Глава VI.

В начале шля 1915 года, когда уже немцы начали обстрел северных фортов Ново-Георгиевской крепости. [87] Эскадра Воздушных Кораблей покинула м. Яблонну (в 16 верстах от крепости Ново-Георгиевск) и перешла сначала в Белосток, а затем в г. Лиду Виленской губернии.

В Лиде имелся прекрасный аэродром, эллинг управляемого аэростата: «Астра», мастерские и казармы стоявших там в мирное время авиационной и воздухоплавательной рот.

Это дало возможность не только продолжать работы по сборке и ремонту воздушных кораблей, но и организовать систематичения занятия с офицерами эскадры по программе авиационных школ, а также приступить к практическому и теоретическому ознакомлению с пулеметами различных систем, проходить курс стрельбы и продолжать обучение управлению «Муромцами» будущего командного их состава.

20 июля, в день авиационного праздника (пророка Илии) был освящен новый «Илья Муромец II» (тип или cepия В), на котором были установлены изготовленные Русско-Балтийским автомобильным заводом в Риге первые pyccкие авиационные моторы{33}. Уже первые полеты «Ильи Муромца II» с этими моторами русского, а не иноземнаго производства дали прекрасные результаты и показали громадную разницу между ними и моторами «Salmson», «Sunbeam» не в пользу последних. [88] Эти русские моторы не только не уступали немецким моторам «Argus», но в некоторых отношениях превозошли их. «Илья Муромец» с нагрузкой в 50 пудов при первом полете легко достиг высоты 3450 метров.

На этом новом воздушном корабле «Илья Муромец II» были произведены опыты сбрасывания громадной, весом в 25 пудов бомбы (400 килограмм). Отделение от аппарата такой значительной тяжести совершенно не ощущалось на «Муромце». Бомба эта представляла основательное сооружение, вышиною около трех аршин (2-х метров); при падении на землю эта бомба зарылась на глубину 1 1/2 сажени. Снаряжена она была песком, но легко можно себе представить ту воронку, которая образовалась бы от взрыва приблизительно 20 пудов тротила.

После эвакуации и падения крепостей Ковны, Ново-Георгиевска, Брест-Литовска, оставления Вильны, в августе 1915 года, «Муромцы» должны были оставить Лиду.

В виду наступления германских войск на северном фронте под Ригой, «Муромцы» были направлены туда, а базой для них был избран Псков. Шесть «Муромцев»: «Илья Муромец I», «И. М. II», «И. М. IV», «И. М. V», «И. М. VI» и «И. М. Киевский» совершили 14 августа 1915 года перелет из Лиды во Псков, покрыв разстояние около верст. [89] Лететь пришлось при отвратительной погоде, в тумаане и дожде. У большинства командиров сказалась непривычка лететь по компасу. Лишь «Илья Муромец I», под командой лейтенанта Г. И. Лаврова, хорошо знакомого с вождением корабля в море по компасу, а кроме того совершившего с И. И. Сикорским перелет из Петрограда в Киев, когда пришлось лететь в сплошных облаках, пошел над облаками и благополучно спустился во Пскове. «Илья Муромец Киевский», командир которого шт.-кап. Башко не вполне доверяя компасу и опасаясь залететь к немцам, продвинувшимся в то время уже за Вильно, летел под облаками, иногда на высоте не превьшавшей 100 метров и прибыл во Псков оцновременно с Ильею Муромцем I», совершив путь от Лиды до Пскова втечение 5 час. 15 минут. «Илья Муромец V» (командир — поручик Г. В. Алехнович) опустился в 20 верстах от Пскова в каком-то имении. [90] «Илья Муромец II» (командир в. л., — шт.-кап. А. В. Панкратьев, сбился с дороги и сел в Ново-Свенцянах. Впрочем, все эти «Муромцы» хотя и с вынужденным спуском, благополучно достигли Пскова. Лишь «Илья Муромец IV (ком. в. л., пор. М. В. Смирнов, задержался на некоторое время в Режице, как видно, бывшей для «Муромцев» фатальной, судя по перелету в Действующую Армии воздушных кораблей «Ильи Муромца I» и «И. М. II» осенью 1914 года.

