Испания. Политические приготовления
Англичане практически ничем не могли помочь своим американским союзникам в переговорах с французами в Северной Африке, хотя от их исхода зависело очень многое. Однако была еще одна область политической деятельности, столь же необходимая для успеха операции «Торч», как и миссия Мэрфи. Речь идет о смягчении напряженности в отношениях с недружественной, но стратегически важной нейтральной державой — франкистской Испанией, контролировавшей Гибралтар. В этой области по договоренности с американцами англичанам предстояло действовать в одиночку.
Успех планируемой операции зависел в не меньшей степени от договоренности с Испанией, чем от договоренности с французскими властями в Северной Африке. Английский посол в Мадриде Хор в памятной записке от 29 августа 1942 года писал: «Соблазн перерезать наши коммуникации будет весьма велик. Мы можем подставить свою шею под нож испанцев... Немцы окажут давление на генерала Франко и скажут ему: «Настало ваше время. Вы можете перерезать горло союзникам, уничтожить их морские и авиационные базы в Гибралтаре и получить за это внушительный куш в Северной Африке». Пусть никто не недооценивает силы этого соблазна и не думает, что, поскольку девять из десяти испанцев не хотят войны, генерал Франко не пойдет на такой риск ради огромной выгоды, которую ему сулят обстоятельства».
Возможности Испании нанести ущерб делу союзников были значительны. Своими силами она могла подавить морские и авиационные базы в Гибралтаре. Из Испанского Марокко она могла угрожать коммуникациям союзников, протянувшимся к Касабланке. Из Танжера, Сеуты и Альхесираса испанцы могли препятствовать движению судов через Гибралтар. Наконец, Испания могла предоставить немецким военно-воздушным силам базы в Андалузии и на Болеарских островах, что существенно затруднило бы для союзников ведение морских и наземных операций на западном участке Средиземноморского театра военных действий.
Однако Хор не преувеличивал, упомянув о нежелании девяти из десяти испанцев воевать. Испания уже отвоевалась. За три года войны, с 1936 по 1939 год, было убито и ранено около миллиона испанцев. Но дело не только в этом. Внутриполитическое положение страны было критическим. 100 тыс. испанцев оказались в изгнании, еще четверть миллиона были брошены в тюрьмы, в основном за «политические преступления». Экономика страны, никогда не блиставшая успехами, находилась в состоянии упадка. Проблемы борьбы с голодом и разрухой кое-как удавалось решить только за счет импорта из воюющих стран. Особенно большие трудности испытывала Испания в получении нефтепродуктов. Генерал Франко, [123] опираясь на помощь армии, которую он полностью подчинил своей воле, возглавлял далеко не прочную коалицию из правой, фашистской, партии и клерикалов. Эту коалицию породил страх перед возрождением «левой активности», которая была буквально потоплена в крови и для борьбы с которой каудильо продолжал осуществлять жестокий диктаторский режим.
Ни в политическом, ни в экономическом отношении Испания не могла себе позволить какой-либо дополнительной нагрузки, и генерал Франко знал об этом лучше других. Однако его устремления не ограничивались наведением порядка в собственной стране. У Испании были неудовлетворенные территориальные претензии в Гибралтаре и Северной Африке, где границы Испанского Марокко рассматривались Испанией как временные. В 1940 году только отказ Германии поддержать ее вынудил Испанию воздержаться от удовлетворения этих претензий за счет потерпевшей поражение Франции и обессиленной Великобритании. Тогда испанцы ограничились захватом международной зоны в Танжере, но были все основания полагать, что Испания вернется к своим требованиям, как только позволит ей сделать это без риска благоприятный ход войны.
Не оставляло никаких сомнений то, кому симпатизирует правительство Испании. У него не могло быть причин для сближения с демократическими странами Западной Европы ввиду их очевидных, хотя и малоэффективных, симпатий к противникам нынешнего режима во время гражданской войны. Страхом и ненавистью были пронизаны отношения испанских властей к Советскому Союзу, непримиримым врагом которого в Испании и других районах мира считал себя Франко и против которого вместе с немецкими войсками уже сражалась одна испанская дивизия. Однако и по отношению к нацистской Германии и фашистской Италии, своих патронов в годы гражданской войны, Франко не испытывал горячих симпатий и чувства благодарности, как можно было бы предположить. В 1940 году он принял их победу как естественный итог, без лишнего шума перешел от политики нейтралитета к политике неучастия в войне и назначил министром иностранных дел брата своей жены фашиста Суньера. В июле 1941 года Франко публично заявил о своей уверенности в конечной победе Германии и в мае 1942 года подтвердил эту убежденность в беседе с американским послом в Мадриде профессором Хейсом.
