Германское наступление на левом берегу
I. Период от 6 марта до 10 апреля
Наступление от 6 до 10 марта
«Наступил серьезный момент», говорит маршал Петэн в своей книге «Верденское сражение»{6}.
«Сможет ли барьер «позиции сопротивления» между р. Маас и Аргоннами устоять перед атакой, которую мы ожидали с действительным беспокойством? Каждый проходивший день поднимал наши надежды. Генерал Базелер расположил свои главные силы на общей лилии от Кюмьер до Авокур, через Морт-Ом и высоту 304, где мы хотели держаться во что бы то ни стало. Он деятельно и разумно организовал силы обороны.
На передовой позиции по ручью Форж мы оставили аванпосты, достаточно сильные, чтобы расстроить боевой порядок наступающего и нанести ему чувствительные потери, прежде чем он подойдет к настоящей позиции сопротивления».
Участок фронта обороны по левую сторону от р. Маас был поделен между ген. Альби (от Авокур искл. до Бетинкур искл.) и ген. Эме (от Бетинкур до р. Маас).
Ген. Альби располагал 29-й пех. дивизией, 51-й бригадой 26-й пех. дивизии и территориальными частями.
Ген. Эме располагал 67-й пех. дивизией и 38-й бригадой территориальных войск.
Объединявший командование всем участком ген. Базелер уточнил направление позиций, организация которых была предписана командованием 2-й армии.
Но прежде чем этот план был реализован, неприятель перенес свои главные действия на левый берег р. Маас.
В это время линия фронта обороны проходила через лес Малянкур, деревню Малянкур, Бетинкур, Форж, высоту Уа с наблюдательными подвижными постами впереди.
Главная позиция сопротивления, утвержденная ген. Петэном, проходила через Авокур, высоту 304, высоту Морт-Ом, Кюмьер [19] и соединялась в Шарни с главной позицией сопротивления правого берега.
Германская бомбардировка на левом берегу усиливается и достигает такой силы, что 5 марта
«вся позиция сопротивления и район артиллерийских позиций в тылу приобретают вид шумовки, отверстия которой заходят одно на другое. На обратном окате Морт-Ом и на высоте Уа проволочные заграждения во многих местах искромсаны».
Между 10 час. и 10 ч. 30 м. 6 марта неприятель выходит из своих траншей, атакует и окружает центр сопротивления Форж. Его продвижению благоприятствуют снегопад и густой туман.
Неприятель переходит ручей Форж, обороняемый лишь слабыми частями передовой линии, но наталкивается на сопротивление у высоты Уа.
Окруженный Форж сдался. Ночью падает и высота Уа (265), но неприятель задержан и остановлен огнем позиции сопротивления.
«Барьер выдержал»... [20]
7 марта опять возобновляется «ужасающая» бомбардировка, все теми же крупными калибрами.
К 11 час. и 11 ч. 45 м. германская пехота атакует и захватывает Кюмьер и лес Корбо, но неприятель не в состоянии продвинуться далее.
После жестокого боя перед деревней Кюмьер его попытка обойти наши позиции долиной р. Маас терпит неудачу; деревня Кюмьер попрежнему в руках французов.
«Позиция сопротивления» осталась нерушимой.
В 8 час. утра смелая контратака, выполненная двумя батальонами 92-го пех. полка и двумя ротами 139-го пех. полка, снова привела нас в лес Корбо и вернула почти весь лес Кюмьер.
Вечером линия французских передовых частей проходила через деревни Бетинкур, Морт-Ом, Кюмьер, имея впереди леса Корбо и Кюмьер{7}.
9 марта неприятелю удается продвинуться между Бетинкур и лесом Корбо и укрепиться на полусклоне между ручьем Форж и высотою Морт-Ом, но зато в ночь с 9 на 10 марта неприятель был отброшен от леса Корбо.
10 марта неприятель вновь начинает подготовку атаки на лес Корбо, лес Кюмьер, Кюмьер и Морт-Ом.
В 11 ч. 45 м. он атакует с трех сторон лес Корбо. 92-й пех. полк, теряя в борьбе всех своих старших офицеров, вынужден отойти назад около 13 час. Контратака 139-го пех. полка успеха не имела.
К концу дня неприятель занял полностью леса Корбо и Кюмьер.
Французы удержались на обратном скате вблизи юго-западных опушек этих лесов.
Вечером 10 марта французская линия проходила через Малянкур, Бетинкур, Морт-Ом, южные опушки лесов Корбо и Кюмьер, деревня Кюмьер.
Таким образом, на левом берегу р. Маас неприятелю не удалось прорвать «позицию сопротивления», несмотря на значительные усилия и остервенелые атаки. Ген. Жоффр мог выпустить свой приказ «солдатам Вердена» от 10 марта, который заканчивался следующими словами:
«Взоры страны обращены на вас. Вы станете теми, о которых скажут: «Они преградили германцам путь к Вердену».
Наступление от 11 марта до 10 апреля
Начиная от 11 марта, борьба принимает разнообразный характер.
Видя безуспешность попыток захватить Верден атаками широкого, размаха по обоим берегам р. Маас, неприятель решил [22] предпринять серию локальных атак на узком фронте с сосредоточением на нем всех своих средств.
На левом берегу он поставил себе целью овладеть массивом высоких трудно доступных холмов, разъединенных ручьем Эйетт (Hayette) (приток ручья Форж) на два главных оборонительных района. Правый район составляла высота Морт-Ом, левый район — продолговатый и голый горный отрог с высотою 304, выдвинувший вперед к северо-западу «шпору»{8} — высоту 287 — и еще далее вперед — позиции Малянкура и Бетинкура.
На этом участке западный подсектор занимала все время 29-я пех. дивизия.
В восточном подсекторе сменялась 67-я пех. дивизия. Эта дивизия потеряла в боях половину боевого состава и в том числе более половины своего командного состава. Ее сменяла 25-я) пех. дивизия (ген. Дэбнэй) с ночи 9 на 10 марта до ночи 13 на 14 марта.
11 марта ген. Дэбнэй принял командование восточным подсектором. В этом подсекторе с 10 по 15 марта происходила бешеная борьба за обладание Морт-Ом, на вершине которой наши офицеры и солдаты, сближенные опасностью, жертвовали собою бок о бок.
Ген. Дэбнэй в донесении о действиях здесь своей дивизии мог с гордостью написать:
«Я дал приказ, что никто не должен отступать.
Этот приказ был точно выполнен. Один командир бригады и три командира полка пали, подавая пример исполнения долга. Ни один человек не мыслил отступать назад»{9}.
14 марта неприятель взял укрепления высоты 265, северо-западнее Морт-Ом (295), но потерпел неудачу в восточной части этой позиции.
Контратаки для захвата высоты 265, выполненные 15 марта двумя батальонами 16-го пех. полка и 16 марта одним батальоном 154-го пех. полка, — не удались.
16 марта левобережный участок — группа Базелера — был вновь переделен между двумя корпусными командирами. Западный подсектор — ген. Альби (13-й арм. корпус) с 29-й пех. дивизией в первой линии. Восточный подсектор — ген. Бертело (32-й арм. корпус) с 40-й пех. дивизией в первой линии.
В ночь с 16 на 17 марта начинается смена 25-й пех. дивизии 40-й пех. дивизией (ген. Леконт).
В то время как фронт восточного подсектора как будто стабилизовался, стала обрисовываться угроза наступления на [23] фронте западного подсектора. Восточная граница западного подсектора со времени потери высоты 265 доходила до Бетинкур; западная же граница всегда оставалась Авокур искл., Ресикур, где устанавливалась связь с правофланговыми частями 19-й пех. дивизии (5-го арм. корпуса) 3-й армии.
Начальником боевой линии западного подсектора был ген. Сален, командир 29-й пех. дивизии. Бригады этой дивизии занимали — 58-я — восточную, а 57-я — западную часть боевой линии подсектора; эта последняя обороняла леса Малянкур и Авокур.
26-я пех. дивизия — во второй линии в районе Ресикур.
В дальнейшем она должна была занять восточную часть подсектора.
20 марта германцы переходят в наступление, стремясь охватить с запада массив высоты 304, Морт-Ом.
После редкой по свой интенсивности бомбардировки, 11-я баварская дивизия врывается в лес Малянкур и овладевает им. Ею был захвачен на командном пункте полковник, командовавший 57-й бригадой.
21 марта район Окур — Малянкур также был подвергнут сильной бомбардировке:
22 марта бомбардировка усилилась, и к полудню неприятель атаковал укрепления Мартен, Воклюз и селение Окур, которое, судя по донесениям, переходило из рук в руки.
После ожесточенной борьбы 23 и 24 марта эти укрепления остались в руках неприятеля. Французские войска попрежнему занимали Малянкур, «Группу ручья» («Groupe de Ruisseau»), Окур и во второй линии укрепления Пейру и Вассенкур.
В распоряжение ген. Базелера, была передана 76-я пех. дивизия (ген. Вассар).
22 марта 89-я бригада под командованием полк. Колэн должна была контратакой вернуть нам лес Малянкур. [24]
Эта контратака была отложена ввиду германской атаки в районе Окур; ген. Петэн 26 марта ограничивает первоначальную задачу, давая объектом только юго-восточную часть леса Авокур.
Наконец, 29 марта намеченная контратака возобновляется и реализуется неожиданно для противника.
Французы врываются в лес, где завязался рукопашный бой (штыки и ручные гранаты).
Редюит Авокур был взят частями под начальством подполковника Малерэй, который пал смертельно раненым у своей цели.
Открывшаяся на один момент на фланге Аргонн брешь — закрыта.
25 марта группа Базелера была расформирована.
Ген. Альби (13-й арм. корпус) и ген. Бертело (31-й арм. корпус) были подчинены непосредственно командованию 2-й армии. Ген. Петэн решил вклинить между ними еще третью группу под начальством ген. Бальфурье (20-й арм. корпус).
В ночь с 26 на 27 марта 11-я дивизия 20-го арм. корпуса приступила к смене 76-й пех. дивизии. [26]
Начиная с 26 марта, стали поступать сведения, что в районе Малянкур германцы ведут окопные работы по устройству аппрошей.
На случай вероятной неприятельской атаки командир 76-й пех. дивизии получил следующую директиву:
«Позиция севернее ручья Форж составляет только передовую линию. Ее гарнизоны, доведенные до строго необходимого минимума, не должны больше усиливаться. Задача их — интенсивным огнем пулеметов, без поддержки заградительного артиллерийского огня, удерживать за собой местность до конца и таким способом действий возможно дольше задерживать неприятеля.
Главная позиция упорной обороны намечена через Вассенкур, Пейру, Окур, Палявас, Альзае, Лоррэн, Серб, имея глубину до высоты 304».
26, 27 и 28 марта неприятель неистово бомбардирует все расположение группы Альби.
28 марта, после обстрела фронта Бетинкур, Малянкур, Авокур, к 15 час. неприятельская артиллерия с удвоенной силой обрушилась на центр Малянкура.
Около 15 ч. 30 м. разразилась атака против выступа, образуемого деревней Малянкур и соседними укреплениями. Атака была отбита, но Браконно и укрепление Баррикады остались в руках неприятеля.
29 марта неприятель не возобновил своих атак, и, как мы видели, могла состояться контратака французов на лес Авокур.
В ночь с 29 на 30 марта 11-я пех. дивизия сменила последние подразделения 76-й пех. дивизии, и 30 марта ген. Бальфурье принял командование группой центра на фронте — от юго-западной оконечности леса Авокур до Бетинкур.
Две бригады 11-й пех. дивизии были расположены в линию: 21-я бригада (26-й и 69-й пех. полки) — налево от укрепления 14 до Окур и 22-я бригада (79-й и 37-й пех. полки) — направо от укрепления Ксермамениль до Бетинкур.
С 14 по 30 марта на правом берегу р. Маас неприятель ограничил свои действия частными пехотными атаками и непрерывным артиллерийским обстрелом. В эти же дни, как мы видели, неприятель сосредоточил главные свои усилия на левом берегу, что он продолжал делать и в последующие дни.
Отход к югу от ручья Форж
30 марта, когда ген. Бальфурье принимал свой новый сектор, бомбардировка от Малянкур до. Бетинкур усиливалась и продолжалась весь день.
Около 19 час., после неистовой бомбардировки 210-мм снарядами, германцы атаковали и завладели укреплением Ксермамениль. [28]
Части 69-го пех. полка, безнадежно сопротивлявшиеся в Малянкур, были буквально затоплены подавляющей массой неприятеля, и деревня осталась в руках последнего. Напротив, Окур устоял против всех атак.
Утром 31 марта ген. Петэн приказал твести с северного берега ручья Форж части прикрытия, выполнившие свою задачу и подвергавшиеся теперь опасности окружения.
