Раздел II.

Это грозное слово — «Цитадель»

Битва началась

Ближе к полуночи в штаб Центрального фронта поступила важная информация. Стало известно, что советским разведчикам в коротком ночном бою с вражескими саперами на нейтральной полосе удалось захватить «языка». Военнопленный на допросе в штабе 13-й армии показал: их подразделение имело задачу расчистить проходы в минных заграждениях на переднем крае. Германские войска, по его словам, перейдут в атаку в 3 ч утра 5 июля.

Когда об этом доложили генералу армии К. К. Рокоссовскому, времени на обсуждение возможных решений уже практически не оставалось. После короткой консультации с маршалом Г.К. Жуковым было признано нецелесообразным затемно поднимать в воздух самолеты, и командующий фронтом отдал приказ о начале артиллерийской подготовки. В 2 ч 20 мин артиллерия Центрального фронта открыла по расположению немецких войск огонь, который тем не менее не привел к срыву немецких планов. Из-за недостаточной разведки обороны противника стрельба велась в большинстве случаев по площадям. С опозданием в артподготовку включилась артиллерия 70-й армии. В расположении неприятеля прежде всего удалось нарушить проволочную связь, повредить наблюдательные пункты и вывести из строя множество орудий и минометов. По словам маршала Жукова, все же противник смог «избежать массовых жертв» и достаточно быстро привести свои войска в порядок{89}. В 4 ч 40 мин немецкая артиллерия открыла ответный огонь по войскам Центрального фронта, а в небе появились первые группы немецких самолетов. Почти двухмесячная битва в районе Орловско-Курской дуги началась.

Находившийся в это время в кабинете Сталина командующий авиации дальнего действия А. Е. Голованов так вспоминал о начале Курской битвы:

«Не торопясь, Сталин поднял трубку. Звонил Рокоссовский. Он доложил:

— Товарищ Сталин! Немцы начали наступление!

— А чему вы радуетесь? — спросил Верховный.

— Теперь победа будет за нами, товарищ Сталин! — ответил Константин Константинович.

Сталин положил телефонную трубку, помолчал, а потом сказал:

— А все-таки Рокоссовский опять оказался прав, — и, обращаясь ко мне, добавил:

— Отправляйтесь, пожалуйста, на Курскую дугу, свяжитесь с Жуковым и помогите им там»{90}.

Любопытно отметить, что первоначальный немецкий план использования авиации 6-го воздушного флота также предусматривал налеты на советские аэродромы. Штаб флота приказал 1-й авиадивизии:

«Первый боевой вылет соединения направить против плотно заставленных самолетами русских аэродромов в районе Курска, выделив часть сил для подавления позиций артиллерии около Малоархангельска»{91}.

Однако анализ докладов экипажей [46] самолетов-разведчиков и тщательное изучение многочисленных фотопленок убедили германское командование: более сотни аэродромов 16-й ВА подготовлены к подобному развитию событий (самолеты замаскированы и рассредоточены, многие стоят в капонирах, аэродромы хорошо прикрыты средствами ПВО) и ни одного налета на них немецкие летчики тогда не предприняли.

Между тем штаб Центрального фронта оценивал работу тыловых служб строже неприятеля. Его не удовлетворили принятые меры по маскировке войск, важных тыловых объектов, армейских складов и баз. В директиве, которую командующий направил в войска вечером 3 июля, указывалось на необходимость улучшить маскировку. Рокоссовский, ссылаясь на данные радиоперехватов сообщений немецких самолетов-разведчиков, пришел к выводу: противник легко распознает с воздуха наши важнейшие объекты.

Требовалось срочно принять действенные меры, построив в том числе множество ложных складов, аэродромов, переправ...

«В ночь на 5 июля, после ознакомления с общим положением дел, командир группы II/KG4 майор Р. Граубнер [R. Graubner] зачитал личному составу приказ командующего генерал-полковника Р. фон Грамма [R. von Greim], где подчеркивалось значение предстоящих боев, — вспоминали ветераны эскадры «Генерал Вефер». — В 3 ч 25 мин летчики стартовали для поддержки начавшейся операции»{92}.

Действия появившихся примерно в 4 ч 30 мин бомбардировщиков были нацелены на то, чтобы способствовать взлому нашей обороны. Примерно 20 Ju.88, принадлежащих II/KG51, в строю «пеленг» с высоты около 500 м и не менее 60 Не.111 из II/KG4, I и III/KG53 в строю «клин» с высот 600–2500 м прямо с маршрута сбросили смертоносный груз на позиции 148-й стрелковой дивизии 15-го ск. Германские экипажи бомбили серийно «по ведущему», после чего с резкими разворотами выходили на свою территорию.

Спустя всего несколько минут три большие группы «юнкерсов», принадлежащих эскадре StG1, с крутого пикирования обрушили осколочно-фугасные бомбы на позиции советской артиллерии в перелеске. Разрывы наблюдались несколько севернее, чем при налете предыдущего сводного соединения. Непосредственное прикрытие Ju.87, как ранее Ju.88 и Не.111, осуществлялось лишь незначительными патрулями истребителей. Видимо, немцы рассчитывали на эффект неожиданности от появления в небе сразу большого количества машин. Несколько групповых воздушных боев вспыхнуло в самые ранние часы, в ходе которых летчики 1-й гв. над сбили один из пикировщиков.

Бойцам 70-й армии удалось захватить в плен экипаж Ju.870–3 (№ 1118) из отряда 7/StGL. С большой уверенностью можно утверждать, что летчик унтер-офицер Г. Хайль (H. Heil) и его стрелок-радист оказались первыми жертвами советских авиаторов. Рассказывая о силе сопротивления нашей истребительной авиации, они на допросе показали:

«Мы прибыли на советско-германский фронт 3 июля из Югославии. 5 июля в 2 ч 15 мин наша эскадра получила приказ бомбить укрепления русских. Мы еще не успели сбросить бомбы, как наш бомбардировщик «юнкерс-87» был подожжен советским истребителем. Признаться, мы ожидали сильного противодействия со стороны советской авиации и зенитной артиллерии. Однако жестокий отпор русских летчиков превзошел все ожидания и ошеломил нас»{93}{94}.

Столь [47] лестная характеристика наших истребителей не могла пройти мимо советской пропаганды. Показания сбитого экипажа немедленно процитировало Совинформбюро в одном из ближайших выпусков.

Материалы допроса косвенно подтверждаются докладом командира 7-го отряда StG1 капитана Бербериха (Berberich):

«При отходе от цели западнее Малоархангельска за одним из «юнкерсов» наблюдался дымный след — видимо, машину подбила зенитная артиллерия. Экипаж два дня назад прибыл с аэродрома Паньчево (под Белградом), где в группе боевой подготовки l/StG151 готовилось пополнение для нашей эскадры»{95}.

Можно предположить, что атаку наших истребителей (по советским документам они принадлежали 54-му гв. иап) остальные экипажи пикировщиков не наблюдали.

В пространных воспоминаниях командира группы HI/StG1 капитана Ф. Ланга (F. Lang) большое внимание уделяется рейдам против объектов Курска в мае — июне 1943 г. Атаки далеко удаленных целей при мощном противодействии всех средств ПВО по праву считались командованием люфтваффе весьма опасными и привели к серьезному урону в пикировщиках других частей. Тогда группа Ланга смогла сохранить экипажи и машины{96}. Однако в первый же день Курской битвы при ударах по армейской полосе советской обороны оказались потеряны три Ju.87 и две — три машины получили повреждения. Основным врагом пикировщиков стали зенитки. В частности, командир 9-го отряда обер-лейтенант Г. Роде (H. Rode), сажая в поле серьезно покалеченную снарядами «штуку», скапотировал, превратив самолет в груду металлолома; экипаж получил легкие ранения от осколков, а также многочисленные ушибы.

Практически все вылеты германской ударной авиации 5 июля были направлены на поражение позиций нашей артиллерии, узлов сопротивления и танков в районе наступления. Особенно мощную поддержку получила сводная группа майора Каля, состоявшая из отдельного танкового батальона танков «Тигр» и трех дивизионов штурмовых орудий РГК, наступавшая вдоль железной дороги на станцию Поныри. Всего через 10–15 мин после ухода одной группы немецких самолетов показывалась другая. Каждая из них насчитывала от 20 до 60 машин. К 11 ч 5 июля посты ВНОС зафиксировали до 1000 самолето-пролетов противника, из которых около 800 совершили бомбардировщики и пикировщики.

«Уже сейчас можно наблюдать некоторые изменения в тактике немецкой авиации, — отмечали советские наблюдатели. — Например, немецкое командование не провело авиационной подготовки перед наступлением наземных войск. Раньше авиационная подготовка чаще всего начиналась за несколько дней ударами по коммуникациям и аэродромам. [47] Затем налеты усиливались и заканчивались концентрическим ударом по войскам, ведущим оборону. Сейчас ничего подобного не было предпринято немцами. После затишья на фронте враг начал усиленную артиллерийскую подготовку и лишь к концу огневого удара бросил на поле боя свою авиацию. Возможно, этим отступлением от прежней тактики использования воздушных сил немцы стремились сохранить скрытность подготовки к наступлению»{97}.

Никогда прежде люфтваффе в такой мере не выполняли роль дальнобойной артиллерии, как в начале наступления на Орловско-Курской дуге. В значительной мере это объяснялось недостатком сосредоточенных артиллерийских стволов. На направлении главного удара 3500 орудиям и минометам 9-й германской армии противостояло примерно 5000 разных артиллерийских систем Центрального фронта. Лишь на участке прорыва фронта 13-й армии немцы сумели добиться небольшого перевеса в численности артиллерии (2050 стволов против 1860) за счет использования десяти артполков орудий РГК и четырех полков тяжелых минометов.

В ответ на немецкий огонь заговорили тысячи советских орудий. Штурман экипажа Ил-4 из 8-го гв. ап АДД лейтенант В.Ф. Рощенко вспоминал:

«В ночь на 5 июля наши самолеты возвращались с бомбардировки крупного железнодорожного узла противника. Еще издали мы увидели, что на линии фронта началось что-то невообразимое. С обеих сторон шла интенсивная артиллерийско-минометная стрельба, местами полыхали пожары...»{98}

С первых часов сражения германские зенитчики обеспечивали прикрытие атакующих танковых и пехотных дивизий, а также наиболее важных тыловых коммуникаций 9-й армии. Надо признать, что при относительной пассивности советской авиации в первой половине дня, у немецкой системы ПВО [48] не возникало серьезных проблем. Особенностью начала немецкого наступления можно считать не только исключительно массированное использование авиации, но и не совсем обычное применение зенитной артиллерии среднего калибра. Командир 12-й зенитной дивизии генерал-лейтенант Э. Буффа (E. Buffa) получил приказ выделить расположенные на переднем крае батареи для участия в артиллерийской подготовке, что определялось, как отмечалось в документе, «исключительными обстоятельствами» {99}.

Боевой состав 16-й воздушной армии

Соединение, часть	Командир	Тип самолетов	Базирование
6-й иак	Генерал-майор Юмашев А. Б.		Ярище
273-я иад	Полковник Федоров И. E.	Як-1/7/9	Колпна
279-я иад	Полковник Дементьев Ф. Н.	Ла-5	Моховое
6-й сак	Генерал-майор Антошкин И. Д.		Хмельнец
221-я бад	Полковник Бузылев С. Ф.	А-20В, Бостон-111	Борки
282-я иад	Полковник Рязанов A.M.	Як-1	Преображенье
3-й бак	Генерал-майор Каравацкий А. З.		Елец
241-я бад	Полковник Куриленко И. Г.	Пе-2	Черново
301-я бад	Полковник Федоренко Ф. М.	Пе-2	Быковка
1-я гв. иад	Подполковник Крупенин И. В.	Як-1, Р-39	Ржава, Фатеж
283-я иад	Полковник Денисов С. П.	Як-1/7	Данков, Курск
286-я иад	Полковник Иванов И. И.	Як-1, Ла-5	Лебедянь
2-я гв. шад	Полковник Комаров Г. И.	Ил-2	Вышково
299-я шад	Полковник Крупский И. В.	Ил-2	Красная Заря
271-я нбад	Подполковник Рассказов К. П.	У-2	Ивановка
16-й одрап	Майор Шерстюк Д. С.	А-20В, Пе-2	Курск-восточный
98-й гв. одрап	Подполковник Артемьев Б. П.	Пе-2	Курск-восточный

Боевой состав 1-й немецкой авиадивизии

Соединение, часть	Командир	Типы самолетов	Дислокация
NAGr4	Майор Т. Финек	Bf.109G, Bf. 110	Хомуты
NAGMO	Обер-лейтенант В. Штайн	HS.126B, FW.189A	Стояновка
NAGN5	Майор Г. Корренс	FW.189A	Кузнецы
SfG7	Подполковник Г. Пресслер	Ju.87D	Орел-восточный
l/StG1	Майор Г. Каубич	Ju.87D	Леженки
ll/StG1	Майор О. Эрнст	Ju.87D	Мезенка
III/StG1	Капитан Ф. Ланг	Ju.87D	Орел-восточный
III/StG3	Капитан Б. Хамерштер	Ju.870	Малое Спицино
ZG1	Подполковник И. Блечшмитдт	Bf.110G	Ледна
I/ZG1	Капитан В. Херман	Bf.110E/F/G	Ледна
KG51	Майор Г. Хайзе	Ju.88A	Брянск
II/KG51	Майор Г. Фосс	Ju.88A	Брянск
III/KG51	Капитан В. Рат	Ju.SSA/C	Сеща
III/KG1	Капитан В. Кантер	JU.88A/C	Орел-западный
KG4	Подполковник В. Клошински	He.111H	Сеща
II/KG4	Майор Р. Граубнер	He.111H	Сеща
III/KG4	Майор К. Неуман	Не.111Н	Карачев
KG53	Подполковник Ф. Покрандт	Не.111Н	Олсуфьево
I/KG53	Майор К. Рауер	Не.111Н	Олсуфьево
III/KG53	Майор Э. Алльмендингер	Не.111Н	Олсуфьево
JG51	Подполковник К. -Г. Нордман	FW.190A	Орел
I/JG51	Майор Э. Лайе	FW.190A	Орел-Слобода
III/JG51	Капитан Ф. Лозигкайт	FW.190A	Оптуха
IV/JG51	Майор Р. Реш	FW.190A	Стишь
I/JG54	Капитан Р. Зайлер	FW.190A	Панково

С восхода солнца части 16-й воздушной армии находились в состоянии повышенной боеготовности. Приказ командующего армией генерал-лейтенанта С. И. Руденко на 5 июля гласил: «Одной третью истребителей быть готовыми с рассветом к отражению возможных налетов авиации противника. Остальным истребителям быть в тридцатиминутной готовности к выполнению боевого приказа № 0048 (имеется в виду приказ от 20 июня 1943 г. о боевых действиях авиации по срыву наступления противника на Орлов-ско-Курском направлении. — Прим, авт.) — особым распоряжением. Одной третью штурмовиков и бомбардировщиков быть готовым с 6 ч, а остальным в тридцатиминутной готовности к выполнению боевого приказа № 0048 — особым распоряжением» {100}.

Более конкретно задачи авиации формулировались в документах авиационных соединений. Можно привести выдержки из боевого приказа № 0027 штаба 3-го бак от 4 июля, в котором говорилось: «1. Противник сосредоточил и продолжает концентрировать войска в районе Тросна, Хитрово, Богоду-хово, Кромы, по-видимому, готовясь к наступлению. Его бомбардировочная и истребительная авиация сосредоточилась на аэродромах орловского и брянского аэроузлов и ведет усиленную разведку наших аэродромов, коммуникаций и штабов. 2. При переходе противника в наступление 3-й бак четырнадцатью группами по 9 самолетов при непосредственном сопровождении истребителей 6-го иак наносит массированный [50] бомбовый удар по живой силе и технике противника на главном направлении его удара. 3. 301-я бад семью группами по 9 самолетов при непосредственном сопровождении истребителей 6-го иак уничтожает живую силу и технику противника в направлении главного удара противника. 4. 241-я бад семью группами по 9 самолетов при непосредственном сопровождении истребителей 6-го иак уничтожает живую силу и технику противника в направлении его главного удара» {101}.

Согласно плану, прикрытие бомбардировщиков 3-го бак для немедленного контрудара по наступающему врагу должен был обеспечить один лишь 192-й иап. На остальные пять полков 6-го иак (входили 273-я и 279-я над) еще в конце июня командующий возложил задачу завоевания господства в воздухе в случае перехода противника в наступление. При этом четыре полка во взаимодействии с летчиками 1-й гв. над готовились в первые часы битвы сорвать работу вражеской авиации, а 157-й иап собирались использовать для наращивания наших сил. Этот полк зимой и весной 1943 г. пополнили лучшими асами 3-й ВА, и он считался одним из лучших по кадровому составу. Неслучайно, два летчика уже были награждены «Золотой Звездой», а еще четверо получили высокую награду впоследствии. Накануне битвы в часть влилось много молодых бойцов, но командование по-прежнему возлагало на 157-й иап особые надежды. И именно подчиненным майора В. Ф. Волкова пришлось провести один из наиболее напряженных и тяжелых воздушных боев с большой группой немецких самолетов в утренние часы 5 июля.

При патрулировании 18 Як-1 и Як-76 разделились на две группы. Ударную восьмерку, которая должна была атаковать вражеские бомбардировщики, возглавлял Герой Советского Союза капитан В. Н. Залевский, а десятку прикрытия вел командир полка. Не доходя линии фронта, наши летчики заметили ниже себя большую группу Ju.88 и FW.190. Немецкие истребители не сопровождали бомбардировщики непосредственно, а патрулировали на разных высотах парами и четверками.

Используя облачность, капитан Залевский стал со своим подразделением заходить на «юнкерсы» с тыла, в то время как летчики Волкова вступили в бой с истребителями прикрытия. Однако полностью обеспечить атаку ударной группы им не удалось — «фокке-вульфы» постарались связать боем все «яки». Тем не менее четыре Як-7б прорвались к бомбардировщикам, открыв огонь с близкой дистанции и подбив три Ju.88. Увлекшись атакой, наши летчики своевременно не заметили неприятеля, открывшего губительный огонь с задней полусферы. Капитан Залевский и ст. лейтенант М. А. Ануфриев вскоре были сбиты и оба с тяжелыми ранениями выбросились [51] с парашютами над расположением советской 2-й танковой армии. Позднее Залевский скончался в госпитале и был посмертно удостоен ордена Красного Знамени. Потеряв еще два своих Як-7б, потерпевших аварию на вынужденных посадках, летчики 157-го иап доложили об уничтожении девяти самолетов противника. Командование признало эти данные завышенными, засчитав группе победу над тремя Ju.88 и двумя FW.190.

Немецкие источники утверждают, что единственной их потерей в бою с «яками» стал Ju.88A (№ 144659). Судя по документам люфтваффе, командир 8/KG1 капитан Г. Михаэль (H. Michael) со своим экипажем не вернулся на аэродром. Его пораженная снарядами машина взорвалась в воздухе. Михаэль отличился в боях под Ленинградом и Сталинградом, всего выполнил 282 вылета и его посмертно наградили «Рыцарским Крестом»{102}. Еще три Ju.88 из III/KG1 в течение 5 июля совершили аварийные посадки на своих аэродромах с повреждениями различной тяжести. Незначительные потери в воздушных боях понесла в тот день и эскадра KG51 (также сражавшаяся на Ju.88), хотя советские летчики в боевых донесениях почти после каждой схватки указывали об упавших или взорвавшихся в воздухе «юнкерсах» (13 таких машин занесли на счет 6-го иак, шесть — 1-й гв. иад).

Казалось, советская авиация в полной боевой готовности на аэродромах ранним утром 5 июля только ожидала приказа начать боевые действия против перешедшего в наступление противника. Однако события показали, что командование 16-й воздушной армии, а еще в большей степени штабные офицеры объединения не ожидали подобного развития событий. Не смогли быстро принять адекватных мер по противодействию мощному натиску люфтваффе комдивы и комкор истребительной авиации. Неприятель прочно захватил инициативу в свои руки.

Можно предположить, что доклады о тяжелом уроне, нанесенном врагу, должны были несколько скрасить трагизм утра первого дня сражения. Некоторые группы наших истребителей не только не смогли приблизиться на дистанцию огня к ударным немецким самолетам, но им самим пришлось отбивать постоянные наскоки «фокке-вульфов» с разных направлений, что далеко не всегда удавалось сделать без серьезных потерь. Так, шесть Як-9 и два Як-7б из 163-го иап, возглавляемые штурманом полка майором Морозовым, в девятом часу утра в районе Малоархангельска подверглись неожиданной атаке сзади сверху большой группой FW.190. Советские летчики начали энергично маневрировать, стремясь выйти из-под огня. Лейтенант Щетинин и ст. сержант Собур стали первыми жертвами гер-

манских асов — они оторвались от своих товарищей и на аэродром не вернулись. Немецкие истребители практически непрерывно попарно пикировали на «яки». Всего за 40 мин боя пять советских самолетов оказались сбиты; при этом погибли три летчика{103}. Потери же германской стороны, по данным наших авиаторов, составили всего две машины. Реально же удалось сбить один FW.190 из I/JG54 — пилотировавший его лейтенант после точной очереди Морозова выбросился с парашютом над расположением советских войск и попал в плен{104}.