При пролете «Муромцев», летевших сравнительно низко и сильно шумевших своими моторами, в Островском уезде,. Псковской губерши, крестьяне, никогда не видавшие аэропланов, в панике спасались в леса.

В сентябре часть «Муромцев» перелетела в м. Зегевольд под Ригой, а 16 сентября они уже бросали бомбы в. Митаву занятую немцами. [91]

5 октября три «Муромца»: «И. М. II», И. М. V» и «И. М. IX», сделали налет на станцию Фридрихштадт, где сбросили 48 бомб весом по одному пуду, а «Илья Муромец II», сбросил бомбу в пятьнадцать пудов весом, разрушившую до основания два дома. В этом полете впервые принял учасие «Илья Муромец IX» под командой капитана Р. Л. Нижевского. Последний незадолго перед тем поступил в Эскадру Возд. Кораблей; ранее он состоял в постоянном составе Воздухоплавательной Школы и командовал управляемым аэростатом. Он сделался одним из лучших летчиков на «Муромце»; был одним из первых инструкторов Школы Эскадры и председателем технической комисии по приемке воздушных кораблей и малых аппаратов. Одним из первых он показал, что планирующий спуск на «Муромце» с выключенными моторами также возможен, как и на малом аппарате. Как было выше упомянуто, первый вынужденный планирующий спуск на «Илье Муромце» был выполнен в. л., пор. Башко 6 июля 1915 г. в 5 верстах от г. Холма, после боевого полета, в котором «Муромец» получил повреждения моторов. [92]

Кроме того капит. Нижевским впоследствии совершен был полет на «Муромце» в лунную ночь с посадкой на покрытый снегом аэродром, что считалось очень опасным, чуть ли не невозможным.

Оставшиеся в Лиде после отлета «Муромцев»: штаб Эскадры Воздушных Кораблей, мастерская, команда, а также имущество эскадры, «Муромцы», не могшие следовать воздушным путем и противоаэропланная батарея 75-ти мм. пушек, выбрались из Лиды с большим трудом. Лида, как узловая станция, была до невозможности забита не только эшелонами войск, перебрасываемых на северный фронт, но и поездными составами с вывезенными из Брест-Литовска, Варшавы, Осовца артиллерией и казенным имуществом, не говоря уже и множестве беженцев. Легко поэтому, можно представить, что творилось на этой станции, выбраться откуда было не так-то легко.

К счастью неприятельсюе аэропланы и «Цепеллины» не посетили тогда Лиду, быть может потому, что стояла отвратительная погода с безпрестанными дождями. Взрыв бомб, пожары в груженых многими пудами взрывчатых веществ вагонах окончательно дезорганизовали бы движение в этом важном железнодорожном узле.

Вывозу имущества эскадры очень помогла постройка женщинами, т. к. рабочих-мужчин в то время не было, небольшой ветки соединившей аэродром со станцией. [93] Правда железнодорожное полотно и рельсы на этой ветке держались, что называется, на честном слове, но все же путь выдержал и три эшелона, в числе которых один с большим грузом аэропланных бомб, попали на станционные пути, а оттуда через несколько дней выступили на Молодечно, причем вопреки всяким желездорожным правилам, за и перед поездом, в разстоянии около 200 саженей между ними, двигались другие поезда.

Во Пскове, или вернее в пяти верстах от последнего в Крестах, в усадьбе сельско-хозяйственной школы разместилась Эскадра В. К. со своими мастерскими, складами, ангарами.

Поле, приспособленное под аэродром, ранее представляло собою такое же непроходимое болото, какие тянутся по сторонам шоссе на много верст; оно было осушено сельско-хоз. школой прорытием дренажных канав.

Эти последние представляли много неудобств для аэродрома; их пришлось местами перекрывать, что заняло порядочно времени и задерживало полеты, тем не менее, как уже было сказано выше, большинство боеспособных «Муромцев» перелетело с этого аэродрома под Ригу и со средины сентября приняло участие в боевой работе на этом фронте.

