Средний Восток. Август — декабрь 1942 года
В августе 1942 года Черчилль побывал не только в Москве, но и в Каире. Результатом его поездки явились смена командующих войсками на Среднем Востоке и реорганизация всего командования.
Находясь в Каире, премьер-министр смог сделать то, что невозможно было сделать, оставаясь в Лондоне: оценить, до какой степени обязанности предпринимать что-то в других участках этого обширного района отвлекали любого командующего от сосредоточенного внимания к выполнению самой важной среди всех остальных задач, с точки зрения Лондона, — уничтожение сил стран оси в Западной пустыне. Главнокомандующий вооруженными силами на Среднем Востоке генерал Окинлек склонен был уделить должное внимание надвигавшейся угрозе Ирану со стороны немецких войск, которые приближались к Кавказу. Премьер-министр предложил решить эту проблему, разделив весь театр на две части: Ближневосточное командование, включавшее Египет, Палестину и Сирию, и Средневосточное командование, включавшее Иран и Ирак. Генерал Александер, уже получивший назначение на пост командующего английскими войсками в операции «Торч», должен был одновременно принять руководство войсками во вновь созданном Ближневосточном командовании. Средневосточному командованию во главе с генералом Окинлеком ставилась задача сосредоточить войска для отражения угрозы в зоне Персидского залива и на северо-западной границе Индии.
«Как глава армии, имеющий единственную и прямую задачу, — информировал Черчилль членов кабинета, — он (генерал Окинлек) пользуется моим полным доверием. Если бы он, как я его просил, принял командование 8-й армией, я уверен, что мы выиграли бы сражение у Эль-Газали, причем такого мнения придерживаются здесь многие. Он продемонстрировал благородство и твердость характера... Только необходимость резкой и решительной смены командования в действиях против Роммеля, чтобы вдохновить армии на новый старт, вынудила меня предложить реорганизацию командований... Я никоим образом не хочу сказать, что генерал Окинлек не пригоден к дальнейшей службе, и убежден, что, если он согласится с указаниями, которые, по моему мнению, должен дать ему кабинет, он ни в коей мере не утратит уверенности в своих силах, а наоборот, приступит к выполнению своей новой задачи с присущей ему энергией».
Такие предложения встретили определенную оппозицию как в Лондоне, так и в Каире. Военный кабинет поставил под сомнение целесообразность разделения командования и назначения генерала Окинлека на новый пост, опасаясь, что этот шаг «послужит поводом для заявлений, будто мы, дескать, придерживаемся практики создания новых должностей [50] для лиц, не показавших себя с положительной стороны на ныне занимаемых ими постах». Александер и Окинлек также выразили сомнения по поводу новых назначений. Они подчеркивали: такая реорганизация займет два месяца, а за это время возможно наступление противника; взаимодействие между двумя новыми командованиями можно наладить только через разного рода комитеты и офицеров связи, а «такой порядок не способствует быстроте и эффективности решений»; если потребуется перебросить силы из одного командования в другое, то нужно будет испрашивать разрешение Лондона, а это вызовет задержку во времени. Александер и Окинлек выдвинули контрпредложение — ввести должность заместителя главнокомандующего в существующей структуре командования.
Премьер-министр отверг это предложение, так как оно шло вразрез с его намерениями освободить генерала Александера от всего и дать ему возможность сосредоточиться исключительно на операциях в Западной пустыне. На совещании в Каире 18 августа с участием главнокомандующего войсками в Индии генерала Уэйвелла был рассмотрен еще один вариант — включить в состав подчиненных ему войск части, расположенные в Ираке и Иране. Однако из этого ничего не получилось, поскольку не удалось выработать удовлетворительного решения по вопросу о руководстве военно-воздушными силами. Таким образом, предложения Черчилля были приняты целиком. Генерал Окинлек отказался от предложенного ему поста, и должность главнокомандующего войсками на Среднем Востоке сохранялась за генералом Александером, о новом назначении которого было объявлено 18 августа. Командующим 8-й армией был назначен генерал-лейтенант Монтгомери.
15 августа генерал Александер получил директиву от премьер-министра. Она гласила:
«1. Ваша первейшая и главная задача — максимально в сжатые сроки разгромить немецко-итальянские войска под командованием фельдмаршала Роммеля в Египте и Ливии.
2. Все остальные задачи, которые входят в компетенцию Вашего командования, должны выполняться без ущерба для выполнения задачи, изложенной в пункте 1 и имеющей первостепенное значение для обеспечения интересов Его Величества».
Спустя шесть месяцев генерал Александер смог рапортовать, что эта задача выполнена.
Вместо генерала Окинлека на пост командующего войсками в Иране и Ираке был назначен бывший командующий 9-й армией генерал Уилсон.
Граница между командованием генерала Уилсона и Средневосточным командованием проходила через Сирию и Ирак. Бывший заместитель главнокомандующего войсками на Среднем Востоке главный маршал авиации Теддер сохранил за собой руководство действиями ВВС обоих театров, однако выделил часть сил ВВС в распоряжение заместителя командующего в Ираке, который являлся советником генерала Уилсона по вопросам использования ВВС. Генералу Уилсону наравне с командующим Средневосточным командованием предоставлялось право быть членом средневосточного военного совета и комитета командующих.
Черчилль возвратился из Москвы с верой в то, что русские способны сами удержать немцев на своем южном фронте. Английская разведывательная служба в своих оценках также начала высказывать соображения об отсутствии серьезной угрозы со стороны Кавказа. Вместе с тем в июле общая обстановка была поистине безрадостной. В докладе средневосточного комитета обороны от 5 июля комитету обороны кабинета [51] сообщалось: «В наихудшем для нас случае нам следует ожидать возникновения угрозы для Северного Ирана к 15 октября, а если противник изменит свои планы и начнет движение через провинцию Анатолия, то нам нужно быть готовыми встретить эту опасность в Северной Сирии и в Ираке к 10 сентября». Даже при благоприятном развитии событий в Западной пустыне для отражения этой угрозы Средневосточному командованию потребовались бы дополнительно еще четыре пехотные и одна танковая дивизии и 95 эскадрилий ВВС. Но чтобы создать базу для таких сил в Иране, нужно было сократить объем помощи России.