Десятка Як-9 соседнего 347-го иап, действуя в этом же районе, атаковала большие группы Не.111 и Ju.87. Ценой потери пяти «яков» и повреждения еще одного удалось сбить всего один «хейнкель» и повредить двухмоторный «мессершмитт». Второй вылет был также неудачен для авиаторов полка — в воздушном бою погиб их командир майор [52] В. Л. Плотников. Группа, которой он командовал, распалась при атаке на отдельные пары и даже одиночные машины. В результате нарушенного взаимодействия самолет комполка поразили очереди пары FW.190{105}.

Немецкие бомбардировщики стремились свести перерывы в огневом воздействии на оборону 13-й армии к минимуму. Они приближались эшелонами на разных высотах, причем волны самолетов подходили к месту прорыва с разных направлений. Их количество было столь велико, что иногда группы следовали к месту бомбежки вдоль линии фронта, ожидая своей очереди для нанесения удара. Наши истребители не успевали приблизиться к ударным самолетам неприятеля, как патрулирующие «фокке-вульфы» связывали их боем. Документы 163-го иап свидетельствовали:

«Одновременно было такое количество очагов нападения на наши объекты, что выслать для борьбы с ними больше четверки не представлялось возможным... На каждого нашего истребителя приходилось до 6–8 истребителей противника»{106}.

Отдельные советские летчики оказались ошеломлены мощью воздушного противника, а другие пытались даже в столь трудной ситуации не упустить свой шанс. Среди последних оказался ст. лейтенант Ратников из 53-го гв. иап. Возглавляемая им восьмерка Як-1 над Понырями приблизилась со стороны солнца к строю, состоящему из примерно 70 Не.111 и Ju.88. Летчики «яков» дождались, когда армада начала поворот на боевой курс и только тогда произвели стремительную атаку сверху, подбив при этом четыре бомбардировщика Не.111 (они принадлежали эскадре KG53; одна машина не дотянула до аэродрома и разбилась). Это был один из немногих успешных боев 5 июля истребителей 16-й воздушной армии, хотя два «яка» также вышли из строя{107}. Несмотря на отдельные обнадеживающие результаты.

обстановка в воздухе продолжала оставаться сложной и во многом трагичной. Особенно тяжелые потери понесли части 6-го иак, в рядах которого вступило в бой много молодых летчиков.

Оказались не готовы к подобному развитию событий, как уже отмечалось, и штабы авиационных соединений, не сумевшие организовать планомерной боевой работы. Все предварительные графики боевых действий, схемы наращивания сил и другие штабные документы 16-й воздушной армии, составленные в июне, так и остались «на бумаге». Только в 9 ч 30 мин удалось ввести в действие пл ан боевого использования объединения. К этому времени некоторые авиадивизии оказались обескровлены, резервы в значительной мере исчерпаны. Наземные войска болезненно воспринимали тот факт, что истребители с красными звездами не могли их надежно прикрыть, поскольку заранее высланные патрули «фокке-вульфов» встречали наших задолго до подхода к линии фронта.

Наращивание сил в воздухе в большинстве случаев не удавалось из-за плохого оповещения о воздушной обстановке. Размещенные перед началом сражения на направлениях наиболее вероятных пролетов вражеских самолетов радиостанции наведения имели связь с аэродромами истребительной авиации и своевременно предупреждали командиров о появлении в нашем оперативном тылу одиночных неприятельских машин — его разведчиков. Но ответственных офицеров для управления истребительной авиацией над полем боя заблаговременно выделено не было. Радиостанции, как выяснилось по итогам первого дня, оказались неудачно расположены на местности, и управлять с них авиачастями было неудобно.

Не слишком эффективное противодействие советских истребителей и постоянные налеты вражеских бомбардировщиков сказались на наземной обстановке. К 10 ч 30 мин утра, невзирая на упорное [53] сопротивление бойцов и командиров 13-й армии, дивизии 47-го немецкого танкового корпуса во взаимодействии со своей авиацией смогли, как указывалось в журнале боевых действий, «ворваться в глубоко эшелонированную, хорошо оборудованную и заминированную основную оборонительную полосу» {108}. Населенные пункты Озерки и Ясная Поляна, упорно обороняемые войсками Н. П. Пухова, пришлось оставить. Части 46-го немецкого танкового корпуса прорвали первую линию обороны на стыке 13-й и 70-й армий и начали обход правого крыла армии И. В. Галанина.

Советской стороне постоянно не хватало готовых к вылету истребителей. Шестнадцати машин, находившихся, согласно утвержденному С. И. Руденко плану, в «готовности № 1», оказалось совершенно недостаточно для решительного противодействия неприятелю. В первой половине дня они взлетали по вызову, но не смогли внести перелома в обстановку в воздухе ввиду малочисленности, а после полудня выделение дежурных истребителей из-за тяжелых потерь прекратилось вовсе. В результате экипажи 16-й воздушной армии смогли к полудню выполнить всего 520 самолето-вылетов (действовали преимущественно истребители). А ведь в строю ранним утром имелось свыше 1000 исправных самолетов{109}.

В сражение вступает советская ударная авиация

В ходе сражения наступил первый кризисный момент. Большие группы вражеских танков стали прорываться к населенным пунктам Поныри, Снова (у второй полосы обороны) и Подолянь (между первой и второй полосами). Командование Центрального фронта дало распоряжение командующему 2-й танковой армии начать выдвигать части к месту прорыва и бросило в бой имевшиеся под рукой тактические резервы — подвижные заградотряды, танковый полк, а также саперные подразделения. Одним из наиболее эффективных инструментов в руках командования являлись бомбардировочная и штурмовая авиация, находившаяся до этого момента на аэродромах в готовности к удару. Генерал С. И. Руденко получил приказ: для локализации прорыва в полосе 13-й армии поднять в воздух две бомбардировочные дивизии, а в местах особой активности немецкой авиации сосредоточить до 200 истребителей.

Планом боевого применения в начале сражения штурмовой авиации предписывалось действовать третью своих сил по вызову с переднего края. Остальная часть штурмовиков, вместе со всей бомбар-

дировочной авиацией должна была использоваться как резерв командования для массированного действия по прорвавшимся частям противника. И к середине дня штаб 16-й ВА решил ввести в дело ударные самолеты. Для поражения немецких танков и пехоты первыми вылетели самолеты 241-й и 221-й бомбардировочных дивизий. Общее количество машин, участвовавших в налетах, составило примерно 150 Пе-2 и «Бостонов».

Незадолго до полудня они стали наносить удары по прорвавшемуся противнику. Поскольку люфтваффе оказывали ожесточенное сопротивление в воздухе, то к прикрытию бомбардировщиков привлекли не только 192-й иап, но и другие части 279-й над. Действия бомбардировщиков, особенно экипажей Пе-2, бомбивших в ряде случаев с пикирования, оказались весьма успешны. Немецкую пехоту удалось отсечь от своих танков, и те, не рискуя идти вперед под ожесточенным огнем артиллерии, как отмечалось в одном из отчетов, «расползлись по укрытиям». Положение на время удалось стабилизировать.

Серьезно пострадали части 292-й пд, которых налет застал на исходных позициях, в момент сосредоточения живой силы в окопах и ходах сообщения. Бомбардировщики использовали мелкие осколочные бомбы, такие, как АО-8 и АО-2,5, показавшие хорошие результаты в борьбе с пехотой неприятеля. Взятый впоследствии в плен рядовой Л. Махлевский из этого соединения на допросе показал:

«Русские самолеты производили бомбометание осколочными бомбами с высоты 900 м с заходом вдоль переднего края обороны. Разрывы бомб накрыли первую траншею немецких позиций на участке около двух километров. Многие бомбы попали непосредственно в окопы, другие рвались на брустверах, нанося поражение укрывшимся в траншеях солдатам и офицерам. В результате удара бомбардировщиков в нашем батальоне, занимавшем по [54] фронту 600–700 м, погибло 23 военнослужащих и 57 ранено; не меньшие потери понесли соседние подразделения»{110}.

Советские бомбардировщики нанесли, в частности, урон частям 2-й танковой дивизии. Подтвердил в своих воспоминаниях активные действия наших «Бостонов» и командир 6-й немецкой пд генерал X. Гроссман, который наблюдал за развитием наступления со своего командного пункта. Когда части его дивизии двигались к Ясной Поляне «русская авиация на современнейших, вероятно, американских самолетах, бомбардировками вмешивалась в ход наземных боев, не сумев однако подавить образцовый наступательный порыв гренадеров и кавалеристов из разведывательных частей» {111}.

При выполнении этих налетов сами бомбардировщики не имели значительных потерь. Был сбит один «Бостон», а еще пять А-20В и два Пе-2 совершили вынужденные посадки, что в условиях господства истребительной авиации противника можно считать вполне удовлетворительным итогом первых вылетов. Любопытно отметить, что только в двух случаях причиной гибели или повреждения бомбардировщиков указывались неприятельские истребители, а в остальных — зенитки, в то время как до конца дня части 12-й зенитной дивизии претендовали на уничтожение всего двух советских самолетов. Однако немецкие танковые соединения имели также собственные части ПВО — именно они тогда отражали воздушные налеты.

В то же время в первый день битвы от действий Ил-2 командование ожидало большей результативности. Причина, как в приведенных выше случаях с истребителями, крылась в распылении сил и действиях мелкими группами по 6–8 самолетов. Им было чрезвычайно трудно прорываться к немецким танковым дивизиям, особенно учитывая недостаток готовых к вылету истребителей, — последних не хватало для прикрытия штурмовиков.

Однако и наличие достаточного количества истребителей сопровождения не всегда позволяло избежать тяжелых потерь. В эскадрильях штурмовиков не наблюдалось слетанности экипажей и эффективного огневого взаимодействия в подразделениях. Эти факторы в первую очередь обусловили высокие потери в бою с немецкими истребителями. Особенно пострадали части 299-й шад, имевшей значительный процент молодых летчиков. Так, восьмерка Ил-2 этой дивизии под командованием лейтенанта Митусова лишилась в одном вылете шести машин. В другой группе того же 217-го шап трех «ильюшиных» подбили «фокке-вульфы» почти одновременно внезапными атаками. Многих тогда спасла отменная живучесть штурмовиков — один самолет совершил вынужденную посадку, а остальные все же дотянули до своего [55] аэродрома. Но все участвовавшие в бою стрелки-радисты получили ранения, а один из них позднее скончался в госпитале{112}.

Еще одна штурмовая дивизия 16-й воздушной армии — 2-я гв. шад — действовала несколько успешнее. Сказывался значительный боевой опыт многих экипажей, полученный, в частности, под Сталинградом. Гвардейцы впервые применили 5 июля новые кумулятивные бомбы ПТАБ-2,5–1,5, доложив об уничтожении за день 31 немецкого танка (к сожалению, не удалось подтвердить или опровергнуть эти данные по немецким донесениям) и потеряв при этом три Ил-2, благодаря весьма эффективному прикрытию штурмовиков частями 283-й и 286-й над. Еще один «ильюшин» пришлось списать из-за боевых повреждений. По нашим данным, наибольший урон неприятелю нанесла шестерка Ил-2 командира эскадрильи 58-го гв. шап майора В. М. Голубева.

При сопровождении бомбардировщиков полки 279-й над 6-го иак не понесли ощутимых потерь, а последующие вылеты на патрулирование, когда соединение включилось в борьбу за господство в воздухе, оказались поистине опустошительными. Части авиадивизии, имея в среднем по 24 боеготовых Ла-5, действовали массированно, группами по 16–18 машин. Несмотря на большой численный состав групп, они не смогли помешать прицельному бомбометанию по своим войскам, а сами лишились большого количества самолетов и летчиков.

Так, после одного из боев группы 486-го иап, возглавляемой командиром майором К. Д. Пелипцом, на аэродром не вернулось шесть истребителей. Восемнадцать Ла-5 при прикрытии наземных войск в районе Понырей, в соответствии с полученным боевым опытом, шли строем «этажерка» на высотах от 3000 до 4000 м. В момент, когда ударная группа, обнаружив девятку Ju.88, перешла в атаку, верхняя четверка Ла-5 находилась за облаками, преследуя пару «фокке-вульфов», и фактически в бое участия не приняла. Ударная группа распалась после первой атаки. Ведущий одного из подразделений капитан Овси-енко выполнил резкий боевой разворот, а менее опытные напарники не смогли повторить его маневр и отстали. Заметив «восемьдесят восьмые», также атаковала неприятеля четверка Пелипца, но на выходе самолет командира полка (Ла-5 № 39210126) был сбит, Денис Алексеевич выбросился на парашюте над территорией противника и к своим не вернулся.

Майор Пелипец был опытным и отлично подготовленным летчиком. По данным на конец января 1943 г. он совершил 3623 посадки, а налет превысил 1489 ч (!){113}. Отмечалось, что командир полка освоил десятки типов самолетов, включая истребители Лавочкина и Яковлева. Неудачный исход схватки (советские летчики смогли подбить лишь один

FW.190, потеряв шесть Ла-5) можно объяснить несогласованными действиями нашей группы (один из вернувшихся впоследствии летчиков — мл. лейтенант Рыбченко доложил, что его сбил свой же Як-1) и весьма четкими маневрами самолетов противника. К исполнению обязанностей командира временно приступил штурман полка капитан Н. М. Гусаров, принявший боевое крещение и открывший счет победам 22 июня 1941 г., а 16 июля часть принял майор Д. А. Медведев. В ходе последующих боев оба стремились личным примером воодушевить подчиненных (Гусаров вечером 5 июля таранил неприятельский истребитель, спасшись на парашюте) и впоследствии стали Героями Советского Союза.

Несмотря на все неудачи первого дня, трудно поспорить с генералом С. И. Руденко, отмечавшим: «Я много наблюдал воздушных боев, но такого упорства, такой стремительности, такого мужества наших авиаторов мне не приходилось видеть ранее» {114}. В качестве подтверждения мнения командующего можно остановиться на подвиге мл. лейтенанта В. К. Полякова из 54-го гв. иап. В составе четверки Як-1 он в 18 ч 53 мин вылетел с аэродрома Фатеж для отражения налета противника на объекты района Понырей. В начале схватки два «яка» были связаны истребителями сопровождения, а самолет командира группы ст. лейтенанта Калмыкова получил повреждения и вышел из боя. Тогда Поляков атаковал группу Не.111 самостоятельно.

Сблизившись с бомбардировщиком на дистанцию около 20 м, советский летчик открыл огонь и добился попаданий. Но и ответная очередь воздушного стрелка оказалась меткой. Пули пробили бензобак и водорадиатор машины Полякова, загорелась правая плоскость. Летчику обожгло лицо, он был ранен в правую руку. Понимая, что истребитель долго не продержится в воздухе, мл. лейтенант принял решение таранить «хейнкель». Ударом винта и поврежденной плоскости «ястребок» снес хвостовое оперение немецкого бомбардировщика, а сам Поляков, выброшенный из горящих обломков истребителя, окровавленный, но живой, благополучно приземлился на парашюте в расположении своих войск{115}. «Хейнкель» из III/KG53 упал в районе поселка Возы. Это был 24-й воздушный бой и пятая победа летчика. За таран над Орловско-Курской дугой Виталий Константинович Поляков 2 сентября 1943 г. был удостоен звания Героя Советского Союза.

Двух членов экипажа упавшего бомбардировщика задержали бойцы 48-й армии. Утром они захватили еще одного летчика (всего за сутки на этом участке фронта удалось пленить пять немецких военнослужащих). Это был лейтенант Г. Цюрн (H. Zuern), сбитый утром майором Морозовым из 163-го иап. Поскольку обе группы (бомбардировочная III/KG53 [56] и истребительная I/JG54) еще недавно сражались в районах Ленинграда, Волхова и Новгорода в составе 1-го воздушного флота и их перебросили в подчинение фон Грайма специально для поддержки наступления на северном фасе Орловско-Курской дуги, то офицеры контрразведки сочли информацию от пленных заслуживающей внимания и направили доклад в штаб фронта{116},

Итоги первого дня

Осталось подвести итоги первого дня боев над войсками Центрального фронта. До наступления темноты авиаторы 16-й воздушной армии выполнили 1720 самолето-вылетов, а неприятель ответил 2088 вылетами, из которых 1909 он осуществил для поддержки наступающих соединений генерала Моделя. Главную роль в обеспечении господства в воздухе люфтваффе над районом сражения сыграла истребительная авиация. С утра 5 июля летчики эскадры «Мельдерс» почти постоянно патрулировали над передним краем и подходами к нему с юга, заблаговременно встречая советские группы. Германские историки Г. Адерс и В. Хелд указывали, что на 30 июня в этом соединении имелось 88 исправных машин{117}. Однако они не суммировали в своих подсчетах истребители группы IV/JG51 — с учетом ее самолетов, машин из I/JG54, а также пополнения частей в начале июля немцы располагали примерно 160 боеспособными «фокке-вульфами». В то же время 16-я ВА имела 526 истребителей, из которых 455 находились в исправном состоянии{118}.

Бесстрастные документы противников свидетельствуют, что на 522 самолето-вылета «фокке-вульфов» 5 июля советские истребители ответили 817. Даже добавив примерно 60 вылетов «мессершмиттов»-разведчиков [57] (из NAGr4), которые активно участвовали в воздушных боях над позициями 41-го тк, соотношение поднятых в небо истребителей оказалось не в пользу немцев. Среднее напряжение на исправный немецкий истребитель составило три с половиной вылета в сутки, а советский — чуть более двух вылетов, с учетом тяжелых понесенных потерь.

Ощущение постоянного численного превосходства немцев было вызвано их умелым наращиванием сил и концентрацией самолетов над наиболее важными участками фронта. Пассивно патрулируя на заданных высотах и скоростях, советские летчики заранее отдавали инициативу неприятелю, определявшему, когда и как удобнее атаковать. Абсолютное большинство из 76 воздушных боев, проведенных 5 июля, начиналось при неблагоприятных для «сталинских соколов» условиях. Неоднократно пара или четверка «фокке-вульфов», попеременно пикируя на группу наших истребителей, не только связывала их боем, но и создавала впечатление значительного численного превосходства врага.

Согласно записям журнала боевых действий 6-го воздушного флота, истребители люфтваффе сбили 158 из общего количества 166 (по другим данным 165) уничтоженных советских самолетов. Наиболее результативным «охотником» 5 июля в I/JG54 стал лейтенант О. Киттель (О. Kittel), уничтоживший, по документам части, три «ила» и один «як» в утренние часы, а также еще два бомбардировщика в послеобеденное время. (Правда, советские источники подтверждают гибель лишь одного «Бостона» из шести, на уничтожение которых претендует подразделение Киттеля в 16 ч 25 мин.) Свыше 50 побед занесли на счет группы III/JG51, а некоторые летчики этой части действовали особенно результативно. Прибывший из района Средиземного моря в 8-й отряд обер-фельдфебель А. Хафнер (A. Hafner), как и давно служивший в подразделении лейтенант Г. Шак (G. Scheck), добились пяти побед каждый, а в 9/JG51 обер-лейтенанту Г. Люке (H. Lücke) механики дорисовали на руле поворота семь «абшюссбалкен» (отметок о сбитых). Но поистине рекордного результата достиг Г. Штрассль (H. Strassl), который сбил 15 советских самолетов, доведя к вечеру личный счет до 52{119}.

Сами немцы впоследствии скорректировали итоги дня, посчитав уничтоженными «ровно 120 большевистских самолетов». Надо признать, что германские наземные службы достаточно точно фиксировали падение советских машин, поскольку штаб 16-й воздушной армии списал 98 самолетов. Столь тяжелых потерь подчиненные С. И. Руденко не несли ни раньше, ни впоследствии. Официальные источники противника утверждают: выдающегося успеха удалось добиться ценой гибели всего семи своих са-

молетов. Однако списки потерь групп и эскадр 1-й авиадивизии за 5 июля 1943 г. приводят к другим результатам: 13 самолетов были сбиты за линией фронта и еще 33 машины получили серьезные повреждения, из которых 22 пришлось впоследствии списать{120}. Учитывая значительное противодействие советской зенитной артиллерии, соотношение безвозвратных потерь в воздушных боях можно оценить как 1 к 4,5.

Большинство погибших самолетов 16-й ВА пришлось на долю истребителей. Так, 6-й иак безвозвратно лишился 45 машин, причем к утру второго дня сражения количество истребителей сократилось: в 92-м иап с 27 до 19, а в 192-м и 486-м иап с 24 до 13 Ла-5 (в каждом){121}. Потери истребителей сказались на работе ударной советской авиации — не имея достаточного прикрытия, штурмовики выполнили в первый день битвы менее одного вылета на каждый исправный самолет, а дневные бомбардировщики — менее одного вылета на две исправные машины. Командование 1-й германской авиадивизии обеспечило три — четыре вылета каждого боеготового [58] Не.111 или Ju.88 и не менее четырех — пяти вылетов Ju.87. С бомбами под крыльями стартовали также многие двухмоторные истребители и ближние разведчики (Hs.126 и FW.189). Тоннаж сброшенных на советские войска бомб приближался к 1385 т{122}, что почти в 12 раз превышало вес ответного залпа нашей авиации.

