Продолжение конференции в Касабланке. Планы будущих операций
19 января конференция вступила в своей работе в новый этап. Ранее были намечены общие контуры стратегии на 1943 год, теперь предстояло разработать ее детали, и в течение последующих пяти дней Объединенный англо-американский штаб обсуждал целый ряд документов по всем аспектам войны, подготовленных для него комитетами по планированию, преимущественно английским комитетом, который оказался более представительным. Поскольку порядок подготовки и обсуждения документов определялся скорее местными потребностями, чем их истинным значением, мы позволим себе проанализировать их не в хронологическом порядке, а в той последовательности, в какой она представляется более удобной для читателя. Сначала рассмотрим планы военных действий на море и на воздухе, затем планы операций на Средиземном море, в Северо-Западной Европе и на Тихом океане; далее рассмотрим политические соглашения относительно Северной Африки и, наконец, проанализируем знаменитую декларацию о «безоговорочной капитуляции», которой завершилась конференция и которая из всех решений, принятых в Касабланке, пожалуй, лучше всего известна и, разумеется, больше всего обсуждалась.
Данные о потерях в судоходстве за минувший год были настолько тревожными, что их сокращение стало необходимым условием для всех дальнейших планов достижения победы в войне, обсуждавшихся Объединенным англо-американским штабом. В 1942 году общий тоннаж потопленных судов союзников составил 7 790697 т, причем почти 1,5 млн. т было потоплено подводными лодками, а верфи союзников сумели построить суда общим водоизмещением только 7 млн. т для возмещения этих потерь. Таким образом, к дефициту предшествующих лет добавилось более трех четвертей миллиона тонн. Хуже того, число действующих немецких подводных лодок в течение года увеличилось с 91 до 212, и они продолжали поступать с судостроительных заводов быстрее, чем их уничтожали. Возможности их уничтожения зависели от обеспечения охраны конвоев, которое, в свою очередь, зависело от темпа строительства эскортных кораблей, и от авиационного прикрытия конвоев с береговых баз и авианосцев. Английский комитет по планированию рассчитал, что минимально потребность в эскортных кораблях можно будет удовлетворить к августу или сентябрю. Комитет предупредил при этом, что «мы до конца текущего года не будем в состоянии... полностью обеспечить достаточную охрану океанских конвоев в такой степени, чтобы количество потопленных подводных лодок хотя бы приближалось к количеству вновь построенных». [188]
К этому прогнозу адмирал Паунд добавил свое предостережение коллегам, которые пытались убить двух зайцев. Решение о проведении десантных операций в Средиземном море и в юго-западной части Тихого океана противоречило тезису о том, что «борьба с немецкими подводными лодками должна оставаться первейшей задачей...». Первая задача неизбежно отвлекала бы эскортные корабли, необходимые для второй. Паунд предложил включить в выводы Объединенного англо-американского штаба примечание, официально предупреждающее об этой опасности. Предложение Паунда было принято. Американский комитет начальников штабов согласился также с проектом англичан, устанавливающим методы ведения битвы за Атлантику. Во-первых, этот проект предусматривал продолжение интенсивных бомбардировочных налетов на оперативные базы подводных лодок и судостроительные верфи. Во-вторых, проект вменял в обязанность каждому государству стремиться покрыть половину существующего недостатка эскортных кораблей для атлантических конвоев (всего 65), тщательно рассмотрев дислокацию своих эскадренных миноносцев и эскортных кораблей и выделив для охраны конвоев как можно больше вновь построенных кораблей. В-третьих, проект рекомендовал как можно скорее выделить для атлантических конвоев вспомогательные конвойные авианосцы. Наконец, надо было срочно принять меры для охраны конвоев в Атлантическом океане самолетами авиации наземного базирования с большим радиусом действия и построить для этого аэродромы в Гренландии.
Вопрос о конвоях, направляющихся в Россию, рассматривался особо в связи с вопросом о помощи России. 20 января генерал Сомервелл представил доклад службы снабжения Соединенных Штатов. Расчеты генерала Сомервелла показали, что если принять потери судоходства за 2,6% в месяц, то к концу года из Соединенных Штатов в Россию можно отправить всего 722 судна, то есть на 170 судов меньше, чем предусматривалось протоколом, согласованным с советским правительством. Нехватку можно было восполнить только за счет сокращения перебросок войск за океан, а поскольку потребности всех других театров теперь были уже твердо установлены, оставались только силы, предназначенные для операции «Болеро». Избежать этой дилеммы можно было лишь при условии, что цифру потерь снизить до 2,4%. Лорд Лезерс, присутствовавший на этом совещании, выразил мнение, что предположительная цифра потерь в 2,6% неоправданно пессимистична, и заметил, что рабочая цифра, принятая союзниками в Вашингтоне, составляет 1,9%. Объединенный англо-американский штаб в целом поддержал его, согласившись, что можно с достаточной уверенностью ориентироваться на 2,4% как на максимальный процент потерь. Таким образом, появились все основания надеяться, что обещанные поставки будут выполнены без ущерба для других союзных обязательств. Далее было отмечено, что во время операции «Хаски» могут возникнуть затруднения по изысканию эскортов для арктических конвоев, но эту чисто временную потерю можно возместить увеличением поставок через Персидский залив. Объединенный англо-американский штаб принял планы перевозок с оговоркой, что «поставки в Россию не должны продолжаться, если цена их окажется недопустимой для усилий союзников».
Три дня спустя президент Рузвельт, рассматривая общие рекомендации Объединенного штаба, одобрил это условие, но Черчилль выразил сомнение. Помощь России надо форсировать, настаивал он, так как «никакое вложение капитала не может принести лучшие военные дивиденды». Общими усилиями адмирала Кинга и адмирала Паунда удалось убедить Черчилля в невозможности изыскать больше эскортных кораблей, но он потребовал заверений, что будет сделано все возможное, чтобы конвои [189] продолжали следовать в течение всей операции в Сицилии. По мнению Черчилля, Сталин и так разочаруется в союзниках, узнав, что они не откроют второй фронт в 1943 году, и нельзя допустить, чтобы к тому же сократились и поставки.
Вслед за военными действиями на море были рассмотрены военные действия в воздухе. По этому вопросу командование военно-воздушных сил обоих государств за последние четыре месяца разработало общую политику. Мы уже рассмотрели представленный Объединенному англо-американскому штабу 5 октября документ, в котором главный маршал авиации Портал наметил общие контуры плана разгрома Германии, отводя главную роль бомбардировкам. Этот план с незначительными изменениями был воплощен в последующем меморандуме Объединенного англо-американского штаба. «Цель бомбардировочного наступления, — гласил он, — заключается в последовательном разрушении и расстройстве военно-промышленной и экономической системы противника и подрыве его морального духа до такой степени, когда неизбежно ослабнет его способность к вооруженному сопротивлению». Одновременно члены комитета по планированию армейской авиации США при поддержке генерала Арнольда настаивали на создании бомбардировочного соединения, которое добивалось бы «систематического уничтожения избранных, жизненно важных элементов германской военно-промышленной машины путем прицельного бомбометания в дневное время». Сходство этих двух курсов не было чистым совпадением. Представители ВВС Англии в английской военной миссии в Вашингтоне всегда энергично поддерживали своих американских коллег в совместных выступлениях против предложений и взглядов, высказывавшихся представителями сухопутных войск США и Англии. Так же единодушны они были и в Касабланке по всем вопросам, кроме одного: осуществимы ли на деле дневные бомбардировки Германии?