79-й пех. полк, занимавший 3-м батальоном позицию от Окур до Жубер и 2-м батальоном (Телье) резко выдвинутый лес Карре, в ночь с 31 марта на. 1 апреля скрытно и незаметно для неприятеля отошел к югу от ручья Форж, в промежуток между укреплениями Палявас и Альзас, и установил тем самым непрерывный фронт обороны в этом районе.
С этого момента деревня Бетинкур, где находился батальон Киффер 37-го пех. полка, рассматривалась только как передовая позиция. Действительная же оборона перенесена была на линию укреплений Лоррэн, Альзас и Серб, которую оборонял 37-й пех. полк, имея вправо тесную связь с группой Бертело.
Нажим неприятеля на фронт Малянкур, Бетинкур сопровождался попытками охвата на флангах Морт-Ом и лес Авокур, которые были 31 марта и 1 апреля отбиты контратаками.
Не обнаружив отхода частей прикрытия с северного берега ручья Форж, неприятель решился подойти к оставленной позиции только после бомбардировки неслыханной мощности, продолжавшейся весь день 1 и часть дня 2 апреля, после чего его пехота атакует впустую и несет большие потери под действием нашего сосредоточенного огня.
В последующие дни бомбардировка продолжалась с той же силой.
Больше не существовало ни окопов, ни ходов сообщения.
В подавляющей атмосфере, среди густой пыли взрывов, которая душит, жжет глаза, изолирует каждого от своих соседей, храбрые бойцы 11-й пех. дивизии дошли до предела человеческих страданий — до сознания безнадежности своего положения.
Ждут атаки каждую минуту и невыносимое нервное напряжение бесконечно продолжается...
В утренние часы 5 апреля бомбардировка Окур, Вассенкур, Палявас усиливается; укрепления исчезают в дыму, разрушенные, разбитые. Это уже общий разгром защитников, которые в адском грохоте даже не в состоянии уяснить, отвечает ли еще французская артиллерия.
В 16 час. германская пехота ринулась на Палявас, где 69-й пех. полк сопротивлялся до последнего человека. Одному лишь из оставшихся в живых удалось с наступлением ночи доползти до наших линий. В 18 час. после героической борьбы падает Окур. Начальнику этих храбрецов майору Ванье, трижды раненому и ограбленному германцами, которые приняли его за мертвого, кое-как удалось ночью доползти до наших линий.
Чтобы вновь взять Палявас, тотчас организована была контратака. В 4 ч. 30 м. 6 апреля один батальон 153-го пех. [29] полка (39-й пех. дивизии) и две роты 26-го пех. полка (11-й пех. дивизии), дебушируя из Пейру, бросаются в контратаку. Эти части не смогли пройти неприятельского заграждения и окопались перед Палявас.
Организуется новая контратака, которая должна быть исполнена утром 8 апреля после методической подготовки 146-м пех. полком 39-й пех. дивизии, сменяющей 11-ю пех. дивизию.
Но 7 апреля бомбардировка была такова, что всю нашу артиллерию пришлось привлечь на отражение неприятельской атаки, которая ожидалась и разразилась около 17 ч. 30 м.
Защищая каждую пядь земли, 26-й пех. полк жертвовал собой, но не был в состоянии отстоять укрепления Пейру и Вассенкур, которые к ночи были захвачены неприятелем.
153-й пех. полк (39-й пех. дивизии), только что сменивший 69-й пех. полк, был отброшен к лесу Камар. Контратака частями 146-го пех. полка и 160-го пех. полка (39-й пех. дивизии), выполненная внезапно утром 8 апреля, чтобы вернуть укрепления, терпит неудачу.
Впечатления бойцов 11-й пехотной дивизии
Воспоминания младшего врача Шабо 79-го пехотного полка (26 марта — 12 апреля)
«Уже во время нашего пребывания в Лотарингии на секторе Ланфруакур, где у меня был пункт медицинской помощи, мы слышали пушки Вердена и Керсиньи. По интенсивности шума мы могли составить себе представление о силе боя, который там происходил.
Таким образом, когда в начале марта мы были сменены, мы были уверены в нашем предстоящем назначении. А когда погруженные в Людр 12 марта мы выгрузились ночью в Мюссэн близ Бар-ле-Дюк, наши предположения перешли в уверенность.
Мы не пошли, однако, сейчас же на позиции, а провели более недели спокойно в Комбль и Брийон (на дороге из Сен-Дизис в Бар-ле-Дюк), где мы наблюдали непрерывный поток грузовиков, подвозивших к фронту средства снабжения и войсковые части.
20-го полковник Манжен собирает полк между Комбль и Брийон. После смотра он приказывает сомкнуться в карре и громким голосам говорит нам о будущих тяжелых днях, об обязанности принять 7–9 апреля участие в событиях, которые развертываются на р. Маас. И на следующий день мы отправились навстречу своей судьбе.
21-го — переход на Шардонь.
В Фен полк проходит перед ген. Бальфурье, который нас приветствует за каналом у подъемного моста.
22-го, пройдя Рамберкур-о-По, сильно разрушенный неприятелем в 1914 г., мы пришли в Сен-Жан. На следующий день выступаем по [30] тревоге ранним утром. Около 11 час. мы делаем большую остановку около мельницы Рампон. Когда мы кончили обед, командир полка собрал офицеров. То, что он нам сказал, было так мао успокоительно, а сведения, полученные из бригады и касавшиеся противника, были так неточны, что был дан приказ людям прикрепить шанцевый инструмент на поясной ремень и зарядить оружие. Однако, вечером мы пришли беспрепятственно в лес Хесс, превращенный в лагерь с шалашами из веток: лагерь Бетеленвилль.
24 марта мы устраиваемся в лесу и улучшаем наши убежища, так как в них идет дождь почти такой же, как и снаружи. Вечером мы идем работать в Монзевилль.
25-го дневной отдых в нашем лесу, откуда почти ничего не слышно о сражении. Вечером мы опять идем работать направо от деревни Эн. Такой холод, что я согреваюсь только когда копаю землю.
26-го с наступлением ночи мы отправляемся на позиции. Плохо руководимые, мы идем по дороге Эн, Бетинкур, где попадаем под снаряды: 16 раненых и 4 убитых в этом ужасном овраге Эйетт. Я укрываю и перевязываю раненых в погребах последних домов деревни, возле моста через ручей Форж.
Батальон поворачивает обратно, чтобы вернуться в лес Хесс. При виде наших товарищей, возвращающихся на свое старое место, люди боевого обоза удивляются. «Что ты хочешь, — говорит им один из наших людей, — сделали обходное движение, которое не удалось».
Смена, не удавшаяся в ночь с 26-го на 27-е, была произведена лишь следующей ночью.
Мой батальон занимает позиции впереди леса Каре, который расположен к северу от дороги Бетинкур, Малянкур и приблизительно в 800 м от ручья Форж, который переходят по мостику.
От этого мостика до дороги едва заметный ход сообщения, а почва по долине болотистая. Поэтому передвижения через долину маскировались траверсом из туров, который доходил почти до дороги. В лесу Каре имелись землянки наполовину в земле, наполовину над ее поверхностью, где укрывались: резервная рота, командный пункт полковника Манжен, командный пункт моего командира батальона и мой медицинский пункт. В каждом убежище были значительные запасы сухарей и водки. Кроме того, я имел в своем медицинском пункте потрясающее количество противогазов «М2», ящики с перевязочным материалом и «шины» для перевязки переломов.
28 марта был ужасный день. Мы слышали, как снаряды в большом количестве пролетали над нашими головами. День 29 марта был более спокоен, однако, снабжение функционировало плохо. Ели сухари и мясные консервы, запивали водой из ручья, смешанной с водкой.
Полковник пошел вперед, чтобы установить свой наблюдательный пункт на высоте 304.
День 30 марта протекает мучительно. Нас обстреливают из 15-см и 21-см орудий. Разрывы следуют один за другим. Наружу нельзя высунуть носа. К вечеру указок больше не существует. Я едва нашел командный пункт майора. От последнего я услыхал, что левый фланг нашего полка обнажен и наш первый батальон не имеет больше контакта с 69-м пех. полком, а Малянкур захвачен неприятелем. Перед нами стал вопрос: [31] не будем ли мы вынуждены отойти с нашей позиции обратно за ручей Форж? В ожидании худшего мы проводим ночь в полном снаряжении.
Плохим днем было 31 марта. Ночью беспокоящий огонь по тылам, по постам, по ходам сообщения снарядами средних калибров, но с рассветом нас опять бьют тяжелые снаряды. Несмотря на это, разрушения не слишком велики. Наше убежище держится довольно хорошо, хотя свет там тухнет каждую минуту под ударами близких разрывов.
Вечером мы получаем приказ оторваться от противника и отойти в полной тишине. Неприятель ведет редкий артиллерийский огонь; он должен подвести новые запасы снарядов на свои батареи, после расточительной траты их в течение последних дней. Мы эвакуируем все, что можно увезти. Однако, за насколько минут до нашего ухода вспыхивает пожар в убежище до соседству с медицинским пунктом. Мы законопачиваем все дыры и щели медицинского пункта соломенными тюфяками и накладываем сверху мешки с землей, в надежду продержаться в убежище по крайней мере до момента нашего отхода. Мы идем в хвосте колонны с капитаном Николя и майором Телье. Капитан Николя, как только мы перейдем мостик через ручей, взорвет и мостик и траверс из туров.
Подойдя к тактическому гребню, господствующему над южным берегом ручья Форж, люди бросают мешки на землю и начинают рыть траншею перпендикулярно ходу сообщения Жолиетт, связывая укрепление Палявас с укреплением Альзая. Эту траншею называют именем только что убитого молодого лейтенанта — траншея де-Ромемон.
На рассвете вся работа останавливается. Свеже взрытая земля покрывается полотнищами палаток. Людям запрещено двигаться.
Мы располагаем наш медицинский пункт на полусклоне высоты 304, против второго гребня Морт-Ом, доминирующего над оврагом Эйетт. Впереди над моим пунктом ложная 120-мм батарея. Она, кажется, не получила ни одного снаряда.
1 апреля — спокойный день на нашем секторе.
Наше убежище ненадежно: ответвление хода сообщения, покрытое гофрированным железом. Мы стараемся закопаться получше. Немцы покрывают снарядами решительно весь наш бедный лес Каре. Подлинная трата снарядов впустую. Но это хорошо до тех пор, пока мы ничего не получаем в свою траншею.
2 апреля — день, спокойный почти повсюду. Наши товарищи хорошо окопались в своей новой траншее, и неприятель, кажется, до сих пор еще их не заметил.
Я читаю в своей полевой книжке: «Видел сегодня, 3 апреля, прекрасную атаку на Морт-Ом, но наша 155-мм артиллерия навела там порядок». Когда германцы пошли волнами со второго (северного) гребня, они попали под убийственный, уничтожающий огонь 155-мм снарядов. Видна было, как таяли их цепи и как они потом откатились к своей исходной позиции. Все это длилось не более 5 минут.
4 апреля прошло довольно спокойно; повсюду слабая бомбардировка. Но по укреплениям огонь непрерывный; они — настоящие гнезда для неприятельских снарядов.
В течение 5-го обстрел тяжелыми снарядами становится ощутительнее: теперь траншеи обстреливаются 155-мм и: 210-мм снарядами. Потери становятся серьезными. Большие потери несет 7-я рота. [32]
Говорят, что 6-го бомбардировка еще больше усилилась. Ночью — заградительный огонь по ходам сообщений и постам.
7 апреля непрерывный обстрел тяжелой артиллерией. Он проникает всюду. Люди укрываются в убежищах, закапываются в землю. Эвакуация становится трудной, и я не имею места, чтобы приютить бедных людей, которые приходят на медицинский пункт. Люди уплотняются как могут, а ночью те, кто в состоянии, идут до первого обоза, чтобы оттуда добраться до санитарного поезда. Люди больше не спят и не едят.
Для довершения несчастья мы получаем санитарную службу 3-го батальона 160-го полка (мой прежний батальон с начала 1915 г.), которую мы приютили кое-как, но которая не дала нам никакой помощи. И мы вздохнули облегченно, когда 9-го утром она нас покинула. Теснота узких проходов, трудность оказания помощи, загромождение непригодным для нас оборудованием — все это делает понятным наше душевное состояние.
Эвакуации становятся все более и более трудными, ранения — более серьезными. Ходы сообщения и траншеи так разгромлены артиллерийским огнем, что во многих местах почти что сравнены с землей.
Чувствуется конец. Немцы не замедлят атаковать. И все этого хотят, так как ожидание стало невыносимым.