Оценивая итоги начала сражения со сдержанным оптимизмом, германское командование сочло необходимым отметить исключительную роль люфтваффе в первоначальных успехах наступления.

«Крупные силы авиации последовательными волнами с отличным результатом поддерживали наступательную операцию сухопутных войск. Отмечены многочисленные прямые попадания в артиллерийские батареи, полевые позиции и транспортные колонны, причем уничтожено три батареи, три танка, много автомашин и несколько батарей прекратили огонь. Истребительная авиация, выполнявшая задания по сопровождению и обороне против налетов вражеской авиации, добилась отличных успехов», — говорилось в вечернем донесении штаба группы армий «Центр»{123}.

В ряде случаев только массированные удары с воздуха помогли немецким войскам прорвать первый рубеж нашей обороны. Так, бойцы 132-й сд 70-й армии отбили три атаки, но вынуждены были отступить после налета примерно 80 Ju.87 из StG1. Оперативный отдел армии отмечал: «Немецкая авиация волнами по 20–25 самолетов весь день бомбила боевые порядки 28-го стрелкового корпуса» {124}. Подобные факты не являлись исключением.

Однако следует отметить хорошую готовность советской обороны к воздушным налетам. Дерево-земляные огневые точки, развитая система траншей, хорошая маскировка позиций — все это сводило потери от воздействия вражеской авиации к минимуму. Размещенные внутри противотанковых опорных пунктов орудия фактически выходили из строя лишь при прямом попадании бомб. Заблаговременно принятые меры по многократному дублированию линий проводной связи и широкое использование радиостанций позволило штабу 13-й армии до конца дня устойчиво управлять всеми корпусами и частями усиления. Отдельные танковые полки и части САУ, составлявшие резерв командующих армиями, практически не пострадали. Концентрация всех усилий люфтваффе исключительно на переднем крае обороны позволила без потерь начать вечером 5 июля выдвижение вторых эшелонов Центрального фронта -2-й танковой армии, двух отдельных танковых и стрелкового корпусов.

Немецкие документы также отметили успешные действия частей 12-й зенитной дивизии. В ходе наземных боев, согласно отчету 6-го ВФ, зенитчики подавили 66 огневых точек, уничтожили одну 4-ору-дийную зенитную батарею и одну установку залпового огня («Катюшу»). Не будет преувеличением считать реальные результаты воздействия на нашу оборону отлично себя зарекомендовавших 88-мм зенитных пушек соизмеримыми с многочасовыми бомбежками германских самолетов.

Сражение продолжается

Сталин, хорошо помнивший по операциям 1941–1942 гг. какое влияние оказывала немецкая авиация на исход сражений, перебил вечерний доклад Рокоссовского вопросом: «Завоевали господство в воздухе или нет?». Уклончивый ответ командующего, мол, обстановка напряженная и неясная, его не удовлетворил. Последовал новый вопрос: «А Руденко справится с этим делом?» Верховного Главнокомандующего неоднократно информировали, что в численном отношении и по качеству материальной части наши ВВС по крайней мере не уступали противнику. Над головой будущего маршала авиации сгущались тучи. Тогда Рокоссовский принял ответственность на себя, обещая обеспечить господство в воздухе уже на следующий день{125}. К сожалению, сдержать обещание прославленному полководцу не удалось.

Тем временем командование Центрального фронта решило ранним утром следующего дня нанести по наступающему противнику мощный контрудар силами 17-го гвардейского ск, 16-го тк 2-й танковой [59] армии и 19-го тк из фронтового резерва. Им поставили задачу: ранним утром внезапным ударом при мощной поддержке авиации и артиллерии восстановить положение на фронте 13-й армии и ликвидировать вклинения противника. Для проведения артиллерийской подготовки командование сосредоточило 4-й артиллерийский корпус и два артполка самоходной артиллерии. Важная роль возлагалась на авиаторов 16-й воздушной армии. В связи с этим незадолго до полуночи командарм провел совещание, в котором участвовали начальник штаба генерал П. И. Брай-ко, начальник оперативного отдела полковник И. И. Островский и другие офицеры штаба воздушной армии. Генерал С. И. Руденко вспоминал, что возможные способы применения соединений 6 июля широко обсуждались и предлагались два варианта:

«Один из них состоял в том, чтобы распределить силы равномерно по времени, а другой — в том, чтобы организовать одновременный вылет почти всех соединений воздушной армии. В этом случае возникал ряд других вопросов: как обеспечить истребительное прикрытие бомбардировщиков и штурмовиков, как обеспечить сбор, построение целой армады самолетов и безопасность полета? Ответить на эти вопросы нужно было быстро и правильно. Решение вскоре было найдено. Для всех соединений бомбардировщиков, равно как и для штурмовиков, устанавливались единые высоты действий. Одна истребительная дивизия привлекалась для предварительной «расчистки» воздуха в районе целей. Группы бомбардировщиков и штурмовиков должны были проходить над аэродромами, где базировались наши истребители, связываться с последними по радио и вызывать их для непосредственного сопровождения. Массированному удару должна была предшествовать тщательная доразведка целей. Самолеты-разведчики предполагалось направить к полю боя заранее, с таким расчетом, чтобы они успели передать по радио сведения о целях экипажам, уже вылетевшим на выполнение боевой задачи»{126}.

Далее командующий воздушной армии отмечал, что он обсудил план массированного авиаудара с прилетевшим на У-2 из Москвы представителем Ставки ВГК по авиации генералом Г. А. Ворожейкиным, а также заручился поддержкой генерала К. К. Рокоссовского и находившегося в штабе Центрального фронта маршала Г. К. Жукова. (Вызывает удивление желание Руденко оговаривать, например, с Жуковым особенности действий авиации; вряд ли Георгий Константинович мог квалифицированно ответить на вопрос: «Следует ли массированно использовать самолеты в сложившейся ситуации или более целесообразно посылать на цели мелкие группы?» Видимо, командарм-16 хотел разделить ответственность в случае неудачи. Для сравнения отметим, что

командиры люфтваффе согласовывали с общевойсковыми командующими время и место применения авиации, но не тактику ее действий.) Получив «добро», Сергей Игнатьевич с рассветом с передового наблюдательного пункта следил за появлением первых самолетов объединения над левым флангом фронта.

Внезапность удара могла бы в какой-то мере снять опасность атаки немецких истребителей, поэтому на прикрытие каждой эскадрильи ударных самолетов выделялось только звено истребителей. Для детальной проработки операции времени почти не оставалось. Для действия бомбардировщиков и штурмовиков назначались высоты 2000 и 1000 м соответственно. Командиры дивизий отвечали за пунктуальность подъема самолетов в воздух и взаимодействие в небе. Всего же в вылете должны были принять участие около 600 самолетов.

Примерно в 6 ч 30 мин утра около 25 «Бостонов» из 221-й бад, прикрытых примерно таким же количеством «яков» из 282-й над, нанесли первый из четырех ударов по позициям 47-го и 41-го германских корпусов. Действительно, противодействие оказывали лишь небольшие патрули «мессершмиттов»-разведчиков — они не смогли помешать работе наших экипажей. Авиаторы 221-й бад и 282-й над выполнили несколько заходов на цели, стремясь создать у немцев впечатление, будто их атакуют целые армады. Оба соединения входили в 6-й сак, и между многими ведущими групп возникло взаимопонимание, что облегчило совместные действия. Как правило, 8-й гв. бап прикрывал 127-й иап, 57-й бап — 517-й иап, а 745-й бап — 774-й иап.

Использование одной высоты для действия всей группы оказалось удобно для более надежного прикрытия бомбардировщиков, но значительно упростило немецким истребителям и зенитчикам организацию противодействия. Приходилось учитывать, [60] что истребители «расчистки воздуха» вновь не справились со своими задачами — их связывали боем летчики «фоккеров» и «мессеров». Поэтому уже в первой половине дня экипажи 221-й бад стали наносить удары группой в 20–25 «Бостонов», атакуя с разных высот и направлений.

Штурмовики 2-й гв. и 299-й шад (их прикрывали истребители 283-й и 286-й над) действовали не меньшими группами. Несомненно, немецким наземным войскам был нанесен серьезный урон. В ходе одного из боев ведущий шестерки Як-1 из 896-го иап 286-й над капитан А. П. Белов добился попадания в «мессер» — он доложил, что кабину вражеского самолета охватило пламя. Возможно, его пилотировал капитан Г. Финдайзен (H. Findeisen). По немецким данным, командир отряда 1/NAGr4 сумел благополучно посадить поврежденный Bf.109G-4 на аэродроме Паньково; ранений и ожогов летчик не получил. Все же первые массированные удары 16-й ВА нельзя признать полностью успешными.

Налеты на врага групп ударных самолетов показали, что взаимодействие авиации с наземными войсками на поле боя было отработано слабо. Авиационный представитель с КП 13-й армии сумел быстро вызвать самолеты к полю боя и пытался скорректировать работу экипажей, но удар авиации не совпал ни по времени, ни по месту с действиями частей наступающего 17-го гв. ск. Бомбардировке подвергались не те участки вражеской обороны, где готовилось наступление, а в ряде случаев под удар попали свои же войска. Отчасти это объяснялось быстрым изменением наземной обстановки и невозможностью ее уточнения авиационным представителем, находившимся на командном пункте армии.

В распоряжении командиров не оказалось точных сведений о неприятеле. В интересах Центрального фронта выполняли задания не только авиаторы 16-го и 98-го гвардейского pan (последний не входил в состав воздушной армии, а подчинялся непосредственно Ставке ВГК), но также несколько экипажей штурмовиков и истребителей 16-й ВА, подготовленных для ведения тактической разведки. Однако им не успели поставить задачу, а тем более подготовить вылеты по фотографированию полосы обороны противника.

Наибольшего успеха части 17-го ск добились ранним утром (примерно за два с половиной часа до появления в небе своих ударных самолетов), когда удалось потеснить противника. Свыше 20 различных подразделений, окруженных накануне, продолжили борьбу, вновь имея обеспеченные тылы и фланги. Но затем удача отвернулась от наших воинов — в полной мере сказались недостатки в организации контрудара, вызванные в первую очередь отсутствием достаточного времени для его подготовки. Соединения не только плохо взаимодействовали с авиацией, [61] но и между собой. В частности, 107-я танковая бригада оторвалась от остальных частей 16-го тк, попала в засаду и потеряла 50 Т-34 и 19 Т-70.

«Несмотря на то, что проведение контрудара встретило ряд серьезных трудностей, он оказал значительное влияние на весь ход оборонительного сражения на северном фасе Курского выступа, — отмечал советский историк Б. Г. Соловьев. — Мощная танковая группировка врага понесла потери, и ее дальнейшее продвижение на направлении главного удара было приостановлено»{127}.

Схватки в небе 6 июля носили еще более ожесточенный характер, чем накануне. Советские документы зафиксировали 92 воздушных боя. По мнению нашего командования, этот день характеризовался изменением тактики немецкой истребительной авиации, которая в первый день сражения часто выполняла задачи по непосредственному сопровождению своих бомбардировщиков, а теперь стала высылать вперед мощные группы истребителей для «очистки» воздушного пространства от советских патрулей.

Бои в воздухе отличались длительностью и напряженностью. Так, дважды «яки» капитана П. Б. Данкевича из 347-го иап выдержали над Понырями неравные бои с большими группами «фокке-вульфов» — одну из вражеских машин удалось сбить. Несколько западнее четверка Як-7б, возглавляемая ст. лейтенантом С. К. Колесниченко из 519-го иап, несмотря на активное противодействие немецких истребителей, трижды прорывалась к строю Ju.88, после чего летчики доложили об уничтожении двух «юнкерсов» и трех «фокке-вульфов»; ведущий группы занес на счет три победы{128}. В одной из схваток советские летчики сбили FW.190 № 151341, который пилотировал командир I/JG54 майор Р. Зайлер (R. Seiler). Утром 6 июля германский ас одержал сотую победу (в некоторых западных источниках указывается о 109 его результативных боях с учетом успехов в Испании), но затем с тяжелым ранением выпрыгнул из горящего «фокке-вульфа» с парашютом, получив к тому же серьезную травму, и больше в боях уже участвовать не мог.

Возможно, немецкого командира поразил оборонительный огонь «Бостонов». При отходе от цели группы 8-го гв. бап их восточнее Понырей атаковали «фокке-вульфы» с разных направлений. У экипажа лейтенанта Смирнова отказал нижний пулемет, и пара вражеских истребителей приблизилась почти до 50 м к нашему самолету. Тогда лейтенант Макеев и сержант Дынин выпустили пять гранат АГ-2, одна из которых разорвалась в непосредственной близости от кабины «сто девяностого»{129}.

В этот день в бою также участвовали новые истребители Як-9Т, вооруженные 37-мм пушками. В ходе проведения войсковых испытаний мощного [62] оружия все в том же районе Понырей четверка 54-го гв. иап вылетела на перехват 11 Не.111, шедших строем «клин» под облаками без прикрытия на высоте 3500 м. После первых выпущенных снарядов немецкий отряд распался на звенья и одиночные самолеты. Преследуя один из бомбардировщиков сзади справа, мл. лейтенант Антохин израсходовал до 10 снарядов и доложил об уничтожении бомбардировщика. (По немецким данным, однако, «хейнкель» благополучно вернулся на свой аэродром с прострелами плоскости и фюзеляжа.) После посадки летчик «яка» с сожалением доложил: кольцевой прицел не обеспечивает точной стрельбы на средних дистанциях, а разрыв снаряда (самоликвидация) происходит на дальности 4000 м, в то время как целесообразно сократить это расстояние до 1000–1200 м{130}.

Все же, как правило, наши лентяи вели иои не с группами бомбардировщиков и пикировщиков противника, а с его истребителями. Так, патрулируя над своими войсками, 17 Ла-5 92-го иап заметили и атаковали до 40 Ju.88. Из-за мощной кучевой облачности группа «лавочкиных» распалась в облаках. В это время подоспели «фокке-вульфы», связавшие боем наших летчиков. Последние попарно и в одиночку пытались отбить атаки, но их силы оказались разрознены. В результате произошедшего боя на свой аэродром не вернулось восемь летчиков, включая командира эскадрильи Героя Советского Союза капитана И. Д. Сидорова. Комэск увлекся атаками «фоккеров» и не заметил немецких истребителей, зашедших в хвост его самолету. Возвратившиеся летчики группы заявили, что в результате боя группе удалось сбить пять Ju.88 и пять FW.190{131}. Но документы 6-го воздушного флота и другие источники не подтверждают потерь немецкой стороны.

В значительной степени этот бой являлся типичным. Во многом повторилась картина предыдущего дня. Истребителям 16-й воздушной армии снова не удалось сорвать бомбовые налеты неприятельской авиации. Особую активность люфтваффе проявили на ольховатском направлении, где оборонялись части 17-го гв. стрелкового корпуса 13-й армии. Здесь, по донесению командующего фронтом, «авиация противника группами 20–30 и 60–100 самолетов беспрерывно воздействовала на боевые порядки войск армии» {132}. Подвергались атакам и многие другие наши соединения. Например, штаб 132-й стрелковой [63] дивизии 70-й армии отмечал почти непрерывное нахождение в воздухе до ста самолетов противника, большинство из которых несли бомбы.

Сухие цифры германских отчетов свидетельствуют, что активность авиации 6-го воздушного флота на второй день сражения упала более чем в два раза. Такие изменения объяснялись в первую очередь огромным напряжением сил накануне. Кроме того, количество исправных немецких самолетов уменьшилось вследствие потерь и повреждений, что в конечном итоге повлияло на общую боеготовность частей. Все это заставляло немецкое командование в еще большей степени концентрировать усилия своих ВВС на узких участках фронта, создавая у наших наземных войск ощущение постоянных массированных налетов. Журнал боевых действий 6-го ВФ сообщил: за 6 июля потеряно три Ju.88, по одному Ju.87, Bf.110 и FW.190. Генерал-квартирмейстер люфтваффе признал факт гибели или серьезного повреждения десяти машин из объединения Р. фон Грайма (R. von Greim); по крайней мере, два «фокке-вульфа» были сбиты за линией фронта, а еще один пришлось списать после неудачной вынужденной посадки в расположении частей 47-го немецкого тк. По данным же пленных, не менее десяти одних только FW.190 вышли из строя по итогам весьма напряженного дня. Следовательно, можно примерно оценить немецкие потери за вторые сутки битвы на северном фасе Орловско-Курской дуги в 15–18 самолетов.

Бои еще раз подтвердили высокую живучесть многих типов немецких машин: мл. лейтенант Р. Ф. Полянский из 55-го гв. иап в ожесточенном бою с группой FW.190, расстреляв весь боезапас, ударил плоскостью своего «яка» по плоскости преследовавшего его «фоккера», после чего воспользовался парашютом. Любопытно отметить, что, согласно донесениям штаба 1-й авиадивизии, обер-фельдфебель Л. Май (L Mai) из 7-го отряда сумел посадить поврежденный FW.190A-5 № 155948 на аэродроме Орел-западный. Немецкий летчик вскоре вылетел в бой на другой машине, а «протараненный» «фокке-вульф» ввели в строй через день.

Если верить германским сводкам, то 6 июля истребители 1-й авиадивизии действовали исключительно эффективно: в 317 вылетах они добились 118 побед. Группа I/JG54 превысила отметку в 1700 сбитых с начала Второй мировой войны неприятельских самолетов. Среди авиаторов наиболее результативно сражались летчики из III/JG 51 — обер-лейтенанты Г. Люке и М. Мэйерл (M. Mayerl), лейтенант И. Хамер (J. Натег), уже упомянутый Л. Май, фельдфебели О. Вюрфель (О. Wuerfel) и И. Йенневайн (J. Jennewein), а также унтер-офицер Ф. Майндл (F. Meindl), каждый из которых заявил о трех — четырех победах. Продолжал удивлять своей [63] результативностью X. Штрассль, уничтоживший до захода солнца 10 советских самолетов!

Большинство погибших в этот день советских машин (всего 91), вновь составили истребители. Многие экипажи ударных самолетов относительно успешно отбивали атаки неприятеля. Так, около 20 ч на группу «Бостонов» навалилось большое количество FW.190. Истребительное прикрытие оказалось ослаблено — 10 Як-1 из 282-й над вылетели на эскортирование «Дугласа» (на борту находился кто-то из высшего руководства), а два Як-1 из 127-го иап, непосредственно сопровождавшие бомбардировщики, вынуждены были вернуться из-за отказа матчасти. Тем не менее «фокке-вульфы» смогли подбить только два «Бостона», летчик одного из которых сумел перетянуть линию фронта и посадить машину в расположении своих войск. В другом вылете молодой летчик из 2-й гв. шад мл. лейтенант Н. Д. Агеев, отстав от группы, тем не менее отбил три атаки FW.190 и посадил поврежденный «ил» на поляне. Из радиатора вытекла вода, а поток воздуха снес из кабины карту. Агеев с помощью местных жителей заправил водорадиатор, взлетел и пристроился к возвращавшейся с задания группе штурмовиков — она оказалась из этого же соединения, что помогло летчику благополучно вернуться на свой аэродром{133}.

Вновь наиболее пострадали части 6-го иак; с начала битвы корпус лишился уже 81 самолета и 58 летчиков, а в строю к следующему утру осталось 48 готовых к бою истребителей. Хотя безвозвратные потери 1-й гв. над оказались меньше, количество бо-еготовых машин в дивизии составляло всего 26 Як-1 и Як-9 (не считая самолетов по-прежнему остававшегося в резерве 67-го гв. иап). С. И. Руденко не без основания опасался, что еще несколько дней таких боев и истребительная авиация 16-й воздушной окажется на грани катастрофы. Он обратился к Жукову: необходимо [64] добиться у Сталина разрешения перебросить на Центральный фронт свежую авиадивизию.

При этом Сергей Игнатьевич «утаил», что до сих пор он не ввел в дело 56-й, 67-й гвардейские и 739-й иап. Кроме того, не покидали границ аэродромов бомбардировщики 301-й бад 3-го бак. Когда Жуков узнал о недомолвках, он высказал крайнее неудовольствие командующему армией, но «отыгрывать» назад принятое решение не стал. Вот только оперативно ввести в действие новую дивизию не удалось: 7 июля последовал приказ маршала A.A. Новикова, на следующий день началось перебазирование 234-й над из состава 15-й ВА и лишь 9-го соединение вступило, наконец, в сражение. До этого времени 16-я ВА продолжала вести бой теми силами, которые имелись к началу битвы.