Командиры этих воздушных кораблей уже соперничали между собой в смелости.

3 октября 1915 г. «Илья Муромец Киевский», перелетевший из Петрограда в Псков 27-го и из Пскова в Зегевольд 30-го сентября, совершил пятичасовой полет в глубокий тыл противника в г. Шавли, где был расположена штаб фронта германских войск генерала фон-Белова.

Не ожидавшийся там русский аэроллан, бросавший большие бомбы, надо думать, задал страху мирно спавшим чинам штаба.

В этом полете принял участие прибывший из Ставки Верхов. Главнокомандующего, генер. штаба полковник Гаслер. Вскоре этот германский штаб перешел в другое место.

Один из полетов «Ильи Муромца Киевского» едва не кончился для него очень плачевно. 6 октября 1915 г. во время полета этого воздушного корабля над г. Баусском, верстах в 50 от нашего фронта, остановились все четыре мотора, вследствие замерзания отстоявшейся в бензинопроводах воды не замеченного своевременно. [95] Командир «И. М. Киевского» шт.-кап. Башко повернул аппарат и стал планировать в сторону наших позиций. Артиллерийский офицер шт.-кап. Наумов и помощник командира шт.-ротмистр А. В. Середницкий старались руками отогреть трубки. С большим трудом удалось пустить в ход два мотора, работавшие с перебоями. Чтобы облегчить аппарат, пришлось выбросить не только бомбы, но и пулеметы, патроны и т. д. На двух моторах «Илья Муромец Киевский» перелетел на высоте 100 метров неприятельсюе окопы, так что ясно были видны немцы, открывшие сильный ружейный и пулеметный огонь по аппарату. По счастью, 64 пробоины от ружейных пуль, полученные «Муромцем» пришлись почти все в заднюю часть аппарата, поэтому никто из экипажа ранен не был и «Илья Муромец Киевский» благополучно опустился за нашей артиллерией под м. Олай. [95] Во время этого полета экипаж пережил жуткие минуты. Благодаря хладнокровию командира и дружной работе экипажа{34} все обошлось благополучно, несмотря на то, что подошедшие наши солдаты (сибирские стрелки), которым один из офицеров воздушного корабля от радости бросился на шею, упорно не хотели признавать офицеров, находившихся на «Муромце», за русских и собирались расправиться с ними, как с немецкими шпионами.

Несмотря на то, что в то время, т. е. к осени 1915 г., «Муромцы» уже достаточно показали не только свою пригодность к боевой работе, но и свое превосходство по сравнению с малыми аппаратами при полетах в глубокий тыл противника, в бомбометании, глубокой разведке, борьбе с неприятельскими аэропланами, та критика «Муромцев», которая около года тому назад так повредила их нормальному развитию, не прекращалась. [96] Если не могли обвинить «Муромцев», как «несовершенный» аппарат, винили генерала Шидловского, эскадру. В распространении подобных обвинений, которые правильнее следует назвать сплетнями, к сожалению принимали участие и некоторые из офицеров эскадры, принятые для замещения должностей командиров воздушных кораблей или их помощников. Некоторые из таких «командиров», не совершившие ни одного полета на «Муромце», казалось, хотели перещеголять в подобной критике самых закоренелых и упорных противников «Ильи Муромца» нисколько не смущаясь тем, что они продолжали оставаться офицерами той части, в которой они состояли на службе и которую они всячески и повсюду старались смешать с грязью. Офицеры эти находили поддержку среди чинов штаба Северного фронта, расположенного во Пскове. Среди таковых был, например, Начальник Штаба Главнокомандующего Сев. фронтом генерал Бонч-Бруевич, занявший впоследствии видный пост в советской армии.

На ряду с этим чрезвычайно печальным обстоятельством, конечно, очень мешавшем нормальному развитию «Муромцев», интерес к последним пробуждался все больше и больше. Кроме посещений аэродрома «Муромцев» Высочайшими особами и лицами высшего командования, не редко посещали его иностранные военные агенты, или даже целыя иностранные миссии. [97]

30 сентября 1915 г. аэродром Эскадры Воздушных Кораблей во Пскове, посетила французская военная мисая с генералами: маркизом De-Laguiche и D'Arriade во главе. Генералы эти очень подробно осматривали «Илью Муромца», а летавший на нем французский офицер со свойственной французам любезностью говорил, что в каюте «Муромца» «beau-coup du comfort»...