9 апреля в 7 час., или в 7 ч. 30 м. снова начался систематический обстрел тяжелыми снарядами с еще большей интенсивностью, если это вообще возможно. Час за часом тяжелые снаряды падали дождем на ходы сообщения, на траншеи, на Палявас, на Альзас. К полудню начинается атака. Уцелевшие пулеметы французов ведут учащенный огонь. Захваченные врасплох немцы укрываются, где и как могут. Вновь возобновляется неистовый артиллерийский обстрел. Это уже больше не систематическая стрельба, как было утром, когда можно было проследить огонь батарей по траншеям; снаряды падают повсюду. Потери, очень тяжелы. Осталось не больше 30 винтовок на роту. Несмотря на просьбы командира полка, нас не могут сменить. 37-й полк, один батальон которого (майор Лионн) находится в укреплении Альзас, просит пополнения; ему была послана 10-я рота (капитан Далифар).
В течение дня 10-го началась новая артиллерийская перестрелка; тяжелые снаряды снова начали свою мрачную работу. Люди — всклокоченные, растерянные. Некоторые из них были ранены по нескольку раз, прежде чем окончательно погибнуть.
Около 11 час. Альзас падает. Бедный Далифар! Правый фланг 5-й роты выдерживает удар после падания укрепления Альзас. Мы не имеем больше стреляющих пулеметов. Одиночные винтовочные выстрелы слышны в районе перекрестка Жолиетт — Ромемон.
Во время неприятельской атаки майор: Ле-Телье идет в контратаку вместе с лейтенантом 6-й роты Делассю и с горстью людей (он был восемнадцатый). Майер, раненный в лоб осколком снаряда, падает, но неприятель, видя, что позиция все еще защищается, прекращает свою атаку и окапывается на месте.
Удар врага был очень тяжел, и наши потери жестоки.
Ночью составили списки на всех, кто остался еще в строю. Итог был невелик. [33]
Мы остаемся на позиции еще один день, чтобы закончить эвакуацию раненых.
11-го в 8 час. мы, наконец, покидаем высоту 304. Нас сопровождают до мостика у Эн низкие разрывы шрапнелей, которые, к счастью, не причиняют нам большого вреда. Потери: среди моих санитаров-носильщиков поднимаются с 9 до 16 чел. Что касается полка, то он потерял около 1500 солдат и 36 офицеров, из который 2 командира батальона (мой командир и командир 1-го батальона — майор Вейер)».
Разгром укрепления Палявас (69-й пехотный полк) (5 апреля)
Вечером 3 апреля лейтенант 12-й роты 69-го пех. полка де-Мартемпрей был вызван своим командиром батальона. Послушаем его воспоминания.
«Майор Ветилляр передал мне, что я должен до рассвета достигнуть со своим взводом укрепления Палявас и принять там командование ротой. Капитан Лен — командир роты — был накануне ранен во время ночного обхода и по категорическому призванию командира полка должен был сдать свою роту и приступить к лечению. Я был немного удивлен прочувствованными и волнующими словами прощания, с которыми обратился ко мне майор Ветилляр, словно предстояла долгая разлука. Не отдавая себе отчета в том, что майор слишком хорошо знает, куда и на что нас посылает, я расстался с ним в хорошем настроений, без малейшей боязни и опасения.
К рассвету я добрался до Палявас в свою роту и до моего товарища, лейтенанта Пиньон.
В ночь с 4 на 5 апреля к нам прибыл капитан, я даже не знаю какого полка, который должен был сменить нас на следующую ночь. Этот приход показался нам счастливым предзнаменованием. С ним на рассвете мы сделали обход укрепления. Прошли по узким и глубоким траншеям, впереди которых были хорошие проволочные заграждения, старательно поддерживаемые. Впереди перед нами — ручей Форж. Немного вправо — мельница. Слева от нас — бетонная глыба вышиною в 2 м, это убежище для пулеметов, связывающее нас с Окуром, который мы победоносно удерживаем. В, этот момент как раз начинается сильный обстрел по Окуру, но мы не сомневаемся, что Окур устоит по крайней мере до наступления следующей ночи.
Поутру Пиньон и я встретились на командном посту командира роты, когда вдруг совсем близко справа от нас, словно невообразимое рычание, разразилась ужасающая бомбардировка — признак предстоящей атаки неприятеля. У меня мелькнула быстро мысль: это должно обрушиться на пулеметное убежище. Если они его разрушат, значит, они хотят прорваться. Мне нужно было в этом убедиться и приготовить людей к отражению приближающейся атаки. Я поднимаясь и, указывая капитану на свой угол, говорю: «Займите мое место рядом с Пиньон. Убежище ненадежно, один же угол продержится, может быть, дольше. Мне нужно пойти узнать, куда бьет, и нужно обойти траншеи, чтобы [34] видеть моих людей». Я перешагнул через спящих, направляясь к выходу из убежища, обращенному к неприятелю. Здесь мое сознание внезапно оборвалось...
Холод заставляет меня открыть глаза. Я лежу на спине в разрушенной траншее. Один немец, расстегнув мою шинель и мою тужурку, обыскивает карманы. Другой, увидев, что я очнулся, сует мне под нос револьвер, удивительно напоминающий мой...
Мое отупение было так сильно, что я не испытываю никакого волнения.
— Мы ищем бумаги, — сказал мне тот, который меня обыскивал.
— Бумаги, — ответил я ему, — бумаги... они, наверное, находятся в трех метрах под землей.
Эта фраза была забавной смесью сознания и бессознательности.
Те немногие документы, которыми мы располагали, покоятся теперь под развалинами командного поста, глубину которого я явно преувеличил.
И странное явление у меня не осталось никакого воспоминания ни о разрушении убежища, ни о том, что произошло после, до того момента, когда немцы, обыскивая, привели меня в чувство. Мои противники:, посовещавшись, объявляют мне, что они берут меня в плен. Два легко раненых немца берут меня под руки, поднимают и медленно тащат с собой. Я совсем не узнаю траншеи, которая мне достигает только до пояса. Мы выходим через обвал. Вокруг нас только глубокие воронки — настоящие кратеры, пересекающие друг друга. Чтобы продвигаться, мы принуждены удерживать равновесие на их осыпающихся под нашими шагами краях. Проволочные заграждения, траншеи... Я ничего, ничего не вижу. Потом все отирается в моей памяти...
Следующая картина. Лежа вдоль маленького парапета в очень разрушенной деревне, я вижу ниже себя германцев, которые в наполовину заваленных кодах сообщения кажутся плавающими в густой грязи. Они лежат там ничком, неподвижные. Что же, однако, они там делают? Сперва я не понимаю. Взрывы направо, налево. Полуразваленные стены рушатся еще ниже... Ах, вот! Теперь я понимаю. Эти развалины — это остатки Окура или Малянкура. А французская артиллерия своим огнем заставляет наших противников принимать такие «странные» позы. И совсем не обращая внимания на снаряды, я созерцаю с удовлетворением карабкающиеся фигуры неприятеля. Несомненно, носильщики нашли мой аллюр слишком медленным под бомбардировкой и оставили меня здесь...
Через некоторое время приходят два раненых француза, имена которых я, к сожалению, забыл. «Вы не можете оставаться здесь, лейтенант», — говорят мне они. И так как я не мог итти один, они меня берут, и мы медленно поднимаемся по главной улице разрушенной деревни. Вот и выход, обозначенный баррикадой: телеги, катки, бороны; они такие, же какими мы их делали в 1914 году. Потом дорога поднимается к тылам противника, потом... снова ночь.
Я нахожусь в Монфокон, где в просторной комнате собраны французские раненые. Мои спасители получают для меня бутылку соды, — единственное, что я могу принимать, так как моя вывихнутая челюсть отказывается жевать. Мы проводим ночь на голом полу, а на следующее [35] утро, выспавшись, по разговорам я узнаю некоторые подробности сражения».
Оборона редюита Окур
В ночь с 29 на 30 марта части 163-го пех. полка были сменены 3-м батальоном (майор Ванье) 69-го пех. полка, который в свою очередь был также сменён в ночь на 31 марта 1-м батальоном 69-го пех. полка.
По просьбе ген. Мари, командира 21-й бригады, майор Ванье остался и сохранил командование выступом Окура. Его задачей было держаться до последнего человека в этом укреплении. И этот энергичный начальник из семьи лотарингцев, родом из Меца, сумел вдохнуть в людей свое упорство. Все офицеры и солдаты твердо решили держаться до конца. «Каково бы ни было число немцев, мы будем держаться до последнего, и не придет ни один из них, пока мы живы», — гордо заявил майор Ванье.
30 марта, после ужасающей бомбардировки в течение нескольких часов снарядами всех калибров, где преобладали тяжелые 210-мм и 305-мм, неприятель предпринимает жестокую атаку, которая была отбита.
Ванье пишет своей семье 4 апреля:
«Все, что мы видели до сих пор, была детская игра. Вот почему я в восхищении перед моими солдатами, которые переносили бомбардировки, усталость, неудачи и всевозможные лишения с храбростью и покорностью выше всяких похвал. Я потерял две трети моих солдат... Какие герои эти люди!...»
И на это укрепление, полностью от всех изолированное, не имеющее никаких сообщений, даже телефонного, снаряды всех калибров сыплются градом. На выступе Окур считают до 10000 снарядов, упавших 30-го и в ночь с 30 на 31 марта.
Вот что пишет лейтенант Л. С. своей семье о сражении 30 марта:
«Я посылаю двух делегагтов связи с донесением майору о положении. Они не возвращаются. Я иду сам к нему и там нахожу человека, окруженного своими людьми, стреляющего и поражающего немца при каждом выстреле. Я объясняю ему, что я окружен и что мое положение критическое. Он мне говорит: «Я тебя знаю и даю тебе ответственную задачу: держись до последнего человека, до последнего патрона!» — «Мой майор, — говорю я ему, — они не получат нас живыми». — Мы пожимаем друг другу руки, быть может, в последний раз, и я его оставляю с глазами, полными слез».
5 апреля бомбардировка 210-мм и 130-мм снарядами удваивается, а к вечеру германцы атакуют подавляющими силами горсть оставшихся в живых людей 69-го полка, которые сопротивляются [36] с энергией отчаяния. Два раза раненный двумя пулями в правое плечо, майор Ванье в конце концов падает без сознания, пораженный в лицо и в правый локоть осколком гранаты. Его оставляют, приняв за мертвого. Германцы забирают у него револьвер и бинокль и снимают куртку. Но ночная свежесть оживляет майора Ванье, и единственная мысль мелькает у него — добраться во что бы то ни стало до французских линий. С трудом он пробирается ползком по земле, размокшей от дождей и взрытой бомбардировкой. Несмотря на свои раны, после 5 1/2 часов переползания майор Ванье, довольный и счастливый, достиг нашей линии.
30 марта 1916 г., выдержав в течение 8 час. одну из самых сильных бомбардировок, майор Ванье со своими людьми устоял против всех германских атак, направленных на укрепление Окур, которое он должен был защищать. Не колеблясь, он предпринял контратаку во главе горсти людей и выгнал неприятеля с пунктов, куда тому удалось проникнуть.
5 апреля, атакованный вновь с такой же силой и оставленный как мертвый на поле боя, майор Ванье, благодаря своей необыкновенной энергии, дополз до наших линий, где он еще смог сообщить полезные сведения о сражении, которое он дал неприятелю.
Атака 7 апреля на 26-й пехотный полк
Сержант Раво 2-й пулеметной роты 26-го пех. полка следующим образом описывает атаку 7 апреля:
«3 апреля я был послан на высоту 287, чтобы усилить пулеметами 1-й батальон, который был на позиции в так называемом редане, между 3-й и 4-й ротами 26-го полка, в траншее близ дороги из Эй в Малянкур. Один пулемет бьет влево от редана прямо на запад, другой, обращенный на север, бьет в тыл в направлении Монфошн.
6 апреля Раво, наблюдая бои у Окур и Палявас, видит облака черного дыма, которые указывают, что немцы атакуют с огнеметами, и слышит интенсивную перестрелку, говорящую об ожесточенной обороне.
7 апреля утро прошло спокойно, но около 9 ч. 30 м. вновь началась ужасающая бомбардировка. Это был такой сосредоточенный обстрел тяжелыми снарядами, подобного которому у нас еще не было за всю кампанию. Земля под нами содрогалась, поднималась и качалась, снаряды всех калибров обрушивались на наш угол. Траншеи больше не существовало, она была засыпана. Люди прятались в воронки от снарядов, где вскоре их при каждом взрыве засыпало сверху грязью. Дышать не было возможности. Французские солдаты, ослепленные или раненые, ползая с криками, падали в воронку и умирали, обрызгивая нас своей кровью. Это был настоящий ад! Как можно выжить в подобной обстановке! Представить себе нельзя пережитых страданий. Виски ломит и сердце болит. Пересохшее горло горит, мучит жажда. И так длится без конца. Вдруг огонь переносится вперед. Почти тотчас [37] же раздается крик: «Германцы!» Это производит магическое действие. Еще за минуту до того находившиеся в полном изнеможении, мы немедленно встречаем противника лицом к лицу. Винтовка или карабин в руках, ибо настоящий пехотинец никогда не выпускает из рук своего оружия. Один пулемет редана засыпан, весь его расчет перебит. Другой пулемет валяется перевернутый, но у него ничего не повреждено. Общая чистка — и вот он работает как раз, когда германцы выходят перед нами. Ружейный огонь неистовствует.
