усилий. Общий ущерб, нанесенный Руру и Рейнской области за весь 1943 год, по оценке официальных историков, исчислялся суммой от месячного до шестинедельного объема продукции, что «составляло лишь небольшую часть общего прироста военного производства за это время».
И в самом деле, выпуск продукции на заводах, расположенных на территориях, контролируемых Германией, заметно вырос. Значительная часть дополнительной продукции поступала из районов, находившихся за пределами рейха, однако и в самой Германии были еще ресурсы (не известные английскому министерству экономической войны), которые оставались не использованными в течение первых трех лет войны и только теперь начинали полностью развертываться. В результате этих факторов общий объем военной продукции с октября 1942 года по май 1943 года увеличился [226] в стоимостном выражении с 1 432 млн. марок до 2 158 млн. марок. Ежемесячное производство танков увеличилось с 600 в конце 1942 года до 1250 в конце 1943 года и достигло максимума в 1500 машин в марте 1944 года. Производство истребителей в течение 1943 года увеличилось втрое, что не могло не сказаться на эффективности бомбардировочного наступления союзников.
Следует иметь в виду, что действия английских военно-воздушных сил составляли лишь часть (хотя на данном этапе войны все еще самую важную) бомбардировочного наступления, о проведении которого союзники договорились в Касабланке. Напомним, что на этой конференции Объединенный англо-американский штаб отдал директиву командующим английским и американским бомбардировочными командованиями в Англии о проведении операций с целью последовательного разрушения и расстройства военной, промышленной и экономической системы Германии и подрыва морального духа немецкого народа до такой степени, когда неизбежно ослабнет его способность к вооруженному сопротивлению. Ответственность за стратегическое руководство этими операциями была возложена на начальника штаба военно-воздушных сил Англии, но решение вопросов тактики и техники он оставил на усмотрение соответствующих командующих, которые, естественно, истолковали директиву согласно своим традициям и доктринам. Главный маршал авиации Харрис усмотрел в ней категоричное одобрение использования его сил с конечной целью подрыва морального духа немцев. Американцы рассматривали ее как не менее категоричное одобрение своей политики парализации германской экономики путем прицельных бомбардировок избранных объектов на основе принципа «лучше причинить большой ущерб нескольким важным предприятиям или учреждениям, чем небольшой ущерб многим предприятиям».
В соответствии с этой основной предпосылкой для авиации США был разработан перечень систем целей в порядке очередности. При этом указывалось, что «разрушение и постоянная нейтрализация примерно шестидесяти объектов серьезно ослабят и могут парализовать военные усилия западных стран оси». В марте перечень был изучен в Лондоне объединенным англо-американским комитетом, который, пересмотрев его, оставил 76 объектов, входивших в три системы. Сюда в порядке очередности вошли верфи и базы подводных лодок, предприятия авиационной промышленности, шарикоподшипниковые и нефтеперерабатывающие заводы, заводы синтетического каучука и транспорт. Однако вследствие растущей эффективности действий истребителей противовоздушной обороны несколько недель спустя было дано дополнительное указание о том, что «немецкие истребительные силы следует временно также считать объектом первостепенного значения». С этой поправкой полный план операции «Пойнтблэнк» (как она теперь называлась) был представлен Объединенному англо-американскому штабу на конференции в Вашингтоне, состоявшейся в мае, и получил одобрение. При этом была внесена следующая важная оговорка: «Настоящий план не предписывает, каковы должны быть основные усилия английского бомбардировочного командования. Он просто признает, что, когда американская 8-я воздушная армия проводит прицельное бомбометание по объектам в дневное время, ее усилия должны дополнить бомбовые удары английских военно-воздушных сил по окружающему промышленному району в ночное время». Последующая директива главного маршала авиации Портала еще резче подчеркнула автономию английского бомбардировочного командования: «Хотя силы бомбардировочного командования будут использоваться в соответствии с их [227] главной целью — дезорганизовать немецкую промышленность, их действия будут, в меру возможности, дополнять действия 8-й воздушной армии». Естественно, для проведения операции «Пойнтблэнк» важно было использовать лучшую часть года с точки зрения метеорологических условий. Это позволило бы четче организовать взаимодействие американской и английской авиации и добиться больших результатов. Генералу Арнольду пришлось выдержать ряд трудных споров, прежде чем удалось доказать приоритет сосредоточения 8-й воздушной армии в Англии перед операциями в юго-западной части Тихого океана. Фельдмаршал Дилл после довольно напряженного заседания Объединенного англо-американского штаба доносил 18 марта: «...В высших кругах имеются люди, которые допускают, что бомбардировки Германии приносят известную пользу, но убеждены, что «их парням», сражающимся на Тихом океане, следует обеспечить как можно более полную авиационную поддержку». На следующий же день, 19 марта, были приняты необходимые решения, и Объединенный англо-американский штаб предоставил операции «Сикл» равный приоритет с операциями в южной части Тихого океана. Этот приоритет уступал только нуждам операции «Хаски». Однако лишь после Вашингтонской конференции в мае соединения генерала Икера начали набирать сколько-нибудь достаточную силу для выполнения поставленной им задачи. До марта генерал Икер редко имел возможность поднять в воздух сотню самолетов. В первом налете по объекту внутри Германии — Вильгельмсхафену 27 января участвовал 91 американский бомбардировщик, причем потери составляли только 3 самолета. 17 апреля совершили налет на Бремен 115 американских бомбардировщиков, из них 16 самолетов было сбито и 46 повреждено. 13 мая генерал Икер с удовлетворением сообщил генералу Арнольду, что «число наших боевых экипажей увеличилось со 100 до 215». К концу месяца число самолето-вылетов достигло 279, и предполагалось довести его до 300.