Однако не победы ждал каудильо с таким откровенным удовольствием. Испанские клерикалы не скрывали своего недоброжелательного отношения к идеям нацизма. Они с растущей тревогой следили за проникновением немцев в экономику Испании. И Франко, и Суньер проявляли упорство в своих переговорах с Берлином, и по мере того как перспектива победы Германии отодвигалась, а неприязнь к немцам в Испании принимала все более открытые формы, Франко начал соответственно менять свою позицию. 3 сентября он нашел повод к смещению Суньера. Хотя Франко проявил осторожность и умилостивил фалангистов некоторыми назначениями в правительстве, однако исчезновение с политической арены Суньера, который в умах общественности олицетворял политику сотрудничества со странами оси, и замену его умеренным консерватором генералом Жорданом союзники расценили как благоприятный признак.
В своих взаимоотношениях с генералом Франко союзники опирались на два положительных фактора: желание испанцев хоть в какой-то степени сохранить самостоятельность перед странами оси и зависимость экономики Испании от импорта, ограниченного блокадой. Положение Испании во многом было аналогично положению вишистской Франции. Так же как американцы требовали от англичан экономических уступок правительству Виши, чтобы у него сохранились возможности поддерживать контакты с Западом, так и англичане убеждали своих союзников не прекращать [124] поставок в Испанию. Если Испания нуждалась в зерне и нефтепродуктах, поступление которых ограничивалось английской блокадой, то Англия зависела от Испании в получении одной трети потребляемого количества железной руды. Росло поступление из Испании и других сырьевых материалов, в частности калия, ртути и колчедана. Наконец, прекращение поставок вольфрама из стран Дальнего Востока в связи с территориальными захватами, осуществленными Японией в 1941–1942 годах, сделало Испанию основным источником получения этого металла, который союзникам было важно не только иметь для своей промышленности, но и не дать его странам оси. Экономические, стратегические и политические мотивы убедили англичан в том, что торговые связи с Испанией необходимо сохранять и развивать.
К сожалению, США заняли иную позицию. «Те, кто сотрудничает с Гитлером, не могут ожидать какой-либо помощи от США», — заявил президент Рузвельт после встречи генерала Франко с Гитлером в Хендее в октябре 1940 года. Конечно, с тех пор настроения в США несколько изменились, но англичанам по-прежнему было трудно уговорить своего союзника предоставить Испании зерно, нефть и транспорт для удовлетворения минимальных нужд этой страны. Однако, даже когда англичанам удалось уговорить государственный департамент согласиться в принципе на оказание помощи Испании, трудности этой проблемы усугублялись административной неразберихой в США. Кроме того, в самой Испании часто вступали в противоречие политические и экономические соображения. Исходя из принципиальных политических мотивов, Суньер не раз выступал против предложений министерства торговли. Все это говорит о том, насколько осторожно и деликатно приходилось действовать англичанам.
Как же будет реагировать на десантную операцию союзников в Северной Африке Испания? А Франко имел достаточно возможностей сделать так, что десантная операция потерпела бы полный крах. Объединенный комитет по планированию в своем заключении от 20 сентября достаточно четко определил тот риск, которому подвергались союзники. В заключение, в частности, отмечалось: если испанские власти решат воспрепятствовать проведению операции, это повлечет за собой создание немецких авиационных баз на Иберийском полуострове, что сорвет действия союзной авиации против немецких подводных лодок в Бискайском заливе; будет утрачена возможность снабжать гарнизон острова Мальта, направляя конвои через Гибралтарский пролив; потребуется изыскать силы и средства для захвата не только Испанского Марокко, но и Канарских островов, а возможно (поскольку Португалия вряд ли осталась бы нейтральной после вступления немцев в Испанию), и Азорских островов. В такой обстановке вероятность быстрого и успешного завершения операции во Французской Северной Африке была бы ничтожно мала.
