События в Северной Африке. Ноябрь 1942 года — январь 1943 года
В ночь на 5 ноября конвои с десантом союзных войск, направлявшиеся в Оран и Алжир, прошли через пролив Гибралтар. Об этом сейчас же узнало верховное командование стран оси. Германское верховное командование решило, что конвои направляются в Триполи и Бенгази в целях высадки десантов, которым поставлена задача перерезать пути отхода немецкой танковой армии перед началом наступления английской 8-й армии. Гитлер соответственно поставил об этом в известность Муссолини, но больше ничего не предпринял и спокойно отправился из своей ставки на Восточном фронте в Мюнхен на ежегодные партийные торжества. Итальянцы не согласились с оценкой германского верховного командования. У итальянского генерального штаба, уже несколько недель ожидавшего высадки союзников во Французской Северной Африке, не было сомнений, что именно о такой высадке и шла сейчас речь. Однако в этом районе не было итальянских подводных лодок, а крупные надводные корабли не могли выйти в море из-за нехватки топлива. Высадка союзных войск состоялась на рассвете 8 ноября, при этом немецко-итальянские силы не оказали никакого сопротивления ни на море, ни в воздухе.
Генерал Маст и его сподвижники не имели времени для реализации своих планов парализации обороны, но сделали все возможное. В ночь на 8 ноября они захватили в Алжире ключевые пункты и сумели предотвратить сопротивление французов на участках высадки союзных войск восточнее и западнее города. В результате прямой атаки на порт союзникам удалось высадить небольшой отряд, однако в целом высадка десантов потребовала гораздо больше времени, чем предполагалось. В результате навигационных просчетов и вследствие отсутствия опыта по проведению морских десантных операций были допущены ошибки. Войска десанта оказались готовы к штурму города только во второй половине дня. К этому времени сторонники Маста капитулировали под натиском регулярных французских войск, и десанту союзников, высадившемуся в порту, пришлось сложить оружие.
В Касабланке генерал Бетуар, командовавший дислоцировавшейся там дивизией, уведомил генерального резидента Франции генерала Ногеса и командующего силами флота адмирала Мишелье о вероятной высадке союзников и потребовал от них не допустить сопротивления французских войск войскам десанта. Ни тот, ни другой не согласились с Бетуаром. Ногес был сразу же арестован, но, сумев освободиться, отдал распоряжение привести в боевую готовность береговую оборону. Такой же приказ отдал силам флота адмирал Мишелье. Таким образом, американским десантам при высадке на Атлантическом побережье (у Сафи, в 175 милях [129] южнее Касабланки, у Фелалы, севернее города, и в Мехдиа-Порт Лиатей, в 150 милях севернее Касабланки) пришлось преодолевать сопротивление французов. Высадка, кроме того, осложнялась сильным волнением на море и отсутствием надлежащего опыта. Французы продолжали бороться даже после успешной высадки десантов; бои не прекращались два дня. В Оране бои также затянулись. Прямая атака на порт союзникам не удалась, но высадка десанта по обе стороны от города не встретила серьезного сопротивления. При подходе союзников к городу сопротивление усилилось, но утром танки штурмом овладели Ораном.
Тем временем бои в Алжире прекратились. В момент высадки десантов Мэрфи информировал генерала Жуэна о развитии событий и предложил ему присоединиться к генералу Жиро. Жуэн отверг это предложение. Как писал он позже в своих мемуарах, было наивно со стороны союзников предполагать, что дисциплинированная африканская армия станет приветствовать генерала Жиро, «как Наполеона после его возвращения с острова Эльба». Генерал Жуэн остался верен правительству Виши. Однако по случайности, столь же счастливой для французских властей в Северной Африке, как и для союзников, в эту ночь в Алжире оказался член правительства, способный подчинить своей воле подавляющее большинство военных и гражданских руководителей. Генерал Жуэн смог обратиться к такому авторитету, как сам адмирал Дарлан, который прибыл в город по личным делам, к больному сыну.