«Если кампания в России обернется для русских плохо, — говорилось в докладе, — а Вы не сможете направить нам своевременно необходимое количество подкреплений, то мы окажемся перед дилеммой:
а) либо наши войска или возможно большее количество наших баз и сооружений придется перевести из Египта на северный фронт, чтобы прикрыть иранские нефтепромыслы (а это означало бы потерю Египта);
б) либо нам нужно будет продолжать нашу нынешнюю политику и идти на риск потери иранских нефтепромыслов.
У нас нет сил, чтобы оборонять и то и другое, и если мы попытаемся выполнять обе эти задачи, то не выполним ни одной. Просим Вашего решения по этому вопросу и соответствующих указаний».
Премьер-министр ответил, что подкрепления можно будет найти только после разгрома сил Роммеля в Западной пустыне, но даже если русский фронт действительно будет сломлен, сомнительно, чтобы немцы уже в октябре смогли действовать значительными силами в Иране. «Действительно, — писал Черчилль, — по мнению имперского генерального штаба, с наступлением зимы вероятнее всего серьезная угроза не возникнет до весны 1943 года, причем даже тогда противник не сможет использовать больше семи дивизий». Комитет начальников штабов 29 июля направил в Каир еще более обстоятельный ответ, в котором также настойчиво подчеркивалось: «Захват Киренаики и Триполитании является самым лучшим вкладом в дело обеспечения безопасности Среднего Востока, поскольку весьма сомнительно, чтобы была возможность найти иной путь выполнить требования на подкрепления, даже благодаря переброске через Атлантику американских войск... В самом худшем случае, то есть если мы окажемся не в состоянии направить Вам необходимое количество сил, а русский южный фронт будет сломлен, Вы должны удерживать Абадан до последней возможности, даже рискуя потерять район дельты Нила в Египте. Однако в настоящее время мы не считаем, что обстановка в какой-либо степени оправдывает массовый отвод войск и эвакуацию сооружений из Египта...»
К этому документу комитета начальников штабов было приложено краткое изложение доклада комитета по контролю топливных ресурсов, в котором указывалось, что в случае потери Абадана и Бахрейна возникнет потребность найти дополнительно 270 танкеров для доставки 13 416 тыс. т топлива из Америки. В докладе говорилось: «Сокращения перевозок, требуемые для освобождения этого тоннажа танкерного флота, неосуществимы, поэтому комитет по контролю топливных ресурсов сделал вывод, что потеря Абадана и Бахрейна привела бы к пагубным последствиям, так как вызвала бы резкое сокращение всех наших возможностей продолжать войну и, возможно, вынудила бы оставить ряд районов».
Однако даже стремительное наступление немцев на южном фронте в течение июля не заставило комитет начальников штабов сделать вывод, что потребуются такие крайние меры. В телеграмме главнокомандующим войсками на Ближнем и Среднем Востоке от 5 августа комитет высказал предположение, что даже в случае полного краха сопротивления русских [52] немецким авангардам после форсирования Дона у Ростова потребуется двенадцать недель для выхода к Баку, а затем около трех месяцев для перегруппировки, сосредоточения и развертывания сил на Северном Кавказе. Не исключалось, что немцы силами трех-четырех дивизий начнут наступление в Северный Иран до ноября, однако с гораздо большей долей вероятности следовало предполагать, что сначала они займутся расширением и усовершенствованием нефтепромыслов, так как в конце концов это была их самая главная задача. Комитет начальников штабов считал, что русские окажут противнику достаточно сильное сопротивление, поэтому возникновение какой-либо серьезной угрозы для Ирана до весны 1943 года маловероятно.
События подтвердили справедливость этой оценки. Месяц спустя английский разведывательный комитет в своем докладе отмечал, что, хотя немцы находятся всего в 40 милях от Грозного, темпы их наступления снижаются и им вряд ли удастся к концу октября достичь Баку, а к середине ноября Тбилиси. Этот прогноз, по мнению комитета начальников штабов, был «несколько оптимистичным», но Черчилль написал решительную резолюцию: «Я по-прежнему считаю, что русские удержат Баку в этом году». 2 октября разведывательный комитет доложил, что немцы не продвинулись ближе к Грозному и к Черному морю и что русские значительными силами удерживают Кавказ, где в октябре начались снегопады. «Поэтому, — указывалось в докладе, — мы подтверждаем наше мнение, что вероятность возникновения серьезной опасности для Ирана и Ирака до весны 1943 года крайне мала. Скорее всего, продвижение немцев в течение зимы будет ограничено районом Кавказа». К середине ноября, когда после решительной победы 8-й армии под Эль-Аламейном появилась возможность перебросить значительные силы на северный фронт, стало ясно, что в этом уже нет необходимости. «Мы считаем, — указывалось в докладе разведывательного комитета от 14 ноября, — что советские войска способны предотвратить прорыв немцев через Кавказ, по крайней мере, до апреля 1943 года, а может быть, и на более длительный срок». Благодаря стойкости Красной Армии и в результате просчетов германского высшего военного командования нависшая угроза над источниками снабжения союзников топливом, к счастью, миновала. Центр тяжести в войне на Среднем Востоке решительно сдвинулся на запад.
Однако всего этого невозможно было предвидеть, когда 15 сентября 1942 года генерал Уилсон развертывал свой новый штаб в Багдаде. 9-я армия по-прежнему находилась в Сирии в готовности отразить вражеские удары через Турцию, а для защиты Ирана и Ирака генерал Уилсон имел в своем распоряжении только три пехотные дивизии, моторизованную бригаду и несколько частей, вооруженных легкими танками и бронеавтомобилями. К концу года он мог рассчитывать на усиление своей группировки еще тремя пехотными дивизиями и танковой бригадой. Однако главными его трудностями были не столько нехватка солдат, сколько отсутствие необходимого автотранспорта для переброски войск на большие расстояния и плачевное состояние дорог, которые могли потребоваться для переброски войск в случае вероятного наступления немцев на Северный Иран.