Мы видим приближающихся цепью молодых «фрицев» (германских солдат) в шапочках, с поднятыми вверх руками. Но сумки их с обоих боков полны гранатами, а сзади них — атакующие части с примкнутыми штыками.
Тогда мы берем наш реванш. Стреляем с яростью. Представление об этой стрельбе дают вскрытые ящики патронов, которые грудами валяются на земле. Пехотинцы и пулеметчики приходят к нам пополнять свои израсходованные боеприпасы. Капитан Бернаж, раненный в голову, и лейтенант Лефевр с рукой на перевязи, оба 3-й роты 26-го полка, ходят от одного к другому, возбуждая в нас храбрость.
До ночи продолжалась стрельба без перерыва. Люди по очереди, при помощи линемановской лопаты, старались сохранить форму несуществующей уже траншеи. Трупы валялись повсюду.
Перед вечером германцы с бранью бросали в нас камнями. Мы отвечали им винтовочными выстрелами, сопровождая стрельбу наиболее изысканными словечками нашего лексикона.
Нас больше не засыпали снарядами. Наоборот, мы слышали теперь, как наши снаряды стали энергично бить по неприятелю. И мы испытывали огромную радость.
Когда выступили наряды за продовольствием, мы отправили через них наши донесения на командный пост майору Вильд. Казалось, что все происшедшее было бредом. Нас так и считали всех погибшими.
Подобные дни никогда не забываются, ибо мы страдали так, как только может страдать человек. Но эти страдания были не последними».
9 апреля сержант Раво занимает траншею на западном склоне высоты 304, в лесу Камар, где он наблюдает большую атаку, которая распространяется от Окур, до Морт-Ом, но не доходит до него.
«10 апреля «танец возобновляется», но теперь уже на правом берегу. После прежнего ада — это почти рай.
Вместе с ужином к нам приходит приказ — призыв ген. Петэн: «Мужайтесь! Мы их возьмем!» Чтение этого приказа вызывает у наших «бородачей» всевозможные реплики, вроде: «Повидимому, мы подвергались опасности{10}» «Если германцы полезут вновь, мы их ждем!». [38]
11 апреля бомбардировка возобновляется, но «пробуют», главным образом, Авокур. Ночью по дороге проходит одно орудие 8-го артиллерийского полка. У лошадей ноги обвязаны соломой, колеса — тоже, чтобы избежать шума. Это, кажется, для первых линий. Артиллеристов поздравляют.
«К 23 час. пришла наша смена. Слева от нас 9-й полк зуавов, справа 418-й пех. полк 153-й пех. дивизии 20-го арм. корпуса. Вся смена происходит бесшумно».
После нескольких дней отдыха командир 26-го пех. полка полковник Салль производит своему полку смотр около Моньевилль и раздает кресты за боевые заслуги.
Обращает на себя внимание 5-я рота, в которой после сражения остались в строю только капрал, носивший батальонный значок, и трое рядовых. 3-я пулеметная рота представлена была капитаном Юэн, одним сержантом и десятком солдат. Другие роты сократились наполовину.
Большое наступление 9 апреля
В этой части поля сражения оборона была построена на системе отдельных укреплений с круговым обстрелом. Эти укрепления были созданы в течение нескольких месяцев, предшествовавших германскому наступлению; они не были связаны между собой траншеями, и здесь не было сплошной линии фронта.
Способ атаки, примененный германцами для захвата этих укреплений, состоял в следующем. Сначала на каждое из укреплений, которые легко устанавливались и великолепно наблюдались с наблюдательных пунктов Монфокона, обрушивалась лавина снарядов крупного калибра. Затем, в момент атаки, пехота устремлялась в промежутки и, проникнув за линию укреплений, окружала их с тыла. Тем временем артиллерия продолжала громить укрепления (редюиты) с фронта, чтобы уничтожить или ослепить последних защитников. В результате все такие укрепления, полностью окруженные, в конце концов сдавались в руки неприятеля, после более или менее продолжительного времени, в зависимости от состояния духа защитников, обреченных на смерть или плен и сознававших, что они не смогут получить помощи.
Генерал Петэн был прав, когда предписал связать все эти укрепления непрерывными траншеями, которые трудно было нащупать артиллерии неприятеля и которые исключали возможность просачивания его атакующей пехоты. И в течение всего Верденского сражения на сплошь развороченной местности простые стрелковые окопы, спешно созданные в воронках от снарядов, успешнее останавливали неприятеля, нежели изолированные маленькие полевые форты, которыми войска Вердена пользовались в первый период сражения. [39]
9 апреля 11-я пех. дивизия держится все время на правом секторе высот, что к югу от ручья Форж, где 79-й пех. полк установил непрерывную линию траншей, главная часть которых была названа траншеями Ромемон. 37-й пех. полк занимает Бетинкур и укрепления Альзас, Лоррэн и Серб. Но 8 апреля французские позиции к югу от ручья Форж, в западной части сектора Бальфурье, были уже сильно повреждены. В восточной его части Бетинкур — единственная точка опоры, оставшаяся к северу от ручья Форж, — на три четверти окружена. Ген. Петэн принимает следующее решение: 20-й арм. корпус не должен стремиться снова занять ни Палявас, ни Пейру, ни Вассинкур, 39-й пех. дивизии расположиться на линии леса Камар, леса Эпонж и оврага Эйетт. 11-й пех. дивизии эвакуировать Бетинкур в ночь с 8-го на 9-е и занять позицию: лес в Экерр, укрепления Альзас, Лоррэн, Серб на время, необходимое для организации позиции 39-й пех. дивизии, которая свяжется с оборонительными сооружениями группы Бертело.
9 апреля ген. Нурриссон, командир 39-й пех. дивизии, принимает на себя командование частями на позициях вместо ген. Ферри, командира 11-й пех. дивизии. 22-я бригада 11-й пех. дивизии остается на позициях правого подсектора группы Бальфурье с 79-м пех. полком между лесом Экерр и Альзас и 37-м пех. полком от Альзас до Бетинкур.
В ночь с 8-го на 9-е батальон Киффер 37-го пех. полка в полном порядке эвакуировал Бетинкур, унеся через болота ручья Форж всех своих раненых и все свои пулеметы. Момент его отхода ускользнул от внимания неприятеля. Он имел задание передвинуться на высоту 221 между Морт-Ом и высотой 304. Именно там группа Киффера, состоявшая из двух батальонов 37-го пех. полка (11-й пех. дивизии) и одного батальона 156-го пех. полка (39-й пех. дивизии), сопротивлялась атакам 9 и 10 апреля и оставила поле сражения только 13 апреля.
9 апреля бомбардировка вдвое усиливается, и к полудню германцы бросаются в атаку на обоих берегах р. Маас.
На правом берегу штурм высоты Пуавр отбит.
На левом берегу в группе Бальфурье, после бомбардировки тяжелыми снарядами исключительной силы, 79-й пех. полк героически сопротивляется в траншеях, которые доминируют к югу от ручья Форж, и полностью удерживает свои позиции. Но 37-й пех. полк в конце концов теряет укрепления Лоррэн и Серб, так как все защитники их были перебиты. Укрепление Серб настолько разрушено, что неприятель его не занимает.
Влево от этих укреплений 26-й пех. полк, который еще имеет один батальон на позиции и занимает им полностью лес Камар, атакован с той же силой.
В группе Бертело 42-я пех. дивизия, сменившая ночью 40-ю пех. дивизию, под сильным натиском противника потеряла высоту 295 и Морт-Ом. Повсюду в других местах, и в частности [40] перед Кюмьер, который остается в наших руках, неприятель отбит.
В итоге 9 апреля неприятель пытался провести большое наступление на высоту 304 и Морт-Ом с демонстрациями на флангах против леса Авокур и на высоте Пуавр. Это наступление окончилось неудачей. Частичные успехи достались неприятелю дорогой ценой. А наши войска все время удерживали позицию главного сопротивления, определенную ген. Петэном.
В итоге ген. Петэн мог выпустить свой знаменитый приказ по войскам от 10 апреля:
«9 апреля — победный день для наших армий. Жестокие атаки солдат кронпринца отбиты нами повсюду. Пехотинцы, артиллеристы, саперы и авиаторы 2-й армии соперничали в героизме. Честь и слава всем!
Германцы, конечно, будут наступать снова. Пусть каждый работает и бодрствует, чтобы нам иметь такой же успех, как и вчера.
Мужайтесь, мы их возьмем!»
10 апреля, после оживленной артиллерийской подготовки, около 11 час., неприятель возобновляет свое наступление на фронте сектора Бальфурье, между Окуром и оврагом Эйетт.
2-й батальон 79-го пех. полка защищает свои окопы с отчаянной энергией, и неприятель терпит там неудачу. Но Альзас, где находится батальон 37-го пех. полка, был окружен и взят неприятелем.
Перед падением Альзаса был убит майор Телье, пытавшийся контратакой горсти бойцов освободить захваченную неприятелем траншею Ромемон.
22-я бригада располагается на линии: лес Экерр, высота 243 (к северу от леса Эпонж), высота 224 (к югу от Серб) и мост через ручей Эйетт (к югу от Бетинкур), где находится стык с группой Бертело. Части второй линии 22-й бригады находятся на северной позиции высоты 304 вместе с двумя батальонами 78-й бригады (160-го и 156-го полков). Связь влево с 77-й бригадой в лесу Камар, вправо с 42-й пех. дивизией на высоте 209 у Эйетт.
Испытания, которым подвергалась 11-я пех. дивизия, близились к концу. Полки ее сменялись за исключением 37-го пех. полка, который должен был покинуть сектор только 13 апреля.
Это одна из мрачных страниц истории, пережитой железной дивизией, но, конечно, не менее победная, чем все остальные.
Потеряв 108 офицеров и 4700 солдат, железная дивизия доблестно выполнила боевой приказ. Она своими действиями создала непроходимую преграду перед «позицией сопротивления». Эта позиция нигде не была прорвана. И если неприятелю не удалось захватить высоту 304, то тому причиной было мужество частей 11-й пех. дивизии и их блестящее моральное состояние. [41]
Воспоминания одного из бойцов 151-го стрелкового полка
Контратака на Морт-Ом (9 апреля)
Борьба за Морт-Ом была не менее жестокой, чем на северных склонах высоты 304. Проследим ее перипетии по воспоминаниям Жюбера, младшего лейтенанта 151-го пех. полка.
9 апреля его 11-я рота была в резерве, и он присутствовал при той ужасной бомбардировке, которая от 7 до 13 час. сравняла с землей траншеи первой линии высоты 304 и Морт-Ом.
В 13 час. бомбардировка прекращается, и, еще дрожа от только что виденного им зрелища, Жюбер с большим аппетитом принимается за обед, убежденный, что все кончено и наступление захлебнулось. Даже завязывается веселая партия в карты, когда вдруг приносят записку из батальона:
«Потерян гребень Морт-Ом. Нужно немедленно его вернуть. Мы назначены для контратаки».
«Редко приходилось переживать, — говорит он, — меньшее колебание и большее спокойствие, чем в эту минуту».
Старшина{11} объявил сбор, выполненный без единого слова. Мешки оставлены. Мы обильно запасаемся патронами и дополнительным провиантом на один день.
Чтобы выиграть время, 11-я рота, пренебрегая ходами сообщения, идет открытым полем. Вот мы движемся в линии взводов по одному, из опасения артиллерийского обстрела.
«Мы достигли гребля. Мы спускаемся к оврагу, где, как в глубоком горниле, сосредоточился адский огонь и дым артиллерийских разрядов, распространяющих смерть. Еще сто шагов, и мы в опасной зоне.
Вокруг градом сыплются германские снаряды. Люди идут в ногу, по уставу. Они умирают с суровыми лицами. На уровне убежища командира полка, где артиллерийское заграждение было особенно сильным, перед нами вырос барьер огня и стали.
Когда я обернулся, чтобы посмотреть, идет ли кто за мной, вблизи разорвался тяжелый снаряд, и на моих глазах один из моих солдат был убит и отброшен на несколько метров; он упал на край новой воронки. При этом взрыве полувзвод был повален на землю. Будучи ошеломлен, но быстро придя в себя от испуга, я увидел людей, поднимавшихся один за другим и инстинктивно бежавших занимать свои места в линии. Был убит только один. Первая опасность миновала. Смерть стояла между нами, но порядок не был нарушен.