Дарлан, узнав о происходящем, пришел в ярость. Как и Жиро, он надеялся на большее. При лучшей подготовке и чуть большем запасе времени, сказал Дарлан Мэрфи, он мог бы предоставить союзникам не только Северную Африку, но и неоккупированную Францию. Теперь же все приготовления во Франции шли прахом. «Очевидно, — заявил Дарлан в разговоре с Мэрфи, — у вас не меньше способностей творить ошибки, чем у англичан». Дарлан согласился запросить инструкций у Петэна. Тем временем генерал Жуэн уже решил, что подчиненные ему войска не должны воевать за Алжир, и отдал соответствующий приказ. «Дело сделано», — считал он. Вполне вероятно, что и сам Дарлан придерживался такого же мнения. Через 48 часов от имени маршала Петэна Дарлан взял власть во Французской Северной Африке в свои руки и отдал приказ о прекращении огня. Захватить флот немцам не удалось. Как и заверял Дарлан, моряки потопили свои корабли, чтобы они не попали в руки врага.
Союзное верховное командование к этому времени уже испытало две крупные неприятности, связанные с генералом Жиро. По прибытии в Гибралтар 7 ноября генерал Жиро настоятельно потребовал передачи ему командования всеми союзными силами (генералу Эйзенхауэру вменялось в обязанность руководить материально-техническим снабжением и подвозом подкреплений) и при этом намекнул, что использует свои права для осуществления немедленной высадки на юге Франции. С большим трудом генералу Эйзенхауэру удалось отговорить Жиро от этих требований, и на другой день Эйзенхауэр сообщил о достигнутой договоренности, которая сводилась к следующему: «Генерал Жиро признается как руководитель усилий, направленных на отражение агрессий стран оси в Северной Африке, как главнокомандующий всеми французскими силами в данном районе, как губернатор французских североафриканских владений. Эйзенхауэр, как главнокомандующий англо-американскими силами, будет всемерно сотрудничать с Жиро и оказывать ему полное содействие». Однако этот компромисс оказался лишним, как только генерал Жиро прибыл в Алжир. Здесь союзников ожидал еще один неприятный сюрприз: они убедились, как и предупреждал их генерал Жуэн, что никто в Северной Африке не признает Жиро. Французские власти даже отказались вести переговоры [130] с американцами в его присутствии. Только Дарлан имел полномочия от Петэна, и союзникам, хотели они этого или нет, пришлось иметь дело именно с Дарланом. Вечером 11 ноября Дарлан встретился с Жиро. После того как Жиро признал Дарлана высшим гражданским лицом, адмирал признал генерала в той роли, которую ему обещали союзники, — в роли главнокомандующего французскими силами в Северной Африке. Генерал Эйзенхауэр был доволен такой договоренностью, поскольку это была единственная возможность решить, казалось, безнадежную проблему.
О новом разделе власти французы объявили 15 ноября. Генерал Жуэн остался командующим сухопутными войсками, адмирал Мишелье — командующим военно-морскими силами. Дарлану, верховному комиссару во Французской Северной Африке, подчинялись Шатель в Алжире и генерал Ногес в Марокко. Буассон, объявивший 23 ноября о своей верности новому режиму, остался генеральным резидентом во Французской Западной Африке. Теперь на стороне союзников находились все французские владения в Африке, подчинявшиеся либо адмиралу Дарлану, либо генералу де Голлю. Исключение составил Тунис. Его генеральный резидент адмирал Эстева, от которого потребовали принести присягу на верность одновременно и Дарлан, и Лаваль, игнорировал призыв Дарлана и по-прежнему остался верен правительству Виши, тем более что в Тунис уже прибывали войска стран оси.
