Содержание
«Военная Литература»
Военная история

Глава 3.

Русский союзник

12 августа Черчилль впервые прибыл в Москву в качестве премьер-министра. Целью его визита было сообщить, что союзники в конечном счете не намерены предпринимать вторжение в Северо-Западную Европу в 1942 году, как это они обещали русским раньше.

Трудно было выбрать более неподходящее время для приезда Черчилля. Давно ожидавшееся летнее наступление немцев началось 28 июня. Его цель, определенная Гитлером в директиве № 41 от 5 апреля, состояла в том, чтобы «окончательно уничтожить оставшийся оборонительный потенциал Советов и лишить их по мере возможности наиболее важных военно-экономических центров». Главная роль отводилась операциям на южном крыле фронта. Здесь ставилась задача «разгромить противника на правом берегу Дона, с тем чтобы обеспечить захват кавказских нефтепромыслов и перевалов через сами Кавказские горы». В мае немецкие войска начали подготовительные операции с целью снять угрозу своему южному флангу, захватили Керченский полуостров и крепость Севастополь. Упорное сопротивление русских, а также длительный период плохой погоды вынудили немцев перенести сроки начала главного наступления на конец июня.

Группа армий «Юг» фельдмаршала Бока нанесла двойной удар восточнее Курска и северо-восточнее Харькова. 3 июля его войска вышли к реке Дон у Воронежа. Через три недели войска Германии и ее сателлитов занимали позиции вдоль всего Дона от Воронежа до устья реки ниже Ростова по течению. Затем они приступили ко второму этапу операции. К тому времени фельдмаршал Бок был уже отстранен за то, что предусмотрительно настаивал сначала уничтожить сильные русские позиции под Воронежем, а затем продвигаться дальше на юго-восток. Его группировка была разделена надвое: группе армий «А» фельдмаршала Листа надлежало двигаться через Кавказ на Грозный и Баку, а группе армий «Б» генерала Вейхса предписывалось двигаться на восток к Волге в район Сталинграда и занять рубежи, обеспечивавшие прикрытие левого фланга Листа и рассечение коммуникаций по Волге. 7 августа группа армий «Б» начала наступление через Дон из Калача.

Однако в действительности ряд факторов компенсировал трудности сложившегося положения для России, но в то время союзники еще не осознали их значения. Во-первых, русские извлекли уроки из кампании 1941 года и, хотя масштабы и направление летнего наступления немцев явились для них неожиданностью, они уже не допускали окружения своих армий и своевременно отводили их на новые позиции. Таким образом, Гитлер потерпел неудачу в своих намерениях разгромить русские армии западнее Дона. Во-вторых, Гитлер в декабре занял пост главнокомандующего и взял в свои руки руководство действиями войск. Это вызвало [37] неразбериху и моральный упадок среди немецких высших военных руководителей. Начальник штаба сухопутных войск генерал Гальдер со все возраставшей тревогой наблюдал за дилетантскими действиями Гитлера в руководстве операциями. 23 июля, когда германский триумф, казалось, достиг наивысшей точки, Гальдер отметил в своем дневнике: «О серьезной работе теперь не может быть и речи. Болезненная реакция на различные случайные впечатления, полное нежелание правильно оценить работу руководящего аппарата и того, что надо делать, — вот что характерно для теперешнего так называемого руководства»{10}. К концу августа всем, за исключением самого Гитлера, было ясно, что задача, поставленная перед группой армий «А», невыполнима. Войска Листа оказались скованными в предгорьях Кавказа, находясь на острие чрезмерно растянутых коммуникаций и имея перед собой русских, занимавших превосходные оборонительные рубежи. Лист прямо заявил Гитлеру, что не сможет достичь поставленных перед ним целей. Даже обычно молчаливо соглашавшийся с Гитлером начальник оперативного управления ОКБ генерал Йодль подтвердил правоту Листа. В ответ началась бешеная перетасовка командных кадров. 9 сентября Лист был снят со своего поста, и командование группой армий «А» Гитлер сначала взял на себя, а затем поручил генералу Клейсту. Был отстранен и Гальдер. (После своего последнего разговора с Гитлером он пометил в своем дневнике: «...необходимость воспитания личного состава генерального штаба в духе фанатичной преданности идее; убежденность, что его воля должна быть такой же доминирующей в армии, как и везде».) Сам Гитлер замкнулся в мрачном одиночестве. Люди из ближайшего окружения фюрера истолковали это как признание Гитлером того обстоятельства, что с провалом своего последнего удара он оказывался перед лицом войны на два фронта, поражение в которой было неизбежно.