Однако английский комитет по планированию считал, что подобное решение Франко может принять только лишь под самым сильным нажимом Германии, так как оно имело бы очень тяжелые последствия для внутреннего положения Испании. В сводке английского разведывательного комитета от 10 сентября отмечалось, что «прекращение поставок морем окажет катастрофическое воздействие на уже находящуюся в упадке экономику Испании. Перенапряжение ее системы коммуникаций, обусловленное нарушением прибрежного судоходства у Гибралтара и военными перевозками по железным дорогам, усугубит дело. К весне обстановка обострится и выдвинет серьезные проблемы по обеспечению внутренней безопасности. Помимо голодных бунтов и грабежей, вероятно, возникнут партизанские действия и начнутся акты саботажа». Для создания эффективной угрозы вторжения, которая заставила бы генерала Франко пойти [125] на столь опасный шаг, Германии потребовалось бы, по мнению английского разведывательного комитета, шесть — восемь дивизий и 200 самолетов. Короче говоря, английский разведывательный комитет считал, что обстановка благоприятна и что опасения, высказанные Хором 29 августа, чересчур пессимистичны. В сводке от 6 октября говорилось: «Мы по-прежнему убеждены, что, если не вторгаться на территорию Испании, испанское правительство наверняка не решится пойти на открытый разрыв с союзниками под давлением Германии. Иное развитие событий возможно только в случае реальной угрозы Германии применить силу или если испанское правительство будет убеждено в скорой победе Германии. То, что произошло в течение августа и сентября, практически лишает Германию таких перспектив».
Над этими же вопросами работал и штаб генерала Эйзенхауэра. Однако, с его точки зрения, решение вопроса зависело от тех обстоятельств, в которых Испания проявит свою враждебность. Если бы Испания вмешалась до высадки союзных десантов, то пришлось бы изменить весь план операции и предусмотреть высадку в Испанском Марокко или отказаться от проведения операции вообще. Если бы Испания выступила против союзников спустя два месяца или более после высадки десантов, сил союзников в Северной Африке оказалось бы достаточно, чтобы принять необходимые меры. Однако чтобы противодействовать возможному вмешательству Испании в первые два месяца после высадки десантов, желательно было создать так называемую северную оперативную группу из двух английских пехотных дивизий и бронетанковой бригады с задачей находиться в готовности высадиться в Танжере и Сеуте через 16 дней после высадки десантов во Французской Северной Африке.
Комитет начальников штабов полностью согласился с этими выводами, отвергнув лишь мысль об отказе от операции вообще. 21 октября генерал Морган был назначен командующим северной оперативной группой, в состав которой вошли английские 1-я и 4-я дивизии. Но, как только планирующие органы начали изучать потребности операции «Бэкбоун» (так были названы действия северной оперативной группы), перед ними возникло множество трудностей. Так, выделить необходимых специалистов по морским десантным операциям ВМС могли, только отказавшись на два месяца от всех планов рейда через Ла-Манш. Сухопутные войска могли обеспечить противовоздушную оборону в операции «Бэкбоун», только до опасного минимума сократив свои силы в Англии. Генерал Эйзенхауэр считал возможным провести эту операцию не раньше чем через 40 дней после начала операции «Торч». Если же операцию «Бэкбоун» провести не раньше, чем станет очевидной враждебность Испании, то на ее подготовку потребуется не менее семи недель, а к этому времени немецкая и итальянская авиация смогут свободно действовать с баз на юге Испании.
Наконец, где было взять необходимые транспортные средства? Речь могла идти только о транспортах, предназначавшихся для переброски войск и грузов на Средний Восток и в Индию. Однако использование хотя бы части этих средств задержало бы отправку необходимых подкреплений, особенно на Средний Восток, где уже не хватало примерно 100 тыс. чел. и где предполагались тяжелые потери с началом операции «Лайтфут». Возможным решением проблемы казалось использование транспортов, предназначавшихся для отправки в Россию в составе временно отмененного конвоя PQ-19, суда которого все еще находились в доках Киркуолла. Поскольку часть этих транспортов принадлежала американцам, был подготовлен проект телеграммы в Вашингтон с просьбой воспользоваться ими. Однако когда телеграмма была доложена Черчиллю, он указал на серьезные последствия такой просьбы. «Разгрузка этих транспортов, — отметил Черчилль, — будет воспринята русскими как отказ от попытки [126] поставлять им оружие и боевую технику северным путем». Генерал Эйзенхауэр с пониманием отнесся к этим политическим соображениям и счел их достаточно важными. «Я считаю, — писал он лорду Исмею 1 ноября, — что нет другого выхода, как принять к сведению вероятность задержки с отправкой северной оперативной группы». Таким образом, еще один элемент риска добавился к операции, которая и без того была достаточно опасным предприятием.