Кроме французской, посетила аэродром 24 апреля 1916 года японская военная миссия. Всех этих знатных и незнатных иностранцев принимали с чисто русским радушием и гостеприимством: угощали в собрании, показывали альбомы снимков, аппараты и т. д.

Японцы, любезно улыбаясь, кланялись и не пропускали ни одной детали. Посетившие в июле 1915 года аэродром «Муромцев» во Влодаве, где находились два лучшие возд. корабля: «Илья Муромец Киевский» и «И. М. III», английский офицер не только внимательно осматривал эти аппараты, но деловито делал промеры, заносил их в свою записную книжку и щелкал своим Kodak-ом». [98]

Нельзя без горечи и стыда вспомнить о том, что японские офицеры, очевидна искренно желавшие отблагодарить за радушный прием командира «Ильи Муромца V», по совету сопровождавшего их русского офицера, послали поручику Г. В. Алехновичу бутылку казенной водки «с белой головкой». Правда, такая водка была в то время редкостью, но Г. В. Алехнович{35}, к тому же человек не пьющbq, был очень обижен таким подарком, и не отослал его назад, повидимому, не желая «дипломатических» осложнений. [99] Водка была выпита за здоровье союзников. Так в то время мы, русские поддерживали в глазах иностранцев свой престиж. Внимание и интерес к «Муромцам», которые проявляли не только pyccкие, но и иностранцы, конечно, вызывались не одним простым любопытством.

Работа «Муромцев» на фронте, несмотря на то, что их было до смешного мало, говорила сама за себя. Достаточно вспомнить, что в 1915 году, т. е. в самом начале деятельности « Муромцев», ими было сделано около 100 полетов и сброшено было 1200 пудов бомб.

Два воздушных корабля: «Илья Муромец Киевский» и «Илья Муромец III» сделали в 1915 году около 70 полетов. О той пользе, которую приносили «Муромцы» своей разведкой в глубоком тылу неприятеля, уже сказано было выше. Легкие наши аппараты того времени не могли проникать в глубокий тыл противника, так как помимо порчи моторов, влекущего за собой спуск на неприятельской территории{36}, риск быть сбитым неприятельскими истребителями при переходе через линию позиций — был очень велик.

Успешная работа «Муромцев» втечение 1915 года повела за собою расширение штатов Эскадры Воздушных Кораблей: число последних было увеличено до двадцати. К сожалению из этих двадцати возд. кораблей, название боевых заслужили далеко не все. Среди них были «Муромцы» не сделавшие ни одного боевого полета. Из общего числа всех «Муромцев» — два сделали втечение почти двух лет по одному и два — по два боевых полета. [100] Четыре «Муромца» за то же время сделали менее чем по десять (от 4 до 8) полетов. Правда, что это были в большинстве «Муромцы» имевшие моторы «Sunbeam», которые уступали аппаратам с моторами «Argus» или моторами Русско-Балтийского завода. Но главная причина лежала не в моторах. И на моторах «Sunbeam» летчики желавшие летать и сражаться с врагом совершали подвиги, которые могут украсить страницы истории русской авиации.

Тем более велика заслуга этих доблестных офицеров: одни из них сложили свои головы в воздушном бою с сильным противником, другие были ранены, получили увечья, но все они исполнили честно свой долг и тем доказали, что они были рождены «летать, а не ползать».

Всего на «Муромцах» за три года войны сделано было около 400 боевых полетов.