Еще более значительной по своим последствиям оказалась проблема, связанная с переброской этих сил по иранской железной дороге, по которой с большим трудом удавалось обеспечить доставку грузов в Россию и невоенных грузов для населения. 9 сентября генерал Уилсон запросил разрешения провести минимальную подготовку для развертывания войск в Северном Иране. Речь шла о создании железнодорожной ветки в районе Тегерана, однако на это потребовалось бы согласие русских, контролировавших использование железных дорог в данном районе. С другой стороны, [53] это сократило бы объем поставок военных материалов для России, которые транспортировались по тегеранской линии.
Две недели спустя, 26 сентября, Уилсон доложил комитету начальников штабов свой план обороны Северного Ирана в том случае, если немцы предпримут наступление зимой. Чтобы прикрыть передовые аэродромы вокруг Ардебиля и Тебриза, требовались две моторизованные бригадные группы и полк легких танков, а для блокирования путей подхода к Тегерану и озеру Урмия — три пехотные дивизии. Все эти силы нужно было немедленно разместить у Казвина к северо-западу от Тегерана в готовности выдвинуться вперед, как только немцы появятся в Баку.
С военной точки зрения эти приготовления были бы логичны, однако их побочное влияние на англо-советские отношения глубоко беспокоило Черчилля и Идена. «Осуществление этих приготовлений потребует значительного сокращения объема поставок для России. Кроме того, решение об отмене выхода конвоя PQ-19 — весьма неблагоприятное известие для русских», — подчеркивал Черчилль на заседании комитета начальников штабов 25 сентября. Иден усилил тревогу премьер-министра безрадостными статистическими данными об объеме помощи России, оказываемой по южному маршруту. Из 34 500 т грузов, которые должны были по плану получить русские в июне, фактически было доставлено только 16 000 т. В июле соответствующие цифры были еще хуже — 15 000 т вместо 45 500 т. Правда, в августе дело несколько улучшилось — 27 000 т вместо 52 500 т, но в сентябре вряд ли следовало ожидать дальнейшего роста поставок. К концу ноября в портах Персидского залива должно было скопиться 100 тыс. т грузов для отправки, но реализация предложения генерала Уилсона привела бы к увеличению объема неотправленных грузов на одну треть. Учитывая сложившуюся обстановку, комитет начальников штабов 29 сентября решил выждать две недели с утверждением плана Уилсона, но в то же время передал ему указание о необходимости начать подготовку к переброске войск.
Из создавшегося затруднительного положения комитету начальников штабов помог найти выход доклад разведывательного комитета от 2 октября, в котором выражалось твердое убеждение, что «вероятность возникновения серьезной опасности для Ирана и Ирака до весны 1943 года крайне мала». В связи с этим 6 октября комитет начальников штабов направил генералу Уилсону указание пересмотреть свои предложения в свете новой оценки обстановки. Уилсон сделал это с такой смелостью, что начальник имперского генерального штаба был буквально поражен. В центральной части Ирана Уилсон оставил только одну дивизию и штаб корпуса в Куме, в 75 милях южнее Тегерана, а также небольшие силы, обеспечивавшие работу военных объектов в Керманшахе. Остальные войска он разместил в Южном Иране и Ираке. На естественный вопрос, который волновал начальника имперского генерального штаба, позволит ли такая дислокация войск своевременно выдвинуть их для отражения угрозы наступления немцев, Уилсон ответил, что на это ему потребуется три недели при условии, если все поставки в Россию на это время будут прекращены и он получит в распоряжение транспорт и другие необходимые средства. Кэйси в послании премьер-министру 20 октября писал по этому поводу: «Если возникнет такая необходимость, то единственным выходом явится быстрая переброска в распоряжение командования в Иране и Ираке подразделений и частей обслуживания из других районов, то есть со Среднего Востока». Три дня спустя началось сражение под Эль-Аламейном. Его результаты подтвердили обоснованность риска, на который пошло английское высшее военное командование, применив классический принцип стратегии «сосредоточения сил». Резервы, взятые из состава сил, находившихся в распоряжении генерала Уилсона, были использованы для достижения [54] ошеломляющей победы на решающем участке борьбы{18}. Таким образом, даже если бы весной следующего года возникла новая угроза на Кавказе, имелось достаточно сил для ее отражения. А поскольку, к счастью, в результате победы Красной Армии в битве под Сталинградом эта угроза исчезла окончательно, роль ирано-иракского командования, которое в других условиях в 1943 году могло бы стать самым важным и приковывало бы к себе все внимание, теперь была сведена к тому, чтобы готовить резервы для других, более активных театров военных действий, поддерживать неустойчивый мир в Иране и обеспечивать поставки в Россию во все возраставшем объеме.
Во всех планах обороны Среднего Востока, которые разрабатывались в 1941–1942 годах, отмечалось, что угроза этому району надвигалась не с двух, а с трех направлений. Наиболее непосредственной была угроза Суэцкому каналу со стороны Западной пустыни. Кавказ являлся «северным флангом», где возможно было наступление противника к нефтепромыслам в районе Персидского залива. Между этими двумя направлениями проходил коридор, по которому немцы также могли нанести удар, чтобы выйти на Анатолийское плато, где по мере продвижения немцев на юг России все вероятнее становилось возникновение нового театра военных действий.