Обо всем этом в Лондон доходили только отрывочные сведения, и там со страхом ждали начала немецкого наступления, а за его развитием наблюдали с тревогой. Положение осложнялось тем, что трудно было получать какую-либо информацию от самих русских. Телеграммы английской военной миссии из Москвы носили отрывочный характер. Картина, которую нарисовали члены миссии после поездки на фронт накануне немецкого наступления, была самой благоприятной. «Советские войска производят впечатление подготовленной, хорошо оснащенной, высокодисциплинированной и бодрой духом армии, которая делает все возможное в крайне неблагоприятных условиях и полна уверенности в своей способности разгромить врага», — говорилось в телеграмме, полученной от миссии 26 июня. Спустя три недели, 15 июля, миссия в своем докладе сообщила, что моральный дух армии по-прежнему высок, а отвод войск проводится организованно. В конце доклада указывалось: «В данной обстановке советское командование перегружено делами и требовать от него какой-либо информации трудно».

В оценке обстановки в России на 3 августа, которая была доложена главнокомандующему войсками на Среднем Востоке, комитет начальников штабов допускал возможность того, что в результате продвижения немецких войск к Волге русские окажутся отрезанными от кавказской нефти, [38] однако полагал, что имеющихся запасов русским хватит до середины 1943 года. Члены комитета считали, что русские не способны нанести противнику контрудар такой силы, чтобы помешать немцам осуществить свои планы. Вместе с тем члены комитета отмечали: «Пока еще нет оснований предполагать, что немцы достигнут своей главной задачи — разгрома русских армий до начала зимы, однако самой серьезной потенциальной опасностью является нехватка продовольствия».

О визите Черчилля в Москву в августе 1942 года подробно рассказано в предыдущем томе нашего исследования. Заявление премьер-министра о том, что второй фронт в 1942 году открыт не будет, было частично сглажено сообщением о планах союзников по проведению операции «Торч» и теми доверительными взаимоотношениями, которые Черчилль сумел, во всяком случае в то время, установить с маршалом Сталиным. Вместе с тем премьер-министр своими настойчивыми заверениями о проведении операции «Раундап» в 1943 году, что его военные советники никоим образом не могли встретить с одобрением, создал почву для крупных неприятностей в будущем.

Кроме того, Черчилль взял на себя обязательство, что Великобритания силами двух дивизий предпримет наступление в Северной Норвегии и в районе Петсамо в ноябре 1942 года (операция «Юпитер») совместно с русскими войсками, командование которых выделяло для этой операции три дивизии. С этим обязательством комитет начальников штабов тоже вряд ли нашел бы возможным согласиться. Как мы знаем, Черчилль настаивал на проведении этой операции еще в конце мая, и даже единодушная оппозиция начальников штабов не смогла убедить его в ошибочности этого решения: ведь проведение операции в Норвегии поглотило бы недопустимо огромное количество транспортных судов, почти не содействовало бы проводке северных конвоев и угрожало вылиться в крупную военную неудачу. Изучение вопроса об операции в Норвегии Черчилль поручил генерал-лейтенанту Макнотону, который командовал канадскими войсками в Великобритании и должен был возглавить проведение операции. Выводы Макнотона были мало обнадеживающими. Премьер-министр ознакомился с докладом Макнотона только 15 сентября и, хотя счел этот доклад «излишне пессимистичным», все же признал его в качестве достаточной основы для обсуждения вопроса. «В конечном счете, — говорил он на заседании комитета начальников штабов, — может случиться так, что операция «Юпитер», несмотря на риск и большие затраты на ее проведение, окажется не только необходимой, но и наиболее дешевой». Черчилль предложил генералу Макнотону отправиться в Москву для обсуждения плана операции с маршалом Сталиным, однако правительство Канады оказалось не готово дать на это свою санкцию. Сталин также не проявил какого-либо энтузиазма в отношении этого плана. В телеграмме от 8 октября Черчилль писал Сталину: «Если удастся лишить немцев возможности использовать аэродромы в Северной Норвегии, то это, несомненно, будет выгодно и вам, и нам. Если Ваши штабы смогут разработать подходящий план, президент и я немедленно изучили бы возможность участия в нем в пределах наших возможностей». Однако Черчилль не получил из Москвы обнадеживающего ответа. Через месяц произошла высадка в Северной Африке, а как только операция «Торч» пошла полным ходом, даже сам премьер-министр стал склоняться к отказу от проведения операции «Юпитер».

В ходе визита премьер-министра в Москву обсуждался еще один вариант помощи России со стороны союзников, который также оказался бесплодным. Поскольку история этой инициативы весьма наглядно иллюстрирует некоторые центральные проблемы общения с русскими, стоит сказать о ней более подробно. [39]

Осенью 1941 года была тщательно исследована возможность отправки войск и авиации из района Среднего Востока для оказания помощи южному крылу русского фронта. Однако трудности, выпавшие на долю войск генерала Окинлека в Западной пустыне, а также начало войны на Дальнем Востоке не позволили выделить для этого необходимые силы. В мае 1942 года генерал Окинлек вновь поднял этот вопрос в связи с необходимостью обеспечить прикрытие северного фланга Средиземноморского театра военных действий. Он хотел получить сооружения и средства в занятых русскими районах Северного Ирана{11}, с тем чтобы при необходимости направить туда войска для отражения возможного немецкого броска через Кавказ. В частности, необходимо было выяснить состояние и наличие железных и шоссейных дорог, подготовить аэродромы, развернуть систему складов и построить оборонительные рубежи.