Как отмечают официальные историки военно-воздушных сил США, на конференции в Касабланке англичане «настойчиво выдвигали требование, чтобы тяжелые бомбардировщики американской 8-й воздушной армии приняли участие в ночных бомбардировках, проводившихся военно-воздушными силами Англии». Однако сами англичане не были так единодушны в своих взглядах, как казалось американцам. Главный маршал авиации Портал решительно выступал перед своими коллегами в пользу дневных прицельных бомбардировок заводов синтетической нефти в Руре. Однако всякий раз, когда поднимался этот вопрос, командиров военно-воздушных сил США встречали холодным скептицизмом. Англичане, основываясь на своем катастрофическом опыте, имели, пожалуй, больше оснований оспаривать это предложение, чем столь же многочисленные скептики в Соединенных Штатах. На американцев теперь ложилась обязанность доказать, что политика, оказавшаяся пагубной, когда ее применяли их союзники, и которую они сами испытали только в прифронтовых районах и в очень ограниченном масштабе, тем не менее является разумной и ее следует взять за основу в будущих планах. Генерал Арнольд при поддержке генерала Спаатса и генерала Икера, прилетевшего для этого из Англии, вовсю старался обосновать эту политику перед премьер-министром. И хотя генерал Арнольд не добился полного успеха, он, по крайней мере, сумел доказать, что если эта политика потерпит неудачу, то вовсе не из-за недостатка энтузиазма, предусмотрительности и уверенности в себе людей, которым предстоит ее проводить. На английских офицеров не возлагалась ответственность за управление дневными налетами американских бомбардировщиков. Черчилль склонялся к тому, чтобы предоставить 8-й воздушной армии возможность самостоятельно выполнять свои задачи. Этот вопрос завершился [190] частными переговорами и не был официально внесен в повестку дня конференции.
Единственное формальное расхождение во взглядах членов Объединенного англо-американского штаба обнаружилось по вопросу о бомбардировочном наступлении. Это сравнительно незначительное расхождение возникло между главным маршалом авиации Порталом и адмиралом Паундом и было продолжением старого спора, многократно повторявшегося еще в Лондоне. Речь шла о приоритете бомбардировки баз подводных лодок в общих рамках бомбардировочного наступления. Начальника штаба военно-воздушных сил тревожило, что бомбардировку «операционных баз немецких подводных лодок и верфей» предлагают поставить первой в перечне объектов для союзных бомбардировщиков. «Если слишком буквально истолковывать принятый порядок очередности, — говорил он, — и направить весь удар наших бомбардировщиков на базы немецких подводных лодок, это непременно вызовет очень серьезную критику». Адмирал Паунд, узнав о массированных налетах на Берлин ночью 16 и 18 января, высказал сожаление, что «всякий раз, когда наши тяжелые бомбардировщики наносят сосредоточенный удар по какому-нибудь новому объекту, страдает противолодочная борьба». Ввиду серьезного отвлечения сил от противолодочной борьбы в результате предстоящих в наступающем году десантных операций Паунд предлагал больше, чем когда бы то ни было, сосредоточить теперь удары авиации по объектам, связанным с базированием и строительством подводных лодок, и заменить спорадические до сих пор усилия непрерывными ударами. Он нашел сторонника в лице адмирала Кинга. Генерал Брук, наоборот, поддержал Портала, считая бомбардировку баз и верфей подводных лодок в основном оборонительной мерой, для которой не следует выделять сил больше, чем это абсолютно необходимо. «Бомбардировка промышленных объектов в Германии, — утверждал Брук, — прямо содействует подавлению германской мощи, а бомбардировка объектов, связанных с базированием и строительством подводных лодок, — мера частная».
В любом случае нереалистично было проявлять излишний догматизм при установлении приоритетов, тем более что это зависит от обстановки. Объединенному комитету по планированию без особого труда удалось найти приемлемую для всех формулу, которая была воплощена в «Директиве по бомбардировочному наступлению», одобренной конференцией и ставшей одним из ее главных решений о дальнейшем ведении войны. Директива определила задачу: «Последовательное разрушение и расстройство военной, промышленной и экономической системы Германии и подрыв морального духа немецкого народа до такой степени, когда неизбежно ослабнет его способность к вооруженному сопротивлению...»
«В рамках этой общей концепции, — говорилось далее в Директиве, — главными объектами, в зависимости от условий погоды и тактических возможностей, в порядке очередности будут:
а) судостроительные верфи немецких подводных лодок;
б) немецкая авиационная промышленность;
в) транспорт;
г) нефтеперерабатывающие заводы;
д) прочие объекты военной промышленности.
Вышеуказанный порядок очередности может время от времени изменяться в зависимости от развития стратегической обстановки. Кроме того, должны подвергаться налетам другие объекты, имеющие большое значение либо с политической, либо с военной точки зрения. Например:
1) Операционные базы подводных лодок на побережье Бискайского залива. Если удастся вывести эти базы из строя, будет сделан большой шаг вперед в противолодочных операциях, которым Объединенный англо-американский [191] штаб согласился придать первостепенное значение в расходовании наших ресурсов. Дневные и ночные налеты на эти базы уже начались и должны продолжаться. Если можно будет надеяться на успех, то при благоприятных условиях налеты должны продолжаться так долго и проводиться так часто, как это необходимо. Эти задачи не включены в порядок очередности, который охватывает долгосрочные операции, тем более что базы подводных лодок расположены не в Германии.
2) Берлин. Он должен подвергаться налетам при подходящих условиях для достижения решительных результатов с точки зрения подрыва морального духа противника и поднятия морального духа России».
Очевидно, это удовлетворило начальника главного морского штаба. Пятый параграф этого документа гласил: «Использовать все возможности для дневных налетов на Германию, имея целью уничтожить объекты, не подходящие для ночных налетов; оказывать постоянное давление на моральный дух немцев; наносить тяжелые потери немецким дневным истребителям и отвлекать силы немецкой истребительной авиации из России и Средиземноморья».
В Директиве Объединенного англо-американского штаба далее указывалось, что американские тяжелые бомбардировщики, дислоцировавшиеся в Соединенном Королевстве, должны действовать под стратегическим руководством начальника штаба военно-воздушных сил Англии, но определять способы и методы их использования будет американский командующий. Генерал Арнольд мог продолжать свою программу дневных бомбардировок.
Однако Соединенное Королевство стало теперь лишь одной из баз, откуда союзные бомбардировочные силы могли наносить удары по гитлеровской Европе. С развитием операций на Средиземном море союзники могли рассчитывать на базы не только в Северной Африке, но и в Сицилии и, как считали англичане, в Турции. С них предполагалось наносить удары как по Италии, так и по румынским нефтяным промыслам, которые все еще находились вне эффективной досягаемости бомбардировщиков, действовавших из Англии, и поставляли Германии примерно третью часть общего количества нефти. Разрушение нефтеочистительных заводов Плоешти рассматривалось в качестве одной из возможных целей бомбардировочных ударов с баз в Северной Африке, однако первоочередная роль отводилась поддержке наземных операций по освобождению Северной Африки, подготовке к вторжению в Сицилию и поддержке самого вторжения, хотя задачам, «имеющим в виду ослабление воли итальянцев к продолжению войны», отдавалось предпочтение. Если бы удалось заполучить необходимые базы, особенно в Турции, бомбардировки Румынии представили бы сравнительно небольшую трудность. Главное значение Средиземноморского театра, по мнению Объединенного англо-американского штаба, заключалось не в базах, которые он мог предоставить для бомбардировочных ударов, а в возможностях вовлечь в бой силы стран оси. Следует заметить, что старшим авиационным начальником на Средиземном море был главный маршал авиации Теддер, зарекомендовавший себя в Западной пустыне как специалист по проведению совместных воздушных и наземных операций. Имея Теддера в качестве главнокомандующего военно-воздушными силами на Средиземноморском театре, военно-воздушные силы союзников разработали такие методы поддержки сухопутных войск, которые оказались бы неоценимыми в случае вторжения в Северо-Западную Францию.
Американцы без особых возражений согласились с английским тезисом о том, что дальнейшие операции на Средиземном море должны принять форму вторжения в Сицилию. Однако, как мы видели, англичане выдвинули [192] этот тезис лишь после длительных споров и дискуссий в Касабланке. Главным сторонником альтернативного курса действий — высадки в Сардинии был начальник планового управления штаба сухопутных войск бригадир Стюарт, который вместе с бригадиром Дайксом из объединенного комитета по планированию вскоре трагически погиб в авиационной катастрофе. В Объединенном англо-американском штабе мнение Стюарта поддержал адмирал Маунтбэттен, лучше всех знающий о трудностях десантных операций.