Однако не следует переоценивать результативность немецких летчиков. Многочисленные доклады их авиаторов об успехах в борьбе с советской авиацией и наземными целями, в первую очередь танками, следует рассматривать критически. Так, по итогам 6 июля они считали достоверно уничтоженными 29 танков и вероятно поврежденными еще 12 машин. Как признает само германское командование, ему удалось нейтрализовать контратаки советских танков и пехоты не бомбежками, а своевременным введением в бой значительных резервов из состава 9-й армии. Например, 107-я тбр, прикрытая малокалиберной зенитной артиллерией, пострадала от неожиданного огня 18 танков (наши бойцы идентифицировали их как «Тигры») и батарей противотанковых орудий. Многие другие танковые части также понесли потери исключительно в наземном бою.

Соединения 2-й танковой армии в этот и последующие несколько дней стали основной целью налетов немецких бомбардировщиков и пикировщиков, а штаб объединения отмечал, что авиация противника «непрерывно висела в воздухе и обрабатывала каждую сотню квадратных метров площади, прокладывая дорогу своим танкам и пехоте» {134}. Из отчетов 1-й германской авиадивизии следовало, что до 11 июля включительно было уничтожено 74 советских танка. За это время 2-я ТА в действительности лишилась 214 танков, из которых 138 — безвозвратно, но только девять бронированных машин стали жертвами вражеских авианалетов.

Отчасти причиной этого была сильная советская противовоздушная оборона. На второй день боев в полосу 13-й армии командование перебросило два полка малокалиберной и один полк среднекалиберной зенитной артиллерии (из 12-й зенад), снятых с прикрытия объектов фронтового тыла, а части 25-й зенад переместили в район Понырей, дополнительно защитив наиболее угрожаемый участок 29-го ск. Кроме того, сказалось недостаточное количество [65] специальных противотанковых самолетов в 1-й авиадивизии. К началу наступления в ней имелось звено из четырех JU.87G (в эскадре StG1), вооруженных подвешенными под крыльями 37-мм зенитными пушками и 14 Bf.110 с аналогичным оружием, установленным под фюзеляжем (в противотанковом отряде ZG1). Насколько известно, в первые дни наступления они активно не действовали.

Уже 6 июля большинству генералов и старших офицеров 9-й германской армии стало понятно, что наступающие войска втянулись в тяжелые кровопролитные бои на хорошо оборудованных противником позициях. Соединения 47-го немецкого тк, несмотря на ввод в бой двух танковых дивизий из второго эшелона и массированную поддержку люфтваффе, не смогли до конца дня полностью отразить неожиданные контратаки наших танков. Наступающие западнее дивизии 46-го и 41-го тк продвигались вперед очень медленно; постоянное подтягивание свежих советских сил из глубины обороны не позволило проломить оборону Красной Армии. Фюреру доложили: германские солдаты дерутся героически, авиация действует выше всяких похвал, уничтожив за два дня над всем фронтом наступления 642 большевистских самолета ценой незначительных своих потерь, но неприятель знал о планах и сроках немецкого наступления; эффекта внезапности добиться не удалось.

Советское командование настойчиво интересовалось не только ближайшими планами гитлеровских генералов, но и настроениями солдат и офицеров. Для их изучения широко использовались материалы допросов военнопленных вермахта, в том числе летчиков. Сбитый 6 июля севернее Ольховатки и захваченный в плен командир экипажа Ju.88 обер-фельдфебель В. Штёмер (И/. Stoehmer) был допрошен в штабе Центрального фронта, и выдержку из его показаний привело через несколько дней Совинформбюро:

«Сбросить бомбы точно над целью мне не удалось. Сильный зенитный огонь у переднего края русских затруднил прицеливание. В это время совершенно неожиданно из-за облаков появился советский истребитель. Он атаковал мой самолет [65] и поджег его. В последующее мгновение упала еще одна машина нашего отряда. Истребители прикрытия не смогли оказать помощи, так как их пилотировали молодые неопытные летчики.

Наступление, начатое немецкой армией 5 июля, задумывалось давно. Оно планировалось еще в мае — июне, но по неизвестным мне причинам откладывалось. Нам говорили, что первоначальная цель этого наступления — взять Курск и овладеть дорогой Орел — Курск — Харьков. По плану операцию планировалось завершить в четыре дня. Однако на второй день командир группы заявил, что наступление развивается крайне неудовлетворительно, так как командование допустило большой просчет. Оборона русских оказалась значительно сильнее, чем предполагалось. По его словам, наступление уже провалилось. Впрочем, так думает не только он один, а многие другие офицеры»{135}.

Обер-фельдфебель намеренно ввел в заблуждение советское командование, заявив, будто он принадлежал группе II/KG3. В действительности, в начале июля эта часть поддерживала наступление фон Маштейна на юге, а сбитый «юнкерс» входил в II/KG51. В то же время, справедливо утверждение штурмана о серьезном беспокойстве за судьбу операции командира части. Майор Г. Фос (H. Voss), как следовало из германских документов, не только водил отряды бомбардировщиков на атаку переднего края, но выполнил разведывательный полет для уточнения глубины советской обороны и мест расположения крупных резервов. Увиденное произвело на майора угнетающее впечатление; он зафиксировал разветвленную систему траншей и опорных пунктов из нескольких полос, интенсивный подход свежих войск и не обнаружил каких-либо признаков истощения русских.

Советские военачальники также отметили изменение реального соотношения сил на советско-германском фронте в нашу пользу, которое определялось не только численностью войск, танков, орудий, самолетов, но и умением использовать наличные силы.

«Немецкое командование, видимо, рассчитывало повторить атаку, подобную той, которую оно осуществило [66] летом 1942 г. из района Курска в направлении на Воронеж, — отмечал генерал К. К. Рокоссовский. — Однако враг жестоко просчитался: время было не то»{136}.

Аналогии можно продолжить: как и год назад, удар пришелся по 13-й армии, которой и тогда, и теперь командовал генерал Н. П. Пухов.

Ожесточенность боев сохраняется

Сражение на земле и в воздухе не затихало ни днем, ни ночью. Если с наступлением темноты накануне сражения советские авиаторы выполнили до рассвета чуть более 100 самолето-вылетов, на что неприятель ответил 15 (несколько немецких бомбардировщиков атаковали составы на железнодорожных перегонах), то на следующую ночь оба противника действовали значительно интенсивнее. Самолеты АДД совершили в темное время суток с 5 на 6 июля 269 боевых вылетов по целям войсковой полосы 9-й армии, на что немцы ответили достаточно мощной бомбардировкой Ельца силами 35 наиболее подготовленных экипажей эскадр KG1, 4 и 51. Германские легкомоторные самолеты Не.46, Ar.66, Go.145, повторяя тактику действия наших У-2, до рассвета не давали заснуть бойцам 13-й армии. Однако летчики 271-й нбад отвечали на каждый вылет противника четырьмя — пятью, сосредоточив усилия на районе Красная Слободка, Архангельское. Попутно экипажи соединения полковника М. Х. Борисенко вели разведку, отметив, что противник ночью осуществил некоторую перегруппировку своих сил.

Первые ночи сражения оказались неудачными для подразделений германской легкомоторной авиации. [67] Отчасти это объяснялось отсутствием фронтового опыта: в мае — июне 1943 г. они действовали совместно с соединениями 47-го немецкого танкового корпуса против партизан и экипажам не приходилось пересекать линию фронта. Ранним утром 7 июля бойцы одной из зенитных батарей обнаружили приземлившийся северо-восточнее Фатежа немецкий биплан, у которого отказало навигационное оборудование. Летчик обер-ефрейтор Г. Ива (Н. /и/а) не оказал сопротивления при задержании. Его аварию советское командование использовало для укрепления морального духа наших авиаторов. Газета «Правда» впоследствии привела слова пленного:

«Я добровольно перелетел на сторону русских, потому что утратил веру в победу Германии. Кадровые дивизии немецкой армии, ее наиболее опытные офицеры и солдаты уже истреблены. Материально-техническая мощь немецких вооруженных сил и особенно авиации подорвана. Ощущается недостаток современных типов самолетов и квалифицированных пилотов. Для боевых вылетов используются сейчас негодные, устаревшие машины, не отвечающие требованиям современной боевой деятельности. Летчиков соединения, в котором я служил, заставляют летать на старых учебных самолетах «Фокке-Вульф-58» и «Арадо-66». Только самоубийцы могут летать на подобных самолетах, которые летчики называют «моторизованными гробами». Из девяти самолетов «Фокке-Вульф-58», имевшихся в нашей группе, четыре разбились вместе с экипажами из-за порчи моторов раньше, чем они успели вступить в бой. Мне не хотелось погибнуть так нелепо и бессмысленно, поэтому я решил сам распорядиться своей судьбой»{137}.

Пропагандистская война шла своим чередом, оставаясь в ведении политработников. Тем временем советское командование беспокоили интенсивные передислокации неприятеля. Генерал Рокоссовский приказал ранним утром 7 июля провести усиленную авиаразведку с целью прояснить намерения врага. Экипажам наших самолетов удалось зафиксировать усиление ударной группировки 41-го немецкого тк. В докладе командующего Центральным фронтом в Ставку ВГК отмечалось «сплошное движение автомашин и танков от Змиевки через Глазуновку на Поныри», перемещение войск по проселочным дорогам южнее и юго-западнее Орла, а также «оживленное движение по дороге Орел — Кромы» {138}. Как впоследствии стало известно, противник действительно перебросил из района Протасово к северу от Понырей 18-ю тд и подтянул к фронту 4-ю тд из находящейся в резерве группы армий «Центр» корпусной группы Эзебека. Неприятель перенес направление главного удара (вместо стыка 70-й и 13-й армии на центр последнего объединения).

В советских источниках часто преувеличивается роль нашей авиации в срыве нового натиска германских войск 7 июля. Например, сообщается об уничтожении с воздуха среди другой техники 154 танков и 261 автомашины, что примерно на порядок превышает реальные результаты налетов, по крайней мере, в отношении танков. Однако необходимо отметить: получив от авиаразведки своевременную информацию о планах противника, командование Центрального фронта успело усилить резервами наиболее угрожаемое направление. Для поддержки сражавшихся на подступах к Понырям воинов 307-й сд, в этот район оперативно выдвинули одну артиллерийскую дивизию прорыва, одну бригаду минометов, а также по бригаде реактивной и истребительно-противотанковой артиллерии.

Одновременно продолжились переброски частей зенитной артиллерии — два полка МЗА из состава 16-й зенад сняли с прикрытия 48-й армии, где отмечалась слабая активность немецкой авиации в предыдущие дни, и передислоцировали их северо-восточнее, поставив задачу обеспечить защиту соединений 2-й ТА. Приданная и штатная зенитная артиллерия танковой армии была объединена в зенитную артиллерийскую группу под началом командира 16-й зенад. Несколько изменив расположение полков 10-й зенад, прикрывавшей объекты фронтового тыла, командование Центрального фронта завершило маневр зенитной артиллерией к 8 июля; на направлениях главного удара противника плотность стволов достигала двух орудий среднего калибра и 8–10 орудий малого калибра на километр фронта{139}.

Когда германские танки и мотопехота попытались в очередной раз прорвать фронт, они встретили шквал огня — пять атак Понырей захлебнулись. Практически одновременно наступали на Ольховатку соединения 47-го тк, поддержанные люфтваффе. К вечеру 7 июля немцам удалось лишь несколько потеснить обороняющиеся советские войска. Мало что изменилось и на следующий день. Господствующая высота 257,0 (в 4 км севернее Ольховатки) была занята неприятелем после упорных многочасовых боев, но этот успех носил лишь тактический характер. Ширина фронта наступления не превышала 8-го числа два километра. К вечеру четвертого дня битвы подчиненных фон Клюге отделяло от Курска 50 км и несколько занятых нашими войсками хорошо оборудованных оборонительных позиций.

Как и прежде, экипажи германских бомбардировщиков, пикировщиков и двухмоторных истребителей продолжали воздействие на советские позиции, пытаясь «протолкнуть» свои наступающие войска. Временами после мощных налетов танки и пехота вермахта действительно преодолевали несколько сот метров в глубь нашей обороны, но затем [68] следовала контратака, заставлявшая немцев отступать. Важно отметить, что во второй половине дня 8 июля Рокоссовский ввел в бой свой последний резерв — 9-й тк. Полностью укомплектованное соединение являлось, по словам командующего, «нашей красой и гордостью».

Среди основных целей германских авиаторов продолжали оставаться советские танки и орудия. Частые перегруппировки, смена позиций затрудняли работу неприятельской авиации. Например, гаубичные батареи достаточно успешно вели так называемый «подвижный заградительный огонь с закрытых позиций», что позволяло артиллеристам снизить потери от бомбежек. В течение 7-го числа части 11-й гв. танковой бригады подвергались десяткам налетов групп из 9–16 бомбардировщиков, но бомбы уничтожили [68] только один танк, поражая, главным образом, вспомогательную технику и автомашины.

Не менее пяти налетов противник осуществил за 7 июля на объекты в районе Понырей, где был оборудован один из самых мощных советских узлов сопротивления в ходе войны. Так, в 10 ч 30 мин линии фронта курсом 160 подошли на высоте 2500 м 30 Не.111. Нашим истребителям удалось нарушить их строй. Весьма неприцельно и поспешно экипажи сбросили бомбы и со снижением подразделениями по 6–10 бомбардировщиков беспорядочно отходили от станции. Не успели «хейнкели» скрыться, как курсом 150 (видимо, взлетев с Брянского аэроузла) к этому району приблизилась группа из 55 Ju.87 под прикрытием почти 30 Bf.109. Краснозвездные «ястребки» атаковали ее на встречно-пересекающихся курсах, вновь расстроив боевой порядок. С земли было видно: трассы очередей как бы упирались в силуэты немецких самолетов, но ни один из них не упал на землю{140}.

Завершающий удар по узлу обороны авиация противника нанесла около 19 ч. Две группы бомбардировщиков, по 25–30 машин каждая, непосредственно прикрывались двумя восьмерками «фокке-вульфов». Особую роль в обеспечении удара сыграли патрули «охотников», барражирующих за линией фронта. Германские экипажи сбрасывали бомбы как с горизонтального полета, так и с пикирования. Освобождаясь от смертоносного груза, самолеты немедленно уходили на север. А вот третья группа бомбардировщиков (20 Не.111) при нанесении завершающего удара выполнила по три — четыре захода на цели{141}. На этот раз советские истребители не смогли даже приблизиться к вражеским бомбардировщикам, связанные боем на подступах к Понырям. Воспользовавшись [69] плодами авиационной поддержки части германских 18-й танковой и 86-й пехотной дивизий к заходу солнца заняли северную часть города.

Немецкие летчики отметили 8 июля несколькими попаданиями в полевые склады боеприпасов и советский бронепоезд. Согласно нашим данным, еще в период подготовки к обороне в полосе 13-й армии тыловые службы сосредоточили огромные запасы боеприпасов, прежде всего для дивизионной и корпусной артиллерии. Более трех четвертей всех снарядов, мин и ракет были заблаговременно выложены непосредственно у орудий, минометов, установок залпового огня. Несмотря на опасность поражения импровизированных складов осколками вражеских бомб и снарядов, создание подобных запасов материальных средств себя оправдало — огонь по противнику велся без перерыва.

Что касается особенностей борьбы люфтваффе с бронепоездами, то наши документы рисуют такую картину. Наряду с другими резервами советское командование перебросило в район Понырей 49-й отдельный дивизион бронепоездов (из двух единиц) для поддержки частей 81-й и 307-й сд. Залпы орудий «Лунинца» и «Железнодорожника Алтая» помогли 8 июля задержать врага. Тогда немцы бросили в бой свою авиацию — 36 Ju.87, преодолев плотный зенитный огонь, бомбометанием с пикирования вызвали пожары на железнодорожной станции Поныри и разбили станционные пути, преградив «Железнодорожнику Алтая» возможности отхода. В течение ночи экипаж бронепоезда вместе с рабочими-путейцами вели восстановительные работы, позволившие утром 49-му одбп в полном составе покинуть опасную зону{142}.

Советское командование с нетерпением ждало докладов о коренных изменениях в ходе борьбы за господство в воздухе. Когда утром 7 июля над полем боя появилось значительно меньше немецких самолетов, чем прежде, то этот факт сочли симптоматичным. И в последующие часы они действовали группами, не превышавшими 40–50 машин. Однако выводы о происшедшем переломе в воздушной битве над северным фасом Орловско-Курской дуги, вынужденной пассивности люфтваффе были бы преждевременными, несмотря на указание об этом в большинстве советских источников. Например, в воспоминаниях С. И. Руденко можно прочитать:

«Наши истребители крупными группами вторгались в воздушное пространство над территорией, занятой противником, навязывая фашистским летчикам воздушные бои, в которых гитлеровцы несли крупные потери. На следующий день воздушный противник резко снизил активность, а мы продолжали наносить по пехоте и танкам врага внушительные удары. Инициатива в воздухе была вырвана из рук немецкого командования.

Завоевание советской авиацией господства в воздухе оказало весьма существенное влияние на весь ход и исход Курской битвы. Немецко-фашистская авиация потеряла возможность безнаказанно действовать по боевым порядкам наших войск. Она была вынуждена снизить активность. Если на нашем фронте 7 июля отмечалось около 1200 самолето-пролетов противника, то 9 июля это число сократилось до 350»{143}.

Увы, документы противников говорят об обратном. Все рода германской авиации, кроме истребительной, 7 июля увеличили количество самолетовылетов по сравнению с предыдущим днем. После неустойчивой погоды начала июля в этот день ярко светило солнце, что позволило немецким экипажам неоднократно вылетать на боевые задания. Они выполнили до наступления темноты 1687 самолето-вылетов, а наши посты ВНОС зафиксировали еще больше — 2446 (по другим данным даже 2670) пролетов. Подобное можно объяснить неоднократными заходами на цели отдельных групп ударных самолетов, сбрасывающих одновременно по одной — две бомбы с каждой машины для более сильного психологического воздействия на советских бойцов,

В немецких сводках отмечалось, что за третий день боев сбит 81 советский самолет (распределявшиеся по типам: 18 ЛаГГ-5, шесть ЛаГГ-3, по восемь Як-7 и МиГ-3, по четыре Р-40 и Р-39, два Як-1, 23 Ил-2, по три Пе-2 и «Бостона», два Ил-4){144}, а 250-й боевой вылет совершили лейтенант Клаус (Klauss), унтер-офицеры Блум (Blum) и Кригер (Kriger) {145}.

Советское командование вносит коррективы в действия авиации

Видимо, неслучайно на третий день боев командующий ВВС Красной Армии маршал A.A. Новиков направил командующим воздушных армий и командирам авиационных корпусов директиву № 502634 «Об устранении недочетов в действиях военно-воздушных сил»{146}. В документе Новиков указывал на отсутствие у старшего командного состава ВВС правильной оценки своих возможностей и недостаточного учета противодействия противника при постановке боевых задач, потерю частью командиров ответственности за результат, когда основным становилось стремление «выполнить полет, а не решить поставленную задачу», отсутствие культивирования [70] среди летного состава широкой инициативы и военной хитрости, недостаточную разведку объектов противника перед ударом, неудовлетворительное взаимодействие различных родов авиации. Маршал отмечал часто встречающееся пассивное использование истребительной авиации и слабое управление ею по радио, шаблонное применение и слабую обороноспособность ударных самолетов.

Указания Новикова сводились к тому, что для устранения этих недостатков в первую очередь необходимо развивать инициативу у командиров авиадивизий и полков, предоставив им максимальную свободу при подготовке боевых операций, которые нужно проводить только на основе детально разработанного плана. В истребительной авиации предлагалось в кратчайший срок окончательно отработать сколоченные пары и их взаимодействие во время воздушного боя. Пары должны были по возможности иметь постоянный состав, что оформлялось приказом по полку. Таким образом, повышалась ответственность летчиков пары, особенно ведомых за обеспечение действий своих ведущих. Еще одним важным нововведением стало бы выделение из общей массы лучших летчиков и развитие тактики «свободной охоты» за линией фронта.

Требовалось время для реализации задуманного.

Пока же события в воздухе развивались неблагоприятно. Вопреки тому, что он потом писал в мемуарах, генерал Руденко ждал с особым беспокойством рассвета 7 июля. Итоги двух предыдущих дней не удовлетворили ни его, ни командование фронтом, ни Ставку. Поэтому штаб 16-й воздушной армии внес определенные коррективы в действия подчиненных. Еще более полезными оказались изменения, которых «на местах» добились командиры полков, дивизий, корпусов. Да и сами экипажи самолетов многому научились за первые два дня непрерывных боев. Постараемся критически рассмотреть некоторые выводы и заключения, сделанные советскими военными историками, рассматривающими этот этап воздушного сражения.

«Была упорядочена служба наведения и управления воздушным боем по радио» {147}. Добиться положительных результатов удалось благодаря развертыванию вблизи линии фронта сети авиационных пунктов управления. Прибывшие сюда командиры дивизий или их заместители получили приказ организовать наведение истребителей на самолеты противника. Удачным примером подобных действий стал вылет сводной группы из разных полков, возглавляемой Героем Советского Союза В. Н. Макаровым из 53-го гв. иап, которую комдив подполковник И. В. Крупенин дважды в течение 40 мин наводил на [71] большие группы вражеских самолетов. Сначала 15 Як-1 смогли расстроить боевой порядок 40 Bf.110 из I/ZG1, не позволив им прицельно бомбить наши войска в районе Ольховатки, а затем в том же районе удалось сорвать работу примерно полсотни Ju.87 и Ju.88{148}. Хотя немецкие источники не подтверждают гибели восьми самолетов, на уничтожение ко торых претендовали наши авиаторы, думается, свок задачу группа Макарова выполнила.