Политические вопросы, ожидавшие решения, касались не только Французской Северной Африки, но и самой Англии и союзнической коалиции. Для американского правительства, поддерживавшего тесные связи с правительством Виши и его сторонниками во Французской Северной Африке, договоренность с Дарланом была вполне логичным политическим ходом. Переговоры с ним велись задолго до начала операции, и, как мы уже видели, американские высшие планирующие органы не могли себе и представить, чтобы «сделка с Дарланом» стала неприемлемой для правительства. Точка зрения президента по этому вопросу в общих чертах изложена в послании Черчилля от 2 января 1943 года: «Народ Франции решит свои проблемы после того, как мы победим в войне. До этого момента мы можем вступать в сделку с французскими представителями на местах в частном порядке каждый раз, когда наши войска вступают на французскую территорию. Если эти французские представители откажутся сотрудничать с нами, нам придется заменить их». Эту точку зрения поддержал и Сталин, который в послании к президенту одобрил позицию, занятую Эйзенхауэром. Что касается самого Эйзенхауэра и его советников на местах (и американских, и английских), то они считали самым важным создать дружественное правительство, чтобы иметь возможность беспрепятственно развивать военные действия.
Значительной части англичан эта позиция Эйзенхауэра казалась проявлением макиавеллизма в худшей форме. В ходе заседаний палаты общин, начавшихся 12 ноября, возникал один вопрос за другим, пока наконец 26 ноября не был внесен на рассмотрение проект резолюции, в которой говорилось: «Палата общин считает, что наши отношения с адмиралом Дарланом и подобными людьми идут вразрез с идеалами, ради которых мы ведем войну; более того, эти отношения могут подорвать наш авторитет у друзей среди подвергшихся агрессии народов и нанести ущерб военным, социальным и политическим перспективам конечного и полного триумфа дела Объединенных наций». Черчилль сумел рассеять эти опасения в откровенной и блистательной речи на заседании палаты общин 10 декабря. После этого секретного заседания оппозиционные выступления в парламенте прекратились, шум в печати затих, страна успокоилась. [131]
16 ноября де Голль опубликовал заявление, в котором говорилось, что Национальный комитет не имеет ничего общего с событиями в Алжире. Просьба де Голля выступить по радио с обращением к французам была молчаливо отклонена. Де Голлю сказали, что все зависит от Рузвельта, а тот не дал никакого ответа.
Как постоянно подчеркивал генерал Эйзенхауэр, сложная политическая обстановка оказывала весьма отрицательное влияние на ход боевых действий. Трудности ведения боев на всем протяжении от Алжира до Туниса, на гористой местности, при наличии всего одной железной и одной шоссейной дороги, в сезон проливных дождей были значительными, даже если не считать политических осложнений. Первоначальная враждебность французского персонала железной дороги и почты, а также пассивность французских войск могли в конечном итоге сорвать ведение операций в Тунисе, поэтому первой задачей генерала Эйзенхауэра было урегулирование политических проблем на высшем уровне. Ответственность за ведение боевых операций легла на командующего Восточным оперативным соединением генерал-лейтенанта Андерсона, который по своему усмотрению определил состав и организационную структуру соединения. Сейчас, когда прошло много лет, легко писать о допущенных промахах, однако неизбежно напрашивается один вывод: если бы генерал Эйзенхауэр имел возможность отложить решение политических вопросов или поручить кому-то заняться ими в течение первых нескольких недель после начала операции и посвятить всю энергию руководству действиями войск, бросок к Тунису мог бы завершиться успешно. Поскольку на генерала Эйзенхауэра была возложена ответственность за политическое и военное руководство в операции, он, естественно, не мог поручить кому-то другому заняться политическими вопросами. Причина неудачи заключалась не столько в том, как решал Эйзенхауэр эти вопросы, сколько в том, что Объединенный англо-американский штаб явно недооценивал объем работы, возложенной на главнокомандующего. Добиться успеха в таком деле, как операция в Северной Африке, невозможно без риска, и, вероятно, лучше было бы пойти на больший риск в политической области и меньше рисковать в области военной. Военные неудачи вызывали политические трения, а ведь ничто не могло лучше примирить французские власти с мыслью об оккупации французских территорий союзными войсками, чем быстрый и полный военный успех.