Таким образом причины относительной бездеятельности части «Муромцев» нужно искать не столько в «конструктивных недостатках» этих воздушных кораблей и в несовершенстве моторов для них, сколько в отсутствии достаточного числа командиров обладавших необходимыми качествами для боевого летчика. [101]

Главнокомандующий Северным Фронтом генерал Куропаткин, при посещенш им 24 февраля 1916 года аэродрома Эскадры Воздушных Кораблей во Пскове сказал между прочим в разговоре с офицерами, что «всех лучших летчиков забрал в Эскадру генерал Шидловский»... Если судить по взглядам генерала Куропаткина — на немецкие «Цеппелины», которые он не вполне отделял от аэропланов, т. е. аппаратов тяжелее воздуха, то знакомство этого Главнокомандующего с авиацией было довольно поверхностным.

Надо думать, что фраза эта об лучших летчиках, которую приходилось слышать не редко и впоследствии, была подсказана ему кем-то из чинов его штаба не благоволивших к Эскадре.

Понятия хороший и лучший летчик весьма растяжимые. Так напр. командир воздушного корабля «И. М. Киевский» военный летчик Башко вовсе не считался в гатчинской авиационной школе — лучшим, в полетах же на «Муромце» он оказался выдающимся. [102] Некоторые из офицеров эскадры, занимавшие должности командиров или помощников командира вовсе не имели звания военного летчика и получили его уже в эскадре. Таковы напр.: капитан Р. Л. Нижевский, поручик Г. В. Алехнович, шт.-ротм. А. В. Середницкий, поручик Кротков и др.

Некоторые из считавшихся ранее и даже бывших на самом деле хорошими летчиками — командиров, поступив в Эскадру не совершили на «Муромце» и двух боевых полетов. Причиной тому было иногда то обстоятельство, что летчики эти, как принято было выражаться в авиации: «потеряли сердце».

Был напр. следующий случай: офицер, который давал по своей прошлой деятельности основание считать его хорошим боевым летчикам, был принят в Эскадру, назначен командиром одного из «Муромцев» и совершил на нем всего лишь один боевой полет. До поступления в Эскадру он служил в легкой авиации и совершая перелет на новое место стоянки, вместе с другими летчиками отряда был ранен и сбит пулеметным и ружейным огнем одного из наших полков, начальствующие лица которого не сумели отличить свои аэропланы от вражеских.

Оправившись от ран этот летчик поступил в Эскадру, «потерял сердце» и избегал не только боевых, но и вообще всяких полетов.

Были и такие командиры, которые «не теряли сердца», так как не имели к тому случая, а может быть и «сердца». Эти заявили себя наиболее ярыми противниками «Муромцев», хотя они и продолжали оставаться в Эскадре Возд. Кораблей, при всяком удобном и неудобном случае обливаемую ими грязью.

К счастью, это были единичные случаи, но не будет преувеличением сказать, что большинство офицеров-летчиков не только не старались разсеять всевозможные, иногда вздорные слухи про «Муромцев» и Эскадру, но и сами были не прочь «покритиковать начальство», что как известно было нашей слабостью. [103]

В эскадре был довольно характерный случай, который может служить как бы иллюстращей к приведенному. Один еще очень молодой летчик, подававший больше надежды и оказавшийся прекрасным пилотом и на «Mypoмце», был назначен в помощь командиру одного из воздушных кораблей для предстоявшего большого перелета. Взявши пример со своих старших товарищей, этот еще очень юный офицер всюду и везде бранил «Муромцев». Не встречая в старших резкого осуждения, он от слов перешел к делу и стал относится к исполнению своих служебных обязанностей соответствующим образом. Дело дошло до того, что он опоздал к вылету своего корабля. Командир не стал дожидаться и улетел без него.

Этому enfant gate пришлось совершать путешествие не воздушным путем, а ползти в эшелоне по железной дороге. Подобный случай возможен был лишь потому, что старшие относились снисходительно к этому подававшему надежды молодому офицеру, т. к. сами не прочь быта покритиковать «Муромцев» и эскадренные порядки, что считалось чем-то вроде хррошего тона для всякого летчика, не желавшего порывать связей с «легкой» авиацией. [104]

Затруднения, встречавшиеся при выборе и назначении командного состава воздушных кораблей, повела к тому, что при эскадре образована была своя авиационная школа. Это сильно усложняло дело, таккак отрывало часть летчиков от боевых «Муромцев», но вызвана она была необходимостью. Во время войны встречались офицеры, которые цинично обясняли свое стремление поступить в авиацию тем, что «там, т. е. в авиации, можно было две формы носить, (форму своей части и авиационную) и ничего не делать...»