По мнению начальника управления морских десантных операций, высадка в Сицилии поглотила бы значительные средства и потребовала бы много времени на подготовку. Высадка в Сардинии (операция «Бримстоун») послужила бы в основном той же стратегической цели, но цена ее достижения была бы гораздо меньшей. Предоставлялась возможность организовать эту операцию быстро, и остались бы ресурсы либо для операции «Анаким», либо для операции против островов Додеканес, на которой настаивал штаб Ближневосточного командования, чтобы побудить Турцию вступить в войну. Сардиния не обеспечивала такой защиты средиземноморского судоходства, как Сицилия, но она предоставила бы хорошие базы для налетов авиации на промышленный север Италии, а воздействие этих налетов на моральный дух итальянцев помогло бы гораздо легче овладеть Сицилией. Адмирал Каннингхэм, присутствовавший на заседании Объединенного англо-американского штаба 18 января, заявил, что, по его мнению, овладение Сицилией «ненамного повысит безопасность морских путей через Средиземное море». «Если мы будем в Сицилии, — заметил он, — эти пути станут безопасными на 90% или больше, а без Сицилии, если мы будем владеть всем побережьем Северной Африки, почти на 85%».
Эти доводы не убедили Объединенный англо-американский штаб. Главный маршал авиации Портал не замедлил указать, что «с точки зрения военно-воздушных сил это (захват Сицилии) представляет значительную разницу, так как без баз в Сицилии немцам будет трудно действовать против Гибралтарского пролива». С ним согласился адмирал Паунд. Генерал Брук, тщательно взвесив все спорные вопросы, теперь высказался против операции «Бримстоун», и главным образом на том основании, что немцы сумели бы усилить гарнизон Сардинии, тогда как сделать это в Сицилии им было бы гораздо труднее. Премьер-министр теперь тоже высказался против операции по захвату Сардинии, аргументируя это тем, что он недвусмысленно обещал русским открыть второй фронт и считал, что трудно было бы убедить мир, будто захват Сардинии — это действительно самое лучшее, чего могут достигнуть два могущественных союзника в ходе годичной кампании. Таким образом, в первой половине конференции решено было проводить операцию «Хаски».
Однако первый же проект плана операции, представленный объединенным комитетом по планированию, вызвал новые споры. По расчетам комитета, самой ранней датой начала операции могло быть 30 августа. План предусматривал высадку на юго-восточную оконечность острова английской оперативной группы в составе трех дивизий; четвертая дивизия должна была захватить Катанию в Д + 3. Американская западная оперативная группа высаживала одну дивизию на юго-западное побережье; за ней следовала высадка двух дивизий в Палермо в Д + 2. Еще одна дивизия следовала через Катанию и одна — через Палермо. Предполагалось, что английский десант будет готовиться на Ближнем Востоке; все же порты Французской Северной Африки потребуются для подготовки американцам. Во всяком случае, отправка английского десанта с баз в западной части Средиземного моря с последующим прохождением через узкий Сицилийский пролив перед высадкой в юго-восточной части [193] острова означала бы недопустимый риск. По этому пути могла быть направлена только одна дивизия, высаживающаяся в Катании в Д + 3; для остальных исходные положения необходимо было иметь в восточной части Средиземного моря. Если учесть, что Тунис не предполагалось полностью освободить раньше апреля, все летние месяцы ушли бы на сосредоточение войск на Ближнем Востоке и подготовку их к операции.
20 января Объединенный англо-американский штаб рассмотрел эти расчеты. Американцы отнеслись к ним одобрительно, надеясь подготовить свои войска к 30 июля, и даже обсуждали возможность так уплотнить свои приготовления, чтобы освободить англичанам порты Туниса для подготовки и посадки на корабли хотя бы части их войск. Когда же сообщили об этом решении премьер-министру на заседании 21 января, он пришел в ужас от предполагаемой задержки. Его не прельщала даже перспектива сэкономить месяц на подготовку путем использования тунисских портов. Неужели необходима такая тщательная подготовка этой операции? Начальники штабов, однако, были непреклонны: единственной операцией, которую можно предпринять в мае, они считали операцию «Бримстоун», однако после нее, утверждали генерал Брук и адмирал Паунд, несмотря на некоторые сомнения со стороны главного маршала авиации Портала и фельдмаршала Дилла, не осталось бы времени для проведения операции «Хаски».
На совещании с английскими начальниками штабов в тот же вечер члены объединенного комитета по планированию так решительно отстаивали свою точку зрения, что генерал Брук пессимистически отметил в своем дневнике: «Лично я нисколько не сомневаюсь, что надо предпочесть Сицилию, но в общем большинство упорно выступают против меня». Немаловажную роль сыграл распространившийся было слух (неожиданный в свете американских заверений накануне!) о том, будто военно-морские силы США, возможно, не успеют собрать свой десантный флот к 30 августа. В связи с этим генерал Брук предложил подумать о дальнейшем планировании операции «Бримстоун», чтобы, если американцы не смогут вовремя подготовиться к операции «Хаски», можно было провести операцию против Сардинии преимущественно силами англичан при авиационной и морской поддержке американцев.
Однако распространившийся слух был решительно опровергнут на следующее утро генералом Маршаллом, который заявил Объединенному англо-американскому штабу, что американские войска будут готовы к проведению операции «Хаски» 1 августа, а то и раньше, даже если англичанам будут предоставлены все порты к востоку от Бизерты. При таких условиях операция «Бримстоун» теряла реальный смысл. Тем не менее генерал Брук настаивал иметь в виду возможную альтернативу операции «Хаски», так как «могут возникнуть непредвиденные и непреодолимые трудности, которые потребуют слишком длительной отсрочки операции». Американцы с этим не согласились. Должно быть, предложение Брука отдавало неуверенностью и уклончивостью, которые в трудные моменты казались американцам типичными для английского стратегического мышления. Генерал Маршалл, решительно поддержанный своими коллегами, обрушился на Брука. Предпринять операцию «Бримстоун», утверждал Маршалл, «значило бы искать самое слабое место и тем самым сделать сильное место еще сильнее... Мы не должны отказываться от возможности провести операцию «Хаски». Мы должны исполниться решимостью совершить это трудное дело и приступить к его выполнению». Главный маршал авиации Портал и генерал Брук продолжали ссылаться на непредвиденные обстоятельства, которые могли бы задержать операцию «Хаски», но их доводы не произвели впечатления. Адмирал Кинг со своей стороны в опровержение слухов о задержке со стороны военно-морских сил США [194] предложил начать операцию 25 июля, в период благоприятной фазы луны. Брук не стал настаивать на предложении, которому лично сам мало симпатизировал, и в окончательном решении Объединенного англо-американского штаба планы высадки на Сардинию не получили отражения.
Объединенный англо-американский штаб принял решение произвести высадку в Сицилии в 1943 году, начав ее в июле, в период благоприятной фазы луны. Верховным главнокомандующим был назначен генерал Эйзенхауэр, а его заместителем, ответственным за детальное планирование, подготовку и выполнение операции, — генерал Александер. Адмирал Каннингхэм был назначен командующим военно-морскими силами, а главный маршал авиации Теддер — командующим военно-воздушными силами. Генералу Эйзенхауэру поручили представить свои предложения о кандидатах на должности командиров западной и восточной оперативных групп. Генералу Эйзенхауэру было поручено доложить не позже 1 марта, если возникнут трудности материального обеспечения операции и если возникнет необходимость ее отсрочки. Во всяком случае, операцию не предполагалось откладывать более чем на месяц по сравнению с утвержденным сроком. Таким образом, все стало ясно.