Временное прекращение проводки северных конвоев после разгрома немцами конвоя PQ-17 обусловило задержку с отправкой шести английских истребительных авиаэскадрилий, обещанных России во время визита Молотова в Лондон. Вместо этого после консультации с командующим ВВС на Среднем Востоке главным маршалом авиации Теддером комитет начальников штабов предложил осуществить более широкое и непосредственное участие сил союзников в сражениях за юг России, перебросив двадцать эскадрилий со Среднего Востока для обороны Кавказа. Как полагал Теддер, такие силы союзники способны были выделить немедленно и это не вызвало бы серьезного уменьшения возможностей по решительной борьбе против стран оси за господство в воздухе над Западной пустыней. Комитет начальников штабов, однако, высказал соображение, что на риск идти не стоит и что сначала необходимо разгромить Роммеля. В результате оказалось невозможным установить точное время для указанной переброски намеченных сил авиации, но военный кабинет согласился выступить с предложением «развернуть в Закавказье англо-американскую воздушную армию для того, чтобы помочь русским в удержании рубежей по Кавказским горам и на Черноморском побережье. Необходимые для этого силы авиации предполагалось перебросить из Египта, как только обстановка в Западной пустыне позволит снять их с фронта и сосредоточить в районе Батуми, Баку. На все это планировалось около двух месяцев». Важно отметить, что, по мнению комитета начальников штабов, решающее сражение в Западной пустыне должно было произойти в конце августа.

Предложение в указанной выше форме было сделано русским во время визита премьер-министра в Москву. Правда, генерал Брук оговорил, что реализация предложения зависит от успешного исхода сражения с Роммелем и что пока нельзя точно определить число эскадрилий, которые можно будет выделить русским. Не исключено, что отсутствие точных [40] цифр сыграло свою роль и снизило ценность этого предложения в глазах русских. Главный маршал авиации Теддер убеждал маршала Ворошилова дать принципиальное согласие провести предварительную разведку районов базирования английской авиации и учредить миссию по координации и связи в Москве. «У нас выработалось вполне определенное убеждение, — информировал Теддер начальника штаба ВВС 30 августа, — что такая миссия не будет учреждена до тех пор, пока мы не сможем твердо установить состав авиационной группировки, которую намереваемся направить, и сроки ее прибытия». А эти сроки зависели от того, когда будет разгромлен Роммель. Предсказать это никто не мог. Теддер предполагал далее, что ввиду сокращения числа поставляемых самолетов «группировка, которую мы в конце концов могли бы предложить русским в этом году, будет настолько незначительной, что ее действия в лучшем случае дадут чисто моральный эффект». Естественно, русские дали ясно понять, что они не разрешат проводить разведку в Закавказье до тех пор, пока не получат точной информации, и генерал Уилсон, принявший командование над английскими войсками в Иране и Ираке, оказался перед тем же фактом нежелания сотрудничать, который уже испытали на себе его предшественники. Личное обращение премьер-министра к Сталину по этому вопросу 6 сентября не дало никакого результата.

Имели место задержки и в отношении обеспечения американского сотрудничества. 30 августа Черчилль направил предложение президенту США присоединиться к его официальному предложению создать в Закавказье англо-американскую воздушную армию на условиях, предложенных военным кабинетом. Но, несмотря на напоминание премьер-министра 15 сентября, положительного ответа на это предложение не поступало вплоть до 6 октября. В своем ответе Рузвельт согласился с тем, что необходимо конкретное предложение, и далее писал, что «эта операция не должна ставиться в зависимость от какой-либо иной». Гопкинс пояснил фельдмаршалу Диллу в Вашингтоне, что президент сознает невозможность в данный момент немедленно предпринять действенные меры, но считает, что психологически очень важно дать сейчас обороняющимся русским определенное обязательство. Английский комитет начальников штабов отказался дать какое-либо безоговорочное обещание накануне сражения под Эль-Аламейном, однако после обмена телеграммами с американскими руководителями была найдена приемлемая формулировка послания русским. В официальном послании 8 октября английский комитет начальников штабов со всей определенностью обещал выделить в помощь русским «в начале следующего года» девять истребительных, пять бомбардировочных и одну тяжелобомбардировочную эскадрилью, а также одну транспортную авиагруппу от ВВС США. Указывалось также, что «основная часть этих сил поступит из Египта, как только они смогут быть выведены из боев в этом районе после успешного их завершения».