«В штабах разрабатывались единые планы воз душного боя для разных групп, находящихся в одно время в одном районе» {149}. Как и год назад, советские истребители не умели вести бой большими группами, они распадались после первых атак в лучшем случае на пары и четверки, а в худшем — одиночные машины. Разрозненные подразделения не могли причинить противнику большого ущерба, а сами несли потери в неравных схватках. Попытки наращивать силы нашим командирам удавались редко: не хватало четкости работы на земле и в воздухе.

«Отпатрулирования большими группами на одной высоте наши истребители перешли к действию рассредоточенным строем» {150}. Рассредоточенный строй, с разделением группы на ударную и прикрытие, эшелонирование самолетов по высотам, к сожалению, не защищали наших авиаторов от неудач. Успешно бой складывался лишь в тех случаях, когда ведущие разных подразделений отлично понимали друг друга, могли прийти на выручку товарищам.

«Ведущими групп истребителей стали назначать командиров полков и эскадрилий», что благотворно сказалось на результатах{151}. В первый день боев многие группы возглавляли командиры полков и двое из них погибли. К сожалению, значительная часть «отцов-командиров» не имела достаточного летного мастерства. Совершив всего по несколько боевых вылетов, такие майоры и подполковники, несмотря на солидный налет «мирного времени», не являлись для подчиненных непререкаемыми авторитетами в воздухе, не умели грамотно управлять боем. Возможно, поэтому 7 июля и в последующие дни группы уже часто вели наиболее решительные и тактически подготовленные офицеры, как правило, командиры эскадрилий, их замы, командиры звеньев. Так, в 157-м иап в четырех вылетах в этот день во главе четверок и шестерок «яков» шли капитан И. С. Зудилов, лейтенант И. В. Маслов, мл. лейтенанты А. Е. Боровых и М. С. Баранов, успевшие одержать победы и продемонстрировавшие лучшие качества летчиков-истребителей (впоследствии все — Герои Советского Союза, а Боровых был удостоен высокого звания дважды). В результате за сутки подразделения 157-го иап сбили или подбили шесть «фокке-вульфов», потеряв только один Як-9, — лейтенант В. Ф. Тимофеенко воспользовался парашютом и вернулся в часть.

«Начиная с 7 июля, наши истребители начали вести борьбу не с «воздушными заслонами» из «фокке-вульфов» и «мессершмиттов», а непосредственно с бомбардировщиками противника»{152}.

Согласно советским и немецким документам, число боев, в которых участвовали Ju.87, Ju.88 и Не.111, уменьшилось в третий — четвертый дни битвы и потери от истребителей оказались меньше, чем 5 июля. Немцы лишились за два дня сражения, конечно, больше, чем двух Ju.87, двух Ju.88 и одного FW.190, как указывалось в отчете 6-го ВФ, и не 11 самолетов, о чем сообщал генерал-квартирмейстер, а примерно (по нашим оценкам) 25 машин, большинство из которых — истребители. За двое суток было отмечено 125 воздушных боев, и нет особых оснований говорить о возросшей результативности наших летчиков.

Все же советскому командованию путем наведения [72] порядка, дисциплины в воздухе и на земле удалось снизить собственные потери на самолето-вылет — в течение 7 и 8 июля было списано 87 самолетов. Следовательно, убыль материальной части сократилась более чем вдвое по сравнению с первыми двумя днями грандиозной битвы. Сыграло роль и снижение активности немецкой истребительной авиации как следствие выхода из строя большого количества «фокке-вульфов».

Неоднократно отмечалось стремление немецких летчиков сократить вероятность риска, а не добиться победы любой ценой. Например, лейтенант И. С. Ко-зич из 721-го иап наблюдал, как четверка «фоккеров» как бы сопровождала их группу до цели, после чего, разбившись на пары, немецкие летчики одновременно устремились сверху спереди и снизу сзади на семь Ла-5 и семь Ил-2 (из 431-го шап). Наши авиаторы проявили бдительность — атаку удалось отбить без потерь, и противник немедленно вышел из боя. В другой раз германские «охотники» оказались более удачливы: после внезапной атаки не вернулся к своим опытный комэск капитан К. А. Длужицкий, однополчанин Козича{153}.

Атаки со стороны солнца, а 8-го и в последующие дни, когда погода заметно ухудшилась, из-за облаков, оставались излюбленной тактикой германских асов. То из одной, то из другой нашей части поступали сведения о пропавших без вести экипажах. Погибали, как правило, молодые авиаторы, отставшие от общего строя. Как отмечал командир 273-й над полковник И. Е. Федоров, неожиданные наскоки «охотников» почти всегда приводили к изменению дистанций между нашими парами и нарушению взаимодействия внутри подразделения. Это позволяло немецким асам успешно выходить из боя, используя перевороты, крутые пикирования, преднамеренные срывы в штопор (имитируя падение). Казалось, что безнаказанным действиям летчиков «фокке-вульфов» ничего [72] нельзя противопоставить. Однако 8 июля стало ясно, что даже самым результативным германским «охотникам» не гарантировано благополучное возвращение из вылета. Наиболее роковой для них бой над районом Понырей удалось воссоздать на основе немецких и советских архивных документов.

После стремительной атаки из верхнего яруса, в ходе которой был сбит один «як», обер-фельдфебель Г. Штрассль из III/JG51 начал выводить FW.190 из пикирования на горку. При переводе машины в горизонтальный полет на высоте более 4000 м ее скорость упала; для тяжелого инертного «фоккера» требовалось несколько томительных секунд, чтобы вновь разогнаться. К несчастью для Штрассля, советские истребители патрулировали на разных ярусах, и одно из подразделений 347-го иап с высоты 5000 м немедленно контратаковало самолет с черными крестами со стороны солнца. Почувствовав опасность, германский «эксперт» вновь устремил «фокке-вульф» в пикирование, потеряв более 3000 м, но ведущий группы Як-9 не отставал. Сблизившись с противником на расстояние до 80 м, капитан Силуков выпустил несколько точных очередей из пушки и пулемета, после чего вражеский истребитель вспыхнул, а затем упал неподалеку от деревни Хитрово (у железной дороги Орел — Курск){154}. Штрассль пытался воспользоваться парашютом, однако на малой высоте купол не раскрылся полностью и летчик погиб.

Битва на Орловско-Курской дуге продолжалась еще 46 дней, но никто из летчиков-истребителей не смог приблизиться к результативности аса из III/JG51, одержавшего, если верить немецким документам, 30 побед с 5 по 8 июля. Штрассль поступил в эскадру «Мельдерс» в конце 1941 г. в период заметного ослабления люфтваффе на Востоке. Подобно многим другим известным летчикам, первое время в ходе воздушных боев он не выделялся среди товарищей. К концу 1942 г. на счету Штрассля значились около 150 боевых вылетов и 14 побед. В начале весны следующего года, вскоре после перевооружения их части с Bf.109F на FW.190A, обер-фельдфебеля направили на учебную работу в Германию.

Возвращение на Восточный фронт в свою часть ознаменовалось сплошной чередой успехов — за июнь удалось одержать еще 18 побед. Товарищи Штрассля верили, что 25-летний «эксперт» вскоре станет одним из наиболее результативных летчиков соединения. Однако 221-й вылет, в ходе которого число сбитых советских самолетов достигло 67, оказался для него последним. В то же время и примерно в том же районе другому известному летчику — обер-лейтенанту Ф. Айзенаху (F. Eisenach) повезло больше: командир отряда 3/JG54, несмотря на тяжелое ранение, сумел благополучно посадить машину на своем аэродроме. [73]

Наступление вермахта «выдыхается»

По мнению многих историков, 7 июля оказалось решающим днем в ходе наземного сражения на северном фасе Орловско-Курской дуги. Согласно документам 13-й армии, ни ранее, ни позднее не наблюдалось столь напряженных боев, когда орудиями всех видов «было выпущено около 3000 т боеприпасов с нашей стороны, не считая бомб, сброшенных авиацией» {155}. Не противореча такой оценке, германские отчеты приводят как раз цифры сброшенных за 7 июля бомб, подсчитанных с немецкой скрупулезностью: 1196 370 кг осколочно-фугасных и 97 430 штук мелких осколочных и зажигательных авиабомб.

В тот день веско сказала свое слово и советская ударная авиация. С напряжением действовали штурмовики, выполнив 219 вылетов. Особо успешными оказались атаки противотанковыми бомбами частей 9-й германской тд генерала Шеллера в районе Кашары (ольховатское направление). Их выполнили группы по 30–40 Ил-2 из 299-й шад, прикрытых сильными нарядами истребителей. Наши источники утверждают, что, действуя массированно и самоотверженно, летчики сумели уничтожить не менее 34 танков и других бронированных машин. Они заставили вражеских танкистов отступить, рассредоточив материальную часть в лощинах. Существенно, что с одного из передовых КП 13-й армии комдив-299 полковник И. В. Крупский наводил штурмовики на наземные цели.

Широкое использование кумулятивных бомб также принесло свои плоды. Ведь сосредоточенные группы танков, штурмовых орудий и бронетранспортеров оказались весьма уязвимы при ударах с воздуха. Результативные налеты в районах Бузулука и Семеновки осуществили восьмерки, ведомые ст. лейтенантом

Смирновым и капитаном К. Е. Страшным из 874-го шап. По возвращению ведущие групп получили благодарность от командования 13-й армии. Экипажи этого штурмового полка с большой пользой израсходовали около 500 бомб ПТАБ-2,5–1,5 для поражения вражеских танков в районе Малоархангельска.

В тот же день наше командование задействовало крупные силы бомбардировочной авиации, вновь введя в дело в полном составе 3-й бак. Документы зафиксировали 235 самолето-вылетов бомбардировщиков — больше, чем за двое предыдущих суток в сумме. Налеты девяток «Петляковых» и «Бостонов» оказались неожиданными для германского командования. Во всяком случае, в утренние часы огонь по самолетам вела лишь немецкая зенитная артиллерия. Впоследствии неоднократно самоотверженные действия истребителей прикрытия срывали атаки вражеских асов. Так, ст. лейтенант из 517-го иап М. И. Вижунов почти вертикально обрушил Як-1 на кабину истребителя противника, ценой своей жизни обеспечив сохранность бомбардировщиков{156}. Не будет преувеличением утверждать: оба противника не смогли оказать эффективного противодействия налетам ударных самолетов неприятеля.

Введенная в бой 8 июля 4-я германская танковая дивизия вскоре понесла тяжелые потери. Попавший в плен унтер-офицер К. Блюме на допросе поведал:

«В ночь на 5 июля нам зачитали приказ Гитлера. В нем говорилось, что завтра немецкая армия начнет новое наступление, которому суждено решить исход войны. Перед 35-м полком поставили задачу прорвать оборону русских. Через два дня 100 танков вышли на исходные позиции. В это время нас атаковала русская авиация и вывела из строя несколько машин...

Достигнув гребня высоты, мы попали под перекрестный огонь русских противотанковых орудий и противотанковых ружей. Строй сразу нарушился, [74] движение замедлилось. Соседний танк задымил. Передовой танк командира роты остановился, а затем попятился назад. Все, чему нас учили в учебном подразделении, не пригодилось. Тактика танкового прорыва на этот раз не сработала. Вскоре мой танк подбили, и в нем возник пожар. Я поспешил из него выскочить. На поле боя осталось не менее 40 подбитых танков, многие из которых горели»{157}.

В тот день немецкие истребители оказали решительное противодействие только одной группе бомбардировщиков. Стремительно наращивая силы в ходе боя с «Бостонами» и «яками» прикрытия, командир IV/JG51 майор Р. Реш (R. Resch) довел число подчиненных в воздухе до 30. На аэродром не вернулось два бомбардировщика и шесть истребителей с красными звездами. Впоследствии выяснилось: в неравном бою молодые летчики действовали не всегда умело, но самоотверженно. Враг недосчитался трех FW.190, а трое летчиков 517-го иап оказались живы и здоровы, причем мл. лейтенант А. Ф. Тур прибыл с места вынужденной посадки на восьмые сутки после схватки{158}.

Суровой оказалась школа воспитания воздушных бойцов летом 1943 г. Можно привести несколько примеров, показывающих, какие тяжелые испытания выпали на долю молодых летчиков-истребителей, впервые участвовавших в боевых вылетах. Так, ст. сержант Собур из 163-го иап 273-й над, сбитый на Як-9Д ранним утром 5 июля, сумел воспользоваться парашютом и к вечеру того же дня вернулся в полк, где его считали погибшим. На следующий день ситуация повторилась — «фокке-вульфы» сбили Собура уже на Як-7б, но летчик объявился до того, как его занесли в списки пропавших без вести. 7 июля удача отвернулась от старшего сержанта — вражеская очередь прошила кабину и попыток покинуть машину летчик не предпринимал.

Самолет чмл. лейтенанта Петухова из 92-го иап 279-й над был подбит в бою; у «лавочкина» не вышла

одна из стоек шасси, но летчик сумел благополучно посадить истребитель на аэродроме. Механики сразу же приступили к ремонту видавшего виды Ла-5 № 37211436. Тем временем летчик вылетел в бой на полученной из запасного полка новой машине. Пету-хову засчитали победу над FW.190 в группе, однако [74] 7 июля его вновь подбили. Приземлившийся на вынужденную посадку у деревни Горяиново Ла-5 № 39210118 доставили в ПАРМ, но летчик не остался «безлошадным» — самолет, на котором он вступил в сражение, удалось утром 8-го ввести в строй.

Вечером 8 июля провел первый в своей жизни воздушный бой мл. лейтенант H.A. Бороданов. Группа из 739-го иап 286-й над прикрывала наземные войска в районе Понырей, когда их неожиданно атаковали «фокке-вульфы». Схватка сложилась неудачно для наших летчиков — строй сразу же распался. Бороданов оказался в одиночестве, и его машина получила серьезные повреждения, а мотор М-82 работал с перебоями. Всего каких-то двух километров не хватило летчику, чтобы дотянуть до своего аэродрома у Лебедяни. Вынужденная посадка в 19 ч 05 мин закончилась трагически — Ла-5 скапотировал, а мл. лейтенант погиб от полученных травм. Подоспевшие к месту катастрофы командиры отметили, что в патронных ящиках истребителя не осталось ни одного снаряда.

Но и опытных советских летчиков нередко подстерегали неудачи. Так, 8 июля в 13 ч 55 мин шестерка Як-1 и пара Р-39 из 1-й гв. над (ведущий — командир 53-го гв. иап Герой Советского Союза майор И. П. Моторный) вылетела на прикрытие войск. Лишь один мл. лейтенант Березин считался новичком, а остальные были испытанными бойцами, одержали по несколько побед над Сталинградом.

8 районе Поныри — Ольховатка они обнаружили большую группу Bf.110, уже бомбивших наши позиции. Облачность вынудила советских летчиков рассредоточиться попарно и помешала всей группой обрушиться на врага. При этом пара Героя Советского Союза майора В. Н. Макарова сначала атаковала «мессеры», а затем помешала подходившим «юнкерсам» прицельно сбросить бомбы.

Немецкие истребители прикрытия быстро оправились от неожиданности. Первыми под их удар попала пара Моторный — Пасечник, выходившая из атаки на Bf.110. «Кобра» капитана И. С. Пасечника от залпов «Борзингов» и «Эрликонов» разрушилась в воздухе. Вскоре такая же участь постигла Як-1 мл. лейтенанта Никитина. Он преследовал одного «фокке-вульфа», но не заметил, как другой противник зашел в хвост его машины. По неизвестной причине ведущий пары не реагировал на предупреждение по рации и также погиб. Еще два летчика, в том числе командир полка, посадили подбитые «яки» на ближайшем полевом аэродроме{159}. [75]

В такой обстановке в ряде полков, прежде всего истребительной авиации, среди летного состава отмечались случаи растерянности, неуверенности в своих силах, страха перед неприятельскими асами.

8 одном из специальных приказов по 16-й ВА летчиков 163-го иап обвиняли в «нерешительности, граничащей с трусостью» {160}. Уже через два — три дня боев они выполняли задания обычно в составе 347-го иап, а 8 июля командира 163-го иап майора Абрамова заменил в должности майор П. А. Пологов (до этого был штурманом 737-го иап). Последний успел в 365 боевых вылетах одержать 18 побед лично и шесть в группе, за что его представили к званию «Героя».

В немецких документах удалось обнаружить свидетельства активных действий наших авиаторов

9 июля. Так, в оперативной сводке штаба группы армий «Центр» отмечаются

«многочисленные налеты [советской] авиации, особенно в районе Подолян — Бобрик — Саборовка», а в разведывательной сводке той же командной инстанции обобщалось: «Вражеская авиация, несмотря на большое количество сбитых самолетов, все еще является важным фактором обороны»{161}.

Нашему командованию в этот день наконец удалось ввести в бой 234-ю над полковника Е. З. Татанашвили. Соединение считалось одним из лучших в составе авиации Брянского фронта, несмотря на большое количество молодых летчиков без боевого опыта. Три из четырех полков дивизии перебазировали из района Выползово на аэродромы Колпна, Красное, Лимовое (в 80 км северо-восточнее Курска), ранее занимаемые частями 273-й над. Но к утру 9 июля указанные аэродромы заметно опустели — в дивизии полковника Федорова сохранилось всего 14 исправных машин!{162}

Оставив 133-й иап в резерве, командир дивизии с рассветом поднял летчиков 233-го и 248-го иап для прикрытия наземных войск. Ухудшившаяся погода наложила отпечаток на действия авиаторов — многие из них потеряли ориентировку над непривычным для себя ландшафтом, а восемь самолетов оказались разбиты при вынужденных посадках. Любопытно, что в донесениях не зафиксировано ни одного случая воздушного боя 9 июля, тем не менее двое летчиков пропали без вести, став, видимо, жертвами внезапных атак вражеских асов.

Зато много боев провели авиаторы советских бомбардировщиков и штурмовиков. Примерно в 6 ч утра на пехоту и танки 47-го немецкого тк в районе Подсоборовка обрушили бомбы экипажи 241-й бад. Три группы — по 18 Пе-2 каждая — успешно выполнили задачу, за что командующий армией генерал Руденко объявил авиаторам благодарность. Через несколько минут в находившейся неподалеку деревне Соборовка бомбили цели 34 Пе-2 из 301-й бад.

Подчиненные полковника Ф. М. Федоренко также достаточно метко сбросили смертоносный груз, но при отходе подверглись атакам вражеских истребителей.

Впервые с начала битвы германские асы смогли расстроить большую группу бомбардировщиков, удачно взаимодействуя со своей зенитной артиллерией. Но до этого несколько пар FW.190 отвлекли внимание истребителей прикрытия из 6-го иак. Если 241-я бад потеряла от зенитного огня одну «пешку», то 301-я бад недосчиталась семи машин. Можно считать типичными приемами немецких летчиков атаки предварительно поврежденных бомбардировщиков, а также самолетов, отставших от строя. Экипаж Пе-2 № 4/130 смог, несмотря на интенсивный обстрел с земли и воздуха, дотянуть до позиций своих войск, [76] где и совершил вынужденную посадку, но другим повезло меньше.

Наиболее суровые испытания выпали на долю авиаторов 299-й шад. При штурмовке наземных войск вскоре после полудня 11 Ил-2 подверглись — редкий случай — атаке в лоб. Нашим летчикам удалось избежать потерь и продолжить выполнение задания. Сумев отвлечь внимание истребителей, сопровождавших штурмовики, «фокке-вульфы» вновь набросились на «горбатых». Но те встали в оборонительный круг и отбивали все атаки без потерь. Тогда германские асы пошли на хитрость: они имитировали выход из боя, а сами временно скрылись в густой дымке. При перестроении штурмовиков в строй «клин» их третий раз атаковали и четыре машины оказались подбиты. Все же оставшаяся семерка смогла вновь создать оборонительный круг. На этот раз неприятельские «охотники» вели бой упорно, настойчиво, совершая заходы с разных направлений. Чаще всего они маскировались рельефом местности, стремясь сбить «илы» снизу сзади. Тогда наши летчики снизились до 15–20 м, отбив в общей сложности до 30 атак.

Не столь успешными оказались действия шедшей следом шестерки из того же соединения. Сначала двум парам FW.190 удалось отсечь и связать боем все восемь прикрывающих Як-1 из 896-й иап. Летчики «илов», несмотря на своевременную команду ведущего, замешкались, не встали вовремя в оборонительный круг и не имели шансов в бою с 25 «фокке-вульфами». Ведь на каждый штурмовик набросилось по три — четыре истребителя, а машину лейтенанта Задорожного атаковало даже семь вражеских машин. Видимо, они помешали друг другу, поскольку наш летчик сумел посадить поврежденный Ил-2 № 2148 в расположении своих войск и вместе со стрелком Липатовым к вечеру вернулся в часть. Четыре штурмовика из 874-го шап были сбиты и сгорели с экипажами{163}. Эмоциональные заявления советских авиаторов об уничтожении почти в каждом [77] бою по четыре — шесть «фоккеров» не подтверждаются другими источниками.