Когда на следующий день это решение представили Черчиллю и Рузвельту, даже эти сроки подверглись резкой критике со стороны Черчилля. Премьер-министр и президент еще раз подробно расспросили начальников штабов относительно необходимости почти четырехмесячной паузы до возобновления союзниками операции после завершения боевых действий в Африке. Военные руководители утверждали, что лишь благодаря чуду можно будет начать операцию раньше, так как время, необходимое для сосредоточения и подготовки десантных сил, уже нельзя больше сократить. Однако в директиву генерала Эйзенхауэра было внесено следующее дополнение: «Мы договорились, не отменяя назначенной на июль даты операции, в течение следующих трех недель приложить все усилия, чтобы, проявив мастерство и изобретательность, добиться проведения операции в период благоприятной фазы луны в июле. Если к концу трех недель наши усилия увенчаются успехом, ваши инструкции будут соответственно изменены».
Но это было не все. Когда Черчилль и Рузвельт приступили к рассмотрению окончательного доклада Объединенного англо-американского штаба на конференции, они вновь отметили важность проведения операции «Хаски» в июле, в период благоприятной фазы луны, и указали на «серьезный ущерб, который нанесет нашим интересам приостановка военных действий в течение летних месяцев». В действительности высадка началась 10 июля — почти на шесть недель раньше самых оптимистичных предположений объединенного комитета по планированию.
В отношении планов для восточной части Средиземного моря споров возникло значительно меньше. Здесь преобладали исключительно интересы Англии, так же как в центральной части Тихого океана была исключительно заинтересована Америка, и комитет начальников штабов США соглашался с тем, что так и должно быть. Президент Рузвельт принял предложение Черчилля о том, что все вопросы, связанные с Турцией, должны решать англичане. Это соглашение было включено в окончательный доклад Объединенного англо-американского штаба. Англия уже имела оборонительное соглашение с Турцией, обеспечивавшее последней авиационную поддержку в случае нападения Германии. Теперь стояли такие вопросы: можно ли преобразовать оборонительное соглашение в наступательное; какие действия требуется предпринять, чтобы рассеять все опасения турок относительно контрудара стран оси и на какое участие турок можно реально рассчитывать? У Англии оставались значительные силы на Ближнем Востоке даже после того, как 8-я армия перешла в подчинение генерала Эйзенхауэра. Для обеспечения любых операций еще [195] оставались крупные базы в дельте Нила и высвобождались войска 10-й армии, которые больше не требовались для отражения угрозы вторжения немцев через Южную Россию и теперь могли использоваться, по словам Черчилля, «для воодушевления и поддержки турок».
Исходя из этого, Ближневосточное командование накануне конференции в Касабланке предложило Объединенному англо-американскому штабу провести десантные операции в восточной части Средиземного моря, при этом оно считало, что Крит — слишком трудный объект для нападения, а Родос и острова Додеканес представляют лучшие возможности и могут послужить либо плацдармом для наступления в Эгейском море вплоть до Смирны, либо для высадки на Крит при более благоприятных условиях, либо даже для вторжения в Грецию. Значительную роль в этих операциях могли бы сыграть аэродромы в Турции, но даже без них можно было бы предпринять наступление, пока германские военно-воздушные силы скованы другими операциями на Средиземном море и если будут выделены «некоторые дополнительные» средства, включая 2 вспомогательных авианосца и 88 десантных катеров, на которые рассчитывал штаб Ближневосточного командования. Возможно, что эти требования могли бы быть удовлетворены, если бы операцию «Бримстоун» предпочли операции «Хаски», и, как мы видели, это послужило одним из факторов, склонивших ряд членов объединенного комитета по планированию в пользу первой операции. Решение о вторжении в Сицилию означало, что для операции против островов Додеканес не будут выделены авиационные, морские или десантно-высадочные средства в предполагавшемся масштабе. По-видимому, существовало молчаливое соглашение о том, что деятельность союзников в восточной части Средиземного моря ограничится попытками убедить Турцию вступить в войну и использованием того положения, которое создалось бы в случае ее согласия.
Предложения, намеченные английским комитетом по планированию и высказанные генералом Бруком, были весьма скромными. Перечислив различные территориальные стимулы, которые можно предложить Турции, чтобы убедить ее отказаться от нейтралитета, объединенный комитет по планированию весьма мудро высказался против политики привлечения какого-либо государства на свою сторону путем подкупа, которая так широко и пагубно применялась во время первой мировой войны. Объединенный комитет по планированию предложил «разъяснить Турции, что наши добрые услуги на мирной конференции будут зависеть от ее незамедлительного вступления в войну» и что ей будет предоставлена необходимая военная техника для доукомплектования ее оборонительных сил. Объединенный комитет по планированию без особого энтузиазма рассмотрел перспективу распространения военных действий на Балканы с турецкой сухопутной границы и пришел к выводу, что «Турция будет представлять ценность для союзников как база для наступательных действий авиации, а не сухопутных войск». Это была бы идеальная база для ударов по румынским нефтепромыслам и коммуникациям германских армий, действовавших в Южной России, а открытие Босфора чрезвычайно упростило бы проблему снабжения русских армий. Этих соображений оказалось достаточно, чтобы Черчилль принял решение не щадить усилий для вовлечения Турции в войну.
Решение сделать Средиземное море главным театром военных действий в Европе в 1943 году не означало, что Северо-Западная Европа была предана забвению. Ни генерал Маршалл, ни Черчилль не допустили бы такого пренебрежения. В первую очередь предстояло принять решение о переброске и сосредоточении американских войск в Англии и тщательно продумать вопрос о вторжении во Францию: когда состоится вторжение [196] и какую форму оно примет? Обсуждению этих вопросов Объединенный англо-американский штаб посвятил не меньше времени, чем планированию операций на Средиземном море, и принятые им решения имели важное значение для дальнейшего ведения войны.
Любые планы вторжения через Ла-Манш зависели от возможного темпа переброски американских войск в Англию. Мы уже видели, как после принятого в июле решения о вторжении во Французскую Северную Африку темп сосредоточения войск по плану «Болеро» резко снизился. С началом кампании на Соломоновых островах соперничающие требования Тихого океана в судах и живой силе, естественно, пользовались приоритетом, а Североафриканский театр получил львиную долю ресурсов, поступивших из США. Из 250 тыс. чел., доставленных в Англию из Америки в 1942 году. 129 тыс. чел. вновь погрузились на суда для участия в операции «Торч». Еще 105 тыс. чел. направились в Северную Африку непосредственно из Соединенных Штатов. Американская 8-я воздушная армия, находившаяся в Англии, направила около половины своих самолетов и многих лучших офицеров на Североафриканский театр. К концу года в Англии оставалось только 96 537 американских солдат и офицеров{35} по сравнению с 539 тыс. чел., предусмотренных июльским решением. Необходимо было как-то возобновить приток войск. Однако проблема заключалась не только в войсках, но и в морских транспортах. Во время общей дискуссии по плану «Болеро» днем 21 января генерал Маршалл сообщил, что Соединенные Штаты смогут довести численность своих войск в Англии к началу июля 1943 года примерно до 400 тыс. чел. Это составит 5–6 дивизий, которые будут готовы к боевым действиям 1 августа. Можно будет отправить ещеЗ дивизии, если англичане, еще больше сократив свой импорт, смогут высвободить суда для 150 дополнительных рейсов; 4 дополнительные дивизии можно отправить с таким расчетом, чтобы они успели принять участие в боевых действиях в середине сентября.
23 января лорд Лезерс и генерал Сомервелл совместно представили документ, который несколько изменил расчеты генерала Маршалла. Дальнейшие события показали, что даже эта оценка была крайне оптимистичной, но никто на конференции, видимо, не поставил под сомнение их выводы. Исходя из численного состава дивизии в 50 тыс. чел., они рассчитали, что Соединенные Штаты могут сосредоточить в Англии 4 дивизии к 15 августа, 7 дивизий к 15 сентября и 15 дивизий к концу года. Поскольку в последних эшелонах будет, вероятно, меньше тыловых частей, указывал генерал Сомервелл, количество дивизий может быть даже несколько больше: возможно, 19. Основная масса войск сосредоточится во второй половине года, когда будет отправлено примерно 734 тыс. чел. и общая численность американских войск в Англии достигнет 1 118 тыс. чел.