С командирами во главе взводы продолжают продвигаться.
«Мы их поколотим, — крикнул мне смеющийся человек. — Мерзавцы, их там не перебьешь». [42]
Голоса растут, это придает уверенность. Смеясь, я успокаиваю их движением руки.
«Мы там громко споем. Вперед, мои друзья!»
Какое удовлетворение в такой атаке. Порядок великолепен. Нет большего удовольствия, как вот так бравировать смертью.
Один гребень пройден, показался другой, но траншей все еще не видно.
Люди смеются.
«Еще сто метров пройдено, господин лейтенант, — кричат они мне. — Думаете ли вы, что мы их возьмем?»
Порядок в эти минуты был прекрасен: все шли ровным шагом, с оружием в руках. Сознавали ли они красоту своего порыва? Люди продолжали итти вперед, ища глазами неприятеля.
Смерти не боялись. В 500 м против вашего левого фланга застрочил пулемет. Как раз в этот момент одному из моих людей пришла мысль запеть. Мотив песенки, сорвавшейся с его губ, был подхвачен всей ротой.
Но начали трескотню и другие пулеметы. Игра становилась плохой. Я различаю крики, но мы продолжаем итти вперед.
«Держите равнение!» — кричу я.
«Вперед! — повторяют сзади меня. — Наша возьмет!»
Атака продолжается. Достигнув гребня, мы прыгаем в траншею: пусто... одни трупы.
Все время после полудня мы ведем разведку и то обнаруживаем опустевшие траншеи, то наталкиваемся на неприятеля в тех местах, где мы его меньше всего ожидаем».
Отправив донесение командиру полка с первой позиции, которую он должен был захватить, лейтенант Жюбер воспользовался ночью для разведки и был счастлив, что ему удалось восстановить связь с 8-м стрелковым батальоном.
«В течение всей ночи и 30 последних часов мы переносим ужасную бомбардировку. Рядом с нами под огнем были атакованы стрелки. Но мы на своем фланге атакованы не были.
Атака дала возможность снова взять гребень и снова восстановить на прорванном было фронте солидную точку опоры, благодаря которой была восстановлена главная линия. С этого дня неприятель напрасно старался ее атаковать. Несмотря на настойчивость и упорство неприятеля, о чем свидетельствовали сотни его трупов, валявшихся перед нашими позициями, 20 мая, когда мы вернулись на Морт-Ом, — эта линия оставалась нетронутой...»
II. Период с 11 апреля по 31 мая
Шло сражение на измор. Беспощадная борьба продолжалась без передышки на обоих берегах р. Маас, так как германцы, обеспокоенные подготовкой франко-британского наступления на Сомме, хотели покончить с Верденом. [43]
Целью неприятеля на правом берегу было достичь железной дороги Клермон-Верден, которая являлась главной для снабжения армии Вердена.
В течение 14 апреля группа Бальфурье занимает расположение, предусмотренное для нее двумя рядом поставленными дивизиями, левее 155-й пех. дивизии, между юго-западной оконечностью леса Авокур и укреплением 17 включит., 39-й пех. дивизией — от укрепления 18 до Эйетт.
В группе Бертело 8-й и 16-й батальоны пеших стрелков (егерей) отбили наступление неприятеля на лес Коретт. К западу от леса Коретт 42-я пех. дивизия, изнуренная упорной борьбой за Морт-Ом, сменяется 69-й пех. дивизией (Тоффлиб) и 40-й пех. дивизией (Леконт). Смена закончена 17 апреля.
Ген. Бертело непрерывно стремится к восстановлению положения на высоте 295 у Морт-Ом.
20 апреля, после четырехчасовой артиллерийской подготовки, в 17 ч. 20 м. два батальона — один 306-го пех. полка (69-й пех. дивизии), другой 150-го пех. полка (40-й пех. дивизии) — бросились в атаку. Они перешли свои рубежи атаки и расположились на северных склонах высоты 295, оставленной неприятелем.
В группе Бальфурье началась смена 20-го арм. корпуса 9-м арм. корпусом. С 19 до 21 апреля 17-я пех. дивизия сменила 39-ю пех. дивизию. 21 апреля 18-я пех. дивизия начала смену 153-й пех. дивизии. Генерал Кюре, командир 9-го арм. корпуса, принял командование группой 24 апреля.
По программе, установленной ген. Бальфурье, ген. Леконт проводит с 24 по 29 апреля серию удачных атак 154-м и 161-м пех. полками, в которых нами были взяты пленные. А утром 1 мая полностью восстанавливается французский фронт между высотой 295 и р. Маас, каким он был 8 апреля.
Обстановка на 1 мая
1 мая ген. Нивелль принимает командование 2-й армией по приказу ген. Петэн, назначенного командовать группой армий центра. Фронт 2-й армии простирается от укрепления Вержер в 1 км западнее Авокур до р. Маас к востоку от Парош и тянется вдоль левого берега р. Маас, через Авокур, редут леса Авокур, подошву северных склонов высоты 304, высоты 295 (Морт-Ом), Кюмьер.
Войска не только удержали Верден, но французское командование подготовило наступление, чтобы снова взять потерянную местность, в частности и форт Дуомон.
Изнурение французской армии, участвовавшей в течение трех месяцев в сражениях неслыханной силы, не было угрожающим и не лишало наше высшее командование свободы действий.
«Между тем наши позиции продолжали подвергаться ужасней бомбардировке, в особенности позиции левого берега. Кронпринц, кажется, [44] хочет сказать этой стороне свое последнее слово перед тем, как перевести свои главные силы на правый берег, согласно директиве начальника генерального штаба. Он бомбардирует и атакует безостановочно наблюдательные пункты Морт-Ом и высоту 304. Эти вершины дымятся, как вулканы»{12}.
На левом берегу р. Маас оборона была организована в трех группах.
Группа Базелера (7-й арм. корпус) на фронте в 1 км западнее Авокура до юго-восточной оконечности леса Авокур: 37-я и 34-я пех. дивизии.
Группа Кюре (9-й арм. корпус) — от юго-восточной оконечности леса Авокур до оврага Эйетт: 18-я и 17-я пех. дивизии.
Группа Бертело (32-й арм. корпус) — вдоль оврага Эйетт, Кюмьер: 40-я и 69-я пех. дивизии.
Оборона высоты 304
Плато 304 являлось ключом к Морт-Ом, с вершины которого германцы только что были сбиты.
Его оборона была обеспечена двумя позициями:
— первая, состоявшая из двух линий траншей, была расположена на северном склоне; неприятель ее хорошо видел;
— вторая — из одной траншеи и «редюита» — расположена на южном гребне и обратном скате; южнее ее глубокий овраг, видимый германскими наблюдательными пунктами Морт-Ом, отделяет высоту 304 от хребта, что севернее Эн;
— дальше на юг — третья позиция, опирающаяся на наблюдательный пункт 310, с которого расстилается прекрасный вид на линию леса Буррю. [45]
Группа Кюре, на которую возложена оборона складок местности высоты 304, расположила 17-ю и 18-ю пех. дивизии на фронте между юго-восточной опушкой леса Авокур и оврагом Эйетт.
17-я пех. дивизия занимает «плато» и восточные склоны, имея связь вправо с группой Бертело и влево с 18-й пех. дивизией. Протяжение фронта равно приблизительно 2 км; 17-я пех. дивизия была расположена по-бригадно в две линии.
68-й пех. полк — левее, на вершине высоты 304; 90-й пех. полк — правее, на восточных склонах. 68-й пех. полк должен был смениться в ночь с 4 на 5 мая.
В полдень 3 мая разразилась сильнейшая германская бомбардировка по высоте 304 и прилегающей местности. Около полудня 4 мая интенсивность стрельбы предвещала близость предстоящей атаки.
К 15 час. бомбардировка достигла исключительной силы. Всякая связь была прервана. Ничего не было видно, кроме густых облаков дыма. Никто ничего не знал.
К 17 ч. 15 м. ген. Ланкренон, командир 17-й пех. дивизии, узнает, что германцы заняли «плато». Его решение — контратаковать противника, занимающего высоту 304, с обоих флангов. В 23 ч. 15 м. он отдает приказ начать атаку рано утром 5 мая: с востока — 90-м пех. полком, в центре — 290-м пех. полком и с запада — 68-м пех. полком, при поддержке слева одного батальона 18-й пех. дивизии.
Все эти части фактически действовали изолированно. На востоке и в центре части 90-го и 290-го пех. полков не смогли преодолеть плотный заградительный огонь неприятельской артиллерии и пулеметов. [47]
На западе в 3 ч. 30 м. подполковник Оден, командир 68-го пех. полка, увлекая за собою 4 роты от трех различных полков, переходит линию гребня, но падает смертельно раненым. Оставшиеся в живых откатываются назад в траншеи второй линии, где они собираются 290-м пех. полком. Контратака была отбита. 17-я пех. дивизия выдохлась. Для новой атаки нужны свежие войска.
К полудню 5 мая французская линия окружает с запада и юга вершину высоты 304. Эта линия соединяется с укреплением Кроше, занимая склоны круглого холма.
С целью обойти с запада желательный для них наблюдательный пункт германцы около 15 час. атаковали лес Камар, но были отбиты, так же как и на выступе 287, усилиями 18-й пех. дивизии.
Атака 5 мая не дала германцам возможности продвинуться вперед, а только помешала немедленному возобновлению французских контратак на высоте 304. Смена 17-й пех. дивизии 152-й пех. дивизией произошла в ночь с 6 на 7 мая.
Неприятельская бомбардировка ни на минуту не прекращается и, усилившись в предполуденные часы 7 мая, в первые часы после полудня становится «невообразимой».
Около 15 час. германцы густыми глубоко эшелонированными цепями, растянутыми на пространстве от леса Камар до оврага Эйетт, бросаются в новую атаку высоты 304. Оттеснив центр и правый фланг, они захватывают почти весь лес Камар, начиная таким образом охват высоты 304.
Но противник встретился с двумя отборными полками — 114-м и 125-м; 114-й полк на левом фланге и 125-й на правом обрамляли части, которые под тяжестью атаки могли бы не устоять и оказаться прорванными. Эти полки держались крепко, несмотря на угрозу окружения. Однако, слева наступающим удалось просочиться к западу от вершины 304, между двумя дивизиями, а также с обеих сторон небольшого очага сопротивления, образованного двумя ротами 290-го полка, которые не были поддержаны и отошли до оврага — южнее высоты 304.
Контратака последовала без промедления. На западном участке прибыл на выручку резервный батальон 114-го полка, находившийся в Эн.
Преодолев свободно и смело зону неприятельского заградительного огня, батальон оттесняет германцев, которые спешат вернуться на свои исходные позиции. В центре рота атакует с пением марсельезы. Ринувшись на противника с примкнутыми штыками, она немедленно опрокидывает его и выносит фронт к линии гребня вершины 304. На восточном участке батальон 125-го пех. полка, во главе со своим командиром, восстанавливает положение.
Германцы оставляют на поле боя многочисленных убитых и до сотни пленных.
Три контратаки, проведенные частными начальниками и непосредственно поддержанные артиллерией, имели полный успех. Но 18-я пех. дивизия выдохлась. [48]
С 9 до 12 мая 18-я и 152-я пех. дивизии были сменены 45-й пех. дивизией, которая заняла весь фронт группы Кюре.
11 и 12 мая, благодаря туману и ночной темноте, 3-й африканский батальон вновь занимает южную опушку леса Камар и даже продвигает свои посты до северной его опушки. Положение, таким образом, восстановлено, и угроза прорыва устранена.
Все же германцы остаются господами положения, ибо владеют наблюдательными пунктами высоты 304 и могут возобновить свою активность против Морт-Ом.
К полудню 19 мая ген. Модюи, командира 15-го арм. корпуса, сменяет ген. Кюре, командир 9-го арм. корпуса, и принимает на себя командование над сектором высоты 304. В его распоряжении 123-я, 126-я и 45-я пех. дивизии.
Впечатления бойцов 18-й дивизии{13}
22 апреля 66-й пех. полк, сопровождаемый суровыми стрелками 20-го корпуса (19-й и 20-й корпуса никогда не были далеко друг от друга), идет на позиции. По ту сторону Эн роты одна за другой открыто вступают на дорогу, идущую на Малянкур.
Темная масса загромождает горизонт; это — высота 304. Извиваясь лентой, дорога ведет их к Голгофе.
Послушаем впечатления старшины Эвен{14}:
«Плотная очередь 105-мм разрывов дает знать о себе.