В тот же день, когда было отправлено это послание, комитет начальников штабов получил тревожное сообщение от командования войсками в Египте о том, что до начала февраля не представляется возможным выделить для русских силы в указанном количестве, причем даже и после этого срока их переброска в Россию будет производиться за счет отвлечения сил авиации от выполнения важных задач в Средиземноморье. «Непрерывные и массированные действия авиации на Средиземноморском театре, — говорилось в этом сообщении, — необходимы не только в интересах успешного выполнения операций «Лайтфут» и «Торч». Они обеспечат почти неограниченный простор для авиационного наступления не только против Италии, моральный дух которой, по-видимому, невысок, но и против районов Южной Европы, в которые были переброшены [41] население и промышленность с севера». Командование войсками в Египте настаивало тщательно сопоставить эти выгоды использования авиации с выгодами ее использования на Кавказе. Однако комитету начальников штабов, разумеется, было уже поздно предпринимать что-либо подобное, и в его ответе указывалось, что предложение русским уже сделано, а «чтобы пренебречь политическими соображениями, необходимо иметь более весомые аргументы. Более того, неопределенность предложений русским или какие-то оговорки в них не позволят достичь договоренности о подготовительных мерах по обеспечению базирования авиации в Северном Иране и Закавказье». Таким образом, командованию войск в Египте предписывалось подготовиться к выполнению указанного предложения и ожидать приказа на этот счет 1 декабря.

Казалось, прогноз комитета начальников штабов не был лишен реализма, однако из Москвы никакого ответа не поступило. В следующем послании Черчилля маршалу Сталину от 5 ноября сообщалось об успешном исходе сражения под Эль-Аламейном и о предстоящем проведении операции «Торч». Черчилль также вновь поднял вопрос о переброске английских эскадрилий. В ответ пришло сердечное послание с поздравлениями англичан и подтверждалась острая необходимость в истребительной авиации на кавказском фронте. Майский информировал министра иностранных дел о том, что Советское правительство готово начать переговоры на уровне штабов в любом удобном для союзников месте, отметив, однако, что наиболее подходящим местом является Москва. В Каире была создана англо-американская миссия во главе с маршалом авиации Друммондом и американским бригадным генералом Эдлером. 21 ноября эта миссия прибыла в Москву. Маршал Друммонд получил указание заявить, что авиационная группировка будет действовать под стратегическим руководством русских; командовать ею будет английский офицер, которому предоставляется право обращаться к правительствам Англии и США. Этой авиационной группировке определялась задача «помогать русским войскам, действующим на Кавказе, и обеспечивать прикрытие военных интересов Великобритании в Иране и Абадане».

По прибытии в Москву маршал авиации Друммонд информировал начальника штаба английских ВВС, что он «немедленно начинает переговоры». Фалалеев выразил беспокойство по поводу уменьшения объема помощи России, в том числе в деле обеспечения коммуникаций в Иране, и предложил взамен поставить в Россию большее, чем планировалось, число самолетов. Это предложение показалось Друммонду резонным: поставка самолетов в Россию так или иначе проводилась в меньших количествах, чем это ожидалось, а проблема межсоюзнического командования обещала быть трудной. «По нашему собственному опыту на Среднем Востоке, — напоминал Друммонд начальнику штаба ВВС, — мы знаем, что всегда более охотно принимается помощь в виде самолетов, чем прибытие военно-воздушных сил другого государства». Более того, самолеты под управлением русских летчиков можно было бы ввести в боевые действия в более короткие сроки, чем эскадрильи союзников.

Однако комитет начальников штабов и премьер-министр не приняли этого предложения, которое привело бы к тому, что английские пилоты лишились бы своих самолетов.

Комитет начальников штабов США также неодобрительно отнесся к предложению русских. На заседании Объединенного англо-американского штаба 3 декабря было решено информировать русских, что «предложение посылать только самолеты может быть удовлетворено лишь посредством разоружения существующих военных формирований, а это приведет к потере эффективности воздушной мощи и к серьезным осложнениям в материально-техническом обеспечении. Поэтому это предложение крайне [42] нежелательно, если учесть как русские, так и англо-американские интересы». Премьер-министр и президент согласились с «этой решительной и ясной точкой зрения», и маршалу Друммонду были даны соответствующие инструкции.

К этому времени ход событий заставил по-иному взглянуть на всю эту операцию. Войска стран оси были наголову разгромлены под Эль-Аламейном. Английские и американские соединения вели бои во Французской Северной Африке; русские окружили немецкие войска под Сталинградом и продвигались к Дону, что ухудшило положение южного крыла немецких войск. В послании президенту от 3 декабря Черчилль писал, что предложение отправить авиационную группировку в Закавказье было первоначально сделано «главным образом с той целью, чтобы ослабить разочарование русских, вызванное решениями вопросов об открытии второго фронта в 1942 году, о проводке северных конвоев и т. п., и показать им, что мы действительно желаем им помочь». Сейчас, когда готовность англичан и американцев к борьбе и их способность ее вести стали очевидны, а на русском фронте произошли такие колоссальные изменения, «я не желаю навязывать русским то, что нам самим так дорого».