Как выяснилось позже, эти расчеты переоценили существующие возможности, но Черчиллю они казались слишком осторожными. На заседании в тот вечер он резко критиковал расчеты о предоставлении 4 дивизий к 15 августа. Является ли эта цифра минимальной? Продуман ли вопрос о количестве военной техники, необходимой для проведения операций? Действительно ли понадобятся все эти тыловые части для боев за пункты высадки? Генерал Маршалл, который с не меньшим пылом, чем Черчилль, относился к идее вторжения через Ла-Манш, поддержал цифры, приведенные генералом Сомервеллом, но премьер-министр был неумолим.
В окончательный текст доклада наряду с призывом начать операцию «Хаски» в июне и продолжать отправку конвоев в Россию в течение всей [197] операции была включена фраза о необходимости ускорить сосредоточение войск, «чтобы воспользоваться благоприятной августовской погодой для проведения в какой-то форме операции «Следжхеммер».
Тем временем начальники штабов обсуждали, в какой форме можно провести операцию «Следжхеммер», если это вообще возможно. За основу был взят документ, представленный английским комитетом по планированию. Этот документ, следуя образцу, предложенному генералом Бруком, подразделял возможные операции 1943 года на три категории: а) налеты авиации с главной целью втянуть в бой военно-воздушные силы противника и истощить их; б) операции по захвату и удержанию плацдарма и, если силы и моральный дух немцев будут значительно ослаблены, развитие успеха этих операций; в) «операции более крупного масштаба, если начнется разложение германских вооруженных сил». Предусматривалось начать боевые действия 1 августа и к проведению операции привлечь 12 английских (без воздушно-десантной дивизии, впоследствии переключенной на операцию «Хаски») и 4 американские дивизии. Считалось, что будет достаточно десантно-высадочных средств для переброски десантной группы в составе двух усиленных бригад и второго эшелона в составе двух пехотных дивизий и одной легкой бронетанковой бригады. У немцев будет максимум 41 дивизия для обороны Северо-Западной Европы, а может быть, и меньше и от 1000 до 1500 самолетов первой линии всех типов.
Чего можно достигнуть с этими средствами союзников и где лучше их использовать? Можно предусмотреть нанесение ударов с воздуха по району Па-де-Кале, но это только приведет к воздушным боям, но серьезно не уменьшит потерь десантных сил. Если поставить цель закрепиться на континенте, то единственно возможным объектом явится полуостров Котаптен, где можно организовать оборону и достаточную авиационную поддержку. Предварительное изучение вопроса показало, что немцы могут в течение двух недель перебросить 15 дивизий из резерва, и поэтому минимальные силы, предназначенные для десанта, должны составлять 5 усиленных бригад, поддерживаемых 10 парашютно-десантными батальонами и одной воздушно-десантной дивизией; за ними в течение 48 часов должны последовать еще 5 дивизий.
Разница между этими цифрами и силами, которые можно перебросить имеющимися десантно-высадочными средствами, была слишком очевидна. «Следовательно, — заключал комитет по планированию, — совершенно ясно, что никакая операция по захвату и удержанию плацдарма на полуострове Котантен не будет иметь шансов на успех, если немцы сумеют сохранить резервы». Комитет рекомендовал изучить вопрос о том, до какого уровня надо истощить эти резервы, чтобы десантные силы имели хотя бы какие-то шансы на успех. Однако кое-что было ясно и без дополнительного исследования. Во-первых, для высадки десанта нужно минимум 4 усиленные бригады. Во-вторых, недостаток сил морского десанта надо компенсировать воздушно-десантными войсками; воздушно-десантные войска, как заметил адмирал Маунтбэттен, будут необходимы для взлома системы обороны на участках высадки. В-третьих, потребуется привлечь сразу большое количество десантно-высадочных средств, чтобы обеспечить войсками десанта возможность подавить оборону противника и тем самым сократить свои потери. Наконец, когда дело дойдет до сосредоточения сил после высадки, лимитирующим фактором, вероятно, будет количество имеющихся судов для перевозки боевых и транспортных машин. Все это означало, что Соединенным Штатам придется изыскать дополнительные транспортные суда и десантно-высадочные средства для переброски по крайней мере двух усиленных бригад и, кроме того, выделить парашютно-десантные батальоны и соответствующее количество транспортных самолетов. [198]
На этом этапе Объединенный англо-американский штаб лишь в самых общих чертах обсудил этот документ. Генерал Брук заявил, что все необходимые дополнительные силы авиации придется изыскать Соединенньш Штатам, так как все английские ресурсы потребуются для операции «Хаски». Американский комитет начальников штабов в свою очередь предупредил, что любую операцию против полуострова Котантен следует проводить силами, находящимися в Англии, и что не может быть и речи об отвлечении сил, уже предназначенных для операции «Хаски». Рекомендации комитета по планированию были приняты с учетом этих замечаний. Намечено было изучить вопрос о том, до какого уровня нужно истощить резервы противника в Северо-Западной Европе, чтобы операция имела какие-либо шансы на успех. Подготовку к операции планировалось вести из расчета, что операция начнется 1 августа. Окончательное решение предполагалось принять с учетом результатов изучения резервов противника. Предстояло также разработать планы более широких операций для развития успеха при условии, если падет моральный дух немцев, и дальнейшие планы срочной высадки на континент, если внезапно распадется нацистская империя.
Во всяком случае, все это были не более чем самые общие указания о продолжении планирования в тех же направлениях, в каких оно так или иначе велось в Лондоне в течение последних двух лет. Гораздо более определенными были действия, предпринятые в результате меморандума, представленного объединенным комитетом по планированию 22 января, с громоздким, но ясным названием «Предлагаемая организация командования, управления, планирования и подготовки операций по освобождению континента путем вторжения через Ла-Манш, начиная с 1943 года».
Этот документ отличался реалистичностью подхода. В нем обосновывалось положение о том, что не может быть и речи о вторжении широкого масштаба на континент в 1943 году в условиях активного сопротивления противника. Комитет считал возможным осуществить некоторые строго ограниченные операции, например высадку десанта на Нормандские острова, но вместе с тем рекомендовал сосредоточить возможно более крупные силы и держать их в постоянной готовности к вторжению на континент в кратчайший срок в случае внезапного ослабления сопротивления немцев. Параллельно с этим комитет считал целесообразным разработать планы захвата плацдарма в 1943 году и подготовиться к возможному «вторжению крупными силами» в 1944 году. Все эти планы и подготовительные мероприятия, по мнению объединенного комитета по планированию, должны быть весьма гибкими. Комитет полагал, что операции мелкого масштаба по-прежнему может проводить штаб морских десантных операций, но ответственность за планирование и подготовку войск к более крупным операциям необходимо возложить на командиров, которым со временем придется их проводить, а следовательно, надлежит как можно скорее их назначить. Комитет также рекомендовал сразу назначать верховного главнокомандующего. «Если это неосуществимо, то следует немедленно назначить начальника штаба или его заместителя, а также основных офицеров штаба, чтобы дать необходимый толчок согласованному планированию».
Объединенный англо-американский штаб согласился со всеми этими предложениями. И генерал Маршалл, и генерал Брук считали, что еще слишком рано назначать верховного главнокомандующего. Возможно, это объяснялось тем, что трудно было найти подходящую кандидатуру, тем более что такого военачальника пришлось бы освободить от его нынешних обязанностей ради руководства какими-то пока еще гипотетическими операциями. И все же было решено «немедленно назначить начальником штаба представителя английских вооруженных сил и сформировать из американских и английских офицеров штаб планирования и подготовки [199] операций на континенте». Так был учрежден пост начальника штаба верховного командующего союзными войсками, и вскоре его занял генерал-лейтенант Морган. С его назначением начались целеустремленное планирование и подготовка к высадкам в Северо-Западной Франции.