День 9 июля оказался одним из самых «черных» в истории 299-й шад. В штаб соединения непрерывно поступали сведения о невернувшихся или сбитых штурмовиках. В списке потерь материальной части (сюда входили также случаи аварий и поломок) указывались номера уже 82 серийных Ил-2{164}. К счастью, оказалось, что более 15 самолетов совершили вынужденные посадки и пригодны к восстановлению; на автомашинах, повозках, пешком возвращались на аэродром летчики и стрелки, в том числе сбитые в предыдущие дни. Тем не менее из 142 экипажей и 142 исправных штурмовиков, имевшихся утром 5 июля, в строю через четыре дня осталось меньше половины людей и машин.

Если советские авиаторы с наибольшим напряжением действовали в первой половине дня, то противник, наоборот, единственный массированный удар с участием до ста самолетов из эскадр KG4 и 53 нанес в 19 ч 30 мин. Советские резервы, прежде всего части 19-го тк восточнее Молотычи (в 90 км строго южнее Орла), подверглись мощной бомбардировке. Как отмечали сами германские экипажи, низкие облака и дымы пожарищ мешали им наблюдать результаты налета. Есть основания предположить, что значительных потерь советская сторона не понесла. Когда в 21 ч примерно полк пехоты в сопровождении 80 танков попытался прорваться в направлении Фатежа, то выполнить задачу он не смог.

До этого неприятель неоднократно атаковал наши войска на фронте 13-й армии (особенно у Понырей), а также на ее стыке с 70-й армией, не оставляя надежд найти слабые участки обороны. Наибольшую поддержку с воздуха получили, как и в предыдущие дни, части 47-го германского тк. Обычно группы насчитывали по 20–30 бомбардировщиков и пикировщиков. Но все атаки немецких наземных войск отбивались с большими для них потерями. Продвижение вперед по итогам дня исчислялось сотнями метров, а количество боеготовых танков во многих соединениях не превышало 20–25% первоначального состава.

Из приведенных примеров видно, что германские истребители, бомбардировщики, пикировщики не оставались пассивными 9 июля. То же можно утверждать, оценивая результаты действий частей 6-го воздушного флота в целом, хотя плохая погода, несомненно, внесла коррективы в замыслы командования. Немецкое объединение выполнило за светлое время суток 877 вылетов против 775 вылетов, совершенных летчиками 16-й воздушной армии. С начала немецкого наступления люфтваффе продолжали удерживать господство в воздухе, превзойдя нашу авиацию по тоннажу сброшенных бомб и совершенным за день самолето-вылетам (за исключением 6 июля).

Ночники

Остановимся подробнее на работе авиации ночью, которая временами была не менее напряженной, чем в светлое время суток. Действительно, в течение пяти первых ночей оборонительного сражения, советские экипажи действовали с большой нагрузкой, выполняя временами по три — четыре вылета каждым исправным У-2 и до двух вылетов дальним бомбардировщиком. Экипажи последних главным образом сбрасывали смертоносный груз в армейской и прифронтовой полосах противника, поскольку командование АДД временно отказалось от рейдов по дальним тылам вермахта. В оперативных сводках постоянно мелькали названия занятых немецкими войсками населенных пунктов: Тросна, Верхнее Тагино, Красная Слободка... [78]

Грандиозное поле битвы круглосуточно застилало зарево пожарищ. В таких условиях и днем-то было трудно определить результаты бомбометания. Тем более не удавалось различить, куда попали бомбы ночью даже с малой высоты. Поэтому обычно штурманы лаконично докладывали по приземлении: «Задание выполнено, цель поражена». В редких случаях, как с 6 на 7 июля, авиаторы 271-й нбад вели ночную разведку. Штурман 970-го нбап мл. лейтенант Б. М. Пустовалов запомнил вылет на следующие сутки, когда получил задачу уничтожить пункт управления 86-й немецкой пехотной дивизии северо-восточнее станции Поныри:

«Найти дивизию оказалось непросто. Чаще обычного взлетали осветительные ракеты. Их мерцающий свет выхватывал из темноты участки развороченной мертвой земли, и это была действительно мертвая земля!.. И все-таки мы вышли на цель. Ударили. После бомбометания, удачно вывернувшись из лучей прожекторов, спикировали в сторону станции, которую можно было угадать лишь по сгоревшим дотла постройкам да по разбросанным в разные стороны вагонным колесам.

— Посмотри, что делается! — крикнул летчик Казаков. — Все мертво...»{165}.

В этом и других вылетах основными противниками наших авиаторов являлись зенитчики и прожектористы 12-й германской зенитной дивизии. В первом периоде битвы немецкие ночные истребители не патрулировали над прифронтовой полосой. Может быть поэтому потери 271-й нбад оказались небольшими: вышло из строя не более четырех — пяти машин.

Наиболее выносливые экипажи У-2 совершали до пяти вылетов в ночь, которые в большинстве своем, о чем уже говорилось, были похожими, как братья-близнецы. Среди тех, что запомнились авиаторам 45-го гв. нбап, — случай со ст. лейтенантом

Ширяевым и мл. лейтенантом Ждановским. Их «кукурузник» попал под сильный зенитный обстрел, прямым попаданием осколка повредило плоскость, пробило бензобак. Хлынувший в кабину бензин залил летчику лицо и ноги. Опасаясь пожара, Ширяев выключил мотор и спланировал в поле, которое оказалось заминированным! К счастью, приземление У-2 прошло благополучно. Соблюдая все меры предосторожности, экипаж сумел устранить повреждения, взлететь в сторону свободной от мин просеки и в ту же ночь совершил еще один боевой вылет!{166}.

В ночь на 10 июля капитан Голомедов из 44-го гв. нбап точно вывел У-2 на цель в Соборовке, а штурман ст. лейтенант Ващенко сбросил бомбы. Вслед за сильным взрывом заметались по небу лучи прожекторов. Не помешав первому экипажу, немецкие прожектористы поймали лучами идущую следом машину лейтенанта Карабанова. Немедленно заговорили зенитки. Снаряды «эрликонов» повредили элерон, перебили тяги управления, заклинили бомбосбрасыватель. С большим трудом летчик удерживал кренящийся влево У-2, а затем приземлил биплан вблизи переднего края. Подбежавшие красноармейцы, узнав причину посадки, показали штурману Николаеву на лежащий неподалеку разбитый Ил-2. С него взяли тросик, восстановили тяги и поврежденный самолет «своим ходом» вернулся в часть{167}.

Потери немецких «ночных беспокоящих отрядов» (Stoerkampf) 6-го воздушного флота за первые пять дней боев оказались такими же и составили четыре — пять самолетов. При этом два импровизированных штурмовика и их летчики оказались в руках советского командования, а один Ar.66 разбился с экипажем, не долетев нескольких километров до аэродрома Орел-северный (вероятно, его сбил один из советских ночных бомбардировщиков, который вел разведку вблизи вражеской базы). Поскольку немецкие ночники выполнили лишь 104 вылета (против 903, совершенных нашими У-2), то германское командование не могли удовлетворить подобные результаты. Ведь даже части истребительной авиации, непрерывно участвовавшие в напряженных боях с советскими летчиками, несли меньшие относительные потери. Можно согласиться с военнопленным Г. Ива: наскоро переделанные из учебных устаревшие самолеты не полностью отвечали требованиям ночной работы. Не исключено, что не закончилась отработка тактики их использования. Большего добились экипажи ночных разведчиков из созданного в мае этого года специального звена NAGr15 — временами они вели попутную бомбардировку советских артиллерийских позиций мелкими авиабомбами.

Что касается действий частей «обычной» немецкой бомбардировочной авиации в сумерках, то около [79] 150 вылетов была затрачено на поражение железнодорожных объектов, линий связи и составов, преимущественно на перегоне Курск — Касторное. При налете на вокзал в Ельце, последовавшем с наступлением темноты 6 июля, отмечались «хорошие результаты», а в следующую ночь один из германских экипажей успешно блокировал работу нашего аэродрома в Туле. Авиаторы 2-го гв. авиакорпуса, возвращавшиеся после выполнения поставленной задачи, около часа не рисковали совершать посадку, кружа в окрестностях своей авиабазы; повторный вылет соединения оказался сорван.

Не всегда приземление после дальних рейдов происходило благополучно. Согласно отчету штаба 6-го ВФ, при возвращении на аэродром Орел-западный в ночь на 7 июля командир 9/KG1 обер-лейтенант А. Зайберт (A. Siebert) в тумане разбил «юнкерс», а все члены экипажа получили ранения и ушибы{168}. Эта авария обеспокоила командование воздушного флота, решившего не рисковать опытными экипажами в плохих метеоусловиях. В дождливую ночь на 9 июля были запрещены все вылеты, а следующим вечером из-за плохих погодных условий стартовали лишь три двухмоторных бомбардировщика.

Но не только сложные метеоусловия препятствовали интенсивной работе авиаторов люфтваффе круглые сутки. Данные советских архивов позволяют прийти к выводу: блокирование вражеских ночных аэродромов, прежде всего в районе Орла, хотя и выполняемое незначительными силами, оказалось весьма эффективным.

Еще в конце июня 1943 г. штаб 3-й гв. ад поручил экипажу Героя Советского Союза капитану Д. И. Барашеву из 10-го гв. ап начать выполнять регулярную разведку в районе областного центра. Большой боевой опыт и летное мастерство позволили ему достаточно точно выявить места расположения зенитных орудий и прожекторов, понять систему световых сигналов противника, определить действующие и ложные ночные аэродромы неприятеля. Были установлены ночные старты в Оптухе, Спасском, Хмелевой и наиболее часто используемый противником в Кромах (все населенные пункты в пределах 15–40 км от Орла). С началом Курской битвы значение блокировки вражеских аэродромов многократно возросло. Поэтому Барашев несколько раз обращался к командованию дивизии и корпуса с просьбой «направить в район Кром ночных истребителей с достаточным запасом горючего, где они, особенно в лунные ночи, всегда будут иметь богатую добычу» {169}.

К сожалению, предложение незаурядного летчика не нашло тогда должной поддержки. Тем не менее в то время, как остальные экипажи 3-го гв. ак действовали в начале битвы по целям на южном фасе Курской дуги, «ильюшины» Барашева и его бывшего [79] однополчанина В. М. Колесникова (теперь он служил в 20-м гв. ап той же дивизии) доставили немало неприятностей врагу в окрестностях Орла. Особенно успешными оказались рейды в ночь на 7 июля: взрывы на летном поле заставили немцев выключить подсветку взлетной полосы и погасить мерцающие разноцветные огни, а несколько осколков авиабомб поразили приземлившийся «юнкерс», не успевший потушить бортовое освещение. Есть все основания полагать, что авария Зайберта произошла не только из-за плохих погодных условий.

В период оборонительных боев по объектам врага на Орловской дуге наносили удары главным образом соединения, базировавшиеся недалеко от Москвы (Монино, Серпухов, Раменское, Остафьево, Тула). Наиболее интенсивные действия наблюдались с 5 на 6 июля — было зафиксировано 269 (по другим данным — 257) вылетов. В ту ночь экипажи АДД атаковали противника в перелесках, лощинах, на дорогах и в небольших населенных пунктах. Особенность применения ночной авиации состояла в необходимости отыскания и поражения объектов, расположенных в непосредственной близости от линии фронта в условиях отсутствия специального светонаведения. Как отметил командир 19-го гв. ап (2-й гв. ак) подполковник А. И. Шапошников, экипажи П. П. Радчука, В. В. Решетникова, Ф. Н. Рогульского, А. Г. Романова особенно метко бомбили точечные цели, используя весь накопленный опыт.

Чтобы увеличить бомбовую нагрузку на корабль, командование позволило В. Ф. Рощенко, П. П. Хруста-леву, Герою Советского Союза M Т. Рябову и некоторым другим значительно сократить запасы горючего в бензобаках. Расчет делался на то, что у признанных специалистов самолетовождения не будет ошибок в счислении пути, потерь ориентировок, он полностью оправдался. Наиболее подготовленным экипажам также разрешалось самим выбирать цели. [80]

Маршал авиации H.С. Скрипко, в то время заместитель командующего дальней авиацией, подчеркивал, что в первые трое суток удавалось наращивать силу удара по врагу:

«В ночь на 8 июля АДД вновь подняла все находившиеся в боевом строю исправные самолеты. Почти 500 кораблей (из них 169 машин действовали в интересах войск генерала Рокоссовского, а остальные атаковали неприятеля на южном фасе Курской дуги или в его тылу. — Прим. авт.), взяв максимальную нагрузку фугасных и осколочных бомб, били по скоплениям фашистских танков и пехоты. Это было очень важно и своевременно, так как противник продолжал вводить новые силы на направлении главного удара, намеревался прорвать оборону войск Центрального фронта на участке 2-е Поныри, Самодуровка и выйти к Ольховатке. 84 экипажа бомбили противника в районе железнодорожной станции Глазуновка, 83 самолета наносили удары по немецким войскам в 22 км западнее Мало-архангельска, в районе населенных пунктов Верхнее Тагино, Озерки (еще два Ил-4 вели разведку аэродромов орловского аэроузла. — Прим. авт.)»{170}.

В эту ночь экипажи дальней авиации сбросили на врага на орловском и белгородском направлениях всего 5701 бомбу весом 555,19 т и разбросали почти 880 тыс. листовок на русском и немецком языках. Неоднократно экипажи-контролеры докладывали о сгоревших в стане неприятеля боевых машинах, взорванных бензоцистернах, пораженных технических летучках... Из отрывочных отчетов группы армий «Центр» и трофейных документов следовало: ночью понесли потери

в материальной части и личном составе 112-й мотопехотный полк 20-й тд, учебный саперный батальон 216-го пп 86-й пд, два легких зенитных дивизиона 34-го зенитного полка, ремонтные органы 18-й тд и др.

За первые пять ночей битвы над северным фасом Орловско-Курской дуги самолеты АДД выполнили 761 самолето-вылет, потеряв две машины в катастрофах и пять в результате вынужденных посадок на своей территории. Временами в воздухе становилось так же тесно, как и на земле: документы 1-го гв. авиакорпуса зафиксировали два столкновения «ильюшиных» на боевых курсах со своими же машинами. В одном из случаев — в ночь на 8 июля — экипаж Ил-4 из 16-гв. ап протаранил У-2, принадлежавший 284-й нбад; пять человек погибли.

С каждой ночью все больший процент самолетов АДД переключался на работу с северного на южный фас Орловско-Курской дуги, что объяснялось сложившейся обстановкой на фронте. Однако в рассматриваемый период тыловые объекты группы армий «Центр» находились под более сильным воздействием, чем аналогичные объекты нашего Центрального фронта. Так, в период наибольшей активности немецких ночников, отмечаемой с 7 на 8 июля, двухмоторные бомбардировщики 6-го ВФ совершили 55 вылетов, в ходе которых бомбили полустанки у Фатежа, станцию Касторное и вели «свободную охоту» на перегоне Курск — Касторное. Как следовало из предыдущего повествования, экипажи АДД в эту ночь ответили на каждый вылет противника тремя.

Не добились в этот период существенных успехов и немецкие ночные истребители. За время оборонительных боев они указываются в качестве причин аварийных посадок трех наших самолетов. По донесению молодого летчика 42-го ап Зб-й ад мл. лейтенанта М. И. Вершинина, в ходе одного вылета их экипаж дважды был атакован двухмоторным «мессершмиттом» над целью в районе Глазуновки, но сумел уклониться от преследователя и сбросить бомбы. Столь же настойчиво преследовал немецкий истребитель над станцией Унеча Ли-2 капитана В. А. Тишко из 102-го ап 7-го ак. Член экипажа бортмеханик Н. М. Горностаев вспоминал:

«Огненный пунктир трассирующей очереди перечеркнул темное стекло иллюминатора. Заговорили наши пулеметы, зазвенели гильзы. Кабину заволокло пороховым дымом. Машина резко уходит вниз и вправо. Едва успеваю ухватиться за трос. На земле, вставшей дыбом, бушуют пожары, и, кажется, мы падаем в самое их пекло. Неужели сбили?! Но Ли-2 мягко выходит из пике у самой земли, и пока я добираюсь до своего места, самолет уже окутывает темнота»{171}.

Журнал боевых действий группы армий «Центр» сообщал о результативных действиях истребителей [81] в первую же ночь битвы (один советский бомбардировщик сбит наверняка и вероятно — еще один). В то же время журнал боевых действий 6-го воздушного флота скромнее оценивал успехи, не отмечая воздушных побед немецких ночников-»охотников» с 5 по 11 июля. Отчасти это можно объяснить тем, что их экипажи патрулировали над крупными областными центрами и железнодорожными узлами, в то время как авиаторы АДД бомбили цели, преимущественно расположенные в непосредственной близости от линии фронта.

Данные обоих противников позволили уточнить некоторые причины наших боевых потерь. Так, по докладу командира одного из кораблей из 5-го ак лейтенанта Ф. Ф. Рязанова, сбитого в первую ночь битвы после бомбардировки противника в районе Белгорода, их подстерег немецкий ночной истребитель. При выполнении боевого задания штурман К. С. Иванов сбросил бомбы с высоты 300 м и спокойно рассчитал обратный курс. Никто из членов экипажа не ждал никаких неприятностей, когда в районе Старого Оскола к Ли-2 снизу приблизился неизвестный самолет. Советские летчики не успели произвести какого-либо маневра, как в машину впились огненные трассы. Получили ранения штурман и радист, оказались повреждены рули и элероны, резко сдал правый мотор. Наш бомбардировщик с трудом управлялся, его тянуло на кабрирование. По снижавшейся машине противник выпустил еще одну точную очередь, после чего командир корабля дал команду покинуть Ли-2 с парашютами. Ее выполнили все члены экипажа, но при приземлении Иванов получил сотрясение мозга и был отправлен в госпиталь{172}.

При разборе этого случая командир 7-го гв. ап майор А. Н. Артемьев отметил, что сбитые авиаторы утратили чувство опасности при полете над территорией своих войск и нарушили заданную высоту полета: вместо указанных в полетном листе 600 м, Ли-2 шел на 1500–1600 м, чем упростил противнику его обнаружение в небе.

Как следовало из немецких документов, экипаж ночного разведчика отряда 2(F)/Nacht (из состава 6-го ВФ) получил задание выполнить полет по маршруту Орша, Орел, Воронеж с возвращением через Курск и Брянск. Неподалеку от Старого Оскола пути Do.217K и Ли-2 пересеклись. Немецкий летчик обеспечил своим стрелкам удобную позицию для ведения огня, и те не упустили предоставленного шанса. Встречались и другие случаи, когда атаку наших ночных самолетов попутно с выполнением других задач вели экипажи двухмоторных бомбардировщиков люфтваффе. Однако реально им удавалось помешать выполнить задание лишь незначительному проценту авиаторов АДД.

Разведчики

Разведка играла важную роль не только накануне битвы. Но на этом этапе боев данные, полученные советскими экипажами, не являлись достаточно информативными. Как правило, сведения о передвижениях немцев в армейской полосе собирали наиболее подготовленные экипажи бомбардировщиков и штурмовиков попутно с выполнением основной задачи. Они фиксировали перемещения и основные изменения в стане противника. Обычно после приземления следовал доклад: «Наблюдали движение сплошных колонн, насчитывающих до ста танков и автомашин...» Поскольку летчики, штурманы, стрелки не могли уточнить числа танков, то особой ценности полученные сведения не представляли. [82]

В ходе редких, но регулярных вылетов над фронтовым тылом группы армий «Центр», наши экипажи отмечали затишье. Так, капитан С. И. Кожевников из 98-го гв. драп, следивший за перевозками противника между городами Бахмач и Гомель, по приземлению доносил: «Характерна безжизненность в районе разведки: все дороги пустынны, движения нет, в городах и на станциях тоже стоит тишина, даже в Гомеле наблюдается редкое движение транспорта» {173}. Любопытно, что в ходе этого полета экипаж потерял ориентировку в густой облачности и неожиданно оказался над брянским аэродромом, плотно заставленным большим количеством немецких бомбардировщиков. В это время высота полета составляла всего 500 м, но появление советского самолета оказалось совершенно неожиданным для вражеской ПВО. Пробыв в воздухе 3 ч 10 мин, Пе-3 благополучно вернулся.

Еще драматичнее прошел 7 июля вылет экипажа Пе-2 мл. лейтенанта И. П. Угуватова из той же части. При подходе к линии фронта над Глазуновкой самолет атаковала группа FW.190. Уходя от неприятеля, разведчик устремился на юг, вышел в район Белгорода, где вновь подвергся атаке немецких истребителей. На этот раз четверка «охотников» долго не прекращала преследования. Наш экипаж энергично маневрировал, короткими очередями отбивая все атаки, и незаметно вышел к Харькову! Здесь Угуватову удалось резким пикированием оторваться от неприятеля, после чего его самолет пересек линию фронта и благополучно приземлился на аэродроме 17-й ВА Новая Петровка{174}.