С июля 1941 года 9-я армия дислоцировалась в Сирии и имела задачу организовать оборону вдоль границы с Турцией. Однако не менее важным было добиться того, чтобы сами турки проявили готовность и были способны защищать свою территорию. В этом состояла главная задача британской дипломатии и стратегии начиная с 1939 года. Нельзя сказать, что намерения Англии в отношении Турции носили только оборонительный характер. Главной целью британской политики в Средиземноморье в 1941 году было создать новую «Балканскую лигу», куда бы вошли Турция, Греция и Югославия, что дало бы Англии возможность открыть сухопутный фронт на Европейском континенте. Но эти надежды были погребены в результате захвата Германией Югославии, Греции и острова Крит. Вместе с тем стратегические выгоды, которые могла дать Турция, как активный союзник, с точки зрения получения баз для действия авиации против нефтепромыслов в Румынии и создания трамплина для возможного вторжения на Балканы, никогда не выходили из поля зрения Черчилля и английского комитета начальников штабов. На конференции «Аркадия» в декабре 1941 года Объединенный англо-американский штаб пришел к выводу, что, если события в 1942 году будут развиваться положительно, к 1943 году, возможно, обозначится путь для возвращения на Европейский континент «либо через Средиземное море из Турции на Балканы, либо посредством одновременной высадки войск в нескольких странах Северо-Западной Европы». Таким образом, ликвидация германской угрозы Среднему Востоку после побед у Эль-Аламейна и Сталинграда скорее увеличила, нежели уменьшила значение Турции для тех, кто занимался стратегическим планированием в Англии. Вплоть до конференции «Квадрант» в августе 1943 года, когда Италия была признана в качестве главного объекта действий союзников на Средиземноморском фронте, Турция не теряла своего приоритета в стратегических планах Великобритании. [55]
В этих условиях перед правительством Турции, так же как и перед правительствами генерала Франко в Испании и Салазара в Португалии, стояла весьма деликатная задача. Главной заботой правителей Турции совершенно очевидно было сохранение суверенитета и национальной независимости, а также соблюдение своих интересов в борьбе против любых иноземцев. Перспектива победы немцев была малопривлекательной для турок; вместе с тем перспектива победы союзников, если учесть при этом значительное увеличение мощи и влияния Советского Союза в результате такой победы, также вызывала у турок большие опасения{19}. Естественно, что помощь Англии в оснащении турецких вооруженных сил была бы воспринята положительно, но при том условии, что не повлекла бы за собой действий, которые немцы могли бы расценить как основание для вторжения. Командование турецкой армии добивалось получения в значительных количествах современного оружия и техники, чтобы разработать реальные планы действий на случай конфликта с германскими войсками. Однако экономическая отсталость страны, отсутствие соответствующей промышленной базы и надежных путей сообщения означали, что, даже если такое вооружение и будет в наличии, Турция не сможет должным образом его содержать и использовать. Наконец, сама война, даже победоносная, в союзе с могущественными и щедрыми государствами явилась бы скорее всего невыносимым бременем для правительства и экономики Турции. Поэтому неудивительно, что в создавшейся обстановке правительство Турции, как и правительства других нейтральных государств, делало все возможное, чтобы сохранять дружественные отношения с обеими сторонами, и выпрашивало столько военной и экономической помощи от воюющих противников, сколько могло вытянуть. Такую политику турецкое правительство проводило с немалым успехом.
Планы оказания военной помощи Турции начали разрабатываться в Англии с осени 1940 года. Тогда же английские военные атташе в Анкаре установили тесные и дружеские отношения с турецким генеральным штабом.
На основании донесений английского посла в Анкаре Нэтчбелла-Хьюджессена министерство иностранных дел в начале лета 1942 года оценивало положение как весьма тревожное, особенно в связи с тем, что в мае 1942 года турецкое правительство подписало с Германией соглашение о поставке военных материалов, которых не могла ей поставить Англия. Во время своего визита в Вашингтон в июне Черчилль намеревался просить президента помочь Англии поставить в Турцию 1000 танков и 1000 артиллерийских орудий осенью текущего года. Английский комитет начальников штабов отнесся к такому варианту без особого рвения, а падение Тобрука вынудило премьер-министра прийти к решению, что «момент для нажима на США в этом вопросе неблагоприятный». Однако два месяца спустя после визита турецкого посла Черчилль возвратился к этому вопросу и 28 августа дал указание комитету начальников штабов подготовить новую программу помощи Турции в течение осени, предполагая, что к середине октября в Западной пустыне будет достигнут решающий успех. «Это, — писал он, — возможно, окажет влияние на волю Турции к сопротивлению в обстановке, когда русские скорее всего утратят господство в Черном море и когда Турция может подвергнуться очень сильному нажиму со стороны стран оси».
В выполнении своей программы Черчилль не терпел ни противодействия, ни проволочек. 24 сентября он дал обещание турецкому послу, что [56] к концу года Турция получит вооружение и военную технику, включая 210 танков «стюарт», 200 танков «валлентайн» или «матильда» и 236 противотанковых орудий в дополнение к 510 орудиям, которые уже находятся в пути. Комитет обороны Среднего Востока 1 октября выразил серьезные опасения по поводу обещания предоставить Турции столь большое количество боевой техники и решения поставить эту технику из Среднего Востока, где она необходима. Вместе с тем следовало бы учесть, что войска генерала Уилсона в Иране и Ираке испытывали огромную нехватку в этом отношении. Военный атташе в Анкаре доносил, что в Турции отсутствуют предприятия для технического обслуживания и ремонта обещанной ей боевой техники. Средневосточное командование сомневалось также, что до конца года можно будет отыскать столько танков. Однако Черчилль был непреклонен. Английский посол в своем донесении от 29 октября сообщил, что в Турции распространяется мнение, будто англичане не желают усиления турецкой армии, и решительно заявил, что любое сокращение в поставке танков будет иметь катастрофические последствия, так как Турция, вероятно, расценит такой шаг как предательство. Черчилль в памятной записке министру иностранных дел 5 ноября писал: «Не давайте военным возможности отказаться от передачи 200 танков под предлогом, будто турки не смогут их содержать и использовать. Вы знаете, в каком направлении работает моя мысль...»