Что касается операций на Тихом океане, то английскому комитету по планированию возражать не приходилось, поскольку его требования в отношении операции «Анаким» были удовлетворены. Оставалось лишь принять к сведению предложения, внесенные штабом военно-морских сил США, относительно гарантий того, что требующиеся ресурсы будут изысканы без ущерба для взаимно согласованных планов военных действий на Европейском театре. Эти предложения основывались на мнении (его подтвердили последующие события), что Японию можно победить, используя только военно-воздушные и военно-морские силы. «Высадка десанта в Японии — дело далекое, — гласил документ, представленный Объединенным англо-американским штабом 22 января, — и вполне может оказаться ненужным. Поэтому в 1943 году ставилась цель — захватить позиции, с которых можно атаковать Японию авиацией», а способы достижения этой цели включали «непрерывные и усиливающиеся удары по судоходству противника; нарушение коммуникаций между Японией и японскими владениями; удары по военно-морским, военно-воздушным и сухопутным силам противника, с тем чтобы вынудить его вступать в бой за сохранение своих владений и обеспечение коммуникаций».
Далее американцы предлагали определить «возможности» союзников. Кроме сохранения существующих оборонительных позиций и коммуникаций эти возможности предполагали овладеть позициями для создания угрозы коммуникациям противника с Голландской Вест-Индией, Филиппинами и Южно-Китайским морем; открыть коммуникации с Китаем через Бирму, чтобы занять фланговую позицию для ударов по японским морским путям; подготовиться поддержать Россию на случай войны с Японией и действовать на суше, море и в воздухе с целью истощения сил противника. Уже проводившиеся операции по захвату рубежа Новая Каледония, Новая Гвинея имели целью обеспечить пути снабжения между США и Австралией, блокировать подступы противника к Австралии, овладеть базами для дальнейших действий и истощать силы противника. Американцы предлагали укрепить свои позиции на Алеутских островах, развернуть наступательные действия в центральной части Тихого океана от Мидуэя к рубежу Трук, Гуам на Каролинских островах (наступление к этому рубежу из Рабаула намечалось отложить, пока не будут собраны достаточные силы), а также по направлению Самоа, Джалуит и на Малайский барьер и, разумеется, участвовать в операции «Анаким», «если будет признано необходимым ее проведение».
По вопросу об операции «Анаким» английский комитет по планированию 21 января представил документ, в котором содержался расчет количества потребных десантно-высадочных средств, предлагалось назначить ориентировочно высадку на 15 ноября и принять окончательное решение о проведении операции в июле. Все эти предложения были приняты и вместе с предложениями американского комитета по планированию включены в окончательный доклад Объединенного англо-американского штаба.
Только президент Рузвельт не согласился с этими предложениями. Его возражения очень напоминали критические замечания, которые настойчиво высказывал Черчилль своему комитету начальников штабов относительно планируемых операций в Европе. Подобно тому как премьер-министр осуждал медлительность и явную недостаточность мер своих военных советников по оказанию помощи русскому союзнику, так и президент [200] выражал сожаление, что представленные планы содержали так мало положений о помощи Китаю. Рузвельт считал, что предлагаемые операции в Бирме, хотя и желательны сами по себе, не обеспечивают прямой помощи Китаю, в которой он теперь так отчаянно нуждался. Кроме того, тактика «прыжков с острова на остров», одобренная Объединенным англо-американским штабом, представлялась Рузвельту затяжным и дорогостоящим способом ослабления японской мощи по сравнению с решительным наступлением, которое можно предпринять против коммуникаций Японии из материкового Китая. По мнению Рузвельта, следовало придать гораздо большее значение усилению американских военно-воздушных сил в Китае и, как предлагал генерал Ченнолт, к апрелю довести численность бомбардировщиков до 200. Президент считал, что бомбардировочная авиация должна была наносить удары по японскому судоходству и время от времени по самой Японии, а если не удастся получить необходимые базы в Китае, то надо обеспечить базирование бомбардировщиков в Индии.
Генерал Арнольд указал, что полному осуществлению такой политики мешает недостаток транспортных самолетов. Тем не менее, как можно видеть из окончательного доклада Объединенного англо-американского штаба, в его рекомендациях произошел существенный сдвиг в пользу операций на Дальнем Востоке. Тихоокеанские операции перечислялись первыми в упомянутом выше порядке: оборона Алеутских островов; наступление с Мидуэя, к рубежу Трук, Гуам с одновременным наступлением из Рабаула (если будет достаточно сил) и наступление через Самоа. Поддержке Китая был посвящен самостоятельный пункт, содержавший три подпункта. Первый из них относился к «ближайшим операциям», в том числе к операции «Равенес» — ограниченному наступлению из Ассама с целью захватить плацдармы. Далее речь шла об улучшении переброски грузов в Китай по воздуху и о строительстве аэродромов в Китае, если удастся получить согласие китайцев. Упоминалось уже согласованное решение окончательно рассмотреть вопрос об операции «Анаким» в июле. Указывалось, что могут быть выделены сухопутные и военно-воздушные силы, но нельзя заранее гарантировать выделение военно-морских сил, десантно-высадочных средств и судов. Наконец, в докладе говорилось, что «для поддержки военных усилий Китая нужно усилить удары по японскому судоходству и, когда представится возможность, по собственно Японии, расширить перевозки в Китай по воздуху и увеличить численность американских военно-воздушных сил, действующих в Китае, настолько, насколько позволят материально-технические возможности.
Однако даже это недвусмысленное заявление не совсем удовлетворило президента. В числе дополнительных пунктов, на которых настаивали премьер-министр и президент в конце конференции, мы находим «настоятельную необходимость послать подкрепления силам Ченнолта в Китае». Этот пункт стоит на втором месте после пункта о желательности изыскать средства для отправки конвоев в Россию даже во время проведения операции «Хаски». Союзные государственные деятели никогда не позволяли своим военным советникам забывать о важности сохранения боеспособности своих партнеров по союзу, которые сдерживали основную массу боевых сил противника. Черчилль, рассматривая планы, разработанные в ходе конференции, не мог скрыть разочарования относительно того, что, несмотря на огромные ресурсы Британской империи и Соединенных Штатов, столь малого можно будет достигнуть в 1943 году.
«Надо признать, — телеграфировал он военному кабинету, — что все наши совместные военные операции имеют весьма незначительные масштабы по сравнению с громадными ресурсами Англии и Соединенных Штатов [201] и тем более по сравнению с гигантскими усилиями России. Я склонен думать, что президент разделяет мое мнение, так как, касаясь этого вопроса. Гопкинс вчера сказал мне: «Все это хорошо, но явно недостаточно». При всех скидках на наши колоссальные усилия на море и в воздухе я все же очень остро чувствую это, и в оставшиеся дни конференции мы должны склониться к решению нанести более мощные удары».