Немцы быстро оправились от первоначального потрясения, вызванного внезапностью действий союзников. Уже 9 ноября в Тунис были переброшены первые немецкие части. На следующий день Гитлер издал директиву, согласно которой все усилия на Средиземном море подчинялись одной цели — создать плацдарм в Тунисе с минимальной протяженностью фронта и используя оборонительные свойства местности. Немецким войскам надлежало установить тесный и дружественный контакт с французским верховным командованием в Тунисе, но «если настроения в тунисской дивизии покажутся сомнительными, то ее необходимо разоружить, а оружие передать нашим войскам и итальянцам, проживающим в Тунисе». Положение небольшого отряда немецких войск, переброшенного в Тунис в первые дни, было весьма опасным, но французский генеральный резидент адмирал Эстева пунктуально выполнял директивы правительства Виши и не чинил препятствий немцам. Однако поведение коллег Эстева в Алжире и Марокко явилось опасным прецедентом, и от немецких офицеров стали поступать донесения о том, что «французские военные и гражданские власти занимают нелояльную, часто враждебную позицию». Французские части под командованием генерала Барре подчинились [132] приказу Эстева и в ночь на 11 ноября отошли из Туниса и Бизерты в горы. Однако скоро стало ясно, что они ждут прибытия союзных войск, чтобы атаковать немцев. Что касается союзных войск, то они быстро двигались к Тунису.
Ближе других находилась английская 78-я дивизия, которая 11 ноября высадилась в Бужи, в 300 милях западнее Туниса. Не успели союзники организовать авиационное прикрытие высадки, как немецкие самолеты атаковали бухту Бужи и потопили несколько транспортов с оружием. Как следует из донесений генерала Андерсона, потеря этих транспортов отрицательно сказалась на действиях союзных войск в последующие несколько дней. Тем не менее передовые отряды англичан за четыре дня продвинулись на 200 миль к тунисской границе и 15 ноября достигли Табарки. Все это время в Тунис мелкими группами прибывали немецкие войска. Затем они были сведены в армейский корпус под командованием генерала Неринга, имевшего значительный опыт боевых действий в пустыне. Неринг выслал навстречу английским войскам боевую группу с шестнадцатью средними танками и 18 ноября сумел остановить продвижение англичан у Джебель-Абиода. К району боев стали подтягиваться подразделения и части 78-й, а также 6-й бронетанковой дивизий. Английский парашютный батальон высадился в Сук-эль-Арбе, а американские — в Йокс-ле-Бене, в Центральном Тунисе. В распоряжение генерала Андерсона прибыли американские танковые и артиллерийские подразделения. Установив контакт с английским командованием, на сторону союзников перешли французские части во главе с генералом Барре. 19 ноября они впервые вступили в бой против немцев у Меджез-эль-Баба.
25 ноября генерал Андерсон решил начать наступление в направлении Туниса по долине реки Меджерда. Передовые части (английская пехота и американские танки) достигли Джедейды, в 15 милях от Туниса. 28 ноября дальнейшее продвижение было остановлено упорной и хорошо организованной обороной немцев. Это был критический момент. Темп наступления союзных войск был сбит. Немцы получили возможность быстро подтянуть резервы (части 10-й танковой дивизии уже прибывали в Тунис), а их авиация, действуя с аэродромов вокруг Туниса и Бизерты, господствовала в воздухе над полем боя, находившимся на удалении 100 миль от ближайшей авиационной базы союзников в Боне. После тяжелых боев, длившихся в течение недели в районе Тебурбы, генерал Андерсон решил перейти к обороне, чтобы перегруппировать свои силы и накопить материальные ресурсы для возобновления наступления.