Новую поддержку своим мыслям Черчилль получил несколько дней спустя, когда президент Рузвельт в послании от 12 ноября упомянул о возможности заручиться помощью Турции в нанесении удара через Черное море во фланг немцам. Черчилль немедленно и с энтузиазмом откликнулся на это послание, предложив в свою очередь четыре этапа подготовки такой операции: завоевание господства на Средиземном море, предоставление Турции гарантий тремя великими державами, быстрая доставка Турции вооружения и, наконец, сосредоточение сил авиации на южном фланге русских и создание крупной группировки в Сирии. Все необходимые политические и военные мероприятия, направленные на то, чтобы втянуть Турцию в войну, были изложены в меморандуме о дальнейшем ведении войны, который был вручен комитету начальников штабов 15 ноября. 28 ноября план Черчилля был одобрен Сталиным, который писал: «Желательно сделать все возможное, чтобы весной добиться вступления Турции в войну на нашей стороне».
Ни английское министерство иностранных дел, ни комитет по планированию не рассчитывали на успех попытки уговорить Турцию вступить в войну. По их мнению, она могла это сделать разве что в последний момент, чтобы добиться для себя места на мирной конференции. Нэтчбелл-Хьюджессен, вызванный в Англию для консультации, заявил, что, по мнению турок, они один раз попались на такую удочку, вступив в первую мировую войну, и поэтому сейчас твердо решили не повторять ошибок. Комитет по планированию резюмировал: «Нам необходимо ясно дать понять, что мы не намерены платить высокую цену за то, что не обещает нам гарантированных результатов». И все же комитет начальников штабов не счел возможным выступать против инициативы премьер-министра в данном вопросе. Как заметил генерал Брук, как бы ни были далеки от реальности шансы убедить Турцию вступить в войну, ее вступление в должный момент явилось бы таким большим успехом, ради достижения которого стоило начать необходимые подготовительные мероприятия. Средневосточному командованию предписывалось изучить вопрос о сосредоточении сил в Сирии за счет войск, расположенных в Иране и Ираке. Признавалось, что коммуникации в Анатолии не обеспечат содержание в Западной Турции группировки в составе четырех с половиной дивизий и 18 авиационных эскадрилий, однако положение коренным образом могло бы измениться, [57] если бы в результате захвата островов Додеканес удалось открыть порт Измир. Комитет начальников штабов 30 декабря пришел к единодушному мнению о необходимости ограничиться в своих планах развертыванием баз для будущего наступления и помощью Турции по защите своей страны. В решении комитета отмечалось, что «меры по претворению в жизнь намеченных планов включают политические мероприятия, переброску необходимого персонала, поставку техники, развитие коммуникаций и оказание помощи в распределении топлива и зерна». Такое положение оставалось неизменным до тех пор, пока к этому вопросу вновь не вернулись месяц спустя на заседании Объединенного англо-американского штаба в Касабланке.
К началу августа бои между 8-й армией и итало-немецкими войсками привели к взаимному истощению стран. Фронт стабилизировался у Эль-Аламейна, в 80 милях к западу от Каира. Наступившее затишье позволило новому командующему армией генерал-лейтенанту Монтгомери провести замену командного состава. Он удивил всех своей решительностью. Генерал Александер, освобожденный от тягостной ответственности за положение на северном фланге, предусмотрительно предоставил инициативу своему талантливому подчиненному.
Переписка Черчилля показывает, какое огромное внимание он уделял сосредоточению сил на Среднем Востоке, особенно танковых соединений. Он ежедневно следил за передвижением конвоя, на судах которого находились танки «шерман», выделенные президентом Рузвельтом для Среднего Востока после получения известия о падении Тобрука. 12 сентября Черчилль с гордостью информировал Рузвельта: «Все 317 танков «шерман» и 94 самоходных орудия, которые Вы с такой щедростью отдали мне в мрачный день падения Тобрука, вполне благополучно прибыли в Египет. 82 танка уже направлены в войска». Не менее радостным фактом явилось почти одновременное прибытие танков «Крусейдер М-3» и американских средних танков «грант», которые уже хорошо зарекомендовали себя в войне в пустыне.
В канун битвы под Эль-Аламейном 8-я армия имела поистине огромное превосходство в танках, причем не только численное (1029 танков у англичан и 527 танков у противника), но и качественное. Численность войск 8-й армии достигала около 195 тыс. чел., в то время как у немцев было 50 тыс. чел., а у итальянцев — 54 тыс. чел. Действия 8-й армии поддерживались как воздушной армией вице-маршала авиации Каннингхэма, имевшего в своем распоряжении 530 боеспособных самолетов, так и стратегическими бомбардировочными силами ВВС на Среднем Востоке под командованием главного маршала авиации Теддера. Им противостояли в Северной Африке 350 самолетов стран оси.
В то время как воздушная армия Каннингхэма успешно вела борьбу за господство в воздухе над полем боя, военно-морская авиация наносила удары по транспортам стран оси, а тяжелые бомбардировщики — по морским портам Бенгази и Тобрук, жизненно важным для линии снабжения противника.
В директиве, изданной в начале мая итальянским верховным главнокомандованием, цель наступления, которое Роммель развернул своими танковыми силами 26 мая, ограничивалась задачей разгромить английские войска западнее Тобрука и до 20 июня оттеснить их к египетской границе. ВВС и ВМС стран оси предполагалось использовать для окончательного уничтожения базы на Мальте, существование которой постоянно угрожало коммуникациям войск Роммеля. Однако Гитлер, несмотря на настоятельные рекомендации штаба ВМС, скептически относился к необходимости и [58] реальности захвата Мальты. Поэтому, когда 22 июня Роммель обратился за разрешением преследовать разгромленные английские войска до Нила, Гитлер в письме к Муссолини от 23 июня дал свое согласие.