«Ложись!»
Люди плюхаются в тину, пережидай огневой шквал, а затем, оправившись, с опаской двигаются дальше.
Внезапно сумрак разрывается, и безграничное плато открывается перед нами. Со всех точек горизонта вспыхивают апокалиптические огни. Ночь, ревущая отзвуками ада. Вспышки разрывов освещают резко вырисовывающиеся гребни. Мы наблюдаем необычайную картину совсем близко от себя. Рвется металл. Земля содрогается. Разбросанные кругом трупы покрыты грязью и как бы брошены на съедение зверям. Мы в царстве смерти. Здесь прошло стихийное бедствие. Поднялись недра земли, и потоки лавы все сожгли.
Поток теплого воздуха идет по удобренной кровью земле и доносит до нас приторный, тошнотворный запах бесчисленных тел, разлагающихся, брошенных, неизвестных...
Эта смена — кошмар, который длится без конца. И кончится ли когда-нибудь?
Вот мы шлепаем по грязи через рытвины и бугры там, где был когда-то лес Камар.
В последующие дни бомбардировка ужасающая. Все раздавлено, перевернуто, сравнено с землей. Все взрывается, все валится. И кажется, будто для того, чтобы скорее все закончить, решили взять артиллерией на прицел каждого из нас. [49]
Что же нам делать под этим потоком снарядов и осколков в течение многих часов, которые кажутся нам вечностью? Ждать, караулить... Лежать, растянувшись в своей землянке, которая сотрясается. Люди курят папиросы, грызут сухари, кусочек шоколада. Но ничего не меняется. Попрежнему температура давящая, раскаты огненного смерча не прекращаются. Бешеное дыхание близких от нас взрывов потрясает и оглушает. Организм подвергнут ужасному испытанию... Бывают часы полного отчаяния.
Полковник Пайе, искусный и мужественный командир полка, сообщил нам, что он проведет сегодняшний вечер (26 апреля) на фронте батальона. Несмотря на «дождь снарядов», он пришел сам осведомиться о наших нуждах. Эти посещения, кроме укрепления взаимного доверия, создают между начальником и подчиненными братские чувства, который не скоро угасают».
86-й пех. полк, смененный 26 апреля 135-м пех. полком, вновь возвращается на сектор 2 мая.
И здесь происходит «натиск» 4 и 5 мая:
«4 мая около 16 час. прибегают, запыхавшись, связные от часовых. Аванпосты сигнализируют о скоплении неприятельской пехоты в направлении леса Каре.
Поднятые по тревоге роты держатся в боевой готовности.
Вправо идет перестрелка.
До сих пор атака германцев кажется натравленной на наших соседей. Серые группы идут по развороченной дороге, стараясь проникнуть на фланг высоты 304. Это усиленная разведка, которая пришла убедиться: все ли уничтожено на нашей линии. Так как наши пехотинцы встречают их несколькими залпами, германцы не упорствуют и прячутся в свои ямы.
После того как в течение часа вновь разражается ужасающий огонь всех их разрушительных машин, снова появляется германская пехота. Теперь, думают они, мы можем итти без страха; ничего не осталось от противника и от его средств обороны. Все «вычищено».
Действительно, большое количество людей было убито, ранено, засыпано, много винтовок разбито и большая часть пулеметов вышла из строя. Однако, не иллюзия ли это? Выстрелы из окопов все же продолжаются.
Неприятель на этот раз атакует, не останавливаясь и двигаясь густыми цепями. Он несет большие потери, и его ряды редеют. Огорошенные неожиданным огневым сопротивлением и утомленные движением по изрытой воронками местности, германцы крайне медленно продвигаются вперед. В конце концов они отказываются итти дальше вперед и останавливаются на сегодня на северных склоках высоты 304. Уже 5 мая.
Под титаническим стихийным ревом тысяч орудий, выбрасывающих тысячи снарядов, мы медленно агонизируем. Не будет ли это окончательным разгромом, уничтожением всего нашего фронта борьбы?.. Мы не желаем этого допустить и остаемся, несмотря ни на что, цепляясь за проблески луча надежды. [50]
Наша артиллерия... Защищает ли она нас? Вероятно. Но разве в этом адском грохоте можно разобрать?..
Авиация... Она нас давно уже не видит. Атмосфера, насыщенная пылью и дымом, непроницаема для наблюдения ужи в нескольких метрах над землей. По этой же причине наши ракетные сигналы не видны с тыла.
Необходимо немедленно поставить в известность, командование о трагичности положения, в котором мы отбиваемся. Была составлена записка. Но может ли когда-нибудь человек пройти через зону уничтожающего заградительного огня? «Доброволец!» — вызывает капитан. Взвесив свои шансы, пешие посыльные переглянулись. Встает Авинэн{15}, презирая воющий дневальный огонь:
«Я, мой капитан».
Кажется, что в этот момент небо прояснилось. Подобный полный простоты жест закаляет храбрость и укрепляет волю. В такой момент отступает ужас резни и остается одна только красота жертвы.
Сила бомбардировки еще больше увеличивается и превышает всякое воображение. Как дьявол, сорвавшийся с цепи, неприятельская артиллерия проявляет высшее напряжение. Сотни тяжелых орудий 150-мм и 210-мм калибра поливают нас заградительным огнем. Это фантастично! Это чудовищно!
Вдруг неприятель переносит свой огонь вперед. Классический прием. Начинается атака.
Кто мог остаться на линии после такого потопа? Едва 30 винтовок на роту и один или два пулемета на батальон. Люди истощены жаждой и голодом, перенося в течение 12 час. самую безумную бомбардировку.
Атака германской пехоты?
Какое облегчение!
Наконец, дело идет к концу. Пассивную выдержку заменит рукопашная борьба человека с человеком, непосредственная схватка с неприятелем.
Германские массы бушуют по всему фронту леса Камар. Оставшиеся в живых лихорадочно схватывают винтовки и гранаты, чтобы стать с оружием в руках на краях воронок. Перестрелка, сперва слабая, становится потом все более и более интенсивной. Пулемет, уцелевший от огня артиллерии, приходит в действие, рвутся гранаты. Весь батальон кажется поднявшимся из разбитой земли. Мертвые помогают живым».
Человеческий прилив дошел до скалы и отступает, оставляя свои обломки. И только мертвая зыбь могла на фронте батальона справа произвести опасную трещину.
Неприятель прорывается между высотой 304 и Морт-Ом. Капитану де-Мэстр для контратаки остается только горсточка людей. Он возбуждает их энергию и отвагу и, выскочив из вороний с дубинкой в руке, с песней увлекает их за собой. Все [51] бросаются на многочисленный отряд германцев, которые бегут в беспорядке. Положение полностью восстановлено.
Послушаем теперь наших артиллеристов.
«33-й арт. полк полевой артиллерий 18-й дивизии, по густой грязи с трудом добирается до своих позиций в северной части леса Эн. При этом 1-й дивизион располагается вне леса, у гребня высоты 310, которая возвышается над Монзевилль. Отсюда видно почти все поле сражения. Дуомон такой же голый, как и соседние вершины Морт-Ом, а более близкая высота 304 выпячивает свои бугры и кратеры наподобие отрезка луны. В углублении некогда зеленой долины скелет очаровательной деревушки Эн обнажает столбы и стропила, склоненные к разрушенным стенам.
21 апреля все на местах, и полковник Дарок принимает на себя командование артиллерией сектора, который простирается от леса Авокур до леса Камар, расположенного и северу от холма 304 по направлению к его середине.
Борьба не замедлила возобновиться. Лес кажется во власти циклона; с верхушек деревьев летят ветви и осколки снарядов. Деревья рушатся, и под этой ужасающей угрозой капитан Гуно с предосторожностью матери эвакуирует несчастных перераненных орудийных номеров.
Интенсивность огня увеличивается со дня на день и 3 мая достигает такой силы, которая превосходит все виденное до сих пор. Позже мы узнаем, что на каждые 100 м наших траншей германцы направили огонь около 20 орудий 150-мм и 210-мм калибра.
Для пехоты первой линий к ужасу бомбардировки примешивается тоска оторванности. Дым и пыль от разрывов образуют такое густое облако, что оно мешает даже наблюдательному пункту высоты 304 видеть свои ракеты, которые он выпускает в отчаянии. Высота 304 исчезает сама в этом облаке. А блиндированный пост, где капитан Виель и звено наблюдателей следят за ходом сражения, рушится на них.
Призыв пехотинцев нельзя видеть, но о нем догадываются.
Несмотря на снаряды, которые падают дождем на батарею, орудийный расчет не покидает своих пушек. На заградительный огонь артиллеристы отвечают заградительным же огнем, на артиллерийскую подготовку — контрподготовкой.
Все время раздается команда «Заградительный огонь». Видели — или это показалось — красную ракету в секторе. «Заградительный огонь!» — командует майор Буржуа, выскочивший наружу из своего командного поста и показавшийся у своих орудий в поле взрыва громадного снаряда, который его опрокидывает.
Каждый выходит из своей ямы, оторвавшись от ненадежного убежища. Наводчики и стрелки садятся верхом на свое сиденье и, устремив глаза на нивеллир, на барабан прицела, руку на рулевое колесо, стараются расслышать команду начальника орудия.
Вскоре со всех арт. позиций выбрасываются сильным потоком маленькие 75-мм снарядики. Их бреющий и плотный огонь почти задевает наших пехотинцев, перед которыми они яростно разрываются и образуют непроницаемую завесу стали и дыма. Это: — просимая пехотой помощь. Она не приходит одна. На трескучий зов наших пушек лес [52] отвечает грохотаньем тяжелой артиллерии. Никакое человеческое ухо не слышало подобной бури. Артиллеристы сорвались с цепи!
Однако, на командных пунктах проявляется беспокойство: что там происходит? Нужно знать, где проходит линия фронта, чтобы правильно вести заградительный огонь. Всякого рода связь прервана. Телефонисты истощены и падают на линиях. Офицеры связи и их доблестные команды в поисках сведений о противнике пробираются сквозь дым.
Через них становится известным, что за 5 мая на фронте наших двух полков никто не тронулся с места, но все истощены и расстроены, а бомбардировка продолжается. Несколько раз в течение дня 6-го сигнализируют красные ракеты. Артиллеристы стреляют без остановки:.
Наши обессиленные пехотные полки или, вернее, их остатки 10 мая сменены остатками же 45-й пех. дивизии, но мы, артиллеристы, остаемся на позиции до 24 мая.
Преданность долгу орудийного расчета была замечательной. С 21 апреля по 24 мая они выпустили 180000 снарядов, т. е. около 600 снарядов в день на орудие. 17 орудий были разбиты неприятельским огнем, 19 разорвались и раздулись, 17 сработались. В общем на 36 орудий, находившихся на линии, пришлось подать на замену выбывших из строя 53 орудия. Эти цифры говорят сами за! себя.
Говорят об этом также и позиции, которые мы оставляем. Лес исчез. Деревья валяются на земле или разбиты. Земля изрешечена — воронка к воронке — и так взрыта, что лошади отказываются поднять материальную часть. Мы передаем пушки на позиции нашей смене.
Усилия повозочных были не меньше. Они подвезли 180000 снарядов по ужасным дорогам; они спокойно разгрузили их на позициях; они терпеливо провели свои упряжки среди воронок и поставили на батарею 53 орудия, И все это проделано без славы и в большой опасности».
В описанном сражении 33-й полк своей своевременной и точной стрельбой сыграл не только материальную роль, но оказал и хорошее моральное воздействие на пехоту, поскольку в тяжелые часы боя он осуществлял с ней связь. Поддерживая повсюду эту связь, он имел в пехоте своих апостолов. Во главе их был майор Берод, который поставил себе обязанностью — каждый день пойти и повидать своих пехотинцев. Совершенно один, с улыбкой и неустрашимым спокойствием он отправился через зону смерти. Он преклонялся перед тяготами пребывания в траншеях и демонстрировал своим присутствием, что артиллерия бодрствует; этим он приносил пехотинцам величайшее утешение, и в этом, прежде всего, была цель его рискованных визитов.
То же чувство воодушевляло и преданную долгу команду телефонистов и делегатов связи. Такая забота создавала между полками дивизии тесную связь, и ей мы обязаны братскими приветствиями со стороны наших пехотных полков, когда они видели на дорогах или в траншеях прибытие наших колонн или наших разведчиков. Слова «Вот 33-й арт. полк!» произносились с выражением радости и доверия. [53]
Наступление от 17 по 31 мая. Потеря высоты 304 и Морт-Ом
Германцы во время своих последних наступлений на обширных фронтах применили новые методы. Большим количеством артиллерии и небольшим количеством пехоты они прочищают коридор, по которому пехота может пройти, не встретив ни препятствий, ни людей. Это требует много снарядов, но дает возможность продлить наступление и приводит к значительной потере бооеспособности обороняющегося.