Советники генерала Маршалла тоже испытывали известное разочарование тем, что смелые планы, сформулированные в апреле 1942 года, в конечном счете вылились в туманную и ущербную стратегию «периферийных уколов». Такое превращение американцы склонны были приписать умелой и хитрой тактике англичан на конференции. Однако представление о том, будто английская делегация благодаря большей компетентности и более тщательному планированию навязала свою волю наивному и неуступчивому американскому союзнику, как мы уже говорили, не выдерживает критики. Конечно, у английского комитета начальников штабов имелись все основания быть довольным, что в выводах конференции прозвучали столь многие разработанные им идеи. Однако такие же основания были и у адмирала Кинга, не склонного к излишним комплементам. По мнению Кинга, конференция «была крупнейшим шагом вперед к выигрышу войны». Кинг впервые получил возможность полностью изложить английскому комитету начальников штабов проблемы, стоявшие перед ним на Тихом океане, и заручился поддержкой намеченных им мер. Кинг умело рассеял иллюзии англичан относительно того, что можно как-то заморозить операции на Тихом океане, пока не окончится война в Европе. Генерал Арнольд тоже мог себя поздравить с решением о проведении наступательных бомбардировок, которые он отстаивал с таким же энтузиазмом, как и главный маршал авиации Портал. Только генерал Маршалл испытывал разочарование. Еще до его отъезда из Вашингтона многим из его штаба стало ясно, что провести в 1943 году операцию «Раундап» практически невозможно. Однако Маршалл был убежден в том, что в конечном счете победу в войне должен решить сильный, сосредоточенный удар на Западе, и в этом смысле назначение начальника штаба верховного командующего союзными войсками и начало серьезного планирования под его руководством давали достаточную гарантию того, что такой удар будет нанесен, как только позволят обстоятельства. Таким образом, решения, принятые в Лондоне в июле предыдущего года, имели далеко идущие и необратимые последствия, и никакие решения, принятые в Касабланке, не могли их аннулировать.
Среди всех обсуждавшихся долгосрочных проблем стратегии была одна политическая проблема, которая заботила Черчилля и Рузвельта, если не их военных советников, больше всех прочих вместе взятых проблем. Это была проблема будущего управления Французской Северной Африкой, а в конечном итоге и Францией.
Мы уже говорили о политическом водовороте, в котором оказался генерал Эйзенхауэр, и о мерах, принятых в помощь ему с назначением Гарольда Макмиллана и Роберта Мэрфи. Встреча представителей двух союзников, казалось, создавала исключительно благоприятную возможность для более разумного разрешения этих трудностей, чем те недальновидные меры, на которые приходилось опираться союзникам в течение прошедших двух месяцев. Макмиллан и Мэрфи представили проект предложений об управлении французскими территориями в Африке. Черчилль и Рузвельт сочли этот проект в общем приемлемым. Управление территориями во Французской Северной и Западной Африке и Того, над которыми теперь осуществлял контроль в качестве верховного комиссара [202] преемник адмирала Дарлана генерал Жиро, должно было перейти в руки верховного комиссариата, в состав которого имелось в виду включить представителей голлистского Национального комитета и бывшей администрации Виши. Подобным образом намечалось реорганизовать Национальный комитет, который должен был управлять Экваториальной Африкой, Джибути, Мадагаскаром, островом Реюньон и обоими Камерунами. Со временем предполагалось создать центральный орган управления, в котором были бы представлены все французы, ведущие войну против стран оси. Этот вопрос был оставлен на усмотрение самих французов. При каждом из органов управления имелось в виду создать аппарат американских и английских советников.
Для обсуждения этих предложений в Касабланку пригласили генерала Жиро и генерала де Голля. Обеспечить прибытие генерала Жиро из Алжира оказалось не трудно, но вскоре выяснилось, что его интересует исключительно воссоздание французской армии и скорейшее введение ее в бой против немцев. Генерал Жиро сообщил Объединенному англо-американскому штабу, что в Северной Африке можно сформировать 3 бронетанковые и 10 пехотных французских дивизий, 50 истребительных и 30 бомбардировочных эскадрилий, если будет предоставлена материальная часть. Объединенный англо-американский штаб при поддержке президента Рузвельта был готов предоставить французской армии все необходимое вооружение, однако его несколько тревожили слишком оптимистические прогнозы генерала в части организации снабжения войск. Что касается политических вопросов, то вначале не удалось достигнуть никакого прогресса, поскольку генерал де Голль категорически отклонил приглашение прибыть на конференцию.
Генерал де Голль по понятным причинам относился к событиям в Северной Африке без энтузиазма. Строгие меры, принятые союзниками, чтобы не допустить ознакомления его с планами операции «Торч», соглашение между генералом Эйзенхауэром и адмиралом Дарланом, последующее назначение генерала Жиро главой правительства во Французской Северной Африке — все это оскорбило бы и не такого гордого и чувствительного человека. На предложения де Голля о встрече генерал Жиро давал неудовлетворительные ответы. Генерал де Голль и его сторонники, находившиеся в Лондоне, в общем с уважением относились к генералу Жиро как к крупному национальному деятелю, однако его заверения, будто у него нет иной цели, как руководить действиями французской армии в Африке против немцев, и будто он не заинтересован в политике, сторонники де Голля воспринимали с осторожностью. В данном случае отсутствие интереса к политике подразумевало, по мнению сторонников де Голля, сохранение статуса кво, который генерала де Голля не устраивал. Генерал Жиро не только оставался у власти и открыто оказывал доверие людям, запятнавшим себя сотрудничеством с вишистским режимом, но даже послал в Южную Америку за одним из таких деятелей бывшим министром внутренних дел Пейрутоном, чтобы назначить его генерал-губернатором Алжира. Более того, с ведома Жиро велось постоянное преследование голлистов в Алжире, а в ночь на 29 декабря были арестованы пятнадцать активных сторонников де Голля. Найти общий язык с Жиро, пользовавшегося поддержкой Соединенных Штатов, было не легко. Альянс под наблюдением англосаксов, разумеется, не представлялся де Голлю самым лучшим компромиссом. Отказ генерала де Голля от приглашения, переданного ему Иденом 17 января, неизбежно привел в ярость союзных руководителей, занятых куда более сложными проблемами, чем политическое урегулирование французских дел. В телеграмме от 18 января Черчилль в категорической форме повторил приглашение от своего имени и от имени президента и дал понять, что, если оно будет отклонено, [203] «придется также пересмотреть позицию правительства Его Величества в отношении Вашего движения, пока Вы его возглавляете». С большой неохотой генерал де Голль принял приглашение.
Однако его прибытие 22 января не облегчило положения. Планы, разработанные Макмилланом и Мэрфи и предусматривавшие триумвират в составе генерала Жиро, генерала де Голля и третьего лица, возможно, генерала Жоржа, который прибыл бы из Франции, де Голль встретил холодно. Это будет, сказал он Жиро, просто консулат, созданный по воле чужестранцев и даже не поддержанный итогами плебисцита. Де Голль заявил, что предпочитает сформировать правительство в Алжире, которое со временем станет правительством республики, а генерал Жиро получит пост командующего армией освобождения. Твердых позиций де Голля не могли поколебать ни обаяние президента Рузвельта, ни угрозы Черчилля. Самое большее, на что он соглашался, была отправка миссии связи в Алжир во главе с генералом Катру. Де Голль не согласился и с текстом коммюнике, подготовленным союзниками, где заявлялось, что он и Жиро намерены сформировать комитет для совместного управления французской территорией на время войны. В ответ де Голль подготовил вместе с генералом Жиро другое коммюнике, в котором говорилось следующее: «Мы встретились. Мы переговорили. Мы отметили наше полное согласие. Наша цель — освобождение Франции и торжество свобод человека путем полного разгрома противника.
Эта цель будет достигнута благодаря союзу в войне всех французов, сражающихся плечом к плечу со всеми своими союзниками».
Во время пресс-конференции, созванной 24 января по случаю завершения работы Касабланкской конференции, были сделаны фотографии, на которых оба генерала обмениваются рукопожатиями в присутствии Черчилля и Рузвельта. Однако эти фотографии не могли служить убедительным свидетельством дружественного согласия союзников.
На этой пресс-конференции, когда мир впервые узнал о переговорах в Касабланке, президент Рузвельт так закончил свое выступление:
«Еще одно положение, которое премьер-министр и я давно хранили в своих мыслях, но никогда раньше не излагали официально, состоит в убеждении, что мир может наступить только после полного уничтожения германской и японской военной мощи.
Некоторые из вас, англичан, помнят, что у нас был генерал Улисс Симпсон Грант, которого в дни нашей юности называли Грант Безоговорочная Капитуляция{36}. Уничтожение германской, японской и итальянской военной мощи означает безоговорочную капитуляцию Германии, Японии и Италии. Это означает разумную гарантию будущего международного мира. Вместе с тем речь идет об уничтожении не населения Германии, Японии или Италии, а господствующей в этих странах идеологии, проповедующей агрессию и порабощение других народов.