Так развеялась самая большая надежда на достижение боевого взаимодействия английских, американских и русских сил на одном фронте. Выдвинув свое предложение, западные союзники проявили мудрость, поскольку этот фронт имел для них столь же важное значение, как и для Советского Союза. В равной степени, пожалуй, они проявили мудрость и тогда, когда настаивали на реализации своего плана, стараясь не допускать, чтобы у русских могли появиться сомнения в искренности их намерений. Вместе с тем было совершенно естественно ожидать, что, как только положение стабилизируется, русские откажутся от этого предложения. Если даже не говорить о нежелании делить славу победной кампании с иностранцами, помощь которых могла прийти после того, как минует кризис, русские имели все основания предполагать, что в связи с административными трудностями эффективность использования частей англо-американской авиации, переброшенных в Россию, будет незначительной. И, пожалуй, получилось к лучшему, что союзники продолжали вести войну, действуя каждый на своем фронте.

* * *

Если не была реализована возможность оказать Советскому Союзу непосредственную помощь, то оставалась не менее важная возможность — помогать ему военными материалами. В октябре 1941 года лорд Бивербрук от имени Великобритании и Гарриман от имени Соединенных Штатов подписали протокол, согласно которому определенное количество видов вооружения и военной техники, а также стратегического сырья предполагалось «сосредоточить в Англии и США и подготовить для поставки в Советский Союз из Великобритании и Соединенных Штатов в период с октября 1941 года до конца 1942 года». Великобритания и Соединенные Штаты обязывались «способствовать транспортировке этих поставок в Советский Союз». Лорд Бивербрук дал также устное обязательство увеличивать эти поставки на 50 процентов в течение каждого последующего полугодового периода, однако это обязательство выполнить оказалось невозможно ввиду возросших военных потребностей союзников на Дальнем Востоке. Организация этих поставок была возложена на англо-американский комитет по поставкам во главе с лордом Бивербруком, а впоследствии во главе с Иденом. В сентябре 1941 года Иден смог доложить, что за шесть месяцев, как и было предусмотрено протоколом, все материалы, намеченные к поставке в Советский Союз, подготовлены к отправке. Однако не все из них попали к русским. Ограниченная пропускная способность [43] коммуникаций в Ираке и трудности использования Владивостока после вступления в войну Японии вынудили огромную часть грузов поставлять морем вокруг мыса Нордкап в Мурманск и Архангельск. Из-за нехватки кораблей сопровождения число конвоев пришлось сократить до минимума. В общей сложности было выделено 100 транспортных судов, которые предполагалось направить в Россию в составе 17 конвоев. Из первых 14 конвоев, проводка которых осуществлялась под покровом полярной ночи, было потеряно лишь 4 транспорта, однако с наступлением весны опасность проводки конвоев возросла. Немцы сосредоточили в норвежских водах крупные силы флота во главе с линкором «Тирпиц». Потери союзников достигли самой высокой точки в июле, когда произошла катастрофа с конвоем PQ-17: только 11 из 36 транспортов, входивших в состав этого конвоя, достигли порта назначения{12}. По рекомендации адмиралтейства комитет обороны принял решение, что «в создавшейся обстановке риск проводки конвоев в северные русские порты настолько велик, что продолжать ее было бы неоправданно».

Это решение, принятое в критический для России момент, естественно, встретило неприязненное отношение русских.

Обсуждение вопроса об объеме поставок во второй половине 1942 года началось между руководством Англии и США в апреле, а согласованные данные были сообщены Молотову в ходе его визита в Вашингтон и Лондон в мае — июне. Молотов, по словам Идена, выразил удивление тем, что не выполнено данное ранее обещание увеличить поставки на 50 процентов в период с июля по декабрь 1942 года и на 100 процентов в период с января по июнь 1943 года, однако готов был согласиться и на то, что сейчас предлагалось. Новый протокол был подписан только 6 октября и по форме несколько отличался от первого. Соединенные Штаты и Великобритания обязывались подготовить к поставке из своих морских портов в период с 1 июля 1942 года по 30 июня 1943 года 3,3 млн. коротких т грузов{13} для отправки в Россию северным путем и 1,1 млн. т через Персидский залив. США и Англия представили перечень военных материалов, из которого русские могли выбрать необходимые им предметы снабжения в пределах указанных выше лимитов. Американский перечень включал 1,1 млн. т вооружения и военной техники, 1,8 млн. т промышленного оборудования, 4,3 млн. т продовольствия. Кроме того, намечалось поставить в месяц 212 самолетов и 10 000 грузовых автомобилей, а также 7500 танков, промышленное оборудование, медикаменты и медицинское оборудование. Великобритания приняла на себя более скромные обязательства. До конца 1942 года она обещала поставлять ежемесячно 200 самолетов-истребителей и 250 танков. На последующий период англичане не могли дать полной гарантии, но выражали надежду, что вместе с американцами они обеспечат поставку 1000 танков в месяц, противотанкового вооружения, предметов снабжения для флота, а также продолжат поставки таких видов сырья, как алюминий, никель, олово, медь и каучук. Вместе с тем трудности по доставке всех этих материалов возросли еще больше, чем в начале года. 13 ноября Иден нарисовал безрадостную картину скапливания грузов из-за отсутствия конвоев для их доставки в северные порты и средств отгрузки их из районов Персидского залива. Он признал, что наша «нынешняя неспособность обеспечить сплошной поток грузов усложняет проблему поддержания хороших отношений с Россией». К концу года задолженность Англии по поставкам [44] выросла до 949 самолетов-истребителей и 545 танков, а США отправили лишь четвертую часть обещанного числа автомобилей.