К 22 декабря, когда войска генерала Андерсона возобновили наступление, немцы уже накопили значительные силы. Прибывший с Восточного фронта генерал-полковник Арним принял командование 5-й танковой армией, насчитывавшей 60 тыс. солдат и офицеров и 213 танков. Однако главной причиной того, что англичане вскоре прекратили наступательные действия, были начавшиеся проливные дожди, остановившие движение по дорогам. На совещании, состоявшемся 24 декабря, генерал Эйзенхауэр, генерал Андерсон и командир английского 5-го корпуса генерал-лейтенант Олфри решили воздержаться от продолжения наступательных действий до улучшения погоды, а этого можно было ожидать, как доложил Эйзенхауэр Объединенному англо-американскому штабу, не раньше чем через два месяца. «С моей точки зрения, — докладывал Эйзенхауэр, — есть все основания считать, что любая попытка продолжать наступление в существующих условиях в Северном Тунисе чревата катастрофой». Союзникам не удалось с ходу овладеть Тунисом, и, чтобы добиться цели, потребовалось три месяца тяжелых боев, повлекших за собой огромные потери.
Вполне естественно, что это известие произвело удручающее впечатление [133] в Лондоне. Возникла необходимость в корне пересмотреть все планы операций на будущее, да и положение войск Эйзенхауэра выглядело весьма уязвимым. «Его войска, — говорилось в телеграмме английского комитета начальников штабов фельдмаршалу Диллу, — растянуты на широком фронте, причем 1-я армия (то есть корпус Олфри) занимает полосу около 60 миль. Достаточных резервов нет ближе Алжира, находящегося на удалении 250 миль от линии фронта. В этих условиях он предполагает, что придется ждать около двух месяцев, прежде чем предпринять наступление на Тунис. Поскольку противник подтягивает резервы быстрее, чем союзники, вполне вероятно, что он начнет наступление раньше, чем это рассчитывает сделать Эйзенхауэр. Это чревато большой опасностью для нас. Так как плотность нашей обороны невелика и резервы отсутствуют, союзным войскам, возможно, придется отойти в Алжир. Мы считаем, что для изгнания немцев из Туниса и упреждения удара противника необходимо принять срочные энергичные меры».
Однако генерал Эйзенхауэр, лучше других сознававший нависшую опасность, не был намерен уступать инициативу противнику. 29 декабря он доложил Объединенному англо-американскому штабу, что планирует вести активную оборону в Северном Тунисе, где сосредоточены английские войска, и силами американского 2-го корпуса перейти в наступление на Сфакс в Центральном Тунисе, где противник не оказывал сильного сопротивления{31}.
Эйзенхауэр намеревался взять на себя руководство действиями на Тунисском фронте, подчинив генералу Кларку французские и американские войска и поручив Андерсону подготовку к новому наступлению на Тунис, чтобы начать его, как только позволит обстановка. У английского комитета начальников штабов на этот счет было свое мнение. Он считал, что предлагаемый план действий не только ослабит силу удара на главном, северном, направлении, но и поставит войска в этом районе под угрозу разгрома. Избранное Эйзенхауэром направление удара комитет считал сопряженным с опасностью контрудара противника с севера и отступающих войск Роммеля. «Кроме того, — указывал комитет начальников штабов, — мы очень встревожены намерением Эйзенхауэра оставить свой штаб, где только он может справляться с Жиро и обеспечивать пополнение передовых соединений резервами и материальными средствами. Не лучше ли поручить Кларку командование Тунисским фронтом, подчинив ему Андерсона и Жуэна?..»
Тем временем в Алжире побывал бригадный генерал Джекоб из штаба Исмея с целью лично разобраться в обстановке. Хотя в его докладе прозвучали неутешительные сообщения о политической обстановке, однако военную обстановку он оценивал положительно, и это заставило комитет начальников штабов умерить свою критику и разрешить Эйзенхауэру осуществлять намеченные им планы. Наступление на Сфакс было запланировано на последнюю неделю января. Незамедлительно начались приготовления к этому наступлению и к переброске с Мальты группы снабжения, как только американцы выйдут к побережью. Однако успешное выполнение этого плана зависело от того, удастся ли 8-й армии сковать танковую армию Роммеля. 15 января на конференции в Касабланке генерал Александер заявил, что, хотя Триполи, видимо, будет захвачен в ближайшие [134] одиннадцать дней, продвинуться дальше не удастся до тех пор, пока не закончится расчистка порта, а на это уйдет неделя, а может, и полгода. Таким образом, Роммель получит опасную передышку. Александер предупредил, что в случае наступления американцев Роммель может мгновенно нанести ответный удар. В связи с этим Эйзенхауэр решил отложить проведение операции до того момента, когда появится возможность сочетать наступление его войск с наступлением 8-й армии с юга.