Как очень часто случалось, за напыщенностью фразы фюрера скрывались определенные цели. Он подчеркивал, что если не изгнать англичан из района Среднего Востока, пока имеется такая возможность, то они смогут создать там с помощью США сильную группировку войск, а подобная возможность уничтожить их, вероятно, больше никогда не представится. Однако фельдмаршал Кессельринг считал риск слишком большим. «Я со всей категоричностью обязан предостеречь против движения вперед, — говорил он на совещании в Дерне 25 июня. — Если мне прикажут это делать, я подчинюсь, но в таком случае не берусь судить, чем закончится кампания». Итальянские начальники Кессельринга не посчитались с его мнением, и 26 июня Муссолини отдал приказ главным силам танковой армии двигаться к «проходу между Арабским заливом и Каттарской ложбиной», а на следующий день приказал наступать до Суэцкого канала. Проведение операции по захвату Мальты под кодовым наименованием «Геркулес» было отложено.
Решение, принятое Гитлером и Муссолини, явилось одним из самых катастрофических, какие когда-либо выносили руководители стран оси. Мальта получила передышку, а успешные действия английского флота в начале августа, когда на остров было проведено 5 судов конвоя из 14, позволили вплоть до конца года эффективно использовать остров в качестве авиационной базы. Чем дальше продвигался Роммель, тем уязвимее становились его пути снабжения для ударов с моря и с воздуха и тем мощнее становились атаки английской авиации, базировавшейся в Египте. Итальянцы испытывали все возраставшую нехватку в транспортных судах, а их военно-морские силы не могли обеспечить достаточное прикрытие конвоев. Немцы не имели возможности снять ни одного транспортного самолета с чрезмерно растянутого русского фронта, где шли напряженные бои. Портовые сооружения в Восточной Киренаике, Тобруке, Бардии и Дерне были не в состоянии обеспечить нужды войск, не хватало автомобильного транспорта для перевозки грузов по дорогам Западной пустыни, которые находились под постоянной угрозой ударов английской авиации.
Обстановка обострялась, и 15 августа Роммель доложил верховному главнокомандованию о своем намерении продолжать наступление, не дожидаясь, пока это случится. Его войска восстановили силы после изнурительных июльских боев и по-прежнему имели превосходство над англичанами в артиллерии и танках, которое, как надеялся Роммель, позволит прорвать необорудованные позиции англичан у Алам-эль-Хальфы. Один смелый удар пока еще мог изменить развитие обстановки, и в ночь на 30 августа Роммель перешел в наступление.
Генерал Монтгомери располагал точными разведывательными данными о времени и направлении удара Роммеля и сосредоточил войска на сильной позиции. Английская авиация господствовала над полем боя. В середине дня 1 сентября Роммель остановил наступление, так как запасы горючего в его войсках подошли к концу, а на следующий день приказал начать отход.
После неудачи под Алам-эль-Хальфой те, кто раньше настаивал на проведении операции «Геркулес», то есть штаб немецких ВМС и верховное главнокомандование Италии, с запозданием начали вновь выдвигать требование уничтожить базу на Мальте. Выполнение этой задачи, как писал в своем дневнике начальник итальянского генерального штаба маршал Кавальеро 5 и 6 сентября, было «вопросом жизни или смерти... Если Мальта не будет нейтрализована, мы потеряем все». Однако немецкое верховное главнокомандование по-прежнему не проявляло интереса к итальянским [59] планам вторжения на остров. Гитлер сообщил Кессельрингу, что не сможет выделить дополнительное количество истребителей, необходимых для нейтрализации действий английских ВВС, пока не падет Сталинград. Авиационное наступление, предпринятое Кессельрингом 11 октября, неделю спустя пришлось прекратить из-за понесенных потерь. Тем временем число потопленных союзниками транспортов продолжало расти. В августе из 24 498 т грузов, направленных морем в Северную Африку, было потеряно 6467 т, в сентябре — 38 880 и 7566 т, в октябре — 28 700 и 9008 т. В донесении штаба Роммеля от 19 октября говорилось, что танковая армия обеспечена горючим только на одиннадцать дней, а четыре дня спустя, когда союзники потопили еще один танкер, штаб армии прямо заявил: «Следует в любой момент ожидать начала наступления англичан, а танковая армия лишена столь важной свободы маневра».
Такой тактический паралич явился всего лишь отражением гораздо более серьезного по своим последствиям стратегического паралича, в котором все больше оказывался младший партнер блока держав оси. 29 сентября граф Чиано отметил в дневнике, что тоннаж транспортного флота Италии снизился до уровня чуть больше 1 млн. т, и записал: «Если дела так пойдут и дальше, то за шесть месяцев проблема Африки автоматически перестанет существовать, потому что у нас не останется транспортов для снабжения войск в Ливии». Нехватка горючего начала пагубно сказываться не только на действиях вооруженных сил Италии, но и на всех областях итальянской экономики. Поставки нефти из Румынии, от которых целиком зависела Италия, сократились, причем не столько из-за уменьшения добычи нефти, сколько из-за отсутствия средств ее доставки. Вместо ожидаемых в сентябре 19 тыс. т бензина и 50 тыс. т дизельного топлива Италия получила только соответственно 10 тыс. и 38 тыс. т, а надежды Гитлера компенсировать любой дефицит за счет ресурсов Кавказа быстро таяли.
По мере сокращения ресурсов держав оси их положение все более ухудшалось. Танковой армии Роммеля грозил удар противника. Восстановление сил Великобритании в Восточном Средиземноморье заставило немцев серьезно опасаться удара по уязвимому флангу в районе Эгейских островов. Итальянцам все больше становилось ясно, что одновременно последует мощный удар союзников и на Западе. Еще в июле верховное главнокомандование Италии настаивало на оккупации Туниса в качестве предупредительной меры. 1 октября Муссолини заявил своим военным советникам: «По всей вероятности, у союзников есть намерение развернуть наступление против Ливии одновременно из Египта и со стороны Западной Африки». 10 октября представитель немецкого верховного главнокомандования в Италии генерал Ринтелен доложил Гитлеру об опасениях итальянцев и их предложении направить войска, следовавшие в Триполитанию, или войска, готовившиеся к вторжению на Мальту, против Туниса.