В связи с Испанским Марокко союзников подстерегало еще одно осложнение. Испания давно претендовала на территорию Французского Марокко и никогда не скрывала желания отодвинуть свои границы в южном направлении до долины реки Себу. Разве не было оснований предположить, что, когда союзники вторгнутся в Марокко, Испания воспользуется случаем, чтобы оккупировать спорную территорию и поставить мир перед свершившимся фактом, тем более что оборона французов будет дезорганизована? Хор сообщал, что его французские коллеги в Мадриде проявляют беспокойство по этому поводу и их опасения поддерживает английский консул в Танжере Гасконь, как правило, хорошо информированный. Хотя такие действия вывели бы испанские войска в опасную близость к шоссейной и железной дороге Касабланка — Алжир, английский комитет начальников штабов заявил, что помешать испанцам нет возможности. По его мнению, «необходимость избежать столкновений, которые бы вызвали осложнения в Гибралтаре, важнее угрозы коммуникациям». Генерал Эйзенхауэр был еще откровеннее. «В первые дни операции, — заявил он лорду Исмею 20 октября, — вопрос о принятии быстрых мер против Испании решается простым фактом нашей неспособности что-либо сделать. Накопление наших сил идет медленно, и если Испания не предпримет откровенно враждебных действий против наших коммуникаций на море и в воздухе, нам придется полагаться на дипломатические меры, пока мы не сможем подкрепить слова силой... Во всяком случае было бы нежелательно иметь еще одного противника в этом районе». Исходя из этого, английское правительство решило, что продвижение испанских войск к реке Себу будет оставлено без внимания, если испанцы не нарушат коммуникаций союзников. Естественно, о таком решении не должны были узнать испанцы. Хору было поручено всячески отговаривать испанское правительство от подобного шага, указывая, что, хотя союзники не имеют намерений разбираться во взаимных претензиях Франции и Испании в этом районе, вторжение испанских войск на французскую территорию значительно осложнит отношения Испании с Соединенными Штатами и Великобританией, а этого никто не желает.
Такое решение вызвало определенное обострение во взаимоотношениях между союзниками. Американское правительство испытывало неодинаковые чувства к испанцам и французам, с которыми ему уже удалось установить хороший контакт. 2 ноября фельдмаршал Дилл в телеграмме из Вашингтона сообщил, что, по мнению комитета начальников штабов США, «командующий американскими войсками не должен спокойно взирать на то, как третья держава вторгается на французскую территорию, оборонять которую посланы американские войска». В директиве генералу Эйзенхауэру комитет начальников штабов США указывал: «Если испанские войска вторгнутся на территорию Французской Северной Африки или проявят намерение вторгнуться на эту территорию в день высадки наших десантов или позднее, Вам надлежит информировать военные власти в Испанском Марокко, что американские войска окажут сопротивление такому вторжению».
Односторонняя директива верховному главнокомандующему союзными войсками оказалась неожиданностью для англичан. Поскольку у американцев не было бы никаких войск, которые могли бы осуществить эти [127] меры, их жесткая позиция ничем не подкреплялась. Американцев в какой-то степени поддерживало министерство иностранных дел, которое 4 ноября направило комитету начальников штабов памятную записку о своем согласии в случае вторжения испанских войск во Французское Марокко заявить испанским властям о готовности американских войск препятствовать вторжению. Министерство иностранных дел считало, что подобное заявление будет блефом, но может сыграть свою роль, учитывая предупреждение, которое в этих обстоятельствах сделает испанскому правительству английский посол в Мадриде. Однако комитет начальников штабов предпочел более осторожную позицию. Генерал Беделл Смит подчеркивал, что «испанцы — гордый народ и наверняка отрицательно отнесутся к угрозе». Комитет начальников штабов предложил в случае вторжения или угрозы вторжения испанцев на французскую территорию предупредить испанское правительство о том, что «неизбежны серьезные осложнения с правительствами США и Великобритании, последствия которых нельзя переоценить». Что касается генерала Эйзенхауэра, то он направил личную телеграмму в Вашингтон с просьбой разрешить ему действовать по обстановке.
Осторожная политика английского правитедьства получила поддержку из совершенно неожиданного источника. Генерал Жиро, обеспокоенный перспективой вести боевые действия зимой в горах, потребовал от союзников пойти на любые меры, вплоть до территориальных уступок, чтобы умиротворить испанцев. Под таким нажимом комитет начальников штабов США смягчил свою позицию и информировал генерала Эйзенхауэра о том, что «ему разрешается принять такое решение, которое абсолютно необходимо для успеха порученных ему операций».
Известно, что опасности, на предупреждение которых планирующие органы союзников потратили столько времени и сил, так и не стали реальностью. Испанцев больше беспокоило, как бы политические потрясения во Французской Северной Африке, которые могли возникнуть и фактически возникли в результате вторжения союзников, не распространились на испанскую территорию и не создали бы новых внутренних проблем безопасности. Испанское правительство приняло заверения в том, что испанская территория останется неприкосновенной и что интересы Испании будут уважаться, как это обещали послы США и Англии 8 ноября, когда они официально уведомили генерала Франко и генерала Жордана о начавшейся высадке союзных войск во Французской Северной Африке. [128]