Проблема управления войсками была более сложной, поскольку здесь затрагивались не только интересы американцев и англичан. Значительную часть фронта между полосами действий английской 1-й армии и американского 2-го корпуса занимали французские войска. Генерал Жиро требовал, чтобы именно им принадлежала ведущая роль в освобождении территории Французской Северной Африки. Личный состав французских войск сражался храбро, имел опыт действий в горах, но испытывал нехватку оружия. Хотя связь и транспорт для французских войск обеспечивали союзники и их взаимодействие было хорошо налажено, генерал Жиро в противоположность американцам категорически возражал против подчинения его войск англичанам. Больших трудов стоило отговорить Жиро от его притязаний быть командующим всеми войсками на Тунисском фронте. Как отметил комитет начальников штабов, предложение Эйзенхауэра ввести французские войска в состав 5-й армии под командованием генерала Кларка не решило бы вопроса о единоначальнике, отвечающем перед Эйзенхауэром за проведение операций. Поэтому 5 января комитет начальников штабов потребовал от Вашингтона поручить генералу Эйзенхауэру заниматься прежде всего политическими вопросами, а командование союзными войсками в Тунисе возложить на генерала Андерсона. Предлагалось также, чтобы Эйзенхауэр создал при себе небольшой штаб неподалеку от линии фронта и принимал решения по принципиальным вопросам, связанным с ведением боевых действий.
Практически именно так и произошло. Генерал Эйзенхауэр создал передовой командный пункт в Константине во главе с заместителем начальника своего штаба генералом Траскоттом. Сначала войска каждой страны имели своих командующих. Американским 2-м корпусом командовал генерал Фридендолл, французскими войсками — генерал Жуэн, английской 1-й армией (в ее составе все еще был только 5-й корпус) — генерал Андерсон. Однако после того, как 18 января мощное наступление немецких войск, оснащенных танками «тигр», привело в замешательство слабо вооруженные французские войска, генерал Эйзенхауэр 21 января назначил генерала Андерсона «координатором» фронта, а вскоре возложил на него ответственность за использование американских войск. Генерал Жуэн еще раньше соглашался подчинить свои войска генералу Андерсону, но генерал Жиро наложил тогда вето на это решение. Теперь же генерал Жиро, занятый политическими проблемами, возникшими в связи с убийством Дарлана, не возражал против решения Жуэна. И все же без официального распоряжения Жиро положение Андерсона как командующего оставалось странным и непрочным.
Наступление 8-й армии через территорию Триполитании открыло путь к решению проблемы. Вопрос об управлении войсками и структуре командования на Средиземноморье стал одним из тех вопросов, которые надлежало решить Объединенному англо-американскому штабу и его политическим советникам на конференции в Касабланке. На заседании английского комитета начальников штабов 16 января 1943 года премьер-министр высказал предположение, что поскольку после пересечения границы 8-й армией английские войска составят большинство сухопутных войск союзников, то командовать ими должен генерал Александер, подчиняясь непосредственно генералу Эйзенхауэру. Преимущества такого [135] решения были очевидны: руководство сухопутными войсками оказалось бы в руках одного из самых популярных и опытных военачальников, а генерал Эйзенхауэр мог бы посвятить себя не только политическим вопросам, но и организации взаимодействия, приобретавшего важное значение в связи с расширением масштабов операций на Средиземноморье. Генерал Брук со своей стороны предложил не создавать штаба союзных сухопутных войск, а подчинить 8-ю армию Эйзенхауэра, заместителем которого стал бы Александер. Американцы не возражали против этих предложений, но требовали все назначения осуществить немедленно. Генерал Александер произвел прекрасное впечатление на участников конференции в Касабланке не только благодаря своему богатому опыту, но и той уверенности, с которой подходил к делу. У американцев не возникало сомнений относительно того, чтобы подчинить ему свои сухопутные войска. Такого же мнения придерживались и англичане, подчиняя свою 1-ю армию генералу Эйзенхауэру. Однако для генерала Александера было совершенно нецелесообразно приступать к исполнению новых обязанностей, пока не представлялось возможным эффективно управлять обеими армиями на одном театре военных действий. Кроме того, генерал Александер мог прибыть в Алжир только 19 февраля.