В тот же день наиболее успешно выполнили задание по разведке неприятельских аэродромов авиаторы 16-го орап. Тогда наблюдатели зафиксировали более 80 Ju.87 на площадках в районе Орла (Малое Спицино, Леженки, Мезенка), 43 Не.111 и 19 Bf.109 в Сеще, 54 самолета, в том числе 42 двухмоторных бомбардировщика (из состава II и III/KG4), на Олсуфьевском аэродроме, а также 35 истребителей у деревни Кнубарь (10 км южнее Орла). В другие дни донесения разведчиков носили отрывочный характер, что отчасти объяснялось плохими погодными условиями{175}.

В противоположность нашей авиации в люфтваффе воздушная разведка велась непрерывно, интенсивно и практически круглосуточно. Экипажи трех ближнеразведывательных групп (NAGr4, 10 и 15) и одной группы дальних разведчиков (FAGr2), действующих в интересах наступающей с севера на Курск группировки, за первые пять дней битвы совершили 739 вылетов (примерно в пять раз больше, чем наши разведчики). В немецких оперативных документах их условно разделяли на «вооруженную разведку», «корректировку артиллерийского огня», «тактическую разведку», «наблюдение за движением железнодорожного транспорта» и «вылеты для выполнения других задач».

В первые дни сражения немцы вели интенсивную дальнюю разведку на широком фронте. По словам попавшего в плен 6 июля штурмана лейтенанта И. Паула (J. Paul) из отряда 1(F)/100, командир подразделения капитан Марквард поставил задачу: обнаружить подход свежих советских сил из района Великие Луки, Ржев, Белый, Велиж. Однако тщательное изучение автодорог и железнодорожного сообщения в указанном районе не выявило каких-либо признаков активности «в русском тылу». Вероятно, подход наших резервов, в целом, был завершен к началу битвы. Кстати, в этот же день отряд лишился еще одного экипажа, сбитого, вероятно, летчиками 1-й истребительной армии ПВО.

Наибольшая нагрузка легла на авиаторов NAGr4, имевших на вооружении, как уже отмечалось, Bf.109 и Bf.110. Например, 5 июля экипажи группы с 9 ч 30 мин до 16 ч вылетали на задания 12 раз четверками и шестерками. «Мессершмитты» появлялись над районом Понырей, Курска, Льгова, Мало-архангельска, взаимодействуя с артиллеристами и танкистами. Попытки корректировать огонь артиллерии и фиксировать результаты воздушных или артиллерийских налетов, как правило, оказывались неудачными: плохая погода и сильное задымление поля сражения не позволяли летчикам внимательно наблюдать за происходящими на переднем крае событиями. В ряде случаев, как 6 июля, немецкие разведчики активно участвовали в воздушных боях, противодействуя работе советской ударной авиации. Как следовало из их отчетов, командир отряда 1/NAGr4 капитан Г. Финдайзен, в прошлом чемпион Германии по боксу, сумел до перехода 9-й армии к обороне одержать пять побед.

В тот же день журнал боевых действий группы армий «Центр» зафиксировал:

«Разведчики, наряду с выполнением основных задач, на южном фланге наступления бомбили и обстреливали колонны автомашин и наблюдали за поражением целей, атакованных бомбардировщиками»{176}.

Отмечалось также, что нередко экипажам-разведчикам приходилось преодолевать сильное противодействие советских истребителей.

Документы 20-го германского армейского корпуса (2-я полевая армия) неоднократно отмечали, что экипажи группы NAGrIO попутно с выполнением разведки регулярно атаковали противника небольшими осколочно-фугасными бомбами. За первые пять дней боев они сбросили на войска 60-й и 65-й армий 4 500 кг бомб. Относительная пассивность советской авиации на этом участке фронта позволяла тихоходным FW.189 и устаревшим Hs.126 действовать без прикрытия. В ряде случаев, как отмечалось [84] днем 6 июля, пара Ла-5 12 раз атаковала одинокий «костыль», добилась трех попаданий в машину, но сбить ее не смогла. (В отчетах частей 16-й ВА не удалось найти ответа на вопрос: «Кто из наших летчиков мог атаковать «хеншель»?», поскольку они не действовали в этом районе — видимо, немецкий разведчик провел бой с истребителями 9-го иак ПВО.)

Конечно, далеко не всем немецким экипажам сопутствовала удача, а ряд дерзких вылетов в нашем тылу удалось сорвать. Так, экипаж Hs.126 № 4389 из той же группы проследовал днем 6 июля через Льгов, Курск, Щигры, Касторное, после чего попытался вернуться, но был атакован и сбит летчиками 15-й воздушной армии около г. Ливны. Вероятно, летчик унтер-офицер А. Шульце (A. Schulze) надеялся скрыться от советских истребителей в одном из многочисленных облаков, но использовать погодные условия не удалось. К этому времени он находился в 50 км за линией фронта над расположением войск 27-й армии.

Экипажи NAGr15, также вооруженные FW.189 и Hs.126, чья зона ответственности находилась севернее, оказались в худшем положении, чем авиаторы из NAGrIO. Здесь советская авиация (из состава 15-й и 16-й ВА) оказывала решительное противодействие. Над позициями 48-й армии, и особенно на ее стыке с 13-й армией, германские экипажи чувствовали себя весьма неуютно ввиду патрулирования в небе большого количества советских истребителей. При выполнении задания в районе Малоархангельска, например, командование наступавшей на город 78-й штурмовой дивизии просило разведотдел 9-й армии выделить дополнительные силы разведчиков. В ответ на просьбу «помочь соседям», командир NAGr4 майор Т. Финек (Т. Vinek) телеграфировал: «Возможности [85] наших экипажей весьма ограничены, поскольку они задействовали все имеющиеся силы в полосе 41-го тк; выполнить новую заявку не представляется возможным» {177}.

К сожалению, в немецких отчетах приводятся неполные данные о потерях самолетов-разведчиков в первые дни сражения на Орловско-Курской дуге. Понятно, что не все донесения летчиков 160-го и 32-го гвардейского иап и других частей (из 15-й ВА) об уничтожении «рам» в первые дни битвы выглядели убедительными. Все же, по крайней мере, одну машину этого типа из NAGr15 удалось сбить. Четверка Як-1 капитана И. Ф. Балюка из 54-го гв. иап 8 июля была наведена с земли на одиночный самолет, имевший характерный двухбалочный силуэт. Ведущий хорошо различил голос с земли: «Выше вас находится FW. 189, корректирующий артиллерийский огонь». Набрав необходимую высоту, Балюк атаковал противника сверху и вывел из строя стрелка. Не дав противнику скрыться в облаках, он при следующем заходе поразил жизненно важные узлы самолета, после чего «рама» упала.

Неустойчивое равновесие

Далеко не всегда имея возможности точно оценить ущерб, нанесенный неприятелю за пять дней напряженных боев, и почти всегда преувеличивая его, противники могли подсчитать собственные потери. Несомненно, ВВС Красной Армии пострадали значительно сильнее, чем люфтваффе, но все же части и соединения сохранили боеспособность. Табл. 2–1 дает представление об изменении численного состава 16-й воздушной армии{178}.

дата	На 5 июля		На 10 июля
Тип самолетов	Всего самолетов	Исправных	Всего самолетов	Исправных
Истребители	526	455	440	311
Штурмовики	269	241	168	119
Дневные бомбардировщики	274	260	251	197
Ночные бомбардировщики	76	74	75	71
Разведчики	6	4	11	8
Итого	1151	1034	945	706

При оценке изменений численного состава надо учесть, что советская авиационная группировка была усилена примерно 200 самолетов, из которых 107 истребителей (67 боеготовых) поступили на Центральный фронт в трех полках 234-й над. Безвозвратные потери с 5 по 9 июля включительно составили 330 -340 машин (с учетом бомбардировщиков АДД), [85] а часть серьезно поврежденных самолетов передали в ремонт.

Число списанных за это время самолетов из состава 6-го воздушного флота можно оценить в 90 -100 самолетов, примерно половину из которых составили истребители. Достоверно известно, что в эскадре JG51 «Мельдерс» к утру 10 июля недосчитались 37 FW.190 различных модификаций; еще больше истребителей получили повреждения и временно вышли из строя. Поэтому германское командование приняло решение усилить истребительную авиацию на северном фасе Орловско-Курской дуги новой авиагруппой. Группа II/JG54, ранее действовавшая под Ленинградом, получила приказ перебазироваться в район Орла.

Можно оценить состав группировки генерала П. Дайхмана (Р. Deichmann) к утру 10 июля в 650 боевых машин. Следовательно, существенных изменений в соотношении сил не произошло. По данным нашей разведки, не все части 1-й германской авиадивизии вступили в сражение утром 5 июля: переброска частей и подразделений с Северо-Западного направления продолжилась и после начала сражения, а группа III/KG51, например, прибыла из Сарабуза (в Крыму) в Брянск на второй день битвы. Можно добавить, что соединение П. Дайхмана имело через пять боев лишь около 400 готовых к вылету самолетов, что было вызвано прежде всего исключительно интенсивным использованием авиации. (Здесь не учитываются ночные истребители, большинство разведчиков, транспортные, курьерские, связные и прочие вспомогательные самолеты 6-го воздушного флота.)

После совещания с командующим 9-й армии генерал-полковником Моделем, генерал-фельдмаршал фон Клюге решил 10 июля внести коррективы в характер боевых действий. Он доложил фюреру:

«Наступавшие войска продвинулись только на два-три километра из-за упорного сопротивления противника. Поскольку быстрого успеха достигнуть не удалось, речь теперь идет о том, чтобы при минимальных собственных потерях нанести максимальный урон противнику. Для этого начато подтягивание резервов»{179}.

Гитлер посчитал, что от затеи окружить и уничтожить русских на Орловско-Курском выступе отказываться рано. Задача фон Клюге состоит в выигрыше времени и сохранении выгодных позиций. Ни в коем случае нельзя давать противнику передышку. Как только фон Манштейн сможет добиться оперативного успеха (с южного фаса битвы в это время поступали весьма оптимистичные донесения), примерно треть ударной авиации 4-го воздушного флота будет передана в 6-й флот, что позволит сломить, наконец, русскую оборону. (Насколько известно, реально в ходе [85] наступления с южного фаса Орловско-Курской дуги на северный немцы каких-либо частей не перебрасывали.)

Бои на земле и в воздухе 10 июля продолжились с новой силой. Как и в предыдущие дни, ударные самолеты 16-й воздушной армии продолжили производить мощные налеты на скопления войск, резервы, позиции артиллерии и танков неприятеля. Примерно в полдень 106 Пе-2 3-го бак, 65 «Бостонов» 221-й бад и 37 Ил-2 2-й гв. шад нанесли новый сосредоточенный удар по противнику севернее поселка Кашары. Генерал Руденко дал возможность командованию 299-й шад привести в порядок свои части, предоставив им отдых.

Намного успешнее, чем ранее действовали экипажи 221-й бад. Представитель Ставки ВГК генерал Г. А. Ворожейкин наблюдал, как в первые дни битвы они трижды наносили удары по своим войскам, нередко беспорядочно сбрасывали бомбы в поле, уходили от цели «врассыпную»...{180}. Генерал потребовал навести дисциплину и порядок. Действительно, командирам всех уровней удалось добиться позитивных результатов при выполнении боевых вылетов.

К таким же выводам можно придти, изучая документы 3-го бак{181}. Здесь смогли, день ото дня улучшая работу, организовать поиск и поражение наиболее важных целей, четкое выдерживание всеми экипажами боевых порядков. Основная же нагрузка, как следует из отчетов, легла на плечи опытных летчиков. Полковые колонны 10 июля вели подполковники A.B. Храмченков, А. Ю. Якобсон и Герой Советского Союза М. М. Воронков, возглавлявшие, соответственно, 779-й, 96-й гвардейский и 128-й бап.

«С КП можно было наблюдать такую картину, — вспоминал командир бомбардировочного корпуса генерал [86] A. З. Каравацкий. — Низко над землей идут штурмовики Ил-2. Над ними стремительно проносятся истребители сопровождения. Еще выше летят полки наших бомбардировщиков. Нас прикрывают свои истребители. Однако цель у всех одна — уничтожить, разгромить врага, и этой цели подчинялись все наши дела. Встречным курсом шли тяжелые «юнкерсы». Сколько их? Сто или больше? Их охраняли «мессеры». Бомбардировщики обеих сторон встретились и разошлись, как две огромные стаи птиц. А истребители тут же завязали бой. Из этой «пляски смерти» то и дело срывались к земле охваченные пламенем самолеты — и вражеские, и наши...»{182}

При атаке немецких войск севернее Кашары противодействия германских истребителей не было, но зенитная артиллерия вела интенсивный огонь. По докладам экипажей, одновременно в воздухе взрывались [86] от 80 до 100 снарядов. Тем не менее им удалось уничтожить 15 танков, 3 бронемашины, 12 автомашин, 2 склада боеприпасов, 2 зенитных орудия, 4 зенитных пулемета (всего за день наши авиаторы считали выведенными из строя 59 танков, 62 автомашины и много другой техники противника).

Особый ущерб неприятельским танкам нанесли штурмовики, применившие противотанковые бомбы.

«Несмотря на рассредоточение немецких танков на большой площади с интервалами и дистанциями 60–75 м, наземные войска отметили 14 горящих и 30 поврежденных танков. «Ильюшины» атаковали с планирования, подходя к полю боя примерно на 1100 м и сбросив бомбы (общим числом 792) с 500–600 м. Впоследствии выяснилось, что прямое попадание ПТАБ-2,5–1,5 в танк или штурмовое орудие или уничтожает их или выводит из строя, вызывая пожар и взрыв боеприпасов», — отмечалось в отчете {183}.

Большое количество бомб, сбрасываемых с каждого штурмовика практически одновременно, позволяло наиболее эффективно поражать бронированные цели у мест заправки горючим, на исходных рубежах атаки, у переправ... В архивах сохранилось несколько других документов, в которых результаты налетов высоко оценивались наземным командованием. Так, штаб 2-й танковой армии прислал благодарственную телеграмму командующему 16-й воздушной армией, в которой говорилось:

«В течение дня 10 июля 1943 г. авиацией нанесен массированный удар по скоплению танков и пехоты противника севернее 1-х Понырей и высоты 238,1. Танкисты с восхищением смотрели на работу «сталинских соколов» и приносят вам большую танкистскую благодарность. Уверены, что наше боевое содружество еще более усилит удары по врагу и ускорит нашу окончательную победу. Напомним врагу еще раз СТАЛИНГРАД»{184}.

Впоследствии специальная комиссия обследовала указанный выше район. Она установила, что

«из 44 подбитых и уничтоженных [ударами советской авиации] танков (к сожалению, в документе не указано, на какое число приведены эти данные. — Прим, авт.) только пять стали жертвами бомбардировщиков (результат прямого попадания ФАБ-100 или ФАБ-250. — Прим, авт.), а остальные — штурмовиков. При осмотре танков и штурмовых орудий противника удалось определить, что ПТАБ наносят танку поражения, после которых его нельзя восстановить. В результате пожара уничтожается все оборудование, броня получает отжиг и теряет свои защитные свойства, а взрыв боеприпасов довершает уничтожение танка...»{185}.

Практически одновременно интенсивно отбомбили объекты советской обороны германские экипажи. Если советские ударные самолеты за светлое [87] время суток выполнили 252 самолето-вылета, то немецкие бомбардировщики и пикировщики поднимались в небо 595 раз, и, кроме того, примерно в 50 вылетах двухмоторные истребители несли бомбы под крыльями. Также неблагоприятным для советской авиации оказалось общее соотношение произведенных 10 июля вылетов (671 против 1136, а с учетом действий и ночью — 921 против 1227). Еще хуже было то, что «юнкерсы» и «хейнкели» действовали по нашим войскам столь же безнаказанно, как и в первые дни сражения.

Основную роль в борьбе за господство в воздухе и прикрытии войск командование отвело 234-й иад. На этот раз ввод частей в бой был продуман лучше, чем накануне — первую шестерку в 11 ч 50 мин лидировал опытный капитан Богатырев из 163-го иап, но она разминулась с неприятелем. Немецкие истребители не заставили себя долго ждать, и вскоре развернулись ожесточенные схватки. Как это нередко бывало, первые бои соединения после отдыха и пополнения оказались наиболее кровопролитными и принесли нашей стороне тяжелые потери. Чаще всего их причинами были несогласованные действия летчиков. К тому же, в одном бою у ведущего отказала рация. К вечеру не вернулись на аэродром 11 самолетов, пять из которых принадлежали 133-му иап.

Также не слишком успешно действовали истребители других соединений. Раздосадованный генерал Руденко направил командирам 1-й гвардейской, 234-й, 273-й и 279-й иад телеграммы, в которых говорилось:

«Так прикрывать наземные войска — преступление... За все дни сбито мизерное количество бомбардировщиков, а истребителей «набили» столько, сколько их и не было у противника. Его бомбардировщики ходят даже без прикрытия сотнями...»{186}.

Обещая направить провинившихся летчиков в штрафные эскадрильи и даже расстрелять за трусость перед строем частей, командующий воздушной армией закончил послания такими словами:

«Пора, товарищи летчики, прекратить позорить советских истребителей. До сих пор наши пехотинцы в один голос заявляют, что истребители их не защищают, не дерутся с бомбардировщиками, а скрываются в тыл. Те же пехотинцы восхищены смелостью и отвагой наших штурмовиков и бомбардировщиков, которые эффективно, бесстрашно, и главное, мастерски поражают противника»{187}.

Многие командиры соединений признавали справедливость высказанных упреков. Например, комдив-279 полковник Ф. Н. Дементьев с сожалением отмечал:

«Все наши истребители патрулируют в 10 км позади линии фронта, на передний край упорно не идут, опасаясь зенитного огня, и дают возможность бомбардировщикам противника по целому [88] часу пребывать над целью». Резюме пропитано горечью: «Мне стыдно на это смотреть»{188}.

В этой и 273-й иад в предыдущие дни отмечалось особенно много случаев неудачных действий летчиков при прикрытии наземных войск. Наблюдая в течение 10 июля за выполнением боевых заданий, начальник штаба 6-го иак, куда входили оба соединения, полковник Н. П. Жильцов отмечал:

«Ни одна группа истребителей, кроме вылетевшей около 20 ч, для отражения налета бомбардировщиков противника, в назначенной зоне не находилась; все ходили в 8–9 км южнее, т. е. над районом Возы — Становое. Истребители противника парами и четверками патрулировали над линией фронта, связывали наших истребителей, а его бомбардировщики без прикрытия спокойно бомбили передний край группами по 50–70 Ju.87 и Ju.88»{189}.

Когда Жильцов писал эти строки, по приказу командования генерал A.B. Юмашев, прославивший советскую страну в довоенное время беспосадочными перелетами и руководивший действиями 6-го иак с момента его формирования, сдавал дела генералу Е. Е. Ерлыкину. Последнего накануне срочно вызвали из Ленинграда и приказали возглавить корпус. Среди первоочередных мер Ерлыкина было составление графика патрулирования над прикрываемыми объектами, с указанием фамилий ведущих и времени вылета.

Новый командир 6-го иак вскоре отметил: имеющиеся в районе Курска радиолокационные установки «Редут» из системы ПВО удалены от передовой на 4–5 км и не предназначены для использования в интересах фронтовой истребительной авиации.

«Действующая система оповещения о полетах противника не позволяет своевременно перехватывать его. Все сообщения о группах бомбардировщиков или истребителей поступают от радиостанции наведения, расположенных на линии фронта, в тот момент, когда бомбардировщики уже подходят к линии фронта. Засечек противника с момента подъема его с Орловского аэродромного узла нет, не говоря уже о Брянском узле», — докладывал Ерлыкин командующему 16-й ВА{190}.

Еще одна животрепещущая проблема состояла в слабом использовании радиостанций в воздухе. Неоднократные указания командующего воздушной армией (его позывным был «Дуб-1»), как и приказы других командиров, летчиками игнорировались. Расследование показало: при работе большого количества радиостанций на одной волне не выполнялись элементарные правила радиообмена. Обычно, ведущие включали передатчики, не обращая внимание на занятость волны, в результате чего три — четыре летчика одновременно выходили в эфир, пытаясь перекричать друг друга. Если в относительно спокойные моменты экипажи вели ненужные переговоры в эфире, [89] то в горячке боя были слышны обрывки фраз, стоны, нецензурная брань. Чтобы не слышать всего этого, многие авиаторы умышленно выключали свои приемники в полете и, естественно, не могли воспринять никаких команд.