Эту конференцию можно назвать конференцией о безоговорочной капитуляции».
Черчилль, поддержав президента, добавил: «Какие бы препятствия ни стояли на нашем пути, у нас есть несокрушимая воля добиваться поставленной цели, и мы будем идти к ней, пока не добьемся безоговорочной капитуляции преступных сил, ввергших мир в смятение и разорение».
Впоследствии президент Рузвельт утверждал, что он упомянул о безоговорочной капитуляции совершенно непроизвольно, а премьер-министр [204] заявил, что включение этого вопроса в повестку дня конференции было для него неожиданностью. В своем утверждении Рузвельт был не совсем точен: в конспекте его выступления выражение «безоговорочная капитуляция» упоминается не меньше трех раз. Что касается Черчилля, то его заявление, возможно, и было правдивым, но суть проблемы ему была знакома. Вопрос о безоговорочной капитуляции обсуждался в Вашингтоне еще до начала конференции. На заседании комитета начальников штабов 7 января президент заявил о своем намерении поддержать требование безоговорочной капитуляции как основной цели союзников в войне. «То, что предлагал в то время президент, — пишут официальные историки армии США, — было простой формулой общей и непоколебимой цели — лозунгом, который должен был сплотить союзников во имя победы и довести до сведения друзей и врагов, что на этот раз не будет ни «мирных переговоров», ни «оговорок», содержащихся в новых «четырнадцати пунктах». Американские военные руководители не видели оснований оспаривать эту идею. Для них это была просто цель, которой нужно достигнуть как можно скорее».
По сведениям из неофициальных источников, отнюдь не надежных, но в данном случае, возможно, заслуживающих известного доверия, Черчилль в частной беседе в Касабланке с радостью согласился с этой идеей. Для этого у него были политические причины. Во-первых, вследствие неспособности западных союзников предпринять наступление на Западе, которого требовал Сталин, премьер-министр считал особенно важным, чтобы у русских не было оснований опасаться, что их покинут в беде, заключив компромиссный мир между Германией и Западом. Во-вторых, в памяти премьер-министра и президента еще свежо было воспоминание о тех волнениях в английских либеральных кругах, которые возникли по делу Дарлана. Надо было заверить оппонентов, что события в Северной Африке не создадут прецедента для будущих отношений между союзниками и странами оси; что ни Геринг, ни Гиммлер, ни кто другой из их своры не будут считаться подходящими партнерами для соглашения хотя бы потому, что они соблюдали верность бюрократической машине, правящей Германией.
Наконец, требовалось еще одно, более четкое заверение. Как мы видели, на первом этапе конференции адмирал Кинг прямо поставил вопрос: «На кого падет главное бремя разгрома Японии после победы над Германией?» Английский комитет начальников штабов заверил его, что сразу же после разгрома Германии Англия переключит все свои ресурсы на Тихий океан. Через четыре дня, 18 января, на пленарном заседании Объединенного англо-американского штаба Черчилль, во-первых, огласил торжественное обязательство, что, «когда будет разбит Гитлер, Англия обратит все свои ресурсы и усилия на разгром Японии»; во-вторых, предложил заключить соответствующий договор или соглашение, если в этом нуждается американская общественность, и наконец, предложил по окончании конференции опубликовать открытое заявление о том, «что союзные государства полны решимости довести войну до победного конца и что ни одна из сторон не ослабит усилий, пока не будет достигнута безоговорочная капитуляция Германии и Японии». На следующий день он направил предложение о принципе безоговорочной капитуляции на рассмотрение военного кабинета, высказав мнение, что «неупоминание Италии будет способствовать разладу в этой стране». Единственное замечание английского военного кабинета сводилось к тому, что об Италии тоже следует упомянуть в заявлении. «Гораздо более вероятно, что ожидающая их горькая участь окажет желаемое воздействие на моральный дух итальянцев», — говорилось в ответе военного кабинета. Возможно, что выражение «безоговорочная капитуляция» сформулировал президент Рузвельт, но первое упоминание [205] его в протоколах официальных совещаний союзников исходило из уст Черчилля.
А утверждение Черчилля на одном из заседаний палаты общин в послевоенные годы, когда он заявил, что выражение «безоговорочная капитуляция» не было знакомо ему, «пока его не произнес наш большой друг, наш великий и могущественный союзник президент Рузвельт», и утверждение Эрнеста Бевина о том, что «ни английский, ни какой-либо другой кабинет не имели возможности стать создателями подобного выражения», — все это веские аргументы, подтверждающие правоту утверждений самого Эрнеста Бевина в его мемуарах о том, что «военным мемуарам нельзя доверять, особенно когда речь идет о последовательности событий». Вместе с тем ясно и другое: премьер-министр Черчилль и президент Рузвельт думали не о том, какое впечатление произведет заявление о безоговорочной капитуляции на народы США, Англии и их союзников, а о том, как оно повлияет на противника.
К оценке действий и решений прошлого историк должен подходить весьма осторожно, с реальным чувством меры и полностью учитывать ограничения, налагаемые на всякий курс действий обстоятельствами того времени. Президент и премьер-министр были руководителями двух великих воюющих демократических государств, где общественное мнение, обычно не проявляющее особенного интереса к международным делам, теперь набрало полную силу, которую действительно очень трудно было обуздать или отвлечь. Режим, против которого воевали союзники, представлял собой величайшее зло, какое когда-либо охватывало великую державу, а возможность какого-нибудь преобразования изнутри казалась весьма отдаленной сквозь туман, заслонявший развитие событий в Германии. Что касается японцев, то способ, каким они начали кампанию на Дальнем Востоке, и ужасающая жестокость, с какой они вели войну, не позволяли англичанам и американцам считать их цивилизованными людьми, с которыми вообще можно впредь поддерживать какие бы то ни было отношения. Любой мир с такими государствами представлялся не столько политически неразумным, сколько психологически немыслимым. А о том, чтобы нацистская Германия и милитаристская Япония, хотя и наказанные, продолжали бы существовать в мире на равных условиях с западными демократиями, которые они чуть не уничтожили на этом, все еще критическом этапе войны, казалось, не могло быть и речи.
Тем не менее при всех скидках на обстановку, в которой принималось решение о безоговорочной капитуляции, и на непосредственные мотивы его принятия все же можно прийти к выводу, что о нем объявили непредусмотрительно, без тщательного обсуждения, которое должно было предшествовать такому важному политическому акту союзников. В дальнейшем мы коснемся вопроса о том, не затянул ли фактически этот акт окончание войны против Германии и Японии. Что касается Италии, то он вызвал лишь кратковременное замешательство, которое благодаря искусной дипломатии удалось быстро ликвидировать. Однако следует заметить, что в Касабланке вопрос о том, ослабит такое решение волю противника к сопротивлению или усилит ее, как видно, серьезно не обсуждался. На конференции не было ни экспертов по политическим вопросам, ни специалистов по внутренним делам стран оси. Не было и тех, кто в Вашингтоне и Лондоне уже набрасывал планы послевоенного устройства мира. Не пригласили также представителей английского министерства иностранных дел и государственного департамента, чтобы дать оценку такой политике в более широком контексте международных отношений, в частности в свете будущих отношений с Советским Союзом. Однако если бы и присутствовали такие советники, нет основания полагать, что они обязательно возражали бы против политики «безоговорочной капитуляции». Специалисты [206] по политической войне могли бы процитировать Сунцзы, который советовал оставлять противнику золотой мост для отступления, однако авторитет таких специалистов в определении военной политики был невысок. Но если бы даже был подан такой совет, то рассмотренные выше доводы оказались бы сильнее. Можно только отметить, что заслушать таких советников в Касабланке не представилось возможности. В противном случае руководители союзников могли бы глубже задуматься над тем, создаст ли тотальная победа прочную основу длительного мира{37}. [207]