Такое сокращение объема поставок произошло вследствие двух факторов: из-за нехватки кораблей сопровождения, вызванной тем, что полным ходом шла подготовка к вторжению в Северную Африку и в самом разгаре находилась битва за Атлантику, а также из-за ограниченной пропускной способности русских доков, шоссейных и железных дорог. 27 июля, несмотря на потери, понесенные в результате разгрома немцами конвоя PQ-17, Черчилль приказал подготовить в сентябре к отправке новый конвой. 2 сентября этот конвой отправился в путь в сопровождении 77 боевых кораблей, но в результате сильного удара немецких торпедоносцев потерял 13 транспортных судов из 40. Потери в поставках составили: 38 самолетов из 309, 126 танков из 448, 85 грузовых автомашин из 106.

Как бы ни велики были эти потери, их нельзя было считать основанием для прекращения поставок. Однако 21 сентября премьер-министр и комитет начальников штабов вновь пришли к решению приостановить отправку конвоев, на этот раз до января 1943 года. Это решение явилось результатом того, что была утверждена предложенная генералом Эйзенхауэром дата начала операции «Торч» — 8 ноября. Чтобы выдержать этот срок, нужно было практически немедленно начать сосредоточение и погрузку необходимого числа конвоев. Если б в Россию был отправлен хотя бы еще один конвой, то начало операции «Торч» пришлось бы отложить на три недели. За это время могла испортиться погода, и возросла бы опасность разглашения тайны подготовки операции. Комитет начальников штабов не видел возможности идти на какой-либо риск, и военный кабинет на своем заседании в тот же день утвердил решение комитета вновь приостановить отправку конвоев в СССР.

Одновременно военный кабинет одобрил текст телеграммы, в которой премьер-министр уведомлял президента Рузвельта о принятом решении. «Оно, — писал Черчилль, — является грозным моментом в англо-американо-советских отношениях». Хотя ход борьбы у Сталинграда по-прежнему оставался неясным, английское правительство знало как из официальных сообщений русских, так и от своих собственных обозревателей, что правительство и народ России подвергались серьезнейшему испытанию. В этих условиях премьер-министр настоял на вторичном рассмотрении плана операции «Юпитер». Одновременно он вновь дал твердое обязательство осуществить вторжение в Европу в 1943 году. «В целом, — писал Черчилль, — меня тревожит положение в России, и я не знаю, как мы можем не отправить в Россию конвоев до 1943 года, не предлагать совместных планов действий в операции «Юпитер» и отказываться от вторжения в Европу весной, летом и даже осенью, не ущемляя своей совести и собственных интересов».

Рузвельт не поддержал предложений Черчилля по поводу операции «Юпитер» и о вторжении в Европу в 1943 году. Одновременно он высказал пожелание, чтобы следующий конвой PQ-19 был отправлен небольшими группами, с интервалом в один-два дня между ними. Эта идея уже рассматривалась раньше адмиралтейством и была отвергнута, однако адмиралтейство склонялось к тому, чтобы разрешить отдельным судам отправляться на их собственный страх и риск. Президент согласился на этот вариант. В результате в последние три месяца 1942 года 13 транспортов самостоятельно отправились в Россию. Пять из них добрались до места назначения. Из 23 транспортов, которые возвращались из России, все, кроме одного, достигли английских портов.