Подобные кандидаты в летчики попадали и в школу эскадры, и конечно способствовали распространению слухов об «никуда негодной постановке дела». Те, кто хотел работать, получали в эскадре полную к тому возможность.

Выпущенные из школы эскадры военные летчики показали себя впоследствии с самой хорошей стороны. в числе вышедших из этой школы летчиков был получивший вскоре должность командира «Ильи Муромца XVIII» штаб-ротмистр А. В. Середницкий{37}.

При таких условиях происходило развитие «Муромцев». Приняв во внимание, что война, резко изменившая всю жизнь в Poccии, отозвалась на заводской деятельности, и в мирное время бывшей в зависимости от заграницы, станет понятным, что постройка заводом «Муромцев» не могла иметь той планомерности, которая необходима для широкой постановки дела. Вдобавок, с занятием германскими войсками Курляндии и части Лифляндской губернии создалась угроза Риге, где находились главные мастерские Русско-Балтийского автомобильного завода. Немецкие позиции были лишь в двадцати верстах от Риги и завод приказано было эвакуировать внутрь России, что и было сделано осенью 1915 года, т. е. как раз в то время, когда завод только что выпустил свои первые авиационные двигатели. [105] Отделением Р. Балтийского завода в Петрограде, где строились аэропланы Сикорского (без моторов), выпущено было с 1914 по 1918 год всего около 70 аэропланов различных типов «Ильи Муромца». Далеко не все эти аппараты приняли yчастие в боевых полетах, а многие из них, в особенности после револющи, не были даже приведены в годное для полетов состояние, т. к. с общим развалом и углублением революции было не до «Муромцев».

За это время иностранная техника ушла далеко вперед. Уже в 1916 году, когда «Муромцы», благодаря указанным выше причинам, могли лишь медленно усовершенствоваться, у наших врагов, а также и у союзников появились многочисленные аппараты легкого типа, обладавшие скоростью, превосходившей «Муромца» чуть не вдвое. В этом нет ничего удивительного, если припомнить, что у нас в мирное время, при слабо развитой по сравнению с заграницей, промьшленностью, строившиеся на наших верфях броненосцы устаревали еще на стапеле, до их спуска.

Не совсем понятным является тот факт, что союзники наши не помогли нам в деле изготовления наших русских моторов, как мы видели из предыдущего, оказавшихся много лучше французских и английских моторов.

Надо думать, что им было выгоднее, не только с коммерческой точки зрения, сбывать всю ту заваль, которая оказалась у них ненужным хламом.

У нас в Poccии привыкли смотреть, что все то, что носило марку: Made in England, Germany и т. д. говорит само за себя, поэтому, раз хлам носил такую марку, то он уже был хорош и его принимали чуть ли не как знак великодушного внимания со стороны наших друзей и союзников{38}. Время показало однако «рукой безпощадною», что союзникам нужна была не сильная национальная Россия, а лишь пушечное мясо для ослабления их конкуррента Германии, поэтому заботиться о поддержке и развитии наших отечественных предприятий вовсе не входило в их планы. [106]

В то время, как «Ильи Муромцы», лишь с трудом выходили из своего несколько затянувшегося детства, Германия, оценив по достоинству идею Сикорского, использовала ее и приступила к постройке больших многомоторных аэропланов, недостаток в которых, как мы видели выше, по словам пленных германских летчиков, сильно ощущался в австро-германской армии.

В 1917 году появились больше немецкие аэропланы: «Gota», которые причинили не мало бед своими налетами на Париж, Дюнкирхен и другие важные пункты Франции. Это в свою очередь заставило наших союзников обратить особое внимание на тяжелую авиацию. Так, по крайней мере, говорит об этом профессор Николаевской Военной Академии, генерал Головин, в своей статье: «Настоящее и будущее авиации».