Неприятель продолжал свою деятельность на участке между р. Маас и высоким гребнем Монфокон, Сиври-ля-Перш. Этот коридор, шириною от 7 до 8 км, закрыт с юга барьером, который образует гребень лесов Буррю. На севере над ними возвышаются две вершины — высота 304 и Морт-Ом, разделенные выемкой оврага Эйетт. Атаки 4 и 7 мая дали противнику северный склон высоты 304, и с этого момента неприятель доминирует над Морт-Ом.
18 мая атака неприятеля, которой с 11 ч. 30 м. предшествовала сильная артиллерийская подготовка, начинается в 16 час. и ведется на отрог 287 и западную часть леса Камар. Отброшенный у восточной опушки леса Авокур, перед высотой 304 и лесом Камар, неприятель проникает во французские линии между лесом Авокур и дорогой из Эн в Малянкур на глубину приблизительно одного километра. Атака возобновляется на рассвете 19 мая. Неприятель усиливает свое продвижение на юг и создает прорыв на западном фланге высоты 304.
Две контратаки, предпринятые 19 мая в 13 час. и 20 мая в 14 ч. 30 м., дали лишь небольшое продвижение, и только в ночь с 21 на 22 мая первой французской линии удалось закрепиться на южной опушке леса Камар и там удержаться. Однако, неприятель углубился клином во французские линии к западу от высоты 304, оборона которой, таким образом, оказалась подвергнутой опасности.
Высота 304 обеспечивается, начиная с 23 мая, 123-й пех. дивизией, сменившей 45-ю пех. дивизию.
Тогда неприятель возобновляет наступление на Морт-Ом. 20 мая в 14 час., после подготовки, начавшейся еще накануне, он наступает по всему фронту группы Бертело (69-я пех. дивизия и части 42-й пех. дивизии). Неприятель терпит неудачу между р. Маас и Морт-Ом, но укрепляется на двух «буграх» и на западе заметно продвигается, образуя мешок, угрожающий одновременно обороне Морт-Ом и высоте 304.
Была немедленно организована контратака, но неприятель ее опережает, начав 21 мая в 14 ч. 30 м. новый сильный натиск на овраг Эйетт, чтобы расширить к западу сделанный уже мешок. Наступление германцев было остановлено только перед второй оборонительной линией и серьезно угрожает связи между группами Бертело и Модюи. [54]
Новый натиск против группы Бертело имел место 23 мая в 19 час. и дал возможность овладеть только участком «ля-Беррю», вклинившимся во французские линии юго-западнее высоты 295 на Морт-Ом.
Германцы сделались хозяевами наблюдательных пунктов высоты 304 и Морт-Ом. Французы удерживаются на южных склонах этих двух высот.
Неприятель переносит тогда свои действия на Кюмьер, который он атакует 24 мая в 2 час. после сильной бомбардировки снарядами крупного калибра. Ему удается захватить Кюмьер, несмотря на французские контратаки. Ночью с 26 на 27 мая, после контратаки, французам удалось окружить деревню, не имея возможности, однако, туда проникнуть.
29 мая неприятельская бомбардировка удваивает свою силу и, начиная с 19 час., германские атаки с северо-запада, севера и юго-востока затопляют оборону двух батальонов, занимающих траншеи оврага Коретт.
30 мая французский фронт отодвинут до станции Шатанкура и до укрепления зуавов к северу от этой деревни. 42-я пех. дивизия должна была быть сменена 40-й пех. дивизией, которая уже третий раз была на первой линии. А свежая 19-я пех. дивизия должна была вскоре занять первую линию.
31 мая в 15 ч. 30 м. местная контратака, предпринятая для того, чтобы срезать выступающий клин, называемый «ля-Веррю», увенчалась полным успехом. Но аналогичная попытка на севере Шатанкура не удается.
Впечатления бойцов 45-й пехотной дивизии
Контратаки 1-го батальона 1-го стрелковогополка{16}
Когда 45-я пех. дивизия прибыла на сектор, она получила задачу вернуть лес Камар и высоту 287, только что захваченные неприятелем, что серьезно угрожало высоте 304, которую мы держим все время.
Приказы о наступлении были даны 9 мая 1-му и 3-му африканским батальонам (майорам Гюини и Эрбелен), которым в качестве конечного рубежа была указана южная опушка леса Камар, и 1-му сводному стрелк. полку, который должен был снова занять высоту 287.
Эти контратаки были успешно начаты на следующий день.
Солдаты африканской легкой пехоты перешли указанный им рубеж, а 11 мая лес Камар снова взят батальоном Гюини.
1-й стрелк. полк, перед тем как вступить в сектор, понес большие потери. Двенадцать офицеров, в том числе командир полка и три батальонных командира, высланные вперед для разведки [55] подступов, были поражены снарядом, разорвавшимся посреди их группы, перед церковью в Эн, причем этим снарядом были убиты или серьезно ранены девять офицеров, в том числе два командира батальона. Несмотря на эти потери, моральное состояние бойцов не пострадало, и ночью с 13 на 14, а также днем 14 мая 1-й батальон, под командой капитана Мюллера, который заменил убитого майора Дюмон, занял вновь высоту 287 и под адским огнем продвинул свою линию вперед на 200 м от своих прежних позиций, на северо-западную опушку леса Камар.
Эти позиции укрепляются и удерживаются, несмотря на жестокую бомбардировку неприятеля.
1-й батальон (Мюллер) и его пулеметная рота упоминаются в приказе по армии, а 15 мая генерал Нивелль упоминает в приказе по армии всю 45-ю пех. дивизию, «чтобы прибавить новую славную страницу к истории африканской армии».
16 мая 2-й батальон сменяет части 1-го батальона.
А в 16 час. 18 мая 1-й и 3-й батальоны были подняты по тревоге с бивуака Бетеленвилль. «2-й батальон уничтожен германцами, захватившими после мощной артиллерийской подготовки позиции, которые он занимал. Соприкосновение с противником на высоте 304 потеряно».
Положение серьезное. Капитан Мюллер, хорошо знающий местность, вызывается в бригаду и получает приказ снова занять потерянный участок. Он обещает сделать все, что может, и уходит. Послушаем его:
«Я присоединяюсь к своему батальону, прибывшему в убежище Фаври. Когда я уже выступил со своим батальоном, чтобы поступить в распоряжение полковника Каре (командира 1-го стрелк. полка), бригадный вестовой приносит мне следующий приказ:
«19.55; штаб 90 (бригады) батальону Мюллера.
Немедленно контратаковать в направлении высоты 297 и юго-восточной опушки леса Камар. Вновь занять все позиции, которые ранее были заняты первым африканским батальоном».
Я направляю мой батальон к высоте 297, т. е. к «оврагу смерти», и мы совершаем марш параллельно линии фронта.
Кто знал этот участок в то время, может себе представить опасность нашего движения.
Около 22 час. капитан Барраше, посланньй в авангарде с 1-й ротой, присылает мне следующую записку:
«3-й африканский батальон, 1-я рота, капитан Вигуру, майору Мюллеру. Высота 297.
Я нахожусь со своей ротой в первой линии, справа от африканского батальона, в связи на моем правом фланге с 3-м смешанным (полком). Фронт к западу от высоты 304, до высоты 297 не нарушен, но я полагаю, что у западного угла леса Камар имеется прорыв. Больше Я ничего не знаю. Я жду сведений от майора Дю-Гюини, который командует двумя африканскими батальонами». [56]
Я еще раз совершаю в обратном направлении опасный марш по «оврагу смерти» и нахожу командный пункт полковника Каре.
Я был принят больше чем прохладно. Положение между высотой 28,7 и высотой 304 было критическое, и полковник уже в течение нескольких часов ожидал подкрепления. Я предполагаю, что бригада его уведомила о данном мне приказе явиться в его распоряжение, но не предупредила, что в пути мне было дано другое поручение.
Я доложил приказ бригады.
Полковник Каре мне передал следующие сведения, которые ему сообщил капитал Ербелен, командующий восточным подсектором африканских батальонов: «В 2 ч. 10 м. я принял подсектор, заменив майора Дю-Гюини. Я был только что на линии огня. Положение следующее: 1-й африканский батальон не продвигается. Я его сменил целиком на позициях, которые я ему оставил позавчера. Но 1-й стрелк. полк отступил, в результате чего на стыке с ним в юго-западной части леса Камар образовался прорыв, через который просачиваются германцы. Я попробовал закрыть этот прорыв, бросив туда единственную роту, которая была в моем распоряжении, после смены частей 1-й линии Дю-Гюини. К этой роте я присоединил пулеметный взвод. С момента отправления роты (19 ч. 30 м.) я потерял с нею связь. Я посылал нескольких разведчиков, чтобы возобновить эту связь, но это оказалось бесплодным. Разведчики столкнулись с немцами. Я знал, что батальон Мюллера собран около высот 297 и 304. Я просил его отправки к высоте 287. Было бы желательно, чтобы он попал прямо в прорыв, иначе мы будем обойдены с левого фланга, а стрелки — с правого фланга.
Подписано: Ербелен.
Р. 5. Прорыв находится на юго-западной опушке леса Камар.
Полковник дает мне приказ заткнуть этот прорыв моим батальоном. 2 ч. 30 м. утра. Темная ночь. Перед собой мы не имеем ни одного патруля. Где же, собственно, находится этот прорыв?
Я выстраиваю свой батальон в две линии и даю ему направление приблизительно на прорыв. Потом, приняв на себя командование первой линией, веду батальон вперед. Немцы недалеко. Мы отбрасываем их патрули. По прибытии на место, которое нам нужно вновь занять, мы встречаем интенсивный пулеметный огонь, который вынуждает нас окопаться на месте.
Батальон понес значительные потери, но выполнил свое задание. Только на заре мы смогли выяснить наши потери.
Мы оставались на наших позициях день и ночь 19 мая».
1-й стрелк. полк был сменен ночью 20 мая 3-м сводным батальоном стрелков и зуавов.
Невозможно рассказать проще о подвигах батальона, который во второй раз восстанавливал нарушенное положение.
«Три связи от командного пункта Поммерье»
18 мая, после германской атаки в Монзевилль, на командном пункте 90-й бригады было получено следующее сообщение от командира 1-го стрелк. полка полковника Каре. [57]
«Батальон Хавар, который занимал позицию на высоте 287 и только что смененный, исчез, растаял! Не видно больше ни одного офицера этого батальона. Немцы продолжают свое наступление и в настоящее время находятся в 1500 м к западу от деревни Эн. Я принимаю все меры, чтобы сделать эту деревню обороноспособной и буду держаться там до самой смерти»...
Тотчас все войсковые части, расположенные лагерем в Монзевилль, были подняты по тревоге и отправлены на позиции высоты 310, которая доминирует над деревней Эн.
Потом полковник Адам, командир 90-й бригады, повидав капитана Мюллера, которому была поручена контратака, решает отправиться на командный пункт 1-го стрелк. полка в Эн, чтобы наблюдать вблизи события и согласовать с полковником Каре принятие срочных мер.
Первая связь. Вот что записывает в своих воспоминаниях лейтенант Руамармье штаба 90-й бригады{17}:
«Полковник берет меня с собой, вместе со старшим секретарем бригадной канцелярии. Мы идем по сильно обстреливаемой дороге из Монзевилль в Эн. Вдоль дороги тянутся ходы сообщения и траншеи, которых мы по большей части избегаем, чтобы не задерживать движения. Наконец, после быстрого часового перехода, усталые и мокрые от пота, мы приходим около 19 час. на командный пункт 1-го стрелк. полка, расположенного в Эн около церкви.
Но полковник Каре находится на позиции первой линии, и «его связь» не может нам сказать точно, где он.
Обращаясь ко мне, полковник Адам говорит: «Я остаюсь здесь, а вы продолжайте разведку, постарайтесь узнать, что происходит там наверху, и найдите полковника Каре».
Я отправляюсь в путь около 20 час. с двумя делегатами связи, стрелками первого африканского батальона. После часа ходьбы и беготни под обстрелом тяжелых снарядов, вынужденные постоянно ложиться, чтобы укрыться от взрывов и осколков, мои два африканских стрелка заявляют мне, что, измученные беготней предыдущей ночи и днем, они совершенно обессилены и что к тому же они не знают, где они теперь.
Моя миссия только что начинается, и сам я тоже не знаю, где сейчас нахожусь. Ориентируемся только по осветительным ракетам, среди которых пытаемся различить наши и неприятельские.
После многих приключений, ложась много раз на землю из воронки в воронку, я по счастливой случайности, после бешеной ходьбы, прыгаю в последнюю обширную воронку, где к своему удовольствию и облегчению нахожу полковника Каре с его связными, которые туда добрались раньше меня.