6 октября о своей договоренности с Рузвельтом Черчилль телеграфировал маршалу Сталину. В этой телеграмме излагалось предложение [45] относительно переброски авиационных эскадрилий в Закавказье, упоминалась операция «Юпитер»{14}, а также приводилась информация об операциях, которые намечалось осуществить в западной и восточной частях Средиземноморья. Президент США также направил Сталину телеграмму, обещая увеличить поставки истребителей, промышленного оборудования и улучшить поставку через Персидский залив. Однако все эти заверения, несомненно, произвели меньшее впечатление на русских, чем реальное участие союзников в войне, о котором свидетельствовали события в Средиземноморье в первую неделю ноября. 14 ноября маршал Сталин нарушил вызывавшее тревогу молчание и послал премьер-министру теплые поздравления, а 20 ноября информировал Черчилля, что на Сталинградском фронте начались наступательные операции и что они «развиваются неплохо».

В этих словах Сталина со всей очевидностью сквозила осторожность. С середины августа Сталинград стал ареной ожесточенной борьбы. Этот город немцы считали не просто стратегическим центром, который контролировал движение по Волге между Центральной Россией и районами Прикаспия, но и важным объектом из престижных соображений. Стремясь овладеть Сталинградом, немецкая 6-я армия под командованием генерала Паулюса вынуждена была оттягивать все больше сил со своих флангов северо-западнее и южнее города, возлагая их оборону на венгерские, румынские и итальянские войска, значительно уступавшие немецким войскам по своим боевым качествам. Против этих уязвимых участков русские и сосредоточили свою мощь. 19 ноября три советские армии под командованием генерала Рокоссовского нанесли удар в полосе румынской 3-й армии северо-западнее Сталинграда. На следующий день две армии генерала Еременко обрушились на румынскую 4-ю армию к югу от города. К 22 ноября немецкая 6-я армия была окружена, и началась ее долгая агония в Сталинграде. Теперь даже самые упорные пессимисты уже не могли сказать, что русские находятся на краю гибели.

Таким образом, год завершился в атмосфере сердечности во взаимоотношениях между союзниками и успехами, в достижение которых и англичане смогли внести свой вклад. 20 декабря новый конвой в составе свыше 30 кораблей покинул Исландию и без потерь прибыл в порт назначения, несмотря на попытку крупных сил немецкого флота уничтожить его в канун Нового года. Что касается сердечности во взаимоотношениях между союзниками, то, к сожалению, ей не суждена была долгая жизнь.

* * *

Попытка снабжать Советский Союз через Персидский залив оказалась, во всяком случае в 1942 году, столь же тщетной, как и стремление поддерживать открытыми коммуникации с северными портами, хотя, к счастью, стоила меньших жертв. В октябре 1941 года пропускная способность портов Персидского залива оценивалась в 60 тыс. т, Архангельска — в 300 тыс. т и Владивостока — в 140 тыс. т. Внутренние пути сообщения — одноколейная железная дорога через Тегеран на Каспий у Бендер-Шаха, шоссейные дороги, не способные выдержать интенсивное [46] движение транспорта или его движение в плохую погоду, — еще больше сокращали поток грузов. Кроме того, по этим же путям нужно было осуществлять снабжение местного населения и английских войск, которые располагались в Иране и Ираке и содержались летом 1942 года в боевой готовности к отражению немецкого удара через Кавказ в том случае, если оборона русских рухнет. Дополнительный путь подвоза проходил от станции Нок-Конди в Индии через Захедан и Мешеде в Ашхабад, однако трудности доставки грузов из Туркестана на фронт делали этот маршрут неприемлемым для Советского Союза.

Работой портов и автотранспортом ведали гражданские подрядчики. В 1942 году их деятельность стала во все большей степени дополняться работой американских миссий, созданных на Среднем Востоке осенью 1941 года в целях контроля за выполнением программы помощи по ленд-лизу Англии, а немного позже — и России. Ввиду большого объема работы по удовлетворению нужд на Дальнем Востоке и в других районах эти миссии слабо обеспечивались квалифицированным персоналом и оборудованием для строительства и ремонта дорог. И все же именно благодаря работе этих миссий военное министерство в апреле оценивало в перспективе пропускную способность портов в 148 тыс. т, из них 72 тыс. т могли быть затем отправлены по железной дороге.

10 июля комитет начальников штабов, находясь под впечатлением катастрофы с конвоем PQ-17, принял решение ввиду очевидной невозможности дальнейшей проводки конвоев вокруг мыса Нордкап грузы направлять через Персидский залив. Через три дня комитет обороны также принял решение прекратить отправку конвоев и одновременно дал указание англо-американскому комитету по поставкам «изучить вопрос и доложить о количестве грузов для России, которые в настоящее время и в дальнейшем можно будет направлять через Персидский залив». Одновременно Гарриман, работавший в тесном сотрудничестве с англо-американским комитетом по поставкам, обратился к Гопкинсу с предложением, чтобы сухопутные войска США взяли на себя функции по обеспечению работы иранских железных дорог. Это предложение 16 июля через президента США было передано Черчиллю. 27 июля комитет по поставкам принял новое решение. Оно состояло в том, чтобы все грузы из США, которые можно прямо транспортировать в зону Персидского залива, не адресовать в Великобританию, как это делали раньше. Теперь в зону Персидского залива стали направляться не только самолеты, грузовые автомашины, тягачи, медь, цинк и феррохром непосредственно из Америки, но и грузы из австралоазиатского района и района Индийского океана — каучук, сизаль, чай, шеллак, графит, шерсть и свинец. Чтобы распределить этот поток грузов, требовалось разработать программу повышения пропускной способности портов и внутреннего транспорта в Иране. Быстро изучив местные условия, американцы предложили план мероприятий, которые должны были обеспечить увеличение поставок через Иран до 252 тыс. т в месяц.