Почти столь же неудовлетворительно обстояло дело с командованием военно-воздушных сил. Проблема согласования гибкости, необходимой для ведения военно-воздушных операций, с удовлетворением местных потребностей по обеспечению действий сухопутных войск вызывала трудности на всех театрах войны. Очень скоро стало ясно, что структуру командования, оказавшуюся приемлемой при операции «Торч», придется в корне менять для проведения последующих операций. Осуществлять связь между командованием сухопутных войск в Тунисе и поддерживающей авиацией, руководство действиями которой велось из Алжира, было весьма трудно, особенно если учесть, что в операциях участвовали сухопутные войска трех стран и авиации двух стран. После неудачи союзников в боях у Тебурбы отношения между командованием сухопутных войск и командованием ВВС обострились. «Авиация здесь действует страшно беспорядочно, — телеграфировал адмирал Каннингхэм в Лондон 19 сентября. — Возможно только одно решение — прислать сюда Теддера».
Главный маршал авиации Теддер, прекрасно решивший аналогичную проблему на Среднем Востоке, уже побывал в Алжире в целях изучения обстановки и произвел большое впечатление на Эйзенхауэра как человек, обладающий «почти всеми качествами и опытом, которые необходимы были на Средиземноморье в ближайшие две недели». Эйзенхауэр предложил Теддеру остаться у него в качестве советника. Эйзенхауэр полагал, что производить какие-либо замены не потребуется, так как предложения Теддера осуществлялись бы от его, Эйзенхауэра, имени. Но это не понравилось Теддеру и пришлось не по вкусу английскому комитету начальников штабов. По мнению комитета, обстановка требовала более решительных мер — перевода Теддера в Алжир для координации действий союзной авиации во всей Северной Африке с подчинением Эйзенхауэру во всем, что касалось авиации в операции «Торч», и комитету начальников штабов — в отношении операций на Среднем Востоке.
Генералу Эйзенхауэру эти меры представлялись дальновидным решением, но не избавляли его от трудностей текущего момента. 3 декабря он заявил, что не хотел бы проводить столь глубоких изменений в командовании в критический момент, когда операции уже начались (бои вокруг Тебурбы в этот момент уже велись). Генерал Эйзенхауэр лично сам занялся этим вопросом и назначил своим заместителем по ВВС командующего американской 8-й воздушной армией генерал-майора Спаатса. С этим решением согласился английский комитет начальников штабов, назначив вице-маршала [136] авиации Робба начальником штаба Спаатса. Во время конференции в Касабланке было принято другое решение. Маршал авиации Теддер был назначен главнокомандующим на Средиземноморском театре военных действий со штабом в Алжире. Ему подчинялся генерал Спаатс, назначенный командующим ВВС в Северо-Западной Африке. Маршал авиации Дуглас стал главнокомандующим ВВС на Среднем Востоке со штабом в Каире. С этого момента жалобы на недостаточность авиационного обеспечения действий сухопутных войск постепенно прекратились. Удары союзной авиации по коммуникациям стран оси быстро достигли нового, еще более высокого уровня.