Несмотря на существенные недостатки при применении советской авиации в оборонительной операции, многие немецкие генералы и офицеры в своих воспоминаниях отмечали ее активные действия, особенно над полем боя. Несомненно, автомашины с пехотой, бронетранспортеры, танки оказались весьма уязвимы от воздействия с воздуха малокалиберными противотанковыми бомбами именно при массированном применении, как имело место в ходе наступления. Вероятнее всего, руководство 6-го ВФ осознало: даже при напряженном использовании количества исправных «фокке-вульфов» совершенно недостаточно. К тому же, из обещанной командованием для пополнения 1-й авиадивизии 10 июля прибыла не вся группа II/JG54, а лишь один отряд, к которому на следующий день присоединился еще один. Отряд 4/JG54 так и остался под Ленинградом, базируясь на аэродроме Красногвардейск в течение всей Курской битвы. Из трофейных немецких документов следовало, что их командиры постоянно и настойчиво требовали быстрого возмещения потерь, но поданные заявки исполнялись частично и с опозданием.

Натиск германских наземных войск тем временем заметно ослабел — у них практически не осталось неиспользованных резервов. 11 июля противник вовсе прекратил наступательные действия, выводя в тыл для пополнения танковые дивизии. Вследствие этого и понесенных потерь советская авиация резко снизила активность. Сыграла свою роль и плохая погода. Но немецкие летчики продолжили борьбу почти с прежним напряжением, подняв в небо на каждый наш самолет три (!) своих. Впервые с начала сражения истребители люфтваффе на данном направлении превзошли по числу выполненных вылетов советских оппонентов.

Вследствие заметного снижения активности советских истребителей не только экипажи немецких разведчиков более половины вылетов совершили с бомбами под крыльями, но и «фокке-вульфы» стали все чаще играть роль истребителей-бомбардировщиков. Утром 11 июля механики эскадры «Мельдере» подготовили к вылету 13 машин, загруженных мелкими и средними авиабомбами. Несмотря на сильный огонь со стороны советской зенитной артиллерии, множество атак в тот день германские экипажи выполнили с малых высот, временами ведя попутный обстрел целей из бортового оружия.

Интенсивные действия как и раньше сопровождались заметной убылью личного состава и материальной части. Причем, согласно германским

документам, немало самолетов пришлось списать как «небоевые потери». Весьма болезненно, например, немцы восприняли гибель 10 июля от взрыва своих же бомб недалеко от аэродрома г. Карачева экипажа Не.111, возглавляемого командиром 5/KG4 обер-лейтенантом П. Кёнигом (P. Koenig). Этого старейшего офицера эскадры «Генерал Вефер» считали образцовым инструктором — Кёниг длительное время возглавлял учебный отряд, готовя пополнение для соединения{191}. Тогда же в бою с летчиками 234-й над погиб севернее Понырей еще один ветеран люфтваффе — 29-летний обер-фельдфебель Г. Пфалер (H. Pfahler) из IV/JG51, успевший одержать не менее 30 побед.

Наиболее тяжелую утрату немцы понесли на следующий день — 11 июля пал в бою командир IV/JG51 майор Р. Реш (R. Recsh) (93 победы). Начав карьеру летчика-истребителя в Испании в составе «Легиона Кондор», где он сбил один самолет, Реш с первых дней Второй мировой войны находился в составе эскадры JG77. В октябре 1940 г. обер-лейтенант получил назначение на должность командира отряда 6/JG52 и прошел с подразделением большой путь по Белоруссии, Украине, России. В ходе напряженного [90] боя 21 июня 1942 г. примерно в 190 км восточнее Харькова Реша тяжело ранили (пуля застряла в шее), но летчик выжил.

Выздоровев, офицер вернулся в часть на прежнюю должность и 6 сентября 1942 г. за 50 одержанных побед был награжден «Рыцарским Крестом». К 1 марта следующего года личный счет Реша вырос до 70, и его в звании капитана назначили командовать группой IV/JG51. После тяжелого ранения 6 июля товарища Реша по боям в Испании майора Зайлера врачи несколько дней не могли поручиться за его жизнь. Реш, таким образом, остался наиболее результативным летчиком среди тех, кто сражался на северном фасе Орловско-Курской дуги.

Советские летчики не позволили командиру IV/JG51 достигнуть магической отметки в сто побед.

Хотя в некоторых германских отчетах указывается, что Реш погиб в результате обстрела зенитной артиллерией, по советским данным, а также на основании допросов пленных можно заключить: майора над Малоархангельском сбили летчики 234-й над. Возможно, точными оказались очереди капитана Николаенко из 248-го иап или ст. лейтенанта Оводова из 133-го иап, но скорее всего победу над германским асом одержал подчиненный Оводова ст. сержант Киров — молодой летчик с близкой дистанции поразил кабину и фюзеляж ведущего «фокке-вульфа»{192}.

Бои с Решом и его подчиненными дорого стоили авиаторам 234-й над — за два дня не вернулся на аэродромы 21 экипаж соединения. Судьба большинства пропавших летчиков так и осталась неизвестной, но четверо сумели дать знать о себе. Товарищам стало известно об их последнем бое после освобождения Смоленска частями Красной Армии. На месте вывезенного немцами при эвакуации лагеря для военнопленных бойцы нашли записку.

«Мы, летчики-истребители 133-го иап, до последней капли крови сражались с врагом. В 5 ч 30 мин утра 11 июля в районе Понырей мы дрались против 18 «фоккеров» и сбили пять из них, а также один Bf. ПО и два Ju.87. Но силы были не равны, нас подожгли и забрали в плен. Некоторые имели ожоги, но немцы не оказали никакой помощи. Нас повезли в Смоленск, ни разу не накормив...» Письмо заканчивалось словами: «Товарищи, отомстите за нас. Фолькин Аркадий, Цимбал Геннадий, Христенко Федор и Агапов»{193}.

Из документов 133-го иап и всей 234-й над следовало, что четыре друга (все молодые летчики, а трое из четырех — сержанты) сражались в разных группах; причем мл. лейтенанта А. И. Фолькина сбили 10 июля. Тем не менее «письмо из плена» использовалось политработниками для пропаганды героической борьбы наших авиаторов и разоблачения звериного оскала фашизма. К сказанному можно добавить, что сбитый в ходе одной из ожесточенных схваток 11 июля комэск из этого же полка капитан Ещенко был расстрелян немцами при спуске на парашюте и погиб.

Как известно, 12 июля битва вступила в новую фазу — перешли в наступление войска Брянского фронта. Уже за один — два дня до этого немецкие соединения начали передислоцироваться для последующей обороны. Стало ясно, что и командующий группы армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Клюге, и командующий 9-й армии генерал Модель, и их штабы окончательно отказались от планов прорваться к Курску с севера. Несмотря на тяжелые потери, советские летчики сыграли важную роль в обескровливании врага. Они готовились к новым боям и подводили итоги прошедших драматических событий. [91]

Итоги оборонительного сражения

В конце июня 1943 г. германское командование создало мощную ударную группировку и 5 июля перешло в наступление на узком участке фронта при интенсивной поддержке авиации. Но оно недооценило силу сопротивления наших войск. Благодаря хорошо организованной обороне с созданием ряда укрепленных полос, наличию крупных оперативных резервов, включая подвижные соединения и даже объединение, стойкости, мужеству, героизму, возросшей боевой выучке бойцов и командиров Красной Армии, огромной огневой мощи советского оружия, хорошо подготовленное наступление противника было сорвано менее чем за неделю. Внесли вклад в успех общего дела и наши авиаторы.

Подводя итоги оборонительного сражения, можно отметить, что характерной особенностью использования авиации над Центральным фронтом с 5 по 12 июля была концентрация усилий на относительно узких участках. Несмотря на участие в битве огромного количества самолетов, обе стороны отказались от ударов по тыловым объектам неприятеля. Железнодорожные эшелоны, крупные сосредоточения войск в 50–100 км за линией фронта, аэродромы и другие важные цели за фронтовой полосой при подготовке операции и в ее ходе если и подвергались воздействию, то лишь ночью. В подготовительный период это объяснялось стремлением обеих сторон скрыть свою готовность к сражению, а также сэкономить силы для того, чтобы в начале активных действий наземных войск оказать им наибольшую помощь с воздуха.

Тем не менее в первые часы битвы на северном фасе Орловско-Курской дуги наблюдалась пассивность ВВС Красной Армии. Маршал М. В. Захаров, бывший в те дни начальником штаба Степного фронта, считал одним из наиболее серьезных недостатков руководства нерешительный ввод в действие авиации после перехода противника в наступление.

«В течение трех — четырех часов оборонительного сражения наши войска, по существу, не имели авиационной поддержки», — отмечал Захаров{194}.

Оправившись от первого шока, вызванного необычайно массированным применением неприятелем своей авиации, наши летчики стали активно действовать. С 5 по 12 июля документы зафиксировали 7548 самолето-вылетов, из которых 1400 — ночью. Уже со второго дня битвы советские авиаторы также начали действовать большими группами, что вызывалось необходимостью оказать эффективное противодействие с воздуха наступающим соединениям противника, прежде всего его танкам. Немецкие истребители не смогли сорвать массированные атаки наших ВВС. В основном поставленные командованием задачи по срыву вражеского наступления были выполнены, а вот надежно прикрыть свои наземные войска нашим летчикам не удалось. При этом все виды дневной авиации серьезно пострадали, что показано в табл. 2–2, описывающей потери самолетов 16-й ВА с 5 по 12 июля 1943 г.{195}.

Тип самолетов \ Причина гибели	Сбиты в боях и зенитной артиллерией	Не вернулись с задания	Разбились в катастрофах	Списаны после аварий
Истребители	24	234	4
Штурмовики	15	72	2	1
Бомбардировщики	18	17	3	1
Всего	57	323	9	2

Итого за восемь дней оказался списан 391 самолет из состава 16-й ВА. Кроме того, часть боевых машин [92] находилась на вынужденных посадках или в ремонтных органах. Так, вскоре после завершения оборонительных боев признали не подлежащими восстановлению и списали 10 самолетов, преимущественно истребители. С учетом этого потери воздушной армии до 12 июля составили уже 439 самолетов.

В развернувшейся грандиозной битве незначительными оказались показатели, характеризующие живучесть советских самолетов. Так, штурмовик успевал в среднем выполнить 13 самолето-вылетов, а истребитель — 15 (находясь в воздухе 11,5 ч) до того, как его сбивали. Несколько лучшее положение, наблюдавшееся в бомбардировочной авиации (живучесть — 62 самолето-вылета и почти 70 ч), объяснялось интенсивным использованием материальной части ночью. Обращает на себя внимание то, что 83% всех потерянных машин попали в графу «самолет не вернулся с боевого задания». В действительности, во многих случаях наших летчиков неожиданно сбивали внезапно появившиеся «охотники» противника, а оставшиеся в строю «сталинские соколы» не видели, когда и при каких обстоятельствах погибал товарищ.

Демонстрируя примеры мужества и самоотверженности, экипажи штурмовиков и бомбардировщиков в то же время не всегда умели действовать гибко, хитро, неожиданно, разнообразно. Хорошо зная тактику советских летчиков, скажем, пилотирующих «пешки», немецкие асы могли заранее подготовиться к отражению налета, навязав бой в наиболее выгодный для них момент. Можно указать еще на два немаловажных фактора, снизивших эффект воздействия ВВС Красной Армии на неприятеля.

Во-первых, средняя нагрузка боевых действий оказалась совершенно недостаточной: 2,1 вылета в сутки на исправный истребитель, 0,9 вылета на бомбардировщик и 0,6 вылета на штурмовик (только в некоторые дни и по отдельным частям эти цифры достигали 3,8, 2,2 и 3,1 соответственно{196}){197}. Во-вторых, в начале сражения ударные самолеты плохо согласовывали налеты с действиями наземных войск по месту и времени. Как следствие неувязок, удары наносились по второстепенным целям и даже по своим войскам.

Советское командование затратило огромные усилия на борьбу за господство в воздухе — 62% всех дневных вылетов выполнили истребители (1800 самолето-вылетов направили на прикрытие войск, а 2057 — на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков){198}. И все же главная поставленная задача — завоевание господства в воздухе — не была выполнена до конца оборонительных боев. Во многом наши неудачи объяснялись пассивностью форм борьбы с противником. Ни одного вылета не было затрачено для ударов по аэродромам днем, не предпринимались также попытки блокировать на них вражескую авиацию, связать боем истребители противника на подходе к линии фронта.

Хотя применявшиеся нашей истребительной авиацией пассивные приемы боевых действий снижали эффективность борьбы за господство в воздухе, они не были единственной причиной, мешавшей использовать наше численное превосходство. Советские летчики действовали гораздо менее напряженно, чем германские экипажи; кроме того, сказалась слабая организация управления нашими истребителями в воздухе.

Основной недостаток заключался в том, что к началу напряженных боев командирами авиационных корпусов и дивизий не было организовано радиоуправление истребителями над полем боя с земли. Выделенные для этой цели радиостанции наведения уже в первые часы Орловско-Курской битвы показали свою непригодность или ввиду неисправности техники, или из-за неудачного их расположения. В первую неделю сражения управление истребителями осуществлялось с командных пунктов командиров авиационных соединений, расположенных в 50–60 км от поля боя. Не наблюдая лично за воздушной обстановкой, действиями своих подчиненных, комдивы и комкоры вынуждены были принимать решения о наращивании сил в воздухе на основе донесений по радио, поступавших от участвующих в бою летчиков, и с командных пунктов наземных войск. Надо ли говорить, что эти многочисленные донесения и сообщения порой прямо противоречили друг другу. Поэтому правильную оценку положения получить не удавалось, а решения далеко не всегда соответствовали обстановке. [93]

В условиях напряженных и длительных сражений в воздухе личное участие командиров авиационных соединений или их заместителей в бою для управления истребителями по радио оказало бы огромную помощь летчикам. Руководствуясь указаниями опытных, знающих, пользующихся авторитетом командиров, удалось бы избежать ряда грубых ошибок, допускаемых советскими летчиками из раза в раз. Наиболее частая из них состояла в том, что наши истребители, действуя большими группами (временами по 12–18 машин), охотно ввязывались в схватку с парами и четверками «фокке-вульфов» и тем самым давали им возможность связать себя боем, а иногда увести группу из района патрулирования.

Те немногие командиры авиаполков, которые участвовали в боях, зачастую выполняли роли командиров звеньев и эскадрилий, возглавляя, скажем, ударную четверку. Летчики, не чувствуя общего руководства, начинали «драться» в одиночку, в лучшем случае парами. Можно возразить: и немцы вели бои парами. Но у них каждая пара выполняла свою задачу в интересах всей группы. Советские же молодые авиаторы в большинстве своем не имели достаточной летной и боевой подготовки для индивидуальных действий и несли неоправданно большие потери, особенно будучи предоставлены сами себе.

По воспоминаниям полковника А. Краснова, в мае 1943 г. он, тогда молодой летчик, вместе со своими товарищами мл. лейтенантами А. Шиховым, В. Мещеряковым и А. Логиновым прибыл в 519-й иап, базировавшийся в районе Курского выступа. От прославленного аса капитана И. А. Авекова, в эскадрилью которого они поступили, все четверо получили обидное прозвище «желторотых», но переживали не долго: «Мы в составе действующей армии. Все, что этому предшествовало, — ускоренный курс авиашколы с мизерным 8-часовым налетом, месяцы ожидания в сибирском запасном авиаполку — разом отдалилось и потеряло значимость. Ничего, что умения маловато, зато храбрости в избытке. А в мыслях — огневые схватки, горящие «юнкерсы» и «мессершмитты» {199}.

Действительно, все четверо храбро и самоотверженно сражались, но не избежали потерь. При сопровождении штурмовиков 5 июля погиб Логинов, а сам Краснов пытался на поляне посадить поврежденный истребитель, но тот скапотировал; с тяжелыми травмами летчик попал в госпиталь. В бою 12 июля отстал от группы и стал жертвой пары «охотников» Шихов. К сожалению, не меньшие потери в молодых летчиках понесли и другие части, принявшие первые удары люфтваффе.

Огромный урон нанесла нашей авиации практика непродуманного ввода в бой частей и соединений. Очень мало внимания обращалось на тактику действий [94] авиации противника и возможное противодействие с нашей стороны. В результате летчикам приходилось учиться только на собственном опыте. Наиболее ярко это можно проследить на примере частей 234-й над. К 10 июля летчики других дивизий (например, 1-й гвардейской, 273-й и 279-й над) уже усвоили много оплаченных большой кровью уроков, а в документах этого соединения анализировались первые бои с вражескими истребителями:

«В то время как наши самолеты патрулируют на крейсерских скоростях, истребители противника приближаются к линии фронта на скоростях, близких к максимальным, и тем самым обеспечивают себе преимущество в начале боя;

немцы быстро наращивают силы в ходе схваток; наши завязывают бой с четверкой FW. 190, а через несколько минут им приходится отражать атаки уже 24 «фокке — вульфов «;

одна пара противника заманивает нашу группу на свою территорию, где на нее внезапно набрасывается еще несколько пар «охотников», и т. д.»{200}.

Немецкая тактика применения авиации оказалась достаточно неожиданной и действенной. В это время все усилия бомбардировщиков и пикировщиков, к которым нередко присоединялись ближние разведчики и тяжелые истребители с бомбами, были направлены на поражение целей на глубину, не более

8–10 км от линии фронта. «Авиация в первые дни битвы была предоставлена наземным войскам в невиданном ранее количестве», — отмечалось в журнале боевых действий эскадры «Генерал Вефер»{201}.

Люфтваффе также отказались от налетов на советские аэродромы, но с первых же минут битвы вели борьбу исключительно активно. Как правило, усиленному воздействию с воздуха подвергались наиболее важные узлы обороны и опорные пункты. Если Ju.88 и Не.111 варьировали высоты и способы нанесения удара, то Ju.87 всегда бомбили с крутого пикирования. Наиболее эффективными немецкие налеты оказывались в тех случаях, когда огонь зениток несколько спадал, а советской истребительной авиации или не было над полем сражения, или она была предварительно связана воздушным боем.

Командование 6-го воздушного флота поставило до начала сражения перед истребителями задачу: не допустить нашу авиацию к полю боя и тем самым обеспечить свободу действий ударных самолетов и наземных войск. В ходе битвы был сделан и другой вывод: лучшим способом прикрытия своих войск является уничтожение максимально возможного количества самолетов противника, что обескровит ВВС Красной Армии. Немецким асам-»охотникам» удалось добиться многого. Они сыграли решающую роль в благоприятном для немцев соотношении потерь [95] и редко когда возвращались в те дни на аэродром, не покачав крыльями в знак очередной одержанной победы.

В отчетах 6-го воздушного флота указано, что за первую неделю проведения операции «Цитадель» 596 краснозвездных машин сбито в воздушных боях, 65 занесли на счет частей 12-й зенитной дивизии, а около 100 советских самолетов уничтожили зенитные средства наземных войск{202}. Как следует из вышесказанного, лишь примерно половина немецких заявок на победы подтверждается советскими документами.

Кроме того, не все сбитые самолеты стали жертвами точных очередей летчиков «фокке-вульфов». Так, уже 5 июля стрелок «хейнкеля» унтер-офицер Эльзнер (Eisner) из II/KG4 первым среди экипажей двухмоторных машин сбил истребитель на глазах товарищей, который он определил как МиГ-3. Имелись победы также на счету экипажей разведчиков и тяжелых истребителей. Однако не менее 400 «большевиков», согласно немецким данным, уничтожили примерно 20–25 ведущих асов группы I/JG54 и эскадры JG51. В составе этого соединения после гибели Штрассля наиболее результативно сражался фельдфебель И. Йенневайн — ему за это время засчитали 23 победы.

В германских документах можно встретить как различные домыслы, так и пропагандистские штампы. Так, в одних указываются сбитые МиГи и ЛаГГи, которых не имелось в составе 16-й воздушной армии к началу июля, в других говорится о «превосходстве германского духа, дисциплины и выучки», в третьих рассказывается о варварских методах борьбы русских, применении ими, например, таранов. Но немецкие «эксперты» не являлись лишь предметом пропаганды, а представляли исключительную опасность для всех летчиков ВВС Красной Армии, особенно молодых, только что вступивших в строй.

В то время как советские политработники рассказывали «о малоопытности большинства немецких летчиков-истребителей», о том, что «кадровый состав гитлеровской авиации уже выбит «сталинскими соколами», бои на Орловско-Курской дуге еще раз продемонстрировали обратное. Неоднократно наши авиаторы на личном примере убеждались: малейшие самоуспокоенность, расслабленность — быть беде. Например, 6 июля на глазах лейтенанта Кузнецова из 721-го иап одиночный FW.190 с одного захода неожиданно сбил три Ил-2{203}.

Воздушные сражения также показали, что самым опытным и подготовленным германским летчикам не гарантировалось благополучное возвращение на аэродром после выполненного вылета. Более того, наиболее результативные и, казалось, удачливые как раз и выбыли из строя в результате гибели или тяжелых ранений. Этот факт лучше всего свидетельствовал о напряженности борьбы за господство в воздухе. Обе стороны понимали: никто из противников не собирается в ближайшее время перебрасывать авиацию из района Орловско-Курской дуги на другие театры и, следовательно, гигантская битва будет продолжена до истощения неприятеля. [99]