Эти мероприятия предусматривали эксплуатацию железных дорог, а также существующих и строящихся портов в Хорремшехре, Бендер-Шахе и Бушире. Кроме того, предполагалось создать службу автомобильных перевозок в дополнение к той, которая была организована английскими подрядчиками. Эти предложения были сообщены Гарриманом премьер-министру 22 августа в Каире и получили его одобрение. В тот же день Черчилль отправил ответ на послание Рузвельта от 16 июля, дополнив его предложением о том, чтобы сухопутные войска США взяли на себя не только эксплуатацию иранских железных дорог, но и работу портов. При этом Черчилль поставил условие: «Распределение грузопотока должно по-прежнему оставаться под контролем английских военных [47] властей, для которых железные дороги являются важным звеном в сети военных коммуникаций». Такую оговорку соответствующие американские представители сочли вполне приемлемой.

22 сентября Объединенный англо-американский штаб издал соответствующую директиву. Начальнику американского командования обслуживания в зоне Персидского залива предписывалось организовать и обеспечить работу баз в Бендер-Шахе, Хорремшехре, Тануме, Ахвазе и Бушире, оказывать содействие в эксплуатации шоссейных дорог из портов в общем направлении на Тегеран и контролировать работу американского автотранспорта на этих дорогах, организовать и обеспечить работу железных дорог, ведущих из указанных портов в Тегеран. Обеспечение перевозок через Ирак оставалось в ведении англичан. На командующего английскими войсками в Иране и Ираке генерала Уилсона возлагалась ответственность за установление очередности перевозок и распределение грузов, однако командующий американскими войсками генерал-майор Коннолли имел право через комитет начальников штабов США обжаловать решения Уилсона в Объединенном англо-американском штабе. В директиве особо подчеркивалось: «Ввиду того, что первостепенной задачей участия Соединенных Штатов в обеспечении эксплуатации путей сообщения, идущих из Персидского залива в Тегеран, является увеличение поставок в Россию и обеспечение их непрерывности, английское военное командование, контролируя очередность перевозок и распределение грузов, не должно своими действиями мешать достижению указанной цели и, во всяком случае, исходить из требований обеспечить отражение угрозы жизненно важным нефтяным районам Персидского залива».

Пока наступление немцев на Кавказе создавало серьезную военную опасность для англичан на Среднем Востоке (а именно так и было вплоть до начала октября), распределение грузов для снабжения английских войск и поставок в Россию было связано с рядом проблем, которые освещаются в главе 4. Однако, даже когда отпали эти проблемы, объем поставок оставался крайне низким. Причина заключалась в том, что было трудно быстро улучшить пути сообщения настолько, насколько возрастала пропускная способность портов. Дороги приходили в негодность или затоплялись, сбор колонн автомашин задерживался, американские локомотивы и подвижной состав оказались вначале непригодными для климатических условий и гористой местности Ирана. В течение осени ежемесячный объем поставок русским не поднимался выше 40 тыс. т. Только в 1943 году начался их значительный рост{15} (в т):

январь 51285
февраль 68808
март 75605
апрель 101155
май 127572
июнь 147193
июль 178742
август 164422
сентябрь 199293
октябрь 217254
ноябрь 214587
декабрь 248018

Одновременно заметно увеличился объем американских поставок морем в порты Дальнего Востока{16}. В августе 1942 года общий объем прибывших [48] грузов составил 78 616 т и достиг самого высокого уровня в сентябре 1943 года — 313 479 т. Благодаря использованию средневосточных и дальневосточных маршрутов удалось нейтрализовать действия немцев на атлантических коммуникациях. В результате объем грузов, поступивших в Советский Союз в 1943 году, по существу вдвое превысил их объем в 1942 году и составил 4 794 545 т против 2 453 097 т. В 1944 году эта цифра достигла 6 217 622 т.

Таким образом, несмотря на многие разочарования, размолвки и потери, западные союзники сумели обеспечить Советский Союз все возраставшим количеством сырья для его промышленности, продовольствием для населения, танками, самолетами и транспортом для войск. Во всем этом проявился значительный вклад западных союзников в победные кампании Красной Армии на завершающем этапе войны{17}. [49]

Дальше