Помимо того что из рук союзников ускользнул Тунис, последний день ноября принес им еще одно разочарование на другом конце фронта в Средиземноморье. Сколь бы значительна ни была победа, одержанная 8-й армией, ей все же не удалось достичь цели, поставленной генералом Монтгомери в «общем плане», подписанном 14 сентября: окружить противника в занимаемом им районе и уничтожить его. 21 ноября, когда войска союзников преследовали отходившие силы противника, генерал Александер доложил премьер-министру: «Неблагоприятная погода с проливными дождями вызвала задержку в продвижении 8-й армии. В ряде случаев продвижение через пустыню почти полностью остановилось. Транспорт вынужден пользоваться единственной дорогой, что привело к образованию заторов... Не сомневаюсь, что нам придется еще повоевать в Алжире».
Английские бронетанковые части, достигнув 26 ноября Эль-Агейлы, обнаружили, что части роммелевской танковой армии, усиленные итальянскими войсками, заняли оборону в узком дефиле. Однако Роммель не собирался задерживаться на этом рубеже. 24 ноября он потребовал от своего начальства разрешить ему полностью оставить территорию Итальянской Северной Африки. Не встретив поддержки Кессельринга и Кавальеро, Роммель вылетел в Восточную Пруссию для доклада лично Гитлеру. Фюрер, расстроенный ходом событий на Восточном фронте, заупрямился и согласился лишь оказать давление на итальянцев, чтобы те позаботились об улучшении снабжения. С этой целью Гитлер послал в Рим Геринга и самого Роммеля. Тем временем итальянское верховное командование пришло к выводу, что Роммель в одном прав: при существующем положении со снабжением рубеж у Эль-Агейлы долго удерживать невозможно. Роммелю разрешили отвести войска на позицию Буэрат-эль-Хсун, в 200 милях западнее Эль-Агейлы. 12 декабря последние подразделения войск Роммеля отошли, избежав охватывающего удара частей 8-й армии.
К 17 декабря части танковой армии Роммеля заняли позиции у Буэрат-эль-Хсуна и по приказу Муссолини оказывали упорное сопротивление войскам союзников. Единственное преимущество, которым пользовались немцы, заключалось не в выгодности позиции, а в выигрыше времени, которое потребовалось 8-й армии, чтобы выйти к ней. Войска Александера находились на удалении 900 миль от своих баз в дельте Нила и снабжались по морю. Темпы подвоза зависели от того, насколько быстро могли ремонтные службы восстановить порты, в частности порт Бенгази.
24 декабря генерал Александер доложил, что пропускная способность порта Бенгази составляет 1900 т в день, но заметил при этом, что такую цифру нельзя считать средней. В результате штормов в новогодние дни пропускная способность порта резко сократилась, поэтому 8-я армия задержалась перед позицией Буэрат на четыре недели и не смогла начать наступление раньше 15 января. Однако итальянскому верховному командованию уже давно стало ясно, что удержать позицию Буэрат из-за нехватки боеприпасов и горючего не удастся, и 31 декабря оно отдало приказ [137] Роммелю отойти в Южный Тунис. Одновременно он получил указание удерживать позицию Буэрат, пока не будут приведены в негодность портовые сооружения в Триполи. По подсчетам итальянского верховного командования, на это требовалось два месяца, и Роммель должен был фактически начать отход только по получении специального приказа. По поводу этих распоряжений Роммель мрачно заметил, что их выполнение зависит от действий противника, и был прав в этом. Англичане владели абсолютным господством в воздухе. 14 января войска стран оси насчитывали в своем составе три немецкие дивизии, шесть итальянских батальонов и немецкую парашютную бригаду, а против них действовали семь дивизий союзных войск. Против 700 английских танков Роммелю удалось собрать всего 91 танк, в том числе только 34 немецких. Продержавшись лишь сутки, Роммель 15 января начал отход, сначала к Хомсу, а затем в Тунис, вызвав тем самым разочарование у итальянцев. 23 января, то есть на три дня раньше срока, обещанного генералом Александером в Касабланке, 8-я армия вступила в Триполи. Теперь открывалась возможность комбинированного удара союзных войск по противнику, укрепившемуся в Тунисе. [138]