Однако, как ни быстро росли силы американской бомбардировочной авиации, численность немецких истребителей противовоздушной обороны росла еще быстрее. Опыт боевых действий летом 1943 года заставил командование армейской авиации США пересмотреть свои утверждения о том, что истребители никогда не смогут нанести бомбардировщикам, совершающим дневные рейды без прикрытия, значительные потери. 13 июня при налете на Киль было сбито 22 бомбардировщика из 60, а с 25 по 28 июня не вернулись на базу 65 самолетов. К концу июля у командования 8-й воздушной армии оставалось только 275 тяжелых бомбардировщиков, готовых к боевым действиям, и ему пришлось совсем приостановить операции на две недели. Когда боевые действия возобновились, уровень потерь стал еще более тревожным: 25 из 243 при налете на Рур 12 августа; 60 из 376 при налетах на Швейнфурт и Регенсбург 17 августа; 45 из 407 при налете на Штутгарт 6 сентября; 30 (плюс 29 серьезно поврежденных) из 399 при налетах на Бремен и Фегезак 8 октября. 10 октября было сбито
29 из 119 самолетов, атаковавших Мюнстер, а 14 октября потери достигли максимума, когда из 291 бомбардировщика при налете на Швейнфурт было сбыто 60 и серьезно повреждено 17. В 1943 году американские бомбардировщики больше не пытались проникнуть в глубь Германии.
Эффективность действий немецких ночных истребителей противовоздушной обороны была достаточно высокой, чтобы вызвать тревогу у штаба английских военно-воздушных сил. Только в «битве за Рур», когда было совершено 18 502 самолето-вылета, на базы не вернулись 872 самолета и 2126 были повреждены. По словам специалистов, «трудно было определить, выйдет бомбардировочное командование из такой затяжной кампании победителем или побежденным». В течение лета положение только ухудшалось. 25 сентября заместитель начальника штаба военно-воздушных [228] сил вице-маршал авиации Боттомли писал о немецких ночных истребителях: «Если мы не остановим рост их численности или не разработаем каких-то эффективных мер для борьбы с ними, может оказаться так, что либо мы не будем в состоянии продолжать ночные налеты на Германию, либо немцы смогут выдержать нарастающую силу наших ударов». По ноябрьской оценке разведывательных органов, оказавшейся удивительно точной, с июня по октябрь численность немецких истребителей на западе увеличилась с 1210 до 1525. Предполагалось, что при сохранении такого темпа роста к апрелю, накануне операции «Оверлорд», немцы имели бы 1710 истребителей, а общее количество самолетов первой линии составило бы 2865. Вся серьезность этих цифр становится очевидной, если учесть, что по плану операции «Пойнтблэнк» намечалось к началу операции «Оверлорд» свести общую численность немецкой авиации до 650 самолетов.
В нашу задачу не входит описание споров, которые вызвала эта оценка среди высшего командования ВВС. Мы не будем останавливаться также и на таком замечательном достижении союзных военно-воздушных сил, как создание истребителя дальнего действия «Мустанг Р-51», появление которого дало возможность в 1944 году полностью выполнить задачу, поставленную в Касабланке. Заявление главного маршала авиации Харриса от 3 ноября о том, что «практически разрушено» девятнадцать немецких городов и что «Германия должна рухнуть, прежде чем эта программа, которая уже наполовину выполнена, продвинется гораздо дальше», — пожалуй, лучшее свидетельство оптимистического истолкования тех выводов, которые делались разведкой, обычно не страдающей излишней осторожностью.
Впрочем, напряженные усилия немцев по охране воздушного пространства над своей страной сами по себе играли на руку союзникам. Истребители, которые могли бы использоваться на русском фронте, отвлекались для обороны немецких городов. С февраля 1943 года по февраль 1944 года общее число немецких истребителей на Восточном фронте оставалось стабильным — 475–485 машин, тогда как число истребителей, предназначенных для обороны собственно Германии, увеличилось с 965 до 1615. В боях над Германией гибли истребители и, что еще важнее, гибли опытные летчики, которые пригодились бы для нанесения ударов по уязвимой армаде союзников и по занятым их войсками плацдармам в июне 1944 года. На производство истребителей расходовались средства, которые могли бы пойти на строительство бомбардировщиков для возобновления налетов на английские города. Для противовоздушной обороны отвлекались людские и материальные ресурсы, которые поступили бы в полевые армии. В 1943 году Германия еще была далека от краха, но вынуждена была наконец перейти к обороне в воздухе, на море и на суше, и были все основания надеяться, что следующий год станет свидетелем решающего удара союзников. [229]