Гитлер отверг это предложение. Он все еще упрямо надеялся, что правительству Виши можно доверить оборону собственной территории, и призывал учитывать обидчивость этого правительства. Поэтому штаб верховного главнокомандования направил генералу Ринтелену меморандум, в котором признавалась возможность высадки союзников в Дакаре и Марокко, но ставилась под сомнение вероятность их высадки в Алжире и тем более в Тунисе. Как считал штаб Гитлера, «оборона французских колоний в Западной и Северной Африке является делом французов, и они будут защищать свою колониальную империю, исходя из своих собственных интересов». Далее в меморандуме отмечалось, что самая неотложная проблема — обеспечить всем необходимым танковую армию Роммеля, а следующая по порядку задача — занять неоккупированную часть Франции, [60] чтобы «полностью обеспечить оборону европейского побережья». «Что же касается итальянских войск, которые не привлекаются к выполнению указанных задач, — говорилось далее в меморандуме, — то их целесообразно держать в готовности к действиям в Западной Ливии. В условиях, когда еще не ясно, будут ли французы сопротивляться или попросят помощи от держав оси, предлагаемое итальянским верховным командованием немедленное вторжение в Тунис толкнет их в руки англичан или американцев. Этого необходимо избежать». Документ заканчивался безрадостно: «Учитывая положение на других театрах войны, каких-либо значительных подкреплений немецким сухопутным, военно-морским и военно-воздушным силам в Средиземноморье ожидать не следует. Наряду с этим ввиду положения с сырьем в Италии в настоящее время не представляется возможным материально-техническое снабжение итальянской авиации и флота».
22 октября во время встречи в Таормине генерал Ринтелен передал содержание этого меморандума маршалу Кавальеро и заявил, что германское руководство считает второй по важности задачей после обеспечения танковой армии Роммеля усиление обороны Крита и Эгейских островов силами флота. В свою очередь Кавальеро ознакомил Ринтелена с решением Муссолини направить новые подкрепления в Триполитанию. Немцы неохотно согласились с этим решением. Вместе с итальянцами они изучали неутешительные данные, свидетельствовавшие о том, что для выполнения решений Муссолини потребуется 60 тыс. т топлива в месяц, в то время как ресурсы Румынии, в лучшем случае, могут обеспечить одну треть этого количества. Представитель немецких ВМС согласился попытаться изыскать недостающее горючее, но когда две недели спустя, 5 ноября, поступило сообщение о сосредоточении крупного конвоя союзников у Гибралтара и его готовности выйти в море, Кавальеро ничего больше не оставалось, как констатировать свое бессилие: «...наши надводные силы обречены на бездействие из-за отсутствия горючего».
Разведке союзников в Каире было известно о затруднительном положении, в котором оказался противник. С каждой неделей все быстрее менялось соотношение сил в пользу англичан, поэтому, с тактической точки зрения, генерал Александер имел возможность выбрать время, чтобы бросить в бой отдохнувшие и получившие подкрепления силы 8-й армии. 19 сентября он доложил премьер-министру о своем решении начать наступление 24 октября. К этому времени его войска должны были получить все необходимое и завершить боевую подготовку. Полнолуние могло только способствовать проведению запланированного генералом Монтгомери фронтального удара. Премьер-министр одобрил эту идею, но настоятельно потребовал начать наступление раньше, чтобы не дать противнику закрепиться на местности, побыстрее облегчить положение Мальты и обеспечить союзникам по-настоящему решительную победу накануне начала операции «Торч». Это могло повлиять на настроения французов в Северной Африке и на правительство Испании, от нейтралитета которого в период высадки союзников в Северной Африке зависело очень многое.
1 октября комитет начальников штабов направил генералу Александеру директиву, в которой подчеркивалась важность последнего пункта. В директиве говорилось, что за двенадцать дней до начала операции «Торч» флот и авиация будут открыто сосредоточиваться у Гибралтара. И далее: «Начиная с этого момента, Германия, вероятно, станет оказывать сильное давление на Испанию, с тем чтобы парализовать Гибралтар либо получить возможность нанести воздушные удары по Гибралтару с аэродромов на Балеарских островах, в Малаге или Кадисе... Чем раньше начнется [61] операция «Лайтфут», тем очевиднее будет для Испании наш успех к моменту вероятного раскрытия противником готовящейся операции «Торч» и тем менее вероятно, что немцам удастся заставить испанцев вмешаться». Вместе с тем комитет настаивал, чтобы окончательное решение принял сам генерал Александер на основе имевшейся у него информации, но генерал Александер упорно стоял на своем. «Если меня заставят начинать эту операцию раньше определенного мною срока, — ответил он премьер-министру, — у меня не будет шансов на успех; более того, появятся все основания тревожиться за ее результаты».
Черчилль отнесся к Александеру с большим пониманием, чем к любому из его предшественников. «Мы в Ваших руках, — отвечал он в письме, — и, разумеется, победное сражение компенсирует большую задержку. Что бы ни случилось, мы окажем Вам поддержку».
Таким образом, операция «Лайтфут», более известная в истории как сражение под Эль-Аламейном, началась ночью 23 октября. Согласно плану, утвержденному 14 сентября, цель состояла в том, чтобы «окружить и уничтожить противника в занимаемом им районе». Осуществить какой-либо обходный маневр было невозможно: фланги противника, как и фланги 8-й армии, упирались в Каттарскую низменность на юге и в море на севере. Сражение приходилось вести посредством прорыва обороны и последующего уничтожения противника, в первую очередь его танковых войск. Главный удар предполагалось нанести на северном участке фронта силами 30-го корпуса. Через его боевые порядки после прорыва обороны намечалось ввести в бой 10-й танковый корпус с задачей уничтожить танковые силы противника. На юге 13-й корпус должен был демонстративными действиями сковать противника и ввести его в заблуждение относительно направления главного удара. Воздушная армия получила приказ осуществлять непосредственную поддержку действий наземных войск.