Полковник Каре говорит мне, что положение еще тяжелее, чем [58] предполагает бригада, что впереди нет ни одной прикрывающей части и никаких резервов, что его линии больше не существует и что каждую минуту мы можем попасть в плен.
Все офицеры держат в руках револьверы.
Я обнадеживаю полковника, что скоро мы получим кое-какую помощь, о которой я слыхал, отправляясь для связи на командный пункт в Эн.
Мы остаемся в неведении и беспокойстве до тех пор, пока среди нас не появился сам командующий бригадой. Он сообщает, что мы получаем подкрепление и что, быть может, будем сменены 3-м сводным полком зуавов и стрелков.
Пробыв некоторое время с нами, он возвращается в Монзевилль, где я к нему присоединяюсь на следующую ночь.
Вторая связь. 20 мая полковник Адам зовет меня и говорит: «Необходимо, чтобы вы вернулись посмотреть, что происходит там Наверху. Вероятно, есть прорыв между высотой 304 и высотой 287. Нужно повидать полковника Деляво 3-го сводного полка зуавов и стрелков, который удерживает сектор».
Около 6 час. утра я снова покидаю командный пункт бригады, сопровождаемый двумя африканскими стрелками — делегатами связи, одного из которых зовут Монвиль; это хороший парень, храбрый, умный и добрый. Бегом мы пересекаем непрерывно обстреливаемую дорогу из Монзевилль в Эн, по которой нельзя пройти незамеченным для германцев. Накануне мотоциклист штаба пехотной дивизии, быстро проезжавший по дороге, был сбит пушечным снарядом; нашли лишь его бесформенные остатки.
Мы взбираемся по склонам высоты 31,0, с вершины которой прекрасно наблюдается все поле сражения. Но здесь нехорошо. Как только показывается какой-либо силуэт, открывается стрельба. Мы укрываемся от шквального огня, ложась в воронки, полные воды, а иногда и трупов. Потом мы перебегаем знаменитый «овраг смерти», который хорошо знают все старые бойцы высоты 304, где встречаются снаряды всех калибров, щедро посылаемые немцами, и где несколько наших 75-мм батарей непрерывно находятся в полном действии. Проходя мы восхищаемся ловкостью и быстротой, с которой номера и наводчики обслуживают свои орудия и прыгают затем в свои казематы, как только замечается ответный выстрел. Оглушительный адский шум особенно силен, когда надо проходить впереди ваших 75-мм пушек, звук выстрелов которых вызывает почти такую же страшную тоску и нервные потрясения, как и разрывы неприятельских снарядов.
Мы останавливаемся в убежище Фаври, чтобы немного передохнуть, и приходим, наконец, около 9 час. утра на командный пункт полковника Деляво в Поммерье.
К моменту нашего прихода бомбардировка достигает необыкновенной силы. Артиллерия обеих сторон неистовствует. Небо и земля в огне. Картина, подобная извержению вулканов. Неслышно друг друга. Кажется, что барабанные перепонки готовы разорваться от напряжения. В голове непонятный, страшный шум. Одним скачком я и мои делегаты связи бросаемся на командный пункт полковника Деляво. В это же мгновение воздушная волна только что взорвавшегося снаряда крупного [59] калибра отбрасывает нас к стенке убежища. И, независимо от. своего желания, я «торжественно» влетаю в убежище. Командный пункт наполняется дымом, и; я слышу, как спрашивают — не ранен ли кто? Отдуваясь, я отвечаю отрицательно и, представляясь полковнику Деляво, докладываю о своей миссии».
День проходит. В 16 час. от прибывшего артиллерийского лейтенанта, только что раненого, с забинтованной головой, узнаем, что в укреплении 15-м имеются стрелки. Этот артиллерист — лейтенант Карнуай, 32-го полка, офицер-наблюдатель с прежнего наблюдательного пункта в Поммерье.
Заметив на моем рукаве синюю нарукавную повязку штаба, он говорит, обращаясь ко мне: «На вас возложена связь и осведомлениа тыла. Пойдемте со мной. Вы увидите всю картину и убедитесь, не ошибаюсь ли я. Две пары глаз лучше, чем одна».
Мы отправляемся вместе, лейтенант Карнуай и я, на его прежнюю позицию. И оттуда мы отчетливо видим: зрелище, которое не оставляет никаких сомнений. В траншее EF один стрелок отчаянно машет своим красным шарфом. Два других стрелка — один тащит другого в прежнюю — до 8 мая — французскую первую линию. Два раненых германца встречают их ружейными выстрелами. Траншеи EF и АВ, повидимому, наполовину брошены противником, наполовину легко могут быть взяты нами.
Я оставляю лейтенанта Карнуай на наблюдательном пункте и быстро возвращаюсь к полковнику Деляво, чтобы предупредить артиллерию и составить донесение».
К вечеру, окончив свою миссию, лейтенант Руамармье покидает командный пункт Поммерье. Он возвращается через «овраг смерти», где наши 75-мм батареи ведут напряженный огонь. Слева в ложбине он видит усиленно бомбардируемую деревню Эн. Снаряды всех калибров лавиной падают на бедную деревню, которая представляет собою облако пыли и дыма. Мы смотрим на это ужасное зрелище, а затем на северные склоны высоты 310, где нас еще приветствует несколько крупных снарядов.
Совершенно обессиленные, мы возвращаемся, наконец, и, спустившись в наш погреб в Монзевилле, я немедленно иду к полковнику, чтобы доложить ему о выполнении своей задачи.
Третья связь. На следующий день 22 мая лейтенант Руамармье спал, прикурнув кое-как. Вдруг около 4 час. утра его будит его товарищ по бригаде капитан Сирлож и говорит, что его требует полковник. Лейтенант должен опять пойти в Поммерье к полковнику Деляво и передать ему запечатанный пакет, содержащий приказ на атаку.
«Я быстро взбираюсь по лестнице нашего погреба. Было около 4 ч. 30 м. Попрежнему, в сопровождении двух своих африканских стрелков, в том числе и Монвилля, я вторично проделываю путь к Голгофе, совершенный уже накануне. Монвилль, которому 20 лет, бойкий, чистокровный [60] житель предместья, смелый, со здравым смыслом, восклицает смеясь. «Итак, мой лейтенант, опять нам поручают туда итти. Это доказывает, что нами довольны. Не нужно беспокоиться. Мы все же вернемся оттуда. Нужно только иметь хорошее зрение и слух и во-время ложиться».
В то время как мы карабкаемся по крутым склонам высоты 310, на позиции относительно спокойно. К 6 час. утра мы приходим в Поммерье без особых помех прямо на командный пункт Деляво.
Полковник Деляво заявляет, что он не может атаковать раньше 15 час. Тут же приводят двух германцев, которых африканские стрелки взяли в плен на повороте хода сообщения. Германцы сообщают, что они из свежих частей. Две новых дивизии только что прибыли на сектор; они в резерве в лесу Окур и предназначены атаковать высоту 310!!!
Это кажется преждевременным, так как мы занимаем попрежнему высоту 304, но тем не менее мы открываем сильный огонь по лесу Окур.
Вслед за тем приходят два курьера из штаба пех. дивизии с белыми сигнальными полотнищами, которые должны быть выложены на левом и на правом флангах нашего фронта, чтобы отчетливо установить его границы и дать возможность авиаторам корректировать артиллерийскую стрельбу.
Полковник вызывает командира роты, который находится в каземате рядом с нашим, и ставит его в известность о том, что требуется от него и от его людей для установки белых сигнальных полотнищ. Мы наблюдаем при этом акт преданности долгу и самоотверженности. На долю этих храбрецов, имена которых я, к сожалению, не могу назвать, выпадает честь отличиться и пожертвовать собой во имя всех.
Выложив сигнальные полотнища, мы доносим об этом сейчас же в бригаду и ждем дальнейших событий под ужасающей бомбардировкой, подобной которой мы, быть может, еще никогда не переносили с момента нашего вступления в это пекло.
Мы, действительно, находимся в секторе разрушения и смерти».
Делегаты связи, возвратившись на командный пункт полковника Деляво, докладывают, что люди не пили больше 24 час. и что командиры рот просят времени для организации доставки воды, прежде чем начать наступление.
«В самом деле, мы видим, как мимо командного пункта Поммерье проходят группы добровольцев с котелками своих товарищей. Идут под сильным артиллерийским огнем за водой к ручью; который находится на правом фланге в 500 или 600 м на востоке в «овраге смерти», между высотой 304 и Морт-Ом.
Наступление начинается в 15 час. Роты выступают отделениями в линию, для того чтобы контратаковать и снова занять участок, потерянный после 10 мая.
Артиллерийская подготовка батарей Леклерка превосходна. Шквальный огонь сопровождает наступление. Но оно все же остановлено пулеметным огнем из леса Авокур на нашем левом фланге.
Если мы были пригвождены к месту, то и неприятель тоже не [61] мог нас атаковать. Но раз мы не могли вернуть высоту 287, мы вынуждены избрать позицию, слегка отодвинувшись назад».
К концу дня лейтенант Раумармье, пользуясь относительным спокойствием, покидает Поммерье.
«Но едва мы сделали несколько сотен метров, прыгая из воронки в воронку в течение четверти часа, как нас настигла новая неслыханной силы лавина огня на разрушение. К счастью, мы замечаем совсем возле нас кусок траншей или хода сообщения, глубиной от 2 1/2 до 3 м, узкий и хорошо оборудованный — одно из редких во всем районе укреплений, еще не тронутых снарядами.
Мы бежим туда и съеживаемся на дне траншеи, распростершись на животе и подставляя спину разрывам. Мы составляем одно целое с землей, которая дрожит и стонет вокруг нас. Мы слышим в нескольких метрах от нас падения снарядов, сопровождаемые ужасающими взрывами. И нас время от времени осыпает землей, камнями и осколками.
Мы обмениваемся в траншее нашими впечатлениями, и наш храбрый малый Монвилль не оставляет нас своими шутками и остроумием. «Еще одна, которая нас не тронула, мой лейтенант. Это было бы неудачно, если бы она нас «укокошила» сегодня, в последний день нашей связи, тогда, когда наши уже сменены и пошли на отдых. Однако, здесь неплохо. И достаточно хорошо укрыто. Мы еще вернемся сюда, только не надо терять голову, надо быть хладнокровным и хорошо маневрировать под снарядами. Останемся здесь, пока это продолжается; Но первое же затишье нужно использовать и пробегать между очередями взрывов. Позавчера мы вышли слишком поздно, сегодня — слишком рано, никогда не знаешь, что нужно делать с этими проклятыми германцами и т. д. и т. д....»
Приблизительно после часа этого стихийного бедствия нам показалось, что стрельба затихает и взрывы становятся реже. Мы решаем выскочить из нашего спасательного убежища и броситься бежать со всей силой наших ног. Но моим двум африканцам по 20 лет, а мне больше сорока! Я не могу угнаться за ними и вынужден остановиться. Они не теряют меня, однако, из вида, кричат, чтобы я их догонял и что они меня ждут. Они возвращаются даже мне навстречу, чтобы помочь бежать или, по крайней мере, скорее итти. Монвилль находит две палки, на которые я могу опираться, чтобы итти быстрее и чтобы пользоваться ими иногда как костылями. Я тащусь таким образом, как могу, ползя большей частью на четвереньках под заградительным и разрушительным огнем, который не прекращается с момента нашего выхода с командного пункта полковника Деляво. Наконец, мы прибываем на гребень 310 — кульминационный пункт поля сражения. Но здесь нас вновь приветствует шквальный огонь летящих через равномерные интервалы снарядов крупного калибра, которые заставляют нас окапываться и укрываться от их разрывов.
Мои два африканца делают скачок в сотню метров, стремясь добраться до гребня 310, чтобы за ним укрыться.
Я пробираюсь с трудом. Заметив невдалеке неглубокую канавку, я прижимаюсь в ней к земле, как заяц в норе. И, вытянувшись во всю [62] длину, кричу своим африканцам, что я больше не могу, остаюсь здесь и чтобы они продолжали свой путь. Видя, что я не двигаюсь, в то время как повсюду падают снаряды, африканцы возвращаются ко мне на те 200 или 300 м, которые они только что уже преодолели и которые приближали их к спасению. Так как у меня нехватает сил, чтобы подняться, они несут меня на скрещенных руках до воронки снаряда, где кажется, что мы будем в безопасности. Мы отдыхаем несколько минут, получая несколько осколков, падающих на нас мертвым весом. Когда я передохнул немного, африканцы берут меня под руки, и, опираясь на их плечи, я тащусь по склонам вниз к дер. Монзевилль, куда мы и добираемся к концу дня». [63]