Генерал Монтгомери предупредил своих офицеров, что ожесточенные бои возможны в течение десяти дней, и оказался прав. К исходу третьего дня операции войска 8-й армии нанесли противнику тяжелые потери, но все же не смогли прорвать его оборону. Поэтому 26 октября Монтгомери вывел из боя часть сил, в частности Новозеландскую дивизию, для создания резерва, силами которого намеревался вновь наступать.
В Лондоне с крайней озабоченностью следили за развитием событий. Как только войска 8-й армии начали наступление, Александер направил начальнику имперского генерального штаба следующее донесение: «Противник, разумеется, намерен сражаться на своих передовых рубежах. Борьба за господствующее положение будет жестокой и, пожалуй, отнимет значительное время, поэтому только примерно через неделю можно будет дать достоверный прогноз на будущее развитие событий». Однако Черчилль при его темпераменте не способен был обращать внимание на такие предупреждения. Когда поступили сведения о перегруппировке 8-й армии, он пожаловался генералу Бруку, что его это «особенно тревожит... Крайне необходимо, чтобы наступление возобновилось до начала операции «Торч». Сейчас бездействие будет истолковано как поражение».
Выступая 29 октября на заседании комитета начальников штабов, Черчилль потребовал отправить генералу Александеру директиву, в которой бы подчеркивалось «жизненно важное значение начавшегося сражения и критическое положение противника», а также были бы даны заверения, что «командование получит самую широкую помощь правительства Его Величества в любых наступательных действиях по его выбору независимо от последствий». Генерал Брук указал, что перегруппировка войск, несомненно, производится как раз с целью возобновления наступления, и убеждал, что подобную директиву можно послать только при том условии, [62] что в ней не будет ничего, что местное командование могло бы истолковать как потерю к нему доверия со стороны правительства.
29 октября генералу Александеру была направлена телеграмма, в которой генерал Исмей удачно смягчил выражения: «Комитет обороны поздравляет Вас и генерала Монтгомери с успешным началом решающего сражения, которое ныне продолжается. Комитет полагает, что общая обстановка оправдывает тот риск и потери, которые будут иметь место в ходе неослабевающего натиска Ваших войск. Мы заверяем, что Вы получите любую поддержку во всех проводимых Вами мероприятиях во имя того, чтобы разгромить армию Роммеля и успешно закончить эту борьбу».
Среди документов Черчилля сохранился проект этой телеграммы, выдержанный в несколько иных тонах. Этот проект не лишен интереса: «Мы рады, что сражение началось успешно, и уверены, что Вы стремитесь осуществлять беспощадное давление до конца. Нам нечего бояться борьбы на истощение... Противник испытывает большие трудности с горючим и боеприпасами, а наше превосходство в воздухе со всей тяжестью давит на него сверху... Мы не знаем, разумеется, Ваших соображений и поэтому в некоторой степени беспокоимся, видя, что 27 октября единственной существенной попыткой продвинуться вперед была атака двумя батальонами на Кидни Ридж. Сейчас, как сообщается в Вашей последней сводке, главная масса войск оказалась оттянутой назад, в резерв... Мы были бы Вам благодарны, если бы Вы смогли сообщить, предполагается ли какое-нибудь широкое наступление, поскольку, по нашему мнению, противнику будет тяжело вынести напряженность и масштабы настоящего сражения».
Премьер-министр коснулся самого важного факта в этом сражении. После двух лет боев в пустыне англичане наконец-то создали огромное превосходство в силах на решающем участке. Их войска получили хорошую подготовку, у них было больше танков, и эти танки не уступали по качеству танкам противника. Превосходство англичан в воздухе было абсолютным, а их войсками командовал генерал, который без колебаний до конца использовал все свои огромные ресурсы. В ночь на 2 ноября Монтгомери нанес второй удар. Началась операция «Суперчардж». Через двенадцать часов Роммелю стало ясно: необходимо немедленно отступать, чтобы спасти хотя бы часть своих сил. Гитлер не дал согласия на отход, мотивируя свое решение доводами, к которым немецким генералам суждено было привыкать за последующие два с половиной года. «В создавшейся сейчас обстановке, — заявил Гитлер Роммелю, — следует думать только о том, чтобы удержаться... При всем превосходстве силы противника также не безграничны. Это будет не первый случай в истории, когда более сильная воля одерживает победу над более сильными батальонами врага. Вам остается указать своим войскам единственный путь — победа или смерть». Однако уже через двое суток Роммель решил действовать по-своему и доложил Гитлеру: «Противник почти уничтожил войска, удерживавшие позиции. Наши потери столь велики, что единого фронта больше не существует».
В тот же день, 4 ноября, генерал Александер докладывал Черчиллю: «После двенадцати дней тяжелых боев 8-я армия нанесла жестокое поражение немецким и итальянским войскам под командованием Роммеля в Египте. Оборона противника прорвана, и английские танковые соединения вышли в тыловые районы врага...»
Спустя два дня Александер в новом донесении сообщил предварительные данные о захваченных пленных и трофеях: 20 тыс. пленных, 400 орудий и, что было наиболее важным в связи с намерениями Роммеля ускользнуть от преследования, — несколько тысяч автомашин. В действительности цифры оказались более значительными. После окончательного подсчета стало известно, что было захвачено в плен: немцев — 7802 чел., а итальянцев [63] — 22 071 чел. У немцев осталось 36 танков из 249. Те итальянские танки, которые не были уничтожены в бою, противнику пришлось бросить из-за отсутствия горючего. Роммель сумел организовать оборону только через четыре месяца на рубеже Марет, в 1400 милях западнее своих первоначальных позиций.
Потери 8-й армии были тоже значительными: 2350 убитыми, 8950 ранеными и 2260 пропавшими без вести. Воздушная армия потеряла 77 самолетов. 500 танков получили повреждения в боях, но большинство из них можно было быстро вернуть в строй. Эти потери, которые в случае поражения оказались бы фатальными, сейчас были оправданы достигнутой победой. Моральный эффект этого сражения дал себя почувствовать не только